Рассказы [Лин Спрэг Картер] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]



Грейл Андвин

РАССКАЗЫ



ФЕРМЕР ИЗ КЛАЙДА



Следующая история произрастает из французских классических сказок, как из основного своего источника: но это сказка нового типа: зрелая, едкая, эмоционально искренняя, написанная простым неприукрашенным английским языком.

Рассказ мисс Андвин, которую я могу скромно объявить своим собственным открытием, является одной из трёх историй, в присланной мне рукописи. Автор пишет, что она живёт в Корнуолле, в старом каменном доме, принадлежащем её семье со времён королевы Анны. Когда её муж погиб в "Битве за Британию"[1], мисс Андвин осталась с тремя маленькими детьми на содержании. Сначала она опубликовала несколько небылиц, сочинённых на забаву детям; позже начала писать полноразмерные детские книги (полагаю, под псевдонимом или псевдонимами).

Это её первая попытка написать фэнтези для взрослых. Во имя Зурвана[2], пусть она станет отнюдь не последней!


— Л. К.



Фуата был господином всех эльфов, что населяли леса Келидона[3], края Волшебной Страны, соприкасающегося с южными областями Шотландии и, хотя его земли лежали далеко за границами любого из Семи Королевств, он был связан кровными узами с эльфами Сорчи и Тирнанога[4], и присягой Королеве Логреса[5], которую именовали Танаквиль[6].

Такое положение определённо не доставляло удовольствия эльфу-графу: ибо, хотя Логрес превосходил его графство по величине и значительности, Келидон сам по себе был больше Аннуна[7], эльфийского королевства в Уэльсе и гораздо крупнее Авалона, который, в конце концов, являлся герцогством. Фуата не видел очевидных причин, если уж правительница Авалона — герцогиня, отчего бы и ему не быть, по крайней мере, герцогом. Или, ещё лучше, королём.

Одним словом, он был честолюбив. А также горд, хитёр и умён. И ещё неукоснительно осторожен: к примеру, держал в тайне своё Истинное Имя, чтобы его волшебством не обратили ему во вред. «Фуата» — что значило “Косматый” — было вымышленным именем, которым подданным позволялось его называть.

Его звали так из-за длинной гривы тёмно-рыжих волос, спадающих почти до талии, которые не остригались последние столетия. Перед решающей битвой с фоморами[8] Фуата дал обет Зурвану, что, если победа достанется ему, он навсегда отринет ножницы цирюльника. Разумеется, в сражении победил он и весь Келидон вместе с ним.

Трудно понять или объяснить, как неясное, туманное Волшебное Царство пересекается с землями смертных людей. Иногда мы разделяем одну и ту же географию с эльфами; иногда — нет. Келидонский лес — наглядный тому пример: когда-то он стоял на землях смертных, но очень давно. Волшебник Мерлин некогда жил здесь; король Артур бился с саксами в этих узких долинах; и некоторые рыцари Круглого Стола (почти наверняка отправившиеся не в том направлении) прочёсывали этот Лес в поисках Святого Грааля. Ныне, хоть по большей части не на людских землях, он примыкал к ним, трудным для описания неясным и непонятным способом. На местах, некогда занятых древним лесом, выросли людские города, фермы и деревни.

О подобных вещах Фуата знал мало, а беспокоился ещё меньше. Поглощённый своими собственными заботами, эльф-граф мало вмешивался в дела смертных людей. И, пожалуй, так было лучше для обеих рас.

Причины, по которым Келидон, несмотря на свои обширные размеры и многочисленность эльфийских обитателей, оставался графством, не становясь герцогством или Королевством, вероятно, лежали в самой природе эльфов. В то время, как смертные поклоняются прогрессу и предвкушают утопическое грядущее, величие Ши[9] лежит в прошлом и они рассматривают былое с таким же огромным интересом и благоговением, с какими мы смотрим на будущее. Дарвид, архивариус и библиотекарь графа, когда-то вкратце объяснил это: с тех пор, как эльфы покинули Альвхейм после нападения великанов на Асгард, семь племён превратились в семь кланов, затем семь народов и (под конец) в Семь Королевств; всегда было Семь и только Семь Королевств. Самая мысль о Восьмом была невыносима и чужда им; навряд ли они могли даже представить такое.

— Мы, мой господин, во всём руководствуемся Традицией, — подвёл итог Дарвид.

Такое объяснение никак не смягчило убеждение Фуаты в несправедливости всего этого. Размышляя о неравноправии, которое наблюдал повсюду, он вновь и вновь неопровержимо логично перебирал эти несправедливости. Авалон, всего лишь маленький островок в море Маэлдуна — герцогство. Броселианд[10] — лес, подобный Келидону, граничащий с побережьем Бретани — тоже герцогство, хотя его герцог, Хьюон, считал себя королём! Нет справедливости среди Ши — гневно заключал он и не ведал того, что его сетования отдавались эхом, столь же часто высказываемые смертными, как и бессмертными.

Однако, хоть и неудовлетворённый своим положением, Фуата был щедро наделён добродетелью терпеливости. Она числилась среди благороднейших достоинств эльфов: в самом деле, трудно не стать терпеливым, если срок вашего существования исчисляется сотнями, если не тысячами лет. Тем не менее, любая беспокоящая ситуация — временна, если смотреть на неё с точки зрения тысячелетий. А за грядущие века, может что-нибудь произойти: одно из Семи Королевств могло бы напасть на врага, чтобы завоевать его или — вполне вероятно — заменить другой монархией, возможно, бывшим графством.

Амбициозный — и терпеливый — Фуата выказывал также и менее распространённое достоинство, в котором был честен с самим собой. Он признавал то, что Дарвид, бывший слишком благовоспитанным — или слишком благоразумным — не высказывал вслух: у него не было королевского происхождения. Его отец вёл свой род из племени валлийских эльфов, прозванных «Рыжими», тогда как мать происходила из скромного и непритязательного рода Дану[11] из Тирнанога; никто из них не был даже дальним родичем царствующих семей своих родных краёв. Поэтому, происхождение Фуаты, хоть и благородное, было весьма далеко от королевского.

Этот факт нисколько не смущал графа, к его чести. Что бы о нём ни говорили, выскочкой Фуата не был никоим образом. Он завоевал графство Келидон своим потом и пролив значительное количество того, что на языке эльфов соответствовало человеческой крови — не одна капля которой, между прочим, текла по его венам. Он вступил в эти глухие северные области Волшебного Царства, возглавив отряд недовольных или отверженных эльфов с юга; одолел примитивных и диких фоморов, прежде владевших этим краем; изгнал их на Оркнейские острова или куда-то ещё; и потребовал это владение себе и своим наследникам. Требование, которое королева Танаквиль, дочь короля Оберона, с радостью признала и подтвердила.

Но это было несколько веков назад (как отмеряют время смертные) и, однако же, он до сих пор был не большим, чем тогда: графом. Разве для Королевы Эльфов Логреса ничего не значило, что он сплотил эльфов Шотландии в народ Слейг Мэйт, «добрых людей», укротил грубых и примитивных урисков[12], сочетался браком с Тилвит Тег[13], царствующими эльфами Уэльса, взяв в жёны дочь самого короля Гвина (хотя она имела землистый цвет лица и дала ему лишь дочерей)? Он всё ещё был лишь графом; и это раздражало его.

Однажды ранней осенью, поутру, после тревожных и мучительных снов о венцах и коронах, Фуата пробудился с желанием проехаться по своим владениям. Из ближайшего озера он вызвал обитающего там кельпи[14], приказал ему принять конское обличье (что тот покорно исполнил, уподобившись коню, хотя просвечивающему, немного зеленоватому и с жёстким гребнем колючего плавника на выгнутой шее, вместо гривы) и поскакал дальше в утро.

Озёра и речные долины были скрыты плавающими в воздухе туманными паутинами; листва на деревьях покраснела и пожелтела; орляк и вереск оделись в мрачные оттенки рыжего и лилового; воздух был свеж и прохладен. Время от времени проезжая по верхушкам деревьев, как по лугу, Фуата позволял свежему ветру подобно знамени развевать его длинные густые волосы и охлаждать мысли, пока не обрёл спокойствие.

В Клайде[15] он остановился передохнуть, отпустив кельпи плескаться и резвиться на отмели. Осмотревшись вокруг, он заметил маленький и скромный фермерский домик, окружённый аккуратными полями и сгорбленного старика, сидящего на скамье. Что-то в этом смертном привлекло внимание Фуаты: он не мог сказать, что именно. Его одежда была домотканой, грубой и не слишком чистой. Его руки, шишковатые от тяжёлого труда, покоились на сучковатом посохе. У ног, вывалив фланелево-розовый язык, лежал одышливый старый пёс, с утра гонявший кроликов. Ничто в этом старом фермере не выглядело необычным и Фуата, редко даже замечающий смертных, не понимал, чем же этот экземпляр привлёк его внимание.

Кроме лица. Ибо его черты, хоть и покрытые морщинами, будто от страданий и, несомненно, от возраста, являли благородство и учёность. Лоб был высок и широк, глаза глубоко посажены, а рот и нос тонко высечены. Именно глаза задержали взор Фуаты: в них была печаль, тоска, старые забытые грёзы и заработанная тяжким трудом мудрость. Но больше всего там было радости.

— Что это за смертный, который выглядит столь довольным своей жалкой участью? — пробормотал Фуата, наполовину сам себе. Но кельпи услышал; и, будучи по своей природе любознательным и много путешествующим, смог ответить.

— Он — внук короля, — сказал кельпи.

— Значит у смертных тоже есть короли? Я не знал, — подивился эльф-граф.

— Есть, но иногда они избавляются от тех, кто им не по нраву, — усмехнулся кельпи. — Этот человек потратил свою юность, пытаясь вернуть корону своего деда, по праву принадлежащую ему. Однако после Каллодена[16] надежды на это больше не осталось.

Фуата долго всматривался в кожистое лицо старика, находя там мир и спокойствие, а ещё живущую в его глазах радость. Из дома доносилось женское пение и звонкий смех ребёнка.

Фуата ничего не говорил. Кельпи стряхнул воду с прозрачных боков и вышел на берег рядом с ним.

— Он возвратился во Францию, когда всё потерял, но они не позволили ему остаться. Вот так он и пропал с человечьих глаз. Некоторые говорят, что спустя некоторое время он появился снова и странствовал по Европе. Но другие знают лучше и утверждают, что он вернулся в Шотландию, разыскивая Флору, свою возлюбленную и мирно проживать свои годы фермером в Клайде.

В холодном, гордом, прекрасном лице Фуаты появилось что-то, чего прежде не было.

— Если смертные люди, подобные мошкам, утренним созданиям, что погибают днём, могут прожить без короны, — медленно промолвил он, — неужто не смогу я, кто проживёт целую вечность?

Кельпи ничего не ответил, но снова усмехнулся.

— В путь, отвези меня назад, в замок, — велел Фуата, взбираясь на спину кельпи. И они поехали прочь, оставив Красавчика принца Чарли[17] дремать на солнышке у врат его королевства.



РИАН И ГАРАНХИР



Я невероятно обожаю Грейл Андвин, потому что сам её обнаружил. Однажды по почте пришли три рассказа; с первой же страницы первой истории я безнадёжно попался на крючок. Никто никогда прежде не писал подобных волшебных сказок: они нарушают все правила и успешно запутывают превосходными уловками. Миссис Андвин живёт в старом доме в Корнуолле, которым её семья владеет со времён царствования королевы Анны. Когда её муж, пилот Королевских ВВС, погиб во Второй мировой войне, оставив молодую жену с тремя маленькими детьми без какой-либо поддержки, она обратилась к писательству. Сначала было несколько детских книг, опубликованных под другим именем; затем короткие, резкие, чистые, честные, несентиментальные истории, наподобие “Фермера из Клайда” и данного прекрасного рассказа. Надеюсь, их будет гораздо, гораздо больше…


— Л. К.



С самого начала Гаранхир понимал, что его любовь к леди Риан точнее всего назвать безнадёжной. Он был странствующим эльфом-рыцарем (в сущности наёмником), без древнего рода, без богатства, без поместий, тогда как она — наследница самой благородной династии во всём Аннуне, как называют своё королевство валлийские эльфы. Её отец, лорд Гвийон, был из Тилвит Тег, происходя от Детей Ллира по линии принца Эдейрна, брата короля; поэтому его дом был весьма знаменит, а после брака его дочь могла унаследовать баронство, по крайней мере в свой срок.

Да, всё это было совершенно безнадёжно; но, тем не менее, Гаранхир смел питать надежду. Не имелось никаких особых причин, поддерживающих его оптимизм. Видимо, у Любви есть собственные аргументы, настолько убедительные, что сухой Рассудок побеждает редко, если вообще побеждает. И, обдумав это, рыцарь не был до конца уверен, что его сватовство было бы совсем безнадёжным. Хоть и скромного происхождения, он безупречно нёс службу на севере, когда граф Фуата вёл войну с фоморскими великанами; стал прославленным поединщиком при дворе королевы Танаквиль в царстве британских эльфов; и однажды сразился с ужасным Мюрдрисом[18], прежде обитавшим в озере Рури — подвиг, до сих пор воспеваемый жонглёрами, и за который ему воздал хвалу никто иной, как сам король Гвин ап Нудд[19].

К тому же, дом Гвийона переживал тяжёлые времена. Во время беспокойств от возможного раскола лорд Гвийон поддержал герцога Арауна[20] против Короны; мало того, что эта опрометчивость помогла растратить фамильное достояние, вдобавок она стоила ему места при дворе. И когда, впоследствии, он отправился свататься, то обнаружил, что королевские дома Аннуна, Сорчи и Логреса охладели к нему, и взял в жёны леди Поллингс — они были довольно зажиточным кланом валлийских эльфов, которые обитали в Корврионе и его окрестностях, и происходили от одной из Дам Озера, несколько веков назад вышедшей за смертного рыцаря Круглого стола. В результате они были наполовину эльфами, а наполовину смертными, и считались не вполне высшим светом; так что, может быть, у Гаранхира всё-таки оставалась надежда.

Он влюбился в леди Риан на турнире, объявленном в честь победы её отца над Мурианами[21], докучливым племенем корнуолльских фей, чьи лесные угодья граничили с владениями лорда Гвийона. В списке победителей он обошёл нескольких прославленных витязей, включая принца Мадона и доблестного сэра Кинона. Фактически, ему достаточно повезло заслужить дубовый венец победителя из руки самой Риан. Рука была тонкой, мягкой и белой, а волосы Риан — блестящими и бледно-золотыми. На её лице он запомнил лишь глаза, подобные затенённым сапфирам: они так ослепили его блеском, что лишь позже он заметил сколь мягки и сладостны её губы. Он выехал с турнирного поля, наполненным безмерной и пьянящей радостью, и очень счастливым, что её отец принял его в ряды своих рыцарей, для битвы с Мурианами.

С тех пор он часто видел её, но по большей части издалека. И они никогда не беседовали, хотя он был уверен, что она сразу же узнавала его, обычно посылая невозмутимо любезную улыбку, когда он снимал шляпу. Возможно, она вспоминала, как отважно он спешил с коня прославленного Мадона или как сэр Кинон сломал своё копьё о щит Гаранхира, будто о могучий валун. Гаранхир полюбил очень, очень сильно. Он мечтал спасти её женскую честь от некоего чудовища или кого-то подобного — быть может, озёрного обитателя Аванка[22], вроде того, что одолел сэр Передур или ужасного кихирета[23], вопящего, словно банши или косматого, чудовищного пукки[24]. Но, к его досаде ни Аванк, ни Кихирет, ни Пукка никогда не забредали в эти области Аннуна. Иногда из-за рубежей набегали спригганы[25], время от времени Мурианы сжигали или грабили отдалённые фермы, и как-то раз лохматый уриск далеко забрался от шотландских лесов и немного набезобразничал. Но не представлялось никаких исключительно рыцарских по сути опасностей, чтобы Гаранхир смог защитить свою возлюбленную истинно рыцарским способом.

Если подумать, это и было самым досадным.

Что же до Риан, она ходила на Майский Праздник, когда приходил май, ходила на балы, когда они происходили, и на изысканные свадьбы и пикники на природе, и даже была представлена ко двору любезной тётушкой, отмеченной Королевской Благосклонностью. Она явно не тосковала, не бледнела и не чахла, как поступают леди в правильных рыцарских романах. И, окружённая царедворцами и аристократами, она едва замечала Гаранхира, мрачного и рослого наёмника, после окончания службы задерживающегося в замке её отца, находя одну за другой причины оставаться. Если она и любила его, как ему казалось, то определённо не выказывала этого: её манеры были учтивыми, но безразличными, в лучшем случае любезными, более сдержанными, чем с приближёнными. И они никогда не беседовали друг с другом.

Следует заметить, что недуг, от которого страдал сэр Гаранхир, среди эльфов был необычен. В целом они — холодное и бессердечное племя; это верно, они способны на нежность и привязанность, но гораздо чаще склонны к жестокости и некоторому коварному злобному юмору. Хотя им известна страсть, они редко влюбляются: но Гаранхир полюбил, словно это он, а не Риан, происходил наполовину от эльфов, наполовину от смертных.

Одним весенним днём разошлись слухи о том, что эльф-барон дал согласие на брак своей дочери с Катларом, эльфийским лэрдом, чей замок стоял на северной окраине Келидонского Леса. Боль, словно ледяная стрела, пронзила сердце Гаранхира, когда его достиг шёпот этой молвы. В глазах у него помутилось и ему пришлось опереться на спинку стула, чтобы перевести дух. Он надеялся, что на самом деле это не так и той ночью не смог уснуть.

Но это было действительно так и начались долгие предварительные приготовления к свадьбе, которая должна была пройти в Шотландии. Все женщины щебетали, словно стая хлопотливых воробьёв: тут была и свадебная вуаль, которую следовало соткать из нежных кружев, приданое, которое следовало собрать, нескончаемые затеи и замыслы, с которыми следовало определиться. Гаранхир терзался в глубине души, но ничего не говорил.

И, в своё время, будущий муж прибыл из Благого Двора[26], сопровождаемый свитой Слуаг[27] (знаменитых воинственных эльфов Шотландии). Он был высок и строен, с тёмно-рыжими волосами и, словно дикарь, был облачён в шотландку — по крайней мере, для Гаранхира он выглядел дикарём. Женщины судачили о его росте, тёмных глазах и томной улыбке, заставившей трепетать множество сердец. Гаранхир возненавидел пришельца с первого взгляда и избегал его присутствия, даже притворившись недужным, когда гость осматривал войска.

Время отъезда Риан приближалось, дикие мысли носились у Гаранхира в голове и он обезумел от горя. Он мечтал убить её кавалера и увезти свою возлюбленную в леса Аннуна — стать ганна, как называют эльфийских изгнанников и беглецов; уединённой и позабытой парой, они жили бы в примитивной хижине, он весь день охотился бы, а она пряла и ткала. Конечно, он понимал, что это безумие. В реальной жизни подобных вещей не бывает.

И наконец этот ужасный день настал. Восседая на холёном и статном кельпи, Риан в последний раз выехала за ворота своего наследственного замка, в окружении благородной свиты, рядом со своим наречённым. По всей справедливости погода обязана была быть хмурой и сумрачной, с низкими тучами цвета железа и, может, проливным дождём; напротив, это было самое яркое и прекрасное весеннее утро, из всех, что помнил Гаранхир.

Радостная и смеющаяся, Риан проехала мимо того места, где он стоял, держа Катлара за руку, склонившись, чтобы уловить его шутливый шёпот, солнечный свет, восхитительно отражался от её чудесных волос, свежее и яркое, словно цветок, лицо. Сердце Гаранхира окаменело, когда она проехала мимо, даже не взглянув.

— Кто тот молодец с широкими плечами и лицом, словно погибель? — вопросил Катлар, приметив Гаранхира в толпе. Риан обернулась в седле и глянула назад — вопросительно глянула на лицо Гаранхира, с безразличием, потрясшим его до глубины души.

— Я не знаю его, — небрежно ответила она, лишь для ушей Катлара. — Думаю, какой-то из рыцарей моего отца.

И они уехали, поднялись в воздух, сделали круг над замковыми башнями перед дальней дорогой, а затем растаяли в северных небесах. И Гаранхир отвернулся, ослепший и оглохший, с непонятной горькой радостью; и все века своего бессмертия он хранил светлое воспоминание о том единственном коротком взгляде — выходит, всё это время она любила его и не могла покинуть, на прощание не взглянув на него! Позже он поведал об этом придворному трубадуру, а, ещё позже, об их безмолвной, невысказанной любви сложили песню.

Но эта песня никогда не достигла ушей Риан и она никогда не узнала о своём необычайном заблуждении, что, как “Риан и Гаранхир”, навсегда прославилось среди знаменитых влюблённых пар эльфов Британии,

Что до сэра Гаранхира, со временем он погиб — ибо эльфы, хотя и бессмертны, иногда умирают или, по крайней мере, могут быть убиты — в великой битве со вторгнувшимися из Лохланна пиратами[28], где он обрёл долгую славу. Говорят, что он умер счастливым, с именем Риан на устах. Возможно, это выдумали поэты. Но не обязательно, ведь иногда, как при том коротком взгляде назад, Зурван милостив даже к возлюбленным.



СВЯТОЙ ОТ ЗУРВАНА



Грейл Андвин вызывает мой интерес, о, да. Она пишет такие волшебные сказки для взрослых, каких больше не пишет никто и я нахожу её детально продуманную версию эльфийской половины мира интересным местом для исследования… хотя не уверен, что хотел бы там жить. Меня озадачивает, как миссис Андвин удаётся вместить столько эмоций в такую тощую, жилистую и нераздутую историю. И в этом, если ни в других отношениях, она напоминает мне покойную Ли Брэкетт. Но даже Ли (хвала ей!) не написала ничего, подобного «Святому от Зурвана».


— Л. К.



В своё время Эохан постранствовал там и сям, но теперь он довольствовался уединённой жизнью на одном из маленьких островков Волшебного Царства, которые усеивают туманные просторы того, что я назову морем Маэлдуна — хотя, конечно же, эльфы знают его под другим именем.

Остров, который он избрал своим домом, называли Островом Каменной Двери. Сам Маэлдун видел его и описал в стихотворении: это был большой высокий остров, хотя и не особенно крупный, а его главной и самой любопытной особенностью являлся выстроенный на берегу дом. Дверь этого дома была каменной, как и подсказывало название острова и выглядела установленной так, чтобы волны проникали через проём в холл. Никто не жил в нём, со времени посещения Маэлдуна, несколько веков назад, как отмеряют время смертные, и лишь теперь тут поселился Эохан. Крыша удерживала дождь снаружи, а внутри дома имелось большое ложе, на котором можно было спать. Подле этого ложа каждый день появлялись пища и питьё, ими Эохан и жил; ими, а иногда свежепойманным лососем, которого время от времени море заносило в холл.

Его не смущало жить в полном одиночестве, ибо он привык к уединённости. Он легко мог доплыть на своей лодке до другого острова, такого как Сорча или Тирнаног, где жили люди. Но Остров Каменной Двери был ему по душе и он не собирался семь дней плыть на новый остров.

Гости редко посещали его.

Любопытная вещь насчёт Эохана — когда-то он был священником христианского Бога. На самом деле он полагал, что всё ещё таковым и является. Давным-давно священник приплыл из залива Голуэй, ведомый движимый мечтой и надеясь отыскать остров святого Брендана[29]; но не нашёл его.

Он сразу понял, что очутился в Волшебном Царстве. По одному лишь признаку — солнце не светило в небесах; было только тусклое, разлитое вокруг сияние, почти такое же яркое, словно день. В трепете, он крестился и молился, сожалея, что не захватил с собой чашу святой воды, дабы снять наложенные на него чары. Но её не было и он остался в Волшебном Царстве, широко раскинувшемся перед ним.

Сперва он посетил Сорчу, эльфийское королевство, состоящее из множества островов, наибольший из которых назывался Фалга, где правила королева Фанд[30]. Некогда, как он знал, Королём этих краёв Волшебного Царства был Мананнан[31], но уже не теперь. Он был мужем Фанд, но у них произошла размолвка и он отправился навестить свой род Ши в Аннуне, эльфийском королевстве в Уэльсе. Пока Мананнан дулся в Уэльсе, ирландский герой Кухулин[32] приблудился сюда и стал возлюбленным Королевы перед тем, как вернуться к жене в Ирландию; после этого не о каком примирении не могло быть и речи, так что теперь Фанд правила одна и, учитывая это обстоятельство, была весьма довольна.

Эохан разбирался в этих делах, потому что появился здесь гораздо позже Кухулина и слышал эту историю, пропетую бардом Ольстера. Фанд была гостеприимна и хорошо обращалась с ним (ибо эльфы соблюдали гостеприимство так же, как и смертные), но она не слушала, если он пытался обратить её в свою веру. Когда Эохан в конце концов набрался достаточно смелости спросить Королеву, отчего она не желает, чтобы священник спас её душу, она вполне вежливо пояснила, что у неё нет души.

Эльфы (как сообщила ему Фанд) во-первых, никогда не сбивались с пути истинного, а, во-вторых, они предпочитали бессмертие тела бессмертной душе. Ирландский священник был крайне потрясён и вскоре покинул это королевство.

Это было давным-давно — Эохан не мог точно определить, когда, потому что эльфы не измеряли время; во всяком случае, тогда он был молод и глуп, и очень легко смущался, столкнувшись с кем-то, чья вера отличалась от того, чему научили его монахи.

К настоящему времени он достаточно прожил в Волшебном Царстве, чтобы понять, что Ши, которые не поклонялись вообще никаким богам и, как следовало ожидать, не поклонялись самим себе, верили лишь в единственную важную для них вещь — своё собственное бессмертие. Они называли это Зурваном, подразумевая Бесконечное Время: термин, позаимствованный ими у зороастрийцев — хотя Эохан ничего не знал о зороастрийцах.

А затем случилось так, что, хотя это сделало его гораздо счастливее, когда ему удалось обратить в христианство нескольких эльфов из Сорчи, Эохан полностью удовлетворился своей судьбой и больше не мечтал об Ирландии. Если уж ему приходится жить среди язычников (как ему казалось), по крайней мере, эти язычники хранили верность своей собственной чудной религии. Эохан не мог представить доли хуже, чем оказаться среди чистых, искренних безбожников и считал относительным благом, что избег такой участи.

Он проводил время вознося молитвы и перебирая чётки, хотя постепенно всё реже и реже выполнял эти обязанности и, в конце концов, совсем забросил это обыкновение. Он бродил по берегу и гулял по лесу, который густо рос в более высокой части острова и беседовал с огромными гусями, иногда долетающими сюда с Острова Великих Птиц.

Его одежды износились в лохмотья, но, перед тем, как он покинул Сорчу, Королева подарила ему сотканные эльфами новые одеяния, которым не было сносу. Они казались ему невыразимо безвкусными: синие, серебряные, золотые и серо-зелёные, словно наряд принца; но он носил их, походя больше на павлина, чем на священника.

Не имея других собеседников, кроме Великих Птиц, он разговаривал сам с собой и, нередко, с Богом. Разумеется, Бог никогда не отвечал — не то, чтобы Эохан действительно этого от Него ожидал; но это заставило его задуматься, властен ли Бог над царствами Фэйри или всё-таки нет. В итоге, пожалуй, это казалось маловероятным. Так, с течением времени, Эохан начал разговаривать с Зурваном, который тоже никогда не отвечал, но, возможно, был целиком и полностью занят делами этого мира, тогда как Бог управлял миром смертных людей.

Как вам это утро, Ваша Святость? — мог обратиться он после завтрака к светозарным небесам. — И весь ли Малый Народец здоров и весел, как жаворонки, в такой славный денёк? — (Он отлично знал, что эльфы были такой же величины, если не больше, как люди, вроде него, но так их называла его нянюшка, когда он был ребёнком, а старые привычки держатся долго.)

Частенько он участвовал в односторонних дискуссиях теологической природы с Зурваном, объясняя эльфийскому божеству сущность Греха, доктрину Искупления и догмат Воскресения. Доброго священника изумило бы, что за годы, прожитые им в Волшебном Царстве, его теология довольно устарела и, более того, теперь стала совершенно еретической.

Но этого он никогда не узнал.

Однажды утром, уже долгое время забывая молиться, он вспомнил об этом и преклонил колени, когда появился гость — сильф по имени Ариэль. И Ариэль подслушал его молитвы, когда шаловливый бессмертный весьма удивился, услышав имя Зурвана, сменившее Божье имя в богослужениях Эохана. Оставаясь поблизости следующие несколько дней, сильф слышал, как добрый патер одно утро за другим возносил молитвы Иисусу и Марии. И в каждом случае он упоминал Зурвана, а не своих собственных божеств.

Ариэль не сказал об этом священнику, по причине, в которой не признался даже сам себе. Эльфы бессердечны, хотя могут быть и доброжелательными, и не имеют ничего, даже отдалённо похожего на совесть; теоретически, Ариэль должен был испытать жестокий восторг, указав на ошибку старика. Но он не сделал этого и вскоре улетел в Броселианд, в необычно задумчивом и меланхоличном настроении.

Когда Эохан состарился — ибо даже в Волшебном Царстве он оставался всего лишь смертным и потому уязвимым для хода времени — престарелый священник стал рассеяннее и немного безумнее, чем следует. Он раздавал благословения утвари, прибрежным скалам, птицам, морским волнам и даже деревьям.

Он забывал есть и забывал спать. В свой срок он умер.

Когда Ариэль вновь посетил Остров Каменной Двери, то нашёл тело старика, лежащее у кромки леса, его конечности были сложены, как у спящего, худые руки покоились на груди, а лицо было безмятежным. Сильф почувствовал себя необычайно печальным и растревоженным. И попытался не обращать внимание на то, что тело было цело и нетленно, и даже источало запах роз.

Проделать это было довольно легко. Но очень трудно притворяться, что не видишь Свет, сияющий над его челом, словно венец из чудесных туманных звёзд.

Ариэль похоронил священника позади дома, воздвигнув пирамиду из камней, чтобы обозначить это место. Он не мог с уверенностью сказать, почему сделал это, но по-своему он любил безвредного старого ирландца — кто знает, возможно тот напомнил ему Просперо? — и ему было известно немало занятного о смертных, чтобы понимать, как они ценят то, что зовут «достойным погребением».

Затем он вернулся домой, в рощи Элизиума, где ещё оставались эльфы Греции. И, хотя Ариэль ничего не рассказывал, разлетелись слухи и тот остров стал местом паломничества, и, как говорят, чудес.

Я не могу объяснить это, но, быть может, не так уж важно, какого бога ты почитаешь и почитаешь ли вообще, если всё же почитаешь.

И кто знает, если почитать достаточно долго и упорно, быть может даже Зурван превратит тебя в святого?



Перевод: BertranD, декабрь 2022 г.



Примечания

1

Битва за Британию — авиационное сражение Второй мировой войны, продолжавшееся с 10 июля по 30 октября 1940 года.

(обратно)

2

Зурванизм — философское течение в среде зороастрийских священнослужителей, отличалось от основного зороастрийского направления почитанием единого верховного божества Зурвана, олицетворения бесконечного пространства и времени.

(обратно)

3

Келидон — огромный лес в артуровской Британии, в котором обитал Мерлин во время своего безумия.

(обратно)

4

Тир на Ног — в кельтской мифологии страна вечной молодости, где нет болезней, а климат всегда не жарок и не холоден, нет голода и боли.

(обратно)

5

Логрес (Логрис или Логрия) — царство короля Артура в Британии.

(обратно)

6

Танаквиль — В поэме Спенсера "Королева фей" — дочь Оберона, короля эльфов.

(обратно)

7

Аннун — в мифологии валлийских кельтов потусторонний мир, правителем которого считался Араун.

(обратно)

8

Фоморы — мифические существа, представляющие в ирландской мифологии демонические, тёмные силы хаоса.

(обратно)

9

Ши — общее название высших фейри.

(обратно)

10

Броселианд — сказочный лес, известный, как место действий средневековых легенд о короле Артуре.

(обратно)

11

Туата Де Дананн — «племена богини Дану» — четвёртое из мифических племён, правивших Ирландией в ирландской мифологии

(обратно)

12

Уриск — в шотландском фольклоре существа, похожие отчасти на человека, отчасти на козла.

(обратно)

13

Тилвит тег — в валлийском фольклоре разновидность фейри. От прочих фейри они отличаются золотыми волосами. Обитают под землёй и водой.

(обратно)

14

Кельпи — в шотландской мифологии водяной дух, в образе коня уволакивающий людей в воду

(обратно)

15

Клайд — река в Шотландии, также местность в районе этой реки.

(обратно)

16

Сражение при Каллодене — сражение, произошедшее в ходе второго якобитского восстания 16 апреля 1746 года в окрестностях Каллодена, селения в северной Шотландии, между сторонниками Карла(Чарльза) Эдуарда Стюарта, претендента на британский престол, и правительственными британскими войсками под начальством герцога Камберлендского; якобиты были разбиты, сам Стюарт сумел спастись и скрыться во Франции. Принц Чарльз Эдвард Стюарт, известный также как Красавчик принц Чарли, смог покинуть поле боя и, после скитаний по горной Шотландии, уплыл во Францию.

(обратно)

17

Красавчик принц Чарли, — Чарльз Эдвард Стюарт (31 декабря 1720 — 31 января 1788), предпоследний представитель дома Стюартов и якобитский претендент на английский и шотландский престолы в 1766–1788 годах.

(обратно)

18

Мюрдрис — по ирландской легенде ужасное морское чудовище, с которым сражался Фергус Мак-Лети, король Ольстера.

(обратно)

19

Гвин ап Нудд — в валлийской мифологии король Тилвит Тег, правитель Аннуна.

(обратно)

20

Араун — в валлийской мифологии король потустороннего мира Аннуна

(обратно)

21

Мурианы — по корнуолльским поверьям это были души древних небесных обитателей, слишком хороших для ада, но слишком плохих для небес. Они постепенно уменьшались, пока не стали размером с муравьёв.

(обратно)

22

Аванк или адданк — мифическое существо в валлийской мифологии, выглядело либо как громадный крокодил, либо исполинских размеров бобр. Он утаскивал под воду коров, лошадей, овец и даже людей.

(обратно)

23

Кихирет — в валлийской мифологии призрачный дух, издающий стенания перед чьей-то смертью.

(обратно)

24

Пукка — существа из кельтского фольклора. Согласно легенде, пукка — ловкий оборотень, способный принимать различные формы и может обернуться лошадью, кроликом, козой, гоблином или собакой. Существо якобы чаще всего принимает форму гладкошёрстной чёрной лошади с развевающейся гривой и светящимися золотыми глазами.

(обратно)

25

Спригганы — согласно поверьям, спригганы подобны скандинавским троллям; как и все феи или гномы, имеют небольшой рост, однако от других представителей фей (пикси, тильвит теги) их отличает уродливая внешность: описывается, что они выглядят как миниатюрные резвые безобразные старухи, вооружённые копьями.

(обратно)

26

В шотландской мифологии фейри подразделяются на Благой и Неблагой двор, которые противопоставлены друг другу. Благой двор царствовал в мире полгода: от Бельтайна до Самайна, т. е. в светлое и теплое время года, в качестве мест обитания они предпочитали леса. Мировоззрение фейри Благого двора строилось на том, что честь — это основа существования.

(обратно)

27

Слуаг — Воинство Непрощенных Мертвецов, самые ужасные из волшебных народов Шотландских гор.

(обратно)

28

Лохланн — в современных гэльских языках лохланн означает Скандинавию или, более конкретно, Норвегию

(обратно)

29

Остров святого Брендана — гипотетическая земля в Атлантическом океане, скалистый остров, описанный многими путешественниками в Средние века. Наиболее известен по «Путешествию Святого Брендана Мореплавателя». Также отождествлялся с островом Блаженных и воплощением земного Рая

(обратно)

30

Фанд — ранняя ирландская богиня моря, Жемчужина Красоты, супруга Мананнана.

(обратно)

31

Мананнан Мак Лир — в ирландской мифологии владыка моря, живущий в Эмайн Аблах, Стране Вечной Юности.

(обратно)

32

Кухулин — герой ирландских мифов. Полубог, герой шотландской и мэнской мифологии.

(обратно)

Оглавление

  • РАССКАЗЫ
  • ФЕРМЕР ИЗ КЛАЙДА
  • РИАН И ГАРАНХИР
  • СВЯТОЙ ОТ ЗУРВАНА
  • *** Примечания ***