Двенадцать световых лет [Николай Валентинович Гончаров] (fb2) читать онлайн

Николай Гончаров Двенадцать световых лет

Планета Айголь, четвертая планета в системе звезды Нэи. Около восемнадцати тысяч лет до нашей эры

Природа планеты Айголь постепенно умирала. Это умирание началось около четырехсот пятидесяти планетарных лет назад. И с тех пор магнитное поле Айголь ослабевало с каждым оборотом планеты вокруг родной звезды Нэи, дарившей свое тепло уже более четырех миллиардов лет по айголианскому исчислению.

Равновесие планетарных часов нарушилось. На протяжении огромного количества лет энергия звезды и химические реакции внутри планеты поддерживали ее металлическое ядро в жидком состоянии. Но очередной парад планет изменил орбиту Айголь, отдалив ее от звезды на несколько десятков тысяч километров. Четыре огромных суперпланеты системы звезды Нэи в один момент расположились почти на одной линии с Айголь. И гравитация, этот архитектор Вселенной, сделала свое дело, изменив орбиту планеты. Количество тепла, попадающего на ее поверхность от звезды, пусть и ненамного, но уменьшилось. Вот этой малой толики звездного излучения и стало недоставать планете Айголь. Металлическое ядро постепенно начало твердеть, магнитное поле ослабевать. Полярные сияния, некогда грандиозные переливы желтого, зеленого и фиолетового цветов, с каждым годом становились всё слабее и слабее.

Смену орбиты планета переживала уже не в первый, и даже не во второй раз. Это происходило регулярно, когда планеты-гиганты притягивали Айголь своей общей массой, но лишь последний парад планет имел для Айголь катастрофические последствия. Миллиарды лет назад орбита планеты уже сдвигалась, но тогда — лишь на сантиметры, потом, при следующем параде планет — на метры, а затем уже на километры, с каждым разом располагаясь все дальше от звезды. Притяжение Нэи ослабевало, притяжение планет увеличивалось, но планетарная система все еще оставалась в равновесии. Соответственно, с каждым изменением орбиты планеты Айголь увеличивалась и продолжительность айголианского года.

Ко времени последнего изменения орбиты планеты на ней уже существовала высокоразвитая цивилизация.

Жизнь на планете Айголь возникла свыше трех миллиардов лет назад, когда она была еще совсем молода, и бурные геологические процессы стали постепенно затихать. Среди бушующих океанов возникли первые стабильные материки. Более четырех миллиардов раз планета должна была сделать полный оборот вокруг своей звезды, прежде чем природа методом бесконечных проб и ошибок создала существо, которое обладало самосознанием, которое способно было мыслить и творить.

Планету постоянно сотрясало бесконечное количество малых и больших войн. Однажды, около тысячи лет назад, между двумя громадными континентами, которые составляли основную часть суши Айголь, если не принимать во внимание множество небольших островов, разразился и ядерный конфликт, к счастью не переросший в глобальную катастрофу.

Участники конфликта через несколько минут после первого обмена ударами сами испугались своих действий, нашли возможность вовремя остановиться и пойти на переговоры. Оба материка планеты более столетия залечивали раны, нанесенные этой десятиминутной, как ее потом называли, войной. После конфликта, чуть не приведшего к гибели цивилизации айголианцев, был создан всепланетный координационный совет, который следующие два столетия контролировал постепенное уничтожение всего ядерного оружия на планете. А применение освобождающегося ядерного топлива жестко контролировалось и разрешалось только в виде источника энергии для мирных проектов планетарного масштаба.

Таким образом, около восьмисот лет назад на планете наступила эпоха относительного мира и согласия.

Постепенно, хотя и не избежав многочисленных социальных потрясений, большинство стран планеты Айголь установило у себя общественный строй, сочетавший частную основу экономики и государственное регулирование социальной защищенности населения. Стали утверждаться мощные государственные структуры в сфере безопасности, науки, культуры, образования, здравоохранения.

Более трех планетных столетий цивилизация развивалась семимильными шагами. Был освоен ближний от Айголь космос, обследованы почти все планеты системы звезды Нэи. По планетам, имеющим твердые поверхности, давно колесили или шагали автоматические исследовательские механизмы, снабженные мощными электронными системами, способными анализировать полученную информацию и отправлять ее на материнскую планету. Вокруг планет, которые имели газовую основу, вращались многочисленные исследовательские спутники, также передавая информацию на Айголь.

И вот, в достаточно короткий срок, это благополучие нарушилось.

Во-первых, айголианский год удлинился, но это было не так страшно. Летоисчисление на планете было откорректировано, к каждому месяцу было добавлено по одному дню, а к одному месяцу — даже два полноценных дня. Но возникли гораздо более серьезные проблемы. На второй год после смены орбиты забили тревогу научные геологические центры планеты. Показатели магнитной напряженности поля Айголь медленно, но неуклонно поползли вниз. А это было уже и во- вторых, и, в-третьих. Немедленно был создан всепланетный Совет, на повестке дня которого стоял лишь один вопрос — как предотвратить будущую катастрофу. Были предложены более десятка проектов: от установки внутри планеты нескольких мощных термоядерных реакторов, которые бы излучали недостающее тепло, до монтажа над всей поверхностью Айголь защитного экрана из прозрачных композитных материалов. Но все они были отвергнуты, так как айголианцы прекрасно понимали, что их цивилизация еще не достигла столь высокого уровня развития, чтобы осуществлять глобальные проекты подобного масштаба.

Единственным выходом, хотя и фантастическим, на первый взгляд, стал проект переселения жителей Айголь на другие планеты. Но где такие планеты найти?

Тем временем, магнитное поле Айголь становилось всё слабее и слабее. На первый взгляд вечная защита от разрушительного звездного излучения вдруг оказалась хрупкой и ненадежной. Поверхность планеты стали бомбардировать радиактивные частицы, несущие смерть всему живому, летящие с родной звезды в неисчислимом количестве. Айголианцы за короткое время создали множество подземных сооружений, защищающих жителей от жесткого излучения, но всю цивилизацию переселить под поверхность планеты оказалось нереально. Воздушная оболочка, не оберегаемая магнитным полем, начала быстро и неуклонно истончаться. Количество кислорода в атмосфере уменьшалось с каждым днем. Температура на планете постепенно начала падать и за несколько десятилетий достигла, в среднем, отрицательных величин, при которых вода перешла из жидкого состояния в твердое. Океаны неумолимо покрывались льдом, толщина которого всё увеличивалась и увеличивалась.

Растительный и животный мир Айголь умирал. Первыми вымерли приполярные животные и растения, затем пришел черед и экосистемам умеренных широт. Дольше продержались экваториальные тропические леса, но и их постоянный холод и жесткое излучение постепенно смели с поверхности планеты. Айголь превращалась в холодную пустыню с разбросанными по поверхности некогда густонаселенными, а теперь безжизненными городами. Начался голод. Выращивать необходимые для пищи растения и синтезировать белковую пищу стало очень трудоемким занятием. Потребовалось громадное количество энергии, чтобы подземные плантации давали урожаи, необходимые для полноценной жизни хотя бы десятой части от установившегося в недавнем прошлом населения планеты. Синтезированная пища тоже обеспечивала далеко не всех, к тому же постоянное ее употребление повлекло рост неведомых ранее заболеваний. Население планеты Айголь за четыреста пятьдесят лет сократилось с одиннадцати миллиардов до трехсот миллионов. Но жизнь и этих миллионов айголианцев с каждым годом становилась всё трудней и сложней.

Координатору Совета континентов Лэймосу Крэсту не спалось. С раннего детства ему часто снились удивительные красочные сны, в которых он бродил по бескрайним цветущим лугам своей планеты. Вот и в этот раз он проснулся от того, что этот замечательный сон внезапно прервался и вместо него начала сниться какая-то несуразица.

Координатор открыл глаза. Над его головой в неярком зеленовато-опаловом свете ночника виднелся белый пластиковый потолок подземного жилища. Лэймос ненавидел этот потолок. Как ему хотелось обнаружить над головой дневное густо-голубое, почти синее прозрачное небо или темное ночное с бесчисленными яркими светлячками звезд!

Миновало уже около десяти дней с тех пор, как он был на поверхности Айголь и видел это небо. На поверхности планеты было чрезвычайно холодно, и дышалось тяжело, но небо над головой всё еще было синим, высоким и не давящим, как этот проклятый белый пластмассовый потолок.

Тревожные мысли тяготили его. Вот уже около пяти лет Лэймос Крэст занимал высокую должность координатора Совета континентов и работал над подготовкой переселения айголианцев на планету Тэллу, на один из восьми спутников газового супергиганта Ассинар. Планета Ассинар была одной из участниц трагического смещения орбиты Айголь. Это и по ее вине некогда цветущая планета превратилась в холодную, почти непригодную для жизни заледеневшую пустыню.

Решение переселяться на Тэллу было принято более четырехсот лет назад, когда стало понятно, что Айголь обречена. В отсутствии магнитного поля излучение звезды Нэи постепенно стало уносить атмосферу планеты в открытый космос, лишив айголианцев возможности свободно дышать на поверхности своей родной Айголь.

Планета Тэлла оказалась единственным космическим объектом в звездной системе Нэи, пригодным для жизни, да и то пригодным условно. Да, на ней существовала небольшая атмосфера, но она состояла в основном из углекислого газа и метана. Кислорода в атмосфере было не более трех процентов. Да, на планете существовала вода в жидком состоянии, но только в областях, близких к экваториальным. На большей части поверхности постоянно стояла отрицательная температура, как и на теперешней Айголь. Да, продолжительность года и суток на ней отличались от привычных временных констант на родной планете. Да, на спутнике Ассинар не было жизни. Тэлла была еще слишком молода, чтобы жизнь, занесенная ветром Вселенной, успела расцвести на ней пышным цветом. Но всё это со временем было исправимо. Главное, на ней существовало мощное магнитное поле. Процессы внутри планеты не давали ее металлическому ядру застыть. Тэлла вращалась вокруг своей громадной материнской планеты Ассинар по вытянутой эллиптической орбите, что постоянно создавало за счет гравитации колоссальные силы трения внутри относительно небольшого спутника. Телла то приближалась к Ассинар, то отдалялась от нее, тем самым то сжимаясь в шар, то растягиваясь в сторону супергиганта в подобие эллипса. Деформации были ничтожны по сравнению с размерами самой планеты, но этого вполне хватало для того, чтобы ядро Тэллы клокотало, извергая на поверхность потоки расплавленной лавы из сотен вулканов. Планета дышала, она была жива.

Айголианцам повезло. Могло и не быть в их звездной системе такого подарка. Тогда цивилизацию однозначно ожидал бы крах. А так в сердцах миллионов жителей Айголь теплилась надежда, что их потомки не погибнут от страшного звездного излучения, а найдут свой новый дом на небольшой, но уютной и безопасной планете.

Всеми вопросами подготовки к переселению и занимался Лэймос Крэст. Ему уже исполнилось тридцать четыре айголианских года. Обитатели планеты жили не более семидесяти лет, так что половина жизни была уже позади. Он еще не обзавелся семьей, посвящая всё время своему непростому, чрезвычайно ответственному делу. Но у него была любимая. Ее звали Нэйта Эолин. Она жила в столице одного из двух континентов планеты, в том же подземном городе, что и Лэймос, и была высококвалифицированным врачом широкого профиля.

Лэймос по меркам айголианцев был довольно высок ростом, около ста семидесяти земных сантиметров. Планета Айголь почти в полтора раза больше Земли, сила гравитации на ней превышает земную, и жители ее уступали землянам в росте, но по внешнему виду землян и айголианцев вполне можно было спутать. Это доказывало, что эволюция, в конечном итоге, по какому бы пути она ни шла, выбирает оптимальные решения. Так же, как и на Земле, на планете Айголь проживало множество национальностей, отличавшихся по внешнему виду. Были и светлокожие, и темнокожие, были и зеленоглазые, и темноглазые, были и с густой растительностью на головах, были и полностью лысые.

Лэймос Крэст еще не утратил смуглый оттенок кожи, доставшийся ему от предков, хотя многие айголианцы уже начали заметно светлеть, живя под поверхностью планеты, под искусственным, а не естественным звездным светом. Он понял, что ему сегодня больше не уснуть, и встал с кровати. Зажег большой свет, умылся в ванной комнате, быстро приготовил завтрак из полуфабрикатов, нехотя поел и легким щелчком пальцев включил компьютер, встроенный в стену в его небольшом кабинете. Экран тут же засветился голубоватым светом.

В разных частях экрана отобразились сразу несколько изображений. На одном из них была строительная площадка нового огромного космодрома. В той части планеты, где космодром строился, было дневное время, и работа шла обычным порядком. Множество строителей в термокостюмах и кислородных масках, с небольшими эргономичными кислородными баллонами за спиной, а также большое количество роботизированных манипуляторов занимались монтажом металлоконструкций будущего стартового комплекса.

На планете Айголь действовали несколько космодромов, но все они уже не отвечали требованиям настоящего времени. Новый космодром предназначался для вывода на орбиту космических кораблей последнего поколения, которые должны были доставлять айголианцев на орбитальную станцию. С этой станции планировалось отправлять космические челноки к новому дому айголианцев — планете Тэлла.

На втором изображении, в правой верхней части компьютерного монитора, камеры в онлайн-режиме отслеживали то, что происходило на самой орбитальной станции. Там тоже кипела работа: монтировался стартовый отсек для космических челноков, из доставленных с Айголь комплектующих сооружались модули для временного нахождения обслуживающего персонала и будущих путешественников по звездной системе.

На третьем изображении передавались новости планеты, на четвертом — информация с зондов, находящихся на Тэлле. Лэймос просидел у монитора около получаса, ознакомился с ходом строительства космодрома, с ходом монтажа орбитальной станции, оценил динамику роста содержания кислорода в атмосфере Тэллы.

Кислорода на спутнике планеты Ассинар становилось всё больше. Пусть ненамного, по несколько сотых долей процента за год, но его содержание в атмосфере увеличивалось, и динамика процесса росла и росла. Причиной тому были завезенные около трех с половиной столетий назад на планету множество видов растений, еще не вымерших к тому времени на планете Айголь.

Айголианцы завезли в свой будущий дом жизнь, и она там не погибла. Не выжили лишь несколько видов сложных растений, но большинство простейших мхов, лишайников и, главное, водорослей прижились и начали размножаться в новых условиях, поглощая из атмосферы Тэллы углекислый газ и выделяя драгоценный кислород. Пригодная для жизни айголианцев атмосфера планеты по крохам, но год из года увеличивалась.

Кроме того, на новую планету удачно были отправлены несколько мощных ядерных генераторов кислорода, разлагающих воду, которой была богата Тэлла, на водород и кислород. Водород сжижался и консервировался для будущего использования, а кислород выпускался в атмосферу.

Лэймос остался доволен увиденным. По крайней мере, чрезвычайных ситуаций или аварий, которые были нередки на столь сложных производствах, сегодня не случилось, и уже это обнадеживало.

Пора было собираться в Совет континентов, где Лэймос руководил немалым коллективом специалистов в различных областях, необходимых для координации глобального планетарного проекта.

Он переоделся в официальную форму Совета, посмотрел на себя в зеркало, удостоверившись, что с внешним видом у него всё в порядке, и шагнул за порог своего жилого модуля. Дверь закрылась за ним автоматически. Он прошел по небольшому, освещенному приятным сиреневатым светом, коридору с серебристыми металлизированными стенами и подошел к лифту. Двери лифта бесшумно открылись и также бесшумно закрылись за ним, едва он вошел. Лэймос голосом назвал номер необходимого ему уровня, и лифт быстро доставил айголианца в довольно просторное, светлое помещение. Это была ближайшая к его жилищу станция подземного сообщения, подобная земным станциям метрополитена. Менее чем через минуту подошел практически бесшумный электропоезд, состоящий из нескольких небольших вагонов. Лэймос, как всегда, сел во второй вагон. Пассажиров в этот ранний час было совсем немного. Ему предстоял ежедневный путь к месту работы, который занимал двадцать три айголианских минуты. Лэймос обычно тратил это время на просмотр последних планетных новостей на мониторах, установленных у каждого пассажирского места или на звонок Нэйте. В этот час она уже должна была проснуться.

Лэймос прикоснулся к портативному гаджету, надетому на левую руку.

— Доброе утро, дорогая! — тихо произнес он.

— С добрым утром, любимый! — прозвучал из смартфона ласковый женский голос.

Планета Земля, третья планета в системе звезды Солнца Центральная Россия. Город Верхневолжск Начало двадцать первого века нашей эры

Телефонный звонок раздался, когда вечер уже полностью вступил в свои права, в начале девятого. На телевизионном экране только что закончили свой стремительный бег лошади из заставки ежедневной программы «Вести», отбивавшие копытами секунды будничного летнего дня.

Зуммер раздавался часто и требовательно — звонок был междугородним.

Подойдя к телефону и сняв трубку, Андрей несколько мгновений напряженно вслушивался в шумы и в шорохи, блуждающие по бесконечным проводам, связывающим его с далеким собеседником, прежде чем до него донеслись первые слова.

— Алло, алло, это ты, Андрей? — послышался в трубке слегка хрипловатый голос.

— Это я, Савельев, ты слышишь меня?

— Сергей Алексеевич, слышу вас, здравствуйте! Правда немного шумит, но ничего. Очень рад вашему звонку!

— Андрей действительно всегда рад был услышать этот голос, такой долгожданный и, одновременно, такой неожиданный.

— Какие-нибудь новости, Сергей Алексеевич?

— Андрей, поскольку не очень хорошая связь, я скажу кратко. На севере, в районе Новопечорска найден интересный для нас объект. Пока информации мало, но у меня предчувствие, что этим делом нужно будет заняться. Ты сможешь приехать ко мне?

— Да, конечно,

— Андрей на секунду задумался, соображая, как рациональнее использовать время ближайших дней.

— Сегодня четверг. Завтра у меня рабочий день, приехать не смогу. В субботу утром буду в Москве. Я вам позвоню предварительно, уже из Москвы, как только приеду.

— Хорошо, Андрей. Буду ждать твоего звонка. Суббота подходит. Ребятам я сообщу, они тоже подъедут, кто сможет. Встретимся либо у меня дома, либо в университете, на кафедре, — в телефоне вновь что-то затрещало, потом послышались короткие гудки.

Разочарованный несовершенством междугородной связи, Андрей откинулся на спинку кресла и рассеянно посмотрел на букет крупных садовых ромашек, стоящих в вазе на столике рядом с телефоном.

Вечерний звонок заинтриговал. Внутри, где-то в районе солнечного сплетения, приятно затрепетало в предвкушении предстоящей возможности хоть на немного приоткрыть еще одну тайну, прикоснуться к неизведанному и потому такому прекрасному миру, окружающему его.

Андрею Чернееву, по образованию инженеру-механику, шел двадцать девятый год. Он родился, вырос и жил до настоящего времени в городе Верхневолжске, областном центре, расположенном в двухстах пятидесяти километрах к северо-востоку от Москвы.

Более шести лет назад он окончил Верхневолжский технический университет и около трех лет после его окончания проработал на инженерной должности в одном из предприятий родного города. Был он чуть выше среднего роста, с русыми волосами и серыми глазами. По характеру довольно спокойный, уравновешенный, даже немного медлительный. Свои обязанности на работе выполнял добросовестно, но особой инициативы не проявлял, делать карьеру не стремился. Это было не по нему. Когда в стране начались перестроечные процессы, Андрей рискнул уйти в так называемое свободное плавание.

Еще в студенческие годы судьба свела его с замечательными увлеченными людьми, изменившими его жизнь. И в первую очередь таким человеком был Сергей Алексеевич Савельев, преподаватель математики в Московском Государственном Университете. Все эти годы Андрей являлся членом клуба аномальных явлений «Атлантида», который был организован при МГУ еще в начале шестидесятых годов двадцатого века. Вот уже двенадцать лет клубом бессменно руководил Сергей Алексеевич, был его движущей и направляющей силой.

В размеренной провинциальной жизни Андрея появилось то, что постепенно начало полностью занимать его сущность. Периодически оно уходило на второй план, но всё равно каждый день был наполнен неосознанной радостью приобщения к чему-то вечному, надвременному. Всё это позволяло легче проживать и переживать возникающие порой неурядицы.

Однажды, на северном Кавказе, в Домбае, Андрей познакомился с еще совсем молодым тогда, тридцати с небольшим лет, кандидатом физико-математических наук, доцентом МГУ Сергеем Савельевым. Начались очередные зимние университетские каникулы, и компанию друзей, в которую входил Андрей Чернеев, вновь потянуло в горы. Всем видам спорта они предпочитали катание на горных лыжах. В предыдущие годы друзья уже побывали в Карпатах, съездили в Терскол и вот теперь поехали набивать очередные шишки на домбайские склоны. Удивительно было за какие-то сутки из заметенной снегом, пасмурной январско-февральской среднеполосной России перенестись к подножьям Большого Кавказского хребта, на припекаемые солнцем горнолыжные трассы. Там по утрам пахло мокрым апрелем, а ближе к полудню кое-где между непокрытых снегом трещин в скалах можно было увидеть пробивающийся чистейший ручеек с подтаявшего ледника.

В тот раз компания единомышленников расположилась на турбазе «Азгек» в Теберде. Кататься на лыжах в Домбай ездили на рейсовых автобусах.

Друзья вновь и вновь вдыхали и не могли надышаться тем воздухом, в котором был смешан сосновый дух предгорий с солнечными ароматами высокогорья. Они наслаждались пробуждающейся после короткой южной зимы природой, которую не увидишь в их неяркой северной стороне.

Как здорово было прокатиться по чуть подтаявшему снежному насту с верхних трасс и влиться в разноцветный, многоголосый мир туристического поселка, съехать с так называемого «лягушатника», ничуть не менее сложного, чем высокогорные участки! Как здорово было потом отдохнуть некоторое время, подставляя солнцу уже немного «подвялившееся» лицо, насладиться пахнущим дымком шашлыком с бокалом красного или светлого сухого вина и снова поспешить наверх, к ослепительно белому снегу и ослепительно голубому небу!

По вечерам измученные, усталые, но счастливые, друзья возвращались на турбазу. Отдохнув немного, можно было побывать на дискотеке либо приобщиться к творчеству какой- нибудь заезжей столичной знаменитости, тоже приехавшей за теплыми солнечными лучами кавказских предгорий.

Сергей Алексеевич Савельев, как и Андрей с друзьями, жил на турбазе «Азгек» со своей супругой Ингой Михайловной, также математиком по образованию. Андрей познакомился с этой приятной интеллигентной парой на второй или на третий день своего пребывания на турбазе, на утренней пробежке. Каждое утро начиналось с общей зарядки, которую устраивали на площадке, покрытой мелким гравием, расположенной перед клубом. Просыпаться на свежем воздухе после вчерашних путешествий и приключений было непросто, но, тем не менее, на зарядку собиралось подавляющее большинство временного населения турбазы. Было что-то будоражащее в этой кавказской жизни, и все старались не упустить ни одной драгоценной минуты своего краткосрочного отдыха.

Неоднократно, в первые же дни пребывания на Кавказе Андрей видел чету Савельевых и на склонах Домбая. В движениях обоих чувствовался немалый опыт общения с непривычным для равнинного человека горнолыжным снаряжением.

В один из вечеров, после ужина, Андрей с друзьями расположились на открытой веранде своего павильона и стали потихоньку перепевать под гитару любимый всеми бардовский репертуар: от Окуджавы до Высоцкого, от Визбора до Суханова. По влажному вечернему воздуху плыл неторопливый «Домбайский вальс», напоминая, что где-то совсем рядом, может быть в нескольких километрах от турбазы, скоро зашумят лавины, подтаявшие под мартовским южным солнцем.

Через некоторое время к импровизированной эстраде стали подходить жители соседних павильонов, и хор голосов становился от песни к песне всё мощней и, одновременно, всё задушевней. Подошли к поющим и Савельевы.

Время от времени импровизированный концерт перемежался веселыми разговорами, шутками, какими-то историями из местной туристской жизни: про альпинистов, лавины, снежных людей.

— А вы знаете, мы сюда за этим и приехали, — вдруг как-то невзначай сказал Сергей Алексеевич.

— За чем — за этим? — спросил один из товарищей Андрея Максим Рогозин.

— За снежным человеком, — улыбнулся Савельев.

Все рассмеялись, не придав словам собеседника особого значения, восприняв сказанное как очередную шутку.

— Нет, вы зря мне не верите, — продолжал математик. — Я вполне серьезно говорю.

Теперь уже все затихли, насторожились в предвкушении интересного разговора. Даже небольшой ветерок, дувший вдоль Тебердинского распадка, как-то приутих, почти замерев.

— Расскажите, расскажите, пожалуйста! — попросили одновременно несколько человек.

— Да, в общем-то, рассказывать почти нечего. Пока мы не добились реальных результатов, но всё-таки надеемся получить определенную информацию,

— Савельев чуть заметно смутился.

— Дело в том, что в мое распоряжение попали несколько фотографий следов реликтового гуманоида или, проще, снежного человека, или, еще проще, йети, как многие его сейчас называют. Но не суть важно, как называть. Главное то, что он существует. Я в это верю! И замечены следы были совсем недалеко отсюда, в районе Клухорского перевала. Если по прямой линии, то это чуть больше двадцати пяти километров отсюда. Существует несколько свидетельств, что он обитает именно в этом районе. Вот туда, к перевалу мы с супругой и поднимались уже два раза, но, к сожалению, результаты пока отсутствуют.

Все окружающие слушали рассказ с нескрываемым интересом. Публика вся была довольно молодая, в основном студенческих лет. Рассказчик являлся, пожалуй, одним из самых старших по возрасту.

— Скажите, а откуда эти фотографии, — спросил один из слушателей, — если не секрет?

— Да никаких здесь секретов нет, — вновь чуть смутился Савельев. — Секрет один-единственный, сам снежный человек, настолько неуловимый, что до сих пор существует всего лишь одна запись на любительскую кинопленку и то не очень хорошего качества. Заснята самка реликта. Это заметно по физиологическим особенностям женского организма. Они одинаковы и у человека, и у гуманоида, все мы — млекопитающие. Есть заключение экспертизы, что запись подлинная, на пленке не мог быть запечатлен одетый в шкуру животного человек. Ошибка исключена. И, конечно, существуют десятки фотографий следов снежного человека, сделанных различными людьми в разных частях планеты. Да я сейчас вам принесу эти снимки, сами убедитесь.

Рассказчик упругими быстрыми шагами человека, дружащего со спортом, пошел к своему павильону, а на веранде тем временем на несколько секунд воцарилась тишина.

— Как всё это интересно! Как будто сигналы из другого мира, параллельного миру нашему, — задумчиво и восхищенно проговорила молоденькая симпатичная девчушка в спортивной куртке и с пучком туго затянутых сзади рыжеватых волос.

— Скажите, а вы давно всем этим занимаетесь? — спросил Андрей супругу Савельева

— Ингу Михайловну, как представил ее несколько минут назад Сергей Алексеевич.

— Да что вы, ребята! Я вообще паранормальными явлениями не увлекаюсь. Это муж у меня романтик, фанатик различных тайн. У него постоянно какая-нибудь новая идея. А я при своем муже, хотя мне, конечно, всё это тоже ужасно интересно.

Тем временем Савельев возвратился, держа в руке несколько черно-белых и цветных снимков. Фотографии пошли по кругу, а Сергей Алексеевич продолжил свой рассказ.

— Вот эти две фотографии сделаны неподалеку от Клухорского перевала, почти в самом сердце Кавказского хребта. Смотрите, несколько следов примерно семьдесят пятого размера, если применять привычную для нас обувную шкалу.

Действительно, на обеих фотографиях с разных ракурсов была запечатлена короткая цепочка следов на подтаявшем неглубоком снегу. Следы и сохранились довольно четко из-за того, что слой снега был толщиной не более десяти-пятнадцати сантиметров. Поэтому края следов почти не обвалились, сохранили четкие границы. Конфигурации ступней тоже довольно хорошо просматривались, были видны отпечатки пяти громадных пальцев. Большие пальцы немного отходили от остальных четырех, но нельзя было сказать, что это были ступни огромной обезьяны. Скорее всё-таки это были ступни тоже огромного, но человека.

Через два-три метра следы уходили в подъем и там терялись, видимо потому, что на склоне снежный слой был совсем тонкий. Солнечные лучи подтопили снег, и образовался твердый наст, который не смогло продавить своей массой даже такое могучее тело.

Рядом с загадочными отпечатками ног был запечатлен мужской ботинок примерно сорок четвертого размера. Но по сравнению со следами снежного человека, он казался детским ботиночком. Фотографии были достаточно четкие, яркие, контрастные. Чувствовалось, что их делал опытный фотограф.

Других снимков было около десятка. На них тоже виднелись достаточно отчетливые следы невиданных существ. Но объединяло их одно — все они напоминали отпечатки человеческих ступней.

Сергей Алексеевич рассказал, что фотографии были сделаны в разные годы в Андах, на Тибете и в предгорьях Аппалач. По всей планете ходили и ходят в настоящее время удивительные, загадочные животные, возможно и не животные, а наши братья по разуму, только не такие удачливые, как мы, homo sapiens, заполонившие всю Землю и потихоньку, методично и целенаправленно, убивающие ее. Они живут уже, может быть, сотни тысяч лет, и за это время довели до совершенства, подняли на генетический уровень искусство скрываться от такого загадочного и опасного существа, каким является человек разумный; от существа, которое обладает способностью уничтожать всех не похожих на него самого жителей общей планеты проживания.

Еще долго потом под тусклой лампочкой, висевшей на веранде павильона, продолжались разговоры о загадках, окружающих человечество: о летающих тарелках, загадочных древних цивилизациях и необъяснимых явлениях природы. Только ближе к полуночи постепенно все стали расходиться по своим домикам, уставшие от насыщенного, интересного дня.

Андрей подошел к Савельеву, когда тот, собрав все фотографии, взяв Ингу Михайловну за руку, уже готов был идти в темноту дорожки, связывающей постройки турбазы.

— Сергей Алексеевич, а вы собираетесь еще раз подняться на Клухорский перевал? — спросил Андрей, немного тушуясь из-за своей навязчивости.

— Да, завтра утром как раз собирался. Инга Михайлов на немного повредила ногу, катаясь сегодня в Домбае, так что она завтра останется здесь, на турбазе. У нее есть интересная книга, которую я никак не даю ей дочитать. А я поеду один, завтра с утра, на первом автобусе.

— А вы можете взять меня с собой? Меня так заинтриговал и заинтересовал ваш рассказ! Хочется тоже приобщиться хотя бы на несколько часов к этому неведомому миру.

— С удовольствием! — Савельев даже слегка улыбнулся, хотя в темноте его улыбку было почти не разглядеть. — Мы обычно ездим туда с Ингой Михайловной, а завтра ты составишь мне компанию, будешь моим спутником. Вместе веселей. Это не очень утомительно. Только вставать нужно рано; пер вый автобус идет в ту сторону в шесть тридцать, так что проснуться нужно примерно в половине шестого, чтобы собраться неспеша. В это время совсем еще темно. Встанешь так рано?

— Я постараюсь. У меня часы с будильником, — тоже улыбнулся Андрей. — К тому же, я привык рано вставать на рыбалку. А на рыбалку я частенько езжу.

И тут все трое рассмеялись просто оттого, что у всех троих было в тот момент хорошее настроение.

— Только не забудь взять с собой перекусить. Мы вернемся поздно вечером, — окликнул Андрея Савельев уже из темноты.

— Я понял, — ответил Андрей, — всего хорошего, до завтра! Придя в свою комнату, где кроме него жили еще три человека, он предупредил друзей, что не поедет с ними завтра в Домбай кататься на лыжах, а пойдет в горы с Сергеем Алексеевичем.

Он ожидал, что и они попросятся идти вместе с ним, но друзья восприняли его идею довольно скептически.

— Да брось ты, поедем лучше кататься, — усмехнулся Володька Смирнов, веселый, никогда не унывающий парень из их компании.

— Нет, мне хочется. Горные лыжи от меня никуда не убегут, у нас еще четыре дня впереди, накатаюсь. И так уже плечо болит, вчера навернулся. Пусть немного заживет, — Андрей завел часы на половину шестого. — А такой возможности в жизни наверняка больше не представится. Так что катайтесь завтра без меня.

Турбаза засыпала. Между двумя горными грядами, протянувшимися параллельно на несколько километров, высоко в ясном небе светили бесчисленные звезды, чуть освещая погрузившийся в темноту человеческий мир.

Автобус подъехал ровно в шесть тридцать утра. Ежедневно между Тебердой и Домбаем курсировали два автобуса с интервалами около получаса, и этого было вполне достаточно для перевозки всех желающих покататься на домбайских склонах.

Сергей Алексеевич был одет в теплую и легкую пуховую куртку приятного синего цвета, в болоньевые, утепленные поролоном, брюки более темного синего тона и белую спортивную шапочку с эмблемой фирмы «Найк». На ноги были надеты прочные зимние ботинки на толстой подошве. За спиной висел небольшой рюкзачок бордового цвета. От его некрупной фигуры среднего роста, от приятного, немного скуластого лица с чуть курносым носом и глубоким, уверенным взглядом веяло основательностью и спокойствием. Но иногда взгляд Савельева становился чуть насмешливым, и на мгновение в нем проступали мальчишеская бесшабашность и озорство.

Они быстро, за пятнадцать минут доехали до того места, где от основного пути Теберда — Домбай отходила дорога на Клухорский перевал и вышли из автобуса. Было еще темно, и Андрей даже не заметил бы ее, да это и не было сейчас дорогой, а всего лишь тропинкой, протоптанной в снегу. Перевал был проходим для транспорта лишь в летние месяцы, и зимой по дороге ходили лишь пешие, по всей видимости, местные жители или такие же искатели приключений, как Сергей Алексеевич с Андреем.

Но Савельев бывал в этих местах уже неоднократно, поэтому уверенно пошел от автобуса прямо к едва заметной в слабом свете раннего утра тропинке.

За день пройти предстояло больше двадцати километров. Расстояние немалое, но путешественники были молоды, здоровы и целеустремлены.

Тропинка уходила вверх. Невдалеке протекала небольшая незамерзающая горная речка, впадающая в реку Теберду. Вдоль нее и пошли путешественники.

Первые километры пути прошли за разговорами. Оказалось, что Савельев родом из степей Предуралья, из Оренбургской области, но довольно давно, с момента поступления в институт, живёт в Москве и чувствует себя коренным москвичом, и уже привык к часовым и более переездам на метро из одного конца города в другой, к бесконечной столичной суете, к напряженному ритму огромного мегаполиса.

Оказалось, что Сергей Алексеевич несколько раз бывал в Верхневолжске, в городе, где родился и жил Андрей. Один раз это было, когда путешествовал с Ингой Михайловной на теплоходе по Волге от Москвы до Астрахани, а еще несколько раз приезжал по работе, в Верхневолжский государственный университет. Там у него, оказалось, было несколько хороших знакомых на кафедрах физики и прикладной математики.

— Земля только кажется большой, если смотреть на глобус или на снимки из космоса. А на самом деле, по крайней мере, у жителей одной страны, даже такой огромной, как Рос сия, всегда найдутся пересечения, места, где они бывали практически в одно и то же время, общие знакомые и даже родственники, — Сергей Алексеевич на секунду остановился и чуть заметно улыбнулся, как будто вспомнил что-то. — Я больше скажу. С полной ответственностью могу констатировать, что мы с тобой кровные родственники.

— Как это? — удивился Андрей такому повороту в их разговоре.

— А так! Сейчас попробую объяснить. Как ты думаешь, сколько лет существует разумная человеческая цивилизация?

— Ну, не знаю. Наверно, тысяч двадцать.

— Нет, конечно, — возразил Савельев, — двадцать тысяч лет слишком много. Реально взять половину этого срока. Итак, десять тысяч лет жизни человечества. В те давние времена представители вида Человек разумный уже давно стояли на двух ногах и применяли простейшие орудия труда. За эти десять тысяч лет прожили свои жизни, если считать за среднее время одного поколения от рождения младенца до появления у него, уже взрослого, семьи и рождения младенца следующего поколения в среднем двадцать пять лет, четыреста поколений. У каждого человека есть отец и мать. В предшествующем поколении у каждого человека два дедушки и две бабушки. Далее, в предшествующем поколении, у каждого уже по четыре прадедушки и по четыре прабабушки и так далее, четыреста поколений. У тебя прямых предков — два в триста девяносто девятой степени только за последние десять тысяч лет. Это громадная цифра с огромным количеством знаков.

— Представляю себе! — заинтересованно поддержал собеседника Андрей, размеренно шагая по тропинке, идущей с небольшим подъемом всё выше и выше в горы.

— Так вот, — продолжил Сергей Алексеевич, — у тебя два в триста девяносто девятой степени только прямых родственников, непосредственно участвовавших в жизни твоего рода, в результате чего в итоге появился ты. А, с другой стороны, общее количество людей, родившихся на Земле за эти десять тысяч лет, как подсчитали современные ученые, примерно составляет всего, по разным оценкам, двадцать пять — тридцать миллиардов. Эта цифра несопоставима с цифрой два в триста девяносто девятой степени. Она на несколько порядков меньше ее. Вот и получается, что раз количество реально живших людей намного меньше твоих прямых прародителей, то у каждого из нас множество общих предков, общих прапрабабушек и прапрадедушек. По крайней мере, внутри одного народа, в нашем случае славянского. Это совершенно очевидно. У нас с тобой в прошлом огромное количество общих бабушек и общих дедушек. На протяжении этих четырехсот поколений, да даже не четырехсот, а, будем считать, двухсот, наши роды неоднократно пересекались. Более того, я уверен, что такие пересечения были и с другими народами, поскольку за столь продолжительное время совершались великие переселения племен по планете, всё перемешивалось неоднократно. И в твоей ДНК, и в моей есть отметины и от Тутанхамона, и от Сократа, и от Владимира Мономаха, и от Пушкина. Но есть маркеры и от какого-нибудь жестокого маньяка, и от самого безжалостного правителя-тирана. Есть в тебе и во мне, и почти во всех жителях современной Земли, за исключением некоторых обособленных племен Африки по клеточке от испанца и от китайца, от эвенка и от индуса, от еврея и от эфиопа. Все мы родствен ники, все мы братья.

— Интересно! А я об этом как-то раньше не задумывался. Ведь действительно это должно быть так; общие предки должны быть у каждого из нас, — Андрей чуть оступился, и подогретый за предыдущий солнечный день снежный наст хрустнул и сломался под его ботинком.

— Сергей Алексеевич, а я читал, что ученые-генетики пришли к выводу: человечество произошло от одной праматери и легенда об Адаме и Еве действительно небезосновательна.

Савельев, шедший по тропинке впереди, замедлил шаг и немного повернул голову в сторону Андрея:

— Да, я тоже об этом читал. Так и должно было быть по логике развития эволюции. Наша общая праматерь родилась где-то в центральной части Африки. Там были самые подходящие климатические условия. А, может быть, на мутацию в конечном итоге повлияло какое-то неординарное природное явление, например, разряд молнии или какое-то электромагнитное излучение. Возможно, это произошло из-за изменения климата, когда тропические леса африканского континента стали превращаться в саванны, и обезьяны вынуждены были встать на задние лапы для того, чтобы найти себе пропитание. А климат на планете всегда был изменчивым в силу разных причин — движения континентов, активности солнца, изменения направлений океанических течений. Всё это учесть сложно, но возможно. Генетики и физики, я думаю, разгадают шараду довольно скоро. Неразрешимой проблемы здесь нет.

За разговорами путники не заметили, как рассвело. На востоке поднималось не северное, часто затянутое дымкой облачности, солнце, к какому они привыкли в средней полосе России, а яркое, южное, ласкающее своим теплом светило.

— Ну вот, до Северного приюта осталось пройти километра четыре, — сказал Савельев, остановился на несколько секунд, распрямил чуть согнутые при ходьбе в гору плечи и сделал глубокий вдох пьянящего горного воздуха, — но мы до него не дойдем, свернем на восток примерно за километр.

Андрей тоже приостановился и взглянул по сторонам:

— Какое интересное название!

— Да. Есть и Южный приют. Это уже с другой стороны перевала. А от Южного приюта уже и до Сухуми рукой подать. Ты представляешь, море совсем рядом! — Сергей Алексеевич мечтательновздохнул. Давненько я не был на Черном море. Не мешало бы съездить летом на недельку, понежиться в соленом прибое, да всё как-то не получается. Отпуска каждый год трачу на экспедиции. Вот и сейчас поехал. Конечно, это просто разведка. Чтобы серьезно заниматься поисками снежного человека, нужна специальная, хорошо подготовленная и оснащенная экспедиция.

Но у меня получается так — совмещаю приятное с полезным. Если информация хотя бы косвенно подтвердится, тогда буду агитировать своих ребят в следующем году вернуться в эти места целенаправленно, для системного поиска.

Савельев рассказал Андрею про их клуб, про экспедиции, в которых они исколесили почти всю страну, приобщаясь к необъяснимому и неизведанному.

— Ты знаешь, Андрей, — продолжил Сергей Алексеевич, — ради подобного стоит жить, как это ни пафосно звучит. В дарованном отрезке времени, называемом жизнью, вообще, по-моему, существует три составляющих счастья. Хоть и говорят, что про счастье говорить не стоит — всё равно получится слишком высокопарно и банально, но я всё-таки скажу. Счастье человеческое, я считаю, триединое понятие. Я не смог бы жить в другой стране. Даже если бы меня на это вынудили обстоятельства, которые так часто оказываются выше нас, я всё равно бы постепенно зачах, увял бы на чужбине, какой бы прекрасной и обустроенной она ни была. Мне кажется, это у человека на клеточном уровне. Люди, конечно, уезжают, живут и преуспевают, но лично я не смог бы. Всё равно, я думаю, каждый, кто живет за границей, почти каждую минуту вспоминает о Родине, даже подсознательно, незаметно для себя, ощущает ее в неуловимых деталях, его окружающих, находя черты утраченного.

Савельев помолчал несколько мгновений и продолжил:

— Второе — это семья. Самые несчастные — одинокие люди. Можно сколько угодно долго менять партнеров, но всем этим не заменишь ощущение дома. Мы с Ингой вот уже шестнадцать лет вместе, подрастают двое мальчишек. За это время, мне кажется, мы научились читать мысли друг друга. Каждый из нас двоих чувствует приближение родного человека за несколько сотен метров. Наши приемники в головах давно настроены на одну волну и передают музыку Моцарта, если обоим хорошо. Но они начинают передавать SOS, если кому-то из двоих плохо, если что-то не ладится. И третье — это любимое дело, творчество. Далеко не у всех профессия совпадает с любимым делом. Приходится зарабатывать на жизнь, обеспечивать комфортное проживание близких тебе людей. Поэтому нужно иметь еще одно дело в жизни, которое дает отдохновение. Это не обязательно творчество в чистом виде. Я имею в виду деятельность художников, писателей, поэтов. Творчеством может быть что угодно, лишь бы это было любимо. Для меня и стало настоящим творчеством изучение, описание, систематизация аномальных явлений. Кроме того, такой коллектив, какой сложился у нас в клубе, еще нужно поискать. Мы ничем друг другу не обязаны, мы просто делаем одно общее, любимое дело.

Сергей Алексеевич посмотрел в сторону, затем огляделся вокруг себя, ища только ему известные приметы.

— Что-то я заговорился. Ну вот, мы почти и пришли. Они свернули с тропинки, ведущей к Северному приюту,

и подались вперед, почти перпендикулярно ей. Вдалеке возвышались величественные сияющие вершины, от ослепительной белизны которых рябило в глазах.

Снега под ногами было совсем немного. Поднявшись еще метров на триста относительно дороги, путешественники остановились.

Савельев поднял левую руку и указал Андрею на темно- зеленый склон:

— Посмотри, какая красота!

На склоне горы, на участке в несколько квадратных километров, росли крупные стройные ели. От них веяло свежестью, лесным ароматом и солнечным теплом. Чуть ниже деревья уже не росли. Снега вокруг почти не было, зато повсюду из земли торчали сухие зонтики местных растений, чем-то похожих на зонтики укропа.

— Это так называемые альпийские луга, — сказал Сергей Алексеевич. — Представляешь, какая красотища здесь летом, какое разнотравье! Все цветы разноцветные, распускаются друг за другом, с апреля по начало октября.

Андрей согласно кивнул:

— Да, у нас такого не встретишь. Не удивительно, что людей тянет в горы. Всё так необычно: климат, вроде как внизу, а всё же другой, от равнинного отличается.

— Нет, это только кажется, что климат похож. Солнца в этих местах несравнимо больше, чем на равнинах. А вот кислорода меньше. Пока это не ощущается, но, если немного пробежаться даже по горизонтальной поверхности, сразу почувствуешь. Голова закружится, и яркие звездочки в глазах забегают. Здесь высота почти три тысячи метров над уровнем моря. По сравнению с Эверестом немного, но всё-таки прилично. Тем более, что мы с тобой жители равнинные. Для нас Воробьевы горы — уже горы, а здесь такие пригорки и незаметны среди трехтысячных пиков.

Путники поднимались всё выше. Альпийские луга остались внизу. Впереди возвышались, по всей видимости, непроходимые, почти отвесные, хотя и невысокие скалы. Савельев успокоил Андрея:

— К скалам нам не нужно. Мы пройдем параллельно скале, что слева. До того места, где были сделаны фотографии осталось метров восемьсот. Я нашел тот подъем. Фотографии прошлогодние, их сделал один мой знакомый биолог. В прошлом году они снимали здесь документальный фильм о животном мире Тебердинского заповедника. Этот человек не мог ничего подделать специально, ему это совершенно ни к чему. Поэтому я здесь. Я верю этим людям как самому себе. Солнце поднималось всё выше. Горы подсвечивались особенным холодным голубоватым светом, излучаемым словно изнутри, из загадочных недр.

— Ну, вот мы и пришли. Узнаешь? — удовлетворенно произнес Сергей Алексеевич.

— Нет, конечно, — ответил Андрей, — откуда мне узнать.

Я видел фотографии всего несколько секунд.

Савельев снял с плеч рюкзак, положил его на снег и развязал тесемки, стягивавшие горловину. Затем он встал на одно колено и начал доставать из рюкзака всё необходимое. Андрею был передан небольшой футляр, оказавшийся полевым биноклем. Сам Сергей Алексеевич повесил на грудь фотоаппарат Nikon. В рюкзаке оказалась и сменная оптика.

— Откуда такая роскошь? — Андрей разглядывал диковинный фотоаппарат. — Такая техника, насколько я знаю, стоит больших денег.

— Больших не больших, а около полутора тысяч долларов стоит, — Сергей Алексеевич осторожно прикрепил к фотоаппарату длиннофокусный объектив.

— Здесь только такой камерой и возможно что-то стоящее снять. Но это всё не мое. Техника принадлежит клубу. Мы купили и фотокамеру, и сменные объективы вскладчину. И теперь, когда необходимо, берем его с собой, когда кому требуется. У меня есть свой Зенит. Тоже неплохая камера, но Никон есть Никон.

Сергей Алексеевич достал фотографии:

— Вот смотри, слева, видишь этот выступ скалы. Мы сейчас как раз смотрим на нее. А вдалеке отдельно стоящая елочка. Та самая, которая на снимке.

Савельев показал рукой на снег перед собой:

— Следы были сфотографированы на этом месте примерно год назад. Конечно, шансы наши малы, но они всё же есть. Если реликт обитает где-то в этом районе, то мы должны найти достаточно свежие следы. Ведь ходит же он куда-то. Другое дело, если йети здесь оказался случайно, пробираясь к своему жилищу, которое может быть километрах в ста отсюда. Тогда мы гуляем здесь без пользы. За два предыдущих дня мы вдвоем с Ингой Михайловной исходили эти места вдоль и поперек, но пока что напрасно. Ты сегодня неоднократно будешь натыкаться на наши следы. Снегопада не было уже около недели.

— А как же ветер: он тоже заметает все неровности? Да и солнце свое дело делает, если день достаточно теплый? — спросил Андрей, присев на каменистый выступ, не покрытый снегом.

— Ветер небольшой, так что заносов быть не должно. Солнце тоже еще недостаточно жаркое в первых числах февраля.

Сергей Алексеевич снова запустил руку в свой безразмерный рюкзак:

— Вот что, Андрюша, давай немного перекусим. Нам еще часа четыре-пять прыгать по этим склонам.

Савельев достал металлический термос и пакет с бутербродами. Андрей тоже разложил свои запасы. Кофе был креп кий и душистый. В чистом горном воздухе его запах, видимо, далеко разносился по лощинам и распадкам. Приятно было вот так посидеть, расслабившись, и наслаждаться необыкновенной тишиной и свежестью, которой была пропитана, казалось, вся природа.

Андрей жевал бутерброды с копченой колбасой, смотрел на подъем в гору, где когда-то отпечатались следы загадочного существа, и представлял его, громадного, покрытого густой бурой шерстью, бредущего по заснеженной, неприветливой горной пустыне. Бредущего со своими мыслями, проблемами, переживаниями, неведомыми благополучным в своем земном существовании людям.

Они ходили по горам почти до четырех часов вечера. Андрей действительно неоднократно натыкался на следы, но все они принадлежали людям. Более того, Андрей часто натыкался на крупные протекторы от ботинок Сергея Алексеевича и протекторы размером поменьше от обуви его супруги.

— Ну, как ты, очень устал? — спросил Сергей Алексеевич Андрея, когда короткий зимний день уже начал постепенно гаснуть. — Пора собираться в обратную дорогу.

— Устал немного, но, ничего, я привычный, — Андрей еще раз огляделся вокруг, — порой на рыбалке зимой по снегу километров по пятнадцать за день накручивать приходилось.

— Ты рыболов?

— Да, люблю это дело. Да и как не любить, я же на Волге родился. У нас в области воды хоть отбавляй, даже свое море есть.

— Это какое? — удивился Сергей Алексеевич.

— Ну, не море, конечно, а Рыбинское водохранилище. Но все местные его называют морем. Размером оно, действительно, как море. И волны, когда сильный ветер, до двух метров в высоту бывают.

Савельев посмотрел на Андрея вопросительно:

— Ты разочарован сегодняшним днем?

— Да что вы, Сергей Алексеевич! Я же повидал такую красоту! А снежного человека я видел почти реально, на том самом месте, где были сфотографированы следы. Я его представил и даже чуть испугался, когда вдруг ощутил присутствие кого-то постороннего.

— Ты это серьезно? — почему-то сразу насторожился Савельев.

— А что случилось, что вас так взволновало?

Математик взглянул пристально, взгляд его казался пронизывающим насквозь:

— Знаешь, не хотел тебе говорить, но я тоже несколько раз ощущал схожее чувство. Когда я пришел сюда в первый раз и нашел место, то всё было так же, как у тебя сегодня.

И с того момента я как будто чувствовал на своем затылке чей-то взгляд, словно кто-то за мной всё время наблюдал.

— Может это и есть Он?! — у Андрея даже мурашки побежали по спине.

— У меня тоже возникло такое предположение, но почему-то я стеснялся тебе об этом сказать.

Андрей машинально начал пристально вглядываться в сумерки:

— А Инга Михайловна что-то почувствовала?

— В том-то всё и дело, что ничего. Видимо, женский организм менее восприимчив именно к такому виду волновых колебаний. Вообще, она у меня достаточно чувствительная, но в этих местах всегда оставалась совершенно спокойной.

Андрей после откровений Савельева на какое-то время словно остолбенел:

— Так значит, Он и сейчас за нами наблюдает?

— Вполне возможно. По крайней мере, я совсем недавно, буквально минут пятнадцать назад, снова чувствовал постороннее присутствие.

— Так вот она в чем, эта тайна! — немного успокоился Андрей. — Он умнее нас, осторожней нас, хитрей нас. Он постоянно держит нас в поле зрения, но не идет на контакт. И так везде — хоть на Кавказе, хоть в Аппалачах.

— Видимо, так. Эти существа на протяжении тысяч лет жили рядом с людьми и, видимо, ничего хорошего от людей не видели, не получали. Человек разумный пытался и пытается по сей день подчинить себе всю живую и неживую природу на планете, а с недавних времен и в ближайшем космосе. Йети научились жить с нами рядом в параллельном мире, выбрав единственный способ существования, позволяющий им сохраняться на Земле как биологическому виду, — Савельев посмотрел в сторону далеких вершин, уже смутно видневшихся в чуть сиреневатом вечернем небе.

— Нам нужно уходить отсюда, Андрей, — сказал математик с едва заметной в голосе грустью, — всё, что мы хотели узнать, мы узнали и поняли главное. Мы осознали, что не должны вторгаться в его владения, если хотим разговаривать с ним на одном, понятном всем языке — языке добра, языке справедливого отношения друг к другу. Здесь нам больше нечего делать. Йети не хочет, чтобы кто бы то ни был нарушал его покой, мешал наслаждаться первозданной природой. Это его заповедные владения. Идем, сегодняшний день нельзя назвать безрезультатным!

На обратном пути их обоих не покидало чувство, что они всё-таки прикоснулись на мгновение к вечной тайне, которую никто никогда не сможет разгадать.

Под гору было идти совсем легко, как будто путники и не скакали целый день по кочкам и по выступам на скалах.

Савельев снова шел чуть впереди Андрея, его походка была уверенной и упругой:

— Хорошо, что мы с тобой познакомились здесь. Может быть, ты тоже приобщишься к нашему делу?

Андрей смущенно улыбнулся:

— Я, конечно, хочу. Но я живу не в Москве.

— Ну и что. Во-первых, Верхневолжск недалеко от Москвы, иногда ты сможешь выбираться на встречи в клубе. У нас ребята живут не только в столице. Есть группа в Воронеже, из Челябинска ребята есть. Расстояния — не преграды. Во-вторых, у всех есть связь. Та или иная. С недавнего времени стали появляться мобильные телефоны. Важные вопросы можно обсуждать и за сотни, и за тысячи километров друг от друга.

Тропинка расширилась, и путешественники пошли рядом, продолжив разговор.

Андрея вдруг потянуло на философские темы:

— В мире столько интересного, загадочного. Человечество прошло всего несколько шагов в познании устройства Вселенной. Мы возомнили себя цивилизованными существами, а на самом деле являемся лишь высокотехнологичными варварами. За какие-то пару веков с начала научно-технической революции человечество сделало столько глобальных ошибок. Мы изменили климат на планете, загубили огромное количество полезных ископаемых. Еще неизвестно, что таит в себе парниковый эффект, с каждым годом увеличивающийся от деятельности предприятий и работы миллионов двигателей внутреннего сгорания. А ведь это вопрос ближайших десятилетий. Что нас ждет, если действительно начнут таять ледники Антарктиды и Гренландии? Найдется ли новый Ной со своим ковчегом?

— Да, Андрей, мир чрезвычайно сложно устроен, — поддержал разговор Савельев, — но он устроен рационально, а мы пока, практически всё человечество, иррациональны. И нам еще познавать и познавать, прежде всего — себя, чтобы необходимые нам для жизни тайны Вселенной, наконец, приоткрылись. А этих тайн — тысячи. Если будешь участвовать в деятельности клуба, и ты узнаешь о некоторых из них.

Снег приятно скрипел под ногами у путников. Уже совсем стемнело, но небо было чистое, Луна в тот день была почти полной, и тропинка выделялась более темным оттенком на фоне нетронутого белого покрова.

— Сергей Алексеевич, расскажите о чем-нибудь, с чем вам приходилось сталкиваться, — попросил Андрей.

— Я просто расскажу тебе о некоторых удивительных событиях, которые происходили и происходят в мире, — согласно кивнул Савельев. — Вот, например, знаешь ли ты, что недалеко от Москвы существует свой «бермудский треугольник», в районе Коломны. Это так называемое урочище Шушмор. Там уже лет сто постоянно пропадают люди. Когда-то это списывали на разбойников, но недавно там проводили исследования и обнаружили необычные изменения, как бы скручивания линий напряженности магнитного поля. Причем периоды активизации этих изменений полей совпадали с пиковыми периодами пропажи людей. Вот загадка, и далеко ехать не нужно!

Сергей Алексеевич продолжил:

— Или явление совсем из другой области. Кстати, это в ваших местах, на Плещеевом озере. Ты про Синь-Камень когда-нибудь слышал?

— Да, что-то знакомое, — Андрей на секунду задумался, вспоминая, — кажется, он может передвигаться по поверхности Земли.

— Точно так. И не только по поверхности, но и под поверхностью. Синь-Камень — это двенадцатитонный валун, оставшийся после отступления ледника. Когда-то он являлся алтарной плитой святилища у язычников. Позже, с приходом христианства, камень был окружен разного рода запретами. Его сбросили с вершины Александровой горы и решили закопать. Закопали, но камень через несколько лет «выполз» на поверхность. Через сто пятьдесят лет валун решили приспособить в качестве части фундамента под строившуюся в Переславле-Залесском церковь. Камень, погрузив на сани, повезли по льду через Плещеево озеро. На середине пути лед проломился, и глыба затонула. Вскоре местные рыбаки заметили, что валун движется по дну озера. Преодолев за пятьдесят лет почти пять километров пути, он выбрался на берег. И с тех самых пор Синь-Камень постоянно находится в движении — ползет то в одну, то в другую сторону, то зарывается в землю, то вылезает на поверхность.

— Таких подробностей я не знал, — заинтересованно произнес Андрей.

Савельеву, видимо, было приятно, что он нашел в лице юноши благодарного слушателя, и ученый поднял еще одну тему:

— А вот еще, можно взять целую обойму проблем и вопросов, связанных со временем. Все существовавшие до середины двадцатого века учения поколебал Эйнштейн своей теорией относительности. И с тех пор над сущностью времени ломают умы самые мощные мыслители современности. В сегодняшней физике существует несколько концепций. Одни ученые говорят о векторе времени, который является образом однозначной необратимой направленности из прошлого в будущее. Другие разрабатывают теорию циклического времени, утверждая, что Вселенная возвращается к своему исходному состоянию и затем повторяет раз за разом уже пройденные циклы. Третью группу составляют ученые, считающие, что время многомерно, то есть может течь в любом направлении и с различными скоростями. Переход от одного состояния к другому в пространстве-времени происходит бесконечным количеством способов.

Видно было, что Савельева всё более увлекал его монолог:

—Кто из них прав, покажет опять же оно — время. А пока существует огромное количество таинственных фактов, которые описывают свойства времени. Например, в 1976 году советский пилот Орлов сообщил, что, совершая полет на МИГ-25, своими глазами наблюдал военные действия, разворачивавшиеся под крылом его самолета. Анализ запечатлевшихся в его памяти картин привел специалистов к выводу, что Орлов оказался свидетелем известной битвы, происшедшей в 1863 году около города Геттисберга во время гражданской войны в Америке. Один из пилотов НАТО описал свой впечатляющий полет над древним Римом. Он видел колесницы на улицах и Колизей, выглядевший так, будто его недавно построили. Или вот еще случай с одной англичанкой, некой Хопкинс. Это было в 1973 году. Она отправилась в магазин, но неожиданно перед ней как бы растворились асфальт и стоявшие вокруг дома. Она увидела кровавую картину бойни и хаоса: повсюду лежали раненые, истекающие кровью, улица была усыпана осколками битого стекла. Спустя некоторое время видение исчезло. На следующий день ирландские террористы взорвали бомбу как раз в том районе, где проходила женщина. После взрыва картина была точно такой, какую Хопкинс видела сутки назад.

— Как это всё удивительно, Сергей Алексеевич! Вы меня заинтриговали, — повернул голову в сторону собеседника Андрей.

— Таких примеров не счесть. Человечество стоит еще только на пороге познания мира, и дух захватывает от мысли, что ждет землян через сотню, через тысячу лет, если только они сохранят жизнь на планете.

Тем временем тропинка расширилась и превратилась в неширокую дорожку. Издалека начали доноситься звуки проезжающих по шоссе машин.

— Ну, вот мы и пришли, осталось метров триста до дороги. Автобусы ходят достаточно часто. Скоро будем на турбазе, — Савельев рассмеялся и дружески похлопал попутчика по плечу. — Умотал я тебя сегодня. Ну, ничего, зато на всю жизнь запомнишь горное путешествие.

Совсем стемнело. К предгорьям Кавказского хребта подступил долгий февральский вечер.

Планета Айголь, четвертая планета системы звезды Нэи Подземный город Вэйлен Около восемнадцати тысяч лет до нашей эры

Лэймос разговаривал с Нэйтой по видео смартфону уже в течение нескольких минут:

— Как твои дела?

— Всё в порядке, только работы, как всегда, много. У меня с утра обход больных, потом будет врачебный консилиум по одному очень важному вопросу.

Нэйта Эолин заведовала терапевтическим отделением в одной из городских подземных больниц, построенной в те годы, когда стало понятно, что на поверхности планеты Айголь комфортно проживать уже невозможно.

— У нас с тобой всегда много работы, — улыбнулся Лэймос. — У меня сегодня тоже два важных совещания, прямо с утра, одно за другим.

— Как продвигается подготовка первого полета? — спросила айголианка.

— Всё своим чередом. Проблем, конечно, миллион, но они все решаемы. Необходимо только время.

Лэймос сменил тему разговора:

— Мы с тобой не виделись уже целых пять дней. Давай, когда уладим каждый свои дела, пересечемся где-нибудь и поужинаем вместе.

— Хорошо, я согласна, — ответила Нэйта, тоже чуть подняв кончики губ в улыбке. — Я тебе позвоню, когда освобожусь. До вечера.

Экран смартфона Лэймоса погас. Подземный поезд плавно подъезжал к очередной станции. Еще через две остановки айголианцу предстояло выйти и пройти своим привычным путем по довольно широким, хорошо освещенным подземным коридорам, по краям которых росли растения, когда-то взятые из разных климатических поясов и создающие потрясающий эффект погружения в живую природу. Коридоры вели к входу в подземное здание Совета континентов.

Здание Совета было построено более ста айголианских лет назад. Сменилось уже несколько поколений жителей планеты, целью которых была общая задача — переселение на планету Тэлла.

Беды сплачивают общество. За четыре айголианских столетия цивилизация шагнула вперед так далеко, что в обычных условиях на такой прогресс ушло бы не менее тысячелетия. Постепенно ушло в прошлое большинство политических и экономических разногласий, существовавших между почти двумя сотнями государственных образований планеты. Да и сами страны объединились в континентальные союзы. Так легче было выживать в становившейся всё более враждебной природной среде.

За первые полторы сотни лет в новых условиях существования были построены десятки тысяч подземных сооружений, связанных между собой различными сетями коммуникаций. Были созданы мощные установки, добывающие кислород из воды, которой планета всё еще была достаточно богата. В подземных городах заработали системы вентиляции, электроснабжения, водоснабжения и канализации, полностью обеспечивающие айголианцам достаточно комфортную жизнь. Жизнь планеты была полностью компьютеризирована.

Был создан искусственный интеллект, увязавший в общую систему управления все научные и производственные процессы, происходящие на планете.

Но айголианцы понимали, что рано или поздно жить под поверхностью планеты станет невозможно. Планета остывала. Энергии, которую вырабатывали подземные атомные станции, всё равно не хватало для нормальной жизни всего айголианства. Излучение звезды с каждым годом становилось всё агрессивней. Звездный ветер сдувал с Айголь атмосферу, а с ней кислород и водяные пары, находящиеся в ней. Жители Айголь понимали, что на планете относительно комфортно сможет существовать лишь небольшая горстка жителей.

Лэймос Крэст подошел к большим раздвижным стеклянным дверям, которые служили входом в здание Совета континентов. Компьютер, установленный у входного портала, моментально отсканировал лицо и фигуру Лэймоса, и двери перед ним автоматически открылись.

Совещания Совета континентов, посвященные вопросам переселения на новую планету, проходили систематически, раз в десять дней. Вообще, на Айголь существовала шестидневная неделя. Четыре дня айголианцы работали и два дня отдыхали. Продолжительность часа была чуть больше земного. В сутках было двадцать часов. Но определенная часть жителей работала по другим графикам. К ним относился и Лэймос, выполнявший свои обязанности ежедневно, почти без выходных. Да и как на такой должности было отдыхать? Работа была его жизнью, он сам выбрал этот путь и ни разу не усомнился в избранной дороге.

В одном из конференц-залов Совета постепенно собирались айголианцы. Жители планеты в подавляющем большинстве были пунктуальны, и обычно на совещания почти никто не опаздывал. Так произошло и в этот раз. К назначенному времени приспособленный для подобных мероприятий зал был почти заполнен. Как и было предусмотрено, присутствовали полномочные представители обоих материков планеты, их помощники, секретари и специалисты в различных отраслях науки и экономики. Всего набралось около двухсот айголианцев.

Кроме того, в конференц-зале была налажена видеосвязь с более чем четырьмя тысячами руководителей различных предприятий, так или иначе связанных с подготовкой и выполнением насущной для планеты задачи.

Координатор Совета континентов Лэймос Крэст занял свое привычное место в кресле, расположенном так, чтобы видеть и присутствующих, и огромный экран, на котором отображалась вся необходимая для работы информация:

— Доброе утро, коллеги! Рад приветствовать вас!

Лэймос обстоятельно в течение десяти минут рассказал обо всех основных событиях, происшедших со времени предыдущего совещания, заострил вопросы, по которым в последнее время было больше всего нестыковок.

Затем участники консилиума перешли к обсуждению проблем, возникших на объектах программы за последние дни. Первым выступил координатор строительства космодрома Айо Онако:

— Коллеги, добрый день! У меня, увы, не совсем хорошие новости. Два дня назад полностью затопило одну из основных шахт, в которой добывалась железная руда для головного сталеплавильного комбината. Комбинат выпускает высококачественный прокат как раз для нашего проекта. На откачку воды из шахты и ее герметизацию уйдет не менее пятнадцати суток. Существующих на строительстве запасов металлоконструкций хватит, по расчетам, на семь дней. После этого срока возможен простой из-за отсутствия материалов.

— Понятно, — утвердительно кивнул Лэймос, — прошу центральную службу снабжения немедленно ввести заявку на необходимый металлопрокат в алгоритм обеспечения объекта. Будем брать сталь с близлежащих комбинатов, пока не устраним проблему.

Затем участники совещания решили еще несколько важных вопросов, касавшихся строительства нового космодрома. Больше всего проблем всегда возникало на монтаже орбитальной станции и межпланетного корабля. Это была техника нового поколения. Проекты подобного уровня на планете Айголь еще не осуществляли. Разработка проекта была начата более сорока айголианских лет назад и ни на минуту с тех пор не прерывалась. Проектирование было полностью компьютеризировано, были созданы мощнейшие программы, просчитывающие все нюансы предстоящей деятельности станции и корабля, на котором айголианцам предстояло полететь к своему новому дому.

Координатор проекта строительства корабля Сохос Торр, опытный сорокалетний инженер, как всегда, был довольно многословен. Он старался объяснить присутствующим специалистам специфику существующих задач:

— Друзья, чем реальнее мы видим результаты своего труда, тем больше у нас возникает вопросов. Хотя всё неоднократно просчитано, меня не покидают сомнения относительно мощности защитного электромагнитного поля корабля. При расчетах мы учитывали лишь небольшие встречные метеориты, сопоставимые по размерам с масштабами корабля. А если космическое тело будет достаточно крупным? Выдержит ли защита? Эти сомнения не дают мне покоя. Все наши усилия за несколько мгновений могут обратиться в прах. И второй вопрос, который меня беспокоит, это торможение. Разогнать корабль до неведомой доселе скорости мы сможем. Но сможем ли мы его вовремя остановить? И нужно ли его вообще останавливать, тратя колоссальную энергию. Не проще ли сделать из корабля космический челнок, который будет бесконечно курсировать по эллиптической орбите между нашими планетами. Для доставки на него пассажиров необходимо будет спроектировать и построить два, а лучше три, спускаемых аппарата, которые попеременно будут, когда необходимо, стыковаться с основным кораблем и, когда необходимо, отстыковываться от него. Третий аппарат должен быть запасным, на случай нештатных ситуаций.

— Ваши соображения, Сохос, представляются обоснованными, — согласился с инженером Лэймос после нескольких секунд размышлений. — Прошу вас, изложите всё подробнейшим образом и перешлите доводы и расчеты на рассмотрение Главного технического совета. Всё это нужно тщательным образом проанализировать, прежде чем корректировать проект.

— Хорошо, через два дня я предоставлю необходимую информацию, — кивнул в ответ Сохос Торр.

За обсуждениями различных вопросов незаметно промелькнули четыре айголианских часа.

После совещания Лэймос наскоро перекусил в одном из небольших кафе, расположенных в здании Совета континентов. После обеда он уединился в своем кабинете. Нужно было подготовиться к следующему совещанию, касающемуся финансовых вопросов обеспечения проекта.

Второе совещание, как и первое, было достаточно долгим и продлилось более трех часов. Уставший, опустошенный от бесконечного вала вопросов и проблем, Лэймос решил немного отдохнуть в рекреационной зоне, расположенной неподалеку от кабинета.

Пространство зоны отдыха было оформлено как имитация кусочка глубокого, когда-то синего айголианского неба. Подсветка была сделана столь искусно, что возникала полная иллюзия, что находишься под открытым небосводом; что через мгновение над головой пролетит стая птиц, что верхушки деревьев качнет налетевший откуда-то ветер, что донесутся далекие звуки живой природы.

Но всё это было лишь иллюзией. До открытого пространства над головой было более ста метров скальных пород. Да и открывающееся небо было уже не синим, а темным, почти черным, и на этом фоне мерцали бесчисленные звезды и горела ближайшая к Айголь звезда Нэя — айголианское солнце.

Лэймос любил смотреть на растения. Вся зона отдыха была засажена цветами, привезенными и высаженными здесь, в помещении Совета, почти со всех концов огромной планеты. На поверхности Айголь уже не осталось ничего подобного, а здесь, на глубине, благодаря искусственному освещению и орошению, всё цвело и благоухало.

Лэймос не заметил, как слегка задремал. На мгновение мир стал нелогичным, нереальным, чуть тревожным в своей нереальности. Очнулся он от зуммера, исходившего из телефона на его руке. Это звонила, как и обещала, Нэйта. Лэймос вздрогнул от неожиданности, но через мгновенье уже улыбался своей подруге в микрокамеру смартфона.

— Привет! Не отвлекаю случайно? — голос Нейты был чуть уставший, с тонами грустинки, да и лицо тоже подтверждало усталость.

— Нет, я уже свободен. Ждал твоего звонка.

— Где мы встретимся?

— Давай в нашем любимом месте, — ответил айголианец, — не будем ничего изобретать. Я изобретал сегодня весь день, больше не хочу.

— Хорошо, через двадцать минут я буду на месте, — кивнула Нэйта, и на экране телефона появилась привычная заставка с древним красивым видом одного из замерзших к настоящему времени морей Айголь.

По всему подземному городу Вэйлен, в котором жили Лэймос Крэст и Нэйта Эолин, были разбросаны небольшие уютные ресторанчики, владельцы которых пытались перещеголять друг друга в оформлении своих детищ. В основном, конечно, они пытались имитировать в интерьерах исчезнувшие с лица планеты пейзажи: старинные кривые улочки экваториальных городов, увитые бурной растительностью, более строгие пейзажи умеренных широт или просто бескрайние дали некогда красивой, цветущей планеты.

В одном из таких заведений и познакомились Лэймос и Нэйта около двух лет назад. Айголианец часто вспоминал, как он впервые увидел за столиком, неподалеку от входа, красивую, стройную девушку, сидевшую за бокалом любимого напитка жителей планеты — катерно. А вот дальше в его памяти был провал. Как он ни пытался, так и не мог вспомнить, как подошел к Нэйте, какие слова говорил, как провожал ее до дома. Нэйта часто потешалась над ним по этому поводу:

— Это катерно тебе в голову ударил, вот ты всё и позабыл… Лэймос вышел из подземного поезда на знакомой остановке, купил в цветочном автомате небольшой букетик любимых цветов Нэйты и пошел к ресторану. Путь был приятным, путь вел к любимому человеку, с которым Лэймос не виделся несколько дней.

Как он ни спешил, но всё равно опоздал. Нэйта уже ждала его. Они улыбнулись друг другу, обнялись на мгновение и вошли в помещение. Ресторанчик был устроен так, как будто ты попадаешь на старинный деревянный корабль, плывущий по безбрежному океану. Даже волны казались почти осязаемыми, даже звездная дорожка закатной Нэи была как будто настоящей.

Они присели за свободный столик в уютном месте и заказали ужин: бутылку катерно и несколько блюд из представителей морской фауны, еще встречающихся в глубинах океана под солидным слоем айголианского льда. Блюда эти были достаточно дорогими, но Лэймос мог позволить себе не отказывать в подобных маленьких удовольствиях.

— Как прошел твой день, удачно? — спросила Нэйта, вглядываясь в темные глаза друга.

— В общем, всё как обычно, — улыбнувшись, ответил Лэймос, — процесс движется, но очень медленно, не так, как хотелось бы. А у тебя как?

— Да так, чуть позже расскажу. Давай отвлечемся от дел. Они непринужденно болтали о чем-то малозначительном, глядя друг на друга. Порой нам всем за нашими бесконечными заботами так не хватает на первый взгляд бессмысленных, незамысловатых разговоров о чем-то, глубоко засевшем в наши души и умы.

Вдруг на расслабленном лице Лэймоса снова проступили черточки сосредоточенности:

— Нэйта, послушай меня. Я хочу сказать тебе очень важные слова.

Нэйта мгновенно вскинула взгляд. Лэймос продолжил:

— Ты не находишь, что мы с тобой живем неправильно? Наши жизни проходят, они летят стремительно, а мы до сих пор ограничиваемся редкими, мимолетными встречами. Нужно положить этому конец. За два года мы достаточно хорошо узнали друг друга, чтобы начать жить вместе, под одним по толком. Мне надоело просыпаться среди ночи в пустой квартире, где пообщаться можно лишь с компьютером. Я хочу, чтобы в нашем общем доме раздавался детский плач, чтобы он не давал нам высыпаться. Как ты на это смотришь? Я хочу, чтобы ты мне ответила сегодня.

Нэйта еще раз пристально взглянула на Лэймоса и, вздохнув, тихо ответила:

— Я полностью разделяю твои настроения, но то, что я тебе сообщу, может перевернуть всё с ног на голову, — Нэйта чуть опустила голову и потупила взгляд. — У нас тоже, как и у тебя, сегодня было большое совещание Центрального аппарата охраны здоровья. Скажи, ты не обращал внимания, появились ли у твоих друзей и знакомых в последний год дети?

— Нет, не обращал, конечно. А что случилось? — насторожился Лэймос.

— Понимаешь, первыми забеспокоились гинекологи. За последний месяц на планете не зарегистрировано ни одного аборта. И за последний год рождаемость на планете стала катастрофически падать. Да, в последние четыре века население Айголь стремительно уменьшалось, но всё же была смена поколений. А в последнее время идет чистая убыль, население планеты не пополняется новыми карапузами.

Лэймос словно застыл, перестав даже моргать.

— И что это значит? — наконец выдавил он из себя вопрос.

— Пока точно сказать не могу, но всё говорит о том, что природа не хочет, чтобы цивилизация айголианцев продолжалась. Что это — вирус или еще что-то, я пока не знаю. Конкретика прояснится в ближайшее время. Над вопросом уже работают лучшие умы большинства стран. Они объединились и создали чрезвычайный Совет. Постоянно проводится обмен мнениями и информацией.

Лэймос и Нэйта сидели за столиком и молчали. Со стороны было видно, что они оба чем-то глубоко подавлены. Блюда из экзотических океанских животных так и остались нетронутыми, а бутылка катерно была чуть почата.

Планета Земля. Центральная Россия Город Верхневолжск Начало двадцать первого века

— Кто это звонил? — донесся из кухни женский голос.

— Это Сергей Алексеевич, — Андрей быстро встал с кресла и вышел из комнаты.

Жена Андрея Елена возилась у кухонного разделочного стола с миксером, приготовляя тесто для блинов.

— Вот это дело! — Андрей хлопнул в ладоши и потер ими друг о дружку.

Елена взяла ложку и мазнула мужа по кончику носа. Он попытался увернуться, но не успел.

— Не обольщайся, блины на завтрак. Мы сегодня уже ужинали.

Андрей вытер нос и засмеялся:

— Ну вот, а я думал, раз у англичан существует второй завтрак, почему бы нам не придумать второй ужин.

— Иди лучше умойся, англичанин!

Андрей Чернеев познакомился со своей супругой в студенческие годы. Они учились в одном вузе, на одном и том же курсе, только на разных факультетах. Он обучался на автомеханическом, она — на машиностроительном.

Андрей давно заглядывался на глазастую девчонку, время от времени мелькавшую в университетских коридорах. Но подойти и познакомиться духу у него как-то всё не хватало, пока не представилась реальная возможность. В университете часто устраивали танцевальные вечера, дискотеки. Вот на одном из таких вечеров, приуроченных то ли ко Дню защитника Отечества, то ли к Международному женскому дню, они и познакомились. Местная рок-группа, состоявшая из студентов старших курсов, начала играть песню «Солнечный остров» из репертуара группы «Машина времени». Под тот самый «солнечный остров» Андрей и отважился подойти к своей будущей супруге и пригласить ее на танец. Потанцевав, обменявшись несколькими ничего не значащими фразами, в тот вечер они больше не виделись. Каждого закрутила своя компания.

Следующие несколько дней Андрею было не до учебы, он ее просто забросил. Как потом выяснилось, с Еленой происходило то же самое, что и с Андреем. Они встретились через три дня в одном из коридоров главного корпуса, как-то сразу нашли друг с другом общий язык и больше уже не расставались…

Андрей смыл с лица результаты своеобразного проявления внимания жены и сел на угловой диванчик, стоящий на кухне около окна.

— Звонил Савельев. Мы разговаривали совсем недолго, связь была не очень. Как я понял, Сергей Алексеевич располагает конкретной, интересующей клуб информацией, — голос Андрея зазвучал взволнованно. — Он просил меня приехать, если смогу. Мы договорились на послезавтра, на субботу.

— На субботу! — Елена чуть вскинула вверх брови и повернула голову в сторону мужа.

— Слушай, возьми меня с собой. У нас у обоих выходной. Ты поедешь на машине или на электричке?

Андрей пожал плечами:

— Не знаю. Я еще не решил. На машине, наверно, получится быстрей.

— Как сказать! Делай поправку на пробки.

Елена выключила гудящую машину и села рядом с супругом на диванчик.

— Ну, возьми меня! Я так давно не была в Москве. Когда еще появится возможность съездить в столицу!? И с ребятами я тоже хочу встретиться, я по ним соскучилась.

Елена артистически надула губки в наигранной обиде:

— Возьмешь?

— Поехали, если хочешь. Действительно, мы сейчас можем себе это позволить, Катя на даче. Съездим к ней в воскресенье.

Шестилетняя дочка Чернеевых Катя уже больше двух недель жила на даче у родителей Елены, недалеко от города, на берегу Волги. По выходным мама с папой приезжали проведать свое чадо, привозя с собой кучу съедобных и несъедобных гостинцев.

— Значит, решено! В таком случае ты сегодня получишь свой блин. Но только один, на большее не рассчитывай, — обрадованно сказала хозяйка.

В ответ Андрей усмехнулся:

— А если бы я не захотел брать тебя с собой?

— Тогда тебе пришлось бы неделю перебиваться на бутербродах. Месть моя была бы страшной, — звонко рассмеялась Лена, выливая на горячую сковородку очередной черпачок желтоватой густой жидкости.

Будильник зазвенел яростно и жестоко, словно за что- то обозлился на хозяев. Было раннее субботнее утро, только пять часов, и за окном краски наступающего дня еще не проявились в полной мере. Во всём преобладал серый цвет: в небе, в темных силуэтах деревьев, в домах, и так раскрашенных в неяркие тона. До восхода солнца оставалось около получаса. Лишь с первыми его лучами все оттенки природы проявятся и в полной мере приобретут естественные очертания. А пока природа вокруг, еще не окончательно проснувшись, как бы нежилась последние минуты перед очередным суетным и непредсказуемым днем.

В первую секунду после пробуждения Андрей попытался осознать, для чего он вчера собственноручно привел в состояние готовности орудие пыток, называемое будильником. Но уже через мгновение в голове немного прояснилось, новый день ворвался в его сознание своими бесконечными заботами. Андрей сладко потянулся, приятно растягивая суставы, и тут же вспомнил, что предстоящим днем его ожидало по большей мере приятное и необычное, чем рутинное и предсказуемое. Он снова завел будильник, теперь на пятнадцать минут шестого, поставил его на стол, потом передумал и поправил стрелку звонка в этот раз уже на пять минут назад. Эти десять минут утреннего сна, которые Андрей попытался себе подарить, казались ему в те секунды особенно сладкими.

Но заснуть он не смог. Проснувшиеся размышления

окончательно отогнали сон. Андрей дотронулся до плечика Елены, чуть высунувшегося из-под одеяла.

— Просыпайся, красавица, нас ждут великие дела!

Лена тоже сладко потянулась, возвращаясь в окружающий мир из царства Морфея.

Андрей пружинисто встал, умылся холодной водой, чтобы окончательно избавиться от ночной расслабленности, оделся и пошел за машиной в гараж, который находился в пяти минутах ходьбы от дома.

Автомобиль завелся быстро и без проблем. Около года назад Андрей, после довольно долгого периода нерешительности, поменял свою видавшую виды «семерку», на которой откатал больше трех лет, на подержанный, но вполне еще крепкий Фольксваген Пассат. Иномарку пригнал из Германии его хороший знакомый, который после распада прежних государственных структур остался без работыи зарабатывал в последнее время на жизнь «челночным» автомобильным бизнесом.

Когда Андрей вернулся в квартиру, Елена была уже одета и причесана. Из кухни доносился обольстительный запах кофе.

— Вот молодец, как ты быстро собралась! — похвалил Андрей супругу, едва переступив порог.

— А ты как думал?! Под лежачий камень «Шанель номер пять» не течет,

— перефразировала Лена известную поговорку, выказывая тем самым хорошее настроение. — Как только ты ушел, я сразу встала, хотя так хотелось понежиться в кровати еще минутку.

— Ничего, подремлешь в машине, — улыбнулся Андрей, усаживаясь за кухонный стол в предвкушении плотного аппетитного завтрака перед дальней дорогой.

Блины, испеченные Еленой накануне вечером, пришлись как нельзя кстати. Несколько блинов даже осталось, и их взяли с собой на дорожный перекус.

Они выехали в начале седьмого. Светофоры уже переключили на дневной режим работы, но Андрей попал в «зеленую волну» и через пятнадцать минут уже был на южной окраине города. Машин в раннее утро субботы было немного, ехать было приятно. С востока уже показалось солнце, обещающее теплый летний день.

— Куда мы сначала в Москве поедем? — спросила Елена, поудобней устраиваясь на заднем сидении.

В пятницу оказалось, что поездка в столицу для Андрея была предрешена. Всё равно пришлось бы ехать туда в ближайшие дни по работе.

— Мне нужно сначала заехать в нашу головную фирму, взять кое-какие запасные части для оборудования. Это в районе проспекта Мира, по пути. Оттуда позвоним Сергею Алексеевичу и поедем к нему — или домой, или на кафедру, в университет.

Прошло уже около трех лет с того момента, как Андрей Чернеев оставил свою работу в государственном предприятии и попытался заняться бизнесом. Как только появилась возможность работать самостоятельно, они с товарищем организовали кооператив по производству мебели. Около полугода новоявленные бизнесмены по большей части вязли во всевозможных препонах, чинимых многочисленными бюрократическими структурами, как оставшимися с прежних времен плановой экономики, так и народившимися вновь. Но они были молоды и упорны, постепенно дело налаживалось. Небольшое производство проработало около года. Потом кооперативы преобразовали в товарищества с ограниченной ответственностью. Компаньоны тоже переоформили все документы, и тут у них начались неприятности. Спрос на мебель, производимую на их, в общем, кустарном предприятии, упал. Все мебельные магазины затоварились импортной продукцией из современных материалов более высокого качества. Заграничная мебель создавалась с применением более продвинутых технологий, с тщательно продуманным, проработанным, выверенным годами деятельности дизайном.

К тому же, в то время рубль начало лихорадить, инфляция исчислялась уже не процентами, а порядками. Производство мебели пришлось свернуть.

Затем начался период поиска своего места под солнцем, который продлился около полугода. Коммерческая деятельность их не прельщала, хотя и приносила в той экономической неразберихе неплохие доходы.

Наконец Андрей со своим товарищем, которого звали Игорь Плужников, нашли в Москве итальянскую фирму, занимавшуюся производством пластиковых окон и расширявшую сеть своих представительств в городах России. На первых порах компаньоны размещали свои заказы в столице, на головном производстве, но постепенно организовали сборку продукции и в Вехневолжске.

Всю вчерашнюю пятницу Андрей потратил на то, чтобы в его отсутствие производство не дало сбой, хотя они давно разработали с Игорем систему взаимной подмены, при которой один дублировал другого во всех вопросах, касающихся общего дела. Тем более, что уезжал он на субботу, всего на один день.

Игорь с пониманием относился к увлечению товарища. Он сам любил путешествовать, так что и Андрею частенько приходилось одному заниматься всеми проблемами предприятия.

Андрей тоже пару раз съездил с Еленой в краткосрочные, не больше недели каждая, туристические поездки за границу. Один раз они проехались на автобусе по западной Европе — побывали в Берлине, Амстердаме, Париже. В другой раз слетали в Египет, погрелись под жгучим африканским солнцем, прикоснулись ладонями к горячим камням знаменитых пирамид, излучающих историю.

Еще каких-нибудь десять лет назад такие поездки для российских граждан были почти невозможны. Но время изменилось, весь мир открылся перед жителями страны во всей своей красоте и во всём многообразии.

И всё же Андрею больше нравились не такие краткие ознакомительные путешествия, а экспедиции с определенной целью, осуществлению которой были подчинены все усилия членов экспедиции.

Город остался позади. Андрей миновал пост ГИБДД и выехал на новую, не так давно построенную московскую трассу. В детстве он с отцом часто ездил собирать рыжики в еловые посадки, как раз на месте которых теперь и проходила первоклассная дорога, связывающая столицу с севером страны.

От влажного асфальта шли испарения, и поэтому магистраль впереди как бы струилась, чуть подрагивала в восходящих потоках воздуха.

Андрей притопил педаль газа. Стрелка спидометра начала подползать к отметке в сто пятьдесят километров в час. Дорога была новая, почти идеально ровная. Фольксваген шел тихо и мощно, оставляя позади себя всё новые и новые километры.

— Андрюша, а кто еще будет у Сергея Алексеевича? — спросила Елена.

— Я точно не знаю, но думаю, что обязательно должен быть Женя Макаров. Еще, может быть, Наташа Кольцова подъедет. Да как обычно, ты ведь со всеми ребятами знакома.

— Знакома, — кивнув, подтвердила Лена, — я думала, может быть, еще кто-то новый появился.

Андрей едва заметно пожал плечами, крепко сжимая руль в руках.

— Может и появился. Приедем — узнаем.

Затем он снял правую руку с руля и начал последовательно нажимать кнопки зафиксированных в памяти радиоприемника станций. Поменяв несколько, он остановился на волне радиостанции «Европа плюс». Как раз только начала петь один из своих недавних маленьких шедевров Алла Пугачева. «Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи…» — отбивалось приятным ритмом в автомобильных динамиках.

— Хорошо, что она вернулась на сцену, — начал разговор Андрей. — Такой голос должен принадлежать не ей одной, а всей стране. Даже более пафосно скажу — всему человечеству.

Елена чуть усмехнулась в ответ:

— Должен-то должен, но у каждого человека в жизни бывают сложные периоды. Она такая же, как все, со своими радостями и невзгодами. Видимо, пару лет назад просто устала от всего: от популярности, от внимания, да просто от той бешеной жизни, которой жила, будучи идолом, полубогом в глазах миллионов почитателей. Немного отдохнула, посмотрела на себя как бы со стороны и снова вернулась к творчеству, потому что поняла, что это и есть ее жизнь.

Андрей согласно кивнул.

— Да, видимо, так оно и есть. Помнишь, она начала заниматься производством какой-то обуви, какой-то парфюмерии. Хорошо, что довольно скоро поняла, что всё это — лабуда, всё это не ее, не для ее судьбы. Ее дело — петь, а не парфюм производить и рекламировать.

Тем временем песня закончилась, и ведущий начал в эфире какую-то викторину, которых в последнее время на многочисленных радиостанциях развелось сверх всякой меры.

— Давай лучше послушаем что-нибудь на диске, — попросила Елена и сменила свое положение в автомобильном кресле. Она на несколько секунд приоткрыла окно, и в машину ворвалась струя свежего воздуха, приятно пахнущего скошенной травой и хвоей.

Андрей порылся в бардачке и достал плоскую коробочку с компакт-диском одного из своих любимых авторов-исполнителей Олега Митяева. Блестящая пластинка нырнула в щель на панели управления, и в машине спустя несколько мгновений раздались первые гитарные аккорды. «Лето — это маленькая жизнь порознь, тихо подрастает на щеках поросль…» — негромко и душевно раздавалось из динамиков, настраивая слушателей сопереживать и размышлять вместе с автором.

— Действительно, лето — это маленькая жизнь, — Андрей чуть заметно улыбнулся уголками губ, видимо вспомнив что-то далекое и приятное. — Зимой жизнь как бы замирает, никаких особых изменений, а летом всегда столько событий происходит. Порой и не упомнишь всего.

— Не знаю, я как-то этого не замечаю. Для меня и зимой, и летом всегда одни и те же обязанности, и никуда от них не денешься.

— Ничего, я тебя сегодня немного отвлеку от этих обязанностей, от твоей рутины. Проедешься по Москве с ветерком, заедем пообедать куда-нибудь на Арбат или на Тверскую, — попытался подбодрить супругу Андрей.

— Ловлю на слове, — чуть кокетливо ответила Елена, сделав руками жест, словно начала поправлять и прихорашивать свою прическу.

Тем временем равнинная местность закончилась, и начались так называемые Переславские горы. Спустя некоторое время впереди замаячили многочисленные крыши домов Переславля-Залесского.

— Ну, вот, полпути уже позади, — Андрей удовлетворенно хлопнул ладонями по рулю, — в начале десятого будем в Москве. Только бы у окружной в пробку не попасть.

— А что, по выходным тоже пробки бывают?

— Теперь они в Москве почти всегда. Машин развелось огромное количество. Я не знаю, как москвичи дышат таким воздухом. Верхневолжск меньше столицы раз в десять или даже более, и то сейчас у нас без светофора улицу перейти трудно. А помнишь, раньше частенько нарушали, на красный переходили? Машин было раз, два и обчелся.

— Да, и с каждым годом их будет всё больше и больше, цивилизация наступает, — вздохнула Лена.

— На старости лет уедем жить в деревню, — Андрей рассмеялся, оглянувшись на жену.

— Да в какую деревню?! Разве ты сможешь жить в деревне? И я не смогу. Мы с тобой урбанисты, получаем удовольствие от этого смога, а ты говоришь — в деревню.

— Видимо, наши организмы уже перестроились и перерабатывают вредные выхлопы в какие-нибудь аминокислоты, — шутливо подтвердил рассуждения супруги Андрей.

Началось Подмосковье. Машин, действительно, заметно прибавилось. Тысячи жителей близлежащих поселков торопились в столицу, каждый по своим делам. Огромный мегаполис, один из самых больших в Европе, да и во всём мире, как магнит чудовищной силы притягивал к себе каждого, кто хоть на мгновение отрывался от своей родной частички Земли и тут же закручивал в водоворот линий напряженности своих бесчисленных и бесконечных проспектов, бульваров и улиц.

Серебристый Фольксваген без приключений миновал рубеж окружной дороги и устремился к центру столицы.

Андрею довольно быстро удалось провернуть все дела в офисе головной фирмы, располагавшейся в одном из переулков неподалеку от проспекта Мира, и к одиннадцати часам утра они уже освободились.

— Я позвонил Сергею Алексеевичу, — сказал Андрей, усаживаясь за руль, — он дома. У нас в запасе почти два часа. Ребята соберутся к часу дня. Поехали туда, куда я тебе обещал.

— Да, перекусить не мешает, — Лена хитро прищурила глазки. — Но я кроме «Праги» ничего не признаю.

— В «Прагу» пойдешь в Праге, когда туда приедешь, а здесь и «Макдональдсом» можно обойтись.

— Только не в «Макдональдс», — Елена приложила руку к груди и закатила глаза в красноречивом жесте, — у меня от этих чизбургеров и гамбургеров кошмарная изжога.

Андрей пожал плечами и повернул ключ зажигания.

— Да, а мне они нравятся. Вкусно и сытно.

В «Макдональдс» они, конечно, не поехали, а с удовольствием пообедали в одном из небольших уютных кафе на Старом Арбате. После обеда, взявшись за руки, супруги еще примерно полчаса бродили среди бесчисленных рядов художников и матрешечников, обосновавшихся на этой особенной улице Москвы.

Сергей Алексеевич жил с женой Ингой Михайловной в небольшой трехкомнатной квартире на одной из улиц неподалеку от места пересечения Ленинского и Ломоносовского проспектов. Они специально поменяли квартиру в этот район, чтобы перебраться поближе к МГУ, где Савельев преподавал уже около двух десятков лет. Инга Михайловна также устроилась младшим научным сотрудником на одну из кафедр университета, так что, если у Сергея Алексеевича первая пара была загружена лекцией или практическими занятиями со студентами, то они ходили на работу вместе, под ручку. Рабочий день Инги Михайловны всегда начинался с самого утра, в одно и то же время, как только в аудиториях появлялись первые, обычно не выспавшиеся молодые люди, спешившие получить очередные порции знаний.

В университете прошла пора летней сессии, наступило относительное затишье вплоть до начала вступительных экзаменов с их нервным напряжением и ручьями слез радостей и разочарований.

Инга Михайловна была в отпуске, у нее явно было достаточно свободного времени. Гости почувствовали это, едва переступив порог квартиры, по замечательному аппетитному запаху только что испеченных пирогов.

— Здравствуйте, хозяева! — не скрывая улыбки, вошел в прихожую Андрей.

— Принимайте гостей.

Он преподнес Инге Михайловне букет цветов, купленный на Старом Арбате, а Сергею Алексеевичу передал торт, только что приобретенный в одном из центральных гастрономов. Елена, чуть смущаясь, спряталась за плечом мужа.

— Проходите, очень рады! — улыбнулся в ответ Савельев. С тех пор, как Андрей познакомился с Сергеем Алексеевичем и Ингой Михайловной в Домбае, у каждого из них в жизни произошло немало радостных и драматических событий. У Андрея появилась семья, которая разрослась до среднестатистического количественного уровня в три человека. У Савельевых за эти несколько лет выросли и стали взрослыми и самостоятельными сыновья. Каждый из них уже успел создать свою ячейку общества. В Оренбургской области, на малой родине, у Сергея Алексеевича не так давно ушли из жизни самые родные ему люди — отец и мама. Да и страна, и все люди, ее населяющие, стали другими, внутренне изменились. А вот внешне Сергей Алексеевич почти не изменился: всё та же подтянутая фигура, всё та же спортивная, пружинистая походка. И только седина на висках напоминала о неумолимо спешащем времени.

— Вы, как всегда, пунктуальны, — поприветствовала вошедших хозяйка, поставив цветы в стилизованную на китайский манер вазу. — Сегодня вы у нас самые далеко живущие, а пришли минута в минуту.

— Стараемся, Инга Михайловна, — ответил Андрей, и они с Леной прошли в гостиную, — еще кто-то из старых мудрецов сказал: «Если ты приходишь на назначенную встречу раньше, чем за три минуты, ты не уважаешь себя. А если ты появляешься на встрече позже, чем на три минуты от назначенного часа, ты не уважаешь других, окружающих тебя».

— Было бы идеально, если бы все придерживались этого правила, — утвердительно кивнул Сергей Алексеевич, приглашая гостей присесть в удобные кожаные кресла, стоящие в гостиной.

Андрей так любил бывать в этой уютной комнате; так много интересного было им узнано, когда он сидел то в одном, то во втором из этих двух кресел.

Ничего особенного в комнате не было. Она была обставлена обычной, вполне заурядной мебелью. По одной стене стояла так называемая стенка производства одной из московских фабрик. В углу у окна располагался телевизор «Филипс» средних размеров. Что отличало комнату от многих подобных таких же, так это невероятное количество книг, которые стояли во всех сколько-нибудь пригодных для их хранения местах.

И еще у гостиной существовала неповторимая аура, созданная их многочисленными встречами, каждая из которых была зафиксирована в памяти объединенных общей идеей увлеченных людей.

— Располагайтесь, ребята. Как доехали? Вы на машине? — добродушным голосом спросил хозяин.

— Да, на машине приехали. Решили прогуляться вместе, пусть Лена немного отвлечется от своих повседневных дел.

— Вот и молодцы! Вечером отправимся в центр, погуляем по столичному «бродвею», по Тверской. Город хорошеет прямо на глазах, не успеваешь удивляться, как быстро всё меняется.

— Да мы уж заметили, у нас был часик. Прогулялись по Арбату.

— А, тогда я опоздал со своим предложением, — Сергей Алексеевич присел на диван напротив молодежи.

— Как поживаете? Где ваша маленькая?

— Катя у дедушки с бабушкой на даче, — ответила Елена, кладя руку на спинку кресла, — загорает, купается в Волге. Ее оттуда домой не вытянешь.

— Это хорошо, пусть закаляется, — глаза Сергея Алексеевича излучали доброжелательность, — наше северное лето такое короткое. В августе чаще всего купаться будет уже проблематично. Сейчас-то жарко, но год на год не приходится. Что-то будет через неделю-другую?

В прихожей раздался звонок, напоминающий короткую соловьиную трель. Хозяин квартиры встал и пошел открывать дверь.

— Ну, вот и остальные начали подтягиваться, — удовлетворенно произнес он.

Постепенно, в течение получаса, в квартире Савельевых собралась довольно многочисленная компания. Приехал Евгений Владимирович Макаров — ближайший друг и коллега Сергея Алексеевича. Они вместе были почти во всех экспедициях клуба «Атлантида». Евгений, или как его почти все называли — Женя — ввиду того, что он довольно моложаво выглядел несмотря на отмеченное не так давно сорокалетие, был физиком и изучал плазменные процессы. Кроме того, он фанатично был увлечен астрофизикой. Его стихией была вся Вселенная с ее беспредельными глубинами и бесконечными тайнами. На эти темы он мог разговаривать часами, посвящая собеседников в многочисленные загадки пространства и времени.

Подъехали двое давних приятелей Андрея, с которыми он несколько лет назад около месяца кормил бесчисленных кровососущих насекомых в районе Подкаменной Тунгуски. Игорь Лебедевский и Дмитрий Кондрашов по внешнему виду являлись диаметральными противоположностями друг друга. Лебедевский — невысокий, с наметившимся животиком, с залысинами, открывавшими высокий лоб мыслителя и с добродушным лицом, никак не соответствовал высокому и худощавому Кондрашову. Дима постоянно носил видавшие виды джинсовые костюмы и окладистую темно-рыжую, почти оранжевую бороду. Кроме того, он был всегда взъерошен: его густая каштановая шевелюра торчала во все стороны, словно назло всему противостояла закону тяготения.

Но, несмотря на полное несоответствие внешних данных, внутреннее соответствие у них было полное. Дмитрий с Иго рем подружились еще в студенческие годы, когда учились на одном факультете в Московском химико-технологическом институте. С тех пор судьбы их сходились и расходились, пересекались и шли параллельными путями по железным дорогам времени, но друзья постоянно поддерживали между собой самые теплые отношения. Всегда один оказывался там, где в тот момент было трудно второму.

В импровизированную штаб-квартиру клуба как всегда, словно ветер, ворвался неугомонный и смешливый Юра Хрусталев, хирург по профессии, работающий уже несколько лет в институте имени Склифосовского. Никогда никто не видел его унылым и растерянным, несмотря на то, что Юрина профессия предполагала постоянные столкновения с человеческими драмами и трагедиями. Хрусталев был всегда предельно собран и никогда не терял внешнего оптимизма, а что творилось в его душе, было известно только ему одному.

Едва переступив порог квартиры, он схватил Елену в охапку и закружил по комнате.

— Ага, и Ленка приехала! Давненько я вас, ребята, вдвоем не видел!

Елена попыталась сначала высвободиться из объятий, но поняв, что это практически невозможно, смирилась со своей участью.

— Какая я тебе Ленка, — обиженно пропищала она, упираясь сжатыми кулачками в широкую грудь Хрусталева, упакованную в клетчатую рубашку, — я Елена Евгеньевна, и почаще, пожалуйста.

— А для меня все женщины до тридцати — Ленки, Светки и Наташки, — гоготал Юра, всё еще кружа свою пленницу.

— Поставь меня на место, мне уже тридцать! — схитрила Елена. На самом деле ей, как и Андрею, было только двадцать восемь.

— Ну, раз тридцать, всё, мое внимание к тебе отныне утрачено. Я умываю руки.

Он осторожно опустил Елену на середину ковра и картинно раскланялся. Все присутствующие рассмеялись.

— Пока вы тут забавлялись, к нам еще гости подошли, — вернувшись в гостиную, сказал Сергей Алексеевич.

Вслед за Савельевым вошли две девушки. Они тоже не в первый раз участвовали в собраниях клуба. Первая, совсем еще молоденькая, немного стесняясь, поздоровалась, сказав лишь одно единственное слово приветствия. Девушку звали Таня Морозова. Ее немного вздернутый носик слегка порозовел от плохо скрываемого волнения.

— Проходите, проходите, присаживайтесь, — захлопотала около юных созданий Инга Михайловна, заметив их растерянность и нерешительность.

Вторая из девушек, Наташа Кольцова, была тоже совсем еще молодой, всего года на два постарше Тани. Обе они учились в МГУ, на факультете, где преподавал Савельев.

В университете почти все знали об увлечении неунывающего преподавателя. Немало своих учеников в течение многих лет существования клуба Сергей Алексеевич понемногу приобщил к экспедициям, походам, общим интересным занятиям, требующим от каждого участника порой проявлений определенной выдержки и мужества. Поколения студентов сменялись, ребята разъезжались по стране, обзаводились семьями. Кто-то постепенно отходил в сторону от дел клуба, кто-то поддерживал связь со своими единомышленниками, но атмосфера дружественности в «Атлантиде» существовала всегда, с первого дня после его образования.

— Кажется все, кто обещал приехать, в сборе, — сказал Сергей Алексеевич, вновь присаживаясь на диван, — можно начинать.

Сколько раз уже Андрей вот так ожидал этого удивительного, ни с чем несравнимого мгновения приобщения к тайне. Перед каждой встречей он, как мальчишка, трепетал от нетерпения, желая ощутить новый неожиданный поворот в своем устоявшемся сознании.

Сергей Алексеевич вышел на несколько секунд из гостиной, а когда вошел вновь, то все присутствующие обратили внимание на изменившееся выражение его лица. В обычно спокойном, непроницаемом взгляде появились искорки мальчишеской бесшабашности и таинственности, которая никак не хотела оставаться нераскрытой, рвалась наружу в ожидании быть понятой и надлежащим образом оцененной.

— Друзья, я пригласил вас сюда, чтобы сообщить наиважнейшее сообщение, — почти по-гоголевски, с пафосом, начал математик. — С таким нам в клубе сталкиваться еще не доводилось.

Он держал в руках небольшую пластмассовую коробку, по размерам немного большую, чем обыкновенный школьный пенал. Сергей Алексеевич открыл ее и вынул кусочек серебристо-голубого металла, с одной стороны, видимо, выкрашенного черной матовой краской.

— Насколько я осведомлен на сегодняшний день, в этом осколке заключена тайна, к которой до нас еще никто не имел возможности прикоснуться. Нам первым предстоит приобщиться к ней и, если повезет, постараться, по крайней мере, приблизиться к ее познанию, к ее раскрытию.

— Что это? — первым не выдержал со своим реактивным характером Юра Хрусталев.

— А как ты думаешь? — протянул Савельев загадочный осколок. — Возьми, посмотри, потрогай.

Юрий несколько секунд рассматривал доверенный ему ключик от нераскрытой тайны, повертел его в руках, поднес поближе к свету и вновь передал Сергею Алексеевичу.

— Насколько я понимаю в материаловедении, это кусок какой-то качественной, высоколегированной стали. Видимо, он являлся частью детали машины или оборудования.

Савельев стоял, держа осколок между большим и указательным пальцами на уровне глаз и смотрел на него, словно хотел просветить взглядом насквозь как рентгеном.

— Ты почти угадал, Юра. Это действительно высококачественный металл, чрезвычайно высококачественный, вернее, это сплав металлов, — Сергей Алексеевич передал необычайно легкий для своего размера осколок сидящему от него ближе других Игорю Лебедевскому. — Вся изюминка заключается в том, что технологии производства таких сплавов на Земле еще не существует.

— То есть, вы хотите сказать, что этот сплав неземного происхождения? — спросил Андрей, пытаясь получше разглядеть осколок, находящийся в руках Игоря.

— Вполне возможно, хотя утверждать я это не могу, — Савельев присел на край дивана около Инги Михайловны. Видно было, что он чрезвычайно возбужден от волнения и нетерпения поделиться с окружающими известным пока только ему одному.

— Мне привезли этот кусочек металла из Новопечорска мои очень хорошие знакомые. Они работают на шахте «Северная». Это недалеко от города.

Осколок, наконец, добрался до Андрея. Он осмотрел его со всех сторон, взвесил на руке. Такого легкого металла встречать ему еще не приходилось: он был легче алюминия и титана.

Тем временем Сергей Алексеевич продолжил свой рассказ:

— Осколок был извлечен примерно с пятидесятиметровой глубины, с одной из разработок шахты. Я отдал его специалистам в Институт стали и сплавов. Там провели исследования. Результаты предварительного анализа оказались просто сногсшибательными.

Пока руководитель клуба рассказывал, кусочек металла стали поочередно передавать из рук в руки каждому присутствующему. Все прикасались к нему осторожно, с нескрываемым трепетом, как будто передавали священную, не имеющую цены реликвию.

— Это сплав железа, никеля, ванадия и кадмия с измененной молекулярной решеткой. По прочностным и техническим характеристикам он не имеет аналогов в современной металлургии. В институте мне сообщили, что сплав создан в условиях чрезвычайно высоких температуры и давления, с использованием неизвестных науке катализаторов. В результате совокупного воздействия этих факторов прочность металла почти в полтора раза превосходит известные современной науке аналогичные сплавы. Кроме повышенных прочностных характеристик и низкого удельного веса металл обладает поистине фантастической коррозионной стойкостью.

Савельев на секунду умолк, отхлебнув глоток чая из чашки, которую поставила на небольшой столик хлебосольная хозяйка дома. Утонченными расписными чашками был заставлен весь столик. С продолговатого блюда, расположенного в его центре, источали аппетитный запах уложенные в несколько рядов теплые пирожки.

Сергей Алексеевич продолжил:

— Но поразительно еще и то, что возраст этого сплава достаточно велик. Кусочек металла, который вы сейчас держите в руках, вышел из плавильной печи или из чего-то ей подобного около восемнадцати тысяч лет назад.

— Выходит, что это осколок инопланетного корабля, — осторожно высказал свои соображения Евгений Макаров. — Значит, они были на Земле не так уж и давно по планетным меркам.

Савельев отрицательно покачал головой.

— Вряд ли это инопланетный корабль. Если бы осколок нашли неглубоко от поверхности, а не на такой приличной глубине, тогда можно было бы это предположить. Здесь что- то другое. Да, металл был произведен, когда наши предки лишь только обучались делать из камней ножи и наконечники для копий. Производство металла в то время нашей нынешней цивилизацией исключено, но можно предположить, что до нашей на Земле существовали другие высокоразвитые цивилизации.

Сергей Алексеевич вновь отхлебнул из чашки с нежными розочками по бокам.

— Кроме того, есть еще одна закавыка не в пользу внеземного происхождения металла. Дело в том, — продолжил математик, — что в институте мне открыли принципиальную составляющую исследования. Все материалы, из которых состоит данный сплав, с большой, почти стопроцентной долей вероятности, земного происхождения. Я не знаю, на основании каких исследований они пришли к таким выводам, но я им склонен безоговорочно верить. В институте работают мастера своего дела.

Все присутствующие в комнате с нескрываемым интересом смотрели на своего руководителя и были готовы, казалось, бесконечно, с напряженным вниманием выслушивать произносимые им слова.

— Это еще не всё, — увлеченно продолжал Савельев, — дело в том, что кусочек металла действительно являлся осколком, частью таинственного механизма, спрятанного под толщей земных пород. Вы думаете, почему он такой небольшой?

— Наверно потому, что не удалось отколоть больше, — совсем неуверенно предположил Дима Кондрашов.

— Совершенно верно! — Сергей Алексеевич выставил вверх руку с поднятым указательным пальцем в утвердительно-восклицательном жесте. — Шахтеры напрочь сломали несколько фрез у проходческой машины, когда она напоролась на таинственную металлическую глыбу, выступающую из пласта каменного угля.

— А фрезы у них из какого сплава были? — спросил Андрей.

— Точно ответить не могу, но что-то по типу победитовых резцов. Прочность этого сплава примерно равна прочности победита, поэтому кусочек и откололся. Но большего ребята добиться не смогли. Так и оставили эту разработку, пошли в другом направлении.

— Ну и что же мы предпримем? — посмотрев на руководителя, спросил Евгений Макаров.

— Для этого я и собрал вас сегодня, — Савельев встал со своего места и начал медленно расхаживать по гостиной. — Что бы там ни было — инопланетный корабль или что-то иное, чего мы не можем сейчас представить и предположить, решение напрашивается само собой. Нужно ехать в Новопечорск и своими руками прикоснуться к тайне. Другого решения этого вопроса я не вижу.

Все без исключения члены клуба поддержали руководителя.

— Нечасто выпадает такая удача — найти НЛО, и не просто заметить в небе, а ощупать на земле, вернее, под землей, — выпалил Юра Хрусталев.

Женя Макаров с едва заметными нотками озабоченности спросил у Савельева:

— Сергей Алексеевич, а вы узнавали о степени безопасности экспедиции? Какой там радиационный фон? Опасные газы присутствуют?

— Да, я спрашивал ребят об этом, — математик достал блокнот со своими записями, — радиационный фон в пределах нормы. Насчет газов — присутствует метан в небольших количествах, но в шахтах существуют системы безопасности, так что нам особенно беспокоиться не следует. В шахтах применяется принудительная система вентиляции, хотя взрывы порой случаются. Но от этого и в Москве никто из нас не застрахован, террористов развелось в последнее время предостаточно. На Сицилии сейчас спокойней, чем в Кузьминках.

Разговор прервала Инга Михайловна:

— Что же вы не едите мои пирожки? Они быстро остынут, — улыбаясь, пригласила она всех к столу. — Давайте немножко перекусим. На сытый желудок соображается куда лучше.

Столик придвинули к дивану. Все гости разместились вокруг и начали с восхищением уничтожать приготовленное хозяйкой угощение.

Обстановка в гостиной царила торжественная и одновременно непринужденная. Юра Хрусталев, неутомимый весельчак и балагур, чтобы немного разрядить серьезность происходящего, сел на своего любимого конька:

— А знаете последний анекдот про новых русских? — Юра поставил свою чашку на стол и сделал ладонями успокоительно-обещающий жест, как бы притронувшись ими перед собой о невидимую стену. — Слушайте: едет новый русский с очередной презентации, естественно немного «загрузившись». Вдруг не вписывается в поворот и врезается в дорожный каток, трамбующий свежеуложенный асфальт. Катку, естественно, ничего, а шестисотый «Мерседес» — всмятку. Вызвали соответствующие органы. Подъезжает гаишник. Осмотрел место происшествия, подошел к водителю катка, похлопал его по плечу и дружески так говорит: «Ну, ничего, дружище, с кем не бывает! Теперь расскажи, как обгонял, как подрезал?!»

Все рассмеялись, чуть не пролив из чашек горячий чай, который подливала им из большого чайника Инга Михайловна.

Под веселые истории Юры Хрусталева угощение хозяйки казалось еще вкусней. Количество пирожков на объемистом блюде уменьшалось с катастрофической скоростью.

Но постепенно разговор вновь возвратился к главной и единственной теме дня.

— Сергей Алексеевич, а почему у осколка одна сторона матовая и черного цвета? — спросила молчавшая до сих пор из-за плохо скрываемого стеснения Таня Морозова.

— Да, мы тоже хотели вас об этом спросить, — наперебой пробасили закадычные друзья Игорь и Дима, отхлебывая из чашек душистый напиток.

— Резонный вопрос, — Савельев вновь взял кусочек металла в руку и повернул его темной стороной к свету. — Как вы думаете, что должно произойти с металлом за такое почтительное время?

— Он должен окислиться, — неуверенно проговорила окончательно освоившаяся в коллективе Елена.

— Теоретически верно. Всё зависит от качества металла, — руководитель клуба приподнял осколок над головой. — У этого сплава качество великолепное, просто фантастическое качество! Он не окислился; произошло взаимопроникновение молекул металла и молекул каменного угля в пограничной зоне соприкосновения этих двух материалов. Толщина слоя всего несколько микрон, но этого оказалось достаточно, чтобы образовалась каменноугольная матовая пленка. В остальном объеме сплав сохранился превосходно. За время, которое он находится на современном свежем воздухе, окисление металла практически не происходит. Это замерили приборами в лаборатории Института стали и сплавов.

Савельев немного перевел дыхание.

— Вообще, что бы мы делали без ребят из этого института. Все исследования они провели буквально за три вечера, во внеурочное время.

— Так что мы будем решать? — перевел разговор в практическое русло Женя Макаров. — Когда начнем снаряжение экспедиции?

— Прежде всего, нужно сориентироваться, кто сможет поехать. Исходя из этого, будем думать, какое время целесообразней выбрать. Хотелось бы такое дело не затягивать, — Сергей Алексеевич окинул взглядом всех присутствующих. — Лично я свободен до начала учебного года, до первого сентября.

Савельев взял свой блокнот и стал поочередно опрашивать членов клуба на предмет их участия в предстоящей экспедиции.

Почти без раздумий согласился ехать завсегдатай клуба и правая рука Сергея Алексеевича Евгений Владимирович Макаров. Посовещавшись между собой несколько секунд, утвердительно кивнули Дмитрий Кондрашов и Игорь Лебедевский.

— А я, вернее всего, поехать не смогу, — огорченно вздохнул Юра Хрусталев, — хотя, откровенно говоря, очень хочется. Но с работы меня не отпустят, сто процентов. В «Склифе» сейчас настоящая запарка, и так врачей не хватает. Зарплаты у нас, сами знаете какие, половина поразбежалась кто куда. А какие были специалисты! Теперь в Лужниках турецкими тряпками торгуют.

— О чем они там наверху только думают? — удрученно вздохнула Инга Михайловна, заваривая очередную порцию чая в фарфоровом цветастом чайнике.

— Скорее, не о чем, а о ком, — поддержал хозяйку Женя Макаров. — О себе они думают в первую очередь, и в последнюю очередь — тоже о себе!

Савельев немного раздосадованно сказал:

— Жаль, что с нами в экспедиции не будет врача. Это, пожалуй, самый незаменимый человек в экстремальных ситуациях. А ситуации такие у нас частенько случаются.

— У меня еще одна уважительная причина, — улыбнулся Юра, — я вам всё не решался сказать. Меня жена не отпустит, она на шестом месяце. Ждем второго пацана.

Все заулыбались, стали поздравлять Юру, хлопать по плечам, говорить разные приятные ему слова.

— Врач в экспедиции будет! — с волнением в голосе проговорила молчавшая всё это время Наташа Кольцова. — Пусть я не совсем врач, а всего лишь медсестра, но первую помощь оказать смогу.

— Но ведь ты на математическом факультете учишься? — изумленно спросил Наташу Дима Кондрашов. — Или я что-то путаю?

— Нет, так оно и есть. До университета я окончила медицинское училище, стенокардию от гипертонии отличаю.

Сергей Алексеевич обрадовался:

— Значит, ты сможешь поехать?!

Наташа улыбнулась своей очаровательной, чуть-чуть наивной улыбкой.

— Экзамены я все сдала, «хвостов» не имею, так что, как говорил Пятачок, до пятницы я совершенно свободна.

— Танюша, а ты тоже «до пятницы» свободна? — спросил Савельев вторую девушку.

— «Хвостов» я тоже не имею, но, к сожалению, поехать с вами не смогу, — Таня Морозова чуть смущенно потупилась, — я обещала маме, что после экзаменов поживу дома. Она у меня одна в частном доме живет. Нужно будет помочь по хозяйству.

— А ты откуда родом? — спросил Макаров.

— Недалеко от Москвы, из Владимирской области, из Киржачского района. Но добираться нужно с пересадкой: сначала на электричке, потом на автобусе.

— Жаль, — с грустинкой в глазах посмотрел на девушку Савельев, — а то бы составила компанию Наташе. Ну, ничего, у тебя еще всё впереди. Будем надеяться, экспедиций еще много будет.

Сергей Алексеевич вопросительно посмотрел на Андрея и Елену.

— Надеюсь, ты поедешь? А, может, и Лена поедет с нами? Андрей чуть повернул голову и посмотрел на супругу.

— Я предоставляю решение этого вопроса жене.

— У вас, значит, матриархат? — улыбнулся Сергей Алексеевич.

Андрей парировал:

— У нас конституционная республика с равными правами граждан.

— Нет, я не поеду. Пусть муж планетарные ребусы разгадывает, — подвела итог дискуссии Лена. — Хранительница очага должна следить, чтобы он всегда горел ровно и ярко. У меня работа. И Катю надолго оставлять не хочу.

— Это правильно, — утвердительно кивнул Сергей Алексеевич. Ну, а ты, Андрей, так и не ответил. Поедешь?

Андрей снова посмотрел на жену и, увидев полный согласия и поддержки взгляд, утвердительно кивнул.

— Можете на меня рассчитывать, Сергей Алексеевич.

— Вот и славненько! С составом определились, — облегченно вздохнул Савельев, взяв с блюда еще один румяный пирожок.

Затем участники встречи довольно долго обсуждали время начала экспедиции и многочисленные детали путешествия, необходимые при подготовке такого ответственного предприятия.

Руководителем экспедиции единогласно был избран Сергей Алексеевич, да и как могло быть иначе. Его заместителем по научной работе стал Евгений Владимирович Макаров. Техническое оснащение было поручено троим оставшимся мужчинам. Кроме того, Андрею Чернееву доверили всю работу, связанную с редакционным освещением путешествия в силу его привязанности к такому роду деятельности и в силу его определенного опыта. Начиная с первой экспедиции, в клубе «Атлантида» вели дневники. В них описывались все сколько-нибудь значимые шаги и деяния участников путешествий.

Все эти дневниковые записи и видеоматериалы хранились у Сергея Алексеевича и, собираясь вместе, члены клуба иногда просматривали бесценные документы из их жизней и с теплом в душах вспоминали прожитые неповторимые дни далекого и не совсем далекого прошлого.

В предстоящей экспедиции такой дневник доверили вести Андрею. Кроме того, он был неплохим фотографом, обладал острым художественным взглядом. Андрей когда-то в юности занимался в фотостудии и имел в домашнем архиве объемную коллекцию снимков, сделанных своими руками. Так что за видеоматериал тоже предстояло отвечать ему.

И, наконец, на единственную представительницу прекрасного пола Наташеньку Кольцову были возложены не менее ответственные хозяйственные обязанности, а также функции врача экспедиции. Хотя все эти разграничения обязанностей между участниками непростого предприятия можно было определить чисто условно, поскольку каждый из членов клуба имел определенный опыт выживания в неординарных, порой экстремальных, условиях и с успехом мог заменить товарища практически в любой ситуации.

Единомышленники за разговорами и обсуждением возникавших вопросов не заметили, как наступил вечер. В июле темнеет поздно, но первые признаки того, что день уступил свои полномочия теплому летнему вечеру, уже появились. Длинные тени легли в комнате на все освещенные предметы, указывая на то, что солнце уже довольно низко склонилось к горизонту.

— Ой, мне уже пора, — первой спохватилась Наташа. За ней следом стала собираться и Таня Морозова, сославшись на то, что она живет далеко, на окраине и добираться придется с пересадками.

— Не смеем вас задерживать, — поочередно обнял девушек за плечи радушный хозяин. — Наташа, значит, вы мне позвоните в понедельник, как договорились. Необходимо обсудить, какие медицинские принадлежности и лекарства мы возьмем с собой.

— Хорошо, Сергей Алексеевич, я всё сделаю, что необходимо, всё подготовлю.

Подружки попрощались и пошли вызывать лифт на лестничную площадку. Савельев догнал их уже у двери, которая разделяла общий для четырех квартир коридор и лестницу с лифтовой шахтой.

— Девушки, подождите минутку! Я должен вас предупредить, что сегодняшний разговор должен оставаться в тайне. Когда будут результаты, возможно, мы их сможем обнародовать, а пока все вопросы должны решаться строго конфиденциально.

— Мы это поняли, Сергей Алексеевич, — кивнула Таня и нажала кнопку вызова лифта, — не беспокойтесь.

Лифт плавно затормозил, двери открылись, и девушки по очереди вошли в небольшое, ярко освещенное пространство.

Вернувшись в гостиную, Савельев предупредил остальных о необходимости держать до поры до времени все их новости в строгом секрете.

— Ребята, вы понимаете, что всё это пока лишь наши предположения. Возможно, экспедиция не достигнет определенных результатов, мы ничего не узнаем. Поэтому нам всем сейчас нужно помалкивать.

Все члены клуба согласно закивали.

— Представляете, что начнется, если о наших исследованиях узнает пресса, — Савельев вздохнул, видимо вспомнив какой-то неприятный момент общения с вездесущими журналистами. — А если об объекте узнают спецслужбы! Считайте, что нас вытурят оттуда в тот же час. Они сразу возьмут его под свой контроль вне зависимости, будет объект их интересовать или нет. Шахтеры предупреждены, ребята из института тоже. Будем надеяться, что все они окажутся людьми слова. Постепенно все, кроме четы Чернеевых, разошлись. Кипяток в чайнике закончился, пирожки тоже. Плодотворное заседание клуба «Атлантида» подходило к концу. Сергей Алексеевич с заговорщическим видом подошел к Лене и Андрею.

— Для гостей из Верхневолжска у нас сегодня приготовлен сюрприз. Надеемся, вы сейчас не намерены ехать домой?

— Да нет, мы особенно не торопимся, Катя под присмотром, — пожала плечами Елена. — Хотя завтра мы собирались поехать к ней и к моим родителям на дачу. Но, я думаю, если утром пораньше выедем из Москвы, успеем и на даче завтра побывать.

— Вот и прекрасно, тогда едем в «Ленком». Нам оставили четыре билета.

Лена обрадованно запрыгала на носочках и захлопала в ладоши.

— Как здорово, тысячу лет не была в московских театрах!

А кто там сегодня играет?

— Збруев с Абдуловым, — улыбнувшись, ответил Савельев, — нужнопоспешить, а то опоздаем.

Сергей Алексеевич взглянул на часы. До начала спектакля оставалось чуть больше часа.

Инга Михайловна и Лена довольно быстро привели себя в порядок, и через десять минут все четверо уже мчались на машине по улицам вечерней столицы.

— Как вы не забыли, что мы с Леной любим хороший театр? — спросил Андрей, остановившись у очередного светофора.

— Я стараюсь ничего не забывать, молодой человек. Забывать начнем лет через двадцать, — иронично ответил Савельев. — Да и кто не любит хороший театр, тем более, что в кино теперь почти никто не ходит, у всех видеомагнитофоны. Фильмы на девяносто процентов идут американские, в большинстве своем низкопробные. От них меня лично уже давно подташнивает.

— Аналогично, — подтвердила Лена, пристально вглядываясь в мелькающие за окном незнакомые громады столичных многоэтажек. После спектакля, уставшие, но довольные, под впечатлением от талантливой постановки, они снова пили чай, теперь уже с бутербродами, заботливо приготовленными неутомимой Ингой Михайловной, и с тортом, привезенным ребятами.

— Сергей Алексеевич, — застенчиво попросил Андрей, — дайте мне, пожалуйста, еще раз подержать осколок.

Савельев достал из письменного стола коробку и протянул ее коллеге.

Кусочек серебристого металла лежал на ладони и, казалось, излучал невидимую глазу таинственную энергию. Откуда он, этот осколок Вселенной? Кто его создал, что ему суждено было видеть на своем долгом веку? Ответа не было. На ладони лежала вечность.

Орбита планеты Айголь Планетарная космическая станция Около восемнадцати тысяч лет до нашей эры

Прошло более пяти лет с того вечера, когда Лэймос и Нэйта встретились в своем любимом ресторанчике, стилизованном под небольшую шхуну, плывущую по безбрежному айголианскому океану. Больше они в тот ресторан не заходили, слишком тяжелыми оказались для них воспоминания.

С тех пор подтвердились худшие опасения, о которых говорила Нэйта. Действительно, природа решительно не хотела, чтобы цивилизация жителей планеты Айголь продолжала свой путь по лабиринту жизни.

Ослабление магнитного поля сыграло с ними еще одну злую шутку. Айголианцев поразил вирус, невидимый враг, который незаметно проник в каждый дом. Видимо, один из вирусов, относительно безопасных для жителей, мутировал под воздействием условий внешней среды. Скорее всего, он изменился, приняв на себя жесткое излучение звезды Нэи, которое пробило некогда мощную атмосферу планеты Айголь. Вирус не погиб, он приспособился к этому излучению и стал завоевывать пространство для жизни, некогда безоговорочно принадлежавшее айголианцам. Он стал воздействовать на мужскую половину айголианцев, тайно, бессимптомно лишая их возможностей к продолжению рода.

Когда врачи планеты распознали опасность, было уже поздно. Заразилось всё мужское население Айголь. Были предприняты всевозможные попытки как-то противостоять этой напасти, но, увы, все они оказались безрезультатными. Женщины планеты перестали беременеть, они лишились радости материнства. Самое страшное состояло в том, что и младенцы, только родившиеся, были заражены этой болезнью. Малышам Айголь, успевшим появиться в этом мире, исполнилось по полтора планетных года, когда стало ясно, что они станут последними представителями айголианской цивилизации. Вот тогда на планете и поняли, какую ошибку они совершили в свое время, не создав на Айголь банк спермы. Было создано лишь хранилище семян растений, некогда произраставших на поверхности планеты и в глубинах океанов. Слишком пренебрежительно последние четыре с половиной столетия относились к рядовой айголианской жизни. Каждый боролся за свое существование, за свою горсть крупы, в последние годы выращенной под искусственным освещением на подземных плантациях планеты.

Жителей планеты эта новость потрясла, вызвала полное смятение в умах айголианцев. Они, привыкшие к суровым условиям жизни, почти не видевшие света своей звезды Нэи и чистого неба над головами, всё же не теряли твердости духа. Айголианцев не покидала надежда, что их внуки и правнуки будут жить под чистым голубым небом и просыпаться по утрам от навязчивого дневного света родной звезды.

И вот в одночасье всё рухнуло. Миллионы жителей планеты осознали, что не смогут стать родителями, не смогут понянчить своих детей, миллионы айголианцев среднего возраста поняли, что им никогда уже не стать бабушками и дедушками.

В первые месяцы после обнародования новости казалось, что жизнь на планете вовсе остановилась. Стимул жизни, ее основная движущая сила, был утерян.

Айголианцы замкнулись каждый в себе, в своем небольшом мирке.

Особенно это коснулось тех, кто в той или в иной мере был связан с проектом, до недавнего времени вселявшем надежду, с представителями организаций и учреждений, готовивших переселение на планету Тэллу.

Оказалось, что всё, что до этого они делали, никому теперь не нужно. Для кого они конструировали орбитальную станцию, для кого создавали грандиозный космический корабль, который должен был курсировать между двумя планетами звездной системы Нэи, перевозя всё новые партии айголианцев? Зачем лететь на новую планету, чтобы умереть там, не оставив потомства?

Такая неразбериха в умах и в действиях продолжалась около одного айголианского года. Потом всё же пришло осознание — что бы ни произошло, нужно жить. Жить не бесцельно, просто ожидая дня, когда этот мир перестанет существовать для тебя, а что-то делать, и делать не рутинное, а большое, необходимое всем.

Лэймос Крэст одним из первых был посвящен во все подробности происходящего на планете. Для него, как и для всех айголианцев, всё это стало потрясением. Неужели у них с Нэйтой никогда не будет детей, неужели эта цепочка, которая ковалась мирозданием на протяжении миллиардов лет с момента возникновения их Вселенной, прервется? Неужели к этой цепочке не будут добавлены следующие звенья?

Около трех суток Лэймос пролежал на довольно жестком, не предназначенном для такого долгого лежания диване в своей подземной квартире. В его комнате не выключался дежурный ночной свет. Лэймос смотрел в потолок и почти бессмысленно разглядывал на нем слегка размытые лучи света, исходившие от ночника. Над ним, более чем в ста метрах, на поверхности Айголь бушевал бесконечный снежный ураган, царила отрицательная температура, при которой всё живое могло бы превратиться в ледышку за несколько минут.

У него возникло желание, не надевая термокостюма, не беря с собой кислородного баллона, подняться на поверхность и идти, сколько он сможет по безжизненной, агрессивной равнине, когда-то такой густонаселенной, разноцветной, приветливой. Идти, пока он не упадет обессиленный от недостатка кислорода и от обжигающей стужи. У него было желание навсегда остаться там, на поверхности его родной, но такой жестокой и недружелюбной планеты.

Но, несмотря ни на что, нужно было жить, жить дальше, отогнать от себя эти проявления слабости и малодушия.

«Я нужен им, моим родным айголианцам, я нужен планете. Безвыходных ситуаций не бывает. Мы сами придумываем их, не желая противостоять чему-то более сильному», — думал Лэймос Крэст, координатор Совета континентов, простой житель планеты Айголь, лежа на диване в своей небольшой подземной квартире, глядя в прорезанный лучами ночника потолок.

Решение рождалось долго и мучительно. Велись бесконечные споры о целесообразности дальнейших действий.

Цивилизация, коль ей суждено было прекратить свое существование, всё же должна была оставить после себя какой-то след, какую-то память. Она не должна была исчезнуть бесследно, затерявшись на одной из замерзших планет в бескрайних просторах галактики. Это было то единственное, что еще вселяло смысл жизни в айголианцев.

Совет континентов собирался не один десяток раз, прежде чем выработал окончательный план дальнейших действий.

На Тэллу переселяться было бессмысленно. Пусть один из спутников супергиганта Ассинар живет своей жизнью, тем более жизнь на него уже занесена. Пусть генераторы, работающие на обогащенном уране, разлагают воду этой планеты на кислород и водород, пока топливо, необходимое для их работы не закончится. Пусть мхи и водоросли, завезенные на Тэллу с Айголь, делают свое дело, постепенно насыщая атмосферу спутника кислородом.

Кто знает, возможно, через несколько десятков миллионов лет у Тэллы наступит свой звездный час, жизнь на ней разовьется и достигнет высот, которые когда-то были на Айголь. Вот тогда тэллианцы построят свои космические корабли и полетят к Айголь, чтобы увидеть, что и до них на других планетах их звездной системы существовала жизнь.

Советом континентов, после многочисленных дискуссий и споров, было принято, на первый взгляд абсурдное, но, если вдуматься, видимо, единственно правильное решение. Решено было лететь к другой звезде.

Еще несколько столетий назад, когда астрофизики планеты делали первые, достаточно робкие шаги в познании Вселенной, радиотелескопами, выведенными на орбиту Айголь, было просканировано звездное небо на предмет поиска внеайголианской жизни.

Так устроены мыслящие существа. Им мало знаний, которыми они обладают. Они постоянно стремятся к неизведанному, непознанному, таинственному. Так было и так будет всегда, так устроен мир.

Было открыто несколько небесных объектов, в излучающих спектрах которых обнаружились элементы и соединения, схожие с органическими соединениями, встречающимися на планете Айголь. Тем самым, была выдвинута гипотеза, что на этих небесных объектах возможно зарождение жизни. Число подобных объектов постоянно росло; оно достигло нескольких тысяч. Всё это подтверждало, что белковая жизнь развивалась не только на Айголь, но, предположительно, существовала на подобных ей планетах.

Еще давным-давно, в начале эры научно-технической революции на планете, многочисленные писатели-фантасты грезили в своих повестях и романах полетами на другие планеты родной галактики и даже за ее пределы. В их фантазиях фигурировали понятия, позволявшие героям их произведений в достаточно короткое время перемещаться на колоссальные расстояния, разделяющие звезды, используя еще непознанные свойства пространства и времени. Но реальная жизнь диктовала свои условия, всё оказалось на несколько порядков сложней. На протяжении столетий по крохотному шажочку нащупывали ученые и конструкторы единственный правильный путь.

На начальном этапе исследования ближайшего к планете Айголь космического пространства использовались углеводородные двигатели, позволявшие выводить небольшие объекты за пределы айголианского тяготения. С годами техника совершенствовалась. Были созданы первые атомные двигатели нескольких типов: постоянного цикла, импульсного цикла, несколько гибридных типов двигателей. Но и они не удовлетворяли растущим потребностям развития. Ученые долго и порой безуспешно бились над обузданием управляемой термоядерной реакции. Десятки экспериментальных установок, построенных в свое время на обоих континентах планеты Айголь, долгое время не давали ощутимых результатов. Но всё же, гений разумных существ победил. Был создан первый термоядерный двигатель, коэффициент полезного действия которого был положительным. Опять же, он был гибридным. В двигателе для термоядерного синтеза использовалась энергия расщепления тяжелых элементов.

Еще около двух айголианских столетий у конструкторов ушло на то, чтобы уменьшить размеры и массу термоядерных установок. Их необходимо было уменьшить настолько, чтобы стало возможным выводить на орбиту планеты по частям и там собирать воедино.

Всё это требовало колоссальных затрат энергии, умственного напряжения и непреклонной воли руководителей проектов. Они из года в год, из десятилетия в десятилетие продвигали айголианскую цивилизацию в вопросах освоения космоса.

В ходе обсуждений реальная цель полета определилась сама собой. Уровень развития айголианской цивилизации еще не позволял ей оперировать расстояниями в сотни, тысячи, а тем более, в миллионы световых лет. Ближайшей звездой, на планетах которой могла быть жизнь, являлась звезда, схожая по строению и размерам с Нэей и отстоящая от нее на расстояние около восьми целых и девяти десятых световых лет по айголианскому исчислению. Снимки с телескопов показали, что, по крайней мере, три планеты, вращающиеся вокруг звезды, находились в обитаемой зоне или как говорили некоторые ученые, в зоне жидкой воды. И это еще не входили в расчет их спутники. Вероятность найти жизнь была совсем небольшой, но она была. Айголианцы с незапамятных времен называли звезду, к которой теперь им предстояло держать непростой космический путь, Селиной.

Лэймос работал со своим напарником в открытом космосе практически без отдыха уже более пяти айголианских часов. Вот уже четыре месяца, как он находился на орбитальной станции, которая вращалась по круговой орбите вокруг его родной планеты.

После того, как было принято решение лететь к Селине, встал вопрос, кто же туда полетит. Тем более, все прекрасно понимали, что их жизней не хватит, что никто из них не увидит неведомые таинственные планеты. Орбиты этих планет пересечет лишь корабль, созданный их мыслью и их руками.

И всё же, желающих полететь было огромное количество. В первую очередь к конкурсному отбору допускались специалисты, участвовавшие в подготовке проекта, знания и опыт которых был необходим в предстоящем полете. Во-вторых, был проведен очень жесткий отбор по состоянию здоровья. И в-третьих, конечно, учитывалось семейное положение потенциальных звездоплавателей. Предпочтение отдавалось не связанным узами брака айголианцам. Кроме того, конечно, учитывалась психологическая устойчивость и бытовая совместимость будущих участников путешествия.

Лэймос Крэст отвечал всем этим критериям. Опыт у него, как технический, так и административный, был достаточно большой. На здоровье он не жаловался, медицинское обследование прошел без проблем. Что касается отношений с Нэй- той, то они претерпевали не лучший период. После того, как стало ясно, что в будущем их не ждет ничего хорошего, в их отношениях как будто что-то надломилось. Они по-прежнему иногда встречались, подолгу разговаривали, часто выясняли отношения, но во всем сквозила какая-то недосказанность. Со временем встречи становились всё реже, были всё менее эмоциональными.

Когда стало известно, что строящийся корабль полетит к другой звезде, Лэймос спросил у Нэйты, не хочет ли она полететь вместе с ним, тем более, что на корабле необходим был врач, но Нэйта, подумав не более двух минут, отказалась. После этого разговора их уже практически ничего не связывало, разве только воспоминания.

Космический корабль, который всепланетным голосованием назвали «Айголь» как маленькую частичку своей планеты, был смонтирован почти на восемьдесят процентов. Все основные конструкции каркаса уже были выведены на орбиту ракетами-носителями, в том числе и с нового, только что достроенного космодрома, в сооружении которого принимал участие и Лэймос Крэст. Все десять гибридных ядерно-термоядерных двигателей — восемь двигателей носителей и два реверсных, также были выведены на орбиту и пристыкованы к каркасу будущего корабля. В космосе работы не останавливались, велись круглосуточно. По-другому такой грандиозный объект создавать было нельзя.

На корабле работала уже почти вся команда, готовящаяся к полету. Март Стэн, командир космического корабля, тридцатипятилетний профессионал своего дела, более десяти айголианских лет непосредственно связанный с функционированием планетарной орбитальной станции, уже несколько раз совершал к ней полеты на космических челноках, курсирующих между ней и планетой. Он был, как и положено капитанам кораблей, рассудителен, немногословен и всегда сосредоточен. Технический руководитель проекта, инженер высшей квалификации Тэйнос Леос, был земляком Лэймоса. Они родились на одном континенте, в подземных городах, расположенных недалеко друг от друга. Тэйнос был немного старше, ему было около сорока двух лет. Он был небольшого роста, коренастый, с довольно высоким лбом мыслителя и с умными, проницательными темными глазами. Тэйнос досконально знал на корабле расположение каждого датчика, назначение любого провода или любой детали, как будто все чертежи были у него в голове.

На корабле также были два астрофизика — Нор Ник и Юо Каено. Это были двое до фанатизма преданных своему любимому делу айголианца, и, хотя родились они на разных континентах планеты, далеко друг от друга, общее увлечение вопросами астрофизики их объединяло и делало немного похожими друг на друга в своей целеустремленности и одержимости.

Также в монтаже звездолета принимали участие восемь механиков, каждый из которых был мастером своего дела высочайшего класса. Штатного врача звездолета пока не было, доктор выполнял свои профессиональные обязанности на орбитальной станции.

На станции, летающей на стационарной орбите, было достаточно много персонала, начиная с командира комплекса и заканчивая несколькими поварами и официантами, которые кормили и обслуживали всех находящихся на орбите.

Лэймосу необходимо было осваивать все без исключения профессии. Ему приходилось выполнять и функции командира звездолета, и простого монтажника, по несколько часов вися на гибком композитном тросе в открытом космосе, монтируя металлоконструкции корабля, собирая их из отдельных частей, словно детский конструктор.

В этот день Лэймос также работал в открытом космосе в паре с одним из механиков — Рэем Постом. Рэй прибыл на орбитальную станцию не так давно, около одного айголианского месяца назад. Это был улыбчивый молодой парень, казалось, никогда не теряющий самообладания.

Они работали без перерыва уже шестой час кряду. Руки Лэймоса давно начали затекать от постоянного неудобного положения, по лицу и по спине под скафандром ручейками струился пот.

— Как ты? — спросил Лэймос Рэя, вглядываясь в стекло его скафандра.

Напарник едва уловимо кивнул.

— Ничего, пока держусь. Но сколько еще продержусь, не знаю.

Лэймос легонько похлопал механика по плечу, подбадривая его.

— Скоро закончим. Нужно обязательно доделать сегодня этот стык, чтобы распределить нагрузку равномерно по всей длине.

— Да, я понимаю, — прозвучал по радиосвязи уставший голос Рэя, — обязательно доделаем.

Вдруг Лэймос услышал в наушниках какие-то незнакомые, непонятные вздохи и хрипы. Он еще раз повернул голову в сторону напарника и увидел, как тот закатил глаза и тихонько захрипел.

— Рэй, Рэй, что с тобой, — на секунду потерял концентрацию и поддался эмоциям Лэймос, — что случилось?!

Но ответа не последовало. В следующее мгновение Лэймос уже пришел в свое привычное сосредоточенное состояние. Нельзя было терять ни секунды. Видимо, что-то случилось с подачей кислорода из сменного кислородного баллона. Рэй задыхался.

В распоряжении Лэймоса было не больше сорока-пятидесяти айголианских секунд. За это время он должен был отстегнуть Рэя от страховочной мачты, подлететь к шлюзовому отсеку, нажать кнопку открытия шлюза, отстегнуться самому, а затем, когда створки шлюзовой камеры откроются, втолкнуть туда механика, проникнуть внутрь, нажать кнопку закрытия помещения и кнопку подачи кислорода.

В такие мгновения тело начинает работать самостоятельно, независимо от сознания, словно им управляет хорошо отлаженная компьютерная программа. Руки Лэймоса работали четко и точно, время словно растянулось, и в сознании все его действия происходили в замедленном темпе. За тридцать семь секунд он успел выполнить все необходимые манипуляции. Шлюзовой отсек начал наполняться необходимой для дыхания воздушной смесью.

Лэймос посмотрел на датчики; кислорода в камере было уже достаточно. Он быстро отстегнул от скафандра Рэя шлем и снял его. Парень был без сознания. Теперь необходимо было снять и свой шлем. Вот это удалось Лэймосу не с первого раза. Наконец, он сумел сделать все необходимые действия.

Свежий воздух приятно холодил мокрое, вспотевшее лицо Лэймоса. Он отстегнул зажимы, снял перчатки и начал хлопать руками, тоже влажными от пота, Рэя по щекам.

Время вновь словно растянулось. Мгновения показались минутами.

— Ну, давай же, давай, дыши! — повторял Лэймос, двигая руки Рэя вверх и вниз, тем самым давая его мышцам импульсы для жизни.

Пот градом катился с лица Лэймоса, заливал глаза, но он ничего этого не замечал.

Наконец механик судорожно вздохнул и гортанно закашлялся.

— Вот и хорошо, хорошо! Давай, давай, кашляй!

На лице молодого человека выступили капельки пота.

— Что это было со мной? — спросил он, наконец, откашлявшись и несколько раз глубоко вздохнув. — Как я в шлюзе оказался?

— Всё нормально, парень! Теперь всё будет хорошо.

— А ведь мне что-то привиделось. Длинный, длинный тоннель, и вдалеке, в конце тоннеля, мерцал яркий, какого-то нереального оттенка, свет.

Рэй Пост сидел, расслабившись, безвольно опустив руки на пол шлюзового отсека, на котором они сидели.

Лэймос, наконец, сумел улыбнуться:

— Это хорошо, что ты не успел дойти до конца того тоннеля. Мы еще туда успеем попасть когда-нибудь, но чем позже подобное случится, тем лучше будет для нас. А пока нужно жить! Я нажимаю кнопку входа в станцию. Ты готов?

Планета Земля. Центральная Россия Начало двадцать первого века

Обратная дорога всегда кажется короче, тем более, если эта дорога ведет к дому.

Как бы ни была хороша вальяжная летняя столица, постепенно превращающаяся стараниями неутомимого мэра в современный благоустроенный европейский город, после вкусного и сытного завтрака, приготовленного Ингой Михайловной, Андрей с Еленой с удовольствием пересекли окружную дорогу и въехали на территорию Мытищ, давно превратившихся де-факто в один из районов столицы.

Машин было немного. Наступило воскресное утро. Огромное количество москвичей всё еще дремало в своих дачках, расположенных за границами Москвы, очищая легкие от вредных газов, накопленных за неделю в огромном муравейнике десятимиллионного города. Но были и такие, которые только еще ехали на свои любимые шестисоточные владения.

— Смотри, Лена, — чуть приподняв подбородок, акцентировал внимание супруги на окружающей обстановке Андрей, — до чего же хозяйственные русские мужчины, когда дело касается личной собственности. Каждую неделю пол-Москвы готовы вывезти к себе на дачи. И так по всей стране, в любом городе.

Действительно, практически у каждого движущегося по шоссе автомобиля, будь то незатейливая «шестерка», или «навороченная» иномарка, сверху были приделаны загруженные разнообразными строительными материалами багажники. Кто вез кусок рубероида, кто — пару досок, видимо «экспроприированных» по случаю. Кто-то перевозил новую, еще некрашеную, оконную раму.

— Всё же наш народ самый трудолюбивый на свете, хоть и самый неорганизованный в своих делах, просто до бестолковости неорганизованный!

— Почему ты так думаешь? — повернула голову в сторону мужа Елена.

— А ты найди другую такую страну, где люди неделю трудятся на основной работе, а в выходные едут «пахать» на дачи и считают, что так и должно быть. И еще испытывают от этого удовольствие.

— Это мы не народ такой, а просто поставили сами себя в сложные условия, загнали в угол, а теперь пытаемся из этого угла выбраться, но не очень-то получается, — возразила Лена.

— Всё это понятно, но почему Европа живет по-другому, никуда не спешит, не торопится, везде у них чисто и аккуратно? — Андрей раздосадовано вздохнул, затронув больную для себя тему. — Почему же мы барахтаемся в грязи и никак из этой грязи не выберемся?

— Не так уж мы и плохо живем. Скоро всё наладится. Елена задумчиво смотрела на дорогу впереди себя и размышляла вслух:

— Двадцатый век только закончился, а с ним и целое тысячелетие. Мне кажется, перейдя этот условный рубеж, мы должны сбросить с себя всю накопившуюся тяжесть, всю отрицательную энергию. Чисто психологически. Придут новые люди. Ведь нами сейчас управляют номенклатурщики из ушедшего века, из ушедшего времени. Это те же бывшие комсомольские выскочки, дорвавшиеся до власти. Вообще, я считаю, у каждого человека, стремящегося во власть, есть психическая аномалия. Пусть незаметная, в большинстве случаев не опасная для окружающих, но она есть. Вот ты, например, хотел бы управлять людьми, подчинять их мировоззрение своей воле?

— Лично я — нет. Но ведь все люди разные, кому-то нужно руководить, — усмехнулся Андрей.

— Нет, ты меня не понял. Я имею в виду только тех, кто стремится к власти абсолютной или близкой к абсолютной.

Так вот, нами почти сто лет правили своего рода аномальные личности. Но последнее десятилетие, я считаю, не прошло даром. Общество начинает понимать, какой человек нужен стране. Всё больше людей склоняется к тому, что это должен быть, прежде всего, человек интеллигентный, профессионал в области экономических и правовых отношений, человек предсказуемый, в хорошем смысле этого слова, но со своей принципиальной позицией по всем вопросам.

— Да, я с тобой согласен, — кивнул Андрей, перестраиваясь в левый ряд и прибавляя скорость, — с начала нового века должно быть всё по-новому, по-другому, по крайней мере, в сознании людей. Вообще, мне кажется, мы потому всё время находимся в роли догоняющих, что русская нация — одна из самых молодых в Европе, да и в мире.

— Почему? — удивленно вскинула взгляд Елена.

— Помнишь, мы ездили в Армению, ходили по музеям?

Эчмиадзин помнишь?

— Да, конечно!

— Так вот, что мне запомнилось, зацепилось в памяти. У них история идет не на сотни лет, как у нас, а на тысячелетия. Как начинают рассказывать про какие-нибудь развалины, так у всех этих развалин возраст по две тысячи лет, а то и по две с половиной. А у нас на Руси первый каменный храм построили в двенадцатом веке. Ростов Великий, который сейчас будем проезжать, практически самый древний город, наряду с Великим Новгородом. Но и ему всего лишь около тысячи двухсот лет. По сравнению с ближайшими государствами Кавказа или западной Европы Россия — совсем молодая страна. Добавь то, что нам не давали спокойно жить, постоянно теребили войнами и набегами. Поэтому русским и приходится постоянно заимствовать у европейских стран передовые идеи общественного строительства, но не всегда эти идеи бывают правильными. Вот и экспериментируем на своей стране. Практически весь двадцатый век проэкспериментировали.

— А как же США, это же совсем молодая страна?

— Америка — совсем другое дело. Это государство «синтетическое», оно вобрало в себя черты и навыки всего человечества, а у нас нация «натуральная», возникшая естественным историческим путем.

За разговорами дорога пробежала совсем быстро. На горизонте, справа от шоссе, показалось озеро Неро и сверкающий золотыми куполами, расположенный на его берегу город.

— Смотри, какая красота, — чуть прищурился Андрей, вглядываясь в далекие очертания белокаменного Ростовского кремля. — Давай заедем, искупаемся?!

— Давай, я не против, — согласно кивнула Лена.

Стояло полное безветрие. Поверхность озера отливала иссиня-черным глянцем. Только несколько небольших кудрявых облачков, проплывающих в чистом небе, отражались в озерной глади словно в зеркале. Совсем недалеко, слева от купающейся четы, почти на самом берегу, возвышался величественный кремль, также отражающийся в спокойной воде. И отражения облаков, и отражение кремля чуть колыхались и оттого казались растворенными в темном нестабильном пространстве.

В северном полушарии Земли стояла летняя благодать. Берег озера, не так давно обкошенный местными жителями, начал снова обрастать разнотравьем. Чуть повыше над берегом стояли древние величественные сосны, распространяя неповторимое дурманящее благоухание хвойного леса. С цветка на цветок то и дело перелетали пушистые рыжие шмели, создавая своим непрерывным жужжанием звуки, подобные звукам гудящей высоковольтной электролинии.

Андрей и Лена, насладившись приятной обволакивающей прохладой чистой озерной воды и немного понежившись под ласковым июльским солнцем, продолжили свой путь навстречу родному городу.

Прошла неделя с того момента, как супруги Чернеевы возвратились из столицы.

Андрею та неделя запомнилась хронической нехваткой времени, связанной с улаживанием бесконечных текущих дел на работе и приятными сборами в предстоящее путешествие. Необходимо было подготовить видеозаписывающую аппаратуру, сделать запас расходных материалов на все непредвиденные ситуации, полностью экипироваться для относительно комфортной жизни в походных условиях.

Отъезд навстречу неизведанному был назначен на понедельник. Андрей договорился с Савельевым по телефону, что сядет в поезд, который будет следовать в Новопечорск через Верхневолжск, в своем городе.

Всё необходимое было собрано. В субботу Андрей с Леной навестили загоревшую и вытянувшуюся от козьего молока и свежего воздуха дочку Катю, а воскресенье полностью решили посвятить друг другу.

Они провалялись в кровати почти до одиннадцати утра, и с чувством истомы в каждой клеточке своих расслабленных тел по очереди поплелись принимать контрастный душ. Лишь после такого универсального средства выведения из заторможенного состояния жизнь снова предстала перед ними в обычном своем тонусе; захотелось куда-то спешить, что-то совершать, чего-то добиваться.

Закончив ритуальное священнодействие, представлявшее собой нечто среднее между поздним завтраком и ранним обедом, супруги решили прогуляться по городу.

Андрей любил этот небольшой островок земной жизни, где ему довелось родиться и вырасти. В памяти возникали образы давно снесенных ветхих строений, на месте которых постепенно появлялись новостройки, своими чертами, порой вполне футуристическими, устремленные в новое тысячелетие. По каждой улице, почти по каждому переулку проходил он неоднократно в своей совсем еще непродолжительной жизни. Он знал в своем родном городе почти каждый дом, почти каждый двор и почти каждую выбоину на дороге.

Вот и в то воскресенье они с Еленой, никуда не спеша, что бывало в их суматошных жизнях весьма редко, пошли в центр города, к набережной реки, воспетой в песнях и легендах русского народа, русской истории.

Волга в тот день чуть рябила от легкого теплого ветерка, который дул вдоль водной глади. Вдалеке виднелись несколько сухогрузов, совершающих свой неспешный привычный путь по восточноевропейской равнине. Также сновали в разных направлениях, в пределах городской черты, парочка небольших пароходиков, перевозящих дачников и просто отдыхающих пассажиров. У речного вокзала стояли два четырехпалубных красавца-теплохода, опустевших до вечера, до часа, когда уставшие за день туристы вновь поднимутся по трапам и продолжат свое водное путешествие.

Андрей с Еленой вышли на набережную около памятника Некрасову и неспешно побрели вдоль чугунной витой решетки на стрелку — место слияния Волги с ее притоком, рекой Которослью. В тот дневной час прогуливающихся было не так много. Лишь пару раз им навстречу попались группы весело переговаривающихся на своих языках, непривычно одетых для немного консервативного взгляда русского человека в шорты и панамы, иностранных туристов, обвешанных фотоаппаратами и видеокамерами.

— Я прихожу на набережную, к реке, тогда, когда мне или очень плохо, или очень хорошо, — Андрей остановился и облокотился на верхнюю грань покрашенной черным лаком старинной решетки, отделяющей пешеходную зону от спуска к воде.

Несколько минут они стояли и молчали, любуясь открывшейся с высокого берега голубоватой речной далью.

— Проходя здесь, — продолжил Андрей, — я каждый раз представляю себе, что, может быть, на этом самом месте тысячу лет назад стоял Ярослав Мудрый и также как мы с тобой сейчас, смотрел на Волгу. Столько времени прошло, а она всё течет. Ничего не изменилось: река такая же, какой была при князе. Только берега немного другими стали. Ярослав видел на той стороне сосновый лес, на левом берегу и сейчас много сосен. А мы с тобой видим новостройки. В остальном всё то же: то же русло, та же гладь. Сколько раз за эти столетия молекулы воды добирались до Каспия, испарялись там, а затем облаками возвращались в наши места и выпадали дождем. Каждая молекула в отдельности — несчетное количество раз, а вот все вместе они не возвращались никогда. Как говорится, нельзя в одну и ту же реку войти дважды. Также и мы. Молекулы, из которых мы состоим, живут неопределенное количество времени, возможно, могут жить вечно. В нас же они соединяются определенным образом только раз — в нашей жизни.

Пара сдвинулась с места и начала спускаться по бетонной лестнице к воде.

— Представляешь, Лена, какое количество случайных и закономерных событий должно было произойти, чтобы мы с тобой появились здесь сегодня вместе, в это самое время, здесь и сейчас! Когда задумываешься об этом, мысли улетают куда-то ввысь, к облакам.

Андрей игриво спрыгнул с последней ступеньки, Лена последовала его примеру. Оба подошли к воде и присели на прогретый солнцем бетонный парапет нижней набережной. Молодого человека вновь потянуло на философствования:

— Причины того, что мы с тобой сейчас здесь сидим, уходят корнями в историю древнего Китая, а может быть и еще глубже.

— Ну, ты это загнул, — усмехнулась Лена, взглянув на мужа.

— Ничего не загнул. Задумайся, что заставило наших с тобой предков пойти на север Европы в поисках новых земель?!

— Ну и что?

— Сейчас попробую рассказать. Я давно интересуюсь генеалогией, — продолжил Андрей, — мне нравится читать на эти темы.

Он нашел около себя на парапете небольшой камешек и бросил его в реку. Камешек забавно булькнул и выпустил пузырек захваченного им воздуха.

— А ты знаешь, что мы с тобой потомки древних ариев; истинные арийцы, как Штирлиц с Мюллером. Племена ариев с незапамятных времен жили в предгорьях Алтая. Сейчас это доказали генетики. Это было давно, несколько десятков тысяч лет назад. А на Алтай они пришли еще раньше. Вообще, первые люди разумные начали расселяться из Африки по миру около семидесяти тысяч лет тому назад. Сначала пришли в междуречье между Тигром и Евфратом. Чуть позже отдельные племена пошли за лучшей жизнью на восток, видимо, навстречу солнцу. Так они и попали на Алтай и проживали там довольно долго.

Андрей рассказывал увлеченно. Он как бы старался обо гнать свою мысль, быстрее изложить ее, и поэтому рассказ его казался немного путаным, непоследовательным.

— Слушай дальше. Около двадцати тысяч лет назад что- то заставило некоторых из них пойти на запад. Возможно, причиной тому было изменение климата. Возможно, древних ариев начали поджимать с юга племена, жившие тогда на территориях современной Монголии и северного Китая. Арийцы продвигались на запад и северо-запад медленно, очень медленно, но продвигались. В какой-то момент отдельные племена повернули на юг и постепенно дошли до сегодняшнего полуострова Индостан. Индийцы тоже потомки древних ариев. Мы все — индоевропейская нация. У славянских языков и индийских наречий много общего. Это доказали лингвисты. У нас общие корни. Так вот, арии всё продвигались и продвигались на закат. В какой-то момент они еще раз разделились на две большие группы. Это произошло не так далеко от той местности, где мы сейчас проживаем, в степях Причерноморья. Одни племена пошли дальше на запад, другие остались осваивать Восточно-Европейскую равнину.

Андрей на секунду прервался, о чем-то задумался и затем продолжил монолог:

— От тех племен и пошли все европейцы. Генетически существуют две большие, но очень схожие группы: западно-европейская и восточно-европейская. Граница между этими группами условно проходит по двенадцатому меридиану. Мы с тобой относимся к восточно-европейской группе потомков древних ариев.

— А как же финно-угры, — прервала Андрея Лена, — они откуда взялись?

— Хороший вопрос. Удивительно, но и они — одно из ответвлений древней арийской нации. Просто те племена раньше ушли на северо-запад. Мы все — потомки ариев. За такое громадное время столько разных народов образовалось, но генетически мы мало чем отличаемся.

— Да, интересно! — задумчиво сказала Елена.

— Хочешь, я дальше буду рассказывать?

— Конечно!

— Так вот, — продолжил Андрей, — расселение происходило непрерывно на протяжении тысячелетий. Отдельные племена восточноевропейцев всё дальше уходили на север и в девятом веке дошли до верховий Волги, то есть до наших с тобой родных мест. Как раз в это время образовался Ростов. Людям требовались всё новые участки для земледелия, и они расчищали их среди вековых лесов, которые у нас и сейчас пока еще есть. Они сжигали поваленные деревья, не пригодные для строительства, ветки от строевого леса и образовавшейся золой удобряли землю. Почва становилась на несколько лет более плодородной и кормила людей, давая богатые урожаи. Но постепенно она истощалась. На неудобренных суглинках урожаи начинали падать, и бедолагам ничего не оставалось делать, кроме как начинать всё сначала, на новых участках среди лесной чащи. Снова топор в руки, снова громадный костер посреди недавно появившейся поляны и снова несколько лет, а возможно и десятилетий, пусть и суровой, но сносной, относительно сытой жизни.

— Но ведь в наших местах, если я не ошибаюсь, уже жили

люди и до девятого века? — перебила Лена.

— Да, жили. Это как раз и были те финно-угорские племена, которые ушли на север на несколько тысяч лет раньше. Славяне постепенно стали перемешиваться с финно-уграми. И в нас течет их кровь. Чем шире скулы и основание носа, тем этой крови больше.

— Так кто они всё же? — снова спросила Елена, удобней усаживаясь на парапете.

— Финно-угорские племена?! Их великое множество: эсты, весь, меря, чуваши, мордва, мурома. Например, в местности, где мы живем, проживало племя меря. От тех времен, в основном, остались только названия рек и деревень. Тотьма, Весьегонск, Вытегра — древние финские названия. Название реки — Москва — тоже финское, значит и столица наша по финно-угорски названа. Так, в течение веков славяне и жили бок обок с так называемой чудью; постепенно происходила ассимиляция. На месте нашего города тоже жило финно-угорское племя. Первые поселенцы из славянских племен пришли в эти места со стороны Ростова. Так что мы с тобой — потомки колонизаторов. Колонизация проходила, в общем, безболезненно для обеих сторон. Аборигены не особо были против мирных завоевателей-хлебопашцев. Земли на всех хватало.

Андрей, немного разморенный на дневном солнце, медленно встал и, подняв вверх руки и сжав кулаки, сладко потянулся.

— А теперь пойдем в кафе. Я хочу мороженого!

Пассажирский поезд Москва — Воркута прибывал на первый путь главного железнодорожного вокзала Верхневолжска без опоздания, в семнадцать часов сорок пять минут.

Андрей стоял на немноголюдном перроне, вглядываясь в убегающие вдаль рельсы. Он ожидал появления длинного зеленого состава, чуть похожего на громадного сытого удава.

Наконец, вдалеке показался локомотив. Люди, которые стояли на перроне около здания вокзала, оживились. Некоторые, без поклажи в руках, встречающие своих близких из столицы, засеменили навстречу приближающемуся поезду в надежде поскорее заметить в окнах вагонов знакомые лица. Другие, с чемоданами и объемистыми сумками, с рюкзаками и баулами, стояли спокойно в предполагаемых местах остановки своих вагонов.

Андрей пришел на вокзал один. Он всегда уезжал в экспедиции без провожающих: не любил бесконечных томительных минут перед расставанием с последующим ритуальным

помахиванием близким, идущим за тронувшимся составом.

И в этот раз он не изменил традиции. С утра, предварительно купив торт с аккуратными кремовыми розочками и бутылку «Монастырской избы», навестил родителей, живущих довольно далеко от него, в другом районе города. Хотя отец с мамой давно привыкли к бесконечным путешествиям сына, не обошлось без традиционных напутствий в дорогу, служивших пожилым людям своеобразным психологическим стимулятором.

Возвратившись от родителей домой, Андрей еще раз проверил всё свое походное снаряжение, посидел с Леной «на дорожку» по старой доброй традиции, попрощался с ней, пообещав почаще звонить, и перешагнул порог квартиры.

До вокзала было не очень далеко, и эту дорогу Андрей прошел пешком, хотя багаж был довольно увесистым. Сзади на плечах висел объемистый рюкзак цвета хаки — надежный товарищ на протяжении вот уже нескольких лет периодических странствий. Руки оттягивали две спортивные сумки. В одной находилось оборудование, необходимое в экспедициях; во второй — запас провизии, достаточный для проживания в автономном режиме в течение недели путешествия.

Поезд медленно двигался вдоль перрона. Первым заметил синюю джинсовую рубашку Андрея, мелькнувшую среди людей, встречающих состав, Дима Кондрашов.

— Смотрите, вот он! — воскликнул Дмитрий и помахал Андрею через стекло рукой, но тот лишь скользнул по окну взглядом и стал смотреть дальше.

— А он знает, в каком мы вагоне? — спросила Наташа Кольцова, заглядывая через головы любопытных мужчин.

— Конечно, знает, я с ним созванивался день назад, — успокоил Сергей Алексеевич. — Не беспокойтесь, поезд стоит в Верхневолжске пятнадцать минут.

Состав остановился. Все участники экспедиции с веселыми возгласами высыпали из вагона навстречу продвигающемуся вдоль состава Андрею.

— Вот и еще один путешественник! — подхватив сумки из рук коллеги, засмеялся Женя Макаров.

— Теперь все в сборе. А где Елена Прекрасная, почему не пришла?

— Я ее дома оставил, — улыбнулся Андрей, обрадованный встрече с друзьями, — нечего здесь слезы разводить, еще дожди нам накличет.

— Какой ты жестокий, — укоризненно сморщила носик Наташа, — она же тебя любит!

— Величина любовной энергии прямо пропорциональна квадрату расстояния между любящими субъектами, — сымпровизировал Андрей и шагнул к вагону.

Шестеро искателей приключений расположились в двух смежных купе. Одно было полностью их, а в соседнем отсеке путешественникам принадлежали нижняя и верхняя полки. Другие две полки занимала супружеская пара средних лет.

Андрею, как последнему из прибывших, досталась верхняя полка во втором купе. Нижнюю занял Игорь Лебедевский.Наташу Кольцову, как единственную в их мужском коллективе представительницу прекрасного пола, поселили в первом купе, под надежную защиту от непредвиденных осложнений со стороны праздного населения вагона.

Андрей любил ездить в поездах на вторых полках. Да и на третьих полках ему несколько раз в жизни приходилось коротать ночи, трясясь в общих вагонах битком набитых экспрессов.

Приятно было ощущать отмеряемые составом километры, притаившись с хорошей книжкой над головами попутчиков, занятых убийством времени за игрой «в дурака» или за ничего не значащими, бесконечными вагонными беседами. Такое трепетное отношение к верхним полкам сохранилось у него с детства, с тех давних пор, когда он с родителями несколько раз ездил в Крым и на Кавказ, к черноморскому побережью.

Уложив по местам вещи и познакомившись с соседями, Андрей пошел к друзьям, с которыми не виделся восемь дней.

— Наконец-то, ждем только тебя, — пригласил нового попутчика добродушным жестом Сергей Алексеевич.

— Как приятно, что тебя где-то ждут!

Андрей устроился на краешке вагонной полки.

— Ну, как ты? Проблемы за прошедшую неделю какие-нибудь возникли?

— Да нет, вроде особых проблем не появилось, все живы- здоровы. Производство оставил на Игоря, я вам о нем рассказывал. Он справится.

— Как твое дело идет? Процветает? — спросил Дима.

— Процветать не процветает, но заказы есть всегда, не обижаемся. Главное, присутствует ощущение, что организовали действительно нужное для людей дело. Клиенты на девяносто девять процентов довольны. Сколько лет я просидел впустую, занимаясь чем-то, на мой взгляд, не очень-то необходимым.

— Вы ведь пластиковые окна изготавливаете? — спросил Женя.

— Да, окна, двери, рамы для лоджий, — кивнул Андрей. — Люди хотят жить комфортно, более благоустроенно. Что раньше творилось, все вы знаете. По всей стране — одна сетка осей при проектировании жилых зданий — шестиметровая, и ни сантиметра больше. Одни и те же типовые конструкции — двери из древесноволокнистых плит, оконные рамы из недосушенной елки, в которых через год после установки сантиметровые щели образовывались. Хорошо, что это всё в прошлом. Постепенно страна преобразится: из серой, бетонной превратится в цветную.

— Поживем — увидим, — вздохнул Савельев, опустил руку вниз и извлек из-под полки увесистую дорожную сумку.

— Время ужина, — многозначительно сказал он, — без тебя мы не начинали.

— Всё, понял, — встрепенулся Андрей и попытался открыть дверь купе, — сейчас я за своим скарбом сбегаю.

— Сиди, не дергайся, — улыбнулся Женя Макаров. — И твое добро еще успеем прикончить, дорога долгая.

— Ребята, у меня беляши с мясом, еще теплые. Мама в дорогу нажарила. Я сегодня заезжал к родителям, — попытался возразить возмутитель спокойствия.

В купе засмеялись:

— Ну, если еще теплые, тогда тащи!

Долгий июльский день уже клонился к закату, но было еще совсем светло. Верхушки елей и берез, мелькающих за окном, освещались красноватым от преломленных атмосферой лучей, низко стоящим над горизонтом солнцем.

Поезд ворвался в безбрежный океан лесов, простирающихся почти на семьсот километров с запада на восток от Онежского озера до Северной Двины.

Стол в купе ломился от разнообразных вкусностей, захваченных путешественниками в дорогу. Сергей Алексеевич достал две бутылки с красивыми красными этикетками.

— Моя любимая «Хванчкара». Настоящее грузинское вино! — похвастался хозяин. — В последнее время столько подделок развелось, просто ужас! А от этого закавказским воздухом пахнет. Божественный напиток!

— Вы какие вина любите, Сергей Алексеевич? — спросил Игорь, откупоривая одну из бутылок.

— Из темных сортов винограда. У них вкус более ярко выражен, они более узнаваемы.

— Как вы вообще к алкоголю относитесь? — последовал еще один вопрос руководителю экспедиции.

— Кто не в первый раз со мной едет, тот знает, что я не ханжа. Но всё это должно происходить за общим столом и без переусердствований. А то у некоторых принцип — налейте мне сто граммов, а дури у меня своей сколько хочешь.

Единомышленники заулыбались. Савельев продолжил разговор:

— Я считаю, что хорошее виноградное вино в дружной компании — еще один равноправный член коллектива, добрый собеседник. Этиловый спирт придумала природа, а то, что она придумала, человек должен использовать в своих целях, конечно, в разумных количествах и без ущерба для здоровья. Пристрастие к алкоголю в нас от далеких предков. Обезьяны едят перезрелые плоды, внутри которых происходит процесс брожения и, конечно, пьянеют от них. Против природы действовать бесполезно.

Хорошее грузинское вино действительно стало в тот вечер еще одним членом дружной компании. За окном мелькали бесконечные леса, поля и перелески, а в купе царило благодушие и взаимная расположенность путешественников друг к другу.

— Сергей Алексеевич, вы взяли с собой осколок? — спросил Андрей.

— Конечно, взял, как же не взять. Понадобится идентификация с остальной частью материала.

— Вы всё же думаете, что это неопознанный летающий объект?

— Пока трудно сказать. Будем смотреть на месте, — Савельев достал из внутреннего кармана уже знакомую всем коробку, открыл ее и положил на край стола кусочек серебристого металла.

— Я уже говорил, напрашиваются два варианта: либо этот осколок принадлежал инопланетному объекту, нашедшему приют под землей около двадцати тысяч лет назад, либо он являлся частью механизма, изготовленного на нашей планете. В первом случае я допускаю, что ребята из Института стали и сплавов всё-таки ошиблись. А во втором случае мы имеем дело с древней цивилизацией, существовавшей не так далеко от северного полюса Земли, а судя по совершенной технологии изготовления сплава — на всей территории планеты.

— Но вы не учитываете возможность третьего варианта, — вступил в разговор Евгений Макаров, — осколок может являться частичкой метеорита, упавшего на Землю в далеком прошлом.

— Это исключено, — возразил Сергей Алексеевич, — при лабораторном анализе доподлинно установлено, что сплав имеет искусственное происхождение. Естественным путем в природе возникновение данного материала невозможно.

— В таком случае вы полагаете, что на Земле около двадцати тысяч лет назад могла существовать высокоразвитая цивилизация? — спросил Дима Кондрашов.

— Я не исключаю этого, — ответил Савельев. — У нас есть специалист по таким вопросам.

Сергей Алексеевич обратил взгляд на сидящего напротив него у окна Женю Макарова.

— Надеюсь, Евгений Владимирович, ты примешь участие в обсуждении?

Заместитель руководителя экспедиции, о чем-то задумавшийся, чуть смутился от внезапно возникшего к нему внимания, но уже через мгновение овладел собой.

— Теоретически это возможно. Солнце уже около пяти миллиардов лет светит примерно с одинаковой силой, необходимой для поступательного развития органической жизни на планете. Возраст Земли оценивается в четыре с половиной миллиарда лет или чуть больше. В древних горных породах в Трансваале на юге Африки были обнаружены останки относительно высокоразвитых одноклеточных живых существ. Они были устроены почти так же сложно, как и современные сине-зеленые водоросли. Проанализировав находки, ученые пришли к выводу, что наиболее ранние признаки жизни на Земле возникли еще три с половиной миллиарда лет назад. Поэтому, что такое какие-то двадцать тысяч лет по сравнению с тремя с половиной миллиардами?! За миллиарды лет, при благоприятных природных условиях, на планете могла возникнуть не одна высокоразвитая цивилизация. А благоприятные условия на Земле существуют уже давно, поскольку мощность солнечного излучения практически не менялась достаточно длительное время.

— А как на нашей планете возникла органическая жизнь? — спросила Макарова сидящая рядом с ним Наташа Кольцова.

Евгений согласно кивнул и ответил:

— Возникновение жизни на Земле имеет закономерный характер. Жизнь — лишь особая форма организации и движения материи, результат эволюционного развития углеродистых соединений на определенной стадии этого развития. Результаты научных открытий и наблюдений последнего времени свидетельствуют о том, что межзвездная среда содержит различные углеродистые соединения, в том числе и полимеры, значимые с биологической точки зрения. В плотных слоях межзвездной пыли обнаружена муравьиная кислота, найден цианоцетилен, метиламин. Совсем недавно идентифицированы и более сложные органические соединения, такие как аминокислоты и полисахариды.

— Но ведь и эти соединения должны были где-то в космосе возникнуть впервые, или я в чем-то заблуждаюсь, — снова спросила Наташа.

— Вселенная практически бесконечна, поэтому и количество космических объектов, на которых возможно зарождение жизни, тоже бесконечно. И не обязательно для этого нужны тепличные условия, как на нашей планете. Крайне неблагоприятные условия космического пространства отнюдь не мешают синтезу сложных молекул в объемах галактической пыли. Соответствующие химические реакции могут протекать и в условиях сверхнизких температур. Это доказано экспериментальным путем и подтверждено теоретическим анализом.

— Из этого следует вывод, что вся Вселенная заселена органической жизнью? — последовал очередной вопрос, адресованный Евгению Макарову.

— Безусловно, я в этом уверен на сто процентов, — не задумываясь, ответил он. — Органическая жизнь присутствует во всём космическом пространстве. Другой вопрос, если говорить о высокоразвитых жизненных процессах. Развитие жизни столь длительно, что его можно сравнить со временем развития звезд. В небе есть такие молодые звезды, что первые обезьяночеловеки могли быть свидетелями их рождения. Для развития жизни подходят лишь звезды, масса которых примерно равна массе нашего солнца или меньше ее, поскольку массивные звезды дают свет и тепло лишь в течение нескольких миллионов лет. Это слишком малый срок для того, чтобы успела развиться жизнь. Наша галактика, Млечный Путь, содержит около ста миллиардов звезд. Большинство из них подходят для развития жизни, количество массивных звезд относительно невелико.

Женя Макаров немного передохнул, глотнул из стакана в подстаканнике чай и продолжил свою маленькую лекцию:

— Но возникает следующий вопрос, имеют ли эти звезды планетные системы? Для успешного развития жизни необходимо, чтобы температура на небесном теле была такой, при которой вода находилась бы в жидком состоянии. Это условие выполнимо только на образованиях, обращающихся вокруг звезд, то есть на планетах. Если допустить, что наша Солнечная система ничем особым не отличается от других звездных систем, то можно предположить, что и у многих других звезд планетные системы тоже есть. Здесь нужно уяснить вопрос, почему космическое вещество, обращающееся вокруг звезд — этих колоссальных сгустков раскаленного газа, не устремляется к их центрам под воздействием сил притяжения, а вращается вокруг них? Ответ достаточно прост — падению вещества к центру препятствует центробежная сила, поскольку это вещество обладает моментом импульса. При образовании Солнечной системы вещество и момент импульса как бы разделились. Основная доля вещества сегодня принадлежит звезде, а момент импульса — планетам.

— Если я тебя правильно понял, Женя, — обратился к Макарову Игорь Лебедевский, — Земля и другие наши планеты попали в поле тяготения солнца, имея свои скорости движения?

— Не совсем так. Солнце и планеты образовались из вращавшейся туманности. В свое время это предугадали еще французский математик Лаплас и немецкий философ Кант. Если объяснять популярно, то схема образования нашей Солнечной системы, да и большинства других, выглядит примерно так: часть облака газа, путешествующего в межзвездном пространстве, под действием гравитационных сил сжимается. При этом происходит сплющивание облака, поскольку центробежная сила противодействует сжатию в экваториальной плоскости. Образуется плоский диск, в центре которого рождается звезда. В окружающем звезду плоском диске вещество сгущается, и образуются планеты, вращающиеся вокруг материнской звезды в одной плоскости. В свою очередь, по сходному принципу, вокруг гигантских планет, таких, как Сатурн и Юпитер в нашей звездной системе, образуются свои системы спутников.

— Неужели всё так просто? — задумчиво проговорила Наташа Кольцова.

— Нет, Наташенька, это всего лишь компьютерная модель, а в реальной эволюции могут возникать порой невероятные факторы. Мы еще совсем мало прошли в понимании существования Вселенной, не говоря уже о Мегавселенной.

— А чем они отличаются? — с наивной непосредственностью спросила девушка.

— Так просто это не объяснить. Да я и не смогу объяснить, вернее, никто на Земле не сможет этого сделать, — пожал плечами Макаров, но во взгляде его проблеснула внутренняя энергия, указывая на то, насколько животрепещущая для него тема была затронута.

— В настоящее время существуют лишь гипотезы, теории насчет происхождения Вселенной, но общей картины мира на сегодняшний день не существует, да и вряд ли она когда-нибудь будет существовать.

— Почему? — спросил Андрей, внимательно слушавший Женю Макарова.

— Прежде всего, нужно задаться вопросом — познаваема ли Вселенная в целом? Знаете, что говорил по этому поводу Паскаль еще в семнадцатом веке: «Начни человек с изучения самого себя, он понял бы, что ему не дано выйти за собственные пределы. Мыслимо ли, чтобы часть познала целое! Но, быть может, есть надежда познать хотя бы те части целого, с которыми соизмерим? Но в мире всё так переплетено и взаимосвязано, что познание одной части без другой и без всего в целом мне кажется невозможным».

Поезд мерно постукивал на рельсовых стыках. За окошком уже темнело, долгий северный летний день убегал к западу. Евгений Макаров продолжил повествование:

— Каждый познает Вселенную для себя сам, сообразно со своим уровнем подготовленности, мировоззрением, философскими и религиозными устоями. Я вам расскажу, как понимаю Вселенную, к каким выводам, кажущимся мне логичными, пришел, занимаясь этим вопросом практически всю свою сознательную жизнь.

Путешественники со вниманием и любопытством продолжили слушать своего собеседника.

— В настоящее время существует огромное количество теорий, пытающихся объяснить понятие «Вселенная». Существуют, например, «статичная Вселенная Эйнштейна», «пустая Вселенная де Ситтера», «расширяющаяся Вселенная Фридмана», «симметричная Вселенная Маркова» и несколько других. Каждая из этих теорий имеет право на существование. Лично я придерживаюсь теории расширяющейся Вселенной, но со своими умозаключениями и логическими выводами.

— Мы тебя внимательно слушаем, — поддержал коллегу Сергей Алексеевич.

— Ребята, а может быть завтра? — просительно, чуть растягивая слова, произнес Макаров. — Этот разговор обстоятельный, он требует особого состояния души.

— У тебя как раз сегодня такое состояние, — не оставил товарищу путей к отступлению Савельев. — Ты нам уже так много познавательного сообщил. Рассказывай, рассказывай.

Женя вздохнул, но скорей для порядка. Он и сам уже понял, что желает продолжить свой разговор.

— На сегодняшний день наблюдаемая Вселенная рассматривается как система гравитационно-связанных скоплений галактик, удаляющихся друг от друга со скоростями, пропорциональными их взаимным расстояниям. В далеком прошлом ныне разбегающиеся галактики были близки друг к другу и образовались из остывающего вещества, являющегося в свою очередь продуктом еще более раннего этапа эволюции космической материи. Я говорю о так называемом Большом взрыве — обще вселенском коллапсе, катаклизме, который произошел около четырнадцати миллиардов лет назад.

В тот момент вся космическая материя была буквально стянута в точку. Это состояние называют сингулярностью.

— Выходит, — перебил Макарова Андрей, — что элементарные частицы, из которых мы с вами состоим, в определенный момент времени находились рядом, были соседями элементарных частиц, из которых состоят представители других цивилизаций? Значит, мы являемся не просто братьями по разуму, но и братьями по происхождению?

— Да, это ты точно подметил. По крайней мере, так справедливо утверждать для нашей Вселенной, — кивнул Женя.

— А что, есть еще и не наша?

— Есть, и не одна. Но об этом я расскажу чуть позже, — ответил Макаров, обращаясь ко всем присутствующим. — А сейчас всё по порядку. Постараюсь скомпоновать соображения таким образом, чтобы у вас возникла целостная картина рождения и развития мира, как это представляется на сегодняшний день. Бесспорно, установленным современной космологией является тот факт, что Вселенная не является статичной, она эволюционирует. В древности, в прошлом, вплоть до появления теории относительности Эйнштейна, Вселенная рассматривалась стационарной. Это происходило потому, что идея статичности подпитывалась фактом неизменяемости визуального восприятия астрономических тел и систем, будь то Солнечная система, отдельные звезды, звездные скопления или галактики. Но в 1922–1924 годах советский ученый Фридман на основе теории Эйнштейна построил математические модели движения вещества во Вселенной под действием гравитационных сил. Он пришел к выводу о том, что Вселенная не может быть стационарной: она должна либо расширяться, либо сжиматься.

Видно было, как Макаров увлечен своим рассказом. Его

разговор, хоть и очень специфичный, не был похож на лекцию в одном из университетов. Это был действительно увлекательный рассказ, уносящий слушателей в космические дали.

— Самый простой пример эволюции — необратимый распад радиоактивных веществ. Если бы наша планета существовала вечно, радиоактивные вещества давно бы все распались.

Но они существуют в земной материи. По количеству радиоактивных веществ определяют возраст геологических пород. В нашем случае по такому же методу был определен возраст загадочного осколка, благодаря которому мы сейчас собрались все вместе в этом вагоне. Доподлинно известно, что источником энергии, выделяемой звездами, являются ядерные реакции, протекающие в их недрах. Материя Вселенной в основном состоит из водорода, который постепенно выгорает в процессе термоядерного синтеза внутри звезд и превращается в гелий, а затем и в более тяжелые химические элементы. Любой источник энергии не вечен, конечны и запасы ядерного топлива Вселенной.

Евгений от долгого разговора немного охрип. Он вновь отхлебнул чай, поставил стакан с уже остывшим напитком на столик и продолжил:

— В 1929 году американским ученым Хабблом на основе многочисленных наблюдений был установлен факт расширения Вселенной, теоретически предсказанный Фридманом. Постепенно в умах ученых стала вырисовываться общая картина Вселенной как совокупности отдельных скоплений галактик, одной из которых является и наша с вами — Млечный Путь. Они пришли к пониманию того, что свойства Вселенной одинаковы во всех направлениях, что особенностью мира является неоднородность в малом масштабе и однородность в масштабе большом, соизмеримом с расстояниями между скоплениями галактик. Благодаря использованию эффекта Доплера было обнаружено, что галактики удаляются друг от друга. Согласно этому эффекту у приближающегося источника света все длины волн, измеренные наблюдателем, уменьшены, смещены к фиолетовому краю спектра, а для удаляющегося источника — увеличены, смещены к красному его краю. Линии в спектрах галактик смещены к красной зоне. Это явление получило название «красного смещения». В двадцатые годы двадцатого столетия были измерены расстояния до галактик. Сделали это с помощью пульсирующих звезд, меняющих свой блеск, — цефеид. Эти переменные звезды обладают интересной особенностью. Количество света, излучаемое цефеидой, ее светимость, и период изменений светимости вследствие пульсаций тесно связаны. Зная период, можно вычислить светимость. А это позволяет вычислять расстояние до цефеидов. Всё тот же Хаббл установил замечательную закономерность: чем дальше галактика, тем больше скорость ее удаления от нас. Это открытие показало, что галактики удаляются от Солнечной системы во все стороны, и скорость этого удаления пропорциональна расстоянию.

— Значит, мы находимся в центре Вселенной, раз галактики разбегаются от нас? — с удивлением спросил Игорь Лебедевский.

— Нет, конечно! — чуть улыбнулся Макаров. — Галактики удаляются не только от нашего родного Млечного Пути, но и друг от друга. Если бы мы находились в другой галактике, то видели бы точно такую же картину разбегания, как и из нашей звездной системы. Представьте надуваемый воздушный шарик. Все воображаемые условные точки на его поверхности отдаляются друг от друга.

Путешественники, увлеченные рассказом, сразу как-то немного расслабились. Видимо, пример из повседневной жизни чуть-чуть отвлек их от такого серьезного разговора.

— Тут и возникает вопрос: почему Вселенная расширяется? Что дало галактикам начальную скорость? Получив начальный импульс, сейчас они движутся по инерции. Так и возникла теория Большого взрыва. Все мы являемся его детьми.

— Какой же крохотной песчинкой начинаешь ощущать себя, когда речь заходит о масштабах Вселенной, — мечтательно произнесла Наташа.

— Всё это относительно, — продолжил Евгений, — с одной стороны — человек действительно слишком мал по сравнению с размерами галактик и звезд, но, с другой стороны, он велик тем, что имеет возможность понять суть мира, его окружающего; ощутить мир во всём многообразии, попытаться разгадать его тайны.

В этот момент поезд остановился на какой-то станции. В коридоре, за дверью купе послышались неторопливые шаги нескольких пассажиров.

— Может, кто-то хочет отдохнуть, выйти на перрон подышать свежим воздухом? — спросил Макаров.

Все молчали, никто не хотел прерывать монолог астрофизика.

— Хорошо, я продолжу. Итак, более четырнадцати миллиардов лет назад, вблизи момента начала расширения, плотность вещества была несравнимо больше сегодняшней. Отдельные галактики, отдельные звезды, тем более планеты, не могли существовать как изолированные тела. Вся материя находилась в состоянии непрерывно распределенного однородного вещества. По теоретическим расчетам плотность физической материи в тот момент составляла примерно десять в девяносто третьей степени граммов на кубический сантиметр, что более чем на сто двадцать порядков больше сегодняшней плотности во Вселенной и почти на восемьдесят порядков больше плотности атомного ядра. Температура вещества также была громадна. На это указывает открытое в 1965 году так называемое реликтовое излучение. Это радиоволны с длиной волны в сантиметровом и миллиметровом диапазонах, оставшиеся с самого начала расширения Вселенной. Излучение возникло в том горячем веществе, которое расширялось от сингулярности.

Тем временем поезд тронулся, хождение по коридору вагона затихло.

— Процессы, происходившие в первые мгновения от начала расширения Вселенной, трудно поддаются теоретическим обоснованиям. Это крохотный отрезок времени. Он на пять порядков меньше секунды, но именно в тот момент и возникла именно та Вселенная, в которой мы живем. Последующие мгновения, когда плотность вещества снизилась до десяти в четырнадцатой степени граммов на кубический сантиметр, уже могут быть обоснованы теоретически, на основе выводов Фридмана. До времени, примерно равного трем десятым секунды с начала расширения, образовались элементарные частицы, из которых состоит Вселенная: электроны, позитроны, нейтрино, антинейтрино. Теоретически предсказаны, но пока не обнаружены гипотетические частицы, такие как мюонные нейтрино, тау-нейтрино, гравитоны. Это задачи завтрашнего дня, задачи квантовой космологии. В последующие приблизительно пять минут произошли процессы, последствиями которых является Вселенная, в которой основным химическим элементом является водород. По прошествии примерно трехсот секунд после коллапса материя состояла на тридцать процентов из ядер атомов гелия и на семьдесят процентов из протонов — ядер атомов водорода. Такой химический состав вещества оставался в дальнейшем неизменным на протяжении миллиарда лет вплоть до образования галактик и звезд.

Евгений перевел дыхание. Время подходило к полуночи, но спать никому не хотелось.

— Теперь, если хотите, я расскажу еще о больших масштабах мира, о Мультивселенной.

— Конечно, хотим! — почти хором ответили астрофизику обитатели купе.

— Договорились, но совсем вкратце, а, то уже поздно. Мы не можем сейчас увидеть даже в самые мощные радиотелескопы всю Вселенную. Существует так называемый горизонт видимости. Наличие этого горизонта связано с расширением Вселенной. Чем дальше от нас находится галактика, тем больше времени потребовалось свету, чтобы достичь наблюдателя, то есть нас с вами. Вселенная начала расширяться более четырнадцати миллиардов лет назад. Свет, вышедший из источника даже в момент Большого взрыва, успел пройти конечное расстояние, те же более четырнадцати миллиардов световых лет. Граница Вселенной, лежащая от нас на этом расстоянии, и есть горизонт видимости. Дальше этого горизонта нет для нас, землян, ничего, кроме тьмы. Кажется, что эта бесконечность непредставима для ее осознания. Но в мире не должно быть ничего неосознаваемого, поскольку мир материален.

Евгений на несколько мгновений вновь задумался. Видимо, сам разговор вдохнул в него какую-то новую мысль, новое озарение.

— Что, если предположить, что наша Вселенная является всего лишь такой же малой частицей в бескрайнем мире, какой, например, является Солнечная система в этой Вселенной. Что, если существуют другие Вселенные, которые периодически то расширяются, то сужаются под воздействием внутренних гравитационных сил и сил противодействия, соседних с ними, пограничных миров. В каждой из этих Вселенных происходят свои «Большие взрывы», при которых образуются элементарные частицы, с зарядами и массами, присущими только этим мирам. Вследствие этого Вселенные не могут взаимодействовать друг с другом непосредственно. В пространстве существует бесконечное количество пограничных зон, в которых частицы разных Вселенных не могут вступать друг с другом во взаимодействие по принципиальным несовпадениям свойств. Всё это напоминает мыльную пену или пчелиные соты, только не плоские, а пространственные, объемные. В каждой из этих Вселенных возникают бесчисленные очаги жизни, в том числе и разумной. Но мы никогда не сможем встретиться с жителями этих миров, поскольку они устроены по-другому, нежели обитатели нашей Вселенной. Всё это допустимо, необходимо лишь пространство, а пространство с большой буквы, насколько мы способны его осознавать, бесконечно. Но, я думаю, землянам для познания достаточно и пространства родной Вселенной. Я уверен, что достаточно и времени, пока наша звезда не превратится в белого карлика, прожив перед этим период красного гиганта, а Вселенная не прекратит свое существование, либо, расширившись до состояния, пока не исчезнут все силы взаимодействия между частицами, либо вновь не сжавшись практически в точку.

Астрофизик Евгений Владимирович Макаров закончил увлекательное, почти фантастическое повествование. Все окружающие его пять человек молчали, осмысливая то, что только что услышали.

Поезд размеренно ехал по покрытой лесами и реками, погрузившейся в ночной сумрак равнине одной из планет звездной системы, входящей в галактику, названную ее обитателями Млечный Путь.

Звездолет «Айголь», межзвездное пространство галактики Млечный Путь, около восемнадцати тысяч лет до нашей эры

— Тэйнос, что случилось?

— Ничего, ничего, сейчас пройдет. Только отдышусь немного.

Тэйнос Лэос, технический руководитель межзвездного полета и главный механик звездолета «Айголь» сидел в своем удобном, достаточно глубоком анатомическом кресле напротив главного пульта управления звездолетом. В огромном иллюминаторе перед ним миллионами огоньков светилось черное межзвездное пространство. Он был бледен, на лбу выступила испарина.

К нему быстро подошли, встав со своих кресел, командир звездолета Март Стэн и заместитель командира корабля, руководитель экспедиции Лэймос Крэст.

— Коллеги, всё нормально. Просто сердце немного защемило, — через силу улыбнувшись, промолвил техник.

Лица товарищей были встревожены, на них читалась озабоченность происшедшим.

— Вам нужно сейчас же обследоваться на медконтроле с помощью автомеда — произнес Март Стэн.

— Да, конечно. Обязательно схожу в медицинский отсек, сегодня же схожу.

Тэйнос Леос взглянул на коллег. Во взгляде его на мгновение промелькнула грусть.

— Видимо, подходит мое время, друзья, — механик уже больше не скрывал своего настроения. — Все эти тридцать с лишним лет я постоянно задавал себе один и тот же вопрос — правильно ли я сделал, полетев на «Айголь» к соседней звезде. И все эти годы я не находил на него ответа. Я нашел ответ лишь сегодня, сейчас, когда это прекрасное звездное небо начало ускользать от меня, растворяться, превращаясь в непроглядную тьму. Теперь я знаю, что поступил правильно. Стоило жить, чтобы все эти годы видеть прекрасную бездну, эту бесконечность Вселенной. Стоило жить, чтобы ощущать себя пылинкой в этом безбрежном океане, но пылинкой, способной в какой-то мере приобщиться к прекрасной бесконечности

Коллеги увидели слезу, скатившуюся с бледной щеки Тэйноса.

— Друзья, я благодарен вам за эти непростые годы. Порой мы ссорились, решая разные технические, а порой и бытовые проблемы. Но мы всегда находили выход, потому что были вместе, были единомышленниками. Мы с вами решали и решаем задачи, возможно, никем в галактике до нас еще не решаемые…

Айголианец вдруг на несколько мгновений прервал монолог и задышал часто-часто.

— Какое красивое сегодня небо!..

Тэйнос Леос смотрел вперед, в бесконечное звездное пространство. Выражение его лица было мужественно и спокойно, взгляд его был недвижим.

Уже более тридцати айголианских лет звездолет, стартовавший с орбитальной станции планеты Айголь, несся в бесконечном космическом пространстве навстречу неизведанному. Звездолет, как и планета, на которой он родился, имел название «Айголь». Десять астронавтов начали свой путь к другой звездной системе, отстоящей от родной планеты на девять без малого световых лет по айголианскому исчислению.

Чтобы разогнаться, получить дополнительный импульс, звездолет в начале своего дальнего пути полетел не к далекой загадочной звезде, а, наоборот, от нее. Он летел к излучающей тепло родной звезде Нэе, чтобы, используя ее гравитацию, увеличить свою и так огромную скорость, нараставшую с каждым мгновением.

Нэя по мановению волшебной палочки мироздания излучала колоссальную энергию, благодаря которой и зародилась когда-то чрезвычайно давно, около четырех миллиардов лет назад, жизнь на одной из многочисленных планет галактики. Астронавты с трепетом и с восхищением смотрели на приближающийся громадный огненный шар в ореоле протуберанцев.

Затем, опалив звездолет своим жаром, звезда Нэя отпустила его от себя, начала отдаляться, отдаляться навсегда для избравших свой путь айголианцев.

Восемь гибридных термоядерных двигателей звездолета работали ровно и мощно, разгоняя корабль до крейсерской скорости, примерно равной одной двадцатой скорости света.

Спустя некоторое время полета в иллюминаторах вновь стала видна родная для звездоплавателей планета Айголь, давно уже побелевшая от сковавшего ее космического холода. В течение последующих трех лет в иллюминаторах попеременно сначала приближались, а затем отдалялись планеты — супергиганты звездной системы Нэи, по вине которых планета Айголь и превратилась из цветущего рая в заледенелую пустыню. Затем звездолет пересек опасный для него пояс астероидов, пройдя на близком расстоянии от двух из них. Но два реверсных реактора, предназначенных для торможения звездолета, в режиме ускорения полета постоянно вырабатывали энергию для создания электромагнитного поля. Мощный защитный зонтик космического корабля не подкачал и вовремя отклонил блуждающие космические булыжники, не дав совершиться катастрофе.

Звездолет Айголь вошел в межзвездное пространство. Они летели к цели уже более тридцати пяти лет. До конечной точки полета, до одной из ближайших звезд, оставалось около ста сорока айголианских лет пути.

На космическом корабле их осталось всего двое. Восемь астронавтов ушли, ушли по законам природы, каждый в свое время.

— Мне нужно поговорить с тобой, Лэймос, — обратился к коллеге командир корабля Март Стэн. — Ты знаешь, я не скрывал от тебя, что в последнее время неважно себя чувствую. Мы уже несколько раз обсуждали это, но я повторюсь. Видимо, я уйду раньше тебя. Такова судьба. Ты знаешь, что делать, я обучил тебя всему, что знаю сам. Тебе продолжать полет и выполнить всё задуманное нами.

— Ну что ты, Март! — вскинул взгляд на товарища астронавт. — Возможно, что уйду первым я, и задуманное ляжет как раз на твои плечи. Я тоже передал тебе все свои знания. Я уверен, что ты справишься, иначе бы не было смысла затевать нашу миссию.

Командир звездолета отрицательно покачал головой:

— Нет, не успокаивай меня. Я чувствую, что всё будет так, как я тебе только что сказал. Поверь мне.

Со времени их разговора прошло еще около двух лет. Командира звездолета Марта Стэна, еще одного из миллиардов жителей планеты Айголь, не стало.

Лэймос Крэст остался один на один с космосом. Это был уже не тот пышущий здоровьем, энергичный координатор Совета континентов, успевавший делать за день сотни неотложных дел, а чуть сгорбленный, невысокий айголианец почтенного возраста с коротко подстриженным ежиком седых волос, с уже неспешной, не очень уверенной походкой.

Он не запомнил день, когда не стало Марта Стэна. Март просто однажды ушел в свою капитанскую каюту, и через несколько часов один из датчиков на приборной доске управления звездолетом показал, что его сердце перестало биться. Лэймос уже ничем не мог помочь. Всё необходимое в таких случаях делали запрограммированные на печальную деятельность роботы. Это было жестоко, но безальтернативно в замкнутом пространстве корабля в целях безопасности. Лэймос предполагал, что рано или поздно это должно было случиться, но всё равно событие потрясло его. Он не запомнил день, но отчетливо запомнил то чувство, которое испытал. Это было щемящее чувство полного одиночества. Не одиночества, когда всё же недалеко от тебя находятся подобные тебе, и ты можешь, переосмыслив свои взгляды или оставив в прошлом обиды, пойти к ним, им навстречу. Это было фатальное одиночество среди вселенского безбрежья.

Вряд ли кто до него в галактике, да что там, в галактике, во всей Вселенной, оказывался в таком положении. Лэймос Крэст летел в огромном космическом корабле в межзвездном пространстве совершенно один. Ему никогда больше не суждено было увидеть своих товарищей, своих единомышленников, своих соплеменников, своих родных и близких.

Он ходил по звездолету, все системы которого функционировали автоматически, и бесцельно смотрел на серебристые металлические стены, переливающиеся разноцветными огоньками многочисленных датчиков. Он совершенно не знал, что ему делать. Все инструкции, когда-то выученные наизусть, все рекомендации, как поступать в той или иной ситуации, были напрочь забыты. Мозг отказывался слушаться, он не желал подчиняться инструкциям…

Лэймос не знал, сколько времени находился в прострации. Но всё же, постепенно он пришел в себя. Видимо, на это ушло несколько дней, поскольку щетина на его лице достаточно отросла и уже не была совсем уж жесткой.

Он сел в свое кресло в центральном зале управления кораблем. В иллюминаторе всё также, как и несколько дней назад, как и год назад, как и десятки лет назад, бесчисленными светлячками горели звезды. Айголианец просидел неподвижно около часа, напряженно прокручивая в мыслях все предшествовавшие события.

Наконец, Лэймос Крэст полностью овладел собой, собрался и начал действовать. Он надел на голову шлем с множеством датчиков, которые предназначались для считывания импульсов его головного мозга. Затем он вошел в программу главного компьютера звездолета и запустил процесс синхронизации деятельности своего мозга с компьютером. Это было небыстрым делом и заняло несколько часов. Наконец, процесс был закончен. С того момента начался новый этап деятельности экспедиции, которую несколько десятилетий готовили сотни тысяч, а, возможно, и миллионы жителей планеты Айголь.

Планета Земля. Север России. Город Новопечорск Начало двадцать первого века

Через полутора суток небольшой приполярный город Новопечорск встретил шестерых экспедиционеров прохладной, совсем не летней погодой.

Путешественники с многочисленной своей поклажей вышли на перрон. Багаж оказался довольно объемным: кроме обычных вещей, необходимых при любой кратковременной смене места жительства, большую часть поклажи занимали различные приборы и инструменты, которые должны были пригодиться в экспериментах.

— Да, это вам не Рио-де-Жанейро! — произнес Дима Кондрашов сакраментальную фразу из любимой книги, надевая выцветшую светло-песочного цвета штормовку поверх тоненького синего, с орнаментом на груди, свитерка.

— Что же ты хотел? — усмехнулся Савельев. — Здесь, как- никак, шестьдесят пятая параллель, а не средняя полоса. При двадцати градусах тепла местные жители купаются.

— После суток с лишним в этой душегубке, — кивнул в сторону вагона Игорь Лебедевский, — я и при пятнадцати градусах искупался бы.

— Искупаетесь, всему свое время, — оглядываясь по сторонам, сказал Сергей Алексеевич. — Ребята, вы стойте здесь, а я пойду на разведку. Нас должны встречать.

Он ушел в сторону вокзала своей неизменной пружинистой походкой, оставив на перроне пятерых немного помятых в дороге романтиков, которые стояли в ожидании около груды наваленных друг на друга рюкзаков, сумок и чемоданов.

Минут через пять Савельев вернулся, но уже не один. Рядом с ним шел мужчина приятной наружности, лет тридцати, выше среднего роста, в добротном костюме и легком, полу- распахнутом светлом плаще.

— Познакомьтесь, Валентин Васильевич Рудников, заместитель главного инженера шахты «Северная», — представил руководитель экспедиции своего попутчика, — он непосредственно будет заниматься нами и нашими проблемами. Просьба особо ему не докучать, он человек занятой, кроме шестерых гавриков, свалившихся на плечи, у него дел на основной работе хватит.

— Ничего, Сергей Алексеевич, — добродушно улыбнулся Рудников, — справимся.

Северянин поочередно пожал каждому из прибывших гостей руку.

— Называйте меня просто Валентином. Так будет удобней общаться.

Рудников подхватил два на вид самых тяжелых чемодана и понятным каждому жестом головы пригласил гостей следовать за ним.

На привокзальной площади их ожидал микроавтобус «Форд» темно-синего цвета с табличкой на переднем стекле «Дежурный». На первый взгляд небольшой снаружи, автомобиль оказался довольно вместительным. Загрузив весь багаж, путешественники расположились с комфортом на удобных мягких креслах с подголовниками, и в салоне еще осталось место.

Рудников сел на кресло в первом ряду, справа от водителя.

На первый взгляд Новопечорск показался гостям довольно мрачноватым городом, застроенным в основном типовыми пятиэтажками. Микроавтобус быстро миновал его центральную часть и выехал на широкое прямое шоссе, видимо, ведущее к окраине города.

— У вас всегда такая прохладная погода? — попытался начать разговор Савельев.

Шахтер охотно его поддержал:

— Нет, бывает и жарко, но очень короткий период. Можно даже позагорать немного. Обычно в конце июня и в начале июля. Для нас лето уже заканчивается; через месяц будет совсем холодно.

— Как же вы здесь живете? — с грустинкой в голосе посетовала Наташа Кольцова.

— Человек ко всему привыкает, — жизнеутверждающе ответил Валентин, — я, например, уже стал настоящим северянином.

— Так вы не здесь родились? — спросил Савельев.

— Нет, я из Ростова-на-Дону. Сюда приехал по распределению, да так здесь и обосновался. Уже восьмой год живу в Новопечорске.

Микроавтобус подъехал к четырехэтажному кирпичному зданию, не отличающемуся изысканной архитектурой.

— Здесь вы и будете жить. Это общежитие нашей шахты. Как говорится, чем богаты, — произнес Рудников и вышел из автомобиля.

В отличие от скромного внешнего вида, внутреннее состояние общежития вселяло оптимизм. Уютные, почти квадратные комнаты на двух и трех человек, отдельные кухни и ванные комнаты на каждый трехкомнатный блок, мягкие удобные кровати с белоснежным накрахмаленным бельем.

Сергей Алексеевич и Женя Макаров поселились вместе в двухместных апартаментах. Трехместную комнату заняли Андрей, Игорь и Дима. Больше всех повезло Наташе Кольцовой. Ей одной досталось просторное жилье, предназначенное для двух человек.

— Общие собрания будем проводить у меня, — шутливо сказала Наташа, раскладывая вещи в двухстворчатый шкаф, стоящий недалеко от входной двери в ее временное пристанище.

— Общие собрания будем проводить в шахте, непосредственно у объекта, — парировал Евгений Макаров и пошел в свою комнату.

Остаток дня члены экспедиции провели за благоустройством своего быта, а вечером решили прогуляться по городу, в котором до этого никто из них не бывал.

При более пристальном рассмотрении, не через окно микроавтобуса, а воочию, Новопечорск произвел на исследователей уже не такое гнетущее впечатление. Город был похож на десятки других небольших российских городов. Такое же соседство небольших частных домиков и централизованной застройки микрорайонов. Разве что необычно было смотреть на горожан, довольно тепло одетых для второй декады июля. Но постепенно к гостям приходило осознание того, что они находятся не так уж и далеко от Северного полюса, в приполярном Урале, на шестьдесят пятой параллели.

Шахта «Северная» находилась примерно в пяти километрах от города. Наряду с тем, что до нее ходили внутригородские рейсовые автобусы, работников на сменыдоставлял также и служебный транспорт.

Участникам экспедиции выделили в распоряжение уже знакомый темно-синий «Форд». На следующее утро к девяти часам утра он подъехал к общежитию и уже никуда не отлучался.

Никому из шестерых прибывших не приходилось ранее спускаться в шахту. Все представления о подземных коммуникациях не выходили за рамки потребительского знакомства со столичным комфортным метрополитеном.

По предварительному распоряжению Рудникова всем шестерым в шахтоуправлении выдали форменную спецодежду, сапоги, каски с фонариками и аккумуляторными батареями, противогазы. С новоявленными горняками провели обязательный в таких случаях инструктаж по технике безопасности. Непривычно было смотреть на людей, экипированных в такую форму в первый раз в жизни. Особенно нелепо выглядела Наташа Кольцова — худенькая, щупленькая, невысокая девушка — в шахтерском костюме минимум пятидесятого размера и в сапогах минимум сорокового.

После ярко освещенных, просторных эскалаторов московского метро спуск в шахту в обшарпанном, тесном, вымазанном угольной пылью металлическом лифте показался исследователям дорогой в ад, как выразился, посверкивая в полутьме белками глаз, Женя Макаров.

— Только у этой дороги есть одно существенное преимущество, — философски заметил Рудников, ни на шаг, не отпускавший от себя новичков, — она имеет два направления, а у дороги в ад направление только одно, вниз. Вообще, за время моей работы здесь такое случалось, что ад может в сравнении с этим показаться раем. Каждая следующая секунда под землей — непредсказуема.

— Ничего, мы привычные, — оптимистически подытожил высказывания Валентина Сергей Алексеевич.

Наконец, лифт достиг необходимого горизонта, и исследователи вышли в невысокий, довольно хорошо освещенный тоннель, имеющий форму свода. Горящие лампы в герметичных плафонах были установлены по бокам тоннеля на высоте немного выше человеческого роста и терялись вдали, видимо там, где тоннель делал очередной поворот.

Исследователи прошли по подземному коридору около сотни метров, прежде чем оказались в месте пересечения его с другим, почти перпендикулярным первому. Неподалеку виднелся транспортный состав, который был составлен из нескольких низеньких небольших вагонов, чем-то напоминающих загоны для животных. Впереди состава стоял тягач на электроприводе.

Рудников поочередно помог каждому из новичков сесть в свой отсек, в который невозможно было протиснуться, основательно не пригнувшись. Затем он устроился в одном из вагонов сам.

Ехали по низким, почти неосвещенным тоннелям, как показалось путешественникам, довольно долго, пока локомотив плавно не затормозил и не остановился.

— Вот и необходимый нам штрек! — громко, чтобы все его услышали со своих мест, произнес Валентин и вышел на узкую платформу, чуть приподнятую над уровнем путей.

В шахте пахло чем-то необычным, по всей видимости, угольной пылью, но воздух был довольно свежий, не затхлый и не сдавливающий дыхание.

— Мы почти у цели, — голос Рудникова в замкнутом пространстве распространялся немного странно, как бы приглушенно, — осталось пройти пешком вдоль лавы метров шестьдесят.

Семеро любознательных товарищей пошли цепочкой, друг за другом, вдоль темного низкого коридора. Несколько раз попеременно кто-то из них запинался о неровности в породе, но всё обошлось благополучно, никто не упал и ничего не повредил.

Наконец, они дошли до окончания тоннеля. Фонари на касках едва высвечивали возникшую впереди черную матовую каменноугольную поверхность.

— Это здесь, — удовлетворенно подытожил горняк.

Глаза спустившихся в шахту новоиспеченных шахтеров уже привыкли к полутьме. Стали заметны все неровности и выбоины вставшей на пути преграды.

Рудников осторожно, с трепетом и благоговением, прикоснулся к стене.

— Вот здесь фреза натолкнулась на металл. Смотрите! Он замедлил движение ладони вдоль вертикальной поверхности и указательным пальцем акцентировал внимание присутствующих на едва заметном углублении в породе. Действительно, на фоне абсолютно черной каменноугольной массы выделялся небольшой более светлый участок с металлическим отливом, уже знакомым по цвету осколка.

Савельев достал небольшой кусочек металла и приложил к месту, от которого тот был отколот.

— Вы пытались полностью расчистить этот участок? — спросил руководитель экспедиции, обращаясь к Рудникову.

— Он уже практически расчищен, — Валентин вновь провел ладонью по стене, — видите, поверхность вертикальная и ровная по всей поперечной площади лавы. Она лишь на первый взгляд кажется каменноугольной, а на самом деле — металлическая. Металл стоит сплошной стеной и продолжается во все стороны: и вверх, и вниз, и влево, и вправо.

Любопытные горняки, каждый по очереди, потрогали таинственное препятствие. При ближайшем рассмотрении можно было убедиться, что поверхность действительно была металлической, только черной и матовой, как и одна из сторон осколка.

— Вы пробовали сверлить ее? — спросил Макаров.

— Пробовали, но забросили это дело, — Валентин вздохнул, — победитовые сверла лишь слегка царапают поверхностный слой.

Он сделал пару шагов в сторону и достал откуда-то из темноты, из известного ему места, небольшую кувалду на металлической ручке.

— Не пугайтесь! — предупредил Рудников и ударил по стене.

Звук получился глухим и долгим, как будто громадный колокол ухнул где-то совсем рядом.

Валентин ударил еще раз. Звук повторился, наложившись на затихающие колебания от первого удара.

— Слышите, это не сплошной массив металла?! Внутри пустое пространство.

— Дайте мне попробовать, — попросил Рудникова Андрей и несколько раз аккуратно, но с силой приложился кувалдой к стене.

В пространстве шахты возник резонирующий звук, постепенно растворившийся в глубине проходческого коридора.

— Всё ясно, — произнес Савельев, — если до настоящего момента я в чем-то сомневался, то теперь абсолютно уверен, что таинственную стену нужно исследовать до тех пор, пока не добьемся результата, каков бы он ни был.

Лицо Сергея Алексеевича выражало одухотворенность и, одновременно, непреклонную решимость действовать.

Крохотная кучка людей, оказавшаяся в темном, низком коридоре шахты на более чем пятидесятиметровой глубине, стояла на пороге неизведанного и, пока, необъяснимого.

Поднявшись из подземелья, приняв душ и переодевшись, участники экспедиции вновь обрели свой привычный вид. Немного отдохнув после довольно утомительного с непривычки путешествия, все семеро собрались в комнате, в которой обосновались Савельев с Макаровым.

Сергей Алексеевич заварил ароматный бразильский кофе. Наташа по-хозяйски сбегала в ближайший продуктовый магазин за свежими пряниками и за печеньем.

— Располагайтесь, Валентин Васильевич, будьте как дома, — пригласил Савельев присесть на один из стульев их нового товарища.

— Откуда у вас такая профессиональная фамилия — Рудников? — хохотнула Наташа, разливая кофе по чашкам.

— Откуда, честно скажу, не знаю, — не удержал улыбку горняк, — но профессию выбрал интуитивно благодаря фамилии, это точно.

Все собрались за небольшим столом, на котором испускали пар кофейные чашки.

— Итак, что мы имеем? — начал Сергей Алексеевич и как бы сам себе ответил. — Мы имеем то же самое, чем располагали еще в Москве. Существует монолитная металлическая поверхность неизвестного происхождения, залегающая в толще каменного угля. Кстати, Валентин, там, в шахте везде каменный уголь или есть и другие породы?

— Нет, конечно. Каменный уголь залегает пластами высотой от полуметра до трех, в основном на базальтовых основаниях. Выше каменноугольных горизонтов располагаются слои осадочных пород. Кроме того, эти места богаты железной, медной и никелевой рудами.

— Ясно, — Савельев продолжил размышлять вслух, — значит, неизвестный объект попал в каменноугольный пласт в период его образования. Но тогда у нас ничего не сходится по времени. Осколку, согласно лабораторным исследованиям, не больше двадцати тысяч лет.

— Совсем не обязательно, — ответил Рудников. — Вполне возможно, что он попал туда в результате разлома и движения земной коры в процессе горообразования. Я уж не говорю о том, что его могли там расположить специально, для каких- то целей.

— Так или иначе, для нас это не имеет принципиального значения, — вступил в дискуссию Евгений Макаров, — значение имеет только то, что находится внутри полости.

— Согласен, — утвердительно кивнул Сергей Алексеевич. — Таким образом, определилась главная, она же, пока, единственная проблема — как проникнуть внутрь объекта. Слушаю ваши предложения.

— Легче всего было бы пройти через металл в том же месте, к которому мы сегодня подходили, — первым высказался Андрей, — но как это сделать?

Савельев посмотрел на Рудникова.

— А вы пробовали резать металл газовой горелкой?

— Нет, Сергей Алексеевич. Это небезопасно. В шахтах всегда присутствуют взрывоопасные газы, пусть даже в небольших количествах. Может произойти катастрофа.

Макаров поддержал Валентина:

— К тому же металл очень тугоплавок. Вряд ли ацетилен возьмет его. И толщина, судя по звуку, приличная.

Савельев обвел взглядом окружающих, но других идей не услышал.

— Остается одно — искать вход внутрь объекта. Он обязательно должен быть.

— А если объект огромный? — усомнился Игорь Лебедевский. Сколько времени займет поиск входа?

Сергей Алексеевич был невозмутим.

— Ничего, постараемся действовать рационально. Нужно будет пробить узкие коридоры по плоскости стены. Сначала влево и вправо, а если не достигнем результата, тогда будем пробивать шурфы вверх и вниз. Таким образом, мы определим размеры, а, возможно, и форму объекта.

— Это, пожалуй, единственное приемлемое решение в данном случае, — согласился с Савельевым Рудников.

— Валентин, нам потребуется от вас помощь.

— Какой разговор, Сергей Алексеевич! У меня есть более двух десятков добровольцев. Они ждут не дождутся начала раскопок с того самого дня, когда фреза уперлась в металл.

— Может, там черт живет? — улыбнулся Дима Кондрашов.

— Может, и черт. Черт его знает, — скаламбурил Женя Макаров.

Прошло уже четыре дня с того момента, как Андрей непосредственно познакомился с работой отбойного молотка. Раньше, смотря по телевидению добрые советские фильмы про стахановцев, он и не подозревал, что этот инструмент, изобретенный человеком, может буквально за пять минут сделать этого самого человека мокрым от пота с головы до пят.

Механизированные способы проходки в данном случае были неприемлемы. Приходилось по очереди, часто сменяя друг друга, врубаться в толщу каменного угля и твердых базальтовых пород. Непривычным к такому труду участникам экспедиции достаточно было четырех часов работы, чтобы полностью выбиться из сил. Руки переставали слушаться, а ноги начинали мелко подрагивать.

Почти весь объем работ выполняли молодые ребята, профессиональные шахтеры, не меньше, чем приезжие, сгорающие от любопытства.

В первые дни Андрей, как и другие четверо исследователей (Наташу Кольцову мужчины, конечно же, освободили от непосильного труда), приезжал в общежитие совершенно измотанный. Сил хватало лишь на то, чтобы принять душ и свалиться на кровать. Только по вечерам они собирались все вместе и анализировали то, что приносил им прошедший день. Лишь на пятые сутки пребывания в Новопечорске у Андрея возникло желание исследовать незнакомый город. Он любил бродить по новым, неизвестным местам, будь то спрятанная среди лесов прозрачная тихая речка или огромный, шумный мегаполис. Еще в студенческой юности он, приехав к другу в Москву на две недели во время каникул, исходил столицу пешком вдоль и поперек. Андрей доезжал на метро, например, до «Юго-западной» и, пользуясь картой-схемой города, доходил за один день до станции «Преображенская площадь». Он выходил утром около Водного стадиона, а к вечеру оказывался в районе Рязанского проспекта.

В последующие годы таким же образом были исследованы Ленинград, обретший впоследствии свое исконное название, Киев, Тбилиси, Ереван. В последнее время, когда появилась такая возможность, пришел черед Берлину, Амстердаму, Парижу. В планах у Андрея были Рим, Мадрид, Барселона, а возможно, и Нью-Йорк.

Вот и в то утро, поскольку был свободен до начала второй смены, Андрей решил посвятить изучению города, лежащего недалеко от Северного полярного круга.

Он шел по улицам Новопечорска и думал, какая сила могла заставить людей ехать в такие малопригодные для жизни места? Сначала сила эта называлась сталинской пресловутой пятьдесят восьмой статьей, по мановению волшебной палочки — трубки вождя, перемещавшей десятки тысяч абсолютно бесправных и, в подавляющем большинстве, ни в чем неповинных граждан великой страны в районы севера, почти к вечной мерзлоте, для многих — на неминуемую гибель.

На следующем этапе сила эта называлась энтузиазмом. Молодые люди срывались с родных мест и ехали в неизвестность, в суровые, недружелюбные места.

Человек может всё. Казалось бы, существовать здесь нельзя. Но на месте мало приспособленных для нормальной, комфортной жизни бараков постепенно появлялись пусть и не очень красивые, но, что главное, теплые пятиэтажки, так называемые хрущевки, в которые переселялись счастливые обитатели этих мест.

В семидесятых и восьмидесятых годах сила эта называлась «длинным» рублем. Люди ехали на север с определенной, прагматичной, но вполне понятной целью — повысить свое благосостояние путем отказа от привычной, вполне комфортной жизни среди лесов и полей средней полосы или среди степей юга страны.

Все эти три силы и создавали островки жизни неподалеку от краешка земли. И Новопечорск был одним из таких островков. Это был такой же город, с такими же проблемами, но более обостренными в силу незавидного географического положения, как и в других городах по всей России.

Так же, как и во всей стране, по улицам гордо колесили иномарки далеко не первой свежести, еще не так давно накручивавшие километры по идеальным дорогам Германии, Бельгии или Нидерландов. Так же, как и во всей стране, по продуктовым магазинам в поисках более дешевых товаров бродили угрюмые пенсионеры, донашивающие бывшие когда-то добротными вещи, купленные еще в доперестроечные времена.

Новопечорск уже не казался Андрею чужим и неприветливым, как в первые дни пребывания. Он знал, что в нескольких кварталах от места, где находился, его ждали друзья. Он знал, что они вновь сегодня соберутся и поедут туда, к той таинственной стене, чтобы еще на несколько метров приблизиться к пока еще нераскрытой тайне. Он знал, что вновь увидит добродушного Валю Рудникова, всеми силами желающего помогать им, что он увидит Наташу Кольцову, так трогательно взвалившую на свои худенькие плечи почти все хозяйственные вопросы в стремлении создать почти домашний уют для участников путешествия.

Базальтовая порода трудно поддавалась под ударами двух отбойных молотков, грохочущих почти непрерывно. Одни рабочие отбивали породу, другие грузили ее на подведенный к месту работ транспортер. На другом его конце уголь и сопутствующие породы сгружались в вагонетки.

Посовещавшись, члены раскопок решили двигаться одновременно в двух направлениях, друг от друга, горизонтально. И вот, когда в каждую сторону было пройдено примерно метров по пятнадцать, из правого крыла коридора донеслись радостные возгласы.

На расширенную площадку перед стеной, где обычно устраивали «перекуры» в работе, выбежали чумазые Игорь Лебедевский с тремя добровольными помощниками из штатных работников шахты.

— Есть! — закричал Игорь, задыхаясь от переполняющей его радости. — Мы дошли до края стены.

— Успокойся, — слегка остудил пыл молодого человека, всегда сосредоточенный и контролирующий эмоции Сергей Алексеевич, — расскажи всё по порядку.

Вместо Игоря начал рассказывать один из шахтеров — толковый темноглазый парень лет двадцати пяти, которого звали Володей:

— Мы, как обычно, начали отбивать очередной участок, соприкасающийся со стеной. Вдруг молоток уперся в какой- то небольшой выступ, примерно в сантиметр толщиной. Отбили породу, и оказалось, что это металлическая накладка, обрамляющая угол.

Дальше продолжил Игорь:

— Отбили с обеих сторон. Стена имеет продолжение под прямым углом. Грани стены закрыты сверху уголком.

Игорь улыбнулся, сверкнув в полутьме двумя рядами ослепительно белых зубов, выделяющихся на его чумазой физиономии.

— Удивительней всего то, что мы нашли в месте соединения основной плоскости и края уголка следы сварки, причем, сварки, по всей видимости автоматической. Шов чрезвычайно ровный и качественный.

— Всё, я больше не могу ждать! — нетерпеливо хлопнул в ладоши Савельев. — У меня сейчас случится инфаркт от любопытства.

Присутствующие во главе с руководителем поспешили по узкому коридору высотой чуть выше среднестатистического человеческого роста. Двигаться приходилось друг за другом и, естественно, все исследователи не смогли сразу приблизиться к участку стены, вызвавшему у Лебедевского состояние эйфории.

Подтащили дополнительный осветительный кабель с мощным прожектором на конце. Очертания подземелья стали более четко очерченными.

Савельев дотронулся до места, где участок преломления был освобожден от породы. Он представлял собой ровную грань, уходящую вверх в толщу каменного угля под углом около семидесяти градусов к горизонтальной поверхности. При ближайшем рассмотрении можно было заметить, что профиль, окаймляющий угол металлической стены был не прямым, а составлял часть дуги очень большого радиуса.

— Смотрите, — произнес Сергей Алексеевич, медленно, как бы нежно проводя кончиками испачканных углем пальцев по грани, — линия чуть изогнута по окружности. Значит, вероятней всего, металлическая поверхность, перед которой мы стоим, является торцовой частью громадного цилиндра или полуцилиндра.

— Похоже на сооружение арочной формы, типа ангара, — высказал мысль Андрей, снимающий важный момент на видеокамеру, с которой в экспедиции практически не расставался, наряду с парой фотоаппаратов, которые использовал попеременно. Один из них был обычным, другой — с широкоугольным объективом.

— Похоже, — подтвердил предположение руководитель группы. — Нужно вычислить радиус кривизны. По радиусу и по углу к вертикали мы сможем определить, где находится основание сооружения.

Игорь Лебедевский продолжил мысль Савельева:

— Если будем знать высотную отметку основания и его размер; тем более, если окажется, что мы у торцовой стены, то можно предположить, что в центре торца, в нижней его части, находится вход.

— Совершенно верно! — Лицо Сергея Алексеевича в достаточно ярком свете ламп выражало сосредоточенность и некую таинственность. — Если это ангар, то в центральной части основания должны быть ворота или что-то подобное.

— А если вход с другого торца? — усомнился Женя Макаров.

— Тогда будем полагаться на судьбу. Пусть нам сопутствует удача. К тому же, в ангаре может быть и два входа, с обеих сторон.

Удлинив освобожденный от породы участок грани до полутора метров, исследователи убедились, что перед ними сооружение, созданное чьими-то руками и разумом, а не бесчисленными причудами природы. Вверх, в массив земной породы уходила гигантская металлическая арка, служащая каркасом таинственного сооружения. По всей длине грани, в местах сочленения основной конструкции и обрамляющего уголка, виднелся ровный выпуклый шов, явно выполненный сварочным автоматом.

Масштаб сооружения поражал. По знакомым земным меркам всё это можно было сравнить разве что с металлическими конструкциями мостов, соединяющими берега крупных рек или с громадами стальных ферм, сжимающими в своих тисках ступени ракетоносителей, готовых устремиться за границы атмосферы.

Исследователи произвели все необходимые замеры. Андрей несколько раз щелкнул затворами фотокамер, выполняя возложенные на него обязанности летописца экспедиции.

Через полтора часа исследователи уже вернулись в общежитие. Там их ждала Наташа, как всегда приготовившая вкусный и питательный ужин.

— У нас сегодня новость! — с порога почти закричал Игорь. Он вообще был эмоциональным, увлекающимся товарищем, и событие, недавно произошедшее, вывело его из состояния зыбкого душевного равновесия.

Захлебываясь от напирающих эмоций, Игорь начал рассказывать.

— Подожди, не спеши, — остановил его Сергей Алексеевич, — давай всё по порядку.

Глаза Наташи горели от любопытства.

Андрей вынул из видеокамеры только что сделанную запись и вставил ее в адаптированную для видеомагнитофонов кассету. Затем он вставил кассету в небольшую видеодвойку, которую любезно предоставил путешественникам во временное пользование Валентин Рудников.

Освещение в шахте оставляло желать лучшего, но запись получилась довольно четкой для того, чтобы рассмотреть все детали обнаруженного членами клуба «Атлантида».

— Здорово! — произнесла Наташа, когда на экране зарябило, известив о том, что больше на кассете ничего нет.

— Это, несомненно, творение древней цивилизации, причем более высокоразвитой в техническом отношении, чем наша, современная, — высказал соображения Евгений Макаров.

— А ты не допускаешь мысли, что это всё-таки объект внеземного разума? — спросил Макарова Андрей.

— Вряд ли. Если это летательный аппарат, то почему у него есть прямые углы. Чтобы летать — нужна обтекаемость. А мы увидели прямолинейную, чисто функциональную архитектуру. И к тому же — не могли же инопланетяне сделать свой корабль из такого достаточно тяжелого по меркам космонавтики сплава. Пусть он и прочный, но он просто не взлетит, ни с одной планеты.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Андрей и перемотал кассету в исходное положение, чтобы посмотреть еще раз.

— У меня никак не укладывается всё это в голове, — вздохнув, произнес Савельев. — С одной стороны, раскопки на Крите, проведенные англичанином Эвансом в начале двадцатого века, открыли одну из самых древних культур — Минойскую, которой всего около пяти тысяч лет. А в нашем случае речь идет о возрасте, в четыре раза большем. Неужели мы столкнулись с працивилизацией?!

— А раньше были какие-то свидетельства таких древних находок? — спросила Наташа.

— Практически не было. Существуют письменные источники древности, свидетельствующие о том, что существовала античная страна с высоким уровнем развития, но она погибла около тринадцати — четырнадцати тысяч лет назад. Ее называют по-разному: Лемурия, Туле, Арктида, Пацифида, Му, Атлантида, наконец. Ее имя и носит наш клуб.

Сергей Алексеевич присел на стул и продолжил:

— Священные календари древних египтян, ацтеков, вавилонян свидетельствуют, что в те времена на планете произошла глобальная катастрофа. Чем она была вызвана, пока неизвестно. Существует несколько версий. Одни говорят, что это было сильнейшее землетрясение, другие предполагают, что Земля пересекла свою орбиту с орбитой неизвестного космического тела — кометы или астероида. Существует предположение, что земная ось сместилась под воздействием гравитационных галактических сил. Так или иначе, всё это история не более чем полутора десятков тысяч лет. Если и существовала такая цивилизация, то она являлась практически современницей нашей. А в данном случае получается, что около двадцати тысяч лет назад земляне уже обладали столь совершенными технологиями, до которых мы не доросли и сегодня.

— Я читал, что и до нас в толщах пород находили предметы искусственного происхождения, — вступил в разговор Макаров.

— Да, я специально изучил достаточно много литературы по данному вопросу, как только к нам в руки попал осколок, — Сергей Алексеевич открыл свой «дипломат» с документами и записями и достал блокнот внушительной толщины со скрепленными пружиной листами. — Вот что выписал любопытного, буквально несколько примеров: в штате Невада в шестидесятых годах девятнадцатого века в куске полевого шпата, залегавшего на большой глубине, обнаружили пятисантиметровый металлический винт. В Австрии в 1885 году в пластах бурого угля был найден металлический предмет, напоминающий параллелепипед. Вес находки составлял 785 граммов. По четырем сторонам предмета были проделаны параллельные борозды. Залежи бурого угля относились к третичному периоду.

Женя Макаров перебил Савельева:

— Сергей Алексеевич, извините, но ведь это могли быть всего лишь обломки бурового оборудования.

Руководитель экспедиции перевернул следующую страницу блокнота.

— Я ничего не могу утверждать точно. Это всего лишь констатация фактов и свидетельств, найденных мной в печатных изданиях. Хотите еще несколько примеров?

— Да, конечно! — Женя сделал извинительный жест. — Простите еще раз, что перебил. Просто очень хотелось поделиться своими соображениями.

Сергей Алексеевич кивнул и продолжил зачитывать из блокнота:

— В газете «Морисонвиль таймс», издававшейся в штате Иллинойс, в 1891 году сообщалось, что женщиной, расколовшей кусок угля, была обнаружена в нем металлическая цепочка. Она так и осталась соединяющим элементом между двумя половинками бывшего единого целого.

Савельев снова перевернул несколько страниц своего блокнота:

— В 1851 году около американского города Дорчестер после взрывных работ среди кусков породы были обнаружены два обломка металлического предмета. После соединения между собой они образовали сосуд. На поверхности была видна гравировка в виде цветка. Металл, из которого изготовлен сосуд, скорее всего, был цинком. По оценкам специалистов того времени, возраст породы, в которой была обнаружена находка, составлял несколько миллионов лет.

Сергей Алексеевич удовлетворенно захлопнул блокнот и положил его в «дипломат».

— Таких примеров достаточно. Всё это говорит о том, что вопрос, связанный с дальнейшими поисками и исследованиями следов працивилизации чрезвычайно актуален. Может быть, на нашей планете существовали уже не одна и не две высокоразвитые общности мыслящих существ. Исследования в этой области до сих пор практически не проводились, почти все находки лишь косвенно подтверждают правоту теоретических изысканий.

— Но ведь для развития высокоорганизованной жизни требуется длительное время? — усомнился Дима Кондрашов.

— А кто измерял это время? Человек за каких-то пару миллионов лет прошел путь от первой приспособленной для сбивания плодов палки до компьютеров и до управляемого термоядерного синтеза. Что эти два миллиона по сравнению с четырьмя с половиной миллиардами лет существования планеты Земля. Климатические условия того времени вряд ли намного отличались от сегодняшних условий. Древнейшие залежи нефти, найденные на юге Африки, залегают в черных сланцах, возраст которых оценивается в три миллиарда лет. А нефть, как вам известно, образуется из органических остатков. Откуда там взялась органика в таких огромных количествах? Вот вопрос, который интересует, я думаю, всё человечество.

Несложные тригонометрические вычисления, проведенные исследователями, показали, что радиус дуги подземного сооружения составляет около двадцати двух метров.

— Ничего себе, — удивилась Наташа, — целая металлическая девятиэтажка!

— Еще неизвестно, — усомнился Женя Макаров, — это всего лишь наше предположение. Возможно, объект имеет другую форму, нежели мы предположили.

— Всё равно громадина, — произнесла девушка.

Савельев положил нехитрые вычисления и вычерченную предполагаемую схему объекта на стол, за которым собрались все шестеро участников экспедиции.

— Вот что мы имеем, ребята, — он указал карандашом точку на чертеже, обведенную красным кружком.

— В этом месте по проведенным расчетам шахтеры вышли к стене. Если верны наши предположения, то вход находится в этом районе, — математик перевел кончик карандаша в другую точку, отмеченную на схеме зеленым.

Женя Макаров продолжил рассуждения руководителя:

— Согласно расчетам, нам необходимо пройти около семи метров вниз и метра четыре влево.

— Не так уж и много, — пожал плечами Игорь Лебедевский, — дня за три успеем.

Его закадычный друг оказался не столь оптимистичным:

— Какой ты шустрый. Нужно учесть еще и непредвиденные ситуации, а они обязательно будут возникать.

— Да, в таком деле планировать очень сложно, — поддержал Дмитрия Сергей Алексеевич. — Так или иначе, у нас один путь, который видится реальным. По нему и пойдем.

Прошло еще два дня сверх тех трех, что запланировал Игорь. Ниже слоя относительно податливого каменного угля располагалась труднопроходимая базальтовая порода. Работали в две смены. Рудников крутился все те дни как заводной, разрываясь между своей основной работой заместителя главного инженера шахты и обязанностями, связанными с деятельностью экспедиции.

Всё связанное с неизвестным объектом держалось в строжайшей тайне. Подробности знали только члены экспедиции и горняки, непосредственно принимавшие участие в разработке. Савельев практически каждый день докладывал штатным работникам шахты свои соображения и ближайшие планы, чтобы не возникало слухов и ажиотажа вокруг всего происходящего под землей.

Пока такая тактика сбоев не давала. Шахта работала ритмично, в обычном режиме.

На шестой день вертикальной проходки вниз шахтеры, наконец, дошли до основания сооружения. Ниже металлических конструкций они наткнулись на окаменевшую породу явно искусственного происхождения.

— Вероятно это фундамент, — разгребая породу руками в грубых брезентовых голицах, высказал предположение Женя Макаров.

Сергей Алексеевич, работавший в тот день вместе с Евгением в одну смену, осторожно спустился вниз по раскладной алюминиевой лестнице.

— Я не понимаю, для чего они здесь нужны? — Савельев присел на корточки и тоже начал разгребать не похожую на базальт породу. — Зачем необходимо было делать фундаменты, если объект стоит на прочных скальных основаниях?

— А откуда вы взяли, что сооружение возводилось на скальном основании? — поставил в затруднительную ситуацию руководителя своим вопросом Макаров.

Сергей Алексеевич ответил вопросом на вопрос:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Смотрите, видите трещину?

— Да, вижу. Ну и что?

— Фундамент полуразрушен. Это говорит о том, что сооружение находится не там, где было построено.

— Не понимаю!? — пожал плечами Савельев.

— Обычно происходит всё наоборот. Разрушается сама конструкция здания, а фундаменты остаются целехонькими. Часто на старых фундаментах возводят новые сооружения.

— Ты хочешь сказать, что объект, будучи готовым, был сдвинут с места.

Макаров широко улыбнулся:

— Точно! И, вероятно, он сдвигался несколько раз. Вернее всего, это были подвижки земной коры, землетрясения. Возможно, махина целиком провалилась в разлом. Поскольку она цельнометаллическая и чрезвычайно прочная, то осталась цела. К тому же, она провалилась вертикально вниз, почти не наклонившись. Повредились только фундаменты. Нам невероятно повезло. Пролежать столько времени под землей и остаться в целости и в сохранности!

Савельев сел прямо на глыбу базальта на дне вырубленного четырехугольного колодца и включился в совместные размышления вслух:

— По всей видимости, катастрофа была внезапной. Отсюда следует, что содержимое объекта не успели эвакуировать. Есть вероятность, что что-то сохранилось. Но ведь в этих местах геологическая активность очень низкая. Откуда здесь землетрясения?

— Ну, это сейчас здесь относительно спокойно, — возразил Женя, — а в прошлом всё могло быть иначе. Недалеко Уральские горы, гора Народная высотой почти две тысячи метров. Могло случиться всё, что угодно. Геологические процессы на планете происходят непрерывно.

— Да, возможно, — в задумчивости ответил Сергей Алексеевич. — Так или иначе, но мы гадаем на кофейной гуще.

Женя вернул руководителя из задумчивого состояния:

— Теперь нам нужно двигаться в горизонтальном направлении, пока не обнаружим вход.

— Согласен, — Савельев встал и начал взбираться по лестнице вверх, — но это будет завтра. На сегодня достаточно. Спина словно деревянная. С таким усердием можно и в больнице с радикулитом оказаться.

Женя Макаров поставил ногу на первую ступеньку лестницы вслед за коллегой. Сверху, более чем с семиметровой высоты, мигали лампочками славные трудолюбивые ребята, с нетерпением ожидающие новостей.

Начиная со следующего дня, участники экспедиции спускались по утрам в подземный сумрак в полном составе. Никому не хотелось пропустить долгожданный момент встречи с неведомым. Даже Наташа, несмотря на многочисленные уговоры всех пятерых представителей сильного пола, мужественно надевала горняцкую амуницию и шагала в пугающую темноту вслед за своими товарищами.

Рудников, выкраивая по часику в плотном графике своих трудовых будней, каждый день посещал команду Савельева и был в курсе текущих дел.

За те несколько дней, что исследователи провели в Новопечорске, они в полной мере осознали, как тяжек и опасен труд шахтера. Добровольные помощники, работавшие с ними, поведали множество драматических и даже трагических историй, которые произошли на шахте «Северная» за два десятилетия ее существования. Только метан взрывался уже два раза, не говоря о периодически повторявшихся, ставших почти банальными завалах.

Участникам экспедиции стало понятно состояние большинства горняков, по нескольку месяцев из-за неурядиц в экономике страны не получавших зарплат за изнурительный, отнимающий здоровье труд. Тем более приятно и трогательно было видеть рядом с собой профессионалов, отдающих делу свое личное время.

С фанатичным остервенением час за часом крушили породу неразлучные друзья Игорь Лебедевский и Дмитрий Кондрашов; слились воедино с отбойными молотками Евгений Макаров и Андрей Чернеев. Не отставал от всех и Сергей Алексеевич, отбиравший молоток то у одного, то у другого, хотя все видели, с каким трудом давались руководителю минуты напряженного труда. Несмотря на хорошую физическую форму, годы брали свое, разница более чем в десятилетие с остальными сказывалась.

— Есть! — как выстрел прозвучал в сухом воздухе шахты возглас Андрея.

Все, кто был поодаль, устремились к концу тоннеля, запинаясь за осколки породы. Первым рядом с Андреем оказался, как и подобало руководителю, Сергей Алексеевич. С нескрываемым волнением он прикоснулся к шероховатой металлической поверхности.

— Осторожно, не напирайте сзади! — голосовые связки математика чуть дрожали.

Но не будь Савельев Савельевым, человеком, за плечами которого было более десятка разноплановых, высокой категории сложности экспедиций, чтобы он в считанные мгновения не совладал с собой. Спустя несколько секунд голос Сергея Алексеевича звучал уже как обычно: твердо, спокойно и решительно.

— Посмотрим, что тут такое, — Савельев взял из рук Андрея отбойный молоток и начал неторопливо, с выверенной осторожностью отваливать от металлической поверхности куски породы.

Постепенно, с каждым последующим ударом, по мере освобождения стены, начал вырисовываться контур входа в сооружение. Вход, по всей видимости, имел довольно внушительные размеры, более двух метров в высоту и несколько метров в ширину.

— Похоже, это раздвижная система, — произнес Женя Макаров. — Видите на верхней грани направляющие?

— Сергей Алексеевич, давайте я долбить буду, — почти насильно забрал молоток из рук руководителя Дима Кондрашов.

Небольшие куски угля вперемешку с другими породами пласт за пластом, аккуратно откалывались от монолитной поверхности и падали под ноги исследователей.

Наконец, примерно через два часа, предполагаемый вход был расчищен. Он оказался воротами с раздвижными створками. С правой стороны, на высоте около двух метров, на основной стене был виден немного выступающий из плоскости равносторонний треугольник. Это был, видимо, сенсорный узел управления входом.

Игорь и Дмитрий попробовали силой разжать створки, но из этой затеи ничего не вышло. Ворота были заперты и не поддались ни на долю миллиметра.

— Нам бы сейчас «медвежатник» не помешал, — шутливо произнес Игорь, — без профессионала нам не справиться. Должны же быть в городе специалисты по взламыванию сейфов?

— Ты хотел сказать — по открыванию сейфов, — поправил его Дима.

— Какая разница — по взламыванию или по открыванию?

— Разница большая. Взламывают сейфы уголовники, а открывают специалисты, — продолжил диалог с другом Дмитрий. — У меня прадед, говорили, был таким специалистом — слесарем высшей квалификации. Мог за бутылку любой сейф в городе открыть, но с законом состоял в хороших отношениях. Его специально вызывали, когда ключи теряли.

Во время разговора коллег Савельев как бы ушел в себя, в свои размышления. Он анализировал варианты, с помощью которых можно было преодолеть последнее препятствие, отделяющее их от тайны.

— Вот что, ребята, — перебил он разговор, — никакие «медвежатники» нам здесь не помогут, случай не тот. Попробуем просветить ультразвуком. Возможно, узнаем, в каких местах находятся замки…

Не успел он произнести фразу до конца, как в районе ворот что-то негромко загудело, треугольник у края входа вдруг засветился зеленоватым светом, и створки ворот медленно, практически бесшумно начали открываться.

Звездолет «Айголь» Звездное пространство солнечной системы Около семнадцати тысяч семиста лет до нашей эры

Космический корабль вошел в звездное пространство Селины. На его борту уже почти полторы сотни айголианских лет не было живых айголианцев.

Жизнь последнего из обитателей звездолета, Лэймоса Крэста оборвалась спустя три с лишним года после того дня, как из жизни ушел командир корабля Март Стэн. Координатор Совета континентов, бессменный руководитель полета Лэймос Крэст прожил семьдесят четыре года, что для айголианца было равносильно долгожительству. Если перевести продолжительность его жизни на земное летоисчисление, то он пробыл на этом свете без малого столетие. Лэймос ушел, но осталась его сущность. Она была заключена в электронных ячейках суперкомпьютера звездолета «Айголь», летящего сквозь космическую тьму к намеченной цели. Его память, его знания, помноженные на знания и технологии всей цивилизации айголианцев, не пропали вместе с уходом Лэймоса, а остались, пусть и заключенными не в живом субъекте, а в созданном разумом жителей планеты объекте. Это было предусмотрено программой полета. Последний из оставшихся в живых астронавтов должен был синхронизировать свое «я» с «я» компьютерным, с «я» электронным.

Звезда Селина была сходна по параметрам со звездой Нэей. Обе они имели примерно одинаковые массы, различаясь всего на несколько процентов и практически одинаковые светимости. Отстояли они друг от друга почти на девять световых лет по айголианскому исчислению и на двенадцать световых лет по исчислению земному. Единственное существенное отличие заключалось в том, что Нэя была почти на четыреста миллионов лет старше Селины, или как ее называли жители планеты Земля, третьей планеты ее звездной системы — звезды «Солнце». Это был один из факторов, пусть и не безусловный, того, что если в планетной системе Селины и существовала разумная жизнь, то она должна была отставать от уровня развития разумной жизни на планетах звездной системы Нэи.

Личность Лэймоса Крэста, переведенная на сервер звездолета, ставшая виртуальной, никак не могла привыкнуть к своему новому положению, к своему парадоксальному состоянию. Она всё еще считала себя живым айголианцем, с плотью и кровью, с чувствами и эмоциями, с болью и с переживаниями.

Но прошлое невозможно было вернуть. Мозг Лэймоса стал электронным, вместо нейронов балом теперь правили квантовые схемы, сверхпроводники и полупроводники. Лэймос Крэст обрел бессмертие! Лишить его бессмертия могла теперь только катастрофа звездолета, но в космическом корабле было предусмотрено столько степеней защиты, столько дублирующих систем, что выход из строя бортового компьютера был маловероятен, практически невозможен.

Звездолет несся сквозь пространство уже более ста семидесяти лет по айголианскому летоисчислению. Позади все планеты и малые космические объекты звездной системы Нэи, позади огромный путь длиной более восьми световых лет в летоисчислении планеты Айголь по пустынному межзвездному пространству. Впереди с каждым месяцем всё четче, всё ярче среди мириадов разноцветных звезд выделялась звезда Селина.

У Лэймоса Крэста, обретшего относительное бессмертие, было достаточно времени, чтобы обдумать свое положение. Вглядываясь в бесконечное небо посредством многочисленных телекамер, он тысячи раз задавал себе эти вопросы:

«Кто я теперь? Существую ли я, или это только иллюзия существования? Способен ли я теперь совершать поступки? Смогу ли я проанализировать и принять правильное решение, столкнувшись с непредвиденной ситуацией? Истинный ли мой интеллект, или это всего лишь задумка инженеров, не подкрепленная практическими исследованиями?»

Но годы летели друг за другом, звездолет пронзал пространство, вопросы оставались без ответов.

Основные восемь двигателей «Айголь» уже достаточно давно были выключены. Звездолет летел по инерции со скоростью чуть менее пяти процентов от скорости света. Автоматика звездолета давно рассчитала момент включения реверсных двигателей торможения.

Бортовой радиотелескоп космического корабля методично сканировал небо впереди звездолета. Уже были занесены в память суперкомпьютера снимки Селины достаточно четкого разрешения, чтобы можно было разглядеть на ее поверхности, возникавшие то тут, то там темные пятна и отрывавшиеся от поверхности звезды мощные плазменные протуберанцы.

Уже можно было разглядеть восемь основных планет, вращающихся вокруг Селины. Четыре относительно небольшие планеты вращались в зоне, ближайшей к звезде, а четыре гиганта — в периферийной зоне, совершая каждая свой полет по громадной траектории. Пятая по счету планета звездной системы Селины была самой большой, просто огромной. Вокруг шестой планеты, чуть поменьше размером, вращался метеоритный пояс, выглядящий как громадное кольцо, опоясывающеепланету.

С помощью одной из программ суперкомпьютера было вычислено, что две планеты, третья и четвертая по счету, если считать от звезды, находятся в зоне жидкой воды. Это вселяло надежду.

Лэймос Крэст решил, что звездолет ляжет на орбиту четвертой планеты. Корректировка курса была произведена с учетом этого. Также он решил, что, пролетая мимо третьей планеты, пошлет на ее поверхность зонд, оснащенный всем необходимым, чтобы взять пробы атмосферы, грунта и сделать необходимые исследования на наличие сложных органических молекул, а, возможно, и живых организмов. Также на зонд были установлены несколько высокочувствительных электронных фотокамер.

Звездолет вошел в планетарную зону. Были проведены исследования двух планет из внешней зоны звезды. Они оказались газовыми гигантами. Одна из них имела мощнейшее магнитное поле. Были сделаны тысячи снимков этих планет и вращающихся вокруг них многочисленных спутников. Признаков жизни на планетах обнаружено не было.

Согласно расчетам, следующей планетой, с орбитой которой должен был сблизиться звездолет Айголь, должна была стать третья планета. При подлете к ней исследования, проведенные автоматически по ранее разработанной программе, показали, что планета обладает мощной атмосферой, состоящей, в основном, из углекислого газа и кислорода. Также было обнаружено и измерено магнитное поле планеты, по напряженности, как оказалось, схожее с магнитным полем планеты Айголь до изменения ее орбиты.

Приблизившись к третьей планете, Лэймос Краст понял, что просчитался. Нужно было построить полет так, чтобы выйти на орбиту как раз этой, голубой планеты, а не четвертой, имеющей красновато-бурый цвет и практически не обладающей атмосферой. Но было уже поздно корректировать вектор полета, скорость была еще слишком велика. Пришлось пролететь мимо третьей планеты, послав на нее спускаемый аппарат и продолжить путь, затормозив окончательно у планеты следующей.

Прошло двое суток с того момента, как зонд, выпущенный со звездолета, прошел через атмосферу голубой планеты и затормозил у ее поверхности. Лэймос ждал первых результатов. И результаты не заставили себя долго ждать. Они оказались ошеломительными. На планете существовала жизнь, жизнь разнообразная, многоликая, оригинальная, жизнь в миллионах ее проявлений.

Датчики показали, что в атмосфере планеты пятую часть составляет кислород; что на ней есть вода, причем в огромных количествах. Большая часть планеты была заполнена жидкостью, каждая молекула которой состояла из двух атомов водорода и атома кислорода.

Но самое главное, на планете существовал растительный и животный мир, такой же разнообразный, хоть и непохожий на некогда существовавший на родной планете Лэймоса Крэста.

Суперкомпьютер звездолета принял и обработал первые снимки с планеты. На них виднелись необъятные пространства зеленых лесов, отливающие серебром, извилистые ленты рек, покрытые льдом шапки высоких гор, необъятное водное пространство океана.

На снимках, переданных еще через несколько часов, были видны разнообразные растения, цветущие и не цветущие, травянистые и стволовые. Разнообразие красок поражало. В электронной памяти Лэймоса всплыли картинки из его детства — документальные фильмы про когда-то такую же разнообразную и разноцветную, но отличную от этой жизни — жизнь планеты Айголь.

Следующая партия снимков содержала изображения животного мира третьей планеты. Совсем непохожие на айголианские, над цветами порхали различные небольшие животные с разноцветными, покрытыми пятнами и разводами крыльями. По поверхности ползали, скакали и бегали разнообразные представители проявлений планетной жизни. На бескрайних, покрытых зеленой травой равнинах паслось огромное количество разнообразных животных с костяными наростами на головах, с длинными ногами и непропорционально длинными шеями, с огромными ушами и шевелящимися, громадными носами, которыми они обрывали ветки с деревьев. В небе летали разнообразные крылатые существа.

Компьютерный мозг Лэймоса методично обрабатывал полученную информацию. Сотни снимков подтверждали одно. Они были правы, когда подготовили и послали звездолет к звезде Селине в надежде найти на одной из планет жизнь. Жизнь была найдена. Она процветала, видимо, уже на протяжении миллионов лет, иначе бы она не смогла достичь такого разнообразия.

Компьютер обработал еще один полученный с зонда снимок. С изображения на Лэймоса Крэста смотрело удивленное лицо существа, во многом похожего на обычного айголианца. Оно было с длинными, нечесаными волосами, с торчащей во все стороны, видимо, никогда не стриженой бородой. Взгляд существа был хитрый и пристальный, в руке оно держало заостренную с одной стороны палку.

Планета Земля. Россия Город Новопечорск Начало двадцать первого века

Ворота открылись полностью. Треугольник сбоку от ворот замигал теперь уже красным светом. Внутри открывшегося пространства было темно.

— Нужно зайти внутрь, — взволнованно сказал Сергей Алексеевич, — двое, Евгений и Андрей, пойдут со мной. Остальные останутся снаружи.

Никто не стал возражать. Авторитет руководителя клуба был абсолютным. У входа в сооружение остались Дмитрий Кондрашов, Игорь Лебедевский, Наташа Кольцова и двое молодых горняков-волонтеров.

Трое мужчин, друг за другом, переступили порог объекта и прошли по нескольку шагов вперед. Вдруг снова раздался механический шум, и ворота за их спинами быстро закрылись. Они успели лишь взглянуть назад. Перед ними снова оказалась металлическая преграда.

Валентин Васильевич Рудников сидел в своем кабинете в оцепенении. Минуту назад ему сообщили, что половина группы, приехавшей из Москвы, пропала. Он еще не знал подробностей, и это добавляло произошедшему событию трагизма.

В первые секунды после того, как новость дошла до него, Рудников рванулся было из кабинета с целью на месте оценить ситуацию, но ноги его не слушались. В бессилии горняк вновь опустился в кресло и попытался упорядочить метавшиеся в беспорядке тревожные мысли.

Идея приглашения на объект исследовательской экспедиции принадлежала не ему. Это было коллективное решение. Спустя час после того, как фреза проходческой машины уперлась в непреодолимое препятствие, было созвано совещание, в котором приняли участие руководители большинства служб предприятия.

Обсуждение проходило бурно. В конечном итоге решили держать информацию о находке в строжайшей тайне и вызвать из Москвы группу специалистов по аномальным явлениям.

Директор шахты Сергей Петрович Прохоренко с интересом и пониманием воспринял новость о случившемся на вверенном ему предприятии, обещал помогать по всем вопросам, касавшимся исследований. Но воз каждодневных текущих дел не позволил ему непосредственно руководить раскопками.

Таинственное препятствие настолько поразило воображение Рудникова, что он сходу, не оценив возлагаемую на себя ответственность, вызвался координировать блок вопросов, связанных с исследованиями.

Прохоренко связался со своим институтским товарищем, который работал в Российской Академии наук, и через него вышел на руководителя клуба аномальных явлений «Атлантида» Сергея Алексеевича Савельева.

Затем, через некоторое время, Рудников с человеком, поехавшим в столицу в командировку, отправил посылку, в которой находился кусочек таинственного металла, непосредственно Савельеву.

Когда готовили экспедицию к приему в Новопечорске, встал вопрос, возможен ли допуск профессионально необученных людей в шахту?

Закончилось всё тем, что Сергей Петрович Прохоренко заверил в письменной форме, что берет всю ответственность по технике безопасности непосредственно на себя. Профсоюзный комитет предприятия и служба ТБ, посопротивлявшись, всё же разрешили допуск посторонних в шахту.

И вот теперь Валентин Васильевич сидел в кабинете и никак не мог сосредоточить внимание на том, с чего нужно начать, что предпринять в сложившейся ситуации.

Лишь спустя десять минут он решительно встал, вышел из кабинета и пошел на встречу с остальными тремя членами группы.

Сергей Алексеевич вновь первым сориентировался в обстановке:

— Спокойно, ребята! Ничего страшного. В конце концов, любой металл можно вскрыть, пусть и потребуются некоторые усилия. От внешнего мира нас отделяют всего-то сантиметры препятствия. Где мы находимся, снаружи знают. Они обязательно что-то предпримут, если мы сами отсюда не сможем выбраться. А пока мы у цели, к которой стремились, возможно, всю жизнь.

— Да мы особо и не напугались, — произнес Женя Макаров, — всё отлично! Ворота сами открылись, не нужно ни взрывать, ни разрезать.

Андрей тоже согласно кивнул, правда, в темноте его же ста никто не увидел.

Лампочки на шахтерских касках светили довольно тускло. По сравнению с освещаемым проходческим коридором внутри объекта было совсем темно. Прошло некоторое время, прежде чем искатели приключений привыкли к этой темноте. Постепенно впереди они стали различать очертания каких-то конструкций, на первый взгляд металлических. Все трое сделали по несколько шагов вперед.

— Похоже на производственный цех, — первым нарушил царящую тишину Андрей. — Автоматизированная конвейерная линия.

Сергей Алексеевич поддержал его:

— Да, возможно. Причем, очень высокого уровня производства. Смотрите, похоже на станки с ЧПУ, как у нас на современных заводах.

Действительно, в темноту уходили несколько рядов механизмов, явно связанных между собой технологическими связями. Повсюду замерли, но, казалось, что в любой момент были готовы начать свои запрограммированные действия различные манипуляторы. Всюду были видны всевозможные датчики, шкалы с делениями, градуированные металлические диски, напоминающие манометры.

Всё было очень похоже на современный сборочный цех на каком-нибудь машиностроительном заводе, только с оригинальным дизайном. Глядя на оборудование, возникало ощущение, что всё это было подготовлено для съемок научно-фантастического фильма; конструкции выглядели, как будто прибыли из будущего, хотя на металлических поверхностях кое-где и были видны следы коррозии. Возникало ощущение, что стоит нажать кнопочку, и тут же зажжется яркий свет, все механизмы начнут двигаться в строгом, определенном порядке. И свет вдруг действительно зажегся. Правда, он не был ярким и возник только в одном месте, от единственного источника. Из верхней части одного из непонятных сложных

механизмов начало исходить голубое свечение.

Путешественники застыли в ожидании, повернув головы к свету.

— Добрый день, Сергей Алексеевич, добрый день, Евгений Владимирович, здравствуйте, Андрей Николаевич! — донеслось из темноты.

Голос был ровным, приятного тембра. Но он не был живым; голос был искусственным, электронным. Это едва ощущалось, но ощущалось. Акцент отсутствовал. Говорили на чистом русском языке.

Путешественники ожидали чего угодно, но только не этого. Тысячи раз каждый из них представлял себе различные варианты контактов с инопланетянами, но, чтобы с ними поздоровались и назвали всех по имени и отчеству — такого никому не могло и присниться.

Савельев, спустя несколько мгновений всё же овладел собой и спросил:

— Кто вы?! Откуда вы знаете наши имена?

— Я много что знаю, — отозвался голос, — это для меня не составляет проблемы.

— И всё же, кто вы? — уже спокойней вновь задал вопрос Сергей Алексеевич.

— Называйте меня Ной! Этого пока достаточно. Будет ли продолжено дальнейшее общение — зависит от вас.

— Что мы должны сделать? — спросил теперь уже Евгений Макаров.

— Прежде всего, вы должны сохранить наш разговор в тайне. В противном случае я могу сделать так, что о нашем диалоге никто из вас даже не вспомнит. Если пообещаете мне это, тогда у нашего общения будет продолжение.

— Да, мы обещаем! — не раздумывая, ответил за всех Савельев.

— Я так и предполагал.

Тут в разговор вступил Андрей:

— Как же мы объясним всем остальным, где мы были и что видели?

— Правильный вопрос, — тут же отозвался голос, — скажете, что внутри объекта пустое пространство. Объясните, что ворота так же внезапно открылись, как и в первый раз. Больше ничего говорить не нужно. Остальное зависит только от меня.

— Значит, вы нас выпустите отсюда? — произнес Сергей Алексеевич. — Мы правильно вас поняли?

— У меня нет причины задерживать вас. Вы мои гости, и я должен поступить гостеприимно. Но, повторяю, в дальнейшем всё будет зависеть от вас, — голос на мгновение умолк. — Если вы сдержите обещание, через какое-то непродолжительное время я вас найду, и мы возобновим общение. А на сегодня разговоров достаточно. Подходите к выходу.

— Мы сдержим обещание! — с уверенностью в голосе произнес Савельев.

Искатели приключений вернулись назад, к закрытым дверям. Через несколько секунд раздался уже привычный механический гул, и ворота распахнулись.

Трое путешественников вернулись в свой привычный мир, к друзьям.

— Коллеги, — тут же обратился Сергей Алексеевич к обрадованным товарищам, — все вопросы там, наверху! А сейчас без промедления собираем инвентарь и возвращаемся на поверхность. Скорей всего сюда мы больше не вернемся.

Через два часа группа была уже в своем микроавтобусе. Еще через час в шахте, на участке, где они находились последние несколько дней, произошел обвал. Никто из горняков не пострадал.

Звездолет «Айголь» Орбита планеты Земля Около пятнадцати тысяч лет до нашей эры

Вот уже более двух с половиной тысяч планетных лет космический корабль «Айголь» вращался на орбите третьей планеты звездной системы Селины, как привык называть звезду Лэймос Крэст.

Первые триста лет нахождения в системе Селины звездолет вращался на орбите четвертой планеты, куда попал сразу после межзвездного полета. Эта красная планета, так же, как и третья, находилась в зоне жидкой воды. Но жизни на четвертой планете единственный оставшийся айголианец, чья личность теперь была заключена в суперкомпьютер звездолета, не обнаружил.

На красной планете жизнь всё же когда-то существовала. Это было чрезвычайно давно, более пятисот миллионов лет назад. Это не была разумная жизнь, а всего лишь начальные ее проявления. На планете обитали только многочисленные бактерии. Но она всё-таки была.

Той жизни не суждено было развиться в сложную и многообразную, тем более в разумную. Планете, тогда еще голубой, более чем наполовину покрытой водой, не хватило малого — массы. Четвертая планета, после своего образования из космической пыли и малых объектов, образовавшихся в результате взрывов старых звезд, закончивших жизненный цикл, остыла слишком быстро. Ее магнитное поле, в течение более трех миллиардов лет удерживавшее атмосферу, стало ослабевать, пока практически не исчезло. Почти вся вода, существовавшая на планете, под воздействием звездного ветра, унеслась в космическое пространство. Планету звездной системы Селины постигла та же участь, что и планету системы звезды Нэи. Только причины были различны. А результат оказался одинаков — жизнь на этих двух планетах погибла.

Лэймос Крэст обследовал четвертую планету на протяжении около трех сотен лет. Были составлены подробные карты залежей полезных ископаемых. Лэймос систематизировал все найденные доказательства существования жизни на ней. Более изучать планету смысла не было.

Лэймос принял решение сменить место расположения звездолета. Он перелетел на орбиту третьей, живой планеты.

Перелет к третьей планете не занял много времени, всего лишь несколько десятков суток по ее космическим часам. Силовые установки звездолета позволяли это сделать. Более того, Лэймос задействовал только четыре из восьми двигателей корабля.

Третья планета была поразительно красива. Она напомнила Лэймосу его родную планету Айголь, когда та еще была цветущим садом. Лэймос в детстве и юности пересмотрел сотни фильмов, снятых айголианцами о своем родном доме еще до начала планетарной катастрофы.

На третьей планете торжествовала жизнь. Словно по мановению волшебной палочки неведомая сила создала в одном из уголков Вселенной маленький по космическим масштабам рай. Среди галактической тьмы, среди вселенского холода, отгороженная от этого холода атмосферой, она процветала уже не один миллиард лет.

Лэймос посредством бортового телескопа вглядывался в эти причудливые береговые линии, обрамляющие континенты, в бесконечно меняющиеся завитки циклонов, в яркие звездочки вулканических жерл и думал, что когда-то всё это волшебство существовало и на его родной планете.

Когда он с коллегами затевал путешествие к далекой звезде Селине, шанс найти жизнь на одной из ее планет был ничтожно мал. Но они рискнули и не ошиблись. Теперь Лэймос Крест, волею судьбы вечный координатор Совета континентов, должен в память обо всех своих друзьях, в память о миллионах и миллионах айголианцев совершить всё то, что они когда-то все вместе задумали.

Как ему их не хватает! Как он соскучился по общению! Он может почти всё, но не может воскресить свою возлюбленную Нэйту, мужественного командира корабля Марта Стэна, добродушного и всезнающего инженера Тэйноса Леоса, механика Рэя Поста и тысячи других айголианцев, с которыми ему довелось пересекаться в жизни.

Он осуществит задуманное, пусть у него на выполнение планов уйдет даже несколько десятков тысяч лет. Теперь ему некуда спешить, время для него теперь не имеет особого значения.

Планета Земля. Россия Город Новопечорск Начало двадцать первого века

Прошли сутки после того, как Савельев, Макаров и Чернеев побывали на таинственном объекте.

Вся группа, как и прежде, проживала в общежитии шахты «Северная». В бытовом плане ничего не изменилось. Всё изменилось в плане эмоциональном.

Трое из группы исследователей никак не могли выйти из неведомого им до вчерашнего дня состояния — смешения возбуждения с задумчивостью. Положение усугублялось тем, что они не могли сказать ничего лишнего. В группе возникла некая многозначительная пауза. Но просто молчать, ничего не обсуждать было бессмысленно.

Сергей Алексеевич собрал всех в своей с Евгением Макаровым комнате и попробовал несколько разрядить обстановку:

— Друзья мои, — начал он, — я в достаточно сложном положении. Я не могу вам сказать сейчас что-либо конкретное, но и молчать не могу тоже. Выслушайте меня и постарайтесь не задавать вопросов.

Видно было, как тяжело Савельеву дается каждое слово:

— Коллеги, насколько можно судить по первому впечатлению, мы столкнулись с объектом, созданным в далеком прошлом высокоразвитой цивилизацией, более развитой, чем цивилизация наша с вами. На данном этапе мы можем принять к разработке наиболее простую с логической точки зрения гипотезу. Сейчас мы должны строить версии, придерживаясь положений так называемой «бритвы Оккама».

— Никогда не слышал, — удивленно сказал Игорь Лебедевский. — Что это такое? Расскажите нам, Сергей Алексеевич.

— Это философское положение, которое сформулировал еще в средние века английский мыслитель Уильям Оккам. Оно звучит примерно так: не следует делать посредством многого то, что можно сделать посредством меньшего. Согласно высказыванию Оккама, нежелательно при объяснении нового, неизученного явления обращать пристальное внимание на неизвестные факторы, до этого не встречавшиеся и неисследованные. Это особенно актуально на начальном этапе исследований, когда не выяснено качественное своеобразие предмета изучения.

Сергей Алексеевич, сделав небольшую паузу, продолжил:

— «Бритва Оккама» отнюдь не исключает гипотез. Но из двух или более конкурирующих предположений за основу берется наиболее простое в логическом отношении. Разрабатывается та гипотеза, в которой наименьшее количество допущений позволяет сформулировать наименьшее количество следствий, которые поддаются опытным исследованиям. Поэтому в нашем сегодняшнем положении, когда исследования находятся на начальном этапе, рациональней предположить наиболее простое объяснение тому, с чем нам выпало столкнуться.

— В общем, понятно, хоть и достаточно мудрено, — кивнул Игорь.

Остальные члены группы выжидательно молчали. Савельев подытожил свои рассуждения:

— Так что, друзья, в данной ситуации нам нужно немного подождать, осмыслить, насколько возможно, происшедшее. Для половины из вас мои слова непонятны, но, поверьте мне, это лучшее, что мы сейчас можем сделать.

Рудникову в последние сутки было не до группы. Завалы на шахте случались и раньше, но каждый раз это были экстраординарные события. К счастью, никто в этот день не пострадал, даже оборудование шахты за исключением пары второстепенных кабелей осталось цело. Но путь к таинственному объекту был полностью отрезан. Чтобы его восстановить, требовались значительные силы и достаточно большое, возможно продолжительностью в несколько месяцев, время.

Валентин знал, что с группой Савельева всё в порядке и поэтому не зашел к ним в общежитие. Он лишь поручил водителю «Форда Транзита» Михаилу, как и ранее, быть в их распоряжении и передать, что он зайдет позже, когда разберется с нештатной ситуацией.

Визуально обследовав место обвала, он, конечно, очень расстроился. Шутка ли, столько усилий, столько потраченного времени, и всё напрасно, всё нужно начинать сначала. Но день подходил к концу, шел одиннадцатый час вечера. Уже поздно было что-то предпринимать, все дела следовало перенести на завтра.

На следующее утро, в восемь тридцать Валентин Васильевич был уже на своем рабочем месте, в небольшом кабинете на втором этаже шахтоуправления.

Было удивительно, но предприятие работало в обычном режиме, как будто вчера ничего не произошло. По селекторной связи прошло небольшое производственное совещание, обычное, как и во все другие дни. Директор шахты Сергей Петрович Прохоренко не задал ни одного вопроса, касающегося вчерашнего обвала: он был, как всегда, конкретен, собран и деловит.

В начале десятого в кабинете Рудникова раздался телефонный звонок.

— Доброе утро, Валентин Васильевич! — прозвучал из трубки незнакомый голос. — Мы с вами ранее не встречались, но, я думаю, нам необходимо познакомиться при очной встрече.

Голос был мужской, приятного тембра. Но что-то в нем было особенное, вот только — что, Рудников понять не мог.

— Извините, с кем я разговариваю? — спросил шахтер.

— Мое имя вам ничего не скажет. Я звоню по поводу вчерашнего происшествия на шахте и по поводу группы Савельева.

Рудникова осенило:

— Вы из спецслужб? Всё-таки прошла информация, — разочарованно произнес он.

— Нет, нет, не беспокойтесь, — голос в телефоне был ровный. Валентина удивило то, что интонация не выражала никаких эмоций.

— Познакомимся при встрече. Я не желаю вам и группе Сергея Алексеевича зла. Вы всё поймете, когда мы встретимся. Голос в телефоне на мгновение замер и затем вновь продолжил разговор:

— Вам с товарищами из Москвы в полном составе следует подъехать в район пятнадцатого километра юго-восточного шоссе, на развилке свернуть в сторону поселка Кедровый и проехать еще восемь километров. Справа от дороги увидите мой, скажем так, автомобиль. Там вам всё станет ясно. За рулем должны находиться вы сами. В группе должно быть только семеро. Звукозаписывающую и видеоаппаратуру просьба с собой не брать. Я буду ждать вас там завтра, в двенадцать часов дня. До свидания!

— До свидания! — успел сказать Рудников и связь тут же прервалась.

Валентина Васильевича утренний звонок поразил и озадачил. Слишком много в нем было необычного, неожиданного, даже таинственного. Минут пять он сидел в своем кабинете и размышлял, затем спустился на первый этаж, вышел из шахтоуправления и поехал в общежитие, к Савельеву и его коллегам.

Россия Дорога к юго-востоку от Новопечорска Начало двадцать первого века

Микроавтобус «Форд» двигался по шоссе. Едва слышно шуршали шины, ровно урчал бензиновый двигатель.

По обеим сторонам дороги мелькали еловые и лиственничные леса, перемежавшиеся небольшими лугами. Был самый конец июля, но в природе в этих северных краях уже неуловимо ощущалось скорое приближение осени.

За рулем «Форда Транзита» сидел Валентин Васильевич Рудников. Он сосредоточенно смотрел на дорогу. Рядом с ним справа сидел Сергей Алексеевич Савельев, также сосредоточенный и задумчивый. Оба молчали.

Говорить было, в общем, не о чем. Всё было проговорено вчера. Какие-то нейтральные темы развивать не хотелось. Сергей Алексеевич сдержал обещание, данное в шахте, и не рассказал Рудникову ничего, что могло, по его мнению, выходить за рамки дозволенного.

Остальные члены группы также ехали и молчали, глядя в окна микроавтобуса на незнакомые пейзажи.

Доехав до развилки, Рудников повернул на грунтовую дорогу, ведущую к поселку Кедровый. По сравнению с шоссе, проселочная дорога не отличалась качеством, и автомобиль ехал в среднем не выше двадцати километров в час. Обозначенный в телефонном разговоре путь по грунтовке они преодолели почти за полчаса.

Первым что-то необычное справа от дороги заметил Сергей Алексеевич:

— Смотрите! Это видимо то, что нас интересует!

Все устремили свои взгляды на необычное сооружение, которое стояло приблизительно в пятистах метрах от дороги в углублении рельефа между двумя перелесками. Оно располагалось так, что было видно с основной дороги лишь на небольшом, точнее, даже крохотном участке. Дорога была практически безлюдная, очень редко по ней проезжал трактор или лесовоз из местного хозяйства.

— Да, по всей вероятности, мы приехали! — взволнованно сказал Рудников и припарковал автомобиль к обочине.

Искатели приключений вышли из микроавтобуса. Все почти не отрываясь, смотрели на объект, видневшийся вдали. Сооружение имело округлую форму, но не было похоже на летающую тарелку, какими их рисовали в научно-фантастической литературе. Скорей оно напоминало каплю, расположенную горизонтально. Цвет объекта также был не серебристым, как это представлялось в различных литературных источниках, а угольно-черным.

Все семеро осторожно спустились с обочины дороги и по некошеному полю пошли навстречу неизведанному.

Объект оказался не слишком уж и большим, не больше двадцати пяти метров в длину. Он действительно представлял собой конструкцию каплевидной формы, с выдвижными опорами, с небольшими иллюминаторами, без каких-либо отличительных знаков на бортах. Форма его была идеальной с точки зрения обтекаемости для движения в воздухе или в водной среде.

Путешественники, все без исключения, затаили дыхание, остановившись неподалеку от «летающей капли».

Практически бесшумно в нижней части объекта начало открываться эллипсовидное отверстие размерами приблизительно два с половиной на полтора метра. После полного открывания из нижней части образовавшегося отверстия начала выдвигаться телескопическая лестница с перилами по обеим сторонам. Достигнув земли, конструкция замерла, как бы приглашая зайти вовнутрь.

— Ну что ж, видимо, это наш звездный час! — произнес Сергей Алексеевич. — Обратной дороги нет, существует только путь вверх, по этим ступенькам. Вперед, друзья!

Внутри объекта горел приятный зеленоватый свет. Вся группа, все семь человек поднялись по удобной пологой лестнице и прошли через небольшой коридор в овальное помещение. Оно, по всей видимости, представляло собой узел управления аппаратом, поскольку в одной его части, скорей всего передней, располагались несколько прямоугольных, горящих голубым светом экранов, множество оригинального вида тумблеров и датчиков. Тумблеры светились различными цветами; всё пульсировало, всё функционировало. В помещении также располагалось несколько рядов кресел.

— Добрый день! — раздался уже знакомый для некоторых членов экспедиции голос. — Рад приветствовать вас на борту моего корабля!

Сергей Алексеевич тут же сориентировался и вежливо ответил:

— Мы также рады приветствовать вас! Кто бы вы ни были, мы пришли с миром!

— Да, я знаю, — продолжил говорить голос, — если бы у вас были дурные намерения, то наша встреча точно бы не состоялась.

На мгновение повисла пауза. Затем голос зазвучал вновь:

— Я думаю, больше нет смысла испытывать ваше терпение, я и так затянул со знакомством.

Экраны и датчики панели управления загорелись ярче.

— Будем знакомы! Меня зовут Лэймос Крэст! Я являлся и являюсь по сей день координатором Совета континентов планеты Айголь из планетарной системы звезды Нэи, по-вашему, по-земному — четвертой планеты звездной системы Тау из созвездия Кита. Также я являюсь командиром звездолета

«Айголь», названного в честь моей родной планеты.

Присаживайтесь, пожалуйста. Я думаю, вам всем лучше сейчас присесть.

Все семеро исследователей замерли в нерешительности. Первым снова, как и подобает командору, из оцепенения вышел Сергей Алексеевич Савельев:

— Мы благодарны вам за приглашение, но хотели бы также представиться!

— Присаживайтесь, присаживайтесь, — повторил свое приглашение голос. — Вам представляться нет надобности. Я знаю о каждом из вас довольно много. А ваши имена и фамилии знаю и подавно, и вы, Сергей Алексеевич, убедились в этом еще позавчера.

— Да, так и есть, — кивнул Савельев и первым прошел чуть вперед.

Вся семерка устроилась в удобных, сделанных из какого- то приятного на ощупь материала креслах.

Голос вновь зазвучал откуда-то сверху. Он был объемным и чуть-чуть неестественным, с механическими нотками:

— Я думаю, вам приятней будет, если наш контакт будет еще и визуальным. Не пугайтесь, сейчас вы меня увидите.

В помещении зажегся довольно яркий свет желтоватого спектра. Перед мониторами возникла фигура мужчины среднего роста, некрупного телосложения, в костюме оригинального покроя. Лицо мужчины было смуглым. По очертаниям можно было сказать, что он не был похож ни на одного из представителей человеческой цивилизации. Он был похож на человека, но был другой, иной. Это подтверждало его неземное происхождение.

— Это всего лишь голограмма! — произнес мужчина. — Таким я был около двадцати тысяч лет назад, когда мне было примерно сорок лет по вашему земному исчислению. Хотя наши с вами летоисчисления практически идентичны, отличаются ненамного, на три с небольшим десятка процентов. Наш планетарный год где-то на треть длиннее земного. И вообще, наши планеты очень похожи. Только судьбы у них разные. Но об этом немного позже.

Исследователи сидели завороженные и неотрывно смотрели на мужчину. Он, чуть улыбнувшись, продолжил:

— Я могу предстать вам в любом образе, но, думаю, приятней будет общаться со мной таким, каким я был в прошлом на самом деле…

И Лэймос Крэст кратко рассказал землянам всё с самого начала. Он рассказал, как прекрасна когда-то была его планета Айголь, как ее постигла величайшая катастрофа. Он поведал, как айголианцам пришлось на несколько столетий поселиться под поверхностью планеты, как они мечтали переселиться в новый, более дружелюбный мир. Лэймос Крэст рассказал, как они готовили космический корабль для переселения на другую планету их звездной системы и как все их надежды обратились в прах, когда мужчин Айголь поразил коварный вирус.

Далее он поведал, как они решили лететь к одной из ближайших звезд в надежде отыскать там разумную жизнь, как, в конечном итоге, он остался на корабле один. И, наконец, Лэймос Крэст рассказал семерым представителям человеческой цивилизации, как он заключил свою сущность, свой интеллект в электронных ячейках суперкомпьютера.

— А почему вы позавчера представились нам Ноем? — спросил Евгений Макаров.

— Чуть позже вы поймете почему, — вновь улыбнулся в ответ Лэймос Крэст. — Я думаю, все вы слышали про Ноев ковчег!

Весь вид Лэймоса Крэста указывал на то, что ему было приятно общаться с землянами. Как показалось исследователям, ненадолго задумавшись, он продолжил свое повествование:

— Я перевел звездолет «Айголь» на земную орбиту около девятнадцати с половиной тысяч лет назад. До этого около трехсот земных лет корабль вращался вокруг Марса. С этого момента я буду называть все космические объекты так, как называете их вы, как называют их на Земле. Корабль и сейчас вращается на земной орбите.

— Значит, мы находимся не на звездолете? — задала вопрос Наташа.

— Нет, конечно, это всего лишь спускаемый аппарат, планетолет. Да и я сейчас нахожусь не здесь, рядом с вами, а на орбите Земли.

— Здорово! — восхитилась девушка.

— Итак, вот уже девятнадцать с половиной тысяч лет звездолет «Айголь» вращается вокруг Земли. Всё это время корабль парил на орбите в полном одиночестве. Лишь в 1957 году у звездолета на небольшое время появился напарник — ваш первый искусственный спутник. Ну а к настоящему времени, как вам всем известно, околоземное пространство просто напичкано земной аппаратурой.

— А как же такой огромный корабль не заметили планетные службы? — спросил Рудников.

— Хороший своевременный вопрос, — взглянул Лэймос на Валентина. — Земная технология «стэлс» — это лишь первый шаг в данном направлении. Цивилизация айголианцев, если считать последние годы ее существования в белковой форме, была по развитию примерно на пятьсот лет впереди относительно сегодняшнего вашего развития. Так что у нас есть технологии, позволяющие полностью скрывать объекты от обнаружения. Я и сейчас применил эту технологию. Аппарат, на котором вы сейчас находитесь, был виден всего несколько минут, когда это было необходимо.

— А почему вы улетели от Марса? — спросил Сергей Алексеевич.

— Я перевел на земную орбиту лишь звездолет, — ответил Лэймос, — а на орбите Марса оставил несколько спускаемых аппаратов. На Марсе существует необходимое мне производство, действующее и сейчас. Подробней об этом я расскажу позже.

— В Новопечорске у вас тоже производство?

— Да, было когда-то, — кивнул Лэймос, — но оно выполнило свои задачи, и я его законсервировал. А вы случайно нашли.

— Но как оно попало на такую глубину? — спросил Андрей.

— Опять же, у меня есть технологии, специальные механизмы. Они подрыли основание, и ангар опустился на несколько десятков метров под землю. Были повреждены только фундаменты. Сверху механизмы засыпали сооружение породой, в том числе каменным углем, залежи которого там есть. Как только вы дошли до входа, на звездолете зажегся индикатор «опасность», и я связался с вами по оставленной на объекте резервной линии связи, получающей энергию от источника на радиоактивных изотопах.

— Значит, там была радиация? — продолжил диалог Андрей.

— Успокойтесь, она совсем незначительна, не опасна для вашего здоровья. Иначе я бы вас туда не допустил. Как вы уже заметили, я никому из землян не желаю зла. Возможно, в будущем я попрошу у вас помощи. И вообще, думаю, на сегодня для вас достаточно информации. Продолжим наше общение, скажем, завтра. Как вы на это смотрите?

— Да, мы потрясены происшедшим, — заговорил Сергей Алексеевич, — мы не можем до конца поверить в то, что произошло. — Друзья, я думаю, что не ошибся, выразив единое мнение.

Разговор продолжил Евгений Макаров:

— Я полностью согласен с Сергеем Алексеевичем. Мы все находимся просто в ступоре, в шоке! Я думаю, у каждого из нас в голове тысячи вопросов к вам, Лэймос. Это всё нужно осмыслить, привыкнуть к нашему новому состоянию, к нашему новому знанию.

— Да, вы только подтвердили мои выводы, — ответил Лэймос. — Значит, продолжим завтра. Приезжайте в то же самое время, что и сегодня; на то же самое место. Я буду ждать. Мне тоже необходимо общение с вами. Я не разговаривал больше девятнадцати тысяч лет. У меня к вам одна просьба: происшедшее сегодня с вами должно остаться тайной для всех остальных. Это мое единственное условие. В противном случае всё закончится, и вы обо мне позабудете. Валентин Васильевич, вы уже поняли, что я могу это сделать, судя по обстановке на шахте после аварии.

— Да, теперь я всё понимаю, — подтвердил Рудников, — все обо всём забыли.

Первый контакт подошел к концу. Земляне попрощались с Лэймосом, по одному сошли по лестнице на землю и медленно пошли к дороге, где стоял микроавтобус.

Обратно вновь все ехали и молчали, потрясенные происшедшим. Лишь добравшись до общежития, исследователи дали волю своим разыгравшимся чувствам и фантазиям. И это продолжалось до полуночи, когда обессиленные, но счастливые, исследователи разошлись до утра. Даже Рудников не поехал в свое холостяцкое жилье, а выпросил у коменданта общежития для ночлега отдельную комнату.

На следующее утро всё повторилось вновь. Никто не опоздал к микроавтобусу. Всем не терпелось продолжить общение с координатором Совета континентов.

В тот день по всей округе моросил небольшой дождь, напоминающий, что северная осень уже не за горами. Исследователям пришлось идти по полю с высокой сырой травой, но никто не обратил на это внимание, ведь инопланетный корабль стоял в каких-то нескольких сотнях метров.

Как и накануне, входное отверстие в нижней части летающей капли бесшумно открылось, и к поверхности земли выдвинулась эргономичная лестница. Все семеро вновь вошли внутрь спускаемого аппарата.

Лэймос Крэст уже стоял на своем месте, как и во время вчерашнего общения.

— Здравствуйте, — сказал он своим чуть механическим голосом, — рад приветствовать вас в добром здравии!

Путешественники в ответ поприветствовали айголианца.

— Скажите, — задал первый вопрос Игорь Лебедевский, — а где вы так хорошо научились владеть русским языком? Вы ведь до нас ни с одним русскоязычным представителем человечества не общались?

Показалось, что Лэймос чуть заметно улыбнулся и затем ответил:

— Вы еще не привыкли к тому, кем я являюсь. К сожалению, я не представитель планеты Айголь Лэймос Крэст, а его память, заключенная в память компьютера. Это — к сожалению, а к счастью — моя память не ограничена умственными способностями живого существа, а может пополняться бесконечно и ничего не забывать. Я владею практически всеми языками и наречиями землян, за исключением некоторых наречий небольших племен, живущих в Африке и в Южной Америке, в глухих джунглях бассейна Амазонки. Так что я могу общаться на любом из внесенных в память главного компьютера звездолета языков. Нужно лишь синхронизировать компьютерную программу с задачей.

— Получается, вы владеете всеми накопленными знаниями айголианцев? — задал свой вопрос Сергей Алексеевич.

— Абсолютно всеми знаниями и технологиями моей родной цивилизации!

Лэймос Крэст стоял перед землянами во вчерашнем образе. Изменился лишь костюм. На сей раз он более всего походил на костюм делового человека с Уолл-Стрит или Тверской.

— Друзья, — вновь заговорил он, — пришла пора спокойно и обстоятельно рассказать, для чего я здесь и что я здесь, на Земле, делаю. Потрясение, которое вы все вчера пережили, я надеюсь, позади. А потрясение было; не каждый день вам приходилось встречаться с инопланетянами.

Позади голографической фигуры Лэймоса Крэста засветился большой экран. На нем возник объемный пейзаж, отдаленно напоминающий земной. Напоминал он Землю только на первый взгляд — и небо, и река, которая виднелась вдали, и разнообразные растения — всё было неземное.

— Это моя родная планета Айголь. Когда-то она была такой же прекрасной и процветающей, как и сегодняшняя Земля. Но это было давно, более двадцати тысяч лет назад. Теперь там всё по-другому.

Компьютерный голос Лэймоса Крэста чуть заметно дрогнул. Это было невероятно для самого Лэймоса, но он дрогнул. Беспристрастные электронные связи дали едва ощутимый сбой, непонятный импульс произвел пусть небольшой, но вполне реальный скачок напряжения в сети.

— Итак, я прибыл на планету Земля, чтобы восстановить разумную жизнь в моей звездной системе — системе звезды Нэи, или, как вы ее называете, звезды Тау созвездия Кита. Вот почему я представился вам именем Ной. Я хочу, как некогда ваш легендарный герой, собрать ковчег и отправиться на нем к своей звезде. Пусть невозможно возвратить жизнь в ее изначальном виде на планету Айголь, зато земную жизнь можно перенести на спутник планеты Ассинар — Тэллу. Пусть она немного меньше Земли, пусть она имеет множество отличий от вашей планеты, но принципиально жизнь по типу земной жизни там возможна. Мы просчитали это, когда готовили экспедицию в Солнечную систему. Мы рисковали. Была огромная вероятность обнаружить звездную систему Селины, как мы называем Солнце, безжизненной. Но нам невероятно повезло. Жизнь, которую мечтали увидеть мои друзья и коллеги, мне и выпала удача обнаружить. Вы не представляете себе, какова была моя радость, если у компьютера вообще могут проявляться какие-либо чувства, когда я впервые увидел вашего предка.

— А когда вы вошли с землянами в контакт? — спросил Андрей.

— В первый раз я начал общение всего несколько лет на зад. Но оно оказалось неудачным и закончилось ничем. А все эти более девятнадцати тысяч лет я просто наблюдал за земной цивилизацией, за тем, как она разрасталась, за тем, как появлялись новые народы, новые государства, новые империи, как человечество переживало ледниковые периоды, засухи, наводнения. Повторяю, айголианцам чрезвычайно повезло. Наши цивилизации не совпадают всего на каких-то двадцать с небольшим хвостиком тысяч земных лет. По меркам развития Вселенной — это ничтожно малый срок, мгновение. То, что наши цивилизации практически пересеклись во времени — фантастика. И это несмотря на то, что планета Айголь почти на пол миллиарда лет старше Земли. Но развитие жизни на моей Айголь шло по более извилистому пути, нежели на вашей. Тысячи факторов сложились воедино, чтобы на Земле в течение более трех миллиардов лет процветала жизнь. Пусть в начале долгое время она оставалась примитивной, состоявшей, в основном, из строматолитов, но крупинки жизни существовали и развивались, пока планета не взорвалась разнообразием видов. И даже катастрофы глобального масштаба повлияли на ускорение эволюции. Не упади в Мексиканский залив метеорит шестьдесят пять миллионов лет назад, по Земле, возможно, до сих пор бегали бы динозавры, а млекопитающие так бы и остались угнетенной ветвью эволюции. На планете Айголь тоже было что-то подобное. Там тоже были свои гиганты, которые в конечном итоге вымерли, не выдержав естественного отбора и уменьшения количества кислорода ватмосфере, но на это ушло несравнимо больше времени, чем на Земле. А на вашей планете даже геологические процессы участвовали в том, чтобы обезьяны слезли с деревьев и пошли по саваннам на двух конечностях в поисках пищи, освободив передние конечности для различной деятельности. Не наползи современный полуостров Индостан на Азиатскую плиту — не образовались бы Гималаи, не сменились бы планетные ветра и течения. И тогда, кто знает, может быть, до сих пор вся Африка была бы покрыта лесами, в которых бы по ветвям ловко скакали разнообразные представители низших приматов.

— Вы хотите сказать, что человек встал на две ноги из-за того, что образовались Гималайские горы? — спросил Савельев.

— Да, это был один из решающих факторов, — ответил Лэймос. — Ослабли влажные восточные пассаты, которые несли дожди на территорию Африки. Пассаты стали задерживать всё подраставшие год из года Гималаи. Океанические течения тоже поменялись. Постепенно множество африканских лесов превратилось в саванны, а некоторые саванны стали пустынями, например, Сахарой. У обезьян сменилась среда обитания. С деревьев они перекочевали на ровную поверхность, где для них тоже находилась пища. Но ваши прямые предки всё чаще вынуждены были выглядывать из высокой травы, чтобы разглядеть опасность или поискать что-нибудь съедобное. Так, постепенно, за сотни тысяч лет, они и встали на ноги.

— Да, интересная гипотеза, — высказался Дима Кондрашов. — Вы ее сами обосновали?

Лэймос сделал вид, что не заметил иронии и утвердительно кивнул:

— Все эти выводы сделаны на основе компьютерных моделей прошлого Земли. Было учтено множество факторов, повлиявших на появление Homo sapiens, и не только на ныне процветающий вид, но и на появление неандертальцев и еще нескольких видов высших приматов.

— Значит, были не только кроманьонцы и неандертальцы? — спросил Савельев.

— Конечно! Вы же искали в Домбае снежного человека. Это один из выживших немногочисленных видов. Но есть и несколько вымерших видов. Неандертальцы жили в западной Европе, а в Азии жил другой вид. Правда, их было совсем немного, и они не смогли закрепиться на планете.

— Вы знаете, кого я искал в Домбае? — изумился Сергей Алексеевич.

— Вам не стоит беспокоиться. Это специфика моего присутствия на Земле.

— Так значит, вы были постоянным свидетелем развития нашей цивилизации? — почти в унисон спросили два друга — Игорь и Дима.

— Да, и не только был свидетелем, и не только наблюдал, но и записывал на видеоносители. Придет время, и вы многое увидите своими глазами.

Пейзажи на экране за спиной голографического изображения Лэймоса Крэста сменялись один за другим. Земляне первыми на планете наблюдали далекий неведомый мир, такой же потрясающий по своей красоте и по своему разнообразию, как и родной для них мир Земли. По полям с необычными растениями гуляли стада диковинных животных; в небесах густого синего тона, в отличие от привычных голубых небес, летали стаи причудливых птиц. На пейзажах, изображавших города, выделялись своей причудливой архитектурой десятки оригинальных, не похожих на земные, зданий.

— Мы отвлеклись, — произнес Лэймос, — я, с вашего разрешения, продолжу. Да, я наблюдал за развитием человеческой цивилизации. Но наблюдение занимало лишь небольшую часть времени. К сожалению, и в моем положении время ограничено сутками, месяцами и годами, как и у всех вас. Основной моей целью была и остается до настоящего времени подготовка обратного полета к звезде Нэе, к суперпланете Ассинар, к ее спутнику Тэлле. На протяжении девятнадцати с лишним тысяч лет я модернизировал звездолет «Айголь», усовершенствовал его, увеличивал в размерах. Я создавал корабль поколений, как называют подобные звездолеты земные писатели-фантасты. Ведь для того, чтобы вновь преодолеть расстояние почти в двенадцать световых лет по земному исчислению, на обратный путь потребуется около двухсот пятидесяти земных лет. Столько времени я летел сюда.

— Но возможно ли это? — чуть сдавленным, видимо от волнения, голосом спросил Савельев. — Выживут ли земные организмы в столь длительном полете?

— У меня было достаточно времени, чтобы всё просчитать, — ответил айголианец. — Я не говорю — продумать, я говорю, именно, просчитать. Глагол «продумать» ко мне в теперешнем моем состоянии, увы, неприменим. Я неподвластен чувствам, а движим холодным расчетливым разумом, разумом электронным. В этом и есть главное наше с вами отличие. Я обладаю способностями, которыми люди не обладают, но я не могу чувствовать, не могу творить. Я способен создавать что-либо лишь на основе тех знаний, которые были достигнуты айголианской цивилизацией, когда она еще существовала. Я не могу придумать ничего нового, а использую лишь уже изобретенные технологии.

— Значит, вы не всемогущи? — проговорил Евгений Макаров.

— Увы, я могу очень многое, но далеко не всё! — с видимым огорчением произнес Лэймос. — Да, за эти девятнадцать тысяч лет я создал на Марсе, Луне и Земле различные производства, необходимые для модернизации звездолета. Я добывал и добываю на этих планетах необходимые полезные ископаемые, я спроектировал и построил сотни автоматических производств, выпускающих комплектующие. Я создал запас ядерного и термоядерного топлива для обратного полета и сделал еще много чего, но я не могу создать подобных себе, с кем смог бы общаться на равных, с кем смог бы обсуждать новые идеи, с кем смог бы коллективно творить.

— Извините, — перебил Лэймоса Сергей Алексеевич, — меня всё мучает вопрос — зачем вы создали, в общем-то, простой производственный ангар из столь сложного сплава? Зачем такие сложности?

— Я отвечу на вопрос вопросом. Сколько лет функционирует обычное земное производственное помещение в среднем?

— Ну, максимум лет сто, сто пятьдесят — ответил руководитель группы.

— Вот вам и ответ. Ангар, который вы обнаружили, функционировал более полутора тысяч лет, пока в нем существовала необходимость. Как только данное производство мне стало не нужно, я его просто опустил под землю. Подробности вы уже знаете.

— А почему вы допустили нас к нему, почему не обрушили штрек сразу? — спросил Рудников.

— Вы, Валентин, задали, пожалуй, самый главный вопрос, — посмотрел на шахтера Лэймос. — Я и сам до конца не знаю — почему? Да, я мог бы это сделать. Все бы забыли о происшествии, как будто ничего и не произошло. Но я тоже ищу пути развития, мне необходимо с вами общаться, я уже говорил по этому поводу. В моих электронных мозгах на данный момент существуют два варианта осуществления цели.

Первый вариант — набрать команду из людей различных рас в количестве, необходимом для выживания вида, набрать земных животных и растения, необходимые для поддержания целостности пищевых цепочек, и отправить их к Тэлле. Забегая вперед, скажу, что на звездолете уже создан живой мир по образу и подобию мира земного. А второй вариант — ограничиться только растениями и животными. К сожалению, человек разумный в настоящее время, созидая, разрушает свою планету. Представьте, если бы на Земле не существовало человека, как бы прекрасна была первозданная планета. Ей бы не угрожало ядерное уничтожение, ее леса никто бы безжалостно не истреблял, ее реки, озера, моря никто бы не загрязнял. Отсюда и вопрос: нужен ли на Тэлле человек? Пусть жизнь развивается своим чередом, но без людей. Тогда возникает следующий вопрос — зачем? Зачем завозить на Тэллу жизнь, если никто не узнает, что когда-то на планете Айголь существовала развитая цивилизация? Кто будет хранить в поколениях память о разумных существах, живших в их звездной системе?

Лэймос Крэст замолчал. Какое-то время молчали и все семеро присутствующих. Первым заговорил Женя Макаров:

— Мы понимаем вас, Лэймос! Мы понимаем, как вам трудно, какие глобальные вопросы приходится решать.

— Лэймос, мы постараемся помочь вам, чем сможем, — поддержал товарища Сергей Алексеевич, — можете рассчитывать на нас.

Айголианец улыбнулся и чуть кивнул в ответ:

— Я не сомневался в вас, поэтому и не обрушил часть шахты еще несколько месяцев назад. Спасибо, друзья!

— Скажите, а у вас уже есть кандидаты на участие в полете? — спросила Наташа Кольцова.

— Нет, я только в начале этого пути и пока не совсем представляю, как буду действовать. Я уже говорил, что у меня был небольшой опыт общения с землянами. Я не буду говорить, в какой это было стране. Однажды попытался связаться с одной общественной организацией при помощи не так давно созданной на планете всемирной компьютерной сети. Но они сразу начали искать в контакте определенную для них выгоду. В конечном итоге подключили спецслужбы, которые попытались взломать защиту суперкомпьютера звездолета. Нетрудно догадаться, чем всё закончилось. Я просто заблокировал их сеть и отключил ее, а также стер из их памяти нежелательные для дела моменты. Для меня это не составило труда. Вот уже около полугода они всё создают заново.

— Да, видимо мы еще не доросли до полноценного контакта с вами, — задумчиво произнес Сергей Алексеевич.

— Я так не думаю, — ответил Лэймос. — Я давно наблюдаю за деятельностью вашего клуба «Атлантида». Знаю, что вы все без исключения честные, порядочные люди. На Земле огромное количество порядочных людей, в которых я верю. Поэтому мы с вами сейчас находимся здесь, на этом спускаемом аппарате, поэтому вы теперь знаете, кто я и с какой целью прилетел на вашу планету.

Айголианец снова улыбнулся и продолжил:

— Я буду рад, если вы мне что-то посоветуете по вопросу подбора кандидатов для миссии на Тэллу. Но это будет нескоро. Сейчас у меня другое предложение. Я хочу, чтобы вы полностью мне доверились. Понимаю, что у вас возникнут сомнения. Я хочу пригласить вас посетить звездолет «Айголь». Но для этого нужно будет предпринять несколько шагов. Я не хочу, чтобы вы мне ответили прямо сейчас. Вы знаете, у меня есть время.

— Скажите, Лэймос, — тут же задал вопрос Андрей, — а как же вирус? Мы не заразимся, как заразились все айголианцы?

— Я ждал этот вопрос, — кивнул Крэст. — На звездолете вируса нет, и никогда не было. Мы все переболели, еще будучи на планете. Говорю с полной ответственностью, никаких опасностей для вас на «Айголь» не существует. На звездолете всё предусмотрено для длительной комфортной жизни в условиях межзвездного полета. Я занимался обустройством корабля последние девятнадцать тысяч лет.

Земляне переглянулись друг с другом. У всех на лицах сквозило выражение радости, смешанное с нерешительностью.

Планета Земля. Россия Город Новопечорск Третий день контакта

— Жаль, что всё так вышло, — раздосадовано произнес Сергей Петрович Прохоренко.

— Поиск не всегда дает результаты, — согласно кивнул в ответ Савельев. — Коэффициент полезного действия в подобных вопросах чаще всего бывает очень мал.

— Но мы получили определенный опыт, а это немало, — попытался отыскать в непростом разговоре рациональное зерно Рудников.

— Неужели туда невозможно пробраться снова?

— Сергей Петрович, это очень опасно, — ответил на вопрос директора Валентин Васильевич, — обвал масштабный. Неизвестно, как поведут себя породы, если мы вновь начнем проходку в ту сторону. В данном случае лучше не рисковать, иначе последствия могут быть катастрофическими.

Тут в разговор вновь вступил Сергей Алексеевич:

— Огромное спасибо, Сергей Петрович, Валентин Васильевич, за помощь, которую вы нам оказали, за ваше гостеприимство и радушие. Видимо, нам суждено узнать ровно столько, сколько суждено. Что бы там ни было, полученная информация бесценна. Еще раз от всей группы благодарю вас!

Накануне вечером, после возвращения от Лэймоса, вся группа в полном составе, включая Рудникова, собралась в общежитии, в комнате, которая служила им кают-компанией. После довольно продолжительных обсуждений решено было лететь на звездолет «Айголь».

Но Лэймос Крэст в категоричной форме настоял, чтобы об их контакте никто больше не узнал. Нужно было достойно выйти из создавшегося положения. Решено было сообщить директору шахты Сергею Петровичу Прохоренко о том, что дальнейшие работы под землей в той части проходческих штреков опасны из-за потенциальных обвалов. Все без исключения переживали по поводу того, что придется сказать неправду, но иного выхода не было, другого варианта развития событий не нашли.

Рудников решил взять отпуск, благо он у него и так был на подходе. Возникла проблема с железнодорожными билетами, поскольку в летние месяцы поток пассажиров в южном направлении был значительным. Но путешественникам повезло. С помощью связей горняка купили билеты на проходящий поезд из Воркуты, но купили не до Москвы, а до станции Раздолье. Данная станция была согласована Валентином Васильевичем с Лэймосом Крэстом по мобильной связи, которую предоставил землянам айголианец.

Поезд должен был прийти на следующий день. Группа начала сборы в обратный путь. У каждого из исследователей в головах блуждали противоречивые мысли: что с ними будет, правильно ли они поступили, согласившись на полет, вернутся ли они на Землю? Каждый задавал себе эти вопросы, но ответов на них не находил.

Попрощаться с группой из Москвы пришел сам Сергей Петрович Прохоренко и несколько сотрудников администрации шахты. Рудников сообщил провожающим сослуживцам, что решил на несколько дней съездить в столицу, отвлечься от северной провинциальности.

И вот непростая минута прощания позади. Как говорится: долгие проводы — лишние слезы. Все заняли свои места, поезд бесшумно тронулся и быстро начал набирать ход. Вновь за окошками замелькали бесконечные столбы электроснабжения железнодорожных путей, бесчисленные стволы темно-зеленых елей и уже подернутых первой предосенней желтизной берез.

До станции Раздолье было чуть больше трех часов пути. Проводник разнес чай в стаканах с подстаканниками, на каждом из которых было написано «Северное сияние». Все участники путешествия сидели молча, лишь иногда обмениваясь между собой ничего не значащими фразами. Всё уже было проговорено несколько раз. У всех семерых было похожее чувство, объединяющее в себе ощущение торжественности происходящего с волнением и тревогой. Каждый думал о чем-то своем, сокровенном.

На станции Раздолье состав стоял всего лишь три минуты. Семерка искателей приключений едва успела выгрузить свой объемный багаж, как поезд чуть вздрогнул и потихоньку пополз вдоль перрона, оставляя их наедине с их будущим.

— Ну, что же, как и несколько дней назад, обратного пути нет, — улыбнулся Сергей Алексеевич, — первый шаг сделан. Я уверен, всё будет хорошо.

Путешественники осмотрелись. Железнодорожная станция Раздолье оказалась небольшим аккуратным свежевыкрашенным в салатовый цвет зданием, каких тысячи на железных дорогах страны. Они были единственными пассажирами, сошедшими с поезда. Перрон был пуст, только вдалеке маячила одинокая мужская фигура, видимо, работника станции.

— Давайте сориентируемся, — продолжил Савельев, — Лэймос сказал, что мы должны будем пройти около трех километров, миновав поселок. Для этого нам нужно будет сейчас перейти железнодорожные пути и пойти перпендикулярно дороге по одной из улиц Раздолья.

Так они и сделали. Спустившись с перрона по металлической лестнице, исследователи оказались на небольшой привокзальной площади. Лэймос Крэст явно всё продумал, когда выбирал место их будущей встречи. Также, как и перрон, площадь была пуста, за исключением двух беспородных собак, бродивших неподалеку от здания станции, так что высадившаяся из поезда группа не привлекла ничьего внимания. Сам поселок был совсем небольшим, состоящим из нескольких улиц с деревянными одноэтажными жилыми домами и двухэтажным зданием администрации.

— Вот она, настоящая России, глубинная, самодостаточная, рассчитывающая только на себя, а не на помощь из центра, — задумчиво произнес Андрей.

— Так оно и есть, — поддержал Рудников. — Россия не только Москва, Санкт- Петербург и Сочи. Больше половины населения страны живет в таких вот небольших городках и поселках, совсем небогатых, не особо обустроенных. Но они живут в таких местечках, рождаются, умирают и не думают о другой жизни.

— Ладно, ребята, хватит философствовать, — произнес Сергей Алексеевич. — Пошли потихоньку. Три километра с грузом, с рюкзаками и чемоданами — это не шутки.

Атлантидовцы довольно быстро миновали поселок и вышли на его окраину, на дорогу, которая уходила как раз перпендикулярно железной дороге. Вначале путь не вызывал особых затруднений, но с каждой последующей сотней метров идти становилось всё трудней. Поклажа была довольно значительной. Досталось всем без исключения, включая Наташу Кольцову, хотя мужчины постарались отдать ей самые легкие вещи. Попутный транспорт использовать было нельзя из-за строгой секретности предприятия.

Поселок оправдал свое красивое название. За крайними строениями показались раздольные поля, зеленеющие разнотравьем. Вдалеке, как раз километрах в трех от поселка, темнел хвойный лес. Вот к этому лесу и вела путешественников единственная выходящая из Раздолья в нужном направлении дорога.

Понемногу лесной массив приближался. Два раза руководитель экспедиции объявлял привал, и все семеро с удовольствием рассаживались на обочине дороги на свою поклажу.

Поселок скрылся из вида. У путешественников возникло ощущение, что в этом мире существуют только они одни и эта бесконечная асфальтовая трасса, на которой им не встретилось ни одного автомобиля.

Наконец, миновали около трех километров. По-прежнему дорога была совершенно пустынна. Видимо, в этих краях настолько низкая плотность населения, что встретить кого- либо — это целое событие.

Экспедиционеры свернули за очередной поворот и как-то сразу увидели то, к чему стремились. Уже знакомый всем силуэт летательного аппарата стоял в низине, на опушке леса, едва заметный с трассы. У всех почти одновременно вырвался вздох облегчения. Но в этом вздохе угадывались и едва уловимые нотки тревоги. Будущее всё же казалось им опасным и неопределенным.

Планета Земля. Россия Окрестности поселка Раздолье Айголианский планетолет

— Рад приветствовать вас, друзья! — узнаваемый голос Лэймоса Крэста раздался из динамиков, встроенных с внешней стороны в каплеобразное металлическое сооружение. — Вижу, что все живы и здоровы, хоть и немного устали в пути. Ничего, сейчас отдохнете. Я приготовил вам сюрприз.

Вход в виде эллипса в нижней части летательного аппарата бесшумно открылся, и семерка исследователей, один за другим, зашли по выдвинувшемуся трапу внутрь уже знакомого корабля. Свой багаж они поставили на небольшую платформу, также выдвинувшуюся из днища планетолета.

У землян, когда они вновь, как и в предыдущий день, оказались внутри металлической капли, возникло странное ощущение, что они зашли как будто в свой дом.

— Коллеги, я поймал себя на мысли, что мне здесь уютно и комфортно, — озвучил свои ощущения Женя Макаров.

Все переглянулись, заулыбались и согласно закивали в ответ.

Вновь раздался приятный, успокаивающий голос Лэймоса:

— Что ж, это только доказывает то, что я всё делаю правильно и не совершаю в общении с вами непоправимых ошибок.

Голографический образ айголианца вновь появился перед землянами.

— А теперь обещанный небольшой сюрприз, — улыбнулся Лэймос. — Все устали с дороги, так что вас ждет душ, а потом ужин. Возможности планетолета позволяют мне предложить вам эти удобства.

Прошло около часа. Путешественники, один за другим, по мылись в специально отведенном для этого помещении со всеми возможными земными удобствами, с приятно пахнущими травами Земли шампунями, с мягкими махровыми разноцветными полотенцами, с приятно обдувающим, встроенным в потолок феном. Все они переоделись в удобные, просторные комбинезоны светло-синего цвета, любезно предоставленные хозяином планетолета. Затем земляне были приглашены в неизвестное им до того помещение, оказавшееся уютной полукруглой столовой, в центре которой стоял большой стол. Вокруг стола располагалось десять эргономичных мягких полукресел из приятного на ощупь синтетического материала.

— Располагайтесь кому где удобно, — радушно произнес айголианец, — будем ужинать.

Трое сели с одной стороны стола, трое — с другой. В середине, в торце, как и полагается, оказался руководитель экспедиции Сергей Алексеевич Савельев. Голограмма Лэймоса исчезла.

— Я не буду вас отвлекать своим присутствием, — проговорил голос айголианца, — вы будете меня только слышать. Так будет лучше.

Середина стола вдруг начала опускаться вниз, образовалось довольно большое овальное отверстие. Так продолжалось около двух минут. Затем недостающая часть конструкции вновь возвратилась на прежнее место, но уже не пустая, а уставленная столовыми приборами, различными эстетично приготовленными блюдами и прозрачными сосудами с напитками. Всё было просто, рационально, но чувствовалось, что за всем этим стоит ярко прослеживающаяся продуманность и системность.

— Угощайтесь, не стесняйтесь, — раздался голос Лэймоса. — Всё это приготовлено кулинарными машинами, разработанными мной в последнее тысячелетие, даже в последние пятьсот лет. На Земле такие блюда называют молекулярной кухней, там она возникла совсем недавно. Я ручаюсь, что всё это питательно и полезно, а вот за вкус очень переживаю. Жду от вас честной критики, приму любую. Нужно учиться на своих ошибках, иначе нельзя. А все овощи и фрукты на столе на стоящие.

Путешественники переглянулись и взяли в руки ложки, вилки и ножи, чтобы попробовать невиданные космические блюда.

Действительно, вся еда оказалась очень питательной, вкусной, хотя и чрезвычайно необычной. На столе были и блюда со вкусом мяса, и блюда со вкусом рыбы, и овощные изыски. Единственное, чего не хватало — это остроты и солености. Но на столе стояли солонки и перечницы, так что каждый добавил себе специй по вкусу. А вот фрукты действительно поразили. Рядом с привычными яблоками, грушами и виноградом на больших круглых блюдах лежали экзотические фрукты, которые никто из присутствующих никогда не видел, разве что на иллюстрациях в журналах или в зарубежных фильмах.

— Откуда такое разнообразие? — с удивлением спросил Сергей Алексеевич.

— А вот это и есть мой сюрприз, — раздался голос Лэймоса. — Хотите своими глазами увидеть, где и как растет большинство этих растений?

— Еще бы, конечно хотим! — первым воскликнул Андрей Чернеев и поглядел на товарищей.

— Да, пожалуй, — подтвердил возглас Андрея Савельев.

— Вот и хорошо, — ответил Лэймос, — я, честно говоря, и не ждал от вас другого ответа. Все вы романтики до мозга костей и готовы на многое ради новых впечатлений.

Спустя паузу в несколько секунд голос айголианца вновь зазвучал из многочисленных динамиков, расположенных по периметру помещения:

— Пришло время рассказать вам подробности наших дальнейших действий. Дело в том, что подготовка к полету на звездолет «Айголь» потребует некоторого времени. Я должен подготовить вас к путешествию, проверить и, если будет необходимо, скорректировать ваше здоровье. Будет лучше, если вы проведете несколько дней на земной базе, где для этого есть все условия. А база эта находится в центральной части Тихого океана, неподалеку от экватора, на одном из необитаемых островов республики Кирибати. Вот там вы и сможете увидеть родную планету в новом ракурсе.

— Это просто сказка какая-то! — завороженно произнесла Наташа Кольцова. — Неужели кто-то из нас думал, что он когда-нибудь побывает на экваторе, на необитаемом острове?!

Лэймос Крэст продолжил:

— Не беспокойтесь, вся ответственность за вашу безопасность лежит на мне. Я конструировал и строил базу на острове в течение более чем двухсот лет. Надеюсь, что предусмотрел все возможные неожиданности и постараюсь не допустить неприятностей.

— Хорошо, Лэймос, — кивнул головой Сергей Алексеевич, — мы всё поняли, мы согласны. Полностью доверяемся вам: вашему опыту, вашему интеллекту, вашим устремлениям. Далее за обеденным столом тотчас возник оживленный, веселый шум. Все семеро путешественников как будто сбросили с себя накопившуюся за эти тревожные дни усталость и начали непринужденно переговариваться, впервые в жизни пробуя экзотические тропические фрукты своей планеты.

Спустя два часа, уже в полной темноте, на краю леса неподалеку от поселка Раздолье засветились загадочные огни, начал нарастать шум, и массивный летательный объект каплеобразной формы без опознавательных знаков, невидимый для земных систем противовоздушной обороны, начал медленно подниматься вверх. Из-под объекта вырвались несколько узконаправленных струй голубого пламени. Если бы кто-то со стороны это наблюдал, то у него возникло бы видение, словно из глубины Земли поднимается огромный светящийся жук.

Поднявшись на высоту около пятисот метров, в утонченной части капли возникла еще одна, теперь уже горизонтальная струя пламени, и корабль начал набирать скорость в юго-восточном направлении, в направлении тихоокеанского архипелага Кирибати. На борту инопланетного летательного аппарата, впервые в истории человечества, в уютных креслах засыпали семеро землян, летящих навстречу новым приключениям.

Планета Земля Один из необитаемых островов республики Кирибати

Перелет почти через половину длины окружности планеты занял всего чуть более четырех часов, хотя возможно было долететь и в несколько раз быстрее. Лэймос Крэст не стал разгонять мощный планетолет, позволив землянам выспаться за время путешествия.

Тихий океан в тот день в полной мере соответствовал своему названию. С востока из лазурной пелены вставало ослепительное желтое солнце. Едва заметный юго-восточный ветер слегка раскачивал над головами жителей северной страны темно-зеленые пальмовые листья. Ноги при каждом шаге по щиколотки утопали в теплом белом песке. Совсем рядом, в нескольких метрах от путешественников, чуть слышно шелестел океанский прибой. В кронах неизвестных тропических деревьев щебетали многочисленные ярко окрашенные диковинные птицы.

— У меня ощущение, что я нахожусь в нереальном мире! — оглядываясь вокруг, произнес Савельев. — За последние дни с нами произошло столько фантастических событий, что разум отказывается воспринимать всё происходящее адекватно.

— Не только у вас, Сергей Алексеевич, такое ощущение, — кивнул в ответ Женя Макаров. — Немудрено, такое вряд ли с кем происходило.

— Как всё-таки прекрасна наша планета! — перевел разговор в другое русло Дима Кондрашов. — Мы жили всю жизнь в своем ну очень умеренном климате и только по телевизору наблюдали эти красоты. Говорят про рай, а рай — вот он, реальный, а не эфемерный, на нашей планете, всего-то в нескольких тысячах километров от родных мест.

К разговору подключился Андрей Чернеев:

— А интересно, на планете Лэймоса тоже были в прошлом такие же райские уголки?

— Возможно, и были, — ответил Дмитрий, — он же нам рассказал вкратце и показал свою родную Айголь. Раз там была разумная, высокоорганизованная жизнь, значит, были и благоприятные, долговременные условия для ее развития, не менее нескольких десятков миллионов лет. Хотя, конечно, там всё было по-другому, иначе, чем на Земле.

Наташа Кольцова и Валентин Рудников не спеша брели по песчаному берегу, загребая босыми ногами горячий, почти белый песок, образовавшийся на протяжении тысячелетий из древних раковин тихоокеанских моллюсков. В какой-то миг они оба посмотрели в сторону океана, услышав оттуда, издалека, едва различимый птичий крик, и на мгновение их взгляды пересеклись. Как часто это бывает, мгновения оказалось достаточно, чтобы между молодыми людьми вспыхнула искорка чувства. Казалось бы, они достаточно много общались в последние дни, но ничего не предвещало, что в следующую секунду между ними возникнет известная теперь только им двоим тайна.

Наташа посмотрела на Валентина, улыбнулась краешками губ, словно Мона Лиза с холста Леонардо и слегка смутилась. Молодой человек улыбнулся в ответ, слегка потупил взор, на мгновение о чем-то задумавшись, а затем посмотрел на Наташу еще раз, уже совсем по-другому, с пронизывающей теплотой. Как-то сразу им обоим стало хорошо и спокойно на этом далеком таинственном клочке суши в безбрежном земном океане. Со стороны голубой водной дали вновь донесся едва различимый среди шума пальмовых ветвей и прибоя крик неизвестной птицы.

Семеро россиян, изредка переговариваясь, не спеша шли вдоль берега, по неширокому пляжу из мелкого размолотого океанским прибоем почти в пыль песка. Вдруг, не то чтобы неожиданно, но как-то внезапно где-то над их головами возник уже узнаваемый голос Лэймоса Крэста:

— Ну что, друзья, немного познакомились с островом? Теперь я приглашаю вас осмотреть базу, на которой вам предстоит прожить несколько дней. Следуйте за моим голосом, я буду указывать направление. Как вы понимаете, я создал ее практически недоступной для посторонних глаз, поэтому без моей помощи вам объект не найти.

Семеро путешественников, друг за другом, углубились от берега океана в довольно густые, заросшие пальмами и лианами джунгли. Идти пришлось совсем недолго, не больше пяти минут. Деревья немного расступились перед их взорами, и исследователи увидели небольшую поляну, свободную от растительности. На другой стороне открытого пространства возвышался довольно высокий, поросший экзотическими растениями холм. Спустя некоторое время часть холма начала медленно сдвигаться в сторону, обнажая вход в освещенный, довольно широкий коридор.

— Добро пожаловать в ваше временное жилище! — снова раздался голос айголианца. — Я понимаю, вам достаточно страшно входить в неизвестность, но уверяю, вы здесь в полной безопасности.

— Да мы уже привыкли, — ответил Евгений Макаров. — Вы нас приучили к чудесам, Лэймос.

Первым на территорию инопланетной базы шагнул руководитель экспедиции. За ним последовали все остальные. После того, как семерка пересекла входной порог, отъехавшая часть холма начала движение в обратном направлении. Через минуту уже ничего не указывало на то, что внутри холма что- то находится.

Коридор привел путешественников в довольно просторное помещение. Ни у кого из них не возникло ощущения, что они находятся под землей, в укрытии, в отрезанном от внешнего мира пространстве. Потолок в зале был довольно высокий, освещение казалось естественным, стены были светлых теплых тонов. Вообще, зал чем-то напоминал холл фешенебельного отеля, с уютными столиками, креслами, малыми архитектурными формами, с многочисленными экзотическими растениями, многие из которых находились в фазе цветения.

В центральной части холла, почти сразу после того, как туда вошли исследователи, вновь возникло голографическое изображение айголианца. На этот раз он был в серебристом комбинезоне и таких же серебристых мокасинах. На голове его, как всегда, головного убора не было. Голос Лэймоса звучал спокойно и уверенно:

— Ну, вот и я. Всё же вам легче общаться со мной, когда я визуализирован. Надеюсь, вам понравился наш центральный зал. Вы, возможно, удивлены, что здесь всё так просто и довольно уютно, похоже на обычные земные помещения. Но удивляться нечему. Всю свою айголианскую жизнь я прожил под поверхностью планеты, вот в таких помещениях, максимально удобно устроенных для комфортной жизни без естественного света. Вот и здесь я сделал всё по образу и подобию той моей жизни. А тенденции эргономики и дизайна, в общем, везде одинаковы, отличаются лишь мелочами. Так что всё здесь похоже на обычную жизнь на вашей родной планете. Да и на звездолете тоже много вполне обычного, привычного для вас в земной жизни.

— У меня в голове не укладывается, как подобное можно было сделать без участия человеческих рук! — удивился Валентин Рудников. — Это такой колоссальный труд!

— Это только на первый взгляд сложно, — ответил Лэймос, — на Земле за последнее столетие тоже возникло множество автоматизированных производств. Да, вы немного отстаете от цивилизации айголианцев, но идете по тому же пути, что и мы. Так что через пару сотен лет и на Земле большинство производственных процессов, в том числе строительных, будут автоматизированы. А я за почти двадцать тысяч лет создал всё мне необходимое, от роботизированной добычи полезных ископаемых до создания компьютеров и высокоэффективных энергетических установок.

— Да, всё это здорово, — произнес руководитель экспедиции, — но чем мы будем заниматься в этих стенах?

Лэймос чуть заметно кивнул головой:

— Не беспокойтесь, Сергей Алексеевич! Во-первых, я не собираюсь держать вас взаперти в помещениях внутри базы. Вы абсолютно свободны в своих передвижениях по острову. А в острове, в его замечательной тропической природе, я уверен, вы не разочаруетесь. Во-вторых, постараюсь предоставить увлекательную познавательную и образовательную программу. Ведь у вас всех, я уверен, ко мне есть тысячи различных вопросов. Попробую, пусть и не на все, но на некоторые из них ответить. А подготовка к полету займет четыре-пять дней, это не так уж и долго.

Лэймос на мгновение умолк и затем продолжил:

— А сейчас я вам покажу, где вы будете жить. У каждого будет своя комната с необходимыми удобствами. Столовую я вам тоже сейчас покажу. Айголианскую кухню вы уже попробовали. Если будет желание что-то приготовить собственными руками, пожалуйста, всё необходимое в вашем распоряжении.

Из большого зала вели несколько широких стеклянных дверей, которые раздвигались автоматически при приближении к ним. Одна из дверей вела в коридор, также, как и зал, освещенный естественным, по ощущениям, светом. По обеим сторонам коридора располагались двери в жилые помещения. Комнаты были небольшие, но очень уютные. Всё было продумано до мелочей, как в пятизвездочных гостиничных номерах земных отелей.

Вторая дверь вела в просторную столовую, из которой, соответственно, другая дверь вела на кухню с многочисленными автоматами по приготовлению блюд и с вполне земными поварскими принадлежностями. Везде стояли многочисленные роботы различного функционального назначения.

Третья дверь через коридор вела в просторный спортивный зал с небольшим бассейном, заполненным водой лазурного цвета, с массой различных спортивных снарядов и тренажеров. Одна стена спортивного зала была полностью стеклянной. За стеклом располагался тропический сад с множеством цветущих и плодоносящих растений.

Из центрального зала вела еще одна дверь. Дверь эта открывала путь в медицинский отсек с химической лабораторией и оборудованием, необходимым для обследования здоровья землян.

— Как видите, я постарался предусмотреть всё или почти всё для нормальной, вполне комфортной жизни на острове, — сказал Лэймос Крэст. — Те, кому по тем или иным причинам не подходит здешний климат, могут понежиться во внутреннем саду с кондиционерами, где нет аллергенных растений и агрессивных насекомых.

Айголианец продолжил экскурсию по зданию:

— Для каждого из вас предусмотрен переносной пульт, обеспечивающий управление всеми системами внутреннего пространства, в том числе и всеми входами. В здании их предусмотрено четыре, по четырем сторонам света. В любой момент, когда вы захотите, сможете выйти из здания и прогуляться по острову. Когда вы еще побываете в тропиках?!

— А сейчас для вас, я думаю, самое время пообедать, — улыбнулся айголианец, — прошу всех в столовую.

Обед на тропической базе оказался еще более вкусным и разнообразным, чем вчерашний ужин на планетолете. Вновь на столе оказалось несколько оригинальных, неведомых, но очень вкусных блюд, приготовленных роботами-поварами.

— Ребята, да мы с такой пищей через неделю ни в один звездолет не поместимся, — пошутил Женя Макаров.

— Не беспокойтесь, — прозвучал голос Лэймоса, — рацион продуман и сбалансирован. Лишних калорий вы не получите. Пища питательная, полезная и довольно низкокалорийная. А звездолет просторный и мощный, так что на этот счет беспокоиться нечего, всем места хватит.

После обеда путешественники разошлись по своим комнатам. На острове в это время стояла полуденная жара, так что Лэймос посоветовал до вечера не выходить из здания во избежание солнечных ударов и перегревов организмов.

Северяне впервые очутились в экваториальных широтах. Для них всё было настолько необычно и экзотично, что, выйдя вечером на берег океана, они практически не переговаривались друг с другом, а просто завороженно бродили босиком по прибрежному, теплому, почти белому песку и блаженно улыбались. Над ними постепенно стали проявляться бесчисленные, яркие, так редко видимые в северных широтах из-за облачности звезды. Постепенно над головами начало проступать пролитое небесными жителями молоко Млечного Пути. В береговой растительности пели неведомые птицы и насекомые. Земля благоухала, смешивая запахи океана с запахами распаренной суши.

Часам к десяти вечера, надышавшись ароматами прибоя, умиротворенные и расслабленные, все вернулись на станцию, вновь немного перекусили бутербродами с душистым и крепким, совсем земным кофе.

— Что ж, я думаю, вы изрядно нагулялись, — произнес айголианец. — Теперь можно пообщаться в спокойной обстановке. Все дела отложим на завтрашний день.

Земляне не спеша расселись в удобных креслах, расставленных полукругом в общем зале островной станции, и приготовились вновь, как и в предыдущий день, слушать таинственного всемогущего пришельца.

— Я, конечно, предполагаю, о чем вы хотите меня расспросить, — чуть улыбнувшись краешками глаз, сказал Лэймос, — но, всё же, хочу услышать первый вопрос из ваших уст. Все не сговариваясь, посмотрели на Сергея Алексеевича, тем самым выражая ему свое безоговорочное доверие. Он, не поворачивая головы, почувствовал взгляды коллег и едва заметно кивнул, соглашаясь со своим лидерским положением.

— Мы всё еще не привыкли к нашему сегодняшнему положению, по крайней мере, я, — произнес руководитель экспедиции ровным, спокойным голосом, стараясь не выказывать внутреннего напряжения. — Всё с нами происходящее настолько неожиданно и фантастично! Во-первых, я хочу поблагодарить вас, Лэймос, за гостеприимство и за вашу расположенность к нам. Хоть вы и представились нам Ноем, но, я думаю, это имя к вам не приживется, по крайней мере, в нашем небольшом коллективе. Поэтому позвольте называть вас вашим настоящим именем. Я сотни раз за свою жизнь задумывался, как может состояться контакт человечества с представителями иных цивилизаций, но, естественно, не предполагал, что буду участником этого контакта. Я не ошибусь, если скажу за всех. Мы потрясены происшедшим. Я уверяю вас, Лэймос, что с нашей стороны вы не ощутите по отношению к себе никакой агрессии, а взаимопонимание придет в процессе общения.

— Спасибо за ваши слова, Сергей Алексеевич, — кивнув, произнес айголианец. — Я тоже уверен, что наши отношения будут ровными и доброжелательными. Иначе в нашей ситуации просто нельзя.

В течение всего диалога шестеро путешественников с уважением смотрели, поворачивая головы, то на своего руководителя, то на голографическую фигуру представителя далекого мира.

— Ну, а теперь, Лэймос, позвольте мне задать и свой вопрос, — через небольшую паузу произнес Савельев, — вернее, это сложно назвать вопросом, поскольку он всеобъемлющ, и отвечать на него, я думаю, вам придется в течение всего времени нашего общения.

Руководитель экспедиции задумался на несколько секунд, посмотрел на пришельца и продолжил:

— Ещё несколько дней назад мы только предполагали, что в нашей галактике существует, помимо земной жизни, жизнь иная. Теперь мы знаем это точно. Она существует. Возможно, существует бесконечное количество цивилизаций. Ваша цивилизация, уважаемый Лэймос, старше нашей, она продвинулась дальше нас в познании мира. Расскажите, если это не тайна, обо всем, о чем знаете вы, а нам только предстоит узнать на пути нашего земного развития. Я выражу общее мнение, нас интересует буквально всё.

— Логичный вопрос, — кивнул айголианец, — что-то подобное я и ожидал услышать. Поскольку разговор этот долгий, не на один вечер, что вас интересует в первую очередь?

— Конечно, устройство Вселенной! — чуть не вскочил со своего кресла Женя Макаров.

Все дружно рассмеялись.

Лэймос Крэст тоже улыбнулся: — Естественно, что может интересовать астрофизика?

— Нас всех это интересует, — поддержал товарища Андрей Чернеев. — Евгений Владимирович уже посвятил нас во многое, так что мы все здесь немного астрофизики, хотя, конечно, и абсолютные дилетанты в этом деле.

— Что можно сказать? — не спеша начал айголианец. — Скажу так. Человечество движется в правильном направлении в познании этого до конца непознаваемого вопроса. Да, да, я не оговорился. Вопрос понимания устройства Вселенной действительно до конца не познаваем, и с научной точки зрения, и с философской. Айголианская цивилизация, как и земная, только прикоснулась к этому вопросу, была только в начале пути, хоть немного и опередила землян. Какие-то двести, может быть, триста лет, и вы тоже достигнете того же уровня понимания, что и мы в свое время, а, может, и обгоните нас. Но, повторяю, мы с вами только в начале пути. Мироздание до конца познать невозможно! Я в своем повествовании постараюсь изъясняться на понятном, доступном языке, по возможности избегая специфических терминов.

Все семеро землян сидели в своих креслах, затаив дыхание, почти не мигая, глядя на такую реальную, а на самом деле эфемерную фигуру айголианца.

— Прежде всего, хочу сказать, что пространство действительно бесконечно, — продолжил Лэймос, — не Вселенная, а именно пространство. До конца это не поддается осознанию, но это так. Я опять не оговорился. Размеры нашей Вселенной конечны. С каждой секундой она увеличивается в размерах на колоссальную величину, поскольку постоянно расширяется, но в каждый определенный момент нашего времени она конечна, у нее есть границы. А вот пространство мироздания бесконечно, и за границами нашей Вселенной существуют другие вселенные и их бессчетное количество. Наша Вселенная всего лишь небольшая, по космическим меркам, клеточка огромного организма, который и мы, и вы называем мирозданием. Несколько лет назад ученые Земли ввели дляобозначения этого всеобъемлющего понятия специальный термин — Мультивселенная. Давайте и мы в нашем разговоре придерживаться этого общепринятого названия, хотя я бы назвал немного по-другому — Мегавселенная.

Было видно, что Лэймосу самому интересно вести этот разговор. Даже голографическое изображение инопланетянина выражало вполне различимые, привычные для землян эмоции.

Помолчав несколько секунд, он продолжил:

— В Мультивселенной существуют три константы. Это пространство, время и энергия. Попробуйте представить, что пространства и времени нет, и никогда не было. Я не говорю о времени существования и о пространстве нашей Вселенной, а в более широком, философском смысле. Представьте те времена, когда Вселенной еще не существовало. Да, ее не было, но пространство и время были, были эти четыре измерения, в которых мы с вами живем. Невозможно представить, что их быть не может. Тогда не может быть и мироздания. Так вот, мироздание — это пространство, время и энергия. Эти три составляющих бытия всегда были и всегда будут, хотя и сложно подобное представить. Энергия — это тоже константа мироздания. В любом кубическом сантиметре пространства заключена вполне определенная энергия. Ученые Земли совсем недавно прикоснулись к этой тайне и пока не могут понять, что же это такое. Они назвали ее темной энергией. Она составляет около семидесяти процентов поддающейся подсчетам массы-энергии Вселенной. Эта энергия и трансформируется в различные виды материи на протяжении всего времени существования мироздания, то есть вечно. Пространство тоже не трехмерно, оно устроено гораздо сложней, чем мы его воспринимаем, и время не одномерно, но сегодня мы не станем, простите за тавтологию, углубляться столь глубоко. Всё это вопросы, связанные с квантовой механикой. Земляне уже прикоснулись к этим загадкам, в частности, кто-то из вас уже наверняка слышал о так называемой квантовой запутанности. Всё это как раз и связано с другими измерениями пространства-времени.

Айголианец вновь замолчал на несколько мгновений и затем продолжил:

— Видимая материя нашей Вселенной составляет всего около пяти процентов от общей вселенской массы. Совсем немного. Добавим семьдесят процентов массы темной энергии. Остается около двадцати пяти процентов. Это так называемая «скрытая масса» или, как ее всё чаще называют в последние годы, темная материя. Она проявляет себя по гравитационному воздействию на небесные тела, но увидеть ее не удается. Так вот, эта темная материя и есть материя иных вселенных, с иными элементарными частицами, нежели частицы нашей Вселенной. Сколько этих вселенных, нашей цивилизации установить не удалось, но то, что их, по крайней мере, две, включая нашу, айголианские ученые подтвердили экспериментальным путем, уловив элементарные частицы принципиально иного типа, отличного от частиц родного нам мира. Частицы эти не взаимодействуют с материей нашей Вселенной никаким образом, кроме гравитационного взаимодействия. Возможно, этих вселенных пять, если предположить, что их масса примерно равна массе нашей Вселенной. Тридцать процентов поделим на шесть. Получается, как раз по пять процентов массы на каждую вселенную. Возможно, их намного больше, а возможно, и всего одна, помимо нашей. Они прекрасно существуют параллельно вселенной, в которой нам суждено было родиться.

— Но ведь Большой взрыв должен был уничтожить иные вселенные, проникая материей сквозь них? — пылко произнес, почти вскрикнул Евгений Макаров.

— Да, наша Вселенная проникает сквозь другие вселенные, расширяясь, — ответил Лэймос, — но они практически не взаимодействуют, влияя лишь на пространственное расположение галактик и на их скопления. Оттого и анизотропность, неравномерность плотности пространства. А Большой взрыв — это всего лишь одно из достаточно частых по космическим меркам событий в истории Мультивселенной. Возможно, этих Больших взрывов было множество.

— А что было до Большого взрыва? — вновь спросил взволнованный исследователь.

— Если был Большой взрыв, значит, до момента взрыва было Большое сжатие до критической массы, набрав которую, предшествовавшая вселенная или несколько предшествовавших вселенных взорвались. Происходил процесс стягивания этих вселенных практически в точку, до состояния сингулярности. А как иначе? Из ничего этого глобального события не произошло бы.

— Лэймос, а нашими учеными правильно подсчитано, что Вселенная, в которой мы живем, образовалась около четырнадцати миллиардов лет назад? — спросил Валентин Рудников.

— Да, это так, — подтвердил айголианец. — Материя иных вселенных, при возникновении определенных, пока не до конца понятных условий, под воздействием гравитационных, а, возможно, и других, не исследованных еще сил мироздания, начала стягиваться в определенную область пространства. Скорее всего, это было соединение нескольких гигантских так называемых черных дыр, по общей массе сопоставимых с массой нашей сегодняшней Вселенной. Этот процесс, видимо, происходит в Мультивселенной не так часто, но он не единичен. Так, около четырнадцати миллиардов лет назад по земному времени возникли условия для возникновения новой, нашей Вселенной.

— Фантастика! — не выдержав, восторженно сказал Сергей Алексеевич. — Действительно, этот мир до конца познать не удастся никому и никогда. Цивилизации будут постигать очередные тайны мироздания, но новые открытия повлекут за собой всё новые и новые тайны.

— Друзья мои, — вздохнул айголианец, — то, что я вам сейчас рассказал, увы, не бесспорно. Это всего лишь теоретические достижения ученых моей родной планеты. Конечно, они в той или иной степени подтверждены экспериментами и математическими расчетами, но это лишь теории. Они не абсолютны. Существует множество различных теорий существования мироздания. Высказанная только что вам гипотеза представляется мне наиболее жизнеспособной.

— Да, я совершенно с вами согласен, — произнес Евгений Макаров. — Все эти проблемы настолько глобальны и сложны в изучении, что возможность ошибочного понимания не исключена практически по любому вопросу. Взять хотя бы проблему горизонта видимости. Вселенная начала расширяться четырнадцать миллиардов лет назад. Свет, возникший в начале расширения, прошел лишь конечное расстояние — те же четырнадцать миллиардов световых лет. Пространство, лежащее на большем расстоянии от нас, наблюдать просто невозможно. Фотоны света от объектов, лежащих за горизонтом видимости, просто не успели до нас долететь. Мы можем видеть лишь конечное число светящихся объектов Вселенной. Мы видим ограниченную часть пространства с радиусом около четырнадцати миллиардов световых лет.

— Я скажу больше, — поддержал Макарова айголианец. — Представьте себе, что этого горизонта не существует, и мы можем наблюдать все светящиеся объекты в бесконечном пространстве. Тогда наш взгляд в любой точке этого бесконечного пространства рано или поздно должен встретить преграду — светящийся объект. Всё небо для нас в таком случае было бы светящимся от излучения бесконечного количества звезд. Но этого не происходит. Небо для нас, наблюдателей, темное, с ограниченным количеством объектов. И виной тому, в кавычках, конечно, горизонт видимости.

— Я знаком с тем, о чем вы нам поведали, — кивнул в ответ астрофизик. — По этому вопросу можно добавить еще вот что: вблизи горизонта видимости мы должны наблюдать материю в далеком прошлом. Тогда плотность вещества была намного больше плотности вещества в настоящем. В тот период, в начале расширения Вселенной еще не было отдельных объектов. Вещество было непрозрачным для излучения. Так что мы в принципе не можем наблюдать пространство за горизонтом видимости.

— Более того, — произнес Лэймос Крэст, — я разовью вашу мысль, Евгений. Фотоны света, либо иные излучающие частицы других, окружающих нашу, вселенных, не могут пробиться сквозь столь плотную материю, какую мы можем наблюдать вблизи горизонта видимости, из времени начального этапа расширения нашей Вселенной. А темная материя, возможно, состоит из элементарных частиц, для которых наша Вселенная остается прозрачной при любой, сколь угодно большой плотности вещества.

Астрофизик и айголианец так увлеклись разговором на животрепещущую для них обоих тему, что, казалось, совсем забыли об окружающих их коллегах. А шестеро землян сидели в креслах, практически раскрыв рты, и внимали каждому слову специалистов, совсем забыв о том, что и они являются равноправными участниками дискуссии.

— Ну что ж, я думаю, на сегодня достаточно, — наконец подытожил разговор Лэймос Крэст, — вам всем пора отдыхать. Завтра с утра займемся необходимыми делами, а вечером продолжим наше приятное общение.

— А вы когда-нибудь отдыхаете? — спросила айголианца Наташа Кольцова.

— Конечно, а как же! Я перехожу в ждущий режим, — в первый раз широко улыбнулся землянам запрограммированной компьютерной улыбкой гость с далекой планеты.

Планета Земля Один из необитаемых островов республики Кирибати Пятый день контакта

Следующее утро на тихоокеанском побережье выдалось не таким тихим и безоблачным, как предыдущее. Видимо, где-то на бескрайних водных просторах бушевала стихия, и её отголоски долетали и до острова, который стал на несколько дней пристанищем семерым путешественникам. Еще вчера спокойная гладь океана возмущалась и набегала на песчаный берег пусть и невысокими, всего в метр с небольшим высотой, но окаймленными белыми «барашками» волнами. Пальмы и другая растительность на берегу послушно склонялись под порывами теплого тропического ветра.

Как только солнце немного поднялось над горизонтом, каждого из землян разбудил приятный ненавязчивый зуммер, раздавшийся в их номерах. Лэймос Крэст приглашал всех на завтрак, после чего предстояла организационная работа по подготовке к путешествию на космический корабль.

В основном, мероприятия сводились к медицинскому обследованию будущего экипажа планетолета и к обучающим занятиям, позволявшим ознакомиться с правилами поведения на корабле, с устройством его функциональных систем, с вопросами техники безопасности в предстоящем полете.

За занятиями прошло полдня, время близилось к полудню.

— Что ж, на сегодня обучения и обследований достаточно, — произнес айголианец. — После обеда я должен буду систематизировать полученные данные. Пока, в первом приближении, скажу, что противопоказаний к полету для кого-то из вас я не нашел. Во второй половине дня можете заняться личными делами по своему усмотрению.

Ветер не стихал. Океан, как и ранним утром, набегал на берег пенистыми волнами. Освободившись от дел, Наташа и Валентин, не сговариваясь, вышли из здания айголианской станции и пошли сквозь густые заросли экзотической растительности навстречу равномерному шуму океанского прибоя.

— Мне кажется, нам есть с вами о чем поговорить, — начал разговор Валентин.

— А почему вы не обращаетесь ко мне на «ты»? — взглянула на собеседника девушка и чуть улыбнулась.

— Беру пример с вас, — парировал Рудников.

— А я с вас.

В следующее мгновение оба они уже громко смеялись. Смех их не был слышен никому, разве что разноцветным попугаям, разместившимся в кронах вечнозеленых деревьев, окружавших парочку.

— Давай отбросим ненужный политес, — вволю насмеявшись, наконец, произнес молодой человек, — договорились? С этой минуты мы с тобой на «ты».

— Согласна, — ответила Наташа. — Но, если иногда и проскользнет «вы», не обижайся. Мне нужно привыкнуть: я не могу так быстро перестроиться.

— Договорились, — кивнул в ответ Валентин.

Незаметно для себя они подошли к океану. Небольшие волны размеренно накатывались на берег, оставляя после себя тоненькие белые пенные очертания, то и дело возникавшие и исчезавшие на песке.

— Тебе здесь нравится? — продолжил разговор Валентин. Он всё еще испытывал некоторое смущение при общении с малознакомой девушкой и поэтому попытался завязать разговор ничего не значащей дежурной фразой.

— Не то слово, — согласно кивнула Наташа. — У меня голова кружится от всего происходящего. Фантастика просто! Я в детстве читала Жюля Верна, Уэллса, Ефремова. Всё воспринималось как сказки, выдумки, фантазии писателей. И вдруг это происходит со мной. Невероятно!

— Невероятно, но факт. Я сам в первый и во второй день после появления Лэймоса несколько раз щипал себя за руку, пока окончательно не удостоверился, что всё, что со мной происходит — реальность.

Валентин и Наташа остановились у кромки моря. Теплая вода тропических широт омывала их ступни, чуть погружая тела с каждой новой волной в мелкий, словно в песочных часах, чуть желтоватый песок.

— Я тоже люблю фантастику, — продолжил Валентин, — только настоящую, классическую, а не фэнтэзи, которой в последнее время развелось пруд пруди. В юности читал Лема, Артура Кларка, Айзека Азимова, Казанцева, того же Ефремова. И вообще, Наташа, мне кажется, что у нас с тобой много общего. Как ты думаешь?

— Возможно, — уклончиво ответила девушка и снова чуть улыбнулась, на мгновение потупив взор и задумавшись о чем- то своем, сокровенном.

Молодые люди несколько минут постояли у кромки прибоя, обменялись двумя-тремя многозначительными взглядами, а затем не торопясь пошли вдоль берега, о чем-то чуть слышно разговаривая и улыбаясь друг другу. И в разговоре их уже не было той скованности, что была еще несколько минут назад. И им не нужно было следить за тем, чтобы не назвать своего собеседника на «вы».

Незаметно наступил теплый, благоухающий цветочными ароматами тропический вечер. Немного отдохнув после дневных занятий по подготовке к полету, поужинав экзотическими блюдами земного происхождения, но инопланетной кухни, земляне вновь собрались в общем зале, уже знакомом и привычном для них.

Айголианец не заставил себя долго ждать: Лэймос Крэст был точен, как часы, и вышел ровно в назначенный час.

— Что ж, друзья, еще раз приветствую вас! Надеюсь, что сегодняшний день для всех для нас не пропал даром?

— Проведенное с вами время не может быть бесполезно прожитым по определению, — отозвался Сергей Алексеевич. — Знания, переданные вами, поистине бесценны.

— Я готов продолжить наш разговор. О чем бы вы еще хотели узнать?

Айголианец оглядел всех присутствующих. На какое-то мгновение его голографическое изображение чуть потускнело и заколыхалось, но тут же восстановилось в прежнем, уже таком привычном для землян виде. Видимо, его электронному организму потребовалась какая-то небольшая корректировка.

— Лэймос, а расскажите про свою планету, про её историю поподробней, чем несколько дней назад, — попросил Андрей Чернеев. — Скорее всего, у наших цивилизаций много общего, раз мы так поразительно схожи, по крайней мере, визуально.

— Я понял, о чем вы хотите узнать, — кивнул айголианец. — Действительно, визуально мы схожи. Я тоже был поражен этим, когда прилетел на Землю в те незапамятные времена. Хотя тогда вид «человек разумный», пусть и ненамного, но отличался от современных людей.

Свет в помещении, где располагались путешественники, постепенно начал тускнеть, и на большом экране, размером во всю стену, появилось изображение галактического пространства, усеянного множеством разноцветных звезд и туманностей. В голографической руке Лэймоса появилось опять же голографическое приспособление, похожее на небольшой удлиненный фонарик. С его помощью айголианец стал водить лучом света по изображению на стене, поочередно увеличивая различные участки звездного неба. Появилось отчетливое изображение отдельных звезд, планет с множеством спутников, комет с огромными хвостами и даже крупных, с причудливыми формами, отличными от шарообразных, метеоритов. Наконец Лэймос Крэст остановился на изображении одной из звезд, яркой желтой точкой светящейся среди бесконечного угольно-черного пространства галактики.

— Это моя родная звезда Нэя! Повторюсь — земляне называют её Тау в созвездии Кита. Четвертая планета в системе Нэи — моя родная планета Айголь!

Было видно, как непросто дались эти слова айголианцу. Суперкомпьютер, оказалось, тоже был способен на эмоции. В его множественных ячейках существовала трепетная, ранимая память прежнего живого существа.

Все земляне обратили внимание, что Крэст о чем-то глубоко задумался. Такого ещё не было прежде: изображение пришельца застыло, но это не был технический сбой, это был сбой эмоциональный.

— Извините меня, друзья, — голограмма айголианца вновь ожила, — я задумался о своем, о детстве, о моих близких, родных.

Во взглядах всех семерых землян проявилось сочувствие.

— Лэймос, мы вас прекрасно понимаем, — проговорил Савельев. — Может быть, не будем затрагивать такие трепетные темы, раз вам непросто рассказывать о родной планете. Давайте о чем-нибудь другом, разве мало интересного, о чем мы не ведаем.

— Нет, Сергей Алексеевич, всё нормально. Мне не пристало поддаваться эмоциям, это лишь секундная слабость.

Спустя несколько мгновений, перед землянами вновь стоял собранный, сосредоточенный представитель иной цивилизации — командор звездоплавания Лэймос Крэст.

— Итак, я родился на планете Айголь около двадцати тысяч лет назад по земному исчислению. К моменту моего рождения на планете уже вовсю шли необратимые процессы умирания на ней жизни, так что я не видел её процветающей, а наоборот, все впечатления моего детства связаны с всё нараставшими проблемами, которые уже не под силу было решить моим землякам. Они боролись, боролись до последнего, но природа не захотела, чтобы цивилизация айголианцев существовала на этом свете. И я боролся наравне со всеми, в меру своих сил, своего образования, своей энергии, но… Вы уже имеете представление, что с нами произошло. Тут и добавить нечего.

— Расскажите про то, как развивалась айголианская цивилизация, — попросил Валентин Рудников. — Схожи ли наши пути?

— Я много размышлял по этому поводу, — неспешно начал Лэймос, — и пришел к выводу, что, видимо, все цивилизации развиваются по похожим, объективным законам, которые предопределены природой. Конечно, различия существуют, но центральный вектор развития у всех цивилизаций идентичен. А цивилизаций, я уверен, во Вселенной множество. Хотя за всю Вселенную, а тем более за Мегавселенную я отвечать не могу; чего не знаю, того не знаю. Но за нашу галактику, как вы её называете, за Млечный Путь, могу положиться. Вокруг нас, на расстоянии сотен и тысяч световых лет возникали в прошлом, существуют в настоящее время или ещё возникнут в будущем многочисленные цивилизации. Нас разделяют громадные расстояния, мы разделены по времени существования, но, поверьте мне, то там, то тут в темном галактическом пространстве вспыхивают искорки жизни. Некоторые искорки почти тут же затухают, а из иных разгораются планетные пожары, полыхающие не один десяток миллионов лет.

— Вы хотите сказать, что жизнь существует только в нашей галактике, а в других её может и не быть? — перебил Лэймоса Женя Макаров.

— Да, Евгений, вы это точно уловили из моих слов, — утвердительно кивнул пришелец. — В других галактиках жизнь, возможно, и не существует. Я не говорю, что во всех остальных, кроме нашей галактики, но в некоторых — это очень вероятно. Возможно, галактика Млечный Путь — лишь крохотный островок жизни среди сверкающей безжизненной Вселенной. По крайней мере, две наши с вами цивилизации — это объективная реальность. Я пытался поймать сигналы из других миров на протяжении всей той бездны лет, что находился на земной орбите, но так и не достиг положительного результата, лишь столкнулся с чем-то неведомым здесь, в Солнечной системе. Но об этом я расскажу как-нибудь в другой раз. Итак, я отвлекся. Слишком мал отрезок времени во вселенском масштабе для пересечения моментов развития цивилизаций. Да, рибонуклеиновая кислота, РНК, первичный кирпичик жизни, распространена по всей нашей Вселенной, поскольку химические элементы едины везде, по крайней мере, опять же, в нашем мире. Но не факт, что сложные производные рибонуклеиновой кислоты в других галактиках совершили тот таинственный переход из неживой природы в живую, когда первая простейшая клетка обрела способность нервной деятельности и начала делиться. Я скажу более. Я убежден, что жизнь возникла в нашей галактике всего один раз, и это была фантастическая случайность. А затем живые клетки начали распространяться уже по всем ее звездным системам на космической пыли, на неживой материи, которой полон космос. Мне пришла эта мысль ещё давно, несколько тысяч лет назад, но с каждым днем она всё крепнет и крепнет, исходя из накапливаемого мной опыта.

— А почему тогда искоркам жизни не перелететь в другие галактики? — спросил сидевший до этой минуты отчего-то угрюмый Игорь Лебедевский.

— Почему не перелететь?! Они перелетают, но расстояния между галактиками столь велики, космос столь недружелюбен, что проникнуть жизни во все уголки Вселенной не представляется практически никакой возможности.

— Вы хотите сказать, что наша галактика — праматерь жизни во Вселенной? — с эмоциональным подъемом высказал свою мысль Андрей Чернеев.

— Точно утверждать не могу, — даже чуть пожал голографическими плечами айголианец, — но это вполне вероятно. По крайней мере я не нашел в данной гипотезе противоречий, исходя из возраста Вселенной и возраста наших цивилизаций. А по времени, по космическим меркам, зарождение жизни на наших планетах практически совпадает. Пара-тройка сотен миллионов лет в данном случае не в счет. Скажу больше, наши цивилизации родственны, поскольку по вселенским масштабам мы не просто жили в соседних квартирах, а обитали в коммуналке, на одной кухне, что вам, русским, почти всем знакомо с детских лет не понаслышке. Подумаешь, каких-то двенадцать световых лет. По меркам Вселенной это даже не метры, а миллиметры. Видимо, поэтому мы так похожи внешне.

Неожиданно со своего места привстал руководитель экспедиции Сергей Алексеевич Савельев:

— Скажите, Лэймос, а как вы относитесь к Богу? Верите ли вы в него? Мы здесь все материалисты, по крайней мере внешне. Но вопрос возникновения жизни волнует всё человечество, об этом задумывался практически каждый разумный землянин, во все времена. Эта тайна пока остается нераскрытой, а в ваших словах прозвучало, что жизнь — фантастическое событие, произошедшее во Вселенной всего один раз. Нет ли тут Божественного начала?

— Вот это очень хороший, просто замечательный вопрос! — даже чуть взволнованно произнес пришелец. — Хотя, не скрою, я ожидал чего-то подобного, и у меня есть теория на сей счет. И на планете Айголь, и на планете Земля мы называли и называем божественным всё необъяснимое, таинственное, не поддающееся пониманию с материалистических позиций.

Видно было, что айголианцу приятно отвечать на вопросы землян. Рассказывая, он чуть улыбался, едва заметно, краешками глаз. Но всё равно это было заметно.

— Главное в данном вопросе — что подразумевается под понятием Бог?! Я считаю, что Бог — это потенциальная энергия мироздания. Она просто существует и всё! Нужно принять это как аксиому. Она существовала всегда, и будет существовать всегда. И эта потенциальная энергия постоянно переходит в материю, свойством которой является обладание кинетической энергией. А материя, распадаясь, теряя свою кинетическую энергию, вновь переходит в потенциальную энергию мироздания. Этот процесс вечен. Образование нашей Вселенной, так называемый Большой взрыв — всего лишь эпизод перехода энергии в материю, только в глобальных, колоссальных масштабах. Все эти бесконечные переходы мы и называем природой, поэтому Бог — это Природа. Всё материально, ничего сверхъестественного здесь нет. Всё подчинено единым для Мегавселенной законам мироздания. В других вселенных, возможно, другие законы, отличные от наших. Но всё равно они сочетаются с физическими законами нашей Вселенной; множество вселенных находятся в вечном равновесии.

— Раз мы частицы Природы, значит мы частицы Бога?! — произнес Чернеев.

— Совершенно верно, Андрей! — тотчас ответил айголианец. — Все мы созданы Природой, все мы её частицы. Вы — первичные частицы, а я, как ни парадоксально это звучит, частица вторичная, созданная первичными частицами, жителями планеты Айголь, уничтоженными всё той же Природой. Каждый живой организм, на какой бы он ни родился планете — элементарная частица, встроенная в бесконечно высокий небоскреб Мегавселенной.

— По-вашему получается, что высшей силы во Вселенной не существует. Почему тогда на Земле, независимо друг от друга, возникло несколько религий? — заинтересованно произнес Валентин Рудников. — Кто подсказал людям, человечеству, что их существованием руководит неведомая, всесильная субстанция?

— Религии возникли как на вашей, так и на моей планете от невозможности объяснить непонятные законы Природы. Религия — это путь познания Природы, пусть своеобразный, но путь. Чем больше мы будем познавать законы Природы, чем дальше продвигаться в этом знании, тем меньше места останется в умах для религии. Подумайте, сколько жизней было прервано из-за разногласий по религиозным вопросам. Вспомните века инквизиции. Вспомните вечное противостояние исламского и христианского миров. Подобное было и на планете Айголь. Мы тоже потеряли миллионы ни в чем не повинных айголианцев. А божественное начало можно отождествить с началом материалистическим. Трехмерное пространство, в котором мы обитаем, и время, которое движется от момента минус бесконечность к моменту плюс бесконечность, существуют в мироздании по определению. Попробуйте представить, что пространства и времени могло и не существовать. Я уже говорил об этом. Уверен, что у вас ничего не получится. Мы пытаемся искать другие измерения: четвертое, пятое и так далее. Мы пытаемся обосновать, что время при определенных условиях может сжиматься или растягиваться. Но всё это лишь физические свойства данных двух констант, на которых зиждется существование как таковое, в какой бы галактике оно ни проявлялось. Все наши поиски направлены на то, чтобы найти это божественно-материалистическое начало. А его не нужно искать, оно просто есть и всё. Пространство существовало всегда, и всегда будет существовать. Оно всегда нам принадлежало, даже до нашего рождения, как до нашего с вами рождения нам принадлежало и время. Цепочка случайностей и закономерностей во всём мироздании от момента минус бесконечность до настоящей минуты принадлежала каждому из нас, приближая моменты наших рождений. У всех еще нерождённых, незачатых к этому часу потенциально существуют пространство и время. И только у прошедших свои жизни до конца организмов, будь то высокоорганизованные мыслящие существа или просто растения, пространство и время перешли в иное качество — в бесконечность и в память. Из всего сказанного и следует вывод: время, пространство и энергия — три кита, на которых стоит материальное мироздание. Это и есть Бог, а мы все — его частицы.

— Но многие люди ищут помощи у Бога, — попытался возразить Валентин, — и Бог им помогает.

— Да, вера в Бога помогает людям! — ответил Лэймос. — Вера существует в их сознании, и это здорово. Я не вижу здесь противоречий. Это ещё один из законов Природы. Так Она защищает свои частицы от возможных потрясений. Слабые люди просят помощи у Бога и становятся сильнее, сильные люди полагаются в жизни на себя, поскольку они сами — частицы Бога! — подытожил дискуссию Лэймос Крэст.

Все земляне без исключения после слов айголианца несколько минут сидели в глубокой задумчивости, осмысливая размышления пришельца.

— Друзья, а ведь мы отвлеклись от первоначально намеченной темы сегодняшнего разговора, — улыбнулся айголианец. — Я обещал рассказать вам о своей планете. Сделаем перерыв, или вы готовы слушать меня дальше?

Все семеро путешественников как будто очнулись от этих слов и разом выжидательно посмотрели на голографическое изображение Лэймоса.

— Продолжайте, пожалуйста, — высказался за всех руководитель экспедиции.

— Да, спасибо. Итак, я родился на планете Айголь в созвездии Тау Кита страшно подумать сколько лет тому назад. По Земле тогда ещё бродили стада мамонтов, на территории сегодняшней России водились саблезубые львы и тигры, по лесным тропинкам косолапили пещерные медведи.

После этих слов экспедиционеры немного оживились: видимо представили, как в районе будущей Красной площади щипали сочную траву стада лохматых доисторических слонов.

— Планета Айголь больше Земли, но ненамного; соответственно, гравитация там тоже на пару десятков процентов больше земной. В остальном, наши планеты достаточно схожи; примерно тот же атмосферный состав, тот же рельеф, тот же минералогический состав. На Айголь был схожий с земным, хоть и более мягкий, климат. Но это всё в прошлом, в далеком прошлом. Естественно, отличается продолжительность календарного года и продолжительность суток, но в свои золотые годы на планете была и весна с журчавшими ручьями и с бурливым половодьем, и жаркое лето с купальным сезоном, и золотая осень, и достаточно суровая, заснеженная зима. Но, к несчастью, эта зима продолжается уже двадцать тысяч земных лет и теперь уже никогда не закончится.

Лэймос Крэст снова о чем-то задумался, видимо подбирая слова для дальнейшего повествования.

— В отличие от земной поверхности, разделенной на шесть частей света и на семь континентов, на Айголь было всего два огромных материка: по одному в каждом из полушарий. На протяжении почти всей истории планетарная цивилизация была разделена на две части, хотя как биологический вид была едина. Части света разделяли два достаточно бурных океана. Связь между континентами возникла только в эпоху мореплавания, когда на обеих частях света примерно в один и тот же период были построены и спущены на воду корабли, способные преодолевать значительные расстояния.

На Земле такой период тоже был, он начался в конце пятнадцатого века с путешествия Христофора Колумба. И вот тогда-то на Айголь и началось самое ужасное: периодически стали возникать межконтинентальные войны, в которых с каждым последующим столетием погибало всё больше айголианцев. Сначала счет велся на тысячи, а в дальнейшем уже на десятки и сотни тысяч жизней. И главное, никаких причин для развязывания войн не было. Главными движителями конфликтов являлись чрезмерное самолюбие правителей, их постоянная борьба за власть, стремление во что бы то ни стало выделиться, войти в историю, неважно как, лишь бы войти. И у нас на Айголь абсолютная власть развращала правителей абсолютно, как и на вашей планете.

— Всё это нам хорошо знакомо, Лэймос, — вздохнул Савельев. — На Земле в двадцатом веке счет загубленным в войнах жизням ни в чем не повинных солдат и мирных жителей велся на десятки миллионов. Вы же были свидетелем этих событий. А сейчас Земля и вовсе напичкана ядерным оружием, как пороховая бочка. Случайный сбой техники, необдуманное действие, и всё может обернуться катастрофой. Тогда уже некому будет лететь с вами, заселять и осваивать Тэллу.

— Я и говорю, что цивилизации развиваются по схожим законам, — подтвердил слова Савельева айголианец. — Так устроила Природа мыслящие существа, что в них живет темное начало, что некоторые из них постоянно стремятся к неограниченной власти, невзирая на то, какими способами будет достигнута эта власть. Кровавые диктаторы были во все времена как на вашей, так и на моей планете, и, видимо, будут рождаться и в будущем. Общество так устроено, что не может в полной мере противостоять грубой, всё сметающей на своем пути силе. Вы боитесь ядерной войны, и правильно боитесь. Я скажу больше — на Айголь ядерный конфликт был, дошло и до него. Опрометчивый приказ одного дорвавшегося до власти самовлюбленного недалекого человека, и планеты могло не стать ещё задолго до того, как её начали губить вселенские процессы. Тот правитель присвоил себе право решать судьбу айголианской цивилизации, не спросив у нее на это разрешения. Хорошо, в кавычках, конечно, что всё закончилось обменом первыми ударами: нашлись здравомыслящие айголианцы как с одной, так и с другой стороны. Отдавшего приказ на применение ядерного оружия диктатора просто уничтожили его же приближенные в те же минуты и начали долгие и трудные переговоры. Но всё равно, несколько миллионов жителей планеты Айголь лишились самого дорогого — жизни. Так что мы с вами и в этом очень схожи: и Земля висит на тоненьком волоске, оторвавшись от которого, возможно, по нелепой случайности, может погибнуть.

Лэймос Крэст замолчал. Молчали и земляне. Всем вдруг стало страшно от только что произнесенных пришельцем слов, таких правильных и таких горьких.

— Я полагаю, на сегодня достаточно философствований, — произнес наконец инопланетянин. — Давайте теперь посмотрим на мою родную Айголь воочию, на ту планету, что существовала еще задолго до моего рождения. Я покажу вам фильм о лучших годах планеты. Смотрел его сотни раз, но с удовольствием посмотрю сегодня вместе с вами.

Плоское изображение планетной системы Тау из созвездия Кита на стене погасло и возникло новое, объемное. Землянам во всей красе предстала жизнь на неизвестной для них еще несколько дней назад, но уже в чем-то близкой на сегодняшний день планете. На голографическом экране начали возникать и сменять друг друга различные виды далекого, некогда населенного мира. Мимо проплывали непривычные для взглядов землян ландшафты с преобладанием в буйной растительности, наряду с привычным зеленым цветом, различных оттенков красного и желтого. Достаточно высоко над горизонтом стояло айголианское солнце — не очень большая, насыщенно-желтая, почти оранжевая звезда Нэя.

То тут, то там взорам семерых путешественников открывались очертания инопланетных городов, крупных поселков и небольших населенных пунктов, окруженных, как и на Земле, бесчисленными многоугольниками возделанных полей с неведомой растительностью. Поверхность планеты прорезали бесконечные линии автомобильных и железных дорог, так похожих на земные.

— Совсем как у нас, — вырвалось у Наташи Кольцовой, — только цвета немного отличаются.

— А как должно быть, мы же схожи? — ответил вопросом айголианец. — Разве что монорельсовых дорог и тоннелей у нас было больше. На Земле монорельсы только получили свое развитие. На Айголь перемещение по поверхности планеты со скоростью пятьсот-шестьсот километров в час было в порядке вещей.

Тем временем фильм продолжался. Камера неведомого оператора, очевидно управляемая дистанционно, теперь снимала достопримечательности огромного айголианского мегаполиса. Далекий инопланетный город также был похож на современные земные Токио, Нью-Йорк или Сидней. Те же бесчисленные улицы и переулки, заставленные пусть и фантастическими на вид, футуристическими автомобилями, те же зеркальные небоскребы, отнимающие дневной свет у обитателей города. Единственное, что разительно отличало инопланетный город от типичного земного мегаполиса — это наличие многоярусных эстакад, виадуков и мостов, по которым двигались бесконечные цепочки автомобилей. Растительности в городе было совсем немного, лишь кое-где жилые и общественные кварталы перемежали небольшие участочки с экзотической зеленью. Жители далекой Айголь были поразительно схожи с землянами. Среди айголианцев встречались и темнокожие представители разумного инопланетного вида, и жители со светлым цветом кожи, характерным на Земле для коренных обитателей северной Европы и северной Азии. Одежды на айголианцах преимущественно были простыми, свободного покроя, но из ярких, непривычных по своей фактуре для глаз землян тканей. Рядом с некоторыми инопланетными прохожими семенили лапками и приветливо виляли короткими хвостами необычного вида живые существа, подобные земным собачкам или кошкам.

— А что, на Айголь не сохранилось поселений с древней архитектурой, подобной архитектуре наших старинных городов? — спросил Лэймоса Савельев.

— Сохранилось, конечно, — кивнул в ответ пришелец, — но я поставил вам фильм о своем родном городе. Я, конечно, уже не увидел его таким, каким увидели вы, но в детстве родители часто брали меня с собой, когда выходили из нашего подземного жилища на замерзшую поверхность планеты. Этот город был столицей континента, одним из самых крупных мегаполисов на Айголь. К тому же он пострадал от ядерного удара и почти полностью был отстроен вновь, поэтому вы и не заметили строений классической архитектуры, подобных земным. Но, поверьте, на моей планете такие города были. Вы еще увидите их в других фильмах.

— Извините, я задал неудачный вопрос, — спеша прервать неприятный для Лэймоса Крэста разговор, произнес Сергей Алексеевич. — Давайте не будем ворошить в памяти неприятные для вас моменты.

— Ничего, ничего, — в то же мгновение парировал айголианец. — С тех пор прошло уже столько времени, я столько раз прокручивал свою айголианскую жизнь в памяти, что уже ни на что не реагирую болезненно. К тому же вы забываете, что я лишь сверхмощная электронная машина и лишен эмоций, хотя, по правде сказать, и стараюсь всеми своими кибернетическими силами их сохранить, хотя бы в небольшой степени создать для себя их иллюзию.

Лэймос чуть улыбнулся своей неповторимой улыбкой, едва заметной и слегка застенчивой, уже так знакомой семерым землянам.

Тем временем, фильм, видимо, закончился, и стена, на которой еще несколько секунд назад возникало изображение, постепенно начала тускнеть, меняя свой цвет на приятный лазоревый оттенок океана, окружавшего их остров со всех сторон.

— Коллеги, я думаю, на сегодня хватит, — кивнув айголианцу в ответ, сказал Сергей Алексеевич. — Разговор получился очень познавательным, хотя и достаточно тяжелым. И фильм, не ошибусь, если выражу общее мнение, нам чрезвычайно понравился. Что ж, жизнь есть жизнь, что на Земле, что на Айголь. Везде свои радости, везде свои проблемы. Спасибо вам, Лэймос! Вы заставляете нас задуматься обо всем на свете, а это для нас бесценный опыт. Пойдемте отдыхать, завтра будет новый день, новые впечатления, новые находки, новые раздумья. Всем спокойной ночи!

Планета Земля Один из необитаемых островов республики Кирибати Шестой день контакта

Новый день для жителей острова начался с неожиданного для всех происшествия.

Как и в предыдущий день, утром обитатели станции начали собираться к назначенному времени в так называемой кают-компании, служившей одновременно и столовой. Все без исключения путешественники до этого момента были достаточно пунктуальны, практически никогда не опаздывали к назначенному времени, но в этот день что-то пошло не так, как всегда. Вот уже больше пятнадцати минут пятеро ожидали двоих своих коллег. Отсутствовали Игорь Лебедевский и Валентин Рудников. Осмотрели всю станцию, но их нигде не было.

Проверив все закутки еще раз, Савельев с беспокойством в голосе обратился к айголианцу:

— Лэймос, куда они подевались, что произошло?

— Около двадцати минут назад Валентин с Игорем вышли за пределы комплекса. Извините, но я не вправе вмешиваться в вашу жизнь, поэтому с самого начала не наблюдал за ними.

Пришелец сделал паузу, в течение которой на лице его возникла некоторая нерешительность, и затем проговорил:

— Я догадываюсь, чем вызвано их отсутствие, но пусть они сами расскажут вам о том, что посчитают нужным.

Все пятеро землян, не сговариваясь друг с другом, почти побежали к выходу из здания станции.

А получасом ранее произошло следующее. В комнате Рудникова раздался стук в дверь.

— Валентин, это Игорь. Разговор есть. Выйди за дверь.

В коридоре стоял Игорь Лебедевский, какой-то взъерошенный, взвинченный. В голосе его звучали неприятные нотки.

— Пойдем на улицу, здесь места маловато, — с вызовом сказал он.

Валентин, ничего не ответив, вышел из здания станции вслед за Лебедевским через одну из боковых дверей, автоматически открывшуюся при их приближении. Игорь, не оборачиваясь, пошел вглубь джунглей, в папоротниковые и банановые заросли. Наконец, пройдя около ста метров, он обернулся.

— Оставь Наташу в покое! — вдруг схватив Рудникова за складки рубашки на груди, не проговорил, а скорее прошипел Игорь Лебедевский.

— Ах, вот оно что! — оттолкнул Валентин Игоря. — А я никак в толк не мог взять, о чем у нас с тобой может быть разговор. Теперь ясно.

— Ну вот, раз ясно, я тебе всё сказал! — вновь пошел навстречу противнику Игорь. — А то в момент будет пасмурно.

И Лебедевский в порыве злобы ударил Валентина по лицу. Хоть удар и был неожиданным, Рудников успел увернуться, и кулак Игоря лишь слегка чиркнул по щеке Валентина. В свою очередь, Рудников произвел ответный удар в корпус Лебедевского, в область солнечного сплетения. Игорь отскочил на пару шагов, но тотчас снова ринулся в бой. Два молодых человека сцепились друг с другом, обменялись несколькими ударами, затем упали на землю и начали кататься, попеременно осыпая друг друга тумаками. Схватка продолжалась около трех минут. Наконец Рудников изловчился и заломил правую руку Игоря Лебедевского ему за спину.

— Позволь Наташе самой решать, с кем ей быть, с кем дружить, — задыхаясь, прорычал Валентин.

— Мы с ней знакомы уже давно, а ты в нашей компании без году неделя, — парировал Игорь, также тяжело дыша и отдуваясь. — Отпусти, наконец!

Рудников ослабил руку противника. Оба сидели на земле и отряхивали грязь и клочки травы с еще недавно стерильно чистой одежды.

— Ну и что, что недавно со всеми вами знаком, — уже успокаиваясь, произнес Валентин. — Сама судьба свела нас всех вместе. Представляешь, что ждет нас впереди. Еще никому не доводилось такое испытать. Мы что, будем воевать теперь? Я повторяю, Наташа сама решит, как ей поступить. Мы оба здесь на равных, так что зря ты так. Можно было и без драки обойтись, по-другому всё решить.

— Как по-другому? — также успокаиваясь, ответил Игорь. — Я всегда привык решать такие вопросы по-мужски.

— Ну что ж, решил? — ухмыльнулся Рудников. — Как теперь в глаза всем будем смотреть? Думаешь, не заметят? Они нас давно уже ждут.

Тем временем пятеро обитателей острова, выскочив из помещения, услышали вдалеке непонятный шум, как будто ветер ломал заросли камыша. Затем они услышали отрывистые, приглушенные расстоянием голоса, скорее похожие на выкрики. Все ринулись в заросли, навстречу приближавшимся звукам. Через несколько минут их взорампредстала живописная картина. Посреди небольшой поляны, среди зарослей папоротников и свисающих с деревьев лиан, на земле сидели двое их коллег. Вид у обоих был весьма плачевный. У Игоря из уголка рта текла кровь, у Валентина был подбит левый глаз. Одежда у обоих была измазана черной тропической землей и зазеленена растительностью. При виде коллег оба опустили головы и потупили взгляды.

— Что случилось? — взволнованно спросил руководитель экспедиции.

— Ничего, всё нормально, Сергей Алексеевич, — ответил Валентин. — Это наше с Игорем дело, мы сами разберемся.

— Нет, это не ваше дело, — уже раздраженно продолжил Савельев, — это дело наше, общее. А ну рассказывайте, что между вами произошло?

— Это я виноват, — всё еще отряхиваясь, поднялся с земли Игорь. — У нас с Валентином личные отношения, не хотелось бы их афишировать.

— Я, кажется, догадываюсь, в чем дело, — вдруг почти вскрикнула Наташа Кольцова. — Ты опять начинаешь, Игорь. Я не давала тебе никакого повода. Мы же с тобой уже всё между собой выяснили и договорились, что личных отношений между нами быть не может!

Наташа подбежала к зачинщику драки и со всего маху залепила ему пощечину. Все присутствующие ахнули от такого неожиданного поворота событий.

Игорь потупился, отвернулся от коллег и удрученно встал около громадного тропического дерева, снизу доверху поросшего экзотическим буроватым мхом и оплетенного лианами.

— Вот оно что, — произнес Савельев, — Шекспировские страсти. Ну, это не худший вариант из того, что могло произойти. Согласен с вами, разберетесь сами между собой. Но драться, всё же, не следовало. Как теперь всё объясним Лэймосу?

— Ладно, Лэймос поймет, ему эти чувства знакомы, — произнес Андрей Чернеев, улыбнувшись.

— Ты думаешь? — чуть приподнял брови руководитель группы.

— Конечно, он же тоже когда-то был человеком, тоже влюблялся, тоже страдал.

— Не человеком, а айголианцем, не забывай, — поддержал диалог Сергей Алексеевич.

— А какая разница, всё равно молодым был, — подытожил Андрей, и все тут же как-то расслабились, заняли свободные позы, окончательно сняв царившее до того момента напряжение.

Конфликт, по крайней мере на ближайшее время, был исчерпан. Все семеро неспеша повернули назад, к станции, снова продираясь сквозь заросли бурной тропической растительности.

Лэймос Крэст встретил землян спокойно и дружелюбно, как будто ничего и не произошло.

— Не нужно мне ничего объяснять, я всё знаю. Давайте продолжим нашу подготовку к полету. Я наметил его на завтрашнее утро. Мне осталось рассказать вам еще кое-что, чтобы вы были полностью подготовлены.

Путешественники позавтракали и продолжили не особо обременительные занятия, которые продолжались около четырех часов. Кое-кто достаточно долго приводил себя и свою одежду в порядок, остался без завтрака и опоздал на обучение. После занятий айголианец сообщил, что до конца дня у всех есть свободное время, распоряжаться которым каждый может на свое усмотрение.

Игорь Лебедевский, после того, что произошло утром, не мог найти себе места. Очередной урок Лэймоса Крэста по подготовке к полету он совершенно прослушал, постоянно думая о своем. Он не винил Наташу за её недавний поступок, кляня себя за несдержанность, но на душе было нестерпимо обидно. Наташа Кольцова давно нравилась ему, он добивался её расположения, но ответного внимания со стороны девушки так и не последовало.

Размышления привели Игоря к единственно правильному, как ему казалось в данном случае, решению. Спустя некоторое время после окончания занятий он отважился поговорить с айголианцем.

В кают-компании никого не было, все разбрелись по своим комнатам.

— Лэймос, вы здесь? — произнес в пустоту Игорь. — Вы слышите меня?

Голос пришельца возник откуда-то сверху почти мгновенно.

— Да, Игорь, что вы хотите мне сказать?

— Я не хочу лететь на корабль. После того, что сегодня произошло, считаю, что это невозможно. У меня возникли проблемы во взаимоотношениях, вы знаете, с кем.

Было видно, как трудно дались Игорю эти слова, как он взволнован. Лицо его стало пунцовым, на лбу появились капельки пота.

Лэймос Крэст ответил не сразу. Видимо, слова землянина застали его врасплох.

— Да, такого я предвидеть не мог, хотя и обязан был, — отозвался, наконец, айголианец. — Казалось, что за эти тысячелетия я должен был предусмотреть абсолютно всё, но получилось, что не учел простые человеческие чувства. Оказалось, что отношения между людьми не менее значимы, чем технические аспекты проекта. Получается, я совсем не готов к полету на Тэллу. Хотя корабль полностью завершен в технической части, вопрос экипажа остается открытым. А ведь для путешествия необходимо будет набрать несколько сотен человек разных национальностей, разных воззрений на жизнь, разных характеров, наконец. Теперь всё откладывается на неопределенное время. После общения с вашей группой я должен буду еще не один раз всё взвесить, всё обдумать и просчитать. Хотя, как можно просчитать отношения между живыми людьми, не электронными машинами, которые можно перепрограммировать, а существами из плоти и крови, у которых у каждого свое воспитание, свои привычки, свои устои.

— Зря я завел этот разговор, — вздохнул Игорь, — нужно было перетерпеть, взять себя в руки. А я драку эту затеял. Как же мне стыдно!

— Как раз-таки и не зря, — отрицательно покачал головой Лэймос. — Вы преподали мне урок, молодой человек. Этот урок подтолкнет меня пересмотреть вообще всю программу подготовки к полету на Тэллу. Все мои многовековые расчеты и действия ничего не будут стоить, если на корабле в коллективе возникнут нестандартные ситуации, если там не будет полного взаимопонимания.

Юноша согласно кивнул:

— Да, это так, все люди разные. Чем больше коллектив, тем больше вопросов возникнет в замкнутом пространстве корабля, да еще за такой длительный срок. Это не на Земле, где можно со своими проблемами в любой момент отойти в сторону.

Оба собеседника на какое-то время замолчали и задумались.

— Я понимаю вас, Игорь, — прервал возникшую паузу пришелец. — Вы вправе поступать так, как считаете необходимым. Вечером, за ужином, мы вместе сообщим о вашем решении. Препятствовать в чем-либо я не имею права. Я вам не командир, а вы не подчиненный. Я продумаю, как возвратить вас в родную обстановку, туда, где вы живете. У меня будет только одна просьба, акцентирую, просьба, а не требование. Вы должны будете сохранить в тайне всё, что произошло с вами и вашими друзьями, иначе это может вылиться во всемирную катастрофу. Разглашение тайны может повлечь за собой изменение пути развития человеческой цивилизации, а это для меня будет означать крах всего, что задумал, что попытаюсь осуществить в будущем.

— Я даю вам честное слово, Лэймос! — понимающе поглядел на инопланетянина Игорь. — Всё останется в тайне, клянусь!

На острова архипелага Кирибати опускался вечер. Приятно, даже чуть приторно, благоухали тропические цветы, привлекавшие своими запахами бесчисленных птиц и насекомых. На темнеющем небе начали проступать первые звезды, постепенно очерчивая границы Млечного Пути, похожего на огромную новогоднюю елку.

Неожиданно во всех комнатах, в которых проживали путешественники, из встроенных в стены динамиков раздался голос Лэймоса Крэста:

— Друзья, прошу вас через десять минут собраться в общем зале. У меня для вас есть сообщение.

В условленное время все семеро землян были на месте.

— Обстоятельства нашего полета изменились, — произнес айголианец, — придется отложить путешествие в космос, по крайней мере, на сутки.

— Лэймос, не продолжайте, — перебил пришельца Игорь Лебедевский, — я сам должен всё объяснить.

— Хорошо.

— Сергей Алексеевич, друзья, я принял решение не лететь вместе с вами. У меня на это есть причины, но объяснять их я не буду.

Все сидели молча, выжидательно глядя на Лебедевского. Паузу прервал айголианец:

— Не скрою, у нас с Игорем сегодня был разговор. Я согласился с его доводами и считаю их достаточно убедительными. Мне нужно время, чтобы возвратить его в Москву. Я не могу оставить вашего коллегу здесь одного, это будет совершенно неправильно.

— Струсил! — грубо, с вызовом, почти выкрикнул вдруг Дима Кондрашов. — Мы же с тобой друзья, почему ты мне ничего не сказал?

— Прекрати, Дмитрий, — осадил его Сергей Алексеевич. — Нельзя бросаться такими словами.

— Лучшего друга-то он мог посвятить в свои дела, — обиженно произнес молодой человек.

— Ладно, сейчас во всем разберемся. Все мы догадываемся о причине.

— Подождите, послушайте меня, — резко встал со своего места Рудников. — Ясно, что всему виной мои с Игорем отношения.

Наташа Кольцова тоже попыталась встать и что-то сказать, но Валентин остановил её резким жестом.

— Повторяю, это наши с Игорем отношения, и мы разберемся в них сами. Игорь, послушай меня, мы взрослые люди, давай попытаемся обуздать свои эмоции. Мы должны лететь все вместе, мы же коллектив. Если кто-то не полетит, мы все будем чувствовать себя не в своей тарелке.

— А ведь точно, — перебил Валентина Лэймос, — не в своей тарелке, в буквальном смысле слова, не в своей летающей тарелке. А ведь она наша с вами, я создавал её и для вас, и для многих, многих других землян.

Игорь сидел в своем кресле, потупив взор, не зная, что ответить.

— Валя прав, — взял в свои руки бразды правления руководитель экспедиции, — нам всем будет хуже, если команда распадется.

— Я согласен с Сергеем Алексеевичем, — высказал свое мнение Женя Макаров.

Андрей, Наташа и Дмитрий также согласно кивнули, глядя на Игоря.

— Видишь, какие у тебя друзья, — повернул голографическую голову в сторону Лебедевского инопланетянин. — Соглашайся, всё в твоих руках. Если согласишься, то мы вылетаем завтра утром, на рассвете. Корабль к полету на орбиту готов, экипаж тоже подготовлен достаточно хорошо. Я успел провести инструктажи в полном объеме.

Игорь медленно поднял голову. В глазах он пытался скрыть набежавшие слезы, но ему это удавалось плохо.

— Спасибо, друзья! Мне сейчас трудно говорить, горло перехватило. Спасибо, что поддержали, спасибо. Вы меня убедили, я полечу со всеми.

— Ну, вот и славно, — облегченно выдохнул Сергей Алексеевич. — Мы снова все вместе. Лэймос, вы не имеете возражений против такого развития событий?

Тут земляне вновь, пожалуй, во второй или в третий раз увидели улыбку на лице айголианца. Он ничего не сказал, просто кивнул в ответ, и изображение его на секунду как будто стало немного ярче.

Савельев удовлетворенно опустился в свое удобное кресло.

— Не знаю, как вы, а я, честно говоря, немного трушу перед завтрашним полетом, — попытался разрядить обстановку руководитель. — Не каждый день выпадает полет в космос, да еще и на инопланетный корабль.

— Ну, он не совсем инопланетный, — ответил Лэймос. — Усовершенствовал-то я его уже здесь, в Солнечной системе. А переживать, опасаться перед полетом — это нормальная реакция организма. Ненормально было бы оставаться спокойным.

— Я тоже опасаюсь, — подтвердил слова руководителя Андрей Чернеев.

— И я побаиваюсь, честно сказать, — чуть качнул головой Женя Макаров. — Хотя, конечно, безумно интересно.

— И я боюсь, — тоненьким голоском произнесла притихшая Наташа.

— Ничего, я уверен, всё будет хорошо, — улыбнулся окончательно расслабившийся Сергей Алексеевич. — Мы верим в вас, Лэймос!

— Спасибо за доверие! Постараюсь полностью его оправдать.

После напряженного разговора в кают-компании царила какая-то благодушная, расслабляющая атмосфера.

— Лэймос, извините, пожалуйста, — произнес Евгений Макаров, — у меня к вам вопрос. Вы рассказали о своей планете, мы благодарны вам за это. Было очень интересно и поучительно. Но ведь вы наблюдали и за развитием нашей, земной цивилизации, практически с самого её зарождения. Нам интересно было бы узнать о наших предках, хотя бы вкратце. Можно это сделать, у нас целый вечер впереди? Завтра будет некогда.

— Да, конечно. Я могу не только рассказать, но кое-что и показать. Самые значительные события засняты и хранятся в памяти компьютеров, как на этом корабле, так и на основном, который подготовлен для полета к Тэлле. О чем бы вы хотели узнать?

— Сложный вопрос, — растерялся Макаров, — не знаю, о чем и попросить. Всю историю всё равно не охватишь. Хочется и динозавров настоящих посмотреть, и древние цивилизации, и из русской истории что-нибудь.

— А у вас есть записи с Пушкиным? — неожиданно спросил Андрей Чернеев. — Я всю жизнь пытался представить его голос, мечтал услышать его, хотя и понимал, что это невозможно. Голоса Есенина и Маяковского сохранились, а голос Пушкина — нет.

— Это возможно, — отозвался Лэймос. — Записей не так много, но эпизоды дня дуэли засняты. Конечно, я не снимал внутри помещений, это было бы неприлично, но на улицах Петербурга и на Черной речке я съемку проводил.

— А почему же вы не предотвратили дуэль? — как бы с укором произнес Андрей.

— Я вам уже говорил: никогда не вмешивался и не собираюсь вмешиваться в ход земной истории. Пусть всё идет так, как идет. Даже я не могу просчитать, чем может обернуться мое, пусть и мизерное, вмешательство. Если бы я когда-то что-то предпринял, человеческая цивилизация, возможно, уже бы и не существовала. Только объективное развитие земной жизни! Это мой принцип, и я от него не отойду никогда.

— Понятно, — кивнул в ответ Андрей Чернеев.

— Так вот, я могу показать вам документальную съемку того трагического дня. Предупреждаю, там есть страшные, тяжелые моменты. Согласны смотреть?

Савельев, как руководитель, вновь, как всегда, взял ответственность на себя:

— Да, Лэймос, мы готовы. То, что вы сейчас сказали, это откровение для нас. Вы же знаете, что значит для каждого русского Пушкин. Пусть это будут горькие моменты, но мы должны их увидеть.

— Хорошо, через минуту всё будет готово, — отозвался пришелец, — смотрите.

Свет в помещении погас и на свободной стене начало медленно проступать цветное голографическое изображение.

К достаточно длинному, высокому зданию, расположенному на набережной реки Мойки в Санкт-Петербурге спокойным, ровным шагом подходил человек немного выше среднего роста, в военной офицерской форме. Было около полудня двадцать седьмого января тысяча восемьсот тридцать седьмого года. Он подошел к крыльцу, поднялся по ступенькам и несколько раз дернул за веревочку, которая была привязана к колокольчику, подвешенному у входа внутри здания. Через несколько секунд одна из створок массивной широкой двери открылась, и на пороге показался невысокий человек в черном сюртуке, с кудрявыми волосами и большими бакенбардами. Мужчины поприветствовали друг друга и тотчас скрылись за дверьми. Спустя некоторое время человек в военной форме вышел из здания. Вид у него был озабоченный. Быстрым шагом, почти бегом он пошел по заснеженной набережной Мойки в сторону Невского проспекта и спустя несколько минут скрылся за поворотом.

Примерно через полчаса из здания вышел второй человек и пошел в том же направлении, к центральной части города. На плечи его была надета длинная, довольно объемная шуба, на голову — меховая шапка. В руках он держал увесистую металлическую трость. Лицо его было спокойно, хотя и крайне сосредоточено. Человеком этим был Александр Сергеевич Пушкин.

Примерно через час, около двух часов дня, мужчины вновь встретились. Александр Сергеевич подъехал к месту встречи, к началу Миллионной улицы в санях. Там Пушкина уже ожидал его секундант — Константин Карлович Данзас. Спустя минуту они отправились в сторону французского посольства. Через пятнадцать минут или чуть более со времени, когда оба они вошли в здание посольства, Александр Сергеевич вышел один, без Данзаса, сел в сани и уехал. Данзас вышел из особняка спустя еще сорок минут. В левой руке он держал скрученный в трубку листок бумаги. Отойдя несколько шагов от входа, он остановился, развернул листок, несколько минут вчитывался в написанные строки, затем свернул бумагу вчетверо и убрал во внутренний карман шинели.

В следующий раз Пушкин встретился с Данзасом около четырех часов дня в здании, на котором висела большая деревянная вывеска — «Кондитерская Вольфа». Константин Данзас подъехал к кондитерской в санях. За первыми санями следовали вторые. Он поднялся с возка и зашел внутрь здания. В руках Данзас держал плоский деревянный футляр, по углам отделанный металлическими накладками. Сквозь довольно большие окна видно было, как офицер подошел к столику, за которым сидел Александр Сергеевич. Перед Пушкиным стоял стакан из толстого стекла с желтоватой жидкостью. Они обменялись несколькими короткими фразами, Александр Сергеевич осушил стакан до дна, затем быстро встал, расплатился с молодым щеголеватым половым и вышел из помещения на улицу. Данзас последовал за Пушкиным.

Сев в головные сани, Пушкин и Данзас направились в направлении Троицкого моста. Сопровождавшие сани последовали за первыми. Уже начинал клониться к закату обычный пасмурный петербургский зимний день. На лице Константина Карловича читалась тревога, взгляд его был опечален и немного рассеян. Александр Сергеевич с виду был спокоен, выражение его лица было крайне сосредоточенным и невозмутимым.

Сани свернули на Дворцовую набережную. Движение по дороге в обе стороны было довольно оживленным. Навстречу проехал экипаж, в котором сидела молодая женщина. Это была жена Александра Сергеевича Наталья Николаевна. Данзас заметил и узнал ее, но супруги друг друга не заметили и проехали без остановки.

Процессия из двух саней подъезжала к Петропавловской крепости.

— Не в крепость ли ты везешь меня? — шутливо спросил Пушкин товарища.

— Нет, через крепость на Черную речку самая близкая дорога, — не отреагировал на шутку Данзас и вздохнул.

Проехав около получаса, выехали за пределы города. Впереди замаячили другие сани. На возке сидели двое молодых людей — Жорж Дантес и его секундант д’Аршиак.

К Комендантской даче подъехали почти одновременно. Остановившись, все четверо мужчин пошли в сторону от дороги. Было довольно ветрено, шел небольшой снег.

Секунданты, обменявшись репликами, отдалились от дороги в поисках защищенного от ветра места. Дуэлянты в это время стояли поодаль, отвернувшись друг от друга. Вскоре участок был найден на опушке небольшого соснового леса. Густой кустарник скрывал место дуэли от посторонних глаз.

Снега было почти по колено, движение участников было затруднительным, поэтому пришлось протаптывать тропинку. Этим занимались оба секунданта и Дантес. Пушкин, постояв с минуту, сел на ближний сугроб и равнодушно наблюдал за происходящим.

Данзас и д’Аршиак, сняв шинели и бросив их на снег, обозначили барьеры, между которыми было десять шагов. Дуэлянты встали друг напротив друга, каждый на расстоянии пяти шагов от своего барьера. Секунданты зарядили по паре пистолетов. По одному пистолету было вручено Пушкину и Геккерену-Дантесу.

Во время приготовлений Александр Сергеевич несколькими фразами, обращенными к Данзасу по-французски, выразил свое нетерпение.

Константин Карлович подал сигнал к началу поединка. Данзас махнул шляпой, дуэлянты начали сходиться. Пушкин быстро подошел к барьеру. Дантес сделал четыре шага. Соперники начали готовиться к выстрелу. Первым выстрелил Дантес.

— Je suis blesse, — раздался возглас Пушкина.

Спустя мгновение Александр Сергеевич упал на шинель Данзаса. Голова его оказалась в снегу. Пистолет тоже упал в снег, так что дуло его было забито. Данзас с д’Аршиаком бегом бросились к Пушкину. Дантес тоже сделал несколько движений в его сторону.

Через несколько бесконечных секунд Александр Сергеевич пошевелился и немного приподнялся, опираясь на левую руку.

— Attendez, je me sens assez de force pour tirer mon coup, — твердым голосом произнес раненый.

Дантес вновь встал к барьеру, повернулся к Пушкину боком и прикрыл грудь правой рукой.

Данзас передал поэту другой пистолет, взамен первого, забитого снегом. Секундант противной стороны попытался воспрепятствовать этому, но был остановлен жестом Дантеса. Опершись левой рукой о притоптанный снег, Пушкин прицелился и выстрелил. Дантес чуть пошатнулся и упал. Пушкин, увидев это, с возгласом «Браво» подбросил пистолет вверх.

Сделав выстрел, Александр Сергеевич вновь упал на снег и на несколько секунд впал в полуобморочное состояние. Очнувшись на какое-то непродолжительное время, он снова потерял сознание, но быстро пришел в себя. Больше сознание на месте дуэли его не покидало. Еще лежа на снегу, он спросил д’Аршиака:

— Est-il tue?

— Non, mais il est blesse au bras et a la poitrine.

— C,est singulier: j,avais cru que cela m,aurait fait plasir de le tuer; mais je sens que non.

— Au reste, с, est egal; si nous retablissons tous les deux, ce sera a recommencer.

Продолжать дуэль было невозможно. Пушкин был ранен слишком тяжело. Дантесу пуля попала в руку. После падения он вскоре поднялся и достаточно крепко стоял на ногах.

К тому времени почти совсем стемнело. Секундантам пришлось просить помощи у извозчиков, поскольку до дороги было слишком далеко. Донести Пушкина до саней по глубокому снегу было почти невозможно. Данзас, д’Аршиак и двое извозчиков разобрали забор из тонких жердей, мешавший саням подъехать к раненому. Бережно усадив Александра Сергеевича в сани, Данзас велел извозчику ехать медленно. Оба секунданта шли рядом с санями.

Было видно, как тяжело приходилось Пушкину. Он потерял много крови, его постоянно трясло. Глаза его были закрыты. Он ехал молча, ничем не выказывая страдания.

Дантес шел до своих саней самостоятельно. Иногда в местах, где снег был особенно глубок, он слегка опирался на своего секунданта.

Выехав на дорогу, сани последовали друг за другом. У Комендантской дачи дуэлянтов ожидала карета, присланная бароном Геккереном. Младший Геккерен и д’Аршиак предложили Данзасу перевезти Пушкина в город в их карете. Константин Карлович согласился, одновременно категорически отвергнув предложение Дантеса скрыть его участие в дуэли. Утаив от Пушкина, чья это карета, Данзас посадил в неё Александра Сергеевича. Он сел с Пушкиным рядом, и они отправились к центру Санкт-Петербурга.

Около шести часов вечера карета подъехала к дому на Мойке, где располагалась квартира, в которой жил поэт. Дверь кареты открылась, Данзас спустился по ступеньке вниз, на снег.

— Костя, сходи, позови там кого-нибудь, чтобы меня перенесли, — произнес Александр Сергеевич. — Успокой Наташу, если она дома. Скажи ей, что рана не опасна.

Данзас позвонил в колокольчик у входной двери. Через непродолжительное время дверь открылась, он вошел внутрь знакомого ему здания. Через минуту из квартиры выбежали несколько человек. Пушкина осторожно вынесли из кареты. Пожилой дядька-камердинер взял своего барина на руки.

— Грустно тебе нести меня? — спросил его Александр Сергеевич.

Пушкина занесли в дом. Через несколько секунд из квартиры послышался приглушенный стенами здания отчаянный женский крик.

Голографическое изображение на стене погасло. Семеро путешественников сидели, вжавшись в свои кресла, как будто окаменев от только что увиденного. Так продолжалось несколько минут. Никто не мог вымолвить ни слова.

Молчание нарушил Лэймос Крэст:

— Я понимаю, что вы потрясены увиденным. Но ничего не поделаешь, это один из моментов в истории планеты с названием Земля. Таких моментов было колоссальное количество — миллиарды и миллиарды. А сколько еще будет.

— Да, это потрясающе, — отозвался Савельев. — Мы увидели Пушкина, услышали его голос, причем в самый трагический момент его жизни, такой короткой и такой блистательной.

Снова повисло молчание, которое, в конце концов, всё же нарушил руководитель экспедиции:

— Погодите, Лэймос. Нам нужно какое-то время, чтобы всё осмыслить. Слишком много потрясений мы пережили за последние дни. Тут любая психика не выдержит.

Но время всё же взяло свое. Уже через несколько минут последовало бурное обсуждение увиденного.

— Мы привыкли воспринимать Пушкина как что-то неземное, возвышенное, — произнес Андрей Чернеев, — а ведь он был таким же человеком, как и мы все, как миллионы других людей, только талантливым. Я понял это сейчас, сегодня, увидев его воочию.

— Лэймос, простите нас за невежество, но никто из присутствующих здесь не владеет французским языком, — с некоторым стеснением произнес Сергей Алексеевич. — Я немного говорю по-английски и по-немецки, но французский язык совершенно для меня непонятен. И ребята владеют, в основном, английским. Мы не поняли, что говорили Пушкин и д’Аршиак после того, как всё уже произошло.

— Да, конечно, — кивнул айголианец. — Я постараюсь перевести разговор, пусть и не дословно. Падая, Александр Сергеевич сказал: «Я ранен». Через несколько секунд, когда к нему подбежали секунданты, он остановил их и произнес:

«Подождите, я чувствую в себе силы, чтобы сделать свой выстрел». Когда Пушкин выстрелил, и Дантес упал на снег, поэт спросил секунданта противника: «Убит?»

«Нет, но он повредил руку и грудь» — ответил ему д’Аршиак.

«Я чувствую, что мне, возможно, было бы приятно его убить» — произнес Александр Сергеевич.

Затем д’Аршиак попытался что-то произнести, но Пушкин его перебил: «Мы в равном положении. Если оба выздоровеем, то придется всё начать снова».

— Вот примерный перевод тех реплик, что вы недавно услышали, — подытожил Лэймос.

Все семеро землян сидели в задумчивости. У каждого после услышанного возникли свои соображения. Со стороны казалось, что каждый вспомнил что-то свое, из своей жизни.

На этот раз возникшую паузу прервал Дима Кондрашов:

— Неужели и вправду Наталья Николаевна ему изменяла?

— Изменять не изменяла, но в Дантеса, по всей видимости, была влюблена, — отозвался Женя Макаров. — Он действительно был красавцем, вы это только что видели. Когда ей было изменять, если она постоянно находилась в состоянии беременности? У неё же четверо детей было на руках, хоть ей, конечно, и сестры помогали, и прислуга. Но влюбляться молодым женщинам свойственно, это природа женского пола. Основной инстинкт, никуда не денешься.

— То же самое свойственно, между прочим, и мужчинам, — беззлобно съязвила Наташа Кольцова.

— Там всё очень сложно было в отношениях, — продолжил Сергей Алексеевич. — Александр Сергеевич ведь тоже не идеалом был и в отношениях с другими женщинами, и вообще, он обладал довольно непростым характером. Я в свое время много по этому вопросу литературы прочитал.

— Ему полагалось быть с непростым характером. Где вы видели гения с простым характером? — усмехнулся Андрей.

— Я вообще в своей жизни гения, к сожалению, не встречал. Много ли их действительно на белом свете? У нас если человек что-то неординарное сделал, так сразу гений. Вот Эйнштейн — гений, Леонардо тоже гений. Ну, Ньютон, Микеланджело, Шекспир, вот, пожалуй, и всё.

Тут к айголианцу обратился Игорь Лебедевский:

— Лэймос, вы же этой тайной владеете. Расскажите нам, как там всё было.

— Вы знаете, коллеги, не буду я вам никаких тайн открывать. Пусть всё остается так, как есть. Будет гораздо лучше. Да, действительно, Пушкин был обычным человеком, со своими положительными чертами, добродетелями, со своими грехами, со своими причудами. Поэты такие же люди, только с обостренным восприятием мира. Но волею судьбы он стал тем, кем стал. Лучше всего об Александре Сергеевиче сказала Ахматова: «Вся эпоха (не без скрипа, конечно) мало-помалу стала называться пушкинской. Все красавицы, фрейлины, хозяйки салонов, кавалерственные дамы, члены высочайшего двора, министры, аншефы и не-аншефы постепенно начали именоваться пушкинскими современниками, а затем просто опочили в картотеках и именных указателях (с перевранными датами рождения и смерти) пушкинских изданий. Он победил и время, и пространство». Да, действительно, Пушкин воздвиг себе нерукотворный памятник. Подобные памятники воздвигли тысячи поэтов и писателей. Это люди, которые на протяжении веков обогащают эфир Вселенной. Она с их мыслями и созвучиями становится мудрее. Александра Сергеевича вы увидели, голос его услышали, посмотрели, как в действительности проходил поединок. Я думаю, этого вполне достаточно. Повторюсь; не хочу что-то менять в ходе мировой истории, это чревато катастрофой.

— А много у вас подобных записей? — спросила Наташа Кольцова. — И дуэль Лермонтова тоже записана?

— Записана, но я думаю, вам на сегодня дуэлей достаточно. А то, с кем я завтра в космос полечу. Вы в меланхолию впадете с такими переживаниями.

— Да, интересно, — удовлетворенно покачал головой Савельев. — Лэймос, может быть, мой вопрос будет совсем неуместен, но я не могу его не задать. Иисус Христос существовал?

Мгновенно вся группа путешественников тут же примолкла и каждый как-то внутренне напрягся.

Айголианец внешне ничем не выразил своего отношения к произошедшему:

— В общем, меня этот вопрос не удивил. Он вполне логичен в данной обстановке. Что я могу сказать. Да, такой человек существовал в период времени, который на Земле принято называть началом новой эры. Да, у него был конфликт с верховной властью Иерусалима. Да, трагедия на Голгофе произошла на самом деле. Это был человек с ярко выраженными экстрасенсорными способностями, с высокой индивидуальной энергетикой. Что касается событий, описанных в Библии, скажу следующее: что-то произошло так или почти так, как там описано. Но все те события можно объяснить с материалистической точки зрения. Что-то было дописано на протяжении столетий, в процессе работы над книгой. События того времени обросли легендами. Это нормальный процесс. Думаю, этой информации достаточно. Главное, не расшатывать человеческие устои. Религия необходима для развития цивилизации. Так устроен мир.

— Спасибо за информацию. Действительно, вы правы, этого вполне достаточно, — удовлетворенно кивнул Сергей Алексеевич. — Скажите, Лэймос, а внешне он был похож на тот образ, который мы знаем?

— И похож, и не похож. Вы, наверное, замечали, что у каждого народа свой Иисус, с чертами лица, присущими этому народу. У южан он темней, у северян — светлей. Не буду вам больше ничего говорить, не буду разуверять в чем-то. Так будет для всех нас спокойней. Давайте лучше я вам покажу еще что-нибудь из всемирной истории, из намного более давних времен.

— Хорошо, я согласен с вами. Думаю, возражать никто не будет, посмотрим с удовольствием, — согласился Савельев. — Спать всё равно еще рано.

Все семеро землян удовлетворенно зашумели, зашушукались и заерзали в своих креслах в предвкушении следующего фантастического с их точки зрения просмотра.

На голографическом экране проступил знакомый каждому землянину и, одновременно, незнакомый пейзаж. Среди бескрайней равнины возвышалось своими очертаниями огромное каменное сооружение. Земляне привыкли видеть на многочисленных фотографиях, а многие, побывавшие в Египте, и воочию, сразу несколько грандиозных конструкций — две большие и три маленькие пирамиды. Но здесь пирамида была только одна, причем она не была привычного для глаз песочного цвета, а блистала на солнце белизной, словно огромная сахарная голова. И равнина, среди которой она стояла, была не привычного бурого цвета, а насыщенного изумрудно-зеленого.

Рядом с первой, уже достроенной громадой, примерно на треть от привычного современному взгляду вида возвышались над землей очертания второй пирамиды. Съемка велась издалека, с достаточно большого расстояния, и в первый момент можно было подумать, что среди зелени расположился огромный муравейник со снующими по своим делам трудолюбивыми лесными жителями. Но рассмотрев картину, становилось понятным, что это снуют не муравьи, а маленькие смуглые человечки. Все они были одеты в грубые накидки светлого, практически белого тона, кое у кого расшитые орнаментами. На головы египтян были надеты своеобразные головные уборы, которые закрывали лбы, уши и шеи от нещадно палящего Солнца. У некоторых из копошащихся вокруг сооружения людей на ногах была кожаная обувь довольно простого покроя, закрепленная на икрах длинными кожаными тесемками. Но основная масса строителей была босой.

Масштабы сооружения поражали своим размахом. Площадь строительства с подъездными путями, с площадками складирования огромных каменных кубов, с внушительных размеров деревянными механизмами составляла не менее трех квадратных километров. И вся эта площадка находилась в непрерывном движении. Сотни, а возможно и тысячи рабочих передвигали по огромному широкому пандусу, насыпанному из грунта с одной стороны строящейся пирамиды, тяжеленные глыбы известняка, предварительно поставив их на деревянные, по всей видимости дубовые, катки. Хотя пандус и был достаточно пологим, всё равно для подъема камней в гору требовались огромные усилия, поэтому египтянами была разработана целая система из блоков и тросов, существенно облегчавшая труд.

Тут же на строительной площадке, недалеко от подножия пандуса, находился и участок обработки камней. Глыбы, предварительно грубо обтесанные и доставленные к месту строительства, тщательно обмерялись отвечавшими за этот этап строительства людьми, после чего они поступали в распоряжение каменотесов. Каменотесы, с виду такие же субтильные, худощавые, как и другие строители, работали бронзовыми и каменными орудиями. С необыкновенным усердием, практически не прерываясь, час за часом они обтесывали камни неправильных размеров, постепенно превращая их в идеально подходящие для конструкции кирпичики, из которых и складывалось очередное чудо света.

Но такая непрерывность производственного процесса достигалась отнюдь не сознательностью рабочих. Приглядевшись, можно было увидеть, как по всей стройке то тут, то там сновали люди с плетками в руках. И хотя применяли они свой инструмент не так часто, но иногда можно было видеть, как взвивалась над головой надсмотрщика плеть и опускалась на спину одного из простых египтян, будь то каменотес или рабочий, передвигавший глыбы по пандусу к месту их установки.

Также можно было видеть, как по площадке строительства неторопливо ходят десятки людей с кувшинами. Это были водоносы, снабжавшие рабочих прохладной водой, поскольку на такой жаре работать без периодического питья было просто невозможно. Тут же, на стройплощадке, под открытым небом располагалась и кухня. В десятках печей одновременно выпекались тысячи круглых, больших, румяных лепешек. В огромных казанах и котлах варились горячие блюда преимущественно желто-бурого цвета, основой которых, по всей вероятности, являлись пшеничные или ячменные зерна.

Невдалеке, в стороне от строительства виднелся поселок египтян, а чуть поодаль над равниной возвышалась величественная статуя сфинкса, еще не полуразрушенная дождями и ветрами. Поселок состоял из невысоких, одноэтажных построек, довольно простых по конструкции. Крыши зданий были покрыты камышом. В некоторых зданиях входные двери были деревянными, довольно грубо собранными из необструганных сучковатых веток местных деревьев, связанных между собой веревками. Но в большинстве построек дверей и вовсе не было. Вместо них входы были занавешены кусками ткани. Окон в постройках и вовсе не было. Вокруг сооружений не было ни дворов, ни участков с растительностью. Дома примыкали друг к другу боковыми стенами, воздвигнутыми, кое-где из камней, кое-где из глины, смешанной с отжившими стеблями тростника. По улицам поселка то тут, то там сновали женщины в белых накидках, с мешками в руках или кувшинами на плечах. Перед домами в пыли занимались своими бесконечными детскими делами многочисленные малыши. Во всём сквозил минимализм. Не было ничего лишнего, никаких атрибутов мало-мальски комфортного, зажиточного существования.

Зато достроенная пирамида блистала своей величественностью. Действительно, в ней должен был лежать или уже лежал некто рангом никак не ниже бога. Она наводила на подходивших к ее подножию людей, с одной стороны, страх и трепет, а с другой — чувство восхищения такой сказочной, нереальной красотой.

Изображение древнего Египта постепенно погасло, и в помещении вновь засветился ненавязчивый, не раздражающий зрение зеленоватый свет.

— Да, здорово, — высказал мнение Сергей Алексеевич. — Всем нам представлялось, как строились пирамиды, но вряд ли кто предполагал, что это происходило именно так, как только что увидели.

— Какой колоссальный труд! — восхитилась Наташа. — Но только зачем это. Неужели настолько сильны были религиозные предрассудки египтян?

— Мировоззрение этого народа создавалось веками, — в следующее мгновение ответил Лэймос Крэст, — по кирпичику, как и сами пирамиды. Фараоны довели уровень своей власти до абсолютизма. Они приравняли себя к богам и культивировали такое отношение к себе на протяжении веков, если не тысячелетий. А народ Египта в то время был абсолютно непросвещен, неграмотен, беззащитен перед системой, выстроенной властью. Любое природное явление выдавалось фараонами за божественное деяние, в котором принимал участие и он сам. Возьмите хотя бы сезонные разливы Нила. Простые жители Египта искренне верили, что водами реки управляет их подобный богам фараон. Он может наградить их за послушание и трудолюбие, обеспечив хорошим урожаем, но может и наказать, если они будут недовольны его деятельностью и станут роптать. Египтяне считали, что их богоподобному властителю вполне по силам устроить засуху и оставить их без хлеба. Отсюда этот культ почитания, доведенный по нашим сегодняшним меркам до абсурда.

— Скажите, Лэймос, — перебил айголианца Евгений Макаров, — а почему мы увидели не пустыню, а цветущие зеленые поля вокруг пирамид? Насколько мне известно, сейчас там один песок вокруг.

— Да, действительно, в те времена природа Африки, и в частности Египта была несколько другой. На месте современной Сахары была саванна с достаточно разнообразной растительностью, с редкими, но не единичными деревьями. Там обитали животные, которые впоследствии сместились на юг, к экватору, в более пригодные для жизни районы. В те века как раз и началась смена климата, приведшая к тем результатам, которые нам известны на сегодняшний день. Глобальная смена климата, в конечном итоге, и стала одной из главных причин угасания великой древнеегипетской цивилизации, на смену которой пришла древнегреческая, а в дальнейшем и древнеримская.

Макаров удовлетворенно кивнул и задал еще один вопрос:

— Я хочу уточнить немного. Почему построенная пирамида такая белая и блестящая?

— Пирамиды и были изначально отделаны белоснежным камнем, который сверкал на солнце, словно кварц. Ветра и дожди в течение тысячелетий сделали то, что вы и привыкли наблюдать в настоящее время.

— А у вас много таких записей, Лэймос? — обратился к айголианцу Андрей Чернеев.

— Много не много, но кое-что есть, — удовлетворенно ответил пришелец. — Основные события в истории человечества, начиная практически с ее зарождения, я старался фиксировать. Хотя, признаюсь честно, за всем уследить мне не удавалось. Большую часть времени я занимался модернизацией звездолета, чтобы существенно увеличить его вместимость и повысить уровень комфорта для будущих пассажиров. Мне пришлось почти вдвое увеличить размеры корабля, создав дополнительные модули, которые были пристыкованы к существующему корпусу. Представьте: всё это нужно было спроектировать, добыть на Марсе или Луне необходимый металл для производства. Затем нужно было отлить компоновочные детали, обработать их, подогнать друг к другу и затем доставить на земную орбиту, где и смонтировать с основным корпусом «Айголь». Я уже не говорю о небольших деталях, которых в общей сложности пришлось изготовить более пятисот тысяч различного назначения.

Лэймос на секунду замолчал и затем продолжил:

— Так вот, я немного отвлекся. Да, существуют записи из истории человеческой цивилизации. У меня в памяти хранятся документальные кадры с Александром Македонским и с его отцом Филиппом, с римскими императорами Юлием Цезарем, Октавианом Августом, с Нероном и с Калигулой. Есть записи египетской царицы Клеопатры и Марка Аврелия. Много чего есть. Наконец, существуют кадры, где запечатлен Александр Невский, Иван Четвертый Грозный, Кутузов и Наполеон Бонапарт. Но на то, чтобы всё это посмотреть, понадобятся месяцы, а, то и годы. Это можно будет сделать только во время полета к Тэлле, если он, конечно, состоится.

— А вы сомневаетесь в этом? — спросил айголианца Савельев.

— Не сомневаюсь, мне нельзя сомневаться, иначе всё пойдет прахом. Но какое-то предчувствие существует. Время покажет, с чем это связано. А пока советую всем хорошо выспаться. Завтра у нас будет непростой, хлопотный день.

Планета Земля Седьмой день контакта

Следующее утро на острове выдалось по понятной причине сумбурным и волнительным. Все земляне были в приподнятом настроении, но с другой стороны, неизвестность перед предстоящим полетом вызывала нервозность и озабоченность у всех семерых без исключения.

После завтрака группа перешла в уже знакомый им космолет. Летающая капля стояла в глубине острова на специально расчищенной для приземления и взлета площадке весьма внушительных размеров. Грунт под космолетом был стекловидным, полностью оплавленным мощными струями горящих газов, которые вырывались из космического корабля каждый раз, когда он взлетал или приземлялся. Лэймос Крэст пошагово руководил процессом подготовки к полету. Из специально отведенного отсека были вынуты семь легких скафандров, в которые и облачились новоиспеченные космонавты. Надо сказать, что удалось им это не без труда. Хотя скафандры и были сделаны из довольно эластичного материала, одеть их оказалось делом непростым. На весь процесс ушло около получаса времени.

Наконец, всё было готово. Если бы в этот момент путешественников увидел кто-то со стороны, то обязательно бы решил, что встретил группу инопланетян. Так они фантастично выглядели в серебристых обтягивающих скафандрах, в зеркальных, причудливой формы шлемах и в довольно объемных, также серебристого цвета, полусапожках с металлическими застежками.

Двигатели космолета уже несколько минут назад были запущены и работали на холостом ходу. Все семеро расселись в кресла, каждый на свое уже привычное по предыдущему полету место. Айголианец досконально проверил, правильно ли земляне пристегнулись, указал на ошибки и, когда приготовления были завершены, с явной торжественностью в голосе произнес:

— Итак, коллеги,поздравляю вас! Через несколько минут мы оторвемся от Земли и поднимемся в космическое пространство, на орбиту звездолета, который я совершенствовал на протяжении не одной тысячи лет. Я не хвастаюсь, но с гордостью могу констатировать, что он полностью готов к межзвездному перелету на расстояние в двенадцать световых лет, к моей родной Тэлле. В звездолете не хватает только экипажа: представителей человеческой цивилизации, которые бы согласились навсегда покинуть Землю и совершить полет к соседней звезде. Но это дело будущего, возможно достаточно далекого будущего. А на сегодня, коллеги, моя задача заключается в том, чтобы ознакомить вас с плодами труда моих сопланетников, чья цивилизация волею судьбы не дожила до сегодняшних дней и моего скромного многолетнего труда.

— Скажите, Лэймос, — неожиданно спросил Евгений Макаров, — а наш аппарат при взлете не засекут разведывательные спутники американцев или наши, русские?

Поскольку скафандры землян уже были герметично закрыты, слова астрофизика все услышали из передающих устройств, встроенных в шлемы.

— Вы уже могли убедиться на своем опыте, что космолет невидим для всей без исключения современной земной техники, — понимающе ответил айголианец. — А поднимемся мы на такую высокую орбиту, на которой нет ни одного земного спутника или космической станции, так что наш корабль никому не будет мешать. Вероятность столкновения абсолютно исключена. На космолете, а тем более на звездолете, предусмотрена система безопасности высокой степени надежности, с двойным дублированием. Не забывайте, что звездолет уже совершил один перелет между нашими с вами планетами. С тех пор я еще не раз совершенствовал в нём почти все системы, в том числе и систему защиты. Уверяю, опасаться нечего. Итак, вы готовы?

Последовавшим молчанием земляне выразили свою удовлетворенность ответом айголианца и готовность к полету.

— Хорошо, — произнес Лэймос Крэст, — в добрый путь! Через несколько секунд все семеро исследователей ощутили, как космолет начал мерно содрогаться от возрастающего шума увеличивающих мощность двигателей. Гул всё нарастал и нарастал. Земляне своими телами почувствовали огромную силу космолета. Наконец произошел небольшой толчок, и все поняли, что они уже оторвались от поверхности Земли. Космический корабль стремительно набирал скорость. Остров архипелага Кирибати со всеми его пальмами и песчаными пляжами остался далеко внизу и позади.

Пассажирами корабля при наборе скорости ощущались достаточно большие перегрузки. Они не были такими критичными, какие испытывают космонавты на земных ракетах, поскольку космолет поднимался не строго вверх, а по наклонной траектории. Тем не менее, команде корабля пришлось пережить несколько неприятных минут. Наконец, достигнув необходимой для преодоления атмосферы и земного тяготения скорости, летающая капля стабилизировала движение и начала ровно и неуклонно подниматься в околоземное пространство.

В иллюминаторах, расположенных возле каждого кресла, была видна Земля. Планетный горизонт визуально постепенно закруглялся, становясь всё более дугообразным, по мере отдаления космолета от планеты. Путешественникам были видны знакомые очертания континентов, покрытых тонкими морщинками рек и родинками озер. Над Землей виднелись громадные скопления облаков, образуемых воронками циклонов. А выше, над горизонтом, над светлым ореолом атмосферы чернел бесконечный космос.

Невесомость наступила в течение нескольких секунд, примерно на двадцатой минуте после взлета. Земляне почувствовали это, хоть и были плотно пристегнуты к креслам.

Тела их вдруг стали совершенно невесомыми. Чувство было странным и с непривычки довольно неприятным. Это продолжалось две или три минуты, после чего всё вдруг встало на свои места, сила тяжести вновь прижала космонавтов к креслам.

— Друзья, всё нормально, — откуда-то сверху раздался голос Лэймоса Крэста, — я включил гравитатор. Так вам будет удобней и комфортней. Невесомость вы еще испытаете не раз, а пока будем жить в привычной для Земли обстановке.

— Мы уже в космосе? — раздался чуть измененный передающей аппаратурой голос руководителя экспедиции.

— Да, в данный момент корабль находится на высоте более ста километров от поверхности Земли, а это по планетным меркам уже считается нижней границей космического пространства.

— И сколько нам лететь?

— Около двух часов. Мы сделаем два витка вокруг планеты, постепенно повышая орбиту, пока не сблизимся со звездолетом. Потом кораблю необходимо будет немного затормозить и выровнять скорость своего движения со скоростью основной станции. Какое-то время уйдет на ориентацию в пространстве, после чего корабли состыкуются. На звездолете есть специально предусмотренная площадка стыковки с мощными электромагнитами. При их помощи космолет окажется в точке, необходимой для контакта кораблей. Вот и всё, ничего сложного.

Движение космолета теперь практически не ощущалось. Земля была уже достаточно далеко. Горизонт изогнулся настолько, что планета из иллюминаторов стала казаться огромной светящейся полусферой с разноцветными узорами рельефа и атмосферных явлений.

Все семеро путешественников неотрывно смотрели сквозь чуть затемненные стекла. Всё было настолько поразительно, но с другой стороны так реально, что никто не комментировал происходящего. Земляне сидели в креслах, молчали и наблюдали за отдаляющейся с каждой минутой планетой, на которой остались все их близкие и родные.

Пролетев так какое-то время, пассажиры почувствовали, что их корабль снижает скорость. Это было похоже на то, как резко тормозит поезд или автомобиль. Еще через несколько минут слева от корабля сквозь иллюминаторы стало видно, что они сближаются с огромным сооружением, парящим в пространстве, с одной стороны освещенным лучами солнца.

Космолет и звездолет медленно сближались. Чем меньше становилось между ними расстояние, тем величественнее выглядел межзвездный корабль, прилетевший из глубин космоса, с соседней, но всё же такой далекой звезды.

— Вот это да, уму непостижимо! — восхищенно произнес Андрей Чернеев. — Я за свою жизнь видел столько рисунков фантастических межзвездных кораблей, но в реальности всё еще намного фантастичней.

— Какая громадина! — восхищенно выдохнула Наташа. Сергей Алексеевич тоже, как и все остальные, с восхищением смотрел на детище инопланетной цивилизации:

— Да, ребята, такое я не ожидал увидеть. Любые фантазии меркнут, глядя на реальность. Наши космические станции просто спичечные коробки в сравнении с этой махиной.

Действительно, масштабы межзвездного корабля поражали. В длину он точно был больше полутора километров. Конфигурацией звездолет напоминал равнобедренный треугольник. В передней части корабля по периметру в несколько рядов светилось и мерцало множество зеленоватых огней. В задней части виднелось несколько огромных сопел, предназначенных, естественно, для создания реактивной тяги звездолета. Космический корабль не выглядел металлическим. Его оболочка была темной и матовой, на первый взгляд напоминающей резиновое покрытие.

Космолет медленно, но неуклонно приближался к парящей громадине. Несколько раз он на секунды отклонялся от оси движения, видимо, маневрируя для стыковки. Постепенно звездолет занял всё пространство обзора с левой стороны небольшого по сравнению с ним корабля, на котором находилась семерка землян.

Небольшой, едва ощутимый толчок, и два космических сооружения стали единым целым. Стыковка состоялась.

— Всё, коллеги, мы прибыли, — раздался как всегда ровный, спокойный голос айголианца. — Можете отстегнуть ремни, в них больше нет необходимости. На то, чтобы открыть шлюз нашего корабля и стыковочный модуль звездолета понадобится определенное время. Пока расслабьтесь и ожидайте, когда приглашу вас для перехода на основной корабль. Можете встать и пройтись, поскольку, я уверен, что ваши ноги затекли, их нужно немного размять.

Спустя несколько мгновений в космолете раздался какой-то новый, неизвестный равномерный шум, перемежающийся небольшими толчками. Затем всё затихло, и в задней стене корабля открылось прямоугольное отверстие, достаточное для того, чтобы сквозь него беспрепятственно прошел человек. В глубине прохода за отверстием зажегся такой же зеленоватый свет, какой земляне видели при приближении к звездолету на его наружной поверхности.

— Прошу вас, проход открыт, — раздался голос Лэймоса Крэста.

— Что ж, коллеги, приключения продолжаются! — произнес Савельев и сделал шаг в сторону перехода. — Вперед!

Коридор звездолета, по которому шли земляне, оказался довольно длинным, не менее пятидесяти метров. Стены его были серебристого цвета, матовыми, сделанными из какого- то металлического сплава. Сверху проход подсвечивался зеленоватыми точечными светильниками эллипсоидной формы. Пол был изготовлен из упругого, немного пружинящего материала серого цвета. Путешественники ступали по нему совершенно бесшумно.

Дверь, соединяющая переходный отсек звездолета с остальным объемом, бесшумно закрылась.

— Вы можете снять шлемы, — прозвучал голос Лэймоса. — Внутри звездолета воздух соответствует по составу воздуху Земли. К тому же он чище земного. Гравитация тоже отрегулирована и идентична планетной. Гравитатор я отключу только при движении корабля, во время набора скорости.

Коридор закончился, и взору семерки открылось довольно просторное помещение с множеством дверей. Свет в помещении, в отличие от коридора, был не приглушенным, а довольно ярким.

— Это жилой отсек, их на звездолете несколько, — раздался над головами землян голос айголианца. — У вас и здесь у каждого будет пусть и небольшая, но отдельная каюта со всем необходимым в долгом полете. Но сейчас мы пройдем дальше и, по возможности, осмотрим основные помещения.

Далее взорам гостей открылся просторный легкоатлетический зал, даже не зал, а роскошный спортивный комплекс внушительных размеров с множеством спортивных тренажеров, с беговыми дорожками, с небольшим футбольным полем. Удивительно, но покрытие на футбольном поле было не искусственным, а натуральным. На нем росла самая настоящая земная, насыщенного изумрудного цвета трава, ровно подстриженная и девственно не примятая.

Лэймос Крэст увидел, что несколько человек пристально рассматривали футбольное покрытие и тут же отреагировал:

— Это моя гордость. Я уже несколько десятилетий выращиваю футбольный газон, но пока на нем еще никто не играл. Если пожелаете, вы будете первыми.

— Надеемся, у вас и мячик найдется? — рассмеялся Женя Макаров. — Мы с удовольствием, тем более, что покрытие лучше, чем на «Уэмбли». Вряд ли кто из нас на таком играл.

— Найдется. Самый настоящий, сделанный на одной из знаменитых земных фабрик для недавно прошедшего чемпионата мира, — добродушно подтвердил пришелец. — Как он ко мне попал — маленький секрет. Пошли дальше.

Следующее помещение удивило землян еще больше. Это был прекрасно оборудованный плавательный бассейн с двумя чашами: на пятьдесят и на двадцать пять метров. Всё соответствовало общепринятым земным стандартам. У каждого из бассейнов стояли вышки для прыжков в воду. Были даже небольшие трибуны, расположенные по обеим сторонам пятидесятиметрового бассейна.

— А трибуны зачем? — с недоумением произнес Валентин Рудников.

Лэймос ответил незамедлительно:

— А как же! Звездолет рассчитан не на одну сотню человек. Можно проводить полноценные соревнования, хоть мини олимпийские игры. Не забывайте, по объективным обстоятельствам, на звездолете должно вырасти несколько поколений. У них должна быть полноценная, насыщенная жизнь. А без спорта жить на полную катушку невозможно.

— Согласен с вами, — отозвался Валентин и взглянул вверх.

Все семеро путешественников стояли, задрав головы и рассматривая причудливо выполненный с архитектурной точки зрения потолок водного комплекса. Свод представлял собой подобие взволнованного ветром моря, только в перевернутом виде, с изгибами волн, с провалами и подъемами. Цвет потолка тоже соответствовал морской тематике, а вычурная подсветка делала всю конструкцию просто фантасмагорической.

— Здорово придумано! — восхищенно произнес Андрей Чернеев. — Вы, Лэймос, еще и замечательный архитектор.

— Увы, друзья мои, это не мной создано, — грустно произнес айголианец. — Звездолет был спроектирован и построен еще там, на моей родине. Он уже таким прилетел сюда, к вам. Я на протяжении этих тысяч лет лишь дорабатывал, совершенствовал его конструкцию, увеличивал корабль в размерах. А свод этот был спроектирован моим другом, которого уже давным-давно нет на свете. Осталось созданное им, его трудом, его талантом. Он будет жив, пока существует память о нем. Я надеюсь, что земляне, которые полетят в будущем к моей родной звезде, сохранят память о всех айголианцах, создавших нашу цивилизацию.

— Но ведь вы и сами сохраните память о ваших друзьях? — удивленно произнес Сергей Алексеевич.

— Вы полагаете, что я вечен? — откликнулся Лэймос. — Я тоже раньше так думал, но в последнее время меня посещают другие мысли. Один серьезный компьютерный сбой, и моя электронная жизнь тоже может закончиться либо кардинально измениться. Хорошо, что этого не случилось за такое длительное время, за тысячи лет. Хорошо, что моя мечта о заселении Тэллы землянами живет, но и я не всесилен. Что произойдет в будущем, неподвластно и мне.

— Давайте не будем о грустных вещах, — вздохнул Сергей Алексеевич. — Давайте верить в вашу удачу, и всё получится.

Миновав огромное пространство водного центра, группа путешественников перешла в следующее помещение. Это была столовая, но столовая не простая, а вмещающая в себя еще и замечательный зимний сад с огромным количеством различных растений. Некоторые из них жителям Земли были хорошо знакомы, а некоторые они видели в первый раз в жизни. В цветущем саду, благоухающем незнакомыми ароматами, с любимыми всеми розами и орхидеями, гортензиями и полевыми цветами соседствовали не менее красивые экзотические растения, незнакомые землянам. Некоторые из них тоже цвели. На некоторых уже висели плоды, чем-то напоминающие и земные цитрусовые, и плоды манго, и авокадо, и даже весьма увесистые плоды тропических кокосовых пальм. Вдруг земляне увидели, как на фоне всей этой буйной зелени начала проявляться знакомая фигура. Лэймос Крэст, как только это стало технически возможным, предпочел общаться со своими гостями в визуальном варианте.

— Это тоже моя гордость, — торжественно сказал он. — Я выращиваю сад с того момента, как вступил на звездолет. В начале полета этим делом занимался весь экипаж. Но, когда я остался один, у меня, что называется, опустились руки. Да и рук у меня к тому моменту уже не было, лишь механические манипуляторы. Какое-то время растения жили сами по себе. Хорошо, что и тогда существовала система автополива, а то бы вся эта красота погибла. Немного оправившись от потерь коллег, я решил, что во что бы то ни стало сад нужно сохранить. Уход за растениями послужил мне отдушиной, лекарством от одиночества. Как это ни странно сейчас звучит, но я с ними разговаривал, спрашивал у них совета. Да и сейчас я порой говорю с ними. И они мне помогали и помогают. Ведь растения тоже живые существа, только немного отличные от нас с вами. Я чувствую их импульсы, и порой мне кажется, что они способны думать, анализировать и принимать решения.

— Но ведь здесь много и земных растений? — с вопросительной интонацией произнесла Наташа.

— Да, конечно. Прилетев на Землю, я начал пополнять коллекцию. Скажу более. Некоторые растения на планете уже не встретишь, они вымерли или видоизменились. А здесь, на звездолете, в искусственно созданной атмосфере Земли, прекрасно продолжают жить. Я даже попробовал скрещивать флору планеты Айголь с земной флорой. И произошло чудо — у меня получилось! Вы понимаете, растения с разных планет не отторгли друг друга и оказались способными дать полноценное потомство. Для меня это удивительно. Я пришел к выводу, что открыл еще одно доказательство того, что жизнь в нашей Вселенной едина, она исходит от одного корня, от одной зиготы.

— А можно нам посмотреть на эти растения? — спросил Дима Кондрашов.

— Конечно, у вас еще будет на это время. А сейчас мы всё- таки продолжим экскурсию по кораблю. Мне не терпится показать вам основные отсеки. Хотя это звучит смешно — роботу не терпится. И, тем не менее, это так. Пойдемте за мной.

Земляне организованной группой продолжили экскурсию. Они прошли несколько технических помещений, зашли в большой киноконцертный зал с прекрасной акустикой, которую тут же опробовали, поаукавшись и попев от души со сцены свои любимые песни. Выйдя из кинозала, группа попала в настоящую школу с классами, в которых были расставлены парты, а на стенах висели такие привычные с детства доски, пусть и с электронными вставками, но всё же, обычные классные доски. Затем вновь было несколько довольно длинных коридоров, освещенных всё тем же зеленоватым светом.

Наконец, семеро представителей земной цивилизации вошли в центральный пункт управления космическим кораблем, созданный представителями айголианской цивилизации. Впервые в истории человечества земляне увидели, насколько далеко может продвинуться разум в своем совершенствовании. Всё, что они видели когда-либо во множестве фантастических фильмов, померкло перед тем, что увидели воочию. Масштаб пункта управления звездолетом поражал. Несколько десятков огромных иллюминаторов, охватывающих полусферическое пространство, открыли перед ними космическую бесконечность. Достаточно далеко, сбоку от продольной оси звездолета, светилась их родная планета.

Взору землян открылся длинный в несколько десятков метров пульт управления межзвездным кораблем, мигающий огромным количеством разноцветных дисплеев и лампочек. На дисплеях бесконечно сменяли друг друга непонятные для жителей Земли знаки и графики. Масштаб сооружения поражал мощью и сложностью. У всех семерых без исключения в тот момент возникло чувство малости перед таким величием и, одновременно, острое чувство тоски по родной планете, оставшейся так далеко, такой маленькой и беззащитной по сравнению с громадой Вселенной.

Фигура айголианца вновь возникла перед землянами. Он стоял, такой спокойный и уверенный, что эта уверенность постепенно передалась каждому из путешественников.

— Здесь, перед этими приборами, я провел почти два десятка тысяч лет, — начал Лэймос. — В этом помещении располагается центральный компьютер, мой разум, то есть я сам, моя сущность. Здесь было всё — и минуты отчаяния, когда потерял последнего товарища, и минуты радости, когда обнаружил на Земле пусть и в зачаточном состоянии, но наличие цивилизации, наличие разумных существ, подобных разумным существам планеты Айголь. Здесь я провел бесконечное количество дней в раздумьях, что должен сделать для того, чтобы наша миссия в Солнечную систему не оказалась бесполезной, чтобы полет не закончился крахом. Здесь я наметил свои первые шаги, направленные на подготовку обратного полета. В этом помещении были разработаны проекты производств, необходимых мне для того, чтобы усовершенствовать, модернизировать звездолет. А для этого ой как много всего было нужно. Мне сейчас даже не верится, что это в полной мере удалось. Но, в итоге, всё необходимое было создано. Основные производства я поместил на Земле. С останками одного из таких заводов вы и столкнулись на севере несколько недель назад. Это было вначале. Потом я понял, что некоторые производства смогу создать только в безвоздушном пространстве, вне Земли. Луну, которую вначале тоже использовал, я исключил, хотя кое-какие необходимые материалы там беру до настоящего времени. В итоге мной был выбран Марс. Далековато, но ничего не поделаешь. Зато там мне никто не мешал. На Марсе я обнаружил и необходимые полезные ископаемые, и подходящие условия. Было создано несколько автоматизированных производств, которые функционируют и сейчас, и по сей день. Земные производства я постепенно свернул, поскольку они могли навредить развитию вашей цивилизации, повернули бы ее в другое русло. Это я понял, когда земляне сами начали создавать достаточно высокотехнологичные заводы и фабрики. Что мне оставалось делать? Я законсервировал всё созданное мной за тысячелетия и убрал глубоко под землю. Когда-нибудь ваши потомки все равно докопаются и откроют тайну. Вы — лишь первые в этом списке. Вот так, шаг за шагом, день за днем, я и создавал всё то, что вы видите сегодня. Корабль модернизирован. Он может принять на борт огромный экипаж из нескольких сотен человек, необходимый для того, чтобы человеческая цивилизация пустила свои ростки на далекой от Земли планете Тэлле.

— Да, как всё здесь удивительно, я не перестаю это повторять, — восхищенно произнес Сергей Алексеевич. — Лэймос, вы гений! Говорю это совершенно искренно, без преувеличения. Как вы смогли свернуть такую гору работы! Фантастика! Мы вами восхищены.

— Всё очень просто. Я должен был выживать, а для того, чтобы выжить, нужно созидать. Без этого существовать невозможно, даже в моем состоянии.

Орбита планеты Земля Звездолет «Айголь» Восьмой день контакта

Следующим утром, выспавшись каждый в своей каюте, а точнее сказать — в комнате, любезно предоставленной гостям, все семеро собрались в киноконцертном зале. Айголианец уже ожидал их там.

— Доброе утро. Надеюсь, спали нормально. Не говорю, ночевали, поскольку ночь в космосе понятие относительное.

— Да, всё хорошо, — ответил Савельев. — Непривычно, конечно, но настроение у всех хорошее, жалоб нет.

— Тогда давайте поговорим о наших планах. Не скрою, я доставил вас на звездолет не только для того, чтобы ознакомить с его устройством, но и для того, чтобы показать корабль в действии. Хотите еще одно путешествие?

— Да мы и так уже напутешествовались, — первым отозвался Евгений Макаров. — Что же еще?

— Этого вы предположить, конечно, не могли. Предлагаю вам совершить полет на Марс.

Было видно, как изумились все семеро. Вначале, в первые секунды земляне как бы впали в коллективный ступор, никто ничего не мог выговорить. Затем начали интенсивно переглядываться между собой, пожимали плечами, в изумлении поднимали брови. Наконец бразды правления взял в свои руки руководитель экспедиции:

— Лэймос, предложение, конечно, заманчивое. Мы уже начинаем понемногу привыкать к тем фантастическим событиям, которые в последнее время с нами происходят, но сегодняшнее ваше предложение нас действительно дезориентировало. Полет на Марс! Это для нас за гранью понимания.

— Согласен, всё это довольно неожиданно, — кивнуло в ответ голографическое изображение пришельца. — Немного поясню. Вы, наверное, думаете, что полет займет много времени. Конечно, это не день и не два. Но за две недели мы обернемся. Около недели туда, с разгоном, торможением и выходом на орбиту, и около недели обратно. Я хочу показать вам свои производства. Может быть, это тщеславие, но, видимо, я довольно тщеславный представитель своей цивилизации. Ничего с собой не могу поделать.

— Да, действительно мы особо не располагаем временем, — подтвердил слова айголианца Сергей Алексеевич. — На Земле у каждого остались свои дела, работа, родные, близкие. Они и так уже о нас беспокоятся. Мы не выходили на связь уже больше недели.

— Это я беру на себя. Сегодня же организую. Каждый из вас сможет связаться с Землей, поговорить с родными. Мне нужны номера телефонов, только и всего.

— Неужели отсюда можно позвонить?! — восхищенно произнесла Наташа.

— Можно, всё можно. Не забывайте, что этот звездолет преодолел расстояние в двенадцать световых лет и постоянно держал связь с родной планетой.

— Ну, тогда стоит подумать, — немного неуверенно сказал Савельев. — Как вы ко всему этому относитесь, друзья?

— Лично я — за! — первым отозвался Макаров.

— Я тоже за полет, — кивнул Андрей Чернеев. — Мы будем первыми землянами, побывавшими на красной планете. Дальше всех в этом вопросе продвинулись американцы, но и их проект еще в зачаточном состоянии. А тут такое!

Два друга — Игорь Лебедевский и Дима Кондрашов — тоже кивнули утвердительно. Валя Рудников и Наташа Кольцова, переглянувшись, через несколько секунд раздумий согласились с остальными.

— Ну, вот и хорошо, — удовлетворенно произнес Лэймос. — тогда не будем терять драгоценное время, сегодня и полетим.

— Неужели всё так просто? — удивился Рудников.

— Звездолет всегда находится в рабочем состоянии, — ответил айголианец. — Все системы корабля работают в автоматическом режиме, поддерживая полную готовность к полету. Если происходит какой-либо технический сбой, я узнаю о нём в ту же секунду и активизирую действия по устранению неполадок. За тысячи лет всё полностью отлажено. Неожиданности были, но все они не смогли в той или иной степени повлиять на жизнедеятельность корабля.

Лэймос Крэст на несколько секунд замолчал и затем перевел разговор в другое русло:

— Итак, кто хочет связаться с Землей, скажите мне номера телефонов и коды регионов, куда нужно будет позвонить.

Первым с супругой связался Сергей Алексеевич:

— Инга, здравствуй, это я! Слышишь меня?

— Сережа, ну наконец-то! Я испереживалась вся. Почему ты так долго не звонил? Что случилось?

— Ничего не случилось. Всё нормально. Просто не было возможности связаться с тобой. Извини, я тоже переживал.

— Ладно, как ты там? Не болеешь?

— Нет, нет, не болею, не беспокойся. Мы здесь нашли очень интересный объект, приеду, всё расскажу.

— А почему у тебя голос какой-то металлический? Откуда ты звонишь?

— С шахты звоню, из заводоуправления. А с голосом не знаю что, наверно связь такая.

— Ой, как я рада, что ты позвонил. Когда приедешь?

— Инга, не сердись. Приеду не раньше, чем через две недели. Так складываются обстоятельства. Раньше не получится.

— Ничего себе, мне еще так долго переживать за вас за всех. Как там ребята, всё нормально?

— Да, да, всё хорошо. Скоро вернемся. Ну, давай, целую тебя. Еще раз повторю, не переживай, всё будет хорошо. Ты же нас знаешь, мы опытные и весьма осторожные.

— Да знаю, знаю. Но всё равно тревожно. Ладно, до свиданья. Целую тебя. Буду ждать.

— И я тебя целую. Пацанам привет. Всё, до свиданья. Связь прервалась.

— Как дома побывал, — расплылся в улыбке Сергей Алексеевич.

— Ну, вот видите, всё нормально, — улыбнулся в ответ Лэймос. — Когда будем возвращаться, еще раз позвоним.

Следующим с супругой Еленой связался Андрей. Разговор был как две капли воды похож на разговор Савельева: те же переживания, те же радостные интонации, та же попытка успокоить жену. Отличие было лишь в том, что Андрей расспросил Лену о дочке Кате и родителях. Узнав, что дома всё хорошо, он, как и Сергей Алексеевич, заулыбался, в глазах забегали искорки радости.

Потом по очереди со своими родными связались все остальные члены экспедиции. Некому было позвонить только Вале Рудникову. Немного смущаясь, он произнес:

— Получается, на Земле меня никто не ждет. Обидно немного, но что поделаешь. Так сложилась жизнь. Похоже, все самые близкие люди находятся здесь, рядом со мной.

Валентин смущенно улыбнулся и посмотрел на Наташу. Наташа также смущенно улыбнулась и ответным взглядом подтвердила правоту слов Рудникова. Все вокруг умиротворенно заулыбались, даже Игорь Лебедевский не стал скрывать своего настроения и обозначил выражением взгляда мир в своей душе.

— Итак, друзья мои, принципиальный вопрос, я полагаю, решен, — произнес Лэймос Крэст. — Будем готовиться к полету. Старт через два часа. Вам еще нужно пообедать. Да, хочу вас познакомить со своими помощниками. Я создал этих роботов уже достаточно давно. Их механическими руками создано и смонтировано немало на этом корабле. Надеюсь, вы подружитесь.

Из боковой двери, открывшейся автоматически, вышли два существа. Внешне они немного напоминали людей, но было понятно, что это механические устройства, сделанные из металла и пластика.

— Познакомьтесь, это Тим и Роб. Они могут практически всё, как двое из ларца. Помните замечательный советский мультик?

Роботы подошли к группе землян, и каждый из них представился самостоятельно. Глаза их, хоть и были неживыми, стеклянными, но всё же что-то осмысленное выражали. Отличались они друг от друга по цвету верхней части тела. Металлическое туловище Тима было выкрашено в красный цвет, туловище Роба — в желтый. Коллектив звездолета тем самым увеличился сразу на две единицы.

Немного пообщавшись с роботами, путешественники направились в столовую. Там их ждал первый космический обед.

Звездолет «Айголь» Космическое пространство Солнечной системы Дни полета к Марсу

В отличие от полета на планетолете, полет на огромном звездолете показался землянам более комфортабельным.

Во-первых, не нужно было надевать защитные шлемы и скафандры. Во-вторых, сидеть пристегнутыми в креслах необходимо было только в период разгона корабля, около получаса времени. Затем, в течение всего путешествия, можно было беспрепятственно передвигаться по звездолету, более подробно изучая его устройство. Лэймос Крэст разрешил путешественникам самостоятельные прогулки по кораблю.

— Можете заходить во все без исключения помещения, — сказал он, — только не трогайте никакие тумблеры. Впрочем, они все так устроены, что без знания шифров повернуть их или нажать невозможно. Но, тем не менее, техника безопасности прежде всего.

— Не беспокойтесь, Лэймос, — ответил руководитель группы, — все мы здесь взрослые, ответственные люди.

— Сообщаю вам, коллеги, — продолжил айголианец, — что мы уже разогнались до необходимой скорости. На данную минуту она составляет примерно двенадцать тысяч километров в секунду. Это четыре процента от скорости света. Большая скорость не нужна. Расстояние до Марса по космическим меркам не так уж и велико. Примерно с такой же скоростью, чуть большей, чем текущая скорость, звездолет совершал полет и между нашими с вами звездами. Если мы разгонимся быстрее, потребуется и большее время для торможения корабля. Я просчитал оптимальный вариант. Через несколько дней будем на орбите красной планеты, как её называют на Земле.

Звездолет летел ровно и практически бесшумно. По крайней мере, шум двигателей земляне слышали только в период разгона, пока ядерные установки работали с усиленной мощностью. Выйдя на необходимую крейсерскую скорость, огромная махина корабля словно зависла в бесконечном пространстве космоса. Так это ощущали путешественники. Но звездолет тем временем с огромной скоростью двигался вперед и вперед, приближаясь к намеченной цели.

Все дни полета к Марсу путешественники с огромным удовольствием, с почти детской любознательностью обследовали свое новое жилище. Звездолет действительно без натяжки можно было назвать ковчегом, способным на долгое, долгое время стать пристанищем для нескольких сотен разумных существ. На корабле было практически всё для вполне комфортной жизни, пусть и в замкнутом пространстве. В огромной оранжерее постоянно цвели и благоухали, сменяя друг друга, экзотические растения. В небольшом озере с прозрачной голубой водой плавали и ползали по дну разноцветные обитатели земных морей: рыбы, морские звезды, крабы, омары, осьминоги. С одной стороны водоем непрерывно пополнял своими водами, падающими с десятиметровой высоты, небольшой водопад. С другой стороны озера даже был сооружен скромный по размерам, но вполне похожий на какой-нибудь средиземноморский, песчаный пляж, на который накатывали небольшие искусственные волны, создавая приятный, привычный для практически любого землянина шум прибоя.

В один из дней путешественники устроили товарищеский матч по футболу, обновив тем самым естественное покрытие, которое на протяжении длительного времени выращивал айголианец. Играть пришлось трое на трое, причем в одной из команд играла девушка. Сергей Алексеевич в силу солидного возраста бегать по полю отказался и оказался единственным, не считая Лэймоса, Тима и Роба, болельщиком. Наташа Кольцова отбегала оба тайма длительностью по тридцать минут, показав себя с неплохой стороны и доказав, что и девушки вполне прилично могут играть в футбол.

— У меня есть небольшой опыт, — запыхавшись, сказала она. — В детстве во дворе я тоже играла с мальчишками в футбол и в волейбол.

Земляне испытали на звездолете практически всё, что приготовил Лэймос Крэст. Они плавали в бассейне, играли в теннис, в бадминтон, в биллиард. На корабле была собрана отличная библиотека, причем было множество поистине раритетных, старинных книг, выпущенных в разное время почти во всех странах мира.

— Я предполагаю, что к Тэлле полетят представители различных национальностей Земли, — пояснил Лэймос. — Поэтому и собрал библиотеку с изданиями на более чем ста языках.

— Да это целое сокровище! — восхищенно произнес Сергей Алексеевич. — Да, Лэймос, вы действительно основательно подготовились к полету. Ничего не скажешь, всё продумано до мелочей.

— Я старался.

— Но скажите, мне кажется, что в течение десятилетий здесь находиться всё же будет невозможно? Я, по крайней мере, сомневаюсь в этом.

— Вы, несомненно, правы, Сергей Алексеевич, — с задумчивостью ответил айголианец. — Меня тоже мучила эта мысль на протяжении всего времени, что готовил полет. Но, с другой стороны, полететь должны только те люди, которые будут готовы пожертвовать многим ради того, на что они сознательно пошли. Они должны ясно себе представить, что долетят до Тэллы только их потомки. У них будет цель, великая цель, которая им представится в жизни. Несомненно, будут психологические проблемы, возможно, будут человеческие драмы и даже трагедии. Но и на Земле драмы и трагедии случаются постоянно, так что на звездолете предполагается жить обычной человеческой жизнью со своими радостями и со своими невзгодами, со своими лишениями и со своими достижениями. Эти мысли возникали у меня и ранее, но они укрепились после небольшого инцидента между Игорем и Валентином.

— Так-то оно так, но наберете ли вы столь значительное количество людей для полета? — вновь в сомнении произнес Савельев.

— Согласен. Это самая большая проблема для меня. Я вышел на контакт с вашей группой, чтобы почерпнуть первый опыт общения с землянами. От того, как закончится наше путешествие, и будет зависеть моя дальнейшая деятельность по формированию экипажа. Я отдаю себе отчет, что на это уйдут годы, возможно, даже десятилетия. С механизмами, с техникой, даже чрезвычайно сложной, обходиться проще, чем с людьми. Я давно это понял, но всё же верю, что у меня в конечном итоге получится.

— Мы готовы вам помогать, Лэймос, — взглянув на голографическое изображение айголианца, спокойно произнес руководитель экспедиции. — Рассчитывайте на нас, не правда ли, ребята?

Сергей Алексеевич в первый раз обратился так к своим коллегам. В слове «ребята» было что-то столь доверительное и трогательное, что отвечать никому что-либо не имело смысла. Конечно, все шестеро были согласны со словами своего руководителя, обладающего абсолютным авторитетом.

Звездолет «Айголь».

Дальние окрестности планеты Марс.

Двенадцатый день контакта.

— Наташа, я должен сказать тебе сегодня очень важное для меня, — догнал девушку по пути из жилой зоны в столовую Валентин Рудников. — Для меня и для тебя тоже.

Единственная представительница слабого пола в их мужской компании оглянулась и внимательно посмотрела на молодого человека.

— Ты бы полетела со мной к Тэлле, если бы нам представилась такая возможность?

— А ты думаешь, она нам представится? — ответила вопросом на вопрос Наташа.

— Не знаю. И всё же ты от моего вопроса ушла в сторону.

— Действительно сложный вопрос. Я не думала об этом, Валя.

Рудников после слов девушки немного смутился.

— Да. А я вот думал и пришел к выводу, что полетел бы с тобой куда угодно, хоть на край света.

— Тэлла, по-моему, находится за краем света, — улыбнулась девушка. — Не знаю, полетела бы, это совсем другой вопрос. Но на Земле я бы с тобой расставаться не хотела. Вот таков мой ответ.

Рудников хоть и сдержался в первый момент, но глаза его сразу выдали. В них невозможно было спрятать радость от только что услышанных слов. А через секунду он уже расплылся в улыбке.

— Так мы будем вместе?! Ура! Какое счастье, что я тебя встретил!

Молодой человек схватил девушку на руки и закружил её, в конечном итоге чуть не ударив головой о стену не очень широкого коридора.

— Хватит, хватит, дурачок! — завизжала Наташа. — А то мы так и до Марса не долетим, а не то, что до Земли.

Тем временем огромный космический корабль уже преодолел примерно четыре пятых пути до красной планеты и начал торможение реверсивными двигателями. Оно должно было занять около одних земных суток по времени, так что на следующий день землян ожидало свидание с загадочным Марсом, о котором каждый из путешественников так много читал и слышал.

Земли уже практически не было видно на черном космическом небе. Постепенно такая родная голубая планета превратилась в небольшую звездочку, с трудом различимую невооруженным глазом. Зато четвертая планета солнечной системы становилась с каждым часом всё больше и больше, выглядя в иллюминаторах корабля всё значительней и значительней. Из светящегося теннисного мячика она превращалась в громадный шар с очертаниями планетного рельефа, избороздившего такую же древнюю, как и Земля, планету, на которой, возможно, когда-то тоже процветала жизнь.

Звездолет «Айголь» Марсианская орбита Тринадцатый день контакта

Космический корабль вышел на орбиту красной планеты и уже совершил вокруг нее три витка, постепенно снижая скорость. Все семеро землян прильнули к большим овальным иллюминаторам, через которые марсианская поверхность была прекрасно видна. Внизу под ногами космонавтов проплывали бескрайние буроватые равнины соседа Земли. Звездолет спустился на довольно низкую орбиту и поэтому можно было различить строение поверхности Марса достаточно подробно. Были видны полуразрушенные постоянными ветрами горы, остатки некогда полноводных водоемов, особенности рельефа, вызванные древней вулканической деятельностью.

— Смотрите, смотрите, — почти выкрикнул Евгений Макаров, — это вулкан Олимп, самый большой на Марсе. Я видел его фотографии, сделанные нашими зондами. Его высота больше двадцати километров. Эверест по сравнению с ним просто холмик.

— На Марсе были вулканы? — удивилась Наташа.

— Конечно, были. Когда-то на Марсе и жизнь была, я в этом уверен. Раз была вода в жидком состоянии, а это уже доказано, то была и жизнь. Наш гид нам подтвердит это. Ведь так, Лэймос?

— Да, жизнь на Марсе существовала, — раздался голос айголианца. — Извините, трудно говорить на эту тему. Моя родная Айголь и планета, которая находится под вашими ногами, во многом схожи между собой. Жизнь на обеих из них погибла из-за того, что как на Марсе, так и на Айголь застыли ядра и исчезли магнитные поля, оберегавшие их. Только на Айголь планетное ядро стало твердым вследствие смены орбиты, а на Марсе оно застыло из-за его малых размеров. Планета не смогла сохранить его в жидком состоянии и постепенно остыла. А жизнь на ней была, правда она не успела развиться и замерла в зачаточном состоянии. Я провел исследования и обнаружил на дне пересохших каналов останки простейших водорослей. Если бы Марс был немного больше по массе, то в Солнечной системе в настоящее время существовали бы две обитаемых планеты.

— Значит, это уже третья вам известная планета, на которой возникла жизнь? — произнес Сергей Алексеевич.

— Выходит, что так, — подтвердил пришелец. — Только не возникла, а начала развиваться. Я уже говорил вам, что жизнь возникла не на Марсе, не на Земле и не на Айголь, а где-то в недрах Вселенной, я не знаю, когда и где. Это чудо произошло только один раз. Абсолютно уверен в этом. Другое дело, что зародыши жизни, попав в благодатную почву этих планет с космической пылью, начали свое развитие. Жизнь удивительным образом умеет цепляться за жизнь. У меня вновь вышла забавная тавтология, извиняюсь, но по сути это именно так. Простейшие живые организмы способны жить в открытом космосе на протяжении тысячелетий, впадая в анабиоз. Они способны выживать практически при абсолютном нуле, без кислорода, под жестким излучением.

— А когда на Марсе жизнь погибла? — спросил Андрей Чернеев.

— О, это было очень, очень давно по меркам жизни наших с вами цивилизаций. По моим подсчетам — около восьмисот миллионов лет тому назад. На Земле еще и динозавров не было. Даже цветов на вашей планете не было, только папоротники и хвощи. Земля расцветала, а Марс в то время постепенно умирал.

— Да, мы от вас, Лэймос, столько информации почерпнули, что каждый из нас теперь ученым может стать, — улыбнувшись, сказал Савельев.

— Мне очень приятно передавать вам то, о чем знаю. По- моему, это нормально — делиться знаниями с ближними. Что ж, будем готовиться к спуску на поверхность.

— Неужели такая громадина сядет на Марс? — удивленно спросил Игорь Лебедевский.

— Нет, конечно. Если даже сядем, то уже не взлетим. Звездолет не предназначен для посадки на планеты. Его участь — парить в космосе и перелетать на значительные расстояния. Мы воспользуемся уже знакомым вам космолетом. Единственным отличием от предыдущего полета будет то, что вы наденете не легкие скафандры, а более тяжелые, планетарные, с запасами кислорода и рядом дополнительных функций. Тим и Роб будут сопровождать вас на планете. Их искусственный интеллект позволяет общаться с представителями человечества практически на равных.

Тут Савельев задал давно назревший вопрос:

— Скажите, Лэймос, а какая у нас программа на Марсе?

— Да, сейчас всё расскажу. Я хочу вам показать, во-первых, саму планету, а во-вторых, то, что мне удалось на ней создать.

— У вас там база?

— И не одна. Я построил там предприятия по выпуску элементов, необходимых для модернизации звездолета.

На Марсе есть и производство по добыче полезных ископаемых, и металлургический цех, и несколько роботизированных производств по изготовлению и сборке элементов обновленного «Айголь».

— И что, наши земные аппараты вас еще не засекли? —спросил айголианца Дима Кондрашов.

— Это практически невозможно. Все производства расположены под поверхностью планеты. Когда я начинал их создавать, у меня уже имелся богатый опыт, связанный с жизнью на Айголь. Всё моё детство, да практически вся моя айголианская жизнь прошла под поверхностью в замкнутых пространствах. Я лишь изредка выходил на поверхность родной планеты, да и то в защитном снаряжении.

— Мы вам сочувствуем, непростые судьбы достались айголианцам, — отозвался Сергей Алексеевич.

— Скажу больше, друзья. Позвольте так вас называть. Вы действительно за эти дни стали мне друзьями. Я вам по- хорошему завидую. Вы все родились под чистым голубым небом. Вы все имеете возможность любоваться облаками, рекой, осенним разноцветным лесом за этой рекой. Вы все можете просто промокнуть под теплым летним дождем и радоваться этому или наслаждаться проглянувшим после дождя солнцем. А я с самого моего рождения был лишен всей этой простой человеческой роскоши. Я видел свою планету подобной Земле, всю в цветах и в облаках только в фильмах, а воочию увидел чудеса природы, лишь прилетев на Землю, уже будучи не живым созданием, а компьютерной программой, матрицей.

Было видно, как разволновался айголианец, как напряженно зазвучал его электронный голос.

— Успокойтесь, Лэймос, успокойтесь, пожалуйста, — так- же взволнованно произнес Савельев. — То, что вы делаете, великое дело. Мы преклоняемся перед вашими достижениями, перед вашим опытом, перед вашими знаниями. Вы представляете целую цивилизацию, а это ответственность, которую просто нечем измерить и не с чем сравнить.

— Простите, друзья. Я немного расслабился. Как видите, и компьютеру иногда свойственно расслабляться.

Голос пришельца вновь звучал спокойно, не выражая никаких эмоций. Звездолет завершал четвертый виток вокруг красной планеты.

Спустя четверть часа земляне уже были готовы к переходу в космолет: надеты и проверены на герметичность планетарные скафандры, выдерживающие чрезвычайно низкую, в минус пятьдесят-шестьдесят градусов, температуру Марса. От роботов Тима и Роба были получены необходимые наставления, свои напутствия и пожелания успешного путешествия высказал и Лэймос Крэст.

— Я не смогу сопровождать вас после того, как выйдете из космолета, — сообщил он. — Рядом с вами постоянно будут находиться Роб и Тим. Можете им полностью довериться. Они мои физические проводники за пределами космолета. Я постоянно нахожусь с ними на связи, параллельно с обоими. Они дублируют друг друга на случай каких-либо непредвиденных ситуаций.

— Понятно, — кивнул Сергей Алексеевич. — А какое время мы будем находиться на Марсе?

— Посадка космолета займет около часа земного времени. Непосредственно на поверхности вы будете находиться примерно четыре часа. Запасы кислорода в баллонах рассчитаны как раз на такой период. Также в каждом скафандре предусмотрен аварийный генератор кислорода, основанный на химических реакциях. Но им можно будет воспользоваться только в экстренном случае. Генератор включается автоматически при критическом давлении в кислородном баллоне. После вашего возвращения на борт уйдет около двух часов до того момента, как космолет и «Айголь» вновь состыкуются. Итого, получается, от семи до восьми часов путешествия. Сейчас вы все недавно после сна, так что я уверен, экскурсия пройдет успешно. Вернетесь, отдохнете.

Земляне заняли уже привычные для них места в космолете. Кресла изменили свои конфигурации, подстроившись под контуры тел в достаточно громоздких скафандрах. Тим занял место у центрального пульта управления, Роб расположился чуть поодаль, справа.

Было слышно, как включились двигатели спускаемого корабля, и через несколько минут он плавно отделился от огромной глыбы звездолета. Расстояние между космическими аппаратами с каждой секундой увеличивалось.

— Тим, Роб, можно задать один вопрос, — раздался у каждого в шлеме голос Сергея Алексеевича, — как давно вас создал Лэймос?

— По меркам человеческой жизни — очень давно, по меркам пребывания «Айголь» в Солнечной системе — совсем недавно, около тысячи лет назад, — прозвучал электронный голос одного из роботов. — За двадцать тысяч земных лет сменилось не одно поколение нашего брата. Всю инфраструктуру на Марсе, все производства, которые вы сегодня увидите, создавали наши предшественники. Их вы тоже сегодня увидите. Но они уже на заслуженном отдыхе, отключены от питания, а некоторые из них просто демонтированы за ненадобностью. Лэймос постоянно совершенствует конструкции роботизированных устройств, обновляет наши программы, добавляет функции. Так что мы с Тимом находимся в процессе развития и надеемся, еще послужим по паре сотен лет, пока на смену не придет следующее поколение.

— Удивительно, всё так же, как и у людей, — послышался голос Жени Макарова. — И у роботов своя конечная жизнь.

— А вы как думали? — прозвучал голос другого тембра. Это включился в разговор второй робот. — Жизнь везде идет по одним и тем же законам. Что родилось, когда-то всё равно должно умереть.

— Я продолжу вашу мысль, — произнес астрофизик. — Всё должно умереть, чтобы родиться вновь в другой ипостаси. Атомы, из которых мы состоим, когда-то были строительным материалом звезд, давно прекративших свое существование. Но эти же атомы в будущем станут составляющими вновь зарождающихся, молодых звезд. Омар Хайям по этому поводу мудро и образно когда-то сказал: «Эти камни в пыли под ногами у нас были прежде зрачками пленительных глаз».

Тем временем космолет всё ниже и ниже спускался к поверхности Марса. С каждой секундой всё различимей становились небольшие возвышенности на спокойной, в большинстве своем равнинной поверхности красной планеты.

— Уму непостижимо! — воскликнул Сергей Алексеевич. — Ребята, запомните эти мгновения. Мы первые, кто видит Марс своими глазами так близко. Мы первые из землян, кто ступит на его поверхность. Наши ученые лишь только подступаются к давней мечте, а мы уже здесь. Помните программу

«500 дней»?

— Да, это когда несколько человек держали в замкнутом пространстве, имитировав полет, — отозвался Андрей Чернеев. — Но они ведь выдержали.

— Выдержали, но чего это им стоило. Вышли все бледные, зеленые, хмурые. К тому же они не испытывали невесомость и космическое излучение. После эксперимента программа что-то забуксовала.

— Всё равно рано или поздно полетим, и не только на Марс, — прозвучал голос Евгения Макарова. — Человечество в развитии не остановить.

До поверхности планеты оставалось не более ста метров. Космолет уже довольно долго двигался на одной и той же высоте, выбирая место для посадки, заложенное в электронную память корабля. Впереди расстилалась бескрайняя марсианская равнина бурого цвета, на которой уже несколько минут взглядам путешественников просто не за что было зацепиться. Наконец, впереди показалась цепочка скал более темного, почти черного цвета, освещенных неяркими лучами далекого солнца. Горизонтальная скорость космолета упала почти до нуля, и он медленно начал снижение. За иллюминаторами заклубилась красноватая марсианская пыль, и корабль с землянами погрузился в ее неприветливое облако.

Солнечная система Планета Марс Тринадцатый день контакта

Легкий толчок. Космолет-планетолет замер. Почти сразу исчез привычный шум от работающих реактивных двигателей.

— Мы должны подождать, пока рассеется пыль, — произнес Роб. — Только после этого откроем шлюз и выйдем из корабля.

Земляне замерли в ожидании. Каждый смотрел в свой иллюминатор, хоть там и невозможно было ничего увидеть.

— Ребята, мне что-то не по себе, — заговорил Женя Макаров. — Слишком много приключений сразу.

Его тут же поддержал Андрей Чернеев:

— Ничего, я тоже почти в коматозном состоянии уже давно. Видимо, в нашей ситуации — это нормально. Потом будем вспоминать с удовольствием, а сейчас нужно потерпеть, сконцентрироваться и воспринимать происходящее как должное.

— Согласен с вами, — поддержал разговор Сергей Алексеевич. — Только будьте предельно внимательны и осторожны, никуда не лезьте самостоятельно. Будем передвигаться исключительно группой. Все слышали?

— Да, все, все, — друг за другом отозвались остальные четверо путешественников.

Через двадцать минут пыль за иллюминаторами рассеялась, и землянам предстала воистину фантастическая картина, подобие которой каждый из них видел на рисунках и картинах в своем детстве и юности, читая и перечитывая романы представителей одного из самых популярных жанров в литературе.

Марс был одновременно зловещ и прекрасен. Всё было не так, как на Земле. Вроде такой же горизонт, но цвет совершенно неземной, с красно-бурой, по всей видимости совсем тонкой атмосферой, с разводами небольших, сюрреалистической формы облаков. Вроде такие же, как на родной планете горы, но в неестественном, как бы искусственном освещении.

И цвет непривычных размеров солнца скорее не умиротворял своим обыденным освещением, а, наоборот, раздражал глаза.

— Вы готовы? — прозвучал голос робота. — Мы открываем шлюз.

Земляне, уже давно отстегнувшие ремни безопасности, встали с кресел и в тревожном ожидании стояли у знакомого перехода в шлюзовой отсек космолета. Эллипсовидный внушительных размеров люк, как всегда, бесшумно отъехал вбок, и перед группой открылся путь, где их вновь ожидало неведомое.

Первым, как и положено было руководителю, ступил на поверхность Марса Сергей Алексеевич Савельев.

— Помните, «…Это маленький шажок для меня и огромный шаг для всего человечества!» — прозвучали в шлемах путешественников слова Савельева.

— Армстронг мудро сказал. Я подозреваю, ему эту фразу придумали заранее, еще до полета, — отозвался Евгений Макаров.

— Как бы то ни было, а фраза действительно великая. Американцы молодцы, хотя частенько абсолютно непорядочно поступают по отношению к своим конкурентам.

Все семеро спустились по металлической лестнице с перилами, выдвинувшейся из тела космолета. Следом за землянами сошли и Роб с Тимом. Под ногами землян располагалась твердая почва чужой планеты.

— Нам предстоит пройти около пятисот метров, — произнес Роб, — прежде чем попадем в помещение одной из баз. Ближе подлететь было невозможно в целях безопасности. Идите друг за другом. Передвигайтесь осторожно, можно запнуться: здесь много камней и неровностей.

Лестница, по которой спустились земляне, вдвинулась обратно в корпус корабля, и шлюзовой люк закрылся, оставив тем самым путешественников наедине с неизведанной планетой.

Первым движение в сторону близлежащих гор начал Роб. Он двигался совсем медленно, размеренно переставляя свои длинные ноги, сделанные из какого-то матового металлического сплава. Следом за ним, один за другим, ступая почти след в след, двинулись путешественники. Замыкал шеренгу второй робот. Так они и шли. Земляне постоянно озирались налево и направо, пытаясь увидеть и зафиксировать в памяти как можно больше из окружающего их пространства.

Гора приближалась. В довольно тусклом свете стали более четко различимы ее очертания, ее острые скалистые зубцы, состоящие, видимо, из достаточно твердой породы. Неожиданно зажегся яркий прожектор, вмонтированный в манипулятор Роба, внешним видом напоминающий человеческую руку. Стало светлей и значительно легче идти.

— Роб, вы часто бываете здесь? — спросил Валентин Рудников.

— Нечасто, но бываем. По необходимости. Производство автоматизированное, управляется со звездолета через главный компьютер. Командор Лэймос Крэст создал практически совершенную систему. Так что прилетаем сюда только для того, чтобы забрать готовые конструкции и элементы. Вы сейчас всё увидите своими глазами.

— Здорово!

Группа вплотную подошла к возвышенности рельефа.

Робот остановился.

— Ну, вот и пришли. У всех всё нормально? Жалобы и пожелания есть?

— Всё хорошо, — отозвался Савельев. — Я контролирую.

Никто не отстал, все здесь.

— Отлично. Теперь приготовьтесь и не пугайтесь. Неожиданно раздался довольно сильный, гудящий, слышимый даже сквозь скафандры звук, и ближняя к группе часть горы начала сдвигаться в сторону. Зрелище было поистине грандиозное, напоминающее сцену разрушительного землетрясения из фильма-катастрофы. Только, в отличие от фильма, ничего не рушилось, а лишь смещалось.

— Вот это масштаб! — восхищенно произнес Сергей Алексеевич. — Лэймос не устает нас удивлять своими творениями.

— Сейчас навстречу выйдет хозяйка Медной горы, — попробовал пошутить Игорь Лебедевский, но шутку его никто не воспринял. Все стояли завороженные и наблюдали за происходящим, задрав головы и расширив от изумления глаза.

— Ничего особенного, — произнес Тим, — такие размеры прохода необходимы по технологическим соображениям. Сейчас полностью откроется, и войдем. Проход внутрь возможен только при полном смещении конструкции.

Тем временем гора продолжала свое движение. Взору землян открылись несколько рядов мощных рельсов, по которым сооружение и двигалось с постоянной, совсем небольшой скоростью.

— Вперед, — наконец произнес один из механических гидов и один за другим все вошли во чрево горы.

В первом открывшемся взглядам помещении было на удивление светло: всё тот же приятный, нераздражающий свет, что и на летательных аппаратах. Это был настоящий производственный цех, удивительно схожий с земным. Можно было подумать, что находишься в сборочном цехе какого-нибудь авиастроительного завода. Такие же грандиозные размеры, такая же солидная высота помещения, такая же стерильная чистота. Отличало его от земного только огромное количество автоматических производственных линий с множеством манипуляторов и различных сложных, хитроумных приспособлений. Всё это многообразие двигалось, кое-где мигало разными цветами спектра, словно новогодняя гирлянда, вибрировало и шумело. Небольшая вибрация передавалась путешественникам через скафандры в ступни. Каких-либо мониторов или пультов управления нигде не было.

— Это основное сборочное производство, — произнес Тим. — Как видите, здесь не нужно ничем управлять, всё полностью автоматизировано. В этом помещении находится несколько линий. Предусмотрено их опять же автоматическое перестроение, модернизация в зависимости от необходимости производства того или иного изделия. Используются марсианские металлы, добытые в автоматизированных шахтах, расположенных в разных районах планеты. Некоторые разработки расположены довольно далеко отсюда, некоторые — совсем рядом. Марс полностью удовлетворяет наличием необходимых полезных ископаемых. Полимерные материалы тоже изготавливаются из местного сырья. Есть литейное производство, гальванический цех, цех с принтерами, печатающими некоторые детали. В общем, всё, как на Земле, на земных производствах, только без людей.

— А вода на Марсе есть? — спросил Дима Кондрашов.

— Да, конечно, в твердом состоянии. Хотя ее и не так просто добыть. Но у нас проблем с этим не возникало. Электроэнергию, воду, — всё, что необходимо для производства, добываем здесь. На Земле давно ничего не берем. Лэймос говорил вам, что уже на протяжении нескольких тысячелетий не использует земные недра, это его принципиальная позиция. Человеческой цивилизации ничто не должно мешать развиваться самостоятельно.

— Да, мы это знаем, — согласно кивнул Сергей Алексеевич.

— Мы хотим показать вам еще одно помещение, пойдемте, — дружелюбно пригласил землян один из роботов.

Путь был не такой и короткий, настолько огромны были размеры сборочного производства. Его можно было сравнить по масштабам с несколькими объединенными в общее пространство станциями метрополитена. Наконец, земляне зашли в соседнее помещение, по размерам не уступающее первому.

— Вы находитесь в хранилище готовой продукции, на складе, если называть более привычно, поземному. Здесь есть практически всё, что понадобится в полете до Тэллы.

Кое-что мы уже доставили на звездолет. Для этого построен специальный транспортный корабль-челнок. Что-то еще предстоит доставить. Здесь практически второй звездолет в разобранном виде, кроме корпуса, конечно. Предусмотрены запчасти практически всех систем корабля. Некоторые даже не в двойном, а в тройном и четверном исполнении. В пути могут быть различные непредвиденные ситуации, поэтому Лэймос перестраховывается.

Земляне в очередной раз были просто ошарашены от увиденного, настолько всё это было масштабно и грандиозно.

— Тим, Роб, у нас просто нет слов, мы в очередной раз потрясены увиденным, — высказал общее настроение Сергей Алексеевич. — Тут больше и сказать нечего. Колоссально!

— Значит, мы достигли цели, — произнес робот. — Теперь вы знаете, как всё это создавалось, как оснащен «Айголь». Ознакомить вас с марсианским производством и было нашей задачей. Пора возвращаться назад к космолету. Да, чуть не забыл. Я обещал вам показать наших предшественников, наших дедушек и прадедушек, так сказать.

Все друг за другом прошли еще в одно помещение, которое находилось неподалеку от основного входа.

— Здесь находятся роботы, срок службы которых закончился, — произнес Тим. — Некоторым из них больше десяти тысяч лет, некоторым — лишь несколько сотен. Но выглядят они все до сих пор вполне прилично, согласитесь?

Вдоль стен стояли десятки, если не сотни различных роботизированных механизмов. Все они были обесточены, все были недвижимы. Не мерцал ни один огонек на их слегка запыленных металлических телах.

Тим продолжил свое немудреное повествование:

— Это их манипуляторами, их гидравлическими мускулами создано практически всё, что видите вокруг. Без них Лэймос был бы как без рук. Это и есть его руки.

Все семеро землян с нескрываемым любопытством разглядывали роботов различного назначения, медленно, как в музее, переходя от одного к другому, пока не обошли практически всех.

— Ну что ж, теперь наша с вами программа выполнена на сто процентов, — произнес второй действующий робот. — Пора возвращаться.

— Мы согласны, — тихонько произнесла Наташа. — Если честно, то я уже немного устала, а еще обратный путь предстоит.

— Согласен с Наташей, — подтвердил слова девушки Савельев. — Мы уже все устали, не только физически, но и эмоционально. Пора назад идти.

Тим двинулся вперед, приглашая группу следовать за ним.

Через несколько минут путешественники вновь оказались под марсианским небом. Пока они знакомились с производственной базой Лэймоса Крэста, наступил марсианский вечер. Багровое небо, расцвеченное тонкой атмосферой планеты, быстро сгущало цвет, нагоняя черноту. Над головами землян светились бесчисленные звезды Млечного Пути. Внезапно поднялся ветер, порывистый, неприятный, поднимающий с поверхности красноватую пыль.

— Начинается песчаная буря. Нам нужно спешить, — сухо сказал Тим.

— Да, нужно скорей, — подтвердил Роб. — Лэймос связался со мной. Надвигается мощный пылевой фронт. Нужно успеть дойти до космолета.

Девять фигурок с трудом перемещались по неприветливой марсианской равнине, противоборствуя налетевшей стихии. Ветер с каждой минутой, с каждой секундой становился всё резче, всё порывистей, видимость не превышала пяти метров.

— Не беспокойтесь, у нас отличная навигация, мы не заблудимся, — проговорил Роб.

Он хотел сказать еще что-то, но неожиданно смолк на полуслове. Вместо его слов в шлемофонах землян раздался оглушительный треск. Все машинально подняли руки и попытались закрыть уши, но, естественно, из этого ничего не получилось. Над головами путешественников что-то сверкнуло. Вспышка была ослепительной, такой, что на несколько секунд все потеряли ориентацию в пространстве. Через какое- то время вспышка повторилась. В шлемофонах вновь раздался разрывающий ушные перепонки звук.

— Что это? — крикнул Савельев, но его голос потонул в потоке посторонних шумов. Что-то кричали и остальные, но разобрать в этой какофонии что-либо было невозможно.

Через несколько секунд треск стих.

— Что это было? — повторил Сергей Алексеевич. — Все живы, у всех всё нормально?

— Вроде живы, — оглядывая окружающих, отозвался Женя Макаров.

Группа землян стояла под марсианским ветром, не двигаясь, оглушенная и дезориентированная.

— Смотрите, — вдруг вскрикнул Игорь Лебедевский, — с роботами что-то не так!

Тим и Роб стояли неподвижно, в каких-то совершенно неестественных позах. Их металлические головы и руки были безвольно опущены. И хоть они не упали на марсианский песок, но создалось впечатление, что жизни в них не было.

Земляне с опаской подошли к своим гидам.

— Да, ребята, похоже, что их вырубило, — дрожащим голо сом почти прошептал Макаров.

— Видимо, это были разряды молний, — произнес Сергей Алексеевич. — Сухая гроза. На Земле такое тоже бывает.

Все посмотрели на своего руководителя. Сквозь шлемофоны он увидел в глазах друзей тревогу, почти отчаяние.

— Нужно попробовать восстановить, вернуть их к жизни. Давайте посмотрим, может быть, есть какие-то тумблеры или кнопки на их телах.

Все начали внимательно осматривать Роба и Тима, но, к всеобщему сожалению, ничего достойного внимания не нашли.

— Вот это мы попали, — голосом, полным отчаяния произнес Дима Кондрашов.

— Не паниковать! — осадил его Сергей Алексеевич. — Рано паниковать. Лэймос должен всё контролировать.

— Но как с ним связаться?

— Ничего, подождем немного. Возможно, роботы восстановятся автоматически.

Но роботы не восстанавливались. Время шло, а они так и стояли, застыв посреди агрессивной марсианской пустыни. Тем временем ветер всё нарастал и нарастал. Уже не видно было ничего на расстоянии вытянутой руки.

— Нам ничего не остается, как ждать здесь, — произнес Сергей Алексеевич. — Рано или поздно буря закончится, а там посмотрим. Идти сейчас куда-то не имеет смысла.

Стало совсем темно. Ветер налетал с такой силой, что сдувал путешественников с ног.

— Сергей Алексеевич, но у нас запасы кислорода ограничены, — произнес Андрей Чернеев.

— Как нам говорил Лэймос, если кислород в скафандрах кончится, то у каждого сработает аварийная система. Еще на какое-то время хватит. Так или иначе, а сходить с этого места нельзя. Тогда точно заблудимся.

Налетевший шквал прервал разговор. Земляне не устояли на ногах, всех их сбила мощная природная сила. Они закувыркались, отдаляясь друг от друга, инстинктивно закрывая лица в шлемофонах руками…

…Андрей очнулся оттого, что кто-то светил ему в лицо. Свет был очень яркий, поэтому нельзя было разобрать, кто над ним стоит.

— Это я, Тим. Вы живы? — раздался в шлемофоне электронный голос робота.

— Тим, а мы уж думали, что вы с Робом совсем перегорели, — облегченно выдохнул Андрей.

— Мы восстановлены. Произошла перезагрузка системы. Какое-то время ушло на это, но сейчас всё нормально. Лэймос починил функционал.

— А где остальные? С ними всё нормально?

— Буря прошла. Сейчас найдем.

Но найти всех оказалось непросто. Марсианская стихия разметала землян на значительные расстояния. Время шло, запасы кислорода были на исходе, а группу в полном составе собрать так и не удавалось. Роботы никак не могли найти Игоря и Валентина.

— Вы пойдете со мной, — сказал пятерым землянам Тим, — а Роб продолжит поиски.

— Нет, мы не можем оставить своих товарищей, — возразил Сергей Алексеевич.

— Это необходимо. У вас заканчивается кислород. Роб найдет потерявшихся.

— Тогда я останусь с Робом, а остальные пойдут с вами, Тим, — не сдавался Савельев.

— Хорошо, согласен. Но учтите, кислорода, чтобы добраться потом до корабля, может не хватить.

— Я не изменю своего решения, — категорично сказал руководитель экспедиции. — За старшего группы остается Евгений Макаров.

Пятерка землян, ведомая роботом, двинулась в сторону космолета. Поскольку совсем стемнело, корабля видно не было, но Тим уверенно вел путешественников к цели по навигации, встроенной в его электронный интеллект.

— Что-то совсем не везет Вале с Игорем, — проговорил, медленно двигаясь вперед, Дима Кондрашов. — Опять у них проблемы.

— Не гундось, — осек его Макаров, — иди молча.

Савельев и Роб начали двигаться кругами, центром которых была точка, в которой группу настигло ненастье. Диаметр каждого последующего круга был больше предыдущего примерно на пять метров. Робот освещал марсианское пространство перед собой, Сергей Алексеевич двигался следом, внимательно всматриваясь вперед и по сторонам. В один из моментов он почувствовал, как становится трудней дышать, но уже через минуту в его скафандре что-то щелкнуло, и дышать стало легче.

— Роб, по-моему, у меня сработала аварийная подача кислорода.

— Да, так оно и есть. По времени подходит. У нас в запасе остался примерно час. Через полчаса придется прекратить поиски и возвращаться на космолет, иначе погибнете. Подогрев скафандров также ограничен по времени. Материя скафандров перестанет излучать тепловую энергию примерно в то же время, а на поверхности планеты в районе, где мы находимся, сейчас минус пятьдесят восемь по Цельсию.

— Что вы такое говорите, — резко ответил Савельев. — Я буду здесь, пока мы не найдем их обоих.

— Хорошо, хорошо. Давайте продолжать поиски. Прошло еще полчаса, а Игоря с Валентином так и не удалось найти. Роб и Сергей Алексеевич отошли уже достаточно далеко от начальной точки, но всё было безрезультатно. Рельеф участка изменился. На смену равнинной поверхности пришла пересеченная местность с большими буграми, высотой более пяти метров и оврагами с обрывистыми краями.

— Роб, смотрите, — указал рукой в сторону от их движения Савельев, — что это?

Недалеко от них, метрах в четырех, на поверхности виднелась полоса явно искусственного происхождения. Казалось, как будто по Марсу недавно проползла, оставляя след, огромная змея.

— Пойдемте по следу, — сразу ответил Роб.

Он осветил след сначала в одну сторону, потом в другую.

— Похоже, они пошли в эту сторону, — показал робот направо. — Смотрите, как будто ногами отталкивались от почвы. С ними что-то случилось.

Да, согласен. Давайте быстрей. Осветите как можно ярче. Луч света пронзил марсианское пространство, но разглядеть что-либо вдалеке не удалось. Землянин и робот почти побежали вперед, в зияющую тьму.

Через несколько минут им открылась весьма плачевная картина. Один на другом лежали неподвижно два человека. Лежали в позе, как будто один тащил другого. Но лежали неподвижно, без признаков жизни.

Савельев подскочил к ним и развернул за плечо того, кто был сверху. Им оказался Валя Рудников. Он был без сознания. Тем временем второй космонавт зашевелился.

— Игорь, ты жив? — обрадовано и одновременно тревожно воскликнул Савельев. — Наконец-то мы вас нашли. Что с Валентином?

— Я не знаю. Я нашел его у подножия холма. Видимо, он с него упал и повредился. В сознание Валя не приходил, но он дышит, точно. Я сам не знал, куда идти и потащил его наугад. Потом, видимо, кончился кислород, и я тоже потерял сознание.

— Да, сейчас ты расходуешь аварийный запас, — кивнул Сергей Алексеевич. — У нас в обрез времени. Скоро должен закончиться и запасной кислород, и обогрев скафандров. Ты идти можешь?

— Попробую. Я вроде цел, не падал.

— Хорошо. Роб, вы идите впереди и освещайте дорогу, а мы с Игорем возьмем Валентина и потащим его к кораблю. Мы должны успеть, пока все не потеряем сознание. Если потеряем, тогда надежда только на вас.

— Согласен, я всё проконтролирую, — ответил робот.

В глазах Сергея Алексеевича и Игоря начало темнеть. Каждый последующий шаг давался тяжелей предыдущего. Валентин так и не приходил в сознание, поэтому его пришлось весь путь тащить на плечах.

— Совсем немного осталось, около сорока метров, — попытался успокоить землян Роб. — Даже если потеряете сознание, я вас теперь дотащу поодиночке.

И в этот самый миг вспыхнул встречный свет. Это Тим шел на помощь попавшим в беду…

Шаги по лестнице, ведущей в космолет, оказались самыми трудными. Ноги Савельева совсем его не слушались, а Игорь вообще был на грани потери сознания, поскольку израсходовал гораздо больше кислорода, таща Валентина Рудникова на себе.

Наконец все, и Тим с Робом в том числе, оказались внутри корабля. Тут же к действиям подключился Лэймос. Было не до разговоров, поэтому все в первую очередь начали заниматься Валентином. С него с первого сняли скафандр и подключили к кислороду. Затем айголианец велел роботам перенести его в медицинский отсек корабля, где было всё необходимое для первой помощи пострадавшему. Рудникова положили на медицинский стол, так называемый автомед, где было всё диагностическое оборудование. Через несколько минут его тело было просканировано и выдан результат. Оказалось, что переломов у него нет. Были многочисленные ушибы и сотрясение мозга, которое оказалось некритичным, так что Лэймосом было принято решение на сутки погрузить Валентина, не приводя в сознание, в искусственный сон. Ему были введены необходимые препараты, после чего его организм был полностью расслаблен и ориентирован на восстановление.

В те минуты, когда Рудникова сканировали на автомеде, остальные члены группы тоже не без труда освобождались от тяжелых, сковывающих движения скафандров. Наконец, действия по снятию космических костюмов были закончены, и все вздохнули с облегчением.

— Друзья мои, я так перед вами виноват, — произнес Лэймос Крэст. В голосе его звучала нескрываемая печаль. — Получается, я не всё продумал до конца и тем самым подверг вас смертельной опасности. Примите, если сможете, мои извинения. Мной двигали благие намерения. Так стыдно перед вами.

— Всё нормально, Лэймос, — отозвался Сергей Алексеевич, — главное, все живы. Валентин, мы уверены, поправится, и всё будет хорошо.

Руководитель экспедиции сидел на полу, со лба его градом скатывались капли пота. Остальные члены группы также были в довольно плачевном состоянии: волосы на их головах были мокрыми, лица — бледными. Особенно расстроенной была Наташа, естественно переживающая за Рудникова.

— А у Валентина точно ничего серьезного? — спросила девушка айголианца.

— Главное, что нет переломов и внутреннего кровотечения, а ушибы мы вылечим. В моем распоряжении хорошие лекарства, поверьте мне, — попытался успокоить Наташу Лэймос. — До возвращения на Землю он будет в полном порядке.

— Видимо, он серьезно упал, с большой высоты, — не без труда произнес Игорь, тяжело дыша. Недостаток кислорода тоже сказался на его состоянии.

— Да, Марс не очень приветливая планета, — поддержал разговор Андрей Чернеев. — У человечества будет немало проблем в связи с его освоением.

— Когда еще это будет, и будет ли вообще, — усмехнулся Женя Макаров. — Стоит ли сюда лететь, вот вопрос?

— То, что человечество будет осваивать другие планеты, сомнению не подлежит, — подытожил Савельев, — а вот целесообразно ли посылать в далекий космос живые существа, это действительно вопрос. Лучше ориентироваться на автоматы, на роботизированные системы. Это Лэймос нам сегодня доказал. Если бы не Тим с Робом, возможно, мы бы с вами здесь сейчас не сидели.

— Да уж. Робу и Тиму огромное спасибо! — кивнул Женя Макаров.

— Игорь, тебе тоже благодарность за Валентина, от всего сердца, — произнес Сергей Алексеевич. — Ты проявил себя с наилучшей стороны, как настоящий друг.

— Любой бы так на моем месте поступил. Нельзя было по-другому.

— Ты, безусловно, прав. Еще раз мы все говорим тебе спасибо за то, что спас товарища.

Игорь Лебедевский опустил взгляд и потупился. Видно было, что ему приятны слова руководителя, но, в то же время, он очень стеснялся своего положения неожиданного героя.

— Друзья, еще раз хочу попросить у вас прощения, — повторил свои недавние слова Лэймос Крэст. — Надеюсь, беды остались позади. Прошу вас, приведите себя в порядок, примите душ. Через час жду на ужин. Я должен рассказать нечто очень важное, что случилось в ваше отсутствие.

— А когда мы вернемся на звездолет? — спросил Женя Макаров.

— Вам так не приглянулся Марс? — ответил вопросом на вопрос айголианец.

— Да нет, дело не в этом, — замялся землянин. — Хотя, возможно и в этом. Как-то уже хочется назад, ближе к Земле.

— Не беспокойтесь, всё будет по плану. Полет на звездолет сегодня для вас, после такого стресса, я уверен, просто не безопасен. Поспите, отдохнете и со свежими силами полетите.

Ровно через час шестеро путешественников сидели в кают-компании космолета, в которой было проведено уже немало времени, начиная с их первого появления на корабле. Вид у них был совсем другим, нежели часом ранее. Все были в легких серебристых комбинезонах, с высушенными волосами, аккуратно причесаны. Ужин был, как всегда, оригинальным и вкусным. Айголианец невероятно преуспел и в этом качестве, разработав компьютерные программы для автоматизированного кулинарного искусства.

— Коллеги, друзья, — начал Лэймос, предварительно визуализировав себя, — как я уже говорил, есть очень серьезный разговор. Я даже теряюсь и не знаю, с чего начать.

— Начинайте сначала, — успокоил айголианца Сергей Алексеевич.

— Да, конечно, моя слабость выглядит просто смешно. Итак, я принял решение приостановить программу по набору экипажа для полета на Тэллу.

Все шестеро землян удивленно посмотрели на голографическое изображение пришельца.

— Да, да, вы не ослышались. И на это есть две очень веские причины. Во-первых, после того, что сегодня произошло, у меня больше нет уверенности, что я всё делаю правильно. Одно дело, отвечать за роботов, которых всегда можно починить или заменить на других, а другое дело — за живых людей. Человеческий организм не всегда можно починить. Хорошо, что с Валентином всё обошлось; я уверен, что он поправится в течение каких-нибудь двух-трех дней. Но ведь всё могло быть и гораздо хуже. Первое же банальное явление природы чуть не привело к трагедии. Я был уверен, что всё просчитываю на несколько ходов вперед, но действительность оказалась сильнее меня. Это первая причина, которая исходит непосредственно от меня. Но есть и вторая, не менее важная, и от меня независящая. Дело в том, что, когда вы были на экскурсии по Марсу, у меня произошел контакт высшего порядка.

— Что значит контакт высшего порядка? — удивленно спросил Савельев.

— А это значит, что у меня произошел контакт с неизвестной цивилизацией, иной цивилизацией. Я пока не знаю, на каком она находится уровне развития, но предполагаю, что на несравнимо более высоком, нежели наши с вами, и айголианская, и земная. Я немного поясню. Мой мозг, мой компьютер имеет квантовую платформу. Не буду вдаваться в подробности, это займет много времени. Земная цивилизация находится только лишь на подступах к созданию квантового компьютера, а цивилизация планеты Айголь уже создала его тогда, когда еще существовала на своей планете. Так вот, иная цивилизация проникла в мой компьютер, то есть в мое сознание. И это случилось несколько часов назад. Это произошло уже не в первый раз. Помните, когда я показывал вам фильм из истории древнего Египта про строительство пирамид, я сказал, что столкнулся на Земле с чем-то для меня необъяснимым. Так вот тогда, во времена существования того древнего государства, я впервые пересекся с ними. Я понял, что в мою квантовую компьютерную память кто-то проник. Но тогда они не пошли на прямой контакт, а лишь обозначили, что существуют. И вот сегодня иная цивилизация вновь вышла со мной на контакт, теперь уже полный. Мы полноценно общались. Как я понял, это квантовая цивилизация, цивилизация иного происхождения, нежели белковая, к каковым относятся наши две. Это цивилизация, так сказать четвертого измерения, чтобы вам было понятней. Они не существуют в привычном белковом виде. Они парят во вселенском эфире и обладают свойствами, о которых мы и не догадываемся. Я всегда подозревал, что наш мир намного сложней, нежели мы его ощущаем. И вот сегодня мои догадки полностью подтвердились. В мире есть чудеса, о которых и я не предполагал.

— «И в небе, и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио». Мы думали, что чудеса уже закончились, но вы вновь нас удивили сегодня, — произнес Сергей Алексеевич. — Что же нам со всем этим делать теперь?

— Вам — ничего. А вот мое существование изменилось кардинально. Дело в том, что вышедшие со мной на контакт сущности категорически запретили подбирать экипаж на «Айголь». Эта миссия откладывается на неопределенное время. Они не сказали, что полет не состоится никогда, но дали понять, что на сегодняшний день к миссии не готовы ни я, ни представители земной цивилизации. Они убедили меня в том, что земляне еще не дошли в своем развитии до такого уровня, чтобы полететь на корабле поколений. Они убедили меня в том, что вся моя затея может закончиться трагически. С одной стороны, это крушение моих надежд, но, с другой стороны, как говорится, надежда умирает последней.

— И когда мы достигнем необходимого уровня развития? — в задумчивости спросил Евгений Макаров.

— Этого они не сказали, да и вряд ли сами знают. На этот вопрос сможет ответить только сама человеческая цивилизация. Вы находитесь примерно в том историческом периоде развития, когда на Айголь только узнали, что планета обречена. Ваша цивилизация отстает приблизительно на пятьсот лет от того момента, от того уровня развития моей родной планеты, который обеспечил строительство звездолета, на котором я прилетел в Солнечную систему. Вы сами должны дойти до такого же уровня, тогда квантовая цивилизация и вернется к вопросу о вашем полете на звездолете «Айголь». Но я вам скажу то, что понял из опыта общения с ними. Они оберегают вас, вашу Землю. Они не дают погибнуть земной цивилизации. Это я могу утверждать точно. Они оберегают вас от внешних воздействий: от опасных метеоритов, природных катаклизмов, даже от резкой смены климата. Но они, как и я, не вмешиваются в ваше внутреннее развитие. Поэтому на Земле не прекращаются войны и конфликты. Поэтому на планете время от времени появляются тираны, управляющие странами. Вы сами должны всё это преодолеть. Вот тогда и вернется вопрос о полете к другой звезде, расположенной за двенадцать световых лет от Земли.

— Значит, они и есть боги? — продолжил дискуссию Евгений.

— Называйте, как хотите, но факт остается фактом — они существуют. Пусть и принципиально отличны от нас, но такие цивилизации есть в этом мире, и они этим миром отчасти управляют.

— А почему инопланетяне вышли на контакт именно сегодня? — прозвучал вопрос в адрес айголианца.

— Точно ответить не могу, но, по-видимому, как раз сегодня была та точка невозврата, после которой я не согласился бы с их выводами и между нами возникли бы проблемы.

— Логично, — утвердительно кивнул Савельев, — но еще раз повторю: нам-то что теперь делать, когда на Землю вернемся?

— Жить! Просто жить, как жили. Жить, прикоснувшись к тайне, и хранить эту тайну.

— Это само собой разумеется. Друзья, по-моему, как раз сейчас настал тот момент, когда мы должны дать друг другу честное слово, что никогда, ни при каких обстоятельствах мы не раскроем того, что с нами произошло.

— Как это трудно будет сделать! — произнес Женя Макаров.

— Трудно, но возможно, — возразил ему Сергей Алексеевич.

— А можно я напишу о наших приключениях фантастический роман? — осенило вдруг Андрея Чернеева. — Никто ни о чём не догадается, уверяю вас. Настолько это всё, что с нами произошло, фантастично.

— А у вас есть опыт литературной деятельности? — с легкой иронией спросил айголианец.

— Небольшой опыт есть. Мне всегда хотелось, чтобы мои мысли и переживания, мои чувства не ушли вместе со мной в никуда. Я всегда с самого детства задумывался, для чего же рожден человек. А когда прочел Шекспира и нашел у него ответы на многие вопросы, то решение созрело окончательно. Я хочу заниматься литературой, и я буду писать.

— Согласен с вами, — отозвался в ту же секунду Лэймос. — Мне тоже сейчас вспоминается Шекспир: «Что человек, когда он занят только сном и едой? Животное, не больше. Тот, кто нас создал с мыслью столь обширной, глядящей и вперед, и вспять, вложил в нас не для того богоподобный разум, чтоб праздно плесневел он». Да, Шекспир — это величайший из поэтов, рожденных на планете Земля. Но, возможно, появятся и новые поэты, которые превзойдут его.

— Сомневаюсь. Превзойти Шекспира, по-моему, невозможно.

— Но ведь человечество развивается, — возразил айголианец. — порой строки, которые казались гениальными в свое время, через несколько столетий кажутся наивными.

— Но к таким авторам как Шекспир, Омар Хайям или Пушкин это не относится. Их произведения останутся гениальными всегда.

— Интересная у нас дискуссия получилась, — успокоившимся голосом произнес Лэймос. — Возможно, как-нибудь продолжим разговор на эту тему, но не сейчас. Все уже устали за сегодняшний такой долгий и тревожный день.

— Так всё же можно мне будет написать роман о наших путешествиях?

— Да, конечно можно, — утвердительно кивнул айголианец. — Как я могу запретить вам сделать это? Я верю вам всем, что не подведете меня. На кону стоит слишком много. А такой поворот даже дает мне еще больше уверенности. Пусть появится роман, тогда ни у кого не будет соблазна о чем-то проговориться. Только, Андрей, прошу вас, измените наши имена. Так будет лучше для всех.

— Спасибо! — широко улыбнулся и как бы засветился изнутри Андрей. — Конечно, имена я изменю. Это будет чисто художественное произведение. Введу в повествование новые персонажи и, возможно, сюжетную линию поменяю. Я еще сам не знаю, как всё будет, но мне очень хочется это сделать. Я осознал свою мечту за прошедшие несколько мгновений.

— Поддерживаем тебя, Андрей. Пиши. И, тем не менее, — тут же возвратил разговор в прежнее русло Савельев, — мы должны поклясться, здесь и сейчас, что сохраним происшедшее с нами в тайне от всего человечества.

Все шестеро встали со своих мест и образовали круг, взявшись за руки.

— Клянемся, что всё то, что произошло с нами, начиная с событий в шахте и заканчивая нашим возвращением на Землю, останется между нами, — проговорил торжественным, даже пафосным голосом Сергей Алексеевич Савельев.

— Клянемся, клянемся, клянемся! — прозвучало под потолком космолета.

— Наташа, ответственность за Валентина ложится на тебя, — уже обычным тоном произнес руководитель экспедиции.

— Иза его здоровье, и за сохранение тайны.

Девушка тут же густо покраснела и отвернула голову, пряча улыбку. В следующий миг все, в том числе и Лэймос, сбросив с плеч груз ответственного момента, звонко рассмеялись.

Солнечная система Космическое пространство вблизи Марса Четырнадцатый день контакта

Космолет включил двигатели. Земляне, надев легкие скафандры, готовились к очередному, уже вполне обыденному полету. Валентина Рудникова, спокойно спящего в медицинском отсеке, пристегнули ремнями и закрепили специальными фиксаторами во избежание неприятностей, которые могли возникнуть при старте и движении космического корабля.

— Прощай, Марс, — с ироничным сочувствием произнес Женя Макаров. — Возможно, когда-нибудь к тебе прилетят наши потомки и посадят на твоих равнинах цветы и деревья.

— «И на Марсе будут яблони цвести», — также иронично добавил Игорь Лебедевский, вспомнив одну из любимых песен детства.

— Я вижу, вам совсем на красной планете не понравилось? — с нескрываемой грустинкой произнес Лэймос Крэст.

— Нет, почему, всё здорово. Только на Землю, домой уже хочется. Не представляю, как космонавты годами крутятся на орбите.

— Они годами к этому и готовятся, и не только физически, но и психологически. Вы думаете, у них срывов не бывает. Еще как бывает, поверьте мне.

— Догадываюсь.

Тем временем космолет уже оторвался от поверхности красной планеты и быстро набирал скорость. Пыль, поднятая мощными реактивными двигателями, осталась далеко позади. Впереди путешественников ожидало чистое багровое марсианское небо.

Полет прошел штатно. Космолет поднялся на необходимую орбиту и сделал два прощальных витка вокруг планеты, выравнивая скорость со скоростью звездолета.

Затем была произведена стыковка. Вновь, как и в прошлый раз, корабль подрулил к звездолету, медленно подлетел к стыковочному узлу, где его тут же притянули мощные электромагниты. Стыковочные механизмы легонько щелкнули и затем, спустя несколько минут, открылся переходный отсек. Валентина Рудникова переложили с автомеда на предусмотренную на звездолете специальную автоматическую каталку и повезли в каюту, где он проживал до полета на Марс. На лице у него проявились два синяка: один над левой бровью, а другой под тем же левым глазом. Едва зажив после событий на острове, синяк вновь возник на том же самом месте.

Видимо, при падении Валентин ударился о внутреннюю поверхность шлемофона.

— Ничего, шрамы украшают мужчину, а фингалы тем более, — улыбнулся Сергей Алексеевич. — Пусть спит. Разбудим, когда подлетим поближе к Земле. Будет потом вспоминать свои марсианские синяки и ссадины.

Все путешественники без задержки, благо вещей у них никаких не было, возвратились на звездолет в уже обжитые помещения. Роботы Тим и Роб, прошедшие на космолете санобработку от марсианской пыли, также не спеша, чуть поскрипывая своими металлическими конечностями, перешли в звездолет.

Спустя пятнадцать минут, когда земляне собрались в центре управления кораблем «Айголь», Лэймос объявил:

— Мы не будем терять время. И так потратили его достаточно. Пора в обратный путь. Я сегодня же направлю звездолет к Земле. Через несколько дней будете дома. Понимаю, как вы устали.

Было слышно, с какой фантастической мощью загудели двигатели звездолета. Постепенно он начал выходить из зоны влияния красной планеты в межпланетное пространство. Если бы кто-то остался в тот момент на Марсе, то увидел бы, как в темном небе всё уменьшается и уменьшается яркий огонек, похожий на далекую звезду.

Звездолет «Айголь» Высокая орбита планеты Земля Семнадцатый день контакта

— Валя, просыпайся, просыпайся, — раздался над головой Рудникова голос девушки.

— Где я? Что со мной? — ничего не понимая спросонья, прошептал молодой человек.

— Всё хорошо, мы уже у Земли. Плохое позади. Впереди лучшее.

— А что со мной случилось? — всё еще до конца не придя в себя, спросил горняк.

— Долгая история. Попозже расскажу. Встать сможешь?

— Наверное. А как долго я спал?

— Несколько суток, но об этом потом, потом. Ты слишком любопытен. Потерпи.

— Ладно, хорошо. Как скажешь.

Валентин осторожно сел на край космической кровати и медленно, неуверенно начал вставать. Вначале его немного мотнуло, но спустя несколько мгновений он уже, пусть еще и не совсем крепко, стоял на ногах.

— Посмотри в зеркало. Только не пугайся.

Рудников повернул голову и взглянул на свое отражение. На него глядело заросшее, осунувшееся лицо с синяком под глазом и ссадиной над бровью.

— Ого! Здорово меня! — попытавшись слегка улыбнуться, сказал Валентин.

— Ничего, до свадьбы заживет, — лукаво проговорила Наташа.

— А свадьба будет? — видимо вспомнив что-то, уже улыбнувшись по-настоящему, широко, спросил выздоравливающий.

— Посмотрим на ваше поведение. Так, раз вспомнил про свадьбу, значит всё нормально. Иди умывайся и брейся. Ребята тебя ждут.

Шел четвертый день пути к Земле. Лэймос намеренно увеличил скорость «Айголь», чтобы максимально уменьшить время полета. Он рассчитал орбиту движения так, чтобы для торможения использовать и Луну.

Когда Рудников вышел в кают-компанию звездолета, все уже были в сборе. Даже Тим с Робом стояли немного в сторонке от центрального стола, поблескивая хромированной отделкой разноцветных металлических тел.

— О, вот и наш герой! — вышел Валентину навстречу Сергей Алексеевич и приобнял его, похлопав по спине.

— Какой я герой. Это вы герои, а я оказался совсем не на высоте.

— Ну что ты. С каждым из нас такое могло случиться.

Просто тебе немного не повезло.

— Я так и не могу вспомнить, что конкретно произошло, — пожал плечами Валентин. — Помню сильнейший порыв ветра, а потом всё выпало из памяти.

— А с тобой потом никаких событий и не было. Ветром сбило с ног и, видимо, ты упал в низину с нескольких метров, в процессе падения, ударившись, потерял сознание, — произнес Савельев. — Кстати, голова не болит? У тебя небольшое сотрясение мозга.

— Немного побаливает, если честно, — подтвердил Валентин. — Но терпимо.

— Ничего, со временем пройдет. Лэймос провел курс терапии, так что всё будет нормально.

— Тебя первым нашел Игорь и какое-то время тащил на себе, пока сам не потерял сознание от недостатка кислорода, — произнесла Наташа.

— Да, — повернул Рудников голову в сторону Лебедевского, — я бесконечно тебе благодарен. Спасибо, дружище, очень тронут.

Игорь Лебедевский кивнул в ответ. Валентин подошел к коллеге, они пожали друг другу руки и крепко обнялись.

Тем временем звездолет уже облетал спутник Земли, и в иллюминаторах видна была его невидимая с голубой планеты сторона.

— Когда еще посчастливится воочию наблюдать обратную сторону Луны? — зачарованно произнес Евгений Макаров.

— А я с детства наблюдал за нашим спутником, и мне казалось, что на Луне нарисована девушка в сарафане, несущая на коромысле ведра с водой, — сказал Андрей Чернеев. — Помню, я сказал об этом родителям, они обрадовались и рассмеялись. Им было приятно, что у сына есть воображение.

— Мне тоже так казалось, — присоединился Дима Кондрашов.

— А мне виделась веселая рожица, — улыбнувшись, высказала свою версию Наташа.

— Видите, у каждого свое восприятие мира, — поддержал разговор айголианец. — Многие земляне обладают сильным воображением. Вообще, во всех мыслящих существах в той или иной степени заложено творческое начало. На моей планете это не было так выражено, по крайней мере, я этого не замечал. Видимо, сказались десятилетия, проведенные под поверхностью, без открытого неба и нашего солнца — звезды Нэи. Хотя, конечно, и на Айголь в трудный период существования были свои художники, поэты и музыканты, но их было на порядки меньше, чем на вашей планете.

— Скажите, Лэймос, — спросил Женя Макаров, — а почему вы не использовали Луну в качестве базы, а предпочли довольно далекий Марс.

— Вначале пытался, но отказался от этой затеи. Использую Луну лишь в редких случаях. Я тогда, около двадцати тысяч лет назад, не знал — почему. Просто мне что-то мешало осваивать земной спутник. Лишь теперь понял, что причиной тому была всё та же квантовая цивилизация. Возможно, она использует планету в своих целях, возможно, на Луне каким- то образом, в каком-то состоянии данная цивилизация и обитает. Я пока этого не знаю, и, скорей всего, не узнаю никогда. Высока вероятность того, что ее представители больше никогда со мной не свяжутся. Слишком они высокоорганизованы и строго хранят свои тайны. Например, я догадываюсь, что в египетских пирамидах, строительство которых вам показывал, тоже находятся какие-то приемо-передающие устройства, видимо, той же цивилизации. А, возможно, и другой. После контакта с иными я переосмыслил устройство мироздания, до сих пор переосмысливаю и еще долго буду это делать. Мироздание не поддается осмыслению до конца.

— Это нормально, — подтвердил слова айголианца Женя Макаров, — оно так устроено, что все возможные цивилизации, которые когда-либо существовали, существуют и будут существовать, так до конца его и не познают. В этом, как мне кажется, и заложена высшая философия жизни.

— Согласен с Евгением, — высказал свое мнение Сергей Алексеевич. — Представьте, что было бы, если бы земляне открыли все законы природы до конца. Нам бы просто не к чему было стремиться, мы бы всего достигли. Знание подарило бы нам фантастические технологии, позволяющие производить необходимое нам в неограниченных количествах. Это был бы полный кошмар. Человечество со временем зачахло бы в праздности, в излишней роскоши, в отсутствии целей в жизни. Хорошо, что этого никогда не будет, не может быть по определению.

— Да, пожалуй, и я соглашусь с вами, — чуть заметно кивнул Лэймос Крэст. — Что ж, я не думаю, что наш с вами контакт был бесполезным. Он принес множество знаний и ощущений вам и множество новых знаний и ощущений мне. Я не оговорился — действительно множество новых знаний. Знаний человеческого бытия, человеческой сущности, оттенков людских характеров. Это поможет мне в будущем. Я стану совершенствоваться, и, кто знает, может быть когда-нибудь моя мечта и осуществится. Земляне полетят на Тэллу и дадут начало новой цивилизации. Но, видимо, это будет еще очень и очень нескоро. Что ж, будем верить.

— Да, Лэймос, будем верить, — произнес в ответ Сергей Алексеевич. — То, что с нами произошло за эти дни, естественно, останется в памяти каждого из нас до конца дней наших. Мы будем жить и верить, что далекие потомки современных жителей Земли совершат этот полет и обустроят новую планету, не теряя, тем не менее, связи с планетой, на которой рождались их предки. Мы очень благодарны вам, Лэймос.

— Спасибо за теплые слова. Вы все тоже останетесь в моей памяти до того момента, пока я буду существовать, в каком бы это виде ни происходило.

Голографическое изображение айголианца чуть заколыхалось. По выражению его лица было видно, как не хочется ему расставаться с землянами, с которыми на протяжении нескольких недель скрашивал он свое практически бесконечное одиночество. На лицах семерых землян тоже можно было понять, насколько непросто будет им оставлять в прошлом такой удивительный отрезок их жизней.

Солнечная система Планета Земля Восемнадцатый день контакта

Звездолет «Айголь», сделав три витка вокруг планетной системы Земля — Луна, вновь вышел на высокую орбиту голубой планеты, на которой обычно вращался уже несколько тысячелетий, ожидая своего звездного часа. Он давно превратился в еще один, наряду с естественным спутником, постоянный искусственный спутник планеты, кружащей в бесконечном пространстве.

Всё было подготовлено для спуска на Землю. Все семеро путешественников с нетерпением ожидали того момента, когда снова увидят голубое небо и зеленую траву. Земляне вновь в целях безопасности надели легкие скафандры, которые уже запомнили конфигурации их тел, и перешли со звездолета на спускаемый корабль.

— Ну, что, ребята, готовы? — пристально осматривая коллег, спросил Сергей Алексеевич.

Все шестеро молча кивнули в ответ. Все были предельно сосредоточены, всем было не до лишних разговоров.

— Пассажирам занять свои места, — прозвучал голос Лэймоса Крэста. — Готовность к расстыковке номер один.

Через какие-то минуты, показавшиеся землянам почему- то очень длинными, знакомый легкий толчок чуть сотряс космолет, и громадный остов «Айголь», межзвездного ковчега, начал двигаться в иллюминаторах точно так же, как движется городской вокзал в окошках отъезжающего от станции поезда. Земляне прильнули к стеклам, прощаясь с чем-то очень важным в жизни каждого из них.

— Такое ощущение, что навсегда уезжаю из любимого города, — еле слышно проговорил Женя Макаров.

— Теперь это часть нашей жизни, — согласилась единственная представительница слабого пола.

— Лэймос за эти дни стал полноправным членом нашего небольшого коллектива, — отозвался и руководитель экспедиции. — Трудно будет расставаться с ним, мне по крайней мере.

— И нам так же, — согласился Андрей Чернеев. — Но у него своя жизнь, а у нас свои дороги.

Космолет набирал скорость. Пусть она и была небольшой по сравнению со скоростью звездолета, с которой они летали к Марсу, но всё же ощущалась вполне отчетливо по быстро сменяющемуся виду приближающейся с каждой минутой Земли.

— Мы сядем в Подмосковье, в одном из относительно малонаселенных районов, в темное время суток, — раздался над головами путешественников голос айголианца. — Хотя космолет и незаметен на радарах, визуальное восприятие в полной мере никто не отменял. Я могу сделать корабль невидимым, но только в стационарном положении, а не в полете. В движении есть вероятность, пусть и небольшая, что наше передвижение заметят обычные люди, просто подняв глаза на небо.

— Мы там не заблудимся, как на Марсе? — шутливо произнес Игорь Лебедевский.

— До ближайшей железнодорожной станции от места нашей будущей посадки не более двух километров, — успокоил Лэймос. — Вещей у вас, конечно, многовато, но что тут поделаешь. Не торопясь, спокойно дойдете и сядете на утреннюю электричку. Часа через полтора будете в центре Москвы, ну а там уж доберетесь туда, куда кому нужно.

— Да, Лэймос, всё понятно, — произнес Сергей Алексеевич. — Какая-то связь между нами останется?

— С вашей стороны, я думаю, она излишня, — понимающе ответил айголианец. — Во-первых, это достаточно сложно технически: мне нужно оставлять вам специальную аппаратуру. А во-вторых, скорей всего ни к чему. Мы просто будем знать о существовании друг друга. Этого, я уверен, вполне достаточно. Если возникнет необходимость, я с кем-либо из вас свяжусь, найду для этого способ. Такая постановка вопроса, на первый взгляд, немного жестковата, но она оправдана объективными обстоятельствами.

— У меня нет возражений, — тут же отозвался Савельев. — Всё правильно. Мы всё понимаем.

Космолет, постепенно снижаясь, входил на темную, ночную сторону планеты. В передней части летающего овала понемногу начало нарастать желтое свечение — космический корабль соприкоснулся с верхними слоями атмосферы. Земляне еще никогда не возвращались из космоса, поэтому все ощущения были в новинку. Посадка на Марс в этом плане была не в счет, там всё было по-другому. Постепенно по космолету пошла небольшая вибрация.

— Всё нормально, не пугайтесь, — успокоил голос айголианца, — так и должно быть.

— Мы и не пугаемся. Телевизоры все смотрим, — отозвался за коллег Евгений Макаров.

Горизонтальная и вертикальная составляющие скорости корабля постепенно падали. Внизу, в иллюминаторах, светилось похожее на огромного осьминога пятно столицы.

— Смотрите, даже ночью Москва не спит, все куда-то едут, мельтешат, — произнес Дима Кондрашов.

— Москва-то еще ничего, а вы видели только что западную Европу? — поддержал разговор Валя Рудников. — Сияет. Особенно Германия и северная Италия.

— А ведь этот свет Земли должны видеть цивилизации на ближайших звездах, если эти цивилизации там есть, — мечтательно сказал Андрей Чернеев. — Если у них есть мощные телескопы, то они должны о нас знать. Земля излучает электрический свет уже более сотни лет, и его мощность нарастает с каждым годом.

— Теоретически вы правы, Андрей, — отозвался Лэймос. — Вот только на практике это не подтверждается. Я занимаюсь этим вопросом, но, к сожалению, пока безрезультатно. Слишком мал период времени по космическим меркам. Даже моя двадцатитысячелетняя жизнь — лишь миг по сравнению с жизнью хотя бы одной звезды. Звезды рождаются, живут, умирают, но всё это длится многие сотни миллионов, миллиарды лет. Я уже вам говорил, что вероятность пересечения цивилизаций по времени мизерна, практически равна нулю, и это просто чудо, что наши цивилизации почти пересеклись. Я говорю «почти», поскольку так оно и есть на самом деле. Мое сегодняшнее электронное существование не в счет.

— Да, грустно всё это, — согласился с доводами айголианца Андрей.

Но Лэймос продолжил рассуждения:

— А вот названная мной условно как квантовая цивилизация — это нечто другое. По всей видимости, они существуют практически вечно. За это время научились не совершать ошибок, которым подвержены белковые цивилизации. Они не воюют, они хранят себя. А мы себя постоянно уничтожаем. Разум и развивает, и уничтожает. Это происходит одновременно. Земле еще много через что придется пройти, прежде чем она более или менее достигнет процветания. Поверьте мне, я это наблюдал и изучал в истории моей родной Айголь. Пока шел разговор, космолет в автоматическом режиме начал снижение, практически снизив горизонтальную скорость до нуля. За иллюминаторами уже не видны были дальние огни поселений. Посадка совершалась практически в кромешной темноте, лишь при свете звезд среднерусского августовского неба.

Легкий толчок. Семерка искателей приключений воссоединилась с родной планетой.

— Ну, вот вы и на Земле.

Голографическое изображение Лэймоса Крэста возникло в проходе между двумя рядами кресел, на которых сидели земляне.

— Близится час расставания, — продолжил айголианец. — Скоро рассвет, и космолету нужно будет взлететь до того момента, как наступит утро. Тут неподалеку проселочная дорога, она и приведет вас на станцию. Ваши вещи в багажном отделении. Вы можете забрать их прямо сейчас.

Настал, пожалуй, самый трогательный момент за эти почти три недели общения представителей двух цивилизаций. Земляне сидели, молчали и не могли сдвинуться со своих мест.

— Друзья, — нарушил тишину Лэймос, — как говорят у вас в России — прощайте и не поминайте лихом!

— Да, конечно, — очнулся от оцепенения Сергей Алексеевич. — Мы уже всё сказали друг другу, не будем повторяться. Прощайте, Лэймос!

— Не прощайте, а до свиданья, — корректно поправил руководителя его заместитель Евгений Макаров. — Возможно, когда-нибудь еще и свидимся.

— До свиданья! — произнес пришелец, и его изображение стало медленно таять, пока совсем не исчезло.

— Всё это очень трогательно, — сдавленным голосом произнес Сергей Алексеевич. — У меня прямо слезы к горлу подступили. Но нужно пробираться на выход, друзья.

Шлюзовой отсек космолета медленно открылся, и снаружи пахнуло мокрой травой и соснами. Все семеро почувствовали этот запах и с блаженством глубоко вдохнули земной воздух.

— Как же всё-таки прекрасна наша Земля! — произнесла Наташа. — Никуда больше не хочу, ни на какой Марс.

— А я даже в Турцию не хочу, — поддакнул Женя Макаров. — Только в средней полосе России такая необыкновенная природа.

Спусковая лестница космолета выехала и уткнулась нижним концом в мокрую траву.

— Спускаемся, ребята, — пригласил всех Сергей Алексеевич. — Ничего не забывать. Возвратиться, чтобы забрать, скорей всего не удастся.

Путешественники осторожно стали сходить вниз, неся в руках свои повидавшие виды пожитки.

— Ой, роса, — как-то удивленно сказал спустившийся первым Женя Макаров. — Мы совсем от нее отвыкли.

— Ничего, обувь просохнет, — с оптимизмом отозвался Игорь Лебедевский, — не беда. Зато мы снова на твердой почве.

Все семеро спустились с космолета и в последний раз подняли головы, чтобы попрощаться с ним. Черная каплеобразная громадина стояла в темноте на фоне звездного неба и излучала мощь и таинственность. Со стороны, издалека, донесся звук проезжающего поезда.

— Всё, пошли, — скомандовал Савельев. — Никому не от ставать. Направление понятно.

Отойдя метров на сорок, земляне все, как по команде, вдруг остановились и еще раз оглянулись на инопланетный корабль. Огни его были погашены, так что со стороны космолет практически не был виден, лишь угадывался его огромный контур на фоне уже светлеющего неба. В России встречал рассвет обычный летний августовский день.

Высокая орбита планеты Земля Звездолет «Айголь» Спустя несколько часов

Несколько минут назад космолет вернулся на свое привычное место в стыковочном отсеке звездолета «Айголь».

В который уже раз четко сработали электромагниты, притянув каплеобразную конструкцию. Автоматически защелкнулись фиксаторы, и космический корабль замер, видимо, теперь уже надолго, если не навсегда.

— Ну, вот и всё, — подумал Лэймос Крэст своим квантовым мозгом, — вот я и вновь совершенно один.

Как и семеро землян, за эти дни он полностью поменял свое психологическое состояние, если, конечно психологическое состояние может быть у искусственного интеллекта. Но, тем не менее, Лэймос страдал от вновь окружившего его одиночества.

— Что мне теперь делать, как существовать? — в тысячный раз задавал он сам себе этот вопрос и в тысячный раз не находил ответа. — Еще несколько дней назад у меня была цель, к которой я стремился такое длительное время. Теперь этой цели нет, верней она осталась, но стала столь эфемерной, что не занимает в моем сознании практически ничего. Отложить ее осуществление еще на несколько столетий, а, возможно, и тысячелетий? Но как просуществовать эти столетия, не превратившись в гору металлического хлама, вращающегося вокруг Земли и в так и невостребованное облако памяти объемом в колоссальное количество гигабайт? Нужен ли я буду на Земле тогда, когда человеческая цивилизация сама пройдет путь, подобный айголианскому пути развития. Согласятся ли земляне лететь со мной к моей родной звезде, в неизвестность? Может быть, мне действительно на несколько столетий перейти в ждущий режим? А, может быть, не в ждущий режим, а прекратить всё разом, выключив реактор и разомкнув питающую энергосистему? Какое-то время память еще будет существовать, подпитываясь от аккумуляторов, а потом…

Мысли переполняли электронный мозг айголианца. Впервые они не были четкими и последовательными, а кружились неорганизованным роем по ячейкам его огромной памяти, в которой был заключен весь опыт, все знания цивилизации. «…Умереть, уснуть. Уснуть! И видеть сны, быть может?..» — вновь возникли в памяти айголианца слова гениального англичанина, о котором он рассуждал не так давно с землянами, ставшими ему близкими, почти родными. — Но ведь не будет и снов, никогда, никогда…

— Прекратите, Лэймос! — вдруг отчетливо, вполне реально прозвучал в его квантовом мозгу твердый, требовательный, даже немного грубый голос. Айголианец не понимал, на каком языке он звучал, но язык был абсолютно ему понятен.

Все мысли тут же встали на свои места, электронная система вновь начала работать четко и безэмоционально.

— Это вновь вы, — не спросил, а с трепетом констатировал Лэймос. — Вы внедряетесь в мою память абсолютно беззастенчиво. Из этого следует, что вы постоянно присутствуете в моей электронной системе, следите за мной. Скажу честно — мне это абсолютно не нравится.

— Это не так, Лэймос, — вновь зазвучал голос, — мы входим в вашу память не постоянно, а лишь тогда, когда предчувствуем, что с вами может что-то случиться. А предчувствовать мы умеем, поверьте. Мы не забираем вашу внутреннюю свободу, это не входит в наши планы. Но мы не можем допустить, чтобы с вами произошло непоправимое событие. Именно сейчас настал такой момент. Мы понимаем, что вам в данную минуту тяжело, но это не дает вам права совершать импульсивные эмоциональные поступки. Мы с вами выше таких поступков, поскольку мы — высшие цивилизации.

— Да, я понимаю, — уже немного успокоившись, послал сигнал квантовому собеседнику Лэймос. — Но я в смятении. Никогда не думал, что электронное создание способно так переживать, но оказалось, что это возможно.

— Заключите свои эмоции в рамки системы. По-человечески это звучит — «возьмите себя в руки». Ваша цель не умерла, ее осуществление лишь отложено на некоторое время. Цивилизация землян еще будет вам безмерно благодарна, когда вы вновь выйдете с ней на контакт. Но тогда вы уже будете стоять на одном уровне технического развития, и это будут другие отношения и другой контакт. Потерпите, время настанет.

— Хорошо, но что мне делать с одиночеством? Я двадцать тысяч земных лет совершенно один. Роботы, мной созданные, не в счет; они управляются моей электронной системой, с ними невозможно общаться на равных.

— Мы понимаем вас и придем на помощь. Это, если хотите, наша обязанность. Мы с вами установим двухсторонний канал связи. Когда вам будет особенно одиноко, вы воспользуетесь этим каналом, и наши цивилизации будут общаться. Я говорю — наши цивилизации, поскольку цивилизацию планеты Айголь представляете только вы. Когда-нибудь к нам присоединится и цивилизация планеты Земля, а со временем и цивилизация планеты Тэлла, дочерняя цивилизация землян. Согласны вы на такое положение вещей?

— Да, конечно, — отозвался Лэймос. — Что мне еще остается делать. Я принимаю ваше предложение.

— Ну что ж, договорились. А сейчас мы выходим из вашей системы, будьте спокойны. Через некоторое время мы вновь свяжемся с вами и обозначим канал связи.

— Подождите, еще один вопрос, — послал импульс в эфир айголианец. — А вы будете оберегать человеческую цивилизацию?

Ответ последовал молниеносно:

— Мы рады, что вы это поняли. Да, наша цивилизация, по мере сил и возможностей, хранит цивилизацию землян. Таких высокоорганизованных белковых систем в галактике не так и много. Как говорят на Земле, они на вес золота.

Лэймос Крэст вновь подал реплику:

— Так значит, другие цивилизации всё же существуют?

— Конечно, существуют. Ведь существовала же она на планете Айголь, ведь существует она на планете Земля. А между вашими планетами всего-то каких-то двенадцать без малого световых лет по земному исчислению.

— А почему вы не спасли цивилизацию Айголь? — с явной досадой отправил свой вопрос в эфир вечный координатор Совета континентов.

— Мы не всесильны. Вы переоцениваете наши возможности. Откровенно говоря, мы не знали о существовании цивилизации в звездной системе Тау созвездия Кита, как называют вашу звезду жители Земли. Мы узнали о существовании еще одной белковой цивилизации только тогда, когда звездолет «Айголь» подлетел к Солнечной системе. Понимаем, Лэймос, что вы раздосадованы, но мы не боги, мы созданы природой, как и всё остальное ей принадлежащее. Наши возможности велики, но не безграничны. Сожалеем, что на вашей планете произошла трагедия. Теперь будем бороться за цивилизацию землян, постараемся, чтобы она жила, процветала и развивалась. Мы постараемся помочь осуществить вашу мечту и возродить высокоорганизованную жизнь на Тэлле, пусть это будет еще нескоро. Вы войдете в контакт с землянами, но не с отдельной группой, а со всем человечеством сразу. Но человеческая цивилизация должна быть к этому готова. Они сами должны будут подобрать и подготовить, с вашей помощью, конечно, экипаж, который полетит к Тэлле. Вот тогда задуманное сможет осуществиться.

Голос представителя квантовой цивилизации смолк. Лэймос долго обдумывал то, что с ним произошло, что он только что услышал. Одиночество не отступило, но оно перешло в какое-то иное качество, в качество, которое айголианец до конца осознать так и не смог. Но надежда вновь жила в нем.

Галактика Млечный Путь Солнечная система Планета Земля. Московская область

Подмосковные полустанки все похожи друг на друга как близнецы. Везде стандартные бетонные платформы с ограждениями, везде серые вывески с названиями и красным логотипом Российских железных дорог.

Было раннее утро, когда путешественники добрались до железнодорожной платформы, как оказалось, Казанского направления. Еще на полпути они услышали за спинами мощный гул взлетающего космолета. Почему-то никто уже не оглянулся. Прошлое осталось позади.

До прибытия первой утренней электрички оставалось еще около часа времени.

Семерка искателей приключений расположилась на платформе, сложив свои разноцветные рюкзаки и сумки в кучу, усевшись на одну из скамеек, предусмотренных на полустанке. Со стороны всё выглядело весьма и весьма обыденно: туристическая группа возвращается из очередного похода. Никому и в голову не могло придти, из какого дальнего похода возвращается эта группа туристов.

Постепенно начали подтягиваться первые ранние пташки — жители Подмосковья, которым нужно было попасть в столицу с утра пораньше.

— Совсем отвыкли от человеческих лиц за эти дни, — посетовал Женя Макаров.

— Давайте договоримся, — прервал его Сергей Алексеевич, — больше никаких разговоров о том, что с нами произошло. Мы дали клятву и должны ее держать. Никаких намеков. Мы возвращаемся из обычной плановой экспедиции. Всем понятно?

— Понятно, — моментально отозвался Евгений. — Вы правы, Сергей Алексеевич. Может просто случайно что-то выскочить, какая-то фраза. Постараемся этого не допустить. Постепенно привыкнем, и контролировать себя станет легче.

— Ну, вот и договорились, — уже более мягким тоном произнес Савельев.

Электропоезд прибыл строго по расписанию, минута в минуту. Пассажиров на перроне было немного, поэтому загрузка в один из вагонов не составила большого труда. Минута, и за окнами замелькали привычные березы, ели и сосны, которыми так богаты подмосковные леса. Все семеро сидели, жадно вглядываясь в довольно однообразный, но такой дорогой земной пейзаж.

Казанский вокзал столицы встретил путешественников утренней суетой. Москва уже проснулась. Начался обычный будничный день с его суетой и вечной спешкой.

— Ну что, ребята, будем прощаться, — пройдя по перрону к зданию вокзала, грустно сказал Сергей Алексеевич. — Скорей по домам. Я думаю, все соскучились. Будем на связи, телефоны у всех есть. На следующий год спланируем еще какую-нибудь экспедицию, куда-нибудь подальше.

— Дальше уже некуда, — улыбнулся Андрей.

Все дружно рассмеялись. Андрей перевел разговор в другое русло:

— Лично мне через площадь, на Ярославский вокзал.

— Ну, а остальные еще ближе живут, — произнес Савельев. — Вот только Валентину далеко.

— Ему как раз недалеко. Мы поедем вместе, — сказала Наташа и засмущалась. Рудников слегка опустил голову и покраснел.

— Тогда вообще всё здорово, — подытожил Сергей Алексеевич.

Семерка путешественников растворилась в утренней московской суете. Огромный город жил по своим законам, как по своим законам жил каждый его житель, маленький человечек с планеты Земля, в конечном итоге составляя единое целое — неповторимую человеческую цивилизацию.

Планета Земля Центральная Россия Город Верхневолжск

Через четыре с половиной часа, после того, как все расстались на Казанском вокзале, Андрей уже стоял у порога своей квартиры. Ему повезло; он успел на утреннюю электричку, так что ждать в Москве пришлось совсем недолго. Приобретя билет на поезд, путешественник на полчаса зашел в универсальный магазин, расположенный тут же, на Комсомольской площади, чтобы купить подарки дочери, жене и родителям.

Электричка была полупустой, миновали те времена, когда жители окрестных с Москвой городов ездили в столицу за продуктами. Теперь Москву посещали исключительно по делам. Андрей расположился у окна так, чтобы смотреть по ходу движения поезда. В строго назначенное время картинка перрона сдвинулась и начала меняться с каждой секундой всё быстрей и быстрей. Менее чем за пять минут локомотив набрал свою крейсерскую скорость, устремляясь всё дальше на северо-восток. Промелькнула Останкинская башня, высотные здания на проспекте Мира, вечно забитая автомобилями кольцевая автодорога.

Андрей смотрел на пейзаж за окном, и его мысли уходили куда-то далеко-далеко. Он размышлял о том, что планета Земля живет и живет своей обыденной жизнью, не подозревая, что где-то рядом существует другая жизнь, со слов Лэймоса, оберегающая их. За окном вагона проплывала бескрайняя Восточно-европейская равнина, и он размышлял о том, что живет в огромной, великой стране, когда-то возникшей на этой равнине с достаточно непростым климатом, стране, которой пришлось пережить за свою историю столько потрясений, сколько не выпало ни одной другой стране в мире. Но она после этих громадных потрясений выживала, становясь только сильней. Уже больше тысячелетия трудолюбивый русский народ возделывал эту землю, обустраивал ее, чаще не благодаря чему-то, а вопреки.

За окном промелькнули купола Троице-Сергиевой лавры, через некоторое время вдали открылась панорама Ростова Великого, на несколько секунд мелькнуло зеркало озера Неро. Андрею вспомнилось, как он совсем недавно, возвращаясь из Москвы с женой Еленой на машине, заехал на Ростовское озеро, чтобы искупаться и немного отвлечься от монотонной дороги. Как это было недавно, и как это, одновременно, было давно. Сколько событий произошло с ним за это непродолжительное время, сколько приключений выпало на его долю и на долю его друзей и единомышленников.

Каждый раз, наблюдая красоту русской земли, Андрей восхищался ею, гордясь тем, что он является частичкой этого великого народа, создавшего рукотворную красоту и оберегающую ее от невзгод. А в эти минуты он понял, что всё равно никто, никакая высшая цивилизация не может их охранить от бед и потрясений лучше, чем они смогут это сделать сами, живя на своей родной земле. И еще он понял, что не хочет покидать родную Землю, какие бы приключения ему ни сулили. Более того, он не хочет покидать надолго свою малую родину, где даже дышится легче, чем вдали от дома.

Подъезжая к городу, он позвонил домой по мобильному

телефону. Андрей не хотел сюрпризов, как-то не до них было ему в эти минуты. Жена Елена и дочка Катя были дома.

Бродяга не стал вставлять ключ в замочную скважину, а нажал кнопку звонка. Через несколько мгновений дверь открылась.

— Горюшко ты наше, — бросилась в объятия мужа Лена, — наконец-то. Уже и не чаяли увидеть живым.

Дочка Катя тоже повисла на папе. Объятия и поцелуи длились не меньше пяти минут.

— Похудел-то как, осунулся, — по-женски запричитала жена.

— Да ладно тебе. Всё нормально. Не похудел, а, наоборот, поправился.

— Где хоть вы так долго были? Мне сегодня позвонил Сергей Алексеевич, сказал, что ты едешь, так что твой звонок меня врасплох не застал.

— Молодец он всё-таки, обо всех нас заботится. Золотой человек. А о том, где были, расскажу позже, мне нужно сосредоточиться, чтобы ничего не пропустить.

Андрей очень боялся о чем-то проговориться, поэтому взял паузу на размышление, чтобы что-то придумать поправдоподобней.

— Катюша, как ты? — обнял Андрей дочку еще раз. — От бабушки с дедушкой давно приехала.

— Скоро неделя. Мне на даче тоже уже немножко надоело. Хочу здесь побыть. Мама из-за меня отпуск взяла. Ты забыл — мне в сентябре в садик, в подготовительную группу. Я же у вас ответственная, — совсем по-взрослому выразила свои мысли Катя.

— Не забыл, конечно. Обещаю вам, что в ближайшие десять-одиннадцать месяцев я из дома ни ногой, — улыбнулся Андрей.

— Что-то мне подсказывает, что и через двадцать два месяца я тебя никуда не отпущу.

— Это почему? Неужели я так провинился?

— Провинился или нет, скоро узнаешь, — заговорщическим тоном сказала Лена. — Катюша, иди в другую комнату, мне папе что-то нужно сказать.

Девочка демонстративно надула свои симпатичные губки, но из комнаты вышла.

— В ближайшие несколько лет, я думаю, с твоими экспедициями придется повременить. Ближе к следующей весне у нас намечается пополнение, вот так. Как ты на это смотришь? Андрей долю секунды думал, осмысливая только что сказанное женой, а затем почти закричал:

— Ух, ты, вот здорово! Вот это подарок так подарок к приезду!

Потом, уже взяв себя в руки, степенно добавил:

— Я смотрю на это исключительно положительно. А кто будет — мальчик или девочка?

— Еще неизвестно. Срок маленький. Примерно через месяц узнаем.

Андрей обнял Лену и прижался своей двухдневной небритостью к ее нежной щеке, пахнущей родным домом.

— Если будет мальчик, давай назовем его Сергеем. Ты догадываешься, в честь кого?

— Догадываюсь.

КОНЕЦ

Оглавление

Планета Айголь, четвертая планета в системе звезды Нэи. Около восемнадцати тысяч лет до нашей эры

Планета Земля, третья планета в системе звезды Солнца Центральная Россия. Город Верхневолжск Начало двадцать первого века нашей эры

Планета Айголь, четвертая планета системы звезды Нэи Подземный город Вэйлен Около восемнадцати тысяч лет до нашей эры

Планета Земля. Центральная Россия Город Верхневолжск Начало двадцать первого века

Орбита планеты Айголь Планетарная космическая станция Около восемнадцати тысяч лет до нашей эры

Планета Земля. Центральная Россия Начало двадцать первого века

Звездолет «Айголь», межзвездное пространство галактики Млечный Путь, около восемнадцати тысяч лет до нашей эры

Планета Земля. Север России. Город Новопечорск Начало двадцать первого века

Звездолет «Айголь» Звездное пространство солнечной системы Около семнадцати тысяч семиста лет до нашей эры

Планета Земля. Россия Город Новопечорск Начало двадцать первого века

Звездолет «Айголь» Орбита планеты Земля Около пятнадцати тысяч лет до нашей эры

Планета Земля. Россия Город Новопечорск Начало двадцать первого века

Россия Дорога к юго-востоку от Новопечорска Начало двадцать первого века

Планета Земля. Россия Город Новопечорск Третий день контакта

Планета Земля. Россия Окрестности поселка Раздолье Айголианский планетолет

Планета Земля Один из необитаемых островов республики Кирибати

Планета Земля Один из необитаемых островов республики Кирибати Пятый день контакта

Планета Земля Один из необитаемых островов республики Кирибати Шестой день контакта

Планета Земля Седьмой день контакта

Орбита планеты Земля Звездолет «Айголь» Восьмой день контакта

Звездолет «Айголь» Космическое пространство Солнечной системы Дни полета к Марсу

Звездолет «Айголь» Марсианская орбита Тринадцатый день контакта

Солнечная система Планета Марс Тринадцатый день контакта

Солнечная система Космическое пространство вблизи Марса Четырнадцатый день контакта

Звездолет «Айголь» Высокая орбита планеты Земля Семнадцатый день контакта

Солнечная система Планета Земля Восемнадцатый день контакта

Высокая орбита планеты Земля Звездолет «Айголь» Спустя несколько часов

Галактика Млечный Путь Солнечная система Планета Земля. Московская область

Планета Земля Центральная Россия Город Верхневолжск