Где обитает любовь [Элизабет Стюарт] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Элизабет Стюарт Где обитает любовь

1

Уэльс. Декабрь 1282 года

С низко нависшего, белесого, как олово, неба сыпался на промерзшую землю колючий снег. В заледенелом лесу сердито тявкали лисицы, ожидая наступления темноты и начала ночной охоты.

Худенькую девчонку в длинной не по росту, грубой вязки шерстяной тунике, прикрывающую грудь окоченевшими тонкими руками, не пугали лесные обитатели. Не они, а двуногие хищники представляли для нее угрозу.

Невидимая и неслышная в серых сумерках, кралась она сквозь чащу по одной ей ведомой, уже скрытой под снегом тропинке.

Она шла навстречу своим людям из Тайви. Скоро совсем стемнеет, и кто, как не она, сможет указать путь к дому, словно июньский светлячок в зимнем лесу. Если они вернутся…

Выбравшись на опушку, она замерла, вглядываясь в пустое, заснеженное пространство.

Никого и ничего… Мертвая тишина. Лишь снежные хлопья бесшумно кружатся в воздухе в жутком колдовском танце.

Она принялась молиться — так горячо, как никогда прежде в короткой своей жизни:

— О Пресвятая Дева! Даруй им возвращение…

Но губы ее так замерзли, что едва шевелились. Из уст вырывалось только невнятное бормотание.

Небольшой пеший отряд пересекал открытое вьюге и ветру поле. Возглавлял его единственный всадник. Голова его поникла, плечи опустились.

За чернеющей впереди полосой леса был их дом… замок Тайви — надежное убежище… Но надолго ли? Не дольше чем до рассвета…

Он с усилием повернул голову, разглядывая тех, кто следовал за ним, и убеждаясь, что никто из раненых не отстал, не свалился в снег и не умер по дороге.

Две дюжины черных фигур насчитал он. Две дюжины осталось из ста шестидесяти латников, которых он выставил под начало лорда Олдуина из Тайви и повел в бой.

И как они, Оуэн и лорд Олдуин, как они распорядились их жизнью?

Если начать вновь вспоминать недавнее сражение, то последние силы покинут его и желание лишить себя жизни возобладает над чувством долга.

Луэллин, владетельный принц Уэльса, пал, едва битва началась, и нелепее и трагичнее этой гибели нельзя было и представить. Англичанин, поразивший мечом принца, не догадывался, кого он убил, и не знал, что рукой своей перерубил нить Судьбы целого народа.

Англичанин прожил после этого лишь считанные мгновения. Оуэн свалил его с ног и копытом коня вдавил ему сломанные ребра в легкие и сердце.

В схватке за тело мертвого принца погибли многие, но Оуэну так и не удалось отбить его у врагов. Позор, которого не смыть даже собственной кровью. Поэтому Оуэн решил остаться жить. Может быть, ему, сохранившему невредимой правую руку и боевого коня, и еще две дюжины воинов, удастся зажечь и пронести по стране факел мести.

Но сейчас люди его ковыляли еле-еле, конь спотыкался, и всаднику то и дело приходилось натягивать поводья, чтобы заставить измученное животное продолжать скорбный путь, а не лечь на снег в ожидании, когда накроет его белый саван.

Мертвецы возникали в памяти Оуэна один за одним, и не было им конца.

Вот Луэллин с пронзенным горлом… О боже, какая великая потеря! Ведь так давно не было в Уэльсе столь мудрого и справедливого правителя.

А лорд Олдуин из Тайви — доблестный воин, которому Оуэн присягал на верность!

И его больше нет… И нет лорда Родри, сына его и наследника, и лорда Эниона, обрученного с леди Элен.

А Элен? Что он скажет леди Элен?

Из глаз старого воина выкатились слезы, тотчас застывшие на ветру.

Лучше бы ему остаться там, среди мертвых, вместо того чтобы встретиться с Элен, отвечать на ее вопросы, погасить огонек надежды в ее зрачках.

— Элен… Элен… — повторял лорд Олдуин, когда Оуэн пробился к нему сквозь вражеское кольцо и преклонил колени возле умирающего. — Возвращайся к Элен… Собери всех людей, кто еще жив…

Он смолк, сознание на мгновение покинуло его, но беспокойство о близких придало ему сил.

— Уведи Элен и Гвен в безопасное место… Спрячь и охраняй их.

Он задохнулся. Оуэн приподнял ему голову.

— …Больше не осталось никого… Элен… Ты должен… должен…

Это были последние слова доблестного воина.

Конь мягко ступал по припорошенной снегом земле, и ничто не отвлекало старого воина от мучительных размышлений.

Луэллин мертв, а брат его Дэвид, безрассудный, вспыльчивый и коварный, никогда не сумеет совладать с диким нравом Уэльса.

Оуэн мрачно усмехнулся. По крайней мере Дэвид расплатится сполна за свои козни против коронованного брата, за подлую свою измену. Англичане не успокоятся, пока не истребят всех мужчин рода Луэллинов. Но лишившемуся правителя народу непременно нужен кто-то, на чью волю и решимость можно было бы опереться, чтобы сохранился в душах хоть слабый проблеск надежды.

И тут внезапная мысль заставила Оуэна крепче вцепиться в поводья онемевшими пальцами.

Элен! Не об этом ли желал поведать ему Олдуин, не на нее ли он намекал в предсмертном своем слове? Но ведь она только шаловливая девчонка, которой нет еще и шестнадцати. Однако она потомок гордых воителей, чья родословная восходит ко временам самого короля Артура. И она в родстве с Луэллином по женской линии.

Как бы в ответ на его мысли маленькая фигурка вдруг выступила из густых зарослей, окаймляющих русло замерзшего ручья.

Несмотря на слишком просторную для тонкой девичьей фигурки тунику, сапоги выше колен, шапку, которую носят лучники, и короткий меч в ножнах на поясе, Оуэн тотчас же узнал свою юную госпожу.

— Леди Элен! — воскликнул он, резко осадив коня. — Ради бога, скажи, что ты делаешь здесь одна в такой час?

Огромные голубые глаза из-под пушистых от белого инея ресниц уставились на Оуэна с крохотного, нежно очерченного и бледного от холода и тревоги личика.

— Жду отца, — произнесла она с достоинством.

Ее взгляд скользнул по веренице следующих за всадником пеших воинов.

— Я вижу, ты привел домой раненых. Мама, к сожалению, уже в постели, ей нездоровится, но я приготовила все необходимое в холле. Мы с Тангуин позаботимся о них.

Она вновь взглянула в лицо Оуэна. Губы ее слегка дрожали, но голосок был тверд.

— Наверное, отец, Энион и мой брат прикрывают ваш отход? Поле боя осталось за нами?

Оуэн сделал знак своим людям продолжать путь к опушке леса. Наступил момент, которого он так страшился.

— Тебе надо собраться с силами…

Спешившись, он шагнул к ней, все еще размышляя, как бы облегчить удар, который собирался ей нанести.

— Сражение закончилось… Поле боя осталось за рыцарями Эдуарда… Луэллин мертв, и многие тоже убиты… Те, кого я привел, — все, что осталось от нашего отряда… Может быть, кто-то из лучников успел скрыться в лесах, но вряд ли.

Ее глаза, и так огромные, расширились еще больше. Она не поверила ему.

— Ложь! — вскричала девочка. — Есть предсказание… пророчество самого Мерлина… Луэллин будет носить корону и править всей Британией! Это было ему обещано еще много веков назад.

Оуэн что-то хотел возразить, но она протянула вперед раскрытую ладонь, как бы умоляя его сомкнуть уста, не говорить ей ничего больше. И все же с неугасающей надеждой вглядывалась ему в лицо и шептала тихо:

— Ты солгал… солгал… Ты, наверное, сбежал до того, как закончилась битва… Отец, должно быть, сейчас ищет тебя. Как осмелился ты его покинуть?

Оуэн схватил ее за худенькие плечи и безжалостно встряхнул.

— Выслушай меня, Элен! И слушай внимательно, так как времени у нас мало. Пророчество Мерлина, очевидно, не относилось к нашему Луэллину. Сражение завершилось, мы разбиты… все потеряно. Твои родичи, Элен, убиты. Все до одного… Они мертвы… мертвы… — твердил он в нахлынувшем внезапно приступе ярости.

Со сдавленным рыданием Элен вырвалась из его рук и отбежала на несколько шагов.

— Я не верю тебе… Я не желаю тебе верить!

— Я видел, как твой брат упал, пронзенный сразу двумя копьями! — хрипло выкрикнул Оуэн. Голос его походил на воронье карканье. — Энион пал от руки Ричарда Кента, этого дьявольского отродья. А лорд Олдуин умер у меня на руках, — добавил он уже поникшим голосом. — И не обвиняй меня во лжи, Элен! Пока я жив, я не забуду то, что мне пришлось увидеть…

Гнев Элен утих. Слезы полились у нее из глаз.

— Энион… он тоже… — Она запнулась, вздрогнула, будто вражеское копье поразило ее собственную плоть. — Все убиты? Ты уверен?

— Да, госпожа.

Она вдруг сжала пальцы в кулаки и поднесла к своему лицу.

Оуэн наблюдал, как она сражается сама с собой, со своим отчаянием. Он был бессилен хоть чем-то утешить ее. Каждый из них должен был побороть свое горе в одиночку.

Наконец ее судорожные рыдания смолкли, кулаки разжались. Она осведомилась на удивление спокойно, вновь глядя ему прямо в лицо:

— Как далеко отсюда англичане? Когда их… нам ждать?

— У нас в запасе не больше часа. Правда, через лес они пойдут с оглядкой, опасаясь засады.

Она понимающе кивнула и снова приблизилась к нему.

Снег падал все гуще. Лес погрузился в тишину, как будто там все умерло, как и в душе Элен.

Он и она стали рядом, плечом к плечу, вслушиваясь, не близка ли погоня. Внезапно налетевший порыв ветра выхватил из-под шапки прядь волос, разметал по лицу. Элен раздраженно убрала ее, заодно и утерла слезы.

— Что ж, устроим Ричарду Кенту встречу, какую он вовек не забудет! — воскликнула она. — Пусть расплатится за отца, за Родри, за Эниона.

Элен положила руку на эфес меча, напряглась, вытянулась, стала выше ростом. Ее гневный взгляд уперся прямо в его глаза.

— Выдели пятерых самых надежных людей, чтобы сопровождать мою мать в безопасное место. А мы засядем в крепости и покажем английским псам, что уэльсцы не продают свои жизни задешево!

Ветер обдал их снежной крупой, качнул вершины сосен, осыпая с них снег, ворвался в чащу. И там, во тьме, что-то протяжно застонало, будто ожили лесные духи. Оуэн уже смотрел на Элен с трепетом, ему казалось, что не она, а сам лорд Олдуин взирает на него. Он едва не перекрестился в суеверном страхе и яростно потряс головой, отгоняя наваждение.

— Нет, Элен, нет! Глупо будет отправиться на тот свет ради красивого жеста! Мы должны действовать мудро, девочка! У меня есть лучший план, как ранить англичан еще больнее, но мне нужна твоя помощь.

2

Северный Уэльс. Апрель 1283 года

А-а-а-а!

Протяжный вопль разнесся в прохладном вечернем воздухе. Элен с тревогой посмотрела в сторону сплетенной из ивняка и обмазанной глиной хижины. Видимо, плохи дела у рожающей там Энид.

Вскочив с бревна, сидя на котором она провела последние несколько часов, Элен бросилась к хижине. Оттуда донесся спокойный голос Тангуин. Правда, Элен не могла разобрать, о чем говорит повитуха.

Элен нахмурилась. Все утро она ухаживала за своей рожающей подругой, но после полудня Тангуин неожиданно прогнала ее. И тон повитухи был настолько властен, что с ней бесполезно было спорить.

Теперь повитуха появилась на пороге. За последние часы она словно постарела, даже прибавилось морщин на лице. Элен подбежала к ней, заговорила торопливо:

— Тангуин, сделай же что-нибудь! Энид так мучается уже с рассвета… У тебя должно быть какое-то средство или заговор, чтобы дитя поскорее появилось на свет.

Тангуин решительно помотала седыми космами:

— Энид слишком слаба, чтобы рожать. Я предсказывала это еще два месяца назад. Зима в горах была чересчур суровой, да и еды для Энид не хватало.

Темные глаза старухи уставились на Элен, словно обвиняя в этом ее.

— Ребенок ее погубит. Она уже столько крови потеряла… Чудо, что еще жива.

Элен лишь в третий раз помогала при родах в зимнем лагере. В первых двух случаях роды прошли легко, поэтому для нее слова Тангуин были полной неожиданностью.

Собственная беспомощность испугала ее. Только не Энид! Кроме Оуэна, жизнерадостная Энид и ее муж Дилан были последними, кто остался в живых из самых близких к ее семье людей.

— Она не должна умереть! Она не умрет! — взорвалась Элен. — Сделай что-нибудь! Ведь есть какое-то колдовство…

Повитуха посмотрела на Элен с жалостью.

Она была рядом со своей порывистой юной госпожой и в радости, и в горе все шестнадцать лет со дня появления Элен на свет. Разумеется, по молодости Элен не хотела поверить в ту печальную истину, что женщине иногда приходится расплачиваться жизнью за продолжение рода.

А то, что они всю зиму убегали от английской гончей своры и прятались в северных горах„ не благоприятствовало нормальному разрешению от бремени.

— Она уже при смерти, — отозвалась Тангуин. — Можно спасти лишь ребенка.

— Но…

Снова из хижины донеслись стоны, и Тангуин исчезла в задымленном пространстве, где чадили смоляные факелы.

Элен зажмурилась, сжала кулаки так, что ногти впились в кожу ладоней. О Боже, как она устала от боли, от крови, от смертей, от зрелища израненных мужчин, от вида изможденных женщин с пустыми глазами и голодных детей, следующих за матерями неотступно в этой бессмысленной войне, в которой нельзя было победить.

Вероятно, мать была права. Наверное, им следовало махнуть на все рукой и отплыть во Францию.

У нее защемило сердце от подобных мыслей. Не она ли сама настаивала на продолжении войны после сокрушительного поражения при Айронбридж? И ее воля взяла верх. Они остались в Уэльсе. Но слабое здоровье и подорванный дух леди Гвен не устояли перед испытаниями, которые их ждали. Она скончалась в приступе лихорадки вскоре после их поспешного бегства из Тайви.

Новые для ее слуха, какие-то жалобные звуки вернули Элен из прошлого в реальность. Приотворив шаткую дверь, она проскользнула в тускло освещенную хижину. Две женщины старательно обтирали извивающегося в их руках хнычущего младенца.

— Девочка, — коротко объявила Тангуин, потом добавила, глядя на Элен: — Сомневаюсь, что ей удастся прожить долго. Она уйдет от нас скоро, вслед за матерью.

Элен взглянула на безжизненное тело своей подруги и усилием воли сдержала слезы.

Разве не говорил ей отец? Принцессы Уэльса не плачут.

Элен покинула хижину, не оглядываясь, молча, без прощальных слов. Словно слепая, шла она, натыкаясь на стволы могучих елей, на плетеные хижины зимнего лагеря. Какая-то чуждая ей воля направляла ее к реке, протекавшей внизу, в ущелье. Она устала быть мужественной, и притворяться таковой у нее тоже уже не было сил.

Достигнув каменистого берега потока, Элен углядела зеленеющее пятнышко влажного мха и опустилась, почти упала на мягкую подстилку.

Стремительный поток пробивал себе извилистый путь через темные хвойные леса по мрачным ущельям, стекая с вершин Кемберлийских гор. Вода была чиста и холодна, но не прозрачна, черна из-за отражений крутых утесов, с которых взлетали и парили в воздухе горные орлы.

Лежа на животе, Элен окунула руки в поток, испытывая жалящее прикосновение ледяных струй.

У нее перехватило дыхание от боли, но это была иная боль, чем та, что терзала ее сердце. Она погрузила обе руки по локоть и испытала острое желание войти в поток, отдать свое тело ему во власть, чтобы оно очистилось.

Постепенно оцепенение охватило Элен. Руки сделались странно невесомыми, утеряли чувствительность. Течение шевелило их, они как бы отделились от нее, таинственными движениями своими заманивая Элен в воду.

Усилием воли она вырвала руки из ледяного плена и вновь склонилась над темной водой. Ее отражение на колеблющейся поверхности искажалось, словно гримасничая, принимало самые странные очертания, но все же она разглядела в воде смотрящую на нее девушку с суровым лицом. Это призрачное существо, как ей показалось, заслуживало сочувствия и даже жалости за все выпавшие на его долю испытания — голодом, холодом в утратами. Она не узнала в своем отражении себя, все-таки это была она.

Элен отвела взгляд от завораживающего коварного водного потока, посмотрела вверх на темнеющее над сплетением голых ветвей небо, столь далекое и безжалостное. Постоянные удары судьбы оказывали на нее губительное воздействие, ух ее был сломлен, отчаяние все чаще охватывало ее. Неоткуда взяться силе и бодрости при том жалком существовании, какое они вели.

Пока лишь голодные муки и вечный холод усугубляли ее ненависть к англичанам, которая не находила себе выхода.

Образ старшего брата Родри вдруг возник у нее в воображении. Если 6 он был жив, то сейчас бы, наверное, шутливо сказал, что тяжкими испытаниями расплачивается она за свою дьявольскую красоту, намекая на необычный цвет ее волос. В ее каштановой, густой гриве светились огненно-рыжие пряди, и это Родри называл «клеймом дьявола».

А Энион говорил, что колдовская корона венчает личико ангела и что он влюбился в нее без памяти еще задолго до того, как попросил у лорда Олдуина руки его дочери.

Тоска по прошлому, по дому, безнадежно утерянному, охватила Элен с новой силой. Она, Родри, Энион — беспечные дети, скачущие на послушных своих пони вдоль берега по-матерински ласковой речки Тайви или азартно фехтующие деревянными мечами, подражая лорду Олдуину и его воинам.

Вспомнился ей и отец, прославленный рыцарь Олдуин, самый знатный и могущественный из лордов Среднего Уэльса, родственник самого Луэллина. Как она тоскует по теплу отцовских рук, по его голосу, всегда ободряющему, вселяющему уверенность, что все в мире идет как надо и все лучшее еще впереди.

Он никогда не относился к ней пренебрежительно из-за того, что она родилась девочкой, а, наоборот, гордился ею и поощрял ее участие в военных играх с Энионом и Родри — занятии столь необходимом для выживания уэльского народа и ставшем издревле неотъемлемой частью его бытия.

Молодая троица, выросшая на берегах Тайвн, была неразлучна.

Даже после того, как по настоянию матери она сменила не сковывающую свободу движений короткую тунику на платье, а легкий меч специально сделанный для нее все понимающим отцом, на вышивальную иглу…

Но она подчинилась этому лишь потому, что Энион хотел увидеть в ней женщину.

Элен откинула голову, ударившись затылком о прибрежный камень. И смежила веки, уйдя вновь в воспоминания.

Шорох шагов по опавшим листьям был ею мгновенно услышан. Трое людей спускались к реке, трое, которые еще как-то согревали сердце Элен.

Она тотчас вскочила, чтобы они не увидели ее расслабленной, впавшей в отчаяние.

На всякий случай схватилась за рукоятку меча, которого при ней не было.

— Полегче, дитя. Это я, Оуэн!

Она изобразила на лице улыбку.

— Слава богу, что это ты!

Смущенно она глянула вниз, на свой пояс, где отсутствовало оружие — привычные кинжал и меч.

— Я проявила неосторожность, — извиняющимся тоном произнесла Элен. — Я была так расстроена смертью Эннд, что ушла из хижины Тангуин. позабыв про оружие.

— Знаю, Тангуин мне все рассказала. Я догадался, что ты пойдешь сюда.

Эти простые слова, произнесенные им, окутали ее словно теплым плащом.

Она глянула в серые глаза Оуэна, всегда спокойные, как сумерки, наступающие после шумного и веселого дня, какие бывали в детстве…

Он читал ее мысли — она знала, что Оуэн знает ее, как никто другой. В тот день, когда ей исполнилось три года, он посадил ее впервые на пони. И прошел вместе с ней жизненный путь.

В ее жилах текла кровь древних уэльских королей. Он был простым вассалом ее отца, одним из многих. Но есть связи покрепче, чем простая верность присяге.

Горячая волна радости вдруг обожгла ее душу. Слава богу, хоть Оуэн возвратился из набега на англичан живым и, кажется, невредимым.

Хоть на этот раз небеса оказались милостивы к малочисленному бунтующему отряду, кочующему по промерзлым горам.

— Ну как дела, Оуэн?

Его белые зубы обнажились в широкой улыбке, будто он выкинул белый флаг, означающий поражение.

— Они сдались, отстали от нас, миледи. Твой план сработал. Они пустились наутек, испугавшись ловушки, которой на самом деле и не было. Ричард Кент укрылся в замке Гуинлин, бросив по дороге трех раненых рыцарей из свиты, которых мы прикончили… из милосердия.

Элен усмехнулась.

Дотоле дрожащая от холода, она согревалась полученными известиями, словно огнем в очаге и поджаренной аппетитной пищей.

Ее план действовал… Убивать по одному, по двое, по трое, если удастся, вражеских рыцарей, освобождать их от стальных лат, будто вареных раков от панциря, а заодно и от одежды, оставлять их тела на съедение грызунам и птицам и тем самым пугать англичан, напоминая им, какая участь их ждет в Уэльсе и при жизни, и после смерти.

— Что ж, значит, Кентский Волк получил по носу! Жаль, что он удрал, прежде чем ты отрубил ему голову.

— Господь не был так милостив ко мне, — с раскаянием произнес Оуэн. — Мой меч почему-то только скользнул по его латам. Но он не уйдет от нас живым.

Оуэн осмелился обнять госпожу и убедился, что она промокла насквозь и дрожит от холода.

— Как ты можешь так не беречь себя? Нельзя разгуливать по сырым ущельям без теплой одежды.

Он по-отечески пожурил ее, но она резко сбросила с плеча его ласковую руку и возразила:

— Я вся обливалась потом, когда бежала к реке, и мне надобно было охладиться. Я не сделала ничего плохого.

— Кроме того, что ты сляжешь в постель с лихорадкой…

Он скинул меховой плащ и закутал в него свою госпожу.

— Ты принадлежишь не только себе, но и всем нам. Ты последняя в своем роду и последняя наша надежда.

Элен опустила вниз до того вскинутый заносчиво вверх подбородок и уткнулась в мягкий лисий мех.

Этот драгоценный меховой плащ когда-то принадлежал лорду Олдуину и, может быть, до сих пор хранил его запах.

Она подарила его Оуэну в ночь их бегства из Тайви. И в прошедшие после этого события горестные месяцы этот плащ сослужил хорошую службу — он стал пугалом для англичан.

Где бы ни видели рыжий плащ, там гибли рыцари и солдаты, а уэльсцы неизменно одерживали верх. Все новых и новых воинов посылал английский король, и никто из них не возвращался назад. Исчезали обозы с продовольствием, а сильные гарнизоны трепетали в страхе.

Но победы уэльсцев были призрачны. Великая сила противостояла им, и их все дальше оттесняли в горы. Войско короля Эдуарда пробивало широкие просеки в дремучих лесах, и устраивать засады становилось все труднее. Крепкие замки занимали английские рыцари, деревни сжигались, жителей выгоняли в пустошь, где им нечем было кормиться.

И когда Ричард Бассет, прозванный Кентским Волком, окружил сплошным железным кольцом горную область Элир, а затем направил острие удара в ее сердце — твердыню Гуиннед, англичане принялись шутить, что Рыжий Лис Уэльса уже пляшет на раскаленных угольях.

Элен поглядела на Оуэна. Печаль затуманила ее голубые глаза.

— Зачем ты делаешь из меня Рыжего Лиса? Сомневаюсь, что мне удастся хоть одну ночь проспать спокойно, когда английское серебро назначено за мою голову.

Оуэн состроил гримасу, смешно пошевелив своими густыми, почти совсем седыми бровями.

— А кому еще, кроме тебя, моя девочка, лорд Олдуин нашептывает на ухо указания с того света? Про это знают наши враги, и поэтому они боятся тебя больше, чем вас всех, вместе взятых.

Элен опустила взгляд, любовно погладила мех окутывавшего ее плаща.

— Да, это так, я часто слышу его голос. Воздадим хвалу Господу, что отец воспитывал меня — свою дочь, так же, как сына. Его наука мне пригодилась. — Она печально улыбнулась. — К стыду своему, я лучше усвоила его уроки, чем матушкины. Я знаю, как надо воевать, но совсем забыла, как следует вести домашнее хозяйство.

Тяжелая рука Оуэна легла ей на плечи. Как всегда, он догадывался о том, что она не осмеливалась произнести вслух.

— Это неважно, девочка… сейчас неважно, — добавил он мягко. — Леди Гвен на тебя не в обиде. Ей спокойно там, на Небесах, где ока повстречалась с лордом Олдуином, и они снова живут в любви и согласии. Тревоги нашего мира их уже не касаются.

— Но почему отец все же разговаривает со мной? Его голос доносится до меня оттуда, с Небес.

— Потому что так велика его любовь к тебе. Это был вполне вразумительный ответ.

Элен согласно кивнула. Они двинулись гуськом по уже погруженной в сумрачную тень тропинке обратно к лагерю.

Там уже горели дымные костры. Вечерний воздух был пронзительно холоден, н Элен невольно сжалась, несмотря на теплый меховой плащ.

— Что нам делать дальше? — спросила она у старого воина, когда они приблизились к хижине, стоящей несколько особняком.

— И тебе, и мне известно, что Ричард Бассет не успокоится, пока не отплатит нам за свои потери сторицей. Он перевернет каждый камушек в горах и в конце концов обнаружит ваш лагерь. А сейчас прежде всего разведем хороший костер, чтобы ты, малютка, согрелась. А потом поджарим на нем мою сегодняшнюю добычу. Горячая еда поднимет твое настроение.

Чуть нахмурившись, он продолжал:

— Затем я съезжу в лагерь Лайверта. Надо обдумать нашу следующую совместную атаку. Нельзя позволить Ричарду занять Гунннед. Если он разместит в этом замке гарнизон, то от такой завозы мы уже не избавимся, и считай, что ваше дело совсем пропало. Нас прижмут к морю, и король Эдуард будет забавляться, видя, как мы мечемся у воды… И куда нам деваться тогда… с детьми… со всем нашим скарбом.

Дрожь пробрала Элен, когда она вообразила себе эту картину.

— Тебе обязательно ехать сегодня? Ты не можешь подождать до утра?

— Нет. Эта ночь все решает.

Оуэн ласково погладил ее каштановую косу, перекинутую через плечо.

— Не тревожься за меня, Элен. Ночь обещает быть лунной, а конь мой знает дорогу так хорошо, что я могу хоть спать в седле. Если мы заманим Ричарда в засаду завтра днем, то совершим великое дело. Правда, я боюсь, что он будет вдвойне осторожен после вчерашней стычки. Настоящая проверка — кто кого хитрее — нам еще предстоит.

Она молча кивнула. Говорить больше было не о чем. Сражаться до бесконечности, устраивать засады, побеждать в мелких схватках или терпеть поражения — вот на что они были обречены.

Ощутив озноб от отсыревшей одежды, она поежилась.

Оуэн кинул ей убитого им на охоте зайца. Элен поймала его за мягкие лапки.

— Я освежую твою добычу, а ты пока разводи огонь. Только одолжи мне нож, мой остался у Тангунн.

Оуэн выхватил привычным движением свой кинжал из ножен. прикрепленных к поясу, и протянул его Элен острием вниз, к земле.

— Я схожу за твоим кинжалом. Не будь так беспечна и не оставайся безоружной.

— Мне хотелось бы верить, что наш лагерь безопасен, но я не настолько глупа. Как только снег сойдет, недолго ждать нам в гости англичан. Нам придется лезть еще выше в горы, куда сатанинские выкормыши не доберутся.

Жареный заяц был необыкновенно аппетитен, и это был первый кусочек мяса, съеденный Элен за последние две недели. Зима — скудное время года, и сама Элен заставляла Оуэна распределять то, что удавалось добыть, прежде всего между здоровыми мужчинами-воинами. Следующими на очереди были беременные женщины, а потом уже все прочие.

Элен с наслаждением обглодала кость и высосала из нее вкусный костный мозг. Оуэн был прав — свежее мясо не только поддерживает тело, но и бодрит дух.

Простая их трапеза была окончена, и Оуэн стал готовиться к отъезду. Элен молча наблюдала за ним. Лишь когда он шагнул к порогу хижины, она вскочила, догнала его, обхватила за плечи и, встав на цыпочки, поцеловала в лоб.

Он тоже запечатлел отеческий поцелуй на ее лбу.

— Теперь запомни, что я скажу. Если все пойдет плохо, молодой Гриффильд доставит тебя в Конви и посадит на корабль. У тебя будет пропуск во Францию. Парень знает, кто ты есть на самом деле, но ему можно довериться. Он никогда не выдаст тебя англичанам, сколько бы серебра ни сулили за твою голову.

Темные глаза Оуэна впились в ее личико. Он искал в нем ответа на вопрос, который не решался задать, потому что все равно она никогда на него не ответит.

— Обещай мне, что ты так поступишь и не упустишь времени. Не будь упрямой. Если Эдуард захватит тебя в заложницы…

Он задохнулся при этой мысли и не смог продолжить.

Элен кивнула. Лишь немногие из людей Тайви знали, что она дочь лорда Олдуина, и еще меньше, что в ней течет кровь Луэллинов — уэльских властителей.

В простой тунике и грубых сапогах, она везде сходила за одну из многочисленных племянниц Оуэна. А все остальные беженцы в лагере были уверены, что благородная леди, наследница Тайви, давно уже во Франции.

— Я верю Гриффильду. Он наш друг. И Тангуин верит ему. А кто еще знает правду про меня? Никто, — успокоила она Оуэна.

Элен нахмурила брови, так что они почти сошлись на переносице, и произнесла сурово:

— О ком надо беспокоиться, так это о тебе, Оуэн. За тебя объявлена награда, и англичане берут тебя в кольцо.

Оуэн нарочито беспечно пожал плечами:

— Чему быть, того не миновать! Я простой солдат и способен только загадывать на один день вперед и составлять планы, как и где я буду сражаться завтра.

Он мрачно усмехнулся:

— Но это не значит, что я буду без толку искушать судьбу. Хоть мой прохудившийся плащ не греет так, как меховой плащ твоего отца, я сегодня ночью предпочту его. А ты, девочка, спрячься в хижине, и пусть меховой плащ греет тебя, но не попадайся никому на глаза.

Оуэн вышел, отвязал повод лошади, закрученный вокруг ствола дуба, вскочил в седло и поднял руку в прощальном приветствии.

Несколько мгновений всадник был еще виден в лунном сиянии, потом тьма поглотила его.

3

Рассвет медленно вползал с вершин уэльских гор в ущелья. Несмотря на внушительную охрану — три взвода рыцарей за спиной и с десяток легко вооруженных добровольцев из Южного Уэльса, польстившихся на деньги короля Англии и согласившихся стать предателями, — Ричард Кент чувствовал себя неуверенно.

Он обеспокоено обшаривал взглядом заросшие вековым лесом крутые склоны, выискивая между могучими стволами мелькнувшую где-то грозную тень.

Воины, следующие за ним, держались к нему так плотно, насколько позволяли их разгоряченные кони. Много уже потерь понесли англичане в этих проклятых горах. В памяти Ричарда всплыла вчерашняя стычка, стоившая жизни трем его рыцарям.

Яростный вопль северных уэльсцев вдруг отразился от скал многоголосым эхом.

Дикари спрыгивали с деревьев, будто с неба, обрушивались на боевых коней, от холки до крупа защищенных стальными латами, валили наземь рыцарей и добирались кинжалами до щели между шлемом и кольчугой, пронзая шейную артерию.

А английские рыцари дергали конечностями, как опрокинутые на спину жуки, взывали о помощи и потом захлебывались собственной кровью.

Ричард в ярости сжал кулаки. Воспоминание о вчерашней неудаче было постыдно. Уэльсцы растворились в тумане, который словно по волшебству опустился на лес.

Злоба исказила его красивое, с правильными мужественными чертами лицо. Высокие скулы, твердый подбородок, чувственные, но волевые губы — все могло привлечь к нему женщин, если бы не печать гнева, исказившая красивые черты.

Только так он находил выход для своей ярости.

Будь прокляты эти уэльсцы! Казалось, что король Эдуард овладел всеми их твердынями и сомкнул кольцо вокруг последней — Гуиннед. Король соизволил принять изъявления покорности от всех плененных им вельмож, кто предпочел сохранить голову на плечах, и они подползали к нему на коленях и униженно кланялись.

Но почему-то народ отказался признать себя побежденным. И маленькие разбойничьи шайки вдруг возникали из каких-то нор в горах, нападали и скрывались обратно в своих убежищах.

И не так уж малы были потери англичан. Разбойники завладевали оружием и доспехами поверженных рыцарей, а мертвецов оставляли на съедение лисицам и коршунам. Может быть, именно по этой причине неуловимый стервятник взял себе прозвище Рыжий Лис.

Сам Эдуард наделил Ричарда особыми полномочиями и поручил очистить недавно завоеванный край от возмутителей спокойствия. Но как легко отдавать приказы, и как трудно их выполнять.

Неспокойно было на душе у Ричарда Кента. В открытом сражении он бы не щадил своей жизни ради короля, но беспрерывные засады непокорных уэльсцев приводили его в ярость. Нет, еще хуже! Временами его охватывал страх.

— Подожди, Ричард! — раздался голос у него за спиной.

Ричард резко откинулся назад в седле, натянув поводья, остановил коня. Неужели опять какое-то несчастье?

Нет, это был всего лишь его старый друг сэр Жиль Эверли, догонявший его ради какого-то сообщения.

Ричард снял с головы тяжелый шлем, чтобы освежить вспотевшее лицо. Холодный ветерок сразу же стал трепать его светлую, как пшеничное поле, шевелюру.

Жиль тотчас угрюмо посоветовал:

— Лучше прикрой свою голову, дружище. Незачем знать дикарям, наблюдающим за нами из леса, что сам Ричард Кент возглавляет отряд. Боюсь, что они уже натягивают луки и целятся тебе в благородную твою голову.

Ричард, как это ни было ему противно, тут же водрузил шлем обратно.

— Вот так-то лучше, — продолжал Жиль. — Две стаи волков повраждовали, и неизвестно, кто кого загрызет. Кто сильнее или кто хитрее.

Ричарду не понравилось это сравнение его войска с волчьей стаей, но он не высказал свое недовольство преданному другу. Вступать в спор было не ко времени.

— У тебя есть сведения, что нас ждет засада?

— Сведений у меня куча, но которым из них доверять, я не знаю. У нас много осведомителей, но каждого из них я бы подверг пытке на костре, чтобы добиться, лжет он или нет. Но эти деревца вокруг, — он указал на горные склоны, поросшие вековым лесом, — мне сегодня почему-то не нравятся.

Ричард выпрямился в седле, принял должную предводителю войска осанку.

— Солдат всегда должен быть готов принять смерть.

— Но не лезть на рожон, — возразил его друг.

— Я слыхал, что в двух милях от нас, у выхода из ущелья, есть деревня, если можно так назвать это дикарское поселение. Там мы переночуем, а потом сожжем ее, выгоним всех ее обитателей. Пусть гуляют по горным склонам.

— Ты мудр, как никогда раньше, мой Ричард. В голосе Жиля Ричард уловил насмешку.

— Во всяком случае, у нас будут стены, защищающие нас от стрел, и потолок от дождя или мокрого снега. Я пекусь о своих воинах. А что заботит тебя. Жиль?

— Ничего, кроме отсутствия припасов. Я знаю, что сэр Томас следует за нами с обозом, но дойдет ли он до цели? Может, он накормит уэльсцев, а сам лишится головы?

— Придержи свой язык, Жиль!

Через четверть часа, как и предсказывал Ричард Кент, ущелье расширилось, и войско вошло в деревню.

Тусклые костры горели перед хижинами, но не было запаха жарящейся на них пищи. Дымные струйки уносились в мрачное свинцовое небо. Не было и бегающих между хижинами детишек, и даже собак, лающих на пришельцев.

Молчание могло свести с ума любого, кто бы вступил в эту деревню.

У Ричарда мурашки пробежали по телу. Он был человек суеверный, но все же он был воин и верный слуга короля Эдуарда.

Он резко осадил Саладина — коня арабских кровей, доставшегося ему еще жеребенком из Святой земли, а теперь возмужавшего, облаченного в такие доспехи, что ни одна вражья стрела, ни одно копье не грозили ему, а сам конь был грозной таранной машиной и вместе с восседающим на нем рыцарем был неуязвим.

Ричард обнажил меч. Не так быстро, как это обычно делал, завидев противника. Но жест его был понят. Воины последовали примеру своего прославленного командира. Сталь грозно блеснула в отсвете затухающих костров.

Еще шаг, и они вступят в деревню — тесное пространство, отвоеванное у грозного леса, окружающего его со всех сторон. Ветра не было. Лес сохранял угрюмое молчание, ничто живое не шевелилось в его темном нутре.

Но тревожный сигнал, словно звуки боевой трубы, сверлил его мозг.

«Они там, проклятые уэльсцы!»

Ричард чувствовал на себе их взгляды.

Да, он не ошибся. Одна черная тень в лесу чуть изменила очертания.

— Построиться, — тихо скомандовал он.

Его люди мгновенно выстроились в боевой порядок — рыцари впереди, пешие воины за ними, закрывшись щитами.

Отряд превратился в крепость, которую надо было брать штурмом.

Сквозь узкие прорези забрала глаза Ричарда обследовали лесную чащу. Кто там скрывается? Вооруженные воины или несчастные беженцы, или просто оголодавший по весне зверь?

А если это воины, то сколько их? У кого сил больше?

Хорошо, что встретился с угрозой при свете дня, а не ночью, когда вылазки уэльсцев наиболее опасны.

— Жиль! — позвал он едва слышно, не поворачивая головы.

— Я здесь, Ричард, — услышал он ответный шепот.

— Громко прокричи, чтобы они выходили. Объяви, что мы никого не тронем, если они просто мирные жители. В случае сопротивления мы убьем всех до единого, а деревню уничтожим.

Жиль тотчас начал громогласно переводить приказ Ричарда на певучий уэльский язык.

Долгое молчание последовало за его речью. Затем целая стая воробьев вдруг вспорхнула неизвестно откуда, прошумела крыльями над головой Ричарда и исчезла. Его воины дрогнули, мечи и копья вскинулись, словно отражая нападение неведомой силы.

Ричард мрачно усмехнулся, когда все-таки узрел наконец не привидение, а живое существо, появившееся из зарослей.

Это была костлявая седая женщина, едва волочившая ноги по сухой, вымерзшей за зиму траве. Она остановилась за дюжину ярдов от морды его грозного коня.

— Что тебе надо от нас? — выкрикнула она ему прямо в лицо, спрятанное под забралом, но ее гнев опалил Ричарда.

Женщина говорила не по-уэльски, а на франко-нормандском диалекте. Ричард был удивлен. Впрочем, от этого народа всегда надо ждать сюрпризов.

— Ничего мне не надо, кроме того, чтобы твои соотечественники вышли из засады. Даю слово, что никому не причиню вреда, если они сдадутся.

— Твое слово?!

Он уловил величайшее презрение в ее тоне.

— Я Ричард Кент, рыцарь вашего сюзерена Эдуарда, короля Англии. — Злость охватила его. — Мое слово честнее вашего. И у меня есть для вас монеты. На покупку еды… но не стрел и ножей…

— Стрел и ножей у нас достаточно. А еды нас лишил твой король Эдуард. Он никогда не будет править Уэльсом. После гибели Луэллина мы ждем пришествия на трон нового короля.

Тут старуха оскалила зубы в усмешке.

— Поищи где-нибудь среди наследников убитого тобой Олдуина из Таиви. Там ты встретишь того, кто имеет право на корону Уэльса.

Ричард сдержал гнев и не позволил себе поддаться порыву — направить на старуху окованного железом коня и раздавить ее, как мерзкого червяка.

Молнией ударила в его мозг мысль, которую он не единожды раньше отгонял прочь. Эдуард сказал ему, что женщины из семьи покойного лорда Олдуина сбежали во Францию. А если короля обманули? Если кто-то из них здесь, в Уэльсе?

— Твои слова, старая дура, пахнут государственной изменой! — вскричал он. — Ты хоть думаешь, о чем говоришь? Тебе вырвут язык…

— Всех языков ты не вырвешь, рыцарь из Кента, — ответила старуха с достоинством, — а я стара и не дорожу жизнью. Никто не заставит меня признать палача Эдуарда нашим королем.

Она вновь устремила взгляд в прорезь его шлема. И произнесла с такой ненавистью, с таким отвращением, как будто разговаривала не с человеком, а с омерзительным насекомым:

— Ты можешь, рыцарь, напитать свою утробу супом из воды, сваренным на траве. Мы оставили вам свой обед. Примите наше гостеприимство. Извините, но зима была суровой.

Вид старухи подтвердил ее слова. Кожа да кости! И незачем подвергать ее пыткам. Жизнь в последнюю зиму уже была для нее пыткой.

— Я дам вам окорока и хлеба, — сказал Ричард, вспомнив, что в заплечных сумках его солдат хранится неприкосновенный запас.

Старуха посмотрела на него с недоверием, потом, вдруг решившись на отчаянный поступок, сделала едва заметный жест.

Лес ожил. Из его черной глубины вдруг явились женщины, дети и ковыляющие старики. Все они устремились к кострам и тянули к огню свои промерзшие руки, а мальчики ложились животом наземь и раздували тлеющие угли.

Отряд Ричарда замер в недоумении. Его ощетинившаяся копьями и мечами оборона вот-вот готова была распасться.

По приказу Ричарда вдоль по колонне передавались мешочки с фасолью и с ломтями солонины — то, что воины держали при себе на крайний случай.

Жители деревни жадно тянули руки за неожиданной подачкой.

Ричард заметил, что некоторые из них были все-таки достаточно сильны, чтобы в нужный момент натянуть тетиву лука и послать стрелу…

Внезапно воинственный клич Луэллинов потряс горы и отозвался многоголосым эхом.

Ричард резко натянул поводья, поднял тяжелого своего коня на дыбы и закрутил в воздухе мечом, ожидая атаки. Он прикрылся щитом, уверенный, что вот-вот из-за деревьев выскочат уэльские воины и в него полетят стрелы. Но ничего подобного не произошло.

Только одна облаченная в жуткое тряпье женщина распласталась на земле под копытами кона какого-то из его рыцарей, крайне смущенного этим недоразумением.

Сжимая перчаткой рукоять обнаженного меча, Ричард устремился к месту происшествия. Его юный оруженосец Симон поскакал вслед за ним, держась слева от господина, по обычаю прикрывая ту сторону его тела, где находилось сердце.

Женщина лежала в расползающейся все шире луже крови.

Воин спешился. Его окровавленный меч был опущен. Рука дрожала.

— Бог мой! Что это такое?

Он опустился на одно колено.

— О мой… господин! Я не разглядел… я не понял… Она выскочила прямо на меня из чащи, и еще… этот жуткий клич. Клянусь… я подумал, что мы угодили в засаду. Клянусь… я не хотел, милорд!

Опустив меч в ножны, Ричард сошел с коня. Он не имел повода в чем-либо упрекнуть Джона Пикара. Он и сам подумал то же, что и его соратник.

Кинув поводья в протянутую руку Симона, он склонился над распростертым телом. Но никакой помощи несчастной женщине уже не требовалось.

Мальчишка лет шести-семи протолкался сквозь собравшуюся вокруг толпу и уставился на мертвую женщину. Его личико, искаженное горем и яростью, не оставляло сомнения, кем ему приходилась убитая женщина.

Глядя на мальчика, Ричард ощутил вдруг пронзительную боль, и это было не просто сожаление или досада. Ему показалось, что день вдруг померк, превратился в сумерки.

Что-то в выражении лица парнишки напомнило ему собственную потерю, когда он, будучи в таком же возрасте, как этот мальчуган, всматривался в заострившиеся черты своей красавицы матери перед тем, как гроб закрыли крышкой. Какая еще боль могла сравниться с этой болью?

Со сдавленным стоном, скорее похожим на рычание, мальчик заколотил маленькими слабыми кулачками по обтянутым в грубую кожу бедрам Ричарда.

Ричард схватил его за руки, отшвырнул парнишку прочь.

— Жиль! — завопил он, оглядываясь вокруг, внезапно чувствуя себя беспомощным как никогда. — Жиль!

Его друг тут же оказался рядом.

— Скажи ему, что это несчастный случай… ошибка… Скажи ему, что мы не хотели…

Ричард отрывисто бросал слова, ему не хватало дыхания.

Жиль понимающе взглянул на пришедшего в безумную ярость господина. Затем, присев на корточки возле бьющегося в истерике тощего парнишки, он начал долгую, раздражающе певучую речь.

Мальчик слушал, не перебивая.

Ричард выпрямился, но остался на месте, словно ненавидящий взгляд мальчишки пригвоздил его к месту. С таким взглядомему уже не раз приходилось встречаться. Так на него смотрели враги — взрослые мужчины, которых он убивал, но не ребенок… Страшно, что это был ребенок…

— Нет таких слов на уэльском языке, чтобы смогли его утешить, — вдруг услышал Ричард чей-то скорбный голос.

К нему обратилась старуха, с которой он разговаривал недавно.

— Ему придется утешиться, — отозвался он резко. — Женщина поступила глупо, кинувшись на вооруженного рыцаря. Вина на ней, а не на нем.

Женщина перевела взгляд с мальчишки, который теперь давился плачем, вновь на английского пришельца.

— Может быть. Но она потеряла мужа в сражении у Буилса, а дочь ее умерла от голода в прошлом месяце. Уезжай отсюда, господин! Мы видим, что ты не хочешь причинить нам вреда, но лучше уезжай!

Ричард в душе уже проклял и эту старуху, и деревню, и убитую женщину, и этот нелепый, трагический случай.

— Есть кому позаботиться о мальчишке? — спросил он на прощание.

— Я позабочусь о нем, как смогу, — сказала старуха.

Ричард сунул руку в кошель, привешенный к поясу, достал два серебряных пенни, втиснул монеты в костлявую ладонь старухи.

— Смотря за ним как следует, — грубо приказал он. — А еду я вам пришлю, если найду по дороге.

Женщина разжала руку и уставилась на монеты в величайшем изумлении. Таких огромных денег она не видела ни разу в своей долгой жизни.

Не оглядываясь больше на мальчугана, горюющего над телом мертвой матери, Ричард взял поводья из рук оруженосца.

День уже клонился к вечеру, и надо было поторопиться с поиском безопасного места для ночлега. Они и так слишком долго здесь задержались — и из-за чего? Из-за пустяка.

Этот осиротевший мальчик, разумеется, через несколько лет станет мужчиной в будет посылать стрелы в англичан. Еще одного непримиримого врага заимели они. Вот во что обошелся им этот день.

— По коням! — скомандовал Ричард, сам подымаясь в седло, на закованного в железо могучего жеребца.

Когда кавалькада рыцарей и пехотинцев вытянулась змеев из ущелья на просторную поляну, вслед им полетел детский голосок.

И странно было, что его услышали все, хотя кони топотали, а сапоги пехотинцев чавкали по грязи, и расстояние было большим.

Ричард спросил у Жиля, якобы равнодушно, из простого любопытства:

— Что этот дьяволенок еще там тявкает? Что он нам пророчит?

— Тебе лучше не знать этого, дружище! — тихо ответил Жиль.

Ричард скрипнул зубами, пришпорил Саладина, послал его вперед. Да провалясь он в преисподнюю, этот Уэльс!

Полдюжины походных костров они развели в древних развалинах давно заброшенного укрепления. Ветер не давал спокойно гореть огню, языки пламени трепетали, а огромные тени метались на облупленных стенах, словно привидения.

Ричард нашел себе место в стороне от костра, оперся спиной о закопченные известковые глыбы. Но не дремал, а почему-то перебирал в памяти злосчастные обстоятельства, которые привели его в конце кондов в эту страну.

Его отец, сэр Джон Бассет, был всего лишь незначительным вассалом Джеффри де Эрли, который управлял владениями могущественного эрла Кента. Сакские предки Ричарда лишились всех земель после победоносного вторжения нормандцев из Франции под предводительством Вильгельма Завоевателя.

Постепенно его семейство вновь воэвратвло себе былое величие, но не богатство. Ради жалких крох с господского стола мужчинам его рода приходилось служить и проливать подчас кровь, и кланяться феодалам.

Однако детство его было счастливым. Они жали одной дружной семьей. Каждым вносил свою лепту в общий котел, и никто никому не завидовал. Так продолжалось вплоть до неожиданной кончины матери, умершей от простуды.

Тогда жестокие холода накинулись на Англию, сквозняки выли, выстужая замки в хижины, и свистели, посылая смерть.

Смерть матери потрясла мальчика, ну а затем сэр Джон женился вновь, прежде чем кончился год обязательного траура по усопшей. И для Ричарда настала совсем иная жизнь.

Хотя Жанна из Льюиса была бесприданницей, да к тому же злобной и эгоистичной, то, что она красива, никто оспорить не мог.

При первой же встрече она возненавидела Ричарда одновременно испугалась, что у нее теперь такой почта взрослый пасынок. Он будет напоминать мужу покойную первую жену, и рожденные ею, Жанной, сыновья ничею не получат в наследство.

Все кончилось тем, что Ричард собрал свои скудные пожитки и перебрался в замок сюзерена, сэра де Эрли.

Одно лишь воспоминание о Жанне заставляло Ричарда и сейчас кривиться от отвращения. Она выгнала его из дома, обрекла на нищету, разлучила с отцом, лишила родного крова.

Лишившись любви и заботы родителей, он стал служить новому своему господину де Эрли с таким усердием и преданностью, что тот скоро приблизил его к себе.

И хотя среди нормандских завоевателей еще бытовало убеждение, что все, в ком течет кровь саксов, негодяи, сэр Эрли сделал Ричарда, совсем еще мальчика, своим оруженосцем и отправился с ним в крестовый поход.

А в походе в Святую землю участвовал и наследный принц Эдуард.

Там, в походах, битвах и ночлегах у Акры, Ричард наблюдал за Эдуардом и понял, что это тот властитель, за которого не жалко и жизнь отдать.

Высокий, мужественный, величественный принц Эдуард стал его кумиром, и Ричард поклялся служить ему вечно. С кем еще, как не с Эдуардом Плантагенетом, можно обрести богатство на земле и райское блаженство за гробом.

К счастью, этот очередной крестовый поход продлился недолго. А на обратном пути, при остановке на острове Сицилия, к Эдуарду явились гонцы с вестью, что король Генрих Английский испустил дух и что Эдуарда теперь ждет престол.

Позже, на пути в Англию, во время турнира, где бургундцы сражались с графом Шалоном и его рыцарями, Ричард впервые привлек к себе внимание своего сюзерена. Традиционная и вполне невинная забава вдруг превратилась в ожесточенную и кровопролитную схватку между бывшими союзниками. О чести и о правилах игры было всеми позабыто.

Ричард стоял на кромке турнирного ристалища, обеспокоено выискивая взглядом в клубах пыли, поднятых сражающимися соперниками, своего хозяина и короля. Он заметил, что три совсем свежих, не участвующих в предыдущих поединках бургундских рыцаря устремились на сближение с Эдуардом, уже лишившимся копья, сломанного им при ударе о щит очередного соперника.

Не думая, что сам подвергается опасности, Ричард схватил чье-то запасное копье, выбежал на поле, рискуя попасть под копыта взбешенных коней, пробрался сквозь гущу остервенелых всадников и возник перед взором короля.

Какую-то секунду голубые глаза Эдуарда сквозь щель забрала разглядывали Ричарда с недоумением. Но затем он поймал брошенное ему копье и со сноровкой, какую никто не ожидал от молодого короля, почти что еще юноши, опрокинул всех трех нападавших на него рыцарей.

Может, тому успеху способствовала ярость, вспыхнувшая в сердце Эдуарда. Впоследствии эта ярость помогала королю Англии идти напролом и одерживать множество побед.

Эдуард не забыл того, кто выручил его в минуту смертельной опасности. Он разыскивал своего спасителя по всему лагерю целую ночь и на рассвете все-таки его обнаружил.

— Ты оказал мне величайшую услугу, Ричард из Кента! — произнес молодой король. — Проси у меня все, что хочешь!

Ричард, преисполненный благоговения, упал на колени перед королем.

— Только служить и дальше Вашему Величеству, — единственно, что он мог ответить.

Эдуард расхохотался и благодушно потрепал густую шевелюру коленопреклоненного юноши.

— Тогда и служи! И ты не пожалеешь, если будешь мне верен.

Тут он обратился к сэру де Эрли, присутствующему при этой сцене:

— Позаботься, чтобы его хорошо учили военному делу. Я сам прослежу, каковы его успехи.

И, как ни странно, Эдуард с тех пор не выпускал Ричарда из поля зрения. Он сам посвящал его в рыцари, когда пришел срок расстаться ему со званием оруженосца.

И по мере того, как Ричард взрослел, обретал силу и мудрость, все больше доверия оказывал ему Эдуард. И хотя богатыми дарами он не был обласкан, Ричард знал, что не останется внакладе и, случись ему погибнуть, родственники его будут сыты и займут высокое положение при дворе.

Ричард отправил в рот кусок жесткой солонины и даже крепкими своими зубами с усилием разжевал его. Он служил королю Эдуарду не ради корысти и почестей. Он искренне любил короля, преклонялся перед ним. В отличие от Генриха и Джона Эдуард не делил преданных ему людей на саксов и нормандцев, ко всем относился одинаково справедливо и ценил лишь смекалку и крепость меча.

И еще согласие выполнять самое тяжелое, самое гадкое…

Тут Ричард не смог удержаться от мрачной усмешки.

Завоевание Уэльса никому не принесло бы ни славы, ни богатства. А Ричарду сулило позорное отрешение от завидного места королевского фаворита, если провалятся все попытки поймать Уэльского Лиса, засадить его в клетку и доставить ко двору.

Множество злых языков распространяют сплетни о Ричарде из Кента, немало завистников желают очернить его в глазах короля. Им ненавистно то, что Ричард так близок к Эдуарду и все же не требует за свою службу вознаграждения.

Впрочем, он обладатель самой большой награды — он имеет доступ к королевскому уху и может нашептывать королю все, что пожелает.

— Милорд!

Ричард встрепенулся. Генри Блуэ, начальник пехотинцев, почтительно остановился в нескольких шагах от него, не смея приблизиться.

— В чем дело?

— Я бы не решился потревожить вас, милорд, но… — Генри оскалился в странной ухмылке, — но там… одна женщина… требует свидания с вами.

— Женщина? — с недоверием переспросил Ричард. — Какого черта?

— Да, женщина. У нее есть для вас важное известие. Так она говорит…

Генри вновь ухмыльнулся.

— Вам стоит поторопиться, милорд. Она молода и… вроде бы не так уж грязна. По-моему, даже умывалась сегодня. Парням из стражи… приглянулась.

Ричард встал, разминая затекшие мышцы. Он с неохотой напялил на себя железную кольчугу — чем черт не шутит? Сколько раз еще придется по тревоге надевать тяжелое вооружение? Ни одна ночь не обходилась без этого.

— Иди вперед и предупреди стражу… это может быть уловка… сам понимаешь.

Генри кивнул:

— Я уже выставил двойную охрану.

Ричард шел следом за Генри по развалинам старого уэльского укрепления в западное крыло. Иногда им светили костры, а чаще приходилось пробираться в потемках.

Наконец они добрались до ворот, где увидели закутанную в плащ женщину, а рядом с нею встревоженного Жиля, который пристально вглядывался в кромешный мрак за спиной ночной гостьи.

— Скажи ей, что я и есть тот, кого она хотела видеть. Женщина сбросила с головы капюшон плаща. Светлые волосы рассыпались по ее плечам. В отблеске факелов Ричард увидел ее глубоко посаженные глаза, темно-карие, устремленные на него, словно два таинственных жала.

— Я говорю по-английски, милорд, — произнесла она четко. — Я Маргарет из Честера. Может быть, вы догадались, что я смешанной крови.

Ричард кивком головы приказал Жилю удалиться. Услуги переводчика ему были не нужны.

Затем он сделал знак женщине следовать за ним и провел ее мимо часовых в глубь укрепления.

— Вы сказали моим людям, что у вас есть новости для меня. Так говорите.

Она придвинулась к нему столь близко, что он ощутил тепло, исходящее от ее тела, и произнесла тихо, почти шепотом:

— Я знаю, где расположен лагерь, который вы ищете. Но если станет известно, что я выдала его вам, то мне не жить…

Ричард пристально разглядывал ее, стараясь уловить, насколько правдива женщина. Может быть, это очередная хитроумно задуманная ловушка?

А вдруг судьба подарила ему счастливый шанс, и грех было бы его упустить!

— О каком лагере идет речь? — спросил он на всякий случай.

— Вы дурачите меня, милорд? — отозвалась она почти грубо. — Вы стерли подковы лошадей в поисках лагеря Рыжего Лиса Уэльса, но сейчас вас отделяет от него лишь несколько часов пути.

Генри сказал правду — она была хороша собой. В нем даже шевельнулось желание. Если эта женщина и лжет, все равно она достойна высшей похвалы за мастерски сыгранную роль.

— Откуда ты добыла эти сведения?

— Мой супруг время от времени участвует в вылазках Рыжего Лиса. Понемногу я выуживала у него, где тот прячется, и теперь многое мне известно…

— Зачем ты принесла мне в клюве эту добычу?

Женщина вдруг гордо вскинула голову и смело встретилась с пристальным взглядом Ричарда.

— (Супруг опозорил меня перед всей деревней. Он привел любовницу в мой дом и унизил меня, попрекнув тем, что в моих жилах есть английская кровь. — Она улыбнулась, но улыбка была горькой. — Разве один народ виноват в том, что он оказался сильнее другого и одержал победу на ратном поле? Не так ли, милорд?

Самоуверенное поведение женщины внушало уважение к ней, но и настораживало.

— Твой муж дурак? — спросил Ричард нарочито спокойно. — Но, может быть, мы извлечем выгоду из его глупости. Если твои сведения верны, ты получишь кошель серебряных монет. Если же ты лжешь, то проклянешь тот день, когда взбрело тебе в голову обмануть меня.

Если он внимательно изучал ее, то и она делала то же самое. Суровость Ричарда ее нисколько не напугала.

— Мне нечего бояться, милорд, потому что я говорю правду. Но как я узнаю, что вы, милорд, не лжете мне? Может быть, вам захочется прогнать меня прочь или отдать на потребу вашим солдатам, когда дело ваше завершится успешно? Чем вы поручитесь?

— Своим честным словом воина. Другого поручительства я дать сейчас не могу.

Она глянула на него с циничной усмешкой:

— Этого маловато.

Ричард насупился. Ее недоверие было оскорбительно, но многих месяцев тяжкой войны и множества бесполезных жертв можно было бы избежать, если он в эту ночь захватит главный уэльский лагерь и настигнет Рыжего Лиса в его норе.

Тогда безумное сопротивление этого дикого народа вмиг будет сломлено.

— Ты сама предложила мне свою помощь. Так что решай — говорить или нет. Ты торговец, я покупатель. Не видя товара, я не развяжу кошель.

— Честно говоря, мне выбирать не из чего, — призналась женщина. — Лагерь размещен в трех часах пути отсюда. Мало кто знает ущелье, через которое можно туда добраться. Я сама поведу ваш отряд.

И вот теперь Ричард напряженно вглядывался во тьму, следуя неизведанным путем к убежищу Рыжего Лиса. Черные громады крутых утесов возвышались с двух сторон над узкой тропинкой.

Иногда горы расступались, и взору открывалась неширокая поляна, заросшая низким кустарником. В лунном свете трава и кусты, подернутые ночной изморозью от обилия влаги, серебрились и были сказочно красивы. Но эта красота таила в себе угрозу.

Открытое пространство надо было преодолевать спешно, чтобы вражеский глаз не заметил воинскую колонну. Темнота одинаково служила щитом и для наступающего войска, и для тех, кто, возможно, подстерегал их в засаде.

Во избежание излишнего шума при движении отряда Ричард распорядился оставить все тяжелые стальные доспехи на месте последнего привала. Большинство воинов были облачены лишь в плотную кожу с нашитыми на нее железными пластинами. От стрелы такая одежда не убережет.

Беспокойно ерзая в седле и чувствуя себя непривычно легким без лат, Ричард обнажил меч и шепотом пустил по колонне команду сделать то же самое.

Как тихо передвигалось его войско! Все, что могло звякнуть или загреметь, было надежно обмотано тряпьем. Коней обули в специальные войлочные сапожки. Если уэльсцы — мастера подкрадываться незаметно, то англичане не уступали им в этом искусстве.

Ричард принюхался и уловил запах дыма в холодном чистом воздухе. Где-то неподалеку еще недавно жгли костры. Хотя бы часть сведений, доставленных ночной гостьей, оказалась истинной. У выхода из ущелья разместился какой-то лагерь.

Он колебался — не послать ли кого-нибудь из уэльских проводников вперед на разведку, но затем отказался от этого намерения. Его человек, обшаривающий лес, мог быть пойман вражеской охраной и под угрозой смерти выдать их приближение.

Вероятно, ближе к рассвету часовые, непременно выставленные бдительными уэльсцами, начнут клевать носом. Им и в голову не придет, что англичане проберутся сквозь горные ущелья глухой ночью и посмеют их атаковать. Если только… если это не ловушка.

— Мы готовы, милорд, — так же шепотом был доставлен ему ответ на его распоряжение.

Ничего вроде бы не изменилось в темной колонне. Лишь в скупом лунном свете блеснули обнажившиеся клинки.

Его оруженосец вновь занял позицию слева от господина и принял из его рук поводья хозяйского жеребца. Когда сражение начнется, четверо таких же, как и Симон, юношей-оруженосцев, будут вести четырех коней неотступно за милордом, если они ему понадобятся на случай отступления.

Но сейчас Ричард шепнул Симону, чтобы он и другие юноши вместе с лошадьми оставались на месте.

Выставив вперед обнаженный меч, Ричард переступил черту, отделяющую мрак от пространства, освещенного луной.

Солдаты следовали за ним — безмолвно и бесшумно.

Это было хорошо обученное войско, годное для больших сражений и разгромившее на поле битвы армию Луэллина.

Но война в ущельях поубавила в них спеси.

Ричард согнулся вдвое, обратившись внезапно из человека в волка — недаром он заслужил свое прозвище, — и побежал по белой от инея и лунных лучей поляне.

Сердце его бешено колотилось, захлебывалось от потоков крови, не успевая гнать их по телу. Скорее бы добраться вновь до тени, падающей от могучих дубов на той стороне поляны.

Вот и настал решающий момент игры, в которую он ввязался, где неправильный выбор будет стоить жизни и ему, и всем его воинам. Он уже ощутил зловещий шелест стрелы, несущей ему смерть.

Но они преодолели поляну без всяких неприятных происшествий и вновь оказались под покровом тьмы. Теперь его сердце уже билось по-иному. В голове трезвонили радостные колокола. Враг был рядом, но не подозревал, что его ждет.

Несколько затухающих костров светились меж деревьев. Ветерок иногда раздувал тлеющие угли и вздымал над ними искры, словно стаи светлячков. Откуда-то доносился шум падающей воды — наверное, от горного ручья, — и больше ничего. Лес вокруг хранил мертвенное молчание.

И тут яростный крик — в нем были ужас, и гнев, и отчаяние — пронзил тишину.

Обнаженный меч Генри Блуэ воткнулся в тело уэльского разбойника, выскочившего из-за дерева.

Тревога была поднята, и уже незачем было таиться. Последняя битва с Рыжим Лисом Уэльса началась, и близок конец этой злосчастной войне.

Ричард вскинул меч над головой и устремился в центр вражеского лагеря.

— За Эдуарда! За Англию! — вопил он во всю силу своих легких.

Воины за его спиной взревели:

— Эдуард и Англия! Эдуард и Англия!

4

Элен перевернулась на другой бок.

Подушка, туго набитая сосновыми иглами, издавала дивный хвойный аромат. Ее вновь тянуло в сон, но крики поодаль, показавшиеся ей вначале ночным кошмаром, не утихали.

Она открыла глаза. Выплыли из тьмы тусклые угли в очаге.

— Англия! Англия! — отчетливо услышала она.

Откинув меховой плащ, оставленный ей Оуэном, она выпрямилась и тотчас провела рукой по поясу.

Кинжал был на месте, а за стенами хижины разгорелось сражение.

Элен мгновенно вскочила и выглянула наружу.

Сначала она не поверила своим глазам.

Женщины, подхватив на руки детей, убегали в лес, а мужчины, отбиваясь чем попало, едва сдерживали шеренгу наступающих воинов. У защитников не было оружия — лишь ножи и деревянные копья или головни, выхваченные из костра.

Элен вдруг показалось, что это продолжение ночного кошмара, а не явь.

— О Пресвятая Дева! За что нам такое испытание? И где Оуэн? Что делает Оуэн?

И тут она оглянулась и увидела рыжий меховой плащ. Почему-то вид его вселил в нее уверенность. Это был символ, знак благосклонной к ней судьбы. Оуэн где-то рядом. Он не оставит ни ее, ни своих беспомощных соплеменников в беде.

Она схватила плащ, и через мгновение ее уже не было в хижине, которую Оуэн делил с ней, объявив ее своей племянницей.

Она побежала к стволу могучего дуба, распростершего свои ветви над хижиной. Поводья коня были обвернуты вокруг ствола. Как предусмотрителен Оуэн! Она бы никогда не смогла найти себе лошадь в разгар жуткой паники, охватившей лагерь.

Большой серый жеребец отшатнулся от нее и заржал.

Его уши встали торчком, шерсть на холке вздыбилась. Его раздражали и пугали вопли, сопровождающие смертоубийство, происходившее рядом.

— Тихо, мой мальчик! Тихо, Мороэдд! — шептала она нежно, раскручивая в темноте запутавшиеся поводья и поглаживая успокаивающе его холку.

Конь, привыкший чувствовать на себе тяжесть всадника, все же позволял иногда худенькой дочке лорда Олдуина проехаться на нем верхом, хоть и совсем не ощущал веса, а следовательно, и власти седока. Мороэдд был самым ценным жеребцом во всей богатой конюшне Олдуина, и его не забыли взять во время поспешного бегства.

И он не подвел. Многие мили он пронес на себе по трудным дорогам юную всадницу. И теперь он не отдаст ее в когти англичанам.

Элен подвела жеребца к бревну, с которого без стремян смогла бы вспрыгнуть ему на спину. Лисий плащ был перекинут у нее через руку, кинжал при ней.

— Постой, миленький! Пожалуйста! — в отчаянии бормотала она, обращаясь к могучему, неподвластному ее силам и взбешенному животному. Жеребец на мгновение замер, чутко поводя ушами.

Теперь… или никогда! Элен, словно поднятая вихрем, , прыгнула и, не выпуская из стиснутых кулачков поводья, оседлала коня.

Она колотила его холку маленькими оцарапанными ручками и направляла жеребца вверх по крутому склону.

Лес скрыл их, но не настолько, чтобы она могла чувствовать себя в безопасности. Подъем был слишком крут. Копыта коня месили грязь, соскальзывали… Но в жеребце проснулось упрямство, а это было на руку Элен.

С высоты она, обернувшись, взглянула на поле битвы. Скорее это было побоище, а не битва. Вряд ли кому-то из ее соплеменников удастся спастись, если только она не вмешается…

Безумная идея овладела ею. Эдуард охотится за Уэльским Лисом. Если англичане примут ее за Рыжего Лиса, то прекратят резню и устремятся в погоню за ней.


Развернуть неоседланного жеребца на крутом склоне было нелегко. Конь не хотел видеть всполохи пожарища и мечущихся людей. Его манил тихий темный лес, но Элен все же справилась с ним.

Выдернув из ножен кинжал, она ударила изо всей силы в раздутые конские бока каблуками сапожек и направила его вниз.

Конь с всадницей врезались в гущу английских воинов, а устрашающий боевой клич предшествовал их нападению. Элен укрыла голову меховым капюшоном, и в темноте непонятно было, кто восседает на жеребце.

Они сбили с ног нескольких пехотинцев. Те разлетелись в стороны, как фигурки при игре в кегли.

Но тут же к ней устремились остальные воины. Они сомкнулись в полукольцо, ощетинившись окровавленной сталью. Послышались выкрики:

— Вот он, Лис! Вот он!

Элен пригнулась и полностью отдалась стремительному бегу коня.

Она ощутила, как его копыта растоптали чье-то тело. Ей некогда было оглянуться. Дай бог, чтобы это был англичанин!

Ричард откликнулся на возникшую панику в своих рядах яростным воплем:

— О, дьявол! Он здесь!

Ему показалось, что Рыжий Лис успел изничтожить с десяток его воинов.

Вырвавшись из гущи схватки с ничтожными, почти безоружными беженцами, нескольких из которых он успел заколоть, Ричард помчался навстречу новой грозной опасности. На ходу он крикнул Жилю, чтобы тот предложил Рыжему Лису сдаться.

Лезвие его меча было обагрено свежей кровью. Четверо рыцарей и оруженосец скакали следом за ним.

Элен промчалась через лагерь и вновь очутилась в спасительном мраке леса.

Она знала, что за ней гонятся. Может быть, ей повезет, и они сломают себе шеи, ударившись о низко нависшие сучья.

Она, вероятно по божьему благословению, научилась управлять неоседланным конем. Он повиновался любому ее прикосновению. Элен направляла его меж стволов, запутывая след, а враги метались без толку в чаще, и дикий лес вставал на ее защиту.

И вдруг внезапный свет от чадящего смоляного факела почти ослепил ее, а Мороэдд резко осадил, присел на задние ноги, и она чуть не скатилась с него. Элен вытянула вперед руки, крепко обхватила его за шею.

Но все было бесполезно, испуганный жеребец стряхнул ее с себя, как пушинку.

Она свалилась на мерзлую землю, ударилась о корень уходящего куда-то ввысь могучего дерева и… Англичане окружили ее.

Элен обнажила кинжал. Если одного из врагов убить или хотя бы свалить с ног, образуется прореха в кольце, и тогда, проскользнув в нее, она вновь укроется в чаще.

Она попыталась встать.

Но, боже мой! Враги стояли слишком тесно. Она оказалась в капкане.

Пот — то горячий, то холодный — прошибал ее.

Высокого роста рыцарь выступил вперед, приблизился к ней. Она разглядела еще не засохшую кровь на лезвии его меча, а луна осветила его белесые, как серебро, длинные волосы, ниспадавшие на плечи.

Что могло быть хуже? Она угодила в лапы Ричарда из Кента.

Вот он стоит перед ней — убийца Эниона. Ненависть вытеснила в ее душе страх. Ее молитвы наконец-то услышаны. Если у нее хватит сил и мужества, она убьет сейчас Волка из Кента, убьет своей рукой!

— Положи кинжал на землю! — произнес Ричард издевательски, одновременно властным жестом приказывая своим людям опустить оружие. — Ты в плену.

Элен хорошо понимала его речь. Отец, хоть и считал нормандцев захватчиками, но внушал своей семье, что с этим неизбежно надо примириться и знать их язык необходимо.

— Он не понимает тебя, Ричард, — вмешался один из рыцарей. — Ты пролай ему, как пес, может, тогда он откликнется воем!

Ни один мускул не шевельнулся на лице Ричарда, пока он разглядывал поверженного врага. Его люди стали пересмеиваться, топать ногами, отпускать непристойные шутки. От них исходила ненависть, им не терпелось расправиться с пленником или хотя бы унизить его.

Но Ричард повторил попытку вынудить врага добровольно сдаться.

— Именем Эдуарда, короля Англии, призываю тебя сложить оружие!

В уме Элен созрел план. Она ощущала силу в своей руке. Рыцарь, стоявший в двух шагах от нее, не был облачен в латы. Один точный удар, направленный в сердце, и он умрет. Ей только нужно выбрать момент и напасть молниеносно, чтобы его охрана не успела изрубить ее.

Элен сжала губы, подобралась. Она взвилась в воздух, нацелив свой кинжал прямо в грудь Кентского Волка.

Но удар ее не достиг цели, потому что Ричард успел отступить.

— Ты намерен сразиться со мной, Лис? Мне это ни к чему. Король приказал доставить тебя живым.

Элен с такой силой сжимала рукоять кинжала, что у нее онемели пальцы.

— Не глупи, Ричард! — вмешался подъехавший Жиль и спешился с коня. — На тебе нет лат. Не рискуй!

— На нем тоже нет брони.

Ричард ткнул пальцем в сторону пленника, потом жестом приказал кольцу разомкнуться.

— Что ж, я готов сразиться с тобой, Лис! И намерен убить тебя, ты мне изрядно надоел!

Элен торжествовала. Как легко этих глупцов обвести вокруг пальца, заставить принять вызов на поединок! Вторую часть ее плана осуществить, конечно, было потруднее. Оставалось надеяться на благосклонность судьбы.

— А ну-ка, несите сюда поскорее факелы! — закричал раздосадованный Жиль.

Почти тотчас чадящее пламя осветило тесную площадку меж деревьями, и Элен не медля ринулась в атаку. Она понимала, что силы их неравны, и избегала близкого контакта. Элен поднырнула под направленный на нее кинжал и принялась кружиться вокруг противника, выискивая момент, когда защита его хоть на миг ослабеет.

Он поворачивался вслед за нею медленно, лезвие его оружия зловеще сверкало. Иногда сталь касалась стали, но Элен ловко уворачивалась от силового единоборства.

Она танцевала вокруг могучего мужчины, опасаясь, что после первого же соприкосновения клинков удержать кинжал в руке ей не удастся.

Неудивительно, что и Энион был им повержен.

Воспоминание о мертвом Энионе добавило ей ярости. Но также и злобной хитрости. Она все кружила, тревожа Ричарда ложными выпадами, но сражение истощало ее силы. В отличие от других мужчин большого роста и мощного сложения Ричард не был неуклюж. Он вертелся на месте так же быстро, как она вокруг него.

Значит, ей надо двигаться еще быстрее.

После уже бессчетных подобных кругов Ричард потерял терпение и крикнул:

— Черт тебя побери, хватит бегать! Сражайся! Мужчина ты или трусливая женщина!

Элен все продолжала свой маневр и тем больше разъярила его. И наконец ей представился случай вонзить острие ему в грудь, когда бдительность Ричарда ослабла.

Но кинжал лишь пронзил его левое плечо.

Элен услышала, как он испустил проклятие, почувствовав боль, но не более того.

Она отпрыгнула. Досада от неудачного нападения чуть не заставила ее разрыдаться. Она была так близка к вожделенной цели. Другого такого шанса уже не будет.

Ее противник больше не повторит ошибки.

Ричард следил за врагом, вновь отступавшим, со злобой и удивлением. Неужели этот слабый и трусоватый человечек полгода наводил страх на все английские гарнизоны? И за этим щуплым уэльсцем он гонялся четыре месяца по лесам и горным ущельям? Неужели эти дикари не смогли выбрать себе более достойного вождя?

Сделав резкий выпад, Ричард выбросил вперед в замахе руку с кинжалом, ударил по лезвию вражеского кинжала, и тот, словно легкий воробышек, вылетел из руки противника и упал на траву.

По инерции Ричард наклонился вперед и столкнулся с врагом. Они оба свалились на землю.

Приподнявшись и вдавив колено в живот противника, Ричард приставил к его горлу кинжал. Воины его сгрудились рядом. Хор их голосов напоминал истошный лай охотничьей своры, загнавшей наконец в ловушку раненое животное.

— Факел! Дайте скорее факел! — вскричал Ричард. Оба его оруженосца поспешили выполнить приказание господина.

Ричард откинул с головы лежащего под ним и, казалось, впавшего в беспамятство противника капюшон, отороченный мехом.

Он на мгновение лишился дара речи, увидев тонкие девичьи черты.

— Что за наваждение?! — вскричал Ричард, не веря своим глазам.

Отбросив с внезапным отвращением оружие, он поднялся.

— Это женщина! Боже милостивый, упаси меня от чар колдовских! Пока мы тратили время на эту женщину, Рыжий Лис сбежал от нас!

Элен лежала, распростертая на спине, глядя снизу на враждебные мужские лица. Они сейчас расправятся с ней, и, несомненно, сделают это жестоко. Но ее уже не страшила собственная участь.

Ненависть, сжигающая ее душу, пересиливала страх. Элен верила, что ее отчаянный поступок позволил кому-нибудь из лагеря уйти живому. За это ей не жаль уплатить самую высокую цену — какие бы мучения ни ожидали ее!

Медленно она приподнялась, уселась на траве, следя неотступно взглядом за своим врагом, расхаживающим взад-вперед возле нее и, казалось, никак не способным оправиться от охватившей его растерянности и бессмысленного, унизительного для себя гнева.

Шаги его были невероятно широки, ноги длинны, он преодолевал каждым шагом расстояние, какое не одолеть ни одному из знакомых ей мужчин. Плечи и руки его были могучи, приученные к тяжести рыцарского щита и меча, которым он крушил ее родной народ.

Он резко остановился, бросил ей свирепо в лицо вопрос:

— Лис удрал? Это так? Говори!

Элен ответила ему презрительным взглядом. Если б она был колдуньей и владела искусством замораживать живых людей, то он тотчас бы оледенел.

Ричард дернул ее за руку, рывком поднял с земли. В красном свете смоляных факелов глаза обоих светились, как глаза двух хищников, столкнувшихся в схватке за добычу.

Рыцарь был озадачен увиденным. Эта женщина не походила на одичавшую от голода беженку. И не в ее утонченной красоте было дело. Как она могла завладеть дорогим плащом, который для простолюдина был недоступен? А если это подарок мужчины, участвовавшего в разбойничьих набегах? Не делила ли она с этим негодяем любовное ложе?

Как такая мысль раньше не пришла ему в голову? Ричард цинично ухмыльнулся:

— Воистину твой Рыжий Лис — хитрейшая тварь! Надо же быть таким ловкачом! Как здорово окрутил Лис вокруг пальца Волка! Честь ему и хвала! Вот уж мастер из мастеров, величайший фокусник. Цены бы ему не было на ярмарочных балаганах!

Он тут же обратился к другу:

— Жиль! Ну-ка осмотри мою ранку. Меня укусила маленькая лисичка. Непобедимый Волк получил рану, сражаясь с женщиной! Вот уж наш король Эдуард посмеется вволю!

Жиль занялся делом. Он снял с Ричарда кожаное облачение, расстегнул и спустил с плеч полотняную рубаху, обнажив его до пояса, и потребовал, чтобы факелы поднесли ближе.

— Глубокий порез, но рана чистая, — заключил он, исследовав плечо друга. — Тебе повезло, Ричард.

— А следа от укуса незаметно?

— Нет, бешеная лисичка, кажется, не успела вонзить в тебя свои зубки.

Жиль усмехнулся. Элен наблюдала за этой сценой, застыв как каменная. Ее ненависть достигла предела.

Жиль перевязал рану и с осторожностью одел друга. Ночной холод уже пробирал до костей. Ричарда бросило в озноб, но он не показывал вида.

— Поздравляю, леди. Твой удар хоть и был скользящим, но причинил немалый вред. Надеюсь, ты нашла во мне достойного соперника?

В ответ она даже не шевельнула ресницами. Впрочем, что ждать от этой дикарки, которая наверняка не знает ни слова на его родном языке.

— Поговори с ней, Жиль. Спроси, как ее зовут. У меня странное предчувствие, что она может навести нас на след тех, за кем мы охотимся.

Жиль приблизился к Элен вплотную и задал вопрос на певучем уэльском наречии. Она хранила молчание.

— Может, она слишком испугалась того, что наделала, напав на тебя, Ричард? Могу ли я обещать ей от твоего имени, что ее не подвергнут пыткам?

— На мой взгляд, она не выглядит испуганной, — сказал Ричард. — По-моему, ты ошибаешься, Жиль. Если бы ей дали сейчас меч, она тут же порубила бы всех нас на жаркое.

Ричард шагнул вперед, вгляделся пристальнее в ее личико.

— Дурак будет тот, кто согласится взять ее в наложницы. Она зарежет его на первом же привале.

Словно бы испытывая ее, он протянул руку и попытался ухватить девушку за тяжелую длинную косу. Мгновенно она кинулась на него, ее согнутые как когти пальцы с длинными ногтями едва не вцепились ему в глаза.

Ричард успел выставить, защищаясь, здоровую руку, оттолкнул девицу от себя, а тут и двое воинов пришли ему на помощь. Их хватка была железной, пленница уже не могла пошевелиться.

— Боже милостивый! Только отчаявшийся самоубийца вздумает залезть на эту кобылку!

Это вырвавшееся у кого-то из солдат замечание было встречено дружным хохотом. Ричард не принимал участия во всеобщем веселье, но и не стал одергивать раззадоренных мужчин. Женщина вряд ли понимала оскорбительный смысл их выкриков, а, кроме похотливых шуточек, они бы не посмели ничего предпринять в его присутствии. Пока ему еще удавалось держать свой отряд в строгости.

Как только Ричард возглавил королевское войско, то тотчас повесил шестерых, виновных в резне, учиненной ими в мирной деревне. Он не разрешал своим людям творить зверства, подобные тем, какие армия под началом Хьюго де Визи совершала на юге Уэльса. Ричард старался ради короля. Эдуарду тяжело будет править страной, которую истоптали, унизили, изнасиловали полчища завоевателей.

Он, уже теперь осторожно, взялся двумя пальцами за подбородок пленницы и поднял ее личико к свету.

Она была молода, даже моложе, чем показалось ему раньше. Совсем еще девочка, но… бесстрашная. Глаза ее были огромны, и в них светилась только ненависть, та же ненависть, что и во взгляде мальчишки, склонившегося над телом убитой матери.

Не прошло и нескольких часов, а он уже получил два удара этой жгучей ненависти.

— Что же это такое, бог мой? Почему этот народ так и сочится ненавистью? И ручьи, и леса, и горы, — мог бы добавить он, обращая свой вопрос к Небесам.

Он понял, что произнес это вслух, когда верный Жиль шепнул ему на ухо:

— Не казни себя. Если б ты вырос на этой границе, как я, то давно бы все понял. То, что для нас истина, для них — ложь, и наоборот. Но у каждого народа свои правила, и за них они бьются до конца. Не будет наш закон их законом, и наш король, пусть хоть и славный Эдуард, их королем, пока ты не истребишь их всех до конца.

— Нет, — возразил Ричард другу, — я не хочу зря проливать кровь. Зачем убивать ребенка? А ведь эта лисичка — совсем дитя. Мы не воюем с женщинами и детьми. Объясни ей, что ей позволено дальше жить.

Он приказал, чтобы ему подвели коня. Уже усевшись в седло, Ричард распорядился:

— Пусть ее свяжут накрепко — и руки, и лодыжки. У меня на уме есть кое-что, и этой воительнице отводится в этом плане важная роль.

Жиль поспешил выполнить все команды. Пленница, связанная по рукам и ногам, была перекинута через седло. Ричард пустил коня шагом. Элен, словно мешок с поклажей, болталась впереди него, униженная, беспомощная, но не сломленная. Раз гибель отсрочена, значит, есть еще возможность осуществить свою месть.

А Ричард в это время вспомнил свою двоюродную сестру Изабель. Она была в том же самом возрасте, что и эта девчонка. Но Изабель была похожа на первую весеннюю фиалку, а эта бестия…

Ему захотелось в порыве ярости ударить коленом висящее беспомощное связанное тело, но он удержался.

Странная ночь близилась к рассвету. Странная… потому что он был близок к цели — поймать Рыжего Лиса — и не поймал его, а сам, как он предчувствовал, угодил в ловушку.

А может, он ошибался.

5

Странная битва в лагере уэльских беженцев закончилась. Боевой конь Ричарда пролагал себе путь среди обгоревших останков хижин и множества трупов. Не было еще в послужном списке Ричарда Кента сражения, выигранного столь легко и с такими малыми потерями… и с таким количеством убитых уэльсцев. Их союзниками были темнота, неожиданность, но раз победа одержана, кто будет сомневаться в таланте полководца? Кроме него самого…

Войско, завидев своего вождя, да еще с пленником, перекинутым через седло, испустило приветственный клич.

— Наконец-то пойман Рыжий Лис! — крикнул один из ветеранов и тут же осекся, увидев девичью косу.

— Кто это, милорд?

— Долго объяснять, Генри, — мрачно отозвался Ричард. — Лучше расскажи, как вы управились здесь?

— Мы изрубили десяток дикарей в куски, да еще многих ранили… Мы же не потеряли никого, лишь пустяковые царапины. Ну а половина чертовых ублюдков скрылась в лесу. Туч мы ничего не могли поделать.

— Благодарю за службу, Генри, — произнес Ричард. — Я уж боялся, что нас одурачили. Представляешь, мне вместо Рыжего Лиса подставили какую-то дикую девчонку… — Ричард ткнул пальцем в неподвижное тело Элен, — …а Рыжий Лис удрал.

Генри оскалился в злобной ухмылке:

— Далеко Лис не удерет. Мы его поймаем, клянусь, милорд.

— Да, Генри. Я тоже так думаю. А теперь давай поговорим кое о чем с глазу на глаз.

Ричард со вздохом слез с Саладина, взглянул на девушку, которая по-прежнему оставалась недвижимой, и увел Генри в сторону, чтобы до пленницы на всякий случай не доносилась их беседа.

— Странная это добыча, но бог с ней! — сказал он. — А тебя я прошу — не спускай глаз с пленных. Я хочу их как следует допросить.

— Я позабочусь об этом, милорд, — сразу же откликнулся понятливый Генри.

— Каковы твои дальнейшие планы? — Жиль, оказывается, был тут как тут.

— Я ничего не собираюсь предпринимать до утра, а тебе, Жиль, поручаю следить за пленницей. Если она сбежит, я сдеру с тебя кожу.

— С меня? — Жиль посмотрел на друга с недоверием.

— С любого, кто ее тронет. Ценнее, чем она, нет у нас трофея. Может быть, если она заговорит, война в Уэльсе закончится.

— Ричард? Неужели ты поддался… колдовским чарам? — вскричал Жиль испуганно, то ли в шутку, то ли серьезно.

Жестом Ричард приказал ему замолчать. Он направился к тому месту, где на сухом клочке земли уложили раненых и убитых.

Элен следила взглядом за передвижениями вражеского военачальника, и сердце ее наполнялось болью и отчаянием. Хотя ей много раз приходилось видеть, как мучительно прощаются с жизнью мужчины, но такого массового побоища ей еще не приходилось наблюдать.

Как могли люди творить подобное зверство? Она увидела обезглавленные трупы и искалеченные тела. Для Ричарда это были враги, а для нее соплеменники и друзья. Элен помнила, какие они были сильные, помнила их смех, их голоса, которые уже не зазвучат никогда.

— Следуй за мной, леди. Тебе не место здесь, — обратился к ней Жиль.

Она вздрогнула. Этот враг был на удивление мягок с ней. Он склонил голову весьма галантно.

— Это война. Маленькая победа и большая цена за нее. Элен с трудом подавила в себе приступ тошноты.

— Могу я оказать помощь раненым?

— Боюсь, что нет. Ричард отрубит мне голову, если ты сбежишь.

Она впервые оглядела своего охранника внимательно. Он был ладен и хорош собой, однако чертами лица напоминал охотничьего сокола с вытянутым вперед хищным клювом. И глаза его были бездушные… птичьи.

— Даю слово, что не убегу. Может быть, кто-то из этих несчастных еще жив, а я кое-что понимаю во врачевании. Я могу отвоевать у смерти кого-то…

Жиль отрицательно мотнул головой.

Хоть это было унизительно, Элен взмолилась:

— Пожалуйста!

Это волшебное слово подействовало на него чудесным образом.

— Поклянись, и тогда…

Она приподняла вверх, насколько позволила веревка, раскрытую ладонь, упреждая его дальнейшие слова. И он воспринял это как клятву.

— Надеюсь, что ты свое обещание сдержишь. Мне сдается, что ты не простая крестьянка, а благородная леди.

Она кивнула, выдержав с достоинством его испытующий взгляд.

Одним взмахом кинжала Жиль разрезал путы на ее лодыжках.

Теперь настал ее черед удивиться.

— Ты поверил слову уэльской женщины? Разве не ходят про нас слухи, что мы лживый народец, что мы хуже зверей и живем, как дикие звери? — все это она проговорила с горечью.

В ответ Жиль начал освобождать ее руки.

— Я вырос на уэльской границе и имел дело с твоими соотечественниками. Как и в любом народе, есть среди вас люди дурные и люди хорошие.

Он выпрямился, еще раз пристально посмотрел на нее.

— Я буду рядом, пока ты будешь врачевать своих раненых. И не вздумай пытаться одурачить меня.

Элен кивнула и двинулась по поляне, отводя взгляд от мертвых тел, попадавшихся тут и там на ее пути.

В плотное кольцо, образованное английскими латниками, были согнаны уэльские пленные. К великому своему облегчению, Элен увидела, что Тангуин уже бродит среди раненых, дает им напиться из кожаного ведерка и накладывает повязки.

— Слава богу, ты жива, Тангуин! — воскликнула Элен и дотронулась до старухи, как бы желая удостовериться, что это не привидение.

— Разумеется, я жива. Кому понадобилось бы тупить свой меч о старый мешок с костями?

Элен хотелось и смеяться, и рыдать одновременно.

— Да, мы обе чудом выжили, но к добру ли это?

Старухапогладила руку Элен.

— Настал для нас черный день, дитя! Но для чего Господь сохранил нам жизнь, он раскроет позднее. Не будем строить догадки. Возьмемся лучше за дело и хоть чем-то поможем беднягам. Держи ведро и промой как следует Дилану рану на плече. А я попробую умолить английского пса, что ходит за тобой по пятам, разрешить мне сходить за лечебными снадобьями.

В грязном окровавленном мужчине, на которого указала Тангуин, Элен едва узнала своего друга Дилана. Итак, он тоже пока жив. Спасибо Пресвятой Деве, что Энид, супруге его, скончавшейся накануне днем, не пришлось лицезреть это жуткое побоище. А ребенок — их девочка — пережила ли она эту ночь?

— Ты тяжело ранен? — спросила Элен, опустившись на колени возле Дилана.

— Не знаю. Но жаль, что не смогу уже забрать с собой на тот свет нескольких негодяев.

Она стащила с него пропитавшуюся кровью грубошерстную тунику, разрубленную мечом, и убедилась, что рана скользящая и не так опасна. Ее можно было залечить.

Осторожно очищая порез, она шепнула:

— Дилан, надо обязательно найти Оуэна и предупредить, чтобы он не пытался помочь мне бежать. Боюсь, что он примчится сюда сломя голову, узнав, что произошло.

Отсвет ближайшего факела попадал на лицо Дилана. Он был красивый мужчина, но сейчас клокочущая в нем ненависть исказила его до неузнаваемости.

— Как ты считаешь, рсли я добуду для тебя нож, смог бы ты выбраться отсюда и отыскать Оуэна?

Его пальцы с такой силой сжали ее запястье, что она скривилась.

— Дай мне нож, и я найду ему еще лучшее применение, — мрачно процедил он сквозь стиснутые от боли зубы.

— Нет! На кон поставлено больше, чем жизни пары англичан, которых ты успеешь убить, прежде чем они убьют тебя. Помни, Дилан! Мы должны жить, чтобы перехитрить их. Они сильнее и многочисленнее, но когда-нибудь мы все же их одолеем. Оуэн придумает что-нибудь, а пока каждый оставшийся в живых уэльский воин дороже в сотни раз двух-трех англичан, убитых из мести. Он тяжело вздохнул.

— Ты права. Помоги мне освободиться, и я соберу всех, кто прячется в лесу, и вместе мы разыщем Оуэна. — Тут он взглянул на нее, и глаза его сузились в гневе. — Но что будет с тобой? Т воя участь незавидна. Мало радости быть в плену у Волка.

Элен опустила голову, чтобы Дилан не заметил страха на ее лице. Ей вспомнились мерзкие ухмылки и намеки английских дьяволов из окружения Ричарда.

— Я не думаю, что они убьют меня, — ушла она от прямого ответа. — И скоро они заплатят все свои долги. Скажи Оуэну, что я найду способ убежать. Они не смогут сторожить меня постоянно, и я улучу момент…

— Береги себя, Элен. Я не хочу потерять и тебя, как потерял Энид. И в ее смерти виноваты английские собаки, хотя их и не было тогда рядом. Они убили ее, убили голодом, а это все равно что мечом!

Элен ласковым прикосновением попыталась как-то успокоить его.

Накануне она первая сообщила ему о смерти жены и видела, как он, обезумев от горя, рвал на себе волосы.

— Я постараюсь найти Мараред и позабочусь о твоей дочурке. Мараред сможет кормить двух ребятишек.

— Я назвал крошку Энид, — пробормотал Дилан. — Как звали ее покойную мать.

Элен перевязала ему руку. Мысли о красивой молодой женщине, скончавшейся днем от родов, и обо всех павших от резни ночью, переполняли ее мозг жаждой отмщения. И тот, кто навел англичан на потаенный лагерь уэльсцев, не избежит возмездия.

Но кто этот предатель? На ком лежит вина за десятки загубленных жизней?

Закончив перевязку, она обратилась к Дилану:

— Ты должен кое-что сделать и для меня. Растолкуй всем, кто попал в плен, чтобы они говорили Ричарду одно и то же, когда их начнут допрашивать… но не слишком охотно… не сразу…

— Мерзавцы что-нибудь заподозрят, если наши люди заговорят не под пыткой.

— Пусть люди все как один скажут, что у Рыжего Лиса темные волосы и он по возрасту не старше Ричарда из Кента.

— Ты хочешь пустить их по ложному следу? — догадался Дилан.

— Да, — кивнула Элен. — Пусть все говорят, что он известен под именем Рхис и вроде бы из Гуиннеда родом, но достоверно этого никто не знает. Что он ездит из одного лагеря в другой и нигде не живет подолгу. Что он никому не доверяет и поэтому никого не извещает о своем прибытии или отъезде.

Она улыбнулась зловеще.

— Они уже вбили себе в голову, что я его подружка, и это только подтвердит нашу историю.

Дилан нахмурился:

— Оуэну это не понравится.

— Неважно. Мы должны сбить Ричарда со следа. А главное, сберечь Оуэна. Он — наша единственная надежда.

— Ладно, — согласился Дилан. — Я запущу этот слух. Элен вздохнула с облегчением.

— Вот и хорошо. А я подумаю, как раздобыть для тебя оружие.

Достать кинжал оказалось делом более легким, чем она ожидала. Всех пленников сразу же после сражения обыскали, но мертвецам еще предстояло подвергнуться этой процедуре. Когда она направилась к ручью, чтобы вновь наполнить ведерко, то, склонившись над первым же бездыханным беднягой, обнаружила заткнутый у него за поясом кинжал.

Молниеносно она завладела кинжалом и спрятала его в левом рукаве платья.

Перевернув мертвое тело на спину, она заглянула в пустые глаза. Это был Давид Кейнан, добродушный гигант, всегда готовый помочь женщинам и детишкам в лагере.

— Спасибо тебе, Давид, за последнюю твою услугу, — прошептала она. — И прощай. Пусть земля тебе будет пухом, а душа упокоится на небесах!

Внезапно могучая рука опустилась на ее плечо.

— Как ты избавилась от пут? — вскричал Ричард. — Я велел Жилю не спускать с тебя глаз!

В растерянности Элен уставилась в разъяренное лицо рыцаря. Видел ли он, как она брала кинжал?

— Я позволил ей ухаживать за ранеными, — поспешно объяснил Жиль.

Он стоял неподалеку в группе солдат, а теперь быстрым шагом приблизился к своему господину.

— Она дала слово, что не сбежит. К тому же я слежу за ней.

Ричард злобно зарычал на него:

— И ты ей поверил?! Ты думаешь, что после того, как она едва не вогнала мне меч в сердце, ей можно верить?

Больше всего Элен боялась, что кто-нибудь из окруживших ее воинов схватит ее за левую руку и обнаружит кинжал. Она обратилась к Жилю, вложив в интонацию весь запас презрительной надменности:

— Если ваш лорд опасается, что я сбегу, то скажите ему, что я не настолько труслива. Я останусь здесь по своей воле и пробуду столько, сколько понадобится, чтобы помочь раненым.

Жиль перевел ее речь, и хватка Ричарда чуть ослабла. У нее появилось жуткое искушение воспользоваться своим кинжалом сейчас, пока он не ждет нападения.

«Но лучший случай еще представится, — убеждала она себя. — Если я сейчас промахнусь, Ричард Кент в отместку за мое неудачное покушение перебьет всех пленных».

Ричард освободил ее и склонился над распростертым телом.

— Этот парень не нуждается в ее заботах. Отведи мерзавку обратно к тем, кто еще жив, и смотри за ней в оба.

Жиль заговорил по-уэльски, но она уже поняла, что опасность временно миновала и кинжал останется при ней.

Ну а если Ричард поинтересуется, куда девалось оружие мертвого Давида?

Она попыталась отвлечь врага. Стараясь унять дрожь, охватившую ее, Элен с трудом произнесла:

— Это был мой друг. Я собиралась прочесть молитву над ним.

Затем она, стараясь сохранять достоинство, направилась туда, где сгрудились пленники. По дороге она разглядела в темноте Мараред и сообщила потом об этом Дилану.

— С твоей Энид все в порядке.

Дилан просветлел лицом, но тут же спросил озабоченно:

Ты достала нож?

— Да, — шепнула Элен, настороженно посмотрев на солдат, стоявших поблизости с обнаженными мечами. — Я сейчас наклонюсь к тебе, будто поправляю повязку, а ты просунь руку в мой левый рукав. Там спрятан кинжал.

Его грубые пальцы скользнули по ее запястью. И выше… Холодок от стального лезвия пронзил кожу ознобом. Да, она поклялась своей честью не пытаться бежать из плена, но она не обещала не помогать делать это другим. Совесть ее была спокойна.

— Дилан! — прошептала она. — Да хранит тебя Бог! И они расстались.

Луна исчезла с небосклона, но утреннее солнце еще не проникло в сырое ущелье. Так всегда начинался день в этом сердце Уэльских гор. Факелы дымили и догорали дотла во влажном тумане.

Женщины, плененные англичанами, сбились в кучку, согревая друг друга. От земли, еще не оправившейся после жестокой, студеной зимы, исходил леденящий холод. И страх тоже не покидал их.

Хотя Элен смертельно устала, она не смогла впасть в блаженное забытье. Мышцы ее были болезненно напряжены, пот струился по лбу, и ветер не мог осушить его, рот запекся, а еле ворочающийся язык не позволял издавать какие-нибудь членораздельные звуки.

Она была вся в ожидании, когда Дилан предпримет попытку к бегству. А если его убьют, что ей тогда делать? Как и через кого известить Оуэна? А если Дилан, прорываясь сквозь охрану, попадется им в руки живым? Не выдаст ли он ее под пыткой? О зверстве англичан Элен была достаточно наслышана.

Откуда-то донеслись громкие вопли, и все пленники взбудоражились. Может, Дилан послужил причиной поднятой тревоги?

Ричард, приказав расступиться своим воинам, очистил ей проход и встретился с Элен лицом к лицу.

Но оба они тут же отвели глаза, вглядываясь в то, что произошло неподалеку, скрытое белесыми клубами сырого тумана.

Дикий уэльский оборванец приставил кинжал к горлу благородного сэра Уильяма из Херефорда, которому было поручено сторожить пленников и отвечать за охрану лагеря.

— Отомсти за нашего командира! — кричали воины. — Казни негодяя, Ричард!

— Казни немедленно всех этих дикарей!

— Ваш командир, по-моему, еще жив, — сказал Ричард. — Спросим у него.

— Убей его, отомсти за меня… — Кровавая пена скапливалась на губах сэра Уильяма.

Напавший на него уэльский дикарь извивался в железном объятии его защищенных кольчужной рубахой рук, но по-прежнему угрожал проткнуть горло рыцарю.

— Жиль, спроси у этого безумца, что подвигло его на такой поступок?

Жиль выступил из толпы, перевел вопрос Ричарда на уэльский, выслушал ответ.

— Он говорит, что будет убивать нас всех, пока мы не уберемся из Уэльса.

Ричард поморщился.

— Вряд ли мы примем его условия. Скажи ему, что освободить Уэльс не в моей власти, а то, что мы не убьем никого из пленников, я обещаю.

Элен опустила голову, уткнулась взглядом в землю. Значит, она вне подозрений. Они не догадались, откуда у Дилана взялся кинжал.

Жиль перевел слова Ричарда, потом продолжил, когда Дилан поволок заложника в темноту лесной чащи:

— Он сказал, что жизнь не дорога ему. Он убьет английскую собаку, если его не отпустят.

Ричард выдохнул с гневом:

— К чертям его жизнь! Пусть убирается. Но скажи ему, что за каждую каплю крови Уилли великими мучениями расплатятся его люди. И все они умрут, клянусь, прежде, чем взойдет солнце!

Опять Жиль принялся за перевод.

Затаив дыхание, Ричард следил, как двое мужчин, сплетенные друг с другом, скрылись в белесом вязком тумане. Пожилой Уильям был уже не слишком ловким и сильным солдатом, но верным соратником Ричарда Кента.

Воины обступили своего командира, все как один вглядываясь в серую мглу, окутывающую лес. Они ждали от своего предводителя приказа, их пальцы нервно сжимали рукоятки мечей.

Послать воинов вдогонку Ричард не мог. Безумный уэльсец способен на все — залезть на дерево и спрыгнуть сверху на растерявшегося солдата… если он уже расправился с заложником.

И вдруг из глубины грозного леса донесся знакомый голос:

— Ричард, черт тебя побери! Куда ты делся? Хватай этого оборванца, пока он не смылся далеко. Я его вижу, Ричард! Вижу…

Как будто тяжесть спала с плеч Ричарда Кента, и все просветлело, тучи ушли, и небо расчистилось.

По мановению руки Ричарда английские воины, оскалившись, будто волки, растянувшись в цепь, устремились к краю леса.

Навстречу им из тумана, пошатываясь, появился чернобородый ветеран.

— Клянусь Святым распятием, большего страха я не испытывал. Не лезь туда, Ричард, в это змеиное логово, и не посылай воинов, — бормотал сэр Уильям. — Если б ты мог видеть эту дьявольскую рожу! Они все выходцы из ада…

— Не беспокойся, Уилли, мы всех их отправим обратно в ад!

— Но ты отпустил его! — вскричал в ярости Уильям. — Дай мне шесть человек, и я догоню негодяя! Он тоже ранен и не успеет уйти далеко отсюда. Я приволоку его или… хотя бы то, что от него останется…

Несмотря на ярость, которая кипела в сердце Ричарда, он не смог сдержать улыбки. Бедный Уилли был похож на разбуженного в берлоге, от зимней спячки медведя.

— Ты мне слишком дорог, чтобы я снова рисковал твоей жизнью, Уилли! Если я потеряю тебя, кого я смогу по вечерам обыгрывать в шахматы?

Непонятным было ответное выражение лица сэра Уильяма. То ли он воспринял шутку господина как должное и был доволен, то ли оскорбился.

— Я виноват, Ричард, в том, что он застал меня врасплох… Мне стыдно, что я — воин с таким долгим опытом — попался в глупую западню.

Ричард успокоил его:

— Виноваты все мы, и я больше, чем кто-либо из вас. Мы не обыскали пленных как следует. Придется прощупать их еще раз.

— И женщин тоже, — настаивал Уильям.

— Хватит с нас женского визга! — возразил Ричард. — Лучше быстрее убраться отсюда. И мы не потащим стадо вопящих самок за собою.

— А что же делать с их ранеными? Лучше бы их всех прикончить, пока они не оправились!

Как тяжело было Ричарду принять решение! Он, не задумываясь, убивал врагов на поле битвы, тех, кто был способен противостоять ему с оружием. Но протыкать мечом беспомощные тела, пусть даже и врагов… не обрушит ли Господь на него своей гнев за такое деяние?

И все же отряд Ричарда был слишком малочисленным, чтобы вести за собой толпу пленников.

Он смежил веки. Они слипались от долгой бессонницы. Он устал… устал от участи своей принимать решения.

— Оставим их умирать здесь. А кто выживет — пусть живет.

Все, кто был рядом, удивились его распоряжению. Откуда появилась в голосе Кентского Волка такая печаль?

Воины почувствовали в нем слабость.

Ричард стиснул зубы. Пусть! Скоро они поймут, что он прав. Никакая дикая страна не сможет обратить его в такого же варвара! В пролитии излишней крови нет смысла.

Он отдал отряду команду строиться. Войско надо накормить, согреть, обеспечить ему спокойный сон, пусть хоть на несколько часов, чтобы не дрожали руки солдат, когда придется работать мечом или натягивать тетиву лука.

Удаляясь от ненавистной ему толпы пленных уэльсцев, он вдруг встретился взглядом с бесстрашной девчонкой. Вряд ли ее стоило оставлять в живых. Это было бы опасно. Но он никогда не поднимал руку на женщину.

Ричард обратился к Жилю:

— Позови ее и скажи, что мы заберем ее с собой. И пусть не смотрит на меня таким взглядом, иначе я расправлюсь с ней, как с ведьмой.

Он взглянул вверх на светлеющее меж краями гор небо.

— Скорее, скорее отсюда, — произнес он тихо, — из этой дьявольской дыры…

6

Сияние рассвета наконец одолело преграду мрачных горных вершин и проникло в скрытые до тех пор сумрачные ущелья.

Утренний воздух был свеж и бодрил. Ричард покрикивал на своих воинов, призывая их поторапливаться.

Элен неотступно следила за Ричардом, понимая, что причиной его нетерпения, резких команд и всей суеты был страх, вызванный предчувствием, что ловушка вот-вот может захлопнуться.

И вдруг догадка осенила ее. Он знал… он знал, что кинжал передала Дилану она! Страх на мгновение парализовал ее. Какую же расплату он готовит ей в отместку за ее поступок?

Волк из Кента далеко не дурак и не позволит водить его за нос. Она не страшилась смерти, но есть в его арсенале, наверное, что-то похуже, чем смерть.

Как решит поступить с нею Ричард? Наверное, он принял ее за лагерную шлюху, за потаскушку, греющую ложе Рыжего Лиса. Что ж, пусть верит в эту грязную легенду — какой бы ценой ей это ни обошлось! После бегства из Тайви — страшного, поспешного и унизительного — Оуэн твердил ей постоянно, чуть ли не каждый день, какую ценность она представляет для уэльского народа. Сначала Элен ему не верила. Как может она решить судьбу целой нации, переломить ход жестокой и заведомо проигранной войны?

Однако англичане не оставляли в покое ни женщин, ни даже малолетних ребятишек из знатных уэльских семей. Они уже схватили дочь убитого принца Луэллина, пятимесячную девочку, чья мать, англичанка Элеонор де Монфор, скончалась при родах.

А подлый предатель, младший брат Луэллина — Дэвид, справедливо покинутый свитой и даже своими прихвостнями, вскоре получит по заслугам. Он возымел наглость торговаться с могущественным королем Англии. На него уже раскинута сеть, из которой ему не уйти.

Она одна осталась свободной и скрытой от ищеек Эдуарда, и, пока о ее поимке не объявлено, народ Уэльса будет возлагать надежды на дочь славного воина Олдуина из Тайви.

Эдуард еще не заимел прав на ее земли. Его собственные законы связывали ему руки. Мысль об этом вызвала на лице Элен угрюмую усмешку. По уэльским, издревле установленным обычаям женщины не являются наследницами поместий и титулов, но Эдуард после разгрома восстания Луэллина ввел в Уэльсе английский закон, ненавистный и непонятный народу Уэльса, но сам, в случае с наследством Тайви, угодил в свою же ловушку.

Это была одна из слабостей могущественного короля. Он во всех своих подлых деяниях старался прикрываться законом. Только если ему удастся наложить руку на наследницу Тайви, он сможет править через своего наместника ее владениями.

Значит, ей придется как можно дольше прятаться от него, выйти замуж, обвенчавшись в церкви, родить сыновей — сыновей, имеющих право на корону Уэльса, которую Эдуард так жаждет возложить себе на голову.

Даже одна хрупкая девочка способна продолжить войну…

Ричард Кент не знает, кто его пленница. А если догадается, то умрет, не успев разгласить ее тайну, — такую мрачную клятву дала себе Элен.

Грубые окрики, стоны и жалостные вопли вновь сотрясли горы, нависшие над ущельем. Англичане, верхом на лошадях, угоняли пленников из сожженного лагеря. Раненых меж ними не было.

Элен не знала, какое решение принял Ричард. Прошел уже час, как ей снова связали руки, и с той поры никто с ней не заговаривал. Ужасная догадка заставила ее похолодеть. Он прикажет перебить всех, кто не сможет двигаться в колонне. А что еще можно ожидать от Волка из Кента?

Когда страж попытался усадить Элен на лошадь, она воспротивилась. Элен не могла так просто покориться и покинуть место сражения, не узнав, какая участь уготована тем несчастным.

Англичанин не понимал, что она хочет, толкал ее, обхватывал, разражаясь проклятиями. Он все-таки ухватил ее за талию и забросил на лошадиный круп, потом протолкнул к холке и сам вскочил в седло.

Но ей удалось извернуться и ударить его кулачком в пах. С воплем воин пришпорил коня, а Элен свалилась и приземлилась на четвереньки.

Элен оглянулась в поисках Жиля, на сочувствие которого она полагалась. Поднявшись, она сделала пару шагов и тут же была остановлена резким окриком.

Перед ней вновь возник Ричард, еще более разгневанный, чем прежде.

— Что тебе еще надо? Ты готова сразиться со всем моим войском?

Элен отшатнулась, потому что он наступал на нее, и ей показалось, что гора надвигается и вот-вот подомнет ее под себя. Первый утренний луч коснулся его светлой гривы, а глаза цвета первой весенней травы проявились на темном, задубевшем от солнца и ветров лице.

Однако вместо страха она ощутила скорее удивление. Сейчас он выглядел моложе и был каким-то незащищенным, не полководцем, а скорее младшим командиром, у кого в подчинении не больше десятка воинов. Может быть, выигранные им сражения создали вокруг него легенду, а на самом деле он обычный, ничем не примечательный солдат короля Эдуарда. Не так уж он и свиреп с виду.

Элен, встретившись с ним взглядом, простерла руку, указала на толпу пленных, согнанных в кучу возле ствола векового дуба. Она обратилась к Ричарду по-французски:

— Как ты поступишь с ними? Убьешь?

Ричард был изумлен тем, что дикая девчонка говорит с ним на французском языке. Ему было бы легче уклониться от ответа, но он все-таки произнес:

— Пусть сами зализывают свои раны. Звери — они живучи. Кому повезет — тот выживет.

Ее глаза расширились.

— Правдивы слухи о том, что ты истинный зверь, Волк из Кента, раз способен оставить раненых без помощи и увести с собой всех здоровых. Щедро же ты, Волк, решил поделиться добычей с мерзким вороньем.

Ее презрение оскорбило его. Он едва сдержался, чтобы в ярости не прикончить ее. Однако ему хватило самообладания, чтобы сохранить внешнее спокойствие.

— Тебе бы хотелось вызволить одного-двух соплеменников? Ты готова поторговаться за них?

— А какую цену запросит Волк?

Когда начался торг, Элен обрела некоторую уверенность, и подбородок ее уже перестал предательски дрожать.

— Крупицу правды, очищенной от вашей обычной лжи.

— Какую правду ты хочешь от меня услышать?

Глаза их излучали потоки взаимной ненависти и вражды.

— Не притворяйся тупой! Тебя не единожды спрашивали, как твое настоящее имя!

Может, он просто забавлялся с нею или действительно не знает, что имя Элен — самое распространенное в Уэльсе.

— Элен из Поуви.

— Слава Господу, что твое имя произносимо. Я уже устал от диких уэльских имен. Нам обоим повезло. К тебе обращаться легко, а ты можешь так же легко выговорить мое имя, не ломая язык, — усмехнулся Ричард.

Он отвернулся и подозвал жестом смущенного охранника, державшего наготове двух лошадей.

— Это все, что желает узнать от меня господин Волк? — спросила Элен заносчиво. — Меня теперь оставят в покое?

Ричард снова глянул на нее, лицо его было по-прежнему мрачным.

— До поры до времени, — грозно произнес он. — Но если кто-то из моих людей будет убит или подло ранен из-за утла, поплатишься за это ты, Элен. Еще одна маленькая неприятность, и ты прошагаешь весь путь из этих гор до Вестминстера, где встретишься с Эдуардом, закованная в цепи.

Она достойно выдержала его гневный взгляд.

— А те, кого ты обрек на смерть, так и умрут? А пленники, которых ты уводишь… как с ними ты поступишь?

— Слишком много ты задаешь вопросов. Судьбой каждого на войне распоряжается сама госпожа Война. Или ты способна сразиться с судьбой?

Нет, на это она не была способна.

Элен подсадили на лошадь. Со всех сторон ее окружала вооруженная стража.

— Милорд! Задержитесь!

Ричард осадил коня. К нему навстречу по обочине дороги скакал Жиль. На протяжении первых двух часов пути он возглавлял колонну. Впереди гнали пленников, и Жиль служил переводчиком, помогая озлобленному сэру Уильяму общаться с уэльским сбродом.

Приблизившись к Ричарду, Жиль сказал тихо:

— Я разделяю ваше желание, милорд, скорее добраться до Бофорта и избежать засады. Но, боюсь, люди не выдержат такого темпа — и не только пленные, но и наши солдаты.

Ричард кивнул в знак согласия. От его взгляда опытного военачальника не укрылось, что всадники давно уже раскачиваются в седлах как пьяные, а пешие лучники то и дело спотыкаются. Всем им требовался отдых.

Они уже несколько ночей не спали нормально, не имели горячей пищи, а последнее сражение — пусть с почти безоружными дикарями — отняло немало сил.

Сам Ричард ощущал слабость во всем теле, его клонило в сон.

— Хорошо, Жиль. Отправь вперед по колонне приказ устроить привал. Это место ничем не хуже другого — везде одинаково опасно в этих дьявольских горах! Да еще, Жиль! Слава богу, я вспомнил. Распорядись, чтобы Симон распаковал кожаные мешки с вином, что у него под охраной. Пусть распределят среди парней по справедливости. Им нужно взбодриться. Я держал вино про запас специально для такого случая.

Изможденное лицо Жиля прояснилось.

— Вино? Ричард, я готов целовать твои сапоги, если, конечно, мне удастся слезть с коня и не упасть при этом.

Ричард усмехнулся:

— Нет уж, лучше не пробуй. Ты свалишься лицом в грязь, да и меня потянешь за собой. Кончится тем, что мы оба будем лежать на земле на потеху тем, кто наблюдает за нами из леса.

По спине Жиля пробежали мурашки.

— А куда вы дели, милорд, то двуликое существо — то ли парня, то ли девчонку? Оно грозит нам бедой — у меня дурное предчувствие.

— «Оно», как ты выразился, связано накрепко и трясется на лошади там, у меня сзади.

Ричард пренебрежительно махнул рукой, указывая в тыл колонны.

— У меня было желание избавиться от этой твари, но все-таки она военный трофей. Король Эдуард может подивиться дикарке. Ты еще раз поговори с ней, Жиль, на ее родном языке — вдруг она выведет нас на Лиса.

— Так вы с ней уже говорили, милорд?

— Да, она знает французский. А что тебя удивляет?

Жиля, судя по всему, взволновало сообщение Ричарда.

— Так она, значит, образованна, черт подери!

— Тем интересней!

— А вы не знаете, милорд, что мне рассказывали ваши оруженосцы?

— О чем?

— Серый жеребец, которого они поймали в лесу, узнал свою госпожу, когда мы выстраивали колонну. А конь этот, кстати, стоит побольше всей нашей добычи, захваченной в лагере.

— Почему Симон не сказал мне об этом раньше? — удивился Ричард.

— Может быть, вы были не в том настроении, чтобы выслушивать его, — предположил его друг.

Избегая вспышки гнева своего командира, Жиль поспешно оборвал беседу и направился выполнять поручение Ричарда.

Узкая поляна меж заросших дремучим лесом горных склонов едва вместила растянувшуюся на сотни ярдов колонну. Ричард, преодолевая смертельную усталость, объехал весь привал. Им руководило странное, неожиданно возникшее желание посмотреть, что делает уэльская пленница.

Охрана так и оставила ее привязанной к седлу. При его приближении Элен приоткрыла глаза. В ее взгляде не было мольбы, даже просьбы разрешить ей справить естественную нужду в стороне от нескромных глаз. Гордость — проклятая уэльская гордость, — он уже два года ломал ее, а она выпрямлялась, как упругая лоза.

— Развяжите ее и опустите наземь, — распорядился Ричард. — И дайте ей вина… или воды, что она захочет. И не пяльтесь на нее, если она на минуту отойдет в кусты…

Мужчины захохотали, но тотчас оборвали смех по мановению его руки.

Достаточно комичной была их настороженность, когда они с обнаженными мечами препроводили ее в укромное место у дороги.

Тем временем Ричард глотнул из чаши, протянутой ему юным оруженосцем. Он никак не мог вспомнить имени этого юнца. Кажется, сэр Уильям взял с собой в опасный поход своего родственника — двенадцатилетнего мальчугана.

— Ты Адам? Так тебя зовут?

Мальчишка кивнул, польщенный вниманием милорда. Ричард вернул ему чашу.

— Спасибо тебе за услугу. Вижу, ты быстр на ноги и поспешил угодить мне. Теперь так же поторопись и призови ко мне Симона.

Симон был постарше — лет пятнадцати — и ревностно относился к своей должности главного оруженосца Ричарда.

Ожидая его появления, Ричард растянулся во весь рост на сухом пятачке земли меж камней, положив рядом с собой на случай внезапной тревоги обнаженный меч. Из сумки, привешенной к поясу, он достал горсть проросших ячменных зерен и принялся жевать их. Это был походный завтрак воина — пища самая здоровая и не обременяющая желудок, хотя и не любимая всеми. Две горсти зерен, и ему этого хватит, чтобы утихомирить протесты своего желудка до прибытия в цитадель Бофорта.

— Вы посылали за мной, милорд?

— Да, Симон. А знаешь почему?

— Нет, милорд.

— Мне показалось, что ты на меня обижен.

Темные волосы, растрепанные из-за спешки и упавшие на лицо юноши, не могли скрыть от взгляда наблюдательного командира его внезапную бледность.

— Какая черная птица пролетела меж нами? — настаивал Ричард. — Если тебе важно знать — и об этом ты можешь рассказать и своим друзьям, — то я, твой господин, сожалею, что вел себя по-дурацки.

— Когда, мой господин? — осмелился переспросить Симон.

— Когда мы занялись с тобой глупой охотой в лесу.

У юноши перехватило дыхание.

— Нет… нет… милорд. Я был глуп… неосторожен… Я растерялся… Я испугался смерти…

Казалось, что сейчас бы Симон умер с готовностью.

— Ты все сделал правильно. — Ричард отечески коснулся его волос, убрал прядь с вспотевшего лба. — Ты лучший из моих оруженосцев и первым получишь рыцарское звание… если мы уцелеем. Но твоя жизнь мне дороже жизни уэльской ведьмы.

— Что я должен сделать? Прикончить ее?

Юноша вздрогнул, но явно готов был выполнить приказ.

— Нет-нет. Разве на палача ты обучался, когда брал у меня уроки обращения с мечом? И ты был лучшим из всех ребят.

— Спасибо, милорд…

— Может быть, мы не дойдем живыми до Бофорта…

— Не может такого быть, милорд! — воскликнул Симон.

— Не перебивай меня… и не горячись. Каждая скала на пути… каждый поворот дороги… таит за собой ловушку, где сидит Рыжий Лис. Он ловит меня, а я ловлю его. Девчонка, пойманная нами, явно его любовница. Может, ему наплевать на нее, может, она ему дорога, но другой наживки на удочку, чтобы поймать крупную рыбу, у меня нет…

Ричард возложил свою руку на плечо юноши:

— Выполни мое поручение…

Гордый тем, что ему доверена столь важная миссия, Симон не удержался и произнес:

— Хорошо, я послужу тебе, Ричард, хотя это и не входит в мои обязанности. Объясни, что мне надо делать. Но предупреждаю — червячком на твоем крючке я не стану.

После привала Ричард распорядился, чтобы Элен снова накрепко связали, и, прежде чем сам взобрался в седло, тща-те\ьно проверил, насколько надежны ее путы. Он играл с нею, как кот с пойманной мышью — то дразнил видимостью свободы, то прижимал мощной когтистой лапой.

Он заметил кровоточащие полосы на ее запястьях. Элен пыталась ослабить веревки и растерла кожу.

— Зачем ты попусту причиняешь себе боль, Элен из Поуви? — спросил он у нее с печалью. — Судьба рассудила так, что ни ты от меня не убежишь, ни я не смогу отпустить тебя на волю. Когда ты станешь для меня бесполезной, участь твоя изменится — обещаю.

Он отъехал, а она не успела ужалить его убийственным взглядом. Весь яд достался на долю охранника, который занял место Ричарда.

Солдаты, окружавшие ее, не стеснялись в выражениях и разговаривали откровенно, не догадываясь, что она понимает их язык. Воины считали, что их вождь охраняет ее, как лакомую наживку, чтобы поймать на крючок Рыжего Лиса. И ей приходилось верить, что на этот раз Кентский Волк не просчитается. Ведь Оуэн пойдет на самую отчаянную авантюру ради ее освобождения… и погибнет. Он наивен, безрассуден и… горд. И она мучилась в предвидении его бессмысленной гибели.

Ущелье все сужалось, каменные стены смыкались, словно челюсти великана. Узкая тропа заставила всю колонну вытянуться в цепочку. И пленники, и воины, их охраняющие, пробирались по узкой тропе. Кони с боязнью глядели в бушующий поток внизу, всадники надвинули шлемы, опасаясь стрел или камней, которые могли сбросить на них сверху. Каждый удар конской подковы по камню отдавался многоголосым зловещим эхом.

Меж вершин утесов виднелась полоса голубого неба, и Элен смотрела на него с вожделением. Ей так не хватало неба и солнца. А мысль о том, что скоро ее запрут в настоящую тюрьму, заставила Элен похолодеть.

Ей стоило огромных усилий не впасть в отчаяние, не забиться в припадке истерики. Серые, как погребальные одежды, раздумья не оставляли ее на протяжении многих часов. Она тревожилась, как бы не сойти с ума от этих мыслей, и перебирала в мозгу самые невероятные способы бегства.

Элен надумала их уже с полдюжины и наконец услышала глухой рев водопадов, низвергающихся с обледенелых вершин в пропасть.

Белесый пенистый поток падал с высоты полсотни футов в озерцо внизу. Когда они приблизились, она, вывернув шею, смогла разглядеть на дне пропасти спокойную зеленоватую воду. Оставалось надеяться, что глубина этого озерца была достаточно велика. Ни один трусливый англичанин не рискнет преследовать ее по отвесному и скользкому утесу.

Элен еще раз проверила, насколько ослабли связывающие ее путы. Сузившаяся над водопадом тропа давала ей хороший и, возможно, последний шанс. С боков ее никто не будет охранять. Ей остается только правильно рассчитать, когда совершить рискованный прыжок в озерцо.

Сможет ли она потом вынырнуть и поплыть со связанными руками? Она надеялась на чудо. Не менее получаса понадобится Ричарду и его волчьей стае, чтобы спуститься вниз по утесу и напасть на ее след.

Мечта о свободе пробудила в ней силы. Чем она рискует? Если смерть поджидает Элен там, внизу, то Оуэн останется жив. А она не станет орудием Ричарда из Кента, приманкой для Рыжего Лиса. Элен усмехнулась. Не надейся, Ричард, что ты поймал крупную рыбину! Она хлестнет тебя по лицу хвостом и выскользнет из рук.

Как Элен и ожидала, узкая тропа вынудила всадников плестись медленно и поодиночке. Сзади ее охранник был занят усмирением своего коня, не отваживающегося ступать на скользкую, неверную под копытами почву.

Упершись в круп лошади связанными руками, она спрыгнула на землю и встала, выпрямившись, на краю обрыва. А болван-англичанин и его глупый конь даже не почувствовали избавления от ноши, не поняли, что пленница сбежала.

Горячая кровь, ударившая в виски, подгоняла Элен. Прежде чем решить, что ей дороже — иллюзия жизни в тюрьме или свобода после смерти, она приостановилась, жадно глотая прохладный воздух, напоенный сырым туманом.

Шум воды, низвергающейся вниз, был таким манящим. Только вперед, никаких колебаний. Она закрыла глаза и полетела…

Когда тропа снова расширилась, Ричард подал своего могучего Саладина на обочину, чтобы проследить, как будет просачиваться через узкую горловину его войско. Выпуклая, морщинистая поверхность утеса-великана напоминала ему лицо врага, затаившегося в засаде, а шум воды, струившейся по этому каменному застывшему лику, внушал тревогу.

Но сколько бы ненависти ни скопилось в душе англичанина к этой дикой уэльской земле, Ричард не мог не оценить4 ее красоту.

Он оглянулся и увидел, что его пленница шагнула к краю обрыва. Ричард залюбовался стройностью ее фигурки. Она показалась ему лесной волшебницей, одной из тех, кто живет в этих горах и заманивает в пропасть доверчивых странников.

И вдруг словно трещина расколола прекрасную картину, и фея исчезла, спрыгнув со скалы, и голос его замер, и рук не успела подняться, и не смог он остановить ее ни криком ни жестом.

Нет! Боже милостивый, нет! Ричард развернул громадного Саладина на тесном пространстве — как это ему уда лось, одному богу известно, — и поскакал, сметая свое воинство, назад… к месту, где фея освободилась от земны оков.

Он выхватил меч из ножен — зачем, он и сам не отдавал себе отчета. Может быть, чтобы с опозданием разрезать ее путы. Даже если девчонка умеет плавать, со связанными руками ей не удастся спастись.

Соскочив с коня, Ричард тотчас стал стягивать с себя кольчужную рубаху. Затем избавился от туники. Склонившись над обрывом, он выискивал взглядом, не показалась ли на водной поверхности девичья головка. У него самого сердце колотилось бешено, а грудь вздымалась и опадала, как кузнечный мех, словно ему тоже не хватало воздуха. Он скинул тяжелые сапоги.

Сэр Уильям опустил руку ему на плечо.

— Не будь глупцом! — донеслись до Ричарда сквозь рев водопада его слова. — Ты разобьешься насмерть!

Ричард резким движением оттолкнул Уильяма.

— Думай лучше о своей обязанности охранять пленников. Кажется, в твоей ограде обнаружились прорехи.

Он скалил зубы, как настоящий волк, почти рычал на своего друга. Сам он не отдавал себе отчета, почему столь дорожит этой пленницей. Ему привиделось, что над водой, мелькнула ее головка.

— Вот она! — Его мощный голос перекрыл грохот водопада.

Ричард скользнул по сырым камням вниз, тотчас потерял опору и тогда отдал себя на милость Господа и полетел в пропасть в отчаянном, безнадежном прыжке. Вниз… вниз…

Удар и погружение в ледяную воду ошеломили его. Он превратился в существо, обуреваемое страхом смерти. Какой-то таинственный гигант сдавил его горло и грудь железными пальцами, руки и ноги перестали подчиняться ему. Ричард барахтался в глубине, как беспомощный, парализованный ужасом ягненок.

«Тону… я тону… и виновата в этом уэльская ведьма…»

Но воля к жизни превозмогла отчаяние. Тело его устремилось вверх, и вот уже над головой забрезжил свет.

Ричард прорвал окутывающий его ледяной саван и вдохнул живительный воздух. Его горящие, как костер, легкие сперва отказывались принимать эту щедрую подачку. Он выплевывал попавшую туда воду, давился, корчился в муках.

Намокшие длинные волосы лишили его зрения. Он убрал их с лица и огляделся.

Нигде не было видно ни головы Элен на водной поверхности, ни пузырьков, нарушающих гладь. Она, вероятно, нашла вечный покой на дне. Черт побери эту уэльскую девчонку! В дьявольскую дыру она потянула его за собой. За фальшивую монету он чуть не расплатился полновесным серебром.

Но внезапно… Или опять это дьявольское наваждение?

В шести-семи ярдах от него, на отмели, скрытой ивняком, худенькое существо кашляло и корчилось, извергая из своего нутра обильные потоки воды.

Ричард подплыл к ней — ему для этого достаточно было нескольких сильных взмахов, — навис над ней и принялся бить ее ладонью по спине.

Она попыталась увернуться, но он уже успел заключить в кольцо своих рук скользкое, мокрое тело беглянки.

Но она задыхалась у него на глазах. Кашель душил ее.

Ричард стянул с нее пропитанную водой шерстяную тунику. Он гладил ее мертвенно-серую, как у русалки, кожу, не испытывая плотского желания, а лишь величайшую жалость к погибающему на его глазах божьему созданию.

Сколько времени он провел на дне пропасти, отчаянно пытаясь воскресить уэльскую дьяволицу, Ричард не отдавал себе отчета. Когда он выпрямился, взглянул вверх и увидел головы своих людей, опасливо склонившиеся над обрывом, то понял, какова была сила колдовских чар, овладевших им.

Он перекрестился, пытаясь избавиться от них, и ему будто бы легче стало дышать. Он не стеснялся теперь в проклятиях, оживляя дьявольское отродье. Бог рассудит и простит, если он не прав.

Его помутненное сознание прояснилось после обжигающего глотка крепчайшего эля. Он понял, что над ним возвели в спешке походный шатер и друзья стараются привести его в чувство. Симон растирал оледеневшее тело своего господина, несколько согретых у огня одеял были наброшены на него.

Ему что-то докладывали, но Ричард никак не мог постигнуть смысла слов.

— А где она? — задал он вопрос непослушными губами.

Ричард с трудом поднял голову и увидел неподалеку тело, прикрытое грубой конской попоной.

— Она жива, не тревожьтесь за нее, милорд, — сказал Жиль.

— Согрейте ее и высушите платье. Глупо, если она умрет от простуды. Она досталась нам слишком дорогой ценой.

— Она не стоила того, чтобы вы, милорд, рисковали… — начал Симон.

— Заткнись! Не тебе судить о моих поступках! — вскричал Ричард. Эти доморощенные лекари — Жиль и Симон — раздражали его. — Убирайтесь вон!

Они мгновенно удалились.

Ричард подошел к неподвижно лежащей пленнице, взялся за край промокшей туники Элен, потянул и снял ее через голову. Под туникой была жалкая поношенная сорочка, прилипшая к телу. В ней бы девушка совершенно закоченела, и ему пришлось раздеть ее полностью.

Нагое девичье тело предстало перед его изучающим взглядом. Ее худоба была лишь следствием долгой голодной зимы — беспокоиться тут было нечего. Девица была вполне здорова и сложена как положено женщине. Маленькие девичьи груди вызывающе торчали вверх, плоский живот, еще не знавший беременности, был нежен, бедра женственно широки. Ноги пленницы — сильные, стройные, с соблазнительно округлыми коленями, изящно очерченными икрами и крохотными ступнями с маленькими пальчиками, которые хотелось согреть поцелуями, надолго привлекли внимание Ричарда.

Потом его взгляд устремился к нежному холмику, скрытому курчавыми волосами. Долгое воздержание, естественно, оказывало на него воздействие. Но она была слишком юна. Неужели Уэльский Лис покусился на эту чистую красоту, подобную первому робкому цветку, выглядывающему из-под снега?

Смежив веки и стараясь убрать из головы похотливые мысли, Ричард занялся согреванием девичьего тела. Он начал энергично растирать ее и испытал удовлетворение, когда холодная, напоминающая синеватым отливом рыбью чешую кожа девушки постепенно начала розоветь и юное существо, над которым он почему-то взял опеку, стало постепенно возвращаться к жизни. Он победил в себе грубое плотское желание. Наверное, хоть раз в жизни у мужчины просыпается в душе чувство сродни материнскому.

Вот какие творятся на свете чудеса! Ричарду и в голову бы не пришло, что он будет лелеять коварную девицу, да к тому же возбуждающую в нем похоть, как родитель — малое дитя.

С тяжким вздохом, порядочно устав от проделанных манипуляций, он улегся рядом с Элен, тесно прижал к себе ее безвольное тело. Сам он был измотан и, наверное, окоченел не меньше, чем дерзкая ныряльщица, но надеялся, что токи крови в его сосудах согреют их обоих.

Ричард усмехнулся, когда представил, как они выглядят со стороны — сплетенные тела обнаженных мужчины и женщины.

Но тут сон сморил его, а во сне он ощутил необыкновенную нежность. Будто его прикрыли теплым одеялом, и исчезла из тела холодная дрожь и тягостная боль неудовлетворенного желания.

И проснулся он на удивление счастливым.

7

Элен, просыпаясь, ощущала себя так, будто ей приходится срывать смертный саван и выкарабкиваться из могилы. Клочья тумана в кромешной мгле кружились перед ее взором, когда она разлепила веки. Затем немного просветлело, она начала возвращаться в мир вещей и чувств. Но все равно ей было по-прежнему страшно, как ребенку, очнувшемуся после ночного кошмара, — одинокому, затерявшемуся…

— Оуэн! — позвала она в тщетной надежде, что он откликнется. — Оуэн!

Она попыталась выпрямиться, сесть.

Властная рука обхватила ее стан, вернула на место, прижала к широкой груди, от которой исходило блаженное тепло. Ей снова захотелось забыться, но тут она все вспомнила, по-настоящему открыла глаза и огляделась.

Она лежала обнаженная. В объятиях обнаженного мужчины в походной палатке.

Ричард!

Мгновенно ее ногти, отросшие за долгие месяцы пребывания в зимнем лагере, впились в его руку. Ее колено уперлось с мстительной ненавистью ему между ног, туда, где скрывается мужское естество.

Годы, проведенные в войнах, приучили Ричарда быть настороже — даже во сне. Он тотчас отпрянул, завладел ее руками, опрокинул ее легкое тельце на спину, сдвинув ноги, зажал ее, словно меж челюстями капкана.

Она извивалась, бесилась, извергала проклятия, но была побеждена.

Ричарду ничего не стоило одолеть ее.

— Взгляни на меня! — приказал он. Его темное, обветренное, небритое лицо приблизилось к девичьему личику.

Все еще сопротивляясь, в безумном отчаянии, Элен встретила взгляд зеленыхглаз ненавистного врага. Когда-то мужчина тоже так смотрел на нее — любуясь и вожделея, — но то был дорогой ей Энион. Теперь его нет в живых. Его убил этот зверь.

Она вновь забилась в судорогах.

— Прекрати, Элен. Лежи тихо, или я тебя отшлепаю. И тогда уж наш поединок повторится, но… по другим правилам. Я начну его, когда захочу… и когда захочу, закончу, — процедил Ричард сквозь зубы. Однако ему было нелегко восстановить дыхание. Схватка его возбудила. — Я тебя отпущу, чтобы ты оделась, но на десяток дюймов, не больше. Ты слышишь меня… или оглохла?

Она его слышала и понимала, что враг вожделеет ее и только распаляется от ее молчания. Сколько ей отпущено мгновений, чтобы успеть придумать, как действовать?

Ричард отпустил ее руки, оставил распластанную на одеяле, встал, бесстыдно обнаженный, — его мускулистые ноги высились над нею, как две крепостные башни, — и позвал своих приспешников:

— Жиль! Симон!

Элен нащупала край смятого одеяла и кое-как прикрыла свою наготу. Похабные намеки рыцарей Ричарда словно эхом повторились в ее памяти. Неужели Ричард вознамерился отдать ее на потребу этим псам?

В ответ на ее судорожные попытки вернуть себе благопристойность он мрачно усмехнулся. Затем повернулся к ней спиной, ожидая, когда на его зов явятся подчиненные.

Элен разглядывала его фигуру, и, хоть и не желала этого, представившаяся ее взору картина внушала трепет.

Его тело не было покрыто темными волосами, как у тех уэльских мужчин, которых ей приходилось видеть без одежды. Светлая грива ниспадала на его широкие плечи и почти касалась лопаток. Могучие мышцы так и бугрились на его спине. Бедра были узки по сравнению с плечами, ягодицы выпуклы. Он был великолепным животным — этот Кентский Волк. Она не могла не признать этого.

Вид обнаженного мужчины поверг ее в дрожь. Элен закуталась в одеяло в тщетной надежде умерить охватившую ее лихорадку.

С шести лет она помогала матери купать мужчин, отмывая с них пот после турниров, а также помогая освежиться почетным гостям, которые наведывались в замок Тайви. Но три года назад отец, неожиданно для нее, запретил дочери участвовать в этом традиционном домашнем ритуале.

Гости были весьма разочарованы, что красивая дочь хозяина устранена от выполнения вполне привычных ей обязанностей, и девушку заменили более пожилые и невзрачные дамы, родственницы лорда Олдуина.

Да, конечно, мужское тело не представляло для Элен никакой тайны, но раньше она видела раздетых мужчин в уютной и спокойной обстановке гостеприимного родительского дома. Сейчас она была один на один в палатке со злейшим врагом своим, зверем в образе человеческом.

Внезапная мысль вдруг прожгла ее мозг. С отвращением она представила себе сцену, как Ричард овладевает ею. Она уткнулась взглядом в землю, чтобы не видеть этой пугающей мужской наготы.

Жиль ворвался в палатку, немедленно откликнувшись на зов господина. Элен прижала одеяло к груди, щеки ее горели от ярости и душевного смятения. Что подумает этот рыцарь, застав их с Ричардом раздетыми и увидев смятую постель? Сомневаться не приходилось. На лице рыцаря отразилась легкая зависть к удачливому полководцу — не только в войне, но и в битве с женским полом.

— Итак, я вижу, что вы проснулись. Не подать ли вам на завтрак… жареного лосося, которого наши люди умудрились поймать в ручье?

— Лосося? — переспросил Ричард с недоверием. — А сколько я спал?

— Больше трех часов.

Ричард стал изрыгать проклятия и по-английски, и по-французски. Ругательств у него имелся большой запас на обоих языках.

Жиль довольно бесцеремонно прервал его:

— Люди хотят поесть и выспаться. Ты отдохнул, милорд, а они нет. И не гневайся на Симона. Он давно уже сторожит у палатки, ждет позволения войти и одеть милорда, но я велел ему подождать еще полчаса. Теперь прошу тебя, поешь, восстанови силы после… двух… сражений… — Тут Жиль сделал каменное лицо. — И продолжим наш путь. Ты был ранен и вдобавок промерз, ловя русалку. Вряд ли королю Эдуарду понравится, что ты явишься к нему на прием с больной поясницей.

— Я не болен! — громко заявил Ричард. — И знаю, что делаю! Мы охотимся за Рыжим Лисом, и вот она… — он ткнул пальцем в сторону жалкого существа, забившегося в темный угол палатки, — она приманка. Нам нельзя терять времени. Я уверен, что на пути к Бофорту нас ждет засада. Лис обязательно устроит нам это развлечение.

— Один из уэльских проводников, из тех, кто любит серебряные пенни больше своей родины, шепнул мне на ухо, что есть обходной путь в Бофорт, мимо ущелий. Эта дорожка и быстрее, и безопасней. Но звон оружия может выдать нас в лесной тишине.

— Ты предлагаешь всему отряду разоружиться? Чтобы дикари смогли взять нас голыми руками?

— Я ничего не предлагаю, сэр, лишь повторяю то, что слышал.

Ричард в задумчивости почесал подбородок, заросший за последние дни жесткой щетиной.

— Может, и правда, нам стоит отправиться налегке, а оружие и латы спрятать в надежном месте, а потом послать за ними отряд? Главное, добраться до Бофорта без потерь. Ты веришь, что этот негодяй сказал тебе правду?

— Хайвел ни разу не обманул нас прежде.

— Хайвел? Да, у него есть причины ненавидеть Лузл-лина и его союзников. Луэллин лишил его поместий, и он верен нам, как может быть верен подлый уэльсец. Боже, спаси Англию, если эта мерзкая нация кончит свои междуусобицы и, объединившись, обрушится на нас. Они, как змеи, отравят нас ядом, обовьются вокруг горла. Слава богу, южные уэльсцы на дух не переносят северных и дружат с королем Эдуардом. Но все до поры до времени… Жиль усмехнулся:

— Я бы умолчал об этом в присутствии де Визи или Мортимера. Они приписывают победы Эдуарда собственному полководческому искусству.

Задумчивость Ричарда мгновенно улетучилась, зеленые глаза вспыхнули гневом.

— Нет, Жиль! С этими надутыми индюками я буду осторожен. Ни единого перышка из их пышного хвоста я не выдерну. Я не стал бы торчать возле Эдуарда весь прошлый год, если б не брал у него уроки дипломатии. Вот человек, который умеет натравливать одного лорда на другого и тем самым сохранять мир в стране! И мне не пристало раскачивать лодку. Пусть они займутся интригами!

Ричард зевнул, попытался размять непослушное тело.

— Кстати, я жутко промерз в этой палатке нагишом. Могу я наконец одеться? И где мое оружие? — Он огляделся по сторонам.

Жиль почтительно кивнул:

— Симон доставит твое оружие, лишь только ты его кликнешь. Вещи этой девицы, как и твои, сушились у огня, а оружие… лучше бы оно находилось подальше от нее.

Жиль посмотрел на Элен. Улыбка по-прежнему блуждала на его лице.

— Если б твоя подруга очнулась первой, она не преминула бы воткнуть в тебя что-нибудь острое.

Ричард бросил быстрый взгляд на Элен и инстинктивно прикрыл пах ладонью.

Черт побери этих женщин! Ему часто приходилось иметь с ними дело — он валил их куда попало, а сам взгромождался сверху. После недолгой возни с одеждой он получал то, что хотел, платил или просто прогонял женщину. Чем эта девица отличается от шлюх, следующих за воинским отрядом? Только тем, что она отдавалась Рыжему Лису. Точно так же она отдаст себя и его врагу.

И все же он не имел вкуса к насилию, а она, по всей видимости, будет сопротивляться. На опыте Ричард убедился, что штурмом взять женщину можно, но это не приносит никакого удовлетворения, а наоборот, после долгой осады любая женщина сдается с охотой.

Рассматривая девицу весьма критически, он решил, что каштановые волосы, пожалуй, единственное ее достоинство. Худоба пленницы никак не соблазняла, а руки, хоть и сильные, были лишены привычной женственной округлости. Груди довольно выпуклые для такой худой особы, а на стройную шейку стоило бы повесить какие-нибудь побрякушки, которые обычно дарят подружкам мужчины из своей военной добычи.

Но сейчас не время заниматься девчонкой. Не отдавая себе отчета, почему он так хмур и мрачен, Ричард приказал Жилю:

— Поднимай людей! Как только я оденусь, отправляемся в путь. И я… и девица перекусим по дороге.

Лучи заходящего солнца исчезали за вершинами гор.

Элен не знала, как скоро наступит темнота, которая может ее спасти. Время утекало, а она все еще была беспомощна.

Она ждала момента, когда измученные трудной дорогой всадники сделали бы остановку на горной дороге в Бофорт, чтобы дать лошадям отдохнуть и дождаться появления луны в небе. Но надежды ее развеялись — охрана не спускала с нее глаз.

Тряска по каменистой дороге и путы, впившиеся в ее лишенное нормального кровообращения тело, доставляли ей мучения, но она удерживалась от стонов.

Элен на какое-то время отложила мысль о бегстве. На привале ее хоть чем-нибудь накормят и она обогреется. Тогда она придумает приемлемый план — так она убеждала саму себя. Сперва англичане будут бдительны — позже она сможет их обмануть.

Резкая остановка лошади, на которой ее везли, словно какой-то груз, встревожила Элен.

Она с усилием приподняла голову и увидела в лунном свете каменные стены замка. Вероятно, это была крепость Бофорт, куда так торопились англичане.

С грохотом опустился подъемный мост через ров, со скрипом открылись ворота, отряд вошел в укрепление.

Первым во внутренний двор въехал Ричард и проследил, как его войско гуськом, словно длинная гусеница, втягивается в крепость.

Жеребец, к которому была привязана Элен, был тотчас же отправлен на конюшню, и, когда всадник спешился, в суматохе, возникшей при прибытии отряда, в дымном свете факелов Элен ослабила веревки, соскользнула с коня и шагнула в темноту.

Как же заорал Ричард, тотчас же обнаруживший ее исчезновение! Какие страшные проклятия исторгла его глотка!

Элен тоже проклинала себя, но только за свою слабость — она едва держалась на ногах. Сильная рука подхватила ее, не давая упасть.

— Ну-ка обопрись па меня, — предложил ей воин по-уэльски.

Элен покорилась, удивившись, что помощь ей предлагает соплеменник. Вконец обессиленная, она плохо соображала. Ей хотелось поскорее добраться до какого-нибудь ложа, лечь и заснуть.

Но рыцарем, великодушно предложившим ей помощь, оказался англичанин. Жиль смотрел на нее с усмешкой.

— Благодарю… и убери руки от меня, — сказала Элен. Он в ответ молча кивнул и так же молча указал на узкую дверцу в бревенчатой стене.

— Ты сможешь подняться сама или мне отнести тебя на руках? — осведомился Жиль.

Элен вздернула подбородок, обожгла его взглядом.

— Ходить я еще могу.

— Я не думал обидеть тебя, — мягко произнес Жиль. — Ты уже добилась того, что я начал тебя уважать. Господь видит правду — многие из нас держались в седлах только из стыда шлепнуться наземь на глазах у женщины. Эта горная дорожка похуже убийцы — даже для мужчины. Ричард сомневается, что ты выживешь…

Элен нашла взглядом высокую светловолосую фигуру. Он возвышался посреди тесного крепостного двора, окруженный воинами, которым отдавал четкие приказания. Ржали лошади, роптали пленники… Он был центром порядка в этом хаосе.

— Ты можешь передать Ричарду мою признательность за то, что он так печется обо мне, — сказала она язвительно. — Но если он рассчитывает сломить меня, для этого понадобится нечто большее, чем эта поездка верхом.

— Я обязательно передам ему это, — мрачно откликнулся Жиль. — А теперь давай войдем внутрь, а то холод пробирает до костей.

Несмотря на свои храбрые заявления, Элен с большим трудом поднималась по крутым ступеням, ноги не держали ее.

Достигнув зала, она пошатнулась. Там было душно и дымно, как в аду. Огонь яростно пылал в очаге, выложенном из камней на небольшом возвышении посреди зала. Жиль услужливо подталкивал ее поближе к теплу.

Она вытянула онемевшие руки навстречу огню. Вместе с восстановившимся кровообращением пришла и боль. Холод, нашедший себе приют в ее теле, теперь боролся с теплом, разрывая все кости, мышцы, жилы, заставляя Элен корчиться от боли.

Вскоре и Ричард появился в зале, сопровождаемый худощавым темноволосым мужчиной среднего роста в рыцарском одеянии.

Элен проследила, как эти двое приблизились к очагу, и инстинктивно приготовилась к битве.

Завидев вошедших господ, служанка тотчас же выступила вперед, поспешно расстегнула и сняла с Ричарда заляпанный грязью плащ, подала кувшин с водой для мытья рук. То же самое она проделала по отношению к Жилю, но намеренно проигнорировала Элен.

Следующим на очереди был священник, потом уже прочие рыцари, которые один за другим входили в зал.

Элен, гордо выпрямившись, стояла у очага, не отрывая взгляда от языков пламени. Служанка видела ее связанные руки и мгновенно сочла Элен персоной, недостойной внимания.

Благородные пленницы находились под охраной, но их освобождали от пут и относились к ним почтительно, пока не будет внесен за них назначенный выкуп. Элен могла бы получить свободу таким же способом, но она поклялась, что никогда не доставит Ричарду Кенту удовлетворения своей победой.

— Какими помещениями вы располагаете здесь, в крепости, сэр Томас? — услышала она вопрос Ричарда, обращенный к хозяину.

— Боюсь, что жалкие уэльсцы построили этот форт только ради обороны, а не для жилья, — извиняющимся тоном произнес пожилой рыцарь. — Впрочем, мне удалось привести некоторые комнаты в относительный порядок. С той поры, как Эдуард послал меня сюда, я старался вовсю, ожидая вашего прибытия.

Льстивая улыбка добавила морщин на его и так уже отмеченном непогодой, горестями и прожитыми нелегкими годами лице.

— Не уверен, что вам будет здесь удобно, но ваши воины устроятся у очага, а у вас, милорд, будет отдельная комната. Не гневайтесь, но это все, чем я располагаю.

Ричард милостиво опустил руку на плечо хозяина.

— Я беспокоюсь не о себе и не о своих людях, Томас. Богу известно, как мы страшно устали, и будем благодарны за любую соломенную подстилку, пусть даже во дворе под открытым небом. Но мне нужна каморка с надежными запорами для пленной девицы.

Он кивком головы указал Томасу на Элен.

— Это единственное звено, что связывает меня с Рыжим Лисом.

Сэр Томас пожал плечами:

— Я сделал все, что мог. Вы видели, как я внизу разместил пленников? Я ручаюсь, что ни одна уэльская крыса не ускользнет из-под охраны.

— Это не касается девицы, о которой я говорю, — жестко произнес Ричард. — Общий подвал ей не подходит.

Сэр Томас нахмурился. Он внимательно поглядел на Элен и оценил ее внешность.

— Предположим, я помещу ее на чердаке… Там холодно и сыро… но я кое-что могу сделать для ее удобства, согласно вашим пожеланиям. Чердак расположен над конюшней — внизу будут лошади и слуги при них. Любая попытка бегства исключена.

— А если какой-нибудь охранник ляжет спать у двери? Так будет надежней?

Сэр Томас покачал головой, даже не пытаясь скрыть понимающую ухмылку.

— Многое будет зависеть от бдительности охранника, милорд!

— А как насчет ваших покоев, сэр Томас? — поинтересовался Ричард. — Если там у двери поставить стража, то птичка не улетит?

— Да, разумеется. Покои коменданта — сердце форта. Там уж девица будет в полной сохранности. Но дело в том, что я готовил эту комнату к вашему ночлегу. Там вы найдете широкую удобную кровать… и весьма крепкую. Я надеялся, что вы хорошо отдохнете. Однако, если соседство с пленницей вам не помешает…

Ричард сделал вид, что не заметил, как подмаргивает ему сэр Томас. Он принял из рук подоспевшей служанки полную чащу вина и тут же осушил ее. Затем холодно заявил гостеприимному хозяину:

— Я желаю, чтобы внутренний засов на двери был убран и чтобы стражник… нет, два стражника караулили вход неусыпно. Дайте им ясно понять, сэр Томас, что, если пленница каким-нибудь образом сбежит, они пожалеют о том, что появились на свет.

Сэр Томас воспринял эти слова как оскорбление и нахмурился. Он пятнадцать лет занимался только тем, что служил тюремщиком и ни разу не позволил сбежать ни одному узнику.

— Мои люди не упустят эту жалкую девчонку, милорд… — С этими словами он удалился, намереваясь отдать последние распоряжения страже.

Ричард допил вино, вынул из ножен кинжал, подошел к Элен и быстрым движением разрезал веревку, стягивающую ее запястья. Она попыталась при его приближении отпрыгнуть, как хищный зверек, но он вцепился ей в плечо и удержал на месте.

Ричард взглянул на рубцы, оставленные путами, — там, где она безуспешно боролась, чтобы освободить себя.

— Я же говорил тебе, Элен, что не отпущу тебя ни в коем случае. Так что незачем тебе так мучить себя, — наставительно произнес он по-французски.

Он вгляделся в ее личико, усталое, бледное, с темными кругами вокруг глаз…

— Жиль отведет тебя наверх, и туда же доставят еду, вино, воду для умывания и все необходимое… Если ты будешь вести себя хорошо, то ничего плохого не случится.

Отступив от Элен, он громко сказал:

— Эй, вы, кто-нибудь… Томас… Жиль! Немедленно пусть доставят поднос с едой и вином в покои коменданта. И целебную мазь для ран. Надеюсь, Жиль, ты проявишь расторопность и отнесешь девушку наверх, пока она еще в сознании, и не уронишь ее по дороге.

Через час Ричард взобрался по крутой деревянной лесенке в личные покои сэра Томаса, чтобы убедиться, что все сделано, как он распорядился. Затем он спустился, чертыхаясь, спотыкаясь в темноте, и улегся на полу меж своих храпящих воинов, уверовав, что девчонка никак не сбежит.

Однако сон не шел к нему, и Ричард вновь поднялся наверх, проверить, так ли надежна охрана.

Коротко переговорив с двумя бодрствующими стражами, Ричард приотворил тяжелую дубовую дверь.

В комнате было жарко и сумрачно. Языки пламени плясали в очаге. Он сделал несколько шагов и огляделся.

Широкая кровать была пуста. Элен сдернула меховое покрывало и, завернувшись в него, улеглась возле огня. Это был покров, сшитый из рыжих лисьих шкурок. Он, словно талисман, охранял ее от любых бед.

Ричарда охватила внезапная волна нежности. Спящая, она выглядела совсем девчонкой, и трудно было поверить, что она так яростно сражалась с ним и едва не лишила его жизни.

Но эта невинная внешность была обманчива, под ней скрывалось хитрое и поэтому опасное существо.

Он понимал, с кем имеет дело, но желание покровительствовать этой девочке возобладало над недоверием и даже осторожностью. Элен не виновата в том, что выросла в Уэльсе и впитала в себя уэльскую дикость… гордость… Ее родичи всегда были голодны и бедны, страна — мала, но столетиями она упорно отстаивала от соседней Англии свою независимость.

Ему была ненавистна мысль о предательстве, но он все же хотел вынудить девчонку любыми способами выдать известные ей тайны. Ведь женщина может не придерживаться кодекса чести. Она может дать честное слово и обмануть…

Ричард приблизился и опустился на одно колено возле спящей девушки. Все в ней было так хрупко, что он изумился, как она могла выдержать тяжелейший путь по горной тропе, будучи к тому же связанной.

Пальцы его невольно коснулись ее волос — пушистых, шелковистых… Пальцем он легонько провел по ее щеке, тронул губы… Любым своим движением он мог бы сокрушить ее — не только подавить ее волю к сопротивлению, а просто уничтожить…

Глядя на спящую Элен, ему захотелось укрыть ее своим горячим телом или хотя бы прикрыть своим согретым у огня плащом, но он не сделал ни того, ни другого.

Ричард покинул комнату и прошептал на прощание: — Спи спокойно, Элен. Может быть, утро внесет ясность…

8

Ричард просыпался долго. Его пробудили завывание ветра и шум дождя. Ливень хлестал в деревянные стены форта с такой силой, что, казалось, они не выдержат. Ворочаясь и разминая онемевшее тело, Ричард чертыхнулся. Хорошей погоде быстро пришел конец. Сколько продлится ненастье в этом краю дождей и туманов, никто не знает. А ведь он надеялся добраться до Гуинлина еще до того, как горные ущелья станут непроходимыми.

Сэр Томас и его люди уже суетились в зале. Ричард приподнялся со своего жесткого тюфяка и со стоном потянулся. От неудобной позы во сне, а главное, после длительного вчерашнего перехода мышцы отказывались подчиняться.

Прислуживающая девушка поднесла ему чашу с горячим медовым напитком. Ричард в благодарность ей улыбнулся.

Сладкая ароматная жидкость придала бодрости. Симон еще спал, раскинувшись на соседнем тюфяке. Пятнадцатилетнему измученному мальчишке требовалось больше сна, чем взрослому мужчине. Ричард не торопился будить оруженосца. В это утро он решил сам обслужить себя.

Осторожно ступая меж спящих рыцарей и их слуг, он прошел в узкое тесное помещение, где располагался длинный стол с остатками вчерашней трапезы. Ломти сыра и зачерствевший хлеб — это было все, чем мог попотчевать сэр Томас своих голодных гостей.

Ричард пожевал сыра с хлебом, чтобы утихомирить бунтующий желудок. Накануне он был настолько измотан, что ел очень мало, но природа брала свое, и тело воина нуждалось в пище. Голод заставил его вспомнить об истощенных женщинах и детях, которых он увидел позавчера в уэльском лагере.

Он пообещал прислать им еду, но его благое намерение нелегко было исполнить. Однако к своим обещаниям Ричард относился серьезно. Сэр Томас мог его счесть чудаком и даже безумцем, но он самолично выберет из стада крепкую молодую телку и пару овец, чтобы переслать их в лагерь под опеку старухи знахарки. Это было хоть какое-то возмещение малышу, лишившемуся матери, — так он подумал про себя и мрачно усмехнулся.

Приняв подобное решение, Ричард занялся более насущной проблемой. Предстояло наставить на путь истинный Симона. Его оруженосец вчера вопиюще нарушил дисциплину, не исполнив приказ и дав Ричарду проспать целых три часа вместо нескольких минут, как было велено. К счастью, вреда это не принесло, но, если б Уэльский Лис догадался напасть, они все были бы уже мертвы.

Ричард должен поговорить с мальчишкой, как только представится момент побыть с ним наедине, что было трудно осуществить в переполненном сверх меры укреплении. Симон обязан уяснить, что слово хозяина для него высший закон, но делать публичную выволочку оруженосцу было бы унизительно для гордого юноши благородного происхождения.

Ричард наполнил кубок медовым напитком из кувшина, оставленного на столе. Требовалась еще и жесткая беседа с Жилем по поводу несогласованных приказов. Жиль Эверли был его другом еще с той поры, когда оба они оруженосцами участвовали в так неожиданно прерванном походе Эдуарда в Святую землю. Жиль проявил себя как прекрасный стратег в последней военной операции в Уэльсе. Но в войске должен быть только один командующий.

За годы своей рыцарской службы королю Эдуарду и постепенного, медленного продвижения наверх Ричард много раз становился свидетелем, как самая блестяще задуманная кампания проваливалась с треском из-за отсутствия дисциплины. Он поклялся, что подобного никогда не допустит во вверенных ему войсках.

Те мелкие нарушения, что позволили себе Симон и Жиль — пусть даже посчитавшие, что совершают их для его же блага, — нельзя оставить без внимания. Слишком тяжело далась ему военная карьера. Слишком долго он доказывал свою способность руководить людьми и завоевывал их уважение, чтобы вдруг споткнуться на какой-нибудь мелочи. Простому рыцарю, такому, как Ричард, очень нелегко было выдвинуться среди знатных и алчных до полководческой славы баронов, плотным кольцом обступивших короля Эдуарда.

Ричард осушил кубок, встал из-за стола и прошел в нишу с оконной амбразурой, откуда тянуло сырым холодом. Ветер гнал по небу тяжелые, напоенные влагой дождевые тучи. Узкая щель в стене была всего в несколько дюймов шириной, но благодаря возвышению, на котором располагалось укрепление, отсюда был хороший обзор. Ричард мог окинуть взглядом болотистые луга, а за ними дремучий лес, почти скрытый в тумане.

Осматривая эту дикую местность, особенно неприветливую в непогоду, Ричард вернулся в мыслях к тому, что происходило при дворе короля. Эдуард был умным и осторожным правителем. Король не заводил себе фаворитов и новых пэров назначал очень редко, не одаривая титулами и поместьями даже самых стойких своих приверженцев. Эдуард помнил, к каким последствиям привела неразумная, подверженная капризам политика его отца, когда королевские милости и льготы раздавались направо и налево, лишь бы угодить алчным любимчикам…

Страна погрузилась в пучину гражданской войны. Жестокий урок Эдуард затвердил накрепко… Он мало кому верил и не торопился вознаграждать за лесть и притворную покорность. Хотя он заслужил репутацию холодного, расчетливого и скупого монарха, Ричард знал, что это не так.

Немногие из окружения короля могли наблюдать Эдуарда столь близко, как Ричард, и хорошо изучить свойства его натуры.

Порыв ветра, ворвавшись в амбразуру, оросил лицо Ричарда крупными дождевыми каплями. Свежий запах сырой земли, мокрой травы и первых весенних листьев взбодрил его. Он глубоко вдохнул влажный воздух Уэльса. Эдуард дал ему шанс выдвинуться на самые высокие позиции, прославить свое имя, и Ричард поклялся, что эту возможность он не упустит. Он покорит эту землю, этот народ и даже эту проклятую непогоду! Он сломает сопротивление Северного Уэльса, как расправился уже с Южным. И любой ценой захватит Рыжего Лиса.

Позади него раздался топот множества ног. Зал заполнялся людьми. Ричард покинул продуваемую насквозь нишу.

Томас де Ваирин, скинув промокший плащ, приветствовал его с улыбкой:

— Уже на ногах? Я ожидал, что вы проспите по крайней мере до полудня.

— Я обычно встаю рано, Томас. Я уже потерял большую часть дня.

— А его остаток я советую провести здесь, у очага, — откликнулся Томас. — Будь я проклят, если ошибусь, но не сомневаюсь, что уэльсцы не рыщут по лесам в подобную погоду.

— Я должен провести смотр своим людям и допросить пленных. К некоторым из них у меня есть вопросы.

Ричард нахмурился, представив, какое неприятное занятие ему предстоит. Он ненавидел пытки, но к ним приходилось часто прибегать, чтобы хоть чего-то добиться от упрямых уэльсцев. А сведения о том, где прячется главарь уэльского сопротивления, необходимо получить ради спасения жизней вверенных Ричарду англичан.

Он с явной решимостью поджал губы.

— Настало время узнать наконец побольше об этом призрачном Рыжем Лисе!

Томас согласно кивнул:

— Я уже сделал обход и убедился, что ваши люди благополучно спят. Слуги приготовят еду, и солдат накормят, как только они проснутся. Я наведался и к пленным Один умер ночью от ран, но остальные вроде бы выживут.

— Удивительно, до чего они живучи, — искренне признался Ричард. — Наш марш но горам был просто убийственным. Я бы не смог пройти такой путь пешком, да еще будучи раненным. В одном вы не можете отказать нашим противникам — они люди смелые. Если б у них были деньги на оружие и коней и если б их было побольше числом на несколько тысяч, неизвестно, кто одержал бы победу.

— Они дикари! — с издевкой произнес Томас. — Я ни разу не встречал среди них хоть одного парня, кому можно было доверить самое пустячное дело.

Ричард усмехнулся:

— Это потому, что все их мысли заняты лишь тем, как бы нам перерезать горло! К тому же самые способные из них от нас прячутся. Мы видим только малолетних, стариков и калек. Но те люди, с кем я столкнулся пару ночей назад, не лишены ни воинской доблести, ни энергии, ни умения сражаться.

— Возможно, вы и правы. Хвала Господу, что мы не встречали их воинов вблизи от Бофорта.

Усмешка Ричарда стала еще шире.

— Меня это уже не столь радует, как вас. Если весь наш долгий и изнурительный поход закончится тем, что я возьму в плен еще с десяток калек и старух, то мне стыдно будет показаться при дворе.

Томас ответил ему понимающей улыбкой.

— Я не говорил, что они не бойцы, Ричард. Но я не одобряю их подлые методы ведения войны. Человек, который подкарауливает в засаде и избегает открытого сражения, — в моих глазах не мужчина. — Он с интересом поглядел на Ричарда. — Вы ведь встречались с Луэллином. Говорят, что он был благородный принц в отличие от сброда, которым правил.

Ричард кивнул:

— Я был в Уорчестере, где справлялась его свадьба с Элеонор де Монфор. Он представлял двору нескольких своих союзников — Олдуина Тайви, Гледвина Повиса… и еще с полдюжины…

Ричард, нахмурившись, опустил голову, уставился в пол, как будто перед ним встало видение былых счастливых дней, когда Луэллин был не врагом, а могущественным вассалом английской короны.

— Все они мертвы ныне, — произнес он задумчиво. — Сколько загублено жизней! Даже Эдуард оплакивал эту потерю. Он надеялся договориться о союзе с северными уэльскими баронами так же, как ему удалось это сделать с южными соседями.

Он взглянул на Томаса с печальной улыбкой.

— Ты бы сейчас не говорил об уэльских дикарях, если б видел этих блистательных вельмож при дворе. Заверяю тебя, они могли бы многим нашим высокородным, но кичливым и невежественным баронам преподать урок хорошего тона.

Томас оглянулся и заметил служанку, молча стоящую неподалеку.

— Мы заговорили о правилах хорошего тона, а я сам их нар]ушил, заставив гостя голодать.

Ричард отрицательно покачал головой:

— Я съел то, что оставалось от ужина. Пока мне этого достаточно, но затем я захочу, разумеется, перекусить поплотнее.

— Я об этом позабочусь, Ричард! А что еще мне предложить вам? Не хотите ли помыться? Я прикажу Лупе все для вас подготовить.

Мысль о горячей ванне после нескольких недель кочевой жизни была заманчивой. К тому же он получил бы возможность под этим предлогом поговорить наедине, без помех, с Симоном.

— Это было бы превосходно, — живо откликнулся Ричард. — Но мне не нужна девчонка! Мой оруженосец отлично справится сам.

— Проследи, чтобы доставили наверх горячую воду, — приказал Томас девушке. Затем он вопросительно взглянул на Ричарда. — А как насчет женщины? Здесь есть несколько молоденьких и достаточно опрятных.

Яркое воспоминание об обнаженном теле Элен, прижавшемся к нему, вспыхнуло в сознании. Он вспомнил, как ее стройные ноги сплетались с его ногами. Вчера его плотское желание было до мучительности острым и предложение любезного хозяина пришлось бы кстати. Но сегодня даже мысль о постельных утехах с какой-нибудь служанкой вызывала у него чувство гадливости.

— У меня нет времени услаждать себя, Томас. Я спешу что-нибудь выведать у пленников.

— Если б удалось развязать им языки и узнать про Рыжего Лиса! Больше всех, я уверен, о нем может рассказать девчонка. Убедить ее вам будет нетрудно, да и сам допрос доставит удовольствие.

Пожилой комендант похотливо усмехнулся.

Ричард сдержал себя и не ответил резкостью на намеки хозяина. Он знал многих, кто с особым наслаждением пытал женщин и пользовался ими для удовлетворения самых мерзких своих прихотей. Ричард всегда обращался с пленницами мягче, чем с мужчинами.

— Пленники у меня заговорят, — заявил он холодно. — И девица тоже. Но она ценна и сама по себе. У меня есть причины думать, что Лис явится за ней. Лис явится… или он совсем не тот, за кого мы его принимаем.

По лестнице загрохотали сапоги, и Элен с тревожно бьющимся сердцем приникла к двери. Ключ повернулся в замочной скважине, и дверь, проскрипев на несмазанных петлях, отворилась.

Двое мужчин внесли в комнату тяжелую деревянную бадью, которой, судя по ее виду, пользовались, вероятно, многие поколения.

Вслед за ними появились слуги с полными ведрами и поставили их у очага, чтобы вода не остывала. Служанка подкинула в огонь побольше торфа и принялась разбивать кочергой обугленные куски, пока пламя с жадностью не охватило их. Очевидно, какой-то важный господин собрался принять ванну.

Элен пристально рассматривала вошедших слуг. Все они были англичанами. Она могла заговорить с ними, что-то спросить, но вряд ли бы ей даже ответили. Лица у мужчин были тупые, плечи опущенные, вид пришибленный, взгляд невидящий, абсолютно пустой.

В Англии люди низших классов безропотно воспринимали свое униженное положение и даже не мечтали, чтобы к ним относились с уважением.

По-другому обстояло дело в Уэльсе. Здесь каждый житель, будь он хоть нищий пастух, держался с достоинством, а женщины требовали к себе почтительного отношения. Их не считали собственностью, словно овец или коз, и супруг не посмел бы замахнуться на них плеткой или даже оскорбить словесно. В таком случае они имели право развестись с ним.

С тоской Элен подумала, что английский закон скоро все изменит в стране. Если уэльсцы окончательно потерпят поражение, ее соотечественники опустятся в глазах англичан гораздо ниже их собственных бесправных слуг. Невыносимо представить, какая несчастная участь ждет ее народ.

Элен вспомнила свой прекрасный дом и тучные пастбища вдоль берегов живописной Тайви. Теперь оставшиеся там люди трудятся на англичан. Хотя владельцем Тайви стал бы по наследству ее брат Родри, она считала эти земли своими. Она принадлежала Тайви, а Тайви принадлежал ей.

Грустно и немного смешно было вспоминать о частых беседах по этому поводу, которые она заводила с отцом. Она мольбами, ласками, лестью и слезами добилась от него обещания не выдавать ее замуж до семнадцати лет — предельный срок для девушки оставаться незамужней.

Элен прекрасно знала, что отец в ней души не чает и поэтому такое обещание дал с легким сердцем. Он не хотел расставаться с нею, хотя им обоим очень нравился юноша, которого прочили ей в мужья.

И оба они подшучивали над грозным материнским пророчеством, выраженным в пословице: «Тот пес, что не торопится к ужину, часто находит свою миску пустой, а кость спрятанной другой собакой».

Мать ее была права. Эниона забрала у Элен более проворная и более могущественная соперница. Смерть лишила ее жениха, и уже поблек в памяти Элен его образ, его красивое лицо и румянец на щеках, его глаза, вспыхивающие иногда от вожделения к ней, его глуховатый, но ласковый голос, говоривший ей о любви.

Она держала его от себя на расстоянии, уверенная, что он всегда будет рядом, и вот потеряла навеки, так и не вознаградив его за любовь, за преданность.

А это давалось ей нелегко. Она была отчаянно влюблена в Эниона. Он был ей даже дороже отца, матери и брата Родри. Но жизнь была так хороша, что менять что-то в ее течении, превращаться из невесты в супругу ей еще не хотелось. Времени впереди было еще достаточно. Для обожаемой и слегка избалованной четырнадцатилетней дочки знатнейшего лорда времени действительно казалось предостаточно. Но как песчинки в часах, эти беззаботные дни пересыпались вниз, и уже никто не перевернет сосуд.

Энион так и не дождался счастья, которое могла даровать ему Элен.

Острая боль сожаления о не свершившемся пронзила ее сердце. Если бы прошлое можно было вернуть — вернуть Эниона, вернуть всю ее погибшую семью. Иногда ей казалось, что радостных лет, проведенных в замке Тайви, вообще не было. Их заслонили месяцы испытаний и безнадежного отчаяния в горах, и это была единственная реальность — все остальное лишь сон.

Элен сложила руки на груди и принялась молиться о спасении души Эниона, о душах родителей и брата. Она так глубоко погрузилась в молитву, что не услышала шагов на лестнице. Лишь когда дверь вновь распахнулась, Элен вскочила и попыталась спрятаться за бадьей, водруженной посреди комнаты.

Ричард вошел резко и так же резко остановился. Девушка напомнила ему вспугнутого лесного зверька, готового сорваться с места и удирать без оглядки при малейшем его движении.

Он успокаивающе поднял раскрытую ладонь.

— Я вижу, ты не прочь искупаться, — произнес он с улыбкой.

Элен взглянула на бадью так, словно впервые заметила ее.

Постепенно боль от воспоминаний о прошлом уступила место страху перед тем, что происходит сейчас. Она забилась в самый дальний угол комнаты.

Ричард шагнул к бадье. За ним по пятам следовал Симон с ворохом чистого белья в руках. Девушка, судя по всему, была испугана видом этой бадьи или не понимала, зачем ее сюда доставили. Ричард решил, что уэльсцы, как и люди низшего сословия в Англии, никогда не моются, разве только летом в реке или в ручьях.

Может быть, она настолько приободрится, что решит испытать новые ощущения и воспользуется шансом обмыть себя после того, как он закончит купание.

— Я извиняюсь, что вторгся в твою обитель, но другого места для ванны здесь нет, — заявил он игривым тоном и улыбнулся, уже несколько смущенно. — Признаюсь честно, что я мечтал о горячей ванне больше, чем о горячей пище.

Элен хранила молчание. Мужчина, рассуждающий сейчас о прелестях купания в горячей ванне, вскоре пожелает вкусить и других прелестей. В этом она не сомневалась.

Симон обошел ее, словно неодушевленный предмет, и аккуратно разложил на кровати смену белья для своего господина. Затем он приблизился к очагу и начал переливать окутанные паром ведра с горячей водой в бадью.

Опустошив последнее ведро, Симон опустился на колени и принялся расшнуровывать кожаные наколенники Ричарда.

— Я вас раздену, господин, а потом одежду и белье отнесу вниз, чтобы все почистили и постирали.

— Позже, — приказал Ричард, перенеся внимание с пленницы на оруженосца. — Останься со мной, пока я моюсь. У меня есть несколько вопросов к тебе, Симон.

Симон почтительно склонил голову и стал помогать господину освобождаться от одежд. Для обоих мужчин Элен как бы не существовала. Она демонстративно повернулась к ним спиной и отошла в альков, где было крохотное оконце.

Со стоном, выражающим высшую степень блаженства, Ричард окунулся в источающую пар бадью.

— Рай земной! — проговорил он со вздохом. — Лучше, чем на небесах!

Симон озорно подмигнул ему:

— Лучше, чем в постели с женщиной? Ричард плеснул на него водой.

— Это зависит от того, какая женщина… и как долго мужчина обходился без нее…

— Без чего? Без ванны или без женщины?

Ричард издал смешок и откинулся на край бадьи.

— Возможно, я просвещу тебя кое в чем, когда ты станешь постарше и поумнеешь. А может быть, и ты кое-что мне расскажешь и чему-нибудь научишь. А пока подай мне мыло! Ты уже совсем обленился и ждешь, чтобы тебе напоминали о твоих обязанностях.

Протягивая господину мыло, Симон украдкой бросил взгляд на девушку у окна.

— А как она вам, Ричард? Вы считаете ее хорошенькой?

Ричард уставился на мальчишку. Он как-то не предполагал, что подобная проблема так скоро возникнет. Симон был смазливый юнец, но, насколько знал Ричард, парень еще сохранил невинность. Уэльская пленница и Симон как раз подходили друг другу по возрасту.

Парень взирал на нее и с вожделением, и с опаской, и с некоторым ощущением превосходства, как победитель на пленницу, и все эти чувства отражались на его еще по-мальчишески наивном лице.

За Симоном нужен теперь глаз да глаз, а не то он наделает глупостей из-за этой Элен. Парень, может быть, и чуть старше ее годами, но, как правильно рассудил Ричард, Элен далеко обогнала его в жизненном опыте.

— Да, она хороша! — отозвался Ричард небрежно. — Но уэльские женщины не в моем вкусе. И поверь моему слову, покорную ласковую девицу предпочтительней иметь в своей постели, чем злобную, дикую кошку, причем коварную, как сотня ведьм.

Мальчик с достоинством выдержал пристальный взгляд Ричарда.

— Я не имел в виду вас, Ричард. Вам не пристало путаться с врагами. Это ниже вашего достоинства.

— Надеюсь, и твоего тоже.

Легкая краска смущения проявилась на лице Симона.

— Конечно. Я… я просто подумал, что она хорошенькая.

— Я одобряю твой вкус и согласен с твоей оценкой.

Симон был польщен. Он придвинул стул поближе к бадье.

— Вы сказали, что у вас есть вопросы ко мне, — проговорил он, желая уйти от опасной темы.

Ричард кивнул. Он много часов потратил, обучая оруженосца всему, что должен знать настоящий рыцарь. Он считал своим долгом передать мальчику хоть малую толику своего военного опыта.

— Да, — произнес Ричард. — Сегодня я хотел спросить у тебя совета, как наладить воинскую дисциплину в нашем отряде. Если бы ты был облечен властью, то как бы рассудил возникшее недоразумение между Ги из Суссекса и Ранульфом де Престиньяном?

Вопрос был задан как бы между прочим. Ричард усиленно тер себе плечи и спину куском грубого мыла.

Несколько мгновений юноша потратил на размышления, а потом дал точный ответ. Ричард одобрительно кивнул. Мальчик хорошо усваивал его уроки. Ричард ощутил прилив гордости за своего подопечного.

Некоторое время они продолжали беседу. Ричард описывал реальные или придуманные им самим ситуации, требующие немедленных и решительных действий командующего.

— Итак, согласен ли ты со мной, Симон, или нет, но у войска должен быть только один командующий, только один вождь! И его приказы должны выполняться беспрекословно, а воин, отказавшийся подчиниться приказу, должен быть сурово наказан.

Симон кивнул.

— Иначе это приведет к сумятице и лишним потерям, особенно во время сражения или неожиданного нападения врага из засады, — с готовностью проговорил мальчик заученную истину.

— А ты считаешь меня достойным командиром? Симон даже удивился такому вопросу.

— Конечно!

— Тогда почему вчера ты не выполнил моего приказа?

Симон пораженно уставился на Ричарда. Он не подозревал, к чему тот клонит разговор, и теперь растерялся.

— Я… Я не… Я боялся, что вы… — бормотал он беспомощно. — И я…

— В твои обязанности не входит думать, Симон, — раздраженно прервал его Ричард. — Это моя обязанность. Мой долг принимать решения и отдавать приказы, а твой долг — их выслушивать и исполнять. И ты должен подчиняться, не задавая вопросов, потому что не всегда есть время на объяснения.

Если б нас преследовали уэльсцы, промедление, которое ты допустил, могло плохо для нас кончиться. Нас бы перебили всех до одного, и все из-за того, что ты счел возможным пренебречь самым простым приказом.

Симон с жалким видом кивал головой, но не отводил взгляда от сурового лица Ричарда.

— Грань между трагедией и триумфом ничтожна, Симон. Я был свидетелем того, как исход сражения зависел от ошибки гораздо меньшей, чем та, что ты допустил вчера. Будь мы в Англии, я бы счел это пустячным происшествием, оплошностью, над которой мы бы вместе посмеялись. Но мы в Уэльсе, парень, во вражеской стране! А враждебная страна не прощает даже маленьких ошибок. Усвоишь ты это накрепко — тогда выживешь!

Ричард заговорил громче, голос его стал еще тверже:

— А еще заруби себе на носу, что я требую от людей, которыми я командую, абсолютного подчинения… особенно от тех, кому доверяю.

— Простите, Ричард. Я поступил неправильно… Я знаю. Но Жиль…

Тут Симон прикусил язык и замер, съежившись на своем стульчике.

— Я ошибся. Я вижу это теперь. Я готов понести любое наказание, какое вы назначите.

— Хватит разводить по этому поводу разговоры! У тебя есть одно оправдание — ты получил противоположный приказ от моего заместителя. Другой бы оруженосец, сославшись на это, не почувствовал засобой вины. — Едва заметная усмешка осветила лицо Ричарда. — Я рад, что ты не таков. Чтобы убедиться, я уже переговорил с Жилем по этому поводу.

— Нет. Я виноват. Вы поручили мне разбудить вас, доверились мне… Какое вы определите мне наказание?

Ричард одобрительно посмотрел на оруженосца.

— Уже то, что ты понял, к каким ужасным последствиям мог привести твой неразумный поступок, и будет твоим искуплением вины. В следующий раз, я уверен, ты выполнишь мой приказ в точности, даже если сам король Эдуард вздумает отменить его. Теперь приготовь мне полотенце, а то вода уже остыла, и подай его мне через пару минут.

Пока Симон согревал полотенца над огнем, Ричард окунулся несколько раз с головой, яростно натирая тело и голову мылом. Затем он поднялся из бадьи и принял из рук Симона горячее полотенце.

Ступив на пол, Ричард обернул свое мокрое тело куском ткани.

— Еще одна вещь, Симон, о которой нам стоит поговорить. — Ричард наморщил лоб. — Кроме того, о чем я сказал тебе раньше, бывают случаи, когда воин сознательно решает не следовать приказу. Но предупреждаю тебя, Симон! Будь в таких ситуациях предельно осторожен. Проверяй себя не единожды и перепроверяй. К сожалению, наставником в таких делах я быть тебе не могу. Выбор всегда будет за тобой.

Он взял оруженосца за плечо.

— В жизни тебе придется служить под началом разных командиров, и не все они будут мудры. Кто-то вообще может оказаться полным болваном. И возникнет необходимость нарушить приказ. Но последствия такого поступка будут сказываться всю твою дальнейшую жизнь.

Симон бросил на господина озабоченный взгляд.

— А вы когда-нибудь ослушались приказа, Ричард?

— Да. И в некоторых случаях это и спасло меня и тех, кто был под моим началом. Вся сложность в том, парень, как найти золотую серединку и как в каждом отдельном случае сделать правильный выбор.

Он шутливо толкнул мальчика в грудь.

— Помоги мне одеться и поторопись. Даже при горящем очаге здесь чертовски холодно.

Укрытая в глубокой оконной нише, Элен, нахмурившись, предавалась раздумьям. Хотя разговор между Ричардом и его оруженосцем велся по-английски, она легко понимала все сказанное. Бессознательно она проводила сравнение с отцовскими беседами, которые велись когда-то в Тайви, когда отец наставлял на путь истинный их с Родри. Всегда опасаясь чем-то задеть их гордость, он все же твердо держал своевольных детей в узде, добивался от них того, чтобы они радовали его своими успехами. Лорд Олдуин готовил своих отпрысков к великой судьбе. К ее удивлению, кое-какие мысли, высказанные Ричардом, и заботливость, проявленная им к юному оруженосцу, напомнили Элен об отце.

Ричард Кент был человек сложный и способен был не только сражаться и убивать. Такое открытие она сделала во время его разговора с Симоном. Нет, Ричард Бассет оказался не дьяволом во плоти, во что она верила до сих пор, но ум и прочие качества делали его еще более опасным противником, чем он раньше ей представлялся. Она недооценивала его, но теперь все будет иначе. Элен решила, что такого врага, как Ричард Кент, одолеть нелегко.

9

Оставаться погруженной в раздумья Элен долго не пришлось. Едва Ричард и его оруженосец удалились, в комнату вернулись те же самые слуги, принесли ведра с чистой водой и поставили греться у очага. Вычерпав мыльную воду, они наполнили бадью до половины и исчезли.

Сэр Томас де Ваирин, должно быть, тоже намеревался искупаться. В крепости не было другого человека, кто мог бы претендовать на подобную роскошь.

Элен начала нервничать. Теперь она вынуждена присутствовать при раздевании и забавах в ванне еще одного англичанина.

Приблизившись к бадье, она с вожделением и тоской поглядела на чистую воду. Уже несколько месяцев она не мылась по-настоящему. Горячая вода и ванна — все это принадлежало тому Тайви, которое кануло в прошлое.

Наклонившись над краем бадьи, она слегка омочила в воде руку. Ричард в одном был совершенно прав. Горячая ванна — это райское блаженство.

Мгновение спустя раздался нерешительный стук, а затем дверь уже с привычным слуху жутким скрипом приотворилась на несколько дюймов. В образовавшуюся щель всунулась голова оруженосца.

— Пардон, леди. Милорд послал меня узнать, все ли здесь имеется необходимое вам для купания?

Элен воззрилась на него с недоверием. Симон вошел и прикрыл за собой дверь.

— Ричард прислал воду, — пояснил мальчик по-французски, указывая на ведра, расставленные у огня. — Не хотите ли, чтобы я наполнил бадью?

Ванна… для нее? Элен никак не могла отделаться от подозрений. Какую выгоду он надеется извлечь из столь великодушного поступка? На уме у него какая-то хитрость, какой-то подвох.

— Передай господину, что я чиста! — выпалила Элен. — Я предпочитаю не мыться.

Игнорируя слова девушки, Симон подошел к очагу и принялся переливать ведра с горячей водой в бадью. Из облака окутавшего его пара Симон принялся уговаривать ее:

— Не надо бояться воды. От мытья вы не заболеете, как некоторые думают. В конце концов, в комнате тепло, и нет опасности подхватить простуду. — Он улыбнулся приглашающе: — Пожалуйста, леди, все готово. Вряд ли вы уж так страшитесь воды. Судя по вашему прыжку с обрыва, я бы этого не сказал.

Он опрокинул в бадью последнее ведро с водой и сказал:

— Кажется, вы вообще мало чего боитесь. Ричард тоже такой и часто лезет в самое пекло. Мой друг сэр Жиль говорит, что Ричард играет со смертью, но, однако, сам он не отстает от милорда ни на шаг.

Элен внезапно догадалась, что юноша смотрит на нее с обожанием. Вероятно, он мог быть полезен, если заручиться его дружбой. Конечно, он никогда не предаст своего господина, но из его болтовни можно выудить ценные сведения. Симон ею очарован, считает ее хорошенькой, несмотря на ее теперешнее жалкое состояние и внешний вид.

Возникшая идея приободрила Элен.

— Как давно вы служите вашему милорду? — кротким голосом спросила она.

— Меньше года. Мне только исполнилось пятнадцать, но Ричард сказал, что я лучший оруженосец из тех, кто у него был, — похвастался Симон.

Но его приподнятое настроение вмиг померкло при воспоминании о той головомойке, которую недавно устроил ему Ричард. Опустив голову, он застыл в смущенной позе с пустыми ведрами в руках.

— Конечно, я совершаю ошибки, — добавил он с неожиданной искренностью.

Несмотря на всю свою предубежденность к англичанам, Элен всем сердцем потянулась к Симону. Почему-то она не видела в нем врага. Он напомнил ей тех юношей из хороших семейств, которые собирались в замке Тайви, когда лорд Олдуин устраивал там праздничные турниры. Заносчивые и хвастливые, как все юнцы, они тут же бледнели и сникали при малейшей, пусть даже ими самими воображаемой оплошности, больше всего опасаясь, что она нанесет урон их мужскому достоинству. А мужское начало в них только начинало проступать. В сущности, это были еще дети.

— В пятнадцать лет всегда трудно разобраться, что хорошо, а что плохо, — заметила она серьезно, спрятав невольную улыбку. — Я уверена, что милорд и не рассчитывает, что вы будете во всем совершенны. С каждым годом прибавляется мудрости.

— Так и Ричард говорит. А сколько вам лет?

— Семнадцать. — Она пожала плечами. — Вероятно, уже исполнилось. Я даже не знаю, какой сейчас месяц.

Симон поглядел на нее недоверчиво:

— Семнадцать!

Элен не в силах была удержаться от улыбки.

— Ну да! По вашим меркам я уже старуха. Я родилась в апреле.

— Но… но… вы такая тощая! — Мальчик невольно перешел на интимно-дружеский тон. — Ричард посчитал, что тебе тринадцать или четырнадцать.

Обида отразилась на лице Элен, она покраснела. Значит, Ричард и не воспринял ее как женщину.

— Если я тощая и маленькая, — вырвалось у нее, — то это потому, что я недоедаю. Вы, англичане, просидели всю зиму в наших крепостях, укрывались нашими одеялами, поедали наш хлеб, резали наш скот.

Она сделала паузу. Горечь и негодование, ненависть побежденного к победителям всколыхнули ее душу, будто прорвало какую-то плотину. Голос ее обрел силу и страсть, которая сама способна была убивать, не руками, но словом.

— Ты не встретишь жирного уэльсца, если только он не мерзкий предатель, ваш прихвостень!

Симон выпрямился и возмущенно ответил:

— Вы, уэльсцы, затеяли это! Не мы! Святыми мощами могу поклясться, что это люди Луэллина пробрались тайком среди ночи и вырезали всех в Рудалане и Флинте. И случилось это в Вербное воскресенье, прости, Господи!

— Это был не Луэллин! — гневно возразила Элен. — Это был его брат Дэвид. И поступил он так, как научили его когда-то драгоценные его союзники англичане. Дурные примеры заразительны. У меня пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы пересчитать, сколько раз вы так же по ночам нападали и убивали всех без разбора — и мужчин, и женщин, и детей.

— Твои слова лишь доказывают, как мало ты знаешь об этом, — откликнулся Симон, с трудом вернув себе холодное достоинство, приличествующее оруженосцу такой важной персоны, как сэр Ричард Бассет. — Мойся или нет — как хочешь! Мне все равно.

Элен проводила взглядом светловолосого мальчишку, который с гордым видом прошагал до двери и нарочито резко захлопнул ее за собой. С досады она прикусила губу. Не многого же она добилась в результате состоявшегося разговора! Оруженосец Ричарда был единственным, кто отнесся к ней с теплотой, а она оттолкнула его от себя, затеяв бесполезный спор. Если она надеется выжить и обрести свободу, то ей надо укоротить язык и пораскинуть как следует мозгами, чтобы выбрать подходящий момент для бегства и найти лазейку, через которую можно проскользнуть.

Она еще раз попробовала пальцами воду в бадье. Нежное тепло так и манило к себе. Как прекрасно почувствовать себя снова чистой, будто очищенной от скверны.

Стянув с себя грязную тунику, она швырнула одежду на пол. Пускай Господь отправит всех англичан прямиком в ад, а она будет купаться.

Ричард осторожно шагал по размокшей скользкой тропе, пересекающей двор укрепления. Утренняя буря исчерпала свою ярость, но над черной от дождя бревенчатой башней Бофорта клубились низкие тяжелые тучи, а самую ее верхушку заволокло липким густым туманом. И все же он поднял лицо к негостеприимному суровому небу. Его легкие жаждали вдохнуть пусть сырого, но свежего воздуха после удушающего смрада подземелья.

Он напомнил себе, что исполнял свой долг. Несмотря на то, что он сам по этому поводу чувствовал, ему удалось добиться от пленных хоть каких-то сведений. Но после допросов он всегда чувствовал себя скверно.

Ричард провел рукой по лбу, утирая выступивший на нем, несмотря на холод, пот. Он стыдился этой своей слабости, не свойственной мужчине, и все же заставлял себя присутствовать при всех допросах пленников с тем, чтобы насколько возможно умерить пыл разгоряченных пыточных дел мастеров и в тайной надежде, что сам в конце концов очерствеет и привыкнет к этому столь необходимому на войне процессу.

Он ни с кем не обсуждал то, что творится у него в душе, но знал, что Жиль догадывается о его проблемах. Возможно, и он разделяет его чувства по поводу пыток, но тоже скрывает их и молчит.

К счастью, сегодня пленники были более словоохотливы, чем обычно. Долгий изнурительный марш и часы, проведенные в могильном мраке глубоко под землей, подорвали их дух. Слава богу, он вытянул из них то, что они могли сказать ему, без раскаленных щипцов и дыбы.

Ричард нахмурился, размышляя. Хотя Рыжий Лис по-прежнему еще был окружен тайной, все же он обрел человеческое имя. Имя и облик — Рхис Айван из Гуиннеда, темноволосый мужчина тридцати лет или около того, хитрый, решительный, который редко делился своими планами даже с близкими людьми. А насчет женщин из семьи Тайви Ричард выяснил лишь то, что уже было известно королю Эдуарду, — их никто не видел после бегства из замка. Все были уверены, что они укрылись во Франции и живут там преспокойно.

Он также узнал местоположение двух уэльских лагерей, хотя сильно подозревал, что сведения устарели. Прошлый опыт подсказывал ему, что лагеря эти уже брошены их обитателями. Уэльсцы всегда тотчас снимались с места, если становилось известно, что англичане захватили пленников.

А знает ли Элен нечто большее? Ричард задержал шаг на узкой лестнице, ведущей в крепостную башню. Что может знать эта девчонка? Впрочем, не девчонка, а женщина, поправил он себя. Симон с возмущением передал ему суть спора с пленницей, а также удивил Ричарда сообщением, что девица гораздо старше, чем он думал.

И еще было одно обстоятельство — он не мог не признать этого. Впервые в жизни он позволил чувствам как-то влиять на суждения о человеке. Что-то в этой девушке привлекло его с самого начала, помимо ее дикой энергии, колдовского зова ее изумрудно-зеленых глаз.

Но она была прежде всего врагом, и он сознательно приказывал себе не поддаваться ее обаянию. На его вкус Элен была слишком молода, он предпочитал заводить связи с женщинами в возрасте, умудренными любовным опытом. Но помимо того, что Элен привлекала его, мысль о том, что она — любовница его врага, странно возбуждала Ричарда.

Очутившись внутри форта, он поискал взглядом Жиля.

Ричард уже составил план, как они будут ловить Лиса, но хотел обсудить его со своим первым помощником, прежде чем посвятить во все детали сэра Томаса.

Он взглянул наверх, на площадку лестницы, возвышающуюся над головой. Туда выходила дверь единственной комнаты, где он мог говорить, не опасаясь быть подслушанным. В замке было несколько уэльских слуг, и никогда не вредно проявить осторожность.

До тех пор, пока он не решит, какая информация должна просочиться к врагу, он поделится своими планами только с теми, кому полностью доверяет. Кроме того, он все-таки нуждался в сведениях, которые ему могла дать Элен.

Послав Симона на поиски Жиля, он взобрался по лестнице и задержался у закрытой двери. Какими сведениями располагала девица, а главное, с помощью какого трюка он выудит их из нее — вот что занимало его ум в тот момент.

Ричард толкнул тяжелую дверь.

Элен стояла у окна спиной к нему. Взгляд ее был обращен куда-то вдаль, поверх крепостной стены, туда, где туман бродил по влажным лугам, словно стадо гигантских белых овец. Она приоткрыла окно, и сырой, холодный воздух струился в задымленную комнату.

Ричард окинул пленницу взглядом. Рыжий меховой плащ свободно висел на ее худеньком теле. Из-под плаща виднелись босые ноги с тоненькими лодыжками.

— Сомневаюсь, что даже такая щуплая девица пролезет в эту дыру, — заметил он сухо, намекая на ее самовольство.

Девушка крутанулась на месте от неожиданности. Полы ее плаща распахнулись, открыв взгляду очертания обнаженной ноги. Она была, очевидно, совсем голая под меховым плащом. Несмотря на прежний свой отказ, она все же выкупалась и вымыла волосы.

Ричарду она показалась совсем другой — женственной, красивой, соблазнительной. Пушистый лисий мех удивительно шел ей. Элен придерживала края плаща там, где вырисовывались выпуклости ее грудей, в то время как ее мерцающие темно-каштановые волосы — сейчас неубранные, нерасчесанные — каскадом ниспадали ей на плечи и необыкновенно гармонировали с природной роскошной красотой лисьей шкуры.

Подобное зрелище заставило Ричарда затаить дыхание. Как он мог принять за малолетку это прекрасное, дивное существо? Благодаря спокойному сну и сытной пище исчезли круги у нее под глазами. Скоро и тело ее перестанет быть острым, угловатым, приобретет приятную округлость.

Элен окинула его высокомерным взглядом и вновь отвернулась к окну.

— Может быть, я и щуплая, но не полоумная, — бросила она через плечо. — Я не собиралась бежать, мне захотелось увидеть небо.

— И простудиться насмерть.

Она откинула назад голову и горько засмеялась:

— Вы забыли, что я провела всю зиму в горном ущелье… благодаря вам.

Да, он забыл. Что-то затмило его мозг. Но как он мог забыть, что ему противостоит не изнеженная, капризная, хныкающая дама, каких полно при дворе? Эта женщина провела вместе со своим мужчиной убийственно холодную зиму в горах Гуиннеда и даже рисковала жизнью, чтобы сбить с пути врагов, когда лагерь был обнаружен. А он еще надеялся убедить ее предать своего любимого мужчину!

Желание разгорелось в нем, но не желание унизить, раздавить, пыткой выбить признание, а естественное плотское желание. Он хотел целовать эти ставшие вдруг соблазнительными сочные губы, окунуть лицо в водопад ее волос, увидеть обнаженное тело, раскинувшееся на лисьем меху, овладеть ею.

Его самого удивил этот взрыв собственной страсти, но Ричард усилием воли сдержал себя. Он напомнил себе причину, по которой явился сюда.

— Подойди. Я буду говорить с тобой.

Элен легкими шагами приблизилась к нему и стала рядом. Она настороженно смотрела на него. В ее широко раскрытых глазах читался не страх, а неподдельный интерес.

— Сомневаюсь, что у нас есть что сказать друг другу.

— О нет! Совсем наоборот. Мы можем поговорить о твоем дружке. Рхис, так ведь его зовут?

Он внимательно следил за выражением ее лица. Элен не выказала удивления, когда было произнесено это имя.

— Мы можем и поговорить… Хотя я бы предпочла молчать. К тому же, очевидно, вы уже выпытали у пленных все, что хотели.

Она пересекла комнату, опустилась на колени возле очага и перевернула свою шерстяную тунику, которую развесила сушиться у огня.

— Глубоко благодарна за воду, — резко сменила она тему. — Я не мылась с тех пор, как выпал снег.

Ричард придвинул к огню массивный, грубо сколоченный стул и уселся рядом с коленопреклоненной девушкой. Нахмурившись, он впился взглядом в ее низко опущенную голову.

— Ты должна понять, что он от меня не уйдет. Теперь я знаю, где он.

Она перестала заниматься своей туникой, подняла на него безмятежный взгляд.

— Ты зря так уверен.

Ричард навис над ней — огромный, мрачный, как грозовая туча. Он старался не замечать манящего изгиба ее губ, белых холмиков грудей, которые приоткрылись, когда она вновь наклонилась к огню.

— Твои друзья… там внизу… оказались более словоохотливыми. Долго убеждать их не требовалось.

Рука, сжимающая края меха на груди, напряглась, но в глазах Элен по-прежнему не было страха. Наоборот, она презрительно сощурилась.

— Тебе доставило удовольствие пытать их? Ты любишь причинять боль слабым? Ощущаешь ли ты себя могучим доблестным воином, когда слушаешь вопли беспомощных своих жертв? Ты смелый рыцарь, Ричард Кент, — издевалась она. — Будут ли менестрели воспевать твою доблесть, твою славную победу над тремя дюжинами изможденных старцев и одной женщиной?

Ни один мускул не дрогнул на лице Ричарда. Он обязан был вытянуть из нее все, что она знает о Лисе.

— Нет, Элен, мне не нравится добывать правду, истязая пленных. И я не нуждаюсь в восхвалении менестрелей. Я знаю себе цену, знаю, кто я и каков. Никто из посторонних не взвешивает на весах успехи мои и ошибки, мужество мое и мою слабость. Я сам мерю их своей мерой и сам выбираю себе путь, если уверен, что он приведет меня к моей цели. Я сражаюсь за свою родину, а ты за свою. И я думаю, что хотя бы поэтому мы должны проявлять друг к другу уважение.

Он поколебал ее уверенность в себе. Элен хотела что-то произнести, судорожно сглотнула комок, застрявший в горле, но смолчала.

Ричард решил закрепить завоеванные позиции:

— Как поступили бы твои люди со мной, если б все случилось наоборот?

— Вытрясли бы из тебя все, что смогли, — любым способом, а добившись своего, прикончили.

— Значит, и тут мы схожи, за исключением одной маленькой разницы. У меня и в мыслях нет казнить твоих людей. Но я найду Лиса, где бы он ни прятался!

— А угонишься ли ты за ним, англичанин, на своих длинных ногах? Как ты пешком будешь преследовать его по горам, куда кони не заберутся?

Элен с торжеством смотрела на него.

— Готов ли ты встретиться с ним в поединке на его условиях?

Итак, Лис двинулся выше в горы. Значит, он не планирует нападение на Бофорт или на какое-то другое английское укрепление в долинах.

— Если придется — я готов, — ответил Ричард. Элен слегка склонила голову набок и глянула на него с любопытством.

— Ты не страшишься смерти, Ричард Кент?

— Я не ищу смерти, как и любой, живущий на свете, но и не убегаю от нее. Я должен свершить дело, мне порученное. И ничто не может помешать мне исполнить свой долг.

Элен пожала плечами и улыбнулась.

— Тогда отправляйся на охоту за Лисом. Может, удача улыбнется тебе.

Ричард раскинул руки, потянулся, расположился поудобнее на стуле.

— А может быть, я лучше подожду его здесь, — произнес он с нарочитым безразличием.

Глаза Элен были опущены, но зато Ричард заметил, что губы ее плотно сжались.

— Он не придет. Он не такой дурак.

Ричард был доволен. Он выяснил то, что хотел узнать.

— А я думаю, что придет. Твои дружки в подвале, кажется, убеждены, что он без ума от тебя.

Она резко тряхнула головой. Волосы ее взвились и вновь упали на плечи.

— Они ничего не знают. А кроме того, ни один мужчина не станет рисковать жизнью из-за пустяка. Я столько же значу для Рхиса, как и любая другая женщина. Уверяю тебя — по мне он не заскучает.

Почему-то вдруг Ричард ощутил укол ревности. Этого он уж от себя никак не ожидал. Странно действует на него эта девчонка. И какое место в ее жизни занимает Рхис? По какой-то причине Ричарду показалось очень важным выяснить это.

Схватив Элен за запястье, он повернул ее к себе. Какая-то частичка разума, сохранившаяся в сознании, напоминала ему, что поступками его руководит лишь непреодолимое желание лишний раз прикоснуться к ней.

— Кто он тебе? Говори! — рубил он, словно мечом. Она поглядела на него с вызовом.

— Никто.

Ричард притянул ее за плечи, сильно встряхнул.

— Никто? И ты рисковала жизнью, рисковала попасть в плен к врагу ради того, кто тебе «никто»? — Он кричал на нее, а видел только ее губы, полураскрытые, соблазнительные, похожие на расцветающий бутон. — Что-то мне в это не верится.

Сердце Элен отозвалось на его слова глухими частыми ударами. Если б он услышал их, то догадался, какой страх испытывала она сейчас. Что скрывалось за его грубой настойчивостью, было понятно, но что ответить ему?

— Я не думала, что меня поймают… Я не заметала следы… Я просто убегала…

Край плаща выскользнул из ее пальцев, она судорожно попыталась подхватить его и вновь прикрыть грудь, но железная хватка Ричарда не позволяла сделать это. Взгляд его медленно блуждал по ее телу, ноздри раздулись, под кожей на шее бешено пульсировала жилка. Пальцы его все крепче сдавливали ее плечо и запястье.

— Мне больно! — закричала она. Прежняя ее бравада сменилась неподдельным испугом.

Какое-то время Ричард удерживал ее, но внезапно пришел в себя и отпустил ее руку. Элен отодвинулась и поплотнее завернулась в мех.

— Ричард?

Оба они одновременно вздрогнули и взглянули на дверь. На пороге стоял Жиль. Смуглое лицо его сохраняло невозмутимое выражение.

— Симон сказал, что ты желаешь видеть меня.

Ричард почувствовал, что щеки его краснеют. Он стыдился и жалел, что на какой-то момент утратил контроль над собой.

— Я хотел обсудить с тобой план поимки этого Рхиса. — Ричард поспешно перешел на английский язык, который Элен, как он считал, не должна была понимать. — Я не знаю другого места, где бы можно было уберечься от любознательных ушей.

Элен мгновенно отбросила все мысли о недвусмысленных притязаниях Ричарда на обладание ее телом. Разум ее был вновь холоден и сосредоточен.

Опустив глаза вниз, она тихо отошла на свое прежнее место в оконной нише, притворившись, что ее никак не занимает беседа двух мужчин. Но изображать равнодушие становилось все труднее по мере того, как Ричард излагал свой план.

Во-первых, он заявил, что требуется распространить слух о жестоком обращении с пленницей. Сделать это проще простого, так как сэр Томас утверждает, что все местные слуги в замке — сплошь уэльские шпионы. Он редко допускал их внутрь укрепления, используя на тяжелых работах вне стен замка. Теперь же он направит их служить на конюшню. Там они смогут подслушать разговоры о страданиях красивой узницы, возлюбленной Рыжего Лиса.

Вести эти, несомненно, просочатся за крепостные стены. Тем временем Ричард организует поход за съестными припасами. Обоз, сопровождаемый небольшой охраной, направится в сторону Гуинлина. Пройдет молва, что Ричард для утех берет с собой в поездку девицу.

Элен вынуждена была признать, что история эта вполне правдоподобна. Кентский Волк давно собирался в те края, чтобы расположить гарнизон в крепком каменном форте на западе страны. Она и Оуэн имели разговор по этому поводу.

Перед ее мысленным взором предстал весь этот коварный план, и ей едва не стало дурно. Оуэн непременно захочет обрушить возмездие за обиды, нанесенные ей, но вместо мешков с зерном и мясных туш под просмоленной тканью атакующие уэльсцы обнаружат в телегах вооруженных до зубов солдат.

Вместо робких погонщиков, готовых разбежаться при первом грозном окрике, их встретят рыцари, прикрывающие латы и мечи крестьянской одеждой. Ричард задействует в этом спектакле и гарнизон Бофорта, и, когда Оуэн ринется спасать Элен, тут мышеловка и захлопнется.

— Есть одно слабое место в твоем плане, Ричард, — сказал Жиль, и Элен тотчас напрягла слух. — Что, если Рхис не последует за тобой? А выведя гарнизон из крепости, ты оставишь Бофорт без защиты. Нужно быть до конца уверенным, что наживка достаточна лакомая и Лис на нее польстится.

— Это игра. И, как в любой игре, здесь есть риск, — согласился Ричард. — Но я уверен, что все же он на нее клюнет.

Он посмотрел на Элен.

— Она кое-что выболтала мне до твоего прихода.

Почувствовав на себе взгляд Ричарда, Элен как могла равнодушнее прошлась по комнате, присела у очага, занялась своей еще непросохшей туникой.

— Она не выказала никакого страха, когда я сказал, что буду охотиться за Лисом, так как знала, что нам неведомо, где его искать. Но она испугалась, лишь только я намекнул, что, возможно, встречусь с ним здесь. Она, очевидно, верит, что он придет за ней, — и я тоже в это верю. Не пройдет и недели, и Рыжий Лис будет у нас в руках. И все мы сможем отправиться домой, в Англию.

Элен глядела на оранжевые языки пламени, пляшущие над горящим торфом, а видела за ними картину гибели тех немногих, кто еще оставался в живых из ее народа.

Жестокий план может осуществиться, но не по тем причинам, в которые верил Ричард. Он не имел представления, кто она на самом деле или почему Оуэн охотно отдаст жизнь за нее. Но в любом случае результат будет один и тот же. Если она не найдет способа предостеречь своего старого друга, Оуэн умрет.

Элен прикрыла глаза, крепко закусила губу. Должно существовать какое-то средство помешать Ричарду. Но какое?

Внезапно глаза ее расширились. Она видела только один выход — ей придется остановить Ричарда. Разумеется, без своего вождя Жиль не решится на задуманную засаду. Да и весь гарнизон будет в смятении, если Ричарда не станет.

Она должна придумать, как убить Ричарда, прежде чем он запустит свой план в действие.

Украдкой Элен рассматривала будущую свою жертву. Она отметила, что при нем был угрожающих размеров меч и кинжал, пристегнутый к поясу. Если бы у нее было хоть какое-то оружие!..

Элен перебрала в памяти его предшествующие поступки. Как он вел себя с нею? Он хотел ее. В присутствии оруженосца он выказал ей полное пренебрежение, но наедине…

Мужчины закончили беседу и встали. Встала и Элен.

— Ричард! — позвала она. Он удивленно обернулся к ней.

Элен приблизилась к нему почти вплотную.

— Твоя туника… — начала она несколько нервно, — рвется… материя ветхая и расползается…

Элен коснулась рукой коричневой ткани, обтягивающей его плечо. Ее широко раскрытые глаза излучали полнейшую невинность.

— Я могла бы зашить ее, если ты пожелаешь…

Неизвестно почему, ее легкое прикосновение причинило Ричарду боль. Он, вздрогнув, нахмурился, но не оттолкнул ее руку.

— Не хвалясь, скажу, что отлично управляюсь с иглой. — Убрав руку, Элен дернула плечиком. — Но у тебя, вероятно, есть женщина для подобных услуг.

Подозрительный взгляд мужчины, казалось, сверлил ее насквозь, проникая в тайник идуши, выведывая все спрятанные там секреты.

— Не так давно ты покушалась на мою жизнь, — произнес Ричард, медленно роняя каждое слово, — откуда вдруг такая заботливость теперь?

— Потому что ты обошелся со мной хорошо. Я думала, что ты убьешь меня, но ты не такой… как о тебе говорят.

Украдкой проверив, какое впечатление произвела эта речь, Элен опустила взгляд, отчаянно надеясь, что Ричард ничего не заподозрил. Она была новичком в подобной игре, и, если б провалила роль, расплачиваться пришлось бы Оуэну и остаткам ее клана.

— Не требуй от меня каких-то сведений, потому что я никогда не стану предательницей, — продолжала она тихо и серьезно. — Но мне надо подумать и о себе… как лучше устроиться здесь… у тебя в заточении.

Ричард взял Элен за подбородок, приподнял ее личико вверх.

— Я не прошу тебя становиться предательницей, — сказал он так мягко и сочувственно, что какие-то колебания возникли в ее душе. Его пальцы погладили ее щеку с нежностью, которой она от него никак не ожидала. — Симон принесет тебе одежду для починки, иглу и нитки, если сможет найти все это здесь, в крепости.

Элен попыталась упрятать свое смятение за наивной, ничего не означающей улыбкой. Ричард смотрел на нее как мужчина смотрит на красивую женщину, которая ему нравится. Она заставила себя ответить ему ласковым взглядом Ей придется сражаться с Кентом, и только одно-единственное оружие будет в ее распоряжении, оружие, которым женщины пользовались, воюя с мужчинами с незапамятных времен.

10

Длинный пасмурный день угасал, стало темно, но Элен так и не услышала за дверью уже знакомой твердой поступи Кентскою Волка. Тесное пространство комнаты, так же как и неизвестность, угнетали ее. Она уже сотни раз измерила нервными шагами место своего заточения, готовясь к битве с Ричардом Кентом.

Он вернется сюда. Может быть, ночью, но вернется — или она ничего не поняла и неверно оценила ситуацию. И ей придется разыгрывать из себя шлюху, ублажать его, рассеивать внимание, усыплять бдительность, пока она не вонзит его собственный клинок ему в сердце.

Нервная дрожь, с которой она была бессильна бороться, временами охватывала ее. Она представляла Ричарда таким, каким он был в момент их расставания днем. Он мягко улыбнулся ей. Если узнаешь о человеке что-то хорошее, гораздо труднее решиться лишить его жизни. «Но это не имеет отношения к Ричарду», — напоминала она себе. Англичанин был ее врагом, давшим клятву уничтожить и погубить все, что ей дорого. А то, что он талантливый полководец и вполне способен осуществить свой злодейский план, еще настоятельнее требовало его устранения из игры.

Элен подставила стул к окну, взобралась на него и просунула голову в узкую щель, щекой прижалась к шершавому, грубо отесанному срезу бревна, в котором была прорублена амбразура, и вглядывалась в темноту. Ночь была сырая, и тяжелым саваном мокрый туман окутывал и крепость, и луга за ее стенами. Но вот поднялся легкий ветер, чуть коснулся лица Элен, прорвал облачный покров, и лунный свет заискрился на каплях, оставшихся кое-где после дождя.

Элен вдохнула сырую свежесть ночи, и страшные мысли, тяготившие ее, вдруг уплыли, растаяли в лучах луны. Это будет, вероятнее всего, последняя ночь в ее жизни. Она внесет свою ничтожную долю в долгую и кровавую битву за Уэльс, и ее участие в сражении на этом и закончится.

Как в известной, древней как мир игре, будет шах и будет мат. В свой ход она оборвет жизнь Ричарда. Если ей повезет, его люди убьют ее сразу же. Другого исхода быть не могло, и она была к нему готова. У нее не было желания умирать, но Оуэн был сейчас гораздо более ценен для уэльского общего дела, чем она. И если предстоит торг — ее жизнь за его, — она с радостью отдаст свою.

Но… как же ей не хочется умирать!

Одно дело, когда рискуешь своей жизнью в разгаре битвы. Но теперь она испытала на себе, как мучительно ждать неминуемой смерти на протяжении многих часов, проведенных в одиночестве.

Элен прикрыла глаза, и тут же ей представилась одинокая могила ее матери в уэльских скалах, вырубленная в сером камне, потому что там не было поблизости мягкой земли. Мать была единственной из дорогих ей людей, кто умирал без сожаления, торопя смерть прийти за ней. Нет, Оуэну нельзя идти на верную смерть ради шанса спасти Элен. Спасен будет он и останется жить.

И вдруг образ золотоволосого Ричарда вторгся в ее видения. Она вспомнила его уверенную походку, властные жесты, стройную осанку, то, как он без всяких усилий управляется со своим тяжелым мечом, как он, не ведая усталости, гонит свое измученное войско вперед. Пусть он враг ее, но такой человек, как Ричард Кент, достоин расстаться с жизнью благородно, встретить смерть на поле сражения, а не в постели от руки коварной потаскухи.

Мысль эта вновь заставила ее метаться по комнате, считать шаги и таким образом отмеривать утекающее время.

Элен презирала себя за ту роль, которую взялась сыграть, но другой путь был ей заказан.

Ричард слегка вдавил шпоры в потные бока Саладина. Его раздражало собственное нетерпение. Он не желал быстрого возвращения в Бофорт и все же гнал коня вперед. Резкая перемена в поведении Элен — от враждебности к явному заигрыванию — удивила его. Он размышлял об этом на всем пути в уэльскую деревню. Ричард был так заинтригован, что отложил бы вылазку на сутки, если бы уже заранее не отдал своим людям приказ готовиться к походу.

Этот короткий рейд был затеян ради достижения определенных целей, и сейчас он был рад, что не стал его откладывать. Ричард вез обратно спрятанное в горах тяжелое вооружение, а в уэльскую деревню доставил обещанные два барреля бобов и зерна, отличную дойную корову и пару овец.

Удивление обитателей крохотной деревушки было безгранично.

Он выехал из Бофорта во главе многочисленного отряда, и знамя с алыми свирепыми вепрями — гербом Ричарда Кента — гордо развевалось в руках у Симона. Впервые в жизни Ричард нарочно выезжал с такой помпой и прибегал к грубой показухе. Он хотел, чтобы те, кто были глазами и ушами Рыжего Лиса, знали досконально, куда и с какими силами направился Ричард Кент.

Оглядываясь на следующую за ним колонну, он недовольно нахмурился при виде женщины, занявшей место в опустевшей после разгрузки мешков с зерном повозке. Прекрасная Маргарет Честер умолила его взять ее с собой в Бофорт, утверждая, что ей грозит смерть, если слух о ее предательстве распространится среди уэльсцев.

И она была права. У уэльсцев долгая память. Эти люди мало что забывают и редко прощают тех, кто нанес им вред. И руки у них длинные.

Его размышления как бы совершили полный оборот, и вновь в мыслях Ричард возвратился к Элен. Почему после такого яростного противоборства она внезапно смягчилась? Он ожидал, что она будет продолжать сопротивляться ему и ничто и никогда не сломит ее упорства.

Но он обнаружил, что не в состоянии рассуждать здраво, когда дело касается Элен, — одно лишь воспоминание о легком прикосновении ее пальчиков к его плечу, о ее взгляде — робком, но одновременно что-то обещающем, заставляло его кровь вскипать и быстрее бежать по жилам. И тело, и мозг уже не были больше у него в подчинении.

Но правда ли, что взгляд ее означал зов, или он увидел лишь то, что жаждал увидеть? Может, эта юная женщина просто старалась выразить ему благодарность за доброе к ней отношение? Или она предлагала нечто большее?

Этот вопрос терзал его, заставлял ворочаться под одеялом всю предыдущую ночь напролет, когда другие рядом давно уже видели седьмой сон.

«Просто мне нужна женщина — любая женщина, — с раздражением твердил он себе. — Ничего особенного в этой девице нет, и никакого особого воздействия на меня она не оказала».

Если все это так, то он мог воспользоваться Маргарет. Женщина была молода, привлекательна и предлагала ему себя открыто и честно в обмен на его покровительство.

Но, к собственному изумлению, он под каким-то надуманным предлогом отказался от близости с нею.

Ричард уставился на гриву своего жеребца и все пытался найти разумное объяснение поведению Элен. Может, и она ищет того же самого — покровителя, защитника? Что за обычаи в этой стране, где женщина должна отдаваться мужчине, чтобы обрести защитника от других мужчин — свирепых, мстительных, беспощадных? Ответ пришел ему на ум сразу. Уэльс был страной, где шла война, и слабые, если хотели выжить, должны были искать покровительства у сильных.

Саладин слишком разогнался в галопе и споткнулся на дорожной рытвине. Ричард придержал коня, отругав себя за то, что слишком глубоко ушел в раздумья и перестал быть внимательным — и к дороге, и к коню.

Если он не сосредоточится на том, что надо делать сейчас, в данное время, то не проживет достаточно долго, чтобы получить ответы на волнующие его вопросы.

Но последние слова Элен все равно дразнили его, не давали ему покоя. «Но мне надо подумать и о себе…» — сказала она тогда.

Может быть, она решила, что должна удовлетворить его желания, чтобы обеспечить себе и в дальнейшем хорошее обращение? Вне сомнения, Элен наслышалась о зверствах англичан, об их хладнокровной жестокости, но он не был с ней жесток и ничем не угрожал, и она, наверное, перестала его бояться. Естественно, что Элен надеется упрочить свое положение благодаря ему, особенно теперь, когда дела у уэльсцев уже совсем плохи.

Он ощутил удивление, обидное разочарование, подумав, что Элен ищет удобного пристанища. Она никак не выглядела созданием, готовым продаться за красивые безделушки или кусок бархата.

Впереди уже виднелся бревенчатый частокол Бофорта. Ричард, легко касаясь каблуками горячих боков могучего жеребца, направил его через луг к открытым воротам укрепления. Спешившись и ласково потрепав потную холку верного друга, он передал поводья одному из поджидавших грумов.

Сэр Томас спустился по лестнице ему навстречу.

— Боже мой, Ричард! С удачным прибытием! Я не ожидал вас так рано. Заходите и освежитесь с дороги. Мои люди еще только убирают стол после полуденной трапезы.

— У меня не было причины задерживаться в этой богом забытой дыре. К тому же неразумно надолго оставлять вас с малочисленным гарнизоном.

Он опустил взгляд и принялся, не торопясь, стаскивать боевые рукавицы. Ему хотелось немедленно задать вопрос об Элен, но у него хватило ума не обнаруживать столь явно свой интерес к ней.

Вместо этого он осведомился, как положено, из вежливости:

— Никаких неприятностей? Надеюсь, все тихо и спокойно?

— Как в могиле, — отозвался сэр Томас.

Мужчины вошли в помещение. Ричарду подали кувшин с водой, и он сполоснул руки и лицо. Мысли его были настолько заняты Элен, что он не ощущал голода, но вкусные запахи, доносящиеся из холла, заставили его рот наполниться слюной.

Пока слуги поспешно вносили противни со свежим хлебом и кубки с вином, Ричард и его рыцари уже подкреплялись головкой сыра, по-братски разделив ее между собой. Сэр Томас занял место за столом рядом с Ричардом и сообщил с довольной улыбкой:

— Прошлой ночью прибыл гонец от моего шурина Генри Сен-Сансона. Ничего особо важного в письме не было, но моя сестрица добавила к посланию несколько строк.

Он опять широко ухмыльнулся и пожал плечами.

— Женская болтовня как сорочий треск — мало что поймешь. Все же кое-что может тебя заинтересовать. Твой брат Филипп сейчас в Южном Уэльсе. Генри встречался с ним в Чипстоу. Кажется, он поступил на службу к Хьюго де Визи.

Ричард окаменел. Итак, Филипп в Уэльсе. И, конечно, мальчишка не мог найти себе другого покровителя, кроме как Хьюго де Визи, барона Равенсгейта.

Ричард дотянулся до кубка с вином и осушил его, благодарный, что это простое действие дает ему время, чтобы обдумать ответ.

— Филиппу нечего делать в Южном Уэльсе. Там он не добудет себе славы.

Сидящий напротив сэр Уильям Херефорд фыркнул пренебрежительно:

— Молодой дурак нашел себе старого дурака. Жаль, конечно, но он и де Визи явно составят отличную парочку.

Ричард суровым взглядом прекратил дальнейшие словоизлияния подвыпившего ветерана, а сэр Томас обескуражено заметил:

— Я думал, что это известие вас всех обрадует.

— Мой сводный брат и я — не в большой дружбе, да будет тебе известно, сэр Томас, — сказал Ричард. — Мы во многом расходимся и смотрим на многое по-разному.

Объясняя это Томасу, он ощутил сухую горечь во рту.

— Для нас обоих главное — как можно реже видеть друг друга.

— О… я не знал!

Ричард потянулся к блюду с дымящимся жарким.

— Пустяки, Томас. Обиды старые и давно забытые. Но мы с Филиппом избегаем встреч.

Жиль намеренно громко ворвался в разговор, резко сменив его тему. Сотрапезники расхохотались над его непристойной шуткой.

Ричард ел молча. Хоть он и был зверски голоден, но воспоминание о том, как Филипп два года тому назад в ярости поклялся лишить его жизни, отбило у него аппетит.

Его сводный брат вырос таким, каким и должен был стать. Ричард вспомнил, как изменилась его жизнь, когда мачеха родила собственного отпрыска. Преисполненная ненависти к пасынку, она с колыбели внушала маленькому Филиппу, что он должен презирать старшего брата и считать Бассет и Уайтбриджский замок своей собственностью.

Слава богу, она не достигла последней черты, не согрешила, не отравила пасынка. Но планы такие она вынашивала, и Филипп был в них посвящен. Ричард поднялся из-за стола, озабоченный, какую подлость на этот раз задумал сводный братец. Сам факт, что мальчишка заявился в Уэльс, уже настораживал. Он предпочитал роскошь и плотские удовольствия аскетичной жизни у походного костра. Но то, что Филипп пожертвовал своим комфортом, означало, что над Ричардом нависла опасность.

Ричард улыбнулся так мрачно, что вряд ли можно было назвать это улыбкой. О, как бы он хотел сразиться с ненавистным юнцом — нет, не убить, а доказать, что мужчины выясняют отношения в честном поединке, а не с помощью интриг и заговоров.

От этих мыслей его отвлекло появление девушки, спускающейся со ступенек лестницы с подносом в руках.

Элен! Неужели?

Ричард вскочил, и тяжелый стол дрогнул от его толчка. Он одним глотком осушил только что заново наполненный вином кубок и осознал свою ошибку. Это была служанка, которая ростом и телосложением немного напоминала Элен.

Одурманенный вином и усталостью с дороги, он все-таки принял решение.

— Извините меня, джентльмены! — Его взгляд невольно устремился вверх, к вершине лестницы. — Я еще не закончил одно дело.

Элен, обезумевшая от хождения взад-вперед по комнате, теперь лежала на кровати и чутко вслушивалась в то, что происходило в крепости. Ошиблась ли она? Может, у англичанина страсть к женщинам выражается как-топо-другому? Может, вообще они какие-то другие, и у них, как у животных, есть период для совокупления, а остальное время они холодны?

И вообще она начала сомневаться в своем точном понимании английских слов.

Ричард так и не навестил ее ночью, и весь ее жертвенный пыл угас впустую.

Она впала в полузабытье. Может, ловушка, задуманная Ричардом, уже сработала? И Оуэн уже мертв? Будет ли она жива после этого или тоже умрет — ей было безразлично.

Она убеждала себя, что сама идея поймать Рыжего Лиса на столь примитивную приманку смехотворна. И столь сложный замысел невозможно воплотить в жизнь так скоро, за один день. Но с каждым часом паника в ее душе возрастала, и разум перестал управлять чувствами.

Ночь сменилась туманным рассветом. Она не осмелилась спросить у каменнолицего охранника, который принес ей завтрак, куда подевался его хозяин. Английская прислуга не разговаривала ни по-французски, ни по-уэльски, а Элен не хотела открывать перед ними свое знание их языка.

Стук копыт и мужские голоса возвестили о возвращении отряда из похода, и страхи ее возобновились. Она высовывала головку в узкую, как змеиная нора, амбразуру, впивалась пальцами в грубые срезы бревна, не замечая, что занозы ранят их.

Но ничего она не увидела и не поняла, что творится снаружи.

Зато по истечении часа или двух — время текло для нее нестерпимо медленно — она услышала тяжелые шаги по деревянной лестнице. Мужчина поднимался к ней наверх.

Когда высокий рыцарь появился на пороге, она произнесла едва слышно:

— Тебя долго не было.

Ричард не мог понять, что случилось с девчонкой. Она вся дрожала, глаза ее неестественно блестели. Или она испугалась, или, наоборот, заждалась его и изнемогает от страсти.

— У меня были дела.

Ее лицо исказила боль, и у него невольно вырвался вопрос:

— Чем ты так напугана, Элен? Тебя никто не обидел? Она потрясла головой в отчаянии, чтобы скрыть истинную причину своего волнения.

— Нет… нет, Ричард. Я боялась того, что со мной сделают… если ты не вернешься.

Эти слова и ее испуганный взгляд смягчили его сердце. Как, наверное, она мучилась в неизвестности, представляя себя узницей тех, про чью жестокость столько была наслышана.

Взяв Элен за руки, Ричард подвел ее к кушетке, и они уселись рядышком. От нее исходило тепло, и, боже, как не хватало этого чистого девичьего тепла Ричарду в его жизни!

— Успокойся, Элен. Никто не причинит тебе вреда, и страх твой, напрасен. Мое слово здесь — закон. Если что случится со мной, Жиль займет мое место. И он также позаботится о тебе.

Ричард посмотрел на ее руки, сложенные молитвенно на груди, увидел занозы и глубокие царапины.

— Что это? — Он взял ее руку и принялся рассматривать.

— Ничего. Все в порядке. Не трогай…

— Но зачем ты поранила себя?

— Слишком узка та щель, в которую ты разрешил мне видеть мир. Я хотела ее расширить. Я не могу жить взаперти.

— Если прорубить более широкое окошко, ты замерзнешь.

Она отвернулась. Меньше всего ей хотелось, чтобы он был к ней добр сейчас. Взяв ее израненные пальцы, Ричард приложил их к своим губам и поцеловал каждый по отдельности. Неизъяснимая нежность к Элен охватила его — он жаждал обладать ею, но неспешно, насаждаясь близостью с нею, тем, что она рядом и согревает его, как ласковый огонек в очаге.

Нежные прикосновения губ Ричарда к ее пальцам тронули Элен. Ее головка словно надломилась на тонкой шее и склонилась ему на грудь.

Потом он стал гладить ее волосы, пропуская меж пальцев шелковистые пряди.

— В ответ на твой вопрос, заданный вчера, я отвечу, что у меня нет женщины, которая бы заботилась обо мне, — произнес он спокойно.

А потом он приподнял за подбородок ее личико, и так получилось, что его рот приник к ее рту и дыхание его слилось с ее дыханием.

Невольно Элен опустила ресницы, рот ее приоткрылся навстречу его поцелую. Поцелуй этот был не требовательным, не властным, а ласковым.

Ричард шепнул, оторвавшись от ее губ:

— Но я желаю от такой женщины, как ты, большего, чем починка моей одежды.

Элен задержала дыхание. Что же ей делать? Бешеное колесо крутилось в ее мозгу. Она должна убить Ричарда, чтобы спасти Оуэна и Уэльс. Но как на это решиться?

Губы Ричарда нежно поцеловали ее смеженные веки, и эта ласка бросила ее в дрожь. Элен уперлась рукой в его грудь, чтобы оттолкнуть, а получилось наоборот — она ответила ему лаской и приблизила к себе.

Он снова прильнул к ее губам. Элен многое бы отдала, чтобы узнать, почему губы и язык этого мужчины доставляют ей такое наслаждение.

Ричард обхватил ее голову широкими ладонями и сказал тихо, но каждое слово впивалось в ее мозг:

— Не надо делать тайны из того, что я хочу тебя, Элен. Но насиловать я тебя не собираюсь. Ты станешь моей по собственной воле. И если откажешь мне… все равно с тобой будут обращаться по-прежнему, как с госпожой.

Зачем он так добр, так ласков? Если б он избил ее и изнасиловал, тогда ей было бы легче убить его.

— Не надо быть таким… добрым… ведь мы враги, — прошептала она.

Ричард улыбнулся. Значит, он был не прав в отношении Элен. Она не корыстолюбива и не жаждет от него подарка. И не так уж она беспомощна и пуглива, чтобы прятаться от страха под его крыло. Она, конечно, боится, как всякая узница боится тюремщика, но не заискивает перед ним.

— Мы можем перестать быть врагами, — шепнул он, наполняя ее рот горячим своим дыханием. — Мы можем заключить перемирие… Хотя бы здесь… в этой комнате, будет мир, а не война…

Не слова Ричарда убеждали Элен, а его взгляд, прожигающий ее насквозь, нежность его губ, заставляющая ее трепетать. Как сможет она исполнить свою миссию? Воля ее ослабла, решимость таяла, исчезала, как тонкий ледок на весеннем солнце.

— Ты пришел ко мне со свежей кровью на руках или успел отмыть ее? Ты занимался тем, что убивал моих сородичей?

Ричард встретил ее гневный взгляд обезоруживающей улыбкой. Слава богу, ему на этот раз нечего было скрывать от нее.

— Ничего плохого твоим людям я не сделал, Элен. Я отвез немного еды в уэльскую деревушку, где остались лишь старики, женщины и дети. Они голодали, и я подумал, что, если они продержатся еще немного, это не повредит делу английской короны.

Почему вдруг такая печаль затуманила ее взгляд после этих слов? Ричард был изумлен. Он хотел чем-то обрадовать ее, а получилось наоборот.

И сопротивление ее тела как бы угасло. Она безвольно поддавалась его ласкам, позволяла делать с ней все, что он хотел, но та натянутая тетива, которая так привлекала его в Элен, вдруг словно бы лопнула.

Он уже знал, что ночь она проведет с ним в одной постели и без насилия, по своей воле. И потом будут еще ночи, напоенные страстью и нежностью…

Ричард опустил ее на кушетку, налег на нее своим телом, и обычное чудо свершилось. Изгибы ее нежного маленького тела точно вписались в огромное тело могучего мужчины. Природа, как великий художник, обладала чувством пропорций и мгновенно слепила совершенную скульптуру.

Погружаясь пальцами, лицом, губами в богатство ее каштановых волос, в ее губы, шею, плечики, в холмики ее грудей, он понял, что прежние его любовницы — ничто по сравнению с нею.

Он сдвинул ноги и сжал ее хрупкие бедра, будто в клещах. Почему-то с ней он ощущал себя неловким мальчишкой, впервые получившим возможность обладать женщиной. Элен так влекла его к себе, что он даже не позаботился избавиться от оружия.

Ричард прерывал свой поцелуй лишь ради того, чтобы вглядеться еще раз в ее личико и улыбнуться ей.

— Ты лишила меня разума, Элен, — твердил он. — Не знаю, какие дьяволы приложили к этому руку, но они связали нас одной веревочкой.

Элен смотрела на мужчину, навалившегося на нее, и пребывала в растерянности. Ее не раз целовали мужчины, но все было по-другому.

Ричард наконец оторвался от нее, встал и начал торопливо расстегивать пряжку на поясе, где висели его меч и кинжал. Пояс вместе с оружием с лязгом свалился на пол. Звук этот вывел Элен из странного забытья.

Ее враг лишился своего оружия! Настал долгожданный момент! Но трусливое, подлое сомнение охватило ее. Нет, не сейчас… позже. Ричард еще настороже.

Меч лежал на полу, кинжал в ножнах Ричард положил на столик возле кровати. Он поднял ее и легко, как перышко, перенес на кровать. Взгляд его не отрывался от ее глаз, и от этого ей делалось нехорошо, голова кружилась.

— Нам здесь будет удобнее, — сказал он и опять улыбнулся.

Как можно убить улыбающегося человека?

Он сдернул свою тунику и обнажил себя до пояса. Его могучая грудь, поросшая золотистыми волосами, предстала ее взгляду.

Опустившись на одно колено возле кровати, Ричард легким движением также снял через голову ее тунику, сказав при этом:

— Теперь твоя очередь, моя сладкая.

Не было в его действиях судорожной похотливой поспешности. Даже Энион не обращался с нею так осторожно. Ее нареченный жених часто был по-мальчишески нетерпелив с желанной ему девушкой.

Язык Ричарда снова настойчиво проник ей в рот, а ладони нежно гладили ее спину, и Элен впервые ощутила красоту очертаний своего тела, а когда его рука передвинулась ниже, она поняла, что эти округлости и изгибы могут возбуждать мужчину.

Элен схватила покрывало и попыталась скрыть свою наготу, но он перехватил ее руку.

— Я хочу видеть тебя, Элен! Не прячься от меня. Меж нами не должно быть тайн…

У нее был единственный шанс умертвить этого человека, и именно сейчас, в эти мгновения. Ей надо действовать быстро. Лишь слегка повернувшись на бок, она завладела бы его кинжалом…

Неожиданная дрожь пробрала ее. Вновь закрыв глаза, Элен представила себе, как могучее тело Ричарда, залитое кровью, падает на нее, тяжелое, неподвижное, безжизненное. О боже, дай ей силы совершить это!

Ричард слышал, как тяжело она дышит, ощущал трепет ее тела. Вероятно, он слишком стремителен в своем натиске. Она не девственница, так почему же тогда столь неопытна в любовных ласках? Может быть, Рыжий Лис совсем уж никудышный любовник? Мысль эта позабавила Ричарда.

Распластав Элен на смятом покрывале, он изучал ее тело и любовался им. Она достаточно высока ростом и длиннонога, как породистый жеребенок; конечно, она чересчур исхудала, но грудь и бедра ее были соблазнительно округлы. Ее бледная кожа словно бы светилась на темном фоне мехового покрывала. Эта невинная белизна взывала к нему, чтобы он скорее прекратил пытку, на которую сам обрек себя.

Ричард положил ладонь на ее плоский живот, провел вверх по ребрам, заключил в чашу своей огромной ладони одну из ее совершенных по форме, упругих грудей и принялся дразнить нежный сосок мозолистой подушечкой большого пальца. Игра самая простая, извечная и всегда обреченная на успешное завершение.

С порывистым вздохом Элен потянулась к нему. Ее широко раскрытые глаза были полны недоуменной обиды. Как будто он чем-то оскорбил ее. Но Ричард решил заглушить обиду новым поцелуем.

Пальцы его дразнили ее груди, а рот звал на следующий тур любовной игры. Проникнув коленом меж ее ног, он легко раздвинул их, а затем опустился на нее, прижав к кровати.

Теперь его останавливала лишь единственная преграда — ткань его штанов. Он был рад, что ему не надо долго разоблачаться, чтобы удовлетворить свое желание.

Часто для воина это представляло целую проблему. Пока он разоблачается, красотка ускользает или распалившегося солдата ждет еще какой-нибудь неприятный сюрприз вроде удара дубинки сзади по затылку или звука трубы, призывающего вновь садиться в седло. Но здесь Ричард был безопасен от любых неожиданных неприятностей. Он мог даже медлить, не в пример похотливому солдату, но только медлить ему не хотелось.

Ричард приподнял ее ягодицы, приблизил ее раскинутые ляжки к своему пылающему адским желанием мужскому естеству, и его неукротимая страсть передалась и Элен.

Элен чувствовала, как сладкая ноющая боль разливается от бедер по всему телу, лишая разум четкости, затуманивая сознание. Какие-то неведомые ей прежде силы делали ее безвольной игрушкой в руках этого мужчины.

Она стиснула зубы, пытаясь вернуться в мыслях к поступку, который вот-вот должна совершить. Словно раскаленные гвозди вбивала она себе в мозг воспоминания об убитом Энионе и Родри, об отце и матери. Эти дорогие ей люди стали жертвами Кентского Волка. И с нею он осмелился поступать как насильник, как торжествующий победу воин со своей пленницей. Он проделывал с ней то, что она могла разрешить лишь законному и любимому супругу своему.

Ричард, охваченный страстью, не замечал, как напряженно застыло под ним ее тело. Ему показалось, что уэльская девица тоже охвачена желанием, но, даже если бы она не хотела его, Ричарда это уже бы не остановило.

Понимая, что дальше медлить нельзя, Элен решилась. Обвив одной рукой широкие плечи Ричарда, другой Элен потянулась в пустое пространство, нашаривая столик с кинжалом.

Вот он! Пальцы ее обхватили рукоятку. Сейчас или никогда!

А распахнутые ее глаза видели склоненное над ней лицо Ричарда, затуманенный желанием взгляд. Разве этот мужчина, собирающийся силой овладеть ею, не заслуживает унизительной смерти?

Секунда понадобилась ей, чтобы принять решение. Оуэн или Ричард — кому-то из них предстоит умереть.

Краем глаза Ричард уловил блеск стали. А может быть, какая-то таинственная сила подсказала ему, что женщина, которой он сейчас намеревался овладеть, не в его власти, что это лишь жуткий спектакль, разыгранный в постели, и в конце концов прольется кровь.

Он мгновенно вернулся из мира мечты в мир настоящий и резко дернулся в сторону.

Удар прошел мимо цели. С яростным воплем Ричард вскочил и был уже недосягаем для руки Элен. Отточенное лезвие сверкнуло между ними…

— Ведьма! Проклятая коварная шлюха! — выкрикивал он.

Элен притаилась с кинжалом в руке, как и полагалось в схватке, приемам которой ее обучали. Ричард сделал выпад, пытаясь ее обезоружить, но встретил достойный отпор. Если бы он в последний миг не удержался и не застыл в прыжке, она бы взрезала его, как борова.

Он сдернул с кровати меховое покрывало и превратил его в щит, на случай, если она кинется на него. Ричард мог бы кликнуть стражников, но он не хотел, чтобы они стали свидетелями его единоборства с уэльской ведьмой.

Он справится с ней сам. Скоро она будет молить его о пощаде.

Он взмахивал меховым покрывалом — раз, второй, третий, — пока не набросил его на ее руку с кинжалом. Элен боролась отчаянно. Словно бешеный бык, она ударила его лбом в живот, но он резко ее отбросил, и она свалилась, сломав прикроватный столик.

Борьба была яростной. Каждый мускул сражающихся был напряжен. Ричард перехватил запястье ее правой руки и сжал с такой силой, что хрустнули кости.

Неистовое биение ее сердца передалось ему; оно так же безумно забилось. Он вдруг понял, что силы их равны — она маленькая, а он громаден, но это поединок равных борцов, и он должен не щадить ее, бить без жалости.

Склонив ее руку до полу, Ричард наступил на нее ногой, и только тогда Элен разжала пальцы и выпустила оружие. Кинжал выпал, лег на пол, боль, пронзившая ее, почему-то передалась и ему, победителю. Они оба тяжело дышали и не в силах были пошевелиться.

Она все-таки задела его. Сквозь сумеречную завесу, прикрывающую ее сознание, до Элен донеслись его проклятия, когда он осматривал свою рану. И она тоже была ранена в этом безумном поединке. Даже не открывая глаз, она поняла, что порез на бедре глубок и по ее ноге течет кровь, и она слабеет, лежа на холодном полу. Ей захотелось протянуть руки, попросить у человека, которого она только что пыталась убить, помощи…

Но видеть его лицо, торжествующую ухмылку победителя — нет, это было выше ее сил! Она выполнила свой долг, потерпела поражение, и ей предстоят новые страдания.

Боль все усиливалась. Сколько же можно терпеть? Неужели Кентский Волк обрек ее на медленную, мучительную смерть?

Элен услышала, как Ричард открыл дверь и громко зовет Жиля. Она усилием воли заставила себя выпрямиться и открыть глаза. Все вертелось, кружилось, плясало перед ее взором. Она опустила взгляд и удивилась. Раны не было заметно, а кровь все еще струилась по ее ноге. Может, Господь наказал ее истечь кровью за попытку убийства?

Ричард вскоре вернулся. Она приподнялась, чтобы заговорить с ним неизвестно о чем, чтобы хоть что-то объяснить ему, но ее мозг отказывался переводить уэльские слова на французский язык.

А Ричард смотрел на красивую девушку, которую он только что ранил и которая едва не проткнула его сердце кинжалом. Как поступить с этим диким зверьком, обладающим человеческим разумом, коварством и умением ловко обращаться с оружием?

Любая женщина и, наверное, любой мужчина после свершенной подлости, окончившейся позорной неудачей, ползал бы по полу и лизал руки победителя, моля о пощаде.

А в глазах Элен, прозрачных, как озеро, отражающее хмурое осеннее небо, не было ни мольбы, ни раскаяния, а лишь мучительная боль.

И взгляд ее так же причинил ему неожиданную боль, как будто она снова ударила его кинжалом. Он видел такой взгляд у людей умирающих, сраженных наповал. Черт побери, где же Жиль? Он-то, наверное, знает, как остановить кровотечение. Он такой сведущий знахарь…

Элен, лежащая на полу, вновь содрогнулась, будто ледяной ветер коснулся ее. Ричард схватил меховое покрывало, которое только что спасло ему жизнь, и прикрыл им ее обнаженное тело. Он ощутил желание взять ее на руки, убаюкать, как дитя, но он сдержал свой порыв. Она хотела убить его! Что он — безумец, чтобы так слепо доверять ей, жалеть ее?

— Не надейся, что я прикажу казнить тебя тотчас же. Мне ты нужна живая… хотя бы на неделю…

Ему так трудно дался холодный, жесткий тон.

— Ричард! Бог мой, что случилось?

Ричард бросил небрежно через плечо появившемуся Жилю:

— Мы тут немного поспорили… кто лучше владеет кинжалом… Она проиграла.

Жиль с первого взгляда ошибочно оценил ситуацию — голая девчонка и такой же голый его господин. Склонившись над Элен, он заговорил на ее родном языке.

— Из ее раны так и хлещет кровь. Останови как-нибудь, пожалуйста, — вмешался Ричард.

Его раздражало, что он не понимал, что там втолковывает Жиль безумной девчонке.

Жиль поднял голову и посмотрел на господина.

— Ты серьезно задел ее кинжалом. — Лицо Жиля выражало озабоченность. — Крови в ней осталось немного. Она скоро истечет кровью и умрет. Может, так будет лучше, Ричард?

Взгляды мужчин встретились, и Ричард вдруг завертелся волчком и вонзил кинжал, который все еще держал в руке, в мягкое ложе, где, как ему казалось, совсем недавно его ждало наслаждение.

Он протыкал покрывала, простыни, перину и все не находил выхода обуревающей его ярости.

Жиль был достаточно хладнокровен, чтобы ничем не ответить на вспышку Ричарда. Он продолжал шептать певуче по-уэльски, и Элен ему ответила:

— Если надо… я буду жить… Я больше не буду воевать…

Что она задумала, Жилю было все равно. Он желал спасти хоть одну жизнь. Ведь это ему зачтется на том свете.

Но тут к ним приблизился Ричард. Кинжал был по-прежнему в его руке.

Жиль развернулся всем телом, готовый принять на себя удар, и Ричард разжал пальцы. Тогда Жиль продолжил свой монолог, обращенный к Элен:

— Ты не умрешь, я помогу тебе…

— А Ричард? — спросила она. — Я хочу слышать, что он скажет…

Ричард склонился над ней, и тогда Элен, извернувшись, бросила на него горсть тлеющего в очаге торфа, а сама упала в огонь.

Дым заволок комнату.

11

Ведьмы не горят и в воде не тонут. Огонь ее не берет.

— А нашего господина Господь уберег. Он сам был в огне, а ее зачем-то схватил на руки и спас. Ей бы лучше сгореть живьем — самое справедливое было бы для ведьмы наказание.

Голоса женщин, говоривших по-английски, доносились до нее сквозь пелену забытья.

Время текло нестерпимо медленно — все дни и ночи были бесконечными, — и Элен никак не могла различить, когда ночь сменяется днем.

Почему ее так мучит жажда и почему так жжет рана? Ей смутно виделось чье-то лицо, и этот человек подавал ей питье и тихо произносил какие-то успокаивающие слова.

Она едва могла раскрывать спекшиеся губы, чтобы проглотить хоть каплю, но он мягко настаивал и добивался своего.

Это был не отец ее — у голоса был странный, чужеземный акцент… Но где же тогда отец? И куда подевалась Тангуин? Только отец и Тангуин могли помочь ей, если только они вернутся из небытия.

На утро третьего дня Элен пробудилась от беспокойного сна, все еще одурманенная вином с какими-то травяными настоями, которыми ее щедро поили. Голова ее раскалывалась от боли, горло пересохло.

Приподнявшись на постели, она дотянулась до кувшина, стоящего на столике. Дрожащими руками она поднесла его ко рту, пока не напилась всласть, и поблагодарила неизвестно кого, что живительная вода оказалась под рукой.

Комната кружилась перед глазами. Элен вновь уронила голову на подушку, пытаясь вспомнить, где она и что с ней происходит.

И воспоминания внезапно накинулись на нее, как стая взбесившихся волков. Отец мертв, брат и жених тоже погибли в бою, мать умерла, и где Тангуин — одному Богу известно. А она — узница английской крепости и жива лишь по милости Ричарда Кента, злейшего врага своего, на жизнь которого неудачно покушалась.

С глухим стоном Элен вновь выпрямилась и, приподняв рубашку, начала осматривать свои раны. На ожогах сошли волдыри и появилась свежая розовая кожица, порез на бедре тоже начал затягиваться. Она будет жить, если только ее не замучают до смерти за покушение на английского наместника.

А как же Оуэн? Ведь она не использовала единственный шанс спасти Оуэна! Стоит ли ей припасть к ногам Ричарда и молить… о чем? О себе или о нем? Сможет ли она сторговаться с Ричардом Кентом, заплатив любую цену, но опять же за что? За свою никчемную жизнь или за Оуэна? Боже, сколько времени она потеряла, пребывая в забытьи!

До слуха ее донеслось бормотание за дверью, и женщина с подносом вошла в комнату. Дымящаяся миска густого горячего супа и кувшин со свежей водой — вот что предназначалось на этот раз для Элен.

Обе посудины с грохотом были поставлены служанкой на столик возле кровати.

Элен с какой-то слабой надеждой глядела на женщину. Насупленная, с сурово поджатыми губами, служанка явно не желала общаться с узницей. На вопрос, заданный по-французски, сколько Элен спала, женщина ничего не ответила. Хуже того, она его словно бы не слышала. Молча служанка повернулась к двери, собираясь уходить.

— Подожди, пожалуйста! — воскликнула Элен по-английски и на смеси двух языков повторила свой вопрос. Вдобавок она поблагодарила за то, что женщина ухаживала за ней, приносила еду и питье.

Служанка подняла руку вверх, растопырила пальцы и загнула два из них.

— Три дня, не считая сегодняшнего, ты была в лихорадке. И тебе, ведьма, повезло, что Ричард Бассет не оставил тебя подыхать, как ты того заслужила.

Распахнув дверь, чтобы уходить, она перекрестилась.

— Боже, спаси нас от этих подлых дикарей!

Три дня! Элен проводила взглядом уходящую женщину, с трудом веря ее словам.

Впрочем, раны и ожоги стали затягиваться — разве это не доказательство?

Усилием воли заставив себя подняться, Элен, пошатываясь от слабости, подошла к оконной амбразуре, подставила стул, с трудом взобралась на него. За бревенчатым частоколом простирался обширный луг, покрытый зеленой травой, напоминающей мягкий, изумрудного цвета бархат. Закатное солнце золотило его своими лучами. Никакого движения не было заметно — маленькое укрепление Бофорт словно бы пребывало в спячке.

Наверное, прошли не минуты, а часы, но Элен не услышала ни голоса Ричарда, ни вообще ничьих мужских голосов. До третьего этажа деревянного укрепления, где она была заточена, не доносилось никаких звуков.

И тогда последнее и самое пугающее воспоминание вспыхнуло в ее мозгу. Ричард решил выполнить свой план и отправился ловить Уэльского Лиса.

Странно, но при этой мысли она не завопила, не зарыдала. Она сделала все, что могла, но сил ее не хватило, чтобы свершить задуманное. Раз так, она будет покорно ждать решения своей судьбы, какой бы печальной она ни была.

Еще два дня и две ночи она почти полностью провела на коленях, умоляя всех святых покровителей Уэльса спасти Оуэна.

Третий день близился к концу. Сумерки сгущались за окнами. Элен уже думала, что скоро сойдет с ума, когда стук копыт и ржание коней донеслись до нее, а затем и голоса людей.

Крепостной двор мгновенно ожил, наполнился шумом. Окно, выходящее во внутренний двор, было забито досками, что остались еще с зимы.

Элен отчаянно боролась с деревянной преградой, ломая отросшие ногти, но безрезультатно. Она пробовала использовать как рычаг ножку стула и вновь потерпела неудачу.

Высоко задрав ногу, она подпрыгнула и с силой ударила ставень, как кобылица копытом. Трещина прошла по доске. Отломав щепки, Элен заглянула в образовавшееся узкое отверстие, но тут же головокружение свалило ее на пол.

Это был не обморок, просто она исчерпала все свои силы. Однако охранник — оказывается, был безмолвный охранник, оставленный Ричардом дежурить возле ее двери, — заслышав удары и треск ломаемого дерева, ворвался в комнату.

Он грубо потащил ее прочь от амбразуры, но это неожиданное нападение мужчины вновь вдохнуло в нее волю к сопротивлению.

Тяжелое тело охранника от ее толчка отлетело прочь, а сама она устремилась опять к амбразуре, подставила стул и приникла к узенькой, стоившей ей таких усилий щелочке.

Тесный двор крепости быстро заполнялся всадниками на храпящих лошадях. За ними в ворота въезжали одна за другой тяжелые, запряженные волами повозки. Их колеса с грохотом переваливались через бревенчатый настил. Лошадей и устало понурых волов распрягали и отводили в конюшни. Люди возбужденно переговаривались, то и дело раздавался смех. Царил всеобщий хаос, но в нем ощущался радостный настрой после победоносного, удачно закончившегося похода.

Элен колотила дрожь страшного предчувствия. Сжав побледневшими от напряжения пальцами край пробитого ставня, она вперила взгляд в золотовласого рыцаря, на голову выше ростом многих из его людей. Алая вспышка ударила ей в глаза, когда Симон, спешившись со своего серого жеребца, гордо развернул знамя господина.

Юноша направился к одной из повозок, и сердце Элен откликнулось на это движение, будто совсем перестав биться.

Ричард встал возле повозки, чтобы лично наблюдать за размещением раненых… Несколько человек осторожно подняли носилки, на которых покоилось неподвижное тело, завернутое в пропитанное кровью одеяло.

Элен на какое-то мгновение зажмурила глаза в приступе слабости.

Оуэн… это Оуэна они сейчас пронесут через крепостной двор. Зачем они потратили столько усилий, чтобы доставить его тело с места подлой засады сюда, в крепость? Чтобы поиздеваться над поверженным врагом и попировать над его трупом? Значит, Ричард не выполнил волю своего короля?

Эдуард Английский хотел, чтобы ему представили Лиса живым, желал сделать его казнь и предсмертные муки показательными для всех будущих вождей уэльского сопротивления.

Элен было очень плохо — силы почти оставили ее. Но ей не терпелось переговорить с Ричардом. Знает ли он, что Оуэн и есть тот легендарный Рыжий Лис? Она будет все отрицать, будет клясться, что это один из ее дядюшек, родственник в третьем колене. Ричард должен ей поверить — она убедит его!

Приняв это решение, Элен кинулась на только что оправившегося после ее нападения стражника. Он что-то пробормотал угрожающе, но она, не обращая на это внимания, обратилась к нему по-английски:

— У меня есть важная новость для твоего господина. Я должна увидеться с ним немедленно.

Опешивший солдат недоуменно вытаращил глаза.

— Ты… говоришь на нашем языке? Элен нетерпеливо кивнула:

— Отведи меня к Ричарду. Я буду говорить с ним. Стражник никак не мог прийти в себя.

—  — Как я могу увести тебя из этой комнаты, когда мне приказано охранять тебя здесь? Мне еще повезет, если я не получу сто ударов плетью за неподчинение. Мой милорд когда пожелает, тогда с тобой и увидится.

Элен привыкла иметь дело с прислугой. И с умной, и с глупой, как на этот раз.

— Дурак! — крикнула она. — Твой лорд даст тебе вдвое плетей, если ты скроешь сведения, которые очень важны для него. Выбирай — или отведи меня к нему, или он исполосует твою спину да вдобавок отрежет язык и бросит его собакам!

Английский смерд затрепетал и все же стоял на своем.

Ричард Кент был не из тех людей, чьи приказы можно было безнаказанно нарушать.

— А если ты передашь свои сведения через меня? Я узнаю, насколько это будет милорду интересно.

Элен понимала, что время не терпит. Куда эти дьяволы-англичане отнесут Оуэна и как с ним поступят? Она холодно взглянула на солдата.

— Мои сведения не для твоих ушей. Если ты боишься, что я поборю тебя, безоружная, и сбегу, то приведи милорда сюда. Только решай скорей!

Стражник на всякий случай отступил на шаг.

— Я запру дверь и узнаю, что там к чему. Только не устраивай здесь разгрома… Сэр Томас будет недоволен, что я позволил тебе буйствовать.

Стражник удалился, проверив на всякий случай запоры. Элен судорожно гадала — знает ли уже Кент, кто на самом деле Оуэн и кто она. Если нет, вполне возможно, что новые пленники под пыткой развяжут языки и выдадут, что она наследница Тайви, а дальше цепочка потянется.

Ричард распахнул дверь ударом сапога. Элен тщетно выискивала в его каменном лице следы прежнего сострадания к ней. Это была маска воина — словно он явился сюда в шлеме с опущенным забралом.

Однако все-таки что-то было в его облике человеческое: морщины вокруг глаз и на лбу — след душевных страданий или суровых ветров. Но глаза его не оттаяли, как льдины на вершине гор в апреле.

Ричард остановился посреди комнаты, широко расставив ноги, будто готовясь к поединку на мечах.

— У тебя, женщина, много талантов! И я не устаю удивляться, сколько же ты фокусов мне покажешь. На ярмарках ты бы немало заработала.

Зеленые глаза его сверкали злобой.

— А теперь Хьюго сообщил мне, что ты отлично говоришь по-английски и тогда, естественно, понимаешь, о чем мы беседовали при тебе. Что еще ты можешь открыть мне? Поторопись… мое терпение иссякает…

Грозный тон его и вид не поколебали решимости Элен выведать у Ричарда все, что можно, о его походе. Ради этого она способна была пойти на любые уловки.

— Кажется, твой капкан не сработал. — Она не отрывала взгляда от Ричарда, пытаясь разгадать, что он чувствует и о чем думает в этот момент. — Неужто ты надеялся, что Рыжий Лис клюнет на твою наживку? Я ведь предупреждала тебя, что он не из породы дураков.

Ричард вздрогнул. Ему бы очень хотелось смолчать, но он ответил:

— Да. Лиса мы не изловили. Я рассчитывал, что он пойдет на риск, чтобы освободить тебя, но ошибся. Ты, оказывается, стоишь дешевле, чем я тебя оценил. Ты не лгала мне, когда говорила, что ты для него никто.

Что-то в нем сломалось. Огромного роста рыцарь слегка ссутулился, подошел к очагу, поворошил кочергой едва тлеющий в нем торф. Красные всполохи пламени осветили его суровое лицо.

— И все же нашу охоту можно назвать удачной. Мы позабавились на славу. Нас атаковала шайка уэльских оборванцев…

Слова были бодрые, но произносил он их с горечью. И улыбка Ричарда была мрачной, а не торжествующей, когда он снова выпрямился во весь свой рост, посмотрел свысока на Элен.

— Твоим сородичам не очень-то понравился прием, какой мы им оказали. Как говорят англичане, самый лучший уэльсец — мертвый уэльсец. Мы оставили там, на поле боя, немало непокорных уэльсцев.

Элен инстинктивно отерла о тунику внезапно вспотевшие ладони. Боже, скольких же еще ее друзей умертвили англичане? Она могла легко представить в воображении картину кровавого побоища, когда из крытых повозок якобы со съестными припасами выскочили воины и ощетинились стальными копьями и мечами против — как сказал Ричард — толпы оборванцев.

И все же она не добилась прямого ответа — жив Оуэн или мертв? Может, Ричард Кент желает проучить ее за попытки покушения на его жизнь, дразнит ее…

— Я виновата перед тобой… Мне нет прощения. Но зачем же мучить раненого пленника? Не срывай на нем свой гнев…

Элен сразу же поняла, что допустила оплошность. Ричард мгновенно уловил ее заинтересованность в судьбе пленника. В ледяной глубине его глаз вспыхнули искорки. Она была не хитрее его. Он раскусил ее и теперь может этим воспользоваться .

На душе у него был горький осадок. Он вернулся из своего короткого похода недовольный собой и озлобленный против этой девицы. Слишком уж он доверился ей, потерял бдительность, забыл, что имеет дело не с человеческим существом, а со змеей, готовой ужалить в любую минуту. Все они такие, уэльсцы, — подлый, дикий народ. А соблазнительная красота Элен делала ее еще более опасной.

Она походила на Жанну. Его красавица мачеха, используя все средства, а главным образом свое роскошное тело, подчинила себе полностью отца Ричарда, превратила его из некогда гордого, могучего мужчины в безвольного чудака, потакающего всем ее прихотям. Что бы она ни пожелала, он выполнял покорно, он даже не замечал, как коварная ведьма губила его собственного сына.

Пальцы Ричарда сжимались в кулаки при этом воспоминании. Будучи еще мальчишкой, он грезил о воинской славе, верил в свое высокое предназначение, и тот же честолюбивый мальчишка по-прежнему жил в его душе. Он добивался успеха, несмотря на козни Жанны и своего алчного сводного брата, а может быть, именно потому, что они заставляли его преодолевать все мыслимые и немыслимые препятствия. Они воспитали в нем силу духа, умение противостоять житейским невзгодам. Но по вине мачехи Ричард стал презирать весь женский род!

— Твой человек сам нарвался на нашу засаду и получил сполна, — произнес Ричард сурово. — Не мы его искали, а он сам искал нас. Он напал, а мы… защищались. Он сражался как безумный… как десяток демонов. Если я уцелел, то лишь потому, что на то была воля Господня. За раны, нанесенные моим людям, он заплатит муками под пыткой. Если тебе угодно, Элен, можешь взглянуть на него прежде, чем он умрет. Мне доставит удовольствие, если ты своими глазами увидишь, как я именем короля вершу суд над мятежниками. Я здесь полноправный хозяин, и закон дает мне право быть беспощадным.

Глядя на Ричарда, Элен ощутила всю горечь своего поражения. Господь сотворил ее женщиной — более слабой телом, чем мужчина. И никаких хитроумных уловок у нее в запасе не осталось. Она себя исчерпала до дна.

Если ей надо умолять его и унижаться перед ним, она пойдет и на это. Робко она приблизилась к нему, из пересохшего горла вырвалось неясное бормотание, пусть Ричард посмеется над ней — она все стерпит.

— Твой пленник… всего лишь мой старый дядюшка. Он растил меня, заботился обо мне с самого моего рождения. Он поверил слухам, которые распространяли твои же люди, и по глупости своей рискнул жизнью, чтобы освободить меня. Для тебя, милорд, он не опасен. Ради бога, пощади его!

Ричард изобразил на лице удивление.

— Он не опасен? Ты, наверное, говоришь о другом человеке. Этот дьявол управляется с оружием гораздо лучше, чем ты.

Ей хотелось ударить его в отместку за издевательство, но она себя смирила. Медленно она опустилась на колени и склонила голову, которую всегда держала гордо. О Господь! Сделай так, чтобы отец не видел с небес, как унижается его дочь!

— Пожалуйста, Ричард… молю тебя!

Ричард не пошевелился.

Она набрала в легкие воздуха и продолжила:

— Милорд! Подари жизнь одному старику — прояви великодушие!

Каждое слово, произнесенное ею, жгло ей рот, как расплавленная смола. Все внутри у нее горело, а слезы, невольно потекшие из глаз, не могли затушить этот пожар.

— По крайней мере разреши, милорд, посмотреть его раны. Я буду послушна, я не доставлю тебе хлопот. Все, что ты потребуешь от меня, я исполню. Все!

Она с отчаянием выкрикнула последние слова:

— Все! В уплату за его жизнь.

Ричард нахмурил брови в раздумье. Еще мгновение назад он ненавидел эту девчонку, готов был раздавить ее сапогом, как ядовитую гадину, и вот она, плачущая и желанная по-прежнему, лежит у его ног.

Что он хочет на самом деле? Избавиться от нее… убить… или?..

Ответ сам пришел вместе с волной беспричинного гнева. Да он просто желает опять обладать ее телом! Он такой же похотливый самец, как и его солдаты!

— Прочь от меня! — Он пнул ее сапогом. — Убирайся…

Она не подчинилась. Тогда Ричард подхватил ее под локоть и поставил на ноги.

— Я не верю ничему, что извергают твои отравленные уста! Ты, змея, едва не убила меня на прошлой неделе. Если ты обросла новой кожей, то не надейся, что я тебе поверю.

Выплеснув из себя накопившуюся ярость, он вдруг опять словно бы окаменел. Прошла, наверное, минута, прежде чем Ричард заговорил:

— Ты забыла, ведьма, что тебе нечем подкупить меня! Гак что всякий торг неуместен. Ты будешь делать то, что я захочу, — и выбора у тебя нет. Второй раз я не поддамся на твои уговоры.

Его огромная сильная рука обвивала ее стан. Какой крохотной она казалась рядом с ним. Игрушка — не более.

— Ты дикарка… пленница из завоеванной мной страны… Ты моя собственность, и нечего требовать от меня уступок.

Он говорил это, а его алчущие руки блуждали по ее телу, и похоть затуманивала его разум. Как он мог хотеть эту мерзкую предательницу — подлую, коварную, лживую?

Девчонка заслуживала казни — и не единожды. Жаль, что обезглавить ее можно лишь один раз.

Он повернул к себе ее маленькое личико.

— Видишь, Элен, как ты беспомощна в моих руках? Я все возьму сам. Это мое право победителя.

Она очень хорошо понимала его, и ненависть к нему сжигала все ее нутро. Его руки сжимали ее, причиняли ей боль, но эта боль была ничто по сравнению с унижением, которое она испытывала, слушая его словоизлияния.

Он впился в ее рот, и поцелуй его был омерзителен. Он уже не дразнил ее губами и языком, как прежде, возбуждая в ней ответное желание, а насильно заставлял ее губы разомкнуться, и поцелуй был не любовной лаской, а лишь доказывал его превосходство, превосходство могучего мужчины над слабой женщиной.

И он был холоден, целуя ее, и губы его показались ей ледяными.

Она заставила себя быть покорной, пока он терзает ее. Если она начнет бороться, его это только раззадорит и навлечет на нее новые унижения.

Поцелуй длился бесконечно — грубый, жестокий, животный… Это был изощренный способ наказать ее. Но воспоминание о том, как Ричард целовал ее в первый раз, невольно всплыло в ее мозгу, и непрошеные слезы вдруг навернулись на ресницы.

Ричард стал другим — не человеком, а чудовищем, и она тоже стала другая…

Потому, когда он в конце концов оторвался от нее, Элен, раздавленная его натиском и все же не сломленная, нашла в себе силы произнести:

— Я ненавижу тебя, Ричард Бассет! — Ей хотелось, чтобы глаза ее, затуманенные слезами, так же жгли его, как и ее слова.

Загорелое лицо Ричарда казалось ей бронзовой маской, которую она желала расплавить взглядом.

— Я буду ненавидеть тебя до последнего вздоха. И никогда не попрошу тебя ни о чем! Никогда! И если Господь есть на небесах, то я еще увижу, как ты горько расплатишься за свои преступления.

— Ты все перепутала, Элен, — холодно ответил Ричард. — Платить придется тебе, и по большому счету, за свое коварство, за подлость, измену…

— Мою измену? — Элен решительно тряхнула головой. — Я своему долгу не изменяла. И не смей обвинять меня в подлости и в измене. — Ею овладевал истерический смех. — Мой отец, брат и любимый жених погибли из-за тебя. Ты привел сюда, на нашу землю, кровожадных мясников, ошалевших от убийств и насилия.

Она уже была не в силах владеть собой. Слова лились из нее, как поток лавы. Голос стал громким и, казалось, сотрясал бревенчатые стены.

— Моя мать скончалась в горах от холода, потому что мы лишились крова. Ты загнал нас в горы, как диких зверей, о доблестный охотник! А моя подруга умерла, рожая ребенка, и просила заткнуть ей рот тряпкой, чтобы ее крики не услышали твои ищейки. И все же ты учуял наш лагерь…

Элен вдруг стало так горько, как никогда раньше, и она сникла, но уже не могла остановиться:

— А в этом месяце… мне исполнилось семнадцать, Ричард… В апреле я должна была обвенчаться с юношей, которого любила всей душой… и буду хранить память о нем, пока жива. Но ты, Ричард, разрушил мою мечту, ты убил его…

Элен проиграла свою битву, и теперь слезами она справляла траур по погибшим и по себе самой. Ее рука легла на могучую руку Ричарда, и пальцы их сомкнулись на рукояти меча.

— Этим мечом ты лишил меня всего, что мне было дорого в жизни. Тогда покончи и со мной! — выкрикнула она. — Оставь старика Оуэна умирать от ран в темной земляной дыре, куда ты его засунул. Накажи меня за измену и коварство, раз ты счел меня коварной изменницей! Я больше не способна воевать с тобой! Ты доказал свое могущество. Давай, вперед! Шагай по трупам, славный английский рыцарь.

Внезапно она отпрянула от него, отбежала к дальней стене.

— О боже, как мне мерзки все вы, англичане!

Ноги уже не держали ее. Она опустилась на пол и скорчилась в истерических рыданиях.

Ричард в изумлении смотрел на Элен, потом перевел взгляд на свои руки. Неужто их прикосновение вызвало у нее такое отвращение? Ненависть Элен к нему прожигала даже броню равнодушия, которой он пытался защитить себя. Но еще большую брешь пробили в его защитном панцире ее слезы.

Осторожно Ричард приблизился к ней, наклонился, поднял ее с пола, как пушинку.

Элен вырывалась, задыхаясь, кидала ему в лицо бесполезные проклятия:

— Оставь меня! Лучше убей сразу, но не прикасайся ко мне!

— Тихо, тихо… — нашептывал Ричард успокаивающе. — Перестань кричать… Я тебя не трону.

Он уложил ее на кровать. Ее огромные, полные горестной влаги глаза смотрели на него безжизненно, но все-таки он видел в них укор себе. Губы ее распухли от его жестокого поцелуя, из них сочилась кровь, потому что он в припадке ярости прикусил их. Видимо, правду она сказала, что в нем под человеческим обличьем прячется зверь.

Раскаяние сдавило ему горло.

Как легко он превратился в дикаря! А ведь раньше он сам презирал нормандских наемников за безжалостное отношение к женщинам.

Он убрал с лица Элен разметавшиеся, смоченные слезами пряди волос. И внезапно горестная мысль поразила его как удар молнии. Почему он не встретил ее раньше, когда не было еще этой проклятой войны, полей, залитых кровью, и нескончаемых могил, где похоронены и мечты, и любовь, и радость, и смех? Теперь мертвецы встают из земли и, словно жутким частоколом, отгораживают его от этой девочки…

Ричард заботливо прикрыл меховым покрывалом ее дрожащие плечики.

— Не ты и не я затеяли эту войну, Элен, — начал он мягко. — Нелегко рассудить по справедливости поступки, совершаемые на войне… а уж в разгар сражения тем более… С ранних лет меня учили воевать и убивать врагов… и только это я и умею делать… и неплохосражаюсь, как говорят.

Я не прошу прощения за выигранную мною битву, где пали дорогие тебе люди. Мы сражались… мы бились на равных. Я убил многих, но и меня могли убить. Если б твои сородичи оказались сильнее, то ты не проклинала бы меня, как сейчас, а праздновала бы с ними победу, а я бы уже гнил в земле…

Он опустил правую ладонь на ее худенькое плечо, а левой рукой погладил мокрые от слез щеки.

— Нет, Элен, — вздохнул он, — я не прошу у тебя прощения за свою победу. Но если я что-то сделал не так, не то, что положено рыцарю и мужчине, то прости меня. Я смирю свою гордость, а ты укроти свою ненависть ко мне… если сможешь…

Ричард ждал от нее ответа, но она молчала. И внезапно он ощутил, что задыхается в тесном пространстве, наполненном дымом от тлеющего в очаге торфа, а еще больше ненавистью, которая словно бы сгустилась в этих стенах.

Ему захотелось глотнуть свежего воздуха. Бросив последний взгляд на скрюченную фигурку на широком ложе, он поспешил прочь, провожаемый удивленным переглядыванием охранников, расположившихся у дверей.

За какое-то мгновение Ричард преодолел все ступени и многочисленные повороты лестницы и увидел, что его люди, заполнившие холл, ждут, когда их накормят, а раненые — когда их перевяжут. Ему следовало бы сейчас отдавать распоряжения, общаться со своими рыцарями и солдатами, но все его мысли были заняты той, которая осталась наверху.

С юности он гордился тем, что поверженные им враги уважали его и признавали свой проигрыш. А здесь, в битве с этой девушкой, уверенности в своей победе у него не было.

Жиль поймал его за рукав:

— Что с тобой, Ричард?

Ричард оттолкнул его:

— Я хочу прогуляться.

— Ты сошел с ума! Какие могут быть прогулки после изнурительного похода?

Жиль преградил ему путь.

— Опять эта девчонка? Ее рана открылась? Что еще она натворила?

Ричард властной рукой отстранил Жиля в сторону.

— Я не хочу о ней больше слышать. Займись ранеными, Жиль…

Симон выскочил из-за стола, где подкреплялся черствым хлебом и сыром, чтобы сопровождать своего господина, но Ричард взмахом руки приказал ему вернуться на место.

— Мне не нужны спутники… — Он склонился и шепнул на ухо Жилю: — Пусть этого раненого Оуэна отнесут наверх, к девчонке… И поспеши, а то он умрет, и они так и не свидятся.

12

Какое-то время после ухода Ричарда Элен продолжала всхлипывать, омывая слезами свое прошлое. Долгие месяцы она держалась, скрывая слабость и страх перед окружающими ее опасностями, но вот будто плотина прорвалась, и слезы хлынули безудержным потоком. Она была одинока, до ужаса одинока.

И незачем было больше крепиться — все равно бесполезно. Ни чем-то помочь своим сородичам, ни умолить Ричарда пощадить Оуэна она не могла. Она стыдилась, что дала волю слезам, причем на глазах у злейшего своего врага. Отец бы с презрением назвал ее плаксивой девчонкой, но какая теперь разница — плакса она или нет? Отец ее мертв, и скоро умрет и Оуэн.

Постепенно рыдания Элен утихли. Сухими уже глазами она оглядела место своего заточения — крепкие бревенчатые стены и низко нависшие балки потолка, прокопченные за много лет торфяным дымом и смоляными факелами. Есть ли у нее хоть какая-нибудь надежда? Она и сама не знала.

Но там, где теплится жизнь, есть и надежда. Такова была любимая поговорка Оуэна, и она всегда служила ей утешением. Он повторял ее неоднократно, возвращая Элен бодрость духа, когда, казалось бы, никаких надежд на что-то светлое не оставалось.

Утерев заплаканные глаза, убрав мокрые пряди волос с лица, она мысленно вновь вернулась к Ричарду, к тому, что он сказал ей.

Ричард властен над жизнью пленника, но он не пригрозил умертвить Оуэна немедленно. Ричард вроде бы смягчился, увидев ее плачущей, и даже что-то пообещал ей. Но что? Оставалось только вспомнить.

И вдруг как будто тетива лука натянулась в ней. Она вскочила… выпрямилась.

Не слишком ли много она выболтала Ричарду в своем истерическом припадке? Не выдала ли она ему, кто такой Оуэн и кто она сама? Может, поэтому Ричард так быстро покинул ее, а ведь до этого проявлял к ней доброту, приласкал, успокоил?

Никакой Ричард Кент не опасен так, как Эдуард, король Английский, самый подлый негодяй из всех негодяев! Ее поразила мысль — неужто она ненавидит короля Англии больше, чем Ричарда Кента?

Элен не могла однозначно ответить на этот вопрос. Ричард отличался от других англичан. Он не позволял слепой ненависти к жителям Уэльса руководить собой. Она видела его снисходительность к беззащитным пленникам, испытала ее на себе. Может быть, ей удастся спасти Оуэна?

За дверью, на лестнице, вновь прогрохотали шаги. Элен откинулась на подушку и прикрыла ладонью лицо.

Дверь распахнулась, и опять этот Жиль — человек для нее несколько загадочный — вошел в комнату, а за ним появились солдаты и внесли обмякшее, безжизненное тело Оуэна. Глаза Элен расширились в изумлении. Не бредит ли она?

Ричарду отвели почетное место за столом на возвышении возле очага, но он ерзал в кресле, которое казалось ему слишком тесным и жестким. Он сидел молча и смотрел на своих воинов, чьи головы после еды и выпивки уже клонились ко сну.

Всем им пора спать, ему тоже…

— Ричард, дайте свой меч. Я оботру его и вычищу.

Симон — славный оруженосец и станет хорошим рыцарем. Он назубок затвердил свои обязанности и четко выполняет их.

Ричард вытащил свой длинный меч из ножен, и тускло блеснувшая сталь почему-то напомнила ему об Элен, о ее истеричных упреках по поводу его жестокости. Двенадцать лет Ричард сражался этим мечом. И скольких противников он убил? Он никогда не занимался подсчетом.

Ричард повернул меч в руке, и пламя факела отразилось на стальном лезвии. Оно хорошо послужило ему — обижаться на него Ричарду не приходилось. Оно сохраняло ему жизнь, отстаивало его честь, прокладывало, прорубало ему дорогу наверх в ближайшее окружение короля. И там, при королевском дворе, где льстецы и подонки правят бал, его меч все-таки уважают.

Углубившись в раздумья, он опять вспомнил об Элен, о ее упреках. Восстанавливая в памяти детали последнего выигранного им большого сражения, он не мог представить себе ни одного лица павших там, на поле боя, уэльсцев. Все враги казались ему тогда безликими. Который из них был так дорог Элен, и почему, черт возьми, она так уверена, что именно рукою Ричарда он был сражен? Ведь ее там не было, ее глаза не видели того, что происходило в этой кровавой свалке!

После битвы Эдуарду доставили голову павшего уэльского принца. Король холодно взглянул на серое, обескровленное лицо мертвеца и приказал наколоть голову на пику и выставить на всеобщее обозрение народу Англии в лондонском Тауэре. Венком из плюща, сплетенном наподобие короны, в насмешку украсили голову высокородного принца, как намек на то, что Луэллин претендовал на корону всей Англии.

Нет, Ричард не винил Элен и ее соотечественников за их ненависть ко всему, без исключения, английскому воинству. Если вдуматься как следует, он даже мог бы высказать ей свое уважение. Предположим, они поменялись бы сторонами, и она с такой же решительностью отстаивала бы дело Эдуарда. Она была бы таким же верным псом, стойким солдатом, как и сам Ричард.

Но впервые в жизни Ричард столкнулся с твердостью и отчаянной решимостью, проявляемыми женщиной. Подобных качеств у представительниц слабого пола он не наблюдал. Может, пожалуй, кроме супруги Эдуарда, королевы Элеонор, — другие прекрасные леди твердостью характера и благородством в поступках не отличались.

— Ричард?

Обращение Симона застало Ричарда врасплох. Он забыл, что оруженосец стоит рядом и ждет.

— Прости… я задумался.

Симон понимающе кивнул. Он бережно принял из рук господина оружие.

— Я управлюсь за несколько минут. Не ждите… ложитесь почивать, Ричард… вам нужно отдохнуть. Когда я закончу, меч снова будет у вас под рукой.

Ричард слабо улыбнулся:

— Я выгляжу неважно, вот что ты хотел сказать. Я догадался. Всем нам не мешает выспаться.

Ричард нашел свободный тюфяк среди уже храпящих воинов и повалился на него.

Еще никогда раньше он не чувствовал себя таким измотанным — и телом, и душой. Без сомнения, истерика Элен так повлияла на него. Он жалел ее, но что значат беды одной простой девчонки, когда сражаются два народа? Англия уже сломила Уэльс — так распорядилась Судьба. Ричард лишь подчищает следы, завершает кровавую работу, и его сострадание к кому-либо никак не скажется на участи покоренного, но не смирившегося со своим поражением племени.

Смежив веки, он попробовал заставить себя расслабиться. Напряжение от долгой и непрерывной войны, превратившейся после главной битвы в череду мелких уколов, засад, разбойных набегов, сказывалось на каждом, кто принимал участие в подобном противоборстве.

Чем скорее будет подавлено уэльское сопротивление, тем будет лучше для всех, и для самих уэльсцев в первую очередь. И наступит благословенный мир. И Элен перестанет его ненавидеть, а он — ее.

Разве воину — даже на войне — не позволено грезить о долгожданном примирении?

— Милорд!

Ричард мгновенно потянулся за оружием, но мужчина, разбудивший его, сразу же понизил голос и поспешил успокоить своего начальника:

— Никакой тревоги нет, сэр!

Ричард уже сам в этом убедился, оглядевшись вокруг. Ему почудилось, что крепость подверглась нападению уэльсцев, но в узкие прорези в бревенчатых стенах не летели горящие стрелы со смоляными запалами, не слышалось криков и стонов. Лишь несколько усталых слуг бродили между спящими, убирая со столов объедки и расставляя чистую посуду для завтрака.

Генри Блуэ почтительно откашлялся, прежде чем продолжить речь:

— Прошу прощения, сэр, но вас требует к себе срочно… та… заключенная наверху девица. Она передала через Роберта Шербурна и де Баувирина — они дежурят у ее двери, — что хочет вас видеть…

— А ее дядюшка еще не скончался? — хрипло поинтересовался Ричард, не до конца проснувшись. — Мне казалось, он долго не протянет.

— Он еще жив, — доложил начальник охраны. — И они без конца о чем-то шепчутся…

— Так зачем было будить меня?

Ричарда удивило приглашение Элен. После вчерашнего взрыва, казалось, говорить им было не о чем.

— Я бы не осмелился прервать ваш сон, но вы кричали и метались во сне, и господин Жиль позволил вас разбудить. Он сказал, что, быть может, у этой девицы какое-то важное сообщение.

— Да-да, Генри. Ты правильно поступил. Раздобудь мне кувшинчик эля, и тогда я окончательно очнусь.

Генри кивнул и поспешил на поиски эля, безжалостно топча тела спящих солдат, но аккуратно минуя рыцарей и их оруженосцев.

Ричард натянул сапоги и проверил работу Симона. Меч был безукоризненно вычищен.

Жиль, лежащий неподалеку, приподнялся на локте. Их взгляды встретились.

— Ты куда-то собрался?

— А ты разве не знаешь куда? — усмехнулся Ричард.

— Я не думал, что ты согласишься.

— Если хочешь, составь мне компанию.

— А ты позволишь?

— Ради бога, о чем ты говоришь? У меня от тебя нет секретов. Впрочем, как пожелаешь, можешь еще соснуть.

Жиль насторожился.

— Ты забыл, Ричард, наш давний разговор о древних уэльских обычаях. Вряд ли кто из них сейчас следует им но кровная месть существует. И через многие поколения она вдруг проявляется.

— Она считает, что я убил ее жениха — но не отца и не брата.

— Но все равно ты в ответе за гибель всей ее семьи, — напомнил Жиль.

— Ты пугаешь меня этой девчонкой? — Ричард укрепил ножны кинжала и меча на поясе. — Неужто мне следует ее бояться?

— У тебя уже были поводы… и мы оба про них помним…

— Да, я помню. И, к сожалению, урок был поучительным…

Ричард с благодарностью принял из рук Генри Блуэ кувшин эля. Он с жадностью осушил его до дна несколькими глотками и вернул услужливому охраннику. Затем он шагнул к очагу и засветил от тлеющих углей сальную свечу. Прикрывая ладонью медленно разгорающийся огонек, Ричард проследовал в темную глубину зала к подножию крутой лестницы. Когда он поднимался по ступеням, его черная тень металась по стенам.

Охранники сонными глазами вгляделись в лицо господина и молча пропустили его. Ударом сапога Ричард распахнул дверь. Комната узницы, к его удивлению, была ярко освещена разгоревшимся в очаге торфом и двумя лучинами, укрепленными над лоханью с водой возле кровати.

Элен занимала единственный в комнате стул. Она восседала на нем, откинув голову назад, прижав ладони к лицу, а ее каштановые длинные волосы, как тускло поблескивающий шелковый занавес, спускались до самого пола.

Едва заслышав его шаги, она вскочила.

— Ты хотела поговорить со мной?

— Я не… думала, что ты придешь, — произнесла она коротко. — Я давно звала тебя.

— Мои люди оберегают мой покой. Только сейчас меня решились разбудить.

— О да, конечно! — Ее взгляд медленно переместился к кровати, где лежал хрипло дышащий в беспамятстве мужчина. — Без надлежащей заботы мой дядя умрет… а может, и лекарь его не спасет. Он потерял много крови, а раны уже загноились. Мне нужны лечебные коренья и травы, чтобы изгнать заразу из его тела, но у меня ничего нет под рукой.

Ричард воззрился на полуживого уэльсца. Этому мужчине, Оуэну, уже нельзя было помочь, но Элен отказывалась это признавать. Как бы Ричард ни желал остаться равнодушным, жалость проникла сквозь его броню.

Оуэн, очевидно, был очень дорог Элен. Ее ждет потеря еще одного близкого человека, но, по крайней мере, уэльский воин умрет от ран, полученных в бою, а не сгниет в сырой темнице.

— Сомневаюсь, что его можно спасти, Элен, — осторожно произнес Ричард. — Никто не способен творить чудеса, кроме Господа. Но я пошлю за лекарем, если уж таково твое желание.

Она резко повернулась к нему. Ее глаза были полны отчаяния.

— А вдруг еще не поздно, Ричард? Если правильно лечить, Оуэн может выжить. Я больше понимаю во врачевании, чем твой лекарь. Разреши мне поискать нужные травы за пределами крепости. Отпусти меня на пару часов. Я смогу вылечить и твоих раненых, если ты этого захочешь.

Ричард, нахмурившись, отрицательно мотнул головой. Неужели Элен принимает его за доверчивого ребенка? Она знает, что раненый обречен, и под благовидным предлогом ищет свой шанс к бегству.

Как ни убедительно она разыгрывала роль скорбящей племянницы, ее коварная сущность все же проявилась.

— Тебе удавалось обманывать меня прежде, но не сейчас. — Он издевательски поклонился. — Ты покинешь крепость Бофорт только с моего разрешения, а чтобы получить его, тебе надо придумать нечто получше этой истории о целительных травах.

Взгляд ее глаз был серьезен и не таил никакого лукавства.

— Здесь нет обмана. Зря ты ищешь уловку там, где ее быть не может. Клянусь честью моего отца… Мне нужен лишайник и шалфей, листья рябины и еще с полдюжины трав и мхов, если я их найду. Ты можешь послать за ними своих людей, но вряд ли они отыщут именно то, что надо. Пожалуйста, отправляйся следить за мной, если ты думаешь, что я хитрю. Захвати с собой весь свой гарнизон… — добавила она с горечью, — только позволь мне попытаться спасти единственного моего уцелевшего родственника…

Глядя сверху вниз на ее умоляющее лицо, Ричард ощутил, что готов поддаться ее уговорам. Уэльсец, несомненно, отдаст богу душу в ближайшие пару часов, несмотря на все ее старания, зато Ричард совершит благородный поступок. А сопровождая ее в прогулке по лугу и болоту, он будет уверен, что она не улизнет.

— Что ж, клятве честным именем твоего отца я поверил, — произнес он сухо. — В заложниках у меня остается человек, который тебе, как видно, дорог. Да и другие пленники тоже достойны сострадания…

Ричард властным жестом указал на сундук в углу комнаты.

— Найди себе там какой-нибудь плащ. В этот час в лесу… весьма прохладно.

Распахнутые глаза Элен вдруг закрылись. На какое-то мгновение ее напряженное тело расслабилось, будто натянутая тетива лопнула. Ей хотелось расплакаться. И когда она снова взглянула на Ричарда, предательские слезинки заструились по ее щекам.

— Благодарю и заверяю, что ты не пожалеешь…

Она быстро извлекла из сундука свой плащ из лисьих шкур.

— Кто-нибудь останется с моим дядей до нашего возвращения? — спросила Элен. — Ему может что-то понадобиться.

Ричард мрачно кивнул. Вряд ли раненому уэльскому разбойнику понадобится что-то, кроме отпущения грехов.

Провожаемая взглядами удивленных стражников, странная пара спустилась с крепостной башни, миновала холл и ворота и очутилась на открытом пространстве. Было сыро, свежо и пахло весной. Над дальним лесом обозначилась алая с золотом полоска восхода, и первые лучи солнца, коснувшись капель росы на траве, превратили их в россыпь жемчужин. Все вместе эти сокровища природы были достойны украсить саму королеву.

Элен вдыхала прохладный воздух и наслаждалась зрелищем уплывающих с неба под натиском солнца серых дождевых туч.

Как бы ни было ей тяжко, ее воля к жизни пробудилась. Оуэн прав — пока живешь, жива и надежда.

Рядом с ней шагал по росистой траве человек, который заманил Оуэна в ловушку, ранил его, а теперь разрешил ей позаботиться о раненом.

Она смотрела на него каким-то новым взглядом. Как противоречивы его поступки! По-прежнему не доверяя ей, он оторвал ото сна своих солдат, погнал на утренний холод усталых, не выспавшихся людей, чтобы следить за уэльской дикаркой. Наверное, само это предприятие выглядело чистым безумием, а Ричард Кент далеко не дурак. Так что же движет им?

— Неужели ты считаешь меня такой опасной? — спросила она, оглянувшись на цепь воинов, двигающихся за ними безмолвным конвоем.

— Я знаю цену своей жизни. И эту цену знают и твои дружки, которые, может быть, прячутся в ветвях вон того дуба. Ты вроде спешишь к нему. Я бы не хотел попасть в засаду по своей собственной доброте и из-за твоей глупой затеи.

Элен мысленно возгордилась. Как боится англичанин уже покоренного им народа! Чтобы подразнить его, она слегка улыбнулась:

— Я и не говорила, что здесь, в лесу, безопасно. Ричард в ответ мрачно усмехнулся:

— Вот поэтому за нами и следует надежная охрана. Мне так спокойней.

— В одно можешь поверить — я не собираюсь тебя обманывать, — напомнила Элен. — Я своему слову верна.

— Да, конечно! Ты уже и Жилю обещала, что только займешься ранеными, а сама вооружила дикаря, напавшего на одного из моих лучших рыцарей, и передо мной притворялась кроткой овечкой. Как легко вам давать клятвы, лживый вы народ!

Элен яростно встряхнула головой. Почему эти англичане столь непонятливы?

— Есть обещания, и есть клятвы. Разве ты не видишь разницы? Я поклялась, что не сбегу, так верь мне! — Она гордо вздернула подбородок, потом продолжила: — И не смерти твоего рыцаря я хотела. Я вооружила кинжалом раненого, чтобы он мог стать моим посланцем. Я передала через него своему дядюшке, чтобы он не предпринимал попыток освободить меня и не поддавался на английские уловки.

— А он поддался?

Она печально опустила голову.

— Да, он поддался. Ты выиграл.

Они углубились в чащу, куда еще не достигали солнечные лучи. Здесь было сумрачно, сыро и таинственно. Элен замедлила шаг, выискивая у корней деревьев то, за чем пришла. Она вспоминала уроки Тангуин.

Ричард неотступно следил за ней. Он видел, как она опускается на колени, разглядывает растения, что-то рвет и собирает в мешок, а чаще всего недовольно морщится.

Он решил нарушить молчание:

— Как ты смогла так хорошо выучить наш язык?

Для Элен этот вопрос был неожиданным, она растерялась и замешкалась с ответом.

— Ты говоришь и по-английски, и по-французски одинаково легко. Тебя бы приняли и при лондонском дворе.

В голосе Ричарда почему-то звучали презрительные нотки.

— Нечему удивляться. Мы, уэльсцы, не такие пещерные люди, за которых вы нас принимаете. Мой отец был придворным при принце Луэллине, а исповедник принца, ученый монах, нашел, что у меня есть способность к изучению языков. Я даже затвердила много латинских текстов и выучила бы больше, если б не пришли вы, англичане, и не нарушили …

Ричард прервал ее:

— Ты постоянно удивляешь меня. Ты не похожа на других женщин.

Элен вскинула брови.

— О! А ты познал многих женщин в Уэльсе?

— Нет, не в Уэльсе. Но я прожил достаточно долго и побывал в разных странах.

Ричард дружелюбно улыбнулся.

— Но скажи мне, многие ли женщины в Уэльсе знают латынь и так же ловко владеют мечом и кинжалом, как ты?

Элен посмотрела на свои руки, огрубевшие от непосильной работы за прошедшие зимние месяцы.

— У нас осталось мало мужчин, вот мне и пришлось познакомиться с оружием. 1 ы убил их, Ричард Кент. Разве ты этого не знаешь?

Опять черная тень накрыла их.

— Знаю, — признался Ричард, сразу же пожалевший, что у него вырвалось это признание.

Дальнейший их путь проходил в молчании. Элен собирала какие-то травы, рвала листья, а Ричард, наблюдая за ней, мысленно соглашался со своим другом Жилем.

С уэльсцами надо всегда быть настороже. Никак не угадать, каковы хитросплетения их родственных связей, и не грозит ли Ричарду кровная месть?

13

— Ради Бога, Элен, оставь эти дурацкие планы!

Элен смолкла и с удивлением посмотрела на Оуэна. Он лежал с закрытыми глазами, и печать величайшей усталости была на его бледном как мел, морщинистом лице. Как он постарел за короткое время, прошедшее с тех пор, как он отправился из горного лагеря в очередной набег.

Вероятно, она чересчур утомила его своими долгими речами. Ведь только вчера лихорадочный жар его спал, и он был еще слишком слаб. Но после дней, проведенных в отчаянии, она испытывала такой душевный подъем, наблюдая, как в нем постепенно пробуждается сознание, что не могла не выговориться и все утро болтала без умолку.

Она склонилась над постелью, осторожно убрала со лба Оуэна иссеченную сединой прядь.

— Прости. От радости мой язык взбесился и не знает удержу. Ты не совсем оправился, и тебе тяжело еще строить планы и замышлять что-то со мной.

Серые глаза Оуэна приоткрылись и уставились на Элен. Он выпростал руку из-под покрывала и схватил ее запястье.

— Я ослабел, да, но лишь телом, а не разумом. — Шершавые пальцы его вцепились в нежную кожу девушки. — Надо смотреть правде в лицо, Элен. Даже если наши враги и не догадываются о том, что я Рыжий Лис, моя жизнь в их руках. Я возглавлял нападение на английский обоз, покушался на их главаря и заслуживаю самого тяжкого наказания. Волк из Кента просто подарил мне несколько лишних часов, чтобы я провел их с тобой. За такую щедрость я ему благодарен… и Господу нашему также.

Элен упрямо тряхнула головой, не в силах поверить, что ее старший друг сдался. Никогда раньше не слышала она подобной обреченности в его голосе.

— Ты жив, и это главное! — воскликнула Элен. — Я далеко не уверена, что Ричард казнит тебя, но, если все же таковы его намерения, мы сбежим, прежде чем его солдаты соорудят плаху. Мы сможем это сделать, Оуэн. Мы доберемся до Франции. Ты сам знаешь, что вместе нам всегда удавалось осуществить задуманное.

— Но не сейчас, Элен. Мне жаль огорчать тебя, но я беспомощен, как новорожденный ягненок. Пусть даже ты придумаешь, как обмануть стражу у двери, но все равно я не смогу спуститься по лестнице и уж тем более не переберусь через крепостную стену. Ты просишь меня совершить невозможное, но сил моих на это не хватит.

Он глубоко вздохнул, прежде чем продолжить:

— Я не боюсь умереть, Элен. Воин всегда готов встретить смерть. Меня печалит… и страшит только то, что я оставляю тебя без поддержки. Я не смог выполнить клятву, данную твоему отцу и моему господину. Я не заботился о тебе, как следовало бы.

Оуэн с трудом поднял руку и коснулся ее щеки.

— У меня не было своих детей, но с того дня, как я впервые взял тебя на руки, ты стала мне родной, как дочь. И так горько оставлять тебя в руках наших врагов.

Рука его бессильно упала на покрывало.

— О господи! Я не смогу спокойно умереть, зная, что оставил тебя во власти проклятого Ричарда Бассета!

Элен гладила его безвольную руку и приговаривала слова утешения, какие только приходили ей на ум:

— Все не так, как ты думаешь, Оуэн. Ричард Кент совсем не такой, как о нем говорят. Он… он, кажется, человек чести.

Она колебалась, не зная, как облечь в слова те противоречивые впечатления, какие вызывал в ней этот человек.

— Да, он могущественный воин и бывает жесток и груб… Я видела его таким… — Элен задумалась, потом добавила: — Но он не убивает ради удовольствия… просто чтобы убивать, как поступают многие англичане. И после сражения он проявляет милосердие. А иногда он даже мягок. Я сначала сочла его глуповатым, но это не так.

Она нахмурилась и закусила губу, стараясь поточнее облечь в слова свои ощущения.

— Он не расправился со мной, хотя я нанесла ему много вреда. Я обманывала его при любой возможности и дважды пыталась убить. Другой человек за подобные поступки давно казнил бы меня.

Оуэн пренебрежительно фыркнул:

— Ни один мужчина в здравом уме не казнит такую девушку, как ты, Элен. Я не очень-то верю в его милосердие. Но в одном ты права — Ричард Бассет не дурак.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — откликнулась она холодно, уловив некую циничность в устремленном на нее взгляде Оуэна. — Хотя он вожделеет меня, но силой он не принуждал меня лечь с ним. Он обращался со мной благородно, даже когда поначалу принял за лагерную потаскушку, а затем я сама выдала себя за любовницу воображаемого Рхиса.

— Ты слишком нахваливаешь его, — обвиняющим тоном сказал Оуэн. — Ты что, забыла, сколько горя он принес нам? Боже милостивый, я видел его в деле. Он косил наших людей, как сущий дьявол.

— Нет, я не забываю про его злодеяния. Как я могу забыть? — вскинулась Элен, будто ее ужалили. — Я не защищаю его и никогда не прощу ему смерть Эниона. Никогда!

Элен едва не задохнулась от прилива нахлынувших на нее самых разноречивых чувств.

— Я только хочу сказать, что есть повод надеяться… Он может пощадить тебя. Он не стремится к тому, чтобы всех нас стереть с лица земли, вырвать с корнем, как сорняк. Да и я не позволю ему казнить тебя! Не позволю! — добавила она с неистовой убежденностью.

— Элен, не будь такой…

Шаги за дверью заставили Оуэна умолкнуть на полуслове.

Дверь распахнулась, и служанка внесла в комнату поднос с едой. За ней в низком дверном проеме появилась склоненная золотоволосая голова Ричарда. Рыцарь вошел и тут же властным жестом отослал служанку. Женщина поставила поднос, почтительно присела и попятилась прочь.

— Я вижу, твои старания, Элен, не пропали впустую. Жиль сообщил мне, что твоему дядюшке стало намного лучше. — Ричард чуть помедлил. — Не знаю, обрадует ли это тебя, но раненые, за которыми ты ухаживала внизу, тоже поправляются. Сэр Уильям просил передать тебе благодарность за свою так скоро затянувшуюся рану.

Элен сдержанно кивнула. По какой-то необъяснимой причине она вдруг ощутила неловкость за то, что недавно так настойчиво защищала Ричарда.

— Я исполнила свои обязательства, как мы и договаривались.

Ричард поглядел на уэльского воина.

— Твой родственник понимает английский?

— Оуэн говорит по-французски, а английский знает слабо, гораздо хуже, чем я. „

Ричард посмотрел на нее с подозрением.

— Это правда?

Она откликнулась сердито:

— Да, правда! Какая выгода мне лгать?

— Действительно, никакой. Кажется, ты уже научилась играть по правилам. — Ричард обратился к Оуэну на французском: — Я Ричард Бассет, рыцарь твоего суверена Эдуарда, короля Англии, и командующий английской армией в Гуиннеде. Ты совершил тяжкое преступление, возглавив вооруженный мятеж против Англии, и за это заслуживаешь смертной казни. Что скажешь?

Элен начала было возражать, но Оуэн оборвал ее единственным резким словом.

Ричард ждал, скрестив руки на груди и наблюдая, как уэльсец медленно приподнимается на постели.

— Я Оуэн Кинон, — тут он взглянул на Элен, — слуга покойного лорда Ловиса. Я признаю себя твоим пленником и твое право казнить меня. Точно так же поступил бы я, распорядись судьба по-другому. — Его серые глаза смотрели на Ричарда в упор, не мигая. — Но я никогда не признаю Эдуарда Английского своим королем. Ни один истинный уэльсец не пойдет на это. А теперь поступай со мной, как сочтешь нужным. Если ты решишь казнить меня, единственной милости у тебя прошу — не откажи мне в священнике перед кончиной.

Элен судорожно впилась в руку Оуэна, прижала к своей груди. Она подняла взгляд на Ричарда:

— Что ты сделаешь с ним?

Ричард прищурился — то ли в гневе, то ли в раздумье, Элен не могла угадать.

— По правде говоря, я еще не решил, — произнес он после паузы. — Мое окончательное решение зависит от твоего дяди. Если он продолжит упорствовать, у меня, боюсь, не будет выбора.

Элен вскочила и торопливо заговорила по-английски:

— Отправишь ли ты на плаху мать, защищавшую свое дитя… или отца, оберегающего честь дочери? Оуэн долгое время заменял мне и отца, и мать. Ты сам нарочно распустил слухи о том, как жестоко обращаются здесь со мной. Ты сам виноват в том, что он на тебя напал. Каким ничтожеством надо быть, чтобы посиживать смирно и не пошевелить и пальцем ради спасения близкого тебе человека? А как поступил бы ты, Ричард? Позволил бы врагу бесчестить свою жену, сестру или мать?

Ричард молчал, и Элен тщетно искала ответа в выражении его мрачного лица. Ее голос сник.

— Я думаю, что ты бы вступился за них, Ричард, — сказала она уже тихо. — Я думаю, что ты сражался бы насмерть за тех, кого любишь.

Оуэн произнес что-то по-уэльски, но Элен оборвала его несколькими короткими фразами, которые, словно отточенные стрелы, слетели с ее языка. Несмотря на всю трагичность сцены, Ричард улыбнулся. Элен никак не выглядела покорной овечкой даже в собственном стаде.

— Я подумаю над этим, Элен. Вот и все, что я могу обещать сейчас. Повторяю, мое решение во многом зависит от самого Оуэна.

Повернувшись, он шагнул к выходу, но, взявшись за дверную ручку, помедлил.

— Завтра утром мы выступаем в крепость Гуинлин, так что будь готова к путешествию.

— Ты… ты берешь нас с собой?

Ричард кивнул:

— Да. Я еще не знаю, как поступить с каждым из вас.

Плотно прикрыв за собой дверь, Ричард пустился в долгий путь вниз по узкой крутой лестнице. А каковы в самом деле его намерения насчет пленников? Мужчина заслужил смертную казнь, и его следует обезглавить или повесить, если он не выразит покорность своему новому сюзерену.

Но речь Элен тронула Ричарда. Это правда, что он сам вызвал на себя отчаянную атаку Оуэна, распуская слухи о жестоком обращении с узницей. Конечно, Ричард совсем иного противника надеялся встретить в темных уэльских лесах. Справедливо ли будет казнить человека за попытку освободить из плена свою родственницу? Если за Оуэном не числятся другие преступления, то ему можно подарить жизнь.

А как быть с Элен? Он не собирается отпускать ее на волю, но что дальше? Пока он держал ее в плену, уэльсцы вроде бы вели себя спокойно. Но сколько времени продлится затишье? Может ли так случиться, что Рыжий Лис потеряет терпение и придет забрать ее силой? Разве смирится окончательно таинственный Рхис с потерей своей любовницы?

Но напрасно убеждал себя Ричард, что нерешительность его вызвана лишь простым желанием мужчины, стосковавшегося по женскому телу, удержать при себе соблазнительную девицу. Образ Маргарет Честер возник в его воображении. Белокурая красавица и Элен были как день и ночь. Маргарет была ясна и понятна, а Элен — загадочна, как ночная тьма.

Да, слишком долго он не общался с женским полом. Ричард усмехнулся. Но нетрудно эту потерю возместить с лихвой.

Элен кидало из стороны в сторону, когда грубо сколоченная повозка то подпрыгивала на торчащих из земли камнях, то проваливалась в глубокие рытвины. Она уже успела забыть, какие мучения доставляет поездка на влекомой волами телеге. Оуэн громко застонал, когда двое солдат изо всех сил толкнули окованную железными полосами телегу, чтобы извлечь ее из чавкающей трясины.

Она дотянулась до страдальца и погладила его безвольную руку.

— Осталось совсем немного. Жиль сказал, что мы доберемся еще до сумерек. Сможешь ли ты выдержать эту боль еще пару часов?

Оуэн, скрипнув зубами, изобразил на лице улыбку:

— А какой у меня есть выбор, малышка? Элен ободряюще похлопала его по руке.

— Выбора нет, если только ты не попросишь меня нести тебя на руках.

— Великодушное предложение. — Оуэн, снова застонав, смежил веки. — Я его обдумаю.

Под боком у Элен был мешок с зерном, и она опиралась на него, пытаясь смягчить удары, но он мало чем помогал. Уже пять диен длился поход, и мучения усугублялись тем, что все дни шел непрерывный дождь, ледяной и пронизывающий до костей. А последний отрезок пути оказался особенно трудным.

Верховые солдаты, окружавшие повозки, громко сетовали на медленное продвижение, но они не осмеливались оставить без охраны драгоценный по тем временам груз съестного, пока он благополучно не минует коварные уэльские горы. Может быть, лесные разбойники как раз и рассчитывали на то, что англичане не выдержат и умчатся вперед.

Элен нахмурилась, заметив среди свежей зелени весенних деревьев взметнувшееся вверх знамя Ричарда Кента. Он возглавлял колонну и в этот день оседлал Мороэдда. Он ехал на ее лошади! То, что она не смогла воспрепятствовать этому, усилило ее и без того гнетущую тоску.

Только злоба на Кентского Волка поддерживала ее, и эта злоба в ней разыгралась не на шутку. А чуть позже, словно желая подкинуть еще сухого хвороста в огонь, Ричард пропустил колонну мимо себя и прогарцевал рядом с повозкой. Серый жеребец не очень-то охотно подчинялся незнакомому всаднику, закусывал удила, и Ричарду приходилось жестко управлять им. Но скоро жеребец почувствовал уверенную руку и то, что несет на себе великолепного всадника, и даже явно этим загордился.

Элен как будто нанесли пощечину. Она проклинала англичанина и всех его предков и молила своего святого, чтобы тот надоумил коня сбросить всадника в жидкую грязь. Как бы она посмеялась тогда! И ее не пугало, что Ричард потом изобьет ее, догадавшись, что это она виновата в его позоре.

Но хотя обычно добрые уэльские святые охотно выполняют подобные пустяковые пожелания, на этот раз ее святой не откликнулся.

Ричард сидел на коне как влитой, и Элен невольно простила Мороэдду его измену. Жеребец так послушно не вел себя, даже когда она была в седле.

День клонился к вечеру, и долина окуталась сумрачным туманом.

Дорога становилась все более опасной. На крутом подъеме волы выбивались из сил, вытягивая сползающие к краю обрыва повозки. Последняя горная гряда, преграждающая путь к побережью, была самой высокой. Долина сужалась и превратилась в ущелье, на дне которого бурлил бешеный поток.

Внезапно повозка резко накренилась, Элен покатилась и больно ударилась о железную скобу. А затем ее подбросило вверх и перекинуло через борт повозки.

Несчетное число раз ее переворачивало, головокружительному падению, казалось, не будет конца. Очнулась она на сыром ложе из вязкой глины. Разлепив веки, она глядела на полоску свинцово-серого неба над головой меж увенчанных белыми снежными шапками круч.

Послышался шорох осыпающихся сверху камней, и через мгновение Ричард склонился над ней.

— Элен! Элен! Ты не ранена?

Она с трудом набрала в легкие воздуха, чтобы ответить:

— Нет… кажется, нет.

Ричард смотрел на нее с величайшей жалостью. Его руки осторожно и целомудренно ощупывали ее тело. Он хотел убедиться, что она серьезно не пострадала.

Когда дыхание ее восстановилось, вернулось полностью и сознание. Ее пронзила страшная мысль. Она оттолкнула от себя заботливые руки Ричарда, попыталась подняться.

— Оуэн! Милостивый Господь, что с Оуэном? Ричард придержал ее за плечи, не позволяя встать.

— С ним Жиль. Твой дядя вывалился из повозки, но он не упал в пропасть. Ты его скоро увидишь, но сначала давай убедимся, что у тебя ничего не сломано.

Элен раздраженно взглянула на Ричарда:

— Если ты отпустишь меня, то убедишься, что я могу стоять на ногах.

Ричард согласно кивнул, убрал руки, но беспокойство сквозило в его взгляде.

— На твоей тунике кровь. — Он указал на прореху возле бедра, края которой пропитались кровью.

Элен опустила глаза и поспешно прикрыла дыру ладонью, коснувшись кровоточащей своей плоти. Только теперь она ощутила, что внутри у нее угнездилась острая, жгучая боль.

— Это лишь пустяковая царапина.

Она безуспешно пыталась очистить одежду от налипшей глины, палых листьев и сосновых игл. Ее верная и единственная шерстяная туника была разорвана во многих местах, и вряд ли какой-либо нищий согласился бы появиться в таком тряпье. С грустью она вспомнила, какие прекрасные наряды хранились в ее сундуках в родительском замке Тайви. Несомненно, англичане все это разворовали и раздали своим женщинам. В очередной раз злоба обожгла ее.

Ричард помог ей подняться. Элен пришлось на это согласиться, потому что боль в животе терзала ее. В ушах у нее звенело, голова пошла кругом, в глазах все поплыло. Она почти упала на грудь Ричарда, шепча:

— Сейчас все пройдет… я смогу… я пойду…

Ричард не слушал ее. Он подхватил Элен на руки и понес вверх по крутому, зыбкому и скользкому склону туда, где, склонившись над обрывом, ждали его люди. Вереница черных голов — лица их были неразличимы. Как они расценивают поведение своего вождя — знаменитого Волка из Кента?

Элен попыталась вырваться, невнятно бормоча:

— Пусти… Я сама.

— Заткнись! Если хочешь добраться до своего дядюшки, так подчинись мне. Иначе полетишь обратно в грязь и уже оттуда не выберешься.

Элен затихла. Она чувствовала, как бьется совсем рядом могучее сердце Ричарда, а тепло его тела согревает ее. Ощущение от того, что он несет ее на руках, было на удивление приятным, как будто она погрузилась вновь в уют и покой своего детства. Но ей нельзя было расслабляться, поддаваться минутному обману, но и бороться с ним тоже нельзя — иначе он оступится или поскользнется, и они оба окажутся на дне пропасти.

Взобравшись на обрыв, Ричард осторожно опустил ее на землю. Элен увидела хаос, творившийся вокруг, — свалившиеся с повозки мешки лопнули, и зерно рассыпалось, сама повозка стояла дыбом, и одно колесо ее куда-то исчезло.

Она услышала, как Ричард сказал Жилю:

— Она в порядке, но повозку придется бросить. Собери то, что можно собрать, и погрузи зерно на оставшиеся повозки.

Как Элен хотелось встать и пойти… но она не могла. Ползком она добралась до лежащего Оуэна. Радости ее не было предела, когда она увидела, что раны его не открылись.

— Представляю, как тебе больно, но все же Господь к нам милостив.

Оуэн уныло усмехнулся:

— Земля не такая мягкая, какой была в дни моей молодости. Но могло быть хуже. Если б меня шлепнуло об утес, я бы с тобой сейчас не разговаривал.

Элен улыбнулась в ответ:

— Мне тоже повезло. Я проехалась на заднице по глине.

Они замолчали и, глядя друг на друга, радовались тому, что остались живы.

Копыта серого жеребца, на котором восседал Ричард, затопали рядом с их лицами и брызнули на них жидкой грязью.

— Другая повозка для вас готова! — прокричал Ричард, явно раздосадованный промедлением.

Появившиеся тут же солдаты подхватили Оуэна и понесли его к повозке, где уже разместилось несколько пленников. Элен встала и сделала попытку последовать за ним, но боль в животе заставила ее согнуться. Рука ее, ища опоры, повисла в воздухе, но Ричард успел, наклонившись в седле, подхватить ее.

Он оторвал ее от земли и посадил в седло впереди себя. Его широкая грудь стала для нее надежной опорой.

— Эй! — крикнул он блондинке, сидевшей в повозке, куда поместили Оуэна. — Последи, Маргарет, за нашим «святым» мучеником, чтоб он не испустил дух раньше времени. И пошли кого-нибудь сообщить мне, если ему станет совсем худо.

— Я лучше знаю, как позаботиться о нем, чем какая-то незнакомка, — слабо возразила Элен, но Ричард решительно устремил Мороэдда во главу колонны.

— С тебя достаточно путешествия в телеге. Остаток пути ты проскачешь со мной.

— Почему?

На такой прямой вопрос Ричард не решился искренне ответить.

— Потому что я так хочу. — Это был единственный ответ, который он счел подходящим.

«Он желает унизить меня перед Оуэном и другими пленниками, показать, что я на особом положении, что я у него в фаворе», — подумала Элен.

— Я бы предпочла ехать в повозке.

— Твоего мнения я не спрашиваю. Я здесь всем распоряжаюсь.

— Так же, как и украденным у меня жеребцом?

Ричард нахмурился и произнес:

— Твоим жеребцом? Скорее всего твой дружок Рхис прежде украл ее у кого-то из наших рыцарей. Никогда не поверю, что такой отличный жеребец принадлежит ничтожной девчонке.

— Мороэдд мой конь! — выкрикнула Элен и резко вывернула голову, чтобы встретиться взглядом с Ричардом. — Его никто не крал, кроме тебя, Ричард Бассет. Мороэдд из конюшни моего отца, и после битвы при Буилсе я ускакала на нем из родительского дома.

Ричард не скрыл своего удивления:

— Твой отец держал конюшню и имел таких благородных коней? Он, должно быть, был очень богат. Этот конь стоит столько же, сколько все мое жалованье за год. Скажи мне, Элен, кто твой отец?

Элен растерялась. Она ужаснулась тому, что язык подвел ее, и она, погорячившись, выдала часть своей тайны. Мороэдд, конечно, не мог принадлежать простому воину.

— Я не хочу говорить с тобой о своем отце. Он погиб от твоей руки или из-за тебя… кончим на этом разговор.

— Отлично. Я уверен — твой дядя мне все расскажет… если я слегка надавлю на него.

Элен наморщила лоб, поспешно придумывая какую-нибудь подходящую историю, которая могла бы отвести подозрения Ричарда насчет ее истинного происхождения. Узнав, кто она, Волк из Кента не выпустит ее из своих железных рук, и ей и Оуэну никогда не добраться до Франции.

— Гвенвинвин! — пришло ей на ум имя одного из родственников Эниона. — В Повисе он считался самым богатым.

— Я бы сломал язык, произнося это имя, но о нем я слышал. Однако у него не было дочери.

— С моей матерью он не был обвенчан. — Элен все дальше увязала в своей лжи.

— О! — Ричард не знал, что еще сказать. Значит, она — дитя любви. Ему стало стыдно за то, что он стал копаться в ее прошлом. — Прости… я не стал бы настаивать.

— В Уэльсе быть незаконнорожденной не постыдно. Такие дети имеют все права на наследство. Моя доля была — вот этот конь. — Элен потрепала холку Мороэдда. — После поражения при Буилсе и всеобщего бегства я поторопилась забрать свое наследство.

— Но этот конь не для женщины! Я найду тебе другую лошадку, а этому дьяволу предназначена иная участь. Твой Мороэдд — боевой конь. После недолгой выучки он станет истинным подарком для рыцаря. А Эдуард обожает жеребцов серой масти.

До нее не сразу дошел смысл сказанного Ричардом, но зато потом будто костер разгорелся в ее глазах.

— Ты посмеешь отдать моегоконя… Эдуарду Английскому? Я лучше перегрызу коню все вены — пусть твой хозяин получит в дар конский труп! Я достану нож и отрежу Мороэдду голову. Много радости доставит твоему королю голова серого жеребца?

Ричард был поражен этим взрывом.

— Ты переходишь все границы, Элен! Я прощаю многое, потому что сочувствую твоему горю, но не смей так отзываться о моем короле! — Он был так возмущен, что под загаром его кожа побелела. — Предупреждаю, тебе это дорого обойдется!

Элен тяжело дышала, каждый мускул ее был напряжен. Приступ ярости превратил девушку в хищного оскаленного зверя. И все же жесткий тон Ричарда на нее подействовал. Она не решилась и дальше провоцировать его.

— Приношу свои извинения за то, что открыла благородному лорду истинные свои мысли. Я забыла, кто я. Ты овладел моей страной и моим домом… ты успел перебить всех моих родичей, кроме Оуэна… Ты распоряжаешься моим конем и моим телом. Я должна благодарить Господа за то, что ты проявляешь терпение к моим выходкам.

Ричард тяжело вздохнул:

— Кто-нибудь говорил тебе, Элен, что у тебя язычок как змеиное жало? Теперь мне становится понятно, почему в семнадцать лет ты еще не замужем.

— Думаешь, у меня не было предложений? — Она готова была расхохотаться. — Я добилась у отца разрешения подождать с браком до семнадцатой годовщины. И он уважил мою просьбу.

— Однако ты не отказывалась от любовных шашней, — тут же отозвался Ричард. — Ты не отказала парню, которого убили при Буилсе.

Ричард тут же пожалел о своих словах.

— Не из меня источается яд, а из тебя! — в ярости возразила Элен. — Он был моим нареченным, потому что я любила его с детских лет! Ты никогда не познаешь такой любви… — Она вложила в последние слова сколько могла презрения.

Ричард предпочел ничего не говорить в ответ, и тяжелое молчание воцарилось на два долгих часа. С наводящей уныние медлительностью они взбирались все выше по извивающейся петлями дороге и, только достигнув вершины хребта, увидели в разрыве облаков отблеск золотистого вечернего солнца.

Ричард, придержав поводья, остановил коня, любуясь открывшейся перед ними панорамой. За скалистыми пиками, хоть грозными, но уже ниспадающими мрачными цепями вниз, виднелось море, бьющееся о прибрежные утесы. От такого зрелища захватывало дух. На самом большом утесе с плоской вершиной высилась знаменитая и неприступная крепость Гуинлин. Ее сложенные из светлого камня стены сверкали подобно бриллианту в закатных лучах.

Черную тень отбрасывала эта крепость на все, что находилось за нею, и тень эта расползалась, словно выводок змеи из логова, текла по горным долинам и ущельям, погружая их во мрак.

Элен вздрогнула и инстинктивно прижалась к Ричарду, словно ища защиты.

— Неужто это Гуинлин? Я никогда не видела этот замок, — сказала она.

Он утвердительно склонил голову. Ей стало страшно. Что ждет ее в этой цитадели?

А Ричард наслаждался прикосновениями ее волос, раздуваемых ветром, к своей щеке.

— Да, это Гуинлин, — тихо сказал он. Ричард направил Мороэдда вверх по утесу к воротам крепости. Симон следовал за ним по пятам. Остальная колонна далеко растянулась, с трудом преодолевая крутой подъем.

В крепости, очевидно, ожидали их прибытия. Десятки факелов зажглись на всем протяжении замковых стен, и вперед был выслан конный посланец, который внимательно рассмотрел поникшее, намокшее знамя Ричарда и, убедившись в его подлинности, сделал знак, чтобы подняли стальную решетку, преграждавшую ворота.

Масла для крепостных механизмов, видимо, недоставало, решетка при подъеме отвратительно скрипела, и, естественно, благородный конь взбунтовался при этих звуках. Но Ричард справился с ним твердой рукой и въехал в крепостной двор торжественной поступью.

Через сводчатый проем в стене проследовало за ним и его разрозненное войско, и, когда всадники и повозки преодолевали порог, эхо от ударов копыт и колес многократно металось по замкнутому пространству двора.

Гарнизон встретил их радушно. Все без исключения солдаты восхищались жеребцом, на котором явился в крепость прославленный полководец. Мороэдд вполне был достоин нести в седле самого короля. Ричард сразу же громко объявил, что этот трофей предназначен в подарок Эдуарду.

Огромный конь проделал послушно круг по крепостному двору, а потом вместе со склонившимся всадником протиснулся в низкую арку внутренних крепостных стен, усиливающих неприступность Гуинлина.

Ричард спешился, затем подхватил Элен на руки и снял ее с коня. Симон принял у него поводья.

— Ричард! Как я рад, что ты снова здесь! В горах стало беспокойно, и я уж думал, что ты нарвался на засаду.

Ричарду было приятно услышать знакомый, дружеский голос. Сэр Роланд Денбье, рыцарь, на которого возложили теперь обязанность охранять Гуинлин, был его давним соратником. Во многих сражениях участвовали они вместе, и то, что он до сих пор жив и улыбка освещает его обветренное лицо, — разве это не счастье?

Крепким было его рукопожатие.

— А я уж было подумал, что ты своей властью передвинул Гуинлин куда-то на новое место. Никак не мог добраться до тебя и решил уже, что заблудился.

Роланд грустно развел руками:

— Все дороги развезло, поэтому путь кажется таким долгим. Проклятые дожди и туманы! Я уже сам настолько отсырел, что по утрам готов собирать на себе грибы! Но из тумана иногда появляются прекрасные видения! Представь меня этой милой леди. Кто она — лесной эльф или озерная русалка?

Ричард помрачнел.

— Это пленница. Наложница Рхиса, Рыжего Лиса, самого опасного из уэльских разбойников. В одном из набегов на их лагерь она попалась мне в руки.

Роланд присвистнул.

— Ты нанес врагу удар в самое болезненное место. — Он с завистью посмотрел на молодого и удачливого воина. — Ты уже снял сливки?

— Сливки были не очень сладки на вкус, — признался Ричард. — Дважды она пыталась меня убить… И будь осторожен, она понимает любую речь — и английскую, и французскую, и даже язык змей.

Роланд Денбье отшатнулся:

— Все уэльсцы одинаковы. Они заодно с лесным зверьем и со своими змеями. Любого уэльсца, который просто пасет овец, я считаю врагом. Что ж извини, Ричард, но я должен заняться размещением твоего обоза и людей.

Сэр Роланд покинул его, а Ричарду пришлось задуматься. Его поведение в отношении уэльских пленников вызывало недоумение друзей. Для них они были не людьми, а мерзкими животными вроде крыс, расой, от которой надо очистить землю.

Сэр Роланд имел причины ненавидеть уэльсцев. Он потерял двух своих братьев и племянника в стычке с уэльскими разбойниками. И бесполезно было бы с ним спорить, что жители Уэльса борются за свою свободу.

Неожиданный возглас вывел Ричарда из забытья:

— Мы много наслышаны о тебе, Ричард Бассет из Кента!

Ричард резко обернулся и увидел мужчину, облаченного в монашескую рясу. Огни факелов отражались в его угольно-черных глазах. Монах говорил по-французски, но акцент выдавал его уэльское происхождение.

— Не думал, что ты так молод, ведь столько побед числится на твоем счету.

Ричард внимательно рассматривал мужчину, который навязался ему в собеседники. Длинные волосы ниспадали ниже плеч. На груди висел массивный деревянный крест, ноги, несмотря на стужу, были обуты лишь в растоптанные сандалии.

— Счастлив видеть тебя! — Странная улыбка исказила лицо священника. — Если две трети того, что о тебе говорят, правда, то почему ты еще не горишь в аду? Может быть, я помогу тебе спуститься туда?

Сэр Роланд появился вовремя.

— Я запретил тебе захаживать сюда! — крикнул он. — В королевской цитадели не место безумцам. Тех, кто пропустил тебя, я накажу…

— А Господь накажет тебя и Ричарда Бассета. Я тебя предупреждал, что обязательно с ним увижусь… и вот я здесь, — спокойно отозвался фанатик.

— Нечего тебе здесь делать! Эй, Джон, Уолтер! — позвал комендант. — Вышвырните этого лжесвятого отца вон и закройте ему доступ сюда.

Двое плечистых стражей подхватили безумного священника и понесли его прочь в темноту. Тот бешено отбивался и болтал в воздухе тощими окоченевшими ногами.

— Не слишком ли ты сурово обращаешься со служителями Господа? — спросил Ричард.

— Тьфу! — сплюнул сэр Роланд. — Он не Господу служит, а разбойникам, засевшим в горах. Ходит туда-сюда, вносит сумятицу в умы моих ребят, шпионит… Ты разве не слышал, что архиепископ Кентерберийский отлучил уэльских священников от церкви? Тех, кто не воздает хвалу Эдуарду во время богослужения. А половина этой нищей братии с оружием в руках участвовала в последнем мятеже.

— А ты уверен, что он мятежник?

— Откуда я знаю? — Роланд раздраженно пожал плечами. — Да и какая разница? Я уже написал епископу, чтобы нам сюда прислали взамен английского священника.

Ричард, возвысив голос, вернул обратно стражей, утаскивающих уэльского патера, и обратился к нему:

— Ты и в самом деле рукоположен по всем правилам церкви?

Темные глаза уэльсца с достоинством выдержали изучающий взгляд рыцаря.

— Да.

— Ты можешь переночевать здесь.

— Я не хочу сеять раздор между тобой и твоим приятелем. Мне найдется приют в любом месте. — Тут священник внезапно сделал шаг и приблизился к Ричарду почти вплотную. — Но я желал бы побеседовать с тобой наедине. И еще бы попросил навестить пленников, которых ты привез с собой.

Роланд протестующе фыркнул, а Ричард с подозрением уставился на уэльсца. Хотя поведение Роланда отдавало богохульством, но, возможно, старый друг Ричарда прав. Этот фанатик в черной сутане вполне мог оказаться вражеским лазутчиком.

— С тобой я готов встретиться, а что касается пленников, то к ним я никого не допущу. — Ричард по лицу священника пытался догадаться о его намерениях. — Когда я найду время для нашей беседы, где тебя искать?

Патер слегка усмехнулся:

— Только объяви, что у тебя нашлось время для отца Дилвейна, и я буду тут как тут.

Не дожидаясь ответа, священник скрылся из виду, как бы растворившись в толпе солдат и слуг.

Роланд был вне себя от наглости, проявленной этим дикарем в сутане. Ричард со вздохом попытался вразумить его:

— Прости, Роланд, но я не хочу подвергать опасности наши с тобой души, ссорясь со святым отцом. Лучше не грешить там, где можно этого избежать.

Сэр Роланд согласно кивнул:

— У тебя есть право распоряжаться. Ты здесь теперь командуешь, а не я. Слава богу, я возвращаюсь в Англию.

И уж не буду ждать там каждую минуту, что на меня набросятся из-за угла и перережут горло.

Ричард смотрел на старого друга и не узнавал в нем горячего воина, с которым он бок о бок шел когда-то в свой первый бой.

— Я надеюсь, что ты задержишься хоть ненадолго. Я был в Гуинлине всего один раз вместе с Эдуардом, и мне надо узнать от тебя о том, как оборонять эту крепость. — Он добавил, пытаясь пошутить: — Ты ведь на этом деле собаку съел, а я больше силен в атаке, чем в обороне.

Лицо сэра Роланда слегка просветлело.

— Пожалуй, я проведу с тобой несколько дней, если я тебе нужен.

Ричард опустил руку на плечо друга:

— Конечно, нужен. И у нас найдется немало дел и поводов для разговоров. Как, кстати, поживает леди Бланш? — осторожно осведомился он.

— Я не видел ее уже полгода, но мне сообщили, что она вполне счастлива, нянча наших внучат. У нас их семеро, Ричард, представь себе! Пятеро мальчишек и две девчонки. — Роланд, говоря это, просиял. — А теперь не пора ли нам подкрепиться? Нас уже ждет горячая еда, а для тебя у меня припасено и гасконское вино. Хватит мерзнуть во дворе. Мы продолжим разговор за столом.

— Об этом я только и мечтаю. Мой желудок уже давно настойчиво напоминает о себе. Но прежде скажи, есть ли у тебя подходящее помещение, где можно поместить эту женщину и не опасаться, что она оттуда сбежит? — Он взглянул на Элен, которая, нервничая, переминалась с ноги на ногу, стоя рядом с Симоном. — И чтоб охрана была надежной, — добавил Ричард. — А то никакой ужин не полезет в горло, если я буду думать, что она может удариться в бега.

— Разумеется, есть и комната для леди, и будет соответствующая охрана. Проводи ее внутрь, а я вызову стражников.

Ричард надеялся, что тяжелая дорога и падение с обрыва укротили строптивый дух Элен и она хотя бы сейчас проявит покорность. Он устал, был голоден и озабочен.

— Пошли! — коротко приказал он ей и кивком головы указал на лестницу.

Элен сердито вздернула подбородок.

— Ты не доверяешь своему другу, а сам хочешь посадить меня под замок? Боишься, что он меня упустит и я растаю, как дым? — Она усмехнулась язвительно. — Ведь я уэльская ведьма, а на дворе уже ночь.

Ричард не мог не улыбнуться. Девушка была такой же неуправляемой, как и ее серый жеребец. Несмотря на пронизывающий холод, сырость и злоключения, выпавшие на ее долю, она сохранила свой постоянный гонор. И хотя она доставляла ему столько беспокойства, он не мог не восхищаться ее стойкостью.

Крепко сжав ее запястье, он повел Элен наверх.

— Сэр Роланд недолюбливает уэльских мужчин, — пояснил он ей, — но ничего не имеет против уэльских женщин, даже если они останутся в крепости и после захода солнца.

В миле от Гуинлина по узким проулкам меж лачуг прибрежного селения пробиралась тощая фигура. Налетавший порывами ветер с моря запутывал черную сутану вокруг лодыжек. Мужчина целеустремленно и безбоязненно продвигался вперед, не оглядываясь по сторонам. Здесь он был среди своих. Сюда из города согнали уэльсцев всесильные англичане, обосновавшиеся в крепости, но сами они опасались показываться здесь, особенно после наступления темноты.

Он уже почти достиг гавани, когда из-за угла навстречу ему выступила такая же, похожая в тумане на призрак, фигура. — Ну, какие новости? Ты его видел?

Человек в сутане резко остановился.

— Да, я его видел, — ответил он хрипло.

— Тогда что скажешь?

Священник молча погладил крест у себя на груди.

— Пока мне нечего сказать. Я должен сначала увидеться с ним. Но я буду молиться, чтобы наши надежды сбылись.

15

Натянув поводья, Ричард гарцевал на Саладине на лугу перед крепостью. Конь норовисто изворачивался, шумно дыша в холодном утреннем воздухе.

— Потише, дружище, — уговаривал его Ричард. — Нечего показывать свой вздорный нрав. Я и так его знаю.

Он кивнул Симону, и юноша отпустил узду, а сам отступил подальше от бешено мотающейся конской головы.

— Саладин ревнует. Вы, Ричард, слишком много времени уделяли Мороэдду. — Симон осклабился. — Он уже подумал, что вы поменяете его на серого жеребца.

Ричард обуздал коня, заставив подчиняться себе, и направил его к крепостным воротам, которые тут же принялись открывать проснувшиеся охранники.

Уже удаляясь, он крикнул через плечо Симону:

— Ты не прав! Саладину просто тесно в этих стенах, как и его хозяину.

Ричард столько времени провел в замкнутом помещении, изучая бесчисленные документы — фортификационные планы, списки гарнизона, перечень всего хранящегося в закромах и в арсенале крепости, что ему, как и Саладину, не терпелось вырваться на простор.

— Сэр Роланд едва не довел меня до слепоты, заставляя трудиться при свете тусклой масляной лампы, — пожаловался Ричард Симону.

— Рыцарь — это не только воин, владеющий мечом, но и полководец, знающий, как вооружить и накормить свое войско, — произнес в ответ Симон затверженную истину.

Ричард похвалил оруженосца. Хороший ученик всегда доставляет радость учителю.

А теперь Ричард один, без оруженосца, умчался из тесных стен, избегая разъезженных дорог. Ему нравилось ощущать, как могучие ноги коня попирают пружинистый торф, как встречает его, сопротивляясь стремительному движению, свежий ветер с моря.

Утро выдалось солнечным, и это тоже веселило душу.

Последние дни он тяготился постоянным общением с сэром Роландом, который дышал ненавистью к уэльсцам. Только два цвета признавал сэр Роланд — черный и белый, и черным был для него Уэльс и его народ.

Они проводили долгие часы вместе, занимаясь делами или беседуя за пиршественным столом, и ненависть, терзающая сердце его старого друга, отравляла и Ричарда. Он избегал в эти дни Элен, считая, что так будет лучше. Жиль доложил ему, что дядюшка ее поправляется, а для Элен необходимо найти в крепости какую-то одежду.

Они выслушали эти сообщения вдвоем — он и сэр Роланд. Комендант вздохнул, скрывая усмешку. Забота о дикарке со стороны Ричарда казалась ему по меньшей мере странной. Однако он поднялся с ним в кладовую и отпер сундук. Ричард, завидя расшитое золотом шелковое платье, живо представил Злен в этом наряде.

Ричард тяжело вздохнул. Слишком много он тратит впустую времени на эту девчонку и ничего не может поделать с собой. Под ее влиянием он стал смотреть на уэльсцев другими глазами. Он уже был готов многое им простить. Например, Оуэну его дерзкий набег. Этот человек — явно прирожденный вождь, в нем ощущается незыблемая воля. Если удастся переманить его на свою сторону, заставить признать власть Эдуарда, может, тогда и войне наступит конец?

— Ты не желаешь поглядеть на Руслин сегодня? — спросил Симон.

— Что? — Ричард, погруженный в свои размышления, вздрогнул.

Он не ожидал, что оруженосец так скоро догонит его и нарушит его уединение. Но он тотчас подавил досаду и ответил беспечно:

— На эту деревушку? Да, мы можем ее осмотреть. Роланд утверждает, что там отличная бухта, куда могут причаливать корабли с припасами и подкреплением, которое посылает нам Эдуард. Однако давай сначала посмотрим, как взошли на полях весенние посевы. Сэр Роланд сказал, что много земли пропадает без толку.

— Сэр Роланд говорит, что уэльсцы ленивы, как раскормленный скот, — усмехнулся Симон.

— То, что услышал, храни в голове, а не распускай язык, — посоветовал юноше Ричард.

Миновав болото, усеянное оставшимися от доисторических ледников скалистыми глыбами, они очутились на расчищенном от камней поле.

Зрелище, представшее взору Ричарда, было гораздо хуже, чем он ожидал. Только несколько клочков земли было вспахано, и то лишь близ крепостных башен, откуда за подневольными пахарями могли наблюдать английские солдаты. Остальное пространство оставалось невозделанным. Сорняки уже накрепко завладели почвой, а это означало новую голодную зиму для местных жителей.

Объехав поля, Ричард направил Саладина к стенам небольшого поселения, воздвигнутого для защиты англичан от возможных набегов непокорных дикарей.

Вне этих стен располагалась уэльская церковь, и возле нее сейчас собралась толпа. Завидев рыцаря и его оруженосца, люди обернулись к ним. В толпе царило явно враждебное настроение, несколько сжатых кулаков взметнулись вверх. Тут же неподалеку присутствовали — хоть и в небольшом числе — солдаты из гарнизона Гуинлина.

Ричард подъехал к ним, но не стал спешиваться. Стоя на земле, даже будучи при полном вооружении, он был беспомощен в разъяренной толпе, настроение которой с каждым мгновением менялось к худшему. Вот-вот злоба найдет себе выход в насилии.

— Я Ричард Бассет. Что тут у вас происходит? — крикнул он.

Рыцарь, командующий солдатами, выдвинулся вперед:

— Я Джиффар де Байе, милорд. Возник спор из-за пустяка. Дикари возражают, а мы настаиваем на наказании двух негодяев.

Де Байе махнул рукой, и солдаты заставили упасть на колени в грязь двух оборванных уэльсцев.

— Их схватили с поличным — с парочкой мертвых зайцев, — продолжал рыцарь и пнул одного из пленников носком сапога. — Так как я назначен сэром Роландом лесничим, то обязан наказать их в соответствии с английскими законами. Ворам надо отсечь руки. Может быть, это послужит уроком другим голодранцам и отучит их от дурной привычки охотиться в королевских лесах. Они и так уж почти опустошили их, и благородным господам скоро негде будет охотиться.

Ричард наклонился над холкой Саладина, разглядывая двух поверженных в грязь уэльсцев. Их руки были туго связаны, на телах виднелись следы побоев.

Он вдруг вскипел гневом:

— Я не знал, что Эдуард распространил английские законы на уэльские леса и тем более что дал сэру Роланду право выносить приговоры. Но раз ты лесничий, то должен знать назубок все статьи королевской Лесной Хартии. Какое наказание положено за убитого зайца, сэр Байе? Ответь мне!

Рыцарь неловко помялся.

— Мы в глаза не видели Хартию, и мы не облечены официальной судебной властью. Но Гуинлин — королевская крепость, и поэтому я счел…

— И грубо ошибся! — подхватил Ричард. — У тебя нет права наказывать этих людей!

От повышенного голоса хозяина Саладин забеспокоился, попытался встать на дыбы, но Ричард властно утихомирил его, склонился, схватил одного из пленников за шиворот и поставил на ноги.

Тот взглянул на него с ненавистью одним глазом — второй был закрыт огромным багровым отеком.

Ричард выругался про себя. Как мог Роланд вводить здесь самовольно английскую Лесную Хартию? Даже законопослушные англичане возмущались этим несправедливым и жестоким законом, отдающим в собственность короля всю живность, обитающую в лесах. И Ричард знал, что осторожный Эдуард опасался распространять Хартию на еще не до конца покоренный и, главное, голодный Уэльс.

Ричард коснулся кровоточащих ссадин на лице уэльсца и обратился к Байе:

— Ты и твои люди, конечно, исполняли свои обязанности, но, боюсь, в данном случае я должен вмешаться. Теперь я верховный правитель Гуинлина, и с этого дня я запрещаю тебе ловить браконьеров.

— Но, милорд! — возразил рыцарь. — Сэр Роланд установил другой порядок в лесах, и эти люди его нарушили. Что нам делать — отпустить негодяев?

Ричард достал из ножен кинжал и перерезал путы, связывавшие пленников.

— Тебе мало того, что ты уже получил? — спросил он у уэльсца с заплывшим глазом. — Захочешь еще поиграть в охоту в моем лесу?

Искорка, вспыхнувшая в глазах уэльсца, доказывала, что пленник его понял.

— Тебе дорога твоя жизнь? — потребовал ответа Ричард.

— Мой урожай сожгли в прошлом году, моих овец и свиней или зарезали, или угнали твои солдаты, — ответил ему уэльсец на ломаном французском. — Моя семья кормится только тем, что я добываю в лесу. В твоем лесу — как ты заявил! Сила на твоей стороне. Что ж, убей меня, англичанин. И Господь проклянет твою черную душу!

Выкрикнувший эти слова мужчина ждал, когда на него обрушится смертельный удар. Но Ричард притворился, что как бы не слышал или не понял его оскорблений.

Он обвел взглядом грозную толпу.

— Эй, слушайте меня, люди! — крикнул он по-французски. — Я, Ричард Бассет, прозванный вами Кентским Волком, заверяю вас, что нет никакого закона, чтобы запретить вам охотиться в лесах. И так будет, пока я здесь правлю!

Немногие в толпе поняли, о чем он говорит. Но те, до кого дошел смысл его речи, начали перешептываться в удивлении и передавать странную весть своим соседям.

— Я управляю Гуинлином от имени Эдуарда, монарха Англии и Уэльса. И никто не будет наказан за охоту в лесах, если он поступает так, чтобы кормить семью, а не наживаться на продаже мяса.

Ричард повторил эту фразу дважды, желая вдолбить ее в умы самых непонятливых.

Ропот в толпе стал таким громким, что заглушил шум морского прибоя, бьющего о скалы. Ричард обвел взглядом зловещий круг — никто не верил ему, все дышали ненавистью я злобой. Эти люди изголодались и в этом винили его.

— Сегодня вам нечего есть, потому что ваш урожаи уничтожен или украден. Ищите пищу в лесу. Никто за это не будет наказан. А завтра займитесь землей, взрыхлите ее и засейте, пока не поздно!

— Все до последнего зернышка у нас отобрали. Что мы будем сажать? А если что-то взойдет на этой земле, все равно у нас опять заберут урожай. Тогда пусть наша земля останется бесплодной! — Уэльсец злобно сплюнул на землю у себя под ногами.

— Грешно плевать на землю, которая всех вас кормит, — возразил Ричард. — Завтра каждый, кто придет в крепость Гуинлин, получит семена для посева.

— А урожай съедят англичане… — настаивал упрямый уэльсец.

— Урожай будет принадлежать тем, кто его взрастил. Лишь часть его, как заведено издревле, отдаст хозяин церкви и владетельному лорду Гуинлина. А я есть владетельный лорд, и мое слово твердо. Закон будет один для всех — и для уэльсцев, и для англичан. Без страха приходите ко мне в поисках справедливости, даже если вас обидел англичанин.

— Красиво ты говоришь, — промолвил пленник, — но мой народ достаточно наслушался лжи от англичан.

Упрямство этого искалеченного мужчины и раздражало, и удивляло Ричарда. Поверженный, избитый, втоптанный в грязь, он выступал грозным обвинителем могучего рыцаря.

— Как твое имя?

— Хейвидд Сел.

— Трудно произнести моему языку твое имя. но живи, Хейвидд Сел. Только укороти свой язык, а еще лучше не попадайся мне на глаза.

Пленник вздернул голову вверх, и Ричард увидел, насколько тот искалечен. Помимо заплывшего глаза, челюсть его была разбита, и поэтому он так невнятно шамкал.

— Не думай, рыцарь, что, если я стоял перед тобой в грязи на коленях, я ниже тебя. И я не собака, виляющая хвостом, если ей бросили кость. Мы никогда не полюбим тебя, так же, как и ты нас…

Ричард уже начал терять терпение:

— Ведь не я поставил тебя на колени. Я, наоборот, поднял тебя с колен. Согласись, ведь так? — Напрасно ждал Ричард от уэльсца ответа.

Тот жег его своей ненавистью, и рука Ричарда невольно потянулась к мечу. Но он сдержал себя.

— Хватит! Спор бесполезен. Мы одолели в битве ваше войско, а те из вас, кто уцелел, должны признать свое поражение. Одумайся! Подкрепись жареным зайцем и берись за работу!

Не дожидаясь, что скажет непокорный мятежник, Ричард повернул Саладина, и толпа расступилась, пропуская всадника.

Отъезжая, Ричард бросил:

— Приходи за семенами, когда поле будет вспахано. Симон взял на себя смелость скомандовать солдатам вложить оружие в ножны, построиться и выбраться из толпы. Догнав господина, он тихо спросил:

— Можно ли верить этому дикарю?

— А ты как считаешь? — откликнулся Ричард.

— Что правда, то правда… выглядит он изрядно отощавшим.

— Вот поэтому я ему и поверил. Человек не станет рисковать жизнью из-за жалкого зайца, если не дошел до крайней черты.

— Я рад, что вы избавили его от наказания, Ричард. Я имею в виду отсечение рук. Слишком суровый способ наводить порядок…

Ричард прервал его:

— Лучше убить мужчину, чем лишить его рук. Это значит обречь его на муки ада еще здесь, на земле, и приобрести себе такого врага, что и в страшном кошмаре не приснится. Нельзя доводить людей до отчаяния, Симон, запомни. Опасен тот, кому нечего терять.

Элен поместили в роскошно обставленном покое королевы. Всего лишь один день и одну ночь провела в нем королева Англии, но со времени визита Их Величеств в Гуинлин все там сохранялось в первозданном виде.

Прильнув к окошку, Элен наблюдала, как Ричард и его оруженосец влетели на полном скаку на крепостной двор. В это утро Ричард был без шлема, и игривый весенний ветерок развевал его золотистые волосы.

Она отвела взгляд, опустилась в удобное кресло, специально поставленное у окна, чтобы королева могла при желании обозревать окрестности. Элен хотела выкинуть Ричарда из головы, но его образ постоянно преследовал ее.

«Этим мужчиной можно залюбоваться», — призналась она себе. Четкий профиль, увенчанная золотой гривой волос голова, гордо возвышающаяся над линией широких плеч, игра мускулов при каждом его движении — это назойливое видение она безуспешно пыталась отогнать.

Элен как бы заново ощущала его губы на своих губах, прикосновение его сильного горячего тела к своему обнаженному телу. Это было лишь воспоминание, но оно упорно возникало вновь и вновь. Она проклинала себя за предательство, но образ злейшего ее врага не становился от таких увещеваний менее привлекательным.

Элен покинула мягкое кресло и заметалась по комнате, как только что пойманный и посаженный в клетку лесной зверек. Почему Энион, любимый Энион, не доставлял ей таких наслаждений своими объятиями, как этот чертов английский рыцарь?

Нет! Нет! Дьявольское наваждение должно пропасть, если она вспомнит своего жениха. Энион! Вот его она любила и будет любить вечно. И там… за пределами жизни земной, их ждет встреча, но мысли об этом почему-то мало помогали Элен.

Ее вновь потянуло к окну, но теперь двор был уже пуст. Она в ярости стукнула кулаками по подоконнику. Разглядывать своего злейшего врага было, разумеется, грешно, но не видеть его вообще было вдвойне мучительно.

Что он сделал с ней, в кого он ее превратил? Неужели она хочет стать его наложницей? Разве может она поступиться своей честью и осквернить любовные узы с незабвенным Энионом?

Наверное, тысячу шагов она отшагала, мечась из угла в угол по роскошным покоям. Элен перемерила все одеяния, которые принес Жиль и разложил на кровати. Все они оказались ей коротки — она была слишком высока ростом. Томясь вынужденным бездельем, Элен принялась за работу — стала подшивать снизу несколько дюймов ткани, чтобы подол платья закрывал лодыжки.

С печальным вздохом она коснулась нежной шерстяной ткани любимого ею голубого цвета. Как давно она не наряжалась, не старалась выглядеть красивой! И эти наряды дали ей лишь на время. Если ее отпустят из Гуинлина, она уйдет отсюда в своей старой коричневой тунике — такой удобной, чтобы прятаться в зарослях.

Кентский Волк поднимался по лестнице к покою королевы. С каких пор она стала узнавать его шаги? Чем они отличаются от топота сапог стражников?

Пройдет ли Ричард мимо, поднимаясь на дозорную башню, или остановится?

Он остановился. Стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Элен невольно и поспешно поправила одеяние, которое только что надела.

Ричард вошел. Даже для просторных покоев королевы он был слишком высок, и макушка его едва не упиралась в украшенную резьбой балку.

Он осмотрелся, потом оглядел ее фигурку — всю с ног до головы, — и зрелище это, видимо, доставило ему удовольствие.

— Я вижу, ты нашла применение барахлу, которое плесневело в сундуках. Не знаю, чья это собственность, но теперь все это принадлежит тебе. И я рад видеть тебя в красивом платье. Меня уже воротит от твоей коричневой туники.

Его широкая, доброжелательная улыбка едва не ослепила Элен. Она не могла не улыбнуться ему в ответ, но тут же одернула себя. Как можно вести галантный разговор с заклятым врагом?

— Зачем мне такой богатый гардероб? Или ты собираешься удерживать меня здесь вечно?

Ричард намеренно пропустил мимо ушей ее язвительный вопрос. Он вновь обвел взглядом роскошную обстановку спальни.

— Эта комната пришлась по вкусу королеве Англии. Почему она не подходит тебе? Женщинам нравится мягкая мебель, пышные балдахины и разные тряпки. Разве тебе не уютно в этом гнездышке?

— Любой женщине здесь будет уютно, но только если она не узница. Мне надоело быть пленницей и не знать, что будет со мной дальше. Скажи мне, как ты намерен мною распорядиться, и уж тогда я решу, как распоряжусь своей судьбой.

Ричард не выдержал ее горящего взгляда, отвернулся, подошел к окну, стал разглядывать опустевший крепостной двор.

— Тюрьма тебя не устраивает! Что ж, за это я тебя не упрекаю. Я сам бы не выдержал плена. Но я не выпущу тебя на свободу, потому что твоя свобода грозит мне бедой и, быть может, смертью. Гуляй свободно по крепости, но ни шагу за стены! Забудь о лесах и ущельях, где ты можешь спрятаться и оттуда жалить меня.

Она молчала, но грудь ее бурно вздымалась под тонким покровом придворного наряда.

Ричард в который раз уже ощутил, что сталь ударилась о сталь, коса нашла на камень.

— Поклянись мне, что ты не сбежишь! Тогда ты будешь свободно разгуливать по Гуинлину.

Элен задумалась. Это был хоть какой-то шанс. Ричард не властен помиловать Оуэна, но она, перестав быть узницей, узнает, где содержат пленного уэльсца. Не так уж трудно обмануть английских стражников, выбраться за стены, а там уж недалека Франция и вожделенная свобода.

— Ты говорила, что верна своему слову, — настаивал Ричард. — Так дай мне его! И тогда обретешь некоторую свободу.

Он обернулся и с улыбкой посмотрел на нее.

Мысли смерчем завихрились в ее голове. Поклясться ему, освободить себя и Оуэна из заточения, и, значит, нарушить клятву? Она вправе солгать. Лгать врагу — это не грех. Но что-то удержало ее, и она опустила глаза.

— Нет! Я не могу дать тебе такой клятвы. Если Господь смилостивится, то он сам откроет мне ворота.

— Я тебя понял. — Ричард, прислонившись к стене, погрузился в мрачное раздумье.

Своей неподвижностью он напоминал каменное изваяние рыцаря, которое когда-то видела Элен в одном из уэльских замков.

— Такое признание тяжело тебе далось, разве не так, Элен? — продолжил он после длительной паузы. — Я благодарен тебе за откровенность и предложу кое-что в вознаграждение. Я разрешу тебе свободно покидать эту комнату в течение двух дней, а ты взамен дашь мне обещание на этот срок. Только обещание, а не тягостную для тебя клятву.

Элен преисполнилась к нему благодарностью, но одновременно удивилась подобному великодушию. Почему Ричард так легко уступает ей?

— Ты и вправду так поступишь? — прошептала она с недоверием. — Ты мне доверяешь?

— Не совсем, но пытаюсь верить. Ну как, согласна? Тогда по рукам!

— О да! — поспешила она откликнуться. — Да! Ричард улыбнулся. Дела налаживаются даже быстрее, чем он надеялся. Личико Элен уже не дышало ненавистью, и резкость тона исчезла из ее голоса. Маленькая, но все же победа, и это только начало…

— Теперь поговорим о твоем дядюшке. Я сделал ему такое же предложение, как и тебе. Но твой дядя — человек мудрый. Он мое предложение сразу принял. Хотя он и не высказал покорность Эдуарду, но поклялся не подымать руку на моих людей в Гуинлине и не пытаться убежать.

— Ты его пожалел? — затаив дыхание, спросила Элен. — Ты его помилуешь?

— Я долго размышлял по поводу сказанного тобой. Если твой родственник действительно сражался только ради твоего спасения, я не обвиню его в мятеже. — Ричард украдкой бросил быстрый взгляд на Элен и уловил, как мгновенно просветлело ее лицо. — Если он сдержит слово и будет вести себя мирно, мне незачем держать его в заключении. Но предупреждаю тебя и его! При любой выходке пусть попрощается с жизнью.

— О, Ричард! — Элен, сама не сознавая, что ею движет, шагнула к нему, схватила его сильные руки, прижала к своей груди.

На нее обрушилась лавина чувств. Здесь была и благодарность к золотоволосому рыцарю, и ожившие надежды, и изумление, и величайшее облегчение от терзающих ее дум.

— Я… я не знаю, как благодарить тебя. Ты так добр. Разве я могла надеяться на такую доброту? Нет, никогда…

Ричард глядел в ее возбужденное личико и был в эти секунды безмерно счастлив. Лишь второй раз в их долгом уже общении она сама, по своей воле, шла в его объятия, и будто порыв ветра приподнял его над полом, подтолкнул к ней.

Как легко, как просто сейчас склонить голову и завладеть ее сладостными губами, а потом… потом полностью забыться в наслаждении.

Он так и поступил. Наклонился, и вкус поцелуя был сладостен. Лишь один поцелуй… и дальше путь открыт!

Элен успела заметить, как изменилось выражение его лица, но такую же страсть и тягу к нему она ощутила и в себе. Она ужаснулась, но ничего не могла с собой поделать. Они целовались яростно, будто сражались в поединке. Но ее не пугал Ричард. Он был ей сейчас подвластен, как и она ему.

Но близость их губ, их тел не могла затмить жуткую и горестную мысль — все равно они враги и связывает их взаимная ненависть.

Элен оттолкнула его, и могучий рыцарь, чуть пошатнувшись, отступил.

— Нет, Ричард, не надо…

Ричард опомнился. Он смотрел на нее теперь с подозрением и тревогой. Ее руки бессильно, как высохшие плети вьюнка, опустились вниз.

— Что? Что с тобой, Элен? Больше никаких поцелуев в знак благодарности? Малая цена за жизнь преступника!

Он старался говорить и выглядеть цинично в этот странный момент.

Элен родилась, росла и воспитывалась среди воинственных мужчин, и сама была воином по натуре. Ей внушили с малолетства законы чести. Она умела распознавать характеры — кто трус, кто лжец и кто истинно благороден. И она надеялась, что не ошиблась в оценке мужчины, который только что обнимал ее.

— Ты подарил Оуэну жизнь ради моей благодарности. Но ведь ты сдержишь слово, если я откажу тебе? Я права, сэр Ричард Кент?

Гнев Ричарда был беспределен. Но вместо того, чтобы излиться вулканической лавой и сжечь непокорную девчонку, он смиренно согласился.

— Мне сейчас лучше уйти, а ты можешь думать все, что угодно. Раньше многое я брал силой, но никогда на торжище. Твоя благодарность была мне приятна, но только если она не куплена… Прости, что обеспокоил тебя.

Он ушел, а Элен стало совсем грустно. Она едва не выбежала на лестницу, чтобы позвать его обратно, но вовремя опомнилась. Ведь охрана от двери еще не снята, и скучающие солдаты могут неправильно воспринять ее порыв.

16

Утро выдалось сумрачным и дождливым. Сквозь шум падающих с карнизов капель доносился колокольный звон — из крепостной церкви Гуинлина, и дальний — из храма уэльского поселка. Отец Дилвейн получил разрешение отслужить мессу в Гуинлине. Жиль передал Элен эту хорошую новость, а также и то, что охрана у двери ее комнаты снята.

Она оделась и спустилась вниз. Ей хотелось поговорить с уэльским священником, но он уже был в церкви и готовился служить мессу.

Элен в растерянности остановилась посреди неожиданно пустынного крепостного двора. Дождь — мелкий, назойливый — оседал на волосах, пропитывал влагой ее платье. Вот она — вожделенная свобода, но только внутри стен Гуинлина. Чуть расширилось пространство ее тюрьмы, и только. Ей дали свободу, но подрезали крылья…

Ричард мрачно следил с балкона, огражденного дубовой резной балюстрадой, как священник приступил к отправлению привычного ритуала. Эдуард повелел устроить в храме Гуинлина специальную закрытую ложу, чтобы королевская семья могла присутствовать на мессе, отделенная от простонародья, не смешиваться с ним, не дышать одним воздухом с немытой солдатней и уэльской прислугой.

Сейчас Ричарду как раз было по душе одиночество.

Внизу помещение храма было забито до отказа. Толпа шевелилась и была похожа на единое живое существо. На лицах не было той тревожной озабоченности, которая грызла его. А почему, собственно, одолевает его тоска? Военная кампания в Уэльсе прошла успешно. Он еще не схватил неуловимого Рыжего Лиса, но тот затаился в своей норе и уже не нападает на англичан. Много недель прошло, и никаких известий о потерях не поступает.

И свои дела здесь он завершил. Покорные уэльсцы вернулись на землю, и поля засеяны… Он даже услышал, проезжая через деревню, как один крестьянин одобрительно отозвался о нем. Не проклятие понеслось ему вслед, а доброе слово, нарушившее обычное угрюмое молчание. Он стал привыкать к этой стране… но…

Среди множества голов внизу он углядел каштановые волосы, и они засияли для него, словно луч солнца, которого никто не ждал, упал на них сквозь узкий храмовый витраж. Его пальцы мгновенно крепко сжали перила, он непроизвольно вытянул шею, вглядываясь в Элен. Были в его жизни женщины, они появлялись и исчезали, но что-то притягивало его именно к этой, он чувствовал себя перед ней в чем-то виноватым, что было, конечно, нелепо. Чем он мог провиниться перед ней? Наоборот, был великодушен, добр, терпелив. Не иначе как здесь не обошлось без таинственных колдовских чар, которыми, по поверьям, обладали многие уэльские женщины.

Ричард вспомнил слова Элен. Благодарность — вот чем преисполнена она. Но она не верит в его бескорыстие. А бескорыстен ли он? И нужно ли ему добиваться благодарности от уэльской дикарки, которая и так полностью в его власти?

Он гневался на себя и… на нее. Неужто он совсем лишился гордости? Зачем он добивается любви пленницы, которая столько раз обжигала его ненавистью? Но вправду ли она ненавидит его? Или воспоминания о прошлом давят на ее мозг?

Ее лицо всплыло в его памяти — в самых разных ситуациях, начиная с их первого яростного поединка в зарослях. Картинки сменялись, и он улавливал перемену. Она перестала быть его злейшим противником, а он для нее чудовищем, которого можно и даже необходимо уничтожить.

Она даже сама тянулась к нему, когда он вчера целовал ее. Она так же желала этого поцелуя, как и он. К чему тогда ей притворяться?

В его мире мужчина имел право завести любовницу или наложницу — называй как хочешь, и это положение для женщины было настолько почетно, насколько крепко положение мужчины. Пока он всесильный повелитель Гуинлина, статус наложницы господина сразу дарует ей все блага. Внутри крепости достаточно просторно, а то, что обычно интересует дам: ткани, вышивки, — все будет ей предоставлено. И еще… хорошая еда после голодной блокады в горах. Другая бы тотчас подпрыгнула до потолка от радости.

Но не этим можно до конца покорить Элен. Ричард почувствовал это. Насколько он мог понять, в ней был силен свободолюбивый дух. Ричард все равно ей чужд и враждебен, даже если она к нему неравнодушна как к мужчине. И враждебность эта не растает, как снег на солнце, не расколется, как орех, пролежавший в сырости. Если он ее хочет заполучить полностью, до конца, то это опять же зависит только от него.

С этой мыслью Ричард решительно поднялся — и как раз вовремя, ибо месса закончилась, и отец Дилвейн благословил собравшихся прихожан. Ричард поспешил вниз, чтобы отыскать в толпе Элен.

Девушка медленно двигалась вместе с толпой, покидавшей церковь. Ей не хотелось возвращаться обратно в свою комнату, но и не было основания пребывать внизу, среди враждебно настроенных к ней англичан. Слуги и служанки шарахались от нее, как от прокаженной. Никто с ней не заговаривал, кроме Симона и Жиля, да и самой Элен молчание было больше по душе.

Крепость, воздвигнутая в столь короткое время пришлыми завоевателями, поразила ее мощью, размахом и богатством внутреннего убранства помещений. Как бедны были уэльские принцы и дворяне по сравнению с королем Эдуардом! Ее родной дом Тайви, выстроенный из крепкого темного дуба, казался ей когда-то верхом надежности, но трусливый английский король вряд ли счел бы его для себя безопасным пристанищем.

Ладно, пусть англичане строят для себя каменные замки. Оуэн и Элен вновь разберут их до последнего камушка, да так неслышно, что ухо английское ничего не уловит, и пришельцы опять окажутся в чистом поле.

Элен поднялась по лестнице в просторный холл и очутилась в самом средоточии суеты — прислуга торопилась накрыть столы для завтрака рыцарей и солдат. Она заметила среди мятущихся лиц одно, до боли знакомое… Дилан? Как он здесь оказался?

Мужчина сгибался под тяжестью подноса с огромным куском обжаренного на вертеле мяса. Как мог уэльсец затесаться в строго отбираемый штат английской прислуги?

Их взгляды встретились на мгновение и тут же расстались. Никтоне должен знать, что между ними протянулась нить. Она вгляделась пристальнее в лица других слуг и узнала еще одного — Гриффильда. Уже двое ее бывших соратников проникли в крепость, а раз так, то могучие стены Гуинлина не без трещин. Может быть, и другие как-то нашли путь сюда?

Ее сердце бешено колотилось в груди, и дерзкие планы вновь стали роиться в голове. Как бы, не привлекая ничьего внимания, шепотом передать соотечественникам послание?

Элен резко обернулась, инстинктивно ощутив опасность. К ней приближался Ричард.

— Доброе утро, Элен! Думаю, тебе понравилась месса. Она постаралась говорить с ним холодно:

— Да. Я долгие месяцы не слышала церковной службы. Ты совершил добрый поступок, разрешив мне побывать в храме.

— Ты можешь бывать там всякий раз, когда захочешь. И можешь принимать пищу не в уединении своей комнаты, а за общим столом.

Он указал ей на почетное место.

— Моим рыцарям надоело пировать лишь в мужской компании. Если ты присоединишься к нам, то этим окажешь нам честь.

За столом уже собирались англичане.

— Я не ожидала, Ричард, что ты…

— Тебе даровано всего лишь два дня свободы. — Он пристально посмотрел ей в глаза. — Так потрать их с пользой и с удовольствием.

Он приподнял ее тонкое запястье, приложился к нему губами, затем взял ее под руку.

— Этим ты доставишь удовольствие и мне, моя леди! Ты не против?

Не собираясь устраивать сцену на глазах у всех, кто смотрел на них с нескрываемым интересом, Элен позволила Ричарду провести ее по грубо обструганному дощатому полу и подняться на три ступеньки вверх — к главному столу. Симон поспешил пододвинуть стул и помочь ей усесться.

Он был слишком хорошо вышколен, и на лице его не отразилось никаких эмоций. И хотя остальные рыцари Ричарда переглядывались с явным любопытством и не скрывали ухмылок, он оставался на ногах, пока лорд Гуинлина и его леди не заняли свои места. Раз Ричард обращается с ней как с леди, они все должны принять это.

Элен было не по себе. Оказывая ей перед обитателями крепости такие знаки внимания, Ричард берет на себя ответственность за ее будущее поведение. И каким же дураком он будет выглядеть, когда его пленница удерет отсюда.

Элен, потягивая эль, подняла высоко чашу, закрывая лицо. Она боялась, что глаза выдадут ее тайные мысли.

Откажись она от побега, от помощи сообщников — Дилан назовет ее безмозглой дурой и проклянет. Если же она согласится, то нарушит данное Ричарду слово. Что хуже?

В разгар трапезы появился Генри Блуэ и быстрым шагом направился к месту, где восседал Ричард.

— Милорд! — воскликнул он на ходу. — Я должен с тобой поговорить.

Это было нарушение застольного ритуала, но Ричард знал, что Генри не станет бить в тревожный колокол по пустякам. Опустив пальцы в тазик с мыльной водой, поданный Симоном, аккуратно вытер их салфеткой и поднялся из-за стола.

— Я готов, — произнес он, поклонился, извиняясь, Элей и позвал взглядом Жиля, который тотчас же устремился вслед за ним.

Три рыцаря сошлись в стороне от пиршественного стола для беседы.

— Уэльский пес требует разговора с тобой наедине, милорд, — гневно процедил сквозь зубы Генри. — Он бродит вдоль стен и твердит, что, если ты не явишься немедленно, он перестанет верить твоим обещаниям и накличет беду. Он не назвал своего имени, но говорит, что его слова предназначены только для твоих ушей. Мне это не нравится, сэр. Позволь сопровождать тебя.

Ричард в раздумье уставился в пол. Он не желал, чтобы верный и слишком услужливый рыцарь заглядывал ему в глаза.

— Пустяки, Генри. Я догадываюсь, кто он. Где мне его найти?

— У задних ворот. Идет сильный дождь, так что захвати плащ, чтобы не промокнуть.

Ричард одобрительно кивнул:

— Это не помешает, как и несколько крепких людей на страже. Жиль! Не отходи от Элен ни на шаг. Этот дикарь, может быть, послан к нам как наживка. Чем черт не шутит! Рхис способен устроить мне и такую ловушку.

Ричард тут же отправился к выходу и сразу понял, насколько лучше в такую погоду быть под крышей, чем под открытым небом.

Друзья накинули на него просмоленный холст, и все равно капли дождя били его по лицу и отвратительно щекотали кожу. А еще порывистый ветер кидал их за ворот кольчуги, пропитывая сыростью рубаху. Вдобавок из темных углов выползал густой белый туман. «Хорошенький денек, как раз подходящий, чтобы умереть от предательского удара», — подумал Ричард.

Закутанная в тяжелый отсыревший плащ фигура возникла перед ним неожиданно. Жиль и Генри приотстали, чтобы не мешать разговору.

Когда тяжелый капюшон приподнялся, Ричард увидел знакомое лицо уэльского проводника.

— Это ты, Хайвел? Я не ошибся?

— Да, ты правильно запомнил мое имя.

Ричард предпочел промолчать, а уэльсец нахмурился, покусал губы, как бы в раздумье, и наконец выговорил, сопровождая свои слова тяжким вздохом:

— Я не люблю англичан. Мне бы хотелось, чтобы вся ваша раса исчезла, чтобы и следа ее не осталось на земле. Но вы сильнее, и мне непонятно, почему вы помиловали некоторых из нас. Ты проявил великодушие, Ричард Кент, а подобные поступки мы не оставляем без благодарности.

Нелегко было уэльсцу произносить эту речь, потому что он был крепко избит стражей. Но держался он с достоинством.

— Нас не купишь ничем, но нас осталось в живых так мало, что мы готовы вымолить или выкупить жизнь двух уэльсцев, которые томятся у тебя в подземелье.

— И для этого торга ты вызвал меня на дождь? — нарочито громко рассмеялся Ричард. — Никак не поверю!

Уэльсец ухмыльнулся:

— Я хотел, чтобы твои перышки тоже намокли, как и мои. Но скажи мне, Ричард Бассет, Кентский Волк, ты так же мстителен, как и твои сородичи?

— Не больше, чем твои сородичи, уэльсец.

— Но ты оказался не способен уничтожить всю деревню, убить всех — от мала до велика.

Ричарду не нравился этот разговор. Пришелец намекал на некоторые его слабости и пытался извлечь из них выгоду для себя.

— Да, я пощадил тех, кто не в силах причинить урон моему войску и королевской власти. Ты сражался как наемник под одним со мной знаменем, хоть и принадлежишь к другому племени. Ты спрашиваешь, я отвечаю. Мы товарищи по оружию. Говори честно, зачем ты вызвал меня на этот разговор?

— Существует заговор, чтобы освободить твоих пленников.

Ричард ничем не выдал своего интереса.

— Продолжай! — тихо произнес он.

— Я мало о нем знаю. И не хочу, чтобы пострадали невиновные. Я провел ночь в молитвах, и наша Богоматерь дала мне разрешение предупредить тебя. Скоро люди, вооруженные люди, спустятся с гор. Некоторые из них уже находятся в стенах Гуинлина.

«Раз так, медлить нельзя. Надо прощупать всю прислугу и гарнизон, провести через допрос с пристрастием», — подумал Ричард, а вслух спросил:

— Это все, что ты хотел сообщить, уэльсец?

— Всему виной женщина, — мрачно отозвался его собеседник.

Ричард вздрогнул. Неужели он позволил одурачить себя настолько, что Элен удалось впустить в крепость сообщников? Неужели он уже стал игрушкой в руках таинственного Рхиса и облегчил его задачу, разрешив ей спокойно расхаживать по замку? Вполне возможно, что она уже наладила связь с мятежниками. Злорадствует ли над ним уэльсец, принесший ему столь «добрые» вести?

— Спасибо за предостережение.

— Мы надеемся на ответную благодарность англичан.

Промокший Хайвел оценивающим взглядом окинул рыцаря. На какое-то мгновение Ричард подумал, что тот ждет от него денежного вознаграждения, но это было бы смертельным оскорблением для гордого уэльсца.

— Мы ничего друг другу не должны — ни ты, ни я. Пусть только равенство и справедливость будут руководить нашими поступками. На это ты твердо можешь надеяться, Хайвел.

— Пока ты жив, Ричард Кент, — жестко подчеркнул уэльсец.

— О, я достаточно долго проживу! — Ричард одарил его ледяной улыбкой. — Если ты расскажешь, откуда у тебя сведения о заговоре.

Мужчина поежился. Даже его, привычного к здешнему климату, донимала сырость.

— Новости в Уэльсе разносят не гонцы, а ветер и ручьи, надо только понимать их язык.

— Что ж, — сухо откликнулся Ричарда, — англичанину это знание недоступно.

Пришелец поплотнее завернулся в плащ, собираясь уходить. Он сказал в предупреждение:

— Если кто спросит, о чем мы говорили, скажи, что я просил помиловать деревенского мальчишку, по вине которого пострадал один из волов.

— А на самом деле так и случилось? — поинтересовался Ричард.

— Нет. Но случится, чтобы оправдать наше с тобой свидание, — усмехнулся уэльсец.

Элен поднесла ко рту ложку с картофельным пюре, которое усердно подкладывал ей на блюдо Симон. Еда уже стала ей поперек горла. Что происходит за стенами холла? Она не видела ни Дилана, ни Гриффильда среди слуг, убирающих пустую посуду со стола. Возможно, их уже разоблачили и подвергают допросу.

К ее великому облегчению, лорд Гуинлин вернулся и занял свое место за столом.

Он улыбнулся Элен:

— Ничего особенного. Возникло маленькое недоразумение в уэльском поселении. Мальчишка на поле неумело обращался с волом, и тот захромал. Мальчишку собирались сурово наказать, но я смягчил приговор.

Значит, речь не шла о двух мятежниках, проникших в крепость?

— И как ты поступил?

— Мальчишку высекли в назидание остальным и отправили плакаться под крылышко мамаше. А вола… его излечат к утру, но пару дней ему придется отдохнуть.

У Элен отлегло от сердца. Вряд ли Ричард вернулся бы к столу, если б обнаружил двух заговорщиков в стенах своей крепости.

Трапеза затянулась надолго. Слуги уносили опустошенные блюда и ставили на стол все новые кушанья. К; к будто англичане сами себе желали доказать, насколько сытно они живут по сравнению с отощавшими уэльсцами.

Ричард щедро предлагал своим воинам крепкий эль, и сам выпивал каждый кубок до дна. На дальнем конце стола слуги уже принялись убирать посуду.

Элен все еще нервно шарила взглядом по лицам слуг, высматривая своих друзей. Может быть, они поступают мудро, прячась среди низшей прислуги, не попадаясь на глаза господам, сидящим за главным столом?

Внезапно Ричард поднялся со своего места, начал обходить стол и каждому что-то говорил на ухо. Какие распоряжения он отдавал? Сердце Элен заледенело. Знает ли лорд Гуинлина, что внутри его крепости уже зреет заговор?

Внезапно Элен увидела, что Гриффильд, играющий роль слуги, собирающего посуду, оказался в опасной близости от Ричарда. Если в рукаве его туники спрятан кинжал… если удар будет направлен точно в цель и достаточно силен…

Она представила, как стальное острие воткнется в шею Ричарда, как хлещет кровь из раны.

Ричард совершил резкий зигзаг по пространству холла. Он оказался там, где понурые спины уэльских слуг, сгрудившихся, словно стадо овец, медленно просачивались сквозь двери, ведущие в служебные помещения.

Солдаты и рыцари покидали холл. Еще мгновение, и Ричарда некому будет охранять.

Он стоял спокойно, расставив широко ноги, и глядел в затылки уходящим на кухню и в погреба уэльсцам. Он был похож на пастуха, властно загоняющего стадо в хлев, но в этом стаде нашлась хитрая паршивая овца.

Когда доски, образующие стол, стали снимать с козел, притаившаяся под ними фигура распрямилась и блеснула обнаженная сталь.

Но то ли Ричард ждал предательского удара в спину, то ли сила мысли Элен вовремя предупредила его, но он резко развернулся, и острие кинжала прошло мимо его плеча, а нападавший по инерции упал на Ричарда.

Ему ничего не стоило отбросить более слабого уэльсца прочь от себя, выхватить оружие из ножен и мощным ударом выбить жалкий кинжал из его руки.

Злоумышленник обратился в бегство, но длинный меч настиг его, уперся ему острием в шею, заставил замереть на месте.

Но еще оставался Дилан. Схватив с козел одну из досок, он бросил ее в подбегающих к нему охранников. Это помогло ему ускользнуть из холла.

Элен инстинктивно устремилась за ним вслед, но Жиль ухватил ее за руку.

— Не твое это дело, Элен! Ричард все уладит и без тебя.

Она глянула прямо Жилю в глаза и поняла, что он во всем обвиняет ее. Раньше он относился к ней если не по-дружески, то хотя бы сочувственно. Теперь не было прежнего тепла в его взгляде.

— Моей вины в этом безумии нет, — пробормотала она, но Жиль ей явно не поверил.

Раздался властный приказ Ричарда:

— Подведи ведьму ко мне и держи ее крепче!

Они приблизились к тому месту, где Ричард, издеваясь и торжествуя, щекотал острием меча шею неудачливого Гриффильда.

— Знаешь его, Элен? Лучше не лги мне! Это твой дружок?

— Да, я его знаю. Он хороший человек и хороший воин. Мы давно знакомы. — Она перевела взгляд с униженного воина на разъяренное лицо Ричарда. — Он не заслуживает быть зарубленным без покаяния, как бешеная собака.

— Зато мне ты желала подобной жалкой смерти! Из-под каждой половицы в замке вылезают твои бешеные псы! И я должен смиренно ждать, как ты разорвешь мне живот своими когтями?

Элен ощутила всю силу его презрения. Она была ему омерзительна, как и ее подлый сообщник.

— Я не участвовала в покушении на тебя, клянусь!

— Ты клянешься направо и налево с легкостью. Поклясться Христовым именем тебе все равно что плюнуть.

Она потупилась, и Ричард понял, что достиг предела, за который переходить нельзя.

Ей же, чтобы восстановить его доверие, бесполезно было произносить какие-то слова. Они молча смотрели друг на друга, и печаль обволакивала их лица.

Жиль шагнул, чтобы убрать плененного уэльсца с глаз долой, солдаты уже склонились над ним, чтобы подхватить его на руки.

Но Гриффильд опередил их, выхватив откуда-то из глубины своего бесформенного одеяния маленький нож и прыгнул, словно рысь, на могучее тело Ричарда. Его жалящий удар мог бы быть смертельным, если 6 Жиль не успел выхватить меч и со всей силой ударить по руке с занесенным ножом.

Гриффильд взвыл и сполз на пол, истекая кровью.

«Ну вот и одним из моих соплеменников стало меньше», — подумала Элен, но ни один мускул на ее лице не дрогнул. — О Господь, прости меня за бесчувственность, но сердце мое окаменело».

Внезапно руки Ричарда опустились сзади ей на плечи, и это была не хватка озлобленного стража, удерживающего пленницу, а объятия, успокаивающие и заботливые.

— Ему уже ничего не поможет, Элен. Подумай о себе, — сказал он тихо.

Она откинулась назад, приникла спиной к груди Ричарда, закрыла глаза, и тут же в ее воображении повторилась картина, как Жиль наносит свой жуткий удар и рука Гриффильда с кинжалом отлетает прочь.

— О боже! Боже милостивый! — шептала она, ощущая сквозь тонкую ткань одежды, как бьется за ее спиной сердце рыцаря.

Ей было странно, что, именно прижавшись к нему, она обрела вдруг успокоение. Ричард слегка пошевелился и отдал приказ юному оруженосцу:

— Симон, отведи леди наверх и напои вином. Потом сразу же вернись ко мне.

Он передал ему послушную, обессиленную Элен. Медленным и скорбным был путь вверх по витым ступеням.

— Уэльсец мертв, Ричард! — слишком громко и явно не к месту объявил Жиль. — Лучше б он заговорил перед смертью…

—  — Твоя решительность спасла мне жизнь и, вероятно, была необходима, — несколько суховато ответил другу Ричард. — Мне повезло, что ты не стал медлить, как часто с тобой бывает.

— Ты считаешь, что священник причастен к этому делу?

— Честно говоря, не знаю… — Ричард запустил пальцы в густую шевелюру и тяжко вздохнул. — Вроде бы он истинно божий человек. Но ведь какая беда с этими уэльсцами — все они оборотни и принимают личину, какая им выгодна. Я велел Генри привести его вновь ко мне для разговора.

Жиль согласно кивнул:

— Жаль, если он окажется лицемером. На мой взгляд, он неплохой парень.

Ричард невольно поднял глаза вверх, посмотрел туда, где уже скрылась Элен.

Да, он побеседует со святым отцом, потом навестит Элен. Но он опасался, что не сможет задать правильных вопросов и не получит от них обоих столь необходимых ему ответов.

Полчаса спустя Ричард уже стоял в нерешительности у дверей покоя, отведенного Элен. Он допросил отца Дилвейна, но священник отрицал, что знает что-либо о заговоре. У него только одна забота — чем занять уэльсцев, потерявших свои стада овец, пошедшие на прокорм армии Эдуарда, и теперь оставшихся без работы и без пищи телесной.

Ричард хмурился, слушая священника. Можно было попробовать заставить святого отца разговориться под пыткой — и такое применялось в бесконечных войнах, в которых он принимал участие, — но душа Ричарда против этого восставала. Он отпустил патера, но приказал неусыпно следить за ним, а если его связь с мятежниками обнаружится, то пощады священнику не будет.

Единственный часовой, охранявший дверь в комнату Элен, поклонился новому лорду Гуинлина. Ричард ответил ему кивком головы и постучался. Ему не ответили. Он приоткрыл дверь и настороженно остановился на пороге.

Элен лежала на роскошной кровати под голубым с золотом балдахином. Голова ее покоилась на белоснежной подушке, по углам которой был вышит золотыми нитями герб Англии. Нетронутый кубок, полный вина, стоял на ночном столике у изголовья.

Он подошел и присел на край кровати. Она не шевельнулась и не произнесла ни слова. Ричард взял кубок с вином и сам жадно осушил его до дна.

— Я велел своим людям похоронить твоего приятеля по-христиански. А ты… ты можешь гулять по крепости по-прежнему, как было обещано.

— А другой? Другой тоже мертв? — Ее голос показался ему совершенно безжизненным.

— Нет. Он убежал.

— Я рада.

— Я так и думал.

Элен чуть повернула голову и взглянула на Ричарда.

— Грнффильд был всего на пару лет старше меня. Он выпяливал для меня из дерева игрушки и сам забавлялся с ними. И он очень хорошо пел. Мой папа говорил, что у него ангельский голос.

— И он хотел всадить мне нож в спину, — с иронией сказал Ричард.

Элен осеклась. Ее глаза превратились в два озера, полные слез.

— Чего ты требуешь от меня, Элен? Великого всепрощения? — мягко начал Ричард. — Эти двое явились, чтобы убить меня. Должен ли я раскаяться в том, что это им не удалось?

— Они явились освободить меня, а не для убийства. Ты им был не нужен. И вот старый друг умер… ради меня. Еще одного я буду оплакивать в череде многих.

Она отвернулась, но Ричард заставил ее посмотреть ему прямо в лицо.

— Да, они хотели освободить тебя, но какой ценой? Моя жизнь для них — пустяк. Нет, больше — вожделенная добыча! Чтобы пробраться в Гуинлин, они прикончили двух моих солдат. А у этих солдат есть и семьи, и друзья. И они будут справлять по ним траур.

Элен вскочила, села на постели.

— Ричард, ты не понимаешь меня. Если я окажусь на свободе… все плохое для тебя закончится. Отпусти меня, ради бога… — Она перегнулась и упала лицом на одеяло.

Ричард приподнял ее вновь, легкую, как тополиная пушинка, и сказал, жарко дыша ей в лицо:

— Но пойми и ты меня. Неужели это так трудно? Скольких жизней уже стоила твоя свобода! Кто ты на самом деле? Почему Рхис посылает людей на смерть, чтобы освободить тебя? Он супруг твой?

— Нет! — вскричала Элен, ужаснувшись, что они оба в разговоре вступили на самую зыбкую почву. — Ты англичанин, ничего не поймешь и не узнаешь. Отпусти меня, и бесполезное кровопролитие прекратится.

— Оно не прекратится так просто — мы оба это знаем. И ты ошибаешься, Элен. Кто-то все равно докопается до сути. Я и сам уже близок к разгадке. — Он заключил в широкие свои ладони ее маленькое лицо. — А кроме того, я не желаю отпускать тебя. Может, когда-нибудь я дам тебе волю, но только не сейчас.

За секунду до того, как рот Ричарда прижался к ее рту, Элен была уверена, что не позволит ему этого сделать… однако она позволила. Его объятия давали ей тепло, поцелуй смягчал тоску, растоплял лед в душе. Слезы наворачивались на глаза и спасительной пеленой заслоняли от воспоминаний об ужасной сцене, которая только что произошла. Она измучилась от тягот нескончаемой войны, от горестных потерь, устала от одиночества. Ричард предложил ей опереться на его плечо, и она, к своему удивлению, без колебаний приняла его предложение.

Его губы ласкали и терзали ее. Но не было ни боли, ни стыда, ни раскаяния. И не знала она сейчас иного пути, иной судьбы, как только согреваться в его объятиях, отвечать робкой лаской на его ласки.

Ричард внезапно прервал поцелуй, отпрянул от нее, закинул руки за голову, погрузив пальцы в золотую свою шевелюру. Он недоумевал:

— Лишь второй раз за много недель я вижу, как ты плачешь!

Он осторожно, кончиком пальца смахнул крупную слезу, катившуюся по ее щеке.

— Сожалею, что мои поступки были причиной твоих слез.

Элен попыталась тыльной стороной руки утереть слезы с глаз. Сердце ее разрывалось от боли. Она понимала, что Ричард был на волосок от гибели, и благодарила Господа за то, что он спасен. Но Гриффильд! Как она могла радоваться спасению Ричарда, зная, что Гриффильд погиб?

— Элен, — произнес Ричард строго, — я устал от кровопролития так же, как и ты…

Его прервал громкий и настойчивый стук в дверь. Ричард раздраженно спросил:

— Кто там?

Симон ворвался в комнату, задыхаясь от крутого подъема, но тут же пришел в замешательство при виде интимной сцены, которую бесцеремонно нарушил.

— Ричард! Прибыл гонец от Эдуарда. Всех созывают на съезд в Чипстоу. Гонец запоздал из-за непогоды, и нам поэтому надо торопиться.

Ричард отпустил Элен, встал, выпрямился.

— Есть ли у гонца письма для меня? Юноша кивнул.

— Пусть подождет в моем покое. И попроси Жиля быть рядом. Мне нужно оставить распоряжения. А грумы пусть срочно готовят лошадей и припасы в дорогу. Иди, Симон, и скажи посланцу, что я присоединюсь к нему через минуту.

Ричард вновь повернулся к Элен. Когда дверь за Симоном закрылась, Ричард погладил волосы Элен, провел кончиками пальцев по ее щекам.

— Я должен тебя покинуть. Но я вернусь так скоро, как только смогу. Здесь тебе ничто не угрожает.

Он ждал, что она скажет в ответ, но Элен молчала. Момент близости, возникший между ними, был упущен. С тяжелым вздохом Ричард шагнул к двери, мысленно проклиная неожиданную помеху.

На пороге он задержался, оглянувшись. Он хотел сохранить в памяти чудную картину — Элен, возлежащую на огромном, богато убранном ложе. Это видение он возьмет с собой в долгий путь до Чипстоу. Он столько хотел сказать ей, но она была не готова сейчас слушать его. Да и не было на это времени. Его вызывал Эдуард.

Ричард изобразил на лице улыбку:

— Будь хорошей девочкой и не убивай англичан в мое отсутствие.

С этими словами он покинул ее.

17

В очаге уютно потрескивали торящие поленья, и такая атмосфера расслабляла, навевая только приятные мысли. Ричард медленно потягивал из серебряного кубка превосходное бордоское вино. На его губах блуждала улыбка, но во взгляде, которым он смотрел на свою королеву, вспыхивали озорные огоньки. Впрочем, он не хотел показать женщине, что озадачен и сгорает от любопытства.

— Наконец-то вы скажете мне правду. Ваше Величество! Зачем вы вызвали меня сюда? Ведь не для того, чтобы получить от меня совет при выборе дамских побрякушек. Я в подобных вещах не разбираюсь.

Темные глаза Элеонор Кастильской на мгновение полыхнули на него огнем. Она подняла со столика обруч из тончайших золотых листьев с искусно обработанными топазами и опустила его на свой белоснежный головной плат.

— Это мне подходит, как вы думаете?

— Даже железный ободок, сделанный деревенским кузнецом, будет выглядеть на вас сокровищем. И Ваше Величество об этом отлично осведомлено, — сухо откликнулся Ричард.

— Фи, Ричард! Я знаю, вы способны и на более изысканные комплименты, — Элеонор взмахнула ресницами, явно провоцируя рыцаря. — Мои придворные дамы утверждают, что вы можете быть весьма галантны, когда захотите. И ходят слухи, что некоторые леди испытали вашу галантность на себе.

Ричард усмехнулся:

— Боюсь, что ваши придворные дамы, как и их госпожа, глубоко в данном случае заблуждаются.

Элеонор, шурша шелками, опустилась на кушетку с многочисленными бархатными подушками и жестом пригласила Ричарда занять место с ней рядом.

— Разумеется, все они отъявленные сплетницы и болтушки, — как бы признавая свое поражение, кивнула королева. — Но сознаюсь, что я сама вызвала их на разговор о вас.

Она наклонилась к нему, и лицо ее вдруг приобрело серьезное выражение.

— Скажите, Ричард! Еще ни одна женщина не овладела вашим сердцем настолько, чтобы стать вашей супругой?

Внезапный поворот в разговоре насторожил Ричарда.

— Супругой? — удивленно переспросил он. — Я об этом не думал.

Он попытался перейти на шутливый тон:

— Есть лишь одна женщина, к которой я проявляю интерес, но она… — он беспомощно развел руками, — …уже замужем. Мне нечего, к сожалению, предложить, хроме величайшего почтения и верной дружбы, королеве Англии.

Элеонор взглянула на него не без удовольствия. Как и все женщины, она любила комплименты.

— Не забывайте, что королева Англии гораздо старше вас. Послушайте, Ричард, я говорю серьезно. Вам пора жениться. Когда Эдуарду было столько же лет, сколько вам сейчас, мы уже отметили десятую годовщину со дня нашей свадьбы.

— И у него было что вручить невесте к свадьбе… кроме всего прочего, корона Англии. Я лишь простой солдат. Ваше Величество, и зарабатываю себе на жизнь мечом. Женщине высокого положения я мало что могу предложить. Без моего жалованья Уайтбридж едва ли прокормит моего отца. Где уж тут заводить собственную семью? Я не смею взять в жены какую-нибудь милую девушку и оставить ее на попечение моей мачехи, когда вновь отправлюсь воевать. Что будет с ней, если, не дай бог, со мной произойдет несчастье? Нет, Элеонор, у меня в мыслях нет жениться, по крайней мере сейчас. Да и кто пойдет за меня? — добавил он с невеселой улыбкой.

— Любая разумная девица, — резко откликнулась Элеонор. Она пошевелила губами, словно производя в уме какие-то расчеты. — Любая, у кого есть голова на плечах, — повторила она. — Особенно если у нее имеется то, чего вам, Ричард, так недостает. Ее богатства хватит на вас обоих.

Королева рассеянно крутила в тонких пальцах драгоценный обруч.

— Вы помните мою крестницу, Алисию де Борг? Ричард порылся в памяти, смутно припоминая лица представителей и представительниц этого знаменитого и благородного семейства.

Он весьма слабо помнил двухлетней давности поездку в Лидс. Он сопровождал туда Эдуарда, и за торжественным обедом в течение нескольких часов любовался златокудрой и, казалось, всеми забытой, одинокой среди пирующих мужчин девчушкой.

— Я помню девочку, — произнес он после паузы. — Но она, очевидно, еще совсем дитя.

— Ей четырнадцать лет, и закончился курс ее обучения в монастыре Святой Марии. И она не устает вспоминать о вас, Ричард. Вы вскружили бедняжке голову.

Королева сощурилась, и глаза ее пронизывали Ричарда, как две острых иглы.

— Ее родители подыскивают ей мужа и хотят, чтобы он был для дочери желанным суженым и она была бы счастлива.

— Ваше Величество! И не думайте об этом! — горячо возразил Ричард. — Ранульф де Борг прогонит меня плетью от ворот замка, едва я заикнусь о женитьбе на Алисии. И я не буду осуждать его. Сама эта идея нелепа!

— Она не выглядит таковой, если сватать вас будет Эдуард.

Ричард решительно покачал головой:

— У Эдуарда есть более важные дела. Кроме того, это вызовет протест у многих важных персон, которые и так недовольны моим возвышением. А нашему королю подобная смута вовсе ни к чему. Я знаю, что вы желаете мне добра, но умоляю, не затевайте об этом разговор.

— Но вы сами знаете, что у Эдуарда вы ходите в фаворитах, хотя он и заявляет, что таковых у него нет, — лукаво улыбнулась королева. — На короля вы можете надеяться.

— Все разно нет, Ваше Величество, — упрямствовал Ричард.

— Не говорите «нет» вашей королеве. — Элеонор высокомерно вскинула брови. — Не забывайте, что со времен Акры я следовала за Эдуардом неотступно. Я была свидетельницей того, что'вы сделали на том злосчастном турнире. Поверьте, такие поступки остаются в памяти навечно.

— Я не совершил ничего особенного. Любой англичанин на моем месте поступил бы точно так же. Ваш муж, миледи, король Англии! За проявление обычной преданности он не обязан вознаграждать своего подданного. Эдуард мне ничего не должен.

— Ха! — воскликнула королева. — Для многих англичан лояльность и преданность особе короля лишь пустые слова. Но сейчас не об этом речь. Я знаю, что Эдуард все равно желает каким-либо способом увеличить ваше состояние.

— Он уже сделал для меня многое, — стоял на своем Ричард. — Теперь давайте забудем об этой идее. Она неосуществима.

Элеонор нервно потерла кончиками пальцев изящный подбородок.

— Что ж, хорошо. Но скажите мне вот что. Ваше сердце занято? У вас есть любимая женщина?

Ричард колебался. Внезапно образ обладательницы каштановых волос, огненных глаз, дикой, как сама природа, красоты, возник в его воображении. Но он тут же отмел это видение прочь. Не такие чувства мужчины к женщине имела в виду Элеонор.

— Нет, Ваше Величество, конечно, нет.

— Прекрасно, тогда я могу…

Королева вдруг смолкла и резко обернулась. Ричард проследил за ее взглядом.

Эдуард шел через анфиладу покоев. В соседней комнате придворные дамы уже шуршали юбками, приседая в реверансе.

Ричард и Элеонор тоже поднялись.

Эдуард приветливо кивнул им, затем прошел к огню и склонился над камином из черного мрамора. С появлением этого высокого, массивного мужчины комната словно бы сразу уменьшилась.

— Какую каверзу вы тут замышляете? — бросил он через плечо, успев на ходу уловить озабоченность на лицах королевы и Ричарда. — Я думаю, что имею право узнать, в чем дело, когда обнаруживаю тебя, мой Ричард, секретничающим с моей супругой в ее спальне.

Для короля у Элеонор всегда была наготове лучезарная улыбка. Она повертела в руках драгоценный обруч.

— Я показывала Ричарду твой подарок. Он уже сказал, что я могу носить даже украшения из простого железа и все будет мне к лицу.

— А почему бы и нет, любимая? — Эдуард хитро подмигнул Ричарду. — Удивляюсь, как это раньше не пришло мне в голову. Железо намного дешевле.

— Но если у женщин пойдет мода на железные украшения, ничего не останется для наших боевых коней. — Ричард изобразил серьезную озабоченность. — Придется тогда подковы делать из золота.

— От ваших шуточек меня бросает в дрожь. — Королева сделала знак слуге. — Могу ли я предложить вам вина, милорд?

Эдуард отказался:

— Нет, позже. Я пришел забрать у тебя Ричарда, если ты уже закончила с ним обмен любезностями. Я получил донесения курьеров и хочу обсудить их с ним.

Ричард допил остаток вина из своего кубка и выжидательно посмотрел на короля:

— На севере неспокойно?

Эдуард кивнул:

— Мы вряд ли задержимся надолго и вскоре вновь присоединимся к тебе, любимая.

Сказав это, он пропустил Ричарда вперед, а сам остался переговорить с женой наедине.

Ричард проследовал мимо придворных красавиц, и не было женских глаз, которые бы не разглядывали его с интересом.

А он вдруг ощутил грусть и позавидовал Эдуарду и Элеонор — они так подходили друг другу, и союз их был столь гармоничен. Каждый мужчина мог только мечтать о подобной спутнице жизни. Всем было известно, что Эдуард незыблемо сохраняет верность Элеонор, и лишь безумец мог вообразить, что Элеонор могла изменить Эдуарду.

Редко встречались столь удачные браки в среде коронованных особ. Но именно Элеонор Кастильская, может, единственная из принцесс Европы, была достойна высокого своего положения и мужней любви. О ее преданности супругу и семейному очагу слагались легенды. Возможно, это несколько ограничивало ее восприятие действительности, потому что он был центром ее вселенной. Вместе со своим мужем, королем-воином, она участвовала во всех его походах, не уставая и не жалуясь, предпочитая терпеть тяготы лагерной жизни разлуке с ним.

Но Элеонор была не просто женщиной, она была королевой. Вот об этом постоянно напоминал себе Ричард. Вероятно, трудно ожидать, что подобными качествами может обладать иная женщина… вот разве только Элен.

Даже думать об этом было смешно, и все же нелепое сравнение все время возникало у него в уме со дня приезда в Чипстоу. Но как могла уэльская дикарка напоминать ему королеву? Никакого внешнего сходства между этими женщинами не было. Все же нечто в гордой осанке Элен, в ее отчаянной решительности в роковых обстоятельствах, в неукротимом упорстве и непоколебимой преданности тем, кого она любит, возвращало его мысли к королеве Англии.

Ричард погрузился в эти размышления, когда Эдуард появился в коридоре.

— Я так понял, что курьеры доставили хорошие новости? — поинтересовался Ричард.

— Да. Дэвид окружен со всех сторон и забился в свое проклятое логово, откуда ему уже не уйти. После нескольких месяцев погони за этим мерзавцем, мы наконец, кажется, заполучили его. И по воле Господа выдали нам предателя его собственные соотечественники.

Ричард проследовал за королем в зал, говоря на ходу:

— Большинство уэльсцев не питают добрых чувств к Дэвиду из-за связи его с вами, когда он замыслил с вашей помощью убрать Луэллина. То, что брат пошел на брата и призвал на помощь себе чужеземцев, в их глазах непростительно.

Эдуард задержал шаг у входа в небольшой уютный кабинет, который использовал как помещение для малых аудиенций.

— Предателей и я не жалую. Уэльсцы не простили ему измену Луэллину, а я не прощу измену мне.

Голубые глаза короля вдруг остекленели, и Ричард знал, что это означает. Участь бывшего союзника, а затем предателя и мятежника будет незавидной. Легкой смерти Дэвиду у короля не вымолить.

— Очень скоро он заплатит за все сполна… И мы про него забудем, — добавил Эдуард.

Они вошли в кабинет. Ричард по приглашению Эдуарда занял место по правую руку от короля.

— Пленение Дэвида — закономерный исход нашей блокады побережья, но на этом не кончились наши заботы. Есть и другие личности, которые нас интересуют. Ты обнаружил, где прячутся родственники Олдуина Тайви?

Ричард покачал головой:

— Я допрашивал каждого пленника и раздавал серебро, которым вы меня снабдили. Но не услышал ничего, кроме утверждений, что обе женщины отплыли во Францию. Вашему Величеству об этом давно известно.

— Я в это не верю, — раздраженно возразил Эдуард. — Мои люди провели розыск на континенте. Будь эти женщины во Франции, их убежище было бы обнаружено.

— Но почему вы так этим встревожены? Ведь они лишь слабые женщины — мать и дочь.

— Женщины рожают детей, — холодно заметил Эдуард. — Семья Тайви давно заявляет о родстве с Луэллином, что делает их опасными. Я не для того отрубил голову одной змее, чтобы на ее месте вырастала дюжина новых.

Эдуард, встав, начал в возбуждении расхаживать вокруг стола.

— Урок, полученный мною в деле с Симоном де Мон-фором, не прошел для меня даром. Я думал, что всем заботам конец, когда его убили при Эвишеме… Так нет же. Осталась дочка, и она выходит замуж за Луэллина. И что я получаю в результате? Весь недовольный моими порядками сброд — все приверженцы де Монфора хлынули толпой из Англии под уэльское знамя. Я не желаю оставлять сыну своему в наследство эту смуту.

Ричард мрачно кивнул. Шрамы, нанесенные кровопролитной междуусобной войной в Англии, были глубоки и болезненны. Эдуард решительно настроился искоренить любой повод для смуты, чтобы такая напасть не повторилась — хотя бы в годы его правления.

— Мы найдем их. Никто не может прятаться вечно. А уж женщины в особенности, — убежденно заявил Ричард. — Страх и голод обязательно выгонят их из щели, куда они забились.

Эдуард обошел стол и вновь занял свое место. Некоторое время он в задумчивости перебирал пергаментные свитки, громоздящиеся перед ним на столе, затем вскинул подбородок, и его голубые глаза пронзили Ричарда.

— Это еще не все, что я собирался сказать тебе. Хьюго де Визи прибудет сюда завтра, а с ним и твой сводный брат Филипп.

Ричард выдержал взгляд короля, не моргнув. Вполне естественно, что Хьюго де Визи приглашен на королевский совет для обсуждения положения дел в Уэльсе. Барон Равенсгейт, а также обладатель огромных владений, де Визи был влиятельнейшим человеком на юге Уэльса и способным полководцем, хотя Ричард и не одобрял его тактики.

Больше всего Ричарда удивило, что такой могущественный феодал приблизил к себе зеленого юнца вроде Филиппа. Ричард как мог изобразил равнодушие.

— Меня это не касается, — произнес он.

— Твой брат вел себя в высшей степени неразумно, и это не осталось нами незамеченным, — сказал Эдуард, особо выделив «нами», как бы подчеркивая, что это мнение короля, а не простого человека.

Это еще означало, что Эдуард смотрит на проблему с государственной точки зрения, и что Его Величество король Англии озабочен и недоволен.

— Филипп давно и во всеуслышание разглагольствует о каких-то бедах, которые якобы случились с ним по твоей вине… Да еще о многом… Мы хотим, чтобы ты был настороже, Ричард. А лучше бы ему укоротить язык.

Ричард пренебрежительно скривился:

— Ослиный крик неприятен для слуха, но можно ведь заткнуть уши. Филипп глуп как осел, и все его вопли не стоят внимания.

Эдуард в ответ с сомнением пожал плечами, а потом молча развернул пергаментный свиток, лежащий перед ним, и углубился в чтение. Ричард понимал, что тема их беседы еще не исчерпана, и ждал, как откликнется король на его заявление.

— Возможно, Филипп и осел, но хозяин этого ослика далеко не глуп. И весьма могуществен. И к тебе он не испытывает особой любви, Ричард.

— В этом вы правы. Ваше Величество. Мы с де Визи друг друга недолюбливаем. Но мы не враги. И я смею надеяться, что он уважает меня.

— Де Визи хочет заполучить Северный Уэльс! Но не только, черт побери! Он желает править всем Уэльсом, — нетерпеливо прервал Ричарда король. — Нет предела его честолюбию. И не тешь себя иллюзиями — он съест тебя с потрохами, если сможет, а пока старается подорвать твою репутацию, пользуясь любой возможностью. Сколько можно повторять, Ричард? Я не желаю, чтобы вы сцепились, словно разъяренные псы, и рвали друг другу глотки. У де Визи в союзниках половина всех знатных семейств в южных графствах. Меньше всего мне нужно, чтобы какие-то феодалы нарушили мир в королевстве, который и так дался мне с трудом.

— Вы поручили мне дело в Уэльсе, и я его сделал. Как я понимаю, это была временная работа, и де Визи нечего беспокоиться, что я там задержусь. Скоро я навсегда покину Уэльс и вернусь в Англию. Какие бы интриги ни плел он, как бы он ни клеветал на меня, результаты моих трудов налицо и никому их не зачеркнуть.

Некое подобие улыбки осветило лицо Эдуарда.

219 ^

— Отлично сказано! — похвалил он Ричарда. — Ты знаешь, что не в моем обычае вмешиваться в глупые перебранки между дворянами и разнимать их, как драчливых щенков, но я посчитал нужным тебя предупредить. А что касается расставания с Уэльсом, то ты поторопился. Мне нужны в этом краю крепкие верные люди, особенно на севере. Я доволен твоими действиями и тем, чего ты добился. Но еще надо поймать этого Рхиса и полностью восстановить порядок — овец загнать в хлев, скакунов — в стойло. Вот этим и займись. Я не могу позволить, чтобы Уэльс вновь вспенился, когда пиво уже, к несчастью, забродило и в Шотландии.

Ричард поник головой. Не очень-то ему хотелось оставаться в Уэльсе. Но король продолжил, как будто не заметив его подавленного настроения:

— А теперь, раз мы решили основные вопросы, ты можешь идти. Мне еще предстоит заняться кое-чем… Впрочем, беседу мы продолжим завтра, после окончания королевского совета.

Ричард выдавил из себя улыбку и откланялся. Опять Уэльс! Вновь ему придется нырнуть в этот мрачный омут.

Но печаль его смешивалась и с чувством некоторого удовлетворения. В Уэльсе, в крепости Гуинлин, ждала его возвращения Элен.

Ричард поплотнее уселся в седле, успокоил Мороэдда властным натяжением поводьев. В последний раз он проскачет на этом громадном сером коне, прежде чем передаст его в заботливые руки главного королевского грума.

Эдуард был в восторге от подарка, но у Ричарда было горько на душе. Он предугадывал реакцию Элен. Разумеется, могучий скакун не годится для нее. Только по милости божьей она не сломала себе шею, имея дело с этим огнедышащим зверем.

Он перевел взгляд в сторону от дороги, к излучине живописной реки, омывающей высокие каменные стены замка Чипстоу. Белые известковые утесы ослепительно сверкали в лучах летнего солнца. А струящаяся под ними вода то отливала серебром, то становилась темно-голубой, отражая небесный свод — такой же изменчивый, как и глаза Элен.

Ричард раздосадовано нахмурился. Почему он постоянно вспоминает об Элен? Ведь она всего лишь женщина, черт возьми! Да, конечно, красивая женщина, но не красивей, чем многие другие, с кем он был знаком. Однако она занимала его мысли больше, чем ему хотелось.

Воспоминания о ней сделали его уступчивей, и он уже с легким сердцем воспринял волеизъявление Эдуарда задержать его в Уэльсе на неопределенно долгий срок.

После утреннего совещания у короля он уже сам был готов биться за сомнительную привилегию быть назначенным наместником Эдуарда в Уэльсе. Особенно после заявления Хьюго де Визи о своем желании занять место Ричарда.

Рука Ричарда невольно натянула поводья, заставив Мороэдда заволноваться и нервно тряхнуть гривой.

Бог мой! Каков хитрец этот де Визи! Как он злобен и коварен! Он уже тщательно разработал план, как поставить на колени весь Гуиннед, план, который подтолкнет все горячие головы в Уэльсе к новому бессмысленному мятежу.

Ричард, прикусив губу, принялся размышлять. Безусловно, Эдуард прав. Барон Равенсгейт хочет прибрать Уэльс к рукам любой ценой. А если при этом он сможет облить Ричарда грязью, то вкус победы для него будет еще слаще.

Де Визи будет безжалостно топтать Гуиннед, давить и крушить, и получать от этого удовольствие. А Элен? Как черный барон поступит с такой женщиной, как Элен?

Сердце Ричарда сжалось. Мысленно он уже мчался обратно в Гуинлин. Нет, нет, никогда! Хьюго де Визи войдет в замок Гуинлин, только переступив через труп Ричарда Бассета, Кентского Волка.

Развернув Мороэдда, Ричард пустил его галопом и придержал только при въезде в крепостные ворота Чипстоу. Во дворе он спрыгнул с коня, отдал поводья слуге и направился в холл.

Но тут ему на глаза попалась знакомая фигура. Сводный его брат Филипп был занят тем, что осматривал лошадь, которую водил перед ним юный грум. За два последних года мальчик заметно возмужал. В лице его сохранилось мягкое очарование его нормандской матери, но фигурой Филипп стал уже напоминать их общего с Ричардом отца — широкоплечего, худощавого, мускулистого.

Отвергнув первое импульсивное желание избежать неприятной встречи, Ричард все-таки направился прямо к Филиппу, еще не зная, что он ему скажет, и вообще не уверенный, следует ли ему о чем-либоговорить с братом.

— Неплохое животное. Твой конь? — произнес Ричард первое, что пришло ему в голову.

Филипп отшатнулся в испуге.

— Я… я… — замялся он, — да, конь мой. Куплен и уже оплачен, — добавил он с вызовом. — А тебе какое до этого дело?

Ричард почувствовал, что злобный взгляд брата буквально прожигает его насквозь.

Он потрогал широкую грудь и великолепную гордую шею коня и догадался, что деньги, посланные им отцу в Уайтбридж на хозяйственные нужды, ушли на покупку этого дорогостоящего животного.

— Хочешь мне сказать что-нибудь? — все больше распаляя себя, спросил Филипп.

— Только то, что у тебя отменный вкус, — ответил Ричард примирительно. — Этот малый не подведет тебя ни в долгом марше, ни в сражении.

Они с братом не виделись почти два года, и того, что было в прошлом, уже не исправишь. Впрочем, Ричард мог хотя бы перекинуть мостик через пропасть, разделявшую их. Тем более Эдуард не хотел осложнений между своими подданными.

— Я рад, что ты в порядке, Филипп, и хочу тебя поздравить. Я слышал, что ты выиграл золотые шпоры в Уолмсли. И мне было приятно узнать о твоем посвящении в рыцари.

От неожиданной похвалы высокомерное выражение лица юноши чуть смягчилось.

— Вот уж не думал, что до тебя дойдут слухи об этом турнире. Мне просто повезло. Непредвиденная удача, я бы так сказал. — Он бросил на Ричарда недоверчивый взгляд. — Вряд ли это можно сравнить с твоим прославленным турнирным рекордом, брат.

— Надеюсь, что мой рекорд еще долго не будет побит. — Ричард не отказал себе в удовольствии еще раз погладить шелковистую пульсирующую кожу возбужденного коня, затем с легким смешком обратился к Филиппу: — Я уже не могу припомнить, сколько раз валялся на спине на разных турнирах в юные годы.

Легкая усмешка тронула губы юноши.

— Как бы я хотел видеть это.

— Не сомневаюсь, зрелище было бы для тебя приятным. Но я благодарен судьбе, что мало осталось свидетелей моих юношеских неудач. Сам-то я о них не забываю.

Ричард снова попытался дружески улыбнуться брату.

— А как поживает наш родитель?

Совершенно неожиданно лицо Филиппа словно окаменело.

— Вполне хорошо, я так предполагаю. Хотя он способен лишь говорить о твоих успехах и ни о чем больше. Как он огорчится, когда услышит, что тебя отстраняют с позором от командования войсками в Уэльсе.

Ричард резко убрал руку с конской холки, сжал кулаки. Филипп лакал отравленное пойло, изготовленное де Визи, как котенок сливки.

— Никто не может с точностью предсказать будущее, но я не боюсь ошибиться, если заверю тебя, что никакой смены командования в Уэльсе не произойдет. Твои сведения ложные, и я догадываюсь, из какого источника исходит ложь.

— Вот это да… какое трогательное зрелище! Можно подумать, что Каин и Авель примирились друг с другом.

Голос, прозвучавший сверху, с вершины лестницы, заставил Ричарда сурово сдвинуть брови. Хьюго де Визи и его близкий приятель, владелец замка Чипстоу, Роджер Бигод, эрл Норфолк, спускались по широким ступеням. Их лица излучали самодовольство.

— Филипп, будь так любезен, отыщи моего оруженосца. — Де Вязи взмахнул вялой рукой. — Ума не приложу, куда он запропастился.

Филипп злобно глянул на Ричарда, потом поклонился де Визи.

— Разумеется, милорд. Я постараюсь найти его незамедлительно.

Сделав знак груму, чтобы тот увел коня в стойло, Филипп удалился.

Де Визи остановился в нескольких шагах от Ричарда.

— Удачно получилось, что мы встретились здесь и мне не пришлось посылать слугу за тобой. Бассет. Мой курьер только что прискакал из Тинтернского аббатства с посланиями от Грегори Веспайна. Странно, что епископ и тебе прислал письмо.

Ричард с подозрением вглядывался в лицо своего врага. Черные вьющиеся волосы обрамляли высокий бледный лоб де Визи, темные глаза смотрели на Ричарда из-под густых сросшихся бровей с нескрываемым презрением. Барон вытянул руку с пергаментным свитком и насмешливо оскалился.

— Если ты не силен в грамоте, с удовольствием прочту тебе.

Издевательский намек на пробелы в образовании Ричарда вызвал у графа Норфолка приступ лающего смеха. Всем было хорошо известно, что Ричард не имел в юности хороших учителей, которых полагалось содержать в благородных домах для воспитания молодого поколения.

Но Эдуард не хотел никаких осложнений — напомнил себе Ричард и сдержался. Он потянулся за письмом даже с улыбкой на губах:

— Я ценю, милорд Хьюго, участие, но не нуждаюсь в твоей помощи ни в этом деле, ни в каком другом.

Ричард демонстративно отвернулся от де Визи и обратился к гостеприимному хозяину дома:

— Разреши мне, Норфолк, высказать восхищение тем, как ты построил Чипстоу. Мало кто верил, что можно осуществить план, задуманный еще твоим отцом, но тебе это удалось. Великолепная работа!

Эрл Норфолк смущенно откашлялся и переглянулся с де Визи.

— Что ж, спасибо, Бассет, за добрые слова. Мне было приятно их услышать, особенно от тебя.

Эрл поклонился, Ричард ответил ему тем же.

— Если джентльмены меня извинят, то я займусь своими делами. — Ричард холодно улыбнулся де Визи. — Благодарю, де Визи, за заботу о моих письмах. Я обращусь к тебе, если мне понадобится послать ответ.

Пустив на прощание эту ядовитую стрелу, Ричард миновал расступившихся перед ним собеседников и взбежал по ступеням. Очутившись в холле, он тотчас взломал печать и развернул свиток.

Пока его взгляд пробегал по убористым строчкам, его мысли уже забегали вперед. Итак, епископ проведал, что в Гуинлине нужен священник и, по странному совпадению, у него на примете как раз есть подходящий человек.

Ричард недобро усмехнулся. Он мог побиться об заклад, что у старой лисы имеется, конечно, подходящий человечек. Вопрос только в том, кому он подходит? Хорошо известно, что епископ Грегори и Хьюго де Визи сообща добиваются власти. Нет, Ричард скорее согласится на кандидата, предложенного Люцифером, пусть хоть с хвостом и рогами, чем на личность из окружения епископа. Но как мотивировать отказ и не навлечь на себя гнев епископа Веспайна?

Внезапно Ричард издал ехидный смешок. Вся проблема не стоит и выеденного яйца. Зачем ему какой-то священник в Гуинлине, когда он у него уже есть. Разумеется, отец Дилвейн был ярым мятежником, но в данном случае словно сам Господь послал его Ричарду на выручку. Он мог отказать епископу, не нанося ему оскорбления.

Когда в тот же вечер он изложил все это королю, то получил согласие. Эдуард произнес глубокомысленно:

— Любой человек, присланный Грегори Веспайном, будет шпионить в пользу де Визи, если не совершать деяний и похуже. Но ты, Ричард, уверен, что не впустишь уэльского шпиона в свое гнездо в лице этого неукротимого патера?

— Я ни в чем не уверен, но все же он помог мне усмирить крестьян. Он искренне набожен и, хотя он и уэльсец, не менее грамотен, чем большинство священников, с кем мне приходилось иметь дело. Он справедлив и озабочен судьбами всех верующих по обе стороны границы и готов стерпеть боль и унижения, сражаясь за истину. А кроме того, — добавил Ричард цинично, — если я обнаружу, что он шпион Рхиса, я смогу пичкать его ложными сведениями… прежде чем повесить.

Эдуард кивнул:

— Решай сам — я даю тебе это право. Если он таков, как ты его описал, то, возможно, это будет ловкий ход с нашей стороны. Его назначение заткнет рот мятежным крикунам. Я неоднократно убеждался, что такие ходы срабатывают. Но будь осторожен и не развороши осиное гнездо. У Грегори Веспайна могущественные друзья в Риме. Кстати, о друзьях… — Эдуард отвел взгляд от Ричарда и принялся рассматривать свои ухоженные пальцы. — Сколько лет ты уже мне служишь?

— Я не считал, милорд.

— А я считал. Ровно десять. Столько же, сколько у меня пальцев на руках. И за все это время ты ни разу не попросил меня ни о чем.

— Вы дали мне больше, чем я того заслуживаю. Мне нечего у вас просить.

— Что? А боевого коня? А доспехи из миланской стали? Ты не получал от меня подарков ни за одну выигранную тобой битву! — Эдуард лукаво поглядел на Ричарда. — При моем отце и деде ты бы уже трижды стал эрлом. Разве всего этого тебе не хочется?

— При вашем отце и деде Англию всю раздали и раздарили, и она чуть не погибла, — ответил Ричард. — Вы не услышите от меня жалоб на свой жребий. Я ценю доверие, которое вы мне оказываете, и возможность показать себя в деле.

— Что ж, я могу забыть об этом разговоре, и все останется как прежде. Но… — тут Эдуард улыбнулся, — боюсь, что Элеонор не даст мне покоя. Она переживает за тебя, и я вынужден согласиться с вею, «по мы у тебя в дому. Может быть, выгодный брак хоть частично вознаградят тебя за многолетнее и бескорыстное служение короне. Я просмотрю тебе богатую вдову идя наследницу.

Король сделал паузу, задумался я вдруг воскликнул, якобы осененный внезапной идеей:

— Кажется, я нашел то, что нужно. Ранульф де Борг озабочен поисками супруга для своей единственной дочери. Хотя, возможно, ты и не мстишь так высоко… Однако ему как раз нужен честный человек в твердая рука, чтобы управлять фамильными владениями, когда его не станет. Если я предложу ему тебя, думаю, он мне не откажет.

Неустрашимый воин оцепенел. Черт побери Элеонор за ее происки!

— Эта идея принадлежит королеве, во я счел ее нелепой, о чем и сказал Ее Величеству. — Ричард попытался напустить на себя беспечный вид. — Она обещала мне перестать плести эти кружева, но, вероятно, женщину с ее характером так же трудно убедить отказаться от подобной затеи, как гончую сбить со взятого ею следа.

— О, свое обещание она держит твердо и поэтому переложила все на мои плечи, и сделала это так ловко, что я и сам не заметил, как вдруг вообразил, что затея родилась в моей собственной голове. В таких проделках Элеонор нет равных! — Король добродушно рассмеялся. — Теперь я вижу, что партию разыгрывала она, а я всего лишь был пешкой. Послушайся моего совета, Ричард. Возьми в жены какое-нибудь милое простодушное дитя, и тогда тебе не придется проводить дни свои за разгадыванием головоломок.

Терпеть у себя под боком какую-нибудь глупышку? Нет, такая перспектива никак не устраивала Ричарда.

— Не занимайте свои мысли моей женитьбой. Ваше Величество. И впредь не тратьте на это время и усилия. Я не намерен жениться. А королеве не следовало бы вмешивать вас в свои интриги по поводу заключения выгодных браков.

— Я тебя понял, Ричард, но обещать ничего не буду… Твое будущее меня тоже заботит. Мне не хочется вечно держать тебя в уэльской глуши. Я отвечаю за твою судьбу, Ричард, знай это!

Ричард начал было протестовать, но Эдуард поднялся с кресла, давая понять, что аудиенция закончена.

— Завтра я буду занят, в мы уже не увидимся до твоего отъезда. Береги себя, мой верный Ричард, и доставь мне шкуру Уэльского Лиса!

18

— Сэр Ричард! Сэр Ричард возвращается!

Наблюдатель с башни увидел его знамя с красным вепрем.

— Он скачет по дороге вдоль побережья! Возбужденный воин, размахивая руками, ворвался в холл.

— Отлично! — воскликнул Жиль и приказал слуге, мгновенно плотившемуся рядом: — Достань два барреля эля из потреба и вино для сэра Ричарда.

Элен опустила арфу, струны которой до этого перебирала, томись бездельем.

Сердце вдруг остановилось, а потом забилось в бешеном стаккато.

Она с трудом поборола желание, нелепое и постыдное, вскочить, убежать и спрятаться в своей комнате. Элен провела все прошедшие недели, ожесточая себя и готовясь к этому моменту, однако два слова, два коротких слова нарушили порядок, с таким трудом установленный в ее душе, — «Он вернулся!».

Пока Ричард отсутствовал, было достаточно легко убеждать себя, что у нее есть причины ненавидеть его. Но лишь только она поняла, что вот-вот увидит Ричарда, ее решимость тут же улетучилась. Нет, она не хотела его видеть! Честнее было сказать, что она боялась встречи с ним.

Боялась, потому что воспоминания об их последнем свидании, о проявленной им неожиданной нежности к ней преследовали ее все последнее время.

Она поднялась с места с достоинством и нарочито холодно обратилась к Жилю. Скрывать свое волнение и слабость было легче, если притвориться рассерженной.

— Я лучше вернусь к себе. Твой господин будет недоволен, если увидит меня выпущенной из клетки.

Жиль все понял и едва сдержал улыбку. Девушка не была столь хорошей актрисой, чтобы обмануть его.

— Тебе не нужно прятаться. Ричард не приказывал ограничивать твою свободу в пределах Гуинлина.

— Наверное, ты знаешь характер и повадки Кентского Волка гораздо лучше меня, но я все же предпочитаю подняться наверх.

— Хорошо, — согласился Жиль и подозвал ее охранника, чтобы тот сопровождал узницу. — Но Ричард обязательно захочет увидеть тебя, — сказал он ей вслед.

Элен, как могла, наигранным высокомерием маскировала свое позорное отступление:

— А я его видеть не желаю. Можешь передать это ему от моего имени.

— Трусиха! — донеслось до нее насмешливое восклицание Жиля.

Она обернулась, возмущенная, но Жиль был уже далеко от нее.

Чуть позже Элен все же пришлось увидеть хозяина Гуинлина у себя в комнате.

Она уже успела забыть, какое впечатление производит его внушительная фигура, властные манеры, мужественность и улыбка, которая теплом и светом сразу же наполняет его взгляд. Он показался ей сейчас выше ростом, чем раньше, а волосы его — еще более золотыми, а лицо — еще смуглее, цвета благородной бронзы.

— Жиль доложил, что старался, как мог, чтобы ты не тосковала здесь в мое отсутствие, — произнес Ричард весело.

Элен вздрогнула и отвела взгляд, уставившись на пустой и темный, не топленный по летнему времени камин.

— Да, он разрешил мне навещать моего дядюшку в подземелье. Как я помню, ты обещал дать ему свободу в пределах Гуинлина. Но его заперли в темнице. — Она намеренно уязвляла его. — Вряд ли ты помнишь о своем обещании. Чем ты занимался все эти недели — совершал подвиги, истребляя уэльсцев?

А он между тем пристально разглядывал ее, и зрелище доставляло ему удовольствие.

— А ты, я предполагаю, занималась тем, что представляла меня в уме чудовищем. Уверен, у тебя получился впечатляющий образ. А на самом деле мне не встретился по дороге ни один уэльсец, и убивать было некого. Боюсь, я утерял навыки…

Она раздраженно фыркнула, а Ричард придвинулся к ней поближе, глянул с высоты своего роста на упрямое создание.

— Вспомни, Элен, что у нас были некоторые размолвки — назовем это так — перед расставанием. Я никаких пленников не отпускал на свободу. Я не хотел, чтобы Жиль в мое отсутствие подвергал свою жизнь риску. Теперь, когда я здесь, может быть, мне стоит взять на себя ответственность и выполнить то, что обещано.

Элен не откликнулась, и он продолжал:

— Возможно, тебя это не обрадует, но мне придется пробыть в Гуинлине дольше, чем я рассчитывал. Король поручил мне управлять этим краем. Я надеюсь на твою помощь.

Элен язвительно рассмеялась и тряхнула отрицательно головой. Какой же болван Эдуард, если верит, что мятеж подавлен.

— Неужели ты думаешь всерьез, Ричард, что я предам свой народ? Тебе придется долго дожидаться от меня помощи.

Ричард пожал плечами:

— Выбор за тобой. Жиль обучает меня языку твоего народа, но он не знает ваших обычаев. В мои намерения входит совместить свод законов Луэллина с английским законом, но без содействия уэльсцев у меня ничего не выйдет.

Она была поражена.

— Ты намерен учитывать наши обычая?

— Если ты объяснить мне их, — ответил Ричард со спокойной уверенностью.

Элен не могла поверить своим ушам. Англичане искореняли местные обычаи, насмехались над уэльскими законами. Неужели грядут перемены?

— У тебя есть на это разрешение короля? — недоверчиво спросила она.

— Мне дано разрешение действовать по собственному разумению — На каждый чих не требуется спрашивать благословения Господня. А не попробовав пива, не узнаешь его вкуса. Будь рядом со мной, Элен, и мы справимся Ты согласна?

Она опустила глаза, не желая, чтобы он догадался, как она взволнована. Если то, что он сказал, серьезно, это будет великое благо — сочетать исконное уэльское право с английским законом. Хотя бы до того дня, когда ее народ выдворит армию Эдуарда из Уэльса.

— Да, я тебе помогу, — сказала Элен, но, чтобы он не подумал, что она смягчилась, тут же пояснила: — Мне интересно будет взглянуть, что значит справедливость в английском понимании.

Ричард оставил этот оскорбительный укол без внимания. Он шагнул к окошку и выглянул наружу.

— Подойди, Элен. Я хочу, чтобы ты кое-что увидела. Она подозрительно посмотрела на него, но все же подчинилась.

Внизу, во дворе, Симон держал на короткой узде резвую черную кобылу. Лошадь была изумительно сложена и лоснилась так, что прямо сверкала. Разумная идея скрестить восточную горячую кровь с крепкой английской породой нашла в этом четвероногом создании великолепное воплощение.

— Она тебе нравится?

Ричард стоял совсем близко от Элен. Она повернула голову и увидела веселые искорки в его глазах и морщинки возле уголков рта, вызванные усталостью.

— Она великолепна, — честно призналась Элен. — По крайней мере в лошадях ты разбираешься.

— Спасибо за комплимент. Она твоя.

До нее не сразу дошел смысл сказанных им слов. Вероятно, он имеет в виду, что она может изредка пользоваться этой лошадью.

— Ты разрешишь мне ездить верхом?

— Если ты дашь мне слово не ускакать на край света. Чувство благодарности переполнило ее. Она была готова поклясться в чем угодно, лишь бы вырваться хоть на несколько часов из опостылевших стен.

— Но подразумеваю я совсем не то, — добавил Ричард. — Лошадь поступает в твою собственность.

Элен охватили сомнения.

— Почему… почему ты дарить мне ее? Ричард помрачнел, размышляя.

— Потому что слишком многое было отнято у тебя раньше.

Не только сами зги слова удивили ее, но и мягкий тон, каким они были произнесены. Элен сразу же опомнилась.

— Она действительно моя? Я могу взять ее с собой, когда меня отпустят?

— Да. — Ричард пристально посмотрел ей в глаза. — Когда-нибудь, Элен, ты начнешь верить тому, что я говорю тебе.

— Да, я помню, Ричард, — пробормотала она. — Pactum serva…

— «Дал слово, держи его»… Я упустил из виду, что ты знаешь латынь. — Он отстранился от нее с легкой добродушной усмешкой. — Я намерен тебе сказать еще кое о чем, если ты не станешь воспринимать каждое мое слово с подозрением. Ты не единственный родник в пустыне, Элен. Есть и другие женщины, которые не считают меня чудовищем. Сомневаюсь, что мы будем досаждать Друг Другу впредь.

Он бросил на нее быстрый взгляд из-под густых ресниц.

Нельзя было не понять его намека. Элен смутилась. Она вновь отвернулась, притворяясь, что все ее внимание занято лошадью там, внизу, за окном. Нет сомнения, что Ричард нашел себе какую-то женщину в Чипстоу и привез с собой — красивую сентиментальную англичанку, которая будет удовлетворять его мужские потребности и плясать под его дудку.

Что ж, если он получил то, что хотел, она за него рада. У нее на языке вертелось ядовитое замечание, но, когда Элен обернулась, Ричарда в комнате уже не было.

Ночью прошел сильный дождь с грозой. Элен подошла к окну, глянула на расчистившееся от туч небо, ощутила, как прохладное влажное дыхание коснулось ее щек. Клочья тумана еще цеплялись за горные пики на востоке, но они постепенно таяли в золотых лучах восходящего солнца. День обещал быть великолепным для верховой прогулки.

Она посмотрела вниз, в глубь еще темного, как колодец, крепостного двора, но различила там смутные очертания Саладина и ее кобылы Сейри. Юноша, вероятно, Симон, подвел жеребца и лошадь к ступеням лестницы. Должно быть, вскоре появится Ричард.

Элен схватила легкий плащ, который Жиль отыскал для нее в гардеробной королевы, и перекинула его через руку. Прошедшую неделю она посвятила дискуссиям с Ричардом об уэльском правосудии. Они спорили яростно по каждому поводу и ругались на дикой смеси языков — английского, французского и уэльского. Но совместное времяпрепровождение не прошло бесследно. Элен прониклась уважением к Ричарду за его решительность и непоколебимость. Что он сказал, то и выполнял на деле, и ничто не могло заставить его свернуть с дороги, которую он выбрал.

И вот теперь Ричард ожидал ее в холле, стоя в дверях. На нем не было головного убора, и волосы его развевал ветер, врывавшийся снаружи. Он не надел ни кольчуги, ни накидки, подбитой мехом, как полагалось ему по рангу, а лишь плотный кожаный колет, как у простого воина. Он казался почему-то в это утро очень молодым, совсем не таким, каким должен выглядеть знаменитый Кентский Волк.

— Хорошо, что ты захватила плащ. Солнце пробилось сквозь туман, но в лесу может быть холодно.

Элен согласно кивнула. Необъяснимая радость бурлила в ней, грозя выплеснуться через край. Впереди у нее было целое утро свободы от надоевшего ей мрачного замка. И день обещал быть чудесным, какие бывают только в Уэльсе в разгар лета.

— Куда мы поскачем? — спросила она нетерпеливо.

— Немного проедемся вдоль побережья, — ответил Ричард, улыбаясь.

Они вышли к лошадям, и Ричард помог ей взобраться в седло.

— Мы не поедем далеко. У меня нет желания брать с собой целый отряд охраны, чтобы они топтались вокруг нас.

Лошади пересекли ров по опущенному мосту и устремились в вольное пространство. После сумрачных покоев Гуинлина сияющее солнечное утро было ослепительным. Элен задрала голову, следя за убегающими прочь от солнца остатками ночных грозовых туч, тени которых скользили по склонам холмов. Как хорошо быть свободной!

Она глубоко вдохнула сладостный воздух. Солнце начало пригревать ей спину, а прохладный бриз, напоенный летними ароматами, освежал лицо. Лошадь под ней была превосходной, и прекрасен был ее спутник. Она прогнала прочь все тягостные мысли и наслаждалась простыми радостями жизни.

Свернув с главной дороги, всадники спустились к морскому берегу, вдоль которого вилась узкая дорожка. Ричард направил Саладина по тропе. Рядом с ним приливные волны разбивались о камни, белоснежная пена сверкала в солнечных лучах, а от взлетающих брызг в воздухе зависали радужные полукружья.

Элен догнала его и поскакала рядом. Ее озорная кобылка смело вступила в воду. Теперь она грациозно летела над пенными языками, словно черная птица.

Ричард беззаботно рассмеялся, когда неожиданно вставшая дыбом высокая волна окатила обоих всадников ледяным душем. Элен присоединилась к нему, и их общий смех влился в радостные шумы вокруг — всплески моря и ровный мягкий стук конских копыт по влажному мокрому песку.

Смех! Неужели смех? Долгие месяцы — казалось, целую вечность — она не смеялась от душн. Но Элен почему-то не чувствовала ни капли вины за то, что из сердца ее хоть на краткие мгновения ушла щемящая тоска.

Они мчались галопом, обдавая друг друга брызгами и смеясь, словно малые дети. Ричард вдруг состроил свирепую гримасу:

— Благодаря тебе я уже промок насквозь. За подобную дерзость придется искупать тебя в море.

— Сначала догони мою Сейри! Она заставила меня поверить в легенды о лошадях с крыльями. Сейри настоящее чудо, Ричард! Спасибо тебе за нее!

— Что ж, я рад, что угодил тебе. — Улыбающееся лицо Ричарда прямо сияло. — Но храни тебя боже от искушения раздразнить по-настоящему Саладина. Он догонит Сейри в любом случае, и я не ручаюсь за последствия. В способности своего коня я верю, от него не ускачет ни один всадник, ни одна резвая лошадка. Иначе я не выпустил бы тебя за ворота без охраны.

— Значит, ты все-таки не доверяешь мне?

— Скорее все время жду от тебя сюрпризов.

Элен улыбнулась:

— И правильно делаешь, Ричард.

Тропа увела их от моря в лощину, потом на плоскогорье, заросшее деревьями, приникшими к земле от постоянных ветров. Они поднялись на голую, выветренную, просоленную морским дыханием вершину, и их взгляду открылись извивы береговой линии, зеленая полоса влажной травы, белизна пенного прибоя, голубое море и вереница пологих холмов, напоминающих мирное стадо, спускающееся к этому живительному источнику на водопой.

Красота природы на некоторое время заставила их замолчать. Первым заговорил Ричард:

— Уэльс на восходе даже прекраснее, чем на закате, — заметил он.

— Нет, — возразила Элен. — Уэльс одинаков — и утром, и вечером, днем и ночью, в тумане и при солнце. Я не могла бы жить нигде, кроме как в этом краю.

— А мои люди, — сказал Ричард, — твердят, что Уэльс мрачен, что это негостеприимный край, где правят колдуны — порождения туманов, а их подданные — пещерные лесные дикари, и все подряд занимаются черной магией.

Элен улыбнулась:

— Берегись, Ричард! Уэльское колдовство уже начало на тебя действовать.

Ричард взглянул на свою спутницу. Да, он уже во власти магии, но не черной, а совсем иной…

Могучий конь и горячая грациозная лошадка возносили их все выше через пронизанные солнцем рощи к сладким медовым лугам.

На пути их лежало темное и, наверное, очень глубокое озеро, образованное серебристыми ручьями, сбегающими с гор. Поверхность воды, усеянная опавшими прошлогодними листьями, занесенными сюда ветрами, была загадочно недвижима.

— Это сказочное место, — прошептала Элен, по-детски радуясь тишине, царящей вокруг. — Здесь живет сам Тиутег!

Ричард спешился и отпустил коня на водопой. То же самое сделала и Элен. Они пошли по берегу озера. Густая зеленая трава с нежным шелестом ложилась им под ноги и вновь поднималась позади, заметая их след.

— Не думаю, что сказочный народец накажет нас за вторжение в свое королевство на какой-то краткий час. Я одарю гномов вином и сыром, если они позволят нам сегодня побыть здесь вдвоем.

Элен заметила, что на лице у Ричарда появилось выражение, как у школяра, отпущенного строгим наставником на каникулы.

— А почему именно сегодня?

Ричард не торопился давать ей объяснения. Он молча вернулся к Саладину, достал из-под конского седла одеяло, выбрал местечко посуше и расстелил одеяло на траве.

— Так случилось, что сегодня мой день рождения.

— О! — Элен растерялась, не зная, что сказать. — Желаю, чтобы этот день прошел для тебя хорошо и кончился так же радостно, как и начался.

Распаковав седельные сумки, Ричард выложил на одеяло нехитрую снедь, расставил чаши, наполнил их вином из фляги.

— Не такое уж это великое событие, но все же есть повод для праздника. Кстати, твой день рождения, кажется, тоже был недавно.

Элен отвела взгляд. Да, у нее был день рождения — месяц назад ей исполнилось семнадцать. И в этот день должна была состояться ее свадьба с Энионом.

Но ей не хотелось сейчас вспоминать об этом. Могла же она тоже устроить себе праздник, хоть ненадолго освободившись от тяжких воспоминаний.

Ричард галантным жестом пригласил ее сесть и протянул чашу с вином.

— У меня нет для тебя подарка, к сожалению… — сказала Элен.

— Я на это и не рассчитывал. С раннего детства я не получал подарков, и праздник устраивал себе сам.

Он срезал кинжалом мясо с жареной бараньей ноги и положил в ладонь Элен аппетитный кусок.

Они ели и пили в обоюдном молчании, слушая пение птиц и шум близких водопадов. Опустошив третью чашу вина, Элен прилегла навзничь и смежила веки. Пчелы вились над ее губами, привлеченные запахом вина. Солнечные лучи нежно касались кожи, аромат цветов кружил голову.

— Наверное, в раю так же хорошо, — погружаясь в забытье, тихо проговорила она.

— Священники толкуют, что там золотые города с жемчужными воротами.

— Да-да… Тогда здесь на земле все-таки лучше. Ричард налил себе еще вина, выпил. Потом перекатился по покрывалу ближе к Элен.

— Что ж, я с тобой согласен. Элен, не открывая глаз, спросила:

— Неужели у тебя ни разу не было настоящего праздника в день рождения?

— Почему же, был один чудесный день рождения, но тогда я был совсем маленьким. Отец мой постоянно отсутствовал, сражаясь на разных войнах, но мать заботилась обо мне. В тот день она подарила мне игрушку, которую смастерил наш арендатор. А еще надела новую одежду и выложила на стол засахаренные фрукты и разрешила есть вволю. Видишь, сколько радости сразу.

Элен представила Ричарда мальчишкой, уплетающим за обе щеки сладости, и, наверное, расхохоталась бы, если бы у нее были на это силы.

— А сейчас она по-прежнему балует тебя вкусными вещами?

— Она умерла, когда мне было семь лет. Отец вскоре женился вторично, и новая жена его не захотела терпеть меня в доме. Пришлось мне убраться прочь.

— Почему?

— Наверное, она желала главенствовать в доме. Ведь ее ребенок не мог претендовать на титул после смерти отца. Наследником по закону был я. Когда у нее родился сын, она превратила мою жизнь в ад. Отец сам решил отослать меня, чтобы в семье установился хоть какой-то мир. Мачеха и мой сводный братец Филипп неустанно молят Господа ниспослать мне преждевременную кончину. — Ричард горько рассмеялся. — Но пока Господь глух к их молитвам…

Элен от возмущения даже приподнялась, опершись на локоть.

— Твой отец должен был бы исхлестать ее кнутом и выгнать голышом на мороз.

Темперамент Элен внезапно взыграл. Сейчас она была уже готова встать грудью на защиту прав Ричарда.

— Он не очень-то виноват. Эта женщина свела его с ума. Такое бывает… — Ричард усмехнулся собственным потаенным мыслям. — Для меня он сделал все, что мог. Его нормандский сюзерен многим был ему обязан, вот отец и убедил сеньора взять меня в пажи. А когда я достиг положенного возраста, отец заложил почти все свои земли и на вырученные деньги купил мне коня и рыцарское снаряжение. Ричарду явно было больно об этом вспоминать, но все же он хотел как-то оправдать отца в глазах Элен.

— Поверь, он сделал все, что мог, — твердо повторил Ричард.

— Прости, я ведь ничего не знала… и поэтому затеяла разговор о подарках. А мне бы так хотелось обрадовать тебя.

— Неважно, — успокоил ее Ричард. — То, что было, уже давно быльем поросло.

Он поднес к губам ее руку и расцеловал поочередно каждый пальчик.

— Сегодня мой самый лучший день рождения в жизни.

Эти слова, едва он их произнес, как бы застыли в напоенном медом воздухе. В ушах Элен они стали повторяться многократным эхом, и, не осознавая, что делает, она потянулась к Ричарду за поцелуем. Долго они не отрывались друг от друга. В соприкосновении их губ, в близости двух тел была великая нежность, но ласка эта уже предвещала я взрыв страсти.

Его пальцы развязали ленту, стягивающую ее толстую косу, и принялись гладить рассыпавшиеся по плечам волосы. Эти прикосновения завораживали Элен. Ей хотелось забыть обо всем, не шевелиться, лишь ощущать его ласкающую руку и тепло сильного мужского тела рядом с собой.

Неожиданно рука Ричарда замерла, потом резким движением он прижал девушку к себе. Он весь обратился в слух, напрягся. Ничего не понимающая Элен тоже прислушалась. До нее донеслось невнятное хрюканье.

Ричард выпрямился, стоя на коленях, и жестом приказал Элен оставаться на месте. По лугу двигался громадный вепрь. Он только что выбрался на открытое пространство из густого подлеска, вывернув на пути с корнями сухое дерево и пропахав в ярости клыками борозду в мягкой земле.

Вдруг зверь остановился. Его четырехдюймовые клыки угрожающе задрались вверх, чувствительные ноздри зашевелились, принюхиваясь к ветру.

Элен затаила дыхание. Кабаны были самыми злобными и непредсказуемыми по характеру обитателями лесов. Но со зрением у них, как известно, было плоховато. Она нервно сглотнула.

— М-может, он нас не увидит… — прошептала она. Ричард уже обнажил меч и тихо приказал ей:

— Встань и медленно иди к лошадям. Постарайся сесть в седло. Только не делай резких движений.

Он взял в руки одеяло.

— Я отвлеку его.

— Нет! — Элен задержала Ричарда. — Стой на месте. Может, он вернется обратно в лес, не заметив нас.

Ричард не отрывал взгляда от зверя.

— Он уже знает, что мы здесь, Элен! Он нас учуял. Ветер дует в его сторону. Иди!

Элен ничего не оставалось, как повиноваться. Она осторожно двинулась к лошадям. Щетинистое чудовище следило за ней. Кабан поводил остроконечным рылом, как бы решая, в каком направлении атаковать.

Никогда еще путь не казался ей таким бесконечным. Она не считала себя трусихой, но сейчас страх буквально парализовал ее. Она оглянулась через плечо. Ричард медленно шел прямо на зверя. Он подбодрил Элен взглядом, затем развернул одеяло и покрутил его над головой.

При виде развевающегося цветного полотнища вепрь тотчас сорвался с места и устремился на Ричарда. Комья земли вылетали из-под его острых копыт, тяжелая голова угрожающе склонилась вниз.

Элен стремительно преодолела оставшееся расстояние до лошади. Ричард встретил зверя палашом — жалким оружием в подобной схватке. Даже длинные крепкие копья, употребляемые в охоте на кабана, не всегда служили надежной защитой, даже укрепленное сталью древко часто ломалось под напором взбешенной и набравшей инерцию огромной массы. Элен приходилось видеть тела неудачливых охотников, растерзанных кабанами. Это было жуткое зрелище.

Вскочив в седло, Элен развернула кобылу на месте и направила удивленную и испуганную Сейри на вепря. Раньше она участвовала в охоте на кабана, но только как зрительница. О том, чтобы самой сразиться с вепрем, нечего было и думать.

Она знала, что не сможет убить зверя, даже если бы у нее было соответствующее оружие. Единственное, что она могла сделать, — это отвлечь вепря. Известно, что у вепрей вызывает ярость все, что движется, — вот Элен и решила воспользоваться этим.

Выхватив из-под седла плащ, Элен отчаянно замахала им. Она выкрикнула боевой клич Луэллинов, рассчитывая, что шум еще больше озадачит животное.

И замысел ее оказался удачным. Вепрь резко остановился, поскреб копытами по земле, взметая вверх клочья дерна, и повернул навстречу всаднице.

Элен изо всей мочи натянула поводья, заставляя лошадь встать на дыбы и развернуться, чтобы успеть уклониться от смертельно опасных клыков.

Сейри поскользнулась и засеменила ногами, пытаясь устоять. У Элен перехватило дыхание, но кобыла, быстро восстановив равновесие, помчалась прочь от зверя.

Элен вновь натянула поводья и направила Сейри в следующий заход.

Она слышала, как Ричард что-то кричит ей с дальнего конца поляны, но до нее не доходил смысл его указаний. Все ее внимание было сосредоточено на разъяренном звере, с которым она затеяла рискованную игру.

Проделывая очередной трюк и разворачивая лошадь в последнюю секунду, она, рискуя вылететь из седла, низко наклонилась над щетинистой спиной кабана. До нее донеслось хриплое, тяжелое дыхание зверя.

Изо всех сил Элен метнула свой плащ и накрыла им голову кабана. Чудовище закрутилось на месте, пытаясь сбросить тяжелую ткань, кромсая клыками непонятного нового врага. Воспользовавшись этой короткой передышкой, Элен пустила Сейри в галоп, подлетела к Ричарду и резко осадила лошадь.

Он ухватился за луку седла, подтянулся и вскочил на Сейри позади Элен. Они помчались к лесу, ища спасения под сенью деревьев.

В густом, сладостно пахнущем хвоей ельнике они отдышались.

— Никогда так не поступай! Не смей! — обрушился Ричард на Элен. Он схватил ее за плечи, повернул к себе. — Я однажды видел, как вепрь опрокинул лошадь на скаку, вспорол ей брюхо, а всадника обратил в кровавое месиво.

Элен тоже взорвалась:

— А по-твоему, я должна была наблюдать, как тебя рвут на клочья? Что ж, в следующий раз я так и сделаю.

Ричард с такой силой обнял ее, что почти лишил возможности дышать.

— Боже! Как я испугался за тебя!

Элен прильнула к нему. Когда опасность миновала, то, как ни странно, дрожь охватила ее. Ведь Ричард мог погибнуть. Если бы она запоздала… если бы Сейри заупрямилась, испугавшись… Если бы…

— По крайней мере, мы уладили одно недоразумение, которое мешало нам жить, — произнес Ричард со значением. — Теперь я уже не буду проводить дни и ночи, размышляя, как защитить себя от твоего коварства.

Только после этих слов открылся перед Элен смысл совершенного ею деяния. Она спрятала лицо у Ричарда на груди, закрываясь от мира, в котором все поменяло окраску и нарушился прежний порядок вещей.

— Не говори больше ничего, — шепотом попросила она. — И, пожалуйста, вернемся обратно… домой…

Элен говорила едва слышно, и он не совсем был уверен, что она произнесла «домой».

19

Прошла неделя после того дня, когда на них напал свирепый вепрь… и когда Элен спасла Ричарду жизнь. Происшествие это внесло некоторые перемены в их запутанные взаимоотношения. Теперь их связывали общие воспоминания о пережитой опасности и то, что каждый был обязан жизнью другому. Да еще память о мгновениях нежности, прерванной появлением проклятого кабана.

Неизбежно возникал вопрос, что могло произойти, если бы не вторжение дикого зверя.

Когда Элен услышала, что Ричард покидает Гуинлнн, она и загрустила, но и вздохнула с облегчением — Но потаи она узнала, что Ричард отправляется в погоню за уэльскими налетчиками, разграбившими английский обоз близ Бофорта. Это послужило ей предлогом, чтобы вновь распалить в себе злобу, которая раньше защищала ее от его обаяния.

Он притягивал ее к себе, как магнит иголку, и память об их близости не давала ей покоя. В отчаянии она убеждал себя, что ею овладела злая сила, о которой постоянно толкуют священники. Имя этой силы — животная похоть. Ей следует попросить у Жиля разрешения встретиться с отдам Дилвейном. Возможно, после исповеди она обретет умиротворение.

Однажды в полдень, через пару дней после отъезда Ричарда, Элен появилась в замковом храме Гуннлина. Солнце проникало сквозь узкие цветные окна и расписывало узорами изразцовый пол. Она преклонила колени перед, высоким алтарем и начала старательно излагать священнику заранее приготовленную исповедь.

Отец Дилвейн смотрел на нее благожелательно, однако чуть заметная смешинка то и дело вспыхивала в его глазах.

— Да, это внушительный список прегрешений, во надо учитывать, через какие испытания ты прошла за последвшй год. Конечно, грешно отнимать жизнь у английского солдата, но ты говоришь, что он угрожал твоей жизни?

Элен кивнула.

— Раз так, то этот грех не губителен для души. Конечно, убийство — страшное преступление, но пусть совесть твоя успокоится. Постарайся утихомирить свою ненависть, и этим ты угодишь Господу. Вот если ты совершила зло тому, кто не сделал тебе ничего плохого, то тогда Господь отнесется к тебе построже.

Элен поежилась в смущении, ведь она была не до конца откровенна с отцом Дилвейном.

— Я совершила и такой поступок. Я пыталась лишить жизни человека хитростью и обманом. И умертвила бы его, если 6 смогла, но он одолел меня. И такое происходило дважды.

— А он покушался на тебя?

— Нет он даже был добр ко мне.

Священник некоторое время хранил молчание.

— Но все-таки он дважды спасся. И в этом есть проявление милости Господней. Вероятно, и за это злодеяние Бог простит тебя. А ты уверена, — продолжил он, — что это все, что у тебя на душе, дитя мое? Ты выглядишь очень встревоженной.

Элен нервно прикусила губу.

— Да-да святой отец. Я грешна! — сокрушенно воскликнула Элен. — Я вожделела мужчину.

Отец Дилвейн присел рядом с ней на ступеньку под алтарем. Его исхудавшее, обветренное лицо почти вплотную приблизилось к лицу девушки.

— Наша плоть грешна, Элен. Ты красивая женщина, а красота может быть причиной многих несчастий, особенно в маши смутные времена. И все же будь уверена, что Господь создал тебя с определенной целью — любить и быть любимой, рожать и растить детей. Он благословляет тебя на это, но, вероятно, в гордости своей ты считаешь, что у тебя есть призвание более высокое, чем любовь.

Любовь? Ее глаза вспыхнули. Признать, что она полюбила англичанина, означало признать, что она предала все, что ей дорого.

— Но и не люблю этого мужчину, — прервала она речь отца Дилвейна.

Священник испытующе вглядывался в нее.

— А ты в этом уверена, дитя мое?

— Уверена. В моих чувствах нет ничего, кроме похоти. Тут она вскочила, ощутив, что грешит, произнося ложь в храме на исповеди у священника. Теперь ее охватило желание сбежать, скрыться от Ричарда как можно дальше. Его возвращение пугало ее, она не смела оставаться, потому что за себя не ручалась.

— Святой отец! Я должна бежать отсюда… Можете ли вы мне помочь? Мне не к кому больше обратиться.

— А какой совет дал тебе Господь?

— Я молилась день и ночь, но совета от Господа не услышала.

— Ты уверена, Элен, что Господь не дал ответа тебе или тебе просто-напросто не понравился Его ответ? Ведь часто Его планы не совпадают с нашими.

Элен в раздражении сжала кулаки. Отец Дилвейн никак не хотел ее понять.

— Назначьте мне покаяние, отец, и я пойду. Мой охранник за дверьми уже потерял терпение.

Священник поднялся со ступенек с тяжелым вздохом.

— Хорошо.

Он начал было перечислять пустяковые церковные наказания, которые определил для Элен, но его прервал вбежавший служка:

— Отец, отец, поторопитесь! Сэр Ричард только что вернулся, В его отряде есть смертельно раненные, им надо отпустить грехи.

Отец Дилвейн одернул свою поношенную рясу и направился к выходу.

— Мой долг призывает меня, но мы еще поговорим с тобой, дитя мое. Ты умна и сильна, а некоторые уступки — это еще не проявление слабости. Поищи в своем сердце ответы на все мучающие тебя вопросы.

Он подмигнул ей, как Элен показалось, лукаво.

— Между прочим, англичанин из Кента неплохой парень.

— Гонец ждет внизу, Ричард. Он готов отправиться в путь.

Ричард мельком взглянул на своего оруженосца, затем вновь в задумчивости уставился на свиток, который держал в руке. Послание было коротким, но он потратил на его сочинение почти целый день.

Наконец он решился и протянул Симону письмо.

— Пусть Уорд отдаст его Ранульфу де Боргу в собственные руки. Я сомневаюсь, что будет ответ, но на всякий случай Уорду следует подождать некоторое время.

Симон кивнул.

Ричард опять нахмурился в раздумье. Он сам не мог поверить, что совершил такой безумный поступок, отказавшись от, быть может, единственного в своей жизни шанса стать богатым человеком. Несмотря на возражения Ричарда, король Эдуард все же сосватал его за дочь де Борга, и гордый барон, польщенный оказанным ему вниманием, желал встретиться с предполагаемым женихом.

Он прислал письмо с вежливым приглашением в свой замок, чтобы обсудить детали брачного договора. И вот Ричард, вопреки голосу разума, ответил пусть вежливым, но отказом. Он никак не мог заставить себя последовать мудрым советам королевской четы. Сейчас он вновь стал сомневаться, что поступил правильно, запустил пальцы в свою шевелюру и яростно потер макушку.

Глупо было надеяться, что де Борг примет его доводы — мол, он слишком занят усмирением непокорного Уэльса. Все это звучало фальшиво. За этими фразами ясно читалось нежелание ничтожного рыцаря Бассета связать себя узами бракас наследницей богатейшего вельможи.

Неужели Ричард нажил себе в его лице еще одного смертельного врага?

— Ричард, в чем дело? Есть еще какое-нибудь поручение?

Очнувшись, Ричард увидел, что Симон еще не покинул комнату и смотрит на своего господина с тревогой.

— Нет-нет, Симон. Мне просто подумалось, что мои мозги вдруг съехали набекрень. Вероятно, в молодости я получил крепкий удар по голове в какой-нибудь схватке, и теперь, спустя много лет, это сказывается. Скажи честно, Симон, тебе не кажется, что я спятил?

Ричарду хотелось, чтобы вопрос его прозвучал как шутка, но Симон воспринимал все серьезно.

— Нет, Ричард, пока все в порядке.

— Но обещай, что не скроешь от меня, если тебе что-то бросится в глаза… нечто странное в моем поведении.

— Хорошо, Ричард. — Симон слегка улыбнулся, догадываясь о том, что гложет душу и разум его господина. — Я буду присматриваться внимательно.

— Да вот еще, Симон! Пусть Жиль приведет Элен в холл. Ведь скоро ужин.

На это заявление Симон скорчил озорную гримасу:

— Жиля она не слушается.

— А он передал ей, что это мой приказ? Симон молча пожал плечами.

— Тогда объяви этой наглой леди, что она или спустится вниз добровольно, или я велю приволочь ее силком. С меня довольно ее капризов.

Симон с готовностью поспешил прочь.

Оставшись один, Ричард вновь задумался. Что ему делать с Элен? Почему-то она вновь воздвигла стену отчуждения, разделявшую их раньше, — ту самую, которую он с превеликим трудом и терпением, казалось, разрушил.

Возвратившись вчера в замок, он, к своему удивлению, нашел ее такой же озлобленной и неприступной и до смешного упрямой, какой она была в самом начале их знакомства. Она осыпала его злобными упреками за то, что он вновь сражался с ее соотечественниками. Но, бог мой, разве он виноват, что его отряд попал в засаду? Им еще повезло, тго они отделались сравнительно легко, потеряв всего лишь двух солдат убитыми.

С досадой Ричард потер подбородок. Не его стычка с разбойниками, а что-то иное беспокоят Элен. Он пытался не отвечать на ее выпады, но всякому терпению приходит конец. Конечно, не очень-то легко ей, с ее характером и прошлым, уступить ему. Но, черт побери, что может быть естественнее, чем тяга мужчины и женщины друг к другу? Они не первые и не последние в роду человеческом.

В мыслях он вернулся к только что отправленному письму и снова подивился собственному решению. Нормальный человек не откажется от огромного состояния из-за страсти, которую он испытывает к смазливой уэльской ведьмочке. Его женитьба не имеет никакого отношения к этому чувству.

Браки заключаются ради объединения земель, для создания могущественных семейных союзов. Обычно жених и невеста вообще не встречаются до венчания. Взаимные симпатии тут в расчет не принимаются, о них никто и не вспоминает. Почему же он возжелал совсем иного? Должно быть, он все же сошел с ума.

И вот теперь он по-глупому обрадовался, когда увидел Элен, занимающую место за столом рядом с его креслом. Неужто она образумилась и между ними вновь установилось перемирие?

Но одного лишь взгляда на нее хватило, чтобы его надежды тотчас же развеялись. Лицо ее было мрачнее тучи, а в голосе звучала едкая ирония.

— Я рад, что ты соизволила наконец присоединиться к нам, — сказал Ричард вполне искренне.

— Приглашение было настолько любезно, что я не могла отказаться, — раздался ехидный ответ.

Ричард откинулся на спинку кресла, подавляя в себе вскипающее раздражение.

— От тебя можно ждать что угодно — ты непредсказуема и ведешь себя странно.

Элен посмотрела на него нарочито холодно.

— Мне так не кажется. Мое поведение обдуманно.

«Чего она добивается?» — гадал Ричард. Она уже заявила, что жалеет о своем поступке, когда ринулась спасать ему жизнь. Что еще пришло в голову этой своенравной девчонке?

Он уже был готов наговорить ей много резких слов, но со двора в холл вбежал один из караульных солдат с докладом.

— Большой отряд приближается к крепости, милорд! Их гонец уже у ворот.

Ричард встрепенулся:

— Кто же к нам пожаловал?

— Сэр Джон Бассет, его супруга с сыном, а также барон Равенсгейт.

— Не может быть! — опешил Ричард.

— Вся ваша семья в полном составе, милорд, — с довольной ухмылкой подтвердил солдат. — Впускать их внутрь?

Ричард ошеломленно кивнул. Визит отца, мачехи с Филиппом да в придачу еще и Хьюго де Визи был, конечно, для него полной неожиданностью.

Жиль тотчас же засуетился, созывая слуг. Срочно надо было готовить дополнительную еду для незваных гостей и нести вино из погребов, да еще приводить в порядок спальни и помещения для многочисленной свиты.

Сам Ричард опустился обратно в кресло. Встречать вновь прибывших он не торопился. Его занимал вопрос — что побудило де Визи отправиться к нему на Север в компании с Джоном Бассетом. Какого дьявола ему здесь надо?

Прошло несколько тягостных минут, и наконец через распахнутые двери путешественники вереницей вошли в холл.

Сэр Джон Бассет был представлен первым. Ричард сразу же обратил внимание, что хромота отца стала более заметна. Время неласково обходилось со старым воином, он сильно одряхлел. Глядя на этого когда-то знаменитого рыцаря, героя битвы при Льюисе, Ричард ощутил приступ сыновней любви. Он поспешил сойти с возвышения, встретил старика и опустился на одно колено перед ним.

— Рад видеть тебя столь бодрым, отец, — вынужденно солгал Ричард.

Сэр Джон схватил сына за плечи и принудил его встать.

— А я рад встретить тебя, мой сын. — Пальцы старика судорожно цеплялись за одежду Ричарда. — Ты моя гордость, Ричард!

Ричард перевел взгляд на красавицу, застывшую в неподвижности в нескольких шагах позади, и слегка поклонился ей:

— Жанна.

— Ричард…

Темноволосая изящная головка Жанны чуть шевельнулась в поклоне.

— Я… надеюсь, что мы не доставили тебе больших хлопот, сын, — нерешительно начал свою речь сэр Джон Бассет. — Проведав о моем желании посетить Уэльс, милорд де Визи любезно вызвался сопровождать нас. Мы так благодарны ему. Сами мы бы не смогли осилить столь дорогостоящую поездку.

Услышав, что речь зашла о нем, барон Равенсгейт выступил вперед и резким движением скинул плащ на руки подоспевшему слуге. Его золотая массивная цепь на груди, алый бархат одежды, расшитой серебряными галунами, поражали своей пышностью. Он, казалось, подавлял всех вокруг себя.

— А почему бы мне не помочь родителям моего молодого друга? — заявил он, одарив улыбкой безмолвно застывшего рядом Филиппа. — К тому же меня интересует, как вгрызается в глотки уэльсцев натасканный Волк короля Эдуарда. Такого великого воина я давно мечтал увидеть в действии.

— Милости просим, разумеется, но я боюсь, что сейчас нет никаких военных действий, чтобы развлечь тебя. — Ричард указал жестом на стол, старательно сохраняя на лице холодно-любезное выражение. — Прошу, разделите с нами ужин, подкрепитесь с дороги. Мои люди поухаживают за тобой, сэр Хьюго.

Он возвратился на свое место на возвышении и предостерегающе глянул на Элен, намекая, чтобы она держала свой ядовитый язык за зубами.

— Отец! Я бы хотел познакомить тебя с леди Элен. — Он наскоро придумал объяснение ее присутствию за столом: — Она заложница, и я держу ее в замке, чтобы немного приструнить диких уэльсцев.

Де Визи пробежал наглым взглядом по личику Элен, по контурам ее плеч и соблазнительной груди и улыбнулся понимающе.

— Прелестную заложницу ты держишь при себе, сэр Ричард. Теперь меня уже не удивляет твой поспешный отъезд к месту службы. А еще какие-то глупцы твердят, что ты бескорыстен и не присваиваешь себе трофеи. Глупцы и есть глупцы…

Барон Равенсгейт, не удостоив Элен поклоном, уселся за тол. Глаза уэльской девушки сверкнули ледяным холодом и впились в самодовольное лицо барона.

Равенсгейт де Визи прославился своими расправами над беззащитным уэльским населением. Сидеть с ним рядом за столом и не вонзить ему в бок кинжал — было бы постыдным упущением для уэльского патриота. Но не было у Элен сейчас возможности совершить подвиг.

Ричард притворился, что не расслышал язвительных слов де Визи. Он завел разговор с отцом:

— Леди Элен помогает мне разобраться в местных обычаях. С одобрения Эдуарда мы составляем новый свод законов — специально для Уэльса. Если тебе будет интересно, то завтра я ознакомлю тебя со своей работой.

Старик мало что понял из слов сына, но кивнул с важностью, и, шамкая беззубым ртом, жадно принялся за еду.

Путники разместились за столом, и Элен украдкой их разглядывала. Седой безвольный старец — отец Ричарда, темноволосая красавица — его мачеха, похожий на нее брюнет и явный змееныш, бессильный, но злобный, — его сводный брат Филипп. Мачеха вполне была способна превратить жизнь пасынка в родительском доме в ад, а Филипп — найти себе хозяина, жаждущего убрать со своей дороги Ричарда. Он, как дрессированная обезьянка, подражал Хьюго де Визи в манерах и в одежде, что выглядело карикатурой на владетельного вельможу.

— С вашего разрешения я покину стол, — заявила Элен, удовлетворив свое любопытство. — Я уже сыта, а вам, милорд, многое надо обсудить с родственниками и знатным гостем.

Ричард заметил, что все блюда, поданные ей, остались нетронутыми.

— Ты так и не поужинала. Я отпущу тебя наверх, только когда ты съешь положенное.

— Узник вправе не брать пищу из рук тюремщика! — вскинулась Элен.

Де Визи тут же заинтересовался диалогом между хозяином замка и красивой пленницей. Его темные глаза оживились.

— Съешь свой ужин и тогда сможешь убираться прочь! — Ричард не злился всерьез, а скорее изображал гнев.

Она едва не поддалась искушению вслух выразить протест, но ей пришла в голову более удачная идея. Растерянность Ричарда была ей на пользу. Элен вдруг обернулась кроткой овечкой, чтобы еще больше уколоть и унизить его.

— Конечно, я подчинюсь вам, господин. И потороплюсь съесть все, что мне подано, чтобы скорее избавить вас и вашу семью от своего присутствия.

Она с показной жадностью принялась поедать все то, что ей было подано Симоном.

А разговор за столом между тем шел вяло. Отец и сын обменивались редкими вопросами и ответами, перемежающимися чавканьем и хрустом разгрызаемых косточек. Старик уныло повествовал об урожаях в поместье Кент, а Ричард осведомился о судьбе девушки по имени Изабель, вероятно его сводной сестры, которую следует представить ко двору на будущий год, снабдив соответствующими нарядами.

Как мало знала Элен о Ричарде! У него, у этого Волка Кентского, палача уэльсцев, была семья и земли в Кенте, и родной дом в Уайтбридже. И сводную свою сестру по имени Изабель он явно обожал и заботился о ее будущем. Девочка воспитывалась в монастыре близ Лондона, и Ричард надеялся устроить ее на должность придворной дамы.

— Зачем ей тратить время на такие пустяки? — иронически задал вопрос де Визи. — По моим сведениям, Изабель уже достигла брачного возраста. Я смогу ей присмотреть в женихи подходящего молодого человека.

Элен ощутила, как напрягся Ричард.

— Благодарю, сэр Хьюго, но я в твоих услугах не нуждаюсь. К тому же Изабель еще слишком молода для замужества.

— Ей тринадцать, — вмешалась Жанна. — И твое слово, Ричард, ничего не решает в наших семейных делах. Для Изабель наступила пора самой решать свою судьбу. У девушек ее возраста в голове разума побольше, чем у некоторых мужчин на двадцать лет ее старше.

Ричард явно рассвирепел, но смолчал. Элен едва сдержала смех. Ну и семейка досталась Ричарду!

— Раз уж зашла речь о женитьбах, я кое-что услышал и о твоем бракосочетании, Ричард! Накануне нашего отъезда из Равенсгейта прошел слушок… — Слова де Визи прозвучали очень громко во внезапно наступившей тишине. — Если ему можно верить, то мы скоро отпразднуем твою свадьбу? Этот союз вознесет тебя ох как высоко! Правда ли, что твоя невеста — наследница де Борга?

Лицо Ричарда было непроницаемо.

— Странно, что ты поверил в сказку, — сказал он. — По-моему, ты уже давно вышел из детского возраста, милорд.

— Не темни, Рнчард, — настаивал де Визи, — откройся нам. Ты здесь в кругу родных и друзей, не скромничай. Как тебе удалось ухватить за хвост такую голубку?

— Ты питаешься ложными слухами. Ни в какие переговоры с де Боргом я не вступал. А тот, кто утверждает обратное, просто мерзкий сплетник.

— Постерегись, Ричард! — вмешалась Жанна. — Не стоит обзывать короля. Ведь все эти слухи исходят от него. Понятно, что он твой должник за многолетнюю верную службу и наконец решил проявить щедрость. Когда я думаю, что твое продвижение наверх поможет и Филиппу, и Изабель тоже обрести место в обществе, то сердце мое наполняется радостью.

— Не строй безнадежные планы, мачеха, — прервал ее Ричард. — Король мне ничего не должен.

— Но как же?..

— Хватит! — внезапно подал голос старый сэр Джон. — Ричард ясно сказал, что это сплетня. И на этом покончим все разговоры о женитьбе.

Ричард женится! Элен почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. Что с ней происходит? Какое ей дело до судьбы Кентского Волка? Как мало она знает о Ричарде Бассете и как много он значит в ее жизни! Пытаясь подбодрить себя, она осушила почти полную чашу вина.

Мгновенно опьянев, она ухмыльнулась. Конечно. Ричард предпочел бы лечь в постель с нею, а не с нелюбимой, пусть и богатой невестой. Здесь все ясно. Но каковы ее собственные желания? Как быть с ними?

«Никак!» — с яростью убеждала она себя. Ей не на что надеяться. Пусть он все отрицает, но, если король сосватает ему богатую наследницу, на кой черт нужна Ричарду безродная уэльская девчонка? Разумеется, только для постельных утех. И если она останется вблизи от него, так оно и случится. Ей необходимо бежать от Ричарда — какой бы душевной болью она потом ни расплатилась за свой поступок.

После удачного побега она пришлет ему издалека весточку, где признается в своей любви и откроет свою тайну — что она последняя в роду Тайви наследница Луэллина.

«Леди Элен Тайви» — так она подпишется.

Между тем Хьюго де Визи изъявил желание посмотреть, как разместили его свиту. Филипп вызвался сопровождать барона.

Жанна проводила влюбленным взглядом своего сынка.

— Сколько ты мог бы сделать ему добра, если б захотел, Ричард. Одно твое словечко Эдуарду, и благополучие Филиппа было бы обеспечено.

Ричард с ненавистью поглядел на мачеху.

— У короля кошелек слишком тощ, чтобы оплачивать расходы честолюбивых юнцов, и я никогда не стану выпрашивать у Эдуарда милости. Филипп должен обладать собственным разумом, чтобы жить по средствам и самому заботиться о себе.

Жанна чуть ли не вцепилась в лицо Ричарду острыми ноготками.

— Не прикидывайся нищим, — громко провозгласила она. — Свою мошну ты уже набил и скоро еще больше разбогатеешь, а вот в семейную копилку не опустил ни пенни… И не дури меня, Ричард, я в курсе всех твоих дел. Ранульф де Борг прислал твоему папаше письмо с предложением вступить в родственный союз. Но, однако, ты забыл, Ричард, что Уайтбридж пока еще не твой и у тебя за душой нет никаких земель.

— Сомневаюсь, что сэр Ранульф де Борг заинтересован Уайтбридже. У него во владении две дюжины таких поместий. — Сухо откликнулся Ричард. — А всем присутствующим за столом вряд ли интересно слушать вашу перепалку. Заявляю, что слух о моей женитьбе на наследнице де Борга — пустая болтовня, и нечего тратить на нее время.

Ричард встал, подчеркнув этим, что разговор на сегодня окончен.

— Если вы; мои гости, насытились, я бы предложил вам пройти в отведенные покой. Несомненно, долгий путь вас утомил.

Первой вскочила Элен. Ей не хотелось оставаться наедине с Ричардом — Она боялась, что их беседа тут же превратится в словесный поединок.

Ричард на этот раз не возражал против ее поспешного ухода, однако, наклонившись поближе, шепнул:

— Позже я зайду к тебе.

— Не затрудняйся? Мне хватает Симона и охраны под дверьми, чтобы я чувствовала себя на седьмом небе. Тем более что я живу так высоко.

Сэр Джон, блуждающий по холлу с отсутвущим видом, внезапно тронул сына за локоть.

— Соблаговоли уделить мне минутку, Ричард.

Ричард задержался с отцом, а Элен, сопровождаемая Симоном, отправилась к себе. У порога спальни она уже собралась проститься с Симоном, во заслышала в темном коридоре торопливые шаги.

Хьюго де Визн, тяжело дыша, догонял их.

— Вы заблудились, сэр? — мгновенно насторожился Симон. — Я помогу вам найти ваши покой.

— Спасибо, мальчик, во я не нуждаюсь в твоих услугах. Иди своей дорогой.

— Вы здесь гость, и вам не стоит блуждать по замку в одиночестве. Сэр Ричард снесет мне голову, если с вами что-нибудь случится. Не дай бог, если вы споткнетесь в потемках.

— Я не спотыкаюсь, когда иду к дели, — твердо заявил барон Равенсгейт. — Исчезни, юнец!

Приказ старшего сеньора был для юноши законом. Симон неохотно подчинился.

Де Визи и Элен остались наедине. Расстояние всего в один шаг разделало их. Черные глазки де Визи сверкали даже в темноте, как отполированный агат.

— Не продолжить ли нам столь приятно начавшийся вечер, милая леди?

—  — С какой целью? — спросила Элен, притворившись, что не поникает его шутливого тона.

— С той самой, какая вам по нраву, — расплылся в улыбке барон. — Я догадываюсь, что вы не из тех женщин что тратят время на пустую болтовню.

— Да, я предпочитаю дела словам.

— У нас много общего, Элен. Кое-чем я могу вас заинтересовать.

Его рука так и тянулась обнять ее стан, но Элен перехватила эту похотливую руку и зажала во внезапно обретших силу пальцах.

— Что же может мне обещать владетельный барон Равенсгейт?

Встретив сопротивление, де Визи не растерялся. Он произнес доверительно:

— Я буду честен до конца в надежде, что мы поладим. От меня не укрылось, что вы недолюбливаете Ричарда Бассета. Он удерживает вас здесь силой. Возможно, кое-кто сможет помочь вам вырваться на волю, если будет достигнуто соглашение.

Сердце Элен мгновенно отозвалось на этот прозрачный намек, но разум тут же предупредил, что ей надо быть предельно осторожной.

— Вот как? А что мне надо делать, чтобы прийти, как вы выразились, соглашению?

— Пока не знаю. Не будем загадывать наперед.

С таинственной улыбочкой де Визи приблизился к ней вплотную, заталкивая в темноту дверной ниш и.

— В одном лишь могу вас уверить — я щедро оплачиваю оказанные мне услуги.

Элен сразу же исполнилась к нему презрением, но не подала виду. Пусть этот мужчина принимает ее за дурочку, она не станет его переубеждать.

— Не представляю, чем я могу услужить вам, сэр… Де Визи издал смешок.

— Как ловко ты ведешь свою игру, малютка, — перешел он на фамильярный тон.

Де Визи игриво щипнул ее за щеку, как бы невзначай коснулся ее груди.

— Подумай о том, что я сказал, Элен. В накладе ты не останешься, если будешь слушаться меня. Ричард не вечно будет здесь хозяином, поверь мне.

Разговаривая с отцом, Ричард невольно обращал свой взгляд в направлении, куда удалилась Элен.

— Ты, наверное, сын, желаешь узнать, по какой причине мы нагрянули к тебе?

— Разумеется, отец.

— Дело в том, что я болен. Настолько болен, что лекарь сомневается, что я когда-нибудь оправлюсь.

Ричард нахмурился:

— Почему мне не сообщили раньше?

— У тебя были более важные заботы, чем здоровье старика. И я не упрекаю тебя, что ты мало интересовался мною и домашними делами. Так и должно быть.

Сэр Джон робко улыбнулся. Ричард начал было возражать, но старик прервал его:

— Выслушай меня, Ричард. У меня накопилось многое на уме, и я предпринял далекое путешествие, чтобы высказать хоть часть своих мыслей вслух. Я давно мечтал повидаться с тобой, но ты обходил Уайтбридж стороной. И за это тоже я тебя не упрекаю. Но боюсь, что дни мои сочтены. Правда, напоследок Господь одарил меня радостью. Благословенная весть о твоей женитьбе и то, что де Визи предоставил нам эскорт, — это ответ на мои молитвы.

Проигнорировав слова отца о предполагаемой женитьбе, Ричард заострил внимание на странных действиях Равенсгейта.

— Странно, что де Визи проявляет такой интерес к нашей семье, — произнес он не без иронии. — Мне еще понятно, что он забавляется с Филиппом, как с дрессированной собачкой, но зачем ему искать жениха для Изабель — ума не приложу. Готов побиться об заклад, что у него уже есть на примете какое-нибудь омерзительное чудовище. Все, что он ни делает, направлено лишь на то, чтобы ужалить меня побольнее.

В приступе гнева Ричард стал расхаживать взад-вперед.

— Сядь, Ричард, и выслушай меня, — сухо приказал сэр Джон. Его задели высказывания сына. — Известно, что особой любви между вами нет, и ты вправе отвергнуть помощь де Визи, хотя к нам, твоим родным, он относится с редким великодушием. В конце концов, ты долгие годы вносил деньги на приданое Изабель, вся скопившаяся сумма — это твой вклад, значит, за тобой и последнее слово.

Ричард недоверчиво посмотрел на отца:

— Неужели? Поклянись, что так будет, даже если Жанна решит по-другому.

Сэр Джон вздохнул:

— Клянусь, Ричард.

Они миролюбиво уселись рядышком, и старик продолжил разговор.

— Как и ты, я не очень доволен влиянием барона на Филиппа. Сперва казалось, что все идет к лучшему. Мальчик выбрался наконец из-под материнских юбок и повел себя как мужчина. Но сейчас… — сэр Джон поморщился, вспоминая о каких-то неприятных событиях, — сейчас то, что я вижу, мне очень не нравится. А когда я пытаюсь заговорить на эту тему, Филипп шипит, как озлобленный гусь.

Ричард пожал плечами:

— Филипп сам выбрал свою дорогу. Или за него это сделала Жанна. В любом случае твои увещевания его характер не изменят.

— Верно. Но, может быть, ты повлияешь на него? Несмотря на вашу вражду, Филипп преклоняется перед тобой.

Ричард горько рассмеялся:

— Ты плохо его знаешь, отец.

Но сэр Джон упрямо покачал головой:

— Когда Филипп был маленьким, он тебя боготворил. Это его мать из ревности напичкала ему голову всяким вздором. Конечно, сделанного уже не изменишь, во все-таки прошу тебя, Ричард, удели мальчишке внимание. Я был бы счастлив, если б мог надеяться на ваше примирение. Нет-нет, не сейчас, а когда-нибудь в будущем.

— Против Филиппа я ничего не имею, — медленно, с расстановкой произнес Ричард, сам удивляясь тому, что говорит это вполне искренне. — Мне приятно, что он кое-чего все же достиг. На турнире в Уолмсли он завоевал приз и, как я слышал, проявил себя неплохо в сражении на шотландской границе.

— Вот и скажи ему об этом. Хотя он никогда не признается, но похвала твоя для него многое значит.

— Не обещаю, но постараюсь.

— Хорошо.

Сэр Джон опустил с размаху свою широкую ладонь на столешницу, а потом поднял глаза на старшего сына.

— Есть еще одно, о чем мы должны договориться. Мне нужен мир в моей семье… — Он запнулся, с трудом подбирая подходящие слова. — Я знаю, что был для тебя далеко не лучшим отцом. Скажу больше, иногда я вел себя попросту глупо. Когда ты был малышом, я сражался за короля Генриха и все отдавал войне. Я думал, что займусь воспитанием сына позже. А уж когда скончалась твоя матушка, я понял, что упустил многое — то, что уже никогда не наверстаю.

Он глубоко вздохнул, прежде чем продолжить:

— Я любил ее, Ричард! Я любил всем сердцем, хотя ты вряд ли мне поверишь.

— И поэтому быстро нашел ей замену на супружеском ложе. А ведь и года не прошло после похорон! — цинично заметил Ричард.

Сэр Джон с трудом выдержал обвиняющий взгляд старшего сына.

— Я и не ждал, что ты поймешь меня, Ричард. Ты еще не познал, что такое любовь и что значит потерять дорогое для тебя существо. Со дня, когда ее не стало, мир превратился для меня в пепелище. Но надо было продолжать жить, и Жанна хоть как-то мне в этом помогла. Я продолжал воевать за то, чтобы наше родовое имя было в почете, но и этого не смог добиться. Я сражался за нашу землю, за то, чтобы моя семья ела досыта, но все равно вы все оставались голодными. И тогда я разуверился во всем, за что воевал. Ричарду стало до боли жалко отца.

— Но все-таки у тебя от нее остался сын.

— Да, сын остался, и он есть. Сын, которого я люблю, хотя признаваться в любви не пристало воину, каким я себя считаю, хотя стал слаб и немощен. Говорить я не умею. Ты уж поверь не речам моим, а чувствам.

Ричард не откликнулся, и сэр Джон продолжил свое покаяние.

— Ты осуждаешь меня за Жанну, но она поддержала во мне желание жить дальше. Ты видишь в ней только плохое, но в ней есть и много хорошего. Она была мне верной женой. Не всегда мудрой, тут я с тобой согласен, но наших с ней детей она любит и печется о них. Она успокоила мою душу и тело.

Тут он глянул на сына как-то заискивающе.

— И удовольствия я от нее получил такие, каких раньше не ведал. Я словно улетел на небеса и забыл, грешным делом, что у меня есть ты. И о том, как ты страдаешь, я не догадывался и счастьем своим не делился.

— Я не принял бы от тебя и толики твоего счастья с мачехой, — сказал, как отрезал, Ричард.

— Это я понял. Поэтому, когда лорд Эрли предложил взять тебя к себе, я решил, что счастье свое ты найдешь на стороне. Скажи, я неправильно поступил?

— Ты отторгнул меня, но этим, наверное, и спас. Джеффри Эрли сделал из меня мужчину.

— Ошибаешься. Ты уже был настоящим мужчиной с рождения. Джеффри лишь дал тебе шанс раскрыться. Я горжусь тобой, Ричард, хотя, может, поздно об этом говорю, слишком поздно… Ты всегда был для меня на первом месте, вот почему я так легкомысленно относился к Филиппу. Я не отказывал ни в чем ни ему, ни его матери и тем во многом им навредил. Сможешь ли ты понять и простить меня?

Старик совсем сник, стал заговариваться, потом умолк и принялся рассматривать свои руки в голубых венах и старческих желтых пятнах.

— Я не смею просить… но все-таки… может быть… — донесся до Ричарда его шепот.

Долгое молчание предшествовало ответу Ричарда. Он вспомнил и годы, прожитые под суровой властью высокого, почти незнакомого мужчины, который почему-то называл себя его отцом и требовал, чтобы его беспрекословно слушались. А потом кощунственный поступок — замена матери на мачеху, молодую похотливую красавицу.

Но все это уже давно уплыло, и с тех пор земля не раз покрывалась свежей травой. Зачем казнить себя за прошлое?

Ричард осторожно заявил:

— Только ребенок думает о своей тоске и о боли, а взрослый мужчина способен понять чувства другого взрослого.

Он накрыл руки отца ладонью, согревая их своим теплом.

— Ричард, Ричард, скорее! — кричал на ходу Симон. Ричард не хотел беспокоить отца и поэтому спросил небрежно:

— Что стряслось?

— Де Визи, — задыхаясь, произнес Симон. — Он прогнал меня и стражников и остался с Элен наедине. Я подумал, что следует позвать тебя.

— И правильно поступил, — встрепенулся Ричард. — Оставайся здесь, Симон, я сам разберусь.

Как ни спешил Ричард, путь по бесчисленным лестницам и коридорам в верхние покои показался ему бесконечно долгим. С каждым шагом в нем нарастала ярость.

Он настиг парочку в дверной нише у спальни, отведенной Элен.

— А вот и владетель Гуинлина! Мы как раз о тебе беседуем, — насмешливо встретил его де Визи.

Ричард испепелил взглядом обоих — и растерянную женщину, и наглого мужчину.

— Почему ты посмел отослать моего оруженосца? Симон выполнял мои приказания. Он должен был доставить леди Элен в ее покои и не слушать посторонних, пусть даже они знатны и богаты, как ты, Равенсгейт.

Высказав это в пылу гнева, Ричард тут же осекся. Он вспомнил просьбу короля не доводить вражду до крайней черты. Опрометчивость могла стоить Ричарду головы. Любезный король Эдуард не допускал непослушания.

— Прошу тебя, де Визи, удались! — постарался смягчить тон Ричард.

Де Визи оскалился в ухмылке.

— Я ни в чем не провинился. Таковы придворные обычаи — джентльмен провожает леди до дверей ее спальни и желает спокойной ночи. Ты отстал от жизни, Бассет, в этом диком краю и начисто забыл о галантности. И кстати. Хочу тебе напомнить, что невольниц держать в королевских крепостях запрещено. Уясни это себе, Бассет.

— А ты уясни, что если девица заявит, что ты покушался на ее честь, то вылетишь отсюда мигом и не соберешь потрохов!

Двое мужчин, похожие на двух нахохлившихся петухов, были готовы вступить в драку. На какой-то момент Элен даже обрадовалась, что англичане поссорились. Ей было о чем поразмыслить в этот момент. Хьюго де Визи сулил ей освобождение, а Ричард держал ее на привязи — на ком остановить выбор?

Вопреки логике за Ричарда она беспокоилась больше — не совершит ли какую-нибудь подлость по отношению к нему зловещий барон де Визи.

Однако де Визи предпочел с достоинством отступить. Галантно приложившись мимолетным поцелуем к женской ручке, он удалился, сказав на прощание:

— Оставляю вас, леди Элен, на попечение гостеприимного хозяина.

Ричард проводил его взглядом, полным ярости.

— Он дал волю рукам, Элен?

— А как ты думаешь — он бы посмел? Я бы ему позволила?

— Скажи — да или нет?!

— Нет! — со злостью выкрикнула Элен. — Нет!

— Пока здесь находится де Визи со свитой, я с тебя не спущу глаз — ради твоего и моего покоя, Элен.

Как красиво он выражается, как он беспокоится о ней! В голосе его звучит истинная тревога. Неожиданно в памяти Элен всплыл золотой медовый луг, его ласки, но зачем себя травить этими воспоминаниями? Ласки эти уже в прошлом, а в будущем он женится на богатой англичанке.

— К чему пустые разговоры о моем покое, когда я твоя узница, а ты мой тюремщик? Тебе не надо выдумывать предлоги, чтобы выставить охрану у моих дверей.

— Не надо так говорить.

— А как?

— Завтра утром мы все обсудим.

— Завтра… послезавтра — какая разница, — раздраженно произнесла Элен и исчезла за дверью спальни.

Ричард услышал, как опустился, лязгнув, засов с той стороны двери. Но разве убережет ее этот засов, если де Ваза предпримет наглую атаку?

Элен без всякого интереса смотрела на фигуры, расставленные на шахматной доске. Ей было все равно, кто победит. А вот ее партнер Жиль очень хотел выиграть. Ее ход, его ход — и опять все монотонно повторяется, все как в жизни, а интерес к жизни она утеряла.

Она машинально перебирала в пальцах резные фигурки, уже снятые с доски, подобные воинам, убитым в сражениях. Ей казалось, что ее жизнь тоже превратилась в шахматную партию, в которой Ричард — более сильный игрок — загнал свою противницу в тупик.

Как ей вести себя, когда невеста победителя появятся в замке? Впрочем, зачем ей ломать над этим голову? Высокородная английская леди не потерпит присутствия в доме уэльской наложницы.

А возможно, Ричард вообще не привезет бледную капризную англичанку в сырой, пропахший торфяным дымом замок. Он пожелает жить на два дома, а для этого ему я нужна любовница.

Ричард наверняка предложит ей место в своей постели, я она сама дала ему повод для этого. Ее тело все еще хранило память о его ласках. Сможет ли она устоять против нового испытания?

— Она действительно так богата, как намекал сэр Хьюго? — вырвался у Элен вопрос.

Жиль, увлеченный обдумыванием очередного хода, не сразу понял, о чем его спрашивают.

— О да, — спохватился он, — Алисия де Борг очень богатая наследница. Мы все, друзья Ричарда, радуемся, что ему достанется подобная невеста.

Элен заерзала на месте. Сиденье и спинка стула показались ей вдруг слишком жесткими, она не находила себе места. Ее разбирало любопытство.

— А она молода?

— Ей около четырнадцати. Внешностью она настоящая принцесса и вообще — милое дитя.

Жиль с удовлетворением снял с доски бездумно отданную ему Элен пешку.

Во дворе раздался какой-то шум. Если это Ричард вернулся после утренней прогулки верхом, то она сделает вид, что поглощена игрой. Но ее обидело, что Жиль тут же вскочил, прерывая партию.

Элен сидела, опустив глаза, но не выдержала, когда громкий разговор раздался в холле.

Сопровождаемый Ричардом, появился седовласый мужчина, внешность которого была ей смутно знакома. Сэр Роберт Грандисон — личный посланец короля Эдуарда — величественной походкой приближался к тому месту, где она сидела. Об этом человеке даже покойный отец Элен отзывался с превеликим уважением. Она склонилась как можно ниже над шахматной доской и прижала руку к виткам. Не дай бог, он узнает ее и проговорится невзначай, кто она такая.

Но Элен опоздала. С радостным восклицанием англичанин широко раскинул руки для объятии.

— Боже! Кого я вижу! А я-то думал, что ты, девочка, уже далеко в чужих краях. Так все говорили. Как можно после этого верить досужим слухам?

Элен окаменела. Издалека, словно сквозь какую-то преграду, донесся до нее удивленный возглас Ричарда:

— Вы с ней знакомы, сэр Грандисон?

— Да я знаю ее почти с пеленок. Частенько я гостил в замке Тайви, а ее славный родитель был моим другом, пока мы не столкнулись на поле брани.

Изумлению Ричарда не было предела, но Элен испугало еще и другое. У нее за спиной послышался ехидный, лающий смех, а обернувшись, она увидела неописуемую радость на лице де Визи.

— Вот так-так… — бормотал он, — ну и птичка залетела к нам в клетку!

20

— Значит, все сказанное тобой раньше было ложью? С самого начала ты меня обманывала, водила за нос, как наивного дурачка? Я не мог даже представить, что леди Тайви согласится жить в каком-то вонючем убежище среди дикарей да еще защищать их мечом и кинжалом!

— Я защищала свою страну и память о своих предках! А за что воевал ты? Вероятно, за богатое приданое?

Стрела попала в цель и больно ранила.

— Как по твоим, установленным тобой законам ты мною распорядишься? Ты не казнил меня за покушение на свою жизнь, но теперь можешь меня и не пощадить, потому что я наследница Луэллина. Твой король только и мечтает оборвать последнюю ниточку в этом роду и будет доволен, если ты это сделаешь за него.

Ричард был готов заткнуть ей рот ладонью, хотя знал, что она в ярости может укусить его.

— Не болтай вздора, Элен, придержи язык!

Он был груб с нею, но мысленно твердил себе: «Спокойствие, Ричард, спокойствие. Любого зверя укрощают выдержкой и терпением».

— Теперь-то ты можешь мне не лгать и не выкручиваться? Можешь рассказать мне все как на духу?

— Какой исповеди ты от меня ждешь? — с вызовом вскинулась Элен.

— Тихо, тихо, — попытался умерить ее пыл Ричард. — Ладно, говори все, что придет в голову. Выдумывать истории ты мастерица. А я уж сам постараюсь отличить ложь от правды.

«Почему бы не открыться Ричарду? — подумала Элен. — Не сбросить с плеч тяжкую ношу — ведь он часто был великодушен, поступал справедливо. Немало жизней было спасено благодаря его вмешательству и доброй воле».

Но первый же его вопрос насторожил Элен.

— Я хочу знать, кто такой твой Рхис? Он существует на самом деле или это тоже твоя выдумка?

И она опять ему солгала:

— Да, он существует, но о нем я ничего тебе не скажу.

— Знай, Элен, что я его все равно разыщу. Король Эдуард требует от меня его головы. Я пошлю отряды моих людей в горы и поймаю его. Он предстанет перед королевским судом — жалкий, глупый и упрямый разбойник. И тебе его не спасти!

Они оба одновременно, в унисон тяжело вздохнули.

— Кто он, скажи? — настаивал Ричард. — И почему о нем сейчас ничего не слышно?

Элен молчала.

— Ты его любишь?

— Что? — ошеломленно переспросила Элен и тут же кивнула, представив в воображении заключенного в темницу Оуэна: — Да-да, я люблю его…

— А я-то надеялся… — печально произнес Ричард. — Я на многое готов ради тебя, Элен, но не смею обманывать своего короля. Может быть, мне удалось бы потянуть время, но де Визи… все время маячит у меня за спиной. Он и сейчас уже спешит, наверное, сообщить Эдуарду о том, кто ты такая.

Элен знала, как тяжело было произнести Ричарду эти слова, и сочувствовала ему. Но злой язычок снова ее подвел.

— А почему бы тебе самому не преподнести в подарок Эдуарду мою голову в благодарность за богатую невесту?

— Нет у меня никакой невесты. Я отказал Ранульфу де Боргу. Давно, уже на прошлой неделе.

На прошлой неделе? Значит, когда Элен впивалась в него ненавидящим взглядом, грубила ему, гнала от себя прочь — он вовсе и не думал о женитьбе? Она не могла поверить. Что же заставило нищего рыцаря отвергнуть возможное богатство?

— Почему ты это сделал?

— Ответа я не знаю сам, — сказал Ричард. — Может, ты мне его подскажешь?

«Неужели из-за меня? Нет, это невозможно!»

— Мне жаль, что ты огорчишь Эдуарда и я буду тому причиной.

— Думаю, что он не рассердится, если приданым моей невесты будет целый Уэльс.

После этих слов наступила напряженная тишина.

— Скажи честно, каковы твои намерения, Кентский Волк? — спросила она едва слышно.

— Жениться на наследнице короны Луэллинов. Думаю, английский король не откажет своему верному слуге в возможности заполучить эту призрачную корону. А если не мне, то кому-то другому. Родственницу Луэллина он уже не выпустит так просто из рук. Он назначит себя твоим опекуном.

— Но Эдуард не сможет насильно заставить меня идти под венец.

— Не тешь себя ложными надеждами. Твоего согласия даже не спросят.

— Но по уэльским законам…

— Где эти законы? Король их еще должен утвердить.

— Но я не рабыня твоего короля! Я свободная женщина. Я имею право уйти в монастырь, в конце концов!

— И из этого ничего не выйдет, — покачал головой Ричард. — Тебя или перехватят по дороге, или вытащат из монастыря силком.

— Но ведь Эдуард разрешил принцессе Гуилуан, дочери Луэллина, стать монахиней?

— Только потому, что она больная женщина, неспособная рожать детей. Ты — другое дело! Скольких претендентов на уэльский престол ты сможешь родить при желании…

Элен замахнулась, чтобы отвесить ему пощечину, но Ричард ловко увернулся.

— К тому же твои наследные земли в Тайви — жирный кусок. И дом. Деревянные стропила там, наверное, сгорели, но каменные стены еще стоят.

— Замолчи! — вскричала Элен.

Но тут же ей представилось видение — она возвращается в родительский дом и рядом с ней на коне ее муж. Ветер треплет выбившиеся из-под шлема его белокурые волосы…

Ричард с грустью всматривался в Элен. Что ждет эту вольнолюбивую дикарку при дворе? Да ее в первую же неделю с хрустом съедят многоопытные придворные дамы. Даже сам Эдуард — тонкий политик, заинтересованный в примирении с уэльскими мятежниками, — не оградит Элен от издевательств английских аристократок. Ричард все силы отдаст, чтобы убедить его в том, что такому деревцу надо расти только на той земле, где оно родилось. Может, Эдуард смилостивится и разрешит Элен до замужества оставаться на родине?

До замужества? Ричард уже сделал ей предложение, хотя и в шутливом тоне, но, судя по всему, не был ею услышан. Повторить это предложение сейчас он уже не решался. Если раньше она была его пленницей, то теперь между ними выросла стена. Она стала важной фигурой в серьезной дипломатической игре. В игре, где сам он, вероятно, всего лишь пешка.

Дни уныло сливались в недели. Ричард был вынужден развлекать гостей, но сердце его было не с ними. Общения с Элен он избегал, и она тоже предпочитала сидеть взаперти. Домашняя суета, мелкие тяжбы, которые он разбирал, прочие дела никак не занимали его ум. Он понял, что безнадежно влюблен в уэльскую дикарку, вдруг, словно по волшебству, превратившуюся в принцессу.

С тоски он пробовал пить, но ничего, кроне утреннего похмелья, это ему не приносило. В прошлом само слово «любовь» было ему непонятно. Он считал, что это блажь, которая иногда овладевает людьми — нечто вроде болезни. Такой болезнью захворал его отец, погнавшись за хорошеньким личиком, и внес беду в дом.

Впрочем, был и положительный пример. Король Эдуард любил свою королеву, а она — его. Но в основе их любви был разумный расчет. На то они и монархи. А он, Ричард, лишь простой рыцарь с пустым карманом.

— Я долго стучал к тебе, но ты не отзывался. — У Симона на лице было обиженное выражение. — Извини, Ричард. Мне не хотелось бы мешать, но пришел человек из уэльского селения. Он требует встречи с владетелем замка. Что-то болтает по-уэльски, но Жиля нет на месте. Там у них в Руслине какая-то беда.

Ричард отодвинул чашу с вином и с трудом поднялся. Ему было стыдно, что оруженосец видит его нетрезвым. Неуверенными пальцами он пристегнул меч в ножнах к поясу.

После долгого спуска по винтовой лестнице у Ричарда закружилась голова. Огонь факела в руках идущего впереди солдата плясал у него в глазах. Слава богу, что он еще не споткнулся и не унизил себя. Только внизу, когда они выбрались в сумрачный и пропахший дымом от очагов и факелов холл, Ричард почувствовал себя получше.

У огня грелся какой-то оборванец. При виде господина из его рта тут же полилась бессвязная, но темпераментная уэльская речь.

Ричард прервал его по-уэльски:

— Говори медленнее. Я понимаю лишь одно слово из четырех. Перестань тарабанить, глупая скотина.

Пришелец вновь принялся скороговоркой излагать свою жалобу.

Ричард не выдержал.

— Ладно, хватит! — прикрикнул он и распорядился на всякий случай: — Симон, разбуди с полдюжины людей. Не знаю, что там произошло, но мне стоит взглянуть…

В мозгу Ричарда словно ворочались тяжелые камни, и все-таки он кое-что уразумел из сбивчивого рассказа вестника. Какие-то английские солдаты подожгли деревню, избили или поубивали каких-то уэльсцев. Чьи солдаты? Зачем? Почему? И какую-то девчонку изнасиловали, черт их побери!

Генри Блуэ, тоже немного понимавший по-уэльски, решил вмешаться:

— Да пошлите его к дьяволу, сэр! То, что творится в их свинарнике, нас не касается. Они пещерные люди, и слушать их — только лишних хлопот наживать. В крайнем случае пошлите меня, милорд, и я мигом наведу там порядок.

— Нет, я разберусь сам, — отверг Ричард предложение Генри с внезапной холодностью. — Наши солдаты вообще не имели права заявляться туда, а тем более творить там бесчинства. Я отвел эти земли для уэльсцев, и там правит их закон. Только нам и не хватало, чтобы вспыхнул новый мятеж.

Подумав немного, он вновь окликнул Симона:

— Поднимай весь гарнизон! Возможно, мы столкнемся с засадой, и надо быть готовым ко всему.

В свете факелов крепостной двор заполнился пляшущими тенями. Кони нервно дергались, когда всадники с размаху вспрыгивали в седла. Ричард на Саладине, пригнувшись, проскакал под низкой аркой через мост и на мягкой торфяной дороге пустил коня галопом.

Тревожное предчувствие почему-то не оставляло его. Явно его поджидала какая-то каверза, какая-то для него самого личная неприятность — это ощущалось в самом воздухе, не прохладном, как обычно в ночное время, а душноватом, спертом, словно в давно заброшенных покоях.

Луна ярко светила вовсю, и не было надобности зажигать факелы. Их смоляной и дымный запах остался позади, за крепостными стенами, но вновь на Ричарда пахнуло гарью.

— О кровь Христова! — воскликнул он, поднявшись на стременах. — Горит весь Руслин!

Обернувшись к своему воинству, догонявшему его, Ричардкрикнул:

— Возвращайтесь в крепость за ведрами и баграми! Поплотнее усевшись в седле, он с силой вонзил шпоры в бока Саладина. Когда головная часть колонны очутилась на вершине холма, картина разрушительного пожара открылась взору всадников. Больше половины строений были объяты пламенем. Из-под крыш летели в черное небо оранжевые искры.

Люди метались по узким улочкам, безуспешно сражать с огнем. Клубы дыма, которые порывистый ветер заставлял низко стелиться над землей, удушали все живое. Это был истинный ад, вырвавшийся из преисподней.

Саладин отпрянул, но Ричард подчинил его своей воле и направил прямо в дымное облако. Жара была нестерпимой. Раскаленный пепел сыпался сверху и воспламенял волосы.

— Здесь уже нечего спасать! — крикнул Ричард. — Постараемся уберечь те дома, куда пожар еще не добрался.

Он спешился с коня, вручил поводья Симону.

Солдаты присоединились к цепочке мирных жителей, которые передавали друг другу ведра, кадки н миски, наполняя их водой из ближайшего ручья. Пожар объединил два враждующих народа — здесь англичан приняли за своих.

Ричард двинулся по извилистой, еще не охваченной огнем улочке. Мужчина в темной одежде удерживал женщину на пороге хижины, кровля которой уже начинала дымиться. Женщина явно была беременна. Большой живот делал ее неуклюжей, но она упрямо рвалась внутрь дома.

В мужчине Ричард узнал священника.

— В чем дело, святой отец?

— Ей жалко пеленок и одеяльца, приготовленных для будущего ребенка, — откликнулся, напрягая голосовые связки, отец Дилвейн. — Для нее это целое богатство.

Ричард встряхнул женщину, пошлепал ее по щекам, пытаясь прервать истерику, но та захлебывалась в безумных рыданиях.

— Ради бога, разъясни ей, что я возмещу ей все убытки. И не подпускай ее близко к дому, он вот-вот вспыхнет.

Священник согласно кивнул, и Ричард его покинул.

Он продолжал метаться по узким улочкам, громовым голосом отдавая распоряжения — и по-английски, и по-узльски.

А затем появились его солдаты — весь гарнизон в полном составе. Мощные усилия десятков крепких мужчин оттеснили пламя.

Симон поднес Ричарду ведро студеной воды. Ричард жадно глотал ее и никак не мог утолить жажду. Остатками он ополоснул лицо и руки, черные от копоти.

Рядом с ним снова появился отец Дилвейн и молча поманил его за собой. Они прошли две дюжины шагов по направлению к церкви, склонив головы, проникли через низкий дверной проем и очутились в аскетичном жилище священника. Узкое ложе, выбеленные известкой стены, два стула и хромоногий столик с потрепанной Библией, никаких распятий и икон.

Какой-то странный покой сразу же охватил Ричарда в этой комнате. Будто стянутая до предела пружина стала медленно ослабевать, постепенно раскручиваться.

— Милорд! Я хочу, чтобы вы это видели.

Священник откинул с кровати одеяло, под которым скорчилась неподвижная девочка, только прерывистое дыхание и стоны показывали, что она жива и страдает от сильной боли. Обнаженное худенькое тело было покрыто кровоподтеками, на бедрах и ляжках темнела запекшаяся кровь.

Ричард содрогнулся. Девочка могла бы вырасти, расцвести я стать красавицей, но этот цветок безжалостно растоптали.

С каменным лицом отец Дилвейн осторожно повернул девочку на бок и указал Ричарду на худенькие ягодицы, покрытые глубокими царапинами и ссадинами.

Ричард сам поторопился вернуть покрывало на место.

— Кто? Кто это совершил?

— Они не представились, — со злой иронией откликнулся священник и пообещал: — С этого дня наши вооруженные мужчины будут охранять деревню.

— Король не дозволяет уэльсцам брать в руки оружие, — возразил Ричард.

— Но позволяет нарушать законы, им же самим установленные?

— Я заберу девочку в замок. Пусть Элен попробует вылечить ее. Твоя соотечественница знает много рецептов.

— Ты, Ричард, добр, но не все твои люди таковы, — угрюмо проговорил отец Дилвейн. — Неизвестно еще, что ждет девочку в твоем логове.

— Не все мои люди такие звери. Нельзя по одной паршивой овце судить обо всем стаде.

Он с тревогой посмотрел в темные глубины глаз священника. В них вот-вот могла вспыхнуть искра, способная зажечь пожар в душах. Не вспыхнет ли так же Элен при виде невинной девочки, ставшей жертвой английской солдатни?

— Я обещаю наказать виновных.

— Зачем обещать то, что не в твоих силах? — промолвил священник. — Ты один, а злых людей множество. Вряд ли ты справишься с полчищами зла, даже если твой король тебя и поддержит.

Ричард ничего не ответил. Он вызвал Симона и потребовал принести носилки. Двое уэльсцев вызвались отнести растерзанную девочку в замок.

Ричард остался возле жилища священника. Церковный двор постепенно заполнялся грозно молчащей толпой. Отец Дилвейн как-то странно посмотрел на Ричарда.

— Тебя ждет еще один горький сюрприз. Пожалуйста, не отходи, держись рядом со мной, — произнес он приглушенно.

Они пересекли двор. Люди внешне почтительно расступались перед ними, но их едва сдерживаемая злоба тяжело давила на Ричарда.

У порога церкви священник посторонился. Ричард толкнул тяжелую дубовую дверь и вошел внутрь.

Множество смоляных факелов горели в кованых скобах вдоль стен. От внезапно яркого света Ричард зажмурился. С тревогой он заметил, что уэльсцы, собравшиеся в церкви, сжимают в руках различные предметы, которые при желании могли стать грозным оружием.

Он вгляделся в лица и узнал Хейвидда Села, который первым и подал голос:

— Однажды ты сказал, что мы можем не бояться требовать справедливого суда над англичанином. Такое время пришло.

Вид у уэльсца был угрожающим. Он стал наступать на Ричарда, и тому пришлось оттолкнуть его. Властным жестом он заставил людей расступиться. И тогда Ричард увидел трех солдат из отряда де Визи, связанных по рукам и ногам и брошенных на пол перед алтарем.

Четвертый же не был связан. Он стоял в углу и дрожал мелкой дрожью, голова его была опущена.

Пораженный Ричард на какое-то время застыл в безмолвии. А затем разразился громовым воплем:

— Филипп?! Ты, грязный подонок!

Филипп отшатнулся, пробормотал едва слышно:

— Я не хотел… не думал… вышло все не так… Мы пришли сюда поразвлечься…

— Поразвлечься?! Ты называешь развлечением то, что вы сотворили с этой девочкой?

Филипп все же пытался оправдываться:

— Не кричи на меня. Она всего лишь уэльская дикарка… ничтожество… через пару дней она обо всем забудет.

Ричард шагнул к Филиппу и с размаху ударил его по лицу. Юноша упал на колени.

— Ты трогал ее? Трогал?

— Да… я был с ней. Я взял ее силой, — признался Филипп. — Но она была в порядке, когда я ее оставил. Я не ранил ее, не бил… Клянусь!

— Когда ты ушел?

— Не помню… мы пили… много пили… — лепетал в страхе Филипп. — И эля нам не хватило. Я отправился поискать еще эля… Клянусь спасением души, я не знаю, что они делали там без меня…

— Значит, ты оставил девочку наедине с этими волками из свиты де Визи? Как ты мог? Если уж ты завел себе таких приятелей, то следил бы за ними в оба.

— Мы были пьяны и хотели женщину. Ты запретил приводить в крепость шлюх… вот мы и отправились сюда… — Филипп тяжко вздохнул. — Мы увидели эту девчонку в первой же хижине, куда зашли. Я попользовался ею. Но я ее не бил, поверь мне, Ричард! Я не думал…

— Ты не думал, ты не хотел… Может, скажешь ей это сам? Может, она будет счастлива от тебя это услышать?

Уста Ричарда источали яд.

— А как начался пожар?

— Кто-то, должно быть, услышал ее крики и прибежал на помощь. Нам преградили путь люди с дубинками. Чтобы отделаться от них, мы на бегу подожгли парочку хижин.

Ричард схватил брата за ворот туники, рывком поставил на ноги.

— За один час ты разрушил все, что я строил месяцами. Ты мерзок, меня воротит от твоего вида, гадкий ублюдок!

Он снял золотую цепь с шеи юноши, обернулся и поискал взглядом отца Дилвейна.

— Я хочу, чтобы это передали родным пострадавшей. Это, конечно, малое возмещение…

По церкви пробежал изумленный ропот, когда священник показал цепь толпе. Единственное звено этой цепи стоило больше всех сгоревших этой ночью хижин.

— Почему ты распоряжаешься моей цепью? — возмутился Филипп. — Ты не имеешь права, она моя!

— Да? Так ли это? А мне сдается, что куплена она на мои деньги. На те, что я посылал отцу на ведение хозяйства. Сейчас это золото выкупит тебе жизнь. Следовало бы, конечно, оставить тебя здесь, на расправу… но ты все же мой брат.

— Сводный брат! — огрызнулся Филипп.

— Да, сводный. Слава богу, что не моя мать произвела на свет подобного мерзавца!

Ричард поглядел на связанных пленников и распорядился:

— Выведите всех наружу!

В церкви было нестерпимо жарко, но в ночи Ричард не ощутил желанной прохлады. Отвратительный запах гари еще не рассеялся. Толпа во дворе стала многочисленнее и гуще. Воины Ричарда и уэльсцы стояли плечом к плечу. Все ждали от него решения.

— Слушайте меня! — возвысил Ричард голос. — Эта насильники явились сюда самочинно. Это не мои люди, они из свиты моего гостя и будут отвечать перед своим хозяином. К сожалению, я не имею власти поступить с ними так, как они того заслуживают. Но все же я определю им наказание и от себя.

Он обратился к Генри Блуэ:

— Пусть привяжут их к ограде, а родственники девочки всыплют им по двадцать ударов плетью.

Филипп в бешенстве ринулся к брату, схватил его за руку:

— Ты свихнулся, Ричард! Презренный смерд не имеет права поднять руку на английских воинов!

— Я дам ему такое право, — огрызнулся Ричард.

Все темное, все злое, что гнездилось в натуре Филиппа, вдруг выплеснулось здесь, на виду у всех. Он дьявольски расхохотался.

— Может, ты и меня захочешь наказать плетьми наравне с простыми солдатами? Меня, посвященного в рыцари волей короля и дворянства?

— Ты заслужил, чтобы с тебя сорвали рыцарские шпоры, и, может быть, этот час еще наступит. Но сейчас и они тебя не оберегут. Берите его, — ледяным тоном приказал Ричард, — наказание одинаково для всех.

Филипп прошипел:

— Ты не посмеешь… отродье саксонской ведьмы…

Ричард обеими руками сжал худое мальчишеское горло.

— Еще одно слово, Филипп, и ты очнешься в аду…

Испуганный Филипп придержал свой ядовитый язык, но за него говорили глаза, метавшие молнии.

Ричард отбросил от себя юношу с нескрываемой брезгливостью, но Филипп устоял на ногах и прошел к месту позорного наказания, вскинув подбородок. Он даже не вздрогнул, когда его дорогую одежду грубо сорвали, обнажив спину.

Жесткий короткий кнут просвистел в воздухе двадцать раз. Ричард невольно сжимал губы, когда сплетенные вместе со стальной проволокой льняные шнуры впивались в живую плоть. Он мысленно возблагодарил Бога, что брат его выдержал наказание как мужчина.

Потом хлестали корчащихся от боли солдат де Визи. Ричард сам вслух считал удары, чтобы уэльсцы в своей злобе не перестарались. Он не хотел доставить в Гуинлин исполосованные плетью трупы. Он обещал справедливый закон этому народу, и вот сегодня представился случай доказать, что его обещания не пустые слова.

После сурового наказания Филипп и его сообщники беспомощно распростерлись на земле.

— Пусть валяются здесь и сдохнут как собаки, — услышал Ричард перешептывания за спиной и мгновенно возразил:

— Нет, этого не будет. Законный приговор их еще ждет. Суд состоится в замке.

Когда окровавленного Филиппа опускали в седло и привязывали ремнем за спину Генри Блуэ, младший брат с ненавистью обратился к старшему:

— Вот ты и добился своего, Каин…

— Кто Каин, кто Авель — мы еще разберемся! — отрезал Ричард.

С тяжелым сердцем он покидал место пожарища. Он предчувствовал, что испытаниям его воли и решимости еще долго не будет конца.

Элен, прильнув к окошку, увидела Ричарда во главе колонны, вступившей во двор. Слава богу, что ночное происшествие окончилось без жертв, а то ей уже пригрезилось, что мятежники вновь восстали и была битва.

Как же раздвоились ее душа и разум! Она желала победы одним, а тревожилась за жизнь других.

В спальню ее принесли истерзанную девчонку. Элен сначала напоила ее успокаивающим настоем трав, а потом смазала ссадины и раны. Если б в ту, уже далекую весеннюю ночь, она попала в плен не к Ричарду, а в руки озверелых солдат, с ней, наверное, было бы то же самое. Вероятно, ей пришлось бы расстаться с жизнью, а ее душа металась бы наводящим ужас призраком, взывая к мести.

В тот раз судьба была к ней благосклонна. Но теперь будущее ее зависит не столько от Ричарда, сколько от его повелителя. По нелепой случайности тайна ее происхождения стала известна всем. Уже, вероятно, о ней знает и король. Как он поступит с опасной девицей? Вряд ли умный политик открыто расправится с ней. Он может сгноить ее в одной из своих тюрем или выдать замуж за человека, который станет ее палачом.

Элен попыталась изгнать из головы эти мрачные мысли и сосредоточилась на воспоминаниях о том, как бережно обращался с ней Ричард. Раньше она не ценила его великодушие и рыцарское благородство. Она вела себя как взбешенный зверек, посаженный в клетку, и кусала до крови ласкающую ее руку.

Подойдя к двери, она долго убеждала охранника, что ей надо поговорить с хозяином замка. Спускаясь по лестнице, Элен услышала внизу гневную перепалку. Казалось, каменная твердь Гуинлина вздрогнула от злобного крика:

— Как ты посмел тронуть моих людей?!

Элен увидела Ричарда, греющегося возле очага. Рядом с ним стоял его отец. Де Визи накидывался на Ричарда как разъяренный пес. На вопли Равенсгейта Ричард отозвался устало:

— От меня они получили всего лишь по двадцать ударов плетьми, остальное предоставлю тебе. Как решишь, так и будет. Но поверь, что двадцать плетей — это ничтожное наказание за тот ущерб, который они мне причинили.

— В своем ли ты уме, Бассет? — ехидно поинтересовался барон. — Что из того, что парни пощупали деревенскую шлюху и позабавились огоньком? Я знал, что ты глуп, но сейчас твоя глупость зашла слишком далеко.

Элен предугадывала, как гневно ответит ему Ричард, но ярость, охватившая хозяина Гуинлина, превзошла все ожидания. Если бы взглядом можно было убить, то де Визи тут же стал бы трупом.

— Жители Уэльса под моей защитой. — Он вскинул вверх могучую руку и повторил: — Вот эта рука будет защищать их всегда, как бы не лаяла на меня мелкая шавка вроде тебя, Равенсгейт. По велению нашего короля Эдуарда Гуинлин мой, а ты и твои люди здесь лишь гости. Я не отказываю вам в гостеприимстве, но законы, мною установленные, требую соблюдать.

С поднятой вверх дланью он был сейчас похож на статую одного из римских цезарей.

— Я установил здесь мир, ты же сеешь войну. Смотри, как бы не пожать плоды трудов своих, и не придется ли тебе раскаиваться.

Все вокруг замерли, и Элен в том числе, от его зычного властного голоса, лишь де Визи ухмыльнулся и произнес негромко:

— Боюсь, раскаиваться придется тебе, мой друг, за то, что двадцать плетей ты назначил братцу своему за мелкую провинность. Даже если он тебе это простит, то только не я, потому что он мой слуга. Со мною тебе трудно будет справиться. Берегись, Ричард, я тебя предупреждаю.

— А я предупреждаю тебя, — холодно произнес Ричард. — Тебе тоже следует поберечься.

— Вот и поговорили, — мрачно улыбнулся де Визи. — Все стало ясно как на духу. Ты считаешь себя правым, но уверяю, что ни один рыцарь не одобрит того, что ты позволил смердам высечь человека в рыцарском звании. Опасность может прийти отовсюду, так что избегай выезжать из замка без кольчуги, Ричард.

Сэр Джон, молчавший до сих пор, решил вмешаться:

— Мой младший сын поступил плохо. Старший наказал его за ошибку, но проявил излишнюю суровость, и поэтому он не прав.

Старик тронул Ричарда за плечо, как бы охлаждая его пыл, но Ричард отстранил слабосильную руку отца.

— Я прав, и вам обоим это известно — и тебе, отец, и барону. Совесть моя чиста. И дальнейших упреков ваших я не желаю слушать. Я покидаю вас, потому что очень устал.

В сопровождении Симона он начал подниматься по лестнице, а Элен неслышно отступала перед ними, пятясь по ступеням. Свет факела упал на подол ее туники. Ричард и Симон мгновенно обнажили мечи.

— Кто там прячется? — окликнул Ричард. Элен подала голос:

— Это я.

— Ты должна была ухаживать за уэльской девчонкой.

— Она спит. Кстати, я хотела поблагодарить тебя за то, что ты так веришь в мое врачевание.

— А что ты здесь делаешь?

— Де Визи так кричал, что я встревожилась. Он подлый человек, с ним небезопасно связываться.

— Я рад, что ты раскусила его. Ты не сердишься, что я обременил тебя заботами?

— Как можно на это сердиться?

Разговор между ними был тихий, миролюбивый. Элен разглядела на лице Ричарда ожоги. И сам он казался до предела уставшим.

Элен обратилась к Симону:

— Твоему господину требуется помощь. Отведи его в спальню, а я возьму свои лекарства и приду.

Симон согласно кивнул.

Через несколько минут Элен уже стояла на пороге покоев хозяина замка, расположенных в другом крыле. Дверь была приоткрыта, и она видела, что Ричард сидит на низком табурете посреди комнаты, обнаженный до пояса, а Симон неловкими пальцами снимает лоскуты обожженной кожи.

— Иди, Симон. Я справлюсь сама… Они остались наедине.

— Тебе не следовало бы приходить сюда.

— Молчи, — распорядилась Элен.

Она обмакнула конец его рубахи в бадью с водой и, отжав, начала осторожно протирать его плечи и спину. Обмыв обожженные места, Элен стала накладывать целебную мазь. Снадобье, вероятно, очень сильно щипало, и Ричард, словно боязливый ребенок, зажмуривался и вздрагивал. И это так не соответствовало его мужественному облику.

Он вдруг перехватил ее руки и отвел их от себя.

— Тебе нельзя быть здесь, — повторил он.

Она не решалась заглянуть ему в глаза. Жар, исходящий от его большого сильного тела, возбуждал в ней запретные желания.

— Я должна быть возле тебя, — вдруг внезапно прорезался у нее голос.

— О, Элен! Моя Элен…

Они осторожно коснулись друг друга, и это невинное прикосновение передавало зародившуюся в них страсть. Не только любви, но и утешения ожидал от нее сейчас Ричард.

— Мне очень тяжело, Элен. Мне стыдно перед тобой и перед всеми. Мой брат разрушил то, над чем я так трудился. Кто мне теперь поверит?

— Это не так, Ричард, — прошептала она. — Наказав брата, ты поднялся в глазах моих людей. Этот поступок воздастся тебе сторицей.

— Нет-нет, король отзовет меня обязательно. Де Визи уж постарается представить дело так, что виноват во всем я.

— Чепуха! — воскликнула Элен, выпрямившись во весь рост и пылая гневом. — Что за женские слабости у взрослого мужчины? Нечего плакаться передо мной! Марш в постель! Сейчас ты зол и расстроен, а завтра мир покажется тебе прекрасным.

Она отвела его к кровати, а когда он лег, запечатлела поцелуй на лбу, как это делает мать с мальчуганом, который никак не может уснуть. Потом задернула покровы балдахина над роскошным ложем, где когда-то провел ночь король.

— Не уходи, — попросил Ричард.

— Нет-нет, я не уйду. Ты спи, а я посижу рядом.

Он затих, мерно дыша. В окошке посерело, близился рассвет.

Как странно! Три месяца тому назад она только и мечтала о том, чтобы полоснуть стальным лезвием по горлу Кентского Волка, насладиться зрелищем крови, которая, пузырясь, вытекает из раны, его агонией. Это страшное видение заставило задрожать каждую жилку в ее теле. Вот сейчас он полностью в ее власти — виновник гибели ее родных, тюремщик ее и Оуэна.

Еще три месяца тому назад она поддалась бы искушению, но сейчас полная правда открылась ей. Прежняя ненависть умерла. Она любит Ричарда Кента — в любят уже давно.

21

Элен открыла глаза, когда на лицо ее упал теплый солнечный луч. Высокое узкое окно ярко сияло, а по другую сторону комнаты точно такое же окно голубело, и за ним открывалась морская ширь. Это не была ее привычная комната.

Не сразу Элен вспомнила, где находится. Неужели она могла уснуть и проспать много часов возле постели спящего врага? Мышцы ее затекли, но она ощущала себя так, будто с плеч ее упала тяжелая ноша.

Ричард Кент уже не был для нее врагом. Он представал перед ней многоликим. Но из его разных обликов она выбрала тот единственный, за который могла его полюбить, — образ справедливого, честного, благородного воина. Может быть, другие англичане совсем не такие, как он. Если король Эдуард решит выдать ее замуж за кого-нибудь из них, то она предпочтет смерть подобной участи.

Элен была наслышана о репутации приграничных английских феодалов. Конечно, умирать ей не хотелось, и она решила искать возможный выход из будущих своих затруднений.

Она вспомнила о маленьком женском монастыре, который отец ее когда-то учредил неподалеку от Тайви. Если пришлые варвары не разрушили и не осквернили обитель, она бы нашла там временное убежище. А позже приняла бы монашеский сан.

Другого выхода для себя она просто не представляла. Эдуард никогда не позволит ей выбрать жениха самостоятельно, а Ричард не посмеет заявить королю о своих притязаниях.

Элен поглядела на спящего Ричарда и тут же отвела взгляд, так как ее потянуло прикоснуться к нему. Это было бы невинное прикосновение, но все равно лучше ей удалиться сейчас, убежать, скрыться в своей отдаленной комнате прежде, чем он проснется. Так она и сделала.

Охранник, стороживший всю ночь пустую спальню встретил ее с понимающей ухмылкой. Ему было приказано стеречь узницу, но узница отсутствовала всю ночь и провела ее как стало ему известно, в покоях господина… Элен напустила на себя строгий вид и прошла к себе.

Несчастная девушка все еще спала на ее кровати после принятых снадобий. Ощутив зверский голод. Элен поспешила вниз в холл, где воинство Ричарда вкушало поздний завтрак после проведенной в тревоге ночи. К своему удивлению. Элен увидела там Оуэна. Правда, он сидел в одиночестве в углу, поодаль от всех, но на стол перед ним поставили мед и свежий хлеб, как будто узник был на равных с людьми Ричарда.

Когда Элен подсела к нему, никто не обратил на это внимания.

Первым дедом Оуэн спросил, оправилась ли девчонка. Откуда он знает о событиях прошедшей ночи? Неужели новости просачиваются к нему В подземелье сквозь каменные своды? Элен не очень-то понимала, что происходит в замке.

— Наверное, некоторые скажут, что ей повезло, раз ее не замучила до смерти.

Выслушав ответ Элен, Оуэн сжал пальцами столешницу с такой силой, что они побелели.

— Жертв будет еще предостаточно. — Произнес он, — Не обольщай себя, Элен. Люди Кента и люди де Виза все на одно лицо. Насилие повторится. И я боюсь, что твое высокое происхождение не убережет тебя, Элен. Вот поэтому я решил о тебе позаботиться.

Из складок туники он извлек небольшой кинжал и украдкой показал его Элен. К счастью трое солдат, угощавшиеся поблизости пенистым элем, ничего не заметили.

— Господи помилуй, да ты совсем спятил, Оуэн. — Элен с испугом оглянулась по сторонам. Ведь даже если Оуэна на некоторое время выпустили из темницы, за ним кому-нибудь поручено неусыпно следить. — Если у тебя найдут оружие, то убьют на месте. И я уже больше не смогу умолить Ричарда пощадить тебя.

— Если даже у нас есть один шанс на успех, его нельзя упустить, — мрачно пробормотал Оуэн.

Он всадил кинжал вместе с рукоятью в ломоть мягкого хлеба, так что тот совсем скрылся в нем.

— Как ты считаешь, — спросил он — эта игрушка способна убить? Ты ведь знаешь место, куда надо всадить оружие, чтобы смерть наступила наверняка?

Элен поспешным движением передвинула хлебный ломоть к себе поближе, поднесла ко рту. Тем временем оружие выскользнуло ей на подол ибо, и она сжала его между колен.

У Оуэна фанатично заблестели глаза.

— Будем молиться, что оно тебе не понадобится, — сказал он. — Но если они… переступят предел… я не хотел бы, чтобы тебя ждала участь той девчонки…

— Об этом, Оуэн, можешь не тревожиться, я слишком ценный товар, чтобы кто-то осмелился его попортить. И, кроме того, у меня есть верный способ избежать опасности.

Оуэн в удивлении поднял брови.

— Да-да, Оуэн! Помимо королевской, есть на земле еще одна власть — это власть церкви. Даже Эдуард ей подчиняется. В крайнем случае я обращусь к церковным властям.

— Зря ты, Элен, на это надеешься. — Он вновь вскипел злобой. — Все святыни давно попраны, в все куплено. Справедливости нет ни на земле, на па небесах!

Быстро покончив с едой, они холодно расстались. У каждого В Душе была СВОЯ ноша.


Жанна Бассет старательно втирала в израненную спину своего сынка целебную мазь.

— Твое брат — чудовище! Я уверена, что он так унизил тебя из зависти. Он завидует тому, что ты приобрел влияние на барона Равенсгейта.

При виде того, что сотворили с ее сыном, она от гнева до крови искусала свои полные чувственные губы.

— Призываю Господа свидетелем, что мы отплатим сторицей за учиненные им зверства.

Филипп корчился от боли и стонал, когда сильные, заботливые материнские руки врачевали его тело.

— Заткнись, женщина, сгинь с глаз моих! — кричал он на мать. — И не суйся в мужские дела! Я сделал глупость, попав в эту переделку… Он тоже поступил по-глупому, но мы с ним сами разберемся между собой.

Стук в дверь избавил Филиппа от чересчур усердного материнского лечения. Она на мгновение выпучила сына из рук, он воспользовался этим, вскочил и чуть не столкнулся лоб в лоб с бароном Равенсгейтом.

Филипп оторопел. Ему было неловко, что могущественный вельможа застал его в такой момент.

— Оставь нас, мать! — справившись с растерянностью, приказал Филипп.

Жанна после некоторого колебания присела в почтительном реверансе, а потом с достоинством удалилась. Де Визи бесцеремонно развалился в кресле.

— Да, мой юный друг, Ричард обошелся с тобой не по-братски, — сделал заключение барон, мельком взглянув на спину Филиппа.

Тот поспешил усесться на стул, но прикосновение к деревянной спинке причинило ему дополнительные страдания.

— Во многом я виню себя, — спокойно продолжал де Визи. — Будь я там на месте, прошлую ночь, то не допустил бы подобного самоуправства.

— Он мерзкий ублюдок! — воскликнул Филипп. — Я знал, что он когда-нибудь до меня доберется. Всю жизнь ему хотелось унизить меня и растоптать. Но поверьте, милорд, если он хоть раз еще коснется меня, я перережу ему горло.

— Да, это превосходная мысль. Но есть одно маленькое препятствие — твой брат дьявольски хорошо владеет мечом.

— Уж не думаете ли вы, что я его боюсь? — вскричал Филипп. — Мне стоит лишь немного хюпракт.

— Да, конечно, — поспешил успокоить юнца де Визи. — Я еще не встречал молодого рыцаря, который бы так быстро, как ты, овладевал мастерством фехтования. Но, впрочем, есть и другие способы преподать ему урок. И без всякого вреда для себя. Учти, Эдуарду вряд ли понравится, если ты прикончишь своего брата.

Де Визи хитро улыбнулся и продолжил:

— Вот если лишить его чести и поста, который он сейчас занимает, и всех надежд на продвижение по службе, то разве это не будет истинным отмщением? У меня есть все основания догадываться, что наш любезный Ричард задумал жениться на очень знатной наследнице. Она ему более по вкусу, чем Алисия де Борг, и он может этого добиться, хотя совместно мы могли бы разрушить его планы.

Мгновенно забыв про жуткую боль в спине, Филипп навострил уши.

— Вижу, что ты с лету подхватил мою мысль, — благодушно заметил де Визи. — Молодец! Если мы объединим наши умные головы, то, возможно, найдем на твоего братца управу.

Филипп хоть и был еще зеленым юнцом, но все же обладал достаточной проницательностью. Его покоробило коварство барона. Сразиться с братом в рыцарском поединке — это одно, а вот участвовать в заговоре против него — это уже нечто постыдное. Свою ущемленную гордость Филипп не хотел отстаивать путем интриг.

— Не стоит вам вмешиваться в наши дела, милорд. Мы разберемся сами, по-мужски.

— Красиво сказано! Но поверь, что я буду счастлив помочь тебе во всем. Мне давно хочется ткнуть этого наглого шакала мордой в грязь. Он выскочка, и этим меня раздражает. У твоего брата есть слабости, как и у всех людей. Он во что бы то ни стало хочет оставить след в истории — править Гуиннедом и превратить его в земной рай. Мечта глупца! Долго он не удержится и очутится в грязной канаве. Надо лишь чуть-чуть подтолкнуть его. Ты поможешь мне это сделать, Филипп, когда придет время?

— Да… но… — замялся Филипп.

— Вот и хорошо. Мы с тобой, как мне кажется, отлично поладим. — Де Визи потрепал его по плечу. — Ричард тебя недооценивал и скоро в этом раскается.

Настороженно оглядываясь, Элен украдкой проскользнула в замковую церковь. Навстречу ей выступил из-за алтаря мужчин, облаченный в черную рясу. Она опустилась перед нвм на колени.

— Не вы ли отец Эдмунд из Ленсфорда?

Священник с важностью кивнул.

— Я Элен. Элен Тайви. Выслушайте меня, святой отец…

— Конечно, дитя мое. В чем дело?

Элен вглядывалась в темную фигуру. Лица она не могла разглядеть, видны были лишь пухлые белые руки, сложенные на груди, ни золотой крест, поблескивающий на черной рясе.

— Правда ли, что вы скоро возвращаетесь в Ленсфорд?

Священник кивнул:

— Правда, дитя мое.

— Могу ли я обратиться к вам с просьбой?

Отец Эдмунд опять кивнул.

Элен не почувствовала в его поведении благожелательности. Она знала, кто он такой — личный исповедник лорда Равевсгейта. Могла ли она довериться английскому церковнику? Но разве был у нее выбор? Этот человек все же был служителем церкви.

— У меня срочное послание к епископу Ленсфорда. Его нужно переправить к архиепископу Кентерберийскому… если на то будет благословение вашего епископа, — добавила она робко.

— Хорошо, дочь моя, но почему такая спешка и такая секретность?

Дальнейшие объяснения давались Элен все с большим трудом, голос ее дрожал:

— Король Эдуард не должен ничего знать… Я боюсь вызвать его недовольство. Я доверяюсь вам и святой церкви потому что мне некому больше довериться. Я сирота…

Я одна на свете… Я сказала моему охраннику, что пришла к вам на исповедь, но я солгала, и этим согрешила.

Священник слегка улыбнулся.

— Но твои странные признания уже и есть исповедь, если, конечно, ты говоришь правду.

Элен немного ободрилась. Возможно, не все английские церковники исчадия ада, может быть, и среди них есть порядочные люди. Все-таки кому-то надо верить.

Она протянула отцу Эдмунду тоненький свиток.

— Простите, что письмо написано в спешке и на обрывке бумаги. Это все, что я имела под рукой. Молю вас, попросите епископа отнестись к моему посланию со вниманием. Я слышала, что он не так уж зависим в своих поступках от короля.

Священник пробормотал:

— У церкви есть только один властитель — это Господь. — Потом он впился в лицо Элен своими карими хитрыми глазами. — Как я понял, это секретное послание. Но кто-то же писал его за тебя? Значит, это уже не только твоя тайна.

— Я писала сама, одна, без свидетелей. Меня учили грамоте в доме отца, чтобы я могла помогать по хозяйству. Разве грешно женщине знать латынь?

— В этом нет греха, — откликнулся священник, — но было бы лучше, чтобы никто не знал о том, что ты грамотна. Кому-нибудь ты говорила о своем письме?

— Никому.

— Тогда иди с миром. — Свиток исчез в складках его рясы.

— Спасибо, отец.

Элен вскочила с колеи и тут же торопливо покинула церковь, как вспугнутая лань. Она далеко не была уверена, что правильно поступила, но дело было сделано.

Священник проводил ее взглядом, затем зажег пару свечей, достал свиток, аккуратно развязал шнур, его связывающий, ознакомился с его содержанием и придал свитку первоначальный вид.

Через несколько минут он уже стучался в дверь покоев, отведенных де Визи. Ему открыл оруженосец.

— Я пришел выслушать исповедь твоего господина, — сказал отец Эдмунд.

Юноша молча пропустил его.

Де Визи, увидев священника, встрепенулся, отставил в сторону кубок с вином.

— Совсем позабыл, что настала пора очистить свою совесть. Грехов у меня накопилось немало, но, к счастью, вы тут как тут, отец Эдмунд. Оставь нас наедине, Уильям.

Оруженосец удалился, притворив за собой дверь.

— Кому начинать исповедь первым? — пошутил де Визи. — Мне или тебе, святой отец?

— Пожалуй, начну я, — откликнулся священник. — Забрезжило кое-что интересное, но не знаю, какую мы извлечем из этого пользу. Некая девица по имени Элен просит передать через епископа Веспайна послание владыке Кентер-берийскому с просьбой по секрету от Эдуарда разрешить ей постричься в монахини.

Де Визи расхохотался.

— Наивная пташка! Это та самая, которую уже чуть ли не год ищет король.

Он расстелил свиток на столе и быстро пробежал глазами неровные, второпях написанные строчки.

— Что ж, все складывается к лучшему. Я не откажу себе в удовольствии утащить любовницу Ричарда прямо у него из-под носа. Притом что она еще будет мне до слез благодарна. Ведь он держит ее взаперти, и, как я думаю, сам хочет извлечь выгоду для себя, женившись на ней. Но у него ничего не получится.

Де Визи мгновенно зарядился энергией.

— Завтра в полдень нас здесь уже не будет. Эй, Уильям! — крикнул де Визи.

Оруженосец появился на пороге.

— Распорядись, чтобы лошади были как следует накормлены. А сейчас позови ко мне Филиппа.

— Мальчишка слишком горяч, — возразил священник, — лучше его не вмешивать в наши дела.

— Горячие головы нам тоже пригодятся, — уверенно заявил барон, — потому что дело будет жаркое.

22

Ричард осторожно проезжал на Саладине по узкой меже среди посевов. Бог своей милостью не обошел в этом году Гуиннед. Урожай обещал быть обильным, а стада тучными.

Предстоящая осень несла много хлопот. Ранние морозы и проливные дожди могли погубить все труды. Природа капризничала — то улыбалась, то грозила пальцем людям, которые кормились у ее груди. Правда, они к этому привыкли и всегда были начеку.

Завершив объезд угодьев, Ричард вернулся в крепость. Мост был опущен, ворота распахнуты. Во дворе он увидел дюжину потных лошадей, припавших к колоде с холодной водой. Их только что расседлали. Одного жеребца он сразу же узнал.

Интересно, что здесь делает его братец Филипп? Ведь только две недели назад он холодно распрощался с ним и проводил в путь отца и мачеху. Может быть, с отцом опять что-нибудь случилось и Филипп привез дурную весть?

В холле Ричард завидел группу людей в черных рясах. Они расселись за столом рядом с Филиппом и уже опорожняли одну за другой пивные кружки.

Филипп встретил брата лучезарной улыбкой и выступил от имени всех прибывших:

— Не уверен, что обрадуешься нашему визиту, но все же мы здесь.

— Всегда рад гостям, — отозвался Ричард без всякого выражения.

Филипп вертелся, словно его насадили на раскаленный вертел. Слова, которые вылетали из его уст, казалось, были вложены туда кем-то посторонним.

— Я сопровождаю этих святых отцов до обители Веспайна. Конечно, мы могли бы остановиться где-нибудь по дороге, но разве я мог проехать мимо и не навестить брата? Очень бы хотелось поговорить с тобой искренне, как на, духу. Глаза Филиппа как-то воровато бегали, уклоняясь от взгляда Ричарда. Тот сказал:

— Я не горю особенным желанием, но раз ты, брат, так этого хочешь…

Ричард провел юношу в свой аскетично обставленный кабинет. Может быть, появилась возможность положить конец их долгой размолвке, вражде между мальчиком и мужчиной одной крови?

— Выпьешь со мной, Филипп? — Ричард наполнил два кубка.

— Лучше выпить после того, как мы объяснимся начистоту, — ответил Филипп. Он помолчал, а потом продолжил, набрав полные легкие воздуха, словно ныряя в ледяной поток: — Я приехал низко поклониться тебе и просить прощения. Ты имел право наказать меня. Я поступил как последний дурак, и хуже того, как негодяй.

Даже напрягая воображение, Ричард не мог представить себе подобную сцену — его заносчивый сводный брат униженно кается перед ним. В памяти всплыли слова отца. Возможно, и Ричард сам частично виноват в неприязни, которая портила жизнь им обоим. Может, надо не пожалеть усилий и наставить юнца на правильный путь?

— Я повел себя как трус… не сдержал людей де Визи в ту ночь, — признался Филипп. — Я испугался, что они мне не только не подчинятся, но и поднимут на смех. Ведь я пил с ними наравне и уже был пьян. Конечно, я должен был поступить по-другому, даже если б это грозило мне опасностью, а я проявил подлую слабость.

Он подошел к окну и мрачно уставился в него, предоставив брату созерцать его спину.

— Я знаю, ты стыдишься меня. Ты считаешь меня испорченным, избалованным ребенком. Клянусь, я скоро докажу тебе обратное.

— Мне тяжело и за тебя, и за себя, — сказал Ричард. — Ты получил свою порцию плетей, потом мое прощение и отправился восвояси, мне же жить здесь дальше и уверять подданных нашего короля, что англичане не звери, а, наоборот, принесли в их край мир и покой. Однако, как мне ни горько, но я доволен, что ты вынес положенное тебе наказание с достоинством. Поверь, за это тоже можно вручить рыцарские шпоры.

После нежданной похвалы брата щеки Филиппа покраснели.

— Но ты всегда говорил, что я заноза в твоем теле. И отец меня постоянно злил, вечно ставя тебя в пример. Он говорил, что с тобой я все равно никогда не сравнюсь.

— Ты моложе, а следовательно, успеешь догнать. Когда я постарею и ослабнут моя рука и ум, я охотно уступлю тебе место. Зачем же сейчас нам быть врагами? И учти, я тоже наделал много ошибок. В юности я тебе очень завидовал. У тебя были мать и дом, а меня отослали к чужим людям. Но все эти прошлые обиды и зависть — смехотворны. Я в жизни кое-чего добился, и ты вырос и даже заслужил рыцарские шпоры, так чего же нам делить?

Филипп нервно покусал губы.

— Отец во всем виноват. Он так восхвалял тебя, что возбудил во мне ненависть. Во всех кошмарных снах я сбрасывал тебя с коня и приставлял копье к горлу.

— Но, кажется, я сейчас сделал все, что мог, чтобы избавить тебя от этих кошмаров, — миролюбиво произнес Ричард. — Как мне еще помочь тебе? Чем тебя обрадовать? Может, мне стоит вернуться жить в наш родной дом, быть возле тебя?

— Нет! — вскричал Филипп. — Там ты долго не проживешь.

— Я не жалуюсь на здоровье.

— Там ядовитые испарения.

— Вот уж чего не знал, того не знал. Я думал, что вырос в здоровой местности.

— Заболеть в этих краях не так уж сложно, — уклончиво произнес Филипп. — Дома ты долго не проживешь.

Для Ричарда многое стало понятно.

— Что ж, спасибо, что ты по-братски предупредил меня. Значит, земля в родовом гнезде будет гореть у меня под ногами… Прискорбно узнать, что у меня нет постоянного пристанища. Ведь замок Гуинлин находится лишь под временным моим управлением, пока этого хочет король Эдуард. А все мы подвержены причудам. Возможно, что мне придется расстаться с этой почетной должностью.

— Возможно, — подтвердил Филипп со странной холодностью.

— Конечно, мне бы хотелось, чтобы преемник мой был достоин доверия и знал, что к чему, хотя бы по той причине, что испытал на себе, каковы уэльские плетки.

Ричард с усмешкой поднял кубок с вином.

— Иной раз одно умное слово может затушить пожар взаимной вражды. Ты понял, что я хотел сказать? Подумай о своем будущем. Делить нам нечего, и нет причин для ссоры. Ты всегда будешь желанным гостем в Гуинлине. А может, ты и сейчас останешься на ужин?

Филипп отрицательно мотнул головой, так и не обернувшись к брату. Его занимало то, что происходило в крепостном дворе.

— Нет-нет, извини, Ричард, уже поздно. Я бы хотел закончить разговор и уехать.

— Что ж, жаль, но я не буду тебя удерживать. Филипп заговорил торопливо:

— Иногда мужчине надо сделать выбор — тот, который его страшит. И, может быть, он делает не лучший выбор, но сердце подсказывает иное и совесть тоже. Я хочу тебя предостеречь. Родитель наш тяжко болен и проживет недолго. После его кончины моя мать постарается лишить тебя прав старшего сына и передать все наследство мне. Поверь, это не моя мысль.

— Здесь нет для меня ничего неожиданного, — мрачно заметил Ричард.

— Я же прошу, если ты победишь в тяжбе, не выгоняй ее с позором из дома, как бы ты ни был зол на нее и на меня, — умоляюще произнес Филипп.

— Она будет жить там, где пожелает, — заявил Ричард в ответ. — Я не мщу женщинам, а вот ты, Филипп, запомни на всякий случай, что мне может понадобиться достойный преемник в управлении Гуинлином.

Озорной ветер ворвался в окно и пошевелил листы тонкого пергамента, разложенные на столе. Элен старательно, до боли в натруженных пальцах, переносила с черновика на пергамент последние строки свода уэльских законов, которые Ричард отдал ей в переписку.

По окончании этот труд будет отослан королю Эдуарду вместе с подробными объяснениями системы правил и древних обычаев, применяемых в Гуинлине. Не соглашаясь со многими предложениями и доводами Ричарда, Элен все же вынуждена была признать, что новый кодекс достаточно справедлив. И если король его одобрит, он будет распространен на все вновь образованные на территории Уэльса графства.

Невнятный ропот голосов, сопровождаемый шумом какой-то потасовки, донесся из-за дверей. Отложив пергаменты в сторону и придавив их от ветра массивным каменным пресс-папье, Элен приподнялась из-за стола. Послышался глухой удар и сразу же затем сдавленный крик. Дверь распахнулась настежь, и трое священнослужителей, пошатываясь под тяжестью ноши, втащили в комнату тело охранника.

В изумлении Элен устремилась им навстречу.

— Что случилось? Он болен?

Сытое, добродушное личико отца Эдмунда в этот момент выражало крайнюю озабоченность.

— Болен? Нет, дитя, он не болен.

Элен опустилась на колени возле неподвижно распростертого тела и увидела большую шишку на лбу охранника. Она перевела взгляд на посох, который держал в руке один из служителей божьих, заметила ухмылку на его лице.

Отец Эдмунд тронул ее за плечо, призывая подняться с колен. Он достал скомканное священническое облачение из пропыленного заплечного мешка, сунул в руки Элен со слонами:

— Влезай-ка в это рубище, дитя, и поторопись!

Девушка, ошеломленная и ничего не понимающая, приподнялась с колен.

— Но я не понимаю…

— Сейчас поймешь. Епископ Веспайн согласился взять тебя под свое покровительство. Архиепископ Пэхем должен представить твое дело папе римскому, но Эдуард настолько нуждается в деньгах для уплаты наемным войскам на шотландской границе, что, по слухам, уже договорился о твоем замужестве. Скорее всего он успеет запродать тебя раньше, чем Пэхем соберется в Рим.

Эдмунд уставился на Элен немигающим, испытующим взглядом.

— Если ты еще надеешься принять постриг, тогда беги отсюда немедля!

Последние его слова возымели действие. Элен схватила протянутую ей черную одежду и напялила на себя. В это время два других божьих служителя деловито связывали охранника и затыкали ему рот кляпом. Для святых отцов они выглядели что-то уж чересчур грубыми ибезжалостными — несомненно, это были переодетые головорезы из наемной гвардии епископа Веспайна.

Их жертва была по-прежнему без сознания. У Элен защемило сердце. Охранник всегда был добр к ней, и она не хотела, чтобы он из-за нее страдал.

— Не надо так туго! Слышите, что я говорю! — выкрикнула она приказным тоном. — Поднимите и уложите его на кровать!

Один из пришельцев злобно посмотрел на нее, а отец Эдмунд рассерженно нахмурился. Но все же молчаливым кивком он распорядился, чтобы они поступали так, как велела девушка.

— Не шуми, не повышай голоса, — обратился он к ней. — Сэр Ричард неожиданно возвратился. Он здесь, но, на наше счастье, чем-то занят. Чтобы провести тебя через холл, у нас есть лишь считанные мгновения.

Он опустил на лицо Элен клобук, отступил на шаг, осмотрел ее и недовольно поморщился.

— Спрячь руки в рукава и опусти пониже голову. Уж каким глупцом, надо быть, чтобы принять тебя за священника, но, дай бог, пронесет.

Элен согласно кивнула. Она боялась, что биение ее сердца будет слышно всем, даже сквозь двойное одеяние. Может быть, в холле сейчас и нет никого, но как ей миновать охрану у ворот Гуинлина?

Ее мысли перенеслись к Ричарду. Он, конечно, придет в ярость, а ей так не хотелось огорчать его. Она могла бы по крайней мере уберечь его от лишних тревог за ее судьбу, оставив ему послание.

Элен торопливо направилась к столу, где высилась аккуратная стопка пергаментов.

— Мне надо написать пару строк сэру Ричарду. Иначе он решит, что я в опасности.

Священник вцепился в ее руку, и хватка показалась ей чересчур грубой.

— Нет времени на такие пустяки, дитя мое! Надо спешить. Мы многим рискуем, помогая тебе. — Он пристально посмотрел ей в глаза. — Я знаю, что тебе было бы тяжело видеть, как нас секут плетьми по твоей вине.

— Конечно, я не хочу, чтобы вас наказали, отец, — она нервно кусала губы в растерянности. — Я… я думаю, что смогу послать ему весточку из Ленсфорда.

— Да… да, конечно, сможешь. И не волнуйся, я прослежу, чтобы сэр Ричард узнал, что с тобой ничего плохого не случилось. А теперь в путь! Нельзя терять ни секунды.

Они выскользнули за дверь и мрачной процессией проследовали по коридору и лестнице в холл. Элен покорно смотрела только себе под ноги и задерживала шаг, подражая торжественной медлительной поступи священников.

Никто не удостоил вниманием группу из черных фигур в опыленных дорожных рясах на всем пути к ожидавшим их во дворе крепости оседланным коням. Элен стоило больших усилий взгромоздиться в седло в неудобной для нее одежде, да еще упорно держа голову опущенной, о чем ей напоминал псе время шепотом отец Эдмунд.

Едва она справилась с этим испытанием, как во дворе появились Ричард и Филипп. То, что этот неприятный юноша находится здесь в такой момент, усилило ее тревогу. На Ричарда наверняка повесят обвинение в ее бегстве. Его и так винят во многих грехах, а то, что он не смог сохранить важную пленницу, сочтут даже не проступком, а преступлением. И, естественно, Филипп приложит все старания, чтобы огонь пожарче полыхнул под начальственным креслом старшего брата.

Раскаяние обожгло Элен, она готова была отказаться от своей затеи. Но остаться в Гуинлине означало отдать себя в руки короля Эдуарда, стать пешкой в затеянной им игре. Быть проданной какому-нибудь богатому англичанину ради того, чтобы король смог оплатить очередную свою войну, — нет, для Элен такая участь неприемлема.

А Ричарду она непременно напишет из Ленсфорда, а, возможно, он и навестит ее там. Так успокаивала себя Элен.

Отец Эдмунд схватил поводья и потянул ее лошадь к воротам.

— Поехали! — прошипел он зловеще. — Иначе ты выдашь себя и нас всех заодно.

Она все же посмела еще раз взглянуть на Ричарда из-под опущенного капюшона, а затем послушно направила лошадь к крепостным воротам. Элен утешала себя мыслью, что напишет также Эдуарду, объяснив, что Ричард никак не замешан в ее побеге. Конечно, она поступает по отношению к нему если не подло, то, во всяком случае, несправедливо, и еще не хватало, чтобы из-за нее он подвергся наказанию.

Никакого окрика не последовало, когда их процессия проезжала под первой поднятой решеткой. Элен еще ниже наклонила голову и затаила дыхание, пересекая внешний двор и приближаясь к главным воротам. И здесь охрана взирала на нее и ее спутников со скучающим равнодушием.

Миновав опущенный над крепостным рвом мост, они свернули на дорогу, ведущую на север, и, пока стены и башни Гуинлина не скрылись из виду, ехали степенной трусцой. Но как только они удалились на приличное расстояние, беглецы пришпорили и подхлестнули лошадок и перешли на отчаянный галоп, стремясь как можно скорее увеличить разрыв между ними и вероятной погоней.

Они покинули дорогу и углубились в лес, пробиваясь на запад через густую поросль берез и осин. Гибкие ветви хлестали Элен по лицу и цеплялись за ее рясу, но вскоре впереди заголубел морской простор. Она вдыхала свежий соленый ветер, слышала неумолчный рев прибоя оттуда, где проходит граница между доступной завоевателям землей и вечно свободной морской стихией.

Но с какой целью они направляются к берегу? Ради чего уклонились с прямого пути в Ленсфорд?

Элен забеспокоилась.

Отец Эдмунд, неуклюже, почти комично подпрыгивая в седле, устремился к самой воде, взмахом руки приказав ей следовать за ним. Она подчинилась — что ей оставалось делать? Копыта лошади проваливались во влажный после недавнего отлива песок.

Из прибрежных зарослей появились вооруженные люди, среди которых она разглядела Филиппа. Он отдавал приказы, и, повинуясь ему, воины вытащили укрытый в густом ивняке баркас. Подняв на руки, они понесли его к воде.

Элен резко натянула поводья, удивленная и немного испуганная.

— Что все это значит?

— Разве я не говорил тебе? Мы сперва переберемся в Ирландию. Там тебе будет безопаснее.

Отец Эдмунд указал вдаль, где извивы береговой линии почти смыкались, оставляя лишь узкий проход в бухту. Там маячил стоящий на якоре небольшой торговый корабль.

— В глазах церкви ты просто женщина, решившая посвятить себя служению Господу, но для других ты ценная добыча, — продолжал свои рассуждения отец Эдмунд. — Мы обязаны оберегать тебя до тех пор, пока папа римский не вынесет вердикт по твоему делу. До святейшего решения епископ Веспайн не вправе взять тебя открыто под свою защиту, и любой бесчестный рыцарь может захватить тебя и не будет за это осужден.

Ирландия! В мозгу Элен прозвенел тревожный колокол. Она была в панике.

— И долго я пробуду в Ирландии?

— Вовсе нет, заверяю тебя.

— Епископ будет там?

Отец Эдмунд кивнул:

— Он присоединится к нам очень скоро, если уже туда не прибыл раньше нас.

— Ах, так!

Элен с недоверием посмотрела на ожидающее ее суденышко. В ней росла растерянность. В объяснениях священника была толика здравого смысла, но события разворачивались столь стремительно, и ей не отпускали времени на раздумья. Однако ведь она молилась, чтобы ее проблемы быстро разрешились, и, вероятно, Бог пошел ей навстречу. Ей только хотелось бы посоветоваться прежде с отцом Дилвейном, но такой возможности не представилось. Обратной дороги нет.

Спешившись с лошади, она, преисполненная дурных предчувствий, проследила, как солдат уводит прочь ее кобылку, лишая Элен последнего шанса изменить свою участь. Теперь она полностью была во власти этих почти незнакомых ей людей.

Баркас опустили на воду, и загорелый до черноты моряк, испросив у Элен разрешения, пронес ее на руках через полосу прибоя и усадил на кормовую банку. Гребцы взялись за весла. Отец Эдмунд помахал девушке.

— Отправляйся с богом, дитя мое! Она вскочила с места.

— Разве вы остаетесь?

— Да. Я должен вернуться и объяснить все сэру Ричарду. А ты ни о чем не тревожься. Этим людям приказано доставить тебя в целости и сохранности к епископу.

Элен вцепилась в борт лодки, словно могла этим остановить ее движение.

— Подождите! — вскричала она. — Вы говорили, что будете меня сопровождать. Я не желаю ехать без вас!

Ее слова потонули в шуме прибоя. Матросы налегли на весла, и баркас полетел по гладкой воде как на крыльях. До Элен донеслось уже издалека напутствие младшего Бассета:

— Барон Равенсгейт ждет вас на борту! Он будет опекать вас до прибытия епископа Веспайна!

Сердце Элен готово было выпрыгнуть из груди. Сэр Хьюго де Визи, барон Равенсгейт! О боже, какую страшную ошибку она совершила! Ее взгляд упал на сверкающую под солнцем водную поверхность. Кидаться в море бессмысленно — крепкие матросы тут же выудят ее из пучины, как трепыхающуюся рыбешку, да вдобавок от души посмеются.

Со страхом Элен глядела на удаляющуюся береговую линию. Что же она наделала! Как глупо было попасться в ловушку! Она сама залетела туда с готовностью, словно безмозглая птица, клюнувшая на приманку. И теперь нет никакой надежды вырваться из железных когтей беспринципного негодяя.

Ей нечего рассчитывать на чью-то помощь. Даже если Ричард каким-то образом узнает, что случилось с ней на самом деле, у него нет корабля, чтобы пуститься в погоню. Он должен будет обратиться к Эдуарду, и пройдут недели, если не месяцы, прежде чем ее смогут вызволить из плена.

Ей вспомнились слова отца Эдмунда. Она представляла собой ценную добычу, которой вправе завладеть любой бесчестный рыцарь. Если барон Равенсгейт вынудит ее обвенчаться с ним, а к тому же зачать ей ребенка, брак будет признан святой церковью и он получит законные права на наследственные земли Элен.

Конечно, ему придется щедро расплатиться с Эдуардом, но разве это остановит Хьюго де Визи? От Ричарда она слыхала, что барон жаждет повелевать Северным Уэльсом и ради осуществления своей мечты не поскупится отвалить жирный куш корыстолюбивому королю англичан.

Она зажмурила глаза, отчаянно пытаясь подавить растущую в душе панику. Думать… она должна думать! Возможно ли, что отец Эдмунд замешан в заговоре, или он так же был по-глупому доверчив, как и она? И прибудет ли епископ Веспайн в Ирландию или он даже не осведомлен о ее просьбе принять ее в лоно церкви? Впрочем, какая разница? Хьюго де Визи позаботится о том, чтобы епископ не нарушил его планов.

Лодка вошла в тень, отбрасываемую мачтами и корпусом судна, и Элен открыла глаза. К этому моменту она успела побороть в себе женскую слабость и обрела силу духа и решимость. Другие наследницы сплошь и рядом становились жертвами подобной нечестной игры, но де Визи убедится в том, что Элен Тайви не из их числа. Пусть не рассчитывает на легкую победу!

Элен сложила руки на груди, где под сорочкой был спрятан кинжал, переданный ей Оуэном. По крайней мере она обладает оружием и умеет им пользоваться. Маленькое утешение для одинокой женщины, выступающей против мужчины, у которого под началом целая армия головорезов.

Лодка с разгону ударилась носом о борт судна. Элен спокойно встала, ожидая, когда мужчины поднимут ее на палубу. Она не будет устраивать истерики и скандалить. Если Хьюго де Визи поверит в ее покорность, то не станет прибегать к силе — хотя бы в ближайшее время.

Барон опередил всех и лично помог ей переступить через ограждение палубы.

— Добро пожаловать, миледи! — Он поклонился. — Епископ Веспайн доверил мне заботу о вашей безопасности вплоть до его прибытия. Я счастлив исполнять столь приятную обязанность.

Элен позволила ему приложиться губами к ее руке. Итак, он решил продолжить разыгрывать придуманный им фарс. Это ее устраивало. Она даже смогла заставить себя улыбнуться.

— Я бесконечно вам благодарна, милорд. Я так долго тосковала по свободе. Но сейчас все мои помыслы обращены к святой церкви.

— Да, я слышал о вашем решении. — Де Визи вернул ей улыбку, которая, впрочем, мгновенно угасла. Лицо его стало непроницаемым, а глаза сощурились от яркого солнечного света. Он продолжил: — Как только до меня дошли вести, я без колебаний решил содействовать вашему побегу. Кроме того, я не желал упустить шанс досадить нашему общему знакомому. Сэр Ричард Бассет вознамерился залететь слишком высоко. Я убежден, что он хотел принудить вас к браку С ним и обойти тех, кто по рождению более достоин подобной чести.

Элен искренне удивилась:

— Он собирался… жениться на мне?

— Не бойтесь! Этого мы не допустим, заверяю вас. У него нет ни малейшего шанса.

Элен повнимательней присмотрелась к де Визи. Он, очевидно, был уверен, что она ненавидит Ричарда. Как использовать это его заблуждение, она еще не знала, но пока решила потакать барону.

— Ричард Бассет — злейший враг моей семьи, — произнесла она твердо. — Я никогда не выйду за него замуж… никогда. Я больше не желаю его видеть.

Де Визи сжал ее пальцы, отвесив новый галантный поклон.

— Дорогая леди! Пока могу только обещать, что вы его не увидите в ближайшее время. Мы отправляемся в Амберли. Это мое владение на ирландском берегу. Сэр Ричард не имеет понятия, куда вы подевались и где вас искать. И даже если он чудом нападет на ваш след, то все равно не посмеет явиться туда с вооруженными людьми. Эдуард запретил подобные вылазки, а Ричард, как хорошо обученный щенок, пляшет перед ним на задних лапках. Он не пойдет наперекор королевской воле.

Речь де Визи усугубила отчаяние Элен. Да, конечно, Ричард никогда не нарушит королевский приказ, даже ради нее. Все, кто мог помочь ей, или покоятся в сырой земле, как отец, Родри или Энион, или томятся в подземелье, как Оуэн. А образ золотоволосого рыцаря, могучего, высокого, тоже должен был бы померкнуть стараниями де Визи. Но хоть барон был во многом прав, видение наперекор ему возникло перед широко открытыми глазами Элен. В солнечных лучах, и ослепительном блеске морской глади она разглядела улыбку Ричарда, добрую и мужественную, и это придало ей сил.

Пусть сейчас над ее головой сгустились тучи, но солнце не погаснет, и Ричарда не испугают ни полчища коварных врагов, ни гнев короля.

Она постаралась приноровиться к качке корабля, чтобы стоять на палубе прямо, не шелохнувшись, и обратила свой взор на быстро удалявшийся уэльский берег. Почему-то ей казалось, что Ричард в очередной раз простит ее и устремится за ней. От этой мысли у нее стало спокойнее на душе.

23

Ричард замер в неподвижности, вглядываясь и прислушиваясь к тому, что происходит в глухой, темной ночи. Притихшее море с шелестом лизало ирландский берег, невидимая ночная птица с жутким криком пролетела над головой и скрылась в темноте.

Но как ни напрягал он зрение и слух, не было и намека на приближение отряда, посланного им в разведку. Не появлялись в темноте людские фигуры, не слышно было шороха шагов по плотному прибрежному песку.

Он нервно поигрывал вынутым из ножен кинжалом, стараясь сосредоточиться на опасном деле, которое ему предстояло. Тревожные предчувствия одолевали его, несмотря на все усилия подавить их в себе. Что, если его догадка неверна и де Визи не отвез Элен в Амберли? Тогда где она сейчас?

Ричард переминался с ноги на ногу, перекидывал кинжал из одной руки в другую, каждый раз плотно сжимая пальцами рукоять. Если де Визи свершил насилие над Элен, то…

Ричард, словно задыхаясь, набрал в легкие влажный морской воздух. Если де Визи позволил себе коснуться ее, он убьет мерзавца, пусть ему самому это будет стоить жизни. А Филипп, его милейший сводный братец? Филипп расплатится за свое предательство, если… если сам Ричард останется жив после этой ночи.

Он вгляделся уже в который раз во тьму, где мерцали лишь изредка белесые пенные гребешки. Корабль был надежно скрыт темнотою и прибрежными рифами — королевский корабль, доставивший припасы для гарнизона. Он заставил его команду подчиниться, угрожая оружием, и посадил на борт своих солдат. Наблюдатели де Визи никак не могли обнаружить его вплоть до высадки десанта.

То, что корабль как раз в этот день бросил якорь в бухте Гуинлина, было невероятной удачей и, вероятно, проявлением божьего промысла. И еще повезло Ричарду, что зоркий рыбак-уэльсец углядел корабль де Визи и заметил, куда судно направилось.

Когда очнулся охранник Элен и поведал историю со священниками, размахивающими дорожными посохами как боевыми палицами, нетрудно было свести вместе разрозненные части головоломки и догадаться, что за всем этим стоит зловещий барон Равенсгейт.

К удивлению Ричарда, уэльсцы восприняли горестное событие как общую беду и сбежались гурьбой, желая оказать ему помощь. Оуэн потребовал, чтобы его выпустили из темницы и позволили участвовать в поисках Элен.

Ричард согласился, не раздумывая. Кто, как не этот уэльский партизан, лучше подходил для ночной охоты и дерзкого нападения! Оуэн вмиг подобрал дюжину мрачного вида уэльсцев и вместе с отрядом Ричарда погрузился на суденышко под ненавистным ему королевским флагом. Это было странное и весьма сомнительное предприятие, почти без надежды на успех. Однако сейчас, в полночь, они уже на рейде неподалеку от Амберли и ждут возвращения лазутчиков.

Больше всего вызывало недоумение и тревогу у Ричарда поведение Элен во время похищения. Эти ложные святые отцы не смогли бы увести ее с собой против ее желания. Какую историю наплел ей посланец де Визи, чтобы она без колебаний последовала за ним, не подозревая о ловушке? Не верилось, что она так бездумно решила упорхнуть, даже не оставив записки с объяснениями. Мысль об этом терзала Ричарда, словно заноза в сердце.

Черные тени возникли рядом с Ричардом неожиданно, будто тьма породила их и материализовала в мужские фигуры. Изумленный Ричард невольно пробормотал проклятие. Эти люди подкрадывались бесшумно, подобно смерти. Хвала господу, что они на его стороне в эту ночь, а не ждут Ричарда в засаде.

— Ну что? — шепотом спросил он уэльсцев.

Накрепко связанное, похожее на огромную куклу тело высокого мужчины было бесцеремонно брошено к его ногам.

— Вот тебе подарок, — бесстрастно произнес Оуэн. — Мы застали его спящим на посту и захватили с собой. Думаю, парень нам кое-что расскажет.

Ричард наклонился и выдернул кляп изо рта распростертого на песке воина.

— У нас мало времени, так что пошевеливай языком. Будешь отвечать правдиво — останешься жить, соврешь — лучше б ты вообще тогда не рождался на свет. Умирать будешь тяжко — обещаю тебе. Понял?

Пленник дернул головой, показывая, что согласен говорить.

— Скажи, барон Равенсгейт на месте?

Воин колебался. Ричард надавил острием кинжала ему на горло.

— Да… да. Он прискакал на закате.

— С ним была женщина?

Пленник судорожно сглотнул и выдавил хрипло:

— Да.

Ричард почувствовал облегчение, будто с него сняли тяжелую ношу. Он был почти счастлив. Если бы Элен не оказалось в крепости, он бы не знал, где ее искать.

— Ты знаешь, где ее содержат? Ответ был отрицательным.

— Подумай. — Ричард надавил кинжалом сильнее. Пленный застонал.

— О-о-о! В лучших покоях на третьем этаже… О-о! Окна выходят туда, где восход. Скорее всего ее поместили поблизости от спальни барона.

Он ответил еще на дюжину вопросов о численности гарнизона, о его размещении, о том, где выставлены часовые и когда происходит смена караула. Потом Ричард вновь заткнул ему рот кляпом. Уэльсцы оттащили пленника в сторону и спрятали в зарослях.

— Не трогайте его! — приказал Ричард. — По возвращении мы его отпустим. Я ему обещал…

— Чем мы займемся, милорд:

Ричард удивленно посмотрел на Оуэна. Впервые упрямый уэльсец обратился к нему в почтительной форме — правда, Ричард никогда раньше и не настаивал на этом.

— Я слыхал, что вы, уэльсцы, лазаете по отвесным стенам, как мухи. Сможете ли вы подняться по утесу со стороны моря? Как поведал нам только что наш словоохотливый «приятель», утес не охраняется.

— На него вскарабкается и ребенок, — уверенно заявил Оуэн.

— Отлично. Тогда я надеюсь на вашу помощь. Вы скинете мне сверху веревку, и я поднимусь вслед за вами. Прости, что причиняю вам лишние хлопоты, но в краю, где я вырос, нет скал.

Зубы Оуэна обнажились в усмешке.

— Мне доставит удовольствие подержать тебя на весу, милорд.

Мрачная шутка слегка встревожила Ричарда. Улыбающийся и полный энергии, Оуэн выглядел сейчас моложе и крепче. Не скрывался ли под личиной старого «дядюшки» пресловутый сгинувший неизвестно куда Рхис?

Но если Ричард собрался идти до конца, вызволяя Элен, то надо полностью довериться этой хитрой лисе.

Ричард отогнал прочь сомнения и решительно направился в заросли во главе отряда своих бывших врагов. Риск, как ни странно, поднимал ему настроение, будоражил в нем кровь. Если б не тревога за Элен, он был бы даже весел. Иметь под рукой столь опытных в ночных рейдах воинов — разве это не подарок судьбы?

Под прикрытием деревьев они подобрались к самому подножию утеса, над которым высился старинный форт Амберли. Безмолвные уэльсцы без всякой команды принялись за дело. Выискивая на ощупь крохотные уступы и малейшие трещины в скальном монолите, они, один за другим, исчезали во тьме, поднимаясь все выше.

Достигнув вершины, они собрались там плотной кучкой. Стояла такая мертвая тишина, что до Ричарда доносилось их натужное дыхание и перешептывание.

Вниз, бесшумно разворачивая кольца, полетела веревка.

Ричард ухватился за нее и без колебаний начал подъем. Руками в кожаных перчатках он перебирал веревку, а подошвами сапог упирался в каменную грудь утеса. Вскоре он уже висел над пропастью и полностью зависел от тех, кто был наверху.

Ричард приказал себе об этом не думать, но все же, оказавшись на площадке у крепостной стены, ощутил величайшее облегчение. Одно дело рисковать жизнью, сражаясь с врагом с оружием в руках, и совсем иное быть отданным целиком ему во власть.

Не теряя времени, Ричард проверил, прочно ли укреплен на конце веревки осадный крюк, и забросил его на гребень скалы. Подергав несколько раз веревку и убедившись, что крюк надежно зацепился, он уже самостоятельно вскарабкался на стену, отметив при этом плачевное состояние разрушающегося от воздействия морских ветров укрепления.

«Клянусь телом Христовым, здесь скорее можно убиться, оступившись на шатком камне, чем быть пронзенным стрелой бдительного сторожа!» — подумал он.

Ричард спрыгнул со стены, приземлившись на четвереньки на мягкую почву фруктового сада. Про этот сад рассказал им пленник и, как оказалось, не солгал.

Ричард затаил дыхание, прислушиваясь, не поднял ли он тревогу своим достаточно шумным прыжком. Но лишь ветерок шелестел листьями яблонь, и какая-то змея или ящерица прошуршала в траве.

Сад ничем не отличался от дикой чащи, фруктовые деревья разрослись вольно, живые изгороди давно не подстригались — верный признак того, что де Визи редко навещал свое владение. Под густыми кронами царила кромешная тьма. Тем лучше для Ричарда. Пока все складывалось удачно.

Где-то рядом, по словам пленника, была боковая дверь, ведущая внутрь главного здания. Здесь Ричард намеревался оставить своих спутников.

Обладающий ночным зрением хищника, Оуэн без помех привел отряд к этой двери.

— Ждите меня здесь, — сказал Ричард. — Дальше я пойду один. У одиночки больше шансов на успех, чем у целой толпы, шастающей по холлам и лестницам.

— Люди пусть ждут, а я пойду с тобой, — упрямо заявил Оуэн. — Элен — моя госпожа, я дал себе клятву вызволить ее. Уверен, я тебе пригожусь, милорд.

Лишь одно мгновение Ричард колебался.

— Хорошо, пойдем вдвоем.

Дверь отворилась с душераздирающим скрипом. За ней открылся низкий сводчатый проход. Выждав с минуту, они нырнули туда — испытание началось.

Они очутились возле крутой винтовой лесенки, которая вела из кухонных помещений мимо главного холла в верхние этажи. Вечерняя трапеза давно закончилась, но был велик риск наткнуться на кого-то из слуг, разносящих эль и вино по комнатам для господ из свиты де Визи. Поднявшись в холл, Ричард мысленно поблагодарил небеса за то, что их не застигли в этом узком лестничном колодце. Тут не хватило бы даже пространства, чтобы обнажить меч и принять бой.

Ричард, крадучись, пробрался вдоль стены на противоположную сторону обширного холла и, согнувшись, проник через низкую арку в тесный, затхлый коридор, который, как он надеялся, вел в восточное крыло здания.

Прижавшись спиной к заплесневелой стене, Ричард оглянулся. Оуэн ничуть не отстал. Дыхание у него было размеренным, совсем как у молодого мужчины. Опять возникла назойливая мысль, не Рхис ли это — зловещий, упорно разыскиваемый королем, ночной налетчик? Но если это и так, то для дерзкого предприятия Ричард выбрал, как видно, наилучшего партнера.

— Вперед! — шепнул он. — Если «приятель» не соврал, поблизости должна быть главная лестница.

Они продолжили свой путь. Ричард почему-то все больше верил, что им светит удача.

Беда, как всегда, грянула неожиданно. Из ниши в стене коридора выступил вооруженный охранник, за ним тотчас второй. Мгновенно выхватив меч, Ричард сделал выпад, чтобы принудить их к молчанию, но тревожный клич уже прокатился по коридору.

Сзади молниеносно выросла закованная в стальные доспехи шеренга, спереди — тоже.

Ричард рубился отчаянно, резал, колол, пробиваясь к лестнице. Оуэн прикрывал его с тыла, удерживая не без успеха злобно орущую, наступающую на него толпу.

— Ну-ну… какой же мы затеяли переполох! Боюсь, я недооценил тебя, дружище! Что ж, добро пожаловать в Амберли!

Не переставая размахивать мечом, Ричард бросил взгляд в темную глубину, откуда донесся знакомый издевательский голос. Сэр Хьюго де Визи приближался неторопливо к месту схватки. На лице его была улыбка сатира.

— Предлагаю сложить оружие, и пусть твой приятель поступит так же. Это, возможно, продлит вам обоим жизнь.

Какое-то время Ричард еще безрассудно сопротивлялся, но у него не было выбора. Он не должен дать барону предлог расправиться с ним, пока Элен в заточении.

С сердцем, полным горечи, бормоча сквозь зубы проклятия, он уронил меч. Сталь зазвенела, ударившись о каменный пол.

Элен в тревоге металась по комнате. Она слышала далекие крики, шаги спешащих куда-то солдат. Но когда она, приоткрыв дверь, выглянула в коридор, охранник жестом приказал ей вернуться на место. Она прилегла было на сырую, неуютную постель, но тут же вскочила на ноги. Дурные предчувствия одолевали ее.

Что случилось? Она не смела надеяться, что это Ричард потревожил тишину, царившую в крепости, но, может быть, прибыл все-таки епископ Веспайн? Она почти убедила себя, что де Визи сдержит слово и передаст ее в целости и сохранности святой церкви.

Почти… но не совсем. Воспоминания об их столкновении на пороге ее спальни в Гуинлине, о его пронзительном взгляде, которым он словно раздевал ее, мешали ей довериться ему. Несомненно, у него совсем другие планы. Кроме того, он готов на все, чтобы только сокрушить Ричарда.

Кто-то быстрым решительным шагом приближался к ее двери. Элен загодя перепрятала кинжал в рукав платья, чтобы было легче его пустить в ход. Ощущение близости стального оружия к руке прибавляло ей мужества. Пресвятая Мария, Матерь Божья, даруй ей силы и смекалку!

Нетерпеливый стук в дверь положил конец ее раздумьям. Не ожидая ответа, де Визи переступил через порог. Черные, как уголь, глаза его сияли, весь торжествующий его облик говорил о только что одержанной победе.

— Я вижу, вы еще не легли. Прекрасно! Нам надо кое-что обсудить.

Покрывало на постели было слегка смято, и Элен нарочно обратила внимание де Визи на эту деталь.

— Я спала, но меня разбудил шум. В чем причина беспокойства?

— Беспокойство? Нет… я бы так не сказал… скорее забавное происшествие.

Барон был столь доволен собой, что ей почудилось, что он вот-вот замурлычет, как сытый кот.

— Чем же оно забавно?

Он шагнул к ней, и она скрестила руки на груди, готовая в любой момент прибегнуть к кинжалу. Видимо, де Визи почувствовал ее решимость и остановился, будто наткнувшись на каменную стену.

— Кажется, я недооценил настойчивость Ричарда Бассета. Он последовал за нами сюда, с помощью какой-то хитрости проник в Амберли и добрался до главной лестницы. — Тут барон сделал паузу и злорадно ухмыльнулся. — Зато теперь он отдыхает от трудов праведных под надежной охраной.

— Ричард… здесь? — едва выдохнула Элен.

Глаза ее расширились в ужасе. Де Визи ошибочно принял это за испуг.

— Вам нечего бояться. В данный момент он скован по рукам и ногам и абсолютно беспомощен.

В горле у Элен пересохло. На какое-то время она потеряла дар речи. Хьюго де Визи ненавидит Ричарда, и на благородство этого человека рассчитывать не приходится. В нем нет его ни на грош. Он способен на любую жестокость.

И именно она ввергла Ричарда в беду своим безрассудством. Значит, ее долг — сделать все возможное и невозможное, чтобы исправить ошибку и зызволить его из когтей негодяя. Но сперва ей надо узнать, где он заточен.

Элен состроила презрительную гримасу.

— Бояться? Чего мне бояться Бассета? Я его совсем не боюсь. Наоборот, я предвкушаю удовольствие видеть его в оковах, после долгих месяцев, когда он издевался надо мной, доказывая свою власть над беззащитной узницей. Я должна обязательно видеть его унижение.

Де Визи взял ее за подбородок, приподнял ее головку поближе к свету горевшего за его спиной факела. Она, скрывая отвращение, выдержала его бесцеремонное прикосновение.

— Вы сочтете меня мстительной особой, милорд, но у меня к сэру Ричарду особый счет, и я вправе требовать у него расплаты.

Де Визи одарил ее улыбкой, от которой Элен бросило в дрожь.

— Да, вы заслужили это право. Посмотрим, как он будет расплачиваться. Зрелище обещает быть интересным Что ж, отправимся к нему и скрасим его одиночество.

Путь по бесчисленным переходам и лестницам, все время вниз, в промозглую сырость подземной тюрьмы, был похож на дорогу в преисподнюю. В спертом воздухе тускло мерцали факелы. Последняя крутая лестница из осклизлых ступеней упиралась в низкую, обитую железными полосами дверцу, спрятанную в каменную нишу. Де Визи забрал у одного из стражей факел и жестом приказал открыть засов.

— Милорд Ричард, — позвал он насмешливо. — К вам гости!

Элен прикусила губу до крови, чтобы сдержать рыдания, когда, склонившись даже при своем небольшом росте, она миновала нависший над головой свод и вошла в темницу. Ричард, связанный, лежал на грязной соломе. Элен увидела на его лице следы жестоких побоев.

Свет внезапно разгоревшегося факела выхватил из тьмы еще одного узника в противоположном углу.

Оуэн? Как он очутился здесь?

О боже милостивый! Что ей делать? Могла ли она прикончить стоящего рядом с ней мерзавца одним точно направленным ударом? Вряд ли. Миниатюрный кинжал не справился бы с такой работой достаточно быстро. Де Визи успел бы кликнуть охранников.

Барон выжидательно смотрел на нее. Ей надо было хоть что-то произнести.

— Что я вижу! — воскликнула она. — Вот уж никак не ожидала, что…

У нее перехватило дыхание. Она не смогла закончить фразу. Но де Визи был польщен.

— Я так и думал, что картинка вас обрадует, — сказал он со смешком.

Глаза Элен освоились с сумраком подвала. Ричард был опутан веревками, а веревки можно разрезать кинжалом. Кинжал спрятан у нее в рукаве.

С презрением в голосе она обратилась к поверженному рыцарю:

— Итак, Ричард Бассет, Кентский Волк, наконец-то тебя можно призвать к ответу! Грехов на твоей совести немало — и смерть моих родных, и убийство моего жениха, и бессчетные унижения, каким ты подвергал меня, пользуясь своей властью. Вот и настал час расплаты.

Ричард вглядывался в темный силуэт на фоне пламени факела. Он узнал голос Элен, но не мог поверить, что подобные слова слышит из ее уст. Голова его раскалывалась от боли после побоев, но все же он заставил себя приподняться и усесться на полу. Ненависть к коварной женщине и желание немедленного возмездия мгновенно обожгли его адским огнем, заставили забыть о собственном плачевном состоянии. I 1икаких сомнений не оставалось — побег ее со священниками был ею самой задуман и осуществлен с помощью де Визи. Она и барон — сообщники. Как же он был слеп!

— Ты был слеп и глуп, — как бы отвечая его мыслям, издевалась над ним Элен. — Тебя легко было обвести вокруг пальца. Я мечтала увидеть тебя мертвым, но то, что с тобой сейчас происходит, — похуже смерти, не правда ли?

Жаль только, что воины барона обошлись с тобой чересчур мягко.

Элен обернулась к де Визи. Опустив руку на эфес его кинжала, она произнесла с улыбкой:

— Я поклялась когда-то пролить кровь этого изверга. Это священный обет. Позволите ли вы мне, милорд?

Барон с притворной печалью развел руками:

— Нет, моя дорогая. К сожалению, мы не вправе учинить самосуд над рыцарем короля Эдуарда. Надо поискать другой способ удовлетворить ваше желание, миледи.

— О, не беспокойтесь. Я не лишу его жизни сразу. Так легко он не умрет. Мы, уэльсцы, знаем, как растянуть мучения приговоренного к смерти на много дней.

Де Визи наслаждался происходящим в подземелье и был не прочь немного поразвлечься.

— Согласен, — ухмыльнулся он, — но при условии, что Эдуард получит своего верного пса пусть на последнем издыхании, но все-таки живым.

Элен выдернула из ножен его кинжал. Ощущая на себе пристальный взгляд барона, она медленно пересекла пространство, отделяющее ее от Ричарда. Так ли уж доверчив де Визи? Не совершит ли она ошибку в последний момент? Ей придется разыграть перед ним кровавый спектакль и, дай бог, чтоб он показался внимательному зрителю достоверным.

Из своего темного угла на Элен с ужасом взирал Оуэн, но она сделала вид, что он для нее как бы не существует.

Она остановилась возле Ричарда. Он был жертвой, она — палачом.

— Я бы могла перерезать тебе горло, но это было бы слишком просто, — по-змеиному прошипела она. — Живи, Ричард Бассет! Живи и страдай так же, как страдала я!

Элен приставила острие кинжала к его горлу, провела черту вверх к подбородку, все усиливая нажим. Они встретились взглядом. В глазах его мелькнула искорка изумления… или ненависти… или страха… или понимания того, что на самом деле происходит. Догадывается он или нет?

Она выдержала его взгляд.

— Это тебе за Эниона! — вскричала она, и темная красная линия пересекла подбородок Ричарда. Лезвие окрасилось кровью. — Я дала обет выпустить из тебя кровь — всю, капля за каплей. Так и будет!

Кинжал ранил его плоть, и Ричард невольно вздрагивал. Но боль была ничто по сравнению со смятением, которое царило у него в голове. Ее исполненные яда и презрения слова извергались на него. Он заставлял себя их не слышать, закрыл глаза, чтобы не видеть ее окаменевшего в злобной гримасе лица. Что Жиль рассказывал как-то ему об уэльских кровавых обычаях? Боже милостивый, пусть это будет лишь страшной сказкой!

Кинжал переместился на его темя, сделал легкий надрез под волосами, струйка крови поползла по лбу.

Ярость скапливалась в душе Ричарда — бессмысленная, сжигающая все внутри и обреченная угаснуть, не найдя выхода. Можно ли выдумать пытку изощреннее?

Внезапно какой-то предмет коснулся его сжатой в кулак руки. Он ощутил укол стального острия, инстинктивно раскрыл ладонь, и в нее скользнул маленький кинжал. Пальцы его вновь сомкнулись. Оружие! Она передала ему оружие?

Значит, все это мрачное действо было затеяно с целью усыпить бдительность де Визи и вооружить его? О Господи Иисусе! Какой блестящий спектакль! И какова девчонка! Разве найдется ей ровня по уму и по ловкости рук?

Его глаза мгновенно открылись, но Элен уже повернулась к нему спиной. Она удалялась от Ричарда гордой походкой, и двое мужчин не отрывали от нее взгляда. Де Визи восхитила ее кровожадность и жестокость. Ричарду она казалась доброй феей из древних сказаний.

Она вернула барону его кинжал.

— С вашего позволения, милорд, я вас покину. Я увидела то, что хотела увидеть, а от здешнего воздуха мне становится дурно. Объясните солдату, как отыскать отведенные мне покои, и пусть он меня туда проводит.

Де Визи выполнил ее просьбу.

Ричард жадно вслушивался в разговор барона с охранником. Каждый мускул его израненного, связанного тела жаждал освобождения. Скоро он непременно вырвется из этого проклятого подвала, а теперь к тому же он знает, где ему искать Элен.

Уходя, она обернулась, и, хотя тьма окутывала их лица, им обоим показалось, что глаза их встретились. У Ричарда было так радостно и легко на душе, что он едва не рассмеялся.

Как только дверь захлопнулась за ней, де Визи шагнул, к Ричарду.

— Кровожадная маленькая дикарка, не правда ли? Но такие милые создания как раз в моем вкусе, да и она ко мне неравнодушна. Впрочем, я уберу от нее подальше все ножи и кинжалы, когда мы поженимся.

Ричард решил немного охладить его пыл:

— У тебя ничего с ней не выйдет. Насчет нее у Эдуарда другие планы.

— Эдуард мне не указ, да и ему нечего будет сказать, потому что все дело завершится до того, как он успеет вмешаться. Боюсь, у меня не хватит терпения ждать королевского решения. Всем известно, что я человек страстный. Мой хороший друг, епископ Веспайн, по прибытии сюда обвенчает нас, но наше бракосочетание произойдет раньше, в общей постели.

Де Визи растянул губы в плотоядной улыбке.

— Разумеется, я выплачу Веспайну приличную сумму серебром в искупление моих грехов. А к тому времени, как я появлюсь в Англии, моя прекрасная леди будет, без сомнения, уже ходить с большим животом. И как поступит в таком случае твой драгоценный Эдуард?

Больше всего хотелось Ричарду сейчас воспользоваться своим кинжалом и отрезать де Визи его мерзкий язык.

— Ты молчишь? Правильно, тебе нечего сказать, — усмехнулся барон. — У меня везде друзья. И при дворе тоже. Могущественные друзья. Но приободрись, Ричард! Если у меня родится мальчик, мы назовем его твоим именем.

Ричард ничего не ответил. Он уже занялся веревками, стягивающими его запястья.

Де Визи направился к выходу.

— Я вынужден с тобой расстаться. Мне еще надо повидаться со своей невестой. — Он с торжеством посмотрел на Ричарда. — Тебе есть о чем подумать, Ричард Бассет. О ней и обо мне. Я хочу, чтобы ты думал о нас всю ночь напролет.

Едва дверь закрылась за ним, как Ричард разорвал надрезанные путы и освободил руки. Затем он с удвоенной энергией принялся за тугие веревки, связывающие его лодыжки.

— Ублюдок! — взревел он. — Попробуй только тронуть ее, и я убью тебя!

— Только не спеши с ним покончить, парень, — проворчал Оуэн. — Не торопись, надо сперва его кастрировать, а потом бросить медленно издыхать…

Ричард прополз в темноте по разбросанной по полу соломе и отыскал Оуэна. Он нащупал путы на его руках и принялся их разрезать.

— Элен смогла передать тебе кинжал? Молодец, девочка! — одобрительно кивнул Оуэн. — Как же я не разгадал ее игру? Тупая моя голова!

— Слава богу, что ее не разгадал де Визи. Но теперь Элен осталась без оружия, — мрачно заметил Ричард.

Заманить охранников в подвал оказалось легче легкого. Едва те сунулись внутрь, Ричард и Оуэн набросились на них и повалили их на пол. Связав стражников, они поспешно сменили свою рваную и окровавленную одежду на форму с гербом де Визи.

Опустив снаружи засов на двери, Ричард с Оуэном начали подъем по лестнице. Никто не окликнул их, не спросил пароля, когда они миновали часовых у входа в жилое здание. На всякий случай они старались избегать освещенных мест, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания.

Восточного крыла Ричард с Оуэном достигли беспрепятственно. Завидев издали часового, стоящего под зажженным факелом у запертой двери, Ричард догадался, что это вход в покои хозяина.

— Барон у себя? — приблизившись к охраннику, осведомился Ричард.

— Да, но он велел его не беспокоить. В эту ночь он занят важным делом. — Охранник похабно осклабился.

Оуэн выступил на полшага вперед, а Ричард между тем продолжил, отвлекая на себя внимание охранника:

— А у нас для него важные новости. Тебе не поздоровится, парень, если ты тотчас не доложишь хозяину…

Воин колебался, зная, как страшен в гневе барон Равенсгейт.

Понимая, что нельзя терять ни секунды, Оуэн схватил его за горло и сдавил, предупреждая предсмертный вопль. Некоторое время Оуэн держал свою жертву на весу, потом убрал руку, и охранник беззвучно осел на пол.

Ричард приоткрыл дверь и заглянул в узкую щель. Де Визи стоял спиной ко входу. Их с Элен разделял лишь низенький столик, но вид у нее был неприступен, словно ее честь охраняет целая армия.

Она заметила, как приоткрылась дверь, увидела склоненную фигуру Ричарда, который, крадучись, пробирался под низким сводом, но ничем не выдала охватившую ее радость. Чтобы заглушить шорох его шагов, она повысила голос:

— Никогда вы не добьетесь моего согласия! Никогда! А епископ не посмеет обвенчать невесту, которой приставлен нож к горлу!

— Тщетны твои надежды, глупышка. Меня ничто не остановит. Не сомневаюсь, что к исходу ночи ты станешь послушной, как овечка, — самоуверенно заявил де Визи.

— Я нахожусь под опекой Эдуарда! Ты не решишься…

Она оборвала фразу, так как Ричард вытянулся в прыжке и, пролетев по воздуху, словно брошенное могучей рукой копье, обрушился на де Визи. Они оба упали и, сцепившись, покатились по полу, с грохотом опрокидывая мебель.

Элен шарила взглядом по комнате в поисках какого-нибудь оружия, чтобы прийти ему на помощь, но схватка была непродолжительной. Побежденный де Визи недвижимо распростерся на полу. Ричард уселся на него верхом, угрожая кинжалом.

— Теперь посмотрим, дорогой друг, кто сыграет на дудке, а кто под нее попляшет. Уверен, милорд, что моя музыка будет резать твой слух.

Ричард шумно дышал. Гнев клокотал в нем.

— Он успел тебя… тронуть?

Лицо его было страшным.

— Нет, Ричард, нет!

Он вздохнул с облегчением, постепенно остывая.

— Рви простыни на полосы, нам надо связать эту свинью, — распорядился Ричард, вставая.

Оуэн перевернул барона, завел ему руки за спину и начал их связывать. Де Визи злобно прошипел:

— Вам не уйти отсюда! В крепости полно моих людей.

— Не так уж их и много, — возразил Ричард, затыкая ему рот кляпом. — Только твои доверенные сообщники по темным делишкам. Тебе и Веспайну не нужны лишние свидетели.

Де Визи извивался отчаянно, когда Ричард с Оуэном укладывали его на кровать и опутывали тряпками, словно мумию.

— Что с вами, милорд? — дразнил пленника Ричард. — Ведите себя пристойно. А то я поддамся искушению поколотить вас как следует. Вы мне совсем недавно подали пример, как избивать связанного беспомощного человека.

Первый приступ радости в душе Элен сменился тревогой. Как они выберутся из крепости? Ричард и Оуэн, переодетые во вражескую форму, еще смогут сойти за своих в глазах охранников, но ее ни за что не пропустят через крепостные ворота. Ричард и Оуэн рискуют ради нее жизнью, а все это по ее вине.

— О, Ричард! Мне нет прощения…

Вместо ответа он привлек ее к себе, и поцелуй заставил их забыть обо всех опасностях.

Оуэн закашлялся, возвращая их с небес на землю.

— Если вы закончили,то пора собираться в дорогу.

О боже! Она целовалась с Ричардом у него на глазах! но Ричард не сразу отпустил ее. Он коснулся губами ее лба. Вложил в этот поцелуй столько сладостной теплоты, что она готова была растаять.

— У тебя, Элен, не отобрали рясу, в которой ты сбежала из Гуинлина? — деловито поинтересовался Оуэн.

Элен кивнула и поспешно просунула голову в черное просторное одеяние.

— Если днем не распознали под этим тряпьем девицу, то ночью уж тем более никто не заподозрит, что ему морочат голову, — удовлетворенно хмыкнул уэльсец.

Ричард отвесил издевательский поклон в сторону лежащего на кровати де Визи.

— Отдыхайте, милорд. С вашего разрешения, мы вас покидаем.

Элен невольно бросила взгляд на барона, и ее обдало жаркой волной ненависти, которая полыхнула в его темных глазах. Нельзя больше попадаться в руки барону. Его месть была бы ужасна. И такого врага они оставляли у себя за спиной.

Оуэн покинул комнату первым, и, когда Ричард выглянул в коридор, его уже след простыл. Старый воин взял на себя опасную работу — прокладывать им дорогу по лабиринту замковых коридоров. Каждую секунду они ждали его предостерегающего возгласа, но на всем долгом пути их сопровождала мертвая тишина.

Скрипнула дверь, ведущая в сад. Оуэн ожидал их на пороге. Позади него Элен разглядела в темноте несколько неясных фигур. Ее появление было встречено едва слышным перешептыванием на уэльском языке.

Элен удивилась. Ричард взял с собой в опасную вылазку уэльсцев, а не своих солдат? Но сейчас было не до размышлений. Они должны как можно скорее покинуть Амберли.

Оуэн перебросил веревку через крепостную стену. Один за другим мужчины взбирались на гребень и исчезали, словно проваливались в пустоту.

Ричард обратился к ней:

— Сможешь ли ты влезть на стену? Она не так высока. В Элен не было уверенности, что способна проделать такой путь, но она не пожелала в этом признаться.

— Конечно, только подсади меня.

— Отлично! Ты у меня молодец!

Ричард легко поднял ее. Стоя на его плечах и с трудом сохраняя равновесие, она выпрямилась, схватилась за веревку, подтянулась. Туго сплетенные пеньковые волокна обожгли ей ладони. Узел задержал скольжение, и она повисла, раскачиваясь. Другой узел под собой она нащупала ногами.

Обретя опору, Элен начала подъем. Он был не таким уж трудным благодаря близко расположенным узлам. Наверху Оуэн поймал ее запястье, подтянул, помог ей взобраться и встать на колени рядом с ним в тени каменных зубцов. Он вложил ей в руку другую веревку.

— Спускайся не торопясь, камни могут осыпаться. Но не медли, вот-вот поднимется переполох.

Упираясь ногами в стену и перебирая руками веревку, Элен легко спустилась вниз. Там ее подхватили на руки соратники Оуэна. Еще мгновение, и к ним присоединились Оуэн и Ричард. Он тотчас распорядился:

— Ты останешься здесь, Оуэн, и будешь охранять Элен. Я заберу твоих людей и расчищу дорогу в долину. Тот путь, которым мы пришли сюда, слишком рискован для девушки. Спуск еще опаснее подъема.

— Это задержит нас на добрых полчаса, — возразил Оуэн. — К тому же главные ворота — единственное место, которое хорошо охраняется. Нельзя поручиться, что все часовые умрут беззвучно. Стоит одному крикнуть, и весь гарнизон набросится на нас.

Элен коснулась руки Ричарда.

— А как вы поднимались сюда?

— По утесу, но…

— Так же мы и спустимся, — заявила она твердо.

— В темноте? И в этой рясе? — рявкнул Ричард. — Мы пройдем через ворота. И хватит пререкаться!

— Элен сможет спуститься. Она не изнеженная англичанка, — настаивал Оуэн.

Ричард задумался, охваченный сомнениями. Элен умоляюще сжала пальцы Ричарда. Она докажет Ричарду, на что способна. Или погибнет!

— Это моя жизнь, Ричард, и я вольна ею распоряжаться. Я готова на любой риск, лишь бы скорее убраться отсюда.

— Начав спуск, мы уже не повернем вспять. И я не смогу нести тебя на руках, — предупредил Ричард.

— Тебя об этом и не просят! — возмущенно выкрикнула Элен.

Оуэн тотчас зажал ей рот. Все замерли, напряженно прислушиваясь, ожидая, что последует за столь опрометчивым нарушением тишины. Драгоценные секунды утекали впустую.

— Хорошо, — произнес Ричард мрачно. — Рискнем. Элен поспешно стащила с себя рясу, отшвырнула ее, подобрала и подвязала юбки.

Ричард захлестнул петлей ее талию. Один конец веревки он отдал Оуэну, другой — обвязал вокруг себя.

— Что бы ни случилось, только не кричи, — склонившись к ней, прошептал он.

Его губы мимолетно коснулись ее губ. Он как бы благословлял ее, отправляя в пугающую, чреватую опасностями неизвестность.

— Будь уверена… если сорвешься, мы с Оуэном тебя удержим.

Элен заглянула в заполненную мраком пустоту, куда ей предстояло нырнуть. У пропасти была лишь одна отвесная стена, и не было дна. Краткий миг она простояла на краю, собираясь с духом, потом переступила границу тверди и пустоты.

Ее нога сразу же стала инстинктивно выискивать опору. Она нашла небольшую расщелину в скале и опустилась на несколько дюймов. Пот стекал по лбу, скапливаясь в бровях, камни впились в кожу на ладонях. Она заставила себя дышать размеренно, обрести определенный ритм движения — не спешить и не медлить, каждый раз по маленькому шажочку… и не думать о расстоянии, уже пройденном от верхнего края пропасти, и о том, сколько еще осталось до невидимого ее дна. Пути назад не было, а ошибка сулила полет в черной пустоте со смертельным концом.

Если она избежит подобной участи, то постарается изгнать из памяти этот кошмар. Все происходило мучительно медленно. Пальцы сводило судорогой, когда она цеплялась за каменные выступы, мышцы от напряжения дрожали, коленки и локти она содрала до крови.

Элен твердила мысленно, что заслужила эту пытку, что это из-за ее глупости они очутились здесь, и что жаловаться ей надо только на саму себя.

Она не глядела вниз и поэтому конец жуткого пути восприняла как чудо. Неожиданно ощутив под ногами земную твердь, она едва не упала в обморок. Ричард поддержал ее, освободил от веревки, ободряюще погладил вздрагивающие плечи.

— Нам надо еще добраться до корабля. Ты сможешь идти?

— Конечно. Только чуть отдышусь. Он обеспокоено прислушался.

— Задерживаться нам нельзя, охота, возможно, уже началась. Плохо, если нас застигнут у подножия скалы. Здесь нет места, чтобы сразиться.

Элен застонала. Она исчерпала весь запас сил, тело не слушалось ее, каждый мускул молил об отдыхе. Слава богу, что в темноте Ричард не видит, как искажено болью и страхом ее лицо. И все же она смогла произнести:

— Тогда в путь. Я готова!

Цепочкой они потянулись вдоль берега. Элен понимала, что мужчины из-за нее сдерживают шаг, и старалась быстрее переставлять непослушные ноги.

Издалека донесся стук копыт. Ричард схватил Элен за руку, потянул за собой. Дорога, по которой скакали всадники, пролегала почти у самого берега. Беглецов неминуемо должны были обнаружить. Они уже вышли на открытое пространство — поблизости не было ни камней, ни зарослей, где можно было укрыться.

— Наши корабли там, за поворотом… бежим!

Береговая линия резко уходила в сторону, образовывая мыс. Дорога пересекала его. Чтобы сократить путь, им пришлось бежать по дороге. Элен не удержалась и обернулась через плечо на бегу. Огоньки приближающихся факелов мелькали в темноте ночи. Стук копыт становился все явственней. Страх словно окрылил ее, она уже не бежала, а почти летела… так, что ветер свистел в ушах.

Перед ними расстилалась захлестываемая волнами отмель, и коварный мокрый песок ловил ее, словно в капкан. Она стала проваливаться, вязнуть в нем, и Ричард, подхватив ее на руки, пронес оставшиеся десятки ярдов по песку, а потом по вспененному мелководью. Он опустил ее на дно ожидавшей их лодки.

С разбегу столкнув лодку с мели, мужчины попрыгали в нее и разом взялись за весла. Скорчившись на дне, Элен молила всех святых, каких знала, задержать де Визи и его всадников. Всплески весел заглушали все другие звуки, и поэтому тем более неожиданным было появление конного отряда у самой кромки воды.

Факелы в руках всадников горели адским пламенем, и яростные выкрики слились в один общий свирепый вопль.

Ричард опустился возле Элен на колени, прижал к груди, ограждая ее от беснующихся на берегу врагов кольцом сомкнутых могучих рук. Его губы касались ее волос.

— Мы победили… мы его обставили… Не знаю как, но нам это удалось, — негромко делился он с нею своей радостью.

24

Два дня спустя Ричард все еще удивлялся их невероятной удачливости, но одновременно проклинал себя за то, что согласился на уговоры капитана зайти для разгрузки припасов в Рудлан по пути в Гуинлин. По злосчастному стечению обстоятельств там как раз находился король Эдуард и притом пребывал именно в таком настроении, когда к нему опасно было приближаться. Подобные приступы беспричинного, неистового гнева накатывали на него время от времени и всегда неожиданно.

Ричард в нерешительности медлил перед закрытой дверью королевской приемной. Целых два дня Эдуард томил Ричарда ожиданием и наконец прислал слугу с устным приказом явиться на аудиенцию. Это был дурной знак.

Но еще хуже было то, что Ричарду не дозволялось видеться с Элен. Ее держали где-то взаперти, и ему оставалось только полагаться на заверения королевы, что с Элен все в порядке.

Собравшись с духом, Ричард постучался и вошел. Он понимал, что провинностей за ним числится достаточно. Он завладел кораблем Его Величества, высадился с отрядом вооруженных солдат на иностранный берег, что было строжайше запрещено указом Эдуарда. И что он мог сказать королю в свое оправдание? Ничего, кроме правды.

Король восседал в конце длинного стола, откинув седеющую голову на высокую резную спинку кресла. Взгляд его голубых глаз был холоден, как полярный лед. Ричард опустился на одно колено и замер, ожидая позволения встать. Такового не последовало.

— Что это такое, Ричард? Я приезжаю в Уэльс с легким сердцем и, к своему огорчению, обнаруживаю, что два моих благороднейших дворянина затеяли междуусобицу. Как ты осмелился такое себе позволить?

Ричард предпочел держать глаза опущенными, боясь еще пуще распалить гнев короля.

Эдуард резко поднялся из-за стола и несколькими размашистыми шагами покрыл расстояние, отделяющее его от Ричарда. Он навис над коленопреклоненным рыцарем, как грозовая туча.

— Ты захватил корабль. Мой корабль! Ты оставил меня без припасов, и твой король ложился спать голодным, а его домашние подъедали последние крошки. Ты самовольно покинул свой пост и за казенный счет прогулялся в Ирландию, где хорошо развлекался, поцапавшись с де Визи и уложив с полдюжины его слуг. Тебе хватило дерзости нарушить мою нолю. Хватит ли тебе мужества за свои поступки ответить «полна?

Ричард, запрокинув голову, глянул снизу вверх на короля. Эдуард топнул ногой.

— Встань, посмотри мне в глаза и выложи всю правду как на духу. Если ты спятил, то по какой причине? Я хочу пить.

Ричард часто был свидетелем приступов королевского гнева, но впервые ярость Эдуарда была направлена на него. Он чувствовал себя весьма неуютно и выбирал слова с осторожностью.

— Вы поручили мне заботиться о вашей подопечной Элен Тайви. Мне пришлось вызволять ее из рук похитителя, каковым оказался господин де Визи. Для моего предприятия требовался корабль, и я временно взял под свою команду судно, бросившее якорь в гавани Гуинлина. Так как леди Элен находится под опекой короля, то, следовательно, корабль был использован в королевских нуждах. Ждать разрешения на это Вашего Величества означало погубить девушку, допустив осуществление преступного замысла. Я счел, что мои действия не будут противоречить вашей воле.

— Но ты вооружил уэльсцев и выставил их против английского дворянина! Почему ты был так уверен, что они не обратят оружие против тебя?

Вопрос был коварным. Неужто его подозревают в сговоре с мятежниками?

Ричард с достоинством выдержал испытующий взгляд короля.

— Они неплохие ребята и поднаторели в ночных вылазках. И я их не опасался. Убив меня, они больше бы потеряли, чем приобрели.

— Ах вот как! — Эдуард неопределенно хмыкнул. — Я тоже так думал, пока мне, к моему прискорбию, не воткнули нож в спину. Уэльсцы — милый народец, когда они у тебя на глазах, но стоит отвернуться — жди беды!

Ричард промолчал.

Эдуард вернулся на свое место, уселся в кресло и отстучал пальцами по дубовой столешнице грозную барабанную дробь.

— Итак, де Визи покусился на королевскую воспитанницу. Не много ли он на себя берет? Клянусь, что скоро он об этом пожалеет. Не настало ли время опустошить его кошелек, что меня бы очень устроило?

Глаза его загорелись. Он скользнул взглядом по лицу Ричарда.

— Где ты заработал эти царапины?

— Пустяки, милорд… Мы повздорили слегка.

— …а де Визи не пожелал уступить, — подхватил король. Он шумно выдохнул, как бы выпуская на волю накопившийся в нем гнев. — Несмотря на то что ты чертовски рассердил меня своим самоуправством, должен признаться, твой успех меня порадовал. Но черт возьми эту уэльскую девчонку — ее надо скорее пристроить! Я не могу допустить, чтобы мои бароны перегрызлись из-за юбки. Я уже получил с дюжину предложений от возможных женихов, но выбирать некогда. Я выдам ее за первого же претендента, кто сможет удержать ее владения и имеет достаточно монет в сундуках, чтобы платить жалованье английскому гарнизону.

Хоть Ричард и предполагал подобный поворот в разговоре, все же для него это был удар.

— Я буду просить Ваше Величество еще раз подумать, прежде чем решать.

Эдуард недовольно вскинул брови.

— Что такое?

Ричард медлил. Было очевидно, что сейчас не время обращаться к королю с просьбой, но Эдуард властно потребовал:

— Говори!

— За все годы, проведенные рядом с вами, я ни разу не просил Ваше Величество о какой-либо милости. Сейчас я вынужден это сделать. — Ричард тщательно взвешивал каждое слово. — Я хочу, чтобы вы отнеслись со всей серьезностью к выбору супруга для леди Элен. Отдайте ее в руки лишь тому, кто будет обращаться с ней уважительно, человеку нравственному и великодушному. Она отличается от наших английских женщин и не стерпит оскорблений.

Эдуард хитро посмотрел на своего рыцаря.

— Не приметил ли ты эту девицу для себя?

Ричард вздрогнул, опустил взгляд. Он решил, что лучше сказать правду. Эдуард догадлив, от него ничего не скроешь.

— Я давно ее «приметил», как вы изволили выразиться. Эдуард с размаху ударил кулаком по столу.

— Бог мой, что за чепуха! Поскорее выкинь эту дурость из головы.

— Дурость моя в том, что я вам признался. Мне следовало промолчать или солгать, но вы вынудили меня…

Эдуард недобро рассмеялся.

— Тебе показалось мало поместий де Борга? Ты позарился на то, что тебе не по зубам. Отнимая девицу у барона, ты действовал в своих целях, думая завоевать ее для себя?

Кровь бросилась в лицо Ричарду. Он покраснел от гнева.

— Я не мыслил об этом, Ваше Величество. Я знаю, что мне нечего предложить ей, кроме своего меча — меча, который верно служил вам много лет. И я отобрал у де Визи то, что принадлежит королю… королевскую воспитанницу, и тем самым выполнил свой долг. Разве оставило бы вас равнодушным, мой король, то, что ваша подопечная подвергалась насилию, что она унижена и несчастна? Я помог ей избежать подобной участи.

Он взглянул на Эдуарда с вызовом, распалившись не на шутку.

— Призываю всех святых в свидетели, что я бы сражался ради ее спасения, будь она хоть бесприданницей, простой девчонкой из горного селения. И я, стоя на коленях, возблагодарил бы Господа, если б Он сделал ее такой же бедной, как я.

— И Господь счел бы тебя последним дураком, — резонно заметил Эдуард. — Ни один мужчина не женится, не думая о приданом невесты. Поверь мне, Ричард, эта девица принесет тебе одни лишь горести и заботы. А насчет женских прелестей — то они у всех невест почти одинаковы. Возьми в жены дочку де Борга. Я берусь все для тебя устроить.

Под испытующим взглядом короля Ричард отвернулся к окошку, за которым виднелось серое, дождливое уэльское небо. Мысль о возвращении в Гуинлин без Элен была угнетающа. Он сам не ожидал, что ему будет так тяжело.

— Я не могу, — тихо сказал он. — А в ваших словах, мой король, есть фальшь. Я знаю прекрасно, как вы относитесь к Ее Величеству. Не убеждайте меня, что вы согласились бы жениться на другой, хоть раз увидев свою будущую королеву.

— Это совсем другое дело, — буркнул Эдуард, прерывая его.

— Я так не думаю, — возразил Ричард.

Король выпрямился во весь свой внушительный рост.

— Оставь меня! — приказал он. — Слишком много времени я уже на тебя потратил. Я посчитал твои действия оправданными и глупость твою простил. Но с девицей я поступлю, как сочту нужным.

Однако Ричард не сдвинулся с места.

— Я ваш человек, мой король, и буду принадлежать вам и никому другому. Так будет всегда, и ничто не изменит моего отношения к вам. Но ради любви, которую, как вы неоднократно говорили, питаете ко мне, обещайте, что решение судьбы леди Элен вы не примете второпях!

Эдуард раздраженно покачал головой:

— Не подозревал, что ты настолько глуп, Ричард, и столь помешан на рыцарском кодексе чести. — Невольная улыбка смягчила жесткость его тона. — Но как я могу отказать тебе, когда ты служил мне преданно столько лет? Я пораскину мозгами, и мы вернемся к этому разговору позже.

Ричард молча поклонился и направился к выходу. Все обошлось для него благополучно вопреки ожиданиям. Но заверения Эдуарда не смогли заполнить пустоту, которая была и его душе, не развеяли его тоску.

— Прости, дорогая, могу я войти?

На пороге стояла женщина. Осанка, одежда, голос, манеры — все говорило о том, что эта женщина скорее привыкла не просить, а повелевать. Элен не сомневалась, что перед ней королева Англии Элеонор. Но еще прежде, чем эта догадка осенила ее, Элен уже инстинктивно присела в глубоком почтительном реверансе. Такое впечатление произвела на нее эта неожиданная гостья.

— О, поднимись, мое дитя, поднимись. Между нами не должно быть подобных церемоний. — Улыбка королевы подкупала своей приветливостью. — Ведь ты уэльская принцесса. И твой род даже древнее моих кастильских предков.

Элен невольно ответила королеве доброй улыбкой. Она выпрямилась, но молчала, не зная, что сказать. С готовностью она обратила бы на эту женщину всю ненависть, какую питала к ее супругу-королю и ко всему английскому, но королева обезоружила Элен. Только волшебницы обладали таким же обаянием, какое излучала Элеонор.

— Да! Ты столь же прекрасна, как тебя описывал сэр Ричард, но…

— Ричард? Вы с ним говорили? С ним все в порядке? — помимо воли вырвались у Элен один за другим вопросы.

Королева несколько удивилась такому безудержному всплеску чувств. Элен поняла, что ее повышенный интерес к Ричарду вне рамок приличий, и попыталась оправдаться:

— Я не видела сэра Бассета с самого приезда сюда и боялась… что с ним случилось несчастье.

— Откуда у тебя такие мрачные мысли?

— Но ведь он ради моего освобождения пренебрег королевским приказом.

— И заслужил отеческое порицание от Эдуарда, — вновь лучезарно улыбнулась королева. — В наказание ему запретили навещать тебя.

С горечью Элен подумала, что опять Ричард пострадал по ее вине.

— Это несправедливо. Ричард спас меня от барона Равенсгейта. И он даже не прикончил эту бешеную собаку.

Смех Элеонор прозвучал как нежный колокольчик.

— О, дитя! Благодари Бога, что он не перерезал ему горло, иначе ему самому пришлось бы ой как плохо. Он не мог убить английского барона.

— Зато я бы это сделала с радостью, — заявила Элен, вспомнив мгновения, проведенные наедине с Равенсгейтом. — Барон низок и отвратителен, он хуже ядовитого паука и мерзкой змеи. Он недостоин жить!

Королева вмешалась, охлаждая ее пыл:

— Я не поклонница де Визи и согласна с твоей оценкой его качеств. Но даже такие люди бывают полезны.

— Полезны? Чем? — Элен посмотрела на королеву с укоризной. — Впрочем, да! Их можно натравливать на своих врагов. Вы, англичане, нас этому научили.

Элеонор слегка обняла ее за плечи, привлекла к себе.

— Но я не англичанка, как и ты. У нас много общего… Твой Ричард мой большой друг, и мы с тобой, надеюсь, подружимся.

— Сэр Бассет вовсе не «мой Ричард».

Элеонор лукаво усмехнулась и сменила тему беседы:

— Погода сегодня пасмурная, но ведь ты не откажешься от прогулки со мной на свежем воздухе? Эдуард позаботился разбить для меня великолепный сад с прудами, цветниками и уютными беседками. Там мы сможем продолжить наш разговор. — Она придирчиво оглядела Элен с головы до пят. — А по возвращении займемся твоими нарядами. На платье, что сейчас на тебе, видны следы пережитых тобой приключений.

Элен смутилась. Ее одеяние действительно было безнадежно испорчено. Она попробовала отшутиться:

— Боюсь, что я не очень заботилась о сохранности платья, спускаясь с утеса в Амберли.

Смешливые искорки заплясали в темных зрачках королевы.

— Не сомневаюсь, что тебя занимали совсем другие мысли. Ты расскажешь мне подробно о своих приключениях во время прогулки. Твой Ричард был на удивление скуп на слова. Вообще мужчины, по моим наблюдениям, упускают множество важных деталей, повествуя о чем-либо. Ты согласна со мной, дорогая?

На этот раз Элен не поправила королеву, когда та вторично обмолвилась, произнеся «твой Ричард». В саду девушка исповедалась королеве горячо и охотно. Она поведала о том, как ее выманили хитростью из Гуинлина, как она тревожилась и за себя, и за Ричарда, и как осуществлялся их смелый побег из Амберли. Королева была хорошей слушательницей, и Элен с удивлением обнаружила, что ей легко рассказывать о своих страхах и надеждах. Она никогда и не думала, что сможет говорить об этом.

— Мне не следовало бы так распускать язык, — смущенно закончила она свою речь.

— Язык вопреки пословице далеко не всегда наш враг, — мягко сказала королева. — Я рада, что выслушала тебя и многое узнала. Но скажи мне вот еще что. Какое место занимает в твоем сердце Ричард?

Элен охватила паника. Действительно, она выболтала слишком много своих секретов.

— Я уэльская девушка, он англичанин. — Таков был ее ответ — резкий, но с примесью печали.

— Это мало что значит. Эдуард — англичанин, а я родом из Кастилии. Ты любишь Ричарда?

Элен встала со скамьи, шагнула к пруду и уставилась на воду. От проницательного взгляда королевы ей стало не по себе.

— Англия и Кастилия не воюют между собой. — Элен уклонилась от прямого ответа. — Я намерена уйти в монастырь и под опекой Господа обрести покой. Я подала прошение архиепископу и не заберу его обратно.

Элеонор ничего не сказала на это. Помолчав с минуту, она поднялась со скамьи и встала рядом с Элен на берегу пруда, ощущая плечом исходящий от девушки жар. Ей пришлось крепко прикусить губы, чтобы спрятать ироничную улыбку.

— Служение церкви — призвание не для всех. Я, например, не представляю тебя монахиней.

На дорожке, вымощенной обтесанным камнем, послышались чьи-то шаги.

Элен обернулась. К ним приближался Ричард. Сердце Элен забилось торопливо, провалилось куда-то и пронзилось болью — и все это одновременно. Элеонор, безусловно, права. В монастыре Элен не обретет желанного покоя. И вряд ли найдет его в одиночестве.

Ричард остановился в нескольких шагах от дам. Он смотрел на Элен, а обращался к королеве:

— Вы посылали за мной, Ваше Величество?

— Да. Но что же я хотела от вас? Не могу вспомнить… — Элеонор умело изобразила рассеянность. — Но так или иначе, я рада, что вы явились. У меня назначена встреча с портнихой, но леди Элен изъявила желание еще прогуляться. Не согласитесь ли вы, Ричард, составить ей компанию? Когда леди утомится, проводите ее обратно в замок.

— Не беспокойтесь об этом, — откликнулся Ричард.

— Но поглядывайте на небо, — при расставании посоветовала Элеонор. — Как бы дождик не испортил вам настроение.

Смутное отражение стройной фигуры королевы, огибающей пруд, мелькнуло на гладкой поверхности воды. Ее шаги на дорожке затихли.

Элен выдержала паузу, потом спросила:

— Она все это придумала заранее?

— Вероятно. Элеонор дьявольски хитра и предприимчива. В этом вы очень схожи.

Элен подняла на Ричарда затуманенный неожиданными слезами взгляд. Он улыбался, а ей от радости хотелось плакать.

— Я беспокоилась о тебе. Королева сказала, что Эдуард гневается…

— У него сейчас нелегкие времена. Лондонские купцы прислали ему петицию протеста против увеличения налога на шерсть. На шотландской границе неспокойно, и король нуждается в деньгах для войска. Элеонор сказала, что причина его гнева не во мне, просто я попался под горячую руку.

— И здесь королева… Кажется, она вездесуща и везде сеет утешение. Ее невозможно не полюбить.

— Да, — согласился Ричард. — Элеонор способна, если только захочет, очаровать даже гуся, чтобы он позволил ощипать его живьем.

— Но король… Он не прогонит тебя из Гуинлина?

— Нет. Его гнев теперь перекинулся на де Визи. Король основательно выпотрошит барона, а с меня ему нечего взять. Вот в чем преимущество бедности. — Но тут же лицо Ричарда посерьезнело. — А в остальном бедность все-таки порок. Иметь во владении Земли — значит быть богатым, быть богатым — значит иметь власть, иметь власть — значит быть самому себе господином и делать то, что пожелаешь. Мне никогда не вкусить от этого пирога.

Элен вглядывалась в обветренное, темное от загара лицо Ричарда и удивлялась его внезапной мрачности. Непривычным было для нее и то, что он почти открыто жаловался на свою судьбу. Что-то непонятное свалилось на него тяжким грузом — что-то еще, кроме выговора, полученного от рассерженного короля.

— У тебя нет богатства и власти, а я из-за своих наследных земель обречена до конца дней быть в заточении. Я бы поменялась с тобой, если б смогла.

Она вздохнула. Ричард взял ее под руку и повел в глубь сада. Прелестные пруды, цветочные клумбы, лабиринт дорожек среди зарослей жимолости, услаждавшие взгляд Элеонор и придворных, не могли развеять их печаль. Они молча шли, плечом к плечу, и каждый думал о своем.

Когда тропа привела их в тупик, скрытый от посторонних глаз, Ричард остановился, обнял Элен, повернул ее головку так, чтобы глаза их встретились. Ее все больше тревожило мрачное выражение его лица.

— Элен, я слышал о твоем неразумном намерении уйти в монастырь. Но знай, король не допустит этого. Он полон решимости выдать тебя замуж за того, кто сможет сохранить твои земли для Англии.

Элен сверкнула глазами.

— Пусть пытается! У него ничего не выйдет.

Ричард в досаде сильно встряхнул ее.

— Прекрати ребячиться! Ты под его покровительством, и ему не требуется твоего согласия. Он король и поступит так, как захочет. Но я добился от него обещания не действовать второпях. Он согласился вернуться к этому разговору позже, и я надеюсь, что мне в выборе для тебя супруга дадут право голоса.

Воинственность мгновенно покинула Элен. У нее опустились руки.

— И ты скажешь свое слово, когда мне будут выбирать жениха? — спросила она тихо. — Ты послушаешь, подумаешь и согласишься, чтобы меня отдали другому мужчине? Это так? Это правда?

Ричард вцепился пальцами в ее худенькие плечи. Лицо его отражало ту борьбу, которая происходила в нем. Мучительно было сознавать, что в этой борьбе он обречен на поражение.

— Ради тебя, Элен, я готов отдать жизнь и продать свою душу, но я не могу помешать твоему замужеству. Королю нужны деньги, и он торгует тобою. Единственную надежду я питаю на то, что король прислушается к моему мнению. Уверен, что найдется достойный человек, который отнесется к тебе с уважением.

Она отскочила от него, словно он влепил ей пощечину.

— Мне не нужно уважение! Мне нужно…

Элен не решилась заканчивать фразу и захлебнулась рыданиями. А что ей нужно? То, что неосуществимо. Она хотела, чтобы живыми были Энион и ее родные. Она хотела мира па своей земле и мира в своем сердце. Она хотела освобождения от чувства вины за то, что полюбила человека, которого не имела права любить.

Ричард протянул к ней руки, и она покорно вернулась к нему в объятия.

— Элен… любимая… не плачь. Пожалуйста, не плачь. Она закрыла глаза, чтобы не видеть ничего вокруг себя.

— Поцелуй меня, Ричард, и не говори ничего. Не при-1ывай меня образумиться — просто поцелуй, и все!

Его губы сомкнулись с ее губами в поцелуе, который был жесток и требователен, не утолял, а, наоборот, разжигал страсть. Оба жаждали такого поцелуя. Ее рот раскрылся, пропуская его язык. Элен вся горела — он ощущал это, но рот ее был прохладный, словно горный источник, и он был ютов испить его до дна, иссушить досуха. Зубы их сталкивались, языки сплетались в возбуждающей игре.

Чувства, дотоле скрываемые, удерживаемые невероятным напряжением воли, вырвались на свободу, выплеснулись и этом свирепом, далеко не нежном поцелуе. Ничто уже не могло их остановить, забыты или отброшены были все законы и правила, рыцарство мужчины и непременная стеснительность женщины. Лишь то, что на них была одежда, отличало влюбленных от диких животных, подвластных природному инстинкту.

Элен прижималась к нему со всей силой, какая неожиданно для нее самой таилась в ее теле. Сгорели, не оставив и пепла, все ее сомнения и страхи. Но ей уже не хватало того, что могучие его руки ласкают ее податливую плоть, что рот его вливает жар в глубину ее рта. Ей хотелось большего наслаждения, и почему-то память подсказывала ей, что она про такое наслаждение что-то знает.

Ее не заботило, что они находятся в саду королевы, где их могли увидеть. Пусть хоть сотня соглядатаев наблюдает за ними — ей было все равно. Она желала, чтобы то, что происходит, не имело конца и черная пустота не поглотила ее вновь, когда он разожмет объятия.

Поэтому, едва наступила пауза в поцелуе, Элен повторила все, что он делал с нею, накрыла его рот своим ртом, подхватила и заплела его язык своим языком. Элен была слепа и глуха ко всему окружающему. Не он, а она теперь разжигала костер. И когда Ричард задышал шумно и напрягся всем телом, она поняла, что своей цели достигла, и возгордилась тем, что смогла так возбудить мужчину.

Со стоном, похожим на рычание, он еще крепче прижал ее к себе, опустив голову, покрыл поцелуями ее обнаженную шею. Она задрожала от удовольствия, волнами пронизывающего тело. Каждое его прикосновение все быстрее разгоняло кровь в ее жилах. Она ощущала бешеный бег крови и томящую, зовущую куда-то боль где-то глубоко внутри себя. Их дыхание слилось в унисон.

Ричард опять застонал, и она разобрала отрывочные его слова.

— Элен… Элен, клянусь богом, мы должны остановиться. Мы должны прекратить… иначе я овладею тобой тут же, под ближайшим кустом.

— Нет, не останавливайся, Ричард! Не отпускай меня!

— Прекрати меня мучить, Элен. Я вот-вот забуду о чести — о моей и твоей!

Он оттолкнул ее от себя. Дрожь сотрясала его мощное тело.

— Никогда больше мы этого себе не позволим… Как можно терпеть такую пытку, зная, что тебя скоро отдадут другому?

Элен плотно сомкнула веки, не желая возвращаться в прежний мир. Вкус его поцелуя еще оставался на ее губах, тело хранило жар его объятий. Впервые она познала по-настоящему боль плотского желания — желания, сметающего все преграды, не признающего никаких разумных доводов.

Ей стало дурно при мысли, что какой-то другой мужчина потребует от нее близости. И это неминуемо случится. Несмотря на всю ее наивную браваду, она знала, что ее будущее от нее не зависит. Если она не ускользнет от железных когтей английского короля, назначенный его волей супруг овладеет как ее телом, так и наследными землями.

Та же мысль терзала и Ричарда. По лицу его было заметно, как он страдает. Это вдохнуло в нее новую надежду. Разделяя ее горе, он, вероятно, согласится помочь ей бежать.

Элен огляделась по сторонам. Деревья и кусты в саду раскачивались и сгибались под порывами все усиливающегося ветра. Ее юбки то вздымались кверху, то плотно облепляли ее лодыжки. Вправе ли она просить Ричарда стать ее сообщницей? Она и так навлекла на его бедную голову немало несчастий.

Тяжелые дождевые капли посыпались с неба, пахнуло сыростью, по-видимому, надвигался даже не ливень, а настоящий шторм. Не подают ли ей небеса знак, что нельзя медлить?

Элен уже уяснила, что имеет чуть ли не королевскую власть над мужчинами. Любимый ее Энион, брат Родри, Оуэн и даже отец — все они охотно подчинялись воле обожаемой ими девушки. А Ричард, разрывающийся между чувством и долгом? Насколько он уязвим и способен подпасть мод ее влияние? Выступит ли он открыто против короля ради уэльской дикарки?

Почти сразу к ней пришло понимание, что она никогда не получит ответа на эти вопросы, потому что не осмелится задать их — Ричард и так страдает из-за нее. Бесчестно будет причинять ему лишнюю боль.

Она ласково провела кончиками пальцев по жесткому подбородку, упрямым скулам, накрыла ладонью губы, которые только что самозабвенно впивались в ее рот.

— Уйдем отсюда, пока нас не настигла буря и пока… мы оба не наговорили того, о чем потом пожалеем.

Следующий день, как всегда бывает после шторма, выдался ясным и прохладным. Грязевые потоки с гор прорыли на равнине, окружающей замок, глубокие овраги. Густой торфяной дух, исходивший от земли, смешивался со свежим дыханием близкого океана и благоуханием оживших на клумбах цветов.

Элен не отходила от окна. Кристальная прозрачность дня пробудила в ней надежду. Наверное, Ричард не прав. Ни один истинно верующий священнослужитель не обвенчает ее, если она твердо заявит, что отвергает жениха.

Впрочем, подобный довод был слабоват. Разве отец Эдмунд и епископ Веспайн не участвовали в гнусной затее Хьюго де Визи? А уж королю совсем нетрудно будет отыскать священника, который совершит церемонию, как бы невеста ни сопротивлялась.

Дверь приоткрылась, и в щель просунулась головка одной из придворных дам.

— Королева Элеонор послала за тобой. Тебя ждут в зале для королевских приемов.

У Элен перехватило дыхание. Король ее ждет? Но она не желает встречаться с Эдуардом и выслушивать его разглагольствования о том, как он намерен распорядиться ее судьбой.

— Не медли, король не должен ждать.

Элен бросила взгляд на разложенные на кровати высокий чепец и вуаль. Накануне Элеонор одарила ее соответствующим придворному этикету одеянием — платьем из дорогого алого бархата и английским головным убором для высокорожденных леди. Но Элен не могла заставить себя надеть тесный, жаркий чепец, хоть он и был пошит из белоснежного тончайшего полотна. И это даже к лучшему. Ее непокрытая голова будет означать, что она презирает англичан — и обычаи их, и моду. Пусть Эдуард подумает о ней что угодно, пусть даже лопнет от злости!

— Я готова, — произнесла Элен, демонстрируя нарочитую непокорность.

Она проследовала за своей провожатой по запутанным коридорам замка. По дороге она настраивала себя на встречу с повелителем Англии, человеком, которого ее издавна учили ненавидеть. И вот сейчас Элен не могла не признать самой себе, что она боится увидеть воочию предмет своей ненависти.

Пажи, стоящие по обе стороны арки, ведущей в зал приемов, взирали на Элен с удивлением и любопытством. Отсутствие головного убора на женщине было вызовом правилам приличия.

Однако они молча позволили ей взяться за массивную дверную ручку и потянуть на себя дверь, не выказав желания услужить дерзкой пришелице. Элен набрала полную грудь воздуха, расправила плечи и вошла в зал с высокомерием, какового на самом деле она в себе не ощущала.

Король расположился в противоположном конце зала. Приняв ленивую позу, он опирался спиной о мраморную полку камина, согреваясь скудным теплом от тлеющего в очаге торфа. От голых же каменных стен исходила промозглая сырость, которую не могли изгнать никакие камины.

Он не произнес ни слова, пока она приближалась к нему через весь зал, но взгляд его голубых глаз изучал ее лицо, фигуру и походку. Так мужчина смотрит на женщину, когда ему надо решить, заслуживает ли она внимания и усилий, потраченных на ухаживания.

Элен ответила ему тем же, открыто, без смущения рассматривая его. Она отметила его высокий рост — ростом он превосходил даже Ричарда, — широкие плечи и грудь, могучие, бугрящиеся от развитых мускулов руки. Легенды, распространяемые о нем как о непобедимом — и на турнирах, и в сражениях — бойце соответствовали действительности.

Густые волосы его когда-то были цвета спелой ржи, но сейчас подернулись, словно изморозью, серебряной сединой.

Остановившись в нескольких шагах от короля, она отказалась от коленопреклонения, поклона или даже реверанса.

— Вы посылали за мной. Я здесь, — заявила она холодно.

Ее раздражало то, что приходилось задирать подбородок, чтобы видеть его глаза. Эдуард покинул свое место у камина и медленно обошел вокруг нее. Его молчание действовало ей на нервы, но она не пошевелилась. Он начал описывать второй круг, и Элен не выдержала:

— Теперь, когда мы оба удовлетворили свое любопытство, могу ли я удалиться?

Эдуард неожиданно расхохотался. Бросив взгляд куда-то в пространство за ее спиной, он промолвил:

— Мне было бы легче найти оправдание твоему вздорному поведению, если б я познакомился с ней раньше.

Элен в изумлении оглянулась. Ричард стоял позади нее — бледный, напряженный, с осунувшимся лицом. У него был вид человека, который страдал бессонницей, метался всю ночь вне стен замка, подставляя себя урагану и дождю.

Для Элен присутствие Ричарда было подарком судьбы. Слава богу, ее не оставили с Эдуардом наедине! А Эдуард уже обращался к ней:

— Нет, Элен из Тайви, удалиться тебе я не позволю. Завтра я отбываю обратно в Англию. Следовательно, мы должны решить твою участь сегодня. Ты уже причинила нам немало беспокойства, и, так как я не имею желания терпеть в своем доме сумятицу, которая от тебя постоянно исходит, мне придется безотлагательно сбыть тебя с рук.

— Я совершеннолетняя и в состоянии сама позаботиться о своем будущем, — весьма разумно, как ей казалось, заявила Элен. — Я учту ваши пожелания, но окончательное решение останется за мной.

— Впервые слышу такое от женщины. — Эдуард был явно обескуражен.

— Я рада, что обогатила короля Англии новыми знаниями.

— Женщина не может решать за себя…

— Я могу!

Ричард подошел сзади, придвинулся вплотную, предостерегающе тронул за плечо.

— Простите ее, сир. Ей слишком много потакали в юности…

— Это я вижу… Поскупишься на розги — погубишь чадо. Если не считать дурацкого мятежа, то в остальном лорд Олдуин поступал всегда мудро и слыл за умнейшего человека. Как он мог воспитать такую дочь?

Элен сказала с горьким упреком:

— Вы осмеливаетесь произносить имя моего отца?

— Т-с-с, Элен! Помолчи, — прошептал Ричард. Эдуард взирал на непокорную девицу с загадочной усмешкой.

— А почему я не смею говорить о твоем отце? — спросил он. — Я уважал его, как и многих тех, кто пал в той злосчастной битве. Я не желал их гибели, но они сами выбрали путь, по какому идти, а я выбрал свой путь, и мы столкнулись…

Он вдруг вытянул длинную свою руку, коснулся ее волос, играючи пропустил несколько пушистых прядей меж пальцев.

— А теперь я выберу путь для тебя, леди из Тайви.

От слов Эдуарда у нее по коже пробежал озноб. Ее дерзость ни к чему не привела. Власть этого человека была беспредельна, воля — непоколебима, ее сопротивление сродни пушинке, скользнувшей по железному панцирю.

Отвернувшись от Элен, король возвратился к камину и распростер ладони над тлеющим торфом. Странно было, что такой могучий мужчина мог озябнуть.

— Как оказалось, ты, Элен, представляешь собой лакомый кусочек для моих честолюбивых рыцарей, а я не могу допустить, чтобы из-за тебя возникали ссоры. В подобных петушиных боях в прошлом пролилось много благородной английской крови. Тебя надо выдать замуж, не откладывая, за того, кто достаточно силен, чтобы править твоими владениями железной рукой, да и тебя заодно держать в узде.

Он выпрямился во весь рост, с лица исчезло всякое выражение, словно опустилось стальное забрало.

— Такой человек не должен поддаваться ни искушениям плоти и корысти, ни жалости. Ты, со своим коварством и своеволием, и земли твои, где кишат разбойники, — две тяжкие ноши, которые далеко не каждому по плечу. И я должен полагаться на твоего супруга, как на самого себя.

Элен затаила дыхание. Ричард до боли сжал ее плечо.

— После долгих раздумий я пришел к выводу, что сэр Ричард Бассет больше всего подходит для таких дел, — продолжил Эдуард нарочито ровным голосом. — Хотя после личного знакомства с тобой я задался вопросом — не обрекаю ли я его на погибель, не плачу ли я ему за добро злом?

Из речи короля Элен уловила лишь названное им имя. Ричард!

А Ричард не поверил тому, что услышал. Эдуард шутит… конечно, шутит. Но даже король не вправе так жестоко шутить.

— Ты удивлен, Ричард? А я доволен своим решением. Я говорил с твоими уэльсцами. От них дурно пахнет, и все они отъявленные головорезы, но, несомненно, к тебе, Ричард, они почему-то питают привязанность — не поручусь, впрочем, что это надолго.

Король многозначительно взглянул на Ричарда:

— Кто-то болтает про тебя, что ты вдруг подобрел и даешь бунтовщикам поблажку. Но говоруны эти живут далеко от неспокойной границы. Я же скажу, что ты ведешь хитрую политику. А в хитрецах я как раз и нуждаюсь. Мне нужен человек, способный установить мир в мятежном Уэльсе. Не исключено, что я отлучусь в Шотландию в скором времени, и не хотелось бы получить с Запада удар в спину. Так бывало не раз, и, поверь, ощущение это не из приятных. Чтобы покончить с этой нехорошей традицией, я жалую тебя землями Гуинлина. Я приму у тебя присягу, как от владетельного вассала. Церемония состоится в полдень. Барнелл по моему приказу уже переписывает начисто дарственный документ.

— Но… Ваше Величество! — возразил Ричард, все еще не оправившись от потрясения. — Гуинлин — королевское владение. Мне нечего предложить в обмен за столь щедрый дар.

— Ты уже расплатился за все наперед. Я как-то сказал тебе, что в царствование моего отца ты бы трижды стал эрлом. Я не могу оделить тебя поместьями в Англии, но Уэльс твой по праву завоевателя. — Эдуард цинично усмехнулся. — Я давно усвоил, что люди готовы глотку перегрызть за свой клочок земли, а королевскую собственность сплошь и рядом защищать некому. Покончи с мятежами на Севере раз и навсегда. Правь справедливо, а главное, без лишней шумихи и суеты. Докажи, что я в тебе не ошибся.

Ричард упал на одно колено, склонив голову, в которой мысли бурлили, как в кипящем котле. Элен! Он будет обладать Элен. И ее поместьями! Такое не грезилось ему никогда. Как это похоже на Эдуарда — обратить в реальность самые смелые мечты. Превратить полунищего солдата в богатейшего землевладельцаУэльса одним росчерком пера.

— Клянусь именем Господним, Ваше Королевское Величество! Вашу веру в меня я оправдаю. Вы во мне не разочаруетесь.

А в мозгу Элен тоже словно закрутился смерч. Разве осмеливалась она питать надежду, что королевский выбор падет на Ричарда? Ричард! Ее жених — Ричард!

Видение возникло перед нею. Окровавленный Энион у ног Ричарда. Ричард Бассет — победитель в сражении при Буилсе, убийца Эниона. О боже милостивый! Все погибшие ее родичи встанут из могил, прослышав о ее кощунственном брачном союзе с убийцей. А кроме того, вскроется ложь насчет Оуэна. Она тогда лгала второпях, спасая его. Теперь ложь только послужит во вред ему.

— Нет, — склонившись, прошептала она Ричарду на ухо. — Я не могу быть твоей женой…

Он, вздрогнув, обернулся.

— Не могу! — повторила она уже громко. — Я отказываюсь от наследства. Ты можешь взять его себе, я согласна. Людям из Тайви я не пожелаю лучшей доли. Ты добр и справедлив. А я отдам себя церкви. Только в лоне церкви я вижу свое будущее.

Ричард вскочил, рывком притянул ее к себе, в гневе готовый вытрясти из нее душу.

— Элен! Опомнись!

— С меня довольно! — зарычал Эдуард. — Хватит разыгрывать передо мной трагедию! Ты добивалась права выбирать самой, женщина, так выбирай! Одного из двух — Ричард Бассет или Хьюго де Визи. Барон по крайней мере сродни тебе — такое же исчадие ада. Хорошенькое пекло вы устроите друг другу!

— Эдуард, позвольте мне поговорить с ней наедине! Она не в себе! — взмолился Ричард.

Эдуард пропустил его мольбу мимо ушей.

— Решай здесь и сейчас, леди Элен из Тайви! Отсюда ты выйдешь или обрученной с Ричардом Бассетом и завтра пойдешь с ним под венец, или… я заберу тебя в Лондон и посажу под замок вплоть до прибытия де Визи. Выбор за тобой.

Элен сжала кулаки. Ненависть к королю жгла ее, но еще больше она ненавидела себя за свою беспомощность перед ним.

— У меня нет выбора, — сокрушенно произнесла она.

— Разумеется, нет, — подтвердил Эдуард с ледяной улыбкой. Он обратился к Ричарду: — Я прощаю эту милую ведьмочку, ибо помню о пережитых ею утратах, а к тебе, Бассет, отношусь с любовью и уважением. Но убери ее с глаз моих долой, пока терпение мое не иссякло. И позаботься вбить ей в башку правила хорошего тона, прежде чем она вновь предстанет перед королем. Иначе я поддамся искушению самому заняться ее воспитанием.

25

Леди Элен Тайви и новоиспеченного барона Ричарда Бассета обвенчали на скорую руку. Спешка не позволила собрать достаточно знатных гостей за свадебный стол, но Элен, сидящей рядом с Ричардом на почетном возвышении, казалось, что вся Англия пялит на нее изумленные глаза, хохочет над ней, издевательски подымает чаши с вином якобы за ее здоровье и процветание.

Мятежный дух, бушевавший в ней вчера, угас, оставив в душе лишь тихую, безысходную тоску. А ведь это день ее свадьбы — день, о котором ее родители когда-то говорили как о самом счастливом дне ее жизни.

Она украдкой поглядывала на своего мужа и не узнавала его. Как будто брачная церемония не соединила их, а, наоборот, воздвигла между ними стену. Вот он — пьяный от вина и от счастья, громко обсуждает с английским королем, как он будет управлять ее землями. За весь вечер Ричард даже ни разу не взглянул на нее. Она ждала от него хоть одного ласкового слова, но он лишь расспрашивал о Тайви, и то неохотно отвлекаясь от беседы с другими.

Сожаление о содеянном болезненно сжимало ее сердце. Этот человек — ее муж — ответственен за большинство бед, выпавших на долю ее народа. Теперь ее с опозданием охватило раскаяние и стало стыдно за радость, какую она испытала, услышав названное королем имя Ричарда.

Стыдилась Элен и плотского желания, которое пробуждал в ней Ричард. А он желал владеть ее телом и ее землями и получил и то и другое в собственность. Напрасно она убеждала себя, что у нее не было выбора. Свой выбор она сделала раньше, задолго до аудиенции у короля. Но сейчас Элен ощущала себя среди всеобщего разгульного веселья скорее зверьком, попавшим в расставленные силки, чем женщиной, которую ждет брачное ложе с любимым мужчиной.

Она поднесла чашу к губам и осушила ее, не отрываясь. Может быть, это к лучшему, что похоть уступила место равнодушию? По крайней мере ее измена убитому жениху будет хоть как-то оправдана, если ласки Ричарда в постели не доставят ей наслаждения.

Рука королевы Элеонор легонько коснулась ее.

— Пора, дитя! Настало время…

Время? Чаша выпала у нее из рук, остатки вина алыми каплями пролились на скатерть. Она не была готова к обязательному обряду, когда новобрачную раздевают и укладывают в супружескую постель на глазах у гостей. Вокруг Элен были враги, ни одного родного по крови человека, и Ричард сегодня вел себя как чужой. Но молчаливое ожидание Элеонор было красноречивее любых слов.

Элен поднялась из-за стола, и тотчас шум усилился, все захлопали в ладоши и повскакали с мест, желая сопровождать новобрачную до спальни. Когда Ричард взглянул на Элен, жадный огонь в его глазах испугал ее.

Что она знает на самом деле о Ричарде? Какие чувства испытывает она к нему? Любовь… ненависть?.. Могут ли эти чувства слиться воедино? Что ей делать, как разобраться в самой себе?

Королева Элеонор взяла ее за руку и повела по лестницам и переходам. Шумная толпа гостей следовала за ними, не отставая. Топот множества ног за спиной, смешки, подбадривающие возгласы — Элен хотелось обернуться, пойти навстречу разнузданной толпе, заткнуть мерзкие хохочущие рты.

Тонкие восковые свечи — роскошь по тем временам редчайшая — жарко горели в глубине обширной спальни. Кровать была застелена, и свежие простыни источали слабый аромат лаванды. Двери за женщинами затворились, преграждая доступ в спальню возбужденной толпе.

Растерянность на лице невесты вызвала у королевы улыбку.

— Ричард настоял на интимной церемонии. Поэтому здесь не будет никого, чье присутствие тебя бы смутило. Только отец Джулиан, мы с Эдуардом и какой-то уэльсец, которого Ричард назвал Оуэном. Он вызвался представлять твои интересы и засвидетельствовать, что твой муж полноценный мужчина. — Тут королева не удержалась от смешка. — По этому поводу сомнений, конечно, никаких нет, но формальности должны быть соблюдены.

Элен замерла в неподвижности посреди комнаты, не в силах оторвать глаз от огоньков, пробегающих по кускам торфа в камине. Значит, Ричард пригласил на церемонию Оуэна как родственника новобрачной. Но в силах ли будет ее старый друг наблюдать, как она отдается ненавистному им обоим человеку? И для него, и для нее предстоит суровое испытание.

Элеонор позвонила в серебряный колокольчик. Вошедшая служанка тут же поспешно принялась раздевать Элен. Королева поднесла новобрачной алый халат, отороченный шкурками горностая.

— Это мой подарок тебе, — шепнула она, накидывая его на обнаженные плечи Элен. — Я знаю, что не о такой ты, наверное, мечтала свадьбе, но поверь мне, все будет хорошо. Ты сама скоро убедишься…

Элен отчаянно затрясла головой и дала волю слезам, которые сдерживала весь вечер. Королева посмотрела на нее с некоторым удивлением.

— Мне сказали, что ты не девственна… Тогда чего бояться, Элен?

— Я не боюсь… — Вместо слов у нее вырывались невнятные всхлипывания. Рыдания сдавливали ей горло. Немалых усилий ей стоили признания. — Я любила другого… Он был моим женихом… Ричард убил его в сражении. Он уничтожил десятки моих соплеменников… Будь мой отец жив, он своей рукой умертвил бы меня и не допустил позорной свадьбы…

Элен жестом отослала прислугу и заговорила:

— Что сделано, того не изменишь! На войне всегда кого-то убивают, а кто-то милостью божьей остается жив. Запомни мои слова, Элен. Ричард хороший человек и любит тебя. И предан тебе душой и телом. Тебя могли с легкостью отдать в жены Хьюго де Визи или какому-нибудь другому мужчине, у кого на уме только война да охота, а для жены припасена плетка. И такая участь нередко ждет девушку знатного происхождения. Счастливый брак — редкость. Мне самой достался этот бесценный дар небес, и я, как могу, стараюсь, чтобы кто-то другой познал ту же радость и такое же блаженство.

— Вы думаете, он меня любит? — с горечью спросила Элен. — Он хочет меня, я знаю, но любит он мои поместья, так мне кажется.

— В браке приданое невесты играет далеко не последнюю роль, — согласилась Элеонор. — Но знай, Ричард просил отдать тебя ему в жены вообще без приданого. Эдуард рассказал мне об этом.

Элен была потрясена. Такого быть не могло. Даже смерды выделяли в приданое дочерям хоть что-то из имущества, будь то котел или кувшин.

— Ты вскружила ему голову, он одурманен тобой, а это хорошее начало, Элен. Твоя жизнь будет такой, какую ты сама устроишь. Сейчас все представляется тебе в мрачном свете, и ты вынуждена жертвовать тем, что тебе дорого. Но скоро дорогим для тебя станет то, что ты приобретешь в совместной жизни с супругом. И, оглянувшись назад, в прошлое, ты спросишь себя с удивлением: «О чем же я так горевала в начале пути?»

Драпировки, скрывавшие боковую дверь, колыхнулись, раздвинулись, пропуская целую процессию. Возглавлял ее король, за ним по пятам шли отец Джулиан, Ричард и последним — Оуэн. По сравнению с высоченными англичанами он выглядел низкорослым гномом.

Бледность разлилась по лицу Элен, а королева, наоборот, засияла улыбкой, глядя на мужчин.

— Мы готовы. Невеста — само совершенство. Мы вручаем тебе, Ричард, истинное сокровище. Обращайся с Элен бережно, иначе будешь держать ответ передо мною.

Ричард вежливо поклонился. На Элен он бросил лишь мимолетный взгляд. Он едва сдерживал нетерпение. Смотреть на возлюбленную, зная, что скоро она будет принадлежать ему, но не касаться ее, было пыткой почти невыносимой. Он суетливо принялся снимать с себя одеяние, и это получалось у него до смешного неловко.

Эдуард разразился смехом.

— Джулиан, помоги-ка парню раздеться, а то он не избавится от штанов до утра.

Элен упорно отводила глаза все время, пока Ричард боролся со своим жениховским нарядом. Через несколько мгновений наступит ее черед, и все эти люди так же беззастенчиво уставятся на нее.

Она пропустила мимо ушей добродушные шуточки по поводу очевидной готовности Ричарда исполнить супружеский долг и размеров необходимого для этой цели инструмента, но, когда заговорил Оуэн, она напрягла слух, подняла голову и встретилась с ним взглядом.

В полумраке она ничего не смогла прочесть в его глазах.

— Я не обнаружил никаких недостатков в телосложении Ричарда Бассета, — произнес он с необычайной для него бесцветностью в голосе. — Со стороны Элен из Тайви нет поводов для отказа от замужества.

Затем королева мановением руки скинула с Элен халат и выставила ее обнаженной на всеобщее обозрение. Кожа девушки мгновенно покрылась мурашками. Она ощутила на себе изучающий взгляд холодных глаз Эдуарда.

Элен собрала в кулак всю волю, чтобы не взорваться в истерике и оставаться неподвижной. Она сосредоточила все внимание на теплом пламени свечи, на прозрачных капельках расплавленного воска, подобно слезам, стекающим по тонкому изящному стержню в серебряную чашечку подсвечника.

Как же она ненавидит их! Их всех!

Ричард почти перестал дышать, горло и рот пересохли. Он и прежде видел Элен обнаженной, но сейчас зрелище было совсем иным. За последние месяцы с ней произошла метаморфоза — грудь и бедра доказывали ее женственность, хотя она и сохранила тонкость стана и упругую гибкость подростка, когда-то, уже в незапамятные времена, схватившегося с ним в поединке. Кожа ее была бела, как алебастр, там, где ее не тронул загар. Каштановая густая грива ниспадала на ее спину, концы волос касались округлых ягодиц.

Если бы не присутствие в спальне королевской четы, священника и Оуэна, Ричард тут же бы набросился на нее. Такой пытке нельзя подвергать мужчину.

Его мужское естество ответило тотчас на то, что ему показали, и зрители, собравшиеся в спальне, это оценили.

Не торопясь, Эдуард закончил обследование невесты.

— Со стороны Ричарда Бассета нет никаких возражений. Я, как его доверенное лицо, заявляю, что эта женщина не имеет телесных недостатков, — с полной серьезностью произнес король. — Пожалуйста, отец Джулиан, занесите в церковный реестр, что ни у одной из сторон нет повода объявить брак недействительным.

И на этом была поставлена точка. Элен исполнилась благодарности, когда королева по-матерински ласково закутала ее вновь в мягкое, обшитое мехом одеяние.

С готовностью она подставила Элеонор щеку для прощального поцелуя.

— Будь счастлива, — прошептала королева и скрылась за драпировками.

Оуэн, уходя, посмотрел на нее загадочно, король, чья громадная фигура, подобная крепостной башне, внушала ей трепет, согнувшись, нырнул в нишу, за ним последовал священник.

В наступившей затем гробовой тишине стало слышно, как потрескивает, разгораясь, торф в камине.

Ричард схватил что-то из своего платья и прикрыл наготу. Они стояли почти рядом, на расстоянии вытянутой руки, но какие-то таинственные силы заполняли это ничтожное пространство, создавая неодолимые препятствия для сближения.

— Ты прекрасна, — донесся до нее его сдавленный голос.

Желая оттянуть решительный момент, она спросила:

— Не нальешь ли ты мне вина?

— Как пожелаешь, — озадаченно взглянул на нее Ричард.

Он отошел к столику, чтобы наполнить из кувшина кубки, а она восхитилась грацией его движений.

Ричард приблизился к ней с двумя полными кубками вина.

— Выпьем за наше будущее, и чтобы прошлое… быльем поросло.

О, если б это зависело от них — от его и ее воли!

Элен не хотела откликаться на тост за будущее, она не имела права забывать прошлое. Молча она держала в руке кубок.

Этой затянувшейся паузы Ричарду было достаточно, чтобы понять бесполезность всяких увещеваний. Он забрал из ее омертвелых пальцев кубок, отнес и вновь поставил на стол, вернулся и неожиданно мощным движением подхватил ее на руки.

Опустив ее на кровать, он раздвинул полы алого халата, обнажив то, что хотел видеть.

— Мы теперь муж и жена и должны вести себя соответственно. — В усмешке он обнажил свои белые крепкие зубы — зубы Кентского Волка. Прикосновение языка к этим зубам заставляло замирать еще недавно ее сердце, когда они целовались в саду. Но сейчас…

Ее холодность была оскорбительна.

— Элен! Я не согласен делить тебя с привидением. Кто-то убил твоего жениха в сражении — я или кто-то из моих воинов, — все равно он давно мертв и покоится в земле. А я жив и не намерен ждать, когда ты соизволишь распрощаться с призраком.

Он убрал разметавшиеся волосы с ее лица, заключил в согнутые ладони, как в чаши, ее груди.

— Пусть ты смотришь на меня с укором, Элен, но я мужчина, а ты женщина, и я нуждаюсь в тебе.

Элен едва сдерживала себя, чтобы не отвечать на его ласки. Напрасно она воссоздавала в воображении поле битвы, где слуга ненавистного ей короля Эдуарда Ричард Бассет топчет копытами своего коня тела родных ей людей. Видение было смутным, зато мужское тело, нависшее над ней, реальным и притягивало ее, как железо магнит.

Руки Ричарда искали и находили именно те места, где находились источники наслаждения.

— Не надо, Ричард, — шептала она в отчаянии. — Ты рвешь мое сердце на части. Не заставляй меня раствориться в тебе. Оставь хоть чуточку прежней Элен Тайви свободной от твоей власти…

Ее слова вдохнули в него надежду. Когда-нибудь — и ждать этого недолго — он завоюет ее всю целиком.

— Я не требую от тебя предать забвению твою семью и юношу, обрученного когда-то с тобой… — заговорил он мягко. — Но их нет на свете, а мы здесь… вместе… рядом…

Прошлое не вернешь, как бы того ни хотелось. Начни жизнь заново, с чистого листа, любимая моя…

Его колено раздвинуло слегка ее ноги и нашло там уютное пристанище. Прежний его опыт общения с женщинами подсказывал ему, что надо сдерживать себя, насколько возможно, от быстрой грубой атаки, что, рассыпая поцелуи по телу возлюбленной, мужчина дарует ей наслаждение еще большее, чем испытывает он сам, и она становится его соучастницей в постельных утехах.

Его пальцы тронули мягкие завитки волос, подвергли осторожной, но настойчивой ласке ее самое интимное место. Едва слышный стон вырвался из полураскрытых губ Элен. Вздрогнув, она напряглась, изогнулась. И звук этот, и движения ее еще сильнее подхлестнули его похоть.

И все же он опять ограничился поцелуем, жадно накинувшись на ее рот, сплел свой язык с ее языком в чувственном, замысловатом танце. Они оба стонали от удовольствия, оба стремились к дальнейшему удовлетворению ненасытной плоти.

Дольше Ричард уже был не в силах сдерживаться — и так уже боль, вызванная вожделением, терзала его с самого утра. Тело Элен уловило этот момент и раскрылось, чтобы принять его в себя. Боль ее была сродни его боли.

Она схватилась за его плечи, выгнувшись ему навстречу.

— Ричард! О, Ричард… люби меня! — вскричала она. — Помоги мне забыть…

Счастье, что свечи еще не догорели в комнате, и он мог видеть, как прекрасна его жена, в порыве страсти взметнувшаяся над белым покровом постели.

— Я люблю тебя, Элен! — шептал он. — Пусть не впервые я с женщиной, а ты с мужчиной, но для нас обоих жизнь с этой ночи начнется заново…

Дотоле зажмуренные глаза Элен широко распахнулись и уставились вверх, в потолок, где в немыслимой высоте пребывал в небесах господь и все его святые угодники. Как ей быть теперь? Она не решилась признаться ему в подходящий момент, что никакого таинственного любовника по имени Рхис не существует на свете. А Ричард эту историю не забыл и вспомнил в их первую брачную ночь.

Ее будто бросило в ледяной поток, страсть угасла, она попыталась выбраться из-под тяжелого мужского тела. Но он легко одолел ее сопротивление, снова завладел ее ртом, не позволяя ей говорить. Лишь на мгновение она вырвалась из плена его жадных губ.

— Ричард… обожди, Ричард. Я должна сказать… я не… Но он снова закрыл ей рот поцелуем. Ему уже было не до разговоров. Ее попытки освободиться лишь еще больше разжигали его. Он убедился, что лоно ее увлажнилось, что она готова принять его. А раз так, он вонзился глубоко в нее, не ожидая встретить преграду. Но преграда была, и, даже охваченный безумным желанием, он не мог не понять того, что случилось.

Она была девственницей!

Ричард попытался умерить свой пыл, но было слишком поздно. Он так долго ждал, что без выплеска страсти, без облегчения он бы, вероятно, сошел с ума. Разрядка доставила ему несказанное удовольствие, и весь мир вокруг перестал для него существовать. Он проникал в нее вновь и вновь, пока в изнеможении не рухнул, содрогаясь, на придавленное его тяжестью тело Элен.

Она не пошевелилась, не издала ни звука. Постепенно сознание его прояснилось. Он отдавал себе отчет в том, что произошло. Элен была девственницей… девственницей! Но если она когда-то была любовницей Рхиса, как сама в этом признавалась, то все, что она рассказывала о себе Ричарду, сплошная ложь!

Гнев и обида накатывали на него попеременно. Он полюбил женщину, которая отвергала его понятия о чести и долге, для которой лгать было так же привычно, как дышать и принимать пищу. А он был настолько глуп, что клялся ей в любви. Любовь? Боже мой, неужто он попался в ту же ловушку, что и его отец?

Он обжег ее взглядом, полным презрения.

— Есть ли что-нибудь в тебе истинное? — задал он вопрос, желая уколоть ее побольнее.

Он по-прежнему лежал на ней — огромный, тяжелый, затрудняя дыхание и пугая ее зловещим блеском в глазах. Их тела были все еще слиты в единое целое, пульсирующая боль не оставляла Элен. Раненым зверьком, отвергнутым жестоким охотником, добычей, не стоящей его внимания, ощущала она себя, и… впервые в жизни испугалась Ричарда.

— Ричард… пожалуйста… ты делаешь мне больно…

Он скатился с нее на край кровати с гримасой отвращения. Элен подобрала колени, как бы защищая терзаемый болью живот от повторного нападения. Она повернулась на бок, пряча лицо от его сверлящего взгляда.

Ричард грубо схватил ее за плечи, рванул на себя с такой силой, что ее голова дернулась, как у марионетки.

— Смотри мне в глаза, лгунья! Какую еще небылицу мне предстоит разоблачить? Как долго ты намерена меня дурачить? Черт побери, у тебя это вошло в привычку?

Элен глядела на него в испуге и смятении. Она ожидала от него вспышки гнева, но никак не того, что он впадет в столь безумную ярость. А ведь несколькими минутами раньше он светился любовью, утверждал, что любит ее. Слезы помимо ее воли наполнили глаза Элен. Она попыталась отвернуться, но он сжал пальцами ее подбородок, вновь повернул лицом к себе.

— Не прячь глаза! Я хочу их видеть, когда ты исторгнешь из себя очередную ложь!

— Я… я пыталась сказать тебе, но ты не стал слушать. Ты не остановился, когда я тебя просила… в последний момент… я хотела признаться…

— Что ж, признавайся с запозданием, — пренебрежительно откликнулся Ричард.

Элен провела ладонью по лицу, убирая налипшие волосы и смахивая предательские слезинки. Полное признание было немыслимо. Судьба Оуэна и так висела на волоске.

— Мне нечего тебе сказать, кроме того, что я не была любовницей Рхиса и ничьей любовницей вообще. Ты и сам только что убедился в этом.

— А Рхис существует или он тоже лишь твоя выдумка? Ричард превратился из любовника и мужа в палача, ведущего допрос. Оуэну несдобровать, если Ричард дознается до истины. Ей снова надо хитрить, изворачиваться, лгать без удержу.

— А тебе обидно, что ты так долго охотился за призраком? Но скажу тебе в утешение — пусть я придумала Рхиса, но ведь кто-то не придуманный, а настоящий режет по ночам глотки английским солдатам.

— Проклятие!

Ричард вскочил с кровати и, забыв про наготу, заметался по комнате. Он наполнил кубок вином до краев и тут же выпил до дна. Элен обвела его вокруг пальца, но теперь она его жена по церковным и гражданским законам, и он вправе добиться от нее правды любым способом.

Он резко повернулся, расплескав вино из вторично наполненного до краев кубка. Он не ожидал, что зрелище, увиденное им, будет столь трогательным. Элен уткнулась в поджатые к груди колени, и поза ее и мокрое от слез личико взывали об участии.

Их первая встреча в сумрачном лесу сопровождалась звоном стали и жаждой убийства. И неоднократно с той ночи она покушалась на его жизнь. А сейчас, будучи на вершине счастья, он обнаружил, что вдобавок она еще и постоянно лгала ему. И все же он жалел ее, потому что любил. И продолжает жалеть и любить, хотя понимает, что душа ее для него темная бездна.

— Как долго мы будем оставаться врагами? — задал он прямой вопрос. — Мне это ни к чему.

— И мне, — словно эхо, откликнулась она.

— Тогда зачем эти увертки и ложь? Я не терплю лжецов в своем войске, тем более не желаю терпеть обманщицу у себя под боком.

— А мне, ты думаешь, легко дается обман? Совесть гложет меня. Тебе легче, ты открыто исполняешь свой долг, а я вынуждена таиться и хитрить. — Помедлив, она продолжила: — Спроси меня о чем угодно, и я тебе отвечу честно. Но не задавай вопросов о Рыжем Лисе. Я давным-давно, задолго до встречи с тобой, присягнула ему на верность и не предам его никогда. Я не стану помогать тебе ловить его и не выдам места, где он укрывается. И предупреждаю, если та силой добьешься от меня сведений, они будут лживы.

И сладостная опустошенность после любовного порыва, и выпитое вино, и искренние высказывания Элен — все вместе смягчило Ричарда. И еще ему стало легче на душе, когда он осознал, что никакой Рыжий Лис или другой уэльский разбойник не был любовником Элен.

— Пообещай, что ты впредь не будешь мне лгать, — сдаваясь, произнес он уже миролюбиво.

— Обещаю… если речь не зайдет о Рыжем Лисе.

— К черту этого мерзавца! Он для нас как заноза… мешает жить… — взорвался было Ричард, но тут же стих и заявил со смущенной улыбкой: — Никогда не думал, что позволю женщине утаивать что-то от меня.

— А я не думала, что обвенчаюсь с моим злейшим врагом, — сказала она и вдруг залилась слезами.

Ричард ни разу не видел ее прежде плачущей и принялся утешать:

— Разве я твой враг?

Прикосновения Ричарда творили чудеса — слезы струились по-прежнему, но не было в них горечи.

— Нет, ты мне не враг, — промолвила едва слышно Элен, надеясь, что это правда. К ее удивлению, простые эти слова произвели в нем переворот. Улыбка осветила его лицо.

— Я жалею, что был жесток с тобой. Я не хотел, но так получилось. Ты обиделась на меня?

Элен опустила глаза.

— Чуть-чуть…

Он не обидел ее, а напугал. Но разве она могла ему в этом признаться?

— Я бы обошелся с тобой по-другому, если б знал, что ты прежде не имела дела с мужчиной. Прости, что я не стал тебя слушать. Но зато теперь тебе известно, — тут он усмехнулся, — что мужчина в такие моменты напрочь теряет голову.

Ее лицо осветилось робкой улыбкой.

— Ричард, ты вправе мне не поверить, но выслушать меня ты должен. Я не хотела влюбиться, но влюбилась. И моя любовь — полностью и без остатка — принадлежит тебе.

Ричард приложился губами к ее руке.

— Конечно, я тебе верю. Разве не поклялась ты больше не лгать мне?

О боже, как он доверчив! И это после всего того, что она натворила. Нет, она и впрямь недостойна такого супруга!

А он между тем возобновил свои ласки, но теперь действовал с величайшей нежностью.

— Я причинил тебе боль по незнанию, но в любви нашей больше не будет места боли, а только лишь одно наслаждение. Я был нетерпелив и не успел пробудить в тебе ответное желание.

— Неправда, я тоже хотела тебя, но ты казался мне таким чужим… весь день с самого утра. Я боялась тебя.

— Но теперь я тебе не чужой?

— Нет. — Она зажмурилась, уже получая удовольствие от прикосновения его рук и в ожидании еще большего наслаждения.

Они лежали рядом. Тишина и покой окутывали их.

— Почему ты так прогневался на меня за мою ложь? Ричард нахмурился:

— Мужчине не нравится, когда любимая женщина водит его за нос.

— А тебя водили за нос твои возлюбленные? — набралась храбрости и спросила Элен.

— Бывало, — неохотно признался он. — Но не скажу, что часто. Вообще любовные игры не по мне, Элен. В них я, можно сказать, новичок. Я не был ни в кого влюблен раньше, да и избегал этого чувства. Мне казалось, что, влюбившись, я буду выглядеть глупо. И с тобой мы, наверное, не поладили потому, что я с самого начала взял неверный тон. Я говорю об этом сейчас в надежде, что ты извинишь меня за прошлые ошибки.

Элен по достоинству оценила его великодушие. Она угрожала его жизни, обманывала, унижала, а он любит ее, верит ей и исповедуется в том, что другой мужчина предпочел бы утаить.

— Прости и меня, Ричард, за мою ложь. Я хочу быть тебе хорошей женой, но все еще слишком многое разделяет нас.

Он продолжал возбуждать ее ласками.

— Я понимаю, любимая, понимаю…

Ричард опрокинул ее на спину, прильнул дразнящим ртом к ее рту, медленно просунул язык меж ее зубов и затеял игру, от которой волны удовольствия захлестывали все ее тело. Руки его нежили ее груди, то слегка сжимали, то отпускали, гладили и щекотали. Он восхищался их совершенной округлостью, и его чувство передалось ей, и она возгордилась своей красотой. Он пробудил в ней желание с легкостью, удивившей ее.

Элен сомкнула руки у него на затылке, потянулась вверх в предчувствии наслаждения, которое ожидало ее.

Ощутив ее пыл, Ричард прибег к иным ласкам. Губы его провели огненную дорожку по ее коже — между холмиками грудей до низа упругого живота и пустились в обратный путь. Он угадывал и находил именно те места, где ее тело жаждало прикосновения.

Пальцы его очертили границу треугольника шелковистых волос между ее бедер, затем туда же устремились его губы. Элен казалось, что вот-вот она лишится остатков разума и чувства реальности, останется лишь желание, кипящее, разрывающее на части каждую клеточку ее существа. Она выгнулась дугой, призывая его к себе и, наверное, устыдилась бы своего порыва, если б осознавала его. Она учащенно дышала и как заклинание произносила его имя и еще какие-то слова, которые невозможно было разобрать.

Лишь только Ричард вознамерился раздвинуть ей ноги, как они сами раскинулись широко в стороны, открывая ему путь к источнику наслаждения.

— Я не сделаю тебе больно, Элен. Теперь тебе будет хорошо, — твердил он, а она, забыв о причиненной им только что боли, стремилась, чтобы он скорее заполнил пустоту внутри ее.

И когда он вошел в нее, Элен вскрикнула, приветствуя его приход. Слияние их тел сулило ей избавление от томящей пустоты и освобождение от призраков прошлого.

26

До ее сознания с трудом дошло, что в дверь стучат. Она заморгала ресницами, но сон сковывал их. Зевнув, Элен повернулась на бок и плотнее прижалась к теплому телу Ричарда. Крепко спящий муж не шевельнулся, и Элен устроилась поудобней под этой защищающей ее от тревог и опасностей могучей рукой. Она собиралась вновь погрузиться в сон, но бодрый голос где-то рядом возвестил:

— Солнце уже высоко. Неужто ты проваляешься в постели весь день? На тебя это не похоже, Ричард.

Элен ощутила пустоту рядом с собой. Супруг ее поспешно покинул свое место. Сквозь слипшиеся ресницы она смутно различила, как на нее надвигается чье-то улыбающееся лицо. Еще мгновение, и она поняла, что ее бесцеремонно разглядывает сам король Англии Эдуард.

Судорожно она потянула на себя простыню и прикрыла обнаженную грудь. Ричард потер заспанные глаза и загородил собой Элен, давая ей возможность оправиться от смущения.

— Ради всего святого, Эдуард, зачем меня так пугать? Я уж было вообразил, что заснул прямо на поле в разгар битвы и выронил меч.

Эдуард многозначительно указал на постель.

— Ты недалек от правды. Судя по виду этой постели, битва была жестокой и продолжительной. И оружие твое изрядно потрудилось и не подвело тебя. Я так понял, что нет нужды посылать Барнелла в Рим с просьбой об аннулировании брака.

Элен чувствовала, что краснеет. К шуточкам на подобные темы она привыкла. Ее соплеменники даже превосходили англичан в изобретательности и умении позубоскалить по поводу любовных утех. Не предстать перед королем закутанной лишь в тонкую простыню и слушать, как король и ее муж обсуждают события прошедшей ночи, было для нее тяжким испытанием.

А Ричард ухмылялся довольный в это утро собой, своей молодой женой, своим королем и вообще всем на свете.

— Нет, незачем беспокоить барнелла и отрывать папу римского от церковных дел. У нас все в порядке, Ваше Величество. — Он ободряюще взглянул на Элен. — Сказать по правде, а с удовольствием провел бы в спальне весь день напролет. Не думаю, что найдется в королевстве хоть один мужчина, кто меня за это осудит.

— Я тоже из их числа, Ричард. И все же я решил раэбудить тебя. Мой багаж уложен и даже Элеонор уже готова. Оденься и проводи мена.

Ричард торопливо стал натягивать одежду. Элен не знала, как поступать ей. Одеваться в присутствен короля было неудобно, но она очень хотела повидать Элеонор, проститься и высказать ей благодарность за участие в ее судьбе.

— Ваше Величество» — пролепетала Элен, тщетно пытаясь придать своему тону подобающую уважительность. — Неужели вы отбываете прямо сейчас?

Король окинул ее добродушно-лукавым взглядом.

— Вы угадали, милая леди.

— Я бы… хотела увидеться с королевой и поблагодарить ее. Она была так добра ко мне.

— Не то что я… не так ли?

Элен прикусила губу. Она не знала, что ей ответить. Но в его словах она не ощутила злой иронии. Король лишь шутил и явно пребывал в хорошем настроении в это утро.

— Я передам ей вашу благодарность. — произнес король весьма галантно, — а со своей стороны попрошу, мадам, не держать на мена зла, если я сделал вам что-то плохое.

То плохое, что сделал король, осталось в прошлом. Ей не хотелось, хотя бы сегодня, после ночи любви и нежности, вспоминать об ужасах английского нашествия.

Эдуард соединил их с Ричардом, и каков бы ни крылся за этим поступком умысел, но король оделил их обоих радостью…

— Нет у меня зла на вас, Ваше Величество.

Она не услышала, но почувствовала, что Ричард вздохнул с облегчением. До этого он с беспокойством ждал, что Она скажет, тревожась, что несдержанный язык подведет ее в очередной раз.

— Я скоро вернусь, Элен, — сказал Ричард, натягивая сапоги и вставая. — Мы сегодня же отправимся в Гуинлин.

— Разумная мысль, — одобрительно Откликнулся Эдуард. — Я прикажу капитану «Сокола» доставить вас туда. Тебе не придется вновь, угрожая мечом, захватывать королевский корабль.

— Поверьте, мне это не доставило никакого удовольствия. Ваше Величество, — вполне серьезно заверил короля Ричард, хотя Эдуард явно шутил.

Уже на ходу король продолжил:

— Держи ухо востро насчет Хьюго де Визи. Ты приобрел злейшего врага. Со мной ты был сдержан, он твоя леди поведала на ушко королеве обо всем, что произошло в Амберлв.

— Я справлюсь с де Визи, — мрачно пообещал Ричард.

— Я на это надеюсь. Иначе я бы не доверил тебе Гуинлин. Хотя вряд ли он пойдет на тебя войной. Скорее всего он затеет судебную тяжбу, а тут я тебе не помощник. Доказательств того, что он собирался тебя погубить, нет. Лишь твое слово против его. Веспайн поклянется, что он и де Визи были чисты в помыслах и лишь хотели помочь Элен стать монашкой. В подтверждение они представят письмо к епископу, собственноручно ею написанное. Судей де Вязи подкупит без труда. Веспайна уговорит петь по его нотам в выйдет после суда чистеньким, как невинный агнец. О, как бы я хотел спалить его замок, а на углях зажарить его самого как свинью.

— Я бы многим, отдал за такое зрелище. — Улыбнулся Ричард, — но зря все-таки Элен проболталась королеве, а королева рассказала вам. Огласка нашей с де Визи ссоры не приведет ни к чему хорошему.

— Я-то буду держать рот на замке… до поры до времени, — пообещал король. — Посмотрим, как он поведет себя, когда в Шрусбери соберется парламент. Если он будет угрожать тебе, я, может быть, скажу свое слово.

Ричард сразу же с тоской подумал, что лето на исходе, что у него тысяча дел, что предстоит трудная жатва, и надо готовить Гуинлин к зиме.

— Когда вы созовете съезд?

— Не раньше Михайлова дня. — Эдуард внезапно посуровел и злобно прищурился. — После трудов праведных по сбору урожая не грех будет поразвлечься. Дэвид Гриффид давно дожидается казни. Приговор ему уже вынесен, и я хочу, чтоб все, кто сражался против него, присутствовали на ней.

Они спустились по парадной лестнице во двор, где при появлении короля все пришло в движение — всадники вскочили в седла, прислуга выстроилась в шеренгу.

Ричард задержал шаг возле белоснежной кобылы, на которой восседала Элеонор.

— Доброе утро, Ваше Величество!

— А оно действительно доброе? — не без веселого лукавства осведомилась королева.

Ричард многозначительно ухмыльнулся в ответ.

— У меня есть все основания предполагать, что жаркое готовили вы. Как и все, к чему вы приложили руку, оно великолепно на вкус.

Она сверкнула глазами и протянула руку для поцелуя. Ричард приложился губами к надушенной перчатке, потом с искренним чувством крепко пожал ее изящные пальцы. Элеонор наклонилась к нему и прошептала:

— В следующий раз без колебаний обращайся ко мне и не утаивай то, что на сердце. Ведь я чуть было не поместила тебя не в тот горшок.

Ричард благодарно склонил голову и отступил от стремени.

— Счастливого пути, Ваше Величество!

По знаку Эдуарда ему подвели коня. Он схватил поводья вздрагивающего в предвкушении скачки жеребца и с легкостью, удивительной для своего роста и веса, взлетел в седло. Обуздав прыть раздраженного коня, Эдуард некоторое время пребывал в неподвижности и в раздумье. Казалось, он собирается что-то сказать Ричарду на прощание, но не может найти нужные слова.

— Браки по любви — опасная штука, — наконец произнес он. — Женщина, завладев сердцем мужчины, может управлять им как захочет, а он ничего и не заметит. Будь всегда начеку. У женщин есть тысяча способов, как лишить мужчину воли, а среди них один — самый простой и безотказный. — Король посмотрел вверх, на окно спальни, где провели ночь молодожены. — Парня чуть послабее тебя твоя женушка быстро бы скрутила.

— Вы видите в ней только плохое, Ваше Величество. То, что и я вначале. Но у Элен есть в характере и иное… Мне удалось узнать ее с лучшей стороны, и это определило мой выбор.

— Так утверждает и Элеонор, — откликнулся Эдуард с сомнением в голосе. — На всякий случай не забывай, что у Элен есть свои привязанности, помимо тебя. Уэльсцы могут веками враждовать между собой, рвать на куски и грызть друг другу глотки, но стоит явиться чужаку — и он уже их общий враг. Будь осторожен — не ставь ее перед выбором, а то ее выбор может не понравиться тебе.

Ричард согласно кивнул. Последний их ночной разговор был еще свеж в его памяти. Король испытующе взглянул на него.

— Если ты рад, что заполучил девчонку, то дай тебе бог, чтобы счастье твое длилось долго. Я буду молиться за то, чтобы не вышло так, что я оказал тебе дурную услугу, давая согласие на этот брак. Часто бывает, что мужчина слепнет от любви.

— У вас не будет повода для раскаяния, Ваше Величество. — Ричард улыбнулся. — Вы сделали меня счастливейшим человеком на свете.

Эдуард склонился над лукой седла и ласково потрепал Ричарда по плечу. Такое открытое проявление теплых чувств было редкостным для короля.

— Мне незачем повторять, что Элеонор и я будем опечалены твоим отсутствием при дворе. Но впереди у нас встреча в Шрусбери, а там, дай бог, может быть, мы и нанесем визит в Гуинлин. Езжай туда с богом, Ричард, и не слишком доверяй этим уэльсцам.

День быстро клонился к вечеру. Сумерки окутывали серебристым покрывалом острые зазубрины береговых утесов и морскую гладь. Легкий ветерок исправно подгонял «Сокол» весь путь, и вот наконец корабль, слегка накренившись, влетел в гавань, н загремела якорная цепь. Элен, стоя на палубе, поплотнее завернулась в плащ, который Ричард набросил ей на плечи. После солнечного морского простора, в тени, отбрасываемой скалами, ей стало зябко. Ричард готовил своих людей к высадке. Впервые за весь день она оказалась в одиночестве, и Оуэн осмелился подойти к ней и заговорить:

— Довольна ли ты своим выбором? Стала женой англичанина, убившего Эниона? Какая же у тебя короткая память!

Удар был болезненным из-за своей неожиданности. Элен считала, что Оуэн поймет, в какое положение она попала, и не станет ее упрекать.

— Выбор? Какой у меня был выбор? Эдуард сказал — или Ричард Бассет, или де Визи. Выбора не было.

— Тот поцелуй в Амберли решил твой выбор, — с осуждением сказал Оуэн. — И ты выглядишь довольной, как курица, которую покрыл петушок. Кажется, англичанин может побеждать не только мечом…

Щеки Элен вспыхнули от стыда. Она и впрямь вела себя глупо, не скрывая от посторонних глаз своего ново-обретенного счастья. Очевидно, это раздражало Оуэна. Она отвела взгляд, посмотрела на горные громады, нависшие над уэльским поселением. По гребню гор, заслоняя небо, будто каменный занавес, змеилась стена со множеством башен — твердыня Гуинлин, суровое напоминание об английском могуществе.

— Я не забыла Эниона и об остальных павших тоже храню память, — мягко возразила Элен. — Я вяжу построенные англичанами замки на землях, принадлежащих древним уэльским родам. Я вижу, как уэльсцы украдкой по ночам подбирают английские объедки, чтобы спасти своих детей от голодной смерти. И я знаю, что супруг ной — один из тех, кто принес беду и разорение в Уэльс. И это гложет меня, Оуэн, и в душе моей неизлечимая рана. Но Ричард не такой, как другие. Он хотя бы честен с нами…

Оуэн упрямо мотнул головой:

— И справедлив… и, может быть, желает нам добра. Я знаю наперед, что ты скажешь, и могу согласиться с тобой. Но он — солдат и, пока не исполнит свой солдатский долг до конца, не будет знать покоя. Не спрашивай, как я узнал, но я знаю наверняка — он поклялся схватить Уэльского Лиса и выдать королю.

— Я ему не позволю!

— Не преувеличивай свою власть над ним, Элен! — предостерег ее Оуэн. — Долг для него превыше всего. Поэтому даже мы почитаем его, хоть он и враг нам. Он таков, и его не переделаешь. Не вздумай пытаться управлять им — ты себе навредишь и мне не поможешь.

От внезапной догадки у Элен похолодело сердце.

— Оуэн… ты не будешь… покушаться на его жизнь?

— Нет, Элен, его я не трону. Даже ради собственного спасения. Хоть и горько мне при мысли, что он завладел тем, что должно было принадлежать Эниону, но за его любовь и заботу о тебе я ему благодарен.

Ричард прокричал с кормы:

— Собирай своих людей, Оуэн! Готовь к высадке! Оуэн вздрогнул, заторопился.

— Подумай о том, что я сказал, и реши, кто ты — Элен из Тайви или леди Бассет. Существовать в двух лицах ты не можешь.

— А не разорвать ли тебе меня пополам? — печально спросила она.

— Нет. Я избавлю тебя от такой участи. Только сразу реши, с кем тебе лучше быть, я тебя пойму и больше не скажу ни слова.

Он ушел на корму, но тихие его слова все звучали как эхо в ее ушах. «Реши, кто ты… не медли, реши сейчас…»

Против любви Ричарда, его объятий, поцелуев, его улыбки и голоса у нее не было защиты. Прошлой ночью она отдала ему всю себя, но ей хотелось дать ему еще больше…

Она почувствовала, что он стоит рядом, хотя и не слышала его шагов.

Элен повернулась к нему, и сумерки осветились их улыбками.

Он поднял ее на руки, перенес через борт и передал стоящим в лодке матросам.

— Доверяю вам свое сокровище. Не уроните и не обрызгайте. Если хоть капля попадет на миледи, не сносить вам головы.

Матросы и без такого грозного предупреждения готовы были принять столь драгоценный груз с величайшей бережностью.

Этой ночью в холле Гуинлина было много шума и много было выпито и съедено. Ричард и Элен, выслушивая бесчисленные тосты, ловили взгляды друг друга, и когда она покидала уже не в меру развеселившееся общество, то была уверена, что он вскоре последует за ней, отделавшись под каким-нибудь предлогом от застольных доброжелателей.

Для новобрачных была подготовлена самая роскошная спальня. Вещи Элен были перенесены из комнаты, где она коротала дни заключения, и сложены в громадный, богато украшенный резьбой и серебряным орнаментом сундук. Служанка помогла молодой госпоже раздеться и подала ей роскошный халат, подаренный английской королевой.

Отпустив служанку, Элен подошла к окну. За стенами Гуинлина горные пики искрились в лунном свете.

Она легла грудью на подоконник, упершись подбородком в шершавый каменный край стрельчатого окна. Далеко внизу во мраке монотонно бился о скалы прибой. Великим терпением обладало море, безуспешно вгрызаясь в берег. Но у моря впереди вечность, а у Элен — только короткая жизнь.

Руки Ричарда опустились ей на плечи, а губы коснулись волос. Она зажмурилась от такой неожиданной ласки. Переход из одного мира в другой, от печальныхраздумий в мир наслаждения был стремительным. Она позволила оторвать себя от окна, перенести на постель, распахнуть полы ее халата.

— Как же долго длился этот пир! Зная, что ты ждешь меня здесь, я не мог проглотить ни куска.

— Ты голоден? — спросила она с улыбкой.

— Голоден? — переспросил он. — А ты как думаешь? Я изголодался по тебе.

Он заключил ее груди в свои ладони, любуясь их нежностью и округлостью, а ее всю пронзила дрожь — от отвердевших сосков до кончиков пальцев ног.

Элен откинула голову, глядя на него затуманенным взором.

— Стоит тебе коснуться меня, как я тут же забываю обо всем, что нас разделяет.

Ричард мгновенно напрягся.

— Опять ты за свое?

Элен решительно качнула головой:

— Нет-нет. Того, что было, уже не будет. Никогда.

— Но ты хотела мне что-то сказать, — настаивал Ричард.

— Пустяки. Забудь об этом.

— И все же, Элен. Что тебе не дает покоя?

— Мертвые тела… моего отца, брата… Как с ними обошлись?

Он понял, что она имела в виду.

— На поле боя не было никакого варварства, о каком тебе, не сомневаюсь, напели в уши. Эдуард разрешил похоронить убитых врагов по христианскому обряду. Тело Луэллина, а также твоего отца, брата и всех остальных знатных уэльсцев отвезли в Гуимское аббатство. Это тихое место в красивой долине. Если ты пожелаешь, мы съездим туда.

Элен кивнула и отдала себя во власть его ласкающих рук. Объятия его были вдвойне сладостны. Она обрела в муже не только страстного любовника, но и друга, с которым могла поделиться своими печалями.

— А еще я хочу… домой, — прошептала она жалобно, почти по-детски. — Домой, в Тайвн.

— Да, и туда мы тоже заглянем. Но сперва я должен узнать, осталось ли там хоть что-то… где можно остановиться. Мы поедем туда весной.

Он внимательно посмотрел на жену.

— Что еще тревожит тебя, любимая?

Она молчала, и в молчании ее крылась обреченность.

— Говори. Вспомни, ты поклялась ничего не утаивать от меня.

— Моя мать. Я виновата в ее смерти. — Элен спрятала голову у него на груди. Ее горячий шепот щекотал его кожу. — Она хотела уплыть со мной во Францию, но я отказалась. Я была занята войной с вами, англичанами… набегами, засадами. Мне надо было догадаться, что она не вынесет суровую зиму в горах. Она скончалась без причастия… и все по моей вине. Правда, тогда я винила во всем тебя, Кентский Волк!

Он почувствовал, как она вздрогнула в его объятиях.

— В мерзлой земле было трудно вырыть нормальную могилу. Мы опустили тело в узкую неглубокую яму, кое-как засыпали и придавили камнем. В тех местах так уныло, и ей там так одиноко, Ричард, Я не могу простить себе, что оставила ее там.

Ричард погладил ее по голове, словно ребенка.

— Для всех тогда были трудные времена. И многие умерли в ту зиму. Но я уверен, что леди Гуиннед не выдержала бы и морского путешествия во Фракцию. На море зимой промозглая сырость, а от ветров и у здоровых людей стынет кровь.

Он взял ее за подбородок, приблизил ее личико к своему лицу.

— Может быть, к лучшему, что она скончалась не на чужбине, не на море, а в родной стране. Придет весна, и мы перенесем ее останки в аббатство, она будет покоиться рядом с супругом.

Ричард коснулся лба Элен, запечатлел нежный поцелуй.

— И мы закажем хоть сотню месс за упокой ее души.

— Нет никого добрей тебя, Ричард!

— А тебя — красивее! — откликнулся он. — Но не пора ля забыть о наших печалях?

Элен согласно кивнула. Вторая их совместная ночь была еще сладостнее первой. Когда Элен заснула в его объятиях, Ричард еще долго лежал неподвижно, с открытыми глазами, словно пытаясь разглядеть что-то в темноте.

Итак, Элен помогала устраивать набеги и засады. Слова эти вырвались у нее случайно во время горячей исповеди, и вряд ли она отдавала себе отчет в том, что говорят. Лучше б он этих слов не расслышал. Если б на месте Элен была другая женщина, то он бы ей не поверил. Но от своей супруги он мог ожидать и более ошеломляющих признаний. И он не раз сам видел ее в деле. Вполне возможно, что уэльские воины прислушивались к советам отчаянной, ловкой, кровожадной девчонки, да вдобавок еще и знатного происхождения.

Неужто Эдуард был прав, когда высказывал сомнения. насколько счастливый выпал Ричарду жребий. Но как мирно и трогательно дышит во сне Элен. Ее дыхание подобно теплому ветерку. У Ричарда замирало сердце от любви к этому ставшему ему таким близким существу… Он отбросил прочь все тревоги и подозрения.

Его жена рядом с ним, а дикие уэльские ущелья далеки, и далеко в прошлом осталась ее воинственные выходки, а ее любовника Рхиса вообще не существует. Этими размышлениями Ричард утешился.

27

Заполненный трудами август незаметно перетек а такой же хлопотный сентябрь. Каждое утро Ричард с бейлифом выезжали на пола — подстегивали, подбадривали, угрожали и нахваливали — делали все, чтобы работы по обору урожая укладывались в срок.

В отсутствие Ричарда Элен хозяйничала в замке, проверяла старые запасы, руководила уборкой амбаров и погребов, готовясь к приему нового урожая. Армия слуг и служанок была под ее началом.

Уэльский дом отличался от громадной английской крепости. И все же полузабытые наставления покойной матери ей пригодились. В детстве и юности, зачарованная авантюрным и беспечным образом жизни уэльских мужчин, Элен вполуха выслушивала уроки домоводства, не находя в чисто женских обязанностях ничего для себя привлекательного. Но теперь она была благодарна матери за науку.

В ее душе будто бурный горный поток сменился плавно текущей рекой, исчезла всякая охота сражаться, вынашивать планы коварных набегов и засад. Ричард поручил Элен хозяйствовать в крепости, и то, что он по вечерам был обычно доволен ее отчетом о дневной работе, радовало ее безмерно.

И от Оуэна она больше не ждала неприятностей. За участие в дерзком ее освобождении из Амберли Оуэн как бы получил помилование. Ричард назначил его деревенским старостой, и уэльсец теперь в Руслине официально представлял местное население в спорах с землевладельцем. Конечно, он бы не занял такой пост, если б Ричард догадывался, кто он на самом деле.

Элен с головой погрузилась в хозяйственные заботы с легким сердцем и с энтузиазмом юной супруги, уверенной в любви и доверии к ней мужа. Она запомнила имена всех слуг и солдат Ричарда, вникала в их нужды, как в свои собственные, и даже стала находить удовольствие в разговорах с его рыцарями после вечернего застолья.

Но по-настоящему она была счастлива лишь тогда, когда они с Ричардом удалялись в спальню. Он отворял ей дверь в рай, и она старалась всеми силами отблагодарить его.

В первую брачную ночь он указал ей путь к наслаждению, и, освоив этот путь, Элен превратилась в неутомимую и изобретательную любовницу, поняв, что его можно украсить множеством мелких, но приятных ухищрений.

Наступил Михайлов день, а затем последовал вызов на парламентский съезд в Шрусбери.

В отсутствие Ричарда Элен с удвоенной энергией приводила замок в порядок. Прислуга не знала от нее ни минуты покоя, и сама Элен трудилась в поте лица. Вся рухлядь из всех помещений была выброшена, полы на каждом этаже Гу-инлина были выскоблены, ковры заменены и пропитаны благовониями, спальни — проветрены. Из гардеробов и сундуков повытрясли старую одежду и уничтожили расплодившуюся там в изобилии моль.

Входя в их общую с Ричардом спальню, она каждый раз вздрагивала и проникалась трепетом в предвкушении скорых наслаждений по его возвращении. Дни и ночи без него казались ей бесконечными, от громадной пустой кровати под балдахином веяло холодом.

Она пыталась унять нетерпение. В будущем ей наверняка придется ждать Ричарда неделями и месяцами, и она должна привыкать к его неизбежным отлучкам. Однако никакие доводы разума сердце ее не слушало. Она не пропускала ни одной утренней мессы, отправляемой отцом Дилвейном, и трижды в день самостоятельно возносила молитвы о скорейшем и благополучном возвращении Ричарда.

А еще Элен сделала удивившее ее саму открытие. Оказывается, она жутко ревнива. Она знала, что мужчины не могут все время хранить верность женам даже просто по природе своей, и убеждала себя, что совсем неважно, если Ричард спутается с какой-нибудь красоткой, когда ее нет рядом с ним. Это лишь зов плоти, а любит он только ее. Ведь он так сказал, и у нее нет оснований ему не верить. Но умственные построения — это одно, а чувства — совсем другое.

Крепостной двор огласился криками. Элен с сильно бьющимся сердцем выглянула в окно. Внизу, словно муравьи, копошились люди. Но в их суете не ощущалось тревоги, а, наоборот, царило радостное оживление. Хозяин возвращается в замок.

Элен кинулась в угол, где над сундуками висела полированная металлическая пластина. Сорвав с волос стягивающий их кожаный ремешок, она заменила его голубой лентой, подаренной Ричардом.

Дольше прихорашиваться было уже некогда. Уже слышалось цоканье копыт по спешно опущенному мосту через оборонительный ров. Элен поспешила вниз, в главный холл, на ходу отдавая указания подавать на стол еду и напитки. Там уже Жиль встречал спешившихся с коней Ричарда и людей из его свиты. Все они пропылились в пути, комки глины присохли к сапогам и одежде.

Она торопливым шепотом вознесла к небесам краткую благодарственную молитву за благополучное возвращение путников.

Ричард заметил жену еще на лестнице и устремился к ней. Она буквально пролетела по воздуху последние ступени, чтобы упасть в его объятия. Их губы — его обветренные, а ее нежные, мягкие — слились в яростном поцелуе.

— В другой раз я возьму тебя с собой, сладость моя, — бормотал Ричард в перерывах между поцелуями.

Значит, он тосковал, скучал, мучился! Элен отвечала ему с такой же страстью, не стесняясь добродушных ухмылок окружающих. Стальные звенья его кольчуги больно впивались в ее плоть, но она не замечала боли.

Ричард опомнился первым.

— Я испорчу твой наряд. — произнес он, указывая на грязные пятна, которые оставил на ее платье. — И, прости господи, но я грязный, как черт. Как ты выносишь мой запах? Ко мне И близко нельзя Подступиться!

По мнению Элен, он пах, как всякий здоровый мужчина, — мужским и лошадиным потом, и еще раскаленным железом от нагретых на солнце доспехов. Это был самый лучший аромат на свете.

Сквозь широко распахнутые двери она разглядела во дворе измыленных лошадей и немного встревожилась.

— Зачем такая спешка? Что-то случилась по дороге?

— Ничего, кроме того, что я не желал провести еще одну ночь без тебя.

— Ты сделал мне самый лучший подарок. Подкрепись наскоро и утоли жажду, а я распоряжусь приготовить ванну.

— Я вижу, ты не сидела сложа руки. Никогда еще Гуинлин так не сверкал чистотой. — Оглядываясь по сторонам с явным удовольствием. Ричард прошел к столу, осушил кружку холодного эля, сунул в рот кусок хлеба с копченой лососиной я, прожевывая его, стал отстегивать с пояса тяжелые НОЖНЫ.

— Я старалась навести порядок к приезду хозяина. К тому же в трудах в время текло незаметнее.

— Оно все равно тянется невыносимо. Не подняться ли вам наверх, моя госпожа?

— Если таково желание господина — улыбнулась Элен. — Я думаю, ванна уже готова.

— И все остальное тоже, — весело подмигнул ев Ричард.

Элен отпустила прислугу и сака принялась раздевать мужа.

— Виделся ли ты там с этой паршивой собакой де Визи? — поинтересовалась она, освобождая Ричарда от кольчуги. — Я ежедневно ставила свечки и молила Господа отправить его в адское пекло поскорее.

Ричард засмеялся.

— Господь, видно, не поддался твоим мольбам. Де Визи пока все еще не харкает кровью и с лица не побледнел. Встретившись, мы раскланялись и этим ограничились. Мне показалось, что он побаивается меня. Его поднимут на смех, если станет известно, что двое людей проникли в охраняемый замок, связали его хозяина и умыкнули его сокровище.

Ричард заключил в широкие свои ладони изящную головку Элен и залюбовался ею.

— Вот оно — это сокровище!

Он поцеловал ее в губы, и мир вокруг Элен тотчас стал таять… исчезать. Поцелуй его, наверное, обладал волшебной силой.

— Каждый день без тебя казался мне вдвое длиннее, — пожаловалась она.

— А для меня самыми мучительными были ночи. Такой пытки я и врагу не пожелав».

У Элен тут же защемило сердце от назойливого предположения. Не смягчал ли он свои страдания, пользуясь услугами добросердечных леди?

Она отступила от него на шаг и поглядела на Ричарда пристально, словно могла отыскать на его лице следы неверности.

— А я слышала, что у придворных дам королевы ты всегда был в фаворе. Почему же они отнеслись так невнимательно к твоим нуждам? — Она пыталась обратить подозрение в шутку, но обмануть Ричарда ей не удалось.

Оказывается, Элен ревнива! Открытие это приятно его удивило.

Скинув одежду, он шагнул в ванну.

На вопрос, заданный Элен, Ричард ответил не без самодовольства, но в то же время стараясь польстить жене.

— Вниманием дам я не был обделен. Но ни одна из прекрасных леди не удостоилась чести проводить меня со свечой в спальню, чтоб я, не дай бог, не споткнулся о порог. Предложения такие были, но я их отвергал. Боюсь, что долгое пребывание в Уэльсе повлияло на мои пристрастия. Вкусив женщину, способную пылом своей страсти зажечь простыню под собой, уже не захочешь никакой другой.

Элен густо покраснела и, склонившись, стала подбирать с пола брошенную одежду. Она не была уверена, что услышала из его уст комплимент. Скорее это был намек, что между нею и благородными английскими леди есть отличия, которые, возможно, не всегда в ее пользу.

Может быть, он посмеивается над ее страстностью в постели, или, что еще хуже, считает ее разнузданной. Надо сдерживать себя и не выражать так открыто свое желание.

С каменным лицом Элен повернулась к двери:

— Я отнесу твои вещи в стирку и…

Ричард выскочил из бадьи, схватил ее за руку, потянул за собой и снова вступил в теплую воду. Платье ее намокло, на полу остались мокрые следы его босых ног.

— Ты никуда не пойдешь. Не для того я скакал как безумный и чуть не загнал коня, чтобы упустить хоть одно мгновение, когда ты здесь, со мной, вблизи, рядом… А на твой вопрос о моих предполагаемых любовницах я отвечу — ни одной женщины я не имел, кроме тебя, после ночи, проведенной в этой спальне. Ты удовлетворена?

Как же долго он ждал ее! Сколько же он терпел, бедняга! Ревность ее угасла, покой поселился в душе, но тело напомнило о себе.

— Да, милорд, я удовлетворена, но не совсем. Впрочем, я надеюсь, мне недолго ждать полного удовлетворения. — Она улыбнулась, он рассмеялся.

— Тогда скидывай скорее свое платье и присоединяйся ко мне.

Элен отшатнулась.

— Нет, Ричард. Отпусти меня на минутку.

— Только чтобы минутка не растянулась на час!

— Ричард, поверь. Я сама уже таю, как свеча.

Она бегом устремилась к зеркалу, выскользнула из платья, освободила волосы от ленты и собрала их в высокую прическу, закрепив гребнями из слоновой кости — тоже подарком Ричарда. Теперь уже медленно, придав каждому движению торжественность, она распустила тесьму на вороте и легким подрагиванием плеч и бедер заставила нижнюю сорочку сползти с ее тела к ногам.

Элен чувствовала на себе взгляд Ричарда, обжигающий, словно знойное солнце. Повернувшись к нему, она спросила:

— Вам недоставало такого зрелища, милорд? У вас это было на уме?

— Иди ко мне, ведьма. Я покажу, что у меня на уме. Элен приблизилась. Он поднялся из воды ей навстречу.

Она оплела его шею руками, подняла личико вверх и смежила ресницы в ожидании поцелуя. Но, к ее удивлению, поцелуя не последовало.

Ричард подхватил ее, посадил в бадью и опустился в воду сам. Набрав в ладони воды, он полил ей на спину, а потом намокшим полотенцем стал обмывать все ее тело. Прикосновение его к чувствительному месту между ногами заставило ее вздрогнуть, и вода выплеснулась через край. Его рот затеял игру с ее сосками, и она задохнулась в наслаждении.

Ничего подобного Элен не ожидала. Теплая вода ласкала ее кожу, а от прикосновений Ричарда — его рук, языка — волны сладострастия накатывали на Элен. Когда его губы не были заняты поцелуями, он нашептывал слова, от которых у нее кружилась голова:

— Сладость моя, любовь моя! Ты такая горячая, что вода превратилась в кипяток. Как я могу вспоминать о долге своем, думать о делах, когда мне хочется только одного — любить тебя…

Его глаза потемнели от страсти. Элен, возбуждая его, водила полушариями грудей по его груди.

— Докажи это на деле, — резонно заметила она. — Поторопись, Ричард, а то я сгорю от страсти!

Они вырвались из водного плена, как два морских животных — мокрые, скользкие. Ричард отнес ее на кровать, уложил на покрывало, нетерпеливо выдернул гребни из прически. Шелковые пряди рассыпались по подушкам.

Элен притянула его к себе, ноги их переплелись, рты слились в пылком поцелуе. Он овладел ею, но облегчение долго не наступало.

Когда Элен проснулась, прощальное золото уходящего вечера заполняло комнату. Она осторожно высвободилась из объятии Ричарда, но вряд ли его мог разбудить даже звук походной трубы. Слишком изматывающим было их любовное сражение.

В спальне царил сплошной беспорядок, выдававший их нетерпение. Повсюду была разбросана одежда. Половину воды из бадьи они расплескали, и лужи стояли на каменном полу. Поводов для шуточек и перемигиваний между слугами было предостаточно.

Она, как могла, торопливо убрала в комнате, постояла с минуту возле кровати, глядя на спящего Ричарда, размышляя о том, что ему сейчас более полезно — обильный ужин или крепкий сон.

Сон Ричарда был глубок, и во сне черты его лица смягчились и обрели трогательную беззащитность. Боже, как же она его любит! Элен и не представляла себе, что способна на такое сильное чувство.

Да, когда-то она любила Эниона. Но теперь ей стало понятно, что это была скорее братская любовь. Она по-прежнему с глубокой тоской переживала потерю жениха, вспоминая его заливистый смех, добрее лукавство в сочетании с рыцарской готовностью услужить во всем.

Но Энион умер, а они с Ричардом живы и могут наслаждаться всем, что дарует жизнь. Как сказала королева Элеонор, прошлому нет места в настоящем и в будущем. Оно ушло безвозвратно, и свирепый Кентский Волк остался в прошлом. Теперь он стал ее возлюбленным Ричардом, желанным мужчиной и нежным супругом.

Элен тихо прикрыла за собой дверь. Пусть он спит, а когда проснется, увидит на столике рядом с кроватью принесенный ею поднос с ужином. Ему не надо будет вставать и куда-то идти, чтобы подкрепиться.

Как мало может женщина сделать для любимого мужчины, но как много значат даже такие мелочи.

Она спустилась в холл, молча прошла мимо слуг, поискала взглядом Агнесс, чтобы отправить ее на кухню, но через мгновение все мысли об ужине разом улетучились у нее из головы.

— Уверяю тебя, дружище, что паршивый пес совсем не выглядел могучим великаном, как о нем болтали. Королевские лошади волокли его по улицам Шрусбери будто тряпичную куклу.

— Боже, как мне хотелось бы быть там! Вот что значит не повезло!

— Да, ты пропустил отличное зрелище. Ему — еще живому — вспороли живот, и, когда вынимали внутренности и сжигали у него на глазах, он все еще дышал. А как он вопил! Подобной музыки я никогда не слышал!

Элен в ужасе уставилась на рассказчика. Это был один из людей, сопровождавших Ричарда в Шрусбери. Солдаты, остававшиеся в Гуинлине и изрядно заскучавшие от монотонной гарнизонной службы, окружили его плотным кольцом и внимали рассказчику, разинув рты.

А тот, гордясь, что стал центром внимания, щедро делился жуткими подробностями.

— Палач не стал ждать, когда он издохнет, и четвертовал его так ловко, что любо было смотреть. Одну четверть забрал Йорк, другую — Честер, еще четверть получил Нортхэптон, так что остался лишь один кусок, и нам, зрителям, позволили его разыграть — кинуть жребий, кому он достанется. Понятно, что голова в счет не шла — ей уготовано почетное место на пике в лондонском Тауэре.

Возмущение охватило Элен. Этот солдат говорит о ее соотечественнике, издевается над казненным, смакует жуткие подробности. Беседа шла за дальним столом, где собрались простые воины, но, подойдя к главному столу, Элен услыхала, что и рыцари Ричарда также обсуждают эту тему и в тех же тонах. Повсюду в холле только и говорили, что о казни Дэвида, брата Луэллина. Пусть он трижды изменник и мерзкий негодяй, опозоривший Уэльс, но он все-таки человек и ее сородич.

И Ричард был там, в Шрусбери! Как он вел себя? Веселился ли вместе со всеми, глядя на мучения жертвы, на то, как палач разделывает человеческое тело, будто свиную тушу? Ей хотелось найти кого-нибудь, кто мог сказать, что Ричард не принимал участия в кровавой церемонии.

Сэр Уильям громко разглагольствовал о несравненной мудрости короля Эдуарда.

— Сам он отказался вынести приговор, а собрал Большой совет. Все знали, чего хочет Эдуард, и скажу вам без утайки, любой из нас дважды бы подумал, прежде чем поднять руку против. Поэтому за казнь проголосовали единогласно.

— А Ричард голосовал? Твой лорд, Уильям, не возразил против зверской расправы над моим родственником?

Дрожащий, слабый голосок Элен был услышан всеми и мгновенно заставил всех умолкнуть.

Сэр Уильям резко обернулся. На его лице застыл испуг, неожиданный и почти комичный в данных обстоятельствах.

— Леди Элен? Я не знал, что вы здесь…

— Он голосовал? Скажи! — настаивала она, сжимая кулаки.

Жиль взглянул на ее побледневшее лицо и тут же поднялся из-за стола.

— Элен, отойдем в сторону. Я тебе все объясню.

— Он… голосовал?

— Да. Но на совете решали только, виновен ли Дэвид или невиновен. О способе казни речь не шла.

Его слова не подействовали на Элен. Ричард отправил ее родича на эшафот, обрек на мучительную смерть, а затем прискакал сюда, уложил в постель и насладился ее телом. И она это ему позволила — безропотно и даже с ответным желанием. И ей было безразлично, что все обитатели Гуинлина знают, чем они занимаются там, наверху, в спальне.

— Я хочу, чтобы холл был очищен от английского сброда! Я приказываю, Жиль! Немедленно вон отсюда всех этих ублюдков! Ты слышишь меня? — Она уже не говорила, а рычала.

От этого свирепого рыка люди зашевелились, задвигались, покидая застолье и сбиваясь, словно овцы в стадо. Жиль отыскал взглядом Симона:

— Вызови сюда Ричарда! Скорее!

В гробовом молчании люди струйками утекали через двери. В конце концов холл опустел. Элен осталась наедине с Жилем.

— Элен! Ты не в своем уме…

— Убирайся!

Жиль посмотрел на нее почти с жалостью. —

— Прекрасно, миледи. Кто будет следующий?

Она смотрела ему вслед и ненавидела в этот момент его, ненавидела всех англичан, наводнивших Уэльс, включая и Ричарда. Она видела перед собой замок Дэвида — массивный и угрюмый, а еще красивейший дворец Луэллина в Абере, свой дом в Тайви — все это теперь в руках англичан.

Выхватив из ножен кинжал, она целеустремленно направилась к креслу милорда под балдахином. Взобравшись на стол, она вспорола алую ткань, сорвала нашитые на ней гербы Эдуарда, растоптала со злобой и смахнула на пол.

Она не замечала, как горячие слезы заливают ее щеки. Проклятые, алчные англичане! Они загребают все, что попало им под руку, и ее муж — он тоже такой.

Элен поглядела на лоскутья алого шелка, бархата и золотой парчи у себя под ногами, и до сознания ее дошла вся нелепость содеянного. Дикая ее натура выплеснулась наружу, заставила совершить поступок кощунственный и бессмысленный.

Кинжал ваш из ее рук, а сама она, спрыгнув со стола, устремилась в замковую церковь, натыкаясь по пути на скамьи а стулья, словно слепая.

Там ее и отыскал Ричард, скорчившуюся жалким комочкам на ступенях, ведущих к алтарю.

Какое-то время он медлил, не зная, как к ней подступиться.

— Элен…

— Не говори нечего!

— Элен! То, что произошло в Шрусбери, мне так же не по душе, как и тебе.

— Так ли? Ты одобрил казнь. Жиль так сказал.

— Дэвид — изменник, а измена карается смертью. Но, клянусь Господом, я не представлял, что казнь будет такой… Это новый способ, который мог придумать только дьявол. Его нарекли «разделкой туши», потому что в глазах Эдуарда изменник — не человек.

Элен задохнулась, судорожно прижала руки к горлу.

— Почему ты не рассказал мне… сразу же?

— Я собирался…

— Когда? После того, как вдоволь насытишься мною? Ты боялся, что я не буду столь податлива, узнав, что ты запятнан кровью моего сородича? Еще одного… после тех, кого ты зарубал мечом. Сколько же на тебе крови?

— Ты бы все узнала… но позже. — Ричард немного смутился. — Я не видел тебя две недели я хотел…

Он потянулся к ней, но она резко отстранилась:

— Не трогай меня!

— Опомнись, Элен! Я, может быть, провинился перед тобой, во не так велик мой грех. Если кто и заслуживал быть казненным, так это Дэвид. Он предатель вдвойне — предал в свой народ, и мой.

— Мне не жаль Дэвида, и никому его не жаль, особенно тем, кто любил Луэллина. Но такая жестокая расправа воспламенит весь Уэльс. Из негодяя он превратится в мученика!

— Я знаю, — печально кивнул Ричард.

— И мы теперь вновь чужие, не так ли?

Он ошеломленно взглянул на нее.

— Почему? Разве что-то изменилось?

— Ты и впрямь ничего не понял?

— Что я должен понимать?

— Кто я такая!

Ричард нахмурился:

— Ты моя жена, Элен. Ты — леди Гуинлин.

Она произнесла почти торжественно, не сознавая, что вторит, как эхо, речам Оуэна:

— Но я еще и Элен из Тайви. Я усердно пыталась примирить в себе двух разных, враждующих между собой женщин, но вы оба — Эдуард и ты — убили всякую надежду на примирение…

Ричард искал возможность прервать ее, во это сделал за него вбежавший в церковь запыхавшийся Симон.

— Прискакал всадник из Бофорта. Уэльсцы сожгли там все дотла! И перерезали всех до единого — даже детей. А сэр Томас… — Симон с усилием проглотил комок в горле, — его изрубили, как на жаркое, и каждый кусок завернули в шкуру рыжей лисицы.

— Боже, помилуй нас! — сокрушенно произнес Рячард после недолгого молчания, и лицо его обрело решимость. Он выпрямился, голос его загремел под церковными сводами: — Пошли срочно Генри в Руслин. Пусть отыщет там уэльсца по имени Оуэн, если тот еще на месте.

— Зачем тебе Оуэн?

Элен уже стояла на ногах. Злосчастный Дэвид был забыт, зато в ее сознании вовсю ударяли тревожные колокола — Ричарду потребовался Оуэн!

— Что ты собираешься делать?

— Что делать? — повторил Ричард, словно удивляясь ее вопросу. — Ловить Рыжего Лиса! Я должен поймать его. Или ты придерживаешься иного мнения, Элен?

Ноги ее стали ватными, кровь отхлынула от сердца.

— Ричард, не уезжай никуда. Оставь все как есть. Выжди хотя бы день…

— Выжидать? Чего? Повторения того, что случилось в Бофорте? — Он резко отвернулся от нее и начал отдавать распоряжения Симону: — Пробегись по конюшням и отыщи лошадей посвежее. Мы выступаем налегке и немедленно. Выполняй!

— Ричард, пожалуйста…

— Не проси меня, Элен.

— Я не прощу тебе смерти Оуэна! — Она уже кричала во весь голос. — Никогда!

Взгляд его вдруг смягчился, ладонь легла на ее лицо и осторожно погладила, как бы запечатлевая в памяти ее черты.

— Выбора у меня нет.

Он убрал руку, повернулся, собираясь уходить.

— Ричард…

Он оглянулся.

Элен смотрела на него пристально, словно тоже вбирала в свою память его облик. Сердце ее, душа ее — все в ней разрывалось, раздваивалось.

— Будь осторожен, Ричард, — прошептала она. — Береги себя.

28

Осень полыхала по всему Уэльсу как пожар. Золотым с красными проблесками пламенем горели леса на склонах гор. По яркости расцветки дубы соперничали с кленами, лишь хвойные деревья оставались неизменными, с угрюмым достоинством взирая на разгульное пиршество красок.

Элен часто выезжала верхом за пределы крепостных стен, чтобы развеять щемящую тоску, вдохнуть свежего, сладкого ветра. Взлетев на какую-нибудь безлесную вершину, она проводила там иногда целые часы, вглядываясь в окутанное осенней дымкой пространство и надеясь первой заметить приближение колонны всадников с Ричардом во главе.

А если не будет впереди Ричарда? Или, даже издалека, она углядит свежую кровь близкого ей человека на его доспехах, и тогда она уже не сможет позволить Ричарду обнять себя. «Никогда больше» — страшные слова.

Самые худшие ее опасения, к счастью, до поры не подтвердились. Во время нападения на Бофорт Оуэн неотлучно находился в Руслине и выполнял свои обязанности старосты. И все же Ричард распорядился впредь не спускать с него глаз. Значит, в чем-то он его все-таки подозревает.

Элен высказала свои опасения Оуэну при встрече, но тот лишь пожал плечами. Чему быть, того не миновать. Оуэна больше интересовало, кто воспользовался его славой, чтобы попугать англичан. Они оба — и Элен, и Оуэн — пришли к выводу, что это сделал скорее всего озлобленный сверх меры Дилан.

Внезапно кобыла Элен насторожилась, подняла уши торчком. Вдалеке на дороге возникло пыльное облако. Заслонив ладонью глаза от слепящего низкого солнца, Элен искала взглядом красное пятнышко — знамя Ричарда. Оно было там, на месте, где ему надлежало быть.

Элен тронула поводья, и Сейри послушно начала спуск по крутым скатам и осыпям, коварно скрытым растительностью.

Ричард, должно быть, разглядел крохотную фигурку всадницы и, выехав на обочину, остановился, пропуская колонну.

Она не удержалась и пустила лошадь галопом по лесной тропинке, рискуя быть выбитой из седла какой-нибудь низко нависшей веткой.

Но она не думала сейчас об опасности. Ее гнало вперед неукротимое желание оказаться рядом с Ричардом, заглянуть ему в лицо… и узнать, что происходило с ним в эти недели, когда он со своим отрядом прочесывал горные ущелья. Она боялась, что там ее ждут плохие новости. Но, во всяком случае, он был в полном порядке. И даже не ранен. Ее убедило в этом то, как уверенно он держался в седле.

Подъехав ближе, она вгляделась в его абсолютно бесстрастное лицо. В нем не было обычной приветливости. Она постаралась напустить на себя такой же равнодушный вид.

— Я рада видеть тебя в добром здравии, — произнесла она. В тоне ее было напряжение.

— А ты, как всегда, хороша, Элен.

Она окинула взором колонну, мысленно пересчитала людей.

— Тебе сопутствовала удача?

— Можно сказать, что да.

Элен вонзила в него испытующа взгляд.

— Ты захватил Лиса?

— Убедись сама.

Элен увидела группу пленников, плотно окруженных конными стражниками. Дилан, опутанный цепью, шагал в первых рядах.

Она не могла скрыть, что узнала этого гордого человека, хота сейчас он был черен от пыли, сгорблен от усталости в унижения. Ричард следил за выражением ее лица.

— Вижу, что вы знакомы. Некоторые утверждают, что он и есть Рыжий Лис.

Элен не откликнулась. Проходящие мимо нее в молчания люди были похожи на унылых призраков. Из них ушло все живое, человеческое…

Ричарда раздражало ее упорное молчание. Он, склонившись, забрал у нее поводья и повел Сейри и Саладина рядом, бок о бок.

— На своих ты уже насмотрелась. Пора взглянуть и на моих раненых.

Они поравнялись с вереницей повозок. Некоторые были заполнены телами. Симон получил чудовищную рублевую рану в плечо, Генри Блуэ был без сознания…

Позже, уже в крепости, меняя повязка раненым солдатам Ричарда, Элен из разрозненных реплик составила для себя картину того, как англичане добились успеха. Уэльсцы были застигнуты ими врасплох на привале, и все же бой был тяжелым. Дилан сопротивлялся бешено, и дорого обошлось его пленение.

В присутствии Элен солдаты говорили скупо, воздерживаясь от брани и презрительных высказываний о своих противниках. Им запомнилась истерика Элен после казни Дэвида.

Как ни странно, они не держали зла на нее за эту выходку, посчитав, что любые оскорбления из уст женщины не стоят внимания мужчины, но все же старались не будить в ней вновь зверя. Их чем-то трогательная, нарочитая тактичность могла даже насмешить кого-то, но только не Элен, у которой душа рыдала.

Перевязка и обработка ран занимали ее руки, но не мозг. Тягостные мысли одолевала ее. У нее в распоряжении был лишь краткий мят, чтобы на ходу шепнуть Дилану, что она постарается его выручить. Но как? Она страшилась обратиться к Ричарду с просьбой, но знала, что любой ценой ей придется добиваться для Дилана пощады. Он был издавна ее другом и вместе с Грнффильдом рисковал жизнью ради нее.

Прежде чем убрать на место костяные иглы, шелковые нити и целебные мази, она еще раз подошла к Симону. У него никак не останавливалось кровотечение.

Юноша крепко схватил Элен за руку и не отпускал, требуя, чтобы она наклонялась к нему поближе. Он прошептал запекшимся губами ей на ухо.

— Найди и осмотри Ричарда. Он ранен в бедро, но не хочет, чтобы кто-нибудь это знал.

Элен огляделась. Ричарда нигде не было.

— Он прячется наверху. — предположил Симон.

Паника охватила Элен.

— Ему так плохо?

— Не знаю… но он, кажется, нуждается в помощи.

Элен благодарно нажала горячие сухие пальцы Симона.

— Я сделаю все, что смогу…

Ричард, раскинувшись, лежал на кровати. Глаза его были закрыты.

Элен тихо вошла, осторожно опустила засов и на цыпочках приблизилась к постели. Ричард приподнялся на локте.

— Можешь не красться. Я все равно бодрствую…

Она положила руку на его запястье, проверяя, нет ли жара. Ричард обо всем догадался.

— Значит, Симон проболтался тебе о моей царапине?

— А почему ты сам промолчал? Я бы осмотрела тебя сразу же. Даже маленькая рана может загноиться и стать смертельной.

Ричард неохотно принялся раздеваться.

— Тебя это так заботит?

Вопрос был явно издевательским, но Элен проглотила обиду. Встав на колени, она помогла ему стянуть сапоги и тяжелые кожаные штаны.

— Зачем спрашивать, когда заранее знаешь ответ? — произнесла она тихо, но он услышал ее, подхватил сильными руками, оторвав от пола.

— Может, мне известен ответ, а может, и нет. То тебя заботил мерзавец Дэвид, и ты из-за него устроила погром. Теперь Дилан. Я видел, как ты на него смотрела. Что ты предпримешь ради него? Боюсь, что ты не удержишься, потому что к нему я отнесусь так, как он того заслуживает.

— А нельзя ли, Ричард?..

— Нельзя, Элен. И не проси! И хватит мучить меня. Он заставил ее умолкнуть долгим жадным поцелуем.

Затем бросил ее на постель и навалился сверху.

— Я люблю тебя, Ричард. Я так ждала…

Принадлежать только Ричарду, любить и быть любимой — как она желала этого, как просила Господа проявить к нему милосердие.

— Я этого не могу допустить. У меня нет выбора, — мрачно заявил Оуэн.

Какой ненавистной успела стать для Элен эта фраза!

— Конечно, выбор у тебя есть, но ты им не воспользуешься, — с ехидной злобой откликнулась она. — Ты предпочтешь стать посмешищем, объявив, что ты и есть Рыжий Лис, и добьешься этим только того, что казнят вас обоих.

Оуэн с яростью запустил руки в свою седую гриву.

— Ну и пусть! Но я не вправе обречь Дилана на пытки, которые они готовили для меня. Эдуард хочет заполучить Лиса живым. Ты догадываешься, что это значит, Элен?

— А ты подумал, что с гибелью вас обоих некому будет вести нас дальше? Сопротивлению придет конец, и умрет последняя надежда.

— Надежда уже умерла. — Оуэн был безжалостен и к себе, и к Элен. — Слишком много в Уэльсе англичан, у них боевые кони и доспехи, оружие из лучшей стали и каменные стены вокруг крепостей. Нам не побороть их, Элен…

— Неправда. Нужно только время…

Оуэн печально покачал головой:

— Уэльс исчерпал время, отведенное ему Господом. Он постарел и утратил силу, как и руки мои.

Оуэн положил руки на стол, и Элен погладила их — шершавые, жилистые, с крупными, выступающими венами.

Слуга внезапно появился за спиной у Элен и обратился к Оуэну:

— Милорд готов принять тебя.

Оуэн, не торопясь, допивал эль, дожидаясь, пока слуга не удалится.

— Я должен поговорить с Ричардом насчет убоя скота. В деревне кончилась соль. — Он поднялся из-за стола со вздохом. — Вот уж не думал, что божьей милостью доживу до поздней осени, когда заготавливают мясо на зиму. Почти год прошел со дня…

Элен прервала его в отчаянии:

— Поклянись, что не сваляешь дурака и не признаешься! О Дилане я сама поговорю с Ричардом. Я заставлю его меня послушать.

— Ричард — солдат, и в таком деле он не свернет с дороги.

— Ты тоже солдат, но частенько слушался меня.

Он улыбнулся, с грубоватой нежностью ущипнул ее за щеку.

— Слушался, да… было такое. Но лишь старый дурень вроде меня способен раскиснуть от девичьих слез. И то ведь это было так давно, когда ты еще, милая, ползала на четвереньках…

— А потом, когда уже бегала на своих двоих, и еще позже, когда стала ездить верхом, — подхватила Элен. — Разве ты отказывал мне, уже взрослой, если я что-то просела?

— Ты все равно оставалась в моих глазах крошкой…

— Дай мне еще день. — вдруг резко потребовала она. — Не выдавай себя хотя бы сегодня. Я тебе приказываю!

— А я подчиняюсь. Тем более что за день я смогу сделать кое-что полезное для жителей Руслнна.

Он ушел с улыбкой на лице, а Элен погрузилась в тревожные раздумья. Бесчисленное количество раз она составляла в уме предстоящее обращение к Ричарду. До этого она неоднократно пыталась завести речь о Рыжем Лисе, по он всегда обрыва»л ее на первой же фразе. Любое упоминание об уэльском разбойнике приводило его чуть ли не в бешенство. Он взвивался, словно она высыпала ему соль на свежую рану.

Никаких новых мыслей не приходило ей в голову, и все-таки она была обязана что-то придумать. Все утро Элен напрягала мозг, и наконец ее осенила идея, столь простая, что она могла и сработать. Правда, план этот был ей самой противен. Стоило ей подумать о его претворении в жизнь, как вся ее решимость мгновенно ослабевала. И от Ричарда ей долго придется ждать прощения — если он вообще сможет ее простить.

Но разговор между ними должен состояться, и Ричард должен ее выслушать.

Когда владелец Гуинлина закончил свое ежедневное совещание с управляющим, в коридоре его уже ожидала супруга.

— Ричард! Могу ли я побеседовать с тобой?

Он различил знакомое ему упрямое выражение ее лица и тут же бросил на ходу:

— Нет, если речь пойдет опять о твоем приятеле, который сидит в подвале.

Элен приноровилась к его широкому шагу.

— Скажи, какие у Эдуарда планы насчет Лиса?

— Я не знаю.

— Король называет его предателем? Государственным преступником? Изменником?

Ричард насупился.

— Зачем спрашивать? Ты прекрасно это знаешь.

— А изменника положено четвертовать, а до этого выпотрошить. Такую казнь придумали недавно. Ты сам мне говорил…

— Да.

Тон Ричарда не оставлял ей никакой надежды. И все же она сделала последнюю попытку:

— И ты согласился бы отдать своего пленника Эдуарду, чтобы он вдоволь им натешился? И тебе безразлично, как я па это посмотрю? Безразлично, что я почувствую, что скажу тебе, когда узника повезут на расправу?

Ричард прятал от нее глаза.

— У нас нет выбора, Элен. Я повторял это сто раз в сто раз говорил, что предпочитаю убивать в бою, а не отправлять людей на плаху. Если человек заслужил смерть, то пусть кончина будет легкой и без мучении, не такой, какую Рыжий Лис устроил сэру Томасу! Он пожнет, что посеял. Я все сказал, и ты, кажется, все сказала. Пора заключить мир.

Разгневанный, оскорбленный, он все же протягивал ей руку.

— Я люблю тебя, Ричард, — произнесла она тихо. — Какой ты есть, я люблю тебя все равно.

Конечно, у него не было выбора. Но и у нее тоже.

За ужином Элен чувствовала себя на редкость спокойно. Она уже приняла решение и начала действовать. Ей предстояло даль выбрать из людей Ричарда того, кто поможет осуществить ее план. Более всего подходил для этой дела Симон, но юноша никогда не простит ей даже попытку заставить его предать Ричарда. К тому же за месяцы супружества она привыкла относиться к нему как к члену семья. Симон об этом знал. Если она начнет угрожать ему, он не поверит я сразу догадается, что она просто-напросто блефует.

Она подумала о Генри Блуз. Да, с Генри ее идея могла сработать. Он ей доверял и испытывал, как она подозревала, некоторый благоговейный страх перед бывшей пленницей. вдруг превратившейся в хозяйку дома. Да, Генри ей подойдет!

Элен вышла из-за стола, забрала из ниши корзинку, где были сложены снадобья для врачевания, и начала обход раненых, размещенных тут же, в холле.

Элен тщательно осматривала каждого и для каждого находила ободряющие слова. Генри Блуэ был последним в очереди. Он уже оправился от мощного удара дубинкой по голове, а рука его заживала.

— Не уделишь ли ты мне немного времени, Генри? — спросила Элен, меняя ему повязку. — В подвале содержатся пленники, среди них тоже есть раненые. Я бы не стала тебя тревожить, но Ричард настаивает, чтобы меня сопровождал вниз особо надежный воин. — Она внимательно посмотрела на Генри и изобразила на лице сомнение. — Если ты слишком слаб, то скажи. Я обращусь к кому-нибудь другому.

Генри тут же обидчиво надулся:

— По-вашему, выходит, что я не гожусь даже для такого пустячного дела? Зря вы так думаете, миледи.

О, как ненавидела она себя в этот момент! Генри будет вспоминать о ней потом всю жизнь с горечью и презрением, а Ричард? Может быть, разумеется очень не скоро, Ричард сменит гнев на милость и простит ее, а вот себе она никогда не простит, если потеряет и Оуэна, и Дилана — обоих, не сделав все возможное для их спасения.

Они спустились по многочисленным виткам узкой темной винтовой лестницы в глубь подземного каземата. Элен приветливо кивнула стражнику, стоящему возле окованной железом двери. Его звали Роджер. Дома, в Суссексе, по нему скучала жена и росли двое маленьких сынишек. Элен не хотелось, чтобы они осиротели.

— Я пробуду внизу час или больше… Так как со мной Генри, то ты, Роджер, можешь подняться наверх и еще поспеть к ужину.

Солдат с надеждой посмотрел на Генри Блуэ.

— Ступай, парень, — согласился тот. — Но смотри, возвращайся назад, не качаясь.

Элен отвернулась, чтобы факел не осветил ее лицо. Она боялась выдать себя. Пока все удавалось ей на удивление легко. Люди ей доверяли, и она их дурачила. А самым большим глупцом будет выглядеть Ричард.

Ее дрожащие руки наскоро обследовали ранения шестерых уэльсцев, лежащих пластом на грязной сырой соломе. Одни бредили, другие были без сознания или притворялись таковыми. Элен выполняла свою работу с притворным равнодушием.

— Нам еще предстоит взглянуть на Рыжего Лиса. Ему надо сменить повязки.

Генри потупил голову:

— Миледи, я не осмелюсь…

Элен не ожидала, что ложь так легко будет литься из ее уст.

— Ричард разрешил. Если ты мне не веришь, поднимемся наверх и спросим у самого лорда.

Она затаила дыхание, ожидая, какое решение примет Генри. Позволить ему уйти из подземелья она уже не могла.

— Мы зайдем в нору к Лису вместе. Коль ты боишься, что я передам узнику какие-то секреты, то я буду говорить с ним толькопо-английски, чтоб ты все понял.

Последний довод окончательно сломил нерешительность Генри. Его совсем не манило утомительное путешествие наверх за подтверждением приказа милорда.

— Вы уж извините меня, леди, если вам показалось, что и веду себя непочтительно. Конечно, я вам полностью доверяю.

Слова его обожгли Элен, как удар хлыста. Милый, преданный, доверчивый Генри!

Генри отпер камеру Дилана, и они вместе проникли в тесный каменный мешок. Тусклый свет падал вниз сквозь забранное железной решеткой отверстие в потолке. В молчании Элен встретила взгляд неукротимого уэльсца и поморгала ресницами в надежде подать ему знак. Она опустила корзинку с лекарственными снадобьями на пол у входа и присела возле раненого.

Дилан сразу же задал ей вопрос по-уэльски, но она мотнула головой, указала на Генри и приложила палец к губам.

Потом занялась врачеванием, чтобы усыпить бдительность своего спутника.

Тишина подземелья давила на всех троих. Элен разматывала повязки. Дилан смотрел на нее выжидающе. Генри возвышался над. ними, переминаясь с ноги на ногу, ощущая некоторое беспокойство.

Элен встала и направилась к оставленной у двери корзинке. На дне ее был заранее припрятан кинжал. Сердце ее стучало так, что было удивительно, почему мужчины не слышат этих глухих ударов.

Узкая полоска стали зловеще блеснула в сумраке подвала. Элен шагнула, замерла у Генри за спиной, готовя себя к поступку, которому противилось все ее существо. Былую отвагу, дерзость и способность убивать она, вероятно, утратила после того, как в ней проснулась женщина. Лишить человека жизни ей стало невмоготу — особенно Генри, доверившегося ей.

Элен рванулась вперед, левой рукой схватила Генри за колючий, небритый подбородок, а правой приставила острие к его горлу.

— Брось меч! — приказала она с неожиданным хладнокровием.

Генри прорычал проклятие и попытался извернуться, но Элен словно прилепилась к нему. Ей стоило больших усилий не порезать пульсирующую артерию на горле мужчины, но все же теплая кровь оросила ее пальцы.

— Не будь дураком! Еще раз шевельнешься и отправишься на тот свет. Никому не нужна твоя храбрость. Не вынуждай меня, Генри, убивать. Я не желаю твоей смерти — Отдай оружие!!

Нескольких английских слов, произнесенных им сквозь стиснутые зубы, она не поняла. Вряд ли это было комплиментом в ее адрес. Они оба обливались потом в ледяном подземелье, вены бешено пульсировали от прилива крови, сердца бились почти в унисон.

— Ты сильнее меня, Генри, но сила тебя не спасет. Убедись сам. — Она слегка нажала, и острие вонзилось глубже. — Каждый вздох твой может стать последним.

В течение нескольких секунд, полных напряжения, мужчина был неподвижен. Элен уже решила, что план ее провалился, когда о каменный пол зазвенел меч Генри.

— Ты правильно поступил, Генри! Теперь встань на колени. Ради всего святого, подчиняйся… сохрани себе жизнь. Ты нужен Ричарду.

— Те же уста, что лгали мне, смеют произносить его имя. Бог свидетель — нет народа подлее уэльсцев, а ты — худшая из них!

Слова падали на Элен, как тяжелые камни. И все внутри ее словно окаменело. Но все же она пыталась возражать:

— Я сожалею, Генри, но не могла поступить иначе. Теперь на колени!

Он медленно опустился на колени. Элен проделала то же самое. Убрав левую руку от ею подбородка, она по-прежнему держала в правой кинжал, отстоящий на волосок от его шейной артерии. Пошевелись он, и лезвие само бы сделало работу. Завладев кинжалом, принадлежавшим Генри, она дотянулась левой рукой до веревок, опутывающих Дилана, и вслепую, на ощупь, принялась их разрезать.

— Я знал, что ты это сделаешь! — вскричал Дилан с торжеством. — Я в тебя верил…

Он подался к ней ближе, как мог. натягивая веревки на запястьях. Внезапно путы спали. Дилан выхватил у нее кинжал. Она услышала, как он со свирепым рычанием избавляется от веревок на ногах.

Его прыжок с соломенной подстилки был стремителен, сак у хищника. Затем последовал молниеносный выпад. Кулак Дилана обрушился на Генри, и тот распластался на полу. Дилан замахнулся кинжалом.

— Нет! Не трогай его!

Дилаи обернулся. На лице его застыло изумленное выражение.

— Свяжи и заткни ему рот, он я запрещаю тебе его убивать, — сказала Элен.

Генри приподнял голову и плюнул ей на подол платья.

— Уэльская шлюха!

Дилан злобно ударил его сапогом в живот, и англичанин зашелся воплем. В ответ Дилан взревел.

— Откуси себе язык, падаль!

— Нет, Дилан, нет! — Но Элен никто не слушал.

На лице Генри можно было прочитать все то, что ждало ее в будущем. Ярость и презрение — слов не хватит, чтобы описать чувства, которые воины Ричарда, его слуги и друзья будут испытывать к ней. Преданная жена не помогает врагам мужа, а преданность для англичан — это почти что религия.

Может быть, преступление ее более тяжко, чем ей казалось раньше, но пути назад не было. Ей удалось докричаться до Дилана:

— Этому человеку мы больше не нанесем вреда, Дилан! Уэльсец посмотрел на нее с презрением. Неужели ее презирают все?

— Как пожелаешь, Элен, — произнес он, опуская кинжал. — Но я тебя не узнаю. Ты размягчилась, как воск.

Используя обрывки веревок, Дилан умело связал Генри, стянув его руки и ноги. Оторвав от его туники лоскут, он сделал кляп.

— У меня в корзинке одежда с гербом Ричарда, — сказала Элен. — Стражник на лестнице отправился ужинать, так что путь наверх для тебя открыт. Большинство людей сейчас в холле. Держись бокового коридора и уходи через заднюю дверь. Шанс у тебя есть, не упусти его.

— Я знаю дорогу. Бывал тут и раньше, — мрачно отозвался Дилан. — Только тогда я уходил, оставив здесь Гриффильда.

Элен вздохнула. Напоминание о прошлом причинило ей новую боль. Но она готовилась к еще большим страданиям. Поэтому Элен не могла не задать Дилану вопрос:

— Правда, что ты в Бофорте вырезал всех до единого?

— Да, я это сделал. И намерен поступить так же со всеми англичанами по всему Уэльсу.

Она ужаснулась. Вплоть до этого мгновения Элен не верила и не хотела верить…

— …Там же были дети, Дилан! Матери с младенцами! Как же ты не пожалел их?

— Они погубили мою Энид, — сурово возразил Дилан. — Тебе ли мне напоминать об этом?

— Энид умерла, рожая ребенка! — вскричала Элен. — Ее не убивали хладнокровно ножом или мечом, как ты, учиняя звериную расправу в Бофорте.

— Все равно, Энид умерла по вине англичан. Не рыдай по ним, Элен! Они лишь уплатили долги.

— О каких долгах ты говоришь? Женщины и дети — твои должники?

— Нечего им было приходить сюда и рожать здесь детей… Уэльс наша страна и останется нашей… Нет времени препираться, Элен! Но скажу тебе — пролитая кровь зажгла новый пожар. — Он схватил ее за плечи и с силой встряхнул. В его темных глазах вспыхнул фанатичный огонь. — Кровь подогрела кровь, а в воздухе повеяло надеждой.

Он вдруг зловеще улыбнулся.

— Видишь, какие шуточки отпускает дьявол! Только английским ублюдкам будет не до смеха!

Приступ ярости, накативший на него, исчез внезапно, растаял, как облачко в солнечном небе. Он поцеловал Элен в лоб.

— Да хранит тебя Господь! Лорд Олдуин на том свете может гордиться тобой. А я ухожу. Прощай! — Он извлек из корзины плащ с нашитым гербом и накинул на себя.

— Прошу тебя об одном! Не отнимай ни у кого жизнь по дороге! Если только… иначе тебе не спастись, — взмолилась Элен.

Дилан посмотрел на нее пристально, не без грусти покачал головой:

— Ради тебя, Элен… обещаю.

Она проводила его через внешний каземат на лестницу, дождалась, пока он не скрылся во тьме, потом вернулась к Генри.

Он бился и перекатывался по соломе в бессильной злобе. Элен присела на корточки рядом, приложила чистый лоскут к кровоточащему глубокому порезу на его шее.

Он отпрянул, насколько это было возможно, но она сжала крепко его голову в своих ладонях и заставила лежать неподвижно. Генри свирепо мычал, пытался вытолкнуть кляп, но ей удалось обработать рану и перевязать порез. Она с ужасом убедилась, что он был во время их борьбы на волосок от смерти.

Покончив с печальной своей обязанностью, она погрузилась в раздумье. Ничего светлого не брезжило впереди. Сплошная тьма — гнев Ричарда, всеобщее осуждение, а возможно, и нечто похуже. Все ее прежние выходки можно было списать на войну, на страх, на дикий нрав. Сейчас ей грозило наказание не за проступок, а за преступление.

Она поймала на себе взгляд Генри. Если он так относится к ней, то как поведет себя Ричард? У нее голова пошла кругом, в животе словно образовался громадный твердый ком, от страха подступила тошнота.

— Прости, Генри, — заговорила она. Ей необходимо было услышать человеческий голос, пусть хоть ее собственный. — Я знаю, что ты никогда не простишь, но этот человек был дорог мне. Я не могла позволить Эдуарду его замучить.

Генри глядел на нее не моргая и изливал взглядом лишь ненависть. Она сделала еще одну попытку найти с ним общий язык:

— А ты, чтобы спасти Ричарда от такой зверской казни, разве не перевернул бы небо и землю, не заложил бы свою душу дьяволу?

Бесполезно. Выражение глаз Генри не изменилось.

Элен горестно вздохнула. Выждав еще некоторое время, за которое Дилан, по ее расчетам, мог благополучно покинуть пределы крепости, она вынула изо рта Генри кляп.

Он тут же разразился проклятиями.

Она освободила ему руки, а он почти мгновенно избавился от ножных пут и вскочил.

— Боже, ты хоть представляешь, что ты наделала, женщина? — заорал он.

— Да, Генри, представляю. И, поверь, лучше, чем ты… Он бросился к двери, желая поскорее поднять тревогу.

— Если ты любишь Ричарда, то смилуйся и позволь мне самой известить его обо всем. В конце концов, это мой долг, как и моя вина.

Генри задержался у порога, пропустил Элен вперед.

— Что ж, окажу тебе эту честь. Но, Господи, смилуйся над вами обоими!

29

Ричард, не понимая, о чем толкует Элен, переспросил:

— Что ты сделала?

— Я его отпустила. Я отпустила Рыжего Лиса. Он ушел.

Ричард, казалось, никак не отреагировал. По лицу его словно пробегали волны, и каждая олицетворяла новое чувство — сомнение, гнев… боль, и вновь сомнение.

Он перевел взгляд на Генри.

— Это правда, милорд. — Истерзанный и физически, и душевно, Генри еле шевелил губами. — Мне стыдно об этом говорить, и поздно после драки махать кулаками, но я послал людей обшарить округу, хотя ищи ветра в поле. Разжалуйте меня! Я это заслужил.

Казалось, что до Ричарда не доходят никакие речи, обращенные к нему. Он замкнулся в своем мире, и мир этот был полон страдания. Боль, причиненная ее предательством, исказила его лицо. Таким Ричарда не видела Элен даже в Амберли, в плену у де Визи, когда разыгрывала перед ним труднейший в ее жизни и отвратительный ей самой спектакль.

— Я не нашла иного пути, Ричард. Я не могла обречь его на казнь. На ту казнь, какую придумал твой король.

Из горла Ричарда вырвался невнятный звук, но это был не крик и не стон. Казалось, он навсегда превратился в немого. Молчание сгущалось, как грозовая туча. Элен желала и ждала от него вспышки гнева, упреков, оскорблений. Она молилась, чтобы скорее грянул гром. Любой шквал легче было вынести, чем зрелище смертельно раненной души.

Но взрыва так и не последовало. Ричард сумел взять себя в руки.

— Не ты, Генри, а я должен лишиться своего поста и быть разжалован. Я проглядел измену у себя в доме. Эдуард предупреждал меня, но я был слеп. Чертовски слеп!

Он резко отвернулся, словно был не в силах видеть свою жену.

— Отведи леди Бассет в ее комнату, Генри. Она больше не покинет ее ни при каких обстоятельствах.

Избегая смотреть на Элен, он обошел ее, направляясь к двери.

— Я буду в кабинете. Доложи, если будут какие-либо вести о беглеце. А по другому поводу меня не беспокойте.

Элен бросила ему вдогонку:

— Мы должны поговорить…

— Поговорить? Всем нашим разговорам пришел конец.

Элен попыталась перехватить его у двери, но Генри загородил ей дорогу. Теперь это был уже не почтительный рыцарь, склоняющийся перед красавицей госпожой, а воплощение английской железной воли и дисциплины.

— Не вынуждайте меня применять силу, леди Элен. Мне приказано проводить вас наверх, и, я надеюсь, вы не доставите мне новых неприятностей.

— Да, Генри. С моей стороны это было бы совсем подло. Обещаю быть послушной.

С грозным конвоиром, шагающим за ней по пятам, Элен в молчании проследовала в спальню, которую до сих пор делила с Ричардом. Снаружи опустился тяжелый засов. Затем она услышала, как Генри дает указания часовому. Подобные меры предосторожности потрясли ее. Неужто Ричард думает, что она попытается сбежать?

Прошел час, другой… В пугающем безмолвии время тянулось бесконечно. Свечи догорали, оплавлялись, крохотное пламя металось на донышках подсвечников. Элен, не меняя позы, словно застыла, сидя на стуле. Она ждала Ричарда. Давно она не чувствовала себя столь одинокой. Надежда оправдаться перед ним становилась все более зыбкой.

Ей пришлось нанести предательский удар человеку, который был ей дороже всех на свете. Характер Ричарда, его понятия о чести и долге отмели даже мысль о том, что жена его может стать изменницей. Она готова была принять на свою голову лавину его проклятий и умолять о прощении. Она готовила покаянные речи — но он не пришел!

Серый рассвет забрезжил в окне. Ночь, словно стерегущий жертву, но так и не решившийся напасть хищник, неслышно удалилась прочь. Однако пришедший на смену день был еще страшнее.

Внизу, во дворе, раздались голоса, стук копыт, конское ржание. Солдаты Гуинлина собирались в дорогу, и Ричард был среди них. Высунувшись почти до пояса из оконной амбразуры, Элен увидела его уже в седле.

Окликнуть его она не решилась. Она так наделлась, что он поднимет голову и увидит жену свою в окне! Но надежды ее не сбылись. Ричард, гарцуя на жеребце, пересек крепостной двор…

Элен прижалась пылающей щекой к холодному камню амбразуры. Нет, не будет ей прощения… Слишком далеко она зашла.

Три дня длилась охота на Лиса, но люди вернулись в Гуинлин с пустыми руками. Дилан был по-прежнему на свободе.

Возвращение Ричарда вселило в Элен новую надежду на свидание с ним, но этого не случилось. Ричард избегал ее, как и настроенный прежде дружески Жиль.

Элен жадно вслушивалась в шаги за дверью, но ее посещала лишь горничная Фелис. Опять потянулись тоскливые часы ожидания.

Окончательно лишил ее надежд Симон. Он появился, когда день клонился к закату, сухо кивнул и молча принялся собирать и складывать в дорожный баул вещи Ричарда.

Элен обреченно наблюдала за его действиями.

— Он… покидает Гуинлин?

Симон пожал плечами:

— Не имею понятия, мадам! Он лишь поручил мне убрать отсюда его вещи.

— Симон! Что мне делать? — сдавленным от подступа-ющих слез голосом спросила она.

— Вы уже сделали все, что могли! Вы его предали… опозорили, выставили на посмешище. И страшно даже подумал», что сделает с ним король, если до него дойдет слух об этом раньше, чем мы вернем негодяя на его место в подвале.

— Я не предполагала, что все так обернется, — жалобно произнесла Элен. — Жизнь человека была на волоске. Человека, который мне дорог.

Юноша презрительно скривил губы:

— Более дорог, чем Ричард?

С горячечной настойчивостью ома принялась втолковывать Симону:

— Никто не дорог мне так, как Ричард. Но человек, которого вы зовете Рыжим Лисом, был моим другом детства. Он заботился обо мне, охранял, множество раз рисковал ради меня жизнью. Разве я могла отвернуться от него в самый страшный момент? Разве ты поступил бы так, Симон? Или Ричард?

Симон не ответил, но по его лицу и движениям можно было догадаться, что ослепляющий его гнев несколько угас. Идея преданности долгу, своему господину, соратнику по оружию, была близка его душе, нашла в нем отклик.

— Скажи мне, — мягко попросила Элен, — как он?

Несколько мгновений Симон колебался.

— Неважно, — наконец признался он. — Он все больше молчит… о вас вообще отказывается говорить. Вы его глубоко ранили. леди Элен.

— Я знаю, Симон. Я бы очень хотела хоть как-то облегчить его боль, но он не желает видеть меня. Не дает мне возможности объяснить… почему я так поступила. Не попросишь ли ты его прийти сюда? Не передашь ли мою просьбу?

— Нет, — нахмурившись, произнес Симон.

— Я сочинила послание. Там изложена вся правда. Сделай так, чтобы он увидел мое письмо.

Симой после некоторого раздумья кивнул.

Элен судорожно схватила со стола исписанные листки, сложила. Капнула горячим сургучом, запечатала, передала Симону. Тот спрятал его в баул среди одежд Ричарда. Она почувствовала великое облегчение. Хоть что-то ей удалось. Ричард, несомненно, прочтет послание и поймет. И простит. Элен старательно отгоняла мысль о том, что Ричард может и не простить ее.

Но через час Симон явился вновь. В руке он держал тот же пергаментный свиток, массивная печать была не тронута.

Какая-то струна оборвалась в ней. Слезы потекли ручьями из глаз Элен. Ее не заботило, что Симон наблюдает за ней. Ее уже ничто не заботило.

— Я сожалею… — Симон сам был огорчен. — Ричард не пожелал читать ваше послание.

— Но что-нибудь просил передать?

— Нет… Ничего.

— Милорд! Этот уэльсец вес спрашивает, когда его к вам допустят.

Ричард с раздражением взглянул на слугу.

— Я уже сказал — пусть ждет! Разве ас понятно?

— Понятно, милорд, но тогда был полдень, а сейчас уже время ужина. Я подумал, что вы забыли…

Ричард встал и принялся раздраженно вышагивать по кабинету. Он не желал встречаться с Оуэном. Он вообще видеть не хотел никого из этих проклятых уэльсцев. Все она сплошь безумцы и неисправимые фанатики. Он был бы рад. если б вся их свора, включая и его жену, скопом отправилась в преисподнюю.

— Скажи, что у меня нет для него времени ..

— Вам бы стоило уделить мне время!

Ричард вздрогнул, обернулся. Оуэн уже проник в комнату. Его приземистая, почти квадратная фигура маячила на пороге. Лицо старого солдата было непроницаемо, словно он был в маске. Сумасшедший… как и все остальные его соплеменники! У Ричарда мозг вскипел от ярости.

— Ты осмелился войти без разрешения?!

Слуга благоразумно выскользнул вз кабинета.

Оуэн уступил ему дорогу и занял прежнее место в дверях. Гнев Ричарда никак не затронул его.

— Я не могу бесконечно ждать в прихожей, когда благополучие моей госпожи под угрозой.

— Твоей госпоже дьявольски повезло, что она еще жива.

Оуэн не моргнул глазом, но Ричард, неведомо как, ощутил опасность, исходящую от этого человека, и, сам того не желая, сбавил тон:

— Твою леди никто и пальцем не тронул. Твои тревоги напрасны. Впрочем, ты прекрасно знаешь, что я не творю расправы над женщинами.

— Не об этом говорят в деревне. Слух прошел, что она больна.

— Так развей этот слух! — воскликнул Ричард. — Она здорова. Ее содержат в роскоши и ни в чем ей не отказывают.

— Но вы отказываете ей в свидании с вами. — Да.

— Вы не хотите ее видеть?

— Да, не желаю.

— Тогда я сам увижусь с ней. Я не допущу, чтобы она платила по чужим счетам!

Ричард прибег к оскорблениям, чтобы пробить броню, надетую на себя Оуэном:

— Она платит за то, что поступила как коварная шлюха… за то, что в ней дурная уэльская кровь.

Оуэн не поддался на оскорбления, лишь в глазах его вспыхнул угрожающий огонек. Он поправил Ричарда:

— …за то, что она женщина, сохранившая верность тем, кого любит.

«Тем, кого любит!»

Не было слов, которые могли бы с большей жестокостью разбередить свежую рану. Элен его не любила! Ее истинным возлюбленным был этот сбежавший из плена уэльсец! А Ричард слепо верил в ее любовь, видел лишь то, что хотел видеть, несмотря на все предупреждения от прозорливых людей, от самого короля.

Обида его была так велика, что мгновенно костер, бушевавший внутри, подернулся золой.

— Ты услышал от меня, что она в порядке. Теперь убирайся!

— Народ в Руслине не позволит причинить ей вред. Знай это!

— Ты мне угрожаешь?

— Нет, но говорю, как обстоит дело. Чтобы милорд принял это к сведению.

— Бог ты мой! — взвился Ричард, едва не поддавшись приступу безумного хохота.

Он, минуя Оуэна, проскочил в дверную арку и огласил коридор криками, созывая слуг. Слуги явились, среди них и трепещущая в страхе горничная леди Элен.

— Как дела у твоей госпожи?

— Что вы… имеете в виду, милорд.

— Как она? Сидит ли? Ходит ли? Ест ли? — выкрикивал он в раздражении. — Как она, черт возьми, поживает?

— Не… очень хорошо, милорд, — с дрожью в голосе призналась девушка. — Она отведала лишь чуть-чуть сыра с хлебом и отказывается от всего остального. При виде пищи ей становится дурно.

— Притворяется, — заключил Ричард. Девушка набралась храбрости и возразила:

— Я так не думаю, милорд.

— О том, что ты думаешь, я не спрашиваю. — Ричард отослал горничную, а затем обратился к Оуэну: — Хорошо, я с ней повидаюсь. Посмотрю, что за представление она для меня приготовила. Только Господь знает, сколько у нее в запасе фокусов. — После паузы с явной неохотой выдавил из себя обещание: — Если она и впрямь больна, я пошлю за тобой.

Оуэн в ответ слегка склонил голову:

— Об этом я и пришел просить вас.

Он направился к двери. Безусловная преданность его, как и прочих уэльсцев, госпоже Элен и решительность, с которой он предстал перед разгневанным английским лордом, не побоявшись взять под защиту преступницу, пробудили в Ричарде смешанные чувства. Да, уэльсцы лживы, коварны.

кровожадны, но им не чужды понятия о чести, долге, взаимовыручке.

— Ты на многое готов ради Элен?

Лицо Оуэна внезапно словно почернело.

— Да… на мою беду.

Ричард нахмурился. Он был почта убежден что этот человек и есть Рыжий Лис. Во всяком случае, до того, как в Бофорте уэльсцы учинили массовую резню. Его подмывало задать Оуэну прямой вопрос, чтобы избавиться от сомнении, но он боялся, что получит от уэльсца честный ответ, в тогда ему придется поступить согласно своему долгу.

— Я схвачу Лиса. Непременно поймаю, — пробормотал Ричард тихо, но так, что Оуэн его услышал. — Ты это знаешь.

— Знаю, милорд.

— Мы узнали его настоящее имя. Приметы его известны. Дилан обязательно допустит ошибку, и я этого дождусь.

— Дилан глуп, — мрачно согласился Оуэн. — Он никак не поймет, что войне конец.

— А ты? Ты это понял?

— Она закончилась еще в тот день, когда пал Луэллин, — последовал ответ. — Войну похоронили на том ноле, и новая трава успела вырасти там.

Еще час после ухода Оуэна Ричард провел в кабинете, готовясь к мучительному свиданию с женой. Элен подло поступала с ним с первой все их встречи. Его увлечение этой своенравной и хитрой девчонкой несомненно станет предметом пересудов и насмешек при дворе Эдуарда. Предательство Элен — повод, чтобы навсегда вычеркнуть ее из своей жизни. Ведь предательство ненавистно ему, кто бы его ни совершил, пусть даже некогда любимая женщина.

Но почему «некогда любимая»? Как бы ни настраивал себя Ричард против Элен, его преследовали воспоминания о ее лучезарной улыбке, подобной солнечному блику на стене комнаты или лесному светлячку в июньской ночи. И еще он не мог забыть ее нежное ровное дыхание, когда она засыпала в его объятиях после любовных ласк. Она утверждала, что любит его, но преданность другому мужчине ставила выше преданности мужу.

Какая часть того, что говорила она, не была ложью? Ради какой цели она согласилась стать его женой?

Он отодвинул от себя чашу с вином. Лучше получить ответы на эти вопросы поскорее и дать отдых воспаленному мозгу. И тело тоже нуждалось в отдыхе. Завтрашний день и, вероятно, все последующие он проведет в седле.

После неудачной охоты на Лиса он вернулся в крепость лишь для того, чтобы взять запас еды и продолжить поиски. За час до рассвета они уже должны быть в пути. На этот раз его отряд обеспечил себя провиантом на целый месяц.

Ричард собирался обшарить каждое ущелье и каждую долину, все леса и рощи, все горы и пригорки. Даже самый жалкий кустик он не обойдет вниманием. Если этот ублюдок зарылся в землю, Ричард его откопает.

Двое стражников с каменными лицами охраняли вход в спальню. Как и все прочие солдаты гарнизона, они удивились долготерпению своего начальника. И теперь, хотя и не показывали виду, были довольны, что Ричард наконец явился, чтобы разобраться со своей преступной женой.

Ричард намеренно не стал предупреждать ее о своем приходе. Иначе она бы имела время приготовить какой-нибудь новый дьявольский трюк. Но он как ему показалось, не застал ее врасплох. То, что увидел Ричард, вполне могло быть Сценой из разыгрываемого ею спектакля.

Она сидела в кресле перед металлической зеркальной пластиной, в роскошном алом халате, подаренном Элеонор, и слегка касалась гребнем распушенных по плечам своих великолепных волос. Эта. процедура почти всегда предшествовала их занятиям любовью.

Увидев смутное отражение в зеркале, Элен обернулась. Гребень выпал из ее руки, звук удара его о каменный пол резко прозвучал в тишине.

Ричард прислонился к дверному косяку. Выпитое в большом количестве явно подействовало на него расслабляюще, но он постарался придать своему голосу надлежащую холодность:

— Я слышал, что вы заболели, мадам? Но выглядите вы отлично.

Элен медленно приподнялась. Как она молилась, чтобы настал этот момент, но сейчас ее мысли разбегались в разные стороны. Ей никак не удавалось сосредоточиться на главном, на том, что она так давно готовилась ему сказать.

— Тебя обманули. Я в порядке.

Ричард вгляделся в нее внимательнее. Они оба лгали. Элен выглядела отнюдь не хорошо. Лицо ее совсем побледнело, от бессонницы глаза глубоко запали. Она смотрела на него с жалобной покорностью, и это вывело его из себя. Боже правый, неужто она рассчитывает, что трогательный ее вид заставит его припасть к ее ногам после всего того, что она натворила?

— Мы отправляемся поутру ловить твоего сердечного дружка Дилана. Я подумал, что тебе следует об этом знать.

Она по-прежнему ощупывала его взглядом, явно отыскивая в нем слабину. Пусть не надеется. Ричард был тверд. То, что он назвал беглеца настоящим именем, и то, что поиски будут продолжены, не вызвало у нее никаких эмоций.

— Я этого ожидала, — произнесла она бесцветно. Ричард заметил на столике поднос с нетронутым ужином.

— Ты рассчитываешь, что, голодая, добьешься моего сочувствия?

— Я ем достаточно. На этот счет не беспокойся.

Проклятие! Почему она не скажет что-нибудь такое, отчего он мог бы взорваться? Не разрыдается или не накинется на него в ярости? Ко всем возможным ее выходкам он себя подготовил. Но ее самообладание его поразило. Каяться она вроде бы не собиралась. Бремя вины своей она несла с печалью, но и не без гордости. Как будто предательством можно гордиться! Сломить ее проклятую гордость ему и раньше не удавалось, а так ли уж он хотел сломить ее? Пожалуй, нет. Гордостью своей она покорила его сердце. Они были бы подходящей парой. Если б только она любила его.

Он резко повернулся на каблуках, собираясь уходить. Жаркая эта комната в зыбких отблесках свечей слишком о многом напоминала — о радостях любви и о его доверчивой слепоте. Здесь его охватывала слабость, впрочем, даже находиться с Элен под одной крышей было для него опасно. Если он уступит сейчас, она будет править им вечно.

— Готовься к отъезду из Гуинлина. Жиль проводит тебя в твое поместье Беллстер. Хам ты будешь жить, пока я не решу, что с тобой делать.

Это был смертельный удар. Ричард отсылал ее прочь. Никаких шансов на примирение, на то, чтобы начать жизнь заново. До этого момента она и не представляла истинную цену того, что теряет.

Ее взгляд уперся ему в спину. Он уже взялся за ручку двери. Еще одно движение, еще шаг, и его здесь не будет, порвется последняя нить и… В памяти ее вдруг всплыла зловещая улыбка Дилана, когда речь зашла о резне в Бофорте. Боже милостивый! Неизвестно, как закончится их противоборство. Чащи лесные густы, ночи темны. Если Ричард падет от руки Дилана, то она будет к этому причастна.

— Ричард… будь осторожен. Он предпочитает устраивать засады у речных бродов…

Ричард задержался на пороге:

— Опомнись, женщина! Какую сторону ты защищаешь?

— Обе… и в том мое несчастье.

Все притворство вмиг закончилось, и напряжение спало.

— Почему, Элен? Почему ты так поступила? Почему ты пустила по ветру то, что мы вместе обрели?

— Потому что… — она запнулась, — я спасала человеческие жизни…

Ее ответ был честен. И не заучен заранее. Жизни? Не одна жизнь? В каком-то уголке его мозга отложились эти слова — признание или оговорка?

— Эдуард советовал не вынуждать тебя насильно сделать выбор, но я пренебрег советом. Я так верил тебе, так уверовал в твою любовь.

— Но это не был мой выбор! — воскликнула Элен. — Я спасла человека от смерти, от жестокой казни. Я не предпочла его тебе. Ведь твоя жизнь не была поставлена на карту.

— А если б тебе пришлось выбирать? Кому из нас жить, кому умирать? Кого бы ты выбрала?

— Не спрашивай. Это то, чего я боюсь больше всего.

— И все же я спрашиваю. Каков был бы твой выбор, Элен?

— Тогда выбора не будет. Я отдам свою жизнь, и жизнь любого, защищая твою, если так встанет вопрос. Ты это хотел от меня услышать?

Ричард промолчал, потому что не осмеливался поверить. Доверие к этой женщине стало для него непозволительной роскошью.

— Ты знал, на чьей я стороне, когда брал меня в жены. Я не делала из этого секрета, — продолжала она. — Я говорила с самого начала, что из нашего брака ничего не выйдет, умоляла, чтобы мне позволили посвятить себя служению церкви. Но твой король не пожелал со мной согласиться.

Отражения от свечей множились в ее глазах, полных слез.

— И что же! Мы все-таки почти стали любящими супругами. Ты и я. Мы старались оба, как могли. Но ты настаиваешь на слепой преданности, требуешь, чтобы я не вмешивалась, когда друзей моих, многократно рисковавших за меня жизнью, убивают ради развлечения мстительного короля.

Она прервала речь, чтобы перевести дыхание.

— Значит, то, что мы создали, — лишь пустая скорлупа, видимость счастливого брака, а твоя любовь — насмешка над настоящим чувством.

То, что слетало с языка Элен, было чистейшей воды безумием и никак не могло поколебать убеждение Ричарда в том, что именно он потерпел урон, что его предали и его чувство втоптали в грязь. Однако некоторые сомнения он ощутил, слушая ее, и поэтому стал приводить свои доводы:

— Ты моя жена, Элен. Мой долг — это и твой долг. Мои враги — твои враги. Таков порядок вещей.

— Кто установил такой порядок, Ричард? Кто объявил, что женщина должна оставить все свое прошлое за порогом мужнего дома? Где в Святом писании сказано, что только от женщины требуется жертва, но не от обоих супругов? Я все отдала, от всего отказалась ради твоей любви. А теперь и любви твоей лишилась в наказание за то, что спасала жизнь друга. Где же справедливость, Ричард?

Справедливость? Элен не часто с нею сталкивалась в последний год. У нее отняли дом, семью, друзей и даже выдали замуж за человека, ответственного за многие ее несчастья. С этим не поспоришь. Она не скрывала от него своих привязанностей. Он знал, на что шел. Почему же ей надо ставить в вину то, что она повела себя иначе, чем покорная английская жена? Он забыл, кто она такая, ему и надо расплачиваться.

— Может, ты в чем-то и права, — пробормотал он. — Но в одном ты не права точно. Моей любви ты вовсе не лишилась.

Как ему хотелось сейчас дотронуться до нее, заключить в объятия… но он знал, что это не решит их проблемы. Знала это и Элен. Если б она могла открыться ему, рассказать всю правду об Оуэне и Дилане, расчистить все завалы лжи.

— Не произноси таких слов, Ричард… пока не будешь полностью уверен… в себе и во мне.

— И здесь ты права… Я люблю тебя, но не могу тебе доверять. А долго ли простоит дом, где обитает любовь, если в нем нет доверия?

— Не знаю, Ричард. Но я тебя понимаю. И ни о чем не прошу. Ты не обязан мне доверять, и все же… будь завтра вдвойне осторожен.

— О, Элен! — Он не выдержал и протянул к ней руку. Она упала ему на грудь, спрятав в складках его рубахи лицо, орошенное слезами.

— Я хочу тебя, Элен, — шептал он. — Я хочу быть с тобой сейчас, хочу провести вместе ночь. Но ты должна знать, что это не снимет вопросы, не уничтожит сомнения. Если ты против, скажи, и я уйду.

— Нет, Ричард. Мне достаточно того, чтоб ты уделил мне хоть малую часть себя. Я люблю тебя, Ричард! Любовь, какая угодно, пусть без оглядки на прошлое и без будущего, это все, что у нас осталось…

Они устали от слов, от изматывающего, словно перед грозой, напряжения. Он отнес ее на кровать. Вместе с его оружием и одеждой упали на пол ее халат и сорочка. Они занимались любовью с ненасытной страстью и находили в подчас свирепых, необузданных ласках и причиняемой друг другу боли желанное забвение.

Позже, когда страсть была утолена, они все же не разжимали объятий. Каждый страшился остаться наедине со своими мыслями.

После долгого молчания первым заговорил Ричард.

— Наконец-то, — произнес он, вздохнув с облегчением. — Мерзавец задал мне задачку, но я разобрался…

— В чем? — насторожилась Элен.

— Я давно понял, что твой дружок мне знаком, но не мог вспомнить, где я его видел. Твой Дилан — тот самый парень, что взял Уильяма в заложники в ночь нашего рейда. — Ричард будто обрадовался осенившей его идее и добавил с обманчивым добродушием: — Значит, он вовсе и не Лис! Ведь правда, Элен?

Он ощутил, как она вся похолодела, понял, что застал ее врасплох.

— Впрочем, это неважно, — продолжил он мягко. — Я ничего не спрашиваю, тебе незачем отвечать.

Ей отчаянно хотелось разуверить его, но не было сил больше лгать. Невольно она уже призналась ему, и Ричарду этого было достаточно.

— Скоро рассветет, а мне предстоит весь день провести в седле. Если позволишь, я сосну возле тебя часок.

30

Завывания ветра за стеной разбудили Элен, но ей не хотелось открывать глаза. Заботливые руки подоткнули ей одеяло, потом кто-то мелкими легкими шажками проследовал к окошку и закрыл ставни. По походке Элен определила, что это ее служанка Фелис.

— Я не сплю, — сказала Элен, по-прежнему не открывая глаз. Так не хотелось возвращаться из мира сна в явь.

— Я старалась не потревожить вас, но за окном такая буря, — стала оправдываться девушка. — Мне показалось, что вы продрогли.

— Откуда ты взяла? Мне даже жарко. — Элен откинула одеяло. — А вот мужчинам в лесу, наверное, холодно…

Она вспомнила, как Ричард покидал ее в темноте, его торопливый прощальный поцелуи.

— Ну, за наших мужчин я не тревожусь. Они такие горячие, — с намеком произнесла Фелис. — И изрядно подкрепились, прежде чем сели на коней. А у меня, госпожа, для вас хорошая новость!

— Какая же? — недоверчиво спросила Элен.

— Догадайтесь, — лукаво улыбнулась служанка.

— Не томи меня, Фелис, говори!

— О, миледи! Охранники больше не стоят у двери. Лорд Ричард их отослал.

— Неужели? — Радость при этом известии на мгновение заслонила все тревоги Элен. — Может, ты ошиблась? Не разглядела их в темноте?

— Не заметить двух таких здоровых парней! Вы шутите, миледи!

Элен откинулась на подушки, размышляя. Итак, она уже не узница в своей спальне. Но что это значит? Что Ричард простил ее? Что, отдав ему свое тело на одну ночь, она искупила свою вину?

— Надеюсь, что сегодня утром у вас будет хороший аппетит, — с улыбкой сказала Фелис. — Я принесу вам завтрак.

— Я совсем не голодна. Куска хлеба или лепешки будет достаточно.

— Для вас, может, и да, но не для маленького обжоры. Элен удивленно расширила глаза:

— Разве это так заметно? Я еще сама не убеждена. Возможно, это лишь пустячная хворь…

Фелис скептически отнеслась к заявлению госпожи:

— Хворь, которая протянется еще на несколько месяцев. Знает ли лорд о вашей «болезни»?

— Нет. И пусть до поры ничего не знает.

Элен не желала, чтобы Ричард держал ее возле себя только потому, что она беременна. А если это ошибка и «болезнь» действительно окажется просто мимолетным недомоганием, у него будет повод упрекнуть ее в очередной лжи.

— Держи язык за зубами, — приказала она служанке.

Девушка согласно закивала головой. Вероятно, она догадалась, почему госпожа желает до поры до времени сохранить все в тайне. Но какой смысл отказываться от хорошей еды, когда обстоятельства изменились?

Соизволив плотно позавтракать, Элен в приподнятом настроении занялась собой. Тщательно нарядившись, соорудив впервые за много дней прическу, она, заглянув в зеркало, осталась довольна своим внешним видом. Отсутствие охраны за дверью подтолкнуло ее на то, чтобы рискнуть и показаться на людях.

От Фелис она узнала, что Ричард оставил в крепости за старшего Генри Блуэ. Как бы Элен ни было тяжело, но когда-нибудь ей все равно придется встретиться с ним лицом к лицу.

Она застала его в холле в окружении большой группы солдат. Их оживленный разговор внезапно оборвался при ее появлении. Элен едва не споткнулась, но овладела собой пошла прямо на него, вскинув голову и глядя ему прямо в глаза.

Люди расступались перед ней. Она не удостоила никого из них вниманием. Но это только так казалось. На самом деле ей было страшно. Для простых солдат она оставалась преступницей, заслуживающей если не казни, то хотя бы сурового наказания.

— Я желаю поговорить с тобой, Генри. Прямо сейчас, если не возражаешь.

— Я не против, миледи. — Он был холоден, насторожен, но соблюдал должную почтительность.

Когда она села за стол, он наполнил вином кубок и поставил перед ней.

Ей совсем не хотелось вина, но все же она отпила глоток.

— Глупо притворяться, что ничего не случилось, Генри. О моем проступке известно всем. Я не жду, что ты меня простишь, в вернуть твое уважение не надеюсь. Однако на правдивый ответ я могу рассчитывать. Каков мой статус здесь?

— Вы леди Гуинлнн, — ответил он без колебаний. — Ричард дал на этот счет указания. Если кто-то нарушит их, и проявит непочтительность, я буду обязан принять меры.

У Элен перехватило дыхание, голова закружилась. Ричард, не только вернул ей свободу, но и восстановил ее в правах хозяйки Гуинлина. Подобное великодушие не укладывалось ни в какие рамки.

— У вас прежний статус, госпожа, — между тем продолжил Генри, — но вам запрещено выходить за пределы крепостных стен без сопровождающих — меня или Симона.

— Я понимаю. — Элен выдавила из себя улыбку. — Но у меня достаточно дел и внутри этих стен. Слава богу, я теперь могу повидать управляющего, мажордома и кладовщика и заняться проверкой запасов.

— И врачеванием, если у вас останется время, — вставил Генри, тоже с неким намеком на улыбку. — Та рана, что у меня на шее, никак не заживает.

На следующее утро Элен проснулась бодрая, голодная, свежая после продолжительного сна без ставших уже привычными за последнюю неделю кошмаров. Перед ней забрезжила надежда, что преступление ее будет в конце концов прощено. Генри явно желал примирения, слуги беспрекословно исполняли ее просьбы, солдаты оказывали прежние знаки уважения супруге своего военачальника.

Лишь погода ее не радовала. Лежа в огромной кровати, где место Ричарда пустовало, она вслушивалась в завывания осеннего ветра, вздрагивала каждый раз, когда ливень, собравшись с силами, атаковал крепкие ставни. Она думала о Ричарде, который сейчас прячется от дождя в холодной, сырой палатке. А Дилану приходится еще хуже, ибо нет для вето приюта нигде, даже на родной земле.

Она положила руку на живот, гадая, зародилась ли там новая жизнь. Мысль о ребенке, ребенке ее и Ричарда, сразу согрела ее. Она тихонько стала напевать полузабытую колыбельную, которой научила ее Тангуин. Элен тосковала по своей старой няне, но поиски, предпринятые Оуэном по ее просьбе, успеха не принесли. Старуху, похожую на Тангуин, видели в разных горных лагерях, но где она обитает сейчас, не знал никто, и Элен уже стала бояться, что случилось самое худшее. Еще один близкий ей человек, по всей вероятности, ушел из жизни.

Встав с постели, Элен вызвала Фелис. Комната сильно выстудилась за ночь, и Элен поспешно оделась. Незаметно для ее сознания в ней произошла перемена. Она стала беречь себя, избегать резких, порывистых движений, присущих прежней Элен. И ела она теперь с удовольствием и словно за двоих, вознося благодарность небесам за то, что утренняя тошнота больше ее не мучает.

После завтрака она намеревалась заняться Симоном, чья рана вызывала беспокойство, но вместо юного оруженосца в комнату ворвался отец Дилвейн.

Сбросив на пол пропитанную дождевой влагой накидку, он, насупив брови, подал служанке знак удалиться.

— Я должен поговорить с тобой с глазу на глаз, Элен!

Давно она не видела священника в таком мрачном возбуждении. После ухода Фелис она спросила:

— В чем дело?

— Твой супруг и его люди скачут прямо в западню! — начал он с места в карьер, захлебываясь в крике. — Дилан собрал всех обиженных и мятежных духом для последней попытки. И они получают поддержку от тех, от кого никто не ждал помощи… от англичан.

Элен решила, что ослышалась.

— Что?!

— Деньги на оружие рекой текут в Уэльс через границу. Наемники из Гаскони высаживаются с кораблей и собираются в потаенных местах. Дилан им платит, в оке будут сражаться против тех, на кого он укажет.

Пол поплыл под ногами Элен.

— Вздор! — вскричала она. — Откуда у Дилана деньги?

— Из Англии. — Отец Дилвейн был сам поражен своим страшным открытием. — Деньги текут из Англии.

— Де Визи! — произнесла Элен с такой злобой, что священник, вздрогнув, умолк. — Почему я не прикончила в Амберли этого прихвостня дьявола? Надо предупредить Ричарда. Известно ли вам, отец, где и когда они намерены напасть?

— Завтра, когда англичане начнут переправу через Черный брод.

— Завтра! — в отчаянии повторила Элен. — Нам туда не успеть и за два дня.

Паника охватила ее. Если Дилан все спланировал как положено, то воины Ричарда не успеют даже построиться в боевой порядок. В бессилии она сжала кулаки, так что ногти вонзились в кожу ладоней, и боль заставила ее очнуться от кошмарных видений.

Она вспомнила о тропе, о самом коротком, но смертельно опасном пути через горные хребты, которым пользовались редко даже местные жители. Надо было родиться наполовину человеком, наполовину горным козлом, чтобы рискнуть вступить на эту тропу. А в такую погоду, как сегодня, тропа вообще вряд ли проходима. И сможет ли она найти по прошествии нескольких лет эту тропу?

Лишь однажды ей довелось пройти по ней. Ее отец был приглашен на охоту в поместье принца Луэллина на берегу океана и взял с собой двенадцатилетнюю дочь. В разгар охоты прискакал гонец из Тайви с известием, что леди Гуиннед больна, и лорд Олдуин решил немедленно возвращаться домой кратчайшей дорогой, не жалея ни себя, ни слуг, ни лошадей, ни своей дочери.

Страшной была эта дорога даже в яркий солнечный день.

— Есть возможность перехватить Ричарда на пути к Черному броду, — обратилась Эленк священнику. — Я знаю одну тропу… вероятно, кто-нибудь в Руслине тоже пользовался ею. Отыщите срочно Оуэна…

Ее прервали на полуслове. В комнату заглянул улыбающийся Симон:

— Вы обещали сегодня снять с меня эти вонючие повязки. — Он приподнял забинтованную руку. — Вот я пришел.

Однако улыбка его мгновенно погасла, когда он увидел пепельно-серое лицо Элен, а рядом с ней не менее удрученного священника.

— В чем дело?

— Ричарду грозит опасность. На его отряд готовится засада, а у нас нет времени его предупредить. Это не только уэльсцы. С ними еще целая свора наемных солдат. Я не сомневаюсь, что здесь приложил руку де Визи. Дилан грозился, что сам дьявол в союзе с ним. Но тогда я не догадалась.

— Откуда вам стало известно, что… — встрепенулся Симон.

— От отца Дилвейна.

Симон с подозрением посмотрел на священника.

— Неважно, как я узнал об этом, а важно предостеречь твоего господина, парень, — сдержанно произнес отец Днлвейн. — Леди Элен знает короткий путь через горы к месту засады. Есть надежда, что мы успеем предупредить лорда, если отправимся немедленно. Распорядись, чтобы готовили лошадей.

— Не так быстро, отец. Я не очень-то верю в эти россказни. Даже Хьюго де Визин, будь он хоть трижды мерзавец, не станет связываться с уэльскими бунтовщиками и вы ступать вместе с ними в одной упряжке против наместника английского короля. А леди Элен вообще не может отлучиться из крепости. По приказу милорда ей не дозволено выходить за ворота без меня или капитана Блуэ…

Симон еще немного подумал и заявил, напустив на себя важный вид:

— А вас, отец, я думаю, следует продержать в подземелье до возвращения Ричарда. С ним вы и будете объясняться!

— Симон, не будь таким глупцом! — в нетерпении воскликнула Элен. — Мы теряем время. У тебя в голове не укладывается, что англичане могут объединиться с уэльсцами против англичан. Но если у них общий враг… И этот враг — мой муж. Ты знаешь де Визн, знаешь, на что он способен. А Дилан намекал на союз с самим дьяволом. Вот дьявол и вынырнул из преисподней. Жизнь Ричарда поставлена на карту, а мы здесь спорим я ничего не делаем.

— Я не доверяю вам обоим! — взорвался Симон. — Я сам отправлюсь предупредить Ричарда, а вы останетесь в крепости.

— Ты не знаешь дороги, — напомнил ему отец Днл-вейн. — И никто из ваших людей ее не знает. Только Элен может добраться до Ричарда вовремя. — После некоторых колебаний он решился добавить: — Ты глупец, парень, если считаешь, что хоть один уэльсец, у кого в голове мозги, а не солома, желает гибели любимчика Эдуарда. Боже! Ведь тогда Гуиннед потонет в крови. Твой король не оставит в живых никого в крае, где подлым образом умертвили его наместника и верного рыцаря лорда Ричарда Бассета.

— А с Ричардом погибнут и Жиль, и Уилли… все твои друзья, Симон! Они встретят в засаде не только уэльсцев, но и опытных воинов, купленных де Виза на свое проклятые деньги! — горячо убеждала молодого оруженосца охваченная отчаянием Элен.

Симон явно разрывался на части. С одной стороны, он хотел бы ей поверить, но с другой — не смахивает ли все это на ее очередной трюк, задуманный с неизвестной ему, но наверняка зловредной целью?

— Симон! Однажды я подслушала, как Ричард учил тебя. Он говорил, что бывают случаи, когда приходится нарушать приказ. Это тот самый случай. Если ты мне не поверишь и не поможешь, Ричард может погибнуть. К Генри я не стану обращаться. Один раз я его подвела, и он даже не станет меня слушать. Но ты легко можешь раздобыть лошадей еду в дорогу. Только чтобы Генри ничего не заподозрил.

Элен заглянула юноше в глаза с мольбой и поняла, что он принял решение. И это сразу преобразило его. Перед ней стоял уже не мальчик, а мужчина, взявший на себя тяжелую ответственность, нарушая приказ своего командира и человека, которого боготворил.

Вскоре Симон и Элен уже выезжали из ворот. Лишившись прикрытия, которое создавали мощные крепостные стены, они сразу попали в царство природы. В небесах клубились свинцовые тучи, сулящие обильный снегопад. Утро напоминало поздние сумерки, тьма не рассеивалась. Можно было различить вдалеке только подножия гор, а их вершины полностью скрывались в густом тумане.

Ледяной ветер сгибал даже могучие деревья, срывал с ветвей последние мертвые листья. Подобно изголодавшимся птицам, сбившимся в стаи, пролетали они над полянами или кружились вихрем. Ураганный ветер упирался в грудь лошадям и всадникам, срывая плащи, откидывая с голов капюшоны и вздымая конские гривы, он словно предостерегал отважных путешественников, вторгшихся в его владения, от дальнейших попыток следовать опасным путем.

С плато, где возвышался замок, они спустились к морю, иссеченному ливнем, проехали по безлюдной главной улице Руслина и углубились в лес. Симон явно был настроен против всей этой затеи. Он тревожно оглядывался по сторонам, часто без толку натягивал поводья, осаживая коня, а когда в тумане обозначились фигуры отца Дилвейна, Оуэна и их спутника Хейвидда, тут же выхватил меч.

— Все в порядке, Симон! — поспешно вмешалась Элен. — Они с нами!

Она обменялась с мужчинами несколькими короткими фразами на уэльском и объяснила Симону:

— Хейвидд Сел прошел когда-то половину пути по тропе. Есть в Руслине люди, которые знают эту дорогу лучше, но отец Дилвейн им не доверяет.

Симон разглядывал трех подозрительных уэльсцев и не торопился вернуть меч в ножны.

— Ты можешь повернуть назад, если пожелаешь. Поездка предстоит не из легких.

Симон решился:

— Я уже совершил один проступок, выпустив миледи из Гуинлина. Если я вдобавок брошу ее в лесу, то Ричард будет вправе оторвать мне голову. Поехали!

Элен попыталась подбодрить растерянного юношу улыбкой. Затем, пришпорив Сейри, она пустила ее рысью.

— Надо спешить там, где есть для этого возможность. Скоро мы попадем в такие места, где верхом не проедешь, да и пешему придется идти осторожно.

Постепенно тропа становилась все уже, круче и коварнее. Они вынуждены были, спешившись, вести коней на поводу вверх по скользким скатам и ненадежным осыпям или по узкому карнизу, прилепившемуся к отвесной скале. От свидания с Господом путника отделял здесь лишь один неверный шаг.

Иногда лошади противились человеческой воле, безошибочное чутье, присущее животным, предсказывало им неминуемую смерть, но люди — неразумные создания, слепые и глухие к знакам, которые подает Судьба, — заставляли их двигаться вперед. Теперь Симон понял, почему местные жители частенько предпочитают свои две ноги четвероногим созданиям. Уэльс — не страна для всадников.

Воздух становился все холодней и разреженней. Влага, падающая с неба, застывала на камнях ледяной коркой. Подошвы и копыта скользили. Пропасть внизу, дыша сырым туманом, с вожделением поджидала свою жертву.

Они устроили привал, так и не отыскав себе никакого укрытия, кроме темного неба над головой. Только усталость и чувство голода помогли им определиться во времени. Солнце было скрыто за тучами, но по всем признакам ночь была уже на подходе.

У Элен появилась новая причина для тревоги. Боль в спине, мучившая ее уже много часов, переместилась в живот. Вполне возможно, что спасение Ричарда будет стоить ей ребенка. Но она не осмеливалась отдать приказ об остановке на отдых.

На перевале ветер, будто взбесившись, атаковал их попеременно со всех сторон. Тропа скрылась подо льдом, и все же они вновь обнаружили ее за хребтом. Теперь дорога шла вниз, но не стала от этого менее опасной. Зато редкие купы деревьев хоть как-то защищали путников от ветра. Симон своим молодым зрением разглядел серебристую ленту вдали сквозь разрывы в облаках.

— Смотрите, там река. Ричард рассчитывал разбить лагерь на ее берегу.

Элен оценила на глаз расстояние, отделяющее их от речной долины, потом взглянула на небо, по которому разливалась пугающая чернота.

— Поторопимся, а то скоро станет совсем темно. Луны не будет, а зажигать факел не следует. Лазутчики Дилана слетятся на огонь, как мотыльки.

Если на открытом пространстве путников поливал дождь, то в роще на них обрушивались с ветвей деревьев целые водопады ледяных капель.

Они смогли снова сесть на лошадей, но боль не отпускала Элен и в седле. Стараясь не поддаваться боли и держаться прямо, она взывала мысленно к Пресвятой Деве, умоляя проявить милосердие, уберечь от беды и не рожденное еще дитя, и отца его. Оуэн, давно уже обративший внимание на состояние госпожи, вновь спешился и повел кобылу Элен под уздцы, следя, чтобы какая-нибудь низко нависшая ветка, не дай бог не сшибла всадницу.

Темнота в лесу окончательно поглотила путников. Элен собралась было скомандовать всем остановиться, но тут из чащи послышался окрик по-английски, мгновенно размноженный эхом:

— Кто идет? Стойте, иначе мы изрубим вас на куски! Английская речь была как благословение Господне.

— Леди Бассет из Гуинлина, — отозвалась Элен. — У нас срочные новости для милорда.

Двое часовых выбрались из густого подлеска и приблизились к ней. В кромешной тьме они, возможно, приняли ее за ведьму, прибывшую сюда на помеле. Но после короткого совещания с Симоном они милостиво разрешили путникам двигаться дальше в направлении английского лагеря. Всего несколько сотен ярдов отделяло их теперь от цели.

Появление в лагере людей, спустившихся с неприступных гор, вызвало суматоху. Солдаты сбегались со всех сторон, покидая свои места у костров и с удивлением глядя на предводительницу маленького отряда — супругу своего полководца, которую считали приговоренной к заточению в башне предательницей.

Возле палатки, над которой развевался боевой штандарт Ричарда, силы совсем покинули Элен. Боль разрывала ее нутро, в голове стучали молотки. Она уже не могла ни о чем думать, не в состоянии была говорить. Кто-то вместо нее объяснит все Ричарду. Она исчерпала себя, но сделала все, что смогла.

Ричард, откинув полог, вышел из палатки. Он посмотрел на жену свою, на оруженосца.

— Надеюсь, у тебя есть толковое объяснение тому, что произошло? Если нет, ты заслужил, чтобы тебя секли розгами на всем пути отсюда до Лондона.

Элен покачнулась и стала сползать с седла. Ричард стремглав кинулся и подхватил ее. Она прошептала — отрывисто и неразборчиво:

— Мы здесь… предупредить… Люди де Визи… Они теперь в союзе с Диланом…

Все поплыло у нее перед глазами — бивачные огни, развевающиеся на ветру штандарты и лица — знакомые и незнакомые. Ричард отдавал какие-то приказы, но голос его был чужим и отдаленным, хотя он находился рядом.

— Отойдите, милорды! Госпоже нужен воздух, чтобы дышать.

Голос Тангуин? Откуда она здесь? Наверное, Элен снится сон.

— Несите одеяла! Она продрогла до костей! У Ричарда в голосе был испуг.

— Скажи, женщина, она серьезно больна?

— Больна? Нет! — Сухой, ехидный смех старухи походил на треск ломающихся щепок. — А вот ребенку несладко пришлось во время скачки.

— Что?! Откуда ребенок?

Элен открыла глаза, дотронулась пальцами до морщинистой руки своей старой няни:

— Нет… Тангуин… нет… Молчи…

Старуха упрямо отвернулась от Элен и уставилась на Ричарда:

— Если ты так зелен, что не знаешь, откуда у женщин в животе заводятся детишки, то убереги, господь, Гуиннед от такого несмышленого правителя.

31

— Как ты себя чувствуешь?

Элен слегка пошевелилась на постели, сооруженной из одеял. Ее тело никак не могло вдоволь насладиться блаженным покоем и теплом после странствований по обледенелым горам.

Ричард опустился на колени и обеспокоено вгляделся в ее заострившиеся черты. Взгляд Элен скользил мимо него. Она искала Тангуин. Старая женщина всю ночь не отходила от нее ни на шаг, поила целебным отваром, жутким на вкус, подкладывала горячие камни в постель, теплом изгоняя боль из поясницы. Но сейчас Тангуин ее покинула. Элен и Ричард были одни.

— После сна мне гораздо лучше, — ответила Элен. — Боль утихла, кровотечения нет. Тангуин считает, что с ребенком все в порядке.

Единственная свеча скупо освещала палатку, но Элен все же разглядела, что Ричард обут в сапоги для верховой езды, что под кожаной курткой у него кольчуга, а на ногах стальные наколенники.

Элен приподнялась и спросила, нахмурившись:

— Мы куда-то отправляемся? Неужели прямо сейчас?

— Нет. Лишь когда рассветет. Но ты не тронешься с места. Некоторое время тебе придется обойтись без поездок верхом. — Он взял ее руку и приложил к губам, запечатлев поцелуй. — Почему ты не сказала мне о ребенке?

Элен медлила с ответом.

— Говори! Почему ты не пожелала обрадовать меня?

— Сначала… я была не уверена… А потом… мне стало казаться, что мы больше никогда… не поладим.

Она избегала его взгляда, боясь увидеть в нем осуждение.

— Ты гневался на меня. И был прав. Я причинила тебе много вреда, не была послушной женой и такой никогда не стану. Вполне может случиться опять, что мои поступки вызовут у тебя отвращение ко мне, гнев и презрение. Так прогони меня прочь, если это велит тебе долг твой. Я не хочу жить с мыслью, что лишь из-за ребенка ты терпишь меня возле себя.

На Ричарда никак не подействовал поток ее горячих слов. Он дождался конца ее речи и произнес мягко:

— Я не расстанусь с тобой по многим причинам, но среди них одна главная — ты нужна мне как воздух, которым я дышу. — Он смотрел на нее с нежностью. — Твое положение не из легких — я обязан тебя осуждать, но это не мешает мне тобой восхищаться. — Чуть заметная улыбка заиграла у него на лице. — Я начинаю прозревать, как рискованно пользоваться твоей благосклонностью. Ради человека, который тебе дорог, ты сметаешь все препятствия, жертвуешь собой и другими людьми. Генри и Симон тому яркий пример. Ты готова пожертвовать даже не родившимся еще младенцем! Я против такой жертвенности. Следующий раз поостерегись, Элен!

— А на этот раз? — У нее перехватило дыхание. Она не осмеливалась прямо спросить — прощена ли она?

— На этот раз мы закончим нашу беседу поцелуем. Ричард наклонился, и ласковое прикосновение его губ унесло прочь все ее тревоги.

— К сожалению, мне некогда засиживаться возле тебя, любимая. Очень важные персоны из мятежного лагеря уже заждались, когда я уделю им внимание.

— Зачем тебе выступать, если сражения не будет? — Беспокойство опять охватило ее.

— Будет и сражение, и засада… только в засаду угодит Хьюго де Визи.

— Ричард! — В испуге она потянулась к нему, обхватила за плечи. — Не рискуй. Это ловушка… У них больше людей и лучше позиция…

Он прервал ее:

— А у нас в запасе для них сюрприз. Благодаря тебе и твоим друзьям-уэльсцам.

Продолжительным поцелуем он заглушил ее протест.

— Когда-нибудь я позволю тебе порассуждать о стратегии и тактике в войне. Уверен, что почерпну немало интересных идей, что рождаются в твоей светлой головке. Но это в будущем. А сейчас мы должны выступить. Пока еще не рассвело.

Элен молча прильнула к нему. Возражать дальше не имело смысла. Ричард принял решение. В глубине души она разделяла его доводы. Ричард рассчитал степень риска, взвесил все шансы на успех и решил встретиться лицом к лицу с опасностью, о которой знал заранее. Но никто из тех, кто шел в сражение, не знал наверняка, вернется ли он назад.

Ричард догадался, о чем она задумалась.

— Если все сложится удачно, мы возвратимся еще до полудня.

Она старалась скрыть свою тревогу.

— Боюсь, что все пройдет не так гладко, как ты рассчитываешь.

Ричард улыбнулся:

— Я должен остаться в живых, и так и будет. Не тревожь себя понапрасну и будь спокойна. Займись тем, что придумай имя нашему младенцу.

— Я желаю дать ему имя, которое будет звучать одинаково приятно и для английского, и для уэльского уха.

Ричард поцеловал Элен, бережно укрыл ее покрывалом и встал. И все-таки он не мог не спросить:

— Тебя не волнует судьба Дилана? Ты ни разу о нем не вспомнила. Я воспринял это так, что ты сделала наконец свой выбор. Нет смысла мне лгать, что я его пощажу… но, если мы встретимся в бою… обещаю, живым он не попадет в руки моих людей. Ради тебя я готов избавить его от мучений… Вот все, что я могу сделать.

Элен и не надеялась на большее.

— Спасибо, Ричард, но только сам будь осторожен. Дилан свихнулся от ненависти. Он уже почти не человек.

— Да, я буду осторожен. Мне теперь есть что терять. Склонившись, Ричард прошел под пологом походного шатра. Жемчужно-серый рассвет еще едва занимался, отвоевывая пространство у ночной черноты. Камни и деревья смутно вырисовывались в сумраке.

Симон подвел к Ричарду застоявшегося Саладина, передал ему в руки поводья. Ричард ласково обратился к юноше:

— Прости, что я не беру тебя с собой, но вручаю самое дорогое, что у меня есть. Оберегай нашу леди и не позволяй ей себя околдовать. Не дай бог она вздумает заявиться на битву, а ты потянешься за ней, как хвост за собакой.

Симон тут же взбеленился. Мало того, что его приставили, словно служанку, к взбалмошной женщине, но и лишили возможности прославиться на поле боя. Но взгляд Ричарда был непреклонен, и юноша не посмел возразить.

Опустившись в седло, Ричард направил могучего коня ко входу в ущелье, подальше от лагерных костров, где уже группировались всадники авангарда. Сбоку в потемках что-то зашевелилось. Это сразу же привлекло его внимание.

Ричард осадил коня. Над ним, держась за ветви дерева, навис Оуэн. Ричард приготовился к обороне. Неизвестно, какие мысли роились в голове старого уэльсца. Некоторое время они молча взирали друг на друга.

Первым заговорил Ричард:

— Я еще не имел случая поблагодарить тебя за этот отчаянный поступок.

Оуэн неопределенно пожал плечами.

— Я знаю, что никто не мог помешать тебе покинуть лагерь и прогуляться по ущелью до речного брода. Даже сейчас ты еще можешь предупредить Дилана. Вправе ли я спросить, почему ты так не поступил?

— В этой войне я ни на чьей стороне, — отозвался Оуэн.

Он повернул голову и взглянул на узкий проход, где многих ждала смерть.

— Я простился с мечтой о независимом Уэльсе, а Дилана уже не заботит, что хорошо для Уэльса, а что плохо. Он воюет только за себя. Если он убьет Ричарда Бассета, если тебя похоронят, с дюжину волков явятся на твое место. Это будут звери, а не люди… вроде тебя.

Ричард уловил в словах Оуэна скрытую похвалу.

— Я тоже звался Кентским Волком. Ты что, переменил обо мне мнение?

— Да, ты был Волком, но стал человеком. Может быть, из-за Элен, перед которой мы оба преклоняемся.

Последние слова Оуэна заставили Ричарда еще раз оглянуться на то, что он оставлял за собой. Он верил в свою удачу, в свою стратегию, в своих солдат. Но судьба так часто бывает лукава.

— Оуэн… если дело обернется не так, как я задумал… ты проводишь Элен обратно в Гуинлин? Какое-то время они могут отсидеться там, в замке, от проклятого де Визи.

Оуэн долго всматривался в лицо Ричарда, а потом кивнул, словно давая клятву. Над ними обоими на фоне светлеющего неба вырисовывались гордые острия скалистых вершин. Неожиданно Ричард почувствовал, что эта дикая земля тоже стала его домом.

— Я рад, что мой первый ребенок родится здесь, в Уэльсе, — тихо произнес он. — Передай эти мои слова Элен, если сам я… не смогу их сказать.

— Передам, милорд.

Саладин в нетерпении грыз удила, но Ричард никак не мог расстаться с пожилым уэльсцем. Элен и Оуэн — они почему-то составляли неразлучную пару. И в последнюю их с Ричардом любовную ночь Элен произнесла «жизни» вместо «жизнь». Может, это была не оговорка?

Тяжелая рука Ричарда в железной перчатке поднялась в приветственном жесте.

— Многое нас связывает с тобой, Оуэн. И мне кажется, что мы подходим друг другу.

Ответа на свои слова Ричард не получил.

С поросшего лесом утеса Ричард Бассет обозревал раскинувшуюся внизу речную долину. Опытный глаз воина отмечал любое укрытие — будь то нагромождение камней или купы деревьев, где могли прятаться вражеские лучники.

Закутанная, словно саваном, плотным белесым туманом, причудливо извиваясь, прокрадывалась по травяным лугам внешне мирная река.

Да, Дилан нашел отличное местечко для кровавой расправы. Ричарду очень не нравилось, что горы так близко подступают к речному броду. И выход в долину тоже был опасен. Никому не улыбалось очутиться зажатым в узком пространстве между каменных челюстей.

На востоке солнце выглянуло из-за хребта и залило светом противоположную западную часть долины. Восточная же сторона еще оставалась в густой тени. На первый взгляд казалось, что Ричард все правильно рассчитал. Уэльским лучникам солнце будет бить прямо в глаза, и при переправе англичане, дай бог, обойдутся малыми потерями.

Чтобы не дать колонне Ричарда пересечь долину и перейти через реку, Дилану придется поспешить атаковать и уже не воспользоваться преимуществами засады.

Ричард набрал полную грудь прохладного бодрящего воздуха и шумно выдохнул. У губ заклубился белый парок. Осень на исходе, близится зима. И опять, как и в прошлом году, накануне холодной зимы Уэльс зальется теплой кровью.

Интересно, кто командует наемниками де Визи? Конечно, не сам милорд и никто из его приближенных, из тех, от кого непременно потянулась бы ниточка к истинному вождю заговорщиков. Ричард был твердо убежден, что барон Равенсгейт никогда не допустит, чтобы его поймали с поличным и обвинили в государственной измене. Слишком он хитер и изворотлив. Вероятнее всего, он теперь находится при дворе на виду у короля и развлекается там, ожидая вести о смерти Ричарда и разгроме его отряда.

Осмотр будущего поля боя был окончен. Конь, осторожно переступая с камня на камень, добрался до подножия утеса, где полководца ждали промерзшие на утреннем холоде воины. Ричард вгляделся в лица своих людей.

— Что ж, покончим с этим делом поскорее и… по домам, — произнес он внешне благодушно и взмахом руки подал команду двигаться вперед.

Неторопливо колонна выползла из тьмы ущелья на залитую солнцем поляну. Нервное напряжение достигло предела. Каждый думал о своем и в эти считанные мгновения молил Господа только за себя. Для простых солдат это было привычно, но впервые он, Ричард Бассет, их начальник, тоже шел в битву с мыслью о ценности собственной жизни.

Истекали минуты… Когда же все начнется?

Для Ричарда и для его войска стало облегчением, когда, пронзая воздух, запели стрелы. И все мысли улетучились, кроме одной — как уберечь себя? Не спрыгнув, а слетев с коня, Ричард Бассет, пригибаясь, побежал, оставив поводья растерянному оруженосцу.

— Уводи скорее жеребца за деревья, парень! Беги быстрее!

Сам Ричард съежился, как только мог, и укрылся за огромным валуном. Все его рыцари поступили точно так же. Оставаться в седле было бы безумием. Стрелы летели густо, одна задела острием мочку его уха. Дилан дал ясно понять, что никому из англичан лучше не высовываться.

Однако и английские лучники, разбежавшись у входа в ущелье, открыли ответную стрельбу. Такая изматывающая душу перестрелка, естественно, продолжаться долго не могла. Ричард отсчитывал мгновения.

И вот… внезапно леденящий душу вопль огласил окрестности, и уэльсцы лавиной покатились по горным склонам вниз, будто полчища кровожадных демонов. Они визжали и выкрикивали каждый свое клановое имя — не было общего боевого клича, — и это было еще страшнее. Слава богу, что под началом Ричарда были не новички, а закаленные солдаты, знающие, как воюют уэльсцы. Иначе такой напор раздавил бы английское войско.

Ричард ждал до последнего момента, потом выпрямился, раздвинул ноги и словно накрепко врос в землю, чтобы встретить врага. Его люди тоже стали подниматься. Рукопашный бой обратился во всеобщую свалку, где выучка англичан столкнулась с яростью нападавших и уступала их численному перевесу.

Но самое трудное испытание еще предстояло воинству Ричарда впереди. Он ждал, когда на англичан двинутся железными рядами гасконские наемники де Визи. Но думать об этом ему было некогда, надо было спасать себя.

Ричард отбил отчаянный выпад и с хладнокровием опытного бойца выждал, когда противник, позабыв о защите, бросится в новую атаку. Стальное лезвие меча Ричарда нырнуло под щит уэльсца и вонзилось в живую плоть. Он упал, издав предсмертный вопль.

«Работа мясника!» — мелькнула у Ричарда мысль. У этих фанатиков нет надежных доспехов, щиты их сделаны из кожи, натянутой на деревянный обруч. Стихия этих воинов — засады и молниеносные удары из-за угла. Только беззаветная отвага помогает им одерживать победы, заменяя знание военного ремесла. Однако сейчас разделенное на две части по замыслу Ричарда войско не могло долго продержаться против свирепой орды.

Ненависть, источаемая ею, сгущалась в воздухе, превращаясь в материальную силу, и давила на маленький отряд. Люди Ричарда пятились и, окружаемые разъяренными уэльсцами, теряли друг друга из виду. Еще немного, и они будут совсем рассеяны и погибнут поодиночке. Что делать? Почему гасконцы не идут в атаку? Где они, черт побери?

Если Жиль введет резервы раньше времени, рухнет весь план Ричарда. Эффект неожиданности не сработает. Но его люди уже выбились из сил. Они тонут в захлестнувшей их волне.

Он бешено работал мечом, отбиваясь сразу от трех уэльсцев. Оружие его было в крови по рукоятку, и сам он был обагрен кровью. Ричард почему-то не сомневался, что эти трое знают, кто он, и каждый из них жаждет убить его своей рукой. Может быть, это тщеславное желание как раз и мешало им скопом одолеть Кентского Волка.

В пылу схватки Ричард пропустил момент, которого ждал с такой надеждой.

Солнечные лучи засверкали на стальных панцирях. Наемное воинство де Визи показалось из-за деревьев — ряды плотно сомкнуты, щит к щиту, лишь с интервалом для руки в железной перчатке, готовой для замаха стальным мечом. Наемники впечатывали каждый шаг кованых своих сапог в податливую размокшую землю, уверенные, что самим своим появлением повергнут в трепет зажатых в тиски англичан.

Ричард до предела напряг голос, предупреждая своих людей. Ближайшие несколько минут могли решить их судьбу. Но как раз когда гасконцы, замкнув кольцо, начали теснить англичан, будто вихрь пронесся над ними и рассеял их ряды. Один отряд двинулся к реке и рассыпался в беспорядке по широкому лугу, а другая половина войска, нарушив строй и как бы очертя голову, кинулась в гущу схватки.

Ричард ничего не мог понять.

Он пробивался сквозь хаос к тем, кто сражался на переднем рубеже.

Какой сумасшедший командует гасконцами? Кто отдал им столь безумный приказ? Или это воля Господня?

Ричарда стиснули так, что он уже не пытался наносить удары по правилам. Он резал и колол, отрубал руки по локоть, лупил плашмя по головам, пронзал животы и даже коленом бил в пах вставших на его пути уэльсцев.

Боевое искусство и рыцарский кодекс были здесь неуместны. Надо было убивать… чтобы выжить.

Но неужели Господь смилостивился над ним и даровал победу, казалось, обреченному на гибель английскому отряду?

Филипп… его неразумный братец внес сумятицу в ряды гасконцев. Ричард сперва не поверил ни своим глазам, ни слуху. Затем презрительно скривился. Если кто и мог провалить военную операцию, так это его безрассудный горячий младший братец.

Увидев Филиппа, Ричард постарался уклониться от встречи. Но получилось так, что он невольно загнал себя в ловушку. Ричард опрометчиво ступил на болотистый берег реки, где топкая почва мешала ему защитить себя. Еще немного, и он, теснимый четверкой мрачных гасконцев, оказался бы в камышах. Он пятился от них, улавливая взглядом каждое их движение. Рассчитывать на пощаду ему не приходилось, даже если он сдастся им без боя. И смешно было заводить речь о выкупе, хотя обычно с этого все начинается, когда наемники берут в плен знатного лорда.

Эти люди, очевидно, были загодя предупреждены и нацелены только на убийство. Ясно, что де Визи пообещал им солидный куш за голову Ричарда, превосходящий любой выкуп, который мог бы выплатить за своего наместника король Эдуард.

Ричард сделал ложный выпад вправо, затем метнулся влево, оторвавшись от противников на несколько шагов и успев нащупать спиной ствол толстого дуба и тем обезопасить себе тыл. Это было все, что он мог сделать в такой ситуации. В отчаянии он глянул на поле боя и понял, что в царящем там хаосе никто не сможет прийти ему на помощь.

Впрочем, счастье не отвернулось от него. Он увидел, как отряд Жиля стремительно спускается по скалистым кручам. Да, замысел его удался, но вряд ли сам он станет свидетелем своей победы. Скоро для него будет все кончено.

Гасконцы кружились перед ним в зловещем танце. Их лица были упрятаны под забрала. Выпад одного из них Ричард отбил и нанес ответный удар мечом с такой сокрушительной силой, что вибрация от столкновения металла с металлом сотрясла все его тело. Противник его завопил от боли, отшатнулся, доспехи его вдавились в грудь, из раны полилась кровь.

Остальные гасконцы медлили, не испытывая особой охоты напасть на столь сильного противника. Ричарду удавалось держать их на расстоянии, но радоваться победе было еще рано. Из общей свалки вдруг выделилась одинокая фигура. Чуть пошатываясь от усталости, рыцарь стал приближаться к месту схватки.

Ричард узнал Филиппа. Он был без забрала, и по лицу его текли струи пота.

«По крайней мере смерть моя будет не безлика!» — с горечью подумал Ричард. Вот какова злая ирония судьбы. Филипп был одержим мечтой одолеть брата в поединке. Но победить в одиночку у него не было шансов. Конечно, вместе с сообщниками он легко одолеет старшего брата.

Приблизившись, Филипп насмешливо приподнял меч, словно салютуя:

— Приветствую непобедимого Кентского Волка! Вот уж не думал, что тебе придется когда-нибудь спасаться на дереве, как кошке от собаки! Не обижайся, но ты мне сейчас напоминаешь скорее жалкого кота, чем свирепого волка.

— Тогда подойди и пни меня ногой, братец, — в ярости отозвался Ричард.

И что же сделал в ответ Филипп? Он шагнул вперед и точным ударом вонзил меч в горло одного из гасконцев.

От изумления Ричарда словно приковало к месту. Перед его глазами меч Филиппа вновь сверкнул и ударился о панцирь другого наемника. Энергия, которая овладевает человеком, только что спасшимся от неминуемой смерти, позволила Ричарду обрушиться на других противников.

Два брата сражались рядом плечом к плечу. Краем глаза Ричард заметил, как, оставляя в сыром торфе коричневые, наливающиеся водой тропинки, бегут к реке гасконцы, спасаясь от наступающих солдат Жиля. Это был их полный разгром.

32

Ледяной ветер задувал в горный проход, осушая пот, который все еще обильно выступал на теле Ричарда, рубаха его под кольчугой была совершенно мокрой. Его колотил озноб. Он присел на траву и попытался растереть онемевшие от страшной рубки недавнего сражения руки.

Ужасная тяжесть сковала его тело. Да, нелегка эта мужская работа — защищать себя и убивать себе подобных, она высасывала все силы!

Внизу те, у кого эти силы еще оставались, обходили поле боя, разыскивая убитых товарищей, осматривали трупы врагов в тщетной надежде чем-то поживиться. Никому не удалось обнаружить тело таинственного Уэльского Лиса.

Ричард взглянул на небо и удивился тому, какой короткий путь успело совершить солнце по небосклону. Схватка в долине заняла меньше часа. Холод проникал под одежду, и он поплотнее закутался в плащ. Тишина, покой, одиночество — вот о чем взывала его душа, но ему недолго дали побыть наедине с собой.

Трое людей отделились от толпы внизу и приблизились. Он разглядел Жиля, Уильяма… Между ними шел его сводный брат Филипп.

— Вот! Мы нашли его! — торжествующе возвестил Уильям. — Правильно вы надоумили нас, сэр! Он прятался там, в камышах! И, черт побери, на нем ни одной царапины! Жиль молчал. Он явно о чем-то догадывался. Его проницательные глаза изучали лица двух братьев.

— Присядьте, господа, на травку за неимением ковров, — сказал Ричард. — Тебе, Филипп, я обязан жизнью, но, прежде чем отдать дань твоему геройству, я хотел бы узнать, какого черта тебе понадобилось появиться здесь, на этом поле?

— От тебя я не приму никакой благодарности. — Филипп уселся на траве, по-сарацински скрестив ноги. — Я утомился не менее, чем ты, и не прочь отдохнуть. Твои рыцари, словно свинопасы, подгоняли меня, как отбившегося от стада хряка. Если хочешь знать, я уплачивал тебе то, что задолжал. А на вопрос, почему я здесь, я дам ответ, которому ты не поверишь.

— И все же?

— Мне стало известно, что мышеловку на тебя расставил господин де Визи. Но уже несколько недель, как он мне не господин.

— Это не ответ, — холодно заявил Ричард. Филипп дернулся, словно от удара хлыста, а затем замкнулся в гордом молчании.

Пауза затянулась. Снизу доносились стоны раненых и унылая перебранка солдат, которым досталась нелегкая работа в холоде и на ветру — подбирать трупы поверженных врагов.

— Хьюго меня использовал, — выдавил из себя Филипп. — Хоть он и клялся мне в вечной дружбе и говорил много красивых слов, но на самом деле мне давно надо было прозреть… Боже, как я был слеп! Он давно хотел уничтожить тебя, а меня использовал как приманку… как кусок сыра в мышеловке.

— Однако ты сам неоднократно грозил мне.

— Многие подбрасывали в костер хворост.

— Хорошо, покончим с этим, — сухо заключил Ричард.

Но Филиппу прощения было мало. Он воскликнул:

— Я знаю, что в глазах твоих я запятнан и черен, как сама ночь!

— Какого черта ты командовал наемным войском?

— Только по воле случая. Мой приятель Понсейт вел отряд гасконцев через наше поместье. Его конь споткнулся, и парень сломал ногу. Я его отхаживал и отпаивал, а потом, узнав о заговоре де Визи, воспользовался его знаменем и возглавил отряд… чтобы спасти тебя, братец.

— Ты спас меня своими глупыми командами, но угробил свое войско.

Филипп залился краской.

— Когда-то надо сделать выбор, — пробормотал он невнятно, склонив голову.

— Неужто ты поверишь, Ричард, в глупую историю? — в ярости взвился Уильям.

— Охотно верю, что де Визи именно такого придурка послал на всякий случай во главе наемников. В крайнем случае он сошлется на то, что Филипп от ненависти к брату сошел с ума.

Ричард протянул руки, а младший брат инстинктивно опустился на колени.

— Много вздора было у тебя в голове, — произнес Ричард. — Да и я грешен этим. Котел долго кипел, и вся злоба выкипела. Теперь общий суп давай, братец, хлебать вместе. Я готов принять тебя на службу рыцарем. Добро пожаловать ко мне в Уэльс, Филипп! Я был бы рад, если бы ты согласился!

— Они уже близко! — доложил Хейвидд Сел.

Он выбежал, запыхавшись, из лесной чащи. Чтобы опередить колонну, он промчался по звериным тропам и, пробиваясь через густой кустарник, весь покрылся репьем и исцарапал лицо.

— А Ричард? — решилась спросить Элен.

— Он во главе отряда.

Голова у нее закружилась, будто она глотнула крепкого вина. Еще немного, и от радости она вознесется к небесам. Но трезвый голос Оуэна вернул ее на землю:

— А что с Диланом?

Уэльский лазутчик безмолвно развел руками. Вождя мятежников не обнаружили ни среди убитых, ни среди раненых. Взятые в плен уэльские воины упорно отказывались говорить, как и куда скрылся их главарь.

На какое-то мгновение лес, росший по склонам ущелья, — родной ей с детства пейзаж — показался вдруг зловещим, но… из-за поворота явился Ричард — прямо держащийся на коне и, значит, невредимый.

— Я обещал, что вернусь до полудня. Я не запоздал. Она шла рядом с ним… рядом с его боевым конем, держась за стремя и гордо подняв голову.

— Если оглянешься и увидишь сзади меня Филиппа, не удивляйся. Мой братец сегодня спас мне жизнь, и теперь он с нами.

— Спас? А иначе бы… — Элен задохнулась, не в силах спросить, но Ричард опередил ее с ответом:

— Иначе было бы четверо на одного. А Филипп взял на себя двоих.

Тангуин, вероятно, подмешала лекарственный порошок в жаркое, которое подала Элен и Ричарду. Насытившись, они оба сидели друг против друга и молчали.

Старуха возилась с посудой, а Симон чистил меч, кинжал и доспехи хозяина.

— Симон!

Юноша встрепенулся.

— Сходи и посмотри, не закончил ли отец Дилвейн благодарственный молебен по случаю нашей победы. Я хочу поговорить с ним. Пусть он зайдет сюда.

Симон подчинился, и минуту спустя долговязый худой священник, сгибаясь в три погибели, проник в низкий шатер.

— Чем я заслужил твое расположение, святой отец? Я, который убил своей рукой множество славных воинов Уэльса?

Они стояли рядом, чуть пригнувшись, ибо были слишком высоки ростом — один светловолосый, другой — темный и непроницаемый, словно дух ночи, и каждый осознавал свою силу.

— Разве ты не догадываешься, сын мой? Можно ли тебя так называть, Кентский Волк?

— Можно.

— Ты полюбил, а за это прощаются многие грехи. Любовь охраняла тебя не единожды, а много раз…

— Я хотела умертвить его, — призналась Элен, содрогнувшись от жутких воспоминаний.

— Но Господь отвел твою руку, потому что у Него, Всевышнего, есть и свои маленькие пристрастия…

Отец Дилвейн замолк, как бы ожидая, что кто-то задаст ему вопрос. И Элен спросила:

— Какие же пристрастия есть у Господа?

— Среди тьмы, горя и крови, пролитой в ручьи и реки, люди должны создать убежище — не каменные стены оградят их, а любовь. И холодный камень тогда станет теплым, и путник одинокий придет к ним на огонек. А Господь возрадуется.

— Почему же Господь столько раз подвергает нас испытанию? — поинтересовался Ричард.

— А ты, сын мой, неужели хотел бы родиться и умереть праведником? На то душа и дана тебе, чтобы прошла она тяжкий путь и обрела любовь истинную, мир и покой и заслужила себе место в раю. А на земле — где твое место?

— Не знаю, — неуверенно ответил Ричард.

— Тебе Господь уготовил место в чистилище. И чистилище твое — Уэльс.

33

Годовщина кровавого сражения при Буилсе, когда погибла вся уэльская рать во главе с принцем Луэллином, прошла почти незаметно. Ричард распорядился отслужить в крепостной церкви заупокойную мессу, но люди Гуинлина не оценили столь великодушного поступка. Насущные заботы заслонили память о прошлом.

Тогда Ричард решил устроить для всех веселое Рождество, причем по уэльским обычаям, и хотя бы один раз насытить голодные желудки.

Приглашено было множество гостей, и за одним столом посадили и английских рыцарей, и уэльских свободных землепашцев. Ворота замка были распахнуты настежь, и на кухне всю ночь напролет кипела работа. Рты жевали, в глотки лился крепкий эль, акробаты прыгали, а менестрели пели — а тем, кто наелся и напился вволю, позволяли лечь на соломенных тюфяках вблизи от жарко горящих каминов.

Запахом кушаний, пива, вина и человеческого пота пропитались холодные каменные стены замка. Отголоски всеобщего гульбища доносились и наверх, в спальню Элен.

Она расхаживала по комнате, не находя себе места, иногда выходила в коридор, заглядывала вниз, видела хохочущую и пожирающую их запасы толпу.

Праздник, как положено у уэльсцев, длился две недели, и эти бесконечные долгие дни, проведенные за обильной трапезой и возлияниями, затмили, казалось, прошлую вражду. Глядя с верхней площадки лестницы в холл, Элен наблюдала умилительные картинки.

Как жалела Элен, что ни отец ее, ни брат, ни мать не видят этого. И не Энион!

Но прошлое укатилось куда-то совсем далеко. И никто не вспоминает, что настоящий Лис еще не пойман. Оуэну Ричард пожаловал должность бейлифа и молчит о его прежних прегрешениях.

А сама Элен разве не радуется наступившему примирению, не наслаждается, поглаживая свой округлившийся живот, располневшую талию.

Ричард делал все возможное, чтобы в душе у нее царил покой. Он отправил своему сюзерену послание, в котором убедительно и подробно изложил все доводы, позволяющие подозревать де Визи в связях с мятежниками, а следовательно, в государственной измене. Ответа от короля не пришло, а сам могущественный барон Равенсгейт, сказавшись больным, удалился в свои ирландские владения в ожидании, когда скандал сам собой утихнет и король по причине многих других забот поостынет и забудет о его измене.

Ричард настолько был поглощен приготовлениями к празднеству, что пропадал целыми днями, и Элен уже стала вновь привыкать к одиночеству в своей комнате, и поэтому мужские шаги за дверью и предположение, высказанное Тангуин с лукавой улыбкой, стало для нее радостным сюрпризом.

— Не согласится ли мадам прогуляться и составить компанию своему лорду-супругу? Немного тишины вам пойдет на пользу. Шум внизу может поднять на ноги даже мертвого.

За спиной неизвестно почему подобревшей няньки появились Ричард, Жиль и Филипп.

— Они будут сопровождать нас? — с недоумением осведомилась Элен.

— Нет, у них другие дела. Но им тоже не помешает глотнуть свежего воздуха и капельку протрезветь, — заявил Ричард. — Тем более что им придется быть хозяевами за столом, пока мы будем с тобой отсутствовать.

Побыть с Ричардом наедине — разве это не великая радость? Она собралась быстро и, не отставая, проследовала за ним по крутым лестницам в обход пиршественного зала.

Поспешно, словно узники, вырвавшиеся на свободу, они пересекли крепостной двор, прошли сквозь арку ворот и по опущенному мосту через ров.

На открытом ветру пространстве воздух был совсем другой — он был насыщен крошечными льдинками замерзшего дождя, но был так свеж, что, вдыхая его, казалось, что рождаешься заново. Кое-где ветер намел сугробы из недавно выпавшего снега. Элен слепила снежок и запустила его в Ричарда. Но она, отяжелевшая и неуклюжая, получила в ответ дюжину снежков от Ричарда.

Он был так неосторожен, что попал ей в лицо, и ему пришлось горячим дыханием и жаркими поцелуями заставить таять снег и заслужить, пробившись сквозь преграду, ее ответный поцелуй.

Элен еще хранила на своих губах холод снега и жар поцелуя, когда, пошатываясь, вошла в свою спальню и упала на постель. За время ее отсутствия старательные служанки проветрили комнату, протерли пыль по углам, сменили белье.

Как она и приказывала, балдахин над кроватью был поднят наверх, чтобы облегчить доступ свежего воздуха, масляные светильники убрали и поставили канделябры со свечами, на прикроватном столике разложили на блюде еще горячие, только что из печи, вафли и яблоки. В графине из прозрачного стекла алело подслащенное вино, которое так нравилось Ричарду.

Он придет… нанесет ей долгожданный визит… он будет здесь скоро, через несколько минут… если его, конечно, не задержит кто-либо из уже изрядно поднадоевших пьяных гостей.

Элен нетерпеливо расхаживала по комнате и посмеивалась сама над собой. Как может беременная супруга с таким трепетом ждать и вожделеть мужа, словно юная новобрачная? Воистину небеса благосклонны к их любви.

— Поделись со мной своей радостью, Элен. А то мне что-то совсем не весело в это Рождество.

Элен вздрогнула, остановилась как вкопанная, выискивая взглядом, откуда, из какогопотаенного угла послышался этот голос.

Дверца массивного шкафа бесшумно открылась, и из темного пространства появился Дилан.

— Боже! Зачем ты здесь?

— Чтобы закончить дело, которое начал. То, в чем поклялся на могиле Энид.

Элен совершенно растерялась. Вот-вот сюда войдет Ричард. Он не подозревает, что его поджидает безумный уэльсец. Необходимо немедленно убрать Дилана отсюда…

— Уходи, Дилан! Тебе здесь нет места. Я провожу тебя и спрячу внизу…

Элен подталкивала его к выходу, но Дилан крепко вцепился в ее запястье.

— А я думаю иначе, милая Элен. Здесь самое подходящее место для встречи… с ним… с Волком. Ты ведь, судя по всему, ждешь его…

Кричать было бессмысленно. Крик ее смешался бы с пьяными возгласами внизу.

Элен попыталась воззвать к разуму Дилана:

— Если ты убьешь Ричарда, тебе не уйти. Не жертвуй своей жизнью понапрасну. Ты еще нужен всем нам, нужен Уэльсу. Надо ждать, и все образуется к лучшему…

— Ты повторяешь те же мерзкие слова, что и ваш наемный пес, священник Дилвейн. Из-за его предательства сотня верных долгу уэльсцев пали мертвыми.

Элен похолодела. Значит, Дилан осведомлен о ее предупреждении Ричарду, о разоблаченной ловушке! Он мгновенно прочитал ее мысли.

— Конечно, я знаю. И знаю больше, чем ты думаешь. Ты стала английской шлюхой и хочешь родить Кентскому Волку волчонка. Ты, дочь Олдуина из Тайви, легла под английского разбойника, стала его подстилкой. Слава богу, отец твой не знает, до чего докатилась его дочь!

— Мой отец не одобрил бы бесконечного смертоубийства, — попыталась возражать Элен. — Он был разумен и нашел бы путь… смягчил бы сердце короля Эдуарда и защитил бы свой народ…

Воспользовавшись его замешательством, Элен перешла в атаку:

— А ты… ты убиваешь не только чужих, но и своих. Ты связался с дьяволом во плоти, с предателем из предателей, бароном Равенсгейтом. Ради чего он сторговался с тобой? Не догадываешься? Ради того, чтобы убить Ричарда и самому править Гуиннедом. Только не дай бог уэльсцам обрести такого правителя!

Дилан отнесся равнодушно к ее горячей речи:

— Все англичане одинаковы. Пусть они истребляют друг друга. Чем меньше их Останется в живых, тем чище будет воздух в Уэльсе!

— Нет! Нет! Они разные… Ричард справедливый милорд и рачительный хозяин…

— Время пустых разговоров кончилось! Я дал клятву покончить с Волком, и я ее выполню.

— Послушай! — в отчаянии вскричала Элен. — Твоя маленькая дочь здесь, в замке. Она станет сиротой, если ты погибнешь. Беги немедленно, спасайся! Обещаю, Ричард не будет гнаться за тобой.

Дилан обнажил меч.

— Ложись лицом вниз и молчи! Не хотел бы я наносить тебе рану, но ты меня вынуждаешь!

— Ты кровопийца!

— Заткнись!

С безумным надо было действовать хитростью. Элен опустилась на колени, как бы подчиняясь ему, и крепко схватила его за ноги.

На мгновение Дилан потерял равновесие, но, как оказалось, был готов к этой внезапной атаке. Вывернувшись из ее рук, он наклонился и приставил кончик меча к ее горлу.

Элен не верила, что ему хватит решимости убить ее.

— Ну, что дальше, Дилан? Сколько уэльских женщин ты лишил жизни?

— Ту, которая выдала наш лагерь… Маргарет. Она проклята и уже мучается в аду…

И тут на Элен обрушился бархатный покров, балдахин, убранный с кровати. Дилан решил превратить свою пленницу с помощью тяжелого полотнища в беспомощную куклу. Он запеленал ее так, что она не могла шевельнуться, а рот он заткнул ей туго свернутым шарфом.

— А теперь мы подождем… вместе с тобой встретим Кентского Волка, — сказал Дилан, раскрасневшийся и вспотевший после этой унизительной борьбы.

Он присел возле нее на корточки с обнаженным мечом в руке.

На свидание с женой Ричард спешил, как счастливый юнец на первую встречу с возлюбленной. Винные пары, добрые пожелания друзей и бывших врагов, ставших теперь друзьями, усыпили его бдительность. Да и мог ли он ждать столь мрачного приема в собственной спальне?

— Стой и брось меч на пол! — скомандовал Дилан. Взору Ричарда предстало страшное зрелище. Его рука потянулась к оружию, но мгновенно окаменела. Этот фанатик, неизвестно как проникший в обитель их любви, не остановится перед убийством Элен.

Дилан не замедлил это подтвердить:

— Я не пощажу ее, не надейся!

— Она спасла тебе жизнь, — попробовал возразить Ричард.

Может быть, уэльсец просто блефует и не решится нанести роковой удар?

— Тебя она тоже спасала. По ее вине сотня моих сородичей легла в безымянную могилу. Не желаешь ли расплатиться, милорд?

Отточенное лезвие мелькнуло в опасной близости от горла Элен.

— Английский возлюбленный не очень-то ценит твою жизнь, Элен. Мне жаль тебя, — зловеще пробормотал Дилан.

— Подожди! — Ричард швырнул меч на пол. Это был единственный шанс хоть как-то потянуть время.

— Так уже лучше! А теперь пни оружие своей благородной ногой и отправь подальше под кровать!

Ричард выполнил это унизительное требование.

Элен лежала неподвижно, и на какой-то момент Ричарду в голову пришла жуткая мысль, что Дилан уже расправился с нею. Но все-таки он заметил, что грудь ее слегка вздымается при дыхании.

— У тебя ко мне свой счет. Элен тут ни при чем, отпусти ее.

Дилан ухмыльнулся:

— Отпущу, когда наступят лучшие времена. А пока мы с тобой — один на один. Уэльский Лис и Кентский Волк. Я хочу, чтобы тебя прошиб смертельный пот, прежде чем ты умрешь.

Ричард, однако, уже полностью овладел собой и теперь внимательно рассматривал противника.

Дилан смаковал свою победу, как пьяница вожделенное вино. Он не торопился действовать, ему хотелось говорить и упиваться собственными словами. В таком состоянии люди часто допускают ошибки. На это и рассчитывал Ричард.

— Я думал, что ты хитрейший из хитрых, а на самом деле твоя голова набита вздором, как и у всех уэльсцев, — произнес он презрительно. — Неужто ты надеешься уйти отсюда живым после того, как покончишь со мной?

Дилан осклабился и наступил ногой на завернутое в полог тело Элен.

— Не только надеюсь, но и уверен. Твоя жена и ребенок в ее чреве послужат мне пропуском. Никто не посмеет тронуть меня, пока Элен в моей власти.

Ричард нарочито громко расхохотался.

— Ты, наверное, шутишь, Рыжий Лис! Кому из моих людей придет на ум пожалеть уэльскую женщину и ее ублюдка? Кому она нужна? Я сам женился на ней только из-за ее приданого. Большой кусок уэльской земли я получил во владение. После меня она достанется, наверное, английскому королю, хотя наследников по вашим глупым законам хоть отбавляй. Я успел наплодить детишек от уэльских шлюх по всему Гуиннеду!

— Придержи язык! И не хвастайся тем, чего не было! Не любили тебя наши женщины, кроме этой… — Дилан в ярости указал пальцем на неподвижную Элен, но удержался от оскорбительного слова.

Он шагнул к Ричарду, поигрывая стальным зловещим лезвием.

— Если не перестанешь молоть чушь, я отрежу тебе язык до того, как ты умрешь!

— Попробуй! Подойди ближе. На поле боя ты не осмелился… Я тебя там не видел, ты спрятался за спинами товарищей…

Дилан ринулся на него, занеся оружие для удара.

— Я пропорю тебе брюхо! И полюбуюсь на твои кишки!

Ричард, уворачиваясь, покатился по полу. Грохот опрокидываемой мебели и разбитой посуды, казалось, мог бы разбудить даже мертвого. В злобе своей Дилан утерял преимущество, сцепившись с врагом в рукопашной схватке. Ричард сбил его с ног, и теперь они боролись за рукоятку стального лезвия, извиваясь на полу, как два диких зверя.

Меч выпал из руки Дилана, но Ричард не смог дотянуться до него.

Элен с трудом перевернулась несколько раз с боку на бок, освобождаясь от своего кокона. Ей удалось прислониться к стене и ценой больших усилий подняться на ноги.

Она глядела на дверь с надеждой на помощь, но вряд ли помощь подоспела бы вовремя.

Тяжелое дыхание двух сцепившихся в борьбе мужчин эхом отражалось от стен и потолка. Ей казалось, что тесное пространство не выдержит такого жуткого шума, что камни распадутся… Но вдруг в ее уши ворвался дикий предсмертный вопль.

— Ричард?

Оба противника распростерлись на полу, недвижимые. Кто из них жив? Или умерли оба?

— Ричард?

Элен думала, что зовет его, но ведь рот ее был заткнут кляпом.

Он не шевелился, и она закрыла глаза. Для нее наступил конец мира. Она вновь обрела зрение и слух, только когда его руки вырвали кляп из ее рта.

Ее взгляд упал на скорченную, жалкую фигуру на полу.

— Дилан? Почему, Дилан? Зачем он…

— Уйдем отсюда! — сказал Ричард. — В этой комнате злой дух.

Она подчинилась, сделала несколько шагов, но не могла не задержаться над телом умирающего уэльсца. Он был на последнем издыхании, лицо его стало серым, кровавая пена скапливалась на заросшем многодневной щетиной подбородке.

Элен коснулась кончиками пальцев щеки умирающего:

— Я не хотела! Но… уходи с миром!

Он с трудом выдохнул:

— Элен… ты одна… знаешь, что у меня есть дочь…

— Я разыщу ее, Дилан!

— Я расскажу ей, как любили друг друга ее отец и мать. Она подождала, пока дыхание его совсем угасло, и затем прикрыла веки.

В дверях толпились люди Ричарда — Жиль, Симон, другие… Среди них Оуэн. Он был единственным человеком, который мог объяснить безумный поступок Дилана.

— Скажи, Оуэн, почему? — обратилась к нему Элен. — Я думала, что он давно отплыл во Францию…

— Он продолжал жить только потому, что ненавидел. Ненавистью он питался, ненавистью утолял жажду. Он был добрым человеком, пока ненависть не свела его с ума.

Труп накрыли покрывалом и вынесли из комнаты.

— Жиль, скажи гостям, что праздник продолжается! — распорядился Ричард. — Одна смерть не повод для возобновления вражды.

Он ухватил Оуэна за рукав и задержал на пороге.

— Ты согласен, что коварный Лис мертв? Если ты даже молча кивнешь мне, я отошлю Эдуарду письмо с известием, что Уэльс полностью усмирен! Всадник ускачет, как только снегопад прекратится.

Оуэн встретился с ним взглядом, в котором была и безутешная тоска, и проблеск надежды.

— Снегопад прекратится, но прекратится ли наша игра в кошки-мышки? Ты знаешь, кто я, но притворяешься, что не знаешь. Чего ты добиваешься?

— А ты не догадываешься, мудрый Оуэн? Мира. И покоя… — еще не остыв от гнева, ответил Ричард.

Элен с обожанием смотрела на мужа. Сколько же сделал этот любимый ею человек для того, чтобы покой поселился в ее душе.

Но сейчас ей хотелось уйти отсюда. Их общая с Ричардом спальня была осквернена. Там еще долго будет витать дух убийства, ненависти, мести.

Элен поднялась на верхушку самой высокой башни и смотрела оттуда на угасающую светлую полоску заката. Там и нашел ее Ричард.

— Ты простудишься, если пробудешь здесь еще пару минут. Прошу, спустись со мной вниз, — заботливо произнес он.

Элен не ответила, только прильнула к нему и продолжала следить, как вечно свободные хищные птицы кружат над полями на фоне бледнеющего неба в поисках своей добычи.

Ричард догадался, о чем она думает.

— Однажды в холодную зиму я нашел двух птиц — орла и орлицу, окоченевших в снегу. Я принес их в теплую комнату, отогрел и давал им кусочки сырого мяса. Но все равно они так бились в окно, что поломали крылья, а потом… умерли. Но ведь они всего лишь глупые птицы, а мы люди…

— Мы люди, — подтвердила Элен. — Мы разумны… и должны продолжать род людской. Не для того ли Господь даровал нам любовь?

Над ними раскинулось высокое темное небо. Но им ничего не грозило в каменной твердыне — Гуинлине, обители их любви.


Оглавление

  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10
  • 11
  • 12
  • 13
  • 15
  • 16
  • 17
  • 18
  • 19
  • 20
  • 21
  • 22
  • 23
  • 24
  • 25
  • 26
  • 27
  • 28
  • 29
  • 30
  • 31
  • 32
  • 33