Избранные [Дэвид Аллен Дрейк] (fb2) читать онлайн

Annotation

Особая каста людей — «Избранные», компактно проживающая на острове «Страна Избранных», в течение нескольких поколений стремится к покорению всех народов, проживающих на планете Визагер, и доступу к природным ресурсам главного материка планеты. Подростки — сводные братья Джон и Джеффри, случайно вошедшие в контакт с инопланетным разумом, решают посвятить свою жизнь противостоянию планам Избранных.

Дэвид Дрейк

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая

Глава девятнадцатая

Глава двадцатая

Глава двадцать первая

Глава двадцать вторая

Глава двадцать третья

Глава двадцать четвертая

Глава двадцать пятая

Глава двадцать шестая

Глава двадцать седьмая

Глава двадцать восьмая

Глава двадцать девятая

Глава тридцатая

Эпилог

Дэвид Дрейк

С.М. Стирлинг

Избранные

Перевод с английского Белоголова А.Б.

Глава первая

Визагер

1221 год После Падения.

305 год Принятия Присяги.

Коммодор Морис Фарр снял с головы форменную фуражку и вытер пот со лба носовым платком. Он стоял на пристани для лайнеров на северном берегу великолепной С-образной гавани Принятия Присяги. Позади него были широкие тихие улицы Старого Города, убегающие от площади Монумента за его спиной. Там стояли бронзовые фигуры Основателей с поднятым оружием в руках — кортиками и кремневыми ружьями, распространенными три столетия назад. Война между Империей и Альянсом закончилась ошеломляющей победой Империи. Первое, что сделали беженцы из Альянса — они дали торжественную клятву отомстить тем, кто нарушили их амбиции и убили всех их собратьев, которые не сбежали с материка.

После  трех лет пребывания в Стране Избранных в качестве военно-морского атташе, Фарр был уверен в двух вещах: их потомки все еще имели в виду это, и они расширили будущее поле атаки на Империю на всех остальных на планете Визагер. Возможно, на всей вселенной.

На запад и юг вокруг залива тянулся современный город Принятия Присяги, построенный из черного базальта и серого туфа из близлежащих карьеров.  Железнодорожные подъездные пути, верфи, сталелитейные заводы, фабрики, склады, бесконечные многоквартирные дома, в которых жили чернорабочие. Скопление огромных зданий отмечало коммерческий центр; шесть и даже восемь этажей, их балочные рамы, обшитые гранитом, вырезаны в строгом колоннообразном стиле  архитектуры Избранных. Пелена угольного дыма лежала над большей частью города — ниже зеленых пригородов на склонах холмов, придавая горячему тропическому воздуху сернистый привкус. Слышался стук подкованных копыт по каменной мостовой, скрежет железа о железо, шипение пара, вой заводских сирен. Корабли толпились в доках и гавани, разные, от старомодных парусников с грузами зерна из Империи до современных пароходов со стальным корпусом, построенных в Стране или в Республике.

В центре гавани круг островов, окаймленных дамбами, отмечал место древней кальдеры и современной военно-морской бухты. Рядом с базой двигалась низкая серая громада линкора, извергающая черный дым из своих труб. Его разум автоматически классифицировал его: «Эзергерзок Груфан», именной корабль своего класса, спущенный на воду в прошлом году. Водоизмещение двенадцать тысяч тонн, четыре 250-мм орудия в сдвоенных башнях на носу и корме. Восемь 175-мм орудий в четырех башнях на крыльях. Восемь 155-мм барбетов с обеих сторон. 200-мм главный пояс, четырехтактный двигатель из закаленной легированной стали с тройным расширением, восемнадцать тысяч лошадиных сил, восемнадцать узлов.

Самая большая и самая ужасная вещь на воде, или, по крайней мере, так будет до тех пор, пока Республика не спустит на воду свой первый корабль соответствующего класса за восемнадцать месяцев.

Фарр покачал головой. — «Достаточно. Ты идешь домой». Он поднял глаза.

Заснеженные вершины вулканов окружали портовый город Принятия Присяги с трех сторон. Они вздымались во влажном тропическом воздухе, как идеальные конусы, их основания перекрывались в переплетении долин и складок, покрытых тропическим лесом, похожим на темно-зеленый бархат. Под лесом простирались террасные поля; Фарр помнил, как ездил среди них верхом. Пыльные дорожки с гравийным покрытием между рядами эвкалиптов и ярких цветов. Там немного прохладнее, чем здесь, в доках; немного менее влажно. Определенно, с лучшим запахом, чем маслянистые воды гавани. Красивая, в некотором смысле, глянцевая зелень кофейных кустов и апельсиновых садов. Он бывал там пару раз, приглашенный в родовые поместья   военными моряками Избранных, жаждущими познакомиться с военно-морским атташе Республики. Неплохие ребята, некоторые из них; хорошие моряки, ужасные шпионы, склонные задавать вопросы, которые раскрывают гораздо больше, чем они намеревались.

Кроме того, это означало, что он получал пропуск для проезда в Район Принятия Присяги. Было несколько мест, с которых,  с помощью хорошего бинокля можно было мельком увидеть базу, если действовать быстро и осторожно. Ничего потрясающего, только то, что было в порту, и то, что было в сухом доке, и то, что строилось на стапелях. Подтверждение того, что Разведка узнала из своих контактов среди рабочих «Протеже» на верфи. Вот так он по крупицам создавал картину возможностей. Он был здесь уже три года, он проделал довольно хорошую работу — получил спецификации на эксперименты с паровой турбиной — и пришло время возвращаться домой.

По нескольким причинам, чем одна. Он опустил глаза на мужчину и женщину, разговаривающих неподалеку.

***

— «Что я когда-либо видела в нем?» — задумалась Салли Хостен.

Ее муж — скорее бывший муж — стоял в парадной стойке, сцепив руки за спиной. Карл Хостен был высоким мужчиной даже для Избранных, широкоплечий, с тонкой талией, такой же подтянутый в свои тридцать пять, каким он был двенадцать лет назад, когда они поженились. Его лицо было квадратным и таким загорелым, что бирюзово-голубые глаза по контрасту сияли, как драгоценные камни; его коротко подстриженные волосы были белокурыми. На нем была повседневная форма: серые шорты, туника с короткими рукавами и пояс с оружием.

— Это расставание не по моей воле, — сказал он на четком Ландишском языке с акцентом Избранных.

— Нет, это мое желание, — согласилась Салли по-английски.

Она долгое время говорила по-ландишски, ее голос был немного хриплым, когда она пошла в посольство Сантандера, чтобы узнать о возвращении ей Республиканского гражданства. Она просто-напросто встретила Мориса. И она не собиралась снова говорить на языке Карла, если это было в ее силах. — Ты не передумаешь? — спросил он.

Двенадцать лет совместной жизни позволили ей легко читать эмоции за маской лица Избранного. Печаль, которую она почувствовала, вызвала пузырь гнева в уголке ее рта, жесткий и горький.

— Что насчет Джона? — спросила она.

Быстрый взгляд в сторону показал, что ее сына Джона больше нет поблизости. Он был... в двадцати футах или около того, склонившись над грузовой сеткой с другим мальчиком примерно тех же двенадцати лет. Джеффри Фарр, сын Мориса.

Карл Хостен напрягся и провел рукой по своей заросшей щетиной голове. — Закон есть закон; генетические дефекты должны быть...

— Косолапость — это не генетический дефект! — сказала Салли с убийственной силой. — Это результат вынашивания ребенка во время беременности, — ее пронзило чувство вины, — которое можно, было, исправить хирургическим путем. И ты даже не сказал мне, что его стерилизовали в родильном отделении. Я не узнала об этом, пока ему не исполнилось одиннадцать лет!

— Ты была бы счастливее, если бы знала? Или знал бы он?

— Насколько он был бы счастлив, когда узнал бы, что он не может быть Избранным?

Карл сглотнул и отвел взгляд в сторону. — «Он же и мой сын», — подумал он, но вслух сказал: — Есть много прекрасных карьер, открытых для почетных стажеров.  Джон — умный мальчик. Университет...

— Как Ничтожество, — ответила Салли, используя жестокий жаргонный термин для тех, кто не выдержал сурового Испытания Жизнью в восемнадцать лет после рождения или отбора в систему обучения. Это было намного лучше, чем статус «Протеже», что угодно, но в Стране Избранных…

— Мы слишком много раз говорили об этом, — сказала она.

Карл вздохнул. — Правильно. Давайте покончим с этим.

Она огляделась. — Джон!

***

Джон Хостен почувствовал покалывание, будто его собственная кожа была слишком тонкой и принадлежала кому-то другому. Все вели себя слишком тихо в паровом автомобиле, после того как  его забрали  из школы. Он уже попрощался со своими друзьями — их у него было немного — и собрал вещи. Вульф, его собака, уже была на борту корабля. — «Не хочу слушать, как они ссорятся», — подумал он и начал отдаляться от матери и отца.

Это поставило его рядом с другим мальчиком примерно его возраста. Глаза Джона снова скользнули к нему, любопытство немного рассеяло его страдания. Незнакомец был худым, и высоким, рыжеволосым и веснушчатым. Его волосы были странно подстрижены, коротко по бокам и свободно свисали на макушке, причесаны — стиль иностранца, отличающийся как от  стрижки Избранных, так и от стрижки «под горшок». На нем был пуловер из тонкой ткани с причудливыми красочными узорами, мешковатые шорты, шнурованные ботинки на резиновой подошве и нелепо выглядящая кепка с козырьком.

— Привет, — сказал он, протягивая руку. Затем: — А, гуддаг.

— Я говорю по-английски, — ответил Джон, вздрогнув от краткого жесткого удара Страны. Английский и Имперский языки были обязательными предметами в школе, и он практиковался со своей матерью.

Другой мальчик пошевелил пальцами. — Лучше, чем я говорю по-ландишски, — сказал он, ухмыляясь. — Я Джеффри Фарр. Вон там мой отец.

Он кивнул в сторону высокого стройного мужчины в белой униформе, который стоял в двадцати метрах от пары Хостенов. Джон узнал форму по ознакомительным лекциям и слайдам: Военно-морской флот Республики Сантандер, облегченная летняя гарнизонная офицерская форма. Должно быть, это капитан Фарр, офицер, с которым мама встречалась в консульстве по поводу гражданства. — «Хотел бы я, чтобы  мне сказали  правду, я не маленький ребенок и не идиот», — подумал он. Это была не единственная причина, по которой она так много разговаривала с Морисом Фарром. — Джон Хостен, Наследственный Стажер, — ответил он вслух.

Наследственный Стажер рождался у Избранных и автоматически получал право на обучение и Испытание Жизнью; только несколько детей Протеже принимали на этот курс. Затем он покраснел. Он не собирался долго оставаться стажером, и он никогда не смог бы пройти Тест, а не только генетическую часть. Не только с ногой. Он не мог быть никем иным, как Ничтожеством, гражданином второго сорта.

— Тебе больше не нужно беспокоиться обо всей этой ерунде, — весело сказал Джеффри, указывая большим пальцем через плечо на лайнер «Прайд-оф-Боссон». — Мы все возвращаемся к цивилизации.

На флаге, который развевался на  сигнальной мачте корабля, был синий треугольник в левом поле с пятнадцатью белыми звездами и две широкие полосы красного и белого справа. Знамя Республики Сантандер.

Джон машинально открыл рот, чтобы защитить свою Страну, затем снова закрыл его. Он сам собирался в Сантандер. Жить.

— Да, мы отправляемся, — сказал он. Они оба посмотрели на своих родителей. — А твоя мать?

— Она умерла, когда я был ребенком, — ответил Джеффри.

Позади них раздался грохот. Мальчики обернулись, оба обрадованные тем, что их отвлекли. Один из паровых кранов на палубе «Боссона» соскользнул с механизма во время разгрузки последней грузовой сетки на причал. Протеже — бригадир бригады докеров побелел под своим загаром — он будет привлечен к ответственности — и повернулся, чтобы выкрикивать оскорбления и жалобы на палубу лайнера, потрясая кулаком. Затем он повернулся и ударил своей утяжеленной свинцом дубинкой по голове одного из докеров. Раздался звук, похожий на падение дыни на тротуар; лицо докера, казалось, исказилось, как резиновая маска. Он упал на потрескавшийся неровный тротуар с безвольной окончательностью, будто кто-то перерезал ему все сухожилия.

— Черт, — прошептал Джеффри.

Бригадир сделал сердитый жест своей дубинкой, и двое докеров схватили своего раненого товарища за руки и потащили его к складу. Его голова была откинута назад, глаза исчезли в белках, из носа со свистом вырывались пузырьки крови. Бригадир повернулся обратно к кораблю и крикнул матросам у перил, вызывая офицера. Они оглянулись на мгновение, затем один, молча, отвернулся и направился к ближайшему люку… медленно.

Бригада мгновенно присела на корточки, когда внимание бригадира переключилось на что-то другое. Несколько зажженных окурков сигарет; Джон почувствовал мускусный запах конопли, смешанный с табаком. Некоторые ухмылялись в спину бригадира, но большинство были бесстрастны, в отличие от Избранных, их лица были пустыми и рыхлыми под потом и щетиной. На них были хлопчатобумажные комбинезоны с широкими стрелками — одежда заключенных трудового лагеря.

— Эй, этот ящик сломан, — сказал Джеффри.

Джон посмотрел. Ящик из дерева и железа, со стороной около трех метров, раскололся вдоль верха. Трафареты на боковой стороне гласили: Музей Истории и Природы/Коперник. Он почувствовал прилив любопытства. Коперник был столицей Страны, а Музей был не просто хранилищем; это был главный исследовательский центр самой развитой нации на Визагере. У него были мечты о том, чтобы самому поработать там, наконец-то, разобраться с некоторыми таинственными артефактами Предков, колонизаторов с Земли, путешествовавших по звездам. Федерация пала более тысячи лет назад — это был 1221 год после падения — и никто не мог понять загадочные конструкции из керамики и неизвестных металлов. Даже сейчас, несмотря на то, как развивались технологии за последние сто лет. Они были так же непостижимы, как паровой двигатель или дирижабль для арктических дикарей.

— Что внутри? — нетерпеливо сказал он.

— Давай, давай посмотрим.

Рабочие проигнорировали их; Джон был в школьной форме Стажера, а Джеффри был очевидным иностранцем — мальчик из высшего класса мог ходить, куда ему заблагорассудится, и Четвертое Бюро было бы смертельно заинтересовано, если бы они услышали, что Протеже разговаривает с аузландером. Даже в лагерях всегда было место похуже. Бригадир все еще обменивался ругательствами со старшиной лайнера.

Джон ухватился за тяжелую сетку из абаки и полез; это было легко по сравнению с полосами препятствий в школе. Джеффри последовал за ним, неуклюже карабкаясь, сплошь на локтях и коленях.

— Это всего лишь камень, — разочарованно сказал он, заглядывая сквозь подпружиненные панели.

— Нет, это метеорит, — ответил Джон.

Бугристый камень был около метра в поперечнике, подвешенный в эластичной подставке в центре ящика. Он не получил никаких повреждений, когда сеть упала — в отличие от бочонка бренди, который, как они чувствовали, протекал, — но зато, судя по его покрытому шлаками и изъязвленному виду, он пережил раскаленное путешествие через атмосферу. Джон был удивлен, что его отправили в музей; метеориты были обычным явлением. Можно было видеть десятки в небе в любую ночь. В этом должно быть что-то необычное, возможно, его химический состав. Он протянул руку и дотронулся до него.

— Вроде, как холодный, — сказал он. — Не совсем ледяной, но и не естественный. Пощупай его.

Джеффри протянул длинную тонкую руку через щель. — Да, как будто...

Вселенная исчезла.

***

Салли оглянулась через плечо. — Где Джон? Потом она увидела его, перелезающего через грузовую сетку с другим мальчиком. С сыном Мориса. Она открыла рот, чтобы позвать их обратно, затем закрыла его. Важно, чтобы они поладили. Морис еще не сделал официального предложения, но… Она повернулась обратно.

У Карла были свидетели с обеих сторон: его законные дети, Генрих и Герта, усыновленные по обычаю Избранных. Генрих был сыном друга, погибшего во время экспедиции на Дальние Западные Острова; они были опасны, а моря между ними с их богатой и злобной местной жизнью — еще опаснее. Герта родилась в семье Протеже — рабочих в поместье Хостен и была крещена Гитаной. Карл спонсировал ее; она была яркой активной девушкой, а ее родители были няней Джона и сопровождающим камердинером/телохранителем соответственно.

Мария и Анджело стояли на почтительном расстоянии; их дочь не обращала на них внимания. Бывшая дочь; ни один Избранный не был таким строгим, как те, кого выбирали из рядов Протеже. Теперь она была Гертой Хостен, а не Гитаной Песалози.

Адвокат Избранных обменялся бумагами с пухленьким маленьким консулом Сантандера, а затем повернувшимся к Саре.

— Салли Хостен, урожденная Кингман, настоящим вы безвозвратно отрекаетесь от супружеских уз с Карлом Хостеном, Избранным Страны?

— Да.

— Карл Хостен, вы признаете это отречение?

— Да.

— Признаете ли вы также, что Салли Хостен имеет полные родительские права на Джона Хостена, ребенка от этого союза?

— За исключением того, что Джон Хостен может продолжать носить мое имя, если он пожелает, я это признаю. Карл сглотнул, но его лицо было, как высеченное из базальта вулканов.

— Генрих Хостен, Герта Хостен, Стажеры — усыновленные родом Хостенов, вы свидетельствуете?

— Да.

— Теперь все стороны подпишут, снимут отпечатки пальцев и укажут свои данные в этом документе.

Салли подчинилась, хотя, в отличие от всех, кто родился в Стране Избранных, у нее не было номера рождения, вытатуированного на правой лопатке и запомнившегося, как ее имя. Чернила от снятия отпечатков пальцев испачкали ее носовой платок, когда она вытирала руки.

Консул выступила вперед. — Сара Дженнингс Кингман, как представитель Республики Сантандер, настоящим я официально подтверждаю, что ваше утраченное гражданство Республики полностью восстановлено со всеми правами и обязанностями, вытекающими из этого; и что ваш сын Джон Хостен, как наследник вашего тела, соответственно, также имеет право на гражданство Сантандера… Где мальчик?

***

Вселенная исчезла. Джон оказался в... каком-то месте. Казалось, что он находится внутри идеально отражающей сферы, как будто находится внутри пузыря из зеркального стекла. Он попытался закричать.

Ничего не произошло. Именно тогда он понял, что у него нет ни горла, ни рта. Тела нет.

Ни тела, ни тела, никого, ничего... Истерика внезапно утихла, будто ему подсыпали транквилизатор. Затем он начал осознавать вес, дыхание, самого себя. На мгновение ему захотелось заплакать от облегчения.

— Извините, — произнес голос позади него.

Он повернулся, и зеркальная сфера исчезла. Вместо этого он увидел комнату. Обстановка была знакомой и неправильной. Камин, ковры, глубокие кресла, книги, стол, графины, но все было не совсем так, как он помнил. У стола стоял мужчина в форме, но не в той, которую он знал: мешковатые темно-бордовые брюки, синяя куртка с ласточкиным хвостом, пояс с саблей; пистолет был брошен на стол рядом с бокалами. Он был смуглым, темнее, чем может быть загар, с короткими очень черными волосами и серыми глазами. Высокий мужчина, стоящий как солдат.

— Где… что... — начал Джон.

— Внимание! — сказал мужчина.

— Сэр! — рявкнул Джон, собираясь с духом. Шесть лет обучения в качестве Стажера превратили это в рефлекс.

— Спокойно, сынок, — сказал темный человек и улыбнулся. — Просто помогаю тебе взять себя в руки. Во-первых, не волнуйся. Это реально, — он обвел рукой комнату, — но это не физически. Ты все еще прикасаешься к метеориту в ящике. Виртуально, во внешнем  мире практически не проходит времени… Когда мы закончим разговор, ты вернешься в док и будешь в полном порядке.

— Я сумасшедший? — выпалил Джон.

— Нет. С тобой только что случилось что-то очень странное. Улыбка стала кривой. — Почти то же самое случилось и со мной, парень. Давным-давно, когда я был не намного старше, чем ты сейчас. Садись.

Джон осторожно опустился на один из стульев. Это была удобная старая кожа, которая вздохнула под его весом. Он сидел, опустив ноги на пол и положив руки на подлокотники.

— Кстати, меня зовут Радж Уайтхолл. А это, — он махнул рукой в сторону комнаты, — Центр. Компьютер.

Несмотря на ужас, который кипел где-то на задворках его сознания, Джон издал тихий свист. — Компьютер? Как это было у Предков, у Федерации? Я много читал о них, сэр.

Радж Уайтхолл усмехнулся. — Что ж, это хорошее начало. Мои люди думали, что они ангелы. Да, Центр — пережиток Первой Федерации. Военный компьютер, Командно-контрольный тип. Не спрашивай меня ни о каких деталях. Там, где я вырос, специалисты немного разбирались в паровых двигателях. Посмотри туда.

Джон повернул голову, чтобы посмотреть на зеркальную поверхность. Вместо нее он смотрел на пейзаж. Это была не картина; в ней были глубина и текстура. Неуловимо отличаясь от всего, что он когда-либо видел, луны в выцветшем голубом небе были не того размера и количества, солнечный свет был другого оттенка. Он отбрасывал черные тени на размытые овраги в кремово-белом иле. Из бесплодных земель вышла колонна людей в такой же форме, как у Раджа. Они ехали верхом, но не на лошадях. На собаках, гигантских собаках высотой в пять футов в холке. Они были очень похожи на Вульфа, за исключением того, что их ноги были пропорционально толще, Джон снова присвистнул, на этот раз вслух.

Мимо прошла колонна людей и неуклюжая на вид полевая пушка, которую тащили еще шесть гигантских собак. Затем Радж Уайтхолл на своей… ну, гигантской гончей. Рядом с ним ехала женщина, не в военной форме. Ее лицо было пыльным и покрытым потеками пота, и оно было красивым. Из него светились раскосые зеленые глаза.

Видение исчезло, вернувшись к абсолютно идеальному зеркалу. Джон снова посмотрел на Раджа. — Где это было? — спросил он. Затем медленно: — Когда это было?

Радж кивнул, прислонившись к столу и скрестив руки на груди. — Это была Бельвью, планета, где я родился. Около ста пятидесяти лет назад.

— Вы… призрак?

— Призрак в машине. Запись, которая думает, что он человек. Это убедительная иллюзия, даже для меня.

Джон сидел, молча, как ему показалось, целую минуту. — Почему вы со мной разговариваете?

— Хороший парень, — ответил Радж. Джон почувствовал неясный укол гордости от этой похвалы. Радж продолжал: — А теперь слушай внимательно. Ты знаешь, как рухнула Федерация?

Джон кивнул. Визагер сохранил записи; он видел их в школе. Экспансия с Земли, затем соперничество и гражданская война. Гражданская война, которая продолжалась до тех пор, пока Сети Танаки не были уничтожены и межзвездные путешествия не прекратились, а затем на самой планете  Визагер, пока цивилизация не была полностью уничтожена. После этого начался долгий процесс перерождения, медленный и болезненный.

— Это происходило по всей заселенной людьми галактике. На Бельвью обвал был еще хуже, чем здесь. Центр остался в развалинах под особняком планетарного губернатора. Центр долго, очень долго ждал подходящего момента. Более тысячи лет, а потом он нашел меня. Проблемой Бельвью был внутренний раскол. Мы снова были настроены на то, чтобы очиститься, на этот раз, вернувшись к каменным топорам, тем более уверенно, что мы делали это с помощью винтовок, а не ядерного оружия. Я был солдатом, офицером. С помощью Центра — и нескольких очень храбрых людей — я воссоединил планету. Бельвью теперь столица Второй Федерации.

— Вы хотите, чтобы я объединил Визагер? Джон почувствовал, как у него отвисла челюсть. — Я? Его голос смущенно дрогнул, как это стало происходить в последнее время, и он покраснел.

Радж покачал головой. — Не совсем так. Больше для того, чтобы предотвратить ее объединение, по крайней мере, неправильными людьми. Он, слегка наклонился вперед. — Скажи мне честно, Джон. Что ты думаешь об Избранных?

Джон открыл рот, затем закрыл его. Воспоминания промелькнули в его голове; заканчивая пустыми, осунувшимися лицами докеров, когда уносили потерявшего сознание человека.

— Честно говоря, сэр, не так уж много. Мама тоже не знает. Однажды я пытался поговорить об этом с папой, но... Он пожал плечами и отвернулся.

Радж кивнул. — Центр может многое предвидеть. Не всегда будущее, а то, что, вероятно, произойдет, и насколько это вероятно. Не проси меня объяснять это — у меня было три жизни, и я все еще не могу этого понять. Но я знаю, что это работает — поддержание вашей личностной матрицы несовместимо с изменениями, необходимыми для понимания стохастического анализа.

Джон вздрогнул и зажал уши руками. Голос исходил отовсюду и ниоткуда. Это почему-то казалось тяжелым, будто слова несли в себе больший груз смысла, чем все, что он когда-либо слышал. Их звучание в его голове было совершенно плоским и ровным, но в нем были оттенки, которые резонировали, как струны гитары после того, как пальцы игрока покинули их. В голосе чувствовалась... грусть.

— Центр думает, что если бы я так сильно изменился, я бы не был собой, — сказал Радж.

— Джон Хостен, — сказал древний, безличный голос, — в отсутствие внешнего вмешательства существует вероятность 51% ± 6%, что Избранные установят полное доминирование на Визагере в течение 34 лет. Наблюдай.

Джон посмотрел на зеркальную стену.

Бесконечная вереница людей в изодранной зеленой униформе промаршировала мимо пулеметного гнезда, укомплектованного войсками Страны, пехотой Протеже и офицером Избранных. Рядом стояли два полицейских агента в штатском, в длинных кожаных пальто и широкополых шляпах, с тяжелыми пистолетами в руках. Время от времени они взмахивали руками, и солдаты вытаскивали человека из шеренги заключенных, заставляя его опуститься на колени. Люди из Четвертого Бюро подходили и приставляли дула своих пистолетов к затылку коленопреклоненного человека… — Завоевание Империи, —  сказал Центр, — наблюдай:

Последовал калейдоскоп: горящие города с их названиями и местоположениями, каким-то образом запечатлевшимися в его сознании. Корабли, переполненные рабами — рабочими, прибывали в Принятие Присяги,  Пилларс и Дорст. Группа  инженеров Избранных обсуждала бумаги и планы, в то время как вереница рабочих, простиравшаяся за пределы видимости, работала на железнодорожной насыпи. — Консолидация, дальнейшая экспансия:

Горящий военный корабль затонул в океане, покрытом маслянистым пламенем, обломками, телами и людьми, которые все еще пытались двигаться. Сотни из них были затянуты назад и вниз, когда корабль перевернулся и затонул, как свинцовый карандаш, брошенный в бассейн, его огромные бронзовые пропеллеры все еще вращались, когда он сделал последний рывок. Сквозь дым показалась шеренга боевых кораблей с черно-золотыми знаменами Избранных на мачтах. Их главные батареи были опалены и покрыты волдырями от интенсивного огня, но они молчали; их второстепенные орудия и скорострельные установки стреляли в воду. — Разрушение Сантандера.

Даже не имея информации Центра, он узнал следующую сцену. Это был Зал Республики в Сантандер Сити. Огромный купол из красного гранита был разрушен; человек в черном сюртуке и высокой шляпе республиканской формы стоял перед генералом Избранных  и вручал Конституцию Республики в стеклянной коробке. Генерал бросил ее на пол и втоптал в нее каблук своего ботинка, в то время как солдаты позади него приветствовали его. — Последствия.

Убогая многоквартирная улица в городе Избранных. Фигуры столпились на ступеньках, разговаривали и замолкали, когда мимо с жужжанием проехал странного вида паровой автомобиль, ощетинившийся оружием.

— Но это Избранные, — воскликнул Джон.

Радж заговорил: — Что делают хищники, когда они заканчивают игру? Метафорично, но верно, бесстрастный безголосый голос Центра сказал: — Как только консолидация будет завершена, линии Избранных поссорятся друг с другом, планета не сможет поддерживать такой большой класс. И социальная система, возникшая в результате завоевания и рабства, не сможет быть рационально скорректирована для максимизации производительности, внутренняя реорганизация приведет к созданию благородной касты и исключению большинства линий Избранных.

Столкнулись армии, вооруженные странным, мощным оружием. Машины роились в воздухе, скользили по земле с изящной смертоносностью. Погибали люди, солдаты — Протеже, гражданские лица. Новая знать будет сражаться между собой, сначала с армиями ставленников, затем будет нарастать соперничество.

Длинная гладкая фигура упала на столб белого огня в пустынный пейзаж. Выдвинулись посадочные опоры, и открылся люк. Технологический прогресс продолжался бы до уровня межпланетных перелетов, а затем превратился бы в окаменелость, ни одна из соперничающих фракций на Визагере не смогла бы позволить себе отвлечь достаточные ресурсы для восстановления звездных полетов.

Огромный город, здания тянутся к солнцу. Джону потребовалось мгновение, чтобы узнать в нем Принятие Присяги, да, и, то только по форме круглой гавани и окружавшим ее вулканам. Внезапно одна из огромных башен исчезла в ослепительной вспышке. Одна партия знати пытается использовать падшие  линии Избранных против другой, вместо этого они восстают против знати по всей планете, пытаясь восстановить старую систему, Протеже восстают, в результате достигается максимальная энтропия.

Кольца фиолетового огня расширялись над городами, поднимаясь до тех пор, пока огненные шары не распространились по верхней части атмосферы. — С вероятностью 87% ±6%, — добавил Центр.

Джон сидел, потрясенный. — «Я всего лишь ребенок», — подумал он. — «Даже недостаточно хорош, чтобы пройти Испытание Жизнью. Что я должен сделать с этим?»

— Почему вы сами не можете что-нибудь сделать? — спросил он. — Вы пришли со звезд, у вас есть другая Федерация — посадите людей в звездолет и скажите, что им делать!

— Мы не можем, — ответил Радж. — Во-первых, у нас нет ресурсов. Пока в Федерации всего четыре мира. Есть тысячи людей, нуждающихся во внимании. И даже если бы мы могли, это просто подготовило бы нас к очередному циклу верховной власти, упадка и войн, как в Первой Федерации. Новые миры должны выбираться самостоятельно с минимальным вмешательством и делать это правильно.  — Правильно, — сказал Центр, — истинная федерация может достичь стабильности в динамичном и мобильном смысле, а гегемония, навязанная извне, не может.

— Вы хотите, чтобы я... каким-то образом помешал Избранным захватить власть, — сказал Джон.

Он почувствовал прилив возбуждения. Это было немного похоже на то, что он почувствовал на прошлой неделе, когда горничная оглянулась на него через плечо, взбивая подушки, и улыбнулась, и он понял, что мог бы… прямо здесь, если бы захотел. Но это было сильнее, глубже. Он мог повлиять на судьбу целой планеты. Спасти весь мир. Он, Джон Хостен, с прыщиком на носу и ногой, которая все еще болела, когда он слишком сильно ее напрягал, несмотря на все, что могли сделать хирурги. — В частности, ты будешь действовать для укрепления Республики Сантандер, — сказал Центр, — по моему совету и совету Раджа Уайтхолла ты быстро поднимешься и сможешь влиять на политику. Такое вмешательство резко увеличит вероятность того, что республика станет доминирующим фактором в цикле войн, который начнется в ближайшие два десятилетия.

— Республика завоюет... объединит мир?

— Нет. Эта вероятность составляет менее 12%, ±3. Наблюдай:

Войска в коричневой форме и круглых шляпах Республики маршировали из города Арена в Сьерре. Толпы людей выстроились вдоль улиц, улюлюкая и свистя. Иногда они что-то бросали. — Сантандеру не хватает организационной инфраструктуры для насильственной интеграции иностранных территорий.

— Нет стойкости, — добавил Радж. — Они могут ввязываться в войны, и если вы прижмете их к стене, они могут мобилизоваться изо всех сил, но когда это менее важно, чем война, им тоже не нравится платить по счету мясника или деньги на смерть. Время от времени они будут ввязываться в войны и терять людей и технику, а затем решат, что это неинтересно, и отправятся домой.

— Правильно, Сантандер будет осуществлять общую гегемонию, все более культурную и экономическую, а не военную, это откроет период интенсивной конкуренции в рамках минимального правительства, такие эпизоды являются нестабильными, но склонны к быстрым технологическим инновациям.

— Республика отправится в космос, потому что это даст вам столько же славы, сколько война, и это меньше разочаровывает, — пояснил Радж. — Наблюдай:

Цилиндр высотой со здание поднялся в воздух в бело-голубом разряде. Следующий вид был странным: голубой диск с белыми прожилками, плавающий в кромешной тьме, окруженный немигающими звездами. Только когда Джон увидел очертания континента, он понял, что видит Визагер из космоса.

Из космоса! Он задумался. В поле зрения проплыла конструкция из балок. Вокруг нее сновали люди в скафандрах и непонятные машины с руками, похожими на крабов.  —  Сеть перемещения Танаки, — сказал Центр, — в этом сценарии Визагер войдет во вторую федерацию без предварительного политического объединения, что является необычным развитием событий.

Видения прекратились, оставив только зеркальную стену в конце странного кабинета.

Радж протянул ему стакан и сел в кресло напротив него. Джон осторожно сделал глоток сладкого вина.

— Парень, ты можешь уйти отсюда без воспоминаний о том, что ты видел и слышал, — спокойно сказал он. — Или ты можешь уйти отсюда как агент Центра — как я был агентом Центра — чтобы ты вытащил эту планету из тупика, в который она попала, и сделал ее людей свободными.

— Я сделаю это, — выпалил Джон, затем снова покраснел.

Слова, казалось, исходили прямо из его уст, не проходя через его мозг.

Радж покачал головой. — Это не игра, Джон. Ты можешь умереть. Ты, вполне вероятно, умрешь.

Зеркальная стена растворилась в своих невероятно реальных картинах. На этот раз они были гораздо более личными. Джон — пожилой Джон — лежал у живой изгороди. Его лицо было вялым, глаза тупо смотрели в тонкой серой пелене дождя. Одна рука лежала на животе, вокруг пальцев виднелась синяя выпуклость кишечника.

Джон сидел раздетый по пояс на металлическом стуле; талия, конечности и шея удерживались мягкими зажимами; другое устройство из рычагов и винтов удерживало его рот открытым. С потолка свисала одинокая лампочка. Специалист Четвертого Бюро, одетый в блестящий фартук с нагрудником, подошел к нему с изогнутым инструментом в руках.

— Стыдно, Хостен, стыдно, — сказал он. — Вы пренебрегали своими зубами. Тем не менее, я думаю, что этот нерв все еще чувствителен.

Изогнутая форма из нержавеющей стали куда-то  вонзилась. Тело в кресле забилось в конвульсиях и закричало, выпустив в темный воздух подвала тонкую струйку крови.

Другой Джон стоял на скамье подсудимых в зале суда. Флаг Республики висел на стене позади судейской коллегии. Они пошептались, а потом один из них поднял голову:

— Джон Хостен, этот суд признает вас виновным по обвинению в государственной измене и шпионаже. Вас доставят из этого места в Национальную Тюрьму и там повесят за шею до тех пор, пока вы не умрете. Да смилуется Господь над вашей душой.

Видения исчезли. Джон прикоснулся языком к губам. — Я не боюсь умереть, — прошептал он. Затем вслух: — Я не боюсь, и я знаю свой долг. Я сделаю то, что вы просите, независимо от того, сколько времени это займет, независимо от того, чем это рискует.

— Хороший парень, — тихо сказал Радж и сжал его плечо. — Ты и твой брат оба сделаете все, что в ваших силах.

***

Джеффри Фарр посмотрел на зеркальную сферу. — Похоже, я буду часто участвовать в боевых действиях, — сказал он.

Он старался говорить спокойно, но в его голосе снова слышалась дрожь. Эти сцены его смерти — выстрелы в живот, сожжение, утопление, палачи Избранных  с кнутами, сделанными из цепей со стальными крюками, — они были более реальными, чем все, что он когда-либо видел. Он мог чувствовать это…

— Если ты скажешь «да», — сказал Радж. — Я не собираюсь лгать тебе, сынок. Военная служба — небезопасная профессия; и если ты откажешься, последняя война между Страной и вашей родиной может начаться не раньше, чем через поколение или больше, возможно, через два.

— Да, и лошадь может научиться петь, — сказал Джеффри. Он был немного удивлен смешком Раджа. — И если бы у меня были парни, они все равно были бы рядом, когда это случится. Я сделаю это. Кто-то должен это сделать. Фарр сделает то, что должно быть сделано.

Бессознательно его голос приобрел другой тон с последними словами; Радж одобрительно кивнул и протянул ему бокал.

— Хороший парень.

— Есть только одна вещь, — сказал Джеффри. Он поднял глаза... компьютер… его там не было — точнее, нигде не было, он был в его сознании, — но это помогло.

— Только одно. Если, э-э, Центр может предсказывать события и манипулировать ими так, как вы говорите, не могли бы вы изменить Избранных? Вы показали мне, что произойдет, если Избранные захватят власть сами, не так ли? Предоставленные самим себе, сами по себе.

— Правильно. Радж кивнул.

— Итак, вы могли бы помочь им и как-то изменить ситуацию, чтобы они построили систему звездного транспорта? Это было бы достаточно просто, если бы вы показывали все технические вещи, которые они должны были делать на каждом шагу, а не изобретать их заново, ну, не совсем так. И вы могли бы вывести того, кого выбрали, на вершину политики Избранных, не так ли? Сделать их чем-то вроде живого бога.

Радж откинулся на спинку стула. — Умный парень, — восхищенно сказал он. — Но у тебя другой взгляд на это, чем у твоего брата — я имею в виду, у твоего будущего брата.

— Вероятность среднесрочного успеха при таком образе действий составляет 62% ± 10, — сказал Центр, — необычно высокая степень неопределенности из-за случайных факторов. Мы не можем быть уверены в том, что вступим в контакт с подходящим  представителем Избранных, однако этот образ действий противопоказан другими факторами.

Радж кивнул, его жесткое темное лицо было мрачным. — Возможно, удастся вернуть Визагер в межзвездное пространство с помощью Избранных, — сказал он. — Но вы не можете превратить их во что-то, что мы хотели бы видеть в межзвездном пространстве — по крайней мере, без перестройки их общества с нуля, а это было бы невероятно сложно.

— Субъективно, но правильно, наблюдай:

Пустое полушарие очистилось. Джеффри снова увидел бело-голубые очертания планеты из космоса, но на этот раз это был не Визагер. Появилось мерцание, и в темноте над планетой замигали пятна, крошечные, пока перспектива не приблизилась. Там были огромные металлические фигуры — космические корабли, как предположил он, — с солнечными лучами Страны на их боках. По бокам открылись двери, и меньшие фигуры помчались навстречу затянутому облаками голубому миру, фигуры с крыльями и изящной формой акулы. Точка наблюдения последовала за ними в головокружительном падении, сквозь атмосферу и ужасную жару, вниз, к земле. Они приземлились среди пламени и обломков, горящей растительности и разрушенных зданий. Пандусы скользнули вниз, и орудийные установки в штурмовых транспортах выпустили снаряды, которые прорезали в воздухе пути громоподобного вакуума, чтобы очистить периметр посадочной зоны. Боевые машины скользили по пандусам на воздушных подушках, их массивная броня ощетинилась оружием и датчиками.

В башне одной из боевых машин, когда она соскользнула на землю и задрала нос, появилась голова; грязь с воем летела из-под машины. Забрало шлема человека было поднято, и его ухмылка была похожа на что-то из глубин океана.

— Давайте сделаем это, люди, — сказал он. — Поехали.

— Вероятность успешной реконструкции  культуры Избранных составляет 12% ±6, — сказал Центр.

— Мы могли бы поднять их на вершину; мы могли бы даже вывести их кзвездам, — сказал Радж. — Но они все равно нападут на любое существо, которое движется — это их основной императив.

— Да, я вижу это, — ответил Джеффри, сцепляя и хрустя пальцами, а затем внезапно опустил взгляд, осознав, что его настоящие руки вообще не двигались, где-то, чего он не мог видеть. Радж криво кивнул. И для него это все время так. Это казалось реальным, но…

— Да, — продолжил он. — Их нужно остановить, здесь и сейчас.

— Ты и твой брат сделаете это, — сказал Радж. — С нашей помощью.

***

… и метеорит стал гладким под его пальцами.

Джон Хостен почти свалился на причал. — «Радж?» —  задумался он. — «Центр? Был ли это какой-то безумный сон?» Может быть, он действительно вернулся на свою койку в школе, ожидая пробуждения.

Докеры смотрели на него с тупым любопытством или просто приметили, что он как-то двигается. Джеффри Фарр упал в сетку вслед за ним, его лицо было ошеломленным и расслабленным. Джон автоматически поймал его, прижимая обмякшее тело к грузовой сетке, чтобы он мог уцепиться и поддержать себя. — Ты тоже?

— Не показывай огорчения, — сказал машинный голос в его голове.

— Возьмите себя в руки, ребята, — продолжил Радж. Голос был таким же тихим, но в нем были модуляции человеческой речи, без ощущения холодной бездонной глубины, которое нес в себе Центр.

— Джон! Джеффри!

В голосах взрослых слышался гнев. Лицо Джеффри было настолько бледным, что веснушки выделялись, как родимые пятна, но он улыбался своей белозубой улыбкой.

— Эй, чувак, ну, мы с тобой попали. Пойдем.

***

— Попрощайся со своим отцом, — сказала Салли Хостен.

Джон шагнул вперед. — Сэр.

Карр слегка дернул головой вперед. — Мм, сын…

Он протянул руку; Джон на мгновение удивленно уставился на нее. Это было приветствие среди равных. Затем он поклонился и взял ее. Безликая сила на мгновение сжала его. По сигналу Карла вперед вышел слуга.

— Вот, — сказал Карл. Он протянул Джону завернутый в ткань сверток. Внутри был оружейный пояс и револьвер. — Это принадлежало моему отцу. Он должен быть у тебя. Это и мое имя — все, что Судьба позволяет мне оставить тебе.

— Спасибо... спасибо, сэр, — ответил Джон.

Его глаза защипало, но он поборол это чувство. Почему именно сейчас? Даже по  стандартам Избранных Карл никогда не был демонстративным человеком.

— Ты мальчик с хорошим характером, — сказал Карл. — Если я когда-либо был для тебя меньше, чем отцом, то это моя вина. Мы с твоей матерью расстались, но по причинам, которые каждый считает благородными. Слушайся свою мать, усердно работай, будь дисциплинированным, будь храбрым.

— Есть, сэр, — сказал Джон.

Карл на мгновение заколебался и начал отворачиваться. Затем он сглотнул и продолжил: — Ты всегда будешь желанным гостем среди Избранных, мальчик, пока я жив.

Он отдал честь, вытянув кулак. Джон ответил на салют в первый раз — и в последний раз, как понял он, когда его отец зашагал прочь, напружинив спину.

— До свидания, братец, — сказала Герта Хостен. Она заключила его в короткие объятия, оставив его безмолвным от такого проявления эмоций. — Прикрывай свою спину, когда нужно.

Генрих всплеснул руками и хлопнул его по плечу. — Страна потеряна, но, возможно, ты выиграешь, — сказал он. — Приходи как-нибудь в гости, отпрыск, когда станешь богатым и знаменитым.

Джон посмотрел им вслед и глубоко вздохнул. — До свидания, Мария, — сказал он няне Протеже.

Она прижала его к своей широкой груди. — Прощай, маленький хозяин. Позвони Марии, если она тебе когда-нибудь понадобится, — сказала она на своем невнятном Ландишском низшего класса.

Ее муж поклонился и коснулся рукой Джона своего лба. Это был широкоплечий мужчина с седеющими черными волосами. — Я тоже, молодой господин. А теперь иди. Твоя мама ждет тебя.

Джон развернулся и с застывшим лицом направился к трапу. Рука матери взяла его за руку; он на мгновение сжал ее, затем высвободился.

— «Больше никаких слез», — подумал он. — «Это для детей. Я должен быть мужчиной, прямо сейчас».

Глава вторая

1227 год После Падения.

310 год Принятия Присяги.

— Люди подумают, что мы странные, — сказал Джеффри, тяжело дыша.

— Черт возьми, мы действительно странные, Джефф, — ответил Джон.

Они замолчали, когда мчались вверх по склонам Сигнального Холма, мимо семей, устраивающих пикники, и студентов — это была часть Университетского Парка. Повороты были достаточно трудными, но Джон срезал между ними всякий раз, когда на склонах не было клумб. Наконец они стояли на мощеной вершине, среди кашпо и деревьев в больших горшках, а туристы платили по двадцать пять сантимов за то, чтобы посмотреть в поворотный бинокль на знаменитый вид города Сантандер. Джеффри бросил гантели на скамейку и застонал, нырнул головой в фонтан и подул, как дельфин, прежде чем напиться.

Джон стоял, стараясь не обращать внимания на боль в правой ноге, и медленно пил из бутылки с водой, которую носил на поясе. Сигнальный Холм был высотой двести метров, самым высоким участком в городе, прямо над излучиной реки Сантандер. Отсюда он мог видеть большую часть столицы Республики: Площадь Капитолия на северо-западе и собор за ней; особняк с колоннами и зеленой медной крышей на востоке, в конце посольского ряда. Округ Гавани, древнее начало Сантандер Сити, находился ниже по склону холма в излучине реки, а бассейн канала находился на южном берегу, среди фабрик и рабочих кварталов. На юге городская застройка исчезала в дымке; на севере можно было разглядеть только лесистые холмы, на которых располагались элитные пригороды.

Здесь был приглушен рев уличного движения — шипящий грохот трамваев, подземный гул метро, топот лошадей и все большее количество паровых авто, даже булькающий рев странного автомобиля с газовым двигателем. Он не чувствовал ничего, кроме запаха горячего камня и прохладных зеленых запахов парка, что также было приятным отличием от большей части города. Солнце было красным на западном горизонте, все еще ярким здесь, но, пока он смотрел, зажглись уличные фонари. Они рисовали узоры света волшебных фонарей на холмистом городском пейзаже, среди мягкого золотого сияния газовых фонарей и более резкого электрического света вдоль главных улиц.

Он почувствовал, что кто-то наблюдает за ним: девушка примерно его возраста, но не студентка — ее платье до икр было слишком стильным, а маленькая шляпка, сдвинутая набок, была украшена пером кетсаля. Она улыбнулась, когда он встретился с ней взглядом, затем повернулась, чтобы поговорить со своей почтенной спутницей.

— Смотрела на тебя, парень, — сказал Джефф.

Джон слегка улыбнулся. Объективно он знал, что достаточно хорош собой: высокий, как его отец, с желто-русыми волосами и лицом с квадратным подбородком. И он держал себя в достаточно хорошей форме… но они не знают. У него заныла нога.

Он ударил брата по руке. — Как Дорин в столовой? — спросил он. Они сидели на траве и передавали полотенце друг другу. — Поблагодари меня за это, брат. Если бы я не втянул тебя в эти странные штучки Избранных, ты бы все еще был сорняком и тощим. Она пожирает тебя глазами, дружище.

Джеффри Фарр был обрюзглым, хотя он всегда был стройнее, чем сын его приемной матери. От подростковой неуклюжести остался только след, и его длинное костлявое лицо становилось тверже навстречу взрослой жизни.

— Дорин? Все, что она будет делать, это смотреть. Ее родители, знаешь ли, реформатские баптисты; у меня примерно столько же шансов увидеть, как она задирает юбку, сколько и получить от архиепископа пощечину. Я попытался ущипнуть ее за задницу, а она так сильно придавила мне палец на ноге, что я уронил свой поднос.

Джон прищелкнул языком. — Задницу архиепископа? Черт, я и не знал, что у тебя есть вкус к женщинам постарше… Ну, ну!

Джеффри закурил слегка влажную от пота сигарету. — Эти штуки убьют тебя, — сказал Джон, отказываясь от предложенной пачки.

— А другие кадеты Офицерского Учебного Корпуса подумают, что я придурок, если не буду курить, — ответил Джеффри, опершись локтем на колено и глядя на город. — Я признаю, что физическая сторона проще всего этого дерьма с упражнениями, в которое ты меня втянул.

— Как Морис относится к тому, что ты идешь в армию?

Джеффри пожал плечами. — Папа просто удивлен, вот и все. Каждый Фарр на протяжении пяти поколений служил на флоте.

— Со времени деревянных кораблей и железных людей, — согласился Джон.

Республика не вела крупных сухопутных войн почти семьдесят лет, а армия была крошечной, и плохо финансировалась. Флот был другим делом, поскольку политика всегда заключалась в том, чтобы не позволять Империи получить слишком большое преимущество.

— Больше похоже на железные пушки и деревянные головы. Когда ты получишь известия от дипломатической службы?

— На следующей неделе, — ответил Джон. — Но я довольно уверен в себе.

— У тебя для этого есть соответствующие отметки.

— Спасибо Центру, — мысленно сказал он.

Зеленые глаза Джеффри сузились, и он покачал головой. — Даже Центр не может сделать шелковый кошелек из вымени свиньи, — ответил он через ретранслятор, предоставленный древним компьютером.

— Правильно, — сказал Центр. — Я просто сократил период обучения и сделал возможным более широкий курс обучения.

— Думаешь, у нас будет достаточно времени, прежде чем Избранные нападут на Империю? — задумался Джефф.

— Вероятность войны между Избранными и Империей в течение следующих двух лет составляет 17% ±3, в течение следующих четырех — 53 % ±5, в течение следующих шести — 92 % ±7.

— Я должен получить свой чин через год, — сказал Джефф. — Ты будешь членом бригады с полосатыми штанами и с хорошей репутацией.

— Много пользы это принесет Империи, — мрачно сказал Джон, расщепляя стебель травы между большими пальцами.

На севере лежала остальная часть Республики и Кишка — узкий водный путь, разделявший материк по большей части его ширины. К северу от Кишки располагалась Вселенская Империя, крупнейшая из наций Визагера, потенциально самая богатая и на протяжении веков самая могущественная. Те столетия были поколениями ушедших.

— И мы делаем все, что можем! — сказал Джефф. — Я знаю, что политики должны быть тупицами, но персонал в пирамиде еще хуже, а адмиралтейство не намного лучше, если не считать папы.

— Мы делаем все, что в наших силах, — спокойно сказал Джон. — Республика пока мало что делает, но некоторые люди видят, что грядет — Морис, например. И теперь он контр-адмирал. У нас должно быть немного времени после того, как они нападут на Империю.

— Полагаю, да, — вздохнул Джефф. — Эй, ты держишь меня на плаву, я тебе когда-нибудь это говорил? Да, даже Избранные не настолько безумны, чтобы напасть на нас и Империю одновременно. Когда это начнется, люди сядут и обратят на это внимание — даже они. — Он кивнул в сторону купола столичного здания.

— Морис иногда сомневается, что они заметили бы, если бы Флот Избранных поднялся вверх по реке и начал обстреливать их, — беспечно сказал Джон.

— Папа пессимист. Давай, давай вернемся в общежитие, примем душ и съедим гамбургер. Может быть, Дорин сжалится надо мной.

* * *

— Командная работа, командная работа, вы, идиоты! — ахнула Герта Хостен, услышав, как остальные спотыкаются. — Джон, твоя очередь вести.

Тропа в джунглях была узкой и скользкой от грязи. Импровизированные носилки из жердей и лиан были неуклюжими, они были бы неуклюжими даже без привязанного к ним бормочущего, мечущегося мальчика. Его нога была перевязана ветками; лианы, которые привязывали ее к дереву, были наполовину погружены в распухшую фиолетовую плоть.

Герта уперлась пятками и подождала, пока носилки выровняются, затем вложила нож в ножны и взялась за левую переднюю ручку. Человек, которого она сменила, на мгновение пошевелил пальцами, вытащил свой нож и бросился вперед, чтобы прорубать путь своим товарищам. Она взяла левую переднюю ручку, Генрих  нес обе задние ручки, а Эльке Тирнвиц была на правой передней. Джон Хостен продвинулся дальше вперед, прорубая себе путь сквозь виноградные лозы. Эткар Саммердорф получил бесплатную поездку; он сломал ногу, борясь с крокодилом, который пытался перекусить ее, когда они вчера переходили реку вброд.

Они съели изрядный кусок крокодила. Вы ничего не получили в командном соревновании на выносливость, которое завершало Испытание Жизнью. Ну, почти ничего: пара шорт, пара сандалий, матерчатую блузу на бретельках, если вы девушка, и охотничий нож. Затем вас и четырех товарищей по команде сбросили  с дирижабля по наклонной плоскости в горы Копенрунг на северной стороне Страны, и вы должны добраться до места сбора как можно быстрее. Вам  никто точно не сказал, где оно находится. Избранным до всего следует доходить самим. Если вы не сможете этого сделать, Избранные в вас не нуждаются — и всем вам  лучше это сделать. Избранным не нужны и эгоистичные предки.

— Оставьте меня, — пробормотал Эткар. — Оставьте меня. Идите.

— Мы не можем оставить тебя, тупой ублюдок, — сказала Эльке хриплым от беспокойства и усталости голосом — и, кроме того, Эткар, вероятно, спас им жизнь у реки. — Это командное соревнование. Мы все потеряем сто очков, если оставим тебя.

Они все спасли жизни друг другу.

Было жарко: тридцать восемь градусов, по крайней мере, и влажно, как в паровой бане. Плохо даже по местным меркам. Горы Копенрунг находились на крайнем севере, ближе всего к экватору. Это было одной из причин, по которой они никогда не были интенсивно развиты, а также там были крутые склоны и латеритные почвы. И пиявки, и комары, и дикие кабаны, и дикие буйволы, и леопарды, и постоянные грозы и торнадо.

Пот стекал по ее коже, добавляя к уже образовавшейся жирной пленке жжение в местах укусов насекомых и зарождающихся язв джунглей. Грубое дерево натянуло ее руку и натерло мозоли на ладони. Мышцы ее нижней части спины жаловались, когда она откинулась назад под тяжестью носилок и склона. Ветки и листья хлестали ее по лицу.

— Генрих, мин брудер, — сказала Герта, подстраивая слова под мышечное усилие. — Скажи мне еще раз, как это чудесно — быть Избранным.

Эльке издала резкий шипящий звук зубами. Четвертое Бюро вряд ли подслушивало, но никогда не знаешь наверняка. Генрих хмыкнул.

— Шейс, — выругался Джон. — Черт. В его тоне было удивление.

— Что это? — спросила Герта. Она не могла видеть дальше, чем на несколько шагов сквозь подлесок; эта часть холма выгорела некоторое время назад, а вторая поросль была довольно высокой.

— Мы сделали это.

— Что? — тремя сильными молодыми голосами.

— Мы сделали это! Это поляна, которую мы видели на гребне!

Никто из них не произнес ни слова; они даже не замедлили шаг. Герте удалось сквозь пот бросить затуманенный взгляд на окутанные туманом, покрытые джунглями горы впереди. Они выглядели точно так же, как окутанные туманом, покрытые джунглями горы, на которые она смотрела всю прошлую неделю.

Когда они вырвались из зарослей на маленькое плато, они чисто рефлекторно перешли на рысь. Впереди были павильоны и толпа людей — офицеров, чиновников, слуг Протеже. При виде носилок вперед выбежал врач.

— Как он? — спросила Эльке.

Доктор поднял глаза и нахмурился. — Нога выглядит не так уж плохо. Сейчас. Он потерял бы ее еще через двадцать часов.

Протеже протягивали подносы. Герта схватила керамический стакан и пила долго и осторожно. Это был апельсиновый сок, слегка подсоленный. Она закрыла глаза на мгновение чистого блаженства.

Человек прочистил горло. Она открыла глаза и вытянулась по стойке смирно вместе с другими членами своей команды; все, кроме Эктара, которому сделали укол морфия в руку.

Мужчина был пожилым, лысым, жилисто-мускулистым. На плечах его летней формы виднелись полковничьи погоны, а на морщинистом костлявом лице сияла улыбка, подобная улыбке Смерти в хорошем настроении. Она остро ощутила кольцо на безымянном пальце его левой руки — переплетенный обруч из железа и золота. Кольцо Избранных.

— Герта Хостен, Генрих Хостен, Джон Хостен, Эльке Тирнвиц, Эткар Саммердорф. Церемония, конечно, состоится позже, но для меня большая честь сообщить вам, что каждый из вас набрал хотя бы минимально необходимый балл в Жизненном Тесте. Соответственно, в возрасте восемнадцати лет и шести месяцев вы будете зачислены в число Избранных Страны. Поздравляю.

Кто-то закричал. Герта не могла сказать, что именно; она была слишком занята тем, что держалась прямо. Шесть месяцев экзаменов, тестов, психологических тестов, тестов на выдержку, тестов на интеллект, тестов на способность переносить стресс; все это завершилось семью адскими днями в джунглях Копенрунга — и все было кончено.

— «Я не собираюсь быть Ничтожеством». Она давным-давно решила покончить с собой, чем терпеть это; большая часть Ничтожеств так и поступала. Родилась в коттедже Протеже, а теперь она — Избранная.

Она отсалютовала, вытянув руку и сжав кулак. Кровавый нарыв лопнул, и кровь потекла по ее рту, когда она ухмыльнулась; боль была острой, но ей было наплевать.

***

— Вы очень богатый молодой человек, — сказал исполнительный директор «Ривер Электрик Кампани», с удивлением глядя на заявление.

— У меня были начальные деньги от моего отчима, — объяснил Джон. — Остальное поступает в основном от сделок с сырьевыми товарами. (Любезно предоставлено анализом Центра; это сделало все по-детски простым). — И инвестиции в «Вестерн Петролеум».

Его официальный шейный платок был немного тесноват; он подавил желание потеребить его. Комната находилась на седьмом этаже одного из новых офисных зданий между Восточным Шоссе и рекой, с потолочным вентилятором и закрытыми ставнями окнами, благодаря которым было прохладно даже в жаркий летний день. У управляющего «Ривер Электрик» на широком столе из черного дерева было очень мало места, только пресс-папье и телефон с трубкой цвета морской волны. И планы, которые прислал Джон.

— Это…

— Ртутно-дуговой выпрямитель, — услужливо подсказал Джон.

— Выпрямитель, да, кажется, очень оригинальный, — сказал исполнительный директор.

Это был пухлый маленький человечек в бифокальных очках, одетый в довольно щегольской пиджак кремового цвета и синий шейный платок. В ленте его фетровой шляпы, висевшей на вешалке у двери, было перо попугая.

— Однако, — продолжил он, — в настоящее время «Ривер Электрик Кампани» участвует в обширной, очень обширной инвестиционной программе в первичных генерирующих мощностях. Почему мы должны браться за новое рискованное дело, которое потребует вложения капитала в новое производственное предприятие?

Джон наклонился вперед. — В том-то и дело, мистер Хенфорт. Выпрямитель позволит сэкономить капитал за счет снижения потерь при передаче. Затраты на их установку будут значительно меньше, чем экономия на сырьевых генерирующих мощностях. И строительство может быть передано на субподряд. Есть много фирм здесь, в столице, или где-нибудь в Восточных провинциях — скажем, в Тонсвилле или Энсбурге, — которые могли бы справиться с этим. Основное внимание «Ривер Электрик Кампани» уделяется гидравлическим турбинам и турбогенераторам, что не повлияет на это.

Хенфорт сложил пальцы домиком и ждал.

— И, — продолжил Джон после затянувшегося молчания, — я был бы готов купить, скажем, пятьсот тысяч акций «Ривер Электрик Кампани» по номиналу. Также будут назначены лицензионные сборы с патента.

— Это определенно интересное предложение, — сказал Хенфорт, улыбаясь. — Пойдемте, мы поднимемся в представительский салон на крыше и обсудим это подробнее с некоторыми из наших технических специалистов. Он покачал головой. — Молодой человек с вашими способностями пропадает даром на дипломатической службе, мистер Хостен. Впустую.

* * *

— В бой!

Пехотный взвод развернулся веером, на расстоянии трех метров друг от друга, в две длинные шеренги. Первая шеренга трусцой двинулась вперед по каменистому пастбищу, их примкнутые штыки сверкали в холодном горном воздухе. Пройдя пятьдесят метров, они залегли на землю, прячась за грядами и валунами. Вторая линия двинулась вверх и, в свою очередь, продвинулась вперед.

Энсин Джеффри Фарр внимательно наблюдал за происходящим в свой полевой бинокль. Движение было выполнено с точностью. — «Хорошие люди», — подумал он. Армия Республики была невелика, всего семьдесят тысяч человек. Она также не была особенно хорошо оплачиваемой или оснащенной; мужчины в основном завербовывались, потому, что это был работодатель последней инстанции. Проблемы с выпивкой, проблемы с женой, фермерские дети, которым невыносимо скучно наблюдать за лошадью, тянущей плуг, явная неспособность справиться с хаотичными требованиями гражданской жизни в быстрорастущих городах Республики. Из них все еще могли бы получиться хорошие солдаты, если бы им дали правильную подготовку, а обученные люди были бы бесценны, когда бы они  потребовались. Предполагалось, что провинциальные ополченцы будут призваны во время войны, но в их нынешнем виде он не испытывал к ним особого доверия.

Он поднял руку, подавая сигнал. Сержант взвода резко свистнул в свисток, и солдаты поднялись с поля, отряхивая пыль со своих коричневых курток. Их заросшие щетиной лица выглядели бесстрастными и усталыми после месяца полевых учений в горах.

— Отличная работа, энсин, — кивнул командир его роты. Капитан Дэниел был коренастым мужчиной лет сорока — продвижение по службе в армии мирного времени шло медленно — со шрамом на щеке, где пуля Союза чуть не снесла ему лицо в перестрелке двадцать лет назад.

— Очень хорошая работа, — сказал штабной наблюдатель. — Я заметил, что вы растягиваете линию атаки все тоньше.

— Да, сэр, — ответил Джефф. Он кивнул на пехотинца, пробегавшего мимо с оружием наготове. Это была модель с затвором и шестью патронами в трубчатом магазине под стволом. — В наши дни все получают магазинные винтовки, кроме Имперцев, и новые модели появляются быстро и яростно. Мы должны еще больше рассредоточить формирования.

Хотя, судя по некоторым туманным  разговорам, они ожидали, что будут сражаться плечом к плечу, как солдаты Гражданской Войны, вооруженные винтовками—мушкетами.

— Да, я читал вашу статью в «Армд Фосес Квотели», — сказал штабной сотрудник. — Вы думаете, нитропорох будет использоваться для стрелкового оружия?

— Майор Белмоди, — подсказал Центр. Далее следовал список биографических данных.

Майор выглядел довольно подтянутым, хотя и немного элегантным для полевых условий в своей шинели, красных петлицах и отполированной офицерской портупее. И то, что он был младшим сыном Белмоди Миллс Белмоди, вероятно, тоже не помешало его продвижению по службе в офицерском корпусе; тридцать два года — чертовски молодой возраст, чтобы подняться так высоко.

— Я уверен в этом, сэр, — ответил Джефф. Белмоди были крупными торговцами химикатами и взрывчатыми веществами для добычи полезных ископаемых. — Отсутствие дыма, меньше загрязнений и гораздо более высокая начальная скорость, более плоские траектории, меньшие калибры, чтобы войска могли нести больше боеприпасов.

Неожиданно заговорил капитан Дэниел. — Я не доверяю пулям с оболочкой, — заявил он. — У них есть тенденция разваливаться, а затем кувыркаться, когда ствол горячий.

— Сэр, это всего лишь проблема разработки. Медно-цинковый сплав не выдерживает температуры высокоскоростных снарядов. Мельхиор или чистая медь — вот что нужно.

Старший офицер улыбнулся. — Энсин, хотел бы я быть хоть вполовину таким же уверенным в чем-либо, как вы во всем.

— Видит бог, нам бы не помешали несколько молодых активистов в армии этого человека, — сказал майор Белмоди. — В любом случае, вы и энсин Фарр должны поужинать со мной сегодня вечером.

— После того, как я увижу, что мои люди устроились, сэр, — ответил Джефф. Майор поднял бровь и кивнул, отвечая на приветствия своих младших офицеров.

— Ты справишься, Фарр, — сказал капитан Дэниел, ухмыляясь, когда машина штабного офицера умчалась прочь по пастбищу, время от времени выпуская клубы отработанного пара. — Ты тоже далеко пойдешь, если научишься быть немного более дипломатичным в отношении того, кому ты читаешь лекции.

* * *

Лейтенант Герта Хостен откинулась на спинку сиденья и смотрела в полуоткрытое окно, как поезд с лязгом прокладывает себе путь по центральному плато. Воздух, поступающий внутрь, был чистым; так близко к Копернику линия была электрифицирована. И отсутствие угольного дыма и грохочущий, пыхтящий звук паровоза были немного настораживающими. На широкой дороге с бетонным покрытием, которая примыкала к железной дороге, тоже было много машин, паровых или запряженных животными. Это была самая приятная часть Страны, холмистая вулканическая возвышенность на высоте тысячи метров над уровнем моря, более прохладная и немного более сухая. Столица была перенесена сюда из Принятия Присяги всего через поколение после прибытия первой волны беженцев из Альянса. История Коперника началась еще до прихода Избранных, прямо с первоначального поселения Визагера, но от города, существовавшего до завоевания, ничего не осталось. За последнее поколение, когда геотермальный пар, а затем и гидроэнергетика дополнили уголь, он также стал крупным производственным центром.

Герта с интересом наблюдала, как холмистые вспаханные поля сахарного тростника, риса, сои и кукурузы уступают место огромным фабричным комплексам. В одном из них находился ангар для сборки дирижаблей — стометровое каркасное сооружение, похожее на Бробдингнагский амбар. Сигарообразный корпус по-прежнему представлял собой каркас из балок, с небольшими участками обшивки корпуса, где к конструкции приклепывались алюминиевые листы.

Она застегнула воротник своей серой походной формы, застегнула ремень с пистолетом и взяла свой атташе-кейс. Обычно она позволила бы своему денщику нести его, но в нем были важные документы. Ничего сверхсекретного, иначе она не везла бы их в поезде, но процедура есть процедура.

— Бехфель есть Бехфель, — повторяла она про себя: приказ есть приказ. Там же у нее было письмо от Джона Хостена. Очевидно, он преуспевал в Республике; он получил какую-то должность на их дипломатической службе.

Было жаль Джона.

— Просыпайтесь, фельдфебель, — сказала она.

Ее денщик моргнул, открыл глаза и встал, снимая две сумки с верхней полки. Педро был коренастым мускулистым мужчиной лет тридцати, сильным, быстрым и, по-видимому, преданным, как сторожевой пес доберман. Тоже примерно такой же понятливый; на самом деле, у нее были собаки с большим материнским умом и большим словарным запасом. Политика заключалась в том, чтобы исключить верхние две трети разведывательного градиента при вербовке солдат и жандармов из касты Протеже. У нее были свои сомнения на этот счет, и она всегда предпочитала понятливых в качестве личных слуг. Больше риска, но больше потенциальной выгоды.

Бехфель — есть бехфель.

Поезд слегка накренился, замедляя ход. Пантограф на локомотиве щелкнул среди снопа искр, когда они подъехали к Северо-Западной Станции. Там было много высоких светловолосых молодых людей в форме, но не тот, которого она инстинктивно искала. Генрих не стал бы ее ждать; это было бы неприлично, и в любом случае ей нужно было явиться в Штаб-квартиру Разведки для доклада.

— «Мой милый Генрих», — подумала она. — «Я бы с радостью отдалась тебе, даже если бы ты был моим родным братом». Преувеличение, но он был милым, и, конечно, табу на инцест не распространялись на приемных родственников. И на этот раз, когда ты попросишь меня выйти за тебя замуж, я скажу «да».

Последствия документов в ее атташе-кейсе были ясны, если бы вы могли читать между абзацами. Пришло время исполнить свой евгенический долг перед Избранными; даже со слугами младенцы отнимали много времени и сил. Лучше сделать это, пока есть время.

Через пару лет все они будут очень, очень заняты.

Глава третья

1233 год После Падения.

317 год Принятия Присяги.

— «Выглядит иначе с точки зрения Протеже», — подумал Джон Хостен, осторожно опуская плечи.

Он шел по улицам Принятия Присяги в тусклом хлопчатобумажном пальто и бриджах какого-то среднего рабочего — Протеже. Он мог бы быть клерком склада или кассиром магазина; его волосы были выкрашены в каштановый цвет, но лучшей защитой были огромные цифры и тот факт, что никто не смотрел на среднестатистического Протеже.

Он забыл, насколько жарко было в этом проклятом месте. Жарко, воздух густой и влажный, пропитанный угольным дымом и запахами. Больше, чем он помнил с детства; виллы поднимались дальше по склонам вулканов, фабрики стали больше, а дымовые трубы выше, над головой было больше линий электропередач, больше рабочих, свисающих с бортов перегруженных троллейбусов. И еще много-много машин на улицах. Большинство из них были серыми, армейскими  паровыми грузовиками и тягачами, построенными по образцу полудюжины стандартных моделей. Также довольно много роскошных автомобилей, некоторые из них импортированы из Республики. Полдюжины Протеже проехали мимо на бригадных велосипедах, что было очень умным изобретением, если вдуматься.

Слишком тяжело для одного крутить педали — для этого нужно шесть человек. Фабричные рабочие могут использовать их для поездок на работу, но они не получают личной мобильности.

Сообразительность не была полностью положительным качеством…

Он нырнул в парадную дверь борделя; найти его было нетрудно, на входной двери было объявление: БОРДЕЛЬ № 22A7-B, ПРОТЕЖЕ, КЛАСС 6-B с графическим символом для неграмотных. Внутри была удручающе голая комната ожидания с кирпичным полом и девушками, сидящими вдоль стен на деревянных скамейках, обнаженных, если не считать хлопчатобумажных трусов, сложенных полотенец рядом с ними, и номера на стене над каждой головой, под лампочкой. Они не выглядели такими захудалыми, как можно было бы ожидать, но мало кто из них был профессионалом. Временная служба в подобном месте была стандартным наказанием за незначительные нарушения правил на рабочем месте. Лестница вела к кабинкам наверху, а за железной решеткой прямо за дверью сидела клерк; в помещении пахло потом, резким дезинфицирующим средством и пролитым пивом.

Неподалеку стоял громила с окованной железом дубинкой, пристегнутой к его массивному запястью, он ковырял в зубах большим пальцем другой руки. Вероятно, отставной полицейский; он оглядел Джона и предостерегающе постучал рукояткой дубинки по штукатурке. Джон реалистично съежился, повернулся и опустил голову.

— Цены указаны, — монотонно произнесла клерк; ей было за пятьдесят, она была дряблой из-за мучной диеты и недостатка физических упражнений. — Ты хочешь, чтобы я их прочитала? Выпивка за дополнительную плату.

Джон протолкнул железные жетоны через стол и через корыто под железной решеткой. Пальцы придвинули их к образцу; они были от «Цейзин Шипбилдинг АГ», одной из крупнейших фирм.

— Принято, — сказал Центр. По бледному лицу клерка пробежали признаки, указывающие на расширение зрачков и перепады температур. — 97 % ±2.

Это было настолько определенно, насколько это было возможно; теперь вопрос заключался в том, был ли это его настоящий контакт, или Четвертое Бюро проникло в «кольцо» и ждало его. Его ладони были влажными, и он сглотнул кислую желчь, бросив взгляд на дверь. У него не было оружия; здесь это было бы безумно рискованно — Протеже, пойманному с оружием, повезло бы, если бы его казнили на месте. И когда они найдут его родовое число…

— Объект находится в контакте, — заверил его Центр. — Уровни тревожности совместимы. 73 % ±5.

Чертовски менее уверенно, чем в первом прогнозе, но все равно обнадеживающе. Немного.

Клерк кивнула и нажала кнопку на своей стороне прилавка. Над девушкой, сидевшей ближе всех к лестнице, загорелась лампочка; она встала с механической улыбкой и взяла свое полотенце.

В середине дня в верхнем коридоре было довольно тихо; по обе стороны стояли ряды кабинок, перед которыми на кольцах висели занавески, а в одном конце был душ. Проводник Джона отодвинула занавеску с номером и нырнула внутрь.

Он последовал за ней. Внутри стояла односпальная койка, умывальник, кран и банка с антисептическим мылом. И, скорчившаяся в углу, дородная фигура Анджело Песалози. Он стоял, крепкий, как медведь, более седой, чем его помнил Джон.

— Молодой Хозяин Йохан, — пророкотал он, произнося имя на свой манер.

Джон протянул руку. — Теперь никто не хозяин, Анджело, — сказал он, улыбаясь.

Рука водителя и личного порученца Карла Хостена сомкнулась на его руке с контролируемой силой. Джон ответил тем же, и Анджело ухмыльнулся.

— Ты не размяк, — сказал он. — Пойдем, нам нужно побыстрее заняться своими делами.

Девушка поставила ногу на кровать и начала нажимать на нее, сначала нерегулярно, а затем ритмично; с вокальным сопровождением это был удивительно убедительный хор скрипов и стонов.

— Минутку, — сказал Джон. — Моя жизнь здесь тоже в опасности, и будет снова, и я должен понять. Карл Хостен — хороший хозяин, а ваша собственная дочь — одна из Избранных. Почему вы готовы работать против них?

Карие глаза мрачно встретились с его взглядом. — Он хороший хозяин, но у меня вообще не было бы хозяина, и я был бы сам по себе. У меня четверо детей; поскольку один из них лорд, должны ли остальные быть рабами и моими внуками? Плохих хозяев больше, чем хороших.

Он мотнул головой в сторону девушки. — Она уронила лоток с деталями изолятора, и поэтому она должна быть шлюхой здесь в течение месяца — это справедливость? Если человек выступает против хозяев, когда они отправляют его жену на другую плантацию или забирают его детей в солдаты, его брата — на шахты, его вешают в железной клетке на перекрестке, чтобы он умер, — разве это справедливость? Нет, правление Избранных — это оскорбление Бога. Это должно прекратиться, даже если я умру за это.

Джон долго смотрел ему в глаза. — Субъект искренен; вероятность… Он заставил компьютер замолчать своей мыслью. — Я знаю.

И Анджело всегда был добр к мальчику с искалеченной ногой.

— Да, — сказал Джон. — Это так, Анджело.

Протеже кивнул и достал из внутреннего кармана куртки сложенные бумаги; они были влажными от пота, но разборчивыми.

— Это я взял из мусорной корзины перед ежедневным сожжением, — сказал он. — Вот приказ, касающийся пяти воздушных кораблей...

* * *

— Я беспокоюсь об этом мальчике, — сказала Салли Фарр.

— Я нет, — ответил Морис Фарр.

Они сидели на террасе городка военно-морского коменданта, откуда открывался вид на Чарссон и его порт. Это была самая северная часть Республики Сантандер, следовательно, самая жаркая; берега Кишки были еще теплее, защищенные от континентальных бризов горами с обеих сторон. Жаркое, сухое лето только началось; цветы сияли вокруг большого побеленного дома, а мозаичный кирпичный тротуар террасы был покрыт пятнами тени королевских пальм и вечнозеленых дубов, посаженных вокруг него. Дорога спускалась по склону горы с резкими поворотами; по обе стороны были виллы, офицерские кварталы и пригороды среднего класса, расположенные вдали от жары старого города вокруг J-образной гавани.

Крыши там были в основном низкими и из красноватой глиняной черепицы. Город больше походил на Имперский город, расположенный к северу от Кишки, чем на остальной Сантандер. Большая часть населения тоже была Имперской — за последние пару поколений наблюдался постоянный приток рабочих-мигрантов, ищущих более высокооплачиваемую работу на растущих шахтах, фабриках и ирригационных фермах.

Фарр перевел взгляд на верфи. Один из его броненосных крейсеров стоял в сухом доке с треснувшим валом центрального винта. Остальные четыре корабля эскадры тоже переоборудовались; когда все будет готово, он отправит их в Кишку для демонстрации флага.

— Джон, — продолжил он, — находится на пути к тому, чтобы стать очень богатым молодым человеком. И он преуспевает на дипломатической службе.

— Спасибо, — сказал он стюарду, принесшему ему послеобеденный джин с тоником. Салли поболтала льдом в своем бокале.

— У него нет светской жизни, — сказала она. — Я продолжаю знакомить его с милыми девушками, и ничего не происходит. Все, что он делает, — это учится и работает. Врачи говорят, что так и должно быть… мм, функционально… но я волнуюсь.

Морис отвернулся, чтобы скрыть быструю улыбку. Из того, что рассказал ему Джеффри, Джона иногда видели с девушками, которые не были особенно милыми. Достаточно, чтобы доказать, что вазектомия младенца, которую сделали врачи Избранных, не причинила никакого непоправимого вреда, по крайней мере, в этом отношении.

— Ты знаешь что-то, чего не знаю я? — резко спросила Салли.

— Давай скажем так, моя дорогая: есть определенные вещи, которые молодой человек обычно не обсуждает со своей матерью.

— Ох.

— «Умно», — с нежностью подумал Морис. — «К тому же симпатичная».

Салли выглядела удивительно хладнокровно и элегантно в своем бело-кремовом льняном наряде и широкополой соломенной шляпе, плиссированная юбка дерзко поднималась на дюйм выше лодыжки. Только немного седины в длинных каштановых волосах, не больше, чем у него. Вы бы никогда не узнали, что у нее четверо детей.

— Кроме того, — продолжал он, — его назначили в посольство в Чиано. Из того, что я знаю о тамошнем эскадроне фраков, светская жизнь — это почти все, на что у него будет время, — это главная функция дипломата. Рассчитывай на это, он встретит там много хороших девушек.

— О. Тон Салли немного дрогнул при этой мысли. — Милые Имперские девушки. Ну, я полагаю… Она пожала плечами.

Затем она, в свою очередь, посмотрела вниз по склону. Там были укрепления, все, от систем бастионов и равелинов, созданных столетия назад для защиты от пуль, до современных бункеров из бетона и стали с тяжелыми морскими орудиями.

— Джон, кажется, думает, что будет война, — сказала она. — И Джеффри тоже.

Морис мрачно кивнул. — Я бы не удивился. Война между Избранными и Империей, по крайней мере.

— Но мы, конечно, не будем в этом замешаны! — запротестовала Салли.

— Сначала нет, — медленно произнес Морис. — Какое-то время нет.

— Тогда, слава богу, ведь Джеффри в армии, — сказала она. Республика Сантандер не имела сухопутной границы ни с одной из двух соперничающих держав. — И Джон в безопасности в дипломатическом корпусе.

* * *

— Вы божественно танцуете, Джованни, — сказала Пия дель'Куомо. — Это несправедливо. Вы высокий, вы красивый, вы умный, вы богатый, и вы так хорошо танцуете. Берегитесь, чтобы Бог не послал вам несчастья.

— Я уже получил от Него несколько, — сказал Джон Хостен, сохраняя непринужденный тон и кружа девушку в вальсе. Бальный зал был полон грациозных кружащихся движений, платьев, униформ и черных строгих костюмов, драгоценностей, цветов и вееров. — Но Он привел меня в Чиано, чтобы встретиться с вами, так что он не может по-настоящему сердиться на меня.

Пии было всего двадцать, слишком много для незамужней женщины благородного происхождения из Империи, и она была на четыре года моложе его. Кроме того, в отличие от большинства Имперцев ее пола и положения, она не считала, что хихиканье и глупости — единственный способ поговорить с мужчиной. Кроме того, она действительно была очень хорошенькой, что он остро ощущал, когда их руки были вместе, а одна рука обнимала ее за узкую талию.

— «Нет, не просто красивая — прекрасная», —  подумал он.

Большие красновато-коричневые глаза, лицо в форме сердца, кремовая кожа, выгодно выделяющаяся в сверкающем белом бальном платье с глубоким вырезом и длинной юбкой, и блестящие каштановые волосы, собранные под бриллиантовой диадемой. А самое главное, он, похоже, ей нравился.

Музыка смолкла, и они на мгновение замерли, улыбаясь друг другу, пока толпа аплодировала оркестру.

— Если бы ревнивые глаза были кинжалами, меня бы закололи до смерти, — сказала Пия с оттенком удовлетворения. — Это забавно, после того как я столько лет была старой девой. Мой отец бормотал, что если бы я хотела ничего не делать, кроме чтения книг и одинокой жизни, мне следовало бы найти призвание до того, как я покину монастырскую школу.

Джон фыркнул. — Маловероятно.

— Из меня вышла бы очень бедная монахиня, это правда, — скромно сказала Пия. —И тогда я не смогла бы ходить на столько пикников, балов и в оперу с красивым молодым офицером посольства Сантандера...

— Стакан пунша? — спросил он.

Пия положила руку ему на плечо, когда он повел ее к столу с пуншем. Стюард в белом халате подал им бокалы; это был фруктовый пунш с белым вином, прохладный и терпкий.

— Вы беспокоитесь, Джон, — сказала она по-английски. Ее голос был почти так же хорош, как его Имперский, и ее голос стал серьезным.

— Да, — вздохнул он.

— Ваши разговоры с моим отцом, они прошли не очень хорошо?

Даже для Имперского командующего граф Бенито дель'Куомо был зашоренным, скованным.  С усилием Джон выбросил из головы образ белых, как из  шкуры барана, бакенбард.

— Нет, — сказал он. — Он не воспринимает Избранных всерьез.

Пия отхлебнула пунша и кивнула своей компаньонке, которая сидела с другими матронами у стены. Пожилая женщина — что-то вроде прихлебателя из бедных родственников дель'Куомо — нахмурилась, когда увидела, что Пия все еще разговаривает с молодым поверенным Республики. Они медленно направились к балкону.

— Отец не думает, что Страна осмелится напасть на нас, — задумчиво произнесла она. — У нас так много солдат, так много военных кораблей. Их остров крошечный по сравнению с Империей.

— Пия… На самом деле он не хотел говорить о политике, но у нее были причины для беспокойства. — Пия, их нота потребовала экстерриториальных прав в Короне и полудюжине других портов, контроля над экспортом зерна и исключительных инвестиционных прав на Имперские железные дороги.

Пия приостановилась. Она была дочерью военного министра. — Это, это ультиматум! — сказала она. — И невозможный.

Джон мрачно кивнул. — Повод для войны. Даже если бы ваш император и совет сенаторов согласились бы на это, а вы правы, они не смогли бы сделать это, тогда Избранные нашли бы какое-нибудь новое требование.

— Тогда почему они предупреждают нас? Конечно, они не настолько щепетильны, чтобы колебаться при внезапном нападении.

— Едва ли. У меня есть ужасное подозрение, что они хотят, чтобы Империя была готова к войне, поэтому у вас будет больше сил в больших концентрациях, где они смогут добраться до них, — ответил Джон.

Они вышли на прохладный воздух и полутьму большой веранды. Маленькая Адель и огромная Мира были в небе и в  полной фазе, заливая черно-белый мрамор в клетку бледно-голубым светом, превращая гигантские вазы, наполненные олеандром, жасмином и бугенвиллией, в пастельную страну чудес. Терраса заканчивалась резной гранитной балюстрадой и широкими ступенями, ведущими вниз, в сады, чьи посыпанные гравием дорожки белели среди клумб и деревьев. За стеной поместья, широко расставленные огни, показывали, где среди огороженных акров стояли таунхаусы знати, а иногда пара желтых фар с керосиновыми лампами отмечала карету или паровой автомобиль. На запад тянулась более плотная паутина огней, в основном неправильной формы — у Чиано был план улиц, первоначально проложенный коровами, за исключением нескольких проспектов, проложенных последними поколениями. Они были сосредоточены на комплексе императорского дворца, нагромождении освещенных прожекторами белых и позолоченных куполов.

Отсюда они могли разглядеть только сверкающую поверхность широкой Реки Пада; верфи, склады и трущобы вокруг нее казались неровными черными очертаниями, газовых фонарей там не было. Над ними по небу двигались два огонька с низким гулом пропеллеров. Воздушный корабль, направляющийся на запад, в большой океанский порт Корона в устье Реки Пада.

— Изделие Избранных, — сказал Джон, кивая в его сторону. — Пия, ваши солдаты храбры, но они понятия не имеют, с чем они столкнутся.

Пия прислонилась бедром к балюстраде, вертя в пальцах веер. — Мой отец,  мой отец — умный человек. Но он,  он часто думает, что раз все было так, как было, когда он был молод, значит, так и должно остаться.

— Я не удивлен. Мое собственное правительство склонно думать так же. Если и не в такой же степени, добавил он про себя.

Несколько минут они молчали. Джон почувствовал, как нарастает напряжение, казалось, в основном в животе. Пия смотрела на него краешком глаза, и на ее бровях появилась морщинка разочарования.

— А... то есть, — промолвил Джон. — А, я думал о том, чтобы снова навестить вашего отца.

Пия повернулась к нему лицом. — По политическим вопросам? — спросила она со спокойным лицом.

Оправдание дрожало на его губах. Да. Конечно. Это было бы все, что ему нужно, чтобы добавить трусость к его списку недостатков. Искалеченная душа присоединится к такой же ноге.

— Нет, — ответил он. — О чем-то личном, если вы хотите, чтобы я это сделал.

Улыбка осветила ее глаза прежде, чем достигла губ. — Я бы очень этого хотела, — сказала она и слегка наклонилась вперед, чтобы коснуться его губ своими.

— Вероятность искренности составляет 92 % ±3, с разбивкой мотиваций следующим образом, — начал Центр.

— «Заткнись на хрен!» — подумал Джон.

Он мог слышать веселье Раджа в глубине своего сознания: — Чертовски верно, парень.

Голос Джеффа: — Боже, но она красотка, не так ли? (Должно быть, он получает визуальную информацию из Центра, глазами Джона).

— «Не будете ли вы все так добры, чтобы убраться к черту из моей личной жизни?» — подумал Джон.

— Джованни, бывают моменты, когда мне кажется, что вы разговариваете с Богом, или со святыми, или с кем угодно, только не с тем человеком, с которым вы сейчас!

Джон пробормотал извинения. Глаза Пии все еще светились. — Вопрос только в том, согласится ли он?

— Он будет лучше, — ответил Джон. Пия моргнула от удивления и легкой тревоги, увидев выражение, которое на мгновение приняло его лицо. Он заставил себя расслабиться и улыбнулся.

— А почему бы и нет? — продолжил он. — Он знает, что я не охотник за состоянием — дель'Куомо были сказочно богаты, но ему удалось незаметно сообщить графу о размере своего собственного портфеля — и если бы я лично ему не нравился, он бы запретил мне видеться с вами.

Пия кивнула. — Ну, у меня действительно есть три младшие сестры, — сказала она с внезапной проницательностью. — Им не подобает выходить замуж раньше меня — и еще, любовь моя, я думаю, отец думает, что может выбить у вас приданое, притворившись, что брак невозможен, потому, что вы не принадлежите к Имперской Церкви.

Джон ухмыльнулся. — Он прав. Он может победить меня.

Какая-то холодная часть его разума добавила, что имперская собственность вряд ли будет стоить много через некоторое время.

Он глубоко вздохнул. Это было все равно, что нырять с высокой доски: как только ты принял решение, не было смысла думать о падении.

— Пия, я должен вам кое-что сказать. Она твердо встретила его взгляд. — Я...  Я родился с уродством. Он слегка отвел глаза. — Косолапый.

Она резко выдохнула. Его взгляд снова метнулся к ее лицу. Она улыбалась.

— И это все? Хирурги, должно быть, хорошо поработали — вы танцуете, ездите верхом, играете в… как это называется? Теннис? Она взмахнула рукой. — Это пустяки.

Дыхание, которое он сдерживал, не осознавая этого, вырвалось из него. — Вот, почему мой отец никогда не воспринимал меня, — тихо сказал он.

Она провела рукой по его лицу. — И если бы он это сделал, вы были бы в Стране, готовясь, напасть на Империю, — сказала она. — Кроме того, вы не были бы тем мужчиной, которого я люблю. Я встречала здесь Избранных из их посольства, и под их чопорными манерами скрываются свиньи. Они смотрят на меня, как на кусок шашлыка. Вы не такой человек.

Он взял ее руку и поцеловал. — Это еще не все. Джон закрыл глаза. — Я не могу иметь детей.

Пальцы Пии сжались поверх его пальцев. Он поднял глаза и увидел, что ее глаза полны слез, непролитые слезы блестели в свете звезд — и понял, с потрясением, подобным холодной воде, что они были для него.

— Но...

Он отрывисто кивнул. — О, я... функционирую нормально. Однако, я стерилен, и с этим ничего нельзя поделать. Он отвернул голову в сторону. — Это было сделано, ах, когда я был очень молод.

— Тогда у тебя тоже есть причины ненавидеть Избранных, — тихо сказала Пия. — Посмотри на меня, Джованни.

Он сделал это. — Ты тот человек, которого я ждала. Это все, что я должна сказать.

* * *

Джеффри Фарр улыбнулся.

— Вы находите наши корабли смешными? — резко спросил Имперский офицер.

Паровой катер ритмично пыхтел вдоль ряда стоящих на якоре боевых кораблей. Он часто замечал такое же отношение у офицеров Имперского Флота. В отличие от армии — или склочных комитетов в Чиано, которые определяют политику и бюджеты, — они должны были иметь некоторое представление о том, что происходит за границей. Конечно, они не признавали, в каком состоянии находилась их служба. Это прозвучало в колючей обороне.

— Совсем наоборот, — спокойно возразил Фарр. — Я улыбнулся, потому что недавно получил известие о том, что мой брат, мой приемный брат, собирается жениться. На даме по имени Пия дель'Куомо.

— И я не думаю, что ваши корабли смешные. — Я думаю, они жалкие, — добавил он про себя.

Имперский офицер кивнул, успокоенный и впечатленный. — Старшая дочь военного министра? Вашему брату повезло. А вот и они, гордость Флота Прохода, — и он указал на эту гордость.

Десять линкоров плавали в тихой бухте военной гавани, окруженной большими крепостями. Лихтеры перевозили припасы, в основном уголь, который приходилось кропотливо сгребать в ковши, переносимые краном, и поднимать на палубы для транспортировки в топливные бункеры. Корабли были среднего размера, водоизмещением около одиннадцати тысяч тонн, с длинными таранными носами и ярко выраженным завалом бортов, что делало их намного уже у палубы, чем у ватерлинии. Каждый из них нес тяжелую, короткую одиночную 350-мм пушку в круглой башне в стиле сырной коробки на носу и корме, а их вспомогательные батареи располагались в череде небольших одноорудийных башенок, которые поднимались по бокам в виде кафедры. У каждого была вереница из четырех коротких дымовых труб и сложное верхнее сооружение из штормовых мостиков, кранов и сигнальных мачт.

В свое время это были отличные корабли. Проблема заключалась в том, что Империя все еще строила их примерно через двадцать лет после того, как их время прошло.

— Правильно, — заметил Центр. — Они примерно эквивалентны британским линкорам периода 1880-х годов.

Восемнадцать… ах. Центр использовал христианский календарь, чего никто на Визагере не делал, кроме как в религиозных целях. Во-первых, он был основан на двенадцатимесячном  году Земли, почти на тридцать дней короче, чем вращение этой планеты вокруг своего солнца. Во-вторых, цифры были неудобно высокими.

Джеффри слегка поежился. Названный Центром период был две тысячи лет назад. Межзвездная цивилизация зародилась, распространилась и пала за это время, и начинался новый цикл.

— Я вижу, вы загружаете уголь, — сказал он Имперскому офицеру.  Коммодор Брагати, так его звали. — Уже поднимаете пары?

— Нет, мы ожидаем, что будем готовы примерно через неделю, — ответил Брагати. — Тогда мы отправимся в Проход и покажем этим выскочкам Страны, кто правит этими водами.

— «Две недели, чтобы подготовиться к походу под своим флагом?» — с отвращением подумал Радж. — «Я бы сказал, что эти идиоты заслуживают того, что, вероятно, с ними случится, если бы в этом не было замешано так много гражданских лиц».

— Главные орудия больше, чем все, что построила Страна, — сообщил Брагати.

— Низкоскоростное оружие с дымным порохом, — отметил Центр со своей обычной клинической отстраненностью. — Оружие Избранных  — длинноствольные высокоскоростные орудия с использованием нитроцеллюлозных порохов.

Однако ему показалось, что он также уловил след интереса. Джеффри внутренне улыбнулся; разумный компьютер не так уж сильно отличался от его деда и его приятелей, которые крутились вокруг него — любители военной истории и любители оружия. Центр был в своем роде любителем.

— И главный броневой пояс имеет толщину двенадцать дюймов!

— Многослойная плита из кованого железа и литой стали, — продолжал Центр. — Радикально уступает сплаву с поверхностной закалкой, которую и Страна и Республика использовали для своих основных военных кораблей.

Ни один из линкоров не выглядел готовым к выходу в море. Менее оправданно то, что ни крейсера, пришвартованные по три у военно-морских причалов, ни эсминцы с торпедными катерами также не были готовы. Или даже торпедные катера самой гавани, маленькие суденышки с черепашьей спиной.

С другой стороны… — Что ж, флот, безусловно, выглядит в хорошем состоянии, — дипломатично сказал Джеффри.

Так они и стояли, выкрашенные в черный и темно-синий цвета с кремовой отделкой. Матросы счищали с последнего угольную пыль на его глазах. Он содрогнулся при мысли о том, сколько труда потребуется, чтобы восстановить лакокрасочное покрытие после тренировочной стрельбы. Если у них действительно были учебные стрельбы; у него было сильное подозрение, что некоторые Имперские капитаны могут просто выбросить свою норму учебных боеприпасов за борт, чтобы избежать неприятностей.

— Благодарю вас за вашу любезность, — официально обратился он к Имперскому офицеру.

По крайней мере, он узнал одну вещь. Брагати был не из тех людей, которых он хотел бы завербовать в тайные ячейки, которые они с Джоном создавали. Слишком хрупкий, чтобы выжить, учитывая его высокий ранг.

* * *

— Черт возьми, я ненавижу умирать, — сказал Джон, когда сцена вернулась к нормальной жизни.

Или к представлению Центра о нормальности, которым в этом сценарии была улица в городе Избранных  — точнее, в Копернике — во время сезона дождей. Не было никакого способа отличить ее от реальной; все ощущения были здесь, вплоть до запаха мокрой прорезиненной дождевой накидки на его плечах и легкой шероховатости проверенной рукоятки пистолета, который он держал под ней. Водянистый свет сезона дождей пробивался сквозь тусклые облака над головой, придавая жемчужный блеск гранитной брусчатке улицы. Темные здания из кирпича и камня с закрытыми ставнями и  железными решетками на окнах тянулись к дорожкам с обеих сторон.

Джон на секунду опустил взгляд на свой открытый живот. Также не было никакого способа отличить попадание винтовочной пули с экспансивной полостью из  настоящей винтовки — нейронный ввод Центра выдавал точную копию ощущения, когда тебе пробивают селезенку, и выходное отверстие размером с женский кулак в нижней части спины. Машина позволила сценарию разыграться до окончательного провала памяти. Во рту все еще было кисло и сухо.

— Тебе обязательно делать это настолько реалистичным? — пробормотал он, бочком пробираясь по улице, сканируя взглядом.

— Для твоего же блага, парень. Здесь был «слышен» голос Раджа. — Бесценная тренировка, на самом деле. Вы не можете стать более строгими, чем так; и в реальной ситуации вы не сможете встать и начать все сначала.

— Я все еще…

Какой-то звук насторожил его. Он резко развернулся, выхватил пистолет из кобуры на правом бедре и выстрелил себе под левую руку, в доски двери. Его вес врезался в нее прежде, чем смолк звон выстрелов, отбросив ее в комнату и сбив рухнувший труп агента Четвертого Бюро на его товарищей. Это дало Джону достаточно времени, чтобы выстрелить, и оружие тайного полицейского вылетело из ослабевшей руки, когда пуля пробила его ключицу… и наступила чернота.

Улица преобразилась. — Я все еще очень ненавижу умирать. Еще один позади меня?

— Правильно. Центр не утруждал себя такими удобствами, как разговор вслух. — Сканирование справа от тебя, когда ты входил в комнату, было оптимальной альтернативой.

— Я тоже это ненавидел, — неожиданно сказал Радж.

Уличная сцена сменилась кабинетом, где они впервые встретились.  Джон предположил, что «познакомились» — такое же подходящее слово, как и любое другое. Радж пыхнул сигарой и налил им обоим бренди.

— Несчастный случай на охоте — сломал шею, перепрыгивая на лошади через забор, — сказал он. — По крайней мере, быстро. К тому времени я был старым, очень старым человеком, и кости стали хрупкими. Тем не менее, у меня было достаточно времени, чтобы понять, что я потерпел фиаско. Настоящим сюрпризом было пробуждение… Он указал на мысленную конструкцию. — Я ожидал загробной жизни, настоящей загробной жизни. Он нахмурился. — Хотя, если подумать, это не совсем моя душа. Может быть, я нахожусь на двух небесах… или в аду.

— По крайней мере, вы должны были увидеть свои собственные похороны, — сказал Джон.

Его изображение тела все еще держало револьвер. Он открыл магазин и нажал на выбрасыватель, чтобы удалить стреляную гильзу, затем перезарядил и закрыл оружие большим пальцем. Действие было полностью автоматическим, после тысяч часов инструкций Центра — и Раджа тоже. Личность генерала придавала тренировке непосредственность, с которой машинный интеллект никогда не мог сравниться. Он помнил плоть и неприятные реалии, которым он подвергался.

— Мои внуки были трогательно убиты горем, — продолжил Радж. Его улыбка была белой на темном лице. — А теперь вернемся к делу.

— Это игра? — спросил Джон.

Его собственная спальня в посольском комплексе снова появилась в поле зрения; она была личной, с запертой дверью и достаточно большой, чтобы его тело могло прыгать и двигаться, повинуясь тому, что его разум воспринимал в программе обучения Центра. Опыт должен был быть внедрен в нервы и мышцы, а также в разум и память. Остальные сотрудники считали, что у него эксцентричный вкус к гимнастике, выполняемой в одиночестве.

Зазвонил телефон, характерные два длинных и три коротких звонка означали, что это от посла.

Джон тихо вздохнул, поднимая трубку. Были времена, когда было легче иметь дело с Избранными; они были более прямолинейны.

* * *

Герта нашла посольство Страны Избранных в столице Империи Чиано успокаивающе знакомым, вплоть до черепаховых шлемов, серой униформы и новеньких магазинных винтовок охранников у ворот. Они поспешили представиться, когда ее машина остановилась; офицер проверил ее документы и махнул рукой, пропуская ее мимо двух грузовиков, направляющихся наружу. В главном дворе сотрудники устанавливали бочки и закладывали туда папки с документами, поливая их керосином. Дым был густым и черным, поднимаясь в небо над опаленными деревьями и зданиями с шиферными крышами. Охранники на входе провели с ней более полную проверку.

— Капитан Герта Хостен, Отдел Разведки, Управление Генерального Штаба, личный номер 77-А-II-44221, — сказала она.

— Сэр, — сказал клерк посольства, после краткого ознакомления с учетным листом, лежащим перед ним. — Полковник фон Клейрон примет вас немедленно.

— «Я должна на это надеяться», — подумала Герта с прекрасно контролируемым гневом, проходя через вымощенный базальтом вестибюль главного здания посольства. После того, как ее вытащили  сюда неизвестно для чего, когда вот-вот начнется...

Там было достаточно оживленно, что несколько раз ей приходилось уворачиваться от тележек с документами, которые везли на сжигание. Но не настолько заняты, чтобы несколько человек в штатском не проверили и не перепроверили ее данные; вероятно, шпионы Четвертого Бюро были так же рады видеть ее здесь, как, если бы они пригласили оперативников  разведывательного бюро Сантандера. Воздух был пропитан запахом горящей бумаги и картона, а также потом от страха.

Она повторила процедуру идентификации в кабинете начальника разведки. На этот раз это был сержант Избранных, который сверил ее со списком.

— Добро пожаловать в Чиано, капитан, — сказал он. — Никаких проблем в аэропорту?

— Прошла прямо, едва взглянули на мой паспорт, — ответила она. — Полковник?

Сержант вскочил из-за своего стола — он был завален сортируемыми файлами — открыл дверь и заговорил через нее, затем открыл ее полностью и отступил в сторону.

Герта промаршировала мимо, засунув свою фуражку точно под левую руку. Ее каблуки щелкнули, и ее правая рука со сжатым кулаком взлетела на высоту плеча.

— Сэр!

Полковник фон Клейрон оказалась женщиной средних лет с вытянутым лицом и мешками под глазами. Ее офис с металлическими шкафами для хранения документов, столом с клавиатурной кодировочной машиной и простым деревянным столом, казалось, все еще работал в полную силу. Все в военном сером, ничего личного, кроме фотографии нескольких детей-подростков на столе.

— Вольно, капитан, — она посмотрела на Герту, слегка приподняв бровь. — Похоже, вы сдерживаете значительный напор, Хостен.

— Сэр, операция «Оверфолл» должна начаться в ближайшее время. Моему подразделению поставлена важная задача, и мы тренировались почти год. Незаменимых людей нет, но меня будет не хватать.

— Мы должны скоро вернуть вас, капитан, — сказала фон Клейрон. — Чтобы не терять времени: дайте мне вашу оценку Йохана—Джона—Хостена, вашего сводного брата.

Герта удивленно моргнула. Этого она не ожидала. Фон Клейрон постучала по раскрытой перед ней папке; к титульному листу была прикреплена фотография Джона. Герта узнала ее; это была копия того фото, что она получила от него. Она также узнала корреспонденцию, спрятанную во внутренней обложке папки; конечно, она отправляла все свои письма на согласование перед отправкой и немедленно передавала копии всех его писем. Плюс, у Четвертого Бюро были свои собственные цензоры из почтовой системы, но это был другой отдел.

— Как и в моих отчетах, Полковник. Умный и находчивый, и, насколько я помню его мальчиком, с крепкими нервами и решимостью. Конечно, он хорошо преодолел свой недостаток. Судя по тому, чего он добился в Республике за последние двенадцать лет, он стал значительным человеком.

— Его отношение к Избранным?

— Я думаю, у него были сомнения даже в детстве. Сейчас? Она пожала плечами. — Невозможно сказать. Мы не обсуждаем политику, только семейные дела.

— Слабости?

— Сентиментальность. Ландишское слово, которое она использовала, могло также означать «брезгливость».

— Вам известно, что Йохан Хостен стал оперативником Службы Внешней Разведки Республики? Как и дипломатом. Последнее было немного педантичным; на Ландишском «дипломат» и «шпион» были родственными словами.

Брови Герты слегка поползли вверх. — Нет, сэр, я не знала об этом. Я не удивлена.

— На высоком уровне принято решение попытаться завербовать этого субъекта в качестве двойного агента. Мы уполномочены отказаться от Тестирования и предложить статус Избранного  и соответствующий ранг.

Герта нахмурилась. Это попахивало импровизацией, не очень хорошей идеей накануне большой войны. С другой стороны, Джон был бы полезен, если бы его можно было обратить,  и было бы приятно иметь его на своей стороне. Если это возможно. Было очевидно, почему ее привлекли; она была единственным  агентом разведки Избранных, имевшим личную связь с Джоном. Генрих тоже знал его, но он был простой, пехотный офицер. И она гораздо более заметна в Чиано; ее рост и физический тип были гораздо более распространены в Империи, чем у него.

С другой стороны, женщины, которые могли выжать лежа в два раза больше своего веса, были здесь редкостью, и она очень надеялась, что ей не придется пытаться выглядеть как Имперская красавица в платье с глубоким вырезом. Она даже не знала, как ходить в юбке.

Бехфель есть Бехфель. — Какие у меня задачи, сэр?

* * *

Джон постучал тростью по передней части экипажа. — Возчик, остановись.

Лошади с грохотом остановились, возчик нажал на тормоз и спрыгнул на булыжную мостовую, чтобы открыть дверь.

— Синьор? — сказал он, оглядываясь по сторонам.

Они находились в районе домов высшего и среднего класса, примерно на полпути между театральным районом к северу от главного железнодорожного вокзала и квартирой, которую Джон снимал рядом с посольством Сантандера.

— Я передумал, я пойду домой пешком, — сказал он.

— «Бесстыдное потакание своим желаниям», — подумал он. Он должен компенсировать то, что провел вечер в опере с Пией, отправившись прямо домой и,  прочитав файлы. С другой стороны, ему нужно было поддерживать свое прикрытие изнеженного дипломата. Предполагалось, что дипломатическая служба Сантандера станет безобидной свалкой для плейбоев из высшего общества с хорошими связями. Многие из них были таковыми, а остальные сочли это полезным камуфляжем.

Он заплатил возчику полную стоимость предполагаемой поездки, и лошади с грохотом умчались в темноту.

Чиано был приятным городом для прогулок, по крайней мере, в этой части, теплой весенней ночью. Тротуар был выложен кирпичом, с деревьями через четырехметровые интервалы — дубами, как подумал он, — и чугунными фонарями, встречающимися гораздо реже. Большинство домов по обе стороны были отделены от улицы коваными перилами, часто заросшими вьющимися розами или жимолостью. Газовые фонари рассеянно освещали сцену, мягкий желтый свет падал на нижнюю часть деревьев; улица была меланхоличной, как и большая часть имперской столицы, мечтательное ощущение былой славы и долгого сна, наполненного грезами.

Джон покрутил трость и зашагал, расстегивая свой оперный плащ и перекидывая его через левую руку. Было очень тихо, в воздухе пахло росой и розами. Достаточно тихо, чтобы он услышал шаги вскоре после предупреждения Центра.

— Следуют четверо, — сообщил компьютер, — впереди на перекрестке есть еще двое.

Джон внезапно остро ощутил прикосновение кирпича под ногами, легкое прикосновение ветра к лицу под блестящей черной шляпой. Двенадцать лет тренировок Центра и тренировок Раджа дали ему подготовку, с которой никто на планете не мог сравниться, но раньше никто не пытался его убить. — «Странно, на самом деле я не боюсь». Больше похоже на то, чтобы быть чрезвычайно бдительным и раздраженным одновременно.

В его трости было обоюдоострое стальное лезвие, золотая головка служила очень эффективной дубинкой, а под мышкой у него был маленький шестизарядный револьвер. Прямо сейчас  казалось, что  это не так уж много, но, вероятно, этого было бы достаточно, если бы это были уличные хулиганы, вышедшие погулять.

Рядом с ним была кирпичная стена. Джон небрежно повернулся и прислонился к ней спиной, как человек, остановившийся, чтобы полюбоваться видом на север и Императорский дворец.

За ним по тротуару шли четверо мужчин. Они были одеты в двубортные пиджаки и шляпы, узкие брюки и ботильоны; уличная одежда среднего класса для Чиано. Их лица тоже были ничем не примечательными, Имперскими, по большей части довольно смуглыми и покрытыми синей щетиной. Однако было что-то в том, как они двигались, в выражениях лиц — или, скорее, в их отсутствии. Крупные мужчины, широкоплечие. С плоскими выпуклостями под левыми подмышками; один из них держал правую руку опущенной вдоль тела, как, будто что-то покоилось в свободно согнутых кончиках пальцев. Возможно, рукоять ножа или дубинка, утяжеленная свинцом.

— «Протеже», — подумал он. Причем очень крутые. Оперативники. Четвертое Бюро, или Военная Разведка.

— Правильно, — подсказал Центр. — 97 % ±2.

Что ж, было некоторым утешением узнать, что его суждения были правильными.

Мужчины остановились и рассредоточились, ожидая с напряженной настороженностью. Один из них заговорил:

— Извините, сэр. Пожалуйста, пройдите с нами.— Гортанный акцент на Имперском, естественный для того, кто вырос, говоря на Ландишском.

Их четверо, и еще двое ждут неподалеку. Не очень хорошие шансы. И если бы они хотели его смерти, он был бы уже мертв. Паровой автомобиль и пара дробовиков, никаких проблем и никакой суеты. Или кто-то ждал бы  его в квартире, Избранные, безусловно, могут найти хорошего стрелка, когда он им будет нужен. Это была команда «захвата», а не нападающих.

— Хорошо, — сказал он, поворачиваясь и идя впереди них.

Двое приблизились с обеих сторон. Один из них тихо освободил его от трости. Другой наклонился, сунул руку под фрак и вытащил револьвер, опустив его в карман своего пиджака. Несколько секунд спустя пальцы вытащили маленький ударный кинжал из воротника его фрака. При этом раздался звук, что-то похожее на очень тихий смешок, подавленный еще до того, как он начался. Мужчины сомкнулись по обе стороны от него — впереди, конечно, никого. Эта группа была довольно хорошо обучена.

Все они остановились под уличным фонарем на Т-образном перекрестке. Двое мужчин, ожидавших там, бросили свои сигареты на середину дороги. Секундой позже послышалось тихое жужжание резиновых шин, когда по дороге проехал и остановился паровой автомобиль — большой четырехдверный «Вилкенс» производства Сантандер, выкрашенный простой синей краской, с колесами с проволочными спицами и двумя сиденьями в стиле диванов, обращенными друг к другу в заднем отсеке. Глава группы захвата сделал Джону знак войти.

На переднем сиденье спиной к водительскому отсеку сидела женщина. Внутри «Вилкенса» было довольно темно, только отраженный свет уличных фонарей. Этого было достаточно, чтобы увидеть маслянистый синеватый блеск оружия в ее руке; оно указало ему на заднюю часть машины. Он, молча, повиновался. Двое стрелков из Протеже сели по обе стороны от него, удерживая его на месте. Входная дверь с грохотом закрылась. Просто для страховки Протеже, севший рядом с Джоном, держал в руке под шляпой короткий обоюдоострый клинок. Он держал острие не более чем в паре миллиметров от его коротких ребер. Губы Джона скривились. Они, конечно, не хотели рисковать с ним; но с другой стороны, предпочтительным методом борьбы с муравьями было бросить на них наковальню.

Женщина высунулась из окна и заговорила с другими членами команды. — Явитесь на конспиративную квартиру, — сказала она. Серая форменная туника, капитанские знаки, красные нашивки Генерального Штаба, знаки различия Военной Разведки.

От этого движения свет на секунду упал на ее лицо. Ей было под тридцать, не намного старше его; темная брюнетка, черные волосы подстрижены под плюшевую соболью шапку, черные глаза, высокие скулы и довольно полный рот. Имперское лицо или Сьерранское, за исключением его жесткости, тело под ним плотно сложенное и мускулистое, но полногрудое. Он моргнул, удивление пронзило его разум.

— Герта! — выпалил он.

— Вероятность того, что субъект не Герта Хостен, слишком мала, чтобы быть осмысленно вычисленной, — отметил Центр, наложив на лицо женщины серию возвращений, которые вернули его к подростку, который попрощался с ним в доках Принятия Присяги двенадцать лет назад.

Она откинулась назад и положила пистолет на колено; это была массивная, квадратная штука, а не револьвер.

— Автоматический пистолет, магазин в рукоятке, калибр 11мм, от шести до восьми патронов, — подсказал Центр.

— Привет, Джонни, — сказала она по-ландишски. — Рада снова тебя видеть.

Джон глубоко вздохнул. — Если вы хотели поговорить, вы могли бы пригласить меня более вежливо, — сказал он нейтральным тоном.

— Бехфель есть бехфель, Джонни.

— Я не подчиняюсь приказам Избранных.

Она улыбнулась и помахала пистолетом.

— Хорошо, я согласен с этим. Я полагаю, ты не собираешься меня убивать?

— Я очень сожалею, что мне пришлось это сделать, Джон, — ответила она.

— Достоверность 95 % ±3, — заметил Центр. Короткая вспышка показала расширение зрачков и жар на лице Герты.

Конечно, то, как она это сформулировала, подразумевало, что ей, возможно, все равно придется его убить. Глядя на нее, у него не было ни малейшего сомнения, что она сделает это, сожалеет или нет.

— Как дети? — спросил он через мгновение.

— Эрика только начинает ходить в школу, а Йохан находится на той стадии, когда его любимое слово — «нет», — сказала она. — Мы также усыновили еще двоих. Дети Протеже, мальчик и девочка. Мальчик — побочный эффект, возможно, один от Генриха.

— Двое? — переспросил Джон, приподняв брови.

— Политика.

Что в некотором роде было информацией. Совет Избранных, должно быть, ожидает жертв, и не только в предстоящей войне с Империей.

Он не пытался выглянуть в окно, когда колеса застучали по булыжникам, а затем загудели по более гладкому асфальтовому или каменному покрытию главной улицы. Герта откупорила серебряную фляжку. Джон взял ее и отхлебнул: банановый бренди, чего он давно не пробовал.

— Данке, — сказал он. — Ты можешь мне что-нибудь еще сказать?

— Полковник введет тебя в курс дела, Джонни. Просто, будь благоразумен, а?

— Разумность, зависит от того, где ты сидишь, — сказал он, возвращая фляжку.

— Нет, это не так. Когда все карты на руках у кого-то другого, разумно то, что они говорят.

Он посмотрел на пистолет. Она покачала головой.

— Не только это. Избранные держат все карты Визагера; было бы разумно иметь это в виду.

Он почти почувствовал облегчение, когда они въехали в боковой вход посольства Избранных. «Вилкенс» был настолько неприметен, насколько мог быть неприметен паровой вагон в Чиано — даже сейчас здесь не так часто встречались автомобили с бензиновым приводом, — а задние стекла были тонированы. Само посольство было довольно большим, снаружи представляло собой массивную глыбу темного гранита, единственным украшением которого был позолоченный бронзовый солнечный луч над коваными воротами. Территория внутри была больше, чем у представительства Сантандера, главным образом потому, что весь дипломатический персонал Страны жил на собственной экстерриториальной площади. Внутри его могло быть что-то из «Коперника» или «Принятия присяги»: коробчатые здания с высокими окнами и гладкими колоннами, кариатиды с низким рельефом у дверей. На открытых пространствах между ними горели костры в железных бочках, в то время как клерки бросали туда новые документы и ворошили пепел кочергами.

— «Господи», — подумал он. Зрелище ударило его в живот, как кулак, сильнее, чем опасность для него самого. Война была близка, если посольство сжигало свои секретные документы.

Его втолкнули в дверной проем, провели по коридорам, наконец, в комнату без окон с единственным потолочным светильником. Он светил ему в глаза, когда он сидел на стальном стуле под ним, заслоняя две фигуры за столом перед ним. Один из них говорил на ландишском.

— Давайте покончим с фокусами, хорошо, полковник? — сказала Герта. — Это не допрос.

Верхний свет потускнел. Он моргнул и посмотрел на двух офицеров Избранных. Обе женщины — в этом нет ничего необычного для войск Страны — в серой армейской форме. Значки Отдела Разведки. Полковник средних лет с проседью в светлых волосах и лицом, как у изголодавшейся собаки.

— Йохан Хостен, — начала старший офицер. — Нам нужно поговорить с вами по важному делу.

Джон кивнул. Он мог догадаться, что будет дальше.

— Страна Избранных нуждается в ваших услугах, Йохан Хостен.

— Страна Избранных довольно основательно отвергла меня, когда мне было двенадцать, — отметил он. — Я гражданин Республики Сантандер.

— Республика — это демократия с всеобщим избирательным правом, — сказала полковник. — Следовательно —  слабая и коррумпированная страна, не имеющая реальных запросов на вашу преданность.  Она говорила ровным, будничным тоном, как будто комментировала закон всемирного тяготения. — Ваш отец — второй помощник Генерального Штаба Страны и член Совета. Последствия, я думаю, очевидны.

Они, конечно, были. — Я не Избранный и не имею права быть Избранным, — ответил он. — «Думай, думай». Если он перевернется слишком быстро, они заподозрят неладное.

— Правила, регулирующие допуск, были отменены или изменены ранее, — сказала офицер разведки. — Я уполномочена сообщить вам, что в вашем случае они будут новыми. Полный статус Избранного  и соответствующий ранг.

— Вы хотите, чтобы я дезертировал? — медленно произнес он.

— Конечно, нет. Вы останетесь агентом в разведывательном аппарате Сантандера — конечно, мы знаем, что ваш дипломатический статус является прикрытием — и будете предоставлять нам информацию, а вашим номинальным начальникам — дезинформацию, которая будет вам предоставлена. Мы можем предоставлять вам достоверные данные достаточной важности, чтобы вы быстро поднялись в рейтинге. В подходящий момент мы просто заберем вас.

Она кивнула в сторону Герты. Ах! Они послали Герту как знак доброй воли. Предложение, вероятно, было искренним. И с точки зрения Избранных, это совершенно естественно. Возможно, если бы с ним никогда не связывался Центр, это могло бы даже показаться заманчивым.

Бывали времена, когда он просыпался ночью в поту от снов о человеке, которым он мог бы стать в Стране.

— Дайте мне подумать, — ответил он.

— Согласны. Но недолго.

Он уронил голову на руки. — «Джефф, ты следишь за этим?»

— Держу пари, брат, — сработала мысленная связь. — Ты собираешься попросить их о чем-то в письменном виде?

— Не в их характере, — ответил он. Слово офицера Избранных  должно быть действенным. У меня не так много времени.

Хотя, конечно, они знали, что он понимал, что никогда не выйдет из комнаты живым, если откажется. На посольство можно было положиться в том, что у него есть способ избавиться от тел.

Он снова поднял голову. Никаких проблем с проявлением небольшого беспокойства, и он почувствовал запах собственного пота, тяжелый от специфической тяжести стресса.

— Я помолвлен с гражданкой Империи, — сказал он.

Полковник пожала плечами. — О браке, конечно, не может быть и речи, но после победы вы можете выбирать, кто вам нравится. Берите эту сучку, как  заблагорассудится, или дюжину других.

Герта вздрогнула и тронула свою начальницу за рукав, что-то прошептав ей на ухо.

Джон покачал головой. — Все, что относится ко мне, относится и к Пие. Или никакой сделки.

Глаза полковника сузились. — Вам уже предложили больше, чем обычно, — предупредила она.

— Нет, Пия, или ничего.

Герта снова тронула полковника за рукав. — Мы должны обсудить это, сэр, — сказала она.

— Согласна. Хостен, отойдите, пожалуйста, в конец комнаты.

Он повиновался, отвернувшись от стола. Двое Избранных склонились друг к другу, разговаривая шепотом. Слишком тихо, чтобы кто-нибудь мог подслушать. Любой, у кого не было вычислительной мощности Центра. Компьютер был ограничен вводом чувств Джона, но он мог сделать с ними гораздо больше, чем его мозг без посторонней помощи.

— Что вы об этом думаете, капитан? — спросила полковник.

— Я не уверена, сэр. Если бы он согласился, не настаивая на женщине, я бы сказала, что мы должны немедленно убить его — это было бы очевидной фальшивкой. Женщина. Это делает возможным, что он искренен, но он также знает, что я хорошо его знаю.

— Большое спасибо, Герта.

— Как бы то ни было, я все еще подозреваю, что он лжет. Немедленное завершение было бы вариантом с низким уровнем риска.

— У меня сложилось впечатление, что вы высокого мнения об этом Йохане Хостене.

— Да, это так. Мы с Генрихом назвали сына в его честь. Я уважаю его мужество и ум; именно поэтому, он, слишком опасен, чтобы жить, если он не на нашей стороне.

— Похоже, он склонен согласиться с этим предложением.

— Ему все равно пришлось бы это сделать, не так ли?

— Какие у вас есть доказательства, чтобы предположить, что он лжет?

— Образ. Я жила с ним, пока ему не исполнилось двенадцать, и с тех пор мы переписывались. Он предан Республике, как бы абсурдно это ни звучало. Он верит. А Джон Хостен никогда бы не предал дело, в которое верит.

Долгое молчание. — Как вы говорите, идеология Республики абсурдна, а он, судя по отчетам, не глупый или иррациональный человек. Лишение жизни — это всегда вариант, но после его исполнения он становится безотзывным. Мы проверим его; его позиция потенциально является бесценным активом. И, в конце концов, мы предлагаем ему высшую награду.

— Полковник, пожалуйста, запишите мои возражения и рекомендации.

— Капитан, это принято к сведению. И добавила вслух: — Йохан Хостен, внимание.

Когда он встал рядом со стулом, она продолжила: — Мы присвоим этой женщине статус Почетного Стажера.

Гражданство второго сорта, но если она выйдет замуж за одного из Избранных, ее дети автоматически получат право пройти Испытание Жизнью. Хотя они знали, что у него не может быть детей. Он моргнул, старательно сохраняя нейтральное выражение лица. Ведь Пия заплакала, когда он сказал ей это, ион испугался, по-настоящему испугался.

— Это… Он остановился и начал снова. — Вы понимаете, я все больше и больше разочаровываюсь в Сантандере. Вы должны это знать, если ваши источники в Министерстве Иностранных дел так хороши, как я подозреваю. Я продолжаю говорить им о рисках, а они игнорируют их. Он пожал плечами. — Как вы сказали, нет смысла сражаться за тех, кто не хочет сражаться за себя. Он встал и отдал честь Избранным. — Я согласен. Приказывайте мне, полковник!

Полковник ответила на этот жест. Герта посмотрела на него холодным оценивающим взглядом, задумчиво прикусив губу. Затем она покачала головой и сделала небольшой жест старшему офицеру, вытянув большой палец, почти так же, как, если бы кто-то взвел курок пистолета, прежде чем выстрелить кому-то в затылок.

Полковник фон Клейрон посмотрела на них обоих, а затем покачала головой.

Джон подавил желание испустить долгий вздох облегчения. Они не собираются убивать его сейчас. Спасибо, Герта, большое спасибо.

Хотя ему следовало этого ожидать. Он всегда знал, что его приемная сестра умна, и она действительно хорошо его знала.

— Йохан Хостен.

На лице полковника, похожем на морду бассет-хаунда, появилась легкая улыбка.

— Вы приняли мудрое решение. Вас высадят на некотором расстоянии и свяжутся с вами, когда это будет необходимо. Пусть ваше служение Избранным будет долгим и успешным.

— С возвращением, Джонни, — сказала Герта. — Я уверена, из тебя получится первоклассный оперативник. У тебя природный талант.

* * *

— «Везучий ублюдок», — мысленно сказал Джеффри.

— Нет, это высокомерие Избранных, — ответил Джон с расстояния в полконтинента. По каналу связи послышалось слабое наложение  парового автомобиля, а за ним — длинная пыльная проселочная дорога.

Джеффри улыбнулся, представив серьезное выражение и легкую хмурость на лице своего сводного брата.

— Связывались ли они с тобой с тех пор? —  сказал/подумал он.

— Нет, прошло всего три дня, и они очень заняты. Весь персонал посольства Страны улетел на последнем дирижабле.

Джеффри поднял свою кофейную чашку. Было утро, но некоторые другие посетители уличного кафе уже приступили к чему-нибудь покрепче. Многие из них устраивались с кипами газет или книг или просто наслаждались извечным Имперским видом спорта — наблюдением за людьми. Кофе был превосходным, а блюдо с выпечкой чрезвычайно соблазнительным; следует признать, что некоторые вещи Имперцы делали очень хорошо. Его контакт должен появиться с минуты на минуту.

— Дай мне взглянуть на активность в гавани, — попросил Джон. Джеффри слегка повернулся на своем сиденье и посмотрел вниз по склону; Центр должен был передать визуальный сигнал Джону.

— Ужасно много судов Избранных все еще там, —  прокомментировал его сводный брат.

— Они все еще доставляют треску, — ответил Джеффри. — К военно-морским запасам, не меньше.

— «Мой уважаемый будущий тесть», — сухо подумал Джон, — «уверяет меня, что Имперские вооруженные силы готовы до последней пуговицы. Это цитата».

— Неужели этот человек прирожденный проклятый дурак?

— Нет, он просто не может позволить себе посмотреть правде в глаза. Я думаю, он жалеет, что не умер до этого,  и он рад, что Пия будет в безопасности в Сантандере.

Говоря об этом, мы должны… — начал Джеффри. Затем: — Подожди.

Над горизонтом едва-едва показался дирижабль. Джеффри был в офицерской гарнизонной форме, которая включала в себя футляр с небольшим биноклем, а также служебный револьвер. Он вытащил бинокль и встал, глядя вдоль длинной улицы, ведущей к гавани. Дирижабль был не в цветах «Воздушных Сил Страны», а просто нейтрального серебристого оттенка с логотипом компании «Лэндиш Люфанза» на больших рулях сзади. Большая модель, двести метров в длину и четверть максимального диаметра. Один из новейших типов, с гондолой, встроенной в корпус, и шестью двигателями в обтекаемых капсулах, удерживаемых с боков стойками с крыловидными фарингами.

— Это не регулярный перевозчик, — сказал он себе.

— Правильно. Судно представляет собой тяжелую военно-транспортную конструкцию воздушного сообщения. Короткая вспышка отчета, который он прочитал несколько месяцев назад.

— У меня плохое предчувствие по этому поводу, — сказал он. — Джон, я буду занят некоторое время.

— Я подозреваю, что мы все такие, — ответил его брат. — Лучше постарайся добраться до миссии.

Глава четвертая

— Приближаемся к Чиано. Скорость полета сто четыре километра в час, высота тысяча четыреста. Скорость ветра десять километров в час, северо-северо-западный. Пятнадцать километров до цели.

Мостик военного дирижабля «Зиг» представлял собой полукруг под его носом, с наклонными окнами, которые давали обзор на 180 градусов вперед и вниз. Герта Хостен была единственной, кто был одет не в серую с синей отделкой форму воздушной службы Ландиша. Она была в армейском боевом снаряжении, каменно-серой тунике и штанах, защитном снаряжении и стальном шлеме. Ее ботинки чувствовали себя немного неуверенно на штампованных алюминиевых панелях настила дирижабля, в отличие от обуви на резиновой подошве, которую носил экипаж. Командир, Хорст Раске, стоял рядом с членом экипажа, который держал высокий штурвал, управлявший вертикальными рулями. Другое колесо, расположенное под прямым углом, поворачивало горизонтальные рули управления. Балласт, газ и двигатели имели свои собственные рабочие места управления, хотя в каждой двигательной капсуле также находились два члена экипажа для ремонта или чрезвычайных ситуаций.

— Выключить нагрев, — приказал Раске.

Приглушенный удар прошел по огромному, но легкому корпусу воздушного корабля. Вентиляционные отверстия на верхней поверхности корабля открылись, выпуская горячий воздух из баллонетов, которые висели в центре водородных ячеек. Дирижабль под ее ногами стал медленнее и тяжелее, а поверхность воды стала приближаться. Впереди виднелась сплошная полоса прибоя, усеянная крошечными кукольными зданиями. Широкое устье реки Пада лежало к югу, справа; прямо внутри него находились глубокие вырытые гавани Короны, кишащие судами.

— Всем двигателям три четверти, выходим на один-два-пять. Голос Ранке был таким же спокойным и четким, как и во время тренировочных заездов на тренажере. Никто никогда раньше не летал на дирижабле в реальной боевой обстановке, подобной этой; дирижабли существовали всего около сорока лет. — Начинаю последний заход.

Он повернулся к Герте. — Тридцать минут до цели, — сказал он. — Наблюдатель в пузыре на крыше дирижабля сообщает, что остальная часть воздушно-десантных войск следует по графику. Удачи.

Герта ответила на его приветствие. — И вам, майор.

— «Тебе она понадобится», — подумала она. Она спускалась с этой плавающей бомбы; конечно, в перестрелку, но, по крайней мере, ее не будет окутывать миллион кубометров водорода, пока она это будет делать.

Лестница за мостиком вела вниз через каюты экипажа, мимо радиорубки и в трюм. Это был огромный затемненный ящик в брюхе «Зига», перекрытый балками сверху; единственными вертикальными элементами были несколько дюжин веревок, прикрепленных к опорам крыши и заканчивающихся витками на сегментах настила пола. На полу ящика, скорчившись, сидели ее солдаты, три сотни коммандос Разведывательной Службы, спецназ, подчиняющийся непосредственно Генеральному Штабу и которому было поручено самое первое нападение. Большинство следовавших за ними дирижаблей и надводных кораблей были переполнены линейными войсками, с рабами-солдатами Протеже под командованием офицеров Избранных. Пехотинцы Протеже получали по четыре унции сырого тростникового спирта каждый. Все коммандос Разведывательной Службы были Избранными, только один кандидат из десяти достиг нужного уровня.

Сержант отделения штаба вручил ей карабин-пулемет Кегельмана. Половина коммандос была вооружена ими или помповыми дробовиками, а не винтовками — для огневой мощи ближнего боя. Она прикрепила плоский дисковый барабан к оружию и продела ремень через  эполет на правом плече, чтобы он висел с пистолетной рукояткой наготове.

— Хорошо, — сказала она голосом, достаточно громким, чтобы его услышали. — Это то, к чему мы все готовились. Мы первые, потому что мы лучшие. Похоже, Имперцы сидят, засунув большие пальцы себе в задницы.  Но, как только мы приземлимся, даже они поймут, что происходит. Помните тренировку: бей сильно, держись крепко, и завтра к этому времени Корона будет принадлежать Избранным. Корона, а затем Империя. Потом весь мир. И тысячу лет они будут помнить, что мы нанесли первый удар.

Короткое рычание прокатилось по наблюдающим лицам, не совсем приветствие; такой звук издала бы стая зверей, приближаясь к стаду антилоп. Командиры рот и взводов сгруппировались вокруг нее, когда она опустилась на колени.

— Никаких облаков, слабый ветер, неограниченная видимость, — сказала она им. — И никаких промахов в последнюю минуту со стороны разведки тоже не замечено.

— Это означает, что либо все в порядке, либо отчеты с самого начала были враньем, и никто ничего не выяснил, — сказала Федрика Блюммер.

— Вот именно. Федрика, помни, не ввязывайся в рукопашную схватку. Расставьте этих Хаагенов по периметру, или Имперцы затопчут нас до прибытия основных сил. Курт, Мигель, Вильгельм, все вы помните это — мы будем в значительном меньшинстве. Единственный способ, которым мы сможем это провернуть, — это ударить так сильно и так быстро, что они даже не заподозрят, что происходит. Пройдите сквозь них, как гусь сквозь траву, и никого не оставьте стоять.

— Есть, — ответил Вильгельм Термо. Остальные кивнули.

—  Тогда, давайте, сделаем это.

* * *

Джеффри Фарр бросил бумаги в чугунную ванну и сбрызнул их ламповым маслом. Он чиркнул спичкой по большому пальцу и бросил ее на поверхность. Масса документов вспыхнула в облаке оранжевого пламени, черного дыма и резкого едкого запаха. Он вышел из ванной в спальню.

Джеффри начал бросать вещи в сумку — свою камеру, запасные патроны к револьверу — и проверил ванную. Там было полно дыма, но бумаги горели хорошо. В них содержались детали сети, которую он создавал здесь, в Короне, но Центр был идеальным записывающим устройством, и его нельзя было прослушивать. Если уж на то пошло, он тщательно воздерживался от того, чтобы запоминать их сам. Чего он не знал, он не мог сказать, и Центр всегда мог предоставить ему подробности. Это поместило необходимость «знать» в совершенно другую категорию. Он подождал, пока в ванне не осталось ничего, кроме рассыпчатого пепла, затем погасил его кувшином воды из таза, прежде чем взбежать трусцой на плоскую крышу жилого дома. Он был высотой в четыре этажа, а на крыше стояли стулья и вазоны; ничего больше, и был лучшим в этом районе.

Он достал бинокль и навел его на дирижабль. Он был уже близко, замедляясь. Судя по всему, направлялся к форту Калуччи на внешней стороне военной гавани.

— «Что, черт возьми, они собираются там предпринять?» — задумался он. Это был штаб всего военного округа Короны.

— Нападение переброшенных по воздуху войск, — сообщил Центр. — Вероятность 78 % ±3. Наблюдайте:

… солдаты в серой форме Страны спускались по веревкам на крышу Штаб-квартиры комплекса…

— Похоже на то, — сказал Радж. — У этих ублюдков есть наглость, я согласен с ними в этом.

— О, черт, — прошептал он мгновение спустя.

— В чем дело? — послышался голос Джона.

— Лукреция, — ответил он.

— Ну...

— Я знаю, я знаю, она не та девушка, которую ты приводишь домой к маме, но она внизу, по левому борту.

— Миссия была бы зоной наименьшего риска для временного переселения, — намекнул Центр.

— Да, но я должен что-то с ней сделать, — сказал Джеффри. — Это личное, и, кроме того, она хороший контактер.

— Удачи, — сказал Джон.

— И будь осторожен, парень, — добавил Радж.

* * *

Ткань «Зига» застонала и задрожала от рева низкого тона.

— «Газ из клапанов», — подумала Герта. — «Отрицательная плавучесть».

Словно в подтверждение этого, ощущение падающего лифта усилилось. Нос дирижабля накренился вверх, и двигатели взревели, когда капитан контролировал скорость падения с помощью динамической подъемной силы воздуха, проносящегося под огромным корпусом. Она почувствовала соленый привкус пота, стекавшего по ее лицу. В любую секунду…

— Приготовиться!

Коммандос закрепляли себя петлями, вделанными в алюминиевую обшивку палубы. Герта туго затянула ремень карабина и просунула обе руки и ногу сквозь стропы. Рев двигателя внезапно стих, перейдя на холостой ход. В последовавшую за этим минуту тишины раздался скрежещущий, раздирающий душу лязг. Корабль жестоко дернулся, ударился, подпрыгнул, ударился, швыряя ее тело взад и вперед. Затем он остановился с тошнотворной, раскачивающейся паузой, когда пол накренился под углом. Рев выпускаемого газа продолжался.

— Сейчас же! Вперед, вперед, вперед!

Ноги в ботинках ударили в быстросъемные защелки. Две дюжины сегментов обшивки пола выпали из брюха дирижабля, увлекая за собой мотки веревок; свет ворвался во мрак трюма, ослепляя. Мужчины и женщины двигались, несмотря на это, движениями, натренированными так долго, что они были рефлекторными. Двадцать четвертый прыгнул, обхватил руками и ногами сизалевые тросы и исчез из виду. Другие следовали за ними с размеренной точностью метронома. Герта и группа штаба вошли в третью волну, ровно через тридцать пять секунд после первой.

Шум ударил ее, когда она выскользнула из трюма в гигантскую тень огромного сооружения над головой. «Зиг» смещался, начиная немного подпрыгивать, когда вес покидал его. Покрытие плоской крыши башни было всего в восьми метрах, что составляло менее трети расстояния, которое должны были преодолеть команды, спускающиеся во двор крепости. Под ней было с полдюжины Имперцев, которые, разинув рты, указывали на дирижабль над головой. Они не начали двигаться, пока внизу не раздались выстрелы и крики. Последовал момент контролируемого падения, и она ударилась о землю, скатилась с сегмента настила и потянулась к горизонтальному барабанному магазину Кегельмана, чтобы взвести затвор. Оружие с обратной отдачей было новым; у него был предохранитель, который должен был удерживать затвор от перемещения вперед.

Она обнаружила, что предохранитель не был полностью надежным. По-настоящему сильный удар мог бы сместить его вперед, дослать патрон в патронник и выстрелить. Не очень хорошая идея заряжать его непосредственно перед тем, как спрыгнуть с веревкой.

Герта опустилась в идеальную позицию лежа и нажала на спусковой крючок карабина. Он взревел и ударил ее в плечо, отработанная медь звякнула об окрашенную металлическую поверхность вершины башни. Пули были пистолетного калибра, но тяжелые, 11 мм, с плоской головкой Н-образного сечения. Они врезались в Имперцев с силой мокрых шариков с лекарствами так, что образовались выходные отверстия размером с чайные блюдца. Остальная часть группы тоже вела огонь. Секундой позже местность была очищена от живых врагов.

Что-то пронеслось над ее головой, направляясь к тяжелому металлическому люку в форме диска, который вел с крыши вниз, в основную секцию башни. Внизу на лестнице стоял мужчина. Его лицо было серым от шока, но он боролся с массивной крышкой люка. Ручная граната попала ему в руки там, где они лежали на запирающем штурвале люка. Он закричал и отскочил назад от лестницы, исчезнув из виду. Граната ударилась о выступ входа, дважды крутанулась, а затем упала в шахту, скрывшись из виду, вслед за Имперским солдатом.

Люк тоже начал падать, преодолев точку равновесия, прежде чем Имперцы заметили гранату. Герта оторвалась от земли, как ракета, запущенная пружиной, и нырнула вперед, намереваясь засунуть приклад своего карабина в щель. На полпути вниз граната взорвалась, но, хотя пыль и песок поднялись в воздух, давления было недостаточно, чтобы замедлить несколько сотен килограммов массы люка. Он врезался в запирающий хомут, и приклад ее карабина ударился об него с глухим лязгом. Она встала на колени и потянулась к маленькому колесику в верхней части грибовидной крышки люка. Трое других присоединились к ней, но колесо неудержимо вращалось под ее пальцами, и она слышала, как удерживающие стержни люка погружаются в свои гнезда. Стопорное колесо с внутренней стороны было намного больше, чем эквивалент сверху, с большим рычагом.

— «Черт», — подумала она, выпрямляясь и оглядываясь по сторонам. Кто-то там, внизу, должен быть в состоянии найти свой оторванный член.

Вода хлестала вниз, густая, как гроза в Стране в сезон дождей. Огромная масса «Зига» поднималась и поворачивалась, сбрасывая балласт, когда он получал  дополнительную подъемную силу. Дирижабль, казалось, подпрыгнул вверх, его тень упала с крепости, поворачивая на юг к устью реки с ревом двигателей. Веревки свисали с него, как извивающиеся змеи, и лежали, развешанные по стенам и тротуару.

На крыше башни находились только живые Избранные и мертвые Имперцы; в основном мертвые, один с отсутствующим куском черепа все еще прыгал, как раздавленная лягушка. Она быстро подошла к краю крыши, избегая растекающихся луж крови — чтобы не сделать скользкими ботинки, — и посмотрела вниз. Во дворе было несколько тел. Из зданий, окружавших его, доносилась стрельба: выстрелы из дробовиков, винтовочный огонь, характерная трескотня автоматических карабинов. Затем раздался длинный разрывающий взрыв; это мог быть только один из установленных на треногах пулеметов с водяным охлаждением, которые привез взвод тяжелого вооружения.

Хорошо. Федрика, должно быть, выбралась к периметру.

— Хорошо, Эльке, Йохан, давайте.

Они пришли подготовленными. Через два года после рождения Герты началось строительство полной копии этой крепости в джунглях Копенрунга. Избранные верили в заблаговременное планирование. Форт Калуччи был построен еще в те времена, когда бронзовые гладкоствольные пушки были самым грозным доступным оружием, но с тех пор он постоянно обновлялся. Последняя программа строительства была осуществлена пятнадцать лет назад, после нескольких морских стычек между Империей и Республикой Сантандер. Весь комплекс был окружен железобетоном толщиной от пяти до пятнадцати метров, а башня была покрыта броней нескольких списанных линкоров. Даже у современных высокоскоростных морских орудий возникли бы с этим проблемы.

К счастью, у каждой крепости были свои слабые места.

Двое Избранных побежали к люку, держа заряд между собой. Это был конус, обращенный широкой стороной вниз, поддерживаемый короткими железными ножками, чтобы точно определить расстояние до цели. Она не знала точно, как он работает — принцип был секретом самоубийства перед прочтением, — но она видела, как тестировали модели. Бомба с лязгом встала в центр люка.

— Огонь в дыру! — крикнули два коммандос, нажимая на взрыватель и ныряя прочь.

Вся сила взрыва ушла прямо вниз, как струя сварочной горелки. Или почти вся. Оболочка заряда была из тонкого металла и распалась при почти полном отсутствии осколков. «Почти» — не очень утешительное слово, когда ты лежишь на плоской стальной тарелке для пирога без крышки. Она прижалась спиной к фальшборту, подтянула колени к груди, прижала подбородок к горлу и Кегельман к своему телу.

БААММ!!! Шок подбросил ее и швырнул на крышу башни. Брызги раскаленной стали упали на нее; она выругалась и поскребла рукой в перчатке, чтобы стряхнуть ошметки с одежды. Запах паленых волос, униформы и дерева добавил свою долю к вони; кто-то закричал, когда капля попала в слишком чувствительное место, чтобы сдерживаться.

Металл звякнул и рассыпался. Прежде чем шум стих, эксперты по взрывчатым веществам вскочили на ноги и бросились к месту взрыва. Дым валил из круглой, оплавленной дыры в середине металлического люка. Колесо было заморожено, либо все еще заблокировано снизу, либо искорежено взрывом. Саперы засунули в щель стержни взрывчатого вещества; было бы бесполезно пробовать его на внешней поверхности, поскольку сила взрыва рассеялась бы по линии наименьшего сопротивления — на открытый воздух.

— Огонь в дыру!

Сигнальная ракета взмыла в воздух со двора внизу и загорелась зеленым. Герта посмотрела на часы. Пять минут. Группа, которой было поручено захватить ворота и силовую установку, преуспела. Хорошая быстрая работа.

Взрывные стержни заставили всю вершину башни вздрогнуть, как гигантский барабан. На этот раз в воздух полетело много металла. Оказавшиеся внутри пробитого люка быстро движущиеся газы взрыва имели много рычагов воздействия, и им больше некуда было деваться. Осколки и куски зазвенели о бронированную крышу или о фальшборт вокруг нее. Кто-то вскрикнул один раз, а затем замолчал. Сила подхватила ее и больно швырнула вниз, предметы снаряжения врезались в нее с сокрушительной силой. Она моргнула слезящимися глазами.

Несколько погнутых и искореженных остатков люка торчали, как крышка плохо открытой консервной банки.

Две гранаты полетели в проем. Три секунды спустя они взорвались, и  коммандос Избранных начали спускаться через открывшийся путь.

* * *

— Черт, — снова прошептал Джеффри Фарр.

Он нырнул в маленький «Шерринфорд» и несколько раз нажал на ножной насос, создавая давление для подачи топлива и воды. Когда прозвенел звонок, он щелкнул выключателем зажигания. Когда загорелся котел — вспышка, раздался приглушенный хлопок, звучавший немного хрипло без тяги принудительного насоса, которая исходила от маховика. Красная жидкость начала подниматься в стеклянных колонках, установленных на приборной панели, которые показывали температуру пара, давление в котле, воду, топливо, состояние батареи и резервуара для воздуха. Топлива было много, и, слава Богу, аккумулятор был новым. Тридцать секунд спустя прозвенел еще один звонок, и температура пара и давление поднялись выше минимального рабочего уровня. Он переключил двигатель на задний ход с помощью рычага, установленного рядом с рулем, осторожно выехал задним ходом в поток машин и направился на юг.

С юго-запада приближались десятки больших дирижаблей, огромных вытянутых каплевидных фигур, движущихся, как облака, под пронзительный рев двигателей. Никаких попыток замаскировать дирижабли не было; на их боках были  нанесены солнечные лучи Страны Избранных. Первая волна прошла над головой на высоте двух тысяч метров, направляясь на восток. Вторая сбросила скорость, и начала разворачиваться в строю над гаванью и оборонительными сооружениями. В днищах корпусов открылись люки. Оттуда посыпались темные предметы — продолговатые фигуры, похожие на торпеды с плавниками.

— Авиабомбы, — сказал Центр. — Не оптимальные с аэродинамической точки зрения, но функциональные.

— Это точно, — пробормотал Джеффри.

Большой дирижабль мог перевозить тонны груза; некоторые из последних моделей имели полезную грузоподъемность в сорок или пятьдесят тонн.

Хруп-хруп-хруп…

Радж заметил, что они, вероятно, приплыли из Страны пустыми, а затем забрали свой груз с кораблей, находящихся за горизонтом.

— Вероятность 76 %±4, — сказал Центр.

— Черт. Мне лучше добраться до...

Долгий свистящий рев. Джеффри дернул руль, въезжая на тротуар двумя колесами и разбрасывая орущих пешеходов. Пыль поднялась над ним фонтаном через открытые окна машины с брезентовым верхом, и дорога, казалось, на секунду ушла у него из-под ног. Кашляя, он увидел, как жилой дом тремя зданиями дальше падает на улицу лавиной в замедленной съемке. Это было плохое прицеливание, они, вероятно, пытались попасть в газовый завод примерно в километре отсюда, но он предположил, что это не имеет значения, если у них достаточно бомб. Он сплюнул слюну цвета пыли и наблюдал, как похожий на акулу дирижабль скользнул над головой, взрывы следовали за ним, как след из чудовищных яиц. Дюжина взрывов, а затем огромный огненный шар, поднимающийся над крышами; они добрались до резервуаров для хранения газа.

— Пора двигать, парень.

— Не спорю.

Он выжал газ до пятидесяти километров в час — значительно превышая предельную скорость, но в Короне и в лучшие времена она была чисто теоретической. Вокруг толпилось несколько человек, но их было немного. Толпа стояла и смотрела на дирижабли, открыв рты; некоторые толпились у разрушенного жилого дома, но в развалинах был пожар — разбитые газовые магистрали, а из перебитых труб хлестала вода. Мимо проехала пожарная машина, запряженная лошадьми, со звоном колокольчиков и искрами, летящими из-под копыт. Имперский офицер с золотыми эполетами и торчащими восковыми усами проехал в противоположном направлении. В руке у него был пистолет, и он ехал в сторону гавани, хотя то, что он планировал там делать, оставалось загадкой. Военно-морские верфи в трех километрах от них представляли собой массу огня и дыма, а столбы огня от вторичных взрывов просвечивали красным сквозь черные облака.

Одна мать держала своего ребенка на руках, чтобы показать ему взрывы, очевидно, думая, что это какой-то фейерверк.

Немногие, казалось, паниковали — что свидетельствовало о невежестве, а не о стойких нервах. Он мог ловить взгляды уворачиваясь от троллейбусов и пешеходов. Полдюжины торговых судов Страны пристали к берегу у портовых фортов по обе стороны от входа в устье Пады. Было слишком далеко, чтобы разглядеть людей, но корпуса были затемнены, как паутиной; абордажные сети свисали с бортов, чтобы десантники могли спуститься на берег. Секции бортов открылись, обнажив установленные на пьедесталах орудия. Ровный грохот пушек присоединился к нарастающему хору выстрелов из стрелкового оружия.

Стреляло что-то еще, немного похожее на пулемет Гатлинга, но не сильно. — «Выкладывают все новинки для вечеринки», — подумал он. — «Но им придется сделать что-то получше, чем это».

Улицы становились уже по мере того, как он спускался на равнины, где стояли старые здания, иногда нависавшие над булыжной мостовой. Неровная улица ударила по подвеске автомобиля, и ему пришлось нажать клаксон — и не сбавлять скорость — чтобы пробиться сквозь толпу. Когда он остановился, это было под покосившимся многоквартирным домом, где белье развевалось на веревках, натянутых поперек улицы. Балконы были переполнены болтающими жильцами, указывающими на юг.

Джеффри высунулся из окна и помахал монеткой. — Эй, бамбино! — позвал он.

Босоногий мальчишка в штанах, удерживаемых единственной подтяжкой, протиснулся к нему локтем. — Скажи Лукреции Коллосси, что Джеффри хочет ее видеть, — сказал он. — И скажи ей, чтобы она взяла свои драгоценности. Еще одна такая монетка, если она будет здесь через пять минут.

Мальчик — ему было лет девять — ухмыльнулся, показав щели в зубах, и исчез, мелькнув голыми пятками. Джеффри вышел из машины и напряженно ждал, положив руку на рукоятку револьвера. Он не ожидал неприятностей; Имперцев его роста было немного, люди в этом районе избегали униформы, даже незнакомой, и в любом случае это было не так уж и грубо. И все же нет смысла рисковать.

Зрители исчезали с балконов. — «Наконец-то проявили здравый смысл», — подумал он. Появился поток машин, направлявшихся на север и в горы, прочь от гавани. Затем из парадных дверей многоквартирного дома выбежала женщина. Она была на год или два младше его, одета намного лучше, чем ее соседки, и очень хорошенькая в темном, с полной фигурой. Она улыбнулась ему, но в ее глазах была нервная настороженность; она несла свою шкатулку с драгоценностями и маленький чемодан, даже сейчас двигаясь как танцовщица. Конечно, она была танцовщицей, и довольно хорошей. Милая девушка, даже если она не была хорошей девушкой, так сказать. И очень полезный. Чтобы вербовать агентов, он должен был пользоваться уважением; а для Имперца, если у Джеффри не было женщины, он был недостаточно мужественным, чтобы воспринимать это всерьез. Он обнаружил, что обычно выгодно разговаривать с людьми на их родном языке.

Джеффри бросил мальчику еще одну монету и сел за руль. Лукреция поцеловала его, садясь на пассажирское сиденье.

— Это из-за войны? — спросила она.

— Так и есть, — ответил Джеффри. — С удвоенной силой.

— Куда мы направляемся? — спросил она. Ее голос повысился.

Джеффри резко повернул направо и направился на юг по переулку. — На горную дорогу. Вероятно, это самый быстрый путь к консульству, и, если не считать выезда из города, сейчас это самое безопасное место.

Растущая толпа расступилась перед носом «Шерринфорда». Бампер резко ударился о колесо тележки, полной фруктов; она развернулась, осыпая толпу апельсинами и дынями, а владелец выкрикивал проклятия вслед машине. Джеффри вытащил револьвер и положил его на колени.

— Почему… Лукреция облизнула губы. — Почему бы нам не сделать это, уехать из города?

— Потому что большая флотилия этих дирижаблей пролетела прямо над нами, когда все это началось, — мрачно ответил Джеффри. — Один к девяти, что они высадили войска прямо на главных дорогах и железной дороге в Чиано.

— Вероятность 88% ±2, — подсказал Центр.

— Но это означало бы… это означало бы настоящую войну, — сказала она.

Ее голос снова немного повысился; Лукреция не была дурочкой. У нее был запланирован карьерный путь, вплоть до магазина одежды, который она намеревалась купить, а ее предыдущий «друг» был капитаном Имперского флота. Имперцы ожидали нескольких стычек в Проходе, возможно, одного-двух рейдов, за которыми последует дипломатическая чистка кресел. Такое случалось и раньше.

Но сценарий изменился.

Новая серия глухих звуков прервала эту мысль.

Они выехали из узкого переулка на широкую мощеную эспланаду, и Лукреция перекрестилась. Линкор «Роу» был хорошо виден отсюда. Или был бы виден, если бы военные корабли между этим местом и военно-морскими доками не извергали так много черного угольного дыма из своих резко изогнутых труб.

— Черт возьми, — мягко сказал он. — Их, должно быть, две дюжины.

— Двадцать шесть, — сказал Центр, — включая два, которые повреждены сверх минимальной функциональности.

Все они были одного типа, тонкие маленькие суденышки, отбрасывающие струи воды с их остро изогнутых носов. Они были построены для скорости, с гладкими карапасными носовыми палубами, чтобы сбрасывать воду.  Легкие орудийные башни на палубе и какое-то многоствольное орудие на корме. В ряд с дымовыми трубами установлены поворотные пусковые торпедные установки, каждая с четырьмя U-образными направляющими трубами, скрепленными вместе.

Ни одному из боевых кораблей не удалось привести в действие свои основные или вспомогательные батареи. Тяжелые орудия в любом случае не принесли бы особой пользы, поскольку на их подготовку и перезарядку уходило так много времени. У некоторых из них заработали скорострельные пушки; четырехствольная пушка стреляла маленькими двухфунтовыми снарядами со скоростью один снаряд в секунду на ствол.  Они приводилась в действие рычагами, и снаряды подавалась из бункеров. Легкое оружие выдавало непрерывный треск шума и красные языки пламени вдоль бортов больших военных кораблей, а к небу поднималась пелена грязно-серого дыма. Два судна Страны были повреждены, они горели и кренились, а снаряды скорострельных пушек поднимали вокруг них струи воды. Остальные ворвались в гавань, как волки, набрасывающиеся на зубра. Их скорость была поразительной, почти невозможной.

— Тридцать один узел, — сообщил Центр.

— «Должно быть, они работают на турбинах», — подумал Джеффри. Он смутно сознавал, что ведет машину, и что ногти Лукреции впиваются ему в плечо. Избранные экспериментировали с паровыми турбинами уже более десяти лет. Сантандер делал то же самое, как возможный способ получения электроэнергии. Было очевидно, что у Страны были другие цели.

Еще один эсминец Избранных был подбит. Он накренился в воде, а затем исчез в огненном шаре, который поднял воду, стальной лом и, вероятно, — несомненно, — части тел в шлейфе на сотни метров высотой. Скорострельные снаряды, должно быть, попали в боеголовки торпед. Когда брызги и дым рассеялись, нос и корма  судна уже исчезали под водой.

Теперь первая флотилия эсминцев находилась в пределах тысячи метров от линкоров. Они оторвались, развернулись, сильно накренившись от инерции своей атаки. Когда каждый из них отклонился от первоначального курса на четверть, за борт  с шипением вырвались торпеды, выпустив пар из пусковых цилиндров. Длинные фигуры с плеском приводнились в тихие воды гавани и понеслись к своим целям. Дула скорострельных орудий опустились, пытаясь взорвать торпеды до того, как они ударят, но они были всего в нескольких сотнях метров, а собственные орудия эсминцев обстреливали открытые огневые позиции. Джеффри видел, как четыре жестяные рыбки ударили «Императрицу Имельду» в нескольких местах от кормы до носа.

Каждая из боеголовок содержала более ста килограммов пироксилина. Ограниченные водой, взрывы пробивали дыры, достаточно большие, чтобы два или три человека могли пройти в ряд. А Имперские военные корабли имели недостаточное  внутреннее разделение трюмов. Если уж на то пошло, в условиях безопасности, на якоре, водонепроницаемые двери остаются открытыми для удобства, пока корабли готовятся к выходу в море. Он отпустил рычаг газа и затормозил до упора.

— Что ты делаешь? — спросила Лукреция.

— Присматриваюсь. Заткнись на секунду.

Он откинул матерчатый верх машины и встал с биноклем, упершись локтями в металлический край рамы, удерживающей ветровое стекло. «Императрица» перевернулась на его глазах, сбрасывая крошечных, как муравьи, человечков. Нескольким удалось забраться на дно, когда в поле зрения появились покрытые водорослями и ракушками плиты днища, но корабль быстро оседал и не только переворачивался. Большинство остальных тяжелых военных кораблей накренились или затонули. На его глазах «Император Умберто» взорвался с такой силой, которая была ошеломляющей даже на таком расстоянии. Джеффри покачал головой и, не обращая внимания на звон в ушах, опустил бинокль на грудь и скользнул за руль.

К докам направлялись торговые суда Страны, из трюмов на палубы выбирались фигуры в форме. Он не хотел быть здесь, когда они прибудут сюда. Его часы показывали 10:00. Не прошло и часа после того, как над головой появились первые дирижабли.

Представительство Республики в Короне находилось недалеко от линейных доков; большая часть его бизнеса была связана с морской торговлей. Шоссе, ведущее от горной дороги, теперь было почти пустым, если не считать пары воронок и газовых пожаров. К сожалению, один из кратеров находился на месте представительства. Судя по всему, по меньшей мере, две или три шестисоткилограммовые бомбы упали вокруг него плотной группой. Не осталось ничего, кроме обломков известняковых блоков, из которых были сложены стены.

— Господи.

Его разум словно оцепенел. Все, с кем он работал в прошлые годы, вероятно, были там — по крайней мере, большинство из них. Консул жил там со своей семьей. Капитан Сазерс. Энди Милсон.

Инструкторы были правы. Каменная кладка не обладает большой устойчивостью к повреждениям от взрыва.

— Господи, — сказал он вслух.

Он посмотрел на Лукрецию. Она смотрела на него.

Глава пятая

— Телеграфный центр под контролем, капитан, — сказал посыльный.

Герта кивнула. В состав войск, назначенных для выполнения этой задачи, входили несколько человек, которые могли дублировать «кулак» связистов Имперского Флота.

Она промокнула рану на щеке тыльной стороной ладони. Ничего серьезного, просто осколок гранаты — нужно было быстро следовать дальше, чтобы поймать противника, пока он все еще был оглушен взрывом. Она немного поторопилась, вот и все. Просто немного кольнуло, никаких серьезных повреждений, не стоит тратить время на перевязку.

Глубокий вдох. Имперская комендатура, возглавляемая адмиралом, представляла собой сегмент клина, расположенного на один уровень ниже вершины башни. Окно было плотно закрыто; ставень представлял собой полуметровую броневую плиту, но все равно было бы глупо что-то взрывать, ослабляя, таким образом, структурную целостность здания. Там был прекрасный ковер производства Союза, богато украшенный письменный стол с несколькими телефонами — Имперские технологии еще не привели к эффективному обмену сообщениями — и стол поменьше для помощника адмирала. Он растянулся на нем навзничь, большая часть его лица отсутствовала, а мозги вытекли через край студенистой лужей. Тонкий резкий запах нового нитропороха в комнате был тяжелым, смешиваясь с вонью смерти.

Два связиста работали у запирающего колеса окна. Они открыли его, отодвинув назад, как стальной клин, и установили гелиограф.

— Отправьте сообщение о завершении первого и второго этапов  по графику, — сказала Герта.

Зазвонил телефон, три резких щелчка. Она подняла трубку.

— Да, Вице-адмирал дель'Гаспари, — сказала она, прикрыв трубку шейным платком и понизив голос. Если повезет, ее сопрано покажется плохой связью.

— Адмирал дель'Фанфани скоро будет здесь. Говорите громче, пожалуйста, я не могу… Она положила трубку. Он тут же зазвонил снова.

По крайней мере, ее Имперский язык был достаточно хорош, в комплекте с акцентом Чиано из высшего класса. Но она надеялась... ах.

Адмирал вошел в дверь со связанными за спиной руками; это был высокий худой лысеющий мужчина с белыми моржовыми усами. Его глаза были неподвижными и пустыми, как взгляд человека, который отвергает всю информацию, которую доставляют его чувства. За ним стояли невысокая толстая женщина и темноволосая стройная девушка лет двадцати. Его жена и дочь; она узнала их по документам. Полдюжины солдат последовали за ними.

— Сэр. Квартира коменданта зачищена.

Герта кивнула. Теперь весь комплекс был в руках Избранных. Она посмотрела на часы. Двадцать семь минут от начала до конца. Удивительно; на самом деле все прошло лучше, чем планировалось. Она ожидала, что это займет, по меньшей мере, час.

— Отличная работа, сержант. Затем более резко: — Адмирал дель'Фанфани.

Старик выпрямился и моргнул. — Что все это значит? — спросил он. — Я требую…

Герта махнула рукой. Солдат ударил прикладом своей винтовки Имперского офицера по почкам; не слишком сильно, но человек рухнул вперед, его рот открылся. Коммандос Избранных подняли его. Она подошла ближе.

— Необходимо, чтобы вы сотрудничали с нами, — сказала она. — Или, по крайней мере, были полезным. От этого не зависело ничего жизненно важного, но так было бы удобно. — Вы будете говорить так, как я прикажу.

Адмирал выпрямился. — Никогда! — хрипло ответил он.

Герта пожала плечами. Одна из тех, что держали Имперца, вытащила свой нож и подняла брови.

— Нет, я не думаю, что удар сделает его достаточно сговорчивым, — сказала она. — Мы будем придерживаться нашего плана.

Разведка располагала очень полными досье на Имперский командный состав и хорошо разбиралась в их психологии. Имперцы были странными в отношении определенных функций организма.

Один из ее солдат смел со стола документы и всякие мелочи; они со звоном упали на пол. Еще двое подняли дочь и повалили ее на него, на спину.

— Папа! — закричала она, размахивая руками и дрыгая ногами.

Затем просто закричала, когда каждый из солдат схватил ногу и согнул ее, пока колени почти не коснулись ее плеч. Другой подошел и схватил воротник ее платья, запустив под него свой кинжал и разрезая тяжелую ткань вниз, пока она не слезла с нее. Еще несколько взмахов, и нижнее белье было разрезано. Солдат ухмыльнулся, убирая нож обратно в ножны и расстегивая ширинку. Он сплюнул в ладонь. Герта бросила на них быстрый взгляд — девушка была довольно хорошенькой, но женские тела ничего не значили для нее эротически. И, кроме того, это был бизнес, — а затем снова повернулась к Имперскому офицеру.

Мать девочки с тяжелым стуком упала на пол, ее глаза закатились в глубоком обмороке. Адмирал дрожал, как скаковая лошадь в стартовых воротах, открывая и закрывая рот.

— Я буду... — начал он.

Девушка пронзительно вскрикнула. — Прекрати, — сказала Герта. Солдат так и сделал, что многое говорило в пользу  дисциплины  Избранных.

— Я буду говорить! Оставьте ее в покое!

Герта сделала жест, и солдаты отпустили его дочь. Девушка, свернувшаяся калачиком в виде эмбриональной креветки, лежала на боку, уткнувшись лицом в колени, и тихо хныкала. Герта положила руку на телефонную трубку.

— До тех пор, пока вы будете сотрудничать, — сказала она. — Вы будете говорить следующим образом…

* **

— Черт! — выругался Джеффри.

Впереди была баррикада из повозок, мебели и развороченной брусчатки. За ней стояло около пятидесяти Имперских солдат и несколько моряков в полосатых майках и беретах. У всех были винтовки, а на полевом пушечном лафете стоял шестиствольный «Гатлинг». Он посмотрел на здания по обе стороны. Там было больше людей. У кого-то здесь было лишь какое-то смутное представление о том, что он должен был делать, но, вероятно, это был младший офицер. Он затормозил и начал разворачивать машину.

— Стой!

С обеих сторон выбежали люди, наставив винтовки. Однозарядные винтовки, но потребовалась бы только одна, а на него было нацелено с полдюжины…

— Это один из  собачьих сосунков Избранных!

Имперский моряк, который выкрикнул это и ткнул штыком так близко, вероятно, никогда не видел военной формы Страны. С другой стороны, он, вероятно, тоже никогда не видел ни одного из Республики Сантандер.

— Отведите меня к вашему офицеру! — громко и отчетливо сказал Джеффри. — Немедленно.

Рефлекс боролся с истерикой на лице молодого человека. Джеффри вышел из машины, стараясь двигаться быстро, но не угрожающе, и опустил Лукрецию на тротуар. Она была немного бледна, но поправила шляпку и изящно положила руку ему на плечо. Это, вероятно, избавило солдат от их сочетания страха и жажды крови; их ментальный образ захватчика не включал молодую Имперскую женщину, одетую как леди — не совсем как леди, но у них не было социальных навыков, чтобы понять это. Они пошли за парой до самой баррикады, не совсем толкая их.

Имперским командиром был лейтенант военно-морского флота, лет девятнадцати, с надписью «Император Умберто» на шевроне. У него также были прыщи, жалкая попытка отрастить усы и неподвижный взгляд человека, делающего все возможное в ситуации, которая, как он знал, была совершенно неподвластна ему.

— «Счастливчик», — подумал Джеффри. — «На сегодня».

— Лейтенант, — сказал он. — Я Капитан Джеффри Фарр, Армия Республики Сантандер.

— Капитан, — сказал молодой человек, отдавая честь. — Вы извините меня, но…

— Я понимаю, — спокойно ответил Джеффри. — А теперь, если вы меня извините, я отвечаю за безопасность этой молодой леди, а консульство уничтожено.

— Консульство? Избранные объявили войну Республике?

Молодой Имперский лейтенант на мгновение озарился надеждой. Джеффри почувствовал себя немного виноватым.

— Нет, боюсь, что нет — скорее, военный инцидент, но остальные сотрудники консульства мертвы. Мое правительство, несомненно, подаст жалобу, но пока я придерживаюсь нейтралитета.

— Тогда я не буду вас задерживать, сэр, — сказал лейтенант.

Джеффри на мгновение заколебался. — Лейтенант… скажите, как воин воину, поддерживаете ли вы связь со своим начальством?

Лейтенант сглотнул. — Нет, сэр, нет. Городские телеграфные и телефонные линии, по-видимому, не работают или находятся под контролем противника.

— Избранные высаживаются в доках. Это менее чем в полукилометре отсюда.  Лейтенант, без поддержки вам остается только молиться. Я бы настоятельно посоветовал вам отступить, пока вы не войдете в контакт со своим командованием.

Было бы еще лучшей идеей избавиться от формы и оружия и спрятаться в подвале, а затем притвориться безобидными рабочими, но он не думал, что молодой Имперец последует такому совету.

— Если у меня нет приказов, у меня есть мой долг, но спасибо вам, капитан Фарр. В Короне находится более тридцати тысяч Имперских военнослужащих. Если мы все что-нибудь предпримем, ситуацию еще можно спасти. Вам лучше уйти, это не ваша битва.

Черт возьми, это не так. Однако это была не его битва. Если бы каждый Имперский офицер обладал агрессией и инстинктами этого человека, Корону можно было бы спасти. Но это было очень маловероятно.

Он оглянулся через плечо. Двое Имперских солдат подогнали машину к баррикаде, а другие отодвигали тележку, чтобы дать ей место для проезда.

— Вы, конечно, понимаете, — продолжил лейтенант, — я должен реквизировать вашу машину.

Джеффри ничего подобного не понимал, хотя машина была бы бесценной, особенно при отключенной сети связи. Автомобили не были обычным явлением в Короне. Но и возражать не имело особого смысла, особенно когда за спиной Имперца стояло пятьдесят или шестьдесят вооруженных людей. Лукреция, казалось, была более склонна спорить; Джеффри взял ее за руку и поспешил с ней прочь.

— Куда мы можем двигаться без машины? — прошипела она.

— А куда мы можем поехать на ней? Основные дороги перекрыты. Я пытаюсь добраться до безопасного места. А теперь двигайся.

Они быстро зашагали по улице. Толпа здесь была гуще, но все просто слонялись, как, будто не были уверены, куда идти. Среди них были люди в Имперской военной форме. Столбы дыма поднимались в воздух из десятков точек города. Он посмотрел на часы. 11:00 часов.

БААААММ. Залп с баррикады в сотне метров позади них. «Гатлинг» чуть не подавился длинной очередью…

Джеффри полуобернулся, затем узнал следующий звук.

— Ложись! — крикнул он и упал, увлекая за собой женщину.

Свистящий визг закончился резким треском примерно в двадцати метрах позади. Кто-то упал, прямо на ноги Джеффри. Он толкнул его ногами, но тело сопротивлялось с бескостной вялостью мешка с рисом; ему пришлось перевернуться на спину и оттолкнуться одним ботинком, чтобы освободить дергающийся вес. Это дало ему отличный обзор того, что приближалось по дороге. Даже с расстояния в несколько сотен метров он выглядел огромным, ромбовидная форма из клепаной стальной брони, по бокам которой струился пар, а на носу виднелся солнечный луч Страны. Машина двигалась на гусеницах из соединенных металлических пластин с обеих сторон. Между верхней и нижней гусеницами на каждом фланге стояло орудие; судя по виду, 50-миллиметровые легкие морские скорострельные орудия. На верхней части квадратного корпуса была круглая башня, на которой были две толстые фигуры. Должно быть, они были новыми автоматическими пулеметами с водяным охлаждением, о которых сообщала разведка.

Так и оказалось. Башня повернулась, и дула пулеметов вспыхнули со звуком, похожим на бесконечный разрыв холста. Пули непрерывным потоком вгрызались в баррикаду Имперцев, разрывая дерево в щепки и заставляя замолчать неэффективные винтовки. Люди повернулись и побежали; лейтенант размахивал мечом перед их лицами, пытаясь сплотить их. Затем выстрелила пушка, установленная сбоку в  танке Избранных. Снаряд приземлился почти у ног Имперского офицера, взорвавшись клубом дыма со злобным красным сполохом в сердцевине. Один ботинок лейтенанта остался лежать, медленно опрокидываясь. Остальная часть его тела была разбрызгана по брусчатке. В последовавшей тишине они могли слышать скрежещущий звук стали о камень, когда  боевая машина Избранных поднималась по склону к ним.

На долгое мгновение он был парализован. Инстинкт поднял маленькие волоски вдоль его позвоночника. Он видел и другие  боевые машины в сценариях Центра, но эта была здесь, покачиваясь и со скрежетом прокладывая себе путь к нему. Он вообще не винил Имперцев за то, что они сбежали.

— Пошли! — Лукреция дергала его за рукав.

Хорошая идея. Джеффри схватил ее за руку и побежал.

* * *

В подвальной комнате было жарко и тесно, душно от их дыхания и пота. Джеффри осторожно приник глазом к закрытому решеткой окну подвала, выглядывая наружу. Стрельба прекратилась, слышался медленный стук Имперских винтовок и быстрые ровные щелчки карабинов Избранных. Он видел, как один Имперский солдат пытался уползти в огород, волоча свои вялые ноги.  К нему сзади подошли ноги в сапогах с заправленными в них серыми форменными брюками. Затем последовала винтовка с прикрепленным штыком-ножом, направленная в затылок раненого. Он рявкнул, и тело повалилось вперед, скрывшись в кукурузу высотой до бедра.

Черт. Это было чистое невезение — добраться прямо до окраины города — они находились в разбросанном пригороде с садами и виллами, — а затем ввязаться в перестрелку.

Солдат Страны опустился на колени и обыскал карманы своей жертвы; затем он остановился, чтобы перезарядить винтовку, передернув затвор назад и вверх, затем вставил две обоймы по пять патронов из подсумков на ремне. Это был темно-загорелый мужчина среднего роста, его шлем, пристегнутый к поясу, открывал бритый череп. Лицо под ним было хмурым и жестким; он выглядел именно тем, кем и был, — хорошо обученным человеком — питбулем. Свирепый, не слишком яркий, но чрезвычайно смертоносный. Он передернул затвор, досылая патрон в патронник, и повернулся, чтобы крикнуть вопрос через плечо. Кто-то ответил на том же Ландишском с акцентом Протеже, и к нему присоединились еще трое. Невидимые другие удалились, шагая в ногу, судя по звуку, колонна из взвода.

Лукреция зажала рот руками, широко раскрыв глаза. Это был тяжелый день для нее. Черт возьми, для них обоих. Он искренне надеялся, что она не закричит.

Они услышали, как наверху распахнулась дверь. Звон разбитых вещей, посуды, стекла. Внезапно появился всепоглощающий запах вина. Плохо. Солдаты Протеже, должно быть, были так взвинчены, что даже не остановились, чтобы награбить еще выпивки. Он вытащил револьвер из кобуры и медленно, тихо взвел курок. Это было двойное действие, но экономия доли секунды на рывке может оказаться полезной. Джеффри сглотнул через пересохший, как вата, рот. Когда они ничего не найдут наверху, они могут просто двигаться дальше, вероятно, им нужно было охватить большую территорию. Они могут и не стрелять в кого-то в форме нейтральной третьей страны.

— Вероятность 8 % ±2.

— Спасибо. Эта величина совпадает с его собственном подсчетом шансов на то, что Протеже поймут, что значит «нейтральный», или все равно — понимают ли они это.

Ботфорты прошлись по кухонному полу над ними, заставляя доски скрипеть и посылая маленькие струйки пыли вниз, в подвал. Постепенно свет в подвале приобрел ровный серебристый оттенок. Джеффри стиснул зубы; он и раньше испытывал, что Центр может сделать с его восприятием, но ему это никогда не нравилось.

— Мне тоже, но ты можешь использовать то, что есть под рукой, — сказал Радж. — Справа от двери.

Солдат стоял на вершине лестничного пролета. Там были тонкие сосновые доски; если бы там был только один солдат Страны, Джеффри выстрелил бы сквозь них, когда ручка начнет поворачиваться. Но их было, по меньшей мере, четверо.

Защелка щелкнула, но дверь открылась не сразу. Вместо этого раздался легкий щелкающий звук. Именно так звучало бы острие штыка, соприкасающегося с сухой обшивкой. Рука Джеффри потянулась к ручке, двигаясь с автоматической точностью, которая казалась отстраненной и медленной. Он отвел ее назад, и солдат Страны, спотыкаясь, пролез внутрь. Появилась сетка прицела, очерчивая врага. Зеленая точка слегка мерцала прямо на углу челюсти человека. Его палец потянул спусковой крючок, нажимая.

Щелк.

Голова солдата дернулась вбок, будто его лягнула лошадь. Его шлем отлетел в полумрак подвала, в полумрак, из-за которого дуло вспыхнуло, как копье красноватого огня. Полумрак скрыл последовавший за этим поток мозга и костей, но кровь брызнула и в лицо Джеффри. Он повернулся, поднимая пистолет.

Второй солдат Страны наводила винтовку, но зеленая точка остановилась на ее горле.

Щелк.

Женщина упала на спину, и мгновение корчилась, кровь забрызгала все: его, лестницу, потолок. Солдат позади нее отскочил назад, его лицо исказилось от тревоги. Он почти скрылся из виду, но зеленая точка остановилась на его ноге.

Щелк.

Последовал крик, когда солдат Страны пропал из виду. Сетка прицела обрисовала лежащую ничком фигуру на фоне досок входа и мигающую точку прицеливания. Джеффри четыре раза нажал на спусковой крючок.

О, черт. Там был еще один…

Выстрел винтовки был гораздо глубже, чем у его пистолета. Пуля в никелевой оболочке также была намного тяжелее и быстрее; она пробила тонкую обшивку и срикошетила, с визгом ударяясь о камни подвала, как гигантская смертоносная оса. Джеффри скатился вниз по лестнице, открывая барабан своего револьвера и вытряхивая стреляные гильзы. Он вставил три патрона в барабан и закрыл его — обычно это плохая практика, но он торопился — и отскочил на два шага назад, прежде чем снова выстрелить через верхние доски. Солдат выстрелил в ответ тем же способом, быстро сделав три выстрела, и Джеффри снова бросился вниз, когда рикошеты пронеслись по тесным помещениям подвала, прежде чем попасть в груду дров и картофеля.

Лукреция зачем-то цеплялась за пояс упавшего солдата Страны. — «Черт, что она делает? Проклятие, я должен был забрать его винтовку!»

Он подполз к трупу, не обращая внимания на то, через что полз. Как раз перед тем, как он добрался до нее, Лукреция сообразила, как нажать на язычок одной из гранат-лимонок, которые мертвый солдат носил  на поясе. Ее бросок был неловким и довольно слабым; граната приземлилась, вращаясь, на верхнюю ступеньку лестницы в подвал и зависла на мгновение, прежде чем перелететь через край дверного порога в кухню.

... три, четыре, пять…

Ограниченное пространство комнаты наверху усилило взрыв, конечно, не так сильно, как, если бы он произошел в подвале. Джеффри взбежал по лестнице на звук, вылетел из дверного проема и направился на кухню. Солдат Страны Избранных, пошатываясь, поднялась на ноги, из ее носа и ушей текла кровь. Зеленое пятно обосновалось на ее переносице, и палец Джеффри напрягся.

Щелк.

Ровный блеск исчез из его глаз. — Господи, — пробормотал он, пошатываясь. — Я только что убил пятерых человек. Он и раньше участвовал в стычках, незначительных, но это…

— Это то, каким будет твой мир на всю оставшуюся жизнь, — сказал Центр.

* * *

— Ты уверена? — спросил Джеффри.

Лукреция кивнула, глядя на улицу. — Я представляю для тебя опасность. И ты для меня. Одна я могу раствориться в городе. В одиночку ты можешь действовать быстро — или найти вражеского офицера, который будет уважать твой нейтралитет.

Имперская женщина наклонилась вперед и легонько поцеловала его. — У меня есть код. Я буду на связи, Джеффри. И спасибо тебе.

— Не за что, — пробормотал он, качая головой.

— Разумное решение, — заметил Центр. — Шансы на выживание оптимизированы для обоих индивидуумов.

— Мне все равно это не нравится, — сказал Джеффри.

— Тебе понравится то, что будет дальше, еще меньше, парень, — мысленно сказал Радж. Тебе лучше найти офицера и сдаться.

— Шансы на личное выживание примерно равны попытке к бегству при таком сценарии, — сказал Центр. — Параметры миссии…

— Я знаю, я знаю, миссия, прежде всего, — сказал он. — Давайте сделаем это.

Он неохотно положил винтовку, которую снял с тела солдата-Протеже. По логике вещей, он уже должен был засветиться  в подразделении Избранных. В зависимости от того, насколько тщательно они следовали доктрине Страны и насколько все запуталось…

Он начал красться по улице, держась поближе к зданиям и останавливаясь, чтобы прислушаться. Был поздний полдень, солнце было жестоко красивым, когда оно косо пробивалось сквозь туманный воздух. Он слышал тяжелые раскаты взрывов с юга, ближе к бассейну реки и заводскому району. И еще ближе — ритмичный топот.

Он нырнул в дверной проем, резной косяк и край которого служили небольшим прикрытием. Взвод пехоты Страны Избранных шел по улице, поочередно сменяясь по краям отделениями из восьми солдат; они легко двигались трусцой, держа винтовки со штыками поперек груди. И да, с ними был офицер.

— Гестан! — позвал он по-ландишски. — Подождите! Не шессн! Не стреляйте!

Раздался свисток, и взвод в натренированном унисоне рухнул на землю, выставив вперед оружие. Он шагнул вперед, подняв руки в воздух и с беспокойством, ощущая, как его яички пытаются заползти ему в живот.

— Внимание! — рявкнул он двум стрелкам-Протеже, которые подбежали к нему, пригнувшись.

Они инстинктивно напряглись, услышав крик на ландишском высшего класса.

— Немедленно отведите меня к вашему офицеру, — продолжил он, быстрым шагом проходя мимо них и засунув свою трость под левую руку. Он мог слышать тишину нерешительности позади себя, а затем стук подковок по кирпичной дорожке, когда они последовали за ним. Несомненно, острия штыков зависли в дюйме или около того от его почек. Нужно поддерживать темп.

Офицер ждала со сложенной картой в руке и громоздким автоматическим пистолетом в другой. Голубые глаза сузились, когда они узнали его коричневую форму Сантандера, и он почувствовал, как у них шевелятся мысли. — «Она в разгаре миссии и не нуждается в осложнениях», — подумал Джеффри. Рука, держащая пистолет, слегка бессознательно дернулась. Одна пуля в голову, и никаких осложнений вообще нет. Если кто-нибудь найдет его тело, это будет несчастный случай.

— Капитан Джеффри Фарр, Армия Республики, — сказал он, небрежно отдавая честь, прикоснувшись тростью к полям своей фуражки. — Поздравляю вас с солдатской работой — взятие штурмом города такого размера — настоящее достижение!

Он протянул руку.  Офицер Избранных взяла ее автоматически; с близкого расстояния он мог видеть, что ей было не больше двадцати, под коротко остриженными волосами и крепкой мускулатурой. В этом бойком незнакомце, говорившем на языке Избранных, как на родном языке, чувствовалась какая-то растерянная нерешительность. Он крепко сжал ее руку и качнул рукой вверх-вниз.

— Хорошая работа, — сказал Радж. — Личный контакт всегда немного затрудняет стрельбу в кого-либо.

— Весьма впечатляюще. А теперь, поскольку вы хорошо владеете ситуацией, не мог бы я побеспокоить вас о сопровождении к вашему полковнику?

* * *

— Джеффри Фарр? — спросил полковник Избранных. Его квадратное, заросшее светлой щетиной лицо расплылось в неожиданной улыбке. — Что ж, будь я проклят. Мы в некотором роде родственники — полковник Генрих Хостен, к вашим услугам, капитан.

Командный пункт был разбит в небольшом парке, несколько офицеров сгруппировались вокруг столов, вынесенных из близлежащих домов. Генрих Хостен был крупным мужчиной, на дюйм или два выше шести футов Джеффри, широкоплечим и крепко сложенным. На шее у него висел полевой бинокль, а сбоку к бычьей шее был приклеен квадратик хирургической марли, слегка испачканный кровью.

Он говорил довольно громко; батарея полевых орудий, запряженных мулами, трусила мимо по каменному настилу за парком; разум Джеффри автоматически внес их в каталог: М-298, новое стандартное оружие калибра 75мм, раздвижные станины, щит, гидропневматические рекуператоры, которые возвращали ствол в исходное положение после каждого выстрела. За ними ехала пара полевых экипажей скорой помощи, также запряженных мулами — животные выглядели так, будто их реквизировали на месте. Они отъехали в сторону, чтобы отнести носилки с  их содержимым в церковь, используемую в качестве пункта оказания медицинской помощи. Из гавани маршировали новые войска, минуя командный пункт и курьеров Штаба Полка на мотоциклах.

Джеффри улыбнулся в ответ полковнику Избранных. — «Чертовски опасный человек», — подумал он, вспомнив описание Джона. Совсем не тот бесхитростный громила, каким он выглядел. Умный. Посвященный.

— Держу пари, он рад встрече, — сказал Радж. — Эти парни уже давно не воевали. Они хороши, но они тоже хотят покрасоваться.

— Похоже, вы застали этих макаронников спящими за рулем, — сказал Джеффри, поворачиваясь и прикрывая глаза рукой. Он коснулся рукой бинокля в чехле, висевшего у него на боку. — Если вы не возражаете?

— Клим-бим, — ответил Генрих; полезное  выражение Избранных, которое могло означать что угодно, от утвердительного до того, что с миром все в порядке.

Джеффри навел бинокль. От Имперского флота не осталось ничего, что он мог бы  увидеть; черные пятна на поверхности, торчащие мачты пары боевых кораблей. Огонь и вздымающиеся столбы темного дыма отмечали военно-морской бассейн; военные корабли и торговые суда горели, тонули или кренились по всей гавани. Черные флаги с золотыми лучами солнца отмечали обе большие крепости у входа в гавань, хотя форт «Рикардо» на юге был украшен обгоревшим остовом дирижабля. Флаг Страны также развевался над губернаторским дворцом на западе, а также над ратушей и железнодорожным вокзалом прямо на юге. Пожары вышли из-под контроля в дюжине мест, ярко выделяясь на фоне вечерних сумерек, и над массой черепичных крыш раздавался непрерывный отрывистый треск стрельбы из стрелкового оружия.

— Похоже, вы разрезали их на котлы, — сказал Джеффри.

— Да. Легче, чем мы ожидали. Скорость, планирование и удар. Их было много, но у нас был скачок с самого начала. Небольшие потери.

— И у вас были эти… как они называются, эти движущиеся крепости?

— Танки, — фыркнул Генрих, и несколько других офицеров кисло улыбнулись. — Ужасно, когда они работают, а они в деле меньше половины всего времени. У нас здесь должен быть один.

Джеффри направил бинокль на север; отсюда городские пригороды разглядеть было труднее, поскольку на разделяющей их поверхности не было склона.

— Вы готовитесь к контратаке? — спросил он.

Генрих снова рассмеялся и ткнул пальцем в пролетающий над головой дирижабль. — Я люблю эти вещи, — сказал он. — Мы высадили оперативные группы размером с батальон с большим количеством автоматического оружия на перекрестках дорог и железных дорог на полпути к Верону. У итальяшек там сосредоточено что-то около шести дивизий, но они, ни черта не смогут сделать в течение недели, а к тому времени мы соединимся с воздушно-десантными войсками, плюс мы высадим большую часть армейского корпуса.

Джеффри кивнул, нацепив на лицо улыбку. — «Это показалось мне очень хорошим анализом. Но были времена, когда тебе так сильно хотелось ошибиться», — подумал он.

— Впечатляет, — сказал он.

Генрих от души рассмеялся. — Останься с нами на некоторое время, — сказал он. — И мы покажем тебе впечатляющие вещи.

Глава шестая

— Перед лицом Всемогущего Бога, Бога-Отца, Бога-Сына, Бога-Духа, я провозглашаю этих двоих единым целым. Пусть никто не посмеет разлучить тех, что соединил Бог.

Джон Хостен сжал руку Пии, чувствуя, что его собственная рука слегка влажная и потная. Длинный вышитый шнур был завязан ритуальным узлом вокруг их соединенных рук и запястий. Благовония поднимались к высокому сводчатому своду собора. Свадебная вечеринка была небольшой и немногочисленной: старый граф дель'Куомо в парадном наряде, несколько человек в Имперской полевой форме и несколько друзей из посольства. Они гремели, как горсть гороха, в огромной, тусклой, пахнущей каменной громаде здания, теряясь в узорах света из витражных окон, занимавших большую часть его стен.

Он приподнял ее вуаль и поцеловал ее —  мягкое прикосновение и запах вербены.

Священник поднял посох для благословения, затем остановился, прислушиваясь.

Они все так и сделали и посмотрели вверх. Унылый «хруп-хруп» донесся издалека; теперь каждый в Чиано знал этот звук. Стокилограммовые бомбы с  дирижабля-бомбардировщика Избранных, прокладывающего себе путь по небу на высоте двух тысяч метров.

— Точно по докам, — прошептал Джон себе под нос, — пытаются добраться до газового завода.

— Вероятность 93 % ±2, — подсказал Центр.

— Джон!

Он посмотрел на Пию сверху вниз. Ее губы были решительно сжаты. — Это день моей свадьбы. Я не позволю этим свиньям  вмешиваться в это.

Тон Пии был непринужденным, но он разнесся в тишине собора. Ропот одобрения пробежал по зрителям. Джон почувствовал, как Радж улыбается в глубине его сознания.

— Ты счастливый человек.

— Я счастливый человек, — пробормотал Джон вслух.

— Не считай человека счастливчиком, пока он не умрет, — заметил Центр.

* * *

Автомобиль с открытым верхом загудел по проезжей части, гравий хрустел под жесткой резиной его колес с проволочными спицами, оставляя за собой петушиный хвост пыли. Тень приветственно скользнула по лицу Джона от платанов, посаженных рядом с дорогой, каждое из которых было побелено до высоты мужской груди. Сквозь просветы он мог видеть поля, в основном пшеничные в этом районе, где только что заканчивался сбор урожая. Кучки собранного зерна рисовали кружевной узор на ровных полях; тут и там крестьяне заканчивали сверкающими серпами угол поля, обсаженного тополями. В поле стояли телеги, запряженные волами, доверху заваленные желтым зерном, они везли урожай в амбары и гумна; работники будут проводить дождливую зиму, выбивая зерно цепами.

— «Черт, но это отсталость», — подумал Джон, держа карту на коленях руками, чтобы ее не трепал ветер. Дома, в Сантандере, в эти дни на всех крупных фермах были жатки, запряженные лошадьми, а портативные паровые молотилки существовали уже целое поколение.

— Совершенно по-домашнему для меня, — сказал Радж. — За исключением того, что на Бельвью было не так много таких плодородных мест, как это. Здесь самые толстые крестьяне, которых я когда-либо видел.

Дорога слегка поднималась вверх, через поля, засеянные люцерной, а затем в холмистые виноградники вокруг выкрашенной в белый цвет деревни. Он протер водительские очки концом шелкового шарфа и прищурился. В путеводителях говорилось, что в деревне была «примечательная квадратная колокольня» и небольшое палаццо.

— Кастелло Формазо, — крикнул Джон водителю. — Это должно быть оно.

Так оно и было; большая часть Имперской кавалерийской бригады стояла лагерем в городе и вокруг него. Кавалеристы были одеты в обтягивающие алые штаны и бутылочно-зеленые куртки, с медными шлемами с высоким гребнем, увенчанными плюмажами, и они были вооружены саблями, револьверами и короткими однозарядными карабинами. Можно было долго следовать за этими начищенными медными шлемами; по всей равнине к западу от города были патрули, они ехали по переулкам, пересекали поля и пастбища, исчезали в тени садов и снова появлялись на другой стороне. Солдаты, находившиеся ближе всех, поили своих лошадей, или работали на пастбищах, или выполняли другие тысячи и одну работ, необходимых конному подразделению.

Дорога была запружена всадниками, которые неохотно расступались под настойчивые сигналы автомобильного гудка. Животные шарахались или брыкались при незнакомом звуке; одно из них ухватилось за кузов скрежещущим зубами хрустом как по лакированному ясеню.

Затем машина вильнула от жестокого рывка руля. Джон оторвал взгляд от карты, когда его отбросило к боковой стенке; его широкополая шляпа упала в придорожную пыль. Над головой пролетел дирижабль, вынырнув из облака на высоте около шести тысяч футов. Шестисотфутовая разведывательная модель класса «Игл».  Несколько Имперских кавалеристов стреляли по дирижаблю из своих карабинов, а на деревенской площади впереди у них была импровизированная зенитная установка с пулеметом «Гатлинг» — U-образная железная рама на шестеренках и кулачках. Карабины были просто помехой, но выпускать шестьсот выстрелов в минуту прямо вверх было только угрозой.

— Эй, вы там! — рявкнул Джон, хлопнув по плечу своего водителя. Машина остановилась, подчеркнуто вильнув задом, когда водитель нажал на тормоза. Джон выпрыгнул через заднюю дверь и направился к «Гатлингу».

— Эй, ты там! — продолжил Джон, постукивая тростью по раме для пущей убедительности. Ответственный Имперский сержант поднял голову. — Эта штука вне зоны досягаемости, и ты бы разбросал стреляные гильзы по всему городу. Не открывайте огонь.

Сержант вытянулся по стойке смирно, услышав голос джентльмена. Джон коротко кивнул и повернул туда, где группа командиров кавалерийской бригады сидела в увитой виноградом беседке во дворе деревенской таверны.

— «С их нервами все в порядке», —  подумал Джон. У дородного командира был расстегнут форменный китель, на спинке стула висело полупальто, а перед ним стояла огромная тарелка с макаронами и телятиной в панировке. Компанию ему составляли несколько обернутых соломой бутылок местного вина. Он поднял глаза, когда Джон отдавал приказы команде «Гатлинга», его лицо побагровело от ярости, когда незнакомец подошел к его столу.

— И кто ты, черт возьми, такой? Теньенте, уведите отсюда этого гражданского!

Джон поклонился быстрым движением головы, подавив порыв щелкнуть каблуками. Демонстрация привычек Избранных — это не способ сделать себя популярным здесь прямо сейчас.

— Я Джон Хостен, аккредитованный временный поверенный в делах при посольстве Республики Сантандер, — решительно сказал он. Он вытащил пачку документов. — Вот мои верительные грамоты.

— Мне плевать на... Имперский офицер остановился, слегка побледнев под своей пятичасовой тенью. — Синьор Джон Хостен, который женился на Пии дель'Куомо?

— «Да, которая приходится любимой дочерью военного министра», — подумал Джон. — Да, это так, сэр, — продолжил он вслух. — Я здесь, чтобы наблюдать за ходом войны.

— Превосходно! — сказал командир немного чересчур сердечно, вытирая рот клетчатой льняной салфеткой. — Однажды мы загнали этих хрюкающих свиней в море, столетия назад, и вы можете увидеть, как это делается снова!

Другие офицеры, сидевшие за столом, пробормотали что-то в знак согласия, взмахнув бокалами и элегантными мундштуками для сигарет. Начищенные ботинки с силой ударили по каменным плитам. Джон наклонил голову.

— Учитывая, что мы в четырехстах километрах к западу от Короны, и он ни хрена не знает о том, где находятся основные силы противника, я бы сказал, что это было немного чересчур оптимистично, — сухо прокомментировал Радж.

— Бригадный Генерал граф Дамиано дель'Остро, — представился дородный кавалерист, протягивая руку. — К вашим услугам, синьор.

Джон пожал пухлую, с красивым маникюром руку, протянутую ему, обдав запахом одеколона и чеснока, и поднял глаза. Дирижабль Страны скользил прочь по извилистой траектории, которая должна была увести его на много миль на восток, по дороге к столице, а затем к реке Пада,  близ Верона. Согласно газетам, сильный Имперский гарнизон удерживался в этом речном порту, не позволяя войскам Страны использовать его для снабжения своих передовых частей.

Можно было поверить в это настолько, насколько вы хотели. Джон знал, что, по меньшей мере, десять Имперских пехотных дивизий и две кавалерийские сосредотачивались — медленно — на железнодорожном узле примерно в пятидесяти милях к востоку; он проезжал через них этим утром. Дирижабль делал около семидесяти пяти миль в час. Он будет там через три четверти часа и доложит о результатах через два. Джон оглянулся на командира кавалерии, который должен был определять местоположение армий Страны и скрывать Имперские силы от наблюдения.

— Вы обнаружили вражеские силы, Бригадир дель'Остро? — спросил он.

Бригадир покрутил один из своих навощенных усов. — Скоро, скоро — наш кавалерийский заслон должен скоро вступить в контакт. Эти трусы отказываются вступать в бой с нашей кавалерией — ни, при каких обстоятельствах. Да ведь их кавалерия верхом на мулах, если вы можете в это поверить.

— Строго говоря, в Стране нет никакой кавалерии, — мягко заметил Джон. — Да, у них есть несколько подразделений конной пехоты на мулах. Один мул на двух солдат; они едут по очереди. Они маршируют очень быстро.

Дель'Остро от души рассмеялся и хлопнул ладонью по своей сабле. — Без кавалерии они будут слепы и беспомощны. Они, должно быть, уже в отчаянии; вы знаете, что они берут женщин в свою армию?

Джон вежливо улыбнулся, в сопровождении хора смеха. — «Надеюсь, ты никогда не встретишь мою приемную сестру», — подумал он. — «С другой стороны, учитывая, что ты частично ответственен за это, я надеюсь, что ты действительно встретишься с Гертой».

— Пойдемте, я покажу вам, как мои люди ведут разведку! — сказал дель'Остро.

Он бросил салфетку на стол и встал, застегивая мундир и выкрикивая приказы. Он и его сотрудники направились к четырем легковым автомобилям  производства Сантандер, очевидно, механизированному элементу этой бригады. Охранники вытянулись по стойке смирно, забил барабан, зазвучал горн, и Бригадный Генерал граф дель'Остро взобрался на заднее сиденье, стоя и держась за древко штандарта, закрепленного на кронштейне сбоку автомобиля.

— Страшно подумать, что эти шпоры делают с обивкой, — пробормотал Джон себе под нос на Сантандерском английском, на котором водитель не говорил. — Следуйте за ним, — добавил он на Имперском. — Но не слишком близко.

— Си, синьор, — ответил водитель.

Джон открыл плетеный контейнер, привинченный к задней части переднего сиденья, и достал свой полевой бинокль; большую громоздкую вещь, сделанную в Сьерре, лучшую на рынке.

— Стой, — сказал он через мгновение.

Вырвался пар, и двигатель с шипением остановился. Машина проехала по инерции, а затем затормозила на обочине дороги, в тени платана. Джон снова поправил свои водительские очки и оперся локтями на мягкую кожу водительского сиденья.

Бригадир дель'Остро в своем энтузиазме забыл о своей иностранной аудитории. Его отряд понесся по длинной прямой дороге в облаке пыли и хоре преданных криков; конные подразделения, находящиеся на дороге, разбегались по канавам, несколько солдат вылетели из седел. Одно легкое полевое орудие перевернулось на бок, забрав с собой половину своей команды, и лежало с вращающимся верхним колесом в кильватере машин. Джон проигнорировал их, всматриваясь на запад, поверх холмистого лоскутного одеяла из хлебных полей и пастбищ. В том направлении не было никаких крестьян; он предположил, что они были слишком благоразумны, чтобы задержаться, когда прибыл заслон Имперской кавалерии.

На горизонте виднелись пятна дыма: возможно, горящие скирды с зерном или здания. Он не думал, что войска Страны будут что-то поджигать, когда они придут, слишком расточительно и бросается в глаза, но пожары следовали за боем так, же верно, как стервятники.

Ах. Глухой звук, будто на некотором расстоянии хлопнула очень большая дверь. Это повторялось снова и снова, с небольшими интервалами. Артиллерия.

Из-за холма в миле от них показался яркий поток Имперской кавалерии; некоторые из них поворачивались, чтобы стрелять за спину из своих карабинов. Маленькие белые облачка дыма поднимались от их позиций. Затем раздался долгий дребезжащий треск. Какая-то фигура, покачиваясь, перевалила через холм, а за ней еще две. Джон навел бинокль; это был большой автомобиль с панцирем из скрепленных болтами стальных пластин на шасси и башенкой в форме шляпной коробки сверху. Из торца башни торчали два толстых ствола: пулеметы с водяным охлаждением. Они выстрелили снова, раздался долгий рвущийся звук, слабый из-за расстояния. Люди и лошади падали беспорядочной, брыкающейся массой, и отчетливо доносились крики раненых животных. Бинокль «Сьерра» был превосходным; он мог видеть, как пули из карабинов рикошетили от окрашенного в серый цвет металла, выбивая искры, оставляя пятна мягкого свинца и яркие пятна там, где обнажался голый металл.

— Водитель, давайте назад, — спокойно сказал Джон. Потому что это уже не было фронтом. — Я думаю, что этот выступ фронта вот-вот отщипнут.

Ничего не произошло. Он посмотрел вниз; водитель тоже смотрел на запад, сжимая руль так, что побелели костяшки пальцев.

— Водитель!

Он похлопал по плечу, и шофер вышел из оцепенения, как человек, выходящий из глубокой воды, качая головой.

— Вытащи нас отсюда, парень. Сейчас же.

— Си, синьор! Он вывернул руль, включил задний ход и развернул длинную машину, не загнав ее ни в одну из придорожных канав, хотя одно колесо повисло на краю на мгновение, от которого замерло сердце. Джон повернулся, опустился и оглянулся на дорогу.

Все больше и больше Имперской кавалерии устремлялось обратно к деревне Кастелло Формазо; те, что были там, выезжали из города, направляясь на восток, или спешивались и развертывались вокруг города. Группа с Бригадным Генералом дель'Остро тоже пыталась вернуться назад, но две машины столкнулись и перекрыли дорогу. Пока он наблюдал, пулеметный огонь прошелся по машинам, пробивая дерево и тонкий листовой металл транспортных средств так же легко, как и тела в яркой униформе, которые шлепались и кувыркались вокруг них. Бригадир дель'Остро все еще стоял на сиденье, размахивая саблей, когда его машина взорвалась дождем деталей и горящего бензина. Обломки осели, покачиваясь на голых ободах колес, и люди, пылая, выбежали из этой массы.

И из-за холма, откуда выехали броневики, появилась колонна. Джон сосредоточился на ней: войска Страны, половина верхом на мулах, другая половина рысью идет рядом, каждый солдат держится за кожаное стремя. На его глазах они остановились, всадники спешились, погонщики взяли мулов под уздцы, и вся колонна встряхнулась, выстроившись в линию, продвигаясь в расширенном порядке. Позади них команды разгружали с вьючных мулов пулеметы со штативами и коробки с боеприпасами.

Он мог представить себе звуки «лязг-лязг-щелк», когда тяжелое оружие с их толстым, наполненным водой кожухом опускалось на крепления и закреплялось на месте; солдаты поднимали затворы, вставляли ленты с патронами и опускали затвор. Затем дергали рычаг взведения и устанавливали прицел, положив руки на рукоятки и большие пальцы на спусковой крючок в виде бабочки, в то время как офицер смотрел в свой дальномер.

— Быстрее, — сказал он водителю, слизывая соль с верхней губы.

Его рука потянулась проверить револьвер под левой подмышкой; на спинке водительского сиденья лежал помповый дробовик в чехле. Ничего особенного, но это может пригодиться, если дело дойдет до худшего.

— О-о-о, — невольно пробормотал он, глядя вперед. Кастелло Формазо представляло собой сплошную массу всадников, лошадей, экипажей и повозок, полевых орудий и экипажей медицинской помощи.

Хрумп. Он поднял голову и посмотрел на восток, за деревню. Вжик! Взрыв на дороге; ничего драматичного, не такой большой, как снаряд полевой пушки, но определенно что-то взрывается. Джон посмотрел в бинокль направо и налево. Еще больше бронированных машин.

— «Эти твари не могли установить пушку!» — задумался он.

— Осмотри их еще раз, пожалуйста, —  мелькнула мысль Центра.

Боевые машины были точками, похожими на насекомых, даже через мощные окуляры. Перед глазами Джона возник квадрат, и в нем появилось изображение автомобиля, увеличенное до тех пор, пока оно не показалось всего в нескольких ярдах от него. Изображение было зернистым, нечетким, но становилось все четче, будто волны точности проходили по нему несколько раз в секунду.

— Максимальное увеличение, — сказал Центр. На круглых башнях, как из сырных коробок, был установлен только один пулемет; рядом с ним находилась труба, наклоненная вверх, под углом сорок пять градусов.

— Миномет, — сказал Центр. — Вероятный дизайн…

Изображение броневика заменила схема. Простая гладкоствольная труба, открывающаяся с казенной части, как у дробовика, с латунным колпачком для герметизации, стреляющая бомбой с ребрами и кольцами метательного заряда, закрепленными вокруг основания. Хрумп! Вжик! Они сбрасывали минометные снаряды на главную дорогу, останавливая отток людей и повозок из деревни. Конные солдаты беспорядочной толпой высыпали на виноградники с обеих сторон, но решетчатые виноградные ряды были серьезным препятствием даже для лошадей. Несколько офицеров пытались организоваться, и выкатили полевое орудие, чтобы открыть ответный огонь по военным машинам.

— И так же верно, как смерть, что есть фланговые силы, готовые пойти в атаку, чтобы сопровождать эти бронированные машины, — сказал Радж.

— «Все произошло так быстро!» —  подумал Джон.

— Так всегда бывает, когда кто-то действует по-крупному, — мрачно сказал Радж. — Я хорошо знал таких офицеров, как дель'Остро. В основном потому, что я выгнал многих из них со службы; а тот, кто руководит шоу на стороне врага, профессионал. Это неплохие войска, но теперь они — собачье мясо. Убирайся, пока можешь, сынок.

Хороший совет, но, похоже, это было легче сказать, чем сделать. Джон сделал два глубоких вдоха, затем встал на основание  машины и взялся за один из обручей, которые удерживали брезентовую крышу, когда она бывает поднята.

— Водитель, — сказал он. — Поезжайте по этому переулку. Он был узким и изрытым колеями, но вел на восток — и под углом, на юго-восток, в сторону от того места, где появились боевые машины Страны.

— Синьор...

— Сделайте это.

Было бы нехорошо попасть в плен, особенно учитывая то, что было пристегнуто ремнями в заднем багажнике машины. Он почему-то сомневался, что дипломатическийиммунитет распространится на то, чтобы не обыскивать его, а Военной Разведке Страны было бы очень интересно узнать, что он планировал.

— Джеффри, я надеюсь, у тебя все получается лучше, чем у меня, — пробормотал он.

Глава седьмая

— Смотрите сюда, — сказал Генрих. — Это будет забавно, особенно первая часть.

Джеффри Фарр сделал глоток из своей фляги — четыре пятых воды и одна пятая вина, как раз достаточно, чтобы убить большинство бактерий. Пулеметчица перед ними произвела последнюю настройку своего оружия, постучав по нему тыльной стороной ладони, затем погладила блестящую латунную ленту с патронами, спускающуюся к жестяной коробке справа от оружия.

Командный состав Пятнадцатой Легкой Пехотной Дивизии (Протеже) был размещен недалеко от линии огня, на небольшом холме, покрытом высокой травой и кустарником вечнозеленого дуба. Пехотные роты полка рассыпались веером по обе стороны, занимая позиции в открытом порядке; многие снимали со своих ремней складные инструменты для рытья окопов, насыпая перед собой землю в качестве защиты и для обеспечения хороших огневых позиций.

Он оглянулся. Создавался пункт оказания первой медицинской помощи, рота тяжелого вооружения устанавливала свои 82-мм минометы, резервная рота ждала, рассредоточившись и лежа ничком, боеприпасы спускались с вьючных мулов и переносились вперед.

— Очень профессионально, — сказал он.

Генрих кивнул, сияя, довольный, как ребенок замысловатой игрушкой. — Да. Хотя до сих пор это не было большой проблемой. Но я бы очень хотел, чтобы у нас все же были эти бронированные машины, закрепленные за нами.

Джеффри сделал еще один глоток из фляги. У него пересохло в горле, а ступни ног горели как в огне, даже сильнее, чем мышцы икр и бедер. Погода была жаркой и сухой, и передовые части войск Страны двигались быстро. Предполагалось, что каждый должен был проходить тридцать миль в день, изо дня в день, с полной нагрузкой, и предполагалось, что офицеры Избранных будут делать это лучше, чем их Протеже — рядовые солдаты. Проведя с ними четыре недели, он начал верить некоторым вещам, которые Избранные говорили о себе. Офицеры рот и выше имели право на верховое животное — мулов, — но он редко видел, чтобы кто-то пользовался седлом, разве, что для того, чтобы быстрее передвигаться во время боя. Полк легкой пехоты Генриха двигался даже быстрее остальных, и они относились к сухой, пыльной жаре лета на материке как к отдыху от духоты, царящей в Стране.

В его полевой бинокль приближающиеся Имперские силы тоже выглядели по-своему профессионально. Кавалерия аккуратно выстраивалась, несмотря на потери, которые они понесли в последних нескольких сражениях, блоками шириной в сотню и глубиной в три шеренги, с вымпелом в центре каждого, продвигаясь рысью. Легкие полевые орудия и «Гатлинги» подпрыгивали и грохотали впереди между каждым конным блоком; вся Имперская линия занимала более двух километров, а позади нее была развернута пехота, продвигавшаяся вперед с удвоенной скоростью нестройным роем.

— Сколько, по-вашему, их? — спросил Джеффри.

— О, четыре тысячи всадников, — ответил Генрих. — Пеших...

Он повернулся к другому офицеру, которая наклонилась, чтобы посмотреть через установленный на треноге оптический прибор.

— Лучшая часть двух бригад, из стандартных, сэр, — сказала она. — Скажем, от семи до девяти тысяч, в зависимости от того, были ли они частью группы, которая пыталась форсировать линию Вольтурно.

Джеффри посмотрел направо и налево: три батальона, немного потерь; скажем, полторы тысячи винтовок, по одному пулемету на роту и дюжина минометов.

— Довольно большие шансы, вы не находите? — спросил он.

— О, этого достаточно, — ответил Генрих. Он начал набивать табаком длинную изогнутую трубку с расширяющимся горлышком и откидной оловянной крышкой. — Имейте в виду, — он чиркнул спичкой по ногтю большого пальца и раскурил трубку, продолжая говорить, — я бы не возражал, если бы подошла остальная часть бригады или, по крайней мере, та чертова артиллерия, которая у нас должна быть, но этого достаточно.

Полковник Избранных  слегка повернул голову. — Фанрих Клингхоффер; минометам сосредоточиться на орудиях и расчетах противника, начиная с двух тысяч метров. Автоматическое оружие — полторы тысячи, пехота — восемьсот; фланговые роты должны быть готовы отступить. Гонца к генералу Саммелвордену — мы вступаем в бой нашим фронтом; попытка прорыва противником. Диспозиции следующим образом…

Посыльные потрусили прочь пешком; один запустил ревущий мотоцикл и уехал, подняв облако пыли и гравия. Это было сообщение в штаб тыла — в полку было всего три маленьких машины, и они были сохранены для самых важных сообщений.

— Разве беспроводная связь не была бы полезна? — спросил Джеффри.

Генрих сделал жест своей трубкой. — Не совсем. Слишком тяжелая и нестабильная, чтобы стоить хлопот; телеграф и так плох — последнее, чего хочет любой компетентный полевой командир, — это чтобы ему в задницу засунули электрический провод из Верховного штаба. Пусть они делают свою работу, а мы будем делать свою.

— «Я бы не возражал, если бы этот парень работал на меня», — подумал Радж.

— Обучение персонала Избранными обеспечивает единообразие метода, что уменьшает потребность в коммуникациях, — отметил Центр.

— Две тысячи двести, — сказал офицер у оптики. — Набирают темп.

— И все же двенадцать тысяч против двух,  — сказал Джеффри.

Генрих обезоруживающе улыбнулся. — Мы держим мешок за горлышко. Все, что нам нужно сделать, это задержать их достаточно долго, чтобы подошла остальная часть корпуса, и они уже потеряли более двухсот тысяч человек. Стоит рискнуть.

Джеффри кивнул. Внизу стрелки закончили копать и прижали к плечам приклады своего оружия; несколько пессимистов раскладывали гранаты под рукой. Пулеметчики сидели за своим оружием, упершись локтями в колени, наклонившись, чтобы смотреть сквозь прицел: он заметил, что все Избранные — один  сержант Избранных в качестве наводчика, пять рядовых Протеже, чтобы переносить оружие, снабжать его боеприпасами и водой.

Имперские полевые артиллеристы остановились, развернули орудия и установили лафеты. Лязг затворов потонул в нарастающем, барабанном грохоте тысяч копыт. Вращались подъемные колеса стволов. Имперские пушки были простыми моделями с черным порохом без механизмов возврата отдачи; их нужно было возвращать в боевой порядок вручную после каждого выстрела, но их было много.

Позади Джеффри чьи-то руки держали минометные мины над дулами. Офицер Избранных у оптики подняла свою руку, затем рубанула ее вниз.

Шик. Шик. Шик. Повторилось двенадцать раз.

Начали падать минометные снаряды. Каждый выбросил небольшой дождь грязи, как гигантская дождевая капля, попавшая в ил. Первые снаряды упали по всей оси Имперского наступления, некоторые впереди, некоторые позади; четыре или пять врезались в массу скачущих галопом всадников, повергая животных и людей на землю. Ряды вокруг раненых расширились, затем снова сомкнулись с длинной рябью.

Наблюдатели ввели коррективы. Шик. Шик… Мины этой «вилки» приземлилась гораздо ближе к Имперским полевым орудиям. Одна мина приземлилась на передок орудия, которое взорвалось гигантским шаром оранжевого огня, осколки со свистом пронеслись по небу, как фейерверк. Шум был громким, даже на таком расстоянии. Секундой позже вспыхнул еще один.

— Так, так, — сказал Генрих. — Симпатическая детонация — слишком близко друг к другу. Небрежно.

Если в Стране сказать, что кто-то был небрежен, это было серьезной моральной критикой, хуже, чем воровство, хотя и не так плохо, как съесть своих детей. Избранные проявляли мужество; что они действительно уважали, так это бесконечную способность терпеть боль.

Имперская пушка выстрелила, выпустив огромное облако грязно-белого дыма. Что-то пронеслось над головой с пронзительным свистом и взорвалось позади них, подняв в воздух, кучу грязи, в форме тополя. Следующий снаряд разорвался недалеко, сразу за линией  пехоты Страны. Один перелет, один недолет, что означало…

Генрих сделал небольшой жест одной рукой; все, чья обязанность позволяла это, легли на землю, включая Джеффри Фарра. Он пожалел, что у него нет шлема, как у солдат Страны; даже тонкий слой штампованной марганцево-никелевой стали был утешительной вещью, защищающей тебя от воздушного взрыва.

Бабах. Следующий снаряд разорвался в воздухе, немного не по центру и немного высоко. Имперские взрыватели тоже были не очень современными, так что это была хорошая стрельба с тем, что у них было в наличии. Кто-то закричал неподалеку, и раздался вызов санитаров. Теперь пушки стреляли по всей Имперской линии, но стук копыт был громче.

Гораздо громче. Кавалерия перешла в галоп, и, пока он смотрел, появились сабли, тысячекратно сверкая в жарком солнечном свете, как осколки зеркального стекла. Солдаты опустили сабли, держа их, вперед вдоль шей лошадей так, чтобы лезвия были параллельны земле. Лежа на животе, Джеффри чувствовал грохот тысяч тонн лошадиной плоти, врезающихся в землю подкованными металлом копытами.

— Спокойно, спокойно, — бормотал Генрих себе под нос, поглядывая направо и налево на свой полк.

Джеффри смотрел на приближающихся Имперцев со сложной смесью эмоций. Если они захватят эту позицию, он, вероятно, умрет, а он ничего так не хотел бы, как увидеть, как Избранных втопчут в землю копытами, разрубят на части этими саблями, расстреляют из пистолетов, уничтожат. Но он не хотел расставаться с жизнью, если это было возможно.

Под этим его разум подсчитывал, измеряя расстояния с помощью старого трюка: сколько ты можешь видеть — столько-то ярдов. Когда человек виден точкой —  столько-то, когда ты можешь разглядеть его руки, ноги, ремни его снаряжения — столько-то. Солдаты делали то же самое. Позади них непрерывно стреляли минометы. Шик, шик,  время от времени останавливаясь, чтобы скорректировать свою цель.

Пулемет выстрелил с заикающимся грохотом, быстрее и ритмичнее, чем «Гатлинги», с которыми он был знаком. Каждая четвертая пуля была трассирующей, и они бледно выделялись в ярком солнечном свете. Еще больше очередей открылось вдоль линии полка. Ближайший стрелок плавно стрелял, выпуская четырехсекундные очереди и широко улыбаясь про себя.

— Заклинь, — взмолился Джеффри. — Заклинь, черт бы тебя побрал, заклинь покрепче!

Но они не заклинивали. Вместо этого кавалерийская атака рассыпалась, сотни лошадей и людей пали за несколько секунд. На скаку не было ни времени остановиться, ни возможности свернуть в сторону. Первая шеренга рухнула, будто гигантская коса подрезала им ноги, а последующие навалились на них толкающейся, катящейся, кувыркающейся волной тысячефунтовых тел, высота которых местами достигала трех слоев. Он видел, как людей отбрасывало на двадцать футов и более, когда их лошади врезались в этот длинный холм живой плоти, видел, как их раздавили тонны бьющихся лошадей. Звук был неописуемый: пронзительный женственный визг лошадей и отчаянные вопли мужчин.

Так-так-так-так-так-так-так-так-так…

Снаряд упал рядом с одним из пулеметов, вероятно, по чистой случайности, оставив клубок плоти и искореженного металла. Остальные продолжили, сосредоточившись на основной массе остановившихся всадников; отдельные всадники выбрались вперед, а лошади были более крупными целями, чем люди. Некоторые из них стреляли из карабинов, когда приближались. Далеко за пределами их досягаемости, но не так, как у магазинных винтовок Страны с пулями в оболочке и бездымным порохом. Стрелки Страны открыли огонь, медленнее, но точнее. Их оружие контрастировало с быстрой трескотней пулеметов.

Имперцы терпели поражение; пехота Страны могла производить десять или двенадцать прицельных выстрелов в минуту, и все они были хорошими стрелками. Еще больше солдат в зеленой форме устремилось вперед, некоторые ползли, другие бежали короткими перебежками. Теперь среди них были пехотинцы в остроконечных шапках, а также спешившаяся кавалерия. Одна из больших пуль из мягкого свинца ударила прямо рядом с Джеффри; он крепче прижался к земле. Неподалеку солдат войск Страны растянулся навзничь, брыкаясь и пуская пену из воздуха и крови через разбитую челюсть. Другие поползли вперед, чтобы оттащить раненых туда, где до них могли добраться санитары с носилками, а затем поползли обратно на свои огневые позиции.

— Горячая работа, — сказал Генрих, приподнимаясь на локтях. — А, этого я и ожидал.

Все больше и больше Имперцев просачивалось наверх, укрываясь за грудами мертвых лошадей и людей, двигаясь по краям полка Страны. Пар с шипением вырывался из защитного колпачка на верхней части кожуха пулемета перед холмом; солдат-Протеже поднялся, чтобы принести еще воды, и упал назад с ворчанием, как человек, получивший удар в живот, свернувшись вокруг раны в животе. Он растянулся с открытыми глазами после секундного спазма, и другой поднялся, чтобы занять его место. Стрелок  Избранных обернул руку тканью и отвинтил колпачок. Кипящая вода вырвалась вверх и падала на измученную жаждой почву, мгновенно исчезая и оставляя только пятно, которое выглядело точно так же, как оставленное кровью солдат. Солдаты вылили свои фляги в жаждущую пасть пулемета, и наводчик воспользовался возможностью сменить ствол.

— Сэр! Гауптман Федроф докладывает, что враг движется слева от нас большими силами — их несколько тысяч. Пехота, при поддержке орудий.

Джеффри увидел, как Генрих нахмурился, а затем бессознательно оглянулся назад, туда, откуда должна была появиться поддержка, если она придет.

— Переместите одну роту резерва влево. Откажитесь от фланга, немного отступите к той оросительной канаве и переулку. Прикажите минометчикам открыть огонь в поддержку по запросу. И Фанрих Клингхоффер, подготовьте мне отчет о наших запасах боеприпасов.

— Горячая работа, — сказал Джеффри.

* * *

—  Осторожно! — невольно рявкнул Джон, когда левые колеса его машины чуть не съехали в кювет.

Беженцы толпились по обе стороны дороги, топча кукурузные поля и сады по обе стороны. Время от времени они неудержимо вырывались обратно на проезжую часть, блокируя идущие на запад войска неразрывным клубком ручных тележек, двух- и четырехколесных повозок, запряженных волами, повозок с военными припасами, орудий, повозок.

— Сверни вперед, — сказал он, когда машина медленно проехала мимо застрявшей шестнадцатифунтовой полевой пушки.

Пушка была запряжена шестью лошадьми, и на каждой паре верхом на лошади сидел солдат. Они смотрели на него безразличными, остекленевшими от усталости, налитыми кровью глазами, заросшими щетиной, покрытыми коркой грязи лицами. Головы лошадей тоже поникли, губы выпятились в усталой покорности судьбе. Судя по их виду, люди уже были в сражении, и кто-то организовал эту колонну и направил обратно к месту боя. Если уж на то пошло, в огромной бесформенной толпе беженцев, направляющихся на восток, подальше от боевых действий, было много Имперских солдат — некоторые в форме и с оружием в руках, другие ковыляли в обрывках боевой одежды, некоторые были забинтованы, большинство нет.

Машина ползла вдоль колонны, водитель нажимал клаксон каждые несколько футов, направляясь на запад, к кроваво-красным облакам заката. Это было рискованно — шансы встретить офицера, на которого зять военного министра не произвел бы особого впечатления, увеличивались с каждым днем, а машина была ценной, даже со следами копыт на кузове.

Но все, же лучше, чем идти другим путем. Когда он направился прочь от боевых действий, беженцы продолжали пытаться попасть на борт машины. Это было действительно плохо, когда матери держали своих детей; некоторые даже пытались бросить младенцев в машину.

Они свернули на проселок к ферме, перевалили через невысокий холм, который скрыл их от дороги, мимо лагерей беженцев; некоторые разжигали костры, другие просто осели на месте. Солнце опускалось за горизонт, свет становился фиолетовым, отбрасывая длинные тени от зернохранилищ на стерневые поля. Дорога свернула вниз, к неглубокому руслу ручья, в лощину, окаймленную деревьями. Там стоял старый фермерский дом, какой мог бы быть у очень зажиточного крестьянина, построенный из блоков известняка, с четырьмя комнатами и кухней. Хозяйственные постройки стояли вокруг огороженного стеной двора сзади; большая собака подошла с лаем и рычанием, когда машина въехала на посыпанную гравием площадку перед домом.

За ней последовали двое мужчин, оба с дробовиками. Один из них направил фонарь прямо в лицо Джону.

— Вы кто? — спросил человек с фонарем.

— Джон Хостен, — представился он.

— Артуро Бьянчи, — сказал человек с фонарем. Его рука была твердой и мозолистой — хватка рабочего. — Пойдем.

Они вошли в дом, прошли по коридору и попали на кухню; в одном конце был большой камин, сбоку была встроена изразцовая печь, а на стропиле висел керосиновый фонарь. Также висели связки чеснока, лука и перца чили; окорока в мешках, куски сушеной рыбы, наполнявшие воздух ароматом; на стенах висели медные сковородки. Четверо мужчин и женщина приветствовали его.

— Больше никого не нужно, — сказал Джон, садясь за дощатый стол. — Кстати, эта группа и так достаточно большая.

Воцарилась тишина, когда женщина поставила перед ним тарелку: нарезанные помидоры, вяленая ветчина, хлеб, сыр, кружка разбавленного вина. Джон взял кусок хлеба и завернул его вокруг ветчины; это был важный ритуал гостеприимства, и, кроме того, на прошлой неделе, или около того, питание было нерегулярным.

— Мы задавались вопросом, сможете ли вы справиться с беженцами, — медленно произнес Артуро, очевидно, обдумывая последствия замечания Джона.

— Дураки. Неожиданно это произнесла женщина; у нее была внешность Артуро в женском варианте, землистая и сильная, но намного моложе. — Неужели они думают, что могут бегать быстрее, чем эти итало-тедески? Все, что они делают, — это блокируют дороги и мешают армии.

Джон кивнул; это было хорошее замечание. — Они боятся, — отметил он. — Справедливо боятся, хотя они поступают неправильно.

— Не только они, — сказал Артуро. — Наши лорды и хозяева...— он использовал фразу на местном диалекте; Джону показалось, что он идентифицировал «содомию» и «свинью», но он не был уверен. — Вы думаете, мы проиграем эту войну, синьор?

— Да, — подтвердил Джон. — Шансы примерно...

— 92 %, ±3, — услужливо подсказал Центр.

— ...девять к одному против вас, если не случится чуда.

Остальные мужчины переглянулись, некоторые из них немного побледнели.

— Я этого не понимаю — нас так много по сравнению с ними. Это, должно быть, измена! — сказал один из них.

— Никогда не приписывайте измене или заговору то, что можно объяснить некомпетентностью и глупостью, — ответил Джон.

Артуро провел рукой по своей щетине, иссиня-черной и щетинистой. Звук был похож на скрежет наждачной бумаги.

— Я знал, что мы отстали от других стран, — сказал он. — У меня есть родственники, которые переехали в Сантандер, в Шассон-Сити, чтобы работать там на фабриках. Я мог бы и сам, если бы не унаследовал эту землю от своего отца. Вот, почему я вступил в партию Реформ — несколько незаконную, но не преследуемую очень строго — чтобы мы могли иметь то, что делают другие, а не тратить каждый год, как делали наши деды. Я и не знал, что мы стали такими примитивными. Эти дьявольские машины, которыми обладают Избранные...

— Их организация важнее, их подготовка, их отношение, — сказал Джон. — Они планировали, это наступление в течение долгого времени. Ваше руководство имеет то, что оно желает, и просто хочет, чтобы все оставалось так, как есть. Избранные…  Избранные голодны, и поедание всего мира не насытит их.

Артуро кивнул. — Все, что остается, — это решить, подчиняемся ли мы или сражаемся из подполья, — сказал он. — Мы сражаемся. Мы договорились?

— Мы согласны, — сказал один из мужчин; он был старше, и его бриджи и свободная куртка были залатаны. — Но я не знаю, скольких еще мы сможем убедить. Они скажут: какая разница, кто хозяин, если вы все равно должны платить арендную плату и налоги?

Женщина снова заговорила. — Избранные убедят их лучше, чем мы.

Мужчины посмотрели на нее; она нахмурилась и со стуком поставила кофейник на одну из металлических пластин, установленных на плите.

— Это правда, — сказал Артуро. — Если хотя бы половина из того, что я слышал, правда, то это правда.

— Это, вероятно, хуже, чем то, что вы слышали, — мрачно ответил Джон. — Избранные не смотрят на вас как на социально неполноценных; они смотрят на вас как на животных, которых нужно доить и стричь, когда это удобно, а затем убивать.

Артуро хлопнул ладонью по доске. — Это так. А теперь пойдем и посмотрим, как мы заботимся о том, что вы нам послали!

Он взял лампу с рефлектором и щелкнул заслонкой, открывая ее. Они вышли через заднюю дверь во двор фермы, где сильно пахло курами и утками, миновали грязный пруд и вошли в сарай. Несколько дойных коров мычали из своих стойл, и пара больших быков с белой шерстью и медными шариками на кончиках рогов. Их огромные кроткие глаза моргнули на свет, а затем вернулись к задумчивому жеванию жвачки. Тележку, которую они тащили, втолкнули прямо в дверь, ее дышло указывало на стропила; пучки сена торчали сквозь широко расставленные доски чердака. В задней части сарая были сложены пирамиды ящиков, один тип длинный и тонкий, другой квадратный и прямоугольный.

Артуро открыл тот, в котором были вырваны гвозди. — Многие из нас знают, как ими пользоваться, — сказал он, передавая Джону винтовку.

Это был стандартный Имперский выпуск, но новый с завода, все еще немного жирный от консервирующего масла. Однозарядный затвор с откидывающимся блоком и пружинным выбрасывателем, который автоматически опускал блок вниз и выбрасывал стреляную гильзу, когда спусковой крючок был полностью отведен назад. Неплохое оружие в свое время, и оно все еще могло убить человека так же намертво, как новейшая магазинная винтовка. Меньшие ящики были помечены: БОЕПРИПАСЫ 10 мм СТАНДАРТ 1000 ПАТРОНОВ.

— Двести винтовок и револьверов, порох, небольшой печатный станок, — сказал Артуро.

— Где вы планировали их спрятать? — спросил Джон, оглядывая застывшие крестьянские лица, освещенные лампой, которую Артуро поставил на утрамбованный земляной пол сарая.

— В загоне для овец. Под твердым навозом, толщиной в шесть дюймов.

— Хорошая идея, для некоторых из них, — сказал Джон, отводя затвор винтовки. Действие прошло со щелчком. — Но вы не должны класть больше дюжины в одно место. И никто из вас не должен знать, где находятся остальные. Вы меня понимаете?

Артуро, и, похоже, его дочь, поняли,  возможно, еще несколько человек. Джон продолжал:

— Вы знаете, какое наказание назначается за несанкционированное хранение оружия — всего за один патрон или нож с лезвием длиннее, чем позволяют правила?

— Пуля? — спросил один из крестьян.

— Нет, если только они не очень спешат. Как правило, виновного подвешивают за большие пальцы, а затем забивают до смерти стальными плетками, сделанными из звеньев цепи с крюками на них. Маленькие крючки, размером с рыболовный крючок, с зазубринами. Я видел, как это делается; у специалиста это может занять несколько часов. Снова воцарилось молчание.

—Вы хотите запугать нас? — спросил один из мужчин.

— Чертовски верно, — ответил Джон. — Так вы останетесь в живых дольше и причините больше вреда Избранным.

— Берегись, парень — ты хочешь заставить их задуматься, а не терроризировать их, — сказал Радж. — Времени достаточно для реализма, когда они преданы делу.

Артуро задумчиво кивнул. — Нам придется организоваться… по-другому. Ничего в письменном виде. Небольшие группы, где только один знает кого-то еще, и как можно меньше.

— Хорошо. — «По крайней мере, нам не нужно объяснять ему систему ячеек», — подумал Джон.

Хотя идея о том, что Четвертое Бюро приберет к рукам этих дилетантов… вполне возможна. Если бы никто не сражался с Избранными, они бы победили. Это означало, что они должны быть готовы  принять последствия.

— А потом, — сказал Артуро, — когда мы будем готовы — когда достаточное количество людей будет готово последовать за нами, — мы сможем начать причинять им боль. Взрывы мостов, уничтожение патрулей, возможно, их клерков и контролеров, саботаж. У нас будут некоторые преимущества: мы знаем местность, люди спрячут нас.

— Однако вам придется наносить удары подальше от ваших домов, — сказал Джон.

— Почему?

— Потому что репрессии Избранных  сильнее всего ударят по тому месту, где вспыхнет партизанская активность. Вы наносите удар вдали от того места, где живете, и это убивает двух зайцев одним выстрелом; вы получаете людей, которые страдают от репрессий, ненавидящих Избранных, и вы защищаете свою базу.

Артуро наклонил фонарь, чтобы осветить лицо Джона.

— Вы суровый человек, синьор, — сказал он. — Возможно, такой же суровый, как сами Избранные.

Джон кивнул. — Как и всем нам, нужно быть, прежде чем это закончится, — ответил он. — Тем из нас, кто еще жив.

* * *

Голубые глаза офицера Избранных, не мигая, смотрели в залитое лунным светом ночное небо. Было ярко, полная луна, диск почти такой же большой, как солнце невооруженным глазом, и почти слишком яркий, чтобы на него смотреть, так что Джеффри мог их ясно видеть. Ее шлем откатился, когда пуля прошла через угол ее челюсти и вышла из верхней части головы; к счастью, тень скрыла большую часть того, что сделала мягкая свинцовая пуля, когда она вышла из верхней части ее черепа. Джеффри был рад этому и тому дополнительному прикрытию, которое обеспечивало это тело. Пули с глухим стуком врезались в суглинок небольшого холма или отскакивали от камней со звуком «вика-вика», похожим на миниатюрные летающие тарелочки.

Каждую минуту или около того снаряд разрывался вдоль  линии огня Избранных, теперь вытянутой назад в U-образную форму тупым концом в сторону врага. Разрывы снарядов были злобными красными вспышками в ночи, вспышкой света и треском. Каждые несколько минут ручная граната солдат Страны взрывалась там, где Имперцы подходили близко, но захватчикам их не хватало. Не хватало всего.

Ночной воздух был холодным, влажным, и в нем чувствовался запах кордита, пороха, фекалий и медного запаха насильственной смерти. Тела лежали разбросанными по всей линии, иногда в два слоя, там, где автоматическое оружие или сосредоточенный ружейный огонь застали группы, рвущиеся вперед, — воспитание Имперцев продолжало выдавать их, заставляя сбиваться в кучу. Поле мертвых, казалось, двигалось и вздымалось, когда раненые кричали, или хныкали, или плакали, требуя воды или своих матерей, или просто стонали от бессловесной боли. Сквозь него продвигались живые, все больше и больше их просачивалось внутрь. Их огневая мощь была незначительной по сравнению со скорострельным оружием Страны, но она была огромной, и ее вес подавлял сопротивление.

— «Чертовски иронично, если я умру здесь», — подумал Джеффри. Он посвятил всю свою жизнь поражению Избранных.

— Я думаю, что следующий рывок может зайти довольно далеко, — сказал Генрих. — Ты не можешь утверждать, что наше гостеприимство было скучным.

Он жевал мундштук своей давно погасшей трубки, расстегивая клапан кобуры своего пистолета. Большая часть выжившей командной группы вооружилась винтовками и штыками погибших солдат Протеже, тех, кто не вышел, чтобы взять на себя командование подразделениями, в которых не осталось в живых офицеров.

— Черт возьми, — продолжал Генрих. — Мы, должно быть, убили или покалечили добрую треть из них. Не думал, что они продержатся так долго.

— Вот они снова идут, — тихо сказал кто-то.

Передовые позиции Имперцев находились не более чем в ста ярдах. Мерцание светлячков дульных вспышек заискрилось сильнее, сосредоточившись на уцелевших пулеметах, и люди поднялись, чтобы атаковать. Зазвучал горн, тонкий и пронзительный. Пулеметов теперь было меньше, они стреляли короткими очередями, чтобы сэкономить боеприпасы. Джеффри почувствовал, как что-то сдвинулось, нарушилось равновесие в его нутре. На этот раз дело дойдет до ближнего боя.

— Послушай, — сказал Радж. — Это…

— Двигатели дирижабля, — сказал Центр. — Вероятность близка к единице. Он приближается с юго-запада, сбавил скорость для маскировки; ветер с этого направления. Четыре километра, и приближается.

Генрих повернул голову. В темноте над землей вспыхнул огонек — мощная сигнальная лампа, высвечивающая последовательность из четырех точек и тире.

* * *

— Черт возьми, — мягко сказала Герта Хостен.

Вспышки выстрелов внизу и впереди очерчивали положение войск Страны так же четко, как карта на учебных тактических учениях в военном колледже;  можно даже было  определить стороны, потому что разряды черного пороха Имперцев были более тусклыми и красными. К счастью, дирижабли оказались более устойчивыми к огню, чем ожидалось; проколы в газовых камерах имели тенденцию к утечке, вместо того, чтобы затягиваться и смешиваться с кислородом… обычно.

Ночная высадка — еще одна первая. Что ж, приказ есть приказ, и там, внизу, был Генрих. Она действительно пожалеет,  потеряв Генриха.

— Мы могли бы добиться большего успеха бомбардировкой, — пробормотал командир дирижабля. — И сбросить с парашютами боеприпасы, которые им нужны.

— С радиусом ошибки в четыре тысячи метров, Хорст? — рассеянно спросила Герта, затягивая пряжку на ремне.

— Это всего лишь среднее значение, — сказал он, защищаясь. — «Зиг» обычно справляется лучше.

Воздушные сбросы припасов, чтобы отрезать силы, оказались бесценными; к сожалению, досадный процент упал на вражеские позиции.

— Бехфель есть бехфель, — сказала она, что было неопровержимым аргументом среди Избранных.

— Иду на снижение, — доложил рулевой. — Пять минут.

«Зиг» дрейфовал по ветру и должен был пройти прямо над позицией, если ветер останется благоприятным.

— «Это будет непросто», — подумала она, ныряя по коридору в трюм. Огни отбрасывали туда слабый зеленоватый отблеск; свободного места было мало, даже, несмотря на то, что ее подразделение понесло тяжелые потери — проблема с тем, чтобы быть пожарной командой, заключалась в том, что ее посылали во много горячих мест. Большую часть места занимал груз: винтовочные патроны, коробки с пулеметными лентами, минометные снаряды, гранаты. Как раз то, что нужно унести с собой в темноту и перестрелку.

— Приготовиться. По сигналу мастера по высадке, — сказала она.

Ожидание… Она полагала, что после первого раза все станет лучше. Этого не произошло; вы никогда к этому не привыкнете.

— Пора!

Короткий рев пропеллеров, когда двигатели дали задний ход, чтобы остановить дрейф «Зига». Все они покачнулись, и поддоны с ящиками опасно заскрипели. Затем люки в полу гондолы распахнулись.

Земля была близко внизу, даже в темноте. Ящики, привязанные к мягким поддонам, выскользнули из зияющих дыр в настиле, рухнули вниз и заставили дирижабль взмыть вверх. Газовый клапан открылся с глухим гулким ревом, когда она прыгнула по свисающему тросу и заскользила вниз, ребристый сизаль троса впивался в руки в перчатках и резиновые подошвы ее ботинок.

— О, черт, — пробормотала она.

Хорошо, что военная доктрина Страны требовала децентрализованного командования, особенно в специальных  подразделениях Избранных, потому что, если ее глаза не обманывали ее, она скользила прямо на Имперский расчет «Гатлинга». Они поворачивали дуло своего оружия в ее сторону, линия вспышек стробировала, когда пулемет поворачивался.

Бабах. Она ударилась о землю и рефлекторно перекатилась, затем снова перекатилась, пытаясь найти мертвую зону, где  не мог достать «Гатлинг». Избранный умер позади нее, через несколько секунд. «Гатлинг» на мгновение прекратил огонь, когда другая группа опустилась на землю и открыла огонь из винтовок и автоматов. Герта сняла с плеча свое оружие и передернула затвор.

* * *

— Черт возьми!

Джеффри Фарр отчаянно перекатился, когда однотонный поддон с грузом рухнул с неба прямо на него. Поддон приземлился, соскользнул вниз по склону и завалился на бок, прислонившись к узловатой мертвой виноградной лозе. Очертания дирижабля внезапно четко вырисовались на фоне звезд, двигатели ревели, а выхлопные газы вырывались красными всплесками в ночь. На мгновение тяжелая маслянистая вонь выхлопных газов перекрыла другие запахи ночного сражения, фейерверковый запах черного пороха и смерти.

Он снова перекатился, когда темная фигура бросилась на него из тени с восемнадцатидюймовым штыком —  Имперский пехотинец. Пистолет Джеффри был готов в его руке, когда штык вонзился в каменистую глину рядом с ним, и его палец напрягся на спусковом крючке. В красном свете дульного выхлопа он на мгновение увидел искаженное лицо Имперского солдата, прежде чем тот упал, схватившись за живот. Джеффри на мгновение замер; он только что убил человека, союзника…

— Случается чаще, чем ты думаешь, — подумал/решительно сказал Радж. — Двигайся, парень. Время для ночных кошмаров будет позже.

Что-то хлопнуло над головой. Фотохимический бело-голубой свет залил поле.

* * *

Человек за «Гатлингом» наклонился вперед; его лицо попало на механизм и заклинило его, поскольку рукоятка продолжала скрежетать в течение мгновения. Несколько членов расчета обернулись, хватая свои карабины. Герта опустилась на одно колено, прижала приклад к плечу и начала стрелять. Расстояние было меньше тридцати метров, почти в упор, если вы знаете свое оружие. Кто-то стрелял в расчет с другой стороны, судя по звуку, из винтовки. Это отвлекло их на несколько секунд, необходимых, чтобы вырубить половину расчета четырьмя короткими очередями. Дульная вспышка от «Кегельмана» в темноте была ослепительной, достаточной, чтобы заставить ее глаза слезиться и оставить остаточные изображения танцующей перед ними полосы огня.

Барабан автоматического карабина опустел как раз в тот момент, когда над головой взорвалась сигнальная ракета; того, кто поддерживал ее, больше не было, и Имперцы прекратили попытки снова запустить свой заклинивший «Гатлинг».  Шестеро из них бросились на нее; не было времени перезаряжать громоздкий барабан. Она отчаянно моргала глазами в резких тенях, напряженно ожидая.

Они попытались достать ее холодным оружием, вероятно, у них закончились боеприпасы или они приберегали свои последние выстрелы для стрельбы в упор в этом неопределенном свете. Первый сделал выпад, бросившись вперед с дикими глазами. Герта ударом приклада отбила штык и вонзила стальную пластину ему в горло. Хрящ хрустнул, и он упал навзничь, задыхаясь, сбитый с ног комбинированным толчком ее удара и его собственным рывком. Она бросила карабин и одной рукой вытащила длинный боевой нож, висевший на поясе, а другой — свой автоматический пистолет.

Один. Он приближался к ней с карабином наизготовку, схватившись за ствол. — «Подожди, подожди». Она вошла под удар, почувствовала, как он взметнул воздух в нескольких дюймах от ее лба, и рванула свое длинное лезвие вверх. Лезвие скользнуло под левыми ребрами, проникая вверх, пока острие не прошло через легкое и сердце. Тяжесть опустилась на ее правую руку.

Герта развернулась, держа тело перед собой, и человек позади него на мгновение заколебался. Она выстрелила через плечо дергающегося трупа. Пуля попала Имперцу в переносицу и откинула его голову назад, будто ее лягнул мул. Пуля ударила в ее мясной щит; она стреляла снова и снова, пока не иссякли двенадцать патронов в ее автоматическом пистолете.

— «Я жива», — подумала она, пошатываясь и позволяя мертвому грузу соскользнуть с кончика ее ножа. Она сделала шаг и споткнулась; что-то оставило борозду на ее левом бедре, а она даже не заметила. Герта оттолкнула боль, в то время как ее руки автоматически извлекли стреляную обойму и перезарядили пистолет. Прихрамывая, она двинулась вперед, вверх по склону, туда, где должна — должна — находиться основная часть ее подразделения. Лопнула еще одна сигнальная ракета, и она бросилась вниз и поползла, когда пулеметные пули со свистом рассекли воздух там, где она только что была. Брызги песка и камней летели ей в лицо, и рана начала болеть. Позиция войск Страны должна быть прямо впереди, предполагая, что в живых остался хоть кто-нибудь, кроме того счастливого стрелка, который только что был на волосок от того, чтобы распилить ее пополам.

— Вот крысиный ублюдок.

* * *

Сапоги чуть не приземлились прямо на него, когда дирижабль отвернул. Что-то хлестнуло его по телу, достаточно сильно, чтобы причинить боль — сизалевый трос. Десятки других тросов падали из ночи, и по ним скользили человеческие фигуры. Еще двое чуть не растоптали его, не обращая внимания на Джеффри и труп в своем порыве; они действительно использовали тело человека, которого он только что убил, в качестве плацдарма. Полдюжины человек боролись с большим поддоном, который чуть не раздавил его. Секундой позже они извлекли тяжелый пулемет с водяным охлаждением вместе с треногой и боеприпасами, установили его и открыли огонь по массам Имперской пехоты, застигнутой врасплох, чтобы добить силы, блокирующие солдат Страны. Трассирующие пули прорезали темноту, переливаясь зеленым, как полосы огня Святого Эльма. Пехота разделилась на свои подразделения и пронеслась вдоль линии фронта, выковыривая Имперцев, которые зашли так далеко.

— «Черт, я никогда не видел, чтобы войска двигались так быстро», — подумал он. Они были в полном походном снаряжении и двигались как леопарды.

— Так действуют все подразделения Избранных, —  заметил Центр. Зрение Джеффри приобрело ровную яркость. — Идентификационные маркеры — яркость, отображаемая поверх значков единиц измерения.

— Они отбраковывают самые слабые десять процентов своей породы в каждом поколении в течение четырехсот лет, — сказал Радж. — И, в то же время, снимают до  одного или двух процентов со своих лучших Протеже. Можно было бы ожидать, что это будет заметно.

Джеффри вздрогнул, несмотря на то, что пули все еще разрывали воздух над ним. — «Хорошо, что их не больше», — подумал он. — «Их было бы невозможно остановить».

— Если бы их было больше, — заметил Центр, — было бы невозможно поддерживать такой большой и такой специализированный непроизводительный класс.

— Динозавров всегда намного меньше, чем травоядных, — добавил Радж.

Образ, пришедший вместе с этой мыслью, заставил его на мгновение содрогнуться: нечто размером с человека и тонкое, как хлыст, прыгающее, чтобы нанести кровавую рану в бок быка серповидным когтем на задней лапе, как боевой петух, выросший достаточно большим, чтобы вспороть ему брюхо.

Генрих вскочил на ноги, выкрикивая приказы. Солдаты Протеже вскрывали ящики с боеприпасами, бросаясь на свои позиции с патронташами на шее и коробками пулеметных лент в руках.

Джеффри сделал разворот на звук позади себя, приземлившись на бедро и одну руку. Он замер, обнаружив, что смотрит прямо в дуло автоматического оружия войск Страны. Женщина Избранных  со знаками отличия капитана — серая роза; невысокая для представительницы этой расы и темноволосая, он мог сказать это даже в лунном свете. Кровь черной струйкой стекала по бедру, где форма была разорвана выстрелом.

— Какого черта здесь делает этот Санти — офицер Сантадлера? — спросила она, выпрямляясь и слегка придерживая раненую ногу.

— Ты! — сказал Генрих, поворачиваясь с широкой ухмылкой на квадратном лице. — Я мог бы догадаться.

— Я была ближе всех — марширующие силы нашей поддержки должны прибыть сюда только на рассвете, — ответила женщина. — Какого черта офицер Санти делает здесь с тобой, Генрих?

Подойдя ближе, он смог разглядеть эмблемы Спецназа Разведки Генерального штаба на манжетах и воротнике. Должно быть…

— Герта Хостен, капитан разведывательного отделения, — услужливо подсказал Центр.

— Она опасна, сынок, — сказал Радж. —  Будь очень осторожным.

Джеффри мог бы это сказать и сам. Устремленные на него глаза были самыми холодными, какие он когда-либо видел, холоднее, чем обратная сторона Луны.

— О, мы подобрали его в Короне, — ответил Генрих.

— Вы должны были передать его нам или Четвертому Бюро.

— Ну, он нейтральный — и в некотором роде родственник, приемный брат Йохана. В конце концов, миссия Санти в Короне своей крышей остановила пару тысячекилограммовых бомб.

— Джеффри Фарр, — сказала Герта; казалось, она собирала и сортировала информацию своими глазами. — Он ведьмак, Генрих. Вы должны пристрелить его.

— Я не показывал ему чертежи новой торпеды, — ответил Генрих с легким раздражением в голосе.

Герта пожала плечами и убрала пистолет в кобуру. Джеффри почувствовал легкий укол облегчения. Маловероятно, что она просто сбила бы его с ног, когда он стоял…

— Вероятность 27 %, ±7,— сказал Центр.

Но все равно это было облегчением. Она пожала плечами.

— Это твой приказ. Давай разберемся с этим крысиным дерьмом, хорошо?

— Да. Генрих слегка повернул голову в сторону Джеффри: — Моя жена, капитан Герта Хостен. Снова к ней: — Какова ситуация на театре военных действий?

— Полный абзац, но мы побеждаем — не совсем так, как ожидали, но побеждаем. Как только эта позиция будет блокирована, генерал Саммелворден положит их всех, и мы сможем увеличить огонь; Чиано следующий. Где вы хотите установить мои пулеметы? И дайте мне что-нибудь, чтобы остановить это кровотечение, ладно? Я пока не могу упасть духом.

— Автоматическое оружие...

Разговор скатился к техническим деталям. Генрих помахал проходившему мимо медику, который затем опустился на колени, чтобы наложить давящую повязку на бедро Герты.

— «Следующий Чиано», — подумал Джеффри. — «Это будет ужасно».

Глава восьмая

В Имперском ситуационном центре все было спокойно и неторопливо. На одной стене висела огромная карта Империи, утыканная черными булавками, обозначавшими войска Страны, и зелеными — Имперские. Рельефная карта той же территории стояла в углублении в центре пола, окруженная полированными перилами из красного дерева, а служащие передвигали подразделения деревянными граблями с длинными ручками. Одна стена большой комнаты была сплошь занята телефонами и телеграфами, их операторы строчили в блокнотах и передавали их дешифровщикам.

Адъютанты в начищенных ботинках и аккуратных разноцветных мундирах расхаживали взад и вперед; генералы хмуро смотрели на карты; Император теребил свои седые бакенбарды и щурил сонные, подслеповатые глаза. Позади него стояли охранники в парадной форме и несколько гражданских лиц.

— «Нет», — подумал Джон Хостен, оценивая их. Их глаза непрерывно двигались по комнате, оценивая, наблюдая. Ожидая. Настоящие охранники. И, судя по их виду, единственные люди в этой комнате, которые делают свою работу.

Джон Хостен подошел в сопровождении двух помощников и поклонился. Краем сознания он чувствовал, как Радж и Центр изучают карты, и бесстрастную оценку компьютера и холодное презрение Раджа.

— «Систематическая ложь», — подумал Радж. — «На всем пути вверх по цепочке командования. Когда это происходит, всегда виноват командир. Как только ты позволяешь людям говорить тебе то, что ты хочешь услышать, тебе крышка — и всем остальным вместе с тобой».

— Встаньте, синьор Хостен, — сказал Император.

Это был пожилой человек, но Джон был слегка шокирован его внешним видом; теперь его руки заметно дрожали, и от него исходил слабый запах болезни. Граф дель'Куомо рядом с ним выглядел еще хуже, если это было возможно, но, с другой стороны, он, вероятно, располагал лучшей информацией, как Военный Министр.

— Ваше Величество, — сказал Джон.

Он протянул папку с документами, аккуратно перевязанную зелено-красной лентой.

— Мои верительные грамоты, Ваше Величество. И я сожалею, но мое правительство нуждается в моих услугах дома. Я возвращаюсь в Сантандер Сити.

Император рассеянно улыбнулся. — И забираете с собой один из наших самых красивых цветов… где юная Пия?

— В настоящее время она работает медсестрой-волонтером, — ответил Джон. — Вопреки моему совету.

Император нахмурился. — Нет. Я бы подумал, что ей это не совсем подходит, — пробормотал он.

Граф дель'Куомо пожал плечами. — Она всегда была слишком трудна для меня, Ваше Величество, — сказал он. Он посмотрел на Джона. — Но мой зять будет хорошо заботиться о ней и вернется в более счастливые времена, когда мы вышибем тедески на их остров, как мы это делали раньше.

Джон снова поклонился, более низко, и отступил на положенные четыре шага назад. Это чуть не натолкнуло его на помощника со стопкой телеграмм, но он проигнорировал этого человека. Игнорировал все, пока за поворотом коридора не открылся вид на город. Затем он резко вдохнул.

Было раннее утро, еще почти темно. Весть о падении Милана, должно быть, дошла до людей за час или около того, который он провел в ожидании. Конечно, не от курьера или зашифрованного сообщения; Имперские армии разваливались не так уж радикально… пока. Скорее всего, от беженца на быстром речном пароходе. Что касается официальных заявлений, то к этому времени они только подтвердили то, что отрицали. Даже когда они были искренними, он готов был поспорить, что это просто означало, что чиновники низшего звена, писавшие их, были обмануты собственной пропагандой.

Джон Хостен на мгновение остановился, глядя на беспорядки и пожары, мимо дворцовых садов и кордона гвардейцев, расставленных по периметру. Мужчина лет тридцати, высокий, с жестким лицом, в черном сюртуке дипломата с воротником-стойкой и брюках в темную полоску. Слуга чуть не налетел на него, увидел его лицо и, молча, отошел в сторону.

— Назад в посольство, — сказал Джон себе, а затем вслух водителю своей машины.

— Не знаю, сможем ли мы, сэр, — ответил водитель. Он сам был сотрудником посольства, служил на дипломатической службе и был весьма способным. — «Гарри. Гарри Смит», — напомнил себе Джон. Было слишком легко забыть о людях, когда ты проводишь время, глядя на мир глазами Центра.

— Слишком верно, сынок, — сказал Радж. — И если ты думаешь, что это проблема для тебя…

— Многие улицы, похоже, перекрыты, — продолжил Смит. Он пожал плечами. — Может быть, я смогу найти дорогу.

— Мистер Смит, — сказал Джон.

Водитель обернулся, чтобы посмотреть на него; это был худощавый седовласый мужчина с голубыми глазами и морщинами вокруг них. В его Сантандерском произношении слышался легкий восточный акцент. Джон узнал его и манеру держаться.

— Моя жена работает в больнице скорой помощи недалеко от железнодорожного вокзала, — сказал он. — Мне нужно добраться до посольства, чтобы получить какую-нибудь помощь, так что можно и через нее. Если вы думаете, что не справитесь, я поведу машину.

Голубые глаза прищурились на него. — Нет, сэр. Вы прикрывайте нас, а я поведу. Он сунул руку под переднее сиденье и вытащил помповое ружье. — Вы знаете, как пользоваться им, сэр?

Улыбаясь, Джон взял его и приступил к делу. Выскочил патрон; он поймал его одной рукой и вставил обратно в затвор перед спусковым крючком. В глазах Смита появилось настороженное уважение; оно усилилось, когда Джон спрятал оружие под дорожный коврик на сиденье рядом с ним.

— Я вытащу его, если нам понадобится им воспользоваться, или покажу кому-нибудь, — сказал он. — А теперь давайте поедем.

* * *

— Мне нужны добровольцы, — сказал Джон. — Чтобы вывезти кое-кого из города.

Ему почти пришлось перекрикивать шум толпы за позолоченными коваными воротами посольства. Их были тысячи, еще больше столпилось на улице, они бушевали и кричали. Внутри ворот и вдоль стен стояли гвардейцы морской пехоты в синей парадной форме с винтовками с примкнутыми штыками. Небольшая церемониальная салютная пушка была выкачена и обращена к главному входу, просто как подсказка на случай, если толпа решит попытаться сломать металл. Это было маловероятно; под позолотой прутья были толщиной с женское запястье. Морские пехотинцы отбивали охоту у тех, кто пытался прорваться, прикладами своих винтовок или короткими ударами штыков. Больше ничего не требовалось, по крайней мере, пока.

Медленная струйка проникала внутрь через задние ворота рядом с главными; люди с действительными документами Сантандера, или супруги, или сотрудники посольства, которые оказались в ловушке в городе.

— Сэр? Капитан морской пехоты недоверчиво огляделся.

— Капитан, моя за пределами посольства, и мне нужны добровольцы, чтобы помочь мне пробраться сквозь толпу.

Капитан открыл рот; Джон видел, как в нем зарождается нотка отказа. Он посмотрел ему в глаза.

— Это очень важная обязанность, — многозначительно сказал он.

В жилой зоне не было большим секретом, что Джон служит в Секретной Службе. Ни то, что он невероятно богат, ни то, что у него были связи на самом высоком уровне, как в военном, так и в гражданском.

— Я не собираюсь посылать туда никого из своих людей, — прямо ответил офицер, махнув рукой в сторону беспорядков за воротами. В этот момент раздался приказ, и дюжина солдат у ворот дала залп в воздух. Толпа отскочила назад с криками паники, затем снова побежала вперед, когда никто не упал.

— Я бы не просил вас об этом, — сказал Джон. — Я пойду независимо от того, захочет кто-нибудь пойти со мной или нет. Я был бы признателен за помощь, но я не ожидаю, что вы прикажете кому-нибудь пойти.

Офицер морской пехоты колебался. — Моя обязанность — охранять периметр.

— И помогать персоналу в выполнении их функций.

Решение выкристаллизовалось. — Хорошо, сэр. Вы можете спросить. Сержант!

Коренастый мужчина с бритой головой, покрытой сетью шрамов, поднял голову. Морские пехотинцы Сантандера много путешествовали, в основном по местам, где их не любили местные жители.

— Сэр!

— Мистеру Хостену нужны добровольцы, чтобы сопровождать его в город и вытащить кого-то оттуда. Посмотри, захочет ли кто-нибудь этого.

То, что осталось от бровей сержанта — очевидно, в какой-то момент они были сожжены на его лице, — поднялись. Он оценивающе посмотрел на Джона и улыбнулся, как собака, держащая в зубах кость.

— Привет, сержант.

Джон огляделся: это был водитель.

— Да, Гарри?

— Это справедливо, сержант. Я иду.

Сержант посмотрел на ноги водителя, и седеющий мужчина пожал плечами.

— Эй, мы поедем — мне не нужно бежать.

— Ты всегда был прирожденным дураком, Гарри, — сказал сержант. Он снова посмотрел на Джона. — Я передам ваше сообщение, сэр.

Джон снял сюртук, пока ждал, сменив его на охотничью куртку с четырьмя карманами, которую принес его камердинер, и с благодарностью отбросил в сторону накрахмаленный воротничок парадной рубашки. Смит взглянул на наплечную кобуру, которая оказалась обнаженной.

— Полагаю, мне не следовало спрашивать о дробовике, сэр, — спросил он.

— Откуда ты мог знать? — заметил Джон. — Послушайте, я, вероятно, кого-нибудь найду?

— Кроме меня? Гарри пожал плечами. — Я уже давно не в воинской службе, но Беркер меня знает — черт возьми, Беркер вынес меня, когда я получил пули в обе ноги. Он пойдет...

Вернулся лысый сержант, а c ним пятеро солдат. Все они были вооружены, и некоторые из них запихивали снаряжение в походные рюкзаки.

— Сэр! — сказал он. — Капрал Уилтон, рядовые Гомс, Баррджен, Синдерс и Макен. Шепотом: — Да, сэр, я вроде как намекнул, что будет какая-то награда, понимаете?

— Конечно, будет, — ответил Джон. Обращаясь к мужчинам: — Хорошо, вот задание. Мы направляемся к главному железнодорожному вокзалу и больнице скорой помощи, которая там была создана. Мы собираемся забрать миссис Хостен — леди Пию Хостен, — а потом либо вернемся сюда, либо отправимся из города на восток, в зависимости от того, что выглядит наиболее практичным. Я ожидаю, что любой, кто пойдет со мной, будет следовать приказам и не нервничать из-за риска. Понятно?

Хор «да» и пара ухмылок. Никто из мужчин не был похож на ангелов, но, с другой стороны, они были морскими пехотинцами, и назначение в охрану посольства в Чиано было чем-то вроде плюса, предназначенного для мужчин, у которых в послужном списке было что-то помимо десятилетия хорошо начищенных ботинок.

Он поднял глаза. Что-то летело сквозь столбы дыма, которые поднимались в небо над Чиано. Огромная акулообразная форма длиной в триста метров, сверкающая капля, гудящая в воздухе под звук моторов. Десятки других следовали за ней, свободный клин надвигался с запада, как удар острия копья.

— Тогда давайте сделаем это.

* * *

Раненые люди кричали от страха, когда здание сотрясалось. Пия Хостен ухватилась за колонну и держалась, пока град бомб сотрясал железные балки крыши. Подогнанный камень слегка покачнулся под ее прикосновением, вызывая тошнотворное чувство. Половина медсестер ушла, и повсюду были раненые — сотни в этой комнате, тысячи в здании, жара под высокими сводами усиливалась, запах гноя и гангрены усиливался, и поступало все больше и больше раненых. Газ был выключен, как и электросеть.

— Воды… воды…

— «Я должна была сделать так, как сказал Джон», — подумала она, спеша с ковшом.

Она приподняла голову мужчины и поднесла ободок к его губам. Он выпил, потом поперхнулся и начал биться.

— Сестра Мария! — крикнула Пия.

Мужчина выгнулся дугой, затем осел; его глаза закатились и замерли.

Вошла монахиня и нахмурилась. — Он мертв.

— Он был жив, когда я вас позвала! — сказала Пия, затем вскочила, чтобы поддержать пожилую женщину, когда та осела. — Мне очень жаль, Сестра.

— Их так много, — прошептала монахиня. — Боже мой, Боже мой, почему ты оставил нас?

— Где доктор Чикурсо?

— Ушел — большинство ушли. Охранники на входах тоже исчезли. Только машины скорой помощи продолжают прибывать.

— Охранники ушли? — резко спросила Пия.

— Да, да. Пришел офицер и сказал, что они нужны. Но многие, я думаю, только что ушли, сняли форму и…

Она устало махнула рукой в сторону остальной части города.

Пия сглотнула и встала, быстро направляясь к своему рабочему месту, снимая ужасно испачканный фартук, который прикрывал ее простое серое платье. Если охранники ушли, это было очень плохо.

— «Джон был прав. Я должна была уехать в посольство еще вчера». Здесь она больше ничего не могла сделать. Но было тяжело, очень тяжело оставить Сестру стоять, поникнув, посреди невыносимой  боли.

Она быстро прошла по проходу, разделявшему ряды лежащих на полу мужчин, к каморке, которая использовалась ей и дюжиной других добровольцев и медсестер. Она услышала крик и грохот еще до того, как дошла, а также мужские голоса.

Дверь была приоткрыта; она захлопнула ее. Резкий запах медицинского спирта ударил в нее, как волна; его пили трое санитаров армейского госпиталя. Крик исходил от Лолы Кьяври, одной из волонтеров; двое санитаров прижали ее к столу, ее платье было разорвано до талии. Третий боролся с ее дергающимися ногами, пытаясь сорвать нижнее белье, смеясь и пошатываясь. Они повернулись и уставились на нее, открыв рты. Один хихикнул.

— Привет, кто-то новенький на вечеринке.

Пия выпрямилась. — Немедленно освободите эту леди! Где ваш офицер?

Тот, что был в конце стола, был немного менее пьян, чем остальные. Он отпустил ноги женщины и повернулся, ухмыляясь, как собака с костью.

— Все офицеры разбегаются, мисси, пока сюда не добрались тедески. Почему тедески так нравятся? Иди сюда!

Он повернулся к ней, его штаны были непристойно расстегнуты, он смеялся и поглаживал себя одной рукой, а другой потянулся к ней. Пия вытащила из кармана четырехствольный «Дерринджер» и прицелилась.

— Ты сделаешь мне больно этой маленькой штукой? — засмеялся мужчина. — О, не делай мне больно, мисси!

Щелк. Звук был похож на звон разбитого стекла в крошечной комнате. Между глазами потенциального насильника появилась черная точка диаметром ровно 5,6мм, которая на ее глазах быстро покраснела. Выражение сползло с его лица, как прогорклый желатин, и он повалился вперед, чтобы лечь у ее ног. Его череп ударился о каменный пол с последним глухим стуком.

Пия скрыла свое удивление. Она целилась ему в живот, а он был всего в четырех футах от нее. Двое других санитаров отступили к дальней стене, вытянув руки ладонями вверх и издавая бессвязные звуки.

— В этом пистолете еще три пули, — решительно сказала она, отступая на два шага и немного в сторону. — Идите! — они колебались, не желая подходить ближе. — Уходите сейчас же, или я буду стрелять.

Двое мужчин бочком проскользнули мимо нее и, спотыкаясь, побежали по коридору, не сводя глаз с четырех стволов маленького пистолета. Пия подождала, пока они скроются из виду, прежде чем отпустить руку, державшую «Дерринджер». Едкая на вкус желчь подступила к ее горлу, когда она посмотрела вниз на человека, которого убила.

— Это было так быстро, — прошептала она и заставила себя сглотнуть.

В этот момент Лола ударила ее, цепляясь и скуля. Пия резко встряхнула ее. — Одевайся! Мы должны убираться отсюда!

— Вернемся в дворцовый район; там посольство, или, по крайней мере, нет полной анархии.

Пия вспомнила, как Джон умолял ее не ехать сегодня в больницу. — «Я должна была прислушаться».

* * *

— Святой Иисус на автомобиле, — пробормотал Гарри Смит.

В тысяче ярдов вниз по склону толпа опрокидывала машину. Это был автомобиль аристократа — в Империи мало кто мог себе это позволить, а это был огромный шестиколесный автомобиль, весь заполненный багажом. Владельцы все еще были внутри; женщина попыталась вылезти из одного из задних окон, но была встречена палками, кулаками, и булыжниками. Она закричала и упала, и чьи-то руки затолкали ее обмякшее и истекающее кровью тело обратно внутрь. Заговорил пистолет; шум перекрыл звук выстрела, но Джон мог видеть клубы дыма.

— Глупо, — прошептал он.

На выстрел ответило полдюжины винтовок; в толпе было множество дезертиров из Имперской армии, многие с оружием. Джон видел, как летят искры, когда пули попадают в металлическую конструкцию машины. Некоторые срикошетили в плотно сомкнутые ряды бунтовщиков. Один выстрел, должно быть, пробил топливные баки, потому что глубокий мягкий хлопок и волна оранжевого пламени отбросили толпу назад, некоторые из них были охвачены огнем. Обе фигуры, пытавшиеся выползти из горящего автомобиля, были охвачены огнем и, вероятно, погибли бы даже без града камней, который отбросил их назад.

— Хорошо, Гарри, — продолжал он. — Каков твой план?

— Ну, сэр, есть боковой путь, — задумчиво произнес водитель. — Но он немного узковат.

— Ты эксперт, — заметил Джон.

В кои-то веки он был рад, что консерватизм дипломатического корпуса навязал посольству паровые машины; у них было меньше возможностей, чем у новейших авто с бензиновыми двигателями, но они были тихими. Смит крутанул руль в сторону от главной улицы, вниз по боковой улице и в лабиринт переулков. Некоторые из них были достаточно старыми, чтобы датироваться временем основания Чиано, столетиями сразу после Падения, когда люди впервые начали строить заново из камня. Колеса барабанили по булыжникам и разбрызгивали мусор и отходы, швыряя его на четверых морских пехотинцев, набившихся в заднюю часть автомобиля. Обычно в этом районе было многолюдно, но большинство людей отсутствовали.

Вероятно, участвовали в беспорядках. Не то, чтобы это принесло какую-то пользу, когда появились Избранные, но он полагал, что для них это было более терпимо, чем сидеть и ждать. Те, кто остался, были в основном детьми или стариками. Они захлопнули ставни и шарахнулись в сторону при виде автомобиля, заполненного вооруженными людьми в форме.

— Ах-ах.

Холм здесь был круче, и это давало им отличный вид на юг через реку в промышленную часть — преобладающие ветры в центральной Империи всегда были с севера, что означало, что жилые дома находились на северном берегу реки Пада. Они могли видеть дирижабли Страны, приближающиеся к более плоскому южному берегу на высоте двух тысяч футов, всего в тысяче футов над их собственной позицией.

— «Вероятно, ориентируются по наземным ориентирам», — подумал Радж в глубине своего сознания.

— Вероятность близка к единице, — подтвердил Центр.

Джон почувствовал прилив гнева. — «Черт возьми, там внизу моя жена», — холодно подумал он.

— «Я тоже никогда не смог бы удержаться от такого действия», — подумал Радж. — «И она была гораздо менее романтичной, чем твоя».

Дирижабли приближались быстро, семьдесят миль в час или больше; головной корабль, казалось, был нацелен прямо на него. Бомболюки были открыты, но оттуда ничего не выходило. Джон посмотрел краем глаза назад; морские пехотинцы выглядели немного напряженными, но не заметно расстроенными. Они не сводили глаз со зданий вокруг, лишь изредка поглядывая на приближающиеся бомбардировщики.

— Смит, притормози здесь. Мы переждем, а потом продолжим.

Здесь был укромный уголок между двумя стенами, обе сплошные. Плохо, если здания разрушатся, хорошо в противном случае. Вы заплатили свои деньги и рискнули.

— Любой, кто хочет, может выйти и укрыться, — сказал Джон непринужденным тоном.

Никто этого не сделал, хотя они присели на корточки. Дирижабли уже были над рекой, направляясь к железнодорожным станциям и жилым кварталам Чиано. Их тени призрачно вырисовывались перед ними, черные силуэты китов над побеленными зданиями и черепичными крышами.

— Эй, — сказал один из морских пехотинцев. — Почему они не бомбят юг? Там находятся фабрики и все такое прочее.

Руки Смита крепко сжимали руль. — Потому что, придурок, они не хотят портить свои собственные вещи — все будет у них через пару дней. Черт!

Хруп.  Хруп. Хруп.

Бомбы падали непрерывными потоками с дирижаблей; массивный корабль подпрыгивал все выше по мере уменьшения веса.

— Пятьдесят тонн груза, — прошептал Джон, упираясь рукой в стойку на крыше машины и глядя вверх. — По пятьдесят тонн каждый, тридцать пять кораблей… всего семнадцать сотен тонн.

— Мама, — сказал кто-то.

— Здесь не убьет мертвее, чем в посольстве.

— Они не станут бомбить посольство.

— Да, конечно. Они будут очень осторожны с этим.

— Могут, — сказал капрал. — За то, что мы собираемся получить...

Звук становился все громче, гул двигателей проносился по воздуху. Джон мог видеть флаг Страны с солнечными лучами, нарисованный на их бортах, а затем стеклянные окна в форме подковы в гондолах управления. Несколько черных клубов дыма появились под дирижаблями и вокруг них — некоторые Имперские артиллеристы все еще держались за свои импровизированные зенитные орудия, проявляя больше мужества, чем здравого смысла. Тротуар под машиной содрогнулся от взрывов. Пыль начала подниматься из дрожащих стен многоквартирных домов по обе стороны. Грохот продолжался, бесконечный грохот ударов и падающей каменной кладки.

— Здесь... — начал кто-то.

Тень дирижабля пролетела над ними, бросив холодок, пробежавший по его спине. На мгновение вспыхнул белый свет…

— и кто-то закричал.

Джон попытался повернуться и понял, что лежит ничком. Ничком на щебне, который впивался ему в грудь, живот и лицо. Он оттолкнул камень руками, выплевывая пыль и кровь в виде густого красновато-коричневого сгустка; еще больше крови текло в его левый глаз из пореза на лбу, но все остальное, казалось, функционировало. И кто-то все еще кричал.

Один из морских пехотинцев лежал, схватившись за руку. Джон выпрямился и, пошатываясь, подошел к машине, которая лежала, накренившись под углом в три четверти. Пересекающиеся стены угла, в котором они остановились, все еще стояли, но здания, к которым они были пристроены, исчезли, разбросанные грудой разбитых блоков по тому, что когда-то было улицей.

— Угол стен сработал для отражения взрыва, — сообщил Центр. — Эффект хаотичный и непредсказуемый.

— «Хорошо, что угол сделал то, что сделал», — подумал Джон, роясь в поисках аптечки первой помощи.

— Ваша смерть в этом месте снизила бы вероятность оптимального исхода с 57% ±3 до 41 % ±4, — любезно сказал Центр.

— Приятно знать, что ты нужен, — ответил Джон.

Звон в ушах стал меньше, и он мог нормально видеть. Хорошо, серьезного сотрясения нет; он присел на корточки рядом с раненым морским пехотинцем.

— Подержите его, — сказал он остальным. — Давайте взглянем, что с ним.

Двое мужчин ухватились за плечи. Рука не была сломана, но из нее обильно текла кровь, скорее капающая, чем пульсирующая в артерии. Он вытащил из-за воротника небольшой ножичек и отрезал им рукав форменной куртки; не идеальный инструмент — он был разработан как оружие, — но сойдет. Плоть на предплечье мужчины была разорвана, и из нее что-то торчало. Джон ухватился за торчащий предмет. Обломок дерева, вероятно, дуба, от строительной балки. Длиннее, чем на ладонь, и глубоко проник.

— Это будет больно, — сказал Джон.

— Сделайте это, — выдохнул морской пехотинец с посеревшим лицом.

Один из других пехотинцев вложил ему в зубы винтовочный ремень. Джон крепко ухватился, перенес свой вес на руку, которая прижимала запястье мужчины к земле, и потянул. Морпех забился в конвульсиях, выгибаясь дугой, его зубы вонзились в жесткую кожу.

Дубовый кинжал толщиной в палец выскользнул на свободу. Джон осмотрел его; никаких рваных краев, так что, вероятно, в ране осталось не так уж много — надеюсь, и не слишком много грязной ткани, так как времени на ее обработку не было.

— Пусть рана на секунду истечет кровью, — сказал он. — Это смоет ее начисто.

В аптечке был медицинский спирт и порошок йода. Джон подождал, затем тщательно промокнул рану ватой и влил и то и другое. На этот раз морской пехотинец просто выругался, и Джон ухмыльнулся.

— Ты, должно быть, выздоравливаешь. Он перевязал рану, и наложил бандаж. — Постарайся не слишком напрягаться, солдат.

— Есть, сэр. А... Что, черт возьми, нам теперь делать, сэр?

Они все посмотрели на него, избитого, в синяках, с несколькими кровоточащими поверхностными порезами, но все было в порядке. Он посмотрел вдоль по улице; перед ними был бруствер из камней высотой в четыре фута, а позади — еще больше, но дорога вниз по склону выглядела довольно чистой. Однако быстро поднимался дым; пожары вышли из-под контроля; вероятно, пострадали водопроводные сооружения и вышли из строя магистрали. Дым густо висел в воздухе, густо висел между ним и Пией.

— Сначала мы расчистим эту дорогу, — быстро сказал он, сплюнув. — Гомс — который выглядел наиболее раненым, — в багажнике машины есть немного воды, достань ее. Смит, проверь машину и посмотри, что с ней. Уилтон, Синдерс, Баррджен, Макен, вы идете со мной.

Он изучал то, как камни сцеплялись в барьере перед ними. — Сначала мы сдвинем вот этот.

— Сэр? Нужен лом? — спросил капрал Уилтон. Покрытый коркой блок, вероятно, весил вдвое больше, чем Джон, а он был там самым тяжелым человеком.

— Нет времени его искать. Баррджен, ты с другой стороны, здесь есть место для двоих.

Баррджен был на три дюйма ниже Джона, но такой, же широкий в плечах, а также толстый в животе и бедрах; его руки были массивными, а тыльная сторона ладоней покрыта рыжеватыми волосками. Он ухмыльнулся, обнажив широкие квадратные зубы.

— Как скажете, сэр, — ответил он и согнул колени, просовывая пальцы под края блока.

Джон сделал то же самое и сделал глубокий, осторожный вдох. — Раз-два!

Он приподнялся, перенося нагрузку на спину и ноги, выдыхая с усилием, пока перед глазами не поплыли красные огоньки, а что-то в животе было на грани разрыва. Его куртка действительно порвалась на спине, жесткий шов разошелся с долгим рвущимся звуком. Камень сопротивлялся, а затем он почувствовал, как камень сдвинулся. Снова сдвиг, его ноги напряглись, чтобы удержать равновесие на рыхлых обломках, а затем камень покатился вниз по другой стороне, как игральная кость, ударившись о тротуар и упав в канаву с последним звуком удара.

Баррджен отшатнулся назад, все еще ухмыляясь и тяжело дыша. — Вы, дипломаты, круче, чем кажетесь, сэр, — сказал он с сильным восточным акцентом.

Джон поплевал на руки. Центр прочертил светящуюся сеть линий напряжения по  камнепаду, показывая путь наименьшего сопротивления для его расчистки.

— Давайте приступим к работе.

* * *

— Я хочу домой, — сказала Лола и  всхлипнула.

Пия боролась с желанием дать ей пощечину. Глаза женщины все еще были круглыми от шока; понятно, ей было меньше двадцати лет, но…

— Здесь, наверх.

Лестница была пуста; она заполняла внутреннюю часть квадратной башни с поворотом на каждом этаже и узкими окнами в кремовом известняке. Сквозь них струился дым, которого было достаточно, чтобы немного затуманить воздух. Свет лился внутрь, рассеиваясь на пыли и дыме, неуместно красивые золотые лучи высвечивали блики и ископаемые раковины в камне. Пия с трудом поднималась наверх, чувствуя, как пот стекает по ее лицу и пропитывает головной убор медсестры, который она носила, благодаря Богу за то, что юбки в этом году стали такими короткими — едва доходили до щиколоток.

— Пошли, — сказала она. — Здесь мы будем в безопасности.

— Какое-то время в безопасности, — сказала Лола. Затем: — Матерь Божья, — когда они вышли на плоскую крышу башни.

Чиано горел. Столбы огня слились в колонны, которые покрывали половину площади, которую они могли видеть. Тяжелый и черный дым спускался со склонов холмов, заволакивая шоссе, которые вились по долинам, спускаясь к реке Пада. Складские районы вдоль реки полностью горели, огромные резервуары для хранения оливкового масла и бренди вздымались вверх в красном пламени, как множество гигантских факелов.

— Никто вообще не тушит пожары, — прошептала себе под нос Пия. Водопроводные сооружения, должно быть, были окончательно разрушены. А улицы у доков были забиты лесом, углем, хлопком, так много горючего материала. Она чувствовала жар на своем лице, усилившийся даже за те несколько мгновений, что прошли с тех пор, как они вышли на плоскую крышу.

Лола огляделась. — Что мы можем сделать?

— Подождем, — сказала Пия. — Жди и молись.

С востока прогрохотал гром. Голова Пии медленно повернулась. Небо было по-летнему голубым, если не считать огромных столбов черного дыма. Дождь был бы милостью, но Бог утаил Свою Милость от народа Империи. Звук прогрохотал снова, потом еще раз — в любом случае, слишком равномерно для грома.

Дождь и не собирался. Это были Избранные, и это было их оружие. Она опустилась на колени и перекрестилась, поднеся четки к губам.

— «Иди ко мне, Джон»,  — подумала она. — «Иди скорее, любовь моя».

Затем она начала строить планы.

Глава девятая

— Чиано горит, — сказал Джеффри Фарр, открывая глаза.

— «Убирайся отсюда», — мысленно добавил он своему брату. Остаточные изображения зданий, скользящих по улицам в облаках огненных обломков, промелькнули перед его глазами, когда связь через Центр исчезла.

— Да, — весело сказал Генрих Хостен. —  Может быть, нам не следовало бомбить его так сильно.

Он посмотрел на восток, в сторону дыма, затуманившего горизонт. Отдаленный глухой удар, еще удар, выстрелы артиллерии, медленные и регулярные.

— Уличные бои, — продолжил офицер Избранных. — Возможно, мы слишком хорошо заманили их в ловушку — там четверть миллиона солдат, меньше того, что выходит наружу, сеть не вполне герметична.

— Почему бы просто не дать ему сгореть? — спросил Джеффри.

— Верховное командование может сделать это на некоторое время. Хвала Сильным Мира сего, мы не будем втянуты в это сразу.

Уцелевшие части полка Генриха были выведены в резерв, не полностью выведены из боев, но их вернут в дело в ближайшее время, если ситуация примет  решительный оборот к худшему. Более трети состава погибло, блокируя прорыв Имперцев в те решающие часы, и еще столько же было ранено. Выжившие были расквартированы на территории загородного дворянского поместья; они могли видеть затененные дымом здания Чиано вдалеке на востоке. Генрих провел последние пару дней, собирая припасы для праздника, который ревел и разносился по садам: быки и целые свиньи жарились на вертелах, бочки стояли на концах столов, заваленных едой. Войска — по крайней мере, большинство мужчин — подняли рев, когда толпу женщин загнали через ворота.

Джеффри отвел глаза и проигнорировал крики. Он ничего не мог сделать, совсем ничего, в данный момент. Генрих снисходительно улыбнулся, глядя на сцену под террасой, и откусил последний кусок мяса от ножки индейки, которую держал в руке.

— Они заслужили небольшой отдых, — сказал он, лениво поглаживая бедро обнаженной девушки, которая снова наполнила его стакан. — Сделали чертовски хорошо.

Остальные выжившие офицеры собрались вокруг столов на террасе с балюстрадой, уделяя серьезное внимание пиршеству, которое персонал виллы приготовил для новых повелителей. Большинство Избранных питались дома довольно скудно; в бедной продовольствием Стране свежее мясо было роскошью, за исключением самых богатых представителей высшей касты. Джеффри вспомнил, как Джон рассказывал ему, что пятничное жаркое из свинины было кульминацией недели, и это было для семьи многообещающего генерала. Теперь, когда под их контролем была самая большая площадь богатых сельскохозяйственных угодий на Визагере, Избранные наверстывали упущенное.

От этой мысли еда стала немного вкуснее. Может быть, они станут мягче.

— Вероятность 87 % ±3, определяющая «мягкость» как значительно сниженную функциональность военной техники, — сообщил Центр.

Джеффри смог уловить подтекст смысла в этих словах только через десять лет, даже, несмотря на то, что они казались выточенными из мысли, как детали двигателя были выточены из заготовки.

— Но? Центр продолжал:

— Значительное сокращение потребовало бы 7 поколений, плюс или минус…

Неважно.

Генрих оторвал еще одну куриную ножку и усадил девушку к себе на колени. — Победа, это чудесно! — сказал он.

— Да, — ответил Джеффри Фарр. Она будет.

* * *

— Ты уверена, что это хорошая идея? — спросила Лола, отрывая последний кусок от нижней юбки.

— Нет, — ответила Пия. — Но единственное, о чем я могу думать, — это ждать здесь Избранных. Мой Джованни придет — но посмотри, что снаружи!

Чиано был крупнейшим городом в мире; на протяжении веков он был столицей мира, когда Вселенская Империя была тем, что требовало ее название, ведя человечество на Визагере назад от Падения. Теперь он умирал, и в основном от своих собственных рук.

* * *

— И мы должны найти в этом бардаке какую-то  бабенку? — спросил Гомс.

— «Вероятно, пару часов назад здесь было больше народу», — подумал Джон.

— Господи, — закончил морской пехотинец, кашляя в густом воздухе, состоящем из дыма и измельченных взрывом частицах кирпича и камня.

— Назад! Назад! — крикнул водитель, когда полдюжины мужчин в Имперской форме бросились к машине.

Они проигнорировали его, если вообще услышали; на их лицах было застывшее, как вырезанное из дерева выражение крайнего отчаяния, видящего шанс на выживание. Морской пехотинец поднял винтовку, выругался и снова опустил ее.

— Если они доберутся до машины, нам всем конец, — сказал Джон.

— Это точно, — сказал Гарри. — Черт…

Винтовка прогремела в неприятной близости от уха Джона. Он стоял неподвижно, положив руку на ветровое стекло. Это был предупредительный выстрел; он слышал отвратительный вой рикошета, видел яркую мгновенную искру там, где металл в оболочке ударился о булыжники. Имперцы проигнорировали это. За ними следовали другие из толпы; никто из них, похоже, не был вооружен — Имперская армия считала это место тыловой зоной еще день или два назад, — но их было много, и все они были убеждены, что машина представляет им шанс выбраться. Вероятно, они не думали о чем-то большем, чем это.

— Черт, — тихо сказал морской пехотинец и передернул затвор.

— Пять выстрелов быстро! — приказал капрал Уилтон.

Морские пехотинцы ждали, держа средний палец на спусковом крючке, а указательный — под затвором. БАЦ — и пять пуль в полете. Щелчок, и указательный палец поднял рукоятку затвора винтовок. Натяжение пружины отбросило затвор назад на полпути его цикла, как только поворотный затвор освободил стопорные выступы; быстрое оттягивание назад, и гильза выброшена; удар ладонью и чик-чак! — начался следующий цикл. Хорошо обученные люди могли таким образом производить двенадцать прицельных выстрелов в минуту, а у всех морских пехотинцев на плечах были знаки «меткого стрелка».

Застыв с замершим лицом, Джон наблюдал, как первый Имперец согнулся пополам, как человек, получивший удар в живот, — даже в упор морские пехотинцы целились в центр массы, как их учили. Имперец повалился вперед и сполз лицом вниз, кровь потекла по булыжникам. Затрещали выстрелы, быстрая осторожная стрельба с полусекундной паузой, чтобы прицелиться. Ему не нужно было приказывать, чтобы прекратить огонь, когда выжившие Имперцы повернулись и побежали.

Уилтон передернул затвор своей винтовки и вставил в магазин обойму с пятью патронами. Цинковая упаковка, в которой были патроны, звякнула о борт машины. Толпа хлынула прочь, от машины, бесцельно толпясь.

Джон не думал, что кто-то еще попытается задержать его на какое-то время. В одном из узких переулков, ведущих на большую площадь перед вокзалом, стояла толпа; само здание вокзала не горело… пока. Но взрывы бомб оставили на площади ряд воронок, ведущих к двадцатиметровым колоннам фасада, как стрелки на карте. Площадь была запружена повозками, запряженными мулами и лошадьми, машинами скорой помощи, машинами снабжения и даже несколькими штабными машинами.

Большинство экипажей были брошены, некоторые сгорели или перевернулись. Раненые животные кричали, их голоса пронзительно перекрикивали крики сотен — тысяч — изнутри огромного здания, добавляя последний штрих ада. Раненые люди высыпали из высоких порталов из красного дерева на площадь, все, кто мог двигаться. Или могли бы шататься, хватаясь за стены, или поддерживать друг друга, или ползти. Зловоние смерти и гангрены волнами накатывало на них, настолько сильное, что даже несколько морских пехотинцев подавились им.

— Сэр, — сказал Генри, — мы бы никогда не добрались сюда, если бы выехали на полчаса позже. И мы ни за что на свете не проедем обратно в посольство.

— Нет, — сказал Джон, слегка улыбаясь, проверяя свой пистолет, а затем сунул его обратно в наплечную кобуру под сюртуком. — Но я не думаю, что у нас будет много проблем с поиском моей жены.

Он кивнул в сторону левой башни. Кто-то наверху натянул две полосы яркой ткани от угловых окон до середины передней части, а другую — прямо вниз от точки, где они встречались. Вместе они образовали стрелку, указывающую вверх на вершину башни. Он достал бинокль из отсека приборной панели и сфокусировался на крошечной фигурке, машущей рукой в верхней части изображения.

— Пошли, — сказал он.

* * *

Водитель откашлялся. Джон отпустил Пию и отступил назад; даже тогда, в этом похожем на склеп месте, морские пехотинцы ухмылялись. Пия покраснела и заправила пряди волос под капюшон.

— Сэр, — сказал Генри, — мы не собираемся возвращаться в посольство.

— Нет, мы должны полностью уехать из города, — задумчиво ответил Джон.

Они находились в одном из погрузочных отсеков станции; здесь было меньше тел, меньше стонущих, страдающих лихорадкой раненых. Никто из морских пехотинцев не был тем, кого можно было бы назвать брезгливым — все они видели боевые действия на Южных островах, — но некоторые из них выглядели бледными. Так же вела себя и подруга Пии;  солдаты вежливо протянули ей английские булавки, чтобы помочь застегнуть ее разорванное платье.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке? — снова спросил Джон.

— Настолько хорошо, насколько это возможно, — решительно заявила Пия. — Мы не можем отправиться в посольство?

Джон покачал головой. — Пожары вышли из-под контроля, и на улицах идут бои. Избранные тоже находятся недалеко от западной части города.

Пия вздрогнула и кивнула. Джон слегка повернул голову.

— Синдерс, — сказал он, — разве ты не говорил, что работал на Северной Центральной Железной Дороге до того, как вступил в корпус?

Синдерс моргнул, глядя на него. — Господь любит вас, сэр, так и было, — ответил он. — Машинист локомотива. Вроде как немного поссорился с бригадиром участка.

Кто-то сказал вполголоса: — Ты имеешь в виду, что немного поссорился с его дочерью.

— Следуйте за мной, — сказал Джон. Он спрыгнул с платформы; под его сапогами захрустела зола. Они передали женщин, и перешли через рельсы надругую сторону огромного помещения. — Вот, этот. Не могли бы вы вести его?

Паровоз и его топливный тендер стояли, повернутые на восток; из нескольких мест сочился пар, скрывая зелено-золотую эмблему линии «Империал Пада Вэли».

— Конечно, сэр. Во всяком случае, он сделан в Сантандере — стандарт 4-4-2, перестроенный под Имперскую широкую колею. Если только у нас будет время, чтобы поднять пары, это может занять некоторое время.

— У него подняты пары, — ответил Джон. Центр нарисовал тепловую схему в его зрении.

— Но куда мы на нем поедем, сэр?

— По крайней мере, немного на восток.

Морские пехотинцы выглядели неуверенно. — Ах, прошу прощения, сэр, — вмешался капрал, — Но разве эти ублюдки Страны не повсюду?

— Может, не на востоке. И если мы действительно столкнемся с ними, у нас больше шансов сохранить дипломатический иммунитет, когда они находятся в поле и под контролем своих офицеров, чем когда они самовольно разгуливают по городу. Я говорю по-ландишски, и у меня есть необходимые документы.

И кодовые слова, чтобы доказать, что он был двойным агентом, работающим на Военную Разведку Страны, если до этого дойдет. Полезным для армии, хотя Четвертое Бюро, вероятно, убило бы его. Военная Разведка была таким же врагом Четвертого бюро, как и все в Сантандере.

— Поехали, — закончил он.

Они подбежали к паровозу, радуясь, что его чистый запах горячего железа, масла и сажи пересилил вонь скотобойни от брошенных умирающих. Джон поднял Пию, положив обе руки ей на талию, затем ее подругу. Трое морских пехотинцев вскарабкались на кучу разбитого угля, заполнявшую топливный тендер; остальные втиснулись в кабину.

— Будет немного тесно, — сказал Синдерс, постукивая по датчикам и изучая показания циферблатов и уровень жидкости в сегментированных стеклянных трубках. — Но он горячий — пара много. Не помешало бы немного угля, только не так, ты, глупый чудак!

Один из морских пехотинцев отдернул руку от ручки топки, установленной в передней арке кабины.

— Бери лопату! — сказал Синдерс. — Подбрось немного, и я заставлю эту потаскуху двигаться — прошу прощения, мэм, — сказал он Пие.

Джон снял со стойки изношенный инструмент с длинной ручкой, протиснувшись сквозь толпу мужчин и женщин. Ясеневое дерево было гладким, как шелк, под его руками; он щелкнул ручкой топочной двери вверх и в сторону, открывая продолговатый кусок чугуна размером с поднос, пока он не зацепился за крюк напротив. Горячий сухой воздух ворвался в кабину локомотива с запахом серы и горелого металла.

— Уилтон, забирайтесь с остальными в тендер, мне здесь понадобится немного места. Дорогая, не могла бы ты и...

— Лола. Лола Кьяври, — сказала другая женщина.

— Мисс Кьяври, садитесь на эти скамейки. Короткие железные сиденья были привинчены под угловыми окнами с задней стороны кабины, чтобы свободный от дежурства кочегар или машинист могли сидеть и наблюдать за дорогой впереди.

Джон поплевал на руки и воткнул лопату в уголь, который вывалился из загрузочного желоба в самой задней части кабины.

— Распределяйте его по кругу, сэр, — сказал Синдерс, поворачивая колесики клапанов и кладя руку на один из длинных рычагов. — Не слишком много. Уголь должен как бы отскакивать от этой арки из огнеупорного кирпича в передней части топки, понимаете?

Джон хмыкнул в ответ. Вторая и третья лопаты показали ему, как это делается, — резким поворотом запястий. — «Нужно попросить кого-нибудь сменить меня», — подумал он. Он был достаточно силен и пригоден для этой задачи, но на его руках не было мозолей толщиной в дюйм, которые развились бы у любого, кто зарабатывал этим на жизнь.

ПУФФФ. ПУФФФ. Пар вырвался из приводных цилиндров в передней части локомотива.

— Продолжайте в том же духе, сэр. Он почти готов. Синдерс уперся ногой и потянул назад рычаг. — Черт, они должны были смазать его еще несколько дней назад. Чертово техническое обслуживание.

Раздался зубовный скрежет металла о металл, когда ведущие колеса провернулись по рельсам, запах озона, быстрый дождь искр. Затем паровоз дернулся вперед, замедлился, снова дернулся и набрал скорость с обычным пыхтением выходящего пара. Пия ухмыльнулась Джону, когда он повернулся за очередной лопатой угля; он обнаружил, что улыбается в ответ.

— Мы сделали это, клянусь Богом, — сказал он, затем постучал костяшками пальцев по черенку лопаты в знак умилостивления.

Солнечный свет ярко осветил их, когда они выехали с железнодорожной станции; он захлопнул дверцу топки  и хлопнул Синдерса по плечу.

— Остановитесь прямо перед этим блокпостом и высадите меня на минутку, — прокричал он в ухо морпехам, перекрывая шум. — Я переключу нас на магистраль.

Солдат с сомнением посмотрел на сложную сеть рельсов. — Конечно, вы… да, сэр.

Джон спрыгнул вниз с ломиком в руке. Гравий хрустел под его ногами, пахнущий смолой и пеплом. Его пленка осела на грязной поверхности того, что когда-то было туфлями; он поймал себя на том, что криво улыбается этому. Он на мгновение поднял глаза и встретился взглядом с Пией. Она тоже улыбалась, и он понял, что она поняла его усмешку.

— Ну и женщина, — сказал он себе, поворачиваясь, и обращаясь к светящейся карте Центра перед его взглядом.

— Стыки  здесь… и здесь.

— «Спасибо», — рассеянно подумал он.

— Пожалуйста.

Он вогнал стальной ломик в щель между рельсами и потянул. — «После всех этих лет я все еще не уверен, есть ли у Центра чувство юмора».

— Я тоже, если это тебя утешит, — ответил Радж.

Щелк. Концы рельсов стрелки соприкоснулись. Он пробежал вдоль линии сто ярдов и повторил процесс, затем помахал рукой. Локомотив ответил клубом пара и скрежетом стали о сталь, когда Синдерс отпустил дроссельную заслонку. По его мановению машина продолжила движение; он подбежал к борту, схватился за поручень, крякнул, сделал еще два шага и влез в переполненную кабину.

Джон посмотрел вперед, на юго-восток. Путь был свободен. — Едем домой, — сказал он.

— Домой, — прошептала Пия. Она уткнулась головой в грудь Джона, и его рука обняла ее за плечи.

* * *

Пия побледнела и соскользнула с седла, закусив губу от боли. Лола плакала, но беззвучно, и он сам чувствовал последствия нескольких дней напряженной езды. Морские пехотинцы были в худшем состоянии, чем Джон; они были здоровыми людьми, но они были пехотинцами, не привыкшими проводить много времени в седле.

— Присмотрите за лошадьми, — сказал Джон, глядя вверх по склону на рощу вечнозеленых дубов.

Они были всего в сотне миль от Кишки, и пейзаж становился все более холмистым; глубоко унавоженная равнина центральных низменностей осталась позади, и они оказались в более суровой и сухой местности. Воздух наполнился ароматом тимьяна и арбутуса, когда он быстро поднялся на гребень холма; с другой стороны виднелись пологие холмы, в основном покрытые кустарником, с редкими оливковыми рощами, террасами виноградников или лощинами, заполненными бледной ячменной стерней. Редкие заросли колючей травы колыхались на высоте десяти метров в воздухе. Распространенное корневищами местное растение было почти невозможно искоренить, но отдельные скопления никогда не выходили за пределы «карманов», где уровень влажности и минералы почвы были точно правильными. И пыльная серо-белая дорога, петляющая в паре тысяч ярдов под ними. По ней, двигаясь с севера…

Джон расслабился. Это была не  колонна Избранных. Бесформенный поток людей сгруппировался вокруг полудюжины двухколесных повозок, запряженных волами, несколько человек верхом, в основном пешие гражданские, некоторые тащили ручные тележки, груженные их имуществом.

— Беженцы, — сказал он, когда подошли Пия и несколько морских пехотинцев. — Мы можем сократить... подождите.

Он прижался к земле и поднял полевой бинокль. Не было необходимости говорить больше остальным; четыре недели движения на юг через умирающую Империю обеспечили достаточное образование для всех них. Войска, хлынувшие с холмов по другую сторону дороги, были крошечными, как муравьи, но нельзя было ошибиться в плавной эффективности, с которой они перестраивались из колонны в линию. Половина была верхом — на мулах, — другая половина трусила рядом пешком, держась одной рукой за железное стремя.

— Подразделение мобильных сил Избранных, — подсказал Радж. — Таким образом, оно может двигаться быстро, примерно на треть быстрее марширующей пехоты.

Войска Страны спешились, погонщики мулов отошли в тыл, стрелки выстроились в вытянутую линию. Была видна яркая мигающая рябь, когда они закрепляли штыки. Другие доставали что-то из корзин на спинах мулов, наклоняясь над предметами, которые они поднимали.

— Пулеметы, — прокомментировал Центр.

— Христос на костыле, — прошептал Смит. — Они собираются...

Беженцы наконец-то заметили войска Избранных. Некоторые из них начали убегать с дороги на восток примерно в то же время, когда солдаты Страны открыли огонь. Пулеметы стреляли по тем, кто бежали первыми; крошечные фигурки дергались, кувыркались и падали. Остальные беженцы топтались на месте или бросились в канавы. Двое всадников-беженцев проехали полпути к тому месту, где лежал Джон — один из них с женщиной, сидевшей перед ним на луке седла. Пули поднимали пыль вокруг них, искрясь на камнях. Одинокий мужчина упал, и его лошадь перекатилась через него, лягаясь. Вторая лошадь падала медленнее. Группа солдат вприпрыжку бросилась к нему, а всадник-мужчина встал и выстрелил из пистолета.

Длинная струя черного порохового дыма уплыла прочь. Прежде чем это произошло, мужчина отшатнулся назад; треснули три винтовки, и Джон увидел, как две пули попали в цель. Он безвольно упал. Женщина попыталась бежать, держа что-то, что замедляло ее, но солдаты Протеже остановили ее прежде, чем она сделала дюжину шагов. Казалось, она споткнулась, а затем безвольно упала вперед. Раздался негромкий щелкающий звук. Один из солдат вонзил штык ей в спину и вывернул его с поворотом; тело дернулось и ударило пятками. Другой ударом ноги вышиб что-то из ее протянутой руки, поднял это, затем раздраженным жестом отшвырнул прочь. Предмет приземлился достаточно близко к гребню, чтобы он мог разглядеть, что это было — карманный «Дерринджер», дамская игрушка-пистолет из позолоченной стали и слоновой кости.

Джон отвернул голову в сторону, закрывая уши от криков с дороги и шепчущих проклятий Смита и морских пехотинцев. Он увидел лицо Пии. Оно как бы было вырезано из слоновой кости, и на мгновение он представил, как она выглядела бы в образе старой женщины — с лицом, осунувшимся на крепких костях.  Как одна из тех одетых в черное матрон, которых он так часто встречал на Имперских вечерах, и, как часто думал, лучше справилась бы с управлением Империей, чем их увешенные наградами супруги.

Солдаты Страны сохранили жизнь достаточному количеству беженцев, чтобы они оттащили тела, и разбитые повозки с проезжей части. Затем они выстроили их в ряд с навязчивой аккуратностью Избранных, и раздался последний залп. Колонна рухнула на гравий, медленно оседая, под звуки выстрелов офицерского автомата, добивающего раненых. Затем они двинулись влево от группы Сантандера, направляясь на север по извилистой дороге через серо-коричневые холмы.

Джон ждал, жестом приглашая остальных прижаться к земле вытянутой ладонью. Прошло пять минут, потом десять. Солнце припекало; пот капал с его подбородка, обжигая царапины, и темными пятнами капал в пыль в нескольких дюймах под его лицом с глухими хлопающими звуками. Затем…

— Все верно, — пробормотал он.

Два отделения солдат Страны поднялись с того места, где они прятались среди поваленных трупов и повозок, построились в линию с винтовками за плечами и быстрым шагом двинулись вслед за своими товарищами.

— Хитро, — сказал Смит. — Что нам теперь делать, сэр?

— Мы спустимся туда, — сказал Джон, вставая и протягивая руку, чтобы помочь Пие подняться. — Соберите припасы и будем двигаться на юг по этой дороге в сторону Салини так быстро, как только могут выдержать лошади.

Пия посмотрела вниз, на дорогу, и быстро отвернулась. Смит колебался. — Ах, сэр, если это все равно…

— Сделайте это, — сказал Джон. Смит пожал плечами и повернулся, чтобы позвать остальных.

— Нет ничего плохого в объяснении, если только это не вопрос дисциплины, — подсказал ему Радж.

Джон кивнул Раджу, но Смит уловил этот жест и остановился.

— Мы можем двигаться быстрее по дороге, — пояснил Джон. — И еще, нам не придется останавливаться в поисках еды, включая овес для лошадей. Этот отряд расчищал путь для боевой группы полка. С нашими запасными лошадьми мы сможем оторваться от них.

Смит задумчиво моргнул, затем выпрямился. — Да, сэр, — сказал он с легкой натянутой улыбкой. — Просто мне не понравилась идея, ну...

Рука Пии сжалась в руке Джона. — Вот что случается со слабыми, — неожиданно сказала она. — Нам всем придется стать  очень сильными, мистер Смит. Действительно, очень сильными.

Отряд Сантандера двинулся вперед по гребню и вниз по склону к дороге, ведя своих лошадей по неровной, грубой поверхности, усеянной колючими кустами. Подкованные копыта стучали по грязи, стучали по камням, время от времени высекая искры. Никто из людей не произнес ни слова. Затем Джон поднял голову.

— «Что это за шум?» — задумался он.

Тонкий писк. Пия остановилась. — Тихо! — сказала она.

Джон поднял руку, и группа остановилась. Это сделало звук более четким, но у него было, то странное свойство, которое есть у некоторых звуков, — казалось, что они доносятся со всех сторон.

— Да, звук есть, — подтвердил Центр.

Пия отпустила руку Джона и подошла к телу женщины, которая застрелилась, чтобы не попасть в плен к солдатам Страны. Джон открыл рот, чтобы отозвать её, затем закрыл его; Пия, вероятно, — наверняка — видела и похуже этого в больнице скорой помощи в Чиано.

Имперская девушка откатила тело женщины, Джон мог видеть, как она побледнела; пуля с мягким носом из «Дерринджера» прошла под подбородком мертвой женщины и вышла через переносицу, забрав с собой большую часть центра ее лица. Не мгновенно смертельно, хотя было неясно, истекла ли она кровью от первого удара или от штыкового ранения в почки.

— Младенец, — заключил Центр, когда Пия подняла завернутый в ткань сверток с того места, где его спрятало тело женщины. Она опустилась на колени и развязала пеленки. Джон подошел ближе, достаточно близко, чтобы увидеть, что это был здоровый, невредимый мальчик около трех месяцев, и достаточно успокоенный, чтобы издать безошибочный вопль. Также остро нуждались в замене и пеленки; Пия оторвала квадрат от внешнего покрытия малыша и как-то импровизировала.

— По-моему, на седле этой лошади есть люлька для переноски, — сказала она, не поднимая глаз. — Почему бы кому-нибудь не освободить ее и не сэкономить время?

— Даже не пытайся, парень, — сказал Радж в глубине сознания Джона.

В голове Джона промелькнули кошмарные образы того, как он пытается убедить Пию, что невозможно везти грудного младенца в форсированном походе по распадающейся Империи. Даже тогда он криво улыбнулся.

— «Кроме того», — подумал он, глядя на дорогу, — «здесь и так достаточно смертей».

— Синдерс, сделайте это, — сказал он вслух. — Давайте двигаться. И если там внизу есть живая дойная коза, кто-нибудь свяжите ее и привяжите на одну из запасных лошадей.

Глава десятая

У толпы, заполнявшей набережную Салини, был коллективный голос прибоя на галечном пляже: резкий, иногда громче или тише, но никогда не тихий. Бессмысленный, нечеловеческий рык.

Мостик бронепалубного крейсера «Маккормик Сити» тоже был переполнен. Многие из присутствующих были гражданскими лицами, чьим единственным делом было поговорить с коммодором Морисом Фарром, офицером —  Командующим Первой Разведывательной Эскадрой. Ситуация не нравилась Фарру. Капитан Дандональд, капитан флагманского корабля, был холодно взбешен, хотя открыто он просто заметил, что адмиральский мостик и каюта в кормовой надстройке обеспечат коммодору больше места.

Фарр сочувствовал своему подчиненному, но ключевым словом здесь было «подчиненный». У него не было намерения удаляться в относительную изоляцию, пытаясь распутать такое запутанное дело, как эвакуация граждан Сантандера и их иждивенцев из Салини. Фарр спал в капитанской каюте рядом с мостиком, вынудив Дандональда поставить койку в офицерской библиотеке на нижней палубе.

— Коммодор Фарр, — сказал Кули, представитель капитанов пяти грузовых судов Сантандера, стоящих на якоре в пасти мелководной бухты, которая служила Салини гаванью, — я хочу, чтобы вы знали, что если вы не поможете гражданам, как предписывают ваши приказы, вы ответите перед некоторыми чертовски важными людьми! Сенатор Бимоди — партнер компании «Морган Трейдинг», и в этом замешаны другие важные люди, которые имеют очень большой вес в нашем обществе.

Три других гражданских капитана многозначительно кивнули, хотя у старого седого Фитцуильямса хватило порядочности выглядеть смущенным. Фитц ушел из военно-морского флота после двенадцати лет службы лейтенантом, зная, что никогда не поднимется выше в мирное время. Это было давно, но слушать, как гражданское лицо угрожает военно-морскому офицеру политическими последствиями, все еще влияло на Фитцуильямса во многом так же, как и на самого Фарра.

— Спасибо, Капитан Кули, — сказал Фарр. — Я отнесусь к вашему предупреждению со всем вниманием, которого оно заслуживает. Что касается специфики вашего запроса...

Он повернулся лицом к берегу, привлекая внимание гражданских лиц к очевидному. Набережная Салини, насколько хватало глаз, кишела оборванными, отчаявшимися людьми. «Маккормик Сити» и два гражданских парома, нанятых правительством Сантандера, были пришвартованы у Западного Пирса. Сотня  морских пехотинцев Сантандера и вооруженных матросов с примкнутыми штыками охраняли причал.

Позади них шесть сотрудников консульства Сантандера в Салини сидели за столами, сколоченными из досок, положенных на козлы. Вице-консулы просматривали огромные бухгалтерские книги, пытаясь сопоставить имена заявителей с реестром граждан Сантандера, находящихся в пределах Империи.

Работа была почти безнадежной. Не более половины граждан, посещавших Союз, удосужились зарегистрироваться. Сотрудники консульства были вынуждены принимать решения на основе интуиции и того, насколько смуглым выглядел заявитель.

Каждый человек в Салини — а их было, должно быть, тридцать тысяч, когда беженцы хлынули на юг, как ударная волна перед неудержимыми колоннами Избранных, — хотел сесть на эти два парома. Гвардейский отряд Фарра уже использовал свои штыки, чтобы сдержать толпу. Очень скоро им придется стрелять поверх голов толпы, и даже это не сможет долго сдерживать отчаявшихся людей.

— Джентльмены, — сказал Фарр, — склады на Пирс Стрит с таким же успехом могут остаться на старом месте, если у вас есть шанс вернуть их содержимое вашим работодателям. Даже если бы я высадил на берег каждого человека своей эскадры, я все равно не смог бы забрать всех с берега. И даже тогда, что бы вы сделали? Хотите, чтобы ваши товары попали в  трюмы? Сейчас в Салини нет ни одного грузчика. Нет ничего, кроме паники.

Отряд охраны Фарра мазал челки заявителей краской, когда их впускали на пирс. Это был единственный способ в неразберихе помешать беженцам проходить через линию снова и снова, еще больше затрудняя и без того громоздкий процесс.

Женщина средних лет с седой головой с неожиданной ловкостью вскочила на стол, а затем спрыгнула с другой стороны, несмотря на попытку усталого вице-консула схватить ее. Она побежала вдоль пирса. Двое матросов у трапа ближайшего парома вышли, чтобы преградить ей путь.

С нечленораздельным криком женщина бросилась в воды гавани. Брызнула маслянистая вода. Один из катеров Сантандера, патрулировавший, чтобы перехватывать пловцов, направился к этому месту, но Фарр не видел, как она  вынырнула.

— На складе Пакса и Моргана содержится табак  на двести тысяч долларов, — сказал Кули. — Бог знает, что еще. Сенатору Бимоди будет неприятно услышать, что он слишком долго ждал, чтобы перевести его.

На этот раз он делал замечание, а не угрожал.

Длинный пирс Салини был пуст. Два судна у Восточного Пирса, сами по себе ошеломляюще прогнившие, затонули у своих причалов десять лет назад.

Крейсер с деревянным корпусом «Императрица Джулия Моро» все еще плавал рядом с военно-морским пирсом  гавани, но его корма заметно опустилась. «Моро» вышел в море неделю назад вместе с остальным Вторым Имперским  Флотом по приказу Министерства в Чиано. Второй Флот представлял собой пестрый ассортимент. Помимо плохого технического обслуживания и недостаточного количества членов экипажа, все, что объединяло эти суда, — это их относительно небольшая осадка. Это делало операцию в Кишке менее рискованной, чем это было бы для более тяжелых кораблей, поскольку уровень навигации Имперского Флота был не выше, чем у его артиллерии.

«Моро», накренившись, вернулся в свой док шесть часов спустя. Он не успел скрыться из виду из гавани, как его кормовые швы начали расходиться так, что ему грозила неминуемая опасность затонуть. Теперь его палубы были забиты беженцами, для которых иллюзия пребывания на борту корабля была предпочтительнее ожидания штыков Избранных на суше.

Команда «Моро» сбежала в корабельных шлюпках, направляясь через Кишку в Дубук в Сантандере. Фарр действительно не мог их винить. Эти люди, вероятно, были единственными выжившими во флоте — если только другие суда тоже не сбежали и не затонули.

Паровой катер, пыхтя, направлялся к месту стоянки «Маккормик Сити», напротив пирса. С флагштока свисал флаг Сьерры. Дипломаты? Во всяком случае, еще одно осложнение в этот день ко всему прочему. На данный момент команда капитана Дандональда могла разобраться с этим вопросом.

Еще одним гражданским лицом, присутствовавшим на мостике, был тот, за кем Фарр послал вооруженную охрану: Генри Каргилл, консул Сантандера в Салини и чиновник, операции которого Фарру было поручено поддерживать. Отвернувшись от перил мостика — отполированной до блеска латуни, успокаивающей посреди такого хаоса, — Фарр вперил взгляд в изможденного консула.

— Мистер Каргилл, — сказал Фарр, — если мы в ближайшее время не эвакуируем этот порт, начнется бунт, за которым последует резня. У меня нет никакого желания стрелять в несчастных граждан Империи, и у меня еще меньше желания смотреть, как эти граждане затопчут военно-морской персонал. Когда мы сможем выбраться отсюда?

— Я не знаю, — ответил консул. Он покачал головой, затем сердито повторил: — Будь я проклят, если знаю, коммодор, но я знаю, что будет быстрее, если вы позволите мне вернуться к столам. Сейчас я должен сменить Хаксли — хотя бы на час. Это все время, что он сможет поспать до завтрашней полуночи!

Каргилл махнул рукой в сторону набережной. Беженцы стояли так же динамично неподвижно, как вода за плотиной, и так же готовы были с ревом прорваться, если в линии персонала Сантандера появится трещина.

— Они прибывают с севера быстрее, чем мы можем обработать тех, кто уже здесь, — продолжил он. — Формально у меня есть приказ содействовать возвращению граждан Сантандера в Республику. Неофициально, я выражаю глубокую озабоченность правительства тем, что большое количество беженцев без гроша в кармане наводнит Сантандер.

Группа вооруженных людей пробилась сквозь толпу к причалу. Фарр напрягся, ожидая столкновения, затем расслабился, когда отряд охраны пропустил вновь прибывших, даже не покрасив им лбы. Среди них были женщины, и, если только расстояние не обманывало Фарра, на некоторых мужчинах были части формы Морской Пехоты Сантандера.

Каргилл с горечью процитировал: — «Министерство надеется, что вы воспользуетесь своим здравым смыслом, чтобы предотвратить ситуацию, которая может поставить правительство в неловкое положение и втянуть Республику в ссоры, которые нас не касаются». Курьер, который доставил эту  записку, уничтожил ее передо мной после того, как я ее прочитал, но я уверен, что министр помнит, что он написал. И президент тоже, я не сомневаюсь!

Фарр посмотрел на консула с приливом сочувствия, которого он не ожидал почувствовать к человеку, задерживающему отправление эскадры. Сотрудники консульства были не единственными людьми, которые должны были нести ответственность перед своим начальством в случае, если акция имела бы негативные политические последствия. — Понятно, — сказал он. — Я ценю вашу искренность, сэр. Я оставлю вас, чтобы вы вернулись к своему...

Энсин Тиллингаст, палубный офицер «Маккормик Сити», вошел на мостик с взволнованным видом. За ним стояли двое вооруженных морских пехотинцев и гражданский человек с непокрытой головой, одетый в непромокаемый дождевик.

Тиллингаст перевел взгляд с Фарра на капитана Дандональда, который коротко кивнул ему на коммодора. Фарр командовал эскадрой, но он не управлял непосредственно экипажем флагманского корабля. Он старался быть скрупулезным, когда отдавал приказы через Дандональда, но естественный инстинкт самих людей заключался в том, чтобы иметь дело непосредственно с высшим начальством, присутствующим в кризисной ситуации.

— Сэр, он прибыл на катере, — сказал Тиллингаст, — я подумал, что должен привести его прямо сюда.

Незнакомец снял дождевик и аккуратно сложил его на левую руку. Под ним на нем была черно-серебристая парадная форма лейтенанта военной службы Страны с темно-синими нашивками на воротнике и аксельбантом, свисающим с его правого эполета. Чтобы завершить свое преображение, он надел шляпу-блюдце, которую держал под дождевиком.

— Я, конечно, не шпион, — сказал офицер Страны с широкой улыбкой своей удивленной аудитории. Это был невысокий светловолосый мужчина, твердый, как мраморная статуя. — Уловка была необходима, поскольку мы не могли быть уверены, что там...

Он указал на заполненную людьми набережную.

— ...признали бы флаг перемирия.

Вытянувшись по стойке смирно, он продолжил: — Коммодор Фарр, я лейтенант флота Хельмут Вайс, флаг-лейтенант унтер-капитана флота Элизы Эбердорф, командира Третьей Эскадры Крейсеров.

Он отдал честь. Фарр ответил на приветствие, чувствуя, как его душа возвращается к ледяному холоду, который охватывал ее каждый день его службы в качестве военного атташе в Стране.

— Мне поручено передать привет унтер-капитана Эбердорф, — продолжил Вайс, — и сообщить вам, что она разрешает нейтральным судам покинуть порт Салини в течение одного часа, прежде чем мы нападем.

— Понятно, — сказал Фарр без всякой интонации.

Корабли эскадры Фарра были почти такой же разнородной группой, как и Второй Имперский Флот. «Маккормик Сити» был прекрасным судном — 6000 тонн, скорость двадцать узлов, и ему было всего пять лет. На нем были установлены восьмидюймовые орудия в сдвоенных башнях на носу и корме, а также дополнительная батарея из пятидюймовых скорострельных орудий в десяти отдельных бортовых выступах на надстройке. «Рэндалл» был на пять лет старше, медленнее и нес четыре одиночных восьмидюймовых орудия за тонкими орудийными щитами на носу и корме. Фарр принадлежал к школе, которая считала, что броня толщиной, не менее трех дюймов, служит только для защиты от детонации снарядов, которые в противном случае могли бы пройти насквозь, нанеся лишь незначительный урон.

По крайней мере, за последний год вспомогательная батарея «Рэндалла» была заменена на пятидюймовые скорострельные пушки. Орудия, которые использовали заряды в мешках вместо металлических гильз, заряжались слишком медленно, чтобы отразить торпедную атаку.

«Ламбертон» был еще старше, с короткоствольными восьмидюймовыми пушками и вспомогательной батареей шестидюймовых орудий, которые были практически бесполезны, когда их еще проектировали — примерно в то время, когда Фарр был мичманом. И последнее, и не менее важное: «Ваккачи Тауншип» имел железную броню поверх деревянного корпуса, очень похожий на бедную «Императрицу Джулию Моро», стоящую в гавани. За всю свою карьеру ей никогда не удавалось развить скорость в тринадцать узлов.

— Атаковать что? — спросил капитан Дандональд. — Боже милостивый, парень! По-вашему, это похоже на военную базу?

Лейтенант Вайс усмехнулся. — Да, хорошо, — сказал он. — Вы должны понимать, джентльмены, что, хотя, несомненно, потребуется год или два, чтобы привести животных в состояние должной покорности, мы должны сначала закрыть дверцу клетки. Кроме того, эскадре нужна практика стрельбы по мишеням. Мы сопровождали транспорты в Корону.

Он посмотрел на «Моро». Ярко одетые беженцы создавали впечатление, что корабль был украшен флагами для торжественного военно-морского смотра, который так любила Империя. — Из того, что говорят те, кто присутствовал в Короне, главный Имперский Флот представляет не намного большую опасность, чем может представлять этот древний корабль.

Фарр попытался выбросить все из головы. Образ снарядов, попадающих в цель среди массы людей на «Моро», был слишком ясен; это отразилось на его лице. И если бы он заговорил, из его уст вырвалось бы что-нибудь непрофессиональное.

— Коммодор, — сказал запыхавшийся Энсин Тиллингаст, снова врываясь на мостик.

— Энсин! — крикнул Фарр. — Какого черта, по-твоему, ты делаешь, вламываясь в...

— Ваш сын, сэр, — ответил Тиллингаст.

— Джеффри? — выпалил Фарр. Он пожалел, что не может вернуть это слово обратно в том виде, в каком оно прозвучало, еще до того, как Джон Хостен шагнул в люк трапа.

Джон слегка прихрамывал. Он похудел на двадцать фунтов с тех пор, как Фарр видел его в последний раз; и, как подумал Фарр, мальчик также потерял невинность.

— Сэр, мне очень жаль, — сказал Джон. — Я расстался с Джеффри в Чиано. Он был в Короне, когда...

Джон, казалось, подбирал слова настолько тщательно, насколько ему позволяли усталость и бессонница. Фарр видел, как глаза его сына незаметно скользнули по форме Вайса.

— Когда мы разговаривали в последний раз, — продолжил Джон, — Джеффри намеревался предстать перед  группой командования Избранных. Он чувствовал, что связь с войсками Страны принесет больше пользы его профессиональному развитию и развитию армии Республики, чем пребывание в рядах Имперцев.

Лейтенант Вайс позволил себе натянуто улыбнуться. Капитан Дандональд демонстративно отвернулся.

— Я уверен, что пока мои сыновья живы, они будут выполнять свой долг как граждане Республики Сантандер, — сказал Фарр, его голос был спокоен, как волна, поднимающаяся на глубокой воде. — Как и их отец.

Третья Эскадра Крейсеров Страны, не принимавшая участия в боях,  как  намекнул Вайс, будет состоять из четырех почти идентичных современных кораблей. Это были отличные морские суда, даже быстрее, чем «Маккормик Сити» — если только их корпуса не обросли морскими организмами и водорослями.

С другой стороны, крейсера были небольшими кораблями, стандартное водоизмещение которых составляло менее 3000 тонн. Десять десятисантиметровых скорострельных пушек, каждая из которых находилась в спонсонах корпуса, не представляли серьезной артиллерийской угрозы для эскадры Фарра.  Но три торпедных аппарата были совсем другим делом. «Корона» доказала, насколько эффективными могут быть  торпеды Избранных.

— Лейтенант Вайс, — сказал Фарр. — Мне нужно связаться с моим командованием, прежде чем я отвечу на ваше сообщение. Я бы хотел, чтобы вы оставались при этом, чтобы вы могли предоставить своему начальнику полный отчет.

Вайс щелкнул каблуками, чтобы подчеркнуть свой кивок.

— Коммандер Гриссон, — сказал Фарр своему штабному секретарю, — подайте сигнал эскадре «Старт через десять минут».

Это был блеф. На его кораблях под парами были один или, самое большее, два котла, чтобы экономить уголь на якорной стоянке. Правила мирного времени. Тем не менее, Эбердорф держал свои крейсеры за горизонтом, так что к тому времени, когда Вайс вернется с ответом Фарра, пройдет больше установленного «часового срока».

— Сделайте это, Райан! — рявкнул Дандональд своему офицеру связи, который широко раскрытыми глазами смотрел из рулевой рубки. Капитан «Маккормик Сити» сейчас не собирался церемониться.

— Джентльмены, — продолжал Фарр, обращаясь к капитанам грузовых судов, наблюдавшим за происходящим с правого крыла мостика, — как присутствующий здесь старший военный офицер, я устанавливаю федеральный контроль над вашими судами. Вы пришвартуетесь...

— Вы не можете этого сделать! — заявил капитан Кули.

— Я сделаю это, капитан, — сказал Фарр, не повышая голоса. — И если вы хотите вернуться в Сантандер на гауптвахте этого судна, просто откройте рот еще раз.

Кули начал говорить, внимательно посмотрел в лицо коммодора и кивнул, извиняясь.

В отсеках «Маккормик Сити» зазвонили колокола. Орудие выпустило холостой выстрел в качестве сигнала внимания; старшины потянули фалы с флагами, передавая приказы коммодора остальной эскадре.

— Вы возьмете на борт как можно больше гражданских лиц, — продолжил Фарр. — Под этим я подразумеваю столько, сколько вы сможете втиснуть на борт с помощью рожка для обуви. Меня не волнует, если у вас будет виден только фут надводного борта — до Дубука всего восемьдесят миль, и прогноз — штиль. Мистер Каргилл...

— Да. На изможденном лице консула появилось подобие улыбки.

— Ваш персонал направит гражданских лиц на транспорты. Все проверки вы сможете выполнить после того, как мы пришвартуемся в Дубуке. Я оставлю вам сорок человек для контроля во время движения, чего, я надеюсь, будет достаточно.

— Сохранить этим беднягам их жизни само по себе должно быть достаточно, сэр, — сказал Каргилл. — Спасибо.

— Остальная часть береговой группы будет разделена на пять отрядов по двенадцать человек, Гриссон, — продолжил Фарр. — Они поднимутся на борт федеральных транспортов, чтобы помочь гражданским экипажам распознавать морские сигналы.

— Ввиду необходимости спешки, сэр, — сказал Гриссон, — я полагаю, что подразделения связи отправятся прямо к своим новым назначениям, а не вернутся на свои корабли, чтобы сдать оружие?

— Это верно, — ответил Фарр. Гриссон был племянником первой жены Фарра; очень способный мальчик.

— Коммодор, — сказал капитан Фитцуильямс, — не думаю, что я забыл сигнальную книгу за те двадцать лет, что провел в море. Не сокращайте свои орудийные расчеты ради этого. Мы будем там, куда вы нас отправите.

Фарр снова обратил свое внимание на лейтенанта Вайса. Лицо офицера Страны каким-то образом умудрилось стать еще более жестким и бледным, чем было, когда он прибыл.

— Лейтенант, — сказал Фарр, — я сожалею, что не смогу выполнить просьбу коммандера Эбердорф, потому что это противоречит моим приказам помочь консульским властям репатриировать граждан Сантандера из Салини. Как вы уже слышали, я принял меры по упорядочению этого процесса. Боюсь, погрузка, тем не менее, будет продолжаться до наступления темноты.

Глаза Вайса были полны холодной ненависти. Фарр подавил кривую улыбку. Его собственное чувство к офицеру Избранных было отвращением, а не ненавистью.

— Пока процесс не завершен, я должен просить, чтобы вооруженные силы Страны рассматривали Салини как продолжение Республики Сантандер, — продолжил Фарр. С возрастом появилась способность казаться спокойным, когда мир, вполне возможно, разваливался на части. — Я сожалею о любых неудобствах, которые это причиняет Коммандеру Эбердорф или ее начальству. У вас есть какие-нибудь вопросы?

— У меня нет вопросов к человеку, который не знает своего долга перед своей страной, Коммодор, — ответил Вайс.

— Когда у меня возникают вопросы о моем долге, лейтенант Вайс, — сказал Фарр голосом, который дрожал только в его собственном сознании, — я не прошу разъяснений у иностранца.

Вайс начал методично натягивать непромокаемый плащ. Его взгляд был устремлен за тысячу миль за переборкой, на которую он смотрел.

Капитаны грузовых судов обменивались взглядами и перешептывались. Теперь капитан Кули сплюнул через перила и сказал: — Коммодор? Остальные из нас считают, что мы тоже можем разобраться с морскими сигналами, пока мы не вернемся домой.

Он кивнул в сторону набережной и добавил: — Только не рассчитывайте, что эта компания окажется на борту до наступления темноты. Если на рассвете мы все еще не будем на месте, значит, моя мать девственница.

Офицер Страны направился к трапу, не отдавая честь и не дожидаясь, пока его отпустят.

— Лейтенант Вайс? — окликнул его Фарр. Вайс остановился и коротко кивнул, но не обернулся.

— Пожалуйста, сообщите своему начальнику, что, если она твердо настроена на битву, — сказал Фарр, — мы можем предложить ей битву получше, чем ее коллеги, похоже, нашли в Короне.

Вайс задрожал, затем спустился по трапу.

Фарр никогда в жизни не чувствовал себя таким уставшим. — Коммандер Гриссон, — сказал он, — подайте сигнал эскадре «Приготовиться к бою».

* * *

— Это первый раз, когда я вижу Корону, Джеффри, — сказал Генрих. — Полк высадился к северу от города, и у нас никогда не было возможности отправиться сюда, — усмехнулся он. — Не такая уж туристическая достопримечательность, как мне говорили.

Запах дыма все еще висел в воздухе через десять недель после того, как войска Страны захватили город. Рабочие бригады расчистили улицы, используя обломки разрушенных зданий, чтобы заполнить воронки от бомб, но не было никаких попыток восстановить что-либо.

Но никакой необходимости в реконструкции просто не было. Оставшееся в живых гражданское население портового города было вывезено из того, что теперь было военной резервацией, закрытой для бывших граждан Империи.

Корона была узлом, соединявшим армии завоевателей с их тыловыми базами в Стране. Все задания выполняли Протеже Страны. Труд здесь был слишком деликатным, чтобы его можно было доверить рабам, которые не были полностью сломлены ярмом. Колонны транспортных средств выезжали из доков: паровые грузовики, военные фургоны с мулами и смесь Имперского гражданского транспорта, запряженного чем угодно, от волов до реквизированных скаковых лошадей. Беспорядка было немного; военная полиция была в полном составе, регулируя движение, с жезлами в руках и начищенными металлическими жетонами на цепях вокруг шеи. Войска маршировали по обочине дороги, уступая дорогу Генриху и Джеффри на их лошадях. Офицер  Избранных обменялся приветствиями со своими коллегами, когда они проходили мимо, критически оглядывая пехоту Протеже.

Но не дым заставил Джеффри Фарра сморщить нос, когда он спешился и передал поводья конюху Протеже, который бежал у его стремени от переоборудованного загона   на окраине города. Никто не предпринимал усилий, чтобы найти все тела в обломках. Некоторые из них, должно быть, уже разложились. Что ж, за последние недели он учуял множество других трупов. Человеческие трупы не так плохи, как лошадиные, и нет ничего хуже зрелого мула.

— Итак, — с усмешкой сказал  полковник Избранных, — я надеюсь, что наш почетный гость нашел эту экскурсию по нашим новым территориям интересной?

— Да, по сравнению с серией приемов в посольстве, которые я ожидал, когда меня направили в Чиано, это правда, Генрих, — ответил Джеффри. Часть его хотела броситься к трапу «Сити Дубук», трехэтажного лайнера, зафрахтованного правительством Сантандера для репатриации своих граждан через Корону. В этом не было необходимости. Генриху он нравился.

И, помоги ему Бог, Генрих ему тоже нравился. Белокурый полковник олицетворял добродетели, которые Страна прививала своим Избранным гражданам: мужество, стойкость, уверенность в себе и самопожертвование.

— Ты не должен ненавидеть их, парень, — сказал Радж Уайтхолл в голове Джеффри. — Просто раздави их, как ты  раздавил бы скорпиона.

Хотя Джеффри тоже повидал немало поводов для ненависти.

Джеффри поднял рюкзаки, прикрепленные по обе стороны от седельной луки, и перекинул их через левое плечо. Он прихватил свой набор уже на ходу. В основном одежда, изготовленная в Стране. Жизнь с пожарной командой Генриха была достаточно опасной, кроме того, его могли бы принять за Имперского лазутчика. Он бы изменил ее, поднявшись на борт, если  возможно. Уже опоздавшие на посадку на «Дубук» пассажиры бросали на него суровые взгляды.

— Без сомнения, очень роскошно, — сказал Генрих, критически оглядывая лайнер. — Ну, я не завидую тебе. Я сам с нетерпением жду сегодняшнего вечера во временном офицерском общежитии с чистыми простынями. И нескольких человек, гм, чтобысогреться с ними, не так ли?

Свисток «Сити Дубук» выдал предупреждение из двух нот: минута до подъема трапа. Члены экипажа уже поднимались на борт, готовясь к отчаливанию. Если бы Джеффри пропустил этот корабль, ему пришлось бы сесть на грузовое судно до Страны и оттуда переправиться в Сантандер. По крайней мере, на данный момент Избранные наложили эмбарго на всю регулярную торговлю между их недавно завоеванными территориями и остальной частью Визагера.

— Жаль, что так получилось, — сказал Центр, — но тайных путей снабжения в этот район будет достаточно для поддержки наших партизанских операций низкой интенсивности.

Джеффри был очень рад, что оказался здесь, чтобы подняться на борт «Дубука».  После кампании, которую он только что наблюдал, он не хотел находиться рядом с Избранными дольше, чем это было необходимо.

— Спасибо за гостеприимство, Генрих, — сказал он. — И за вашу помощь в том, чтобы доставить меня сюда вовремя, чтобы избежать долгого плавания домой.

Генрих рассмеялся и наклонился с седла, чтобы обнять Джеффри по-мужски, предплечье к предплечью, взявшись руками, за локти друг друга. — Повод вывести мои войска с поля боя, — сказал он, выпрямляясь. — Я не единственный, кто ценит небольшой отдых и перемены.

Свисток «Дубука» издал свой полный призыв из трех нот. Генрих подогнал свою лошадь вперед так, что ее передние копыта уперлись в трап. Животное нервно заржало, услышав глухой звук. Матрос на верхней палубе выкрикнул проклятие.

— Тогда иди, друг мой, — сказал Генрих. Он улыбнулся. — И скажи человеку, который только что заговорил, что, если его язык снова будет болтать, я поднимусь на борт и добавлю его к другим своим трофеям.

Джеффри начал подниматься до того, как кто-то на борту корабля сказал что-то не то, пытаясь поднять трап. Он слишком хорошо знал Генриха, чтобы принять угрозу за шутку.

— И я бы не стал рассчитывать на то, что тот факт, что ты ему нравишься, сильно повлияет на то, как Генрих выполняет свои обязанности, парень, — сказал Радж. — Конечно, нет.

Гражданский мужчина средних лет и старший стюард «Дубука» ждали Джеффри у трапа. Их мрачные выражения сменились настороженным вопросом, когда они посмотрели на дипломатический паспорт, который он им предъявил.

Джеффри показал за рукав своей формы  с эмблемой войск Страны. — Я оказался не в том месте, когда началась битва, — сказал он тихим голосом. — Если вы можете помочь мне найти одежду, которую носят люди, я был бы более чем благодарен.

— Джеффри,  друг мой? — крикнул Генрих, отпуская свою нервную лошадь назад. Гидравлическая лебедка немедленно начала поднимать трап на борт. — Когда отдохнешь, приезжай ко мне снова. Эти скотины будут обеспечивать нам интересные занятия в течение многих лет, что бы ни говорил Совет!

Джеффри весело помахал рукой и отошел от перил. Если Генрих больше не мог его видеть, у того было меньше шансов выкрикнуть что-то, что еще больше поставило бы Джеффри не на ту сторону разделения между ним и всеми остальными на борту «Сити Дубук». — Приходится мириться, когда управляет дьявол, — пробормотал он людям рядом с ним.

— Я полагаю, вы родственник Джона Хостена, сэр? — нейтральным голосом спросил штатский.

— Его зовут Бимер, — подсказал Центр. —  Он заместитель директора исследовательского отдела министерства, хотя его прикрытием являются консульские дела.

— Джон — мой брат, — с благодарностью ответил Джеффри. — Сводный брат, на самом деле, но мы очень близки.

Бимер кивнул. — Я позабочусь о замене вашей одежды, сэр, — сказал он. Обращаясь к стюарду, он добавил: — Феррингтон? Мне нужна только одна из комнат в моем люксе. Я предлагаю поместить капитана Фарра в другую комнату. Я знаю его брата.

Стюард все еще выглядел озадаченным, но он пожал плечами и сказал: — Конечно, мистер Бимер. Капитан Фарр? Это будет номер F на Шлюпочной Палубе. Хотите, чтобы стюард отвез ваш багаж туда?

«Сити Дубук» издал мощный гудок. Пара буксиров со стороны гавани пронзительно прогудели в ответ. Их винты вспенили воду, устраняя слабину в тросах, привязывающих их к лайнеру.

Джеффри со слабой улыбкой поднял свои седельные сумки. — Спасибо, я думаю, что справлюсь сам, — сказал он. — Если вы, джентльмены, не возражаете, я понаблюдаю за отходом с носа.

— Конечно, — невозмутимо ответил Бимер. — Я надеюсь, что у вас будет время, чтобы поболтать со мной о ваших недавних впечатлениях.

— Все, что вы пожелаете, капитан, — сказал стюард. — Что касается экипажа «Сити Дубук», то это обычный коммерческий рейс. Мы здесь, чтобы помогать вам.

Джеффри сделал паузу. — Какое-то время, — сказал он, — я не думал, что когда-нибудь увижу дом живым.

И это была, правда, если он когда-либо говорил ее. Он поклонился двум мужчинам и пошел вперед. Палуба дрожала от вибрации двигателей буксиров.

— Центр? — спросил он. Неужели папа думал, что Эбердорф нападет на гавань, пока он там?

— На это не было никаких шансов, парень, — ответил Радж. Коммандер Эбердорф провела последние три года за столом в центральном офисе военно-морского флота в «Принятии Присяги». Она политически подкована, чтобы начинать вторую крупную войну, пока идет первая.

«Сити Дубук» закачался, когда отошел от причала. Ведущий буксир подал сигнал тремя быстрыми гудками.

— Но знал ли об этом папа? — потребовал Джеффри.

— У твоего отца нет доступа к базе данных, которая информирует тебя о решениях… и Раджа, — ответил Центр после паузы, которая могла быть только преднамеренной. — У него также нет моей способности к анализу, доступной ему. Он рассматривал вероятность сражения как не более одного из десяти, а риск тотальной войны, возникающий в результате такого боя, в том же порядке вероятности.

Джеффри положил руку на деревянные перила. На них была липкая шероховатость соли, отложившейся с тех пор, как матрос вытер ее сегодня утром.

— «Папа считал, что риск лучше, чем жить с альтернативой».

В то время, когда канал связи Джеффри через Центр показал ему сцену на мостике «Маккормик Сити», он собственными глазами наблюдал, как Генрих и два помощника пытали двенадцатилетнего мальчика, чтобы узнать, где его отец, мэр города, спрятал оружие из полицейского участка.

Корабль снова покачнулся, на этот раз от крутящего момента центрального винта, когда он начал двигаться вперед очень медленно.

— «Я был так напуган… но я бы никогда больше не заговорил с папой, если бы он допустил резню, подобную той, которую я наблюдал».

— Под моим началом служили такие люди, как твой отец, — сказал Радж. Они могли только догадываться о том, что должен был знать Центр, но им все равно удавалось действовать так, как поступил бы и я.

«Сити Дубук» снова засвистел, протяжно и хрипло, когда все три винта начали взбивать воду в направлении дома.

— Я всегда думал, что эти люди были величайшей удачей в моей карьере, — добавил Радж.

Глава одиннадцатая

Герта Хостен сплюнула в сухую пыль деревенской улицы.

— Лейтенант, какого черта, по-вашему, вы делаете? — спросила она.

— Показываю этим животным пример! — ответил молодой офицер.

— Пример чего — как проявить мужество и стойкость? — спросила она.

Предмет их диспута свисал вниз головой с веревки, обвязанной вокруг его лодыжек и перекинутой через толстую ветку живого дуба, который затенял деревенский колодец. Он тоже плюнул в ее сторону, затем вернулся к надтреснутому, немелодичному исполнению «Имперской славы», национального гимна бывшей Империи. Двести или около того крестьян и ремесленников стояли и наблюдали за происходящим за заслоном пехоты Протеже; городская знать, священники и другие потенциальные нарушители спокойствия тоже были вовлечены в это. От собравшихся жителей деревни пахло потом и ненавистью, их взгляды были скрытыми, за исключением немногих, у кого хватало смелости свирепо смотреть на них. Палило солнце, жаркое даже по меркам Страны в этот день позднего лета, но достаточно сухого, чтобы у нее пересохло в горле.

Герта вздохнула, вытащила свой автоматический пистолет «Лаутер», передернула затвор и выпустила одну пулю в голову висящего человека с расстояния менее метра. Ровный упругий треск эхом отразился от побеленных каменных домов, окружающих деревенскую площадь, и от церкви, которая возвышалась над ней. Гражданские отпрянули с нестройным ропотом; солдаты Протеже наблюдали за ней с нелюбопытным спокойствием бычьих глаз. Кровь, осколки костей и блестящие кусочки мозга брызнули на ноги Протеже, который ждал с колючим хлыстом. Он разинул рот от удивления, подняв одну ногу, а затем другую в медленном замешательстве.

— Гауптман...

— Заткнись. Герта извлекла магазин, положила его в чехол на поясе рядом с кобурой и вставила новый в гнездо пистолета. — Пойдем.

Она положила руку на плечо лейтенанту и отвела его на несколько шагов в сторону, доверительно наклонившись к нему. Каким бы молодым он ни был, она не думала, что он принял улыбку на ее лице за выражение дружелюбия; с другой стороны, она была полным капитаном и прикреплена к Разведке Генерального Штаба, так что он, вероятно, послушал бы — хотя бы немного.

— Что именно вы планировали сделать? — спросила она.

— Ну... В жилище этого животного были найдены боеприпасы. Я должен был казнить его, расстрелять пятерых других, взятых наугад, а затем сжечь деревню.

Герта снова вздохнула. — Лейтенант, логика нашего общения с этими животными проста. Она сжала одну руку в кулак и поднесла ее к его носу. — Это звучит так: — Собака, вот мой кулак. Делай, что я хочу, или я ударю тебя этим кулаком.

— Да, Гауптман...

— Заткнись. Так вот, у этой формы общения есть неотъемлемое ограничение. Вы можете сжечь их дома только один раз — тем самым сократив сельскохозяйственное производство в этом районе на сто процентов. Вы можете убить их только один раз. После чего они перестают быть потенциально полезными единицами труда и становятся большим количеством мертвого мяса, а свинина намного дешевле. Ты понимаешь, что я имею в виду, парень?

— Нет, Гауптман.

На этот раз Герта подавила вздох. — Террор — эффективный инструмент контроля, но только в том случае, если он применяется избирательно. Во вселенной нет никого более опасного, чем тот, кому нечего терять. Если вы забьете человека до смерти за то, что у него были две гильзы от дробовика — заряженные дробью, он, вероятно, просто забыл о них, — тогда какой стимул останется, чтобы помешать ему, оказать активное сопротивление?

— О.

Младший офицер выглядел так, будто он задумался, что было глубоко обнадеживающим. Ни один Избранный на самом деле не был глупым; Жизненный Тест  довольно тщательно отсеивал людей с низким IQ, и так было на протяжении многих поколений. Это не означало, что Избранный не мог быть умышленно глупым, хотя — чрезмерно жестким, закостенелым.

— Итак. Вы должны применять градуированную шкалу наказания. Помните, мы здесь не для того, чтобы истреблять этих животных, какой бы заманчивой ни была перспектива.

Герта посмотрела на жителей деревни. Мысль о том, чтобы просто загнать их всех в церковь и поджечь, была чрезвычайно заманчивой. Возможно, это было бы лучшей политикой: просто уничтожить население Империи и заполнить пустое пространство естественным приростом Протеже Страны. Но нет. Бехфель есть бехфель. Это было бы слишком медленно, и никто не знает, что за это время вытворят другие державы. Кроме того, судьбой Избранных было править всем остальным человечеством; сначала здесь, на Визагере, и, в конечном счете, по всей вселенной, навсегда. Геноцид в этом смысле был бы признанием неудачи.

— Без сомнения, предки наших Протеже были такими же непослушными, — задумчиво произнес пехотный лейтенант. — Тем не менее, мы одомашнили их довольно успешно.

— Действительно. Хотя для этого у нас было три столетия изоляции, и даже при этом у меня иногда возникают сомнения. Тогда продолжайте.

— Что бы вы предложили, Гауптман?

Герта заморгала от резкого солнечного света. — Вы давно здесь в гарнизоне?

— Только что прибыл — полгода назад здесь слегка навели порядок, но с тех пор здесь никого не было.

Она кивнула; Империя была чертовски велика после тесных размеров Страны. Карты просто не передавали реальность этого пространства, не так, как пеший марш или полет.

— Ну, тогда… пусть ваши солдаты выберут женщин и развлекутся несколько часов. Пусть остальная часть стада наблюдает. Судя по сообщениям, это эффективное наказание средней степени тяжести.

— Вот как? Брови лейтенанта удивленно приподнялись.

— Психология животных, — ответила Герта, выпрямляясь и отдавая честь.

— Есть. Будет исполнено, Гауптман. Я прослежу за этим.

Герта проводила его взглядом, а затем запрыгнула в ожидавший ее паровой автомобиль, держась одной рукой за поручень.

— На запад, — сказала она водителю.

Перед ней простиралась длинная пыльная дорога с однообразными холмами. Поля пшеницы, ячменя и кукурузы — кукуруза уже выбрасывала метелки, мелкие зерна давно превратились в стерню — и пастбища, где то и дело попадались лесные участки или фруктовые сады, а то и деревушка с белыми стенами у небольшого ручья. Начала подниматься пыль, когда водитель прибавил скорость, и она натянула шейный платок на нос и рот. Машина была покрыта пылью и пахла чем-то перечно-землистым, а также сильным запахом конского пота от двух стрелков Протеже, которые ее сопровождали.

— «Богатство, я полагаю», — подумала она, глядя на сельскую местность, которую она обследовала для своего предварительного отчета. Теплая, плодородная и достаточно хорошо орошаемая, без проблем с выщелачиванием почвы, эрозией, тропическими насекомыми и болезнями. Место для роста Избранных.

— Мы в ситуации питона, который проглотил свинью, — пробормотала она себе под нос. — Это всего лишь вопрос времени, но неудобно в промежутке. Такова была оптимистическая интерпретация.

Иногда она думала, что это больше похоже на мух, которые завоевали липкую бумагу.

* * *

— Мама!

Юный Морис Хостен ковылял по траве лужайки на неуверенных полуторагодовалых ножках. Пия Хостен ждала, присев на корточки и улыбаясь, длинные прозрачные белые юбки расправились вокруг нее, а одной рукой она придерживала широкополую шляпу с цветочной короной.

— Мама!

Пия, смеясь, подхватила ребенка на руки. Джон улыбнулся и отвернулся, возвращаясь к виду на террасу и сады. За забором находилось то, что когда-то было овечьим пастбищем, когда этот дом близ Энсбурга был штаб-квартирой крупного ранчо. Энсбург вырос после Гражданской Войны, превратившись в промышленный город с населением в полмиллиона человек; по мере приближения к окраинам большая часть ранчо была разделена на сады и молочные фермы, а старое поместье превратилось в место для отдыха промышленников на выходные. Все это  было так, главное изменение заключалось в том, что владельцем стал Джон Хостен, и что он использовал его не только для отдыха.

— Давайте туда, все, — сказал он.

Компания взяла свои напитки и направилась к забору. Был мягкий весенний день, достаточно теплый, чтобы можно было надеть рубашки с короткими рукавами, но не настолько, чтобы некоторые гости чувствовали себя некомфортно во фраках и галстуках. Они нашли места вдоль выкрашенных в белый цвет досок забора, кучками и группами между посаженными вдоль него буковыми деревьями. На коротко подстриженном лугу стояло хитроумное сооружение, построенное из проволоки, брезента и дерева, с двумя крыльями и оперением впереди, и все это покоилось на трехколесном шасси со спицами.   Между крыльями сидел человек, положив руки и ноги на рычаги управления, в то время как еще двое стояли сзади на земле, положив руки на толкающий винт, прикрепленный к небольшому радиальному двигателю.

— Ради твоего же блага я надеюсь, что это сработает, сынок, — вполголоса сказал Морис Фарр, подходя к Джону. Он сделал глоток сельтерской воды и пригладил указательным пальцем седеющие усы.

— Ты же не думаешь, что это первое испытание, папа? — сказал Джон со спокойной улыбкой.

Бывший коммодор — теперь на его эполетах были адмиральские звезды и якоря — рассмеялся и хлопнул Джона по плечу. — Я больше не удивляюсь, как ты так быстро разбогател, — ответил он.

— «Если бы ты только знал, папа», — подумал Джон.

— Ветровые потоки сейчас оптимальны, —  намекнул Центр.

— Вперед! — крикнул Джон.

— Контакт! — сказал Джеффри с места пилота, опуская очки со лба кожаного шлема на глаза. Длинный шелковый шарф вокруг его шеи развевался на ветру.

Двое рабочих крутанули пропеллер. Двигатель затрещал, зашипел и перешел в жужжащий рев. Ветер развевал одежду зрителей, и несколько дам потеряли свои шляпы. Они прыгнули за ними, и все заслонили глаза от летящего песка. Джеффри снова крикнул, неслышимый на таком расстоянии из-за шума двигателя, и двое помощников вытащили упоры из-под колес шасси. Маленькое суденышко начало разгоняться, сначала медленно, двое мужчин держались за каждое крыло и бежали рядом, затем рванулось вперед, когда они отпустили его. Колеса изгибались и подпрыгивали на небольших неровностях грунта.

Несмотря ни на что, Джон обнаружил, что затаил дыхание, когда колеса врезались в последнюю кочку и остались висеть в воздухе… шесть дюймов над дерном…  восемь… пять футов и еще выше. Он с трудом выдохнул. Самолет взлетел, медленно и грациозно накренившись и набирая высоту по широкой спирали, пока не оказался в пятистах футах над толпой. Послышались голоса, поднялись руки, слышались возгласы ах-ах-ах.

Двое мужчин, которые помогали при взлете, подошли к ограждению. Джон моргнул, прогоняя видение, наложенное на его собственное: земля внизу разверзается, а люди и здания уменьшаются до размеров куклы.

— Отец, это Эдгар и Уильям Вонг, изобретатели, — сказал он. — Ребята, это мой отец — адмирал Фарр.

— Сэр, — сказал Эдгар, когда они пожали ему руку. — Ваш сын слишком добр. По крайней мере, половина идей принадлежала ему, как и все деньги.

Его брат покачал головой. — Мы бы все еще возились с перегибом крыла для управления, если бы Джон не предложил подвижные элероны, — сказал он. — И получил лучшее соотношение профиля на крыльях. У него неплохие способности к математике, сэр.

Морис Фарр улыбнулся в знак признательности, не отрывая глаз от того места, где его сын летал над их головами. Ровный гул двигателя жужжал, как гигантская пчела.

— Это работает, — тихо сказал он. — Так, так.

— Чертова игрушка, — произнес новый голос.

Джон повернулся с дипломатичным поклоном. Генерал Макрайтер, вероятно, не приехал бы, если бы не богатство и политическое влияние Джона. Он уставился на машину и подергал себя за белые моржовые усы, которые пересекали лицо цвета  вареного омара… или это мог быть тугой воротник его коричневой форменной туники.

— Чертова игрушка, — повторил он. — Еще одна вещь для кровавых политиков, — здесь присутствовали дамы, и можно было услышать легкое колебание перед мягким ругательством, как запомнил его генерал, — на что тратить деньги, когда нам нужен каждый пенни для настоящего оружия.

— Избранные сочли воздушную разведку чрезвычайно полезной в Империи, — мягко сказал Джон, вертя в пальцах форменную фуражку.

Макрайтер хмыкнул. — Возможно. Согласно отчетам молодого Фарра.

— Согласно всем отчетам, генерал. В том числе из моей собственной службы и Министерства.

Ворчание генерала показало, что он думает о сообщениях моряков или Исследовательского бюро Министерства Иностранных Дел.

— Заметьте, они использовали дирижабли, — сказал Макрайтер, поворачиваясь к Джону. — Какова дальность и скорость? Насколько это надежно?'

— Восемьдесят миль в час, сэр, — сказал Джон с мягкой вежливостью. — Пока дальность полета составляет около часа. Время работы двигателя до отказа составляет около трех часов, плюс-минус.

Лицо генерала стало еще более багровым. — Тогда какой, на… черт возьми, в этом чертов прок? — сказал он, резко кивнув адмиралу и уходя, позвав своего адъютанта.

— Какая польза от ребенка? — сказал Джон.

— Вы уверены, что вашу машину можно улучшить? — спросил старший Фарр.

— Так же уверен, как, если бы у меня было видение от Бога (или Центра), — ответил  Джон. — В течение десятилетия они будут летать в десять раз дальше и в три раза быстрее, я ставлю на это все, что у меня есть.

— Я надеюсь на это, — сказал Фарр. — Потому что нам это очень понадобится. Военно-морскому флоту больше всего.

— Вы так думаете, адмирал? — спросил другой мужчина. Фарр слегка вздрогнул; он не видел, как подошел штатский в коричневом фраке.

— Сенатор Бимоди, — осторожно произнес он.

Политик-финансист приветливо кивнул. — Адмирал. Рад снова вас видеть. Он протянул руку. — Никаких обид, а?

Фарр ответил на этот жест. — Не с моей стороны, сэр.

— Ну, вы же не тот, кто потерял полмиллиона, — добродушно сказал Бимоди. Это был худощавый щеголеватый мужчина с подстриженными до черной ниточки усами над верхней губой. — С другой стороны, и Иисус Христос с приказом президента не смог бы спасти эти склады, судя по отчетам моего шкипера. И вы в наши дни настоящий «золотой мальчик», после того как столкнулись лицом к лицу с той сукой Избранных  в Салини. Мы можем предложить ей лучший вариант, чем, по-видимому, нашли ее коллеги в Короне, — с удовольствием процитировал он. Улыбка сенатора была обезоруживающей. — Что касается того и другого, то обиды были бы довольно бесполезны. И у меня нет времени на непродуктивные жесты, Адмирал. Вы думаете, нам это понадобится?

— Чертовски верно, мы так и сделаем. Знание местоположения вашего врага — это половина успеха в морской войне. Знать, где он находится, в то время как он не знает, где ты, — это другая половина. Мы полагались на быстрые крейсера и эсминцы с торпедными катерами для разведки и прикрытия нас, но дирижабли Избранных в четыре раза быстрее самых быстрых судов. Кроме того, они могут вести разведку с расстояния в несколько тысяч футов. Нам нужен эквивалент, и он нам очень нужен, иначе в случае войны мы потерпим поражение на море.

— Что, по мнению некоторых, неизбежно, — задумчиво произнес Бимоди. — Я не совсем уверен, но новости из Империи определенно подтверждают эту гипотезу. Да, Адмирал, Джон.

— Люди могут вас удивить, — задумчиво сказал Фарр, когда сенатор пробирался сквозь толпу, пожимая руки и улыбаясь.

— Бимоди знает, когда нужно вскочить на подножку, — сказал Джон. — И он крупный владелец сталелитейных заводов и тяжелого машиностроения — наращивание военно-морского флота будет для него как лицензия на печатание денег. И он не дурак; я имел с ним достаточно дел, чтобы узнать это.

— Дорогой, — вмешался голос Пии. Она обняла его за руку; няня стояла позади нее с ребенком. — Папа. Ее глаза поднялись к самолету, который кружил над ними. — Я бы с удовольствием полетала когда-нибудь.

Джон обнял ее за плечи. — Может быть, через несколько лет, — сказал он. — А вот и Джеффри.

Самолет быстро снизился, на мгновение, казалось, завис в воздухе, затем коснулся земли, покачнувшись. Братья Вонг выбежали, чтобы ухватиться за кончики крыльев и держать его против ветра; другие рабочие принесли веревки и брезент, чтобы закрепить его. Джеффри Фарр спрыгнул с места управления, снял шлем и помахал рукой под одобрительные возгласы толпы. Он легко перепрыгнул через забор, держась одной рукой за столб, затем направился к своему отцу и сводному брату. Одна рука обнимала за талию хорошенькую темноволосую девушку, которая прижалась к нему и со смехом смотрела на него снизу вверх.

— Я вижу, ты уже нашел способ извлечь выгоду из очарования полета, Джефф, — сказал Джон, склонившись над ее рукой.

— Слишком поздно, — ответил Джеффри. — Хотел сказать тебе, что ты будешь шафером.

Джон быстро поднял глаза и увидел, что Пия смеется над ним. — Есть вещи, о которых тебе не скажет даже твоя закадычная жена, — покорно сказал он.

— И я тоже просил Центр не говорить тебе, — сказал Радж. В бестелесном голосе звучала улыбка.

— Ну, маме я тоже еще не сказал, — промолвил Джеффри. — Есть пределы даже моей храбрости.

— Я уверен, что твоя мама будет в восторге, — сказал старший Фарр, в свою очередь, склонившись над рукой Лолы. — Но я не удивлен, после прошлого года. Похоже, Империя покорила обоих ее сыновей.

Лицо Пии на мгновение окаменело, но затем она заставила себя вернуться к веселью. — Может быть, осенью свадьба?

Джеффри кивнул. — И Джон не сбежит от меня — хотя я должен запретить ему посещать церковь, учитывая, как он женился без меня, невнимательный ублюдок.

Джон усмехнулся. — Я уверен, что вы могли бы видеть это так же ярко, как, если бы вы действительно были там, — сухо сказал он. — Как самолет летает?

— Приходится вести его слишком аккуратно, вот в чем проблема. Джеффри пожал плечами. — Довольно мило для машины с недостаточной мощностью. Очень маневренна, теперь, когда движение закрылков расширено. Оперение, вообще-то, тормозит, но я думаю, что его придется убрать, когда вы перейдете на закрытую кабину; вихревые потоки вокруг нее близко к земле сильны. Кроме того, нужен двигатель получше и что-нибудь, чтобы перекрыть ветер.

— И ты должен произнести об этом речь, — сказала Пия, беря Джона под локоть.

— Черт возьми, — пробормотал он, глядя на собрание.

Около пятидесяти человек. Важные люди, высокопоставленные военные, промышленники, репортеры крупных газет и телеграфных служб, политики в военных комитетах.

— Это часть твоей работы, — безжалостно сказала Пия.

Джон вздохнул и поправил лацканы. Никто никогда не говорил, что эта работа будет приятной.

* * *

— Так много информации для отчетов, что его невозможно сделать, — сказал Карл Хостен, глядя на сводки.

Герта Хостен со щелчком закрыла свою собственную папку. — Ну, сэр, вряд ли было секретом, что полет на машине тяжелее воздуха возможен. В конце концов, мы здесь, а не на древней Терре.

— Но наши предки прибыли не на крылатых машинах с пропеллерами, — со вздохом сказал  генерал Избранных.

Герта с беспокойством посмотрела на него. Теперь в лице ее приемного отца было больше белого, чем серого, и его лицо выглядело усталым даже в десять утра. — Долг есть долг, — напомнила она себе. Не вся завоевательная работа делается на поле боя.

Она сама на некоторое время вернулась в Коперник. В Империи — бывшей Империи, а теперь на Новых Территориях — осталось не так уж много боевых действий, во-первых, а во-вторых, она снова была беременна, прошло достаточно месяцев, чтобы какое-то время подежурить за столом. Побеленный офис в здании Генерального Штаба находился на третьем этаже; отсюда, поверх стены внутреннего двора, она могла видеть обширную строительную площадку, где группы рабов с Новых Территорий копали красную вулканическую землю центрального плато, наполняя теплый влажный воздух запахом грязи. Какое-то офисное здание, как предположила она; бюрократы в наши дни были растущей отраслью. Правительство Страны всегда было жестко централизованным и всемогущим, и ему предстояло сделать гораздо больше. Или это могут быть фабрики. Многие из них тоже поднимались.

Она посмотрела на папку. — Согласно отчету Джона, они собираются использовать эти корабли тяжелее воздуха главным образом потому, что их эксперименты с дирижаблями обернулись такой катастрофой.

Генерал Хостен кивнул и ткнул пальцем в фотографию. Это был зернистый газетный снимок, на котором были видны призрачные очертания разбитого и сгоревшего дирижабля, разбросанного по голому травянистому склону холма с горами вдалеке.

— Я не удивлен. Успех или неудача в проектировании дирижаблей — это в основном вопрос деталей, и бесконечная способность прилагать усилия — это наша великая сила.

— «В то время как наша главная слабость — одержимость деталями в ущерб общей картине», — про себя подумала Герта. Были вещи, которые нельзя было говорить важной персоне из Генерального Штаба, даже если он был твоим отцом.

— И все же, нам придется последовать их примеру, — сказала Герта. — Дирижабли потенциально очень уязвимы для самолетов такого типа, и сами по себе они могут быть очень полезны.

Карл задумчиво кивнул, проводя пальцем по своей тяжелой линии подбородка. — Я подниму этот вопрос на следующем собрании персонала, — сказал он. — Воздушный Совет, конечно, должен быть проинформирован. Глядя вниз на папку, он продолжил: — Йохан сослужил здесь хорошую службу.

Тем не менее, он хмурился. Герта заметила это выражение и быстро отвела взгляд. — «Не совсем ему комфортно», — подумала она. — «Не ожидал, что Джонни когда-нибудь изменит делу, даже ради Избранных». Она согласилась по совершенно другим причинам, но опять же, сейчас было не время упоминать об этом.

— Сэр, следующий пункт — это ассигнования на Дальние Западные острова.

Карл кивнул и открыл папку. — Это кажется очевидным, — сказал он. — Климат на островах, если уж на то пошло, более суровый, чем в Стране; расстояние огромное — более восьми тысяч миль, — а стоимость полезных ископаемых едва превышает стоимость добычи.

Герта облизнула губы. — Сэр, при всем уважении, я бы настоятельно не советовала в настоящее время ликвидировать там базу.

Брови Карла поползли вверх. — Почему? Теперь, когда Империя принадлежит нам, это вряд ли кажется экономически выгодным.

— Сэр, Империя бедна полезными ископаемыми, особенно источниками энергии. Наша перерабатывающая промышленность здесь, в Стране, будет резко расширяться, и нефть на островах может оказаться очень полезной. Кроме того, мне просто не нравится отдавать территорию, на завоевание которой мы потратили жизни.

Он медленно кивнул. — Возможно. Я приму этот вопрос к сведению. Далее, у нас есть отчет от наших агентов в Союзе дель Эст.  Он мрачно улыбнулся. — Республика Сантандер — не единственная сторона, которая может играть в игру по разжиганию беспорядков на границах.

* * *

— К черту все это!

Джеффри Фарр выругался во внезапной звенящей тишине внутри корпуса. Единственным звуком был предсмертный грохот, когда что-то билось в забвении обо  что-то столь же металлическое и неподатливое.

Он поднял засаленные очки и высунул голову с верхней палубы. Черный маслянистый дым валил из решетки над задней палубой; к счастью, с востока дул сильный ветер, унося большую его часть прочь. Остальная команда из четырех человек выскочила с поспешностью, порожденной многомесячным опытом общения с «Грязной Герти» и ее слабостями, стоя на почтительном расстоянии со своими кожаными шлемами в футбольном стиле в руках.

Джеффри спустился сам, сознавая, что ему тридцать один год, а не поздний подростковый возраст других членов экипажа. Не то чтобы он не был таким проворным, просто было немного больнее; и он устал, смертельно устал.

— Опять фильтр? — спросил главный механик гражданских подрядчиков «Покипс Моторс».

— Да, я думаю, — ответил Джеффри, выплевывая изо рта запах горящего бензина и смазочного масла и делая глоток из предложенной кем-то фляги. — Прорвало топливопровод или пробило масляный резервуар.

Военная резервация, которую они использовали, находилась на южной окраине долины реки Сантандер, в двухстах милях к западу от столицы. Участок равнины, затем несколько покрытых деревьями лессовых холмов, спускающихся к пойме, десять тысяч акров или около того. Пережиток тех дней, когда цены на землю не росли так высоко; это была первоклассная страна кукурузы и свиней — и крупного рогатого скота — повсюду. Большая часть этого участка теперь была разворочена сочлененными металлическими гусеницами «Герти» и ее сородичей, а также огромными колесами паровых тягачей, которые доставляли их на место, когда они ломались, что происходило постоянно. «Герти» был последней моделью: клепаный стальной ящик на гусеницах, около двадцати футов в длину и восьми в ширину, со стационарным круглым дотом наверху, который должен был изображать башню. Инженеры все еще работали над кольцом башни и механизмом поворота и, были близки к завершению.

— Проблема в том, — сказал механик, — что вы сильно перенапрягаете двигатели. У них достаточно лошадиных сил, — два семидесятипятисильных двигателя —  достаточно для легковых автомобилей. Но крутящий момент нагружает их больше того, на что они рассчитаны.

— Что ж, нам придется переделать их, не так ли?

Джеффри старался говорить нейтральным тоном. Этот человек изо всех сил старался выполнять свою работу; не его вина, что здесь, в западных провинциях Сантандера, инженерных талантов было так мало. Здесь была страна фермеров и сквайров, и так было всегда. За пределами восточного нагорья производство было в основном ограничено портовыми городами и сосредоточено на морской торговле и производстве текстиля. Проблема заключалась в том, что это была первоклассная танковая страна; провинциальные ополченцы здесь действительно были заинтересованы в перспективе танковой войны. Никто, кроме нескольких динозавров вроде генерала Макрайтера, больше не думал о перспективах конной кавалерии, особенно после того, что произошло в Империи.

Джеффри почувствовал, как огрубела его кожа. Пулеметы замерцали в его сознании, и длинные ряды всадников рухнули в брыкающемся, кричащем хаосе.

— Передача, — сказал он. — Нам нужна более надежная передача.

— Что у вас на уме?

Джеффри вытащил схему. — Фрикционный диск, — ответил он. — Это не элегантно, но я думаю, что она не будет ломаться, как эта установка с цепным приводом. Как вы и сказали, у этих танков просто слишком большая инерция для системы, предназначенной для трехтонных  автомобилей.

— Хммм. Механик изучил схему. — Интересно.

Он посмотрел на «Герти». Двое его людей подняли решетку радиатора двигателя и поливали водой мерцающее там пламя.

— Как эти штуки действуют у Избранных? — спросил он. — Тяжелее, чем эти, я слышал.

— Они используют паровые двигатели, и в основном они не работают, — ответил Джеффри. — Нам нужно что-то достаточно надежное, чтобы заниматься эксплуатацией, а также сделать шаг вперед.

Механик снова посмотрел на схему. — Для этого нужен какой-нибудь навороченный станок.

— «Хостен Инжиниринг» может изготовить для вас модель и приспособления, — сказал Джеффри. — У них есть соответствующие планы.

* * *

Джон Хостен откинулся на спинку стула и потягивал лимонад. В Принятии Присяги было жарко, как обычно, и липко-влажно, как обычно, и воздух был густым от угольного дыма. Отель находился недалеко от доков; они сильно расширились со времени его последнего визита, новые причалы простирались дальше на то, что когда-то было прибрежным лесным заповедником и сельскохозяйственными угодьями. На самом деле, сейчас с этой веранды четвертого этажа, он мог видеть, как разгружается один грузовой корабль. Это было небольшое судно водоизмещением в полторы тысячи тонн, доставлявшее на берег мешки с зерном с помощью собственных стрел и паровых лебедок. На его глазах сеть с грузом пролетела последние четыре фута и упала на гранитную брусчатку причала. Половина нижнего слоя разорвалась, разбрызгивая пшеницу по камню и в гавань. Раздавались крики и проклятия, когда трос безвольно повис на вершине кучи. Сновали грузчики, надсмотрщики хлестали резиновыми дубинками. В конце концов, образовалась очередь, которая потрусила прочь с неповрежденными мешками на спинах. Другие начали подметать оставшееся зерно метлами и складывать в ящики и бочки.

— «Боже, я рад, что мне не придется это есть», — подумал он про себя. В такую жару и влажность им бы повезло, если бы они не заразились спорыньей.

Он кивнул в сторону причала. — У вас было бы меньше порчи, если бы вы перешли на методику по перевалке сыпучих грузов, — мягко сказал он. — Элеваторы, системы с винтовыми трубами и тому подобное.

Герта Хостен подняла глаза от лежащих перед ней диаграмм. — У нас нет недостатка в рабочей силе, — ответила она с улыбкой, которая не коснулась холодных темных глаз.

— Это означает, что им не хватает рабочей силы, которая потребовалась бы для перевозки сыпучих грузов, — задумчиво произнес Радж.

На задворках сознания Джона нарисовался образ: невысокие темнокожие мужчины с железными ошейниками на шеях загружают поезд — невероятно примитивный поезд, с паровозом, похожим на что-то из музея, открытой платформой и высокой тонкой дымовой трубой, увенчанной лепестками из листового металла. Каждый, обливаясь потом, шатался под связкой вяленой рыбы, закрепленной сеткой, и с трудом поднимал ее на платформы. Другие люди наблюдали за ними — солдаты с однозарядными винтовками, установленными на гигантских собаках. Время от времени собака щелкала своими огромными челюстями со звуком хлопающей двери, и рабочие начинали шаркать немного быстрее.

— Кому нужны тачки, когда у вас достаточно рабов? — сказал Радж с ироничным отвращением. — В конце концов, мы с этим справились. Спасибо Центру.

— И тебе, Радж Уайтхолл, — ответил Центр.

Джон сунул руку во внутренний карман своей легкой хлопчатобумажной куртки и достал портсигар. Из того, что он описал, централизованная автократия, в которой родился Радж Уайтхолл, была почти такой же отвратительной, как и Избранные — более желанный только потому, что Центр и Радж смогли посадить на трон своего человека и использовать это как точку опоры, чтобы сдвинуть общество с мертвой точки. — «Кажется, неправильных путей больше, чем правильных», — подумал он.

— Правильно. Общества с высоким уровнем принуждения, запертые в стазисе, чередующемся с варварством, являются максимальной вероятностью для постнеолитического человечества, —  бесстрастно заметил Центр. — Первоначальный прорыв к современности на земле был результатом множества маловероятных исторических случайностей, наблюдайте…

— Позже у нас может быть время для лекций, — заметил Радж. — Тем временем Джону предстоит проделать большую работу.

Герта снова подняла глаза, аккуратно сложила отчеты на столе гостиничного номера и сделала большой глоток воды.

— Этот… «Уиппет»?

— Это разновидность гоночной собаки, — услужливо подсказал Джон.

— Этот «Уиппет» выглядит как очень полезный танк, если вы… если в Сантандер смогут заставить его работать, — заметила она.

— Совершенно верно, — ответил Джон. — Существует много противоречий. Западные провинции настаивают на нем, но жители востока хотят больше усилий вложить в авиацию. И у них есть большая часть производственных мощностей по производству двигателей внутреннего сгорания.

— Да, я читала эту речь.  Сенатор Дамиан? Представитель из Энсбурга, в любом случае — вы предусмотрительно снабдили его последними отчетами. — Я верю в наши горы — очень красочная фраза.

Ее сильные, мозолистые пальцы перевернули пачку бумаг. — Так вот, этот, этот «Лендкрузер», он вызовет у инженеров Армейского Совета крапивницу.

Чертежи на столе показывали массивную квадратную машину, установленную на ее центральной линии шестидюймовую пушку, двухдюймовую скорострельную установку в башне наверху и шесть пулеметов в спонсонах с обеих сторон.

— Какое чудовище, — продолжила она. — Если у Сантандер возникли проблемы с тем, чтобы заставить «Уиппет» двигаться, то чего же они ожидают? Как эта штука сможет двигаться?

Джон наклонился вперед. Много работы, в основном Центра, было вложено в «Лендкрузер». Было нелегкой задачей спроектировать что-то, выходящее за рамки нынешнего технологического уровня Визагера, но достаточно далеко, чтобы компетентные инженеры были заняты мучительными поисками этого конкретного Святого Грааля. Дезинформация была гораздо большей, чем простая ложь.

— У каждого опорного катка есть свой собственный двигатель, — отметил он.

Огромная машина покоилась на четырех опорных катках с обеих сторон, каждый из которых вращался на оси с пружинными рычагами. — Смотрите, через эту гибкую муфту вала проходит приводная передача, а затем через шестерни к зубчатой звездочке здесь, между несущими колесами.

— Поршмидту это понравится. К сожалению.

Заметив взгляд Джона, она продолжила: — Это новый глава Отдела Технического Развития. Он гениален, но он продолжает пытаться сделать плохие проекты хорошими вместо того, чтобы выбрасывать их — он предпочел бы спроектировать три силовых насоса и вспомогательную систему циркуляции в двигателе, а не просто перевернуть деталь, чтобы она непротекала. Вы бы видели, что он сделал с тяжелой полевой пушкой. Этого достаточно, чтобы заставить плакать экзаменатора по Жизненному Тесту. Он из тех, кто создает инженерии дурную славу; убежден, что только потому, что это его, его дерьмо не воняет.

— Что ж, если Республика тратит свое время впустую, тем лучше, — сказал Джон с улыбкой.

— Да. Только вот Республика попусту тратит свое время или вы попусту тратите наше?

Джон сохранял добродушное выражение лица, пока его яички пытались забраться в брюшную полость. В климате Принятия Присяги невозможно было покрыться холодным потом, но можно было почувствовать липкость и тошноту.

— Герта, мин систер, неужели вы так плохо думаете обо мне?

— Йохан, мин брюдер, я очень высокого мнения о вас. Я думаю, что каким-то образом ты трахаешь Военную Разведку в задницу и заставляешь их этому нравиться.  Она ухмыльнулась, и на этот раз выражение ее лица дошло до конца. — Но вы даете нам так много реальной информации, чтобы подсластить пилюлю, что я не могу никого в этом убедить… пока.

Она вздохнула, расслабилась и убрала документы в свой атташе-кейс, повернув кодовый замок. Затем она налила немного бананового джина из графина в свою воду и немного в его лимонад. — Теперь я официально свободна от дежурства.

Он отхлебнул; маслянисто-сладкий вкус дистиллята, казалось, каким-то образом соответствовал обстановке. И это не повлияло бы заметно на его суждения.

— Итак, я слышала, вы усыновили ребенка, — сказала Герта.

— Да. Видите, я придерживаюсь обычая Избранных, насколько могу. Они оба рассмеялись. — Как поживает ваш младшенький?

— Бесформенный комок протоплазмы, какими они все бывают в этом возрасте, — ответила Герта.

Она вытащила фотографию из своей форменной туники. Выглянул младенец, засунув пухлую ручку в рот; нечеткий фон, вероятно, был кормилицей Протеже, судя по льняному корсажу.

— Юный Сигвард. Теперь уже четверо. Я думаю, что выполнила свой долг перед Избранными, не так ли? Беременность — интересный опыт, но я бы не хотела им злоупотреблять.

— А усыновленные?

— Хорошие дети, все до единого, — ответила Герта. — Единственная хорошая вещь в таком дежурстве за столом — это то, что я могу видеть их чаще; последние два года они практически жили в доме отца большую часть времени, из-за войны.

Джон показал снимок Пии и Мориса — младшего; Герта критически посмотрела на него. — Достаточно солидно, — сказала она, что было высоким комплиментом по меркам  Страны.

— Я слышал, Генриха сделали бригадным генералом?

— Да, тем же списком отправлений и уведомлений, который произвел меня в полковники, — ответила Герта, откидываясь назад и потягиваясь. — Они добавили еще шесть дивизионов к обычному списку, появилось много новых должностей. Особенно со всеми понижениями в должности и тому подобным после изучения Кампании.

Джон кивнул. У Генерального Штаба были высокие стандарты; после Кампании в Империи было много потрясений. Простого успеха было недостаточно.

— Признак хорошей армии, парень, — сказал Радж. — Любой может учиться на своих ошибках. Нужна здравая доктрина, чтобы иметь возможность учиться на победе.

— Полагаю, других компенсаций достаточно, — сказал он вслух.

Герта усмехнулась. — Ну, Совет довольно щедро раздавал поместья. В основном на западе, вокруг Короны, для начала. Слишком много волнений, чтобы нам было безопасно разбредаться по округе, пока что. Она пожала плечами. — Мы разберемся с этим в свое время.

Глава двенадцатая

— Господи, как я смог влезть во все это? — пробормотал один из морских пехотинцев позади него в баркасе.

Джон улыбнулся в темноте. Это был Баррджен. Коренастый морской пехотинец записался добровольцем — неофициально, вся миссия была строго неофициальной — несмотря на его громкое облегчение от того, что он вернулся домой. На самом деле, все, кто был с ним от Чиано до Салини, вызвались добровольцами, даже Смит с его хромой ногой. Некоторым из них было довольно стыдно из-за этого, как будто они мысленно пинали себя, но они все это сделали.

Ночь была безлунная и пасмурная, типичная погода для зимы в Кишке. Вельбот бесшумно скользил по темной воде; с таким же успехом они могли бы грести в чулане, насколько он мог видеть. Вода журчала под обмотанными веслами, немного слышалось дыхание. Только светящийся циферблат его компаса вел их, вот и все…

— Замерли! — тихо прошипел он.

Дюжина мужчин опустили весла и одним и тем же движением повернули свои затемненные пробкой лица вниз. Через несколько секунд над водой донесся тихий стук судового парового двигателя. Прожектор вонзился в темноту, ослепительно яркий, дуговой свет мерцал над волнами. За ним виднелась стайка других лодок. Рыболовецкие суда; Избранные не могли прекратить промысел в Кишке, он был слишком важен для экономики, и слишком многие важные пелагические виды рыб лучше всего ловить в темноте. Они послали канонерскую лодку, чтобы убедиться, что никто не попытается прорваться к Сантандеру или берегам Союза, и, вероятно, также держали в заложниках семьи рыбаков.

Свет промелькнул мимо них. На рыбацких лодках вспыхивали более слабые огни, фонари-приманки были привязаны на носу и бортах. Джон напряженно ждал, пока их не окружили другие лодки, несколько дюжин, которых были широко расставлены по поверхности воды.

— Подождем…

Всплеск белой воды, когда что-то большое вынырнуло и ухватилось за болтающийся фонарь лодки, что-то с длинной головой, полной белых зубов. Над водой разнеслись крики, и он увидел человека с гарпуном, подсвеченного масляной лампой. Он ударил, и из воды показался чудовищный трехлопастный хвост. Другие лодки приближались, чтобы помочь с первым уловом и дождаться остальных, которых привлечет суматоха и кровь в воде.

— Давай же! Бей, бей!

Канонерская  лодка Страны находилась дальше в Кишке, гудя своим паровым свистком и сканируя местность прожектором, но она охраняла от попыток сбежать, а не искала лодки, направляющиеся к бывшему Имперскому берегу. Джон держал правую руку на руле вельбота, время от времени бросая взгляд на компас в левой. Это было, в основном, для вида; Центр держал призрачную векторную стрелку, плавающую перед его взглядом.

— Теперь есть эхо от скал указанной конфигурации, — сообщил Центр. — Дистанция тысяча метров и она сокращается.

Бах! Голова Джона резко повернулась. Это была пушка канонерской лодки. — Ах. Просто большой «зверь», — прошептал он команде.

Иногда такое случается, даже на мелководье Кишки. Ничего похожего на монстров, которые делали плавание по внешним морям опасным, но слишком большой для гарпунера, чтобы он мог  справиться с ним. Когда люди прибыли на Визагер, на суше было очень мало жизни, но океаны с лихвой компенсировали это. Офицер Избранных на канонерской лодке, вероятно, подумал об этом, как о развлечении, о чем-то, что могло бы нарушить скучную рутину ночной работы эскорта. И очень хорошее прикрытие для Джона.

— Скоро мы поднимемся на утесы, — тихо сказал он. — Половина хода, половина хода.

Весла уменьшили ход, почти не погружаясь в воду. Теперь он мог слышать медленный шум прибоя, глухие удары и шипение о камни. Джон поднял свой сигнальный фонарь и осторожно нажал на заслонку: два длинных, два коротких, один длинный.

Ему ответило мерцание, два коротких, повторилось — все, что они осмелились использовать, причем свет был направлен на Кишку.

— Теперь быстро, — сказал морской пехотинец в голове лодки. Раздался тихий хлопок, когда он бросил лот. — Судя по отметке, шесть. Шесть. Пять. Шесть. Четыре. Четыре.

По обе стороны возвышались скалы, едва видимые, когда волны разбивались и  шипели как змеи над ними. Река разбила утес неподалеку отсюда, отрезав тропинку, которой могли воспользоваться люди или козы.

— Судя по отметке, семь. Десять. Нет дна.

Качка лодки изменилась, став более спокойной, когда они вошли в защищенные воды. Джон почувствовал, как волосы под черной вязаной шапочкой-чулком слиплись от пота. Партизаны будут ждать; партизаны или группа реагирования Четвертого Бюро.

— Суши весла, — сказал он.

Оставшееся расстояние прошли бесшумно. Лодка двигалась по инерции, замедляя ход,  и киль захрустел по гальке. Четверо мужчин прыгнули за борт в воду глубиной по бедра, рассыпавшись веером с оружием наготове. Остальные последовали за ними секундой позже, прижавшись плечами к бортам вельбота и направив его вперед. Джон выхватил револьвер из наплечной сумки и побежал вперед, чтобы спрыгнуть с носа.

— Туда, — сказал Центр, передавая информацию в уши, слишком слабую, чтобы его сознание могло за ней уследить.

Он пошел вперед, скользя ногами, чтобы не споткнуться на неровной поверхности. Зажатая в руке спичка горела ровно столько, чтобы он смог узнать лицо. Артуро Бьянчи, крестьянин, которому он отправлял оружие, когда началась война. Два года, казалось, состарили этого человека на десять лет, что было не так уж удивительно.

Чья-то рука сжала его руку. — Никаких огней, — предупредил Джон.

Бьянчи издал звук, похожий на смешок. — Мы научились, синьор. Те из нас, кто выжил, многому научились.

Так и было; там были веревки, натянутые на палки, чтобы идти вверх по крутой каменистой тропе. Партизаны присоединились к морским пехотинцам, которые разгружали ящики и привязывали их к плечам веревочными стропами. Джон спустил ящики с лодки, довольный тишиной и скоростью… и ждал момента, когда с вершины утеса хлынут лучи света и   зазвучат голоса на Ландише. Наконец лодка высоко поднялась в воде  и пустая, покачиваясь на гальке.

— Сюда, — сказал Джон.

Гарри Смит кивнул, и вместе они протолкнули ее вверх по течению, под навес из диких олив и вьющихся лоз. Смит сунул руку внутрь, качнув ее в сторону своим весом, и вытащил пробку. Вода с бульканьем хлынула в вельбот, и он быстро погрузился в поток глубиной по грудь.

— Я положу в нее несколько камней, — сказал Смит. — Она будет здесь, когда вы все вернетесь. И я тоже. Удачи, сэр. Он загнал патрон в казенник своего помпового дробовика.

— Спасибо. И тебе тоже — нам всем она понадобится.

* * *

Генрих Хостен посмотрел на существо, которое дергалось и мяукало на столе. Специалист Четвертого Бюро улыбнулась и погладила его по тому, что осталось от волосяного покрова.

— Да, я бы сказала, что они определенно планируют что-то сделать с поездом, — сказала она. — Хотя не могу сказать вам точно, где именно — объект не знал этого точно.

Генрих благодарно кивнул и вышел. Выйдя на улицу, он некоторое время задумчиво постоял рядом со своей лошадью, оглядывая здания маленького городка, затем вытащил карту из футляра, висевшего у него на боку, и наклонил ее так, чтобы фонарь перед региональной штаб-квартирой Четвертого Бюро освещал бумагу. Вскочив в седло, он повернул к казармам, сопровождаемый эскортом стрелков, грохочущих позади него сквозь холодную ночь.

— Нет, не будите Майора ван Пелта, — сказал он часовому у главной двери. До завоевания это был монастырь, идеально подходящий для нового использования; ряд внутренних двориков с небольшими комнатами, ведущими наружу, и большие общие кухни, трапезные для столовых. — Кто сегодня дежурный офицер?

Это оказалась очень молодой капитан. Генрих ответил на ее приветствие, затем улыбнулся, набивая табаком свою большую изогнутую трубку.

— Гауптман Нойманн, какой самый страшный кошмар для младшего офицера?

— А... Капитан Нойманн задумчиво наморщила лоб. — Внезапная атака превосходящими силами? — с надеждой спросила она.

— Тсс, тсс. Это была бы отличная возможность для способного молодого офицера, — добродушно сказал Генрих. — Нет, кошмар — это то, что вам предстоит пережить; операция, проводимая в присутствии старшего офицера, который заглядывает вам через плечо и толкает вас локтем. Какие силы размещены здесь, в Кампо Фиеро?

— Один батальон Третьей Пехотной Дивизии Протеже, в настоящее время укомплектованный на девяносто восемь процентов, и эскадрон бронированных машин — пять в настоящее время готовы, три проходят серьезное техническое обслуживание. Это не считая, — добавила она, бессознательно шмыгнув носом, — полицейских войск. Плюс обычные вспомогательные элементы.

— Так называемые войска, — сказал Генрих, кивая в знак согласия. Он повернулся к столу с картами, который занимал один из углов дежурной комнаты. — Ах, да. А теперь найдите мне расписание поездов. Пока вы этим занимаетесь — я полагаю, ваша компания находится в состоянии готовности? Хорошо. Пока то да сё, подготовьте свои войска к выступлению, в полном полевом снаряжении, но без шума. Никому не входить и не выходить из казарм.

Он уставился на карту, попыхивая трубкой с  оловянной крышкой, откинутой назад. — «Теперь», — радостно подумал он, — «если бы я был бунтующим животным, где бы я был?»

* * *

— Хороший выбор, — сказал Джон.

Бьянчи что-то проворчал рядом с ним. — Мост был бы лучше, но там сейчас блокгаузы — отделение пехоты и пара их проклятых пулеметов на каждой стороне. С сигнальными ракетами всегда наготове.

Джон кивнул. Взошла Ото; самая маленькая из трех лун Визагера двигалась быстрее всех, и хотя она была немногим больше яркой искры на небе, она давала немного света. Достаточно, чтобы увидеть, как железнодорожная колея здесь огибала крутой скалистый холм, переходя в болото, а затем в небольшой ручей на другой стороне. Партизан насчитывалось около шестидесяти человек; Бьянчи не стал представлять кого-либо еще, что было именно так, как и должно быть.

— Сначала мы подбивали довольно много поездов, — сказал Бьянчи. — Но потом тедески начали заставлять жителей деревень, расположенных вдоль линии, ездить в вагонах, расположенных впереди состава.

— Вы не можете позволить этому действию остановить вас, — сказал Джон.

Бьянчи взглянул в его сторону, затененным блеском глазных яблок в слабом лунном свете, запахе чеснока и пота.

— Мы этого и не делали, — сказал он. — Но жители деревень сами начали патрулировать железнодорожную линию,  чтобы защитить свои семьи, вы понимаете. Итак, теперь мы выбираем места, удаленные от любого жилья. Вот как это.

— Тоже хорошее место, — сказал Джон.

Один из морских пехотинцев поднялся на холм, волоча за собой моток тонкой проволоки. Другой пехотинец присел на корточки рядом с Джоном, поставив рядом с ним коробку. У нее был плунжер с рукояткой, выходящей из верхней части, и кривошип сбоку. Бьянчи наклонился поближе, чтобы посмотреть, как морской пехотинец перерезал провод и разделил его на две жилы, снимая изоляцию своим поясным ножом. Медь провода соответствовала волоскам на тыльной стороне его огромных веснушчатых рук, неуместно нежных, когда они справлялись с трудной задачей в почти полной темноте.

— Ах, прекрасно, — сказал Имперец. — Мы использовали дымный порох с тёрочным запалом — и с тех пор, как они начали ставить вагоны перед локомотивом, это работает не так хорошо.

— Мы можем доставить вам наборы детонаторов, — сказал Джон. — Но вам придется найти провода — телеграфный провод подойдет достаточно хорошо.

Бьянчи снова кивнул. — Это мы можем сделать. Он жадно посмотрел на рельсы. — Каждый раб на железнодорожных станциях рассказывает нам, что имеется в вагонах. В этом есть военные запасы, оружие и боеприпасы, медикаменты и запчасти для нового ремонтного склада к северу от Салини; тедески говорили о двухпутной линии от Пада до побережья. Как вы думаете, почему?

— Скоро они возобновят торговлю с Республикой и другими странами, — ответил Джон. — И чтобы иметь возможность быстрее перебрасывать припасы и войска. У них есть...

Далеко на северо-западе печальный гудок парового локомотива эхом отразился от холмов. Бьянчи рассмеялся — неприятный звук. — Как раз вовремя. Поезда ходят по расписанию, с тех пор как приехал тедески,  за исключением тех случаев, когда мы устраиваем некоторые задержки.

Джон зарылся поглубже за каменной осыпью. — «Черт возьми, я должен быть здесь», — подумал он. — «Партизаны должны  видеть, что они получают некоторую поддержку, пусть и минимальную». Проблема заключалась в том, что правительство Сантандера пока не было готово по-настоящему оказать такую поддержку. Однако было удивительно, что  можно было бы сделать с некоторыми связями и большими деньгами.

Молчание затянулось. Бьянчи приподнялся на локте. — Странно, — сказал он. — Они уже должны быть на равнине перед этим участком холмов.

* * *

— Рад, что вы остановились, — сказал Генрих, освещая своим новым электрическим фонариком машину сопровождения.

— Да, сэр. Транспортное средство представляло собой стандартный бронированный автомобиль, оснащенный выносными опорами, чтобы он мог ездить по рельсам, и ременной передачей от колес для приведения его в движение. Доктрина гласила, что боевыми машинами должен командовать Избранный; в данном случае нервный молодой рядовой, демонстрирующий это, вытягиваясь по стойке смирно в башне и глядя прямо перед собой, напряженный, когда спаренные пулеметы смотрели в воздух перед ним.

— Вольно, — сказал Бригадный Генерал Избранных. — Теперь мы хотим сделать это быстро, — добавил он капитану Нойманн. — Разгружайте товарные вагоны с четвертого по шестой.

Осмелев, командир броневика заговорил: — Сэр, это...

— Военные припасы. Я знаю об этом, рядовой. Рядовой стал еще стройнее. Он снова повернулся к Нойманн. — Затем установите двутавровые балки, и мы загрузим машины.

Удача была на его стороне; в Кампо Фиеро была целая стопка стальных опалубок, типа тех, что используются для обрамления бетона бункеров береговой артиллерии. Используя их в качестве пандусов, они могли бы погрузить бронированные автомобили на поезд —  с помощью канатов, шкивов, лебедок и большого количества солдат. Он надеялся, что спустить будет легче.

Приказы, выкрикиваемые вполголоса, заставили сотню с лишним солдат роты Нойманн вытаскивать ящики из товарных вагонов, а  офицеры Избранных были рядом со своими подчиненными. Другие отвязывали стальные доски от бронированных машин, ожидавших там, где маленькая грунтовая дорога пересекала железнодорожную линию. Генрих двинулся вперед, в то время как команда потной пехоты Протеже была в нерешительности; они все еще задыхались после пятимильного форсированного марша, чтобы перехватить поезд.

— «Но никто не видел, как мы садились», — немного самодовольно подумал  офицер Избранных, поймав угол тяжелой металлической формы. Мышцы вздулись на его руках и шее, когда он собрался с силами и развернул ее, стиснув зубы вокруг мундштука своей трубки.

— Держите крепче! — рявкнул он, когда Протеже подхватили железяку.

Они повиновались, поглядывая на него краешком глаз. Слегка испуганные взгляды; он выдержал нагрузку двух сильных мужчин в течение полминуты. Сталь с лязгом опустилась на борт платформы, и водитель бронетранспортера начал движение, выравнивая свои колеса с пандусом.

Генрих отступил назад, отряхивая ладони. Где-то к югу отсюда поджидала стая животных с манией величия. Почему-то это напомнило ему Джеффри Фарра, приемного брата Йохана. Хороший человек: крепкий солдат, немного мягкотелый, но крепкий. Очень жаль, что когда-нибудь им, вероятно, придется его убить.

— И я был прав, — пробормотал он себе под нос. — Здесь будет хороший спорт в течение многих лет.

* * *

— Солнце садится, но оно также и встает, — прошептал Бьянчи, положив руку на рычаг детонатора.

— Хммм? — прошептал Джон, вырванный из задумчивости.

— Старая поговорка, синьор.

Снова раздался гудок поезда, на этот раз громче. — «Всегда грустный звук», — подумал Джон, делая глоток из своей фляги. Ото почти опустилась, но Адель была высоко, ярче и медленнее, когда она поднималась над горизонтом. Первым проехал бронированный вагон, мчащийся по рельсам, жужжа ремнем от его задних колес, хлопая и рыча. Турель беспокойно двигалась, прощупывая темноту. Свет фонаря, закрепленного над пулеметами, скользнул по склону. Джон напрягся.

— «Ничего», — подумал он, вдыхая аромат влажного от росы тимьяна, раздавленного его телом. Хорошая дисциплина. Ни один из людей на склоне не был обнаружен, и ни один не пошевелился.

— Сейчас, — выдохнул Артуро, поворачивая рукоятку на боковой стороне детонатора. Затем он нажал на плунжер.

БУХ. БУХ. БУХ.

Три шара пурпурного огня расцвели вдоль изогнутого участка рельсов. Один перед машиной сопровождения; она отчаянно затормозила, выбрасывая снопы искр из своих выносных колес. Но недостаточно быстро. Передние колеса врезались в массу взбитой земли и искореженного железа, оставленного динамитом, и корпус машины медленно завалился набок, ускоряясь, чтобы упасть на бок и заскользить по гравию в сторону болота. Локомотиву повезло чуть больше, он затормозил со скрежетом стали о сталь, от которого у Джона даже на расстоянии полутысячи ярдов защемило в ушах. Передний ход локомотива упал в воронку, оставленную взрывной миной, опрокинув нос локомотива вниз. Это подняло угольный тендер и первый товарный вагон с рельсов вверх, оставив их болтаться на сцепах, которые крепили их к паровозу. Остальные товарные вагоны дернулись и с грохотом остановились. Большинство из них частично сошли с рельсов, бросаясь вправо или влево, пока не были остановлены инерцией впереди идущего вагона, оставив весь поезд из двух десятков вагонов стоять зигзагом. Но, ни один из них не упал на бок…

— Слишком медленно, — озадаченно сказал Артуро.

Осознание выкристаллизовалось, как комок в животе Джона. — Ловушка! — крикнул он. — Надо...

Шуук. Миномет выбросил осветительный снаряд высоко в небо над ними. Бело-голубой свет омыл участок холма и болота, резкий и режущий для их привыкших к темноте глаз. Шуук. Шуук.

По склону холма и от партизан, укрывшихся в болоте за насыпью, донесся треск стрельбы из стрелкового оружия; они ранее выяснили, что засада лучше всего работает с двух сторон. Там же был установлен трофейный пулемет, его более яркие вспышки на дульном срезе контрастировали с более тусклым, более красным светом бывших Имперских винтовок с дымным порохом, которые использовали большинство партизан.

— Отходите! — крикнул Джон на ухо Артуро. — Убирайтесь, оставьте арьергард и убирайтесь сейчас же.

Лидер партизан колебался. Со звуком, похожим на гигантское рвущееся полотно в небе, более дюжины ленточных пулеметов «Хаген» ударили с поезда. Винтовочный огонь партизан пробивал тонкие сосновые доски товарных вагонов, но Джон видел, как пули искрили и рикошетили от стали, находящейся внутри. Там были щиты; пулеметы были крепостными моделями, с наклонными стальными пластинами для защиты стрелков. Их огонь бил по склону холма, как цепи зеленых трассирующих пуль, рассекая ночь дугообразными лучами света. Разлетались искры, когда высокоскоростные пули в оболочках отскакивали от камня; маленькие красные огоньки показывали, где пули срезали камыш на болоте, как след от сигареты, прикоснувшейся к тонкой бумаге. Десятки пехотинцев Протеже вываливались из вагонов, некоторые падали, другие ложились на землю вдоль поезда и открывали ответный огонь.

А двери задних товарных вагонов  распахнулись изнутри. С лязгом опустились стальные доски, и внутри показались темные покачивающиеся очертания бронированных машин. Первая заскользила вниз по пандусу, приземлившись на три четверти, почти перевернувшись, затем выровнялась. Ее двигатель громко пыхтел, когда колеса вращались и разбрызгивали гравий по борту поезда, а затем башня повернулась, чтобы направить еще один пулеметный огонь по склону холма. Отделения пехоты поднялись и поспешили в ее укрытие, продвигаясь за ней, когда машина направилась к нижним склонам холма.  Хрустнула граната со злобной вспышкой света. Еще три боевые машины с глухим стуком спустились на землю, хрустя гравием на насыпи.

Джон схватил Артуро за плечо. — Убирайтесь отсюда к чертовой матери! —  заорал он в ухо партизану. Затем Баррьену: — Собери остальных. Пора убираться отсюда.

— Да, сэр.

С протяжным драконьим шипением из разбитого поезда поднялась ракета. Она продолжала подниматься на тысячу ярдов или больше, а затем взорвалась золотым дождем — цветами флага Избранных —  желтый на черном фоне.

* * *

— Объявите остановку, — приказал Генрих Хостен, стоя, уперев руки в бока. — И помните, нужны живые пленные.

Солдаты спускались по склону холма под ярким светом дугового фонаря, тыча штыками в связки тряпья. Иногда это вызывало отклик, и солдаты поднимали раненого партизана; осторожно, после того, как был найден первый, кто засунул боевую гранату под свое тело.

Зазвучала труба, четыре настойчивые восходящие ноты. Медленный треск перестрелки в холмистой местности на западе затих. В последовавшей за этим сравнительной тишине он мог слышать поезд, идущий на помощь, для которого предназначалась сигнальная ракета, с остальной частью батальона и  оборудованием. Плюс оборудование и рабочие для ремонта трассы, конечно. Было на удивление трудно нанести серьезный ущерб железнодорожному полотну без достаточного времени или большого количества взрывного вещества.

— Мы продолжим преследование, когда подойдет остальная часть батальона, Бригадир? — спросила капитан Нойманн.

— Нет, — ответил он. — Слишком велика вероятность засады в темноте. Он достал свой футляр с картой. — Но было бы целесообразно выдвинуть блокирующие силы здесь и здесь. Тогда через несколько часов мы сможем провести разведку и посмотреть, сколько этих маленьких птичек мы сможем поймать.

Капитан Нойманн посмотрела на санитарный пункт помощи, где ухаживали за ее ранеными. Там было четыре тела с натянутыми на лица простынями.

— Мы убили только двадцать или около того из них, — сказала она. — Это плохой обменный курс.

— Операция еще не закончена, — ответил Генрих. — И я думаю, мы преподали им небольшой урок.

— В том-то и проблема — когда мы преподаем им урок, они учатся, — неожиданно сказала Нойманн.

Генрих пожал плечами. — Мы должны убедиться, что мы узнаем больше, чем они, — добавил он, выбивая пепел из своей трубки.

* * *

В пещере дурно пахло: сырым камнем и отходами выживших, так как последние три дня они не осмеливались выходить наружу. Слабый дневной свет просачивался внутрь, достаточно далеко в пещеру, чтобы превратить абсолютную темноту в серую полосу света.

— Мы потерпели неудачу, — с горечью сказал Артуро.

— Мы выжили, — ответил Джон. — Этого достаточно. В следующий раз мы сделаем лучше.

— Они тоже! — сказал партизан.

— Нам просто нужно учиться быстрее, — сказал Джон. — Кроме того, нас больше, чем их.

Он посмотрел в сторону света. — Теперь нам лучше проверить, продолжают ли их патрули поиски, — продолжил он. — До бухты довольно далеко пешком.

* * *

Яхта Джона Хостена не была самой большой паровой яхтой в реестре Сантандера; она была обычным символом статуса среди растущих промышленных магнатов Республики. Водоизмещение «Уиндстрайдера» составляло всего около тысячи двухсот тонн. Она была самой современной, с некоторыми усовершенствованиями, которые предложил Центр, а Джон внес в свои инженерные разработки. Одним из них был вход в мокрый колодец сбоку, который можно было затопить или откачать насухо менее чем за минуту, а также турбинные двигатели, чего еще не было ни на одном судне Республиканского Флота. Маленький корабль, длинный и гладкий, лежал на фоне утреннего солнца, как черный силуэт, очерченный малиновым цветом.

— Греби! Напрягайте спины, козлы!

В голосе Смита со стороны носа послышались жесткие нотки. Джон знал почему; он мог слышать это, не поворачиваясь со своего места у румпеля. Глубокое пыхтение, глухой звук, издаваемый паром, когда он выпускается в трубу легкого корабля, и мягкий непрерывный шум волны, изгибающейся от носа, на грани слышимости. Канонерская лодка уловила их двадцать минут назад, и она выросла из точки на горизонте в крошечную модель лодки, которая росла на глазах, выпуская длинный столб черного угольного дыма из своей единственной цилиндрической трубы.

— Греби! — рявкнул он, желая, чтобы сила его голоса перетекла через команду к веслам. — Греби! Почти дома! Греби!

Пот блестел на их лицах, рты хватали  воздух. В воздухе раздался новый звук, приглушенное гудение.

— Смит!

Одной рукой Джон бросил бинокль бывшему морскому пехотинцу. Он взял его и посмотрел вверх. — О, черт, сэр. Один из этих  чертовых баллонов с газом. Просто появился в поле зрения, типа того.

— Сколько гондол с двигателями?

— Четыре. Нет, четыре по бокам и одна, вроде как, сзади.

— Это «Скайтайгер». Патрульный класс, — сказал Джон. Центр услужливо предложил схемы и технические характеристики. — У них сейчас целая эскадрилья таких штук действует из Салини.

«Уиндстрайдер» был очень близко. Джон почувствовал, что наклонился вперед в статической волне напряжения, и натянуто усмехнулся самому себе. Если дела пойдут плохо, яхта вообще не будет защитой, а просто способом убить вместе с ними много других людей. И его подсознание все еще чувствовало, что он мчится в поисках абсолютной безопасности. Призрачное воспоминание нахлынуло на него, что-то, но не его собственное. Будто Радж Уайтхолл пришпоривает своего ездового пса, мчащегося к барже, а враги преследуют его по пятам.

— «Вот черт», — подумал он. — «Похоже, у тебя была гораздо более живописная жизнь, чем у меня».

— Приключение — это когда кто-то еще по уши в дерьме, далеко-далеко, — сказал Радж. И я думаю, ты собираешься стать этим кем-то. Сосредоточься, парень, сосредоточься.

Вырисовывался длинный корпус. Джон навалился всем весом на румпель, и вельбот резко накренился, развернувшись так, чтобы обогнуть нос и скрыться от канонерки Страны. Узкая черная щель загрузочной двери поднялась быстро, возможно, слишком быстро.

— Весла на борт! — крикнул он.

Длинные весла из ясеневого дерева с грохотом вошли в лодку; морские пехотинцы были хорошо обучены действиям на малых лодках. Тем не менее, одно зацепилось за край стальной щели, отломилось и ударило гребца по ребрам с достаточной силой, чтобы вызвать мучительный стон. Вельбот нырнул во мрак внутреннего колодца; верхний дуговой свет, казалось, стал ярче, когда металлическая дверь закрылась. Воздух был влажным, горячим, с запахом машинного масла и пота.

Команда рухнула на весла, с которых капала вода, хрипя, с красными лицами. Джон запрыгнул на циновки из сизаля, которые покрывали настил — ирония судьбы, поскольку волокно, вероятно, было импортировано из Страны, — кивнул в ответ на приветствия команды и поднялся по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки за один раз. Люк в шлюпочную камеру с лязгом захлопнулся под ним; кто-то запер его внизу, и член экипажа набросил на люк циновку, оставив его таким же, как и остальную часть коридора. Он шагнул в дверной проем и внезапно оказался в пассажирском отсеке яхты. Мягкие красочные ковры под ногами, панели из орехового дерева.  К тому времени, как он добрался до своей каюты, его камердинер уже вытирал полотенцем его торс. Быстрыми, точными движениями он переоделся, вставил сигарету в мундштук из морской слоновой кости и вышел на палубу.

— Чертовски вовремя, — заметил Джеффри, делая вид, что смотрит в бинокль на приближающуюся канонерскую лодку Избранных. — Как все прошло?

— Ты видел это — проклятая крыса, ходячая катастрофа.

Пия подошла и взяла Джона за руку. — Свиньи Тедески, — пробормотала она себе под нос. Ее глаза тоже были прикованы к  судну Избранных.

— «Хорошо, что она не при оружии», — подумал Джон.

На яхте было четыре орудия, по левому и правому борту, в носовой и кормовой частях средней надстройки корпуса. В этом нет ничего особенного; любое судно в морях Визагера должно было иметь какое-то вооружение, учитывая размеры и расположение морской флоры и фауны. Однако двух с половиной дюймовые морские скорострельные пушки на турелях были не совсем типичными, как и тот факт, что они могли подниматься на девяносто градусов вверх. Две были подняты, их дула следили за неспешным приближением  дирижабля Избранных; две другие следовали за канонерской лодкой. У нее была трехдюймовая пушка за щитом на баке, еще одна на корме и помпоны — усиленные пулеметы, стреляющие однофунтовыми снарядами, — установленные на обоих флангах.  Капитан  Избранных не беспокоился о чисто физических аспектах любой конфронтации, даже без воздушного корабля. Хотя эта уверенность, возможно, была завышена, поскольку яхта имела подводные торпедные аппараты с обеих сторон.

— Постарайся выглядеть как мужчина в медовый месяц, — сказал Джон своему сводному брату.

— Я пытаюсь, — ответил Джеффри сквозь стиснутые зубы. — Они подают сигнал. На  канонерской лодке Избранных вспыхнул яркий свет. — Лечь в дрейф и приготовиться к высадке, — прочитал он сигнал. — Высокомерные ублюдки, не так ли?

— Джеффри? Лола Фарр, урожденная Кьяври, поднялась по трапу на мостик, придерживая шляпу. — Есть ли...— Она заметила судно Избранных. — О!

— Не волнуйся, — сказал Джеффри. Он кивнул головой вверх, в сторону мачты перед трубой яхты. Флаг Республики Сантандер развевался на ветру. — Они не собираются начинать войну.

— «Хотя они, возможно, были бы вполне готовы пережить неловкий дипломатический инцидент», — мрачно подумал Джон. Он хотел бы, чтобы Пия и Лола не были вместе с ними, но тогда это выглядело бы странно, если бы их не было, учитывая историю прикрытия. — «И Пия не осталась бы, даже если бы я прибил ее ноги гвоздями к кухонному полу».

— Капитан, — тихо сказал Джон седобородому мужчине, который стоял у штурвала, сцепив руки за спиной. — Дайте сигнал, что это корабль Сантандер, в Международных Водах, и отваливайте.

— Сэр. Он передал приказ. — Мне прибавить скорость?

— Нет, просто сохраняйте свой курс, — ответил Джон. «Уиндстрайдер», вероятно, мог бы обогнать  канонерскую лодку Избранных, но не дирижабль — или пушечный снаряд, если уж на, то пошло. — Ведите себя естественно, как и все на борту.

Джеффри ухмыльнулся. — Естественно, при данных обстоятельствах, можно было бы напугаться до смерти.

— Тогда веди себя высокомерно; Избранные это понимают.

Джон осмотрел мостик яхты. Он имел форму подковы, внутри которой была еще одна подкова; внутренняя была огорожена изогнутой стеной высотой по пояс из окрашенной в белый цвет стали с окнами над ней, встречающимися с крышей наверху. В ней находились штурвал, нактоуз, телеграф машинного отделения и штурманский стол. Внешний полукруг был открыт, если не считать перил из тика и меди, и пуст, если не считать двух пар и нескольких стюардов. Они были в ливреях кремового цвета; Джеффри был одет в летнюю коричневую полковничью форму, а Джон в белую парусиновую одежду —  такую вещь мог бы надеть богатый человек для игры в теннис, или для катания на яхте. Пия и Лола были в прозрачных теплых платьях персикового и лавандового цветов, выглядевших дорого и надменно.

— «Идеально», — подумал Джон.

Канонерская лодка шла сходящимся курсом, белая вода пенилась у ее носа. Пока он наблюдал, она развернулась параллельно яхте, почти рядом, и замедлилась, чтобы соответствовать скорости. Джон натянуто улыбнулся и коснулся руки Пии, лежавшей на сгибе его руки. Она сжала его руку и отпустила. Он затянулся сигаретой, подавляя кашель, и бодрой походкой направился к правому крылу открытого пространства мостика. Его рука покоилась на перилах, небрежно касаясь некоего бронзового приспособления.

Суда находились менее чем в дюжине ярдов друг от друга, демонстрируя хорошую управляемость со стороны обоих экипажей. Это означало, что канонерская лодка находилась менее чем в дюжине ярдов от шестнадцатидюймового торпедного аппарата, заряженного и погруженного в воду. Фитинг под его рукой был соединен с простым звонком — телеграфом и лампочкой; если бы он нажал на него дважды, люди, скорчившиеся за маленькой круглой дверью, нажали бы на рычаги, и струя сжатого воздуха под высоким давлением вытолкнула бы жестяную рыбу из трубы. Несколько секунд, и  канонерская лодка Избранных превратилась бы в громадину со сломанной спиной, скользящую под водой.

Конечно, это разрушило бы его прикрытие; дирижабль доложил бы об этом, или кто-то из команды яхты проболтался бы, даже если бы им повезло.

— Эй, там, на борту! — проревел голос через переговорную трубу с низкого мостика канонерской лодки. Его Сантандерский английский был с акцентом, но беглым. — Это я, лейтенант Флота Анника Тирнвиц. Приготовьтесь к досмотру.

Пушки, помпоны и пулеметы были нацелены на него с пугающей устойчивостью, готовые превратить «Уиндстрайдер» в горящие обломки за считанные секунды — примерно за столько же  секунд, сколько потребовалось бы торпеде, чтобы выполнить свою работу. Экипаж в серой униформе ждал в неподвижном напряжении. Все, кроме дюжины человек, которые держали на плечах винтовки и готовились спустить катер со шлюпбалок. Джон повысил голос, чтобы его услышали.

— Это суверенная территория Республики Сантандер. У вас здесь нет власти, и любому акту агрессии будет оказано сопротивление.

— Это частное судно! У вас нет дипломатического иммунитета, вот!

Джон указал на флаг. — Лейтенант, вы можете подняться на борт не более чем с одним членом вашей команды. В противном случае я должен попросить вас убраться с моего пути.

Едва слышные приказы донеслись с канонерской лодки на яхту. Большая часть абордажной команды, которая готовила спуск, опустила оружие и стояла спокойно. Маленький катер соскользнул в воду, и несколько фигур в форме Страны спустились по веревкам с палубы канонерки, чтобы управлять им.  Клубы черного дыма вырвались из тонкой трубы на его корме, запыхтел небольшой паровой двигатель, и катер повернул под углом к кораблю Сантандер.

— Капитан, — крикнул Джон через плечо. — Поставьте группу матросов, чтобы поприветствовать лейтенанта. И веревочную лестницу, пожалуйста.

Раздались свистки, когда офицер Избранных  перелезла через борт. Сопровождающий ее моряк Протеже, следовавший за ней, был сдержанно вежлив; остальная команда свирепо смотрела. Каждый был вооружен кортиком и револьвером, а карабины были наготове.

— «Не слишком ли ты все это усложняешь?» — подумал Джеффри, получив знакомый мысленный голос, переданный Центром. — В конце концов, предполагается, что ты тайно на их стороне.

— Именно так, — ответил Джон. Хороший двойной агент хорошо играет свою роль, а моя роль — богатый плейбой, который балуется дипломатией, но который тайно является шпионом Министерства Иностранных Дел и яростно настроен против Избранных.

Ирония заключалась в том, что лучший способ убедить выбранных им кураторов в том, что он компетентный двойной агент, — это действовать так, как он поступил бы, если бы не был двойным агентом, за исключением его отчетов им — он был каналом информации, а не агентом влияния. Что, конечно, означало, что они никогда не могли быть уверены, что он не был тройным агентом, но это было в порядке вещей.

От такого шпионажа может разболеться голова.

Анника Тирнвиц была высокой долговязой женщиной лет тридцати, с копной коротко остриженных каштановых волос и лицом, загорелым и обветренным до цвета промасленного дерева. Ее голубые глаза были похожи на прицелы, методично осматривающие яхту, ничего не упуская. Джону показалось, что она немного удивилась составу экипажа и оружия, но…

— Правильно, — подумал Центр. — Субъект Тирнвиц удивлена. На ее лице появилась голограмма, показывающая температурный режим и расширение зрачков. Боковая панель показывала частоту пульса и кровяное давление. — Субъект также испытывает хорошо контролируемое опасение.

— Я Лейтенант Флота Анника Тирнвиц, — сказала Избранная с легким натянутым кивком. — Кто здесь командует?

Джон ответил тем же. На Ландишском языке без акцента он ответил: — Йохан Хостен, владелец судна. Что я могу для вас сделать, Лейтенант?

— Уровень тревожности субъекта заметно повысился.

Приятно знать, что он был не единственным, кто здесь нервничал, и еще приятнее, что у него был Центр, чтобы показать, что скрывалось за этим бесстрастным лицом. Конечно, только дурак не испугался бы возможных последствий столкновения. Не физических — трусы не выдерживают Испытания Жизнью, — а политических последствий. Отношения между Страной и Сантандером никогда не были такими уж хорошими, а после падения Империи они спустились прямо в унитаз. Пресса на родине устроила настоящий праздник с рассказами о зверствах, которые приносили беженцы; Избранные былислишком замкнуты, чтобы даже попытаться принять контрмеры, они не понимали, какое влияние подобные вещи оказывают на общественное мнение в Республике. Собственные газеты Джона лидировали в нападении… и истории были, в основном, правдой.

Тем не менее, Избранные понимали статус, территорию и взаимное поливание грязью. Потопление яхты богатого, влиятельного человека, связанного с адмиралом  Флота Республики Сантандер…

— Герр Хостен? — сказала Тирнвиц. Она прочистила горло. — Мое судно преследовало маленькую лодку с подрывными террористическими элементами.

Джон сделал широкий взмах рукой. — Как вы можете видеть, лейтенант, здесь нет ни одной лодки, кроме спасательных шлюпок нашего корабля, все они закреплены на своих местах… и сухие.

Его глаза слегка поднялись к дирижаблю. Теперь он был намного ближе, но когда он поднялся на борт, дирижабль был слишком далеко к северу, чтобы увидеть, что на самом деле произошло.

Губы Тирнвиц сжались в разочаровании. Шлюпки «Уиндстрайдера» были крепко привязаны к шлюпбалкам; никто не смог бы поднять ни одну на борт за то время, которое у них было. Ни один вельбот не смог бы скрыться за горизонтом в укрытии яхты. Хотя, возможно, люди с него могли бы вскарабкаться на борт и затопить свою лодку.

Он видел, как эта мысль пронеслась в голове Тирнвиц. — Я должна произвести досмотр и расспросить вашу команду, — сказала она через мгновение.

— Невозможно, — ответил Джон.

Джеффри подошел к нему. — И, перефразируя то, что мой отец сказал в Салини в прошлом году, если вы хотите начать войну, это такое же хорошее место, как и любое другое.

Пия махнула рукой стюарду с подносом; это выглядело довольно нелепо в сочетании с его кортиком и револьвером на поясе и короткой винтовкой, перекинутой через плечо.

— Может быть, лейтенант захочет чего-нибудь перекусить? — спросила она с вкрадчивым ехидством. — Прежде чем она вернется на свой корабль.

Матрос позади капитана Избранных  зарычал и наполовину пошевелился, затем откинулся назад, дрожа от ярости, когда она сделала движение. Мгновение она пристально смотрела на Пию.

— Имперцы. В наши дни животные менее наглы на Новых Территориях, — сказала она. — Учить их хорошим манерам может быть забавно. Она кивнула Джону. — Когда-нибудь мы, возможно, подадим Сантандеру прохладительные напитки, напитки, которые вам покажутся неприятными. Гутен таг.

Глава тринадцатая

Доменная печь завизжала, как роженица, увеличенная в десять тысяч раз. Длинный язык пламени потянулся вверх, в ночь, отбрасывая красновато-оранжевый свет на новый сталелитейный завод. Джон задумчиво кивнул, когда колпак опустили на большой цилиндр, как пробку в бутылку высотой с шестиэтажное здание. Пламя погасло, поскольку крышка перехватывала поток перегретых газов из горловины печи, направляя их по трубам, где они очищались и распределялись по нагревательным печам и котлам. Воздух наполнился запахом золы и серы, а также резким, режущим нос запахом нагретого металла. Гравий захрустел под его ногами, когда он отвернулся, а небольшая группа инженеров и менеджеров следовала за ним по пятам.

Мимо прогрохотал состав железнодорожных вагонеток, наполненных красноватой железной рудой, известняком и черно-коричневым коксом в тщательно подобранных пропорциях. Тележки замедлились, затем дернулись и немного набрали скорость, когда крюки под ними зацепились за бесконечную цепную ленту, которая должна была тащить их вверх по крутому склону к краю печи.

— Хорошая система противовеса, которую вы установили, сэр, — сказал главный инженер. — Экономит время на подаче топлива в печь.

Джон кивнул. — «Любезность Центра», —  подумал он.

— К тому же это экономит трудозатраты, — сказал инженер. — Видит бог, у нас мало денег.

— Как поживают эти беженцы? — спросил Джон.

— Лучше, чем я думал, сэр, для сельских жителей. Они не боятся пролить немного пота, это точно.

— Зарплата лучше, чем тяжелый труд в поле, — ответил Джон.

Многие Имперские беженцы, покинувшие лагеря за пределами городов на южном берегу Кишки, оказались рабочими мигрантами, следовавшими за сельхозработами через Сантандер. Они ухватились за возможность поработать на шаровой мельнице. Двое из них сняли шляпы и поклонились, когда он проходил мимо, белые зубы сверкнули на фоне их потемневшей от сажи оливковой коже. Джон прикоснулся золотым набалдашником трости к своему шелковому верху; к счастью, белые гетры вышли из моды, иначе Пия расстроилась бы еще больше, что, вероятно, было бы с ним в любом случае.

— И никаких проклятых забастовок, — сказал директор завода.

— Не должно быть, с той зарплатой, которую мы платим, — сказал Джон.

Слева двигалась огромная бадья с  расплавленным чугуном, подвешенная под рельсом, проходившим по центру цеха. Она роняла жирные белые искры, яркие даже на фоне дуговых ламп, затем остановилась и направила поток раскаленного добела пламени в ожидающую пасть мартеновской печи. Дальше, за нагревательными колодцами слитков, грохотало и гудело оборудование прокатного стана, вытягивая и формируя длинные стержни из горячей стали.

Инженер кивнул в их сторону. — Мы полностью в курсе дела на железнодорожном заводе, — сказал он. — Если вы сможете продолжать получать заказы, мы сможем продолжать выпускать сталь.

Джон кивнул. — Не беспокойтесь о заказах, — сказал он. — Вводится множество новых линий, что связано с программой двухколейных линий. И Избранные покупают рельсы для своих новых линий в Империи.

Это привело к тому, что разговор позади него прекратился. Он оглянулся на выражения стиснутого неодобрения и ухмыльнулся; видеть это было неприятно.

— Вы продаете Избранным? — спросил инженер.

— Я предпочитаю думать об этом, как о привлечении Избранных к финансированию нашей программы расширения, — ответил Джон.

Более того, это хорошее прикрытие. Просто прекрасное. Это дало ему хороший предлог для поездки в Страну, что помогало в его мнимой работе в качестве двойного агента на службе у Избранных. Поставки также были отличным прикрытием для агентов и оружия для подпольного сопротивления.

— И, кроме рулонов листовой стали, скоро вы получите тяжелые расточные и токарные станки. С Оружейных Заводов в Сантандер Сити.

Это заставило мужчину покачнуться на каблуках. — Боеприпасы? — спросил он. — Это будет дорого стоить, сэр. Нам придется учиться на практике, а это работа для  специалистов.

Джон кивнул. — Не беспокойтесь о заказах, — снова сказал он. — Допустим, некий голос прошептал мне на ухо, что спрос будет расти.

Он снова прикоснулся тростью к полям своей шляпы и пожал всем руки. Его старшие сотрудники научились уважать «предчувствия» Джона Хостена, даже если они их не понимали. Затем прошел через пустой двор к тому месту, где его машина ждала у ворот завода под прожектором.

— Домой, сэр? — спросил Гарри Смит, отрываясь от полировки фар замшевой тряпкой.

— Домой, — ответил он. — На несколько дней.

— А, — сказал бывший морской пехотинец в форме шофера. — Значит, мы куда-то опять направляемся, сэр?

Джон кивнул и шагнул в пассажирское отделение автомобиля, когда Смит открыл его для него, бросив шляпу и трость на одно из сидений. Их было шестеро, лицом друг к другу спереди и сзади. Один держал Мориса Хостена, который спал, положив голову на колени Мориса Фарра; мужчина постарше с любовью смотрел на своего пятилетнего тезку, поглаживая шелковистые черные волосы, рассыпавшиеся по темно-синему форменному пальто. Пия подняла глаза с приветливой улыбкой, в которой чувствовалась легкая хмурость.

— Даже в день рождения твоего сына ты не можешь оторваться от дел? — спросила она.

— Всего лишь небольшое дельце, дорогая, — сказал он, откидываясь на мягкую кожу сиденья. —  Тихо, а то ты его разбудишь.

Морис Фарр усмехнулся. — После того количества торта, которое съел этот молодой человек, не говоря уже о лимонаде, конфетах, аттракционах на пони, карусели и колесе обозрения, заряд пороха не смог бы его разбудить — ты уже должен это знать.

— Он знает; он просто использует это как оправдание. Пия взяла Джона за руку и сжала, чтобы унять боль от этих слов. — Ты размахиваешь перед ним этим словом «долг», и он реагирует, как рыба, прыгающая на червяка.

— И крючок зазубренный, — уныло сказал Джон, кивая Смиту через окно, которое соединяло пассажирский салон и место водителя. Машина двинулась вперед с шипением выпускаемого пара.

— Ваша леди рассказала мне одну интересную идею, — сказал адмирал Фарр.

— Эта леди…

— О женщинах, — поправила Пия.

— Женская Вспомогательная Служба? — закончил Джон.

— Да. Если мы ввяжемся в полномасштабную войну со Страной, мы могли бы это использовать. Хотя я не уверена, как отреагировала бы публика; было много плохих предчувствий во время волнений по поводу франшизы, около десяти лет назад. Люди утверждают, что это был первый шаг к  коррупции Избранных и так далее.

— Я не думаю, что это будет большой проблемой, — задумчиво ответил Джон. Центр предусмотрел вероятный срыв общественных настроений при различных сочетаниях обстоятельств. — В конце концов, идея Пии состоит в том, чтобы женщины брались за работу, которая освобождает мужчин для возможности  сражаться. В корпусе медсестер уже много женщин — со времен последней войны с Союзом, знаете ли…

— И если случится большая война, нам понадобятся все бойцы, которых мы сможем заполучить, — задумчиво произнес адмирал. — Мы не выиграем эту битву без большой армии, и флот тоже придется расширять. Мы не сможем выделять людей для набора текстов, подготовки  документов и всего такого.

— И для работы на фабриках, — добавила Пия. — Во-первых, у нас должен быть комитет — влиятельные женщины,  респектабельные, но и...  энергичные.

— Если тебе нужна энергия, то как насчет твоих невесток? — спросил Морис. — Если и есть что-то, что есть у моих дочерей, так это энергия… ох.

Пия кивнула. — Сначала я поговорю с ними, — сказала она. — Они молоды, но время еще есть.

— Это займет некоторое время, — сказал Джон. Пия кивнула; его приемный отец посмотрел на него немного странно, пораженный уверенностью его тона. — Но уже не слишком рано начинать закладывать фундамент.

— Сынок, для тридцатилетнего мужчины иногда ты кажешься чертовски старым, — сказал Морис. Он коснулся своих седеющих висков. — Может быть, мне лучше уйти в отставку и оставить поле вам, молодым.

— Я не думаю, что тебя можно пощадить, отец, — сказал Джон. — И... это не так уж и долго, когда заварится каша.

— Это действительно так? — спросил Морис Фарр.

— Ситуация в Союзе становится довольно напряженной, — ответил Джон. — Там может победить Народный фронт на следующих выборах.

— Избранным это определенно не понравится, — сказал Морис. — Я тоже не слишком уверен, что понимаю. Союз не собирается решать свои проблемы нападением на собственность. Хотя то, как ведут себя богатые люди, является постоянным приглашением к такого рода вещам.

Джон кивнул. — Избранные имеют там большое влияние в определенных кругах, — сказал он. — И я не думаю, что эти круги собираются лечь и умереть только потому, что они проиграли выборы. Потребуется пара лет, чтобы все закипело, но Страна, безусловно, подогревает котел.

Морис Фарр медленно моргнул, его лицо медленно теряло очертания дедушки и становилось адмиральским. — Они не могут доставлять припасы в Союз иначе, как по морю, — задумчиво произнес он.

Джон покачал головой. — Мы не можем бороться с ними с помощью одной фракции в Союзе, — сказал он. — Западные провинции на это не пойдут.

— Я думаю, все это хорошая почва для получения информации, — сказал Фарр.

— Удивительно, что может сделать пребывание в паре сотен миль от места действия. И они всегда сопротивлялись попыткам жителей Востока вовлечь Республику в целом в дела Союза; им потребуется некоторое время, чтобы понять, что это другое.

Пия подняла на него глаза. — Так вот почему ты должен ехать в Союз, любовь моя? — спросила она.

Джон печально вздохнул. — Джеффри и я будем отправляться, и возвращаться оттуда в течение многих лет, — сказал он. — Пока не наступит кризис. Но не волнуйтесь, это не должно быть особенно рискованно. В конце концов, мы всего лишь консультируем и играем в политику.

* * *

Джеффри Фарру никогда особенно не нравился «Юнион дель Эст». Во-первых, официанты, владельцы гостиниц, клерки и тому подобные считали предметом гордости быть угрюмыми, а ему никогда не нравилось видеть плохо выполненную работу. Во-вторых, женщины не стирали и не меняли нижнее белье достаточно часто, чтобы удовлетворить его; он полагал, что это было академическим моментом теперь, когда он был женатым мужчиной с девятилетней дочерью и еще одним ребенком на подходе, но воспоминание терзало… и она так хорошо выглядела до и после того, как сняла панталоны. Но фу!

Мужчины тоже почти не мылись, но это было менее личное.

Тем не менее, прибрежный город Борро выглядел достаточно хорошо; местность была менее гористой, чем большая часть южного берега Кишки, длинная узкая равнина, обрамляющая реку между невысокими горами. Равнина была покрыта в основном виноградниками; предгорья гор были серо-зелеными от олив, а верхние склоны густо поросли дубом и серебристой елью, несмотря на столетия вырубки для зданий, корабельного леса и бочек. Сам город раскинулся вдоль реки в путанице доков и прудов, окруженный широкими прямыми улицами, обсаженными деревьями, и красивыми трехэтажными зданиями из однородного кремового известняка. Трущобы были не так плохи, как в большинстве городов Союза, и их умело скрывали от посторонних глаз. Терраса на крыше этого ресторана была довольно приятной — солнце светило сквозь полосатые навесы, официанты в белых фартуках разносили еду и напитки на подносах... И, чтобы все испортить, за соседним столиком сидели три Избранных офицера в сером, двое мужчин и женщина, и две местные дамы. Аристократы Страны принимали обед из пяти блюд и пары бутылок местного вина. Или, скорее, обедали двое мужчин, и время от времени они смеялись со своими местными спутницами, которые были либо чрезвычайно дорогими талантами, либо второстепенными аристократками, которыми они казались. Женщина Избранных потягивала вино из бокала и оглядывалась по сторонам. Среднего роста, темные волосы и глаза…

— «Господи, да это же Герта! — подумал Джеффри с приступом тревоги, которая превратила голод в его желудке в кислое бурление. — «Почему ты мне не сказал?»

— Я сделал бы это, парень, если бы это было срочно. Однако я не хочу, чтобы ты терял бдительность. Мы не всегда можем замечать какие-то вещи для тебя.

Он пытался сохранить бесстрастное выражение лица, но Герта, должно быть, заметила какие-то перемены. Она слегка приподняла бокал с вином, а вместе с ним и бровь. Манеры немного напоминали ему Джона, но, с другой стороны, они выросли вместе. Иногда он с удивлением вспоминал, что Джон родился среди Избранных. Если бы не эта косолапость…

— Наблюдай:

Внешность мужчины — это нечто большее, чем мускулы и кости; их формирует внутренняя личность, все, начиная от линии рта и заканчивая походкой. Джеффри потребовалось мгновение, чтобы понять, что высокий мужчина в форме генерала Страны был Джоном. Лицо было то же самое, но полное спокойной, мрачной смертоносности. Город позади него тоже был знаком: Борро, но в руинах. Над головой парил дирижабль, а из доков маршировали колонны войск Страны.

Центр сообщил: — Джон Хостен находится в верхних 0,3 % кривой возможных человеческих способностей. При отсутствии его инвалидности и при условии отсутствия вмешательства с нашей стороны вероятность того, что он достигнет звания генерала, составляет 87 % ±4. Вероятность стать начальником генерального штаба 73 %, ±6. Вероятность стать главой  государственного совета Избранных 61 % ±8. Вероятность  завоевания Избранными Визагера увеличивается на 17 % ±5 в этом случае.

Джеффри слегка внутренне содрогнулся. Без косолапости — и без Центра — они с Джоном, вероятно, провели бы всю свою жизнь, сражаясь друг с другом.

— Правильно. Вероятность…

— «Заткнись», — одновременно подумали Радж и Джеффри.

Наконец появился официант и поставил перед ним миску со знаменитым рыбным рагу Борро: трехстворчатые моллюски в панцирях, кусочки хвоста ящерицы, кусочки рыбы, и все это в бульоне, приправленном чесноком, помидорами и специями. Пахло чудесно; это было бы еще чудеснее, если бы у официанта не было ободка грязи под ногтем большого пальца, а большой палец не погружался в тушеное блюдо. Джеффри заставил себя не обращать внимания на это и на то, какой, вероятно, была кухня; он налил себе бокал белого вина и оторвал кусок хлеба от конца длинной узкой булки. По правде, они действительно умели готовить.

И это была чертовски неудачная случайность, что  офицеры Избранных и, особенно, Герта оказались именно здесь, когда он ожидал…

Маленький, худощавый мужчина подошел к столу Джеффри и сел, сняв, берет и, затушив отвратительно пахнущую сигарету в пепельнице. Его взгляд метнулся в сторону Избранных за три столика от них.

— Они нас не слышат, — сказал Джеффри. — А мы отвернемся.

Чтобы они не могли читать по губам. Навскидку он подумал, что двое Избранных мужчин были обычными пехотинцами; Герта, конечно, не была такой, и вполне могла быть обучена этому конкретному навыку. Относительно же того, что они здесь делали…

— И у нас есть дело, — продолжил Джеффри, накладывая ложкой немного рыбного рагу. — Черт возьми, но это хорошо, — мягко сказал он.

— Винсен Дешамбре, — представился худощавый мужчина. Джеффри на мгновение взял его за руку. — Делегат от Единой Партии Труда. Он вытащил из кармана пиджака маленький плоский конверт и протянул его через стол.

— Полковник Джеффри Фарр, — ответил Джеффри, прочитав.

Он хорошо говорил по-французски и хорошо читал; «Союз дель Эст» был главным внешним врагом Республики еще поколение назад или около того, а стычки начались совсем недавно. От  военных Сантандера ожидалось, что они выучат этот язык хотя бы для допросов и изучения захваченных документов.

Винсен снова посмотрел на стол с Избранными. — Суки, — сказал он, и его голос внезапно стал похож на голос существа, которое большую часть времени проводило, свернувшись калачиком на теплых камнях.

Джеффри поднял глаза, приподняв бровь. Только один из Избранных мог претендовать на это.

— Не иностранцы, — сказал Винсен. Легкий блеск пробежал по его высокому лбу, вплоть до края редеющих волос. — Они просто пираты. Если бы мы были едины, мы могли бы посмеяться над ними.

— «Я так не думаю», — подумал Джеффри. В одиночку Союз против Страны Избранных был бы поединком между молотом и яйцом. Конечно, не такой легкой жертвой, какой была Империя. Во-первых, местность была хуже, во-вторых, она была дальше, а в-третьих, страна была не такой уж отсталой. Тем не менее, его точка зрения понятна. И Страна не собиралась просто вторгаться в Союз. Это означало бы войну с Сантандером, а Избранные не были готовы… пока.

Как и Сантандер.

— Эти шлюхи виноваты, они и им подобные.

Джеффри быстро осмотрел другой стол, затем повернулся и позволил Центру затормозить изображение перед ним, увеличивая, пока все они не оказались на расстоянии вытянутой руки.

— Я не думаю, что они профессионалы, — сказал он.

Винсен покраснел еще сильнее; было немного неловко видеть, как человек на самом деле потеет от ненависти.

— Элита, — сказал он, используя Фран-термин  для обозначения высших классов. — Мердешены теряют свою власть, поэтому они призывают иностранцев поддержать их.

— Ну, в эту игру могут играть двое, — сказал Джеффри.

Представитель Союза бросил на него острый взгляд, так как Сантандер отхватил несколько значительных кусочков от западной границы Союза во время старых войн. Джеффри тепло улыбнулся.

— Мы не занимаемся территориальной экспансией, по крайней мере, больше.

Конечно, в наши дни большая часть Западного Союза была экономическим сателлитом Республики, и Рабочей Партии это ни капельки не нравилось. Несмотря на то, что без этих инвестиций его члены все равно зарабатывали бы на жизнь, занимаясь сельским хозяйством в качестве издольщиков, выплачивая половину урожая землевладельцу.

Винсен хмыкнул. — Как скажете. Теперь у нас есть доказательства. Генерал Либерт определенно ведет переписку с агентами Страны. Они предлагают транспорт для войск его Легиона на материк.

Центр показал Джеффри карту. «Союз дель Эст» занимал большую часть южной части главного континента Визагера, между Сантандером и чем-то вроде республики Сьерра. К югу от него было не так уж много места, кроме океана вплоть до южной ледяной полярной шапки, но там был ряд довольно значительных островов, некоторые независимые, некоторые принадлежали Республике или Союзу.

— Либерт на Эрриф, не так ли? Это довольно далеко, семьсот километров или около того. Разве ваша военно-морская эскадра в «Бассен-дю-Сюд» не может держать его взаперти?

Легион был лучшими войсками Союза, и притом, укомплектован, в основном, иностранцами. Они были теми, кто, наконец, победил коренных жителей на Эррифе, после войны, когда регулярные войска Союза чуть ли не были отброшены в море. И теперь на островах тоже были большие подразделения коренных жителей Эррифа под командованием офицеров Союза. Вероятно, они будут вести такую же жесткую борьбу против правительства Союза, как и в первой войне.

— Да, флот лоялен правительству, — сказал Винсен. — Но Страна предлагает воздушный транспорт, если на материке произойдет аналогичное военное восстание.

Джеффри тихо присвистнул, вспомнив воздушную атаку на Корону на начальных этапах Имперской войны. — «Нельзя винить Избранных в дерзости», — подумал он. Эрриф намного дальше от их баз. — «Пролететь над Союзом», — подумал он, прикидывая расстояния. Они могли бы это сделать; у «Ландиш Люфтанза» была концессия на прокладку маршрута таким образом. Дозаправляясь в море с кораблей, прошедших вокруг континента в международных водах. Да, это возможно. Просто. На войне нужно быть готовым рисковать, иначе она превращалась бы в серию стыковых матчей. Большие риски могут иметь большие выгоды… или катастрофу, если все пойдет прахом.

— Почему бы вам не отозвать его и не посадить в тюрьму? — спросил Джеффри. — Прежде чем у него появится шанс взбунтоваться.

Винсен сжал кулаки. — Потому что у этого коалиционного, так называемого правительства, еще меньше решимости, чем мозгов! Его полу-вой привлек пристальные взгляды от окружающих их столов, и он понизил голос. — Мы, проклятые синдикалисты, региональные автономисты — все, кроме дважды проклятых анархистов и сепаратистов, и собачьего имени! Мы тоже должны держать их в узде, потому что нам нужны их голоса в Палате делегатов.

Он издал звук отвращения сквозь зубы, размахивая руками. Жители Союза в этом смысле были похожи на Имперцев: свяжите им руки, и они онемеют как рыба.

— В прошлом году мы могли бы его арестовать. Арестовали всех предателей в погонах. И что сделало наше так называемое правительство? Отправило половину из них на пенсию! Дало им пенсии, выжатые из пота рабочих, чтобы они могли строить планы на досуге.

— Никогда не причиняйте врагу легкого вреда, — процитировал Джеффри. — Старая Имперская поговорка. Очень старая, судя по тому, что сказал Центр.

Маленькие глазки Винсена горели согласием. — Мы должны были казнить их всех, — сказал он. — Теперь уже слишком поздно. Правительство придерживает Генерала, — он буквально выплюнул это слово, — Либерта в надежде, что, если они не будут его провоцировать, он ничего не предпримет.

— Глупо, — согласился Джеффри. — Они также, вероятно, боятся, что если они пошлют войска, чтобы арестовать его, они вместо этого перейдут на его сторону.

Винсен отрывисто кивнул. — Есть лояльные войска «Штурмовая Гвардия», например, — но да, министерство обеспокоено этим.

— Что подводит нас к практическим вопросам, — сказал Джеффри. — Если произойдет военное восстание при поддержке войск Страны, что именно вы планируете с этим делать?

— Мы будем сражаться!

— Да, но чем вы будете сражаться?

Маленький «Союзник» сцепил пальцы на столе. — У нас есть уверенность, что, по крайней мере, часть армии останется лояльной. Помимо этого, есть региональные ополченцы.

Джеффри кивнул. Он не доверял им; во-первых, у них было еще меньше реальной подготовки, чем у провинциальных ополченцев. Некоторые штаты Союза управлялись консервативными оппозиционными партиями и, таким образом, поддерживали Избранных. Даже в тех, где этого не произошло, слишком многие ополченцы находились под влиянием местных магнатов, почти все из которых поддерживали консервативные оппозиционные партии, как и здешняя Церковь. Если уж на то пошло, здешняя Церковь была крупным землевладельческим магнатом.

— И мы раздадим оружие партийным ополченцам коалиции и рабочим на улицах — давайте посмотрим, как Регулярной Армии понравится тонуть в море вооруженных рабочих.

— Приятно видеть, что вы настроены серьезно, — сказал Джеффри. Все это звучало как рецепт для кровавой бани, но это было предпочтительнее, чем еще один быстрый триумф Избранных, как предположил он. — Со своей стороны, я могу заверить вас, что мое правительство объявит любое прямое вмешательство во внутренние дела Союза недружественным актом.

Это значило меньше, чем следовало бы; полускрытое вмешательство не спровоцировало бы ответные действия Сантандера. Республика просто не была готова к войне ни физически, ни психологически.

— И я думаю, мы можем гарантировать, что вам будет разрешено покупать оружие. Выступая от себя лично, я могу сказать, что вы также обнаружите, что некоторые из наших банков проявляют сочувствие в вопросе кредитов. При условии, что ваше правительство будет столь же разумным.

— Полагаю, вы захотите уступок.

Они договорились обсудить детали позже; когда Винсен ушел, выражение его лица было чуть менее кислым. К счастью, Избранные офицеры ушли немного позже. Мужчины пошли со своими местными друзьями; один из них остановился, чтобы сказать последнее слово Герте Хостен. Она засмеялась и покачала головой. Мужчина пожал плечами, а девушка рядом с ним надулась. Когда они ушли, Герта взяла свой бокал и подошла к столу Джеффри.

— Пожалуйста, — сказал он, когда она села, не спрашивая разрешения.

На суровом темном лице появилась легкая улыбка. — Мы снова встретились. Очень приятно. Было бы еще лучше, если бы у Генриха хватило ума застрелить тебя четыре года назад. Я сказала ему, что ты ведьмак.

— Я здесь в отпуске, — сказал Джеффри, невольно улыбаясь в ответ. — Кроме того, у Генриха нет твоего подозрительного склада ума.

— Вот, почему он простой пехотинец. Он слишком добродушен для его же блага. Герта подняла свой бокал. — Эти Союзники делают красивые вещи, — сказала она, когда ограненный хрусталь заискрился в лучах вечернего солнца. — И они делают хорошее вино. Но они не могли организовать моряков в публичный дом.

— Ну, это ваша проблема, — ответил Джеффри. — Вы те, у кого здесь учебная миссия.

— Исключительно в качестве частных подрядчиков, в отпуске от наших обычных обязанностей, — благочестиво ответила Герта.

— А я турист, — отозвался Джеффри.

Он неохотно присоединился к смеху Герты.

— Знаешь, что самое лучшее в соревновании с вами, Санти — Сантандер-цами? — спросила Герта. Когда он покачал головой, она продолжила: — Дело не в том, что вам не хватает смелости, или потому, что вы глупы, потому что вы не такие. Дело в том, что вы никогда, никогда не будете готовы. Она допила вино и встала.

— И мы собираемся выиграть этот раунд, — сказала она.

— Почему это, это непобедимая судьба  расы Избранных?

— Непобедимое дерьмо мула, — весело сказала она с ухмылкой, которая могла бы появиться, как у акулы, вынырнувшей из глубокой воды, переворачиваясь для смертельного укуса. — Причина, по которой мы собираемся победить, заключается в том, что мы пытаемся помочь испортить это место — и Союзники, во всяком случае, в этом положительные гении.

Глава четырнадцатая

Все в «Бассен-дю-Сюд» были напуганы. Джон Хостен чувствовал это как бы на вкус, даже без быстрого беглого сканирования Центром проходящих мимо людей. Узкие кривые улочки были менее заполнены людьми, чем он видел во время предыдущих деловых визитов, и владельцы магазинов стояли в концах своих длинных узких магазинов, готовые закрыть раздвижные металлические двери. Окна были заперты завитыми железными решетками их балконов, и такие же железные двери были установлены поперек большинства узких проходов, которые вели во внутренние дворы. Он все еще мог мельком увидеть их, увидеть фонтан или статую из старой зеленой бронзы, или мойку над простыми каменными плитами.

Улыбка Герты преследовала его, увиденная глазами Джеффри.

Каждый раз, когда он видел ее такую улыбку, люди начинали умирать на рабочих местах.

Было что-то еще в этих улицах, как решил он, в надежде, что Жан-Клод все еще там. Что-то очень странное было в этих улицах, но он не мог точно определить, что именно.

По словам Центра, было мало военнослужащих.

В «Бассен-дю-Сюд» был довольно многочисленный гарнизон Союза плюс военно-морская база. На самом деле, если бы он повернулся, то мог бы увидеть ее часть вниз по склону с того подъема, на котором он находился. Его отчим пришел бы в холодную ярость, увидев в доке узлы и петли, свисающие с такелажа трех крейсеров со смешанным парусном вооружением, и состояние их верхней части, но…

Звук ударил как в огромную мягкую воздушную подушку, отбросив его назад. Внизу, у военно-морских доков, расцвела огненная полусфера с обломками железа, дерева и членами экипажа с трех крейсеров. За взрывом последовала ошеломленная тишина, затем раздался оглушительный рев, подобного которому он никогда в жизни не слышал.

— Толпа, — мягко произнес мысленный голос Раджа. — Это звук охотящейся толпы.

Поверх него доносились звуки, которые он без проблем распознал. Сначала серия глухих ударов вдалеке, как будто хлопают очень большие двери. Затем булькающий, хлопающий звук, который продолжался и продолжался, поднимаясь и опускаясь. Артиллерия и стрелковое оружие.

— Я опаздываю, черт возьми, — сказал он и побежал. Возможно, слишком поздно. Неровный тротуар был скользким и ненадежным под его ботинками; он держал правую руку возле передней части куртки, готовый схватиться за оружие.

— Осторожнее, парень, — предупредил Радж. — Я не думаю, что иностранцы сейчас будут здесь так уж популярны.

Узкая улочка немного расширилась, превратившись в небольшую мощеную площадь в форме неправильного многоугольника, с фонтаном посередине, изливающим воду в гранитные желоба для лошадей вокруг него. Пуля просвистела в воздухе. Он нырнул вперед и перекатился под прикрытие желобов, не обращая внимания на камни, впивающиеся в его спину, и вынырнул с оружием наготове в руке.

Человек в коричневой монашеской рясе, пошатываясь, выходил из маленькой церкви на другой стороне площади. Это был коренастый мужчина с большим животом и круглым пухлым лицом. Несколькими часами ранее это могло быть добродушное лицо веселого монаха, слишком любящего стол и бутылку с различными историями. Теперь это была маска из крови из длинного пореза на покрытой тонзурой голове. Десятки мужчин и женщин, одетых в грубую одежду городских рабочих, следовали за монахом, насмехаясь и тыкая в него палками, плюясь и пиная ногами. Тяжелое тело священника дергалось под ударами, но его широко раскрытые неподвижные глаза смотрели из-под мокрой от крови кожи с отчаянным неподвижным выражением, будто его разум убедил себя, что выход на площадь представляет безопасность.

Для него не было никакого спасения. Один из толпы устал от веселья. Поднятый булыжник, которым он размахнулся, должно быть, весил десять фунтов; голова монаха лопнула со звуком, очень похожим на падение арбуза с шестого этажа на мостовую. Он рухнул, его тело все еще подергивалось под коричневой мантией. Джон тихо выругался про себя и поднялся, отведя пистолет в сторону. Черная потрескивающая сталь оружия, вероятно, не слишком выделялась бы на фоне его сюртука… и, хотя десять патронов в магазине тоже были бы не очень хороши против атакующей толпы, он не собирался умирать в одиночку, если до этого дойдет.

— Эй, вот один из Избранных собачьих сосунков, который вместе с элитой и христоносцами! — заорал кто-то.

— Сантандер! — крикнул Джон сдерживаемым ревом. Это слово прорвалось сквозь крик этого маленького отщепенца от толпы. — Я из Сантандера, хотя я родился в «Принятии присяги», а мой отец генерал в Совете, но нет необходимости усложнять ситуацию, я по дипломатическим делам.

Левой рукой он вытащил свой паспорт и поднял его вверх. Половина толпы, вероятно, не умела читать, не говоря уже о том, чтобы распознавать официальные штампы, но его голос без акцента и его манеры заставляли их колебаться.

— Я сейчас направляюсь в консульство Сантандера, — продолжил он и указал на север, где звуки боя были самыми сильными. — Разве у вас, ребята, там нет никаких дел?

Толпа смешалась, люди разговаривали со своими соседями; снова индивидуумы, а не звери с единым разумом и волей. Джон убрал оружие в кобуру и побежал мимо них, мимо церкви, где пламя начало лизать разбитые витражи. Быстрый взгляд внутрь показал хаос быстрого некомпетентного мародерства и тело монахини, распростертое в огромной луже крови из ее перерезанного горла.

— «Какие милые союзники», — сухо подумал он и мысленно отмахнулся от комментариев Центра.

— Я знаю, я знаю.

Улицы расширялись по мере того, как он поднимался по склону над гаванью и достигал более или менее ровного плато, на котором располагалась новая часть города. Напор людей тоже возрос, толпы людей хлынули из районов доков позади него и из пригородов фабричных рабочих. Он обогнул электрический трамвай, застывший посреди улицы, прошел мимо другой горящей церкви — судя по столбам дыма, пожары были по всему городу — и мимо брошенных машин, вокруг которых проезжали переполненные автомобили. В них находились вооруженные люди в гражданской одежде или зеленой форме штурмовой гвардии жандармерии с черными кожаными шляпами, а также в армейском и военно-морском снаряжении. Однако у всех мужчин были красные нарукавные повязки, а у некоторых на длинных штыках развевались миниатюрные красные или черные флажки. Джон ругался, пинался и проталкивался сквозь толпу, но напор становился все ближе и ближе; это было похоже на сильный прибой или течение реки.

Внезапно толпа сомкнулась вокруг него, на этот раз как водоворот. Едва он свернул за угол на авеню д'Армес, как впереди раздалась стрельба, на этот раз более громкая. Он был  выше всех в толпе Союзников, чтобы понять почему. Дюжина военных паровых машин подъехала и перегородила дорогу в пятидесяти ярдах впереди. Они не были бронированными машинами, но у каждой из них была пара пулеметов, установленных на штырях. За ними последовала пехота, подбегая и разворачиваясь на машинах и вокруг них. Их винтовки поднялись вверх, а расчеты пулеметов откидывали крышки и нажимали на рычаги взведения. Толстые водонепроницаемые кожухи автоматического оружия дергались и дрожали от их пугающей поспешности.

Джон почувствовал холодную рябь на животе и в пояснице. Казалось, все происходило очень медленно, давая ему, достаточно времени для размышлений. Мужчина перед ним толкал тачку, полную камней и половинок кирпичей —  боеприпасов для бунта, которым он больше не был. Он присел на корточки — согнуться было негде — схватил мужчину за талию и лодыжку и потянул. Мужчина накренился вперед, перелетел через опрокинутую тачку и врезался в трех мужчин перед ней, сбив их с ног. Они упали навзничь на дерево и железо в то же мгновение, когда Джон нырнул вперед и вниз на рассыпавшиеся кирпичи, в образовавшееся пространство, единственное открытое пространство во всей огромной толпе.

Как будто гигант в металлических перчатках схватил огромный лист холста и разорвал его. Джон свернулся калачиком за тачкой и оскалил зубы, представив себе картину того, что происходило впереди. Толпа никак не могла отступить, не с таким количеством тысяч людей позади них, все еще продвигающихся вперед, и с высокими глухими стенами с обеих сторон.

Двадцать пулеметов стреляли непрерывно, и несколько сотен магазинных винтовок стреляли так быстро, как солдаты могли передернуть затвор и перезарядить. Тела падали на тачку, на Джона, превращая его положение в лошадь, которая брыкалась, дергалась и истекала кровью. Он навалился спиной на скользящую, бьющуюся массу; если он позволит ей расти, то задохнется здесь, в ловушке под полутонной плоти. Баррикада из тел содрогнулась, когда пули попали в цель. Джон был слеп в жаркой темноте, которая воняла железом и медью крови, слизистых фекалий и жидкостей организма. Они стекали по нему, пачкая одежду, попадая в рот и глаза. Он снова вздохнул, чувствуя, как его сюртук рвется от напряжения. Тела скользили, и дуновение более свежего воздуха вернуло его к осознанным мыслям.

— Не могу привлечь внимание…

Через щель он мог видеть крыши за баррикадой из боевых машин. Там что-то шевельнулось, и что-то маленькое пролетело по воздуху.

Бах! Динамитная шашка упала между двумя автомобилями и закатилась под передние колеса одного из них. Она ударила в соседний автомобиль с оглушительным треском стекла и металла; перегретый пар обжигал людей на несколько ярдов вокруг, когда змеевики парового котла в обеих машинах разорвались. Какой-то офицер с сильным присутствием духа перенаправил огонь на крыши с обеих сторон, но посыпалось еще больше динамитных бомб. Бах! Бах! Бах!

Не было времени, чтобы паника охватила всю толпу, даже, несмотря на то, что сотни — тысячи — были убиты или ранены. Даже Центр не мог предугадать их реакцию. Выжившие люди побежали вперед, и Джон побежал вместе с ними. Один пулемет на короткое время снова заработал, а затем передовые части толпы начали карабкаться по пандусу из мертвых и умирающих, который возвышался на четыре-пять тел перед разбитыми военными машинами. Он нырнул головой вперед, в то время как выжившие солдаты расстреливали бунтовщиков, силуэты которых виделись на краю. Автоматический пистолет был у него в руке, когда он опустился на колени. Зеленая сетка линий застилала его зрение, и прицел мигал красным, когда он переходил от одной цели к другой. Бах. Солдат отлетел назад от своего пулемета с круглой синей дырой между глазами и задней частью головы, снесенной пулей. Бах. Офицер согнулся пополам, будто его ударили в живот, затем скользнул вперед и безвольно лег среди других мертвецов. Бах. Бах. Затвор защелкнулся, и его руки автоматически извлекли пустой магазин и заменили его одной из обойм, прикрепленных к плечевой кобуре.

Джон моргнул, хрипло дыша. Его рука слегка дрожала, когда он убирал пистолет в кобуру, и он моргал снова и снова, пытаясь избавиться от ощущения остекленения зрения, которое заставляло его чувствовать себя брошенной марионеткой.

— Мне это тоже никогда не нравилось, — сказал Радж. На мгновение возникло изображение комнаты в башне, с полудюжиной мужчин, распростертых в смерти на столах и скамьях. — Иногда это необходимо. Соберись, парень. Работа, которую нужно сделать.

Джон кивнул и вытер застывшую кровь с лица. Что ж, это не сработало. Он снял свой деловой сюртук и вместо него использовал относительно сухую подстежку, очистив ее настолько, чтобы глаза не слипались, и,  сплюнув, чтобы избавиться от привкуса во рту. Затем он наклонился, чтобы поднять упавшую винтовку и патронташ солдата; оружие было производства Страны или его копия. Нет, это оружейные знаки «Принятия присяги». Он вставил в магазин две обоймы и передернул затвор, прежде чем пробраться к краю толпы. Маловероятно, что его контактер окажется дома, но это было недалеко, и он должен был это проверить.

Снайперы вели огонь с башен собора Бассен-дю-Сюд. Муниципальный дом был прямо напротив него, с импровизированными баррикадами из мебели и цветочных горшков перед входами, а люди стреляли в ответ из-за них и из окон наверху. Джон лег на живот и, как леопард, пополз по тротуару от одного укрытия к другому. Когда он был на полпути, взрыв поднял его и отбросил к стене здания, оставив наполовину оглушенным, когда фасад собора медленно обрушился на площадь, падая почти вертикально.  Известняковые строительные блоки весом в четверть тонны вперемешку с горгульями, резьбой и осколками стекла лавинойпосыпались на тротуар. Джон прижался лицом к тротуару и надеялся, что платаны и скамейки справа от него остановят все, что отскочит так далеко. Послышался стук обломков, и что-то задело его ягодицы достаточно сильно, чтобы причинить боль; затем облако удушливой пыли окутало его, заставив несколько раз чихнуть. Грохот землетрясения стих, и он упрямо продолжил свое движение ползком.

Услужливые руки перетащили его через баррикаду; толпа за ней включала всех, от охранников до женщин-клерков, вооруженных всем мыслимым, включая каминные кочерги и детские рогатки. Многие люди там стояли на сваленной в кучу мебелью и приветствовали разрушение собора, несмотря на то, что вражеский огонь велся и из других зданий вокруг площади. Джон предусмотрительно перекатился на бок, прежде чем выпрямиться, слегка крякнув, когда его синяки заныли. Гвардеец посмотрел на него, бессознательно теребя пистолет на боку.

— Кто вы? — спросил он.

— Я здесь, чтобы увидеть Жан-Клода Дешина, — ответил Джон.

— Просто так? У жандарма были узкие глаза и густая черная щетина. — Я спросил, кто вы такой.

— И я попросил о встрече с Жан-Клодом. Скажите ему, что Джон здесь с посылкой, которую он ожидал.

Глаза мужчины сузились; он кивнул и потрусил прочь. Джон прислонился спиной к изогнутой гранитной колонне и попытался взять под контроль свое дыхание и сердцебиение, не обращая внимания на беспорядочную стрельбу и радостные возгласы и пытаясь не обращать внимания на смертоносный вой случайного рикошета, пробивающегося сквозь забаррикадированные окна. Десять лет назад он бы не дышал так тяжело. В вестибюле было темно из-за этих баррикад, света хватало только на то, чтобы разглядеть большую изогнутую лестницу в задней части здания и обычные аллегорические фрески, изображающие Прогресс, Гармонию и Трудолюбие, подобные тем, что Синдикат инициатив повесил бы в любой ратуше Союза. Одна из них действительно привлекла его внимание — мозаичный фрагмент, изображающий Бассен-дю-Сюд таким, каким он выглядел пару столетий назад, с мрачной громадой замка на холме, окруженной стеной, и маленькой деревушкой у его подножия. Этот замок был построен как база, чтобы остановить корсаров Эррифа, в те времена, когда островные пираты фактически владели побережьем, создавая базы и совершая набеги далеко вглубь страны в поисках рабов и добычи.

Замок все еще был там. И это был гарнизонный штаб военного округа Бассен-дю-Сюд. Куртины, рвы и щели для стрел больше не имели значения, но во внутренних дворах стояли тяжелые минометы береговой обороны, изготовленные в Союзе, способные контролировать гавань, если заговорщики укрепят свою власть над гарнизоном.

По лестнице с грохотом спускался высокий мужчина с выпирающим животом; через плечо у него был полицейский карабин, а за поясом — пистолет.

— Джин! — добродушно взревел он и подошел к Джону с распростертыми объятиями для поцелуя в обе щеки, что было стандартным дружеским приветствием в Союзе. В последний момент он отпрянул.

Джон мельком взглянул на свою рубашку. — По большей части это кровь других людей, — дружески подсказал он.

— Вот собаки! Вы попали в уличную схватку?

Джон кивнул. — Несколько солдат с установленными на автомобилях пулеметами устроили резню, но кто-то бросил в них динамит. Кажется, сегодня происходит много взрывов. Он мотнул головой в сторону дверей, ведущих на площадь.

— Моя надежда, да, — радостно сказал мэр Бассен-дю-Сюд. — Медные рудокопы... Я ... э-э... организовал специальный поезд, чтобы привезти несколько сотен из них с холмов. Изобретательные ребята, не так ли?

Джон кивнул. Они также были анархистами почти до мозга костей, те, кто не был членами радикального крыла партии Труда. Несколько лет назад, когда консерваторы были у власти, они взялись за оружие в ходе восстания, находящегося на полпути между жестокой забастовкой и прямой революцией. Правительство отказало легионерам генерала Либерта и напустило на них Эрриф, когда регулярная армия не смогла подавить восстание.

— Вам понадобится нечто большее, чем динамит и охотничьи ружья, чтобы вывести гарнизон из замка. Особенно, если вы хотите сделать это до приезда Либерта. Что у вас есть на пути кораблей, чтобы помешать ему, пересечь границу?

— Три крейсера были потеряны.

— Я видел это. Саботаж?

Мэр кивнул. — Бомбы замедленного действия в складах боеприпасов, мы думаем. Но есть один торговый рейдер класса «корсар» и несколько торпедных катеров. По последним данным, в гавани Эрриф не было ничего, кроме торговых судов.

— Это последний отчет. Но он может перебрасывать людей по воздуху. «Добровольцев» Избранных по «частному контракту». На самом деле, я бы не стал отрицать, что Избранные сопровождают свои десантные корабли эскадрой крейсеров.

— Это означало бы войну! Натуральный оливковый цвет лица мэра сменился на бледно-серый. — Войну с Республикой.

— Нет, если они могли бы заявить, что местное правительство пригласило их войти.

— Никто не мо...

— Друг мой, ты не знаешь, на что похожи юристы Сантандера. Они могли бы возвести дьявола на Престол Божий — или, по крайней мере, затянуть все по этому вопросу на год или больше. Вот почему, вы должны доставить какой-нибудь транспорт к моему кораблю; он под завязку набит винтовками, пулеметами, боеприпасами, взрывчаткой, минометами и полевыми орудиями.

Жан-Клод решительно кивнул. — Хорошо. Он повернулся и начал выкрикивать приказы.

* * *

Герта Хостен пригляделась в щель между истертыми досками лодочного сарая. Там было многолюдно, с полудюжиной  коммандос Избранных и рыбацкой лодкой, припаркованной на слипе. Вонь старой рыбы пропитала дубовые и сосновые бревна. Резиновый комбинезон, в который она была одета, был горячим и липким от воды; она сбросила воздушный баллон со спины и посмотрела на доки.

— Все еще красиво горит, — сказала она, глядя на военно-морские верфи. — Склады и пристани тоже горят. Предусмотрительно со стороны противника использовать деревянные корпуса.

Корабли были устаревшими, и это было полное барахло с военной точки зрения. Все немногочисленные современные военные корабли Союза были в Кишке, и потребовались бы недели, чтобы привести сюда хоть один. К тому времени это действие будет выполнено, так или иначе. Ее спутники были слишком хорошо дисциплинированы, чтобы их подбадривать, но по их рядам пробежал тихий ропот удовлетворения. Затем кто-то тихо заговорил:

— Местный идет. Они развернулись и присели, руки потянулись к оружию. — Это наш.

Представитель Союза постучал в дверь, три раза быстро, а затем два раза с более длительными интервалами. Один из коммандос приоткрыл дверь настолько, чтобы он мог бочком протиснуться внутрь. Вошедший оглядел суровые лица и неловко сглотнул.

— Какие новости, Луис? — спросила Герта на его языке. Она свободно говорила на всех четырех основных языках Визагера без акцента.

— Наши люди зажаты в гарнизоне и на береговых батареях, — ответил он. — Синдикалисты убивают всех, кого могут поймать — всех, кто носит галстук джентльмена, даже священников, монахинь...

Избранная пожала плечами. Что бы еще вы сделали, если бы одержали верх в подобной ситуации? Луис сглотнул и продолжил:

— И они раздают оружие всему городскому сброду.

— Где они его берут? — спросила Герта. Согласно последним сообщениям, большая часть оружия в Бассен-дю-Сюд находилась в замке или на укрепленных огневых позициях, которые охраняли вход в гавань.

— В доке стоит судно Сантандера, которое пришло несколько дней назад, но не разгружалось. Груз — это оружие, все виды — прекрасное современное оружие. Они раздают его на пристани и отправляют полные фургоны и грузовики,  по всему городу.

— Черт, — тихо выругалась Герта. Это было, как палка в колесе. — Покажи мне.

Она развернула водонепроницаемую карту гавани и разложила ее на планшире рыбацкой лодки. Луис склонился над ней, щурясь в полутьме, пока она не передвинула карту так, чтобы сквозь доски падал луч солнечного света.

— Вот, — сказал он, постукивая пальцем. — Причал номер Семь, Западный Док.

— Хммм. Герта измерила нужное расстояние указательным пальцем и мизинцем, а затем переместила их вниз, к шкале в нижней части карты. — Примерно полмили, скажем, три четверти, которые придется проплыть.

В Бассен-дю-Сюд была заградительная портовая сеть, но, как и во всех гаванях, грязь и мусор в воде привлекали морскую флору и фауну. А на Визагере морская жизнь чаще всего означала смерть, чем нет. Они уже потеряли двух членов команды.

— Ничего не поделаешь, — сказала она. — Ганс, Эрика, Отто, вы пойдете со мной. Остальные, спустите лодку и доставьте ее сюда. Она постучала пальцем по карте; остальные столпились вокруг, чтобы запомнить свои позиции. — Теперь проверьте оборудование.

Все проверили баллоны с воздухом, регуляторы и другое оборудование. Защитные шлемы с воздухом, нагнетаемым по шлангу, использовались в течение пятидесяти или шестидесяти лет, но это оборудование едва вышло из стадии эксперимента.

— Давление воздуха.

— В норме.

— Регулятор и шланг.

— В норме.

— Ружье с копьем-бомбой.

— В норме.

— Мины.

— Проверено и готово.

Последний из дисков толщиной в фут отправился в каплевидный контейнер, и ответственный за него человек отрегулировал внутренние веса, которые поддерживали нейтральную плавучесть. Герта натянула на лицо защитные очки и зажала губами резиновый мундштук. Она посмотрела на часы: 18:00, два часа до захода солнца. Идеально, если ничто не задержит их всерьез. Осторожно поднимая ноги, чтобы не зацепиться ластами, она вошла в воду.

* * *

Палубные орудия «Мерчант Венчур» были изготовлены, когда Джон спрыгнул с подножки грузовика на причал у подножия трапа. Судно было под парами, и его палубные краны были готовы для разгрузки.

— Давайте, вперед! — сказал Джон, рысцой направляясь к палубе.

— Это вы, сэр? — выпалил Баррджен.

Кровь на его лице, должно быть, выглядит еще более отвратительно теперь, когда у нее появилась возможность высохнуть.

— Не я, — ответил он. — Снимайте первый груз на причал, — продолжал он. — Позовите сюда несколько членов экипажа и постройтесь в цепь, чтобы раздавать винтовки и патронташи каждому, кто подойдет и попросит их.

Бывший морской пехотинец моргнул, услышав это, но вскинул свое оружие и начал выкрикивать приказы. Иногда это было облегчением — иметь кого-то, кто не спорит с тобой все время.

Грузчики укладывали рельсовые платформы рядом с торговым судном Сантандера; Жан-Клод вывел их из боя и они прибыли достаточно быстро. На палубе перед центральным мостиком корабля пыхтел пар, жужжала лебедка, пахло горелым маслом. Ящики, доставаемые из трюма, были более тяжелыми: полевые орудия, минометы и боеприпасы к ним. Прибывали все новые грузовики, сигналя своими воздушными рожками, и увеличивались толпы людей, в то время, как охрана пыталась затолкать их в какое-то подобие очереди.

— Самый поганый способ — прошу прощения, сэр — разгрузки судна, который я когда-либо видел, — с несчастным видом сказал Адамс, первый помощник капитана судна.

— В настоящее время альтернативы нет, — ответил Джон.

Он поднял глаза к холмам. Замок «дю Сюд» был отсюда невидим, кроме крыши одной из башен, напоминающей перечницу. Однако это давало находящимся там прямое наблюдение за падением снарядов; и те 240мм орудия, что стояли там, наверху, могли сбрасывать свои снаряды прямо на палубу. Когда взорвутся боеприпасы и взрывчатка, уничтожение крейсеров Союза ранее в тот же день будет выглядеть как пук старичка в чайную чашку.

Длинные узкие ящики, полные винтовок, и короткие квадратные, полные боеприпасов, начали спускаться по сходням из рук в руки, а затем попадали в нетерпеливую толпу. Джон сдержал порыв включиться в цепь и немного помахать руками, а другой порыв — снова взглянуть на замок. Теперь он ничего не мог поделать, кроме как ждать. По крайней мере, повстанцы или их  покровители Избранных тоже ничего не могли ему сделать, кроме как стрелять из этих пушек. И они, казалось, не подозревали, что происходит. Пока.

* * *

Вода в гавани была мутной и темной, с привкусом нефти и гнили. Герта почувствовала прикосновение щупальца раньше, чем увидела его, поднявшегося из грязи и разбросанных по дну обломков, толщиной с руку крупного мужчины и покрытого с одной стороны овальными присосками и зазубренными костяными крючьями. Задняя часть щупальца отшвырнула ее в сторону, как палку. Щупальце обвилась вокруг Ганса Дитера с быстротой лягушачьего языка, обхватывающего муху. Затем оно дернуло его вниз, кричащего сквозь шум воды. Кровь и рвущиеся пузырьки воздуха потянулись за ним; как и обтекаемый контейнер с минами, прикрепленный толстым шнуром к его поясному ремню.

— «Вот дерьмо», — подумала Герта.

Ее тело отреагировало автоматически, стабилизировав вращение, взмахнув ножом и нырнув вниз так быстро, как только могли заставить ее ласты. Темнота быстро сгущалась, но существо двигалось вверх. Десять метров длиной, форма торпеды с трехлопастным хвостом; рот также имел три створки, окаймленные зубами, похожими на шипы слоновой кости, вокруг шершавого языка — присоски, с огромным красноватым глазом над каждой. Щупальца были тройными. Второе сомкнулось вокруг ног Ганса, отрывая его ноги от туловища и направляя их в пасть этой колбасной машины. Третье набросилось на нее.

Она развернулась, подняв ружье, и выстрелила. Порыв сжатого воздуха отправил копье с луковичным наконечником вниз и отбросил ее назад; она почувствовала щелчок, когда механизм завертелся в ее руках. Копье вонзилось в основание щупальца как раз в тот момент, когда крючки прорезали ее скафандр и разорвали плоть. Она закричала в резиновый мундштук, почувствовав вкус воды вокруг него, и свернулась в клубок. Шок от взрыва обрушился на нее, отбросив ее в мутную воду.

Существо было оглушено, и вокруг нее была чернильная кровь. Она отчаянно вытянула руки и ноги, чтобы остановить вращение. Это спасло ей жизнь; длинная фигура убийцы барахталась там, где должна была быть она, молотя по воде двумя неповрежденными щупальцами с разинутой пастью. Герта боролась за контроль над своим ружьем, в то время как существо согнулось вдвое, чтобы атаковать снова. В резиноподобной плоти, где было его третье щупальце, зияла воронка, из которой в воду хлестала кровь, но, похоже, это его не сильно беспокоило. Рот открылся так широко, как только могли растянуться ее руки, два других щупальца тянулись за ним и все еще держали кусочки Ганса. Какой-то безумный уголок ее разума задавался вопросом, приближается ли оно к ней сверху, или снизу…

Неважно. Последний шанс… она выстрелила.

Рот рефлекторно закрылся, когда что-то вошло в него. Глотание было столь же автоматическим. На этот раз она прекрасно представляла себе последствия. Гладкое тело за красными глазами было таким же толстым, как ее собственный торс. Теперь это прозвучало как выстрел из ружейного ствола, когда дуло оружия было забито грязью. Рот распахнулся, как цветок в замедленной съемке, и из него вылетели кусочки внутренних органов и Ганса Дитера. Рыба-хищник опускалась вниз, дрожа и дергаясь, когда ее нервная система произвольно срабатывала.

— «Нужно убираться отсюда», — подумала она. Кровь и вибрации привлекли бы падальщиков со всей гавани. И потом: Где же мины?

Отто подплыл, таща контейнер. Герта почувствовала, как ее плечи расслабились от облегчения, достаточного для того, чтобы на мгновение у нее закружилась голова, и ее затошнило, прежде чем контроль ослабел. Все произошло так быстро… и Ганс был хорошим солдатом. Она ухватилась за поручень с другой стороны контейнера и подала знак Эрике свободной рукой, приказывая ей подключиться. Это было бы быстрее, если бы тянули двое, а они и так потеряли время.

Дополнительный риск был тем, на что им просто пришлось бы пойти.

* * *

— Примерно половина сделана, — сказал себе Джон.

Он полуобернулся, чтобы заговорить с Адамсом, когда палуба качнулась у него под ногами. Вода хлынула между доком и корпусом, поднявшись фонтаном, который залил всю переднюю часть корабля. Секундой позже корпус снова содрогнулся, и еще одна масса воды обрушилась на середину корабля; и третья, на этот раз на корму. Мертвые морские твари всплыли на поверхность.

Джон рефлекторно поднял глаза. Но не было слышно звука тяжелого снаряда, падающего сверху. Торпеда? Его разум сбивался с толку. Между доком и корпусом было не больше ярда или двух…

— Мина, — сказал Центр. — Мина, прикрепленная к корпусу сильными магнитами, установленная водолазами с аппаратами искусственного дыхания. Вероятность приближается к единице.

Членов экипажа с криками вырвало из люков. Вторая волна накатила через несколько секунд, морская вода тащила раненых членов экипажа. Джон стоял, тупо уставившись, и сжимая кулаки по обе стороны головы. Затем палуба начала наклоняться к причалу, десятки тонн воды тянули левый поручень вниз. В ушах у него зазвенело так громко, что на мгновение он перестал слышать выкрикиваемые Баррдженом вопросы.

Джон потряс головой, как мокрый пес, и схватил Адамса за плечо. — Где запорные краны правого борта? — спросил он, затем прокричал это в ухо мужчине, пока выражение ошеломленного недоверия не исчезло.

— Что?

— Запорные краны! Мы должны дать обратный ход, иначе судно перевернется!

— Но если мы затопим, оно, черт возьми, утонет.

— Под килем всего десять футов воды; мы можем спасти груз и поднять корабль на воду позже, но если мы не затопим его, он перевернется, чудак. Сейчас же!

Он чувствовал, как сила его воли проникает сквозь ментальный туман моряка. — Верно, — сказал помощник, вытирая лицо рукой. — Сюда.

— Я иду, сэр, — сказал Баррджен.

— Молодец. Пошли.

Спуск с мостика по трапу и в лучшие времена был крутым и скользким от маслянистой копоти из дымовых труб. Теперь трап был наклонен на тридцать градусов, и Джон спустился по нему в контролируемом падении. Люк внизу был распахнут, покинутый в спешке, чтобы спастись от воды, хлынувшей через разорванный корпус. Он спрыгнул в воду, уже по щиколотку в воде, упираясь одной рукой в стену, чтобы удержаться прямо на наклоняющейся палубе.

— Ничего не говори мне, — сказал он, когда Адамс, пошатываясь, подошел к нему. — Запорные краны находятся на другой стороне корабля.

— Да, сэр.

— Нет времени, — мрачно сказал Джон и подтолкнул его вперед. Проход по балке корабля постепенно становился все более похожим на подъем. Адамс, пошатываясь, двинулся вперед, подталкиваемый сзади Джоном и бывшим морским пехотинцем. Наконец они подошли к комплексу колес и труб.

— Вон этот! — крикнул Адамс, указывая. Затем он посмотрел вниз по борту корабля. — О, Иисус, показались ракушки — Иисус, Сын Божий, о Мария, Мать, он собирается перевернуться.

— Нет, это не так, — сказал Джон, борясь с мгновенным представлением о том, как он тонет в темноте, когда воздух находится всего в нескольких недосягаемых футах от него. Он поплевал на свои руки. — Давай сделаем это.

Стальное колесо со спицами было около ярда в диаметре, оно было заперто цепью и штифтом. Адамс выдернул его, и Джон ухватился за колесо. Оно сдвинулось на четверть дюйма, остановилось, снова сдвинулось и остановилось. Джон уперся ногой в стену и тянул до тех пор, пока его мышцы не затрещали и не пригрозили оторваться от таза.

— Заклинило, — сказал Адамс. — Должно быть, заклинило — вал перекрутило взрывом.

— Тогда мы его разожмем.

Джон огляделся. На боку центральной надстройки корабля в скобах покоились топор, кувалда и лом.

— Проденьте топор через спицы, — быстро сказал он. — Здесь и здесь. Теперь вы оба вместе, двигайте.

Они напряглись; наступила тишина, если не считать кряхтения от усилий и отдаленных криков на причале. Затем рукоятка топора переломилась с грохотом выстрела. Баррджен с проклятием отскочил в сторону, когда лезвие топора просвистело мимо него и отскочило от стены, оставив на ней полосу блестящего металла, очищенного от краски.

— К черту его, — крикнул Джон.

Он выхватил кувалду из рук Адамса, крепко воткнул лом в нужное место и приготовился нанести удар. Это было трудно; корабль уже далеко отошел от своего центра тяжести, еще несколько минут, и отверстия для клапанов затопления окажутся над поверхностью. Это произойдет за несколько секунд до того, как корабль перевернется.

Держаться! Вибрирующий толчок болезненно отдался в его руках, в плечах, вызвав боль в пояснице. Он глубоко вздохнул, когда кувалда снова взметнулась вверх, сосредоточился, выдохнул с кряхтением полной концентрации, когда молот опустился. Держаться! Держаться!

Нервы Адамса не выдержали, и он побежал обратно вверх по лестнице. Два удара спустя Баррджен заговорил, сначала хриплым шепотом, уставившись на колесо, пот струился по его лицу.

— Оно движется. Затем крикнул: — Поддалось, скотина!

Так оно и было; Джону пришлось изменить положение, когда оно повернулось на четверть оборота. Теперь легче. Он отбросил кувалду в сторону и вытащил лом, схватившись за колесо руками. Баррджен сделал то же самое с другой стороны. Оба мужчины вцепились в неподатливый металл, лица покраснели и задыхались от усилий, их тела скрючились в напряженные статуи. Колесо дернулось, двинулось, дернулось. Затем закрутилось, все быстрее и быстрее.

Из-под их ног донесся новый звук, вибрирующий гул.

— Либо это сработает, либо судно зашло слишком далеко, — выдохнул Джон. — Давайте посмотрим с причала.

Там была ожидающая толпа. Они зааплодировали, когда Джон и коренастый бывший морской пехотинец спрыгнули с накренившейся палубы на причал, десятки рук протянулись, чтобы поддержать их. Джон проигнорировал невнятные вопросы. Он взял предложенную фляжку бренди, отхлебнул раз или два, прежде чем вернуть ее, и не сводил глаз с корабля.

— Он больше не наклоняется, — сказал Баррджен.

— И он быстро выравнивается.

Четыре минуты, и палубы были залиты водой. Еще одна, и они услышали глубокий рокочущий звук, который больше ощущался подошвами их ног, чем ушами. Трубы, центральная надстройка и крановые мачты торгового судна сдвинулись по тридцатиградусной дуге до положения, которое было почти вертикальным, поскольку относительно плоское днище судна опускалось почти вертикально на илистое дно гавани.

Джон согнул руки и глубоко вздохнул. — Хорошо, — сказал он, когда аплодисменты стихли. — Принесите сюда несколько небольших зарядов взрывчатки, нужно уничтожить всякую морскую живность, поскольку здесь кишат падальщики. Нам понадобятся водолазные костюмы, воздушные насосы, и еще веревки. Шевелитесь!

Он посмотрел на темнеющее вечернее небо, затем на замок. Он успел как раз вовремя, чтобы увидеть огромный бутылкообразный столб пламени, показавшийся над стенами внутреннего двора. Осадные гаубицы наконец-то пришли в действие. Его плечи напряглись, когда он прислушался к жужжащему, разрывающемуся звуку полета снаряда, становящемуся все тише и тише по мере его приближения. Трехсотфунтовый снаряд летел все ближе и ближе, затем пролетел над головой. Джон развернулся на одной пятке, как часть массового движения, которое развернуло толпу, как подсолнухи, следующие за солнцем по небу. Красный столб пламени вырвался из орудийных батарей, удерживавших подходы к гавани. Секундой позже выстрелила другая тяжелая гаубица в замке, но скорострельные орудия в батареях были установлены на стационарных укреплениях. Их нельзя было повернуть лицом к замку, и их нельзя было бы поднять так высоко.

— Будь я проклят, — тихо сказал Джон. — Гарнизон перешел на сторону правительства.

Вероятно, после убийства всех их офицеров, регулярная армия Союза состояла из призывников срочной службы.

Баррджен хлопнул его по спине. — Мы победили, да, сэр? Черт возьми.

Джон покачал головой. — Мы только выиграли немного времени. Он посмотрел на празднующую толпу. — Давайте посмотрим, сможем ли мы заставить пожирателей улиток извлечь из этого пользу.

Глава пятнадцатая

В воздухе над городом Скинрит дирижаблей Страны не было. Коммандер Хорст Раске чувствовал себя немного неуютно без трепета штампованных алюминиевых настилов под ногами. Несколько других капитанов Воздушной Службы вокруг него выглядели так, будто они чувствовали то же самое, и все в  группе Избранных выглядели еще больше неестественно без формы, поскольку они были в чем-то, напоминающем гражданскую одежду Союза. Раске перевел лошадь на быстрый шаг и осматривался по сторонам.

— Здесь плохие воздушные потоки, — пробормотал он.

Несколько его товарищей кивнули. Сам по себе Скинрит не представлял собой ничего примечательного. Это был маленький порт примерно в трех шагах от рыбацкой деревни, пахнущий затхлой водой внутри волнореза и сильной вонью от упаковочных и консервных заводов, которые были его основными отраслями промышленности — холодные течения здесь, под главным континентом, изобиловали морской жизнью. Сотни траулеров толпились у причалов, а потрепанные на вид пароходы везли свои грузы соленой, замороженной и консервированной рыбы на север. Местность вокруг города представляла собой холмистые сельскохозяйственные угодья и пастбища. Большинство зданий были построены в стиле Союза, и совсем недавно, с тех пор как их предшественники были сожжены во время Восстания Эррифа десять лет назад. Вокруг них вздымались настоящие горы высотой в десять тысяч футов и более, их вершины сверкали белизной соли от вечного снега, их склоны были покрыты темными лесами из дуба, клена, березы и сосны.

— «Ужасно», — подумал он. Конвекционные течения, боковые ветры, непредсказуемые порывы. «Принятие присяги» — это плохо, но здесь будет еще хуже.

Никто из толпы на улице, казалось, не обращал на них особого внимания, что было только к лучшему. Большинство из них сами были жителями Союза, моряками или поселенцами; остальные были одеты в длинные одежды, полосатые, клетчатые или с пятнами узоров своих кланов. Время от времени проходили солдаты, обычно идущие парами с винтовками наизготовку, и всегда окруженные пустым пузырем пространства, внушающего страх. Они были одеты в боевую форму Союзного Легиона цвета хаки и остроконечные шапочки с кисточкой спереди и сзади. Раске подумал, что последнее немного глупо, но в самих войсках не было ничего смешного; вполне респектабельные, примерно такие же крутые на вид, как пехота Протеже, они смотрели прямо перед собой, пробираясь сквозь толпу.

Они свернули с улицы на главную площадь Скинрита, миновали штаб-квартиру легиона, над дверью которой, на черным камне был выбит девиз: «Да здравствует Март — Да здравствует Смерть». К притолоке были прибиты два черепа эррифян, к которым все еще прилипали ошметки обветренной плоти и длинные заплетенные волосы. Это было обнадеживающее зрелище, на самом деле довольно по-домашнему уютное…

Губернаторский дворец был большим и неуклюжим, в стиле, принятом в Союзе, давно устаревшем. Эрриф теоретически принадлежал Союзу в течение некоторого времени, хотя еще несколько десятилетий назад они владели лишь немногими из десяти тысяч квадратных миль скал, гор и лесов. Как раз достаточно, чтобы остановить пиратские набеги, которые когда-то наводили ужас на все южное побережье континента; несколько корсаров-неудачников забрались так далеко на север, что достигли Страны, хотя они редко возвращались на острова живыми.

Слуги провели их в квадратную комнату со скамьями, вероятно, что-то вроде караульного помещения.

— Маскарад окончен, — сказал Раске.

— Хорошо! — ответила одна из его офицеров.

Она с яростью сорвала с себя одежду Союза; там, на Родине, юбки носили только женщины Протеже. Они переоделись в простую серую униформу из своих рюкзаков и убрали оружие в кобуру. Отсутствие такового заставляло их чувствовать себя значительно более неестественно, чем иностранная одежда. Герта Хостен одарила его мягкой улыбкой.

— Говори ты, Хорст, — сказала она.

Он натянуто кивнул. Это не было его специальностью, как дирижабли. С другой стороны, генералу Союза, вероятно, было бы удобнее разговаривать с мужчиной, и им нужен был этот Либерт… на данный момент.

— Почему, черт возьми, они не послали пехотного офицера? — жалобно спросил он.

— Бехфель есть Бехфель, Хорст. Это этап транспортировки. Они собираются послать пехотного офицера, как только Либерт окажется на земле, и мы начнем посылать туда наших собственных людей. Добровольцев, как вы знаете.

— Кто этот счастливчик?

— Генрих Хостен.

* * *

Хорст Раске вежливо улыбнулся офицеру Союза. Генерал Либерт был невысоким, смуглым, пухлым человечком с большим носом. Он выглядел немного нелепо в боевой форме  Легиона Союза цвета хаки, вплоть до алого кушака на широкой талии под кожаным ремнем и маленькой кисточки на фуражке.

Летчик Избранных  напомнил себе, что этот самый коренастый человечек восстановил здесь правление Союза, когда военные банды Эррифа жгли и убивали на окраинах самого Скинрита, а затем перенесли войну в свои горы и впервые усмирили весь остров. Способ, которым он подавил восстание шахтеров на материке, был почти подобен способу Избранных.

Либерт резко сел за широкий полированный стол, подав знак офицерам штаба и адъютантам, стоявшим позади него. Раске отдал честь и сел напротив; несколько слуг в белых кафтанах подали кофе. Он узнал вкус: смесь Котенберга; его родственники  владели там землей.

— Мы согласны, — сказал Либерт после минутного молчания.

Раске поднял бровь. — Так просто?

— Вы назначаете высокую цену, но после фиаско в Бассен-дю-Сюд время поджимает. Он нахмурился. — Вам следовало бы быть более великодушными; недружественное правительство в Стране не служит интересам Союза.

— Как и преждевременная война с Сантандером, которая представляет собой явный риск, если мы полностью поддержим вас, — отметил Раске. — Это требует компенсации, помимо вашей благодарности.

Либерт позволил себе легкую ледяную улыбку, эхо собственной улыбки Раске. Они оба знали, чего стоит благодарность в делах наций.

— Очень хорошо, — сказал Либерт. Он поднял руку, и один из помощников вложил в нее ручку. — Вот. Он подписал лежащие перед ним документы.

Раске сделал то же самое, когда их передвинули к нему по столу из красного дерева.

— Когда мы сможем начать погрузку? — спросил Либерт. — И как быстро?

— У меня двадцать семь транспортов класса «Тигр», — ответил Раске. — По одному полностью укомплектованному пехотному батальону в каждом; скажем, семьсот пехотинцев с их личным оружием,  пулеметами и минометами, с соответствующими расчетами. Десять часов до Бассен-дю-Сюд или окрестностей, по часу в каждый конец на подготовку к следующему полету и час на заправку. Скажем, чуть меньше двух рейсов в день; минус затраты времени на артиллерию, боеприпасы, продовольственные пайки и десять процентов за простои — которые будут. Считайте, что на высадку тридцатитысячного десанта потребуется четыре дня.

Либерт удовлетворенно кивнул. — Хорошо. Это крайне важно; мои легионеры и регулярные части Эррифа — единственная надежная сила, которая у нас есть на юге Союза. Мы должны быть в состоянии отправить первый рейс к заходу солнца, как вы думаете?

Раске слегка моргнул. Рядом с ним улыбалась Герта Хостен. Все выглядело так, будто они выбирали подходящего мула для этого конкретного путешествия.

* * *

Джеффри Фарр закрыл глаза. Все остальные в комнате могли подумать, что это усталость — он работал десять часов подряд — и он устал. Однако чего он хотел, так это разведки.

Как всегда, видение глазами его брата немного сбивало с толку, даже после почти двадцати лет практики. Все цвета были немного не такими из-за разницы в восприятии. И то, как видение перемещалось под чьим-то контролем, тоже было непросто. Твое собственное видение продолжало пытаться задержаться или сосредоточиться на чем-то другом.

По крайней мере, большую часть времени. Прямо сейчас они оба были прикованы взглядом к дирижаблю через бинокль, который держал Джон. Несколько веток сосны немного скрывали его, но остальное было слишком очевидно. Сотни солдат в хаки Союзного Легиона цеплялись за веревки, которые тянулись к петлям вдоль нижних сторон дирижабля, удерживая его в нескольких ярдах от участка проселочной дороги в десяти милях к западу от Бассен-дю-Сюд. Дирижабль подпрыгивал и дергался; он мог видеть, как клапаны на верхней центральной линии открывались и закрывались, когда он выпускал водород. Люди, выпрыгивавшие из грузовых дверей, не были одеты в хаки. Они были одеты в длинные полосатые кафтаны с капюшонами воинов Эррифа. Поверх каждого халата была надета стандартная полевая амуниция Союза и ранец с флягой, инструмент для рытья окопов, штык и подсумки для патронов, но наемники также затыкали ножны своих длинных изогнутых ножей за поясные ремни. Джон повернул бинокль, чтобы поймать ухмыляющееся коричневое ястребиное лицо, когда один из них споткнулся при приземлении и поднялся.

Эррифяне были счастливы; их офицеры отдали им приказ сделать то, что они мечтали сделать на протяжении многих поколений: вторгнуться на материк, истреблять, убивать, насиловать и грабить.

— Сколько их? — спросил Джеффри.

— Я думаю, что с рассвета они десантировали, по меньшей мере, три тысячи, может быть, пять. Трудно сказать, но к тому времени, как я добрался сюда, они уже оцепили периметр.

Джеффри на мгновение задумался. — Каковы шансы заставить Союз в Бассен-дю-Сюд провести контратаку в зоне высадки?

— «Где-то между «дулей с маком» и «ни хрена», — подумал Джон; обертоны горечи хорошо слышались в их мысленной связи. Они все взяли два выходных дня, чтобы повеселиться, когда сдались форты в городе. Плюс устроили праздничную резню всех, кого они могли только представить поддержавшими переворот.

— Не волнуйся, — сказал Джеффри. Если люди Либерта возьмут город, там будет бойня, чтобы это выглядело как драка за булочки в штабном колледже. Какие у вас шансы уговорить местных жителей задержать их за пределами порта?

— Где-то посередине… нет, это не так. Мы наконец-то разгрузили корабль, но между этими местами лежит плохая территория. Может быть, мы сможем заставить их сломать себе зубы.

— Притормози их, — сказал Джеффри. Мне нужно время, брат. Выиграй мне время.

Он открыл глаза. Пространство вокруг стола с картами было переполнено и пронзительно пахло дымом мерзкого табака, который предпочитали в Союзе. Некоторые люди были военнослужащими Союза, и красные повязки на рукавах, и нашивки на воротниках были новыми. Их предшественников даже сейчас хоронили в братских могилах за пределами пригородов Союза. Остальные были политиками разного толка; было даже несколько женщин. Пожалуй, единственное, что у всех было общего, — это подозрительность, с которой они смотрели друг на друга, и склонность кричать и размахивать кулаками.

— Джентльмены, — сказал он. И чуть более резко: — Джентльмены!

Наступила относительная тишина, и все взгляды обратились к нему. — «Господи», — подумал он. — «Ради бога, я же чертов иностранец».

— В том-то и дело, парень. Ты вне их фракций или большинства из них. Используй это.

— Джентльмены, ситуация серьезная. Мы разгромили восстание здесь, в Юнионвиле, Борро и Нанесе.

Его палец проследовал от северо-западного побережья до высокого плато центрального Союза и провинций на востоке вдоль границы с Сантандером.

— Но повстанцы удерживают Айлверт, Санмер, Марсай на юго-восточном побережье и высаживают войска из Эррифа близ Бассен-дю-Сюд.

— Вы уверены? Его маленький друг Винсен Дешамбрес стал старшим членом Чрезвычайного Комитета Общественной Безопасности, что было совсем неудивительно.

— Гражданин товарищ Дешамбрес, я абсолютно уверен. Войска Легиона и регулярные войска Эррифа перебрасываются из Эррифа  дирижаблями Страны. Сейчас высадились более десяти тысяч, и к концу недели у них будет эквивалент двух дивизий.

Крики начались снова, но на этот раз их утихомирил Винсен. — Продолжайте, генерал Фарр.

— «Полковник», — подумал Джеффри; но с другой стороны, Винсен, вероятно, пытался произвести впечатление на остальных людей за столом. Он лучше разбирался в политике.

— Мы удерживаем центр страны. Противник удерживает блок на северо-востоке и части южного побережья. Они также владеют отличным портом Марсай, расположенным на участке страны, где преобладают клерикальные и антиправительственные настроения, однако вместо того, чтобы отправлять свои войска из Эррифа в Марсай, генералы повстанцев доставляют их по воздуху в Бассен-дю-Сюд. Это указывает на...

Он провел линию к северу от Бассен-дю-Сюд. Там была железная дорога, и то, что в Союзе считалось главной дорогой, поднималось от прибрежной равнины и через Мон-дю-Диабль к центральному плато.

— Вот собаки, — сказал Винсен. — Нападение на столицу?

— Это логичный ход, — ответил Джеффри. — У них есть Либерт, который является компетентным тактиком и более чем компетентным организатором...

— Свинья, предатель! — вырвалось у кого-то. — Анархист… ну, не совсем лидер, но что-то близкое. Человека, который так высказался,  звали Де Виллерс.

Джеффри поднял руку. — Я описываю его способности, а не его мораль, — сказал он. — Как я уже сказал, у них есть Либерт,  помощь Страны с припасами и транспортом, и от тридцати до сорока тысяч первоклассных, хорошо оснащенных солдат в сформированных подразделениях. Это больше, чем есть у кого-либо еще на данный момент.

Со всех сторон были видны только мрачные взгляды. Регулярная армия Союза никогда не была многочисленной, правительственная политика «чистки, путем выхода на пенсию» лишила ее большинства старших офицеров, а большая часть оставшихся перешла к повстанцам за неделю с начала восстания. Армия в целом раскололась, как глиняный кувшин, нагретый слишком сильно.

— Что мы можем сделать? — спросил Винсен.

— Остановить их. Палец Джеффри ткнул вниз, на пересеченную местность к северу от Бассен-дю-Сюд. — Соберем здесь все, что сможем, и остановим их. Если мы сможем удержать их очаги от слияния, мы выиграем время для организации. Со временем мы сможем победить. Но мы должны помешать Либерту, связаться с повстанческим отрядом вокруг Айлверта.

— Отличный анализ, — сказал Винсен. — Я уверен, что Комитет Общественной Безопасности согласится.

Это вызвало еще больше нервных взглядов. Комитет был более избирателен, чем толпы, которые преследовали повстанцев, сочувствующих повстанцам и всех остальных, кто им не нравился. Но не сильно. Де Виллерс уставился на него, открыв рот, как у собаки, у которой только что вырвали кость.

— И я уверен, что есть только один человек, который может взять на себя такую жизненно важную задачу.

Все посмотрели на Джеффри. — «О, черт», — подумал он.

* * *

— И что теперь, наемник? — спросил де Виллерс, подходя к штабной машине и забираясь на подножку.

— Доброволец, — ответил Джеффри, вставая в машине с открытым верхом.

Теперь было очевидно, почему все так задержалось. Сплошной поток людей, повозок, мулов и редких автомобилей двигался на юг по двухполосной гравийной дороге. — «Маршем это точно не назовешь», — подумал он. Армии двигались с колесным транспортом в центре и пехотой, марширующей по обе стороны в колонне. Эта компания растянулась, сбилась в кучу и разбрелась в разные стороны, уходя с дороги, чтобы присесть на корточки за кустом, попить воды из канав, что означало, что через пару дней у них начнется эпидемия дизентерии. Или же вздремнуть под деревом, украсть цыплят и нарвать полузрелых вишен в садах, которые покрыли многие холмы…

Это было не самое худшее, как и тот факт, что каждая третья деревня, мимо которой они проезжали, была пуста, а это означало, что жители деревни решили, что священник и сквайр им нравятся больше, чем местный рабочий, школьный учитель-анархист или сапожник-организатор. В этих деревнях была сожжена школа, а не церковь, и люди, несомненно, прятались в горах, готовясь устроить засаду на правительственные линии снабжения, какими бы они ни были.

Что было действительно плохо, так это сплошная колонна беженцев, хлынувшая на север по дороге и связавшая все в неразрывный клубок. Только давление с обеих сторон сохранялось, когда те, кто был сзади, пытались протолкнуться, так что все это раздувалось, как два шланга, если соединить их вместе и закачать воду с обоих концов. И они заблокировали проезд, в котором находиласьего артиллерия и припасы, и люди в колонне тоже начали выходить и смешиваться с кричащей, мечущейся, толкающейся толпой. Дымка красновато-желтой пыли висела над деревенским перекрестком, смешиваясь с вонью угольного дыма, немытых человеческих тел и отходов жизнедеятельности людей и животных.

— Мы должны навести здесь хоть какой-то порядок, — пробормотал Джеффри.

Политрук-анархист пристально посмотрел на него. — Истинный порядок возникает спонтанно у людей, а не у авторитарной иерархии, которая подавляет их дух! — горячо начал де Виллерс.

— Единственное, что спонтанно возникает в этой компании, это дерьмо и шум, — сказал Джеффри, оставив мужчину пялиться на него с открытым ртом.

Он не привык, чтобы его обрывали на полуслове.

— Бригадир Жерар, — продолжал Джеффри, обращаясь к офицеру-лоялисту Союза, находящемуся в машине. — Не могли бы вы пройти со мной на минутку?

Жерар вышел из машины. Анархист двинулся, было, следом, но остановился под взглядом Джеффри. Они отошли на несколько шагов в толпу, более чем достаточно для того, чтобы окружающий звук сделал их голоса неслышимыми.

— Бригадир Жерар, — начал Джеффри.

— Гражданин Товарищ Бригадир Жерар, — невозмутимо ответил офицер. Он был невысоким мужчиной, широкоплечим и мускулистым, с походкой всадника — первоначально легкой кавалерии, как вспомнил Джеффри. Лет тридцати пяти или чуть больше, несколько седых волосков в аккуратно подстриженных усах, настороженный взгляд карих глаз.

— Чушь собачья. Послушайте, Жерар, вы должны выполнить эту работу. Вы здесь старший офицер-лоялист.

— Но они не доверяют мне, — ответил Джерард.

— Нет, это не так. Больше половины профессиональных офицеров перешли на сторону повстанцев, я был готов к действию, и они действительно доверяют мне…  немного. Так что дело не в этом. Вопрос в том, собираетесь ли вы помочь мне сделать то, для чего нас послали, или нет? Я собираюсь сделать свою работу, независимо от того, поможете вы мне или нет. Но если вы этого не сделаете, все это превратится из почти невозможного — в совершенно невозможное. Если меня убьют, я бы хотел, чтобы это помогло хоть  чему-нибудь.

Жерар мгновение бесстрастно смотрел на него, затем слегка наклонил голову. — Хорошо, — ответил он, протягивая руку. — Потому что внешность говорит об обратном, друг мой, — он указал на толпу вокруг них, — это лучшая сторона.

Джеффри ответил на рукопожатие и достал карту из футляра, висевшего у него на поясе. — Хорошо, вот что я хочу сделать, — сказал он. — Во-первых, я собираюсь оставить вам Штурмовую Гвардию...

— Вы ставите меня здесь командовать? —  удивленно спросил Жерар.

— Теперь вы мой начальник штаба, и да, вы будете на этой должностью, чего бы это ни стоило. Штурмовая Гвардия, по крайней мере, организована, и они привыкли держать гражданских людей в узде. Используйте их, чтобы расчищать дороги. Разгрузите артиллерию и отправьте колонну обратно на север за большим количеством всего необходимого. А пока вы используйте свои… гм, войска, а я полагаю… займусь здесь необходимыми делами.

Он взглянул в обе стороны. Узкая долина вилась через область пологих холмов, в основном покрытых оливковыми садами. По обе стороны тянулись отвесные горы —  разломы, с почти вертикальными склонами, покрытыми кустарником на более низких высотах, пробковым дубом, а затем сосновым лесом выше.

— Не пренебрегайте возвышенностью. Эррифяне сами наполовину горные козлы, и Либерт знает, как их использовать.

— И что вы собираетесь делать, Гражданин Генерал Фарр?

— Я собираюсь взять вот этого… как его зовут? Он ткнул пальцем в сторону машины.

— Антуан Де Виллерс.

— Гражданин Товарищ Де Виллерс и его анархистское ополчение спустятся в долину и выиграют вам время, необходимое для того, чтобы окопаться.

Жерар уставился на него, затем медленно выпрямился и отдал честь. — Я смогу использовать все время, которое вам потребуется, — искренне сказал он.

Джеффри мрачно улыбнулся. — Обычно так и бывает, — ответил он. — О, и пока вы этим занимаетесь — начинайте готовить резервные позиции и в долине.

Жерар кивнул. Де Виллерс, наконец, выпрыгнул из машины и направился к ним, поправляя винтовку на плече, его глаза перебегали с одного солдата на другого.

— Что вы, джентльмены, обсуждаете? — спросил он. «Джентльмен» больше не было комплиментом в зоне, контролируемой правительством. В некоторых местах это был смертный приговор.

— Как остановить Либерта, — ответил Джеффри. — Основные силы закрепятся здесь. Ваша бригада ополчения, Гражданин Товарищ Де Виллерс, выдвинется к… — он посмотрел на карту, — к Венсенну.

Глаза де Виллерса сузились. — Вы пошлете нас вперед в качестве жертвенных агнцев?

— Нет, я сам поведу вас, — ответил Джеффри, твердо встречая его взгляд. — Комитет Общественной Безопасности дал мне команду, и я поведу вас. Есть вопросы?

Через мгновение Де Виллерс покачал головой.

— Тогда идите и проследите, чтобы у ваших людей был трехдневный паек; в последних вагонах этого поезда есть сухари и вяленая говядина. Затем мы отправимся на юг.

Когда Де Виллерс ушел, Жерар наклонился немного ближе. — Друг мой, я восхищен вашим выбором, но вряд ли найдется много выживших среди анархистов.

Он слегка вздрогнул от улыбки Джеффри. — Я полностью осознаю это, Бригадир Жерар. В конце концов, моя стратегия направлена на то, чтобы повысить шансы правительства в этой войне.

* * *

— Итак.

Генерал Либерт обошел самолет, сцепив руки за спиной. Это был биплан, овальный фюзеляж с деревянным каркасом, покрытым лакированной тканью, с крыльями, соединенными проволоками и распорками. На крыльях был поспешно закрашен солнечный луч Страны, который слабо просвечивал сквозь накладку, представляющую собой двуглавый топор, символ националистов Либерта. Единственный двигатель спереди приводил в движение двухлопастный деревянный винт, а на верхнем крыле над кабиной пилота был установлен легкий пулемет. Сильно пахло бензином и маслом, которое блестело на цилиндрах маленького  двигателя там, где они выступали из передней части корпуса. Еще два таких же самолета стояли неподалеку, вокруг кишмя кишели техники, пока  «добровольцы»  Избранных последний раз проверяли свое оборудование.

— Итак, — снова сказал Либерт. — В чем преимущество перед вашими воздушными кораблями?

Герта Хостен перестала натягивать перчатки. Она сильно потела в летнюю жару, ее блестящая кожаная куртка и брюки были слишком теплыми для летней жары на уровне моря. Скоро она покончит с этим.

— Генерал, это меньшая цель — и она гораздо быстрее, около ста сорока миль в час. Также более маневренный вариант; такой самолет может скользить почти на уровне верхушек деревьев. И то, и другое имеет свое применение.

— Понятно, — задумчиво произнес Либерт. — Очень полезен для разведки, если  функционирует так, как вы сказали.

— О, так и есть, — весело сказала Герта.

Генерал Союза коротко кивнул ей и зашагал прочь. Она запрыгнула на нижнее крыло, а затем в кабину, застегивая ремни на груди и проверяя, чисты ли защитные очки, надвинутые на ее кожаный шлем. Два члена команды Протеже взялись за пропеллер. Она проверила простую панель управления, подавляя  радостную ухмылку не-Избранных, и поработала педалями и рычагом, чтобы в последний раз проверить элероны и руль направления. — «Я люблю такие вещи», — подумала она. Одна хорошая отметка Джону; он доставил планы по запросу. И Совет по техническим исследованиям значительно улучшил их.

— Проверка! — крикнула она.

— Проверено!

— Контакт!

— Есть контакт!

Протеже раскрутили винт. Двигатель закашлял, зашипел, выплюнул едкий синий дым, затем разразился гудящим ревом. Герта посмотрела на ветроуказатель на шесте в углу поля и подала рукой сигналы наземной команде. Они развернули самолет по ветру; она оглянулась, чтобы проверить, готовы ли два других самолета. Затем описала левой рукой круг над головой, в то время как правой нажала на рукоятку газа. Гул двигателя стал выше, и она почувствовала, как легкая ткань машины натягивается на корпус, а руки экипажа цепляются за хвост и крыло.

Пора. Она рубанула рукой вперед. Самолет подпрыгнул вперед, когда хватка экипажа ослабла, затем снова подпрыгнул, когда жесткие неподрессоренные колеса покатились по неровной поверхности коровьего пастбища. Скорость возросла, и тряская езда стала мягче. Когда хвостовое колесо оторвалось от земли, она нажала на рычаг, и биплан свободно заскользил в небо. При этом он чуть не съехал набок; у этой модели была проблема с крутящим моментом. Она откорректировала положение ногами на педалях и накренилась, чтобы набрать высоту, два других самолета последовали за ней по обе стороны. Ее шарф развевался позади нее в потоке воздуха, и ветер пел в проводах и стойках, создавая противовес ровному гулу двигателей.

Под ней открылся «Бассен-дю-Сюд»; разбросанные дома здесь, в пригороде, сгрудились вокруг линий электропередач; путаница более высоких каменных зданий и многоквартирных домов была ближе к гавани. Столбы дыма все еще поднимались над центром города и гаванью; она могла слышать случайные хлопки стрелкового оружия. Зачистка или расстрельные отряды. В гавани стояли  корабли Избранных, торговые суда с золотыми солнечными бликами на трубах, разгружающиеся на лихтеры. Бригады рабочих переносили груз с лихтеров в доки или работали над расчисткой препятствий и обломков, которые мешали полноразмерным кораблям подходить к причалам; она была достаточно низко, чтобы увидеть, как охранник ударил прикладом винтовки по голове того, кто работал слишком медленно, а затем сбросил тело в воду.

Двигатель увеличил обороты, и самолет Страны набрал  высоту в тысячу футов. С этой высоты она могла видеть большой футбольный стадион на окраине города и огромную толпу арестованных, сидящих на корточках вокруг него. Каждые несколько минут еще сотни человек загонялись через большие входные ворота, и там грохотали пулеметы. Генерал Либерт не любил тратить время впустую; любой, у кого на плече был синяк от приклада винтовки, шел прямо на стадион, плюс любой, кто был в их списке подозреваемых, или у кого в бумажнике был членский билет профсоюза. — «Любой, у кого все еще есть что-то из этого, слишком глуп, чтобы жить», — весело подумала Герта, направляя самолет на север.

Над холмистой прибрежной равниной было больше столбов дыма, в местах, где пшеница не была полностью собрана и поля загорелись, или более сконцентрированных там, где горел фермерский дом или деревня. Пыль покрывала главную дорогу, длинную извилистую змею из легионеров Либерта и Эррифа, когда они маршировали на север. Колесный транспорт был в основном запряжен животными, лошадьми и мулами, а также вереницами вьючных мулов. Это изменится, когда гавань снова заработает; корабли Страны, ожидающие разгрузки, имели на борту изрядное количество паровых грузовиков и даже несколько бронированных автомобилей. Пехота маршировала по обе стороны дороги упорядоченными колоннами по четыре человека; все смотрели, как над головой проносится самолет, но, к счастью, в нее никто не стрелял.

Горы впереди становились все ближе, зубчатые очертания ярко-синего цвета вырисовывались выше ее трех тысяч футов. В этом парящем полете было божественное чувство; по мнению Герты, это совершенно отличалось от полета на дирижабле, при котором было ощущение поездки на поезде, несущемуся по небу. Этот полет был больше похож на вождение быстрой машины, но с дополнительной свободой в трех измерениях и отсутствием дороги, по которой можно было бы следовать; находясь одна в кабине, она позволила себе хихикнуть от восторга. Она могла бы отправиться куда угодно.

Но прямо сейчас она должна была отправиться туда, где происходило действие. С севера донеслось слабое: хлоп-хлоп-хлоп. Ах, кое-кто из врагов все еще сопротивляется. Сопротивление в Бассен-дю-Сюд и на дороге на север было подавлено некомпетентно, но более решительно, чем она ожидала.

Герта помахала крыльями. Два других самолета приблизились; она подождала, пока они не окажутся достаточно близко, чтобы ясно увидеть ее сигналы, затем медленно указала влево и вправо, подняла руку и описала круг, прежде чем снова указать на юг. Каждый из ее фланкеров отклонился в сторону. — «Забавно, как быстро здесь можно потерять что-то из виду», — подумала она. За несколько секунд самолеты превратились в точки, почти невидимые на фоне земли и неба. Затем она сделала переворот через крыло и вошла в пике.

— «Время все проверить», — подумала она, когда ощущение падающего лифта заставило ее желудок втянуться в ребра.

* * *

Кто-то закричал и указал вверх. Джон Хостен вытянул шею, чтобы заглянуть сквозь узкие листья пробкового дуба, щурясь от полуденного солнца. Рев двигателя звенел у него в ушах, когда крылья биплана прочертили прямоугольник тени над лесом. Он летел достаточно низко, почти задевая верхние ветви низкорослых деревьев, оставляя за собой запах сгоревшего бензина и горячего масла, достаточно сильный, чтобы перебить запахи горячей сухой земли и выжженной солнцем растительности. Он мог видеть, как голова пилота в кожаном шлеме, похожая на насекомое за защитными очками поворачивается взад-вперед.

Все в роще замерли, как кролики под ястребом, пока самолет пролетал мимо, обдумывая все возможное по наихудшей из возможных причин.

— Это летательный аппарат нового типа, — сказал Джон. — Их строят в Сантандере; этот был из Страны, работая на Либерта.

Звон кирок, ножей и палок, которыми копали импровизированные окопы, возобновился; все, кто еще был жив, получили хорошее представление о том, как важно копать. У Джона была настоящая лопата. Он просунул ее край под камень и выковырял его, подняв грубый известняк к краю своего окопа.

— Сэр, — сказал один из его бывших морских пехотинцев. — Они приближаются.

Он бросил лопату другому человеку и пополз вперед, прячась за узловатым, искривленным стволом дерева, покрасневшим с тех пор, как с него сняли пробку, и навел бинокль. Ниже по склону тянулись каменистые поля с желтой стерней и редкими рожковыми деревьями. В отдалении виднелась усадьба, вероятно, помещичья, судя по размерам и глухим побеленным наружным стенам. Вызывающий черный анархистский флаг показывал, что у нынешних оккупантов были другие идеи, и на него падали минометные снаряды. Позади него наступала пехота Эррифа, небольшие группы бросались вперед, в то время как их товарищи вели огонь в поддержку, а затем повторяли процесс. Джон издал тихий свист неохотного восхищения их прыгучей ловкостью и тем, как они исчезли из его поля зрения, как только опускались на землю, коричневые полосы их кафтанов исчезли на каменистой земле.

— Хорошее полевое мастерство, — сказал Радж. — Чертовски хорошее. Тебе лучше убрать эту кучку дилетантов с их пути, сынок.

— Легче сказать, чем сделать, — пробормотал Джон себе под нос.

— Что, сэр? — спросил Баррджен, понизив голос. — Знаете, может быть, было бы неплохо передвинуться на север?

На участке леса находилось около трехсот человек, в основном мужчины, все вооруженные. Вчера, когда он начал «крутить педали» от развалин Бассен-дю-Сюд, их было несколько тысяч. Он был все еще жив, как и большинство граждан Сантандера, которых он привел с собой, команда Торгового Предприятия и все бывшие морские пехотинцы из охраны посольства в Чиано. — «Не так уж удивительно, они те, кто знает, что, черт возьми, они делают», — подумал он. И он сомневался, что был бы жив без них.

— Хорошо, мы должны оторваться от них, — сказал он вслух. — Единственный способ сделать это - быстро оторваться, пока они заняты этой деревушкой.

Большая часть представителей Союза просто стояла. Примерно треть продолжала окапываться. Один из них посмотрел на Джона:

— Ва. Мы их задержим.

— Ты просто умрешь.

Мужчина пожал плечами. — Моя семья мертва, мои друзья мертвы, и я думаю, что некоторые из этих тварей должны последовать за ними.

Джон закрыл рот. На это нечего было ответить, как подумал он. — Оставьте все свои запасные боеприпасы, — сказал он остальным. Мужчины начали рыться в карманах, рюкзаках и импровизированных патронташах. — Скорее. Давайте сделаем так, чтобы это того стоило.

* * *

— Черт возьми, но я рад тебя видеть.

Джеффри был немного шокирован тем, как выглядел Джон; почти так же плохо он выглядел, когда вернулся из Империи. Похудевший, хромающий — хромал сильнее, чем Смит рядом с ним, — и с таким взглядом вокруг глаз, который Джеффри узнал. Недавно он видел это в зеркале. На его руке тоже была повязка, пропитанная старой засохшей кровью, а в глазах горел лихорадочный блеск.

— Я тоже, брат, — сказал Джеффри.

Он огляделся по сторонам. Захваченный фермерский дом был полон недавно назначенных, выбранных или самоизбранных офицеров (или координаторов, если использовать их собственный сленг) анархистской милиции из Юнионвила и промышленных городов вокруг него. Большинство из них были сгруппированы вокруг столов с картами; благодаря Джону и Центру подсчет, отмечающий силы противника, был довольно точным. Он был гораздо менее уверен в своих собственных данных. Дело было не только в отсутствии сотрудничества; хотя и этого было достаточно, несмотря на вездесущую угрозу со стороны Комитета Общественной Безопасности. Большинство координаторов также не имели большого представления о размере или расположении своих сил.

— Давай сюда, — сказал он, беря Джона под руку. — Дела так плохи, как ты говоришь?

— Еще хуже. Самолеты, которые у них есть, засекли нас вчера, когда мы пересекали открытую местность.

— Наблюдайте, — сказал Центр.

— … и глаза Джона увидели вздымающуюся почву, когда он вцепился ногтями в грязь. Это были скудные пастбища, усеянные овечьим навозом и кое-где видневшимися выступами известняковой породы.

— К черту, это для игры в солдатики, — пробормотал кто-то невдалеке.

Жужжащий гул становился все громче. Джон перекатился на спину; лежать лицом вниз было бы только психологическим утешением. Два самолета Страны наклонно снижались в сторону беженцев из Бассен-дю-Сюд и отряда Сантандера. Они увеличивались на его глазах, полупрозрачный круг пропеллера перед угловатым кругом поршней и крыльями, как у какого-то огромного летающего хищника. Затем пулемет над верхним крылом начал подмигивать, и «та-та-та-та» перекрыло рев двигателя. Линия извергающих пыль кратеров устремилась к нему, а затем прошла мимо, оставив его дрожать и потеть. С одного из самолетов упала точка, взорвавшись с резким треском на высоте пятидесяти футов.

— «Граната», — подумал он. Не очень эффективный способ сбрасывать взрывчатку, но скоро они его улучшат. Вокруг кричали - в панике или от боли. Несколько беженцев стояли и стреляли в исчезающий самолет из своих винтовок, что также было формой психологического комфорта, чтобы не чувствовать себя совершенно беспомощными, как жук под ботинком. Самолет накренился на север и вернулся для следующего захода. Большинство стрелков нырнули в укрытие. Баррджен стоял, стреляя медленно и осторожно, в то время как очереди пулеметных пуль пересекали позиции беженцев. Они повернулись к нему, двигаясь ножницами, которые должны были встретиться в его теле.

— Пригнись, дурак! — крикнул Джон. — Черт возьми, ты мне нужен! Верных людей его способностей было не так уж много.

Затем одна из машин заколебалась в воздухе, накренилась и направилась к земле. Джон начал подбадривать стрелка, затем почувствовал, что самолет не упадет, когда он выровнялся и начал набирать высоту. Он все еще широко улыбался, когда поднялся и хлопнул Баррджена по плечу; оба самолета направлялись на юг, один болтался в воздухе, другой беспокойно летел рядом с ним, как матушка гусыня рядом с цыпленком.

— Хорошая стрельба, — сказал он.

Баррджен передернул затвор своей винтовки и осторожно вставил три патрона. — Просто нужно оценивать скорость, сэр, — пояснил он.

Смит воспользовался своей винтовкой, чтобы выпрямиться. — Вот, — сказал он, доставая три обоймы с патронами. — Ты будешь использовать их лучше, чем я.

Джон покачал головой. — Я был там и думал, как было бы чертовски иронично, если бы меня убило что-то, разработанное в соответствии с планами, которые я отправил Избранным, — сказал он.

Джеффри на мгновение закрыл глаза, чтобы посмотреть на запись нападения крупным планом. — Нет, они внесли некоторые улучшения. Эти двигались быстрее, чем все, что у нас было до сих пор.

— Правильно, — сказал им обоим Центр. — Несколько более мощный двигатель и улучшения в хордах крыла.

— Я все равно отправил им основы, — сказал Джон.

— Учитывая, что ваши компании работали над ними, и они знают, что они это сделали, было бы чертовски странно, если бы их двойной агент не прислал им спецификации, не так ли? — сказал Джеффри. — Ты знаешь, как это бывает. Чтобы дезинформация была достоверной, нужно отправить одновременно с ней много подлинных материалов.

Джон неохотно кивнул. — Меня тошнит от катастрофических отступлений, — сказал он.

Джеффри криво улыбнулся. — Ну, это не так плохо, как Имперская Война, — сказал он. — Во-первых, мы не боремся непосредственно со Страной.

Он оглянулся через плечо и назвал имена. — Давай, тебе нужен врач, немного еды и сна. Еда довольно скверная, но у нас есть несколько приличных врачей. Баррджен, Смит, позаботьтесь о нем.

— Сделаем все, что в наших силах, сэр, — ответил Смит. — Но вы могли бы сказать ему, чтобы он не так часто попадал под пули.

Двое Сантандерцев помогли Джону уйти. Джеффри снова повернулся к карте, глядя вниз на узкую линию холмистой низменности, которая змеилась через горы.

— Мы продолжим копать вдоль этой линии, — сказал он, обводя ее пальцем.

— Почему здесь? Почему не дальше на юг? Почему мы должны уступать позиции Либерту и его наемным убийцам? Де Виллерс даже не пытался больше скрывать свою враждебность.

Джеффри скрыл свой вздох. — Потому что это прямо за резким изгибом и самое узкое место, — ответил он. — Это означает, что он также не может использовать свою артиллерию, а у нас ее практически нет, ты должен был заметить это, миляга… ах, Гражданин Товарищ. А горы помешают ему обойти нас с фланга. Будем надеяться, он сломает себе зубы, продвигаясь прямо к нашим позициям.

— Мы должны атаковать. У вражеских наемников нет причин воевать, а политическая сознательность наших войск высока. Легионеры разбегутся, а Эррифяне отвернутся от своих офицеров и присоединятся к нам, чтобы восстановить свою независимость.

Несколько человек за столом закивали.

— Граждане Товарищи, — мягко сказал Джеффри. — Кто-нибудь из вас видел проходящих беженцев? Или слушал их?

Это остановило хор голосов согласия. — Ну, у вас сложилось впечатление, что Легион или Эрриф отказались сражаться в Бассен-дю-Сюд? Есть ли какие-либо основания полагать, что здесь они будут слабее? Нет? Хорошо.

Он провел линии на карте. — Их передовые части подойдут к закату, и я ожидаю, что они смогут провести полноценную атаку к завтрашнему дню. Нам нужна максимальная бдительность.

Он продолжил, излагая свой план. Теоретически это должно было быть достаточно эффективно; в общей сложности у него было меньше людей, чем у Либерта, но местность благоприятствовала ему, и удерживать безопасную оборонительную позицию без флангов было проще всего для необученных войск.

Проблема заключалась в том, что Либерт тоже это знал, как и его  советники Избранных.

Глава шестнадцатая

— Какие новости из академии?

Помощник Либерта улыбнулся. — Доклад коменданта Субируса ни о чем не сообщает, мой генерал.

Пухлый человечек серьезно кивнул и постучал по своей карте. Через западный вход в палатку проникало достаточно солнечного света, чтобы ясно видеть, что он имел в виду; Военная академия Союза располагалась в Форе-дю-Лу, на холмистом плато, между горами и Юнионвилем.

— Когда мы очистим перевалы через Мон-дю-Диабль, мы должны послать колонну — сильную колонну — на помощь академии. Нельзя допустить, чтобы Красные разгромили коменданта Субируса и доблестных кадетов.

Генрих Хостен сдержанно кашлянул. — Мой генерал, — сказал он на беглом французском, но с акцентом. — Конечно, мы должны быть осторожны, чтобы не распылять наши силы вдали от главного центра? Ах, вот в чем суть первичного усилия.

— Я знаком с этой концепцией, — ответил Либерт.

Он посмотрел на офицера Избранных; иностранец был скромно одет в форму офицера Союзного Легиона, без нашивок, но с крошечной золотой булавкой в виде солнечного луча на черном воротнике кителя.

— Да, мой генерал, — сказал Генрих.

— Однако это, вероятно, будет долгая война — и, возможно, так будет лучше, — сказал Либерт. Избранные в комнате отреагировали с одинаковым спокойствием, которое скрывало одинаковое удивление. Командир Союза тонко улыбнулся.

— Это не только военная, но и политическая борьба. Быстрая победа оставила бы нас со всеми элементами, которые привели к кризису, нетронутыми. Неуклонное, методичное продвижение означает, что мы не просто побеждаем, а уничтожаем все не-Союзнические  элементы. И это дает нам время и возможность тщательно очистить зоны за нашими линиями, в условиях военного времени.

— Как скажете, сэр, — сказал Генрих. — Однако это предполагает, что нам удастся выбраться из этой проклятой долины для начала.

— Я уверен в плане, который разработали вы и мои сотрудники, — сказал Либерт, снова поворачиваясь к карте.

Генрих наклонил голову и вышел из палатки. — Чертовски странный взгляд на это дело, — сказал он Герте.

— Разумно, на самом деле, — сказала Герта, улыбаясь и качая головой, — если посмотреть на это с его точки зрения. Мы сами могли бы быть немного более методичными; по-моему, вся эта операция отдает импровизацией.

Они остановились на мгновение, чтобы понаблюдать за рабочими Протеже и  инженерами Избранных, собирающими броневики из деталей, отправленных по железной дороге.

— Это возможность, — сказал Генрих через некоторое время.

— Это искушение, — ответила Герта. — У нас было меньше десяти лет, чтобы укрепить нашу власть над Империей...

— Девять лет, шесть месяцев и два дня, считая с момента нападения на Корону, — констатировал Генрих с улыбкой, полной приятных воспоминаний.

— Придира. Она легонько стукнула его по плечу. — Мы должны подождать, по крайней мере, одно поколение, прежде чем браться за Сантандер. И это, вероятно, в конечном итоге будет означать войну с Республикой, если наш маленький друг, — она мотнула головой в сторону палатки, — победит.

— Они тоже становятся сильнее, — отметил Генрих. — Ты знаешь, какие производственные проблемы у нас возникают с рабочей силой с Новых Территорий.

— Да, но у нас есть выдержка. У нас нет подспудной потребности — верить, что мир — это теплая, пушисто-розовая игровая площадка, где в глубине души все хороши, за исключением нескольких злодеев, которые потерпят поражение в конце истории. Мы можем заставить животных работать достаточно хорошо, если у нас будет достаточно времени — и Санти заснут и ослабят бдительность, если мы не будем делать очевидных угроз.

— Строго говоря, мы им не угрожаем.

— Войска Страны на их границе? Даже Санти не могут убедить себя, что это не угроза. Мы будим спящего гиганта и укрепляем его позвоночник.

Генрих пожал плечами. — Но если мы победим Санти, все остальное пойдет прахом. В любом случае, это дело Совета, не так ли?

— Так точно. Приказ есть приказ. Давай покончим с этой битвой.

Генрих улыбнулся еще шире. — На самом деле, у тебя другая работа.

— О?

— Либерт очень увлечен этой историей с академией. Он, вероятно, потратил бы шесть месяцев, мстя за это место и доблестных кадетов, если бы оно пало, что было бы еще худшим отвлечением усилий, чем маршировать, чтобы освободить ее. Так что нам лучше убедиться, что она не сдастся…

— Да.

* * *

— Как дела, сэр? — спросил стюард поезда. — Не так уж и здорово, — пробормотал Джон. — Пить, пожалуйста, воды, или что-нибудь в этом роде.

— Да, сэр.

Стюард, молча, поклонился и вышел из купе. Очевидно, революция еще не добралась до этой части Союза. Или, возможно, дело было просто в том, что это была железная дорога, принадлежащая Сантандеру, и близко к границе, и Джон, очевидно, был достаточно богат, чтобы иметь целое купе первого класса для себя и еще одно для полудюжины вооруженных мужчин крепкого вида.

Вид из окна был очень похож на восточные провинции Республики за пределами городов. Возвышенная котловина, окруженная горами со сверкающим снегом на вершинах, вершины на западе становятся малиновыми от заката. Трава, желтовато-коричневая, усеянная «ходячими кактусами» и редкими килами крестоцветных, пахнущая теплом и пылью, но более свежая, чем в низинах на востоке. Стада крупного рогатого скота с красной шерстью, косматых буйволов и овец, которых охраняют вооруженные пастухи верхом на лошадях. Иногда дом на ранчо с его хозяйственными постройками и побеленными глинобитными стенами; реже — участок фруктовых садов и возделанных полей вокруг ручья, предназначенного для орошения, очень редко — деревня или шахта с ее коттеджами и церковным шпилем.

Все это выглядело чрезвычайно мирно. Ястреб устремился на кролика, вспугнутого шумом локомотива, и вагон закачался от лязга рельсов. Джон вытер пот со лба и осторожно дотронулся пальцами до руки, на перевязи, слегка поморщившись. Лучше, определенно лучше — ведь он думал, что на какое-то время потеряет самообладание, — но все равно плохо. Слава Богу, доктор поверил в то, что он сказал о перевязанных ранах, но, с другой стороны, крупная взятка никогда не повредит.

— «Скоро домой», — подумал он.

Дверь в купе снова открылась: вошел стюард, безупречно одетый в белую куртку и перчатки, с подносом лимонада со льдом. За его спиной виднелись встревоженные лица Смита и Баррджена.

— С вами все в порядке, сэр?

— Было бы так, если бы меня перестали беспокоить! — огрызнулся Джон, затем махнул рукой. — Простите. Я выздоравливаю, но мне нужен отдых. Спасибо, что спросили.

Двое мужчин удалились, бормоча извинения, а стюард отодвинул складной столик между сиденьями и поставил на него поднос. Джон взял стакан с лимонадом и жадно выпил, затем приложил холодный стакан ко лбу.

— Мне убрать койку, сэр?

Джон покачал головой. — Через некоторое время. Приходите через час.

— Вы будете пользоваться вагоном-рестораном, сэр?

Его желудок слегка сжался при этой мысли. — Нет. Тарелку бульона и немного сухих тостов сюда, если можно. Он вытянул банкноту Сантандера. — Через некоторое время.

Стюард улыбнулся. — Рад быть полезным, Ваше Превосходительство.

Джон закрыл глаза. Когда он рывком открыл их снова, снаружи была полная ночь, и лишь редкий свет фонарей соперничал с матовым сводом звезд и лун. Воротник его рубашки и пиджака промокли от пота, но он чувствовал себя намного лучше… и очень хотел пить. Он выпил еще лимонада и нажал кнопку звонка, чтобы стюард принес его суп.

— «Должно быть, я впадаю во второе детство, а мне еще нет и тридцати пяти», — подумал он. — «Поднимать весь этот шум из-за поверхностной раны и небольшой температуры».

— Ничего особенного в том, что рана становится неприятной, — мысленно сказал Радж. — Я видел слишком много такого.

Мелькнули руки, прижимающие человека к окровавленным доскам. Он бился и кричал, когда медицинская пила пронзила его бедро, а в конце импровизированного операционного стола стояла ванна, полная отрезанных конечностей. В отличие от сценариев Центра, воспоминания Раджа также несли запах; на этот раз приторно-сладкая маслянистая гниль газовой гангрены.

— Какое-то время ты даже заставлял Центр волноваться.

— Расчеты показывают снижение вероятности благоприятного исхода на 23%, если Джон Хостен будет исключен из уравнения на данный момент, — сказал Центр. — Такой анализ не означает «беспокойство».

— Как дела у Джеффа? — спросил он.

— Наблюдай:

— и он смотрел глазами своего приемного брата.

Очевидно, Джеффри проводил практическую инспекцию, разъезжая на лошади в тылу Лоялистов. — «Рассеянные сгустки могли бы быть лучшим способом выразить это, чем «линии», — подумал Джон.

— О, привет, — ответил Джеффри. — Как дела?

Он остановил лошадь за большим костром. Милиционеры и несколько женщин лежали вокруг него; несколько отважных душ спали, другие поджаривали над огнем кусочки острой колбасы на палочках, ели черствый хлеб, пили вино и воду из глиняных бутылок или просто участвовали во всеобщем споре. Окопы, которые они вырыли, находились немного южнее, и их оружие было разбросано повсюду. Возможно, три четверти были вооружены всем, от современных копий магазинных винтовок Сантандера, изготовленных в Союзе, до шомпольных ружей с дымным порохом, похожих на что-то из Гражданской войны трех поколений назад. У одного вождя анархистов была бандана на голове, два патронташа с патронами поперек толстого живота, натягивавшего рубашку в горизонтальную полоску, три ножа, винтовка и два пистолета за поясом.

Там был даже пулемет, хорошо окопанный за бруствером из мешков с песком с бойницами.

— Что ж, кто-то знает, что делает, — заметил Джон.

Джеффри кивнул. В Союзе была обязательная военная служба; теоретически неудачников отбирали по жребию, но можно было и откупиться. В любой странной компании представителей рабочего класса, подобной этой, было бы несколько человек с обычной армейской подготовкой.

Он посмотрел на звезды; Джон открыл свои глаза, и на мгновение в глазах у него раздвоилось — те же самые созвездия, неподвижные здесь, и через окно движущегося поезда в четырехстах милях к северо-западу. Это поставило Джеффри в идеальное положение, чтобы увидеть, как взорвется осветительный снаряд.

Хлоп. Актинический бело-голубой свет на мгновение заморозил все на месте, ровно настолько, чтобы услышать, как свист снарядов превращается в нисходящий рев разрываемого полотна.

Джеффри отреагировал, спрыгнув с лошади в пустую яму за пулеметом. Судя по звуку разрывов снарядов, оружие было легким, но это не имело бы никакого значения, если бы он оказался на пути высокоскоростного осколка.

Кто-то еще скользнул вместе с ним в ту же позу, обнимая дно ямы. Они ждали несколько секунд, которые казались намного дольше, затем подняли головы в приглушенной тишине ошеломленных ушей. Еще больше осветительных снарядов разорвалось над головой…

— Очередь из пяти снарядов, — сказал Джеффри. Короткая очередь с максимальной скорострельностью, на которую были способны артиллеристы. Что означало…

Мгновение спустя он столкнулся с другим обитателем ямы, когда они оба прыгнули к ручкам пулемета. — Подавай мне! — прорычал Джеффри, используя свой вес и рост, чтобы оттеснить солдата Союза — должно быть, ветерана, того, кто окапывал оружие.

Было достаточно света, чтобы видеть, благодаря осветительному снаряду повстанцев. Безымянный солдат вскрыл крышку прямоугольной коробки из штампованного металла. Внутри были складки брезентовой ленты с петлями, удерживающими блестящие латунные патроны; он вытащил конец ленты с металлическим язычком. Джеффри открыл крышку направляющей подачи, и их руки совместными усилиями вставили ленту так, будто они практиковались годами. Солдат отдернул руку в сторону, когда Джеффри захлопнул крышку и дважды дернул рычаг взведения назад, пока блестящий язычок ленты не показался с правой стороны оружия.

— Подавай! — снова рявкнул он — было важно, чтобы лента двигалась равномерно, иначе пулемет могло заклинить.

Весь процесс занял, наверное, секунд двадцать. Когда он поднял глаза, чтобы найти цель, фигуры в полосатых кафтанах неслись вперед по всему его фронту, ужасно близко. Достаточно близко, чтобы увидеть оскал белых зубов на смуглых бородатых лицах и услышать отдельные голоса в их пронзительном военном кличе фальцетом.

— Должно быть, подползли, — пробормотал его разум, когда его большие пальцы нажали на спуск в виде бабочки.

Толстая водяная оболочка пулемета моталась взад и вперед, выпуская в темноту снопы пламени; осветительные снаряды падали на землю под своими парашютами, чередуясь с темнотой. Наемники Эррифа упали, некоторые были сбиты с ног струей светящегося зеленого трассирующего огня, некоторые легли на землю и открыли ответный огонь. В него брызнули дульные вспышки, и он услышал ровный свист пуль, пролетающих над головой. Стреляли и из других винтовок, ополченцы вернулись в свои окопы или начали стрелять оттуда, где они залегли. Один из них вскочил с одеял, в которых спал, и выбежал на утоптанную землю, пробежав сотню ярдов на юг, прежде чем его слепая паника встретила пулю.

— Господи, их слишком много! — сказал Джеффри, поводя стволом, чтобы попытаться рассеять концентрацию. Эррифяне прорывалась вперед, как вода сквозь плотину, построенную из ветвей, обтекая все твердое, выискивая пустые места. Он стрелял снова и снова, нажимая на спуск короткими трехсекундными очередями, стреляные гильзы со звоном покатились под ногами и были втоптаны в грязь.

Смутная фигура упала в траншею вместе с ними. Солдат Союза уронил ленту с патронами, схватил воткнутую в мягкую землю окопа лопату и нанес рубящий удар, который мог бы вонзиться в голову упавшего человека.

— Это я! Франсуа!

Кряхтя от усилия, он отвел лопату в сторону, снова воткнув ее в землю.

— Ты опоздал, — выдохнул он, поворачиваясь обратно к коробке. — Возьми свою винтовку и будь полезен.

Сейчас не было ничего, кроме лунного и звездного света, чтобы стрелять. Ровно настолько, чтобы увидеть шевеление впереди.

— Как тебя зовут? — спросил Джеффри между очередями.

— Генри, — ответил заряжающий. — Генри Трюдо. Затем: — Смотрите!

Что-то просвистело в воздухе. Они оба пригнулись; позади них несколько роковых секунд стоял Франсуа, все еще возясь с затвором своей винтовки. Граната разорвалась недалеко от края пулеметного гнезда. Позади них раздался влажный звук, и тело Франсуа резко упало. Джеффри не потрудился посмотреть; он понял, откуда у него на затылке потекла влага. Вместо этого он заставил себя подняться, пока пыль все еще щипала ему глаза, и вытащил автоматический пистолет из-за пояса.

Эррифянин целился из винтовки в голову Джеффри с расстояния не более трех футов. Он замер на мгновение, находясь так близко к вражескому солдату, что мог услышать тихий щелчок бойка. Винтовка не выстрелила. — «Плохая подготовка», — подумал Джеффри, в то время как его рука подняла пистолет. Трах. Пришелец отлетел назад. Трах. Промах, и длинный изогнутый нож сверкнул у его живота. Джеффри закричал и отклонился в сторону, ударив Эррифянина по голове своим пистолетом. Он ударился о кость со звуком, приглушенным головным платком, обернутым вокруг черепа наемника. Джеффри схватил его за запястье с ножом и нанес еще два удара с неистовой силой, пока человек не откинулся назад к задней стенке траншеи, а Джеффри упер дуло своего пистолета ему в живот и дважды нажал на спусковой крючок.

Краем глаза Джеффри видел, как снова и снова вспыхивает лопата Генри, используемая как топор. Удары были мягкими булькающими звуками, сопровождаемыми хрустом.

— Кошон, — прохрипел нападавший. — Морри, батар...

— Он мертв, — сказал Джеффри. Генри развернулся, поднял лопату, затем опустил ее. — А теперь давайте убираться отсюда.

Интенсивность огня ослабевала, но завывающий визг Эррифян перекрывал его — как и другие голоса, кричащие в простой агонии. Островитяне любили собирать сувениры.

— Вы идите, приведите все в порядок, — сказал Генри. Пока не разберусь с этим оружием. Вы делайте свою работу, а я сделаю...

— Сам Иисус Христос на звездолете не смог бы навести здесь никакого порядка, — ответил Джеффри. — Давайте двигаться. Это не будет последней битвой.

Генри мгновение смотрел на него, его лицо было непроницаемо в темноте. — Хорошо, — сказал он, наконец. — Понятно.

Глава семнадцатая

— Не о чем докладывать, не о чем докладывать, не о чем, провались все, докладывать нечего — из-за тебя я застряла  на три чертовых месяца.

Герта опрокинула в себя порцию бананового джина и запила его глотком пива, наслаждаясь контрастом вкусов горячего и холодного. Это место было особняком аристократа до того, как Избранные захватили Чиано и Империю, а с тех порстало офицерской транзитной станцией — своего рода клубом. Герта и ее муж сидели на открытой террасе, отделенной от улицы полоской подстриженной травы и низкой стеной из побеленного кирпича. Было жарко в конце лета, но терпимо, кроме липкой влажности этого времени года в Стране, и над головой был навес. Она угрюмо потянулась за еще одним сэндвичем с курицей, листьями салата и помидорами. По крайней мере, это была не гнилая конина, и она избавилась от вшей.

— И в драгоценной академии Либерта не было бы ничего, кроме кровавой дыры в земле, если бы меня там не было, — сказала она. — Придурок-лягушатник, предположительно командовавший там, даже не помнил элементарных трюков, таких как выставление тарелок с водой в подвале, чтобы обнаружить вибрацию работы саперов, пытающихся копать под стенами. И мне пришлось практически воткнуть нож ему в ягодицы, чтобы заставить его выслушать меня.

— Тем не менее, я слышал, что это было захватывающим делом, — сказал Генрих. — Контрминирование.

— Слишком волнующе, — сухо заметила Герта, вспоминая:

— холодная влажная тьма, вода просачивается сквозь живот ее униформы. Извиваясь, как рождение в обратном порядке, а затем грязь осыпается перед ней, она проваливается во вражеский туннель, ударяется о деревянную опору, рот человека образует букву «О» в тусклом свете фонарей, когда она поднимает свой автоматический…

— Почему ты так долго? — снова спросила она.

— Ну, ты была тем, кто думал, что в «методичном» подходе Либерта что-то есть, — резонно заметил Генрих. Он раскурил трубку и выпустил кольцо дыма в небо, наблюдая, как по нему проплывают силуэты дирижаблей, направляющихся к посадочному полю. — Нам потребовалось так много времени, потому что каждый раз, когда мы захватывали деревню, мы останавливались, чтобы расстрелять всех подозрительных, затем всех, кого полиция Либерта могла выманить, а затем ждали, пока Либерт назначал всех, от мэра до инспектора канализации, и проверял, все ли работает гладко.

— Еще и за пределами Юнионвила останавливали, как ни в чем не бывало, — сказала Герта. — Как Имперцев, во всяком случае.

— Как Бригад Свободы, — поправил Генрих. Он закрыл оловянную крышку своей S-образной трубки и потянулся за сэндвичем. — Имперские беженцы, Санти, несколько Сьерранцев, офицеры Санти, чертовски хорошее снаряжение и так себе подготовка. Но с большим энтузиазмом.

— Ну, и что мы будем с этим делать? —  спросила Герта. — Я работаю связным по внутренней безопасности с тех пор, как вернулась.

— В эту игру могут играть двое, — с удовлетворением сказал Генрих. — Вот, почему я вернулся сюда. Мы собираемся «Добровольно»...

Хлоп.

Тихий злобный треск на тротуаре снаружи был почти не слышен из-за шума уличного движения. Герта вскочила со стула и одним размашистым шагом пересекла половину лужайки; Генрих был слишком крупным мужчиной, чтобы быть таким же грациозным, но на старте он был менее чем в двух шагах позади нее, и они перепрыгнули стену в тандеме, приземлившись, лицом друг к другу, с оружием наготове.

Какая-то женщина налетела на Герту, оглядываясь через плечо. Она отскочила от Избранной, как будто налетела на стену; Герта схватила ее и дважды ударила, нанося удары с клинической точностью. Звякнуло что-то металлическое, и Имперская Протеже рухнула на кирпичный тротуар, ее лицо стало пунцовым, когда она изо всех сил пыталась вдохнуть через парализованную диафрагму. Позади нее плотная толпа рассеялась, как ртуть по сухому льду, оставив офицера Избранных  лежать лицом вниз. Он упрямо пытался ползти вперед, когда Генрих наклонился над ним.

— Лежи спокойно, — сказал он. Приказной окрик прорвался сквозь туман боли; Генрих разрезал ткань и скомкал ее в давящую повязку. — Пулевое ранение слева от позвоночника, чуть ниже ребер. Выглядит отвратительно.

Подошла Герта, ее ноздри слегка раздувались от железистого запаха крови. Запаха фекалий не было, значит, кишечник не был перфорирован, но в этой части тела было слишком много жизненно важных органов и крупных кровеносных сосудов, чтобы чувствовать себя комфортно. Она тащила женщину Протеже за одну лодыжку, а в другой руке что-то держала.

Генрих посмотрел на этот предмет, и чуть не рассмеялся. Он был похож на детский макет пистолета: короткая трубка, проволочный контур рукоятки и еще один кусок проволоки, который действовал как пружина и приводил ударник в действие с единственным патроном внутри.

— Что это за оружие? — спросил он.

— Это не оружие, это орудие убийства. Один выстрел, и ты выбрасываешь его; как раз то, что нужно для убийства временного босса или одного из нас на людной улице.

Черты лица Генриха превратились в маску. Через мгновение он сказал: — Никогда бы не подумал, что Санти до такого додумаются.

— Они отвратительны, когда начинают действовать, — ответила Герта. — Мы находим все больше и больше этого. Проблема заключается в том, чтобы проследить цепочку контактов. Возможно, это животное нам что-нибудь скажет.

— Действительно.

Они подняли глаза: прибыл медик с двумя помощниками Протеже, родившимися в Стране, и мужчиной в гражданской одежде. Длинное кожаное пальто с таким же успехом могло быть униформой: Четвертое Бюро.

— Это было быстро, — нейтрально заметила Герта. Не время для еще одного междусобойчика, как сказала она себе. Это была их территория.

— Недостаточно быстро. У нас была некоторая информация, но ее явно было недостаточно.

Женщина достаточно отдышалась, чтобы распознать того, кто стоял над ней. Она попыталась отползти, а затем закричала, когда он наступил ей на руку.

Крик перешел во всхлип, когда он опустился на колени рядом с ней и что-то держал в руке: металлический шарнир, похожий на гинекологическое зеркало, но с зубчатым зажимом на конце. Герта узнала его — инструмент для допроса, предназначенный для введения во влагалище субъекта, зажатия матки и вырывания ее одним сильным рывком.

— А теперь, моя дорогая, я хотел бы задать тебе несколько вопросов, — сказал тайный полицейский. — И ты хотела бы избежать боли, но ты можешь почувствовать так много боли. Его рука сжала ее челюсть. — Нет, нет, ты не можешь откусить себе язык. Пока нет.

Генрих встал, когда специалисты остановили кровотечение у раненого, поставили капельницу с физраствором и начали укладывать его на носилки. Также подъехала полицейская машина без опознавательных знаков; женщине сделали быструю инъекцию наркотика и бросили в проволочную клетку сзади.

— Мой обет, но возвращение в бой в Союз выглядит все лучше и лучше, — сказал он.

Герта угрюмо посмотрела на кровавое пятно на пустынном тротуаре. — Все лучше и лучше, но к чему это ведет?

— Конечно, мы победим.

— Здесь мы победили.

Генрих колебался. — Знаешь, в чем-то ты права. Он пожал плечами. — За всем этим стоят Санти. Если мы прикончим их, то сможем успешно установить мир.

* * *

— Давай, дружок, ты сможешь это сделать, — промурлыкал Джеффри.

Воздушный бой превратился в клочковатое облако на западе; все, что он мог видеть, — это два столба дыма, поднимающиеся с земли там, где врезались самолеты. Двигатель снова кашлянул, пропустив свой обычный ритм, который вызвал сочувственный толчок в его собственном сердце. Он мягко накренился над зигзагообразными траншеями, изрезавшими землю внизу, разбиваясь на узлы опорных пунктов и бункеров в разрушенных зданиях университетского комплекса к югу от Юнионвила. Даже сейчас он слегка вздрогнул при виде их; зимние бои там были ужасными, остановив последнее наступление националистов на самых окраинах столицы.

— Давай, — повторил он.

Клочья ткани стекали с капота и верхнего крыла его «Либерти Хок II», отрываясь, когда поток воздуха прорывался через пулевые отверстия. Это не было его главной заботой; у «Марк I» иногда, в подобных обстоятельствах отслаивалась вся обшивка крыла, придавая оставшемуся фюзеляжу аэродинамику кирпича в свободном падении, но новая модель была более прочной. Однако ему действительно не нравился звук, издаваемый двигателем. Медленно, осторожно он развернул маленький истребитель и начал снижаться к посадочному полю. Осталось всего миля или две…

И двигатель снова закашлял и заглох. — Черт, — сказал он со смирением и дернул за рычажок, чтобы перекрыть подачу топлива. Затем: — Черт! когда он посмотрел вниз и увидел густеющую пленку бензина на дне кабины. — Я ненавижу, когда происходят подобные вещи!

— Сделай пометку, чтобы написать команде конструкторов, — подсказал Радж. Если бы это был Центр, он бы воспринял это буквально…

Несколько черных клубов зенитного огня расцвели вокруг него. Дружественный огонь, который был так же опасен, как и огонь противника. Это прекратилось; кто-то, должно быть, заметил красно-бело-синие круги на его крыльях, знаки Воздушной Службы Бригад Свободы. Затем над низким гребнем появилась Х-образная форма поля, неудобно близкая к неподвижной части шасси. Он сосредоточился на белой полосе извести по центру грунтовой взлетно-посадочной полосы, не обращая внимания на мчащийся ему навстречу спасательный грузовик с людьми, цепляющимися за его борта и стоящими на подножках. Зенитка в круглой яме у края взлетно-посадочной полосы внимательно следила за ним, и ее двойные шестифутовые стволы выглядели раздутыми в своих водяных кожухах.  Но, по крайней мере, эта группировка, казалось, только внимательно наблюдала — одиночный истребитель конструкции Сантандера с неподвижным пропеллером было трудно спутать с самолетом Избранных или националистической рейдерской группой, но время от времени это удавалось боевикам с активным воображением.

Ниже. Ниже. Ветер свистит в проводах и распорках, развевая его шарф за спиной. Ниже.  Касание. Твердые ободья колес соприкоснулись с землей, поднимая налет сухой грязи и гравия, снова воткнулись, осели с дребезжащим стуком. Самолет без работающего двигателя быстро сбросил скорость и остановился. Джеффри расстегнул ремни, спрыгнул на нижнее крыло, затем на землю и заковылял прочь так быстро, как ему позволяли вес парашюта и кожаный летный костюм на шерстяной подкладке.

— Чертов сукин сын! — заорал он, швыряя на землю кожаный шлем и защитные очки, а за ними и парашют.

— С вами все в порядке?

Это был один из братьев Вонг. Джеффри повернулся к нему. — Прерыватель все еще работает неправильно, — ответил он, когда команда спасательного грузовика столпилась вокруг «Хока» с огнетушителями наготове.

— Оба моих пулемета заклинило. Что оставило меня легкой добычей. И топливопроводы все еще протекают в отсек пилота, когда пробивается встроенный бак — ты хоть представляешь, черт такой, насколько это хорошо для морального духа пилота?

Вонг сделал успокаивающие движения руками. — Как только мы сможем получить больше резины, мы сможем сделать баки самоуплотняющимися, — ответил он.

Джеффри фыркнул. На Визагере был только натуральный каучук — единственными местами, где его можно было выращивать, были сама Страна и самый северный полуостров того, что когда-то было Империей. Заводы Джона только начинали производить тонкую струйку синтетического каучука из нефти, но это было дьявольски дорого, и Страна отрезала бы натуральный каучук в ту минуту, когда их чрезвычайно эффективные шпионы поймали бы Сантандер, использующий его в военных целях.

— «Безумная война», — подумал он. — «Мы сражаемся здесь, в Союзе, но это все «добровольцы», и нормальная торговля продолжается.

— И новейший истребитель Страны все еще лучше нашего.

— Триплан? — с интересом спросил Вонг.

— Да, Небесная акула. Он почти такой же быстрый, как наш «Марк II», и у него больший радиус поворота при поворотах по правому борту.

Вонг достал блокнот и начал что-то писать, пока они шли к штабу эскадрильи; позади них экипаж прицепил самолет и потащил его к ангару, полдюжины человек шли позади, держась за его крылья, чтобы удержать его. Джеффри ждала группа людей.

— Вы не должны так рисковать собой, генерал Фарр, — заявил генерал Пьер Жерар.

— Вы, должно быть, очень злитесь, Пьер, иначе вы никогда меня так не называли.

Генерал пожал плечами — жест жителей Союза. — И все же это правда. И кто-то должен это сказать.

— «Ты, Джон, моя жена и два моих невидимых друга», — подумал Джеффри. — «И я никогда не смогу уйти от этих двоих».

— Я должен иметь практический опыт, чтобы эффективно работать с конструкторами, — сказал он, оглядываясь через плечо в поисках Вонга. Маленький инженер и бывший производитель велосипедов побежал взглянуть на подстреленный самолет. — Также, чтобы помочь усовершенствовать нашу тактику для  школ пилотов. Мы отправляем их с налетом менее тридцати часов, так что, по крайней мере, мы должны научить их правильным вещам.

Они вошли в штаб-квартиру, запасное временное сооружение из досок и бревен размерами два на четыре. Джон снял летный костюм, слегка поежившись, когда холодный весенний воздух центрального плато коснулся влажной от пота ткани его летней формы.

— Какова ваша оценка? — спросил Жерар.

— У врага больше самолетов, и они лучше, чем у нас, — ответил Джеффри, садясь и принимая кофе, который принес ординарец. Кофе был еще одной вещью, которой им будет не хватать, если — когда — вся торговля со Страной  будет прекращена. — И лучшие пилоты, более опытные. Если это вас утешит, мы совершенствуемся быстрее, чем они, но начинаем с более низкой базы.

Жерар нахмурился, глядя на свои руки, лежащие на грубом столе. — Друг мой, это плохие новости. Хотя, возможно, правительство прислушается сейчас, когда я скажу им, что наступление на восточном фронте — плохая идея.

Джеффри задержал чашку кофе на полпути ко рту. — Они все еще продолжают это делать? — недоверчиво спросил он.

— И для этого они заберут людей, орудия, самолеты со всех других фронтов, — поступил немедленный ответ. — Комитет говорит о возвращении Марсая и разделении зоны повстанцев пополам.

— Комитет держит голову в своей коллективной заднице, — констатировал Джеффри.

Голова Жерара резко повернулась. — «Несправедливо»,  — упрекнул себя Джеффри. Он мог так сказать; Комитет Общественной Безопасности не имел юрисдикции над членами Бригады, они настаивали на этом с самого начала. Жерар был в большом почете после того, как помог остановить наступление Либерта на столицу в самые первые месяцы войны, но даже в этом случае название Комитета не было чем-то напрасным. Председатель Винсен, похоже, думал, что если он превратит себя в еще более безумного ублюдка, чем Либерт и Избранные, он сможет победить Либерта и Избранных. Это не обязательно срабатывало, таким образом, но отчаявшиеся люди не были лучшими логиками.

Жерар прочистил горло: — И это будет еще сложнее, если они смогут продолжать использовать дирижабли Страны для переброски войск и припасов за свои линии фронта.

— Они могут это делать до тех пор, пока не дадут нашим самолетам прорваться, — ответил Джеффри. — Эти газовые баллоны — прекрасные мишени для истребителей, но у нас нет, ни нужного количества, ни дальности полета, чтобы пробить защиту их собственных истребителей.

Бульдожье лицо Жерара вытянулось. — Тогда они смогут перемещаться быстрее, чем я — что это за выражение вы использовали?

Джеффри вздохнул. — Они могут проникнуть внутрь вашей кривой принятия решений. Я просто надеюсь, что дома все идет лучше.

* * *

Адмирал Артур Каннингем был крупным, коренастым мужчиной с седеющими светлыми волосами. Прямо сейчас его лицо и бычья шея покраснели от сдерживаемой ярости, и он теребил свои моржовые усы, уставившись на модель корабля в центре глянцевого стола из черного дерева.

Корпус корабля был, как у большого торгового сухогруза, водоизмещением восемь тысяч тонн, того типа, который использовался для перевозки марганцевой руды с Южных островов под протекторатом Сантандера. Верхняя часть была срезана и заменена длинной плоской прямоугольной поверхностью; трубы поднимались над надстройкой по левому борту, а секция опущена, как лифт, чтобы показать ряды бипланов в огромном трюме под полетной палубой.

— Это пародия, — заявил Каннингем.

— Это то, что нам нужно для разведки, — поправил Морис Фарр.

Галуны на рукавах и эполеты на плечах выдавали в нем контр-адмирала и вызывали у Каннингема внешнее уважение. Никто не мог ошибиться в выражении его лица или в значении взгляда, который он бросил на Джона Хостена, когда тот сидел рядом со своим отцом.

— Фарр, я удивлен. Я ожидаю, что таким образом будут действовать политики. Судя по его тону, он также ожидал, что они вступят в половую связь с овцами. — Вы моряк и сын моряка. Зачем вы это делаете?

— Мы работаем на политиков, Каннингем — есть такая штука, как Конституция, которая более или менее велит нам это делать. И в данном случае политики правы. Нам нужна воздушная разведка, если мы хотим сравняться с флотом Страны; в противном случае они смогут водить нас за нос, как быка с кольцом в носу.

— Нам нужны дирижабли с приличной дальностью полета в открытом море, а не летающие игрушки на этой пародии так называемого корабля! — сказал Каннингем, его голос поднялся до рева, а от удара кулаком задребезжали кофейные чашки.

Джон заговорил: — Мы пытались, адмирал Каннингем. Вот.

Он вытащил из конверта глянцевые фотографии и подвинул их через стол. — Вы видите результаты.

Рама, раскинувшаяся на склоне холма, была легко узнаваема как остов дирижабля после пожара.

— Страна слишком далеко опередила нас в освоении летательных аппаратов легче воздуха. У них есть дизели, дизайн корпуса и, самое главное, множество опытных строительных бригад и экипажей. Мы не можем сравниться с ними ни по приемлемой цене, ни со всем остальным, что мы пытаемся сделать. А у самолетов наземного базирования просто нет нужной дальности полета, чтобы обеспечить прикрытие и разведку флота в море. Следовательно, нам нужны…  авианосцы, как мы их называем.

— Вы имеете в виду, что ваши верфи нуждаются в контрактах, — прямо сказал Каннингем. — Фарр, это отвлекает усилия от крупных кораблей.

Фарр покачал головой. — Послушайте, Артур, вы очень хорошо знаете, что узкое место с кораблями — это тяжелые орудия и способность прокатывать броню.

Каннингем встал и поправил свою фуражку с золотой кокардой. — Если вы извините меня, сэр... — начал он.

— Адмирал Каннингем, сядьте! — рявкнул Фарр.

После минутной яростной проверки воли другой мужчина подчинился. — Адмирал Каннингем, ваши возражения приняты к сведению. Теперь вы будете в полной мере сотрудничать в выполнении решений Морского Министра и Штаба ВМС, или вы немедленно подадите заявление об отставке. Это ясно?

Двадцать минут спустя Джон Хостен откинулся на спинку стула и покачал головой, глядя на дверь, которую Каннингем предусмотрительно не захлопнул за собой.

— Я надеюсь, что таких, как он, не так уж много, папа, — сказал он.

Морис Фарр вздохнул. Его коротко подстриженные волосы и усы уже поседели, но он выглядел таким, же подтянутым, как и тогда, когда стоял в доках «Принятия присяги» почти два десятилетия назад.

— Боюсь, их довольно много, — ответил он. — Многие офицеры убеждены, что это навязывается флоту политиками, причем политиками-горцами с востока и их друзьями-промышленниками. Он улыбнулся. — Они правы, не так ли?

— Но... — начал Джон, затем поймал взгляд отчима. — Ты все еще можешь заставить меня действовать, не так ли?

Фарр рассмеялся. — Ты воспринимаешь все слишком серьезно, сынок, — сказал он. — Не волнуйся, Артур Каннингем скорее съест что угодно, чем уйдет в отставку как раз перед первой большой морской войной в поколении. Если ему придется проглотить вот это, — он кивнул на модель авианосца, которая занимала центр большого стола, — он проглотит ее ради линкоров.

Фарр закурил сигарету. — Он не глуп, просто довольно специализирован, — продолжал он. — Я могу его понять; я сам моряк с пушками и броней. Но мне не нравится работать вслепую. Он уставился на модель. — Я очень надеюсь, что эта концепция настолько осуществима, как вы с Джеффри говорите. Конечно, на бумаге это выглядит хорошо, но я не люблю заказывать прямо с чертежной доски.

— Папа, я так уверен, как, если бы сам видел, как они сражаются.

— Перл-Харбор, — услужливо подсказал Центр. — Погоня за Бисмарком. Налет в Таранто. Мидуэй…

— Отлично, и как мне сказать об этом папе? — ответил Джон. — Это был риторический вопрос.

Морис Фарр встал и начал складывать бумаги в портфель. — Нет покоя нечестивцам — я должен вернуться в штаб-квартиру и разобраться с еще большим количеством проблем. Боже, для командования флотом.

— Думаю, недолго, папа, — сказал Джон.

Спустя долгое время после ухода отчима Джон услышал, как позади него открылась дверь.

— Трогательно, — произнес голос на Ландишском.

— Английский, — резко ответил Джон. — Таковы методы разведки.

— О, действительно.

Мужчина — он был одет в гражданскую одежду Сантандера, с галстуком известного яхт-клуба — подошел и сел недалеко от Джона. Он посмотрел на дубликат фотографий крушения воздушного судна.

— Что послужило причиной этого ЧП?

— Конструкция была тяжеловесной и недостаточно мощной; там убрали секцию в центре и увеличили ее, чтобы поместить дополнительную газовую подушку. Она натиралась болтами, и у них была ужасная проблема с утечками газа. Возможно, они врезались в тот холм в темноте, или там возник пожар от статического разряда, или и то, и другое.

— Неосмотрительно, — сказал офицер Избранных, убирая фотографии. Он кивнул на модель авианосца. — Это сработает?

— Возможно, в некотором роде. Я не могу отказываться от всех хороших идей, знаете ли, и сохранять свое положение в вооруженных силах и оборонной промышленности.

— Действительно.

— Полагаю, нам тоже придется их строить. Дирижабли так уязвимы для самолетов тяжелее воздуха.

— Возможно, — сказал офицер разведки. — А может, и нет.

* * *

— Прямо и ровно, прямо и ровно, будь прокляты твои глаза, — сказал Хорст Раске тоном, настолько близким к молитве, насколько это было возможно для Избранного.

Мостик «Серого тигра» сам вибрировал, очень слабо, несмотря на умелые руки на колесиках и органах управления, установленных в U-образном пространстве. Через широкий полукруг прозрачного иллюминатора они могли видеть каплевидную форму экспериментального дирижабля-носителя «Косатка», который дрожал в чистом воздухе над центральным плато Страны, в ста милях к северу от Коперника. Судно было огромным, почти тысяча футов от носа до кормы, с красивыми стреловидными плавниками управления в виде буквы «X» сзади, его гладкий корпус из листового алюминия свидетельствовал о том, что это один из новых аппаратов в металлической оболочке.

Под ним маленький истребитель-биплан делал еще один заход, сначала сравнявшись со скоростью дирижабля, а затем набирая высоту. К верхнему крылу биплана была прикреплена прочная металлическая петля, а под брюхом дирижабля свисал длинный трапециевидный механизм захвата. Истребитель покачнулся и нырнул, поднимаясь в кильватерный след огромного дирижабля, затем снова, когда он ударился о воздушный поток пропеллеров шести ревущих высокоскоростных дизелей. Он резко поднялся, и наблюдатели на мостике «Серого тигра» затаили дыхание, уверенные, что он врежется в тонкую конструкцию брюха дирижабля.

Вместо этого он потянул носом вверх, почти остановившись, а затем вошел в контакт с крюком. Трос запер механизм захвата, и  плавно двинулся назад, а самолет поворачивался и дергался на соединении крюка и кольца. Подъем прекратился, когда биплан оказался прямо под предназначенным для него входным люком.

— Что? Профессор Директор Гюнтер Поршмидт заговорил своим обычным быстрым, слегка сердитым тоном. Некоторые из помощников в белых халатах вокруг него немного отодвинулись. — Что? Почему они ждут?

Ответила Герта Хостен. — Потому что, герр профессор, самолет сможет пройти во входной люк только в том случае, если он точно выровнен по килю дирижабля, а это трудно сделать, двигаясь со скоростью девяносто миль в час.

Поршмидт моргнул, глядя на нее. — О. Да, да, запишите это. И один из помощников деловито нацарапал что-то в блокноте.

Крошечные человеческие фигурки на веревках выпали из брюха дирижабля. Они с трудом прикрепили веревочные крепления к крыльям и корпусу биплана, и трапеция подняла его вверх. Со второй попытки — первая примяла крыло о боковую стенку люка — они справились. Поршмидт просиял, и сопровождавшие его чиновники Исследовательского Совета сдержанно зааплодировали.

— Хорошо, хорошо, — сказал главный ученый. — Но, возможно, нам следует назначить лучшего пилота для следующей серии испытаний?

— Пилот — Ева Соммерс, — ответила Герта. — Ее рефлексы вошли в десятку лучших, когда-либо зарегистрированных в Тесте Жизни; на ее счету пятнадцать убийств во время войны в Союзе, и в настоящее время она лучший летчик-испытатель Совета ВВС. — О. Поршмидт пожал плечами. — Ну, цель эксплуатационного тестирования — улучшить продукт.

— Герр профессор?

— Да?

— Хотя это, несомненно, большое техническое достижение, — сказала Герта, — учитывая наши текущие проблемы с контролем качества, не думаете ли вы...

Он сделал пренебрежительный жест. — Совет Избранных  поручил мне разработать устройство, которое дало бы нам больше возможностей для разведки аппаратами тяжелее воздуха, чем новые корабельные самолеты противника. Производство — это не по моей части.

Хорст Раске подождал, пока они покинут его мостик, прежде чем приложить руку ко лбу и вздохнуть.

— Что ж, это убедительно доказывает одну вещь, — сказала Герта, наблюдая, как «Косатка» поворачивается.

— Что?

— Что Избранные по-прежнему являются высшими создателями игрушек Визагера, — добавила она.

— Бригадный Генерал, я не думаю, что это смешно.

— Это не так. Поршмидт, выпавший из люка без парашюта на высоте шести тысяч футов — вот это было бы забавно.

— Если бы только этот человек был некомпетентным!

— Если бы он был некомпетентным, он бы не прошел Испытание Жизнью, — ответила Герта. — К сожалению, это не гарантия того, что он не ошибается — просто он будет правдоподобно, блестяще ошибаться с идеями, которые звучат замечательно и находятся всего в нескольких дюймах от реализации.

Раске вздрогнул. — Я надеюсь, что некоторые из его идей сработают лучше, чем эта. Он кивнул в сторону исчезающего дирижабля. — Когда я думаю об условных моделях, которые мы могли бы сделать при тех же затратах денег и квалифицированной рабочей силы… и вы правы, контроль качества ужасающим образом упал.

— Пустая трата... Герта остановилась, пораженная. — Подождите минутку. Проблема заключается в турбулентности корпуса, верно?

Раске посмотрел на нее. — Да. Я вижу, что это невозможно устранить. Дирижабль отталкивает в сторону много воздуха, и это главная причина.

— Но на небольшой высоте — пятьдесят, шестьдесят футов проблем меньше?

— Конечно, но вы не можете опускать крюк так далеко. Рычаг оборвал бы его при первом же натяжении.

— Да, но почему мы хотим поднять самолет на борт грузового отсека дирижабля?

Она начала говорить. Раске слушал, и его лицо постепенно теряло свое печальное выражение.

— Так почему же Поршмидту не могут прийти в голову подобные идеи? — спросил он.

— О, некоторые детища Поршмидта работают достаточно хорошо, лучше, чем я ожидала, — ответила Герта. Она улыбнулась. — И скоро об этом узнают наши друзья на юге.

Глава восемнадцатая

— Большая разница по сравнению с началом войны, не так ли? — сказал Генерал Жерар с меланхоличной гордостью.

Многие солдаты, бредущие по обочинам пыльной дороги, приветствовали проезжавшую мимо машину с Жераром и Джеффри. На этом фронте почти все они были членами Союза, а не Бригад Свободы, так что они, вероятно, подбадривали местного офицера, хотя Джеффри был достаточно популярен.

— «И они действительно выглядят намного лучше», — подумал Джеффри. Во-первых, все они были в униформе, и почти у всех были простые стальные шлемы в форме чаши, и, кроме того, все они входили в табель штатного расписания и снаряжения. Что еще более важно, они двигались согласованными группами, а не сбивались в кучу и не разбредались по сельской местности. Пехота маршировала по обе стороны дороги, орудия, запряженные лошадьми, повозки, запряженные мулами, и машины медицинской помощи ближе к середине. Также было изрядное количество грузовиков производства Сантандера, и другой техники не совсем понятного назначения. Время от времени над головой пролетал самолет, привлекая не более нескольких любопытных взглядов; в эти дни люди привыкли к мысли, что у них есть собственная воздушная служба.

Воздух был густым — от пыли и вони навоза и бензина, исходившей от движущихся войск. Вокруг них раскинулось необъятное центральное плато, а на северо-восточном горизонте все ближе виднелись снежные вершины горы Мон-дю-Нора. Хлебные поля были давно убраны, сухая желтая стерня осталась на красновато-желтой земле, время от времени от нее поднималась пыль. Широко раскинувшиеся виноградники со сформированными лозами, похожими на кустистые чашечки, покрывали многие склоны холмов, а иногда попадались рощи фруктовых деревьев или пробковых дубов. Все люди жили в больших, сгрудившихся деревнях, похожих на кучи рассыпанных кубиков сахара, с их домами  из побеленного самана с плоскими крышами. Крестьяне вышли, чтобы подбодрить  армии Лоялистов; Джеффри подозревал, что благоразумие заставит их приветствовать Националистов почти так же громко. Не то чтобы правительство не было популярнее генералов повстанцев, которые возвращали помещиков в их систему, где бы они ни побеждали, но антиклерикальная политика Юнионвила также не была очень популярна за пределами городов.

— Похоже, все ожидают какого-то военного пикника, — сказал Джеффри, откидываясь на спинку заднего сиденья большой штабной машины.

Конечно, она была сделана в Сантандере; модель, которую покупали состоятельные люди или богатые частные школы. Шестиколесная, со складывающимся верхом и двумя рядами кожаных сидений сзади. Жерар заменил оригинальные сиденья более узкими и жесткими образцами, а также оснастил средствами связи и картами, а также спаренным пулеметом, установленным на штыре между водительским отделением и пассажирами. Генри Трюдо стоял за рукоятками пулемета, внимательно вглядываясь в небо.

— Моральный дух хороший, — признал Жерар. — Люди знают, что за последние два года стало намного лучше.

— Вы проделали хорошую работу, — сказал Джеффри.

— И вы, мой друг. Эти предложения об ускоренной системе подготовки офицеров очень помогли.

— «Девяностодневные курсы «пиджаков», любезно предоставленные Раджем и Центром», —  подумал Джеффри. У Центра было много информации о внезапных мобилизациях для крупномасштабной войны.

— Что ж, бой — лучший способ выявить потенциальных лидеров, — сказал Джеффри. — Это довольно дорого, как процесс сортировки, но это работает.

Неожиданно заговорил Генри. — Дела не шли бы так хорошо, если бы вы не уничтожили этих уродов, анархистов в самом начале, сэр.

Жерар поднял глаза с улыбкой; Лоялистская армия все еще была неофициальной в некоторых отношениях. Джеффри покачал головой.

— Повстанцы нанесли тяжелые потери анархистской милиции, это правда, — рассудительно сказал он. — «Я становлюсь политиком, как Джон», — подумал он. — «Но это едва ли моя вина. Они хотели сражаться, и я поместил их туда, где они могли сражаться. Кроме того, ты был с ними, Генри».

Солдат Союза ухмыльнулся. — Я хотел победить, сэр. Вот, почему я с тех пор не расстаюсь с вами. И они были по-своему прекрасным примером — каждый мог видеть, что получилось из их идей.

Затем он поднял голову. — Осторожно! Пулемет повернулся на своей оси.

* * *

— Слушайте сюда, люди.

Офицеры Избранных, которые будут поддерживать наступление, приготовились к вниманию в зеленом полумраке палатки.

— Полковник Хостен отвечает за военную разведку этой операции, а также за наше взаимодействие с  Националистическими силами Союза. Она завершит брифинг.

Герта встала перед мольбертом с картой. — Вольно. Ситуация выглядит следующим образом…

Она говорила целых десять минут, время от времени отвечая на вопросы. — «Какое облегчение», — подумала она. Работа по взаимодействию была напряженной; иностранцы болтали, они не знали, как сосредоточиться на текущих делах, они отвлекались на ненужные вещи. Наконец она закончила.

— А теперь давайте пойдем туда и убьем их.

— Вдохновляюще и информативно, — сказал Генрих. Двойные звезды генерала легко покоились на его плечах, выделяясь на фоне гибридной формы Легиона Орла, «добровольческих» сил Страны, сражающихся вместе с Националистами. — Я полагаю, вы пойдете сопоставлять некоторые отчеты?

Герта улыбнулась. — Ну, вообще-то, Коперник хочет получить подробные отчеты о характеристиках двухместного самолета Фон Нельсинга, — ответила она.

Генрих печально пожал плечами. — Бывают моменты, когда я думаю, что вся эта война — не что иное, как лабораторный эксперимент, — сказал он.

— Так и есть, — констатировала Герта. — И хорошая подготовка без отрыва от производства.

— Верно. Он нахмурился. — Проблема в том, что враг тоже учится — и им это нужно больше, чем нам. Таким образом, они больше совершенствуются при равном количестве опыта. Если вы играете в шахматы с хорошими шахматистами, вы тоже становитесь хорошим.

— «Мой дорогой Генрих, временами ты чрезвычайно проницателен», — подумала Герта, выныривая из палатки и направляясь к посадочному полю.

Эскадрилья выглядела безупречно чистой и новенькой, как на заводе, даже  ветроуказатель и необработанные сосновые доски столовой. Все, кроме пилотов. Все они были переведены с самолетов армейского сотрудничества «Альбатрос» на новые самолеты «Фон Нельсинг», и  Герта восхищенно обошла свой. Фюзеляж из легкой фанеры, несущий корпус, изготовленный на заводе из двух частей, а затем скрепленный вместе по центральному шву, был намного прочнее, чем старые модели из ткани, и чрезвычайно прост в изготовлении, что было крайне важно в эти дни. В обтекателях нижних крыльев было два двигателя, что придавало самолету более высокое отношение мощности к весу, чем у истребителя; он был тяжелее истребителя, но не в два раза тяжелее. Из заостренного носа торчали шесть пулеметов с воздушным охлаждением, а на месте наблюдателя была установлена двуствольная установка, обращенная назад. Наземная команда, состоящая из Протеже, закрепляла по четыре пятидесятифунтовые бомбы под каждым крылом, а затем появился однорукий инспектор Избранных для проверки. Герта сама тщательно осмотрела самолет. Они установили систему многократной проверки, так как со всеми новыми лагерями, полными Имперских депортированных, производящих компоненты, стоило быть осторожным.

— Все в готовности, сэр, — бесстрастно произнес командир эскадрильи, отдавая честь.

— «И было бы еще более готово, если бы «ловкач» из штаб-квартиры не проталкивался к ней», — подумала Герта. Она не возражала; она тоже была «ловкачом» из штаб-квартиры и бесстыдно пробивала себе дорогу.

Кроме того, она была лучшим пилотом, чем кто-либо из здешней молодежи; она летала с тех пор, как Страна впервые подняла в небо летательные аппараты тяжелее воздуха.

— Тогда давайте покажем, на что способны эти птички, — сказала она.

Стрелок Протеже сделала из своих рук стремя, и Герта воспользовалась им, чтобы подпрыгнуть и забраться в кабину. Затем она протянула руку вниз и помогла другой женщине забраться в самолет. Более половины летного состава составляли женщины; у них были более низкие средние показатели по массе тела и более высокие по рефлексам, и то, и другое учитывалось при скрининговом тесте. Эта Протеже казалась вполне компетентной, если не сказать умственным гигантом, а что нужно от стрелка-наблюдателя, так это хорошее зрение и быстрые руки.

Первые самолеты уже выруливали, когда она заполнила свой контрольный список и подала сигнал наземному экипажу убрать опоры перед обтекателями колес. Эта серийная модель была очень похожа на прототипы, на которых она летала дома, но аэродром находился на высоте трех тысяч футов, а не на уровне моря. Она натянула на глаза защитные очки и последовала за членом наземного экипажа с флажками; еще четверо схватили хвост ее самолета и подняли его под нужным углом. Они удерживали самолет от нарастающего рывка моторов, пока она не взмахнула рукой вверх, и он не рванулся вперед.

— «Хорошее ускорение», — отметила она. Между тремя авиастроительными компаниями произошла небольшая потасовка из-за нехватки высокопроизводительных двигателей, причем некоторые утверждали, что они были потрачены впустую на совместный самолет. И пробег по земле тоже был более гладким. Новые масляные амортизаторы на стойках колес уменьшали удары, которые самолет обычно получал при взлете. Тканевые покрытия крыла слегка колыхались, как всегда. Нужно будет посмотреть, как продвигаются эксперименты с крыльями с жесткой поверхностью. Теоретически нет причин, по которым крылья не должны быть из несущей фанеры на внутренних каркасах, таких как корпус. Это действительно ускорило бы производство.

Вверх. Она толкнула дроссели вперед и помахала крыльями, чтобы проверить баланс двигателей, затем накренилась вверх и начала смотреть вниз на землю, улыбаясь про себя знакомому восторгу полета. И не было ничего более увлекательного, чем полеты на бреющем полете. Там была река Эборе, город Селандронс… и неровная линия траншей. Не сплошной лабиринт редутов и линий коммуникаций, как на некоторых участках фронта, а просто полевые окопы. Вражеская артиллерия сверкала вдоль нее и сквозь нее — их наступление начиналось хорошо, прорвав слабую оборону и устремившись к реке.

Земля поползла под ней, как сама карта с высоты шести тысяч футов. Холодный, разреженный воздух ударил ей в лицо, заставляя щеки покалывать. Время от времени над эскадрильей поднималось черное облако, когда открывали огонь переоборудованные морские скорострельные установки, которые Санти поставляли Красным, но сегодня здесь было много целей; самолеты поднимались со всего фронта, сотнями поднимаясь с прифронтовых аэродромов. По обе стороны, насколько она могла видеть, были самолеты, черные точки на фоне бело-голубого неба, гул двигателей наполнял ее уши.

— «Великолепно», — подумала она. Что еще лучше, эскадрилья истребителей, назначенная для их прикрытия сверху, была на месте.

Впереди командир эскадрильи трижды взмахнул крыльями, а затем перешел в пикирование. С точными десятисекундными интервалами за ним последовали остальные. Герта ухмыльнулась, как акула, когда подняла крышку на ручке управления и слегка нажала большим пальцем на кнопку открытия огня.

* * *

— Это не наши, — резко сказал Жерар, вставая.

— «Это не наши», — подумал Джеффри с острой тревогой. Лоялисты и Бригады не использовали такое построение в виде  двух стрел.

— Дайте мне доклады, — резко сказал Жерар технику связи.

Она — в вооруженных силах Союза теперь тоже была женская вспомогательная служба — возилась с большим потрескивающим радиоприемником производства Сантандер, который занимал одну сторону большой машины. Было не так много других устройств, с которыми могла бы разговаривать техник; устройство беспроводной связи, достаточно маленькое, чтобы поместиться в  автомобиле, было недавней разработкой,  любезно предоставленной Центром. Джеффри не сводил глаз с растущего роя точек вдоль западного горизонта, но он мог слышать комбинацию точек и тире через наушники техника. Центр перевел их для него без особых усилий, но он подождал, пока техник закончит писать в блокноте, и передала результат Жерару.

— Сэр. Вражеские самолеты в большом количестве атакуют следующие позиции.

Жерар взял блокнот и пролистал карты на столе. — Артиллерийские парки, места хранения снарядов и склады горючего за нашими линиями обороны.

Еще одна серия точек и тире. — И наши аэродромы. К счастью, большинство наших самолетов уже поднялись в воздух.

Джеффри присвистнул, прислонившись к одной из перекладин над головой и поправив бинокль. — Я насчитал больше двухсот, — сказал он. — Истребители… а еще есть двухмоторные суда.

— Новый «Фон Нельсинг», о котором мы слышали. Это ставит кол в самое сердце этого наступления.

class="book">— Я бы сказал, что мы столкнулись с наступлением повстанцев, — сказал Джеффри.

— Вот именно. И я не собираюсь попасть в пасть ловушки. Водитель! В сторону!

Большая машина съехала на обочину. Вокруг нее выстроились несколько адъютантов и штабных офицеров.

— Не собираться в группы! — резко приказал Жерар. — Вы, вы, вы, идите сюда, остальные рассредоточьтесь с интервалом в сто ярдов. Он начал отдавать приказы.

* * *

Истребитель прорезал строй Страны, красно-бело-синие полосы на его крыльях обозначали его как корабль Бригад Свободы. Заискрили спаренные пулеметы, и ряд отверстий пробил крыло справа от нее; одна пуля отскочила от стального кожуха двигателя. Позади Герты стрелок Протеже закричала от ярости, когда она развернула спаренную установку, трассирующий снаряд ударил в кильватер вражеского истребителя. «Фон Нельсинг», находившийся рядом с ней, нырнул за ним, но более проворный самолет описал красивый узкий круг, гораздо более узкий, чем мог сделать двухмоторный корабль.

— «Однако», — подумала Герта и нырнула.

Это рассекло хорду круга истребителей Бригады; более тяжелый «Фон Нельсинг» нырнул быстро. На мгновение прицел с проволочным кругом за ее ветровым стеклом скользнул достаточно далеко от «Санти Марк II». Ее большой палец нажал на кнопку, и шесть пулеметов перед ней открыли огонь. За секунду, пока длилась очередь, в маленький истребитель-биплан попало более сотни пуль, вспоров его от носа до хвоста, как ножом разрезают оберточную бумагу. Он закачался в воздухе, развалился посередине и в одно мгновение взорвался пламенем. Горящие обломки разлетелись на куски, плотная масса двигателя падала быстрее всего.

— Вот тебе! — крикнула Герта, резко кренясь вправо и направляясь к земле.

Бригадный Генерал прервал ее миссию. Там была дорога, все еще запруженная войсками и транспортом. Люди выбегали в поля с обеих сторон или укрывались в канавах, но машины были менее мобильны. Она осторожно выровнялась, снизившись до высоты менее двухсот футов, не обращая внимания на стреляющие в нее винтовки и пулеметы. Нужно быть чертовски везучим, чтобы попасть в такую цель с земли, плюс быть очень хорошим стрелком, а двигатели самолета были защищены.

Сейчас. Она дернула за рычаг сброса бомб и попыталась удержать самолет, когда пятидесятифунтовые бомбы посыпались из-под каждого крыла. Взрывы в ее кильватере были сильнее, чем снарядов такого же веса; им не требовалась такая прочная оболочка, оставляя больше места для взрывчатки. Они оседлали проезжую часть, поднимая тополиные фигуры из грязи и камня, а также дерева, металла и плоти. Орудия в носу ее самолета застрекотали, рисуя огненный конус по центру дороги.

* * *

Джеффри нырнул на пол машины, потянув Жерара за собой. Горячая латунь из сдвоенного пулемета фонтаном хлынула на них обоих. Пули просвистели мимо и отскочили от металла машины. Из радиоприемника вырвался фонтан искр, оператор издала сдавленный крик и рухнула на них с бескостной решимостью, которую Джеффри слишком хорошо понял, даже до того, как кровь подтвердила это. Было удивительно, сколько крови содержится даже в маленьком человеческом теле. Секунду спустя раздался еще один взрыв, огромный, но почему-то мягкий, за которым последовала подушка горячего воздуха; взорвался фургон с оцинкованными железными канистрами с бензином.

Двое мужчин выпрямились; Жерар на мгновение остановился, чтобы закрыть вытаращенные глаза радистки. Генри все еще поводил пулеметом, надеясь найти другую цель. Водитель обмяк на переднем сиденье, откинувшись назад, с его головы был срезан верх, и его мозги разлетелись по всему салону. Другие транспортные средства горели в обе стороны по дороге, а также горели некоторые придорожные деревья. Мимо пробежала лошадь без всадника, ее глаза были вытаращены от ужаса. Другие животные кричали от невыносимой боли. Офицеры, собравшиеся вокруг Жерара, перевязывали своих раненых и считали убитых.

— С вами все в порядке? — спросил Джеффри.

Жерар вытер свой забрызганный форменный мундир, а затем оставил попытки. — Хорошо, достаточно неплохо. А вы сами?

— Более-менее.

— Тогда давайте посмотрим, что мы можем сделать, чтобы исправить это — как это, по вашему выражению?

— Крысиное дерьмо.

— Тогда, это крысиное дерьмо.

* * *

— Черт возьми, они действительно заставили их работать, — сказал Джеффри, почесываясь. — Черт. Опять вши. Может, я и никудышный генерал, но я бы предпочел, чтобы это было не буквально.

Прошло две недели с начала последнего наступления, а Лоялисты уже отошли почти на сотню миль от своих исходных позиций. Одна из причин отступления стояла в долине под ними. Это была ромбовидная форма более сорока футов в длину, и двадцати в ширину, изготовленная из толстых пластин литой стали, скрепленных массивными болтами. Сверху располагалась квадратная башня с установленным в ней морским четырехдюймовым орудием, а в каждом углу машины была башня поменьше с двумя пулеметами; сверху также был виден короткий ствол полевого миномета, предназначенный для поражения целей вне прямой видимости. В четырех местах в верхней части каждого звена гусеницы были установлены ведущие звездочки, а из полудюжины отверстий выходил пар. Длинные вечерние тени делали монстра еще больше, чем он был на самом деле, и придавали очертаниям неуклюжую, доисторическую угрозу.

Перед  танком Страны лежала  опрокинутая на одно колесо полевая пушка Лоялистов, вокруг нее лежали убитые лошади и люди. Три легких танка с лязгом проехали вверх по долине в сторону плоскогорья, и только несколько пехотинцев и членов экипажа стояли вокруг монстра, команда проводила техническое обслуживание через открытые панели, осматривая гусеницы или просто наслаждаясь весенним воздухом, который, должно быть, был подобен небесному вину после черной, промозглой жары внутри. Толстый шланг тянулся от его задней части к деревенскому колодцу, время от времени дергаясь и вздуваясь, когда насос наполнял баки водой.

— Эта штука, должно быть, весит пятьдесят тонн. И мы подали им эту идею. И немного дезинформации. Нужно отдать должное  инженерам Избранных; они всегда были чрезмерно оптимистичны, но их высокомерие иногда приводило к удивительным техническим достижениям.

— Эта машина весит шестьдесят одну и четыре десятых тонны, — сказал Центр. —  Максимальная толщина брони составляет четыре дюйма при наклоне в тридцать градусов. Расчетная дальность движения восемьдесят миль при оптимальных условиях. Механическая надежность и эргономика оставляют желать лучшего. Экономическая эффективность низкая.

Рядом с ним на гребне холма Генри смотрел на танк Страны, его рот совершал небольшие жевательные движения. С Джеффри была сотня с лишним человек, бойцы Бригады и Лоялисты, все, что осталось, когда прорвался фронт. Многие из них оглядывались и начинали бочком пятиться назад. Теперь для этого была фраза: «танковая паника». Обычные танки были достаточно плохи, но эти новые монстры были еще хуже.

— Все остаемся на месте, — отрезал он.

Дисциплины хватило, чтобы удержать его импровизированную боевую группу от распада прямо сейчас. С другой стороны, те, кто хотел уйти, в основном ушли в те дни, когда контратака повстанцев и их клин Страны прорвали фронт Лоялистов. Это были те, у кого было что-то на душе.

— Соберитесь вокруг, все, кроме разведчиков.  Он подождал, пока продолжалось тихое движение; по крайней мере, у людей было хорошее полевое мастерство. — Хорошо, там внизу находится тяжелый танк. Они опасны, но, и медлительны и неуклюжи, и у врага их не так уж много. Теперь мы в тылу у них, и они чувствуют себя в относительной безопасности. Как только стемнеет, я поведу вас на «безнадежное дело», чтобы уничтожить его с помощью взрывчатки. Мне нужны добровольцы. Остальные прикроют наше отступление, и мы вырвемся на наш собственный фронт. Кто со мной?

Он подождал мгновение, затем удивленно моргнул, когда более половины подняли руки. Кивок в знак благодарности; в такой момент особо нечего было сказать.

— Десять человек, не больше. Генри, Дюкен, Смит, Вулстоун, Макэндрю...

Ночь наступила быстро, и воздух в горах похолодал. Члены отряда потратили время на проверку своего оружия и составление связок гранат — к одной ручной гранате привязали еще дюжину. Те, кто считал, что нескольких дней щетины и копоти недостаточно, мазали грязью свои лица и руки; некоторые молились.

— Как сам генерал продолжает ввязываться во все это дерьмо, сэр? — спросил Генри, ухмыляясь.

— Иду сам, чтобы лично все видеть, — ответил Джеффри. — Это ошибка, но такая же, как женщины и вино.

Он поднял глаза; было совсем темно, и все еще достаточно рано для весны, чтобы было пасмурно.

— Дождь? — спросил он.

— Вероятность осадков составляет 53 % ±5, — ответил Центр.

— Нам подходит, — сказал он вслух. — Рассредоточиться. Избегайте часовых, если сможете; если не сможете, делайте это тихо.

Отряд двинулся вниз с гребня, через ароматный кустарник, к стерневым полям на дне долины. Шума было мало; все его люди пробыли на фронте достаточно долго, чтобы научиться работать в ночном патруле без шума. — «Я бы поставил здесь больше постов и подвижный патруль», — подумал он.

Радж сообщил, что тот, кто был главным, хотел продолжать преследование так быстро, как только мог. Он оставил при танке минимум своих солдат, когда тот сломался. Здравое мышление. Шансы на то, что группа Лоялистов, достаточно большая, чтобы вызвать проблемы, сможет обойти их, невелики. Но даже низкие вероятности иногда случаются.

Слева в темноте раздался низкий сдавленный крик и влажный глухой звук. Мы собираемся…

Грохнула винтовка, дуло ярко блеснуло в темноте. Джеффри мог видеть, как экипаж вокруг танка выпутывается из своих одеял и направляется к своей машине; половина или больше из них были Избранными и были смертельно опасны даже во сне. Он перекинул пистолет в левую руку и, вытащив связку гранат из матерчатой сумки на боку, побежал вперед, спотыкаясь и ругаясь, когда комья земли и кустарник попадали ему под ноги. Внезапно пейзаж стал ярче, похожим на уровень сумерек. — «Спасибо», — подумал он. Это Центр перерабатывал информацию, поступающую от его глаз, и передавал ее обратно в зрительную кору его головного мозга. Это больше не казалось жутким после более чем двадцати пяти лет связи с Центром в его мозгу.

Красная точка прицеливания остановилась на запаниковавшем солдате Протеже, дико озирающемся вокруг в почти полной темноте. Джеффри выстрелил, затем нырнул и перекатился, чтобы избежать пуль, которые могли прилететь на вспышку дула его оружия. Ему не нужно было проверять вражеского солдата. Точка прицела находилась прямо над одним ухом. Вокруг лагеря повстанцев шла серия ожесточенных перестрелок, люди стреляли на звуки и движение, замеченные за доли секунды. Или стреляли по тому, что они считали звуком или движением.

Ба-бах. Выстрелил миномет в башне тяжелого танка Страны. Джеффри снова нырнул на землю, крепко зажмурив глаза. Отраженный от земли свет все еще ослеплял его на мгновение, когда взорвалась осветительная ракета.

Что было действительно пугающим, так это пронзительное пыхтение и визг стали о сталь. Танк  был готов к действию; они, должно быть, держали паровые котлы под парами для быстрой готовности. А он рассчитывал на полчаса, которые потребовались бы, чтобы запустить огромную машину в работу.

Одна из угловых турелей сдвинулась с места, ударив по земле двойным цепом из свинца и зеленых трассирующих пуль. Затем выстрелило четырехдюймовое орудие в главной башне. Должно быть, это было сделано, скорее, для устрашения, чем для чего-либо еще, поскольку у них не было цели, достойной тяжелого снаряда. Это было устрашающе: огромное пламя в форме листа, треск разрывов и осколки фугаса со склона холма, куда ударил снаряд.

Он не мог винить людей, которых оставил на хребте. Они открыли огонь по лагерю и  танку Избранных, десятки мигающих светлячков показались из их винтовок. Искры заплясали по тяжелой броне танка, когда он отбрасывал пули стрелкового оружия, как град… но это заставляло командира держать закрытыми все люки, ограничивая обзор тем, что было видно через узкие смотровые щели, которые окружали купол танка.

Бах. Еще одна осветительная ракета. Пулеметные турели били по гребню, пытаясь подавить тамошних стрелков, и хорошо справлялись с этим. Вражеская пехота укрывалась за танком, стреляя из-за него, затем танк начал двигаться, пересекая небольшую долину по направлению к хребту. И по отношению к нему самому.

— «Глупо», — подумал Джеффри, прижимаясь к пыльной земле и смаргивая ее с глаз. У Лоялистов не было ничего, что могло бы угрожать четырехдюймовой броне военной машины Страны. — «Эти Избранные — для тебя. Агрессивные — до крайности, готовые напасть, независимо от того, необходимо или нет».

Конечно, если бы ему не повезло, они превратили бы его собственную задницу в жирное пятно на этом стерневом поле.

Земля содрогнулась, когда массивный груз медленно, медленно приближался к нему. Пулеметные очереди из четырех турелей и соосного орудия сливались в непрерывный треск, прерываемый случайным пыхтением миномета, стреляющего осветительными снарядами или осколочно-фугасными снарядами, чтобы прощупать мертвую землю за гребнем. Ближе. Ближе.

Теперь он навис над ним. Хорошо. Никто не заметил его в темноте и мерцающих тенях спускающихся осветительных снарядов, покачивающихся на своих парашютах. Сталь протестующе взвизгнула, и земля застонала со скрипом, когда ходячая крепость покатилась к нему, покачиваясь, когда водитель пытался заставить гусеницы работать на равных скоростях. Его желудок наполнился влагой, а яички пытались заползти туда в поисках утешения: «танковая паника» казалась намного более понятной, даже разумной, прямо сейчас.

Черная тень пронеслась над ним, когда нос танка проплыл мимо. Между его днищем и грязью должен быть зазор более двух футов. Более чем достаточно для него, если это был один из тех танков, у которых не было прикрепленных к днищу шарнирных лезвий. Он перекатился на спину, несмотря на голос в затылке, кричавший, что он должен зарыться лицом в грязь. Изъеденная ржавчиной поверхность корпуса двигалась всего в нескольких дюймах от его лица, приближаясь, когда мимо проходила головка болта: а сзади были большие кольца для рым-болтов, приспособленные для использования с буксировочным тросом.

Он уронил пистолет на живот и потянулся обеими руками. Вот! — он просунул рукоятку связки ручных гранат в кольцо танка. Капсюль-воспламенитель был установлен так, чтобы он не сработал в течение нескольких секунд. Он снова поднял пистолет правой рукой, а левой продолжал удерживать язычок у основания гранаты, позволяя движению танка высвободить его, взводя оружие, составленное из гранат.

— «Не останавливайся сейчас, детка, пожалуйста», — подумал он.

Этого не произошло. Командир, должно быть, ждал, пока он подойдет поближе, чтобы снова использовать основное орудие, а автоматическое оружие было достаточно эффективным и на ходу. Тяжесть навалилась сверху, как свобода из могилы. Джеффри начал отчаянно ползти, затем поднялся и пробежал две дюжины шагов.

Первый взрыв был заглушен массой танка. Он казался абсурдно маленьким под огромной массой танка, но даже при весе в шестьдесят тонн броня не могла быть толстой везде. Танк резко остановился, хотя одна пулеметная башня продолжала вести огонь в течение пятнадцати секунд. Затем раздался второй взрыв, на этот раз внутри корпуса. Пар вырвался из задней палубы, а через несколько секунд из каждого отверстия и трещины в корпусе, визжа в ночи, как множество паровозных гудков. Джеффри почувствовал, как у него по коже поползли мурашки при мысли о том, каково это было внутри, когда внезапный поток перегретого пара заживо сдирал кожу с экипажа.

Это не остановило его спешный бег. Впереди показалась низкая стена из крошащегося камня и самана; он преодолел ее и упал на землю, уткнувшись лицом в грязь. Горячий металл соприкасался с разорвавшимися гильзами и испаряющимся бензином, и вот-вот…

Бах. Топливо и боеприпасы взорвались вместе, и танк Страны развалился по линиям, где листы литой и катаной брони были склепаны вместе. Куски врезались в стену в нескольких футах от него, осыпая пыль и мелкие камни с болезненной силой. Он осторожно поднял голову; он не мог видеть ничего движущегося рядом с искореженными обломками танка, хотя свет от горящих остатков был достаточно ярким, чтобы читать. Башня лежала на боку в нескольких ярдах от них; еще дальше лежали неподвижные тела. В основном неподвижно.

— Надеюсь, ни один из них не мой, — пробормотал он. Его голос звучал слабо и далеко в его звенящих ушах. И громче: — Соберитесь здесь! Соберитесь здесь!

Глава девятнадцатая

— Это их последние приказы? — спросил Джеффри.

— Да. Юнионвил должен быть удержан любой ценой. Никакие войска не могут быть отведены; вместо этого мы должны задействовать наш стратегический резерв. Председатель Дешамбре уверяет меня, что политические последствия потери столицы будут «катастрофическими», цитирую без кавычек. Министр Народного Образования и Безопасности Лебарс говорит мне, что они не пройдут.

— Цитирую без кавычек, — еще раз добавил Джеффри. — Кстати, какой стратегический резерв?

— Тот, который мы профукали тем неудачным нападением на Эборе в прошлом году и который так и не смогли заменить, — ответил Жерар.

Джеффри кивнул. От недосыпа в глазах у него был песок, а в ушах звенело от слишком большого количества чашек крепкого черного кофе, кисловатого на вкус. За пределами палатки свет мерцал и колебался вдоль горизонта; это могла бы  быть гроза, но это было не так. Это была тяжелая артиллерия, стрелявшая по всему изгибающемуся фронту к югу и востоку от Юнионвила. Движение на дороге снаружи было интенсивным, войска и фургоны с припасами двигались к фронту, раненые возвращались — некоторые в машинах медицинской помощи, другие ковыляли, поддерживая друг друга, их бинты блестели в свете переносных прожекторов за палатками штаба. Проехала колонна грузовиков с платформами, битком набитыми подкреплением, чьи лица под шлемами казались трогательно молодыми. По крайней мере, грязь была не так уж плоха, несмотря на весенние дожди, более сильные, чем обычно. У них было три года, чтобы улучшить дороги вокруг, три года, когда фронт проходил через то, что было самыми отдаленными деревнями — спутниками Юнионвила. Это давно уже не было похоже на реальность.

— Бяааааа.

Джерард поднял голову, пытаясь найти человека, который блеял, как овца. До дороги было пятьдесят ярдов, и было темно.

— Бяа. Бяаааа. Бяаааа. Все больше и больше раненых по обочинам дороги блеяли на подкрепление, издеваясь, как над ягнятами, идущими на бойню. Жерар подошел к двери большой палатки.

— Капитан Лабушанж. Это нужно прекратить.

Раздались свистки и топот ног; при региональном штабе всегда находилась рота штурмовой охраны и еще одна рота военной полиции.

— И теперь я должен использовать штурмовиков против раненых за то, что они говорят правду, — сказал Жерар. — Кстати, мой друг, министр Лебарс также уверяет меня, что лучше умереть стоя на ногах, чем жить на коленях.

— Эта женщина всегда так говорит?

— Неизменно. Дело не только в речах.  Жерар посмотрел на стол с картой. — Оставьте нас, — сказал он другим офицерам.

— Так что у меня нет выбора, — продолжил он, касаясь красной таблички кончиком пальца. Она упала на бок,  за остриями стрел, сделанных черным маркером. — И чем я теперь отличаюсь от Либерта?

— Либерт начал это, — ответил Джеффри, положив руку на его плечи. — Вы не смогли бы стать таким, как он, даже если бы попытались. Мы сделаем все, что необходимо.

— Я так и сделаю, — сказал Жерар. — Держите войска Бригад Свободы в строю. Это дело Союза.

Джеффри кивнул. — Не колебайтесь, — предупредил он.

Вероятно, было мудро держать войска Бригады подальше от акции Жерара, хотя они были так же взбешены Комитетом Общественной Безопасности, как и местные солдаты   Лоялистской армии Союза. И все же они были иностранцами.

— Колебаться? Мой друг, я колебался в течение шести месяцев. Теперь я буду действовать.

Он вышел из комнаты, позвав помощников и штабных офицеров. Джеффри остался, глядя на карту. Юнионвил был выступом в линии повстанцев, выступом, соединенным с остальным Лоялистским сектором узким мостиком безопасной территории.

— Надеюсь, вы не опоздали, — сказал он, потянувшись за пальто.

Генрих Хостен, командовавший с другой стороны, смотрел на ту же карту. Джеффри понимал Генриха, и он также точно знал, что бы он сделал на месте Генриха в этот момент.

Джеффри нырнул в холодную ночь.

* * *

— Сенатор МакРатер?

Встреча была относительно неформальной. По крайней мере, Джона не допрашивали перед Комитетом по Иностранным Делам в полном составе, в Палате Собрания, с дюжиной репортеров, следящих за каждым словом. В этом отделанном дубовыми панелями конференц-зале было гораздо тише, пахло полиролью и старыми сигарами, даже стенографистка не делала записей. Большинство лиц за столом из красного дерева были достаточно грозными, возраст и сила сидели на них, как невидимые плащи.

Сенатору МакРатеру было около семидесяти, и он все еще носил белые рубашки с оборками и черные пиджаки типа фрака, которые были в моде, когда он был молодым человеком. Он представлял провинциальный округ Покипс в западных низменностях, и делал это с тех пор, как был молодым человеком.

— Мистер Хостен, — сказал он, превращая звук «с» почти в «з» со злым умыслом,  с произношением Избранных. — Чего именно вы добились своей политикой «конструктивного взаимодействия», кроме того, что втянули нас в войну?

Джон кивнул. — Вы правы, сенатор. Мы находимся в состоянии войны, хотя и не объявленной. Тем не менее, я мог бы отметить, что Страна Избранных имеет более сорока тысяч военнослужащих регулярной армии в «Союз дель Эст». Они поддерживают генерала Либерта и побеждают. Я полагаю, что это не отвечает национальным интересам Республики Сантандер.

— Нужно разобраться, — заявил сенатор Бимоди.

Еще несколько человек кивнули или пробормотали что-то в знак согласия; не все они были с восточного нагорья. Джон окинул их взглядом. Восточный прогрессивный блок Бимоди; несколько человек из городов западного побережья, которые жирели на новых военно-морских контрактах. И несколько человек из сельских округов западных низменностей, некоторые из них собственные консерваторы МакРатера. Пожилой сенатор удерживался на своем посту в течение пятидесяти лет не столько из-за своей глупости, а потому, что он твердо стоял на своем.

— Как вы сказали, они побеждают. Никогда не наносите врагу незначительного вреда; вы преуспели в противостоянии со Страной, не остановив их. Если Либерт и его националисты победят, у нас будет близкий союзник Страны на нашей восточной границе, мощный гарнизон Страны, сохраняющий ему верность, и нам придется вечно поддерживать эту сильно раздутую постоянную армию. Я понимаю, что вам и остальным промышленникам горцев это понравилось бы, но мои избиратели платят налоги, чтобы содержать солдат.

— Сенатор, — тихо сказал Джон, — Страна не враждебна Сантандеру, потому что мы поддерживали сторону Лоялистов в гражданской войне в Союзе. Она враждебна по отношению к нам, потому что мы — единственное, что удерживает Страну от захвата всего Визагера. И я надеюсь, что мне не нужно вдаваться в дальнейшие подробности о том, что означает правление Избранных.

Снова ропот согласия. Газеты Джона в течение многих лет публиковали именно то, что это означало. Беженцы из Империи, а теперь и из Союза, везли домой одно и то же сообщение. Пришлось вызывать милицию, чтобы подавить беспорядки против Избранных, когда появились фотографии резни в Бассен-дю-Сюд.

Сенатор Бимоди сдержанно кашлянул. — Генерал Фарр — верховное командование подтвердило его повышение, как только он вернулся на землю Сантандера. — Я так понимаю, вы не рекомендуете немедленное объявление войны.

— Нет, — ответил Джеффри. МакРатер удивленно моргнул, его глаза настороженно сузились.

— Мы не готовы, — продолжал Фарр — младший.

Сидящий рядом с ним его отец в форме контр-адмирала, кивнул. Семейное сходство стало намного ближе теперь, когда на висках  и в усах Джеффри появилась седина. Морщины, идущие вниз с обеих сторон его носа, также подчеркивали их сходство.

— Сейчас мы намного сильнее, чем были четыре или пять лет назад, — продолжил Джеффри. — Военное производство всех типов резко возросло, и теперь у нас есть модели, прошедшие полевые испытания. Наши новейшие самолеты не уступают моделям Страны, и мы постепенно налаживаем производство. Бригады Свободы дали нам много людей с боевым опытом, в том числе много офицеров; кроме того, это тридцать пять тысяч ветеранов в качестве сформированных войск, и если Союз падет, они отступят за границу. Как и большая часть Лоялистской армии. Но мы все еще не мобилизованы, многие новые формирования регулярной армии слабы, а провинциальные ополченцы нуждаются в лучшей интеграции. Адмирал Фарр может сообщить о ситуации на флоте.

Отец Джеффри кивнул.

— У нас преимущество в тоннаже три к двум, — сказал он. — Больше в линкорах. Флот Страны обладает большим опытом, особенно в операциях крейсеров и торпедных катеров в Кишке, что может иметь решающее значение. Тем не менее, я вполне уверен, что мы могли бы доминировать в Кишке. Проблема в том, что, действуя дальше на север, в Проходе, как в узком горлышке, мы можем попасть в потенциальную мясорубку, с сильными  базами Страны по обе стороны и далеко от нашей собственной. Если мы потеряем наш флот, мы будем далеки от того, чтобы проиграть саму войну. Кроме того, никто не знает, что  будет означать авиация для морской войны. У Избранных больше опыта, но только с дирижаблями. Нам нужно время, чтобы достроить авианосцы и обучить флот их использованию.

— Сенаторы, — сказал Бимоди, — Республика Сантандер не может мириться с Союзом, который является сателлитом Страны. Вы согласны?

Один за другим люди по другую сторону стола подняли руки. МакРатер вздохнул и последовал их примеру, последний и самый неохотный.

— Тогда в этом смысл Комитета по Иностранным Делам, — сказал Бимоди. — С другой стороны, мы еще не готовы к полномасштабному конфликту. Поэтому я предлагаю рекомендовать премьер-министру, чтобы в случае падения Лоялистского правительства в Союзе, Республика объявила морскую блокаду всех портов Союза до вывода иностранных войск с территории Союза.

— Но это означает войну! — взорвался МакРатер.

— Не обязательно. Как отметил адмирал Фарр, у нас действительно больше тяжелых военных кораблей, чем у Страны. Кишка ближе к нашим базам, чем к их базам. Мы можем блокировать Союз, и они не смогут нанести ответный удар, не рискуя своими морскими коммуникациями через Проход. И хотя потеря господства на море может стать катастрофой для нас, это, безусловно, будет катастрофой и для них. Они могут проиграть войну за один день, в бою флота. При блокаде Союза они будут вынуждены втянуть свои рога. Они не могут позволить себе изолировать экспедиционные силы, которые они передали Союзу. Это наш заложник.

МакРатер указал на карту на мольберте в конце стола. — Они могут поставлять через Сьерру, а Сьерра нейтральна.

Сенатор Бимоди посмотрел на троих мужчин, сидящих за столом напротив него, в темно-синем, армейском коричневом и официальном черном фраке дипломатической службы.

— Господа, с севера на юг через Сьерру проходит только одна колея, — сказал Джеффри. — Кроме того, это узкая колея, так что вам пришлось бы выполнять перегрузку на обоих концах, на старой Имперской сети и сети Союза.

— Генерал? — подсказал Бимоди.

— Предполагая, что Союз полностью под контролем Либерта, и что Избранные согласились на морскую блокаду? — кивнул Бимоди. — Снабжение их сил было бы вполне возможно. Ежедневный спрос снизился бы, и они могли бы поставлять больше из ресурсов Союза. Безусловно, потребуется некоторое время, чтобы закупоривание стало эффективным с точки зрения логистики.

— Мы можем заблокировать Кишку, — сказал адмирал Фарр. — В этом я могу вас заверить, джентльмены.

— Но роль Сьерры будет иметь решающее значение, — сказал Бимоди. — Сенаторы, я предлагаю, чтобы Министерству Иностранных Дел было поручено направить специального посланника с опечатанными полномочиями, чтобы заручиться помощью демократической и народной Сьерры в превентивной блокаде Союза для обеспечения нейтрализации и вывода всех иностранных войск. Это рискованно, — сказал он под их серьезными взглядами, — но я искренне верю, что это наш единственный шанс. В противном случае через шесть месяцев мы окажемся перед выбором между войной, которая может уничтожить нас, и принятием протектората Страны на нашей границе, что недопустимо. Поднимите руки, пожалуйста, сенаторы.

На этот раз голосование было менее чем единогласным. МакРатер упрямо держал руку опущенной, переводя свои голубые глаза с Бимоди на Фарров.

— Пятнадцать — за. Пять — против. Большинство. Рекомендация будет вынесена. Я напоминаю уважаемым сенаторам, что это заседание Комитета по Иностранным Делам является строго конфиденциальным.

— Согласен, — кисло сказал МакРатер. — Сейчас не время для войны за утечку информации.

— Тогда, если это все, сенаторы?

Большая комната казалась больше и темнее, когда остались только Бимоди, Фарр и его сыновья. Лица прошлых премьеров мрачно взирали с картин, написанных маслом на стенах; старомодные окна с маленькими стеклами были залиты дождем. Ветви дубов, росших вокруг здания, постукивали по стеклу, как пальцы скелета. Джон Хостен внезапно представил себе людей — людей, которые еще не умерли, погибших в грядущей великой войне, — восстающих из могил и возвращающихся в этот момент, стучащих в окна, умоляющих сохранить им жизнь. Десятки тысяч, сотни тысяч, миллионы.

— Наблюдайте:

Центр показал ему видение, которое он видел бесчисленное количество раз, начиная с того года в доках Принятия Присяги. Видимые из космоса, огненные шары расширяются над городами, поднимаясь в виде потрескавшихся белых оболочек, пока не упираются в верхнюю границу атмосферы, и весь земной шар становится грязно-белым вместе с облаками…

Его отчим откашлялся. — Вы же не думаете, что Избранные проглотят блокаду Союза? — спросил он главу Комитета по Иностранным Делам.

Бимоди покачал головой. — Примерно так же вероятно, как то, что гиена бросит кость, — откровенно ответил он. — Но это такой же «казус белли», как и любой другой повод для войны. Сенат проглотит его, потому что они в отчаянии, а отчаявшиеся люди верят, во что хотят, и общественность тоже согласится. Даже МакРатер согласится; он знает, что мы больше не сможем уклоняться от этого. Но нам действительно нужно больше времени, и нам действительно нужно, чтобы Сьерра встала на нашу сторону. Они должны; если мы падем, они будут следующими.

— Но это легче увидеть, когда перед вами никого нет в очереди на скотобойню, — сказал Джеффри с жестокой откровенностью. — Надежда рождается вечно, а Сьерра не просто децентрализована, у них политическая нервная система амебы. Заставить их согласиться с тем, где восходит солнце, — это уже достижение.

— Возможно, — медленно произнес Джон, — мы могли бы заставить Избранных вести спор за нас.

Его приемный отец озадаченно нахмурился. Джеффри бросил на него быстрый взгляд, затем слегка наклонил голову в сторону более старших мужчин.

— Наступает время, когда вам приходится использовать ресурс, — сказал Джон. — Если вы не хотите рисковать, какой в этом, черт возьми, прок?

— Центр? — спросил Джеффри.

— Вероятность успеха находится в пределах пятидесяти процентов, — сказал машинный голос. — Хаотические факторы делают точный анализ на данном этапе бесполезным. Успех увеличил бы вероятность благоприятного исхода борьбы в целом на 10% ±3.

Джон мысленно кивнул. — Вот что я предлагаю, — сказал он. — Во-первых, сэр, — он кивнул адмиралу Фарру. — Сенатор, вы должны знать, что у нас есть очень высокопоставленный двойной агент, которого Избранные — точнее, Военная Разведка Страны — считают своим — «кротом», и на которого они безоговорочно полагаются в анализе намерений Республики. Конечно, я не могу быть более конкретным. И это совершенно конфиденциально.

Адмирал и сенатор Бимоди кивнули в унисон. Конечно, никто не мог сказать, где находятся настоящие «кроты».

— Вот что, я думаю, мы должны сделать...

* * *

Герта Хостен шла нетвердой походкой, когда вошла в комнату. Джон встал.

— С тобой все в порядке? — спросил он, с удивлением обнаружив, что беспокойство искреннее, даже после всех этих лет.

— Несчастный случай в полете, — сказала она, оглядываясь по сторонам.

Маленький домик был по-своему жемчужиной: шелковые обои с рисунком, ковры Эррифа, инкрустированная мебель — все это было незаметно спрятано в зеленом пригороде к северу от посольского района Сантандер Сити. Именно то, что промышленник-миллионер использовал бы для свиданий, что он хотел бы сохранить в строжайшем секрете от своей жены, и это было прикрытием, которое использовал Джон. — «Хорошая подготовка», — неохотно подумала она; Джон мог прочитать это на ее лице, даже без  образованных догадок Центра.

— Надеюсь, ничего серьезного. Джон сел и налил кофе и бренди.

— Для меня это просто вывихнутая спина. К счастью, самолет приземлился на глазах у половины Совета Избранных. Этот проклятый бомбардировщик — летающее, — едва летающее дерьмо. Если бы у него была полная загрузка топлива, не говоря уже о бомбах, я была бы разорвана на куски, достаточно большие, чтобы заткнуть крысиную задницу.

— Воздушный Совет, наконец, отказался от использования дирижаблей в качестве стратегических бомбардировщиков?

— Я должна на это надеяться, после того как мы потеряли дюжину, пытаясь поразить Юнионвил в последнем налете, — ответила она. — Но те восьмимоторные монстры, которых придумал Поршмидт, ничуть не лучше. Лишь незначительно быстрее, бомбовая нагрузка — ерунда, их невероятно дорого строить и обслуживать, а посадка на них более опасна, чем бой. Однако к этому мерзавцу прислушивается Совет, к нему и его сторонникам. Теперь он выбрасывает хорошие деньги за плохие изделия, пытаясь улучшить своих ублюдков. Она вздохнула. — К делу.

— Вот, — сказал Джон, подвигая папку по столу из слоновой кости и черепахового панциря.

На ней были три отдельных набора штампов «Совершенно секретно» и «Для личного пользования»: «Генеральный Штаб Армии», «Военно-морской Штаб» и «Канцелярия премьер-министра», причем последний представлял собой миниатюру Государственной Печати, которой могли пользоваться, только он и его главный помощник. Герта тихо присвистнула, поднимая папку. Ее лицо стало совершенно непроницаемым, когда она, наконец, посмотрела на него. — Это серьезно?

— Полностью. Обрати внимание на подпись премьер-министра.

Она пролистала до конца. «Должны быть реализованы как можно скорее». — Будь я проклята, — сказала она. — Я бы никогда не подумала, что Санти могут вот так взять себя в руки.

— Джефф настоятельно советовал это сделать, — ответил Джон. — Сейчас он настоящий фаворит, и не только среди широкой публики.

— Он этого заслуживает, — сказала Герта, снова наполняя свою чашку. — Генрих был чрезвычайно впечатлен тем, как он вывел большинство бригад из Юнионвила, прежде чем мы отхватили там котел. Извини меня, прежде чем генерал Либерт охватил котел с помощью добровольцев Страны, действующих без одобрения Совета Избранных.

Она оскалилась, как волчица. — Генрих подобрал там несколько очень красивых вещей, когда мы разграбили город.

Джон подражал выражению ее лица, хотя в его случае это была не улыбка. — Что ты посоветуешь?

— Я? Я всего лишь посыльная Военной Разведки, — ответила Герта.

— Ты также дочь начальника Генерального штаба, — отметил Джон. — И ты уже пятнадцать лет таскаешь за ними топор войны.

— Это между мной и фатером, Джонни, — сказала Герта, доставая фотоаппарат размером с ладонь из уличной сумочки, лежащей рядом с ее креслом. Она открыла его, проверила окружающий свет и начала фотографировать каждую страницу папки с быстрой, методичной тщательностью. — Кроме того, все, что дает хорошая работа, — это еще больше работы — ты же знаешь, как это работает.

— Однако я скажу тебе, — сказала она, продолжая снимать, — что я сказала ему, что мы не должны вмешиваться в Союз, и  если нам вскоре придется сделать еще один захват, это должна быть Сьерра.

— Крепкий орешек, — заметил Джон.

— Верно, но не тот, до которого нам пришлось бы добираться вплавь, — ответила она. — Честно говоря, я думаю, что военно-морской флот преувеличивает свои шансы, когда воздушный шар поднимается в воздух. Из-за Союза мы можем оказаться под угрозой, если что-то пойдет не так. Это, — она кивнула на бумаги, — в конце концов, именно то, что должны делать Санти. Но Союз был слишком заманчивым, учитывая политическую ситуацию. Я бы хотела, чтобы в Совете Избранных  было больше женщин.

Джон поднял глаза на эту неуместность. У Избранных было равенство полов, но мужчины немного преобладали на более высоких рангах.

— Мужчины никогда не могут устоять перед шансом, засунуть кое-что в соблазнительное отверстие, — сказала Герта и закончила свои снимки. — Например, Генрих умен, как кнут, но он тратит невероятное количество времени и усилий на улучшение генетического материала Союза. То же самое и с политикой. Никакого терпения.

— Я улавливаю определенную нотку недовольства?

Они оба рассмеялись. — Много чего осталось, — сказала Герта. Она встала и отдала честь. — Спасибо, Джонни… если все это подлинное.

Глава двадцатая

— Это что-то, как из Библии, — выпалил Анри Смит, глядя вниз с того места, где машина стояла на высотной дороге рядом с таможенным постом.

Перевал Белтон был главным сухопутным маршрутом между Союзом и Республикой Сантандер. Высота седловины составляла всего семь тысяч футов, и она была скорее холмистой, чем гористой; с обеих сторон Пограничный Хребет поднимался на двадцать тысяч футов или выше, увенчанный ледниками и вечным снегом над линией деревьев. На склонах были загадочные руины Федерации, построенные из веществ, которые ни один ученый даже не смог идентифицировать, и туннели, в которых странные машины прятались, как тролли в древней сказке — некоторые были такими же нетронутыми, как в день их последнего использования, некоторые крошились, как соль, под воздействием воздуха или солнечного света. В течение столетий после Падения по перевалу ходили караваны мулов, а пограничные бароны строили каменные крепости, обвалившийся камень которых в последующие годы служил материалом для пастушьих хижин. Войны между двумя странами оставили в наследство форты, более поздние из которых были глубоко врыты в скалы и покрыты железобетоном и сталью. Теперь здесь также была автомобильная дорога и двухколейная железная дорога, построенная с огромным трудом и затратами на всем пути от Алая в западных предгорьях.

Поезда выходили из Союза уже несколько недель. В первом находились последние золотые запасы Лоялистского правительства и самые ценные документы. Более поздние перевозили все, что можно было спасти с фабрик западных провинций Союза, некоторые с рабочими, вместе со станками. Все больше и больше перевозили людей, курсируя взад и вперед с толпами, набитыми так плотно, что задушенные тела выгружались на каждой остановке, а крыши товарных вагонов почернели от беженцев. Еще больше людей прибыло на телегах, лошадях и повозках, запряженных волами, еще десятки тысяч пешком, неся свои немногочисленные пожитки на спинах или в ручных тележках и тачках. Они заполнили низины, движущейся массой черного и серовато-коричневого цвета, пыль висела над ними вечным облаком. Только за пограничными столбами Сантандера с их высокими флагштоками они начали расходиться, как им указывали солдаты и добровольцы.

Пия Хостен прислонилась к длинному лимузину своего мужа, под глазами у нее были темные круги усталости. Она стянула косынку, прикрывавшую ее волосы, и вздрогнула.

— Это будет похоже на библейскую чуму, если мы не установим больше пунктов санобработки. Тиф и холера, все эти люди полуголодны и грязны, и у них неделями не было возможности помыться.

— Мы сделаем это, — ответил Джон. — Правительство отправляет больше войск для обустройства лагерей и поддержания порядка, и мы доставляем продовольствие и медикаменты так быстро, как позволяют дороги ижелезнодорожная сеть. Он посмотрел на свою жену и откинул прядь волос, упавшую на ее лоб. — Были бы тысячи погибших, если бы не ваши Вспомогательные Силы, — сказал он. — Никто другой не был готов к этому.

Она повернулась и уткнулась лицом в его плечо. — У меня такое чувство, будто я пытаюсь вычерпать океан ложкой, — сказала она.

— Ты устала. Вы проделали огромную работу, и я горжусь вами.

— Папа!

Морис Фарр вприпрыжку поднимался по склону, подтянутый и стройный в небесно-голубой форме курсанта ВВС, его красивое молодое оливковое лицо сияло.

— Папа... я имею в виду, сэр... дядя Джефф, я имею в виду Генерал Фарр, приезжает. С генералом Жераром! — Он остановился. — Мам, с тобой все в порядке?

Она выпрямилась. — Конечно. Затем она посмотрела вниз на свое простое платье, испачканное потом и ее работой. — Боже мой, я не могу...

— Это не дипломатический прием, дорогая, — успокаивающе сказал Джон. — И я не думаю, что Джефф или Пьер будут сильно заботиться о внешности. Не после того, что ты делаешь.

Автомобиль, оставлявший за собой шлейф пыли на гравийной дороге, был гораздо менее элегантен, чем у Джона, хотя это тоже была большая шестиколесная модель. В нескольких местах на нем были залатаны пулевые отверстия, несколько свежих, а сверху развевались три антенны в виде хлыстов. Камень захрустел под колесами, когда он остановился и замер, двигатель гудел и хрипел, когда металл остывал и сжимался. Люди, которые выбрались из машины, были оборваны, от них сильно пахло застарелым потом, а на щетине на их лицах запеклась пыль.

Пьер Жерар выпрямился, отдал честь и выставил пистолет рукояткой вперед. — Как представитель Союза дель Эст... — начал он.

Джон взял оружие и перевернул его, возвращая генералу Союза. — «И глава государства, не забывай об этом», —  напомнил он себе.

— Генерал Жерар, как представитель Республики Сантандер, для меня большая честь приветствовать вас, ваше правительство, ваши вооруженные силы и ваш народ на нашей территории. Мне поручено заверить вас, что вам всем будут рады до того дня, когда вы сможете вернуться, чтобы восстановить независимость вашей страны, а тем временем правительство и народ Республики окажут любую помощь и окажут любую любезность, насколько это в их силах.

Он улыбнулся и протянул руку. — Это, конечно, относится и ко мне, Пьер.

Пьер на мгновение взял его за руку сильным сухим пожатием. Затем он щелкнул каблуками и поклонился Пие. — Мы слышали, что вы и ваши дамы сделали для моего народа, — тихо сказал он. — Мы у вас в вечном долгу.

— Мы у вас тоже в долгу, — сказал Джон. — Вы пять лет сражаетесь с общим врагом. И вы скоро увидите еще больше сражений, если я, хоть немного разбираюсь в событиях.

Джеффри Фарр кивнул. — Чертовски верно.

Оба мужчины резко обернулись на звук авиационного двигателя. Самолеты, приближавшиеся к долине с запада, были «Хок III», их было более дюжины. Они расслабились.

— Большая часть самолетов отправится дальше на север, — сказал Жерар. — Все войска, которые собираются перебраться сюда, будут переброшены через реку к завтрашнему дню. За исключением арьергарда.

Джон кивнул с молчаливой мрачностью. Им придется сражаться там, где они были, пока их не разгромят, чтобы позволить гражданским лицам и тому, что осталось от Бригад и Лоялистских армий, оторваться и отступить за границу.

— Периметр вокруг Борро пока держится, — сказал он. — У нас есть корабли, которые постоянно курсируют оттуда в Дубук с беженцами. И корабли ВМФ тоже. Мой отец создал такой прецедент в Салини.

Жерар криво улыбнулся. — Войны не выигрываются эвакуацией, какой бы героической она ни была, — сказал он.

Джон кивнул. — Я полагаю, Джеффри ввел вас в курс развертывания ваших войск?

—  Да. Довольно далеко вперед.

Джеффри смущенно развел руками. — Когда враг нападет, нам понадобятся люди, на которых можно положиться, чтобы они не сломались, — сказал он. — Бригады этого не сделают, и ваши люди тоже.

Жерар кивнул. — А гражданские?

— Мы разбиваем временные лагеря вокруг Алая, Энсбурга и Дубука, — ответил Джон. — Оттуда мы попытаемся переселить людей туда, где есть жилье и рабочие места.

Жерар посмотрел на массу людей, заполнявших большой перевал внизу и дороги на восток. — Мы пришли как нищие, но мы можем сражаться и работать. Все, кроме детей и калек, будут делать это. Нам нужно взыскать долг с Либерта и его союзников. Последнее слово он просто выплюнул. — Либерт уже понимает, что он марионетка?

Джон покачал головой. — Есть старая поговорка, — ответил он. — Если ты должен банку тысячу и не можешь заплатить, у тебя неприятности. Если ты задолжал миллион и не можешь заплатить, то проблемы у банка. Либерт и его армия избавляют Избранных от множества проблем и расходов, просто существуя. Я уверен, что он воспользуется этим рычагом воздействия.

Джеффри кивнул. — Я думаю, именно поэтому преследование  было не очень энергичным, — задумчиво сказал он. — Либерт хочет, чтобы мы перебросили через границу достаточно людей, чтобы представлять постоянную угрозу. Это означает, что Избранные должны держать его при себе или рисковать тем, что все население перейдет на сторону Лоялистов, которые ждут возвращения. У них в Союзе недостаточно войск, чтобы сдерживать это самим, и не сохранять наступательный потенциал. По крайней мере, пока.

Жерар пожал плечами и отдал честь. — Я должен вернуться к своим людям.

Джон снова покачал головой. — Скорее приходите ко мне домой, — сказал он. — Вы не принесете своим людям никакой пользы, если упадете в обморок.

Проницательные карие глаза изучали его. — Вас там не будет? — спросил он.

— Нет. Назревают... неприятности. Что именно, я сказать не могу, но могу сказать, что в управлении произойдут основательные перестановки, и очень скоро.

* * *

— Граждане!

Шестой из двенадцати членов Исполнительного Совета Демократической и Народной Республики Сьерра встал, чтобы обратиться к семистам членам Совета Кантональных Делегатов. Один из его коллег передал ему церемониальное копье, знак спикера, и нажал кнопку на очень современных часах с таймером.

— «Я в это не верю», — подумала про себя Герта Хостен. Она и делегация Страны сидели на местах для посетителей по одну сторону от Исполнительного Совета. Чрезвычайно древний дуб посреди утоптанного круга земли  скрывал многих делегатов от нее и друг от друга. Именно здесь четыреста лет назад встретились первые представители народа с оружием в руках, чтобы провозгласить Сьерру, вероятно, под кровом этого самого дерева, и поэтому они до сих пор встречаются здесь, где вырос город Нуэва Мадрид. И встречаются, и встречаются, и встречаются; речи продолжались уже неделю и выглядели на еще две.

У каждого из них была винтовка и патронташ. Это было, пожалуй, единственное единообразие. Одежда варьировалась от кожаной с бахромой, до деловых костюмов в стиле Сантандера, с преобладанием беретов и свирепых навощенных усов. Женщин не было, поскольку женщины не имели права голоса ни в одном из кантонов Сьерры, хотя в остальном с ними обращались неплохо.

Каждый взрослый мужчина имел право голоса, и каждый делегат здесь мог быть отозван в любое время избирателями кантона, собравшимися на открытое собрание. Любая сотня человек может созвать собрание. Делегаты выбирали исполнительный орган из двенадцати человек, но избиратели могли отозвать их в любое время, что часто и происходило.

— «Я не верю, что, что-то настолько абсурдное просуществовало так долго», — подумала она. — «Всякий раз, когда я думаю, что наши советы громоздки, я должна напоминать себе об этом».

Спикер прокричал нетренированным голосом, с сильным крестьянским акцентом: — Граждане! За четыреста лет ни один враг не получил от нападения на нас ничего, кроме несчастья. Мы изгнали Имперцев!

— «Что ж, в этом нет особого достижения», — подумала она. — «Честно говоря, это было тогда, когда Империя была реальной силой. Тогда они загнали нас в океан».

— Мы изгнали Союз! Мы сбросили Эрриф в море, когда их корабли рыскали по всему побережью! Мы заставили Республику уйти с нашего острова Труа! В Сьерре каждый из нас — боец, каждый!

— «Забавно, в большинстве мест половина населения — женщины», — подумала Герта, когда делегаты дико зааплодировали.

— Так пусть же засраные Избранные перебьют сами себя! Горный  крестьянский акцент спикера становился все сильнее. — Пусть грязные жители Сантандера, жадные до денег, перебьют друг друга! Сьерра мочится на них на всех!

В конце концов, зазвонил таймер, громко и настойчиво. Временный председатель Исполнительного Совета — каждый член занимал этот пост поочередно в течение недели — прочистил горло, забирая копье.

— Мы должны из вежливости выслушать аргументы достопочтенного Томаса Бимера, полномочного посла Республики Сантандер в Сьерра.

— «Помощник главы Исследовательского Отдела Министерства Иностранных Дел», — напомнила себе Герта. Это делало его эквивалентом заместителя командира Четвертого Бюро на ее родине, хотя Исследовательский Отдел не обладал функциями внутренней безопасности, которые выполняло Четвертое Бюро. Очень могущественный ведьмак. Похожий на кролика маленький человечек, лысый и выглядывающий из-за толстых очков. Важно не недооценивать его из-за этого.

— Уважаемые делегаты, — начал Бимер. — Избранные захватили Империю пятнадцать лет назад. За последние пять лет они покорили Союз. Только вы, Сьерра, и мы в Республике остаемся независимыми.

— Республика не намерена позволять Избранным поглощать мир — весь за один раз, или по одному кусочку за один раз. Я здесь, чтобы объявить, что с этой полуночи Республика Сантандер объявляет полную морскую блокаду Союза. Эта блокада будет сохраняться до тех пор, пока все иностранные войска не будут выведены и законное правительство не будет избрано путем свободных выборов под наблюдением Сантандера. Республика будет рассматривать как серьезное нарушение дружественных отношений, если Демократическая и Народная Сьерра позволит сухопутному транзиту обойти эту блокаду.

— «Джонни говорил правду», — подумала Герта, все еще слегка удивленная. Сначала блокада, а затем захват Сьерры в сотрудничестве с группировками сторонников Сантандера и противниками Избранных  среди кантонов. Они немного превосходили числом нейтралистов, что было неудивительно, учитывая положение, в котором оказалась Сьерра. Конечно, никто здесь на самом деле не был сторонником Избранных. Это было бы все равно, что ожидать, что свинья будет сторонницей леопарда.

На этот раз рев продолжался двадцать минут. Делегаты толпились, кричали друг другу в лицо, потрясали кулаками или пускали их в ход, а их соседи избивали их прикладами. Время от времени кто-нибудь стрелял из своей винтовки, к счастью, в воздух, хотя пуля должна была где-то упасть.  Члены посольства Избранных сидели во флегматичном молчании, выпрямившись и ничего не выражая, их круглые форменные фуражки покоились на коленях. Когда шум, в конце концов, стих, встал Эберт Мейцерхаген, сделал три точных шага вперед и встал по стойке смирно.

Он представлял собой яркий контраст с Бимером, что было одной из причин, по которой его выбрали на эту роль. Его коротко подстриженные светлые волосы и светлые глаза еще ярче выделялись на фоне глубокого загара цвета красного дерева; его лицо и бычья шея были испещрены шрамами, а массивные плечи обтягивали форменную куртку. Огромные руки, свисающие по бокам, были одинаково изношены и потрепаны, как огромные похожие на лопату штуковины, которые выглядели способными разорвать быка на части, не утруждая себя инструментами. В целом, он выглядел именно тем, кем и был: жестоким, методичным, безжалостным убийцей. Сьерранцев не обязательно было запугать, но и они не были настолько глупы, чтобы поверить в собственную напыщенность.

— Граждане Сьерры, — сказал Мейцерхаген. — Мы не хотим войны с вами. У нас нет к вам территориальных претензий.

— «И все же», — подумала Герта. Генерал Майцерхаген был достаточно правдив:  Совет Избранных хотел, чтобы сейчас наступило десятилетие мира. Если бы они могли получить его на своих собственных условиях, которые не включали в себя отказ от плодов победы в Союзе.

— Если вы присоединитесь к Сантандеру в нападении на нас и наших союзников, не ждите, что мы будем покорно терпеть это. Когда кто-то наносит нам удар, мы не просто наносим ответный удар — мы сокрушаем его.

Он протянул руку ладонью вверх и медленно сжал ее в кулак, позволяя делегатам посмотреть на огромные костяшки пальцев, покрытые шрамами.

Герта вызвала в уме карту Сьерры. Горы на севере и юге, высокие — слишком высокие для дирижаблей, за исключением нескольких перевалов, и даже там им пришлось бы пролетать неудобно близко к земле. Хребет более низких гор в центре, соединяющий два поперечных хребта и разделяющий два клина плодородной низменности на западном и восточном побережьях. Восточный клин смыкался с Рио Ареной, отсюда, в Нуэва Мадрид, до Барклона в устье реки. Долина Арена была сердцем Сьерры, где располагалась большая часть сельского хозяйства, населения и торговли, хотя национальная мифология была сосредоточена на пастухах и фермерах горных лесов.

— «Это будет очень сложно», — подумала она. — «И у нас не так много времени».

К счастью, хорошая работа с персоналом была  специальностью Избранных.

* * *

Адмирал Морис Фарр постучал концом полированной дубовой указки, которой он водил по карте, по своей свободной руке. — Джентльмены, на этом брифинг завершен. Блокада начинается сегодня в полночь. Он обвел взглядом собравшихся капитанов Северного Флота. — Есть вопросы?

— Адмирал Фарр, — произнес коммодор Дженкинс, командир Разведывательной Эскадры торпедоносцев. Коренастый, способный на вид мужчина, лишившийся одного уха в стычке на Южных Островах. — Не могли бы вы уточнить правила ведения боевых действий?

— Конечно, Коммодор. Ни одному судну, за исключением рыболовецких судов Союза, не разрешается подходить ближе четырех миль к любому из портов Союза, включенных в список, или в пределах пяти миль от побережья, а также разгружать или загружать какой-либо груз. Вы будете выдавать предупреждения; если предупреждение будет проигнорировано, вы будете стрелять поверх носа судна. Если предупредительный выстрел проигнорирован, вы можете, либо подняться на борт, либо потопить соответствующее судно по своему усмотрению.

— А если нарушитель — военный корабль?

— Вы будете действовать так, как я изложил.

Среди людей в синей униформе в конференц-зале флагмана послышался легкий шорох.

— Да, джентльмены, я понимаю, что это вполне может означать войну. Как и премьер-министр.

— «И ни минутой раньше, если будет война», — подумал он. Лидерство Республики в капитальных кораблях сокращалось, поскольку Избранные, наконец, приступили к реализации своей программы строительства. В довольно неторопливом темпе, поскольку они планировали войну через десять лет, но у них на чертежных досках было несколько первоклассных проектов. Один из них особенно бросился ему в глаза — огромный корабль с большими пушками, двенадцатью двенадцатидюймовыми орудиями в четырех наложенных друг на друга тройных башнях на носу и корме центральной палубы, и устрашающей способностью набирать большую скорость. Если это сработает так, как говорилось в отчете разведки Джона, ничто другое в океанах Визагера не смогло бы приблизиться к нему и выжить. К счастью, они даже не заложили киль, и этот конфликт будет вестись с помощью существующих флотов.

Флот Сантандера был готов настолько, насколько он мог это сделать. Оставался только личный вопрос. — «Неужели я слишком стар»? Командование флота в военное время нуждалось в человеке, который мог бы быстро принимать решения в условиях усталости и стресса. Морис Фарр был в пределах года от обязательного пенсионного возраста. Должен ли он сидеть за письменным столом в Чарссоне или дома, работая над книгой? — «Я дедушка с внуками-подростками». Он осмотрел себя. Он держал себя в форме, и ему не нужно было разгребать уголь или загонять снаряды в казенник. Никаких сбоев в памяти и воле, которые он мог бы обнаружить. — «Нет. Я могу это сделать». Он заговорил снова, в тишине, которую вызвали его слова.

— Соответственно, вы будете постоянно держать свои корабли в полной боевой готовности, с поднятыми парами и готовыми сняться с якоря по первому требованию. Все отпуска отменены, а военнослужащие военно-морских сил и другие резервисты были уведомлены о необходимости явиться в свои места службы.

Дженкинс кивнул. — Если позволите, адмирал, как мы собираемся поддерживать блокирующую эскадру вдоль южного побережья Союза? Бассен-дю-Сюд и Марсай — единственные хорошие гавани или полностью оборудованные порты между Фюрстеном и Сиркузой.

— Южный флот — громкое название для коллекции кандидатов на слом на утиль, и вооруженных гражданских судов, состоящих всего из двух современных крейсеров, — будет блокировать Бассен-дю-Сюд и Марсай. При необходимости они могут быть усилены за счет Северного Флота. Есть еще вопросы? Нет?

Вошли стюарды столовой с подносами традиционного разбавленного рома, по одному для каждого офицера. Тост, предложенный присутствующим старшим офицером, также был вопросом традиции.

— Джентльмены, за Республику и Свободу!

— За Республику!

Глава двадцать первая

— Черт возьми!

Коммодор Питер Гриссон снова поднял бинокль. Рассвет окрашивал дирижабль Избранных в привлекательный розовый цвет, в крошечный игрушечный дирижабль на пределе видимости к северу. Далеко за пределами досягаемости всего, что могли сделать корабли, находящиеся под ним. У всех у них были новые зенитные орудия, но расстояние было слишком велико.

— «Ненавижу эту чертову штуку», — подумал он, желая бури. Можно ли встретить каких-нибудь монстров здесь, к югу от главного континента, где нет ничего, кроме островов между этим местом и антарктическим льдом, и вообще ничего на  планете — на восток или запад, чтобы ослабить силу ветра. Его корабли, по крайней мере, некоторые из них, смогли бы  удержаться на месте лучше, чем этот летающий газовый мешок.

Но океан был похож на мельничный пруд, только белые пятна на вершинах длинных темно-синих волн. «Маккормик Сити» и «Рэндалл» двинулись дальше, направляясь с востока на северо-восток к своим блокпостам у южного побережья Союза. Они шли со скоростью восемь узлов, что было значительно ниже их максимальной крейсерской скорости, потому что большинство канонерских лодок, яхт военно-морского резерва и тому подобного вокруг них не могло двигаться быстрее. Конечно, жалкие гермафродиты — реликвии с деревянным корпусом и железной броней, составлявшие остальные шесть крейсеров, не могли этого сделать. Ни один из двух его лучших кораблей не был новым, но, по крайней мере, у них были стальные корпуса и броня, и оба они недавно подверглись капитальному ремонту, фактически перестройке.

Затем на носу дирижабля Страны начал мерцать огонек. Гриссон нервным жестом пригладил усы. — «Что бы сделал дядя Морис?» — подумал он и посмотрел на капитана «Маккормик Сити».

Капитан опустил свой бинокль. — Закодированный сигнал, конечно, — сказал он нейтрально.

— Конечно. Но дирижабли-разведчики Страны имеют радиосвязь. Вооруженные силы Страны не так часто использовали ее на суше, как силы Республики, но у них было достаточно устройств для морской службы. — Значит, тот, кому он подает сигнал, находится близко.

Гриссон на мгновение задумался. Правила ведения боевых действий и его собственные приказы Адмиралтейства предоставляли ему практически полную свободу действий. Единственное, чего дядя Морис не стал бы делать — так это сидеть, засунув палец в задницу, и ждать, когда с ним что-нибудь случится.

Он понимал, что убежать невозможно. Разведданные о военно-морских силах Страны и их союзниках в этом районе были скудными, но все, что у них было, скорее всего, имело отношение к его разношерстной эскадре. Следовательно…

— Эскадре к повороту, — приказал он, давая новый курс. — Занять боевые посты и объявить боевую тревогу. Передайте коммандеру Хаскинсону  рассредоточить торпедные катера. Передайте ему, что я полностью уверен в разведывательных способностях его кораблей. Ни один корабль не должен стрелять, если он не обстрелян, или без  моего приказа.

Зазвонили колокола, начали стрелять сигнальные пушки, старшины поднимали сигналы на треножную мачту «Маккормик Сити». Общий сигнал: «Республика ожидает, что каждый человек выполнит свой долг».

Бронированные панели поднимались по подковообразной форме боевого мостика, оставляя щели для обзора со всех сторон. Связист склонился над своим блокнотом рядом с радиостанцией, расшифровывая сообщение.

— Сэр. От торпедоносцев.

Гриссон взял желтую бумажку.

«Нахожусь под атакой двухмоторных самолетов Страны, более дюжины, дымовые шлейфы на северо-востоке, минимум восемь кораблей, быстро приближаются».

На мгновение разум Гриссона начал что-то бормотать ему. Расстояние до берега более чем в два раза превышало максимальную дальность полета любого самолета Страны. — Прекрати это, — сказал он себе. — Это на самом деле. Справься с этим.

— Передать сообщение: Ждите меня, я  продолжаю движение к вашей позиции с максимальной скоростью.

Оператор отбарабанил сообщение ключом радиостанции. Со всего мостика на него были устремлены взгляды; он чувствовал вкус соленого пота на верхней губе. Он знал, что этот момент должен был наступить всю его профессиональную жизнь — с тех пор, как он был сопливым корабельным курсантом на этом самом корабле, когда Морис Фарр сразился с Избранными в Салини и спас пятьдесят тысяч жизней. — «Я ожидал этого, но не так скоро».

— Сигнал флоту. Максимальная скорость.  Все десять узлов, если будем держаться вместе. Добавьте: мы находимся в состоянии войны. Ожидайте нападения вражеских самолетов, прежде чем мы вступим в бой с надводными силами противника. План альфа. Подтвердить получение. Повторяйте сигнал до тех пор, пока все не подтвердят получение.

Некоторые из резервистов, вероятно, будут немного медлительны с сигналами, и он не хотел, чтобы кто-то действовал в одиночку.

Раздался коллективный вздох, наполовину облегчения. — Старшина, — обратился он к радисту, — у вас есть связь с Карлтоном?

— Да, сэр.

— Тогда пошлите сообщение: «Коммодор Гриссон в штаб ВМС. Южный флот столкнулся с военно-морскими силами Страны и объединения Либерт-Союз. Подверглись неспровоцированному нападению в международных водах. Вступаю в бой с врагом. Вражеские двухмоторные самолеты замечены на расстоянии более двухсот морских миль от берега. Да здравствует Республика. Гриссон, Командующий Южным флотом».  Повторяйте, пока не получите подтверждение.

— Есть, сэр.

Ритм двигателей под его ногами стал быстрее. Кочегары, вероятно, проклинают его имя. — «Непокорные ублюдки», — подумал Гриссон, и эта неуместность прорвалась сквозь напряжение, сковавшее его внутренности. Было бы большим облегчением, если бы весь флот, наконец, перешел на мазутные и турбинные двигатели. Несколько десятков кочегаров могут привести к большему количеству дисциплинарных проступков и слушаний на уровне капитана, чем весь экипаж боевого корабля.

Ни одна из сторон не собиралась иметь здесь тяжелые корабли…  по крайней мере, так говорилось в отчетах. У Избранных была полная эскадра современных защищенных крейсеров в Бассен-дю-Сюд: шесть кораблей класса «фон Шпее», именной корабль и пять конвоирующих судов. Семьдесят пять сотен тонн, турбинные двигатели — правда, работающие на угле, поскольку в Стране не хватало нефти, — четыре восьмидюймовых орудия в сдвоенных башнях на носу и корме, каждая с тройной шестидюймовой башней позади нее, установленной на консоли. Конечно, у них были автоматические пушки и скорострельные пулеметы. Кроме того, должна была быть эскадра из двенадцати эсминцев-торпедоносцев, а на крейсерах тоже были торпедные аппараты. Торпеды Страны были превосходны.

— Капитан, — сказал он. — Хорошо, мы окажемся в невыгодном положении как по весу орудийного металла, так и по торпедам, но в меньшей степени по огневой мощи. Мы постараемся поддерживать оптимальную дистанцию стрельбы — с более тяжелыми кораблями и уничтожим их, в то время как приблизятся более легкие корабли с торпедной нагрузкой. Канонерские лодки и другие суда должны вступить в бой с их эсминцами.

— А как насчет наших торпедоносцев-эсминцев, сэр?

— Я собираюсь отправить их на крейсеры. Они превосходят численностью своих собратьев; нам остается только надеяться, что одному из них повезет. Пара попаданий может решить исход дела, так или иначе.

И, слава Богу, что в прошлом году было увеличено финансирование на учебные боеприпасы. Кто-то в штабе военно-морского флота настоял на том, чтобы не вкладывать все увеличенные ассигнования в новое здание.

«Маккормик Сити» начало кренить сильнее, когда поворот на север привел к тому, что море оказалось на его траверзе. Менее чем через пятнадцать минут он смог разглядеть дымы от своего квартета торпедоносцев, а за ними серо-черное пятно, которое, должно быть, было врагом. Черные точки кружили в небе над эсминцами-торпедоносцами, поочередно снижаясь и пикируя. Маленькие корабли-разведчики поворачивались и петляли, чтобы избежать их, их кильватерные следы рисовали круги белой пены на темно-синем фоне океана. Их зенитки и высотные скорострельные пулеметы били ввысь, разбрасывая клубы черного дыма на фоне лазурно-голубого неба.

— Сигнал эсминцам, — сказал Гриссон. — Не обращайте внимания на эти самолеты и идите на крейсеры.

Самолеты не могли нести достаточно бомб, чтобы быть действительно опасными, и их шанс поразить движущуюся цель был недостаточно велик, чтобы о нем стоило беспокоиться.

Корпуса крейсеров Страны теперь были видны на горизонте,  и их собственный заслон из эсминцев с броневыми палубами рванулся вперед. Меньший корабль Сантандера также рванулся вперед, беспорядочно, но с готовностью, как терьер перед мастиффом.

— Передайте сигнал, — тихо сказал Гриссон, — вам придется выдержать этот огонь.

* * *

— «Если бы ты только знал, как я просила и умоляла спасти твою жалкую задницу», — подумала Герта, улыбаясь диктатору Союза.

По крайней мере, генерал Либерт научился игнорировать ее пол — она подозревала, что в любом случае он считал Избранную принадлежащей к другому виду. Сегодня он был вежлив здесь, в Юнионвиле. Нет причин не делать этого; он достиг своих целей.

— Короче говоря, Совет Страны ожидает, что я объявлю войну Сантандеру, — сухо сказал он. — Какие меры поощрения вы предлагаете?

— «Не стрелять в тебя и не захватывать это место напрямую», — подумала Герта. — «Я использовала все свои права и любезности, чтобы убедить Генеральный Штаб в том, что это неэффективно с точки зрения затрат. И нет необходимости доказывать, что я ошибаюсь».

— Генерал Либерт, если вы этого не сделаете, и мы проиграем эту войну, у Санти есть некий генерал Жерар, который ждет своего часа, чтобы заменить вас. Со своей армией, которая сейчас развернута вдоль границы Сантандера и Союза. Я очень сомневаюсь, что Республика собирается обособлять вас от нас в своем официальном объявлении войны, которое должно пройти через Палату Собрания с минуты на минуту.

Либерт кивнул. Он выглядел ничтожным комочком на фоне великолепия резного и позолоченного дерева в президентском дворце, под высокими потолками, расписанными аллегорическими фресками. Это место напоминало церковь, тем более что Либерт устраивал бесконечные процессии благодарения с благовониями и толпами священников; большая часть его народной поддержки исходила из более набожных районов Союза.

Его глаза были холодными и бесконечно проницательными. — А если вы выиграете, Бригадный Генерал, какой переговорный потенциал или рычаги влияния я сохраню?

— У вас есть ваша армия, — заметила Герта. — Дорого экипированная и вооруженная нами.

Либерт промолчал.

— И у вас будет дополнительная территория. Я уполномочена предложить вам весь район, ранее известный как Демократическая Сьерра. При условии, что вы поможете в пределах своих полномочий в ее умиротворении, и при условии соблюдения прав на военный транзит, концессии на добычу полезных ископаемых, инвестиции и военно-морские базы во время и после войны. Мы получим Сантандер. Это справедливый обмен, учитывая относительную степень военных усилий.

Брови Либерта поползли вверх. — Вы предлагаете отдать территорию, которую сами же и завоевали? Так щедро.

— Услуга за услугу, — ответила Герта. — «Теперь вопрос в том, понимает ли Либерт, что мы набросимся на него, как только расправимся с Санти?» Он был более чем достаточно реалистичен, но мог и не понимать полноты амбиций Избранных.

Либерт отхлебнул воды из стоявшего перед ним стакана. — У граждан Сьерры имеется известная репутация… упрямство, — сказал он. — Я изучал историю старых войн Союза и Сьерры. Это может быть сравнимо с подарком сот, без предварительного удаления пчел с их жалами.

— Мы намерены выкурить пчел, — ответила Герта. — Или, выражаясь менее поэтично, мы намерены сократить население Сьерры с вашей помощью. Ваш народ не любит Сьерранцев, — это было преуменьшением, если бы она когда-либо его произносила, — и после войны вы можете колонизировать ее со своими подданными. Вашим солдатам будут предоставлены земельные наделы, вашим офицерам — поместья, вашим сторонникам бизнеса — девственные поля, включая нетронутые фабрики, шахты и здания. Мы оставим достаточно Сьерранцев для трудовых лагерей.

— Ага. Лицо Либерта ничего не выражало. — Но, в, то, же время, Союзу потребуется значительная поддержка, чтобы начать  войну за рубежом сразу после нашего гражданского конфликта.

— Не могли бы вы выразиться более конкретно? — устало спросила Герта.

— Собственно говоря, Бригадный Генерал…

Он подвинул к ней через стол папку, которая легко скользнула по  полированному красному дереву. Она открыла ее и постаралась не задохнуться. Нефть, пшеница, говядина, сталь, химикаты, станки, грузовики, оружие — включая танки и самолеты.

— Я... Герта стиснула зубы и постаралась, чтобы ее голос звучал нормально. — Я уверена, что что-нибудь можно устроить. Но, как вы должны понимать, Генерал, нам нужно нанести удар сейчас.

— Это действительно было бы оптимальным военным курсом, — ответил Либерт. — И поэтому вы должны дать мне то, что я прошу, или вы рискуете недопустимой задержкой, за которой последует невысказанное.

— Я посоветуюсь со своим начальством, — сказала она. — Однако к рассвету мы должны получить определенный ответ.

— «Или мы убьем тебя и захватим это место сами, и это будет одинаково невысказанное и одинаково хорошо понятное».

Герта встала, отдала честь и вышла.

— Почему мы терпим наглость этого животного? — прошипел ей юный Йохан Хостен, когда их каблуки эхом отдавались в такт шагам по элегантным залам дворца в стиле рококо.

— Потому что, сотрудничая с Либертом, мы получаем дополнительные двести тысяч солдат, — ответила она. — Большинство из них пригодны только для работы на линиях подвоза и эвакуации, но это все равно эквивалент девяти дивизий, которые нам не нужно выделять для гарнизонной службы. Плюс еще сто тысяч, которые нам не придется использовать, чтобы поддерживать Союз у себя в тылу, пока мы сражаемся с Санти.

Ее помощник погрузился в дисциплинированное молчание — дисциплинированное, но угрюмое.

— «Я сама получу удовольствие от расплаты с Либертом», — подумала она. Вслух она сказала: — Я бы предпочла, чтобы мне просверлили три зуба, чем провести с ним еще одну сессию переговоров, это правда.

— Сэр…

Герта отвела взгляд в сторону. — Говори. Ты не сможешь научиться, если не будешь спрашивать.

— Сэр, вы были против начала нашей войны с Сантандером так рано. Вы передумали?

— Это не имеет значения, — ответила она. — Теперь мы связаны обязательствами. Побеждай или умри. Она вздохнула. — По крайней мере, моя следующая работа — это прямое боевое задание.

* * *

Воздушный десант больше не был радикально новой идеей. Большинство солдат, садившихся в дирижабли, приютившиеся в посадочных кильблоках базы, были обычной пехотой Протеже, с невозмутимым терпением передвигавшейся в прохладном предрассветном воздухе. Несколько наиболее важных целей все еще требовали согласования с Генеральным Штабом, и в итоге она получила общее командование. Герта оглядела лица офицеров; они казались неприлично молодыми. По большей части, не моложе, чем она была в Короне.

— «Это снова дежавю», — подумала она про себя.

— На этом совещание завершено. Есть какие-нибудь вопросы?

— Сэр, нет, сэр! — хором ответили они.

Ответили уверенно. Это было хорошо, если только она не переусердствовала. У большинства из них было больше опыта, чем у нее, во время ее первой поездки посмотреть на слона. Политика заключалась в том, чтобы сменять офицеров на протяжении всей войны в Союзе, как можно больше, не нанося слишком большого ущерба сплоченности подразделений.

— И последнее. У Сьерранцев почти такая же манера хвастаться, как была у здешних животных, до того, как мы завоевали Империю. В их языке есть для этого специальное слово… мачизм, я думаю, так оно и есть. Однако между ними есть одно существенное различие.

Она огляделась, встретившись с ними глазами. — Сьерранцы действительно такие. Они не смогли бы даже организовать оргию в публичном доме, но и не собираются сдаваться при первом ударе кнута. Не облажайтесь, потому что вы ожидаете, что они сразу побегут.

— Да, сэр, да, сэр!

Когда они разбрелись по своим подразделениям, она на мгновение задумалась, восприняли ли они ее предупреждение всерьез. Возможно. У большинства из них было достаточно опыта, чтобы не воспринимать легенды о непобедимости Избранных слишком буквально.

— Все сначала, — пробормотала она вслух.

— Что, сэр? — окликнул ее помощник.

Довольно формально, учитывая, что они были одни, и что Йохан Хостен был ее старшим сыном, но они находились в военной ситуации, а не в социальной. А Йохан все еще остро ощущал себя взрослым, только что прошедшим Жизненное Испытание. Она тоже помнила это чувство.

— Это напоминает мне выброску на Короне, — ответила она.

— «Половину моей жизни назад. Почему у меня такое чувство, что я продолжаю делать одно и то же снова и снова, только каждый раз это сложнее, а результаты меньше? Все то же самое, вплоть до запаха сгоревшей солярки». Напряжение усилилось; теперь она знала, во что они ввязываются. Она застегнула шлем, повесила карабин и начала натягивать тонкие черные кожаные перчатки, пока они шли через зону погрузки. Дерево загудело под их сапогами, когда они поднялись по передвижному пандусу к боковой двери гондолы, встроенной в корпус под большими газовыми баллонами. Экипаж давал им дорогу, когда она прошла в главный грузовой отсек; на этот раз Хорст Раске не был главным, он был на новом авианосце, который работал с Флотом Метрополии, базировавшимся вне «Принятия присяги».

— «Что за ерунда», — подумала она. — «Санти строят авианосцы, а мы тратим шесть месяцев на ссоры из-за того, кому достанется строить наши». Советы, наконец, решили, с поистине Соломоновой мудростью — она читала Христианскую Библию как часть своей разведывательной подготовки — разделить всю операцию. Постройкой корпуса должен был заниматься военно-морской флот; самолетами и персоналом, а также материально-техническим обеспечением, обучением и эксплуатацией будет заниматься Воздушный Совет. Военно-морской флот будет командовать, когда флот будет в море. — «Как это хорошо скажется на оперативной эффективности», — подумала она. По крайней мере, ей удалось убедить отца назначить Раске, который не путал территориальные распри и верность службе с долгом перед Избранными.

В грузовом отсеке находилась рота коммандос Генерального Штаба, а также легкая бронированная машина на мягкой платформе, которая опиралась на специально укрепленную секцию корпуса. Это была одна из новых моделей с двигателем внутреннего сгорания, и кто-то держал наготове рукоятку стартера в гнезде спереди, под щелевыми жалюзи бронированного радиатора. Почему-то машина выглядела неуместно в трюме воздушного корабля — грубый стальной блок в корабле — одновременно массивном и хрупком, как паутинка. Им было поручено уничтожить центральное командование Сьерры, каким бы оно ни было. Хотя она откровенно сомневалась, поможет ли это сопротивлению или помешает ему.

— Оружие на предохранитель, — приказала она. — Подъем через пять минут.

Они сидели на корточках, опираясь на рюкзаки и держась за скобы в стенах и полу. Место Герты находилась у запасного выхода; это давало ей возможность смотреть в узкое щелевое окно. Сверху доносились гулкие и хлопающие звуки, когда горячий воздух от выхлопных газов двигателя поступал в баллонеты в подушках безопасности. Снизу снова донесся грохот, когда вода вылилась из балластных цистерн. Длинная каплевидная форма дирижабля задрожала и затряслась, затем подпрыгнула вверх, когда освободились крюки в погрузочных люльках.

На этот раз дирижабли были в большом количестве; она могла видеть, как они поднимались упорядоченными стаями, один за другим разворачиваясь и поднимаясь в более светлое небо вверху. Воздух был спокоен, придавая дирижаблю движение лодки на стоячей воде мельничного пруда, не более чем с легким креном, когда он кружил, набирая высоту. Внизу, у авиабазы, на плоской прибрежной равнине на северном берегу Кишки виднелся узор из резких дуговых огней. Надводного флота с основной армией не было видно. Они покинули порт почти за день до этого, чтобы синхронизировать атаки. Дирижабли сопровождали истребители-бипланы и двухмоторные самолеты поддержки; когда она вглядывалась в маленькое квадратное окошко в боковой части корпуса, она могла видеть, как их стая возвращается для дозаправки с танкеров в хвосте воздушного флота.

Для дозаправки нужно прицепить страховочный трос и вылезали на верхнее крыло, когда ветер пытался сбросить человека с него — иногда это происходит, и приходится подтягиваться обратно. В одноместном самолете кто-то с дирижабля должен скользить вниз по гибкому, трепещущему шлангу. Затем нужно вставить  шланг в клапан, затянуть его и удерживать крошечный самолетик и огромный дирижабль на точно совпадающих скоростях, потому что, если этого не сделать, шланг порвется или клапан вырвется из крыла с корнем. Если бы это произошло, весь самолет, скорее всего, был бы залит наполовину испарившимся бензином и превратился бы во взрывающийся огненный шар при попадании на раскаленные металлические поверхности двигателя…

Она повысила голос: — Внимание!

Теперь они были над надводным флотом; сотни транспортов из портов по всему северному побережью Кишки, сопровождаемые эскадрами крейсеров и эсминцев. Корабли вырезали белые наконечники стрел на зелено-голубой воде в шести тысячах футов внизу.

— Великолепно, — прошептал Йохан Хостен.

На этот раз Герта кивнула. Это было великолепное достижение — бросить в бой сто тысяч военнослужащих и вспомогательных вооружений, полностью экипированных и проинструктированных, за такой короткий срок.

Но мы должны сразиться с Сантандером еще через пять-восемь лет. С нашим новым флотом линкоров, а также еще пятьюдесятью дивизиями и тысячей танков. Сейчас…  мы просто реагируем, а не инициируем. Враг должен реагировать на наши действия, а не мы на их.

— Тридцать минут до высадки!

* * *

— Это что-то новенькое, — прокричал Джеффри, перекрикивая взрывы.

— Чертовски знакомое, если хотите знать мое мнение, — мрачно сказал Джон, проверяя винтовку.

Это была сделанная Сьеррой копия оружия Избранных. Им удалось внести несколько улучшений, в основном потому, что использовалась дорогостоящая механическая обработка. Для сокращения расходов штамповку не использовали, а это означало, что они были только у половины Сьерранцев. Остальные довольствовались оружием с трубчатым магазином и дымным порохом, также прекрасным образцом своего типа.

— Я был вовлечен в слишком много чертовых вторжений в Страну.

— Да, но это первый раз, когда мы в одном месте вместе, — отметил Джеффри. В его волосах цвета ржавчины виднелась седина, но ухмылка отняла у него годы.

— Пойдем, сделаем что-нибудь полезное.

— Ага. На этот раз никаких пряток в посольствах. Джеффри посерьезнел. — Чертовски плохие новости о Гриссоне. Он был хорошим человеком; папа был онем высокого мнения.

— Много хороших людей умрет, прежде чем это закончится, — сказал Джон.

— Надеюсь, не мы… Смотри!

Комната содрогнулась от близкого разрыва. Вокруг них посыпались пыль и куски штукатурки. Посольство Сантандера находилось в прибрежном Барклоне, где велась большая часть бизнеса, а не в Нуэва Мадрид, церемониальной столице. Прямо сейчас это означало, что он находится в пределах досягаемости восьмидюймовых орудий морских крейсеров Страны, а также самолетов.  Зенитное ополчение Сьерры выбрасывало в воздух много металла; слишком много для дирижаблей, которые могли спокойно проплывать над головой и сбрасывать свои огромные бомбы, за что стоило быть благодарными.

Сотрудница посольства сбежала вниз по лестнице. Ее лицо было бледнее штукатурной пыли, которая покрывала ее лицо и платье, и она помахала блокнотом.

— Они высаживают войска на Нуэва Мадрид, — сказала она, немного повысив голос. — И они еще атакуют с севера и юга из-за гор. Санлукар пал — в последнем сообщении говорилось, что внутри крепости разрываются снаряды.

Брови Джона поползли вверх. Это был главный город-крепость, охранявший перевалы из старой Империи на юг, в Сьерру.

Сотрудница продолжила: — И Совет Избранных  опубликовал заявление, требуя, чтобы мы объявили себя строго нейтральными в войне между Сьеррой и Страной и прекратили все враждебные и недружественные действия.

Посол Бимер кивнул, проверяя старомодный револьвер в наплечной кобуре под своим официальным сюртуком.

— Ни за что, — сказал он. Он посмотрел на Джона и Джеффри. — Адмирал Фарр никогда меня не простит. Мне следовало отправить вас домой еще вчера.

— Мы оба думали, что Избранные подождут, пока проголосуют Сьерранцы, — сказал Джон.

— Почему? Было очевидно, в какую сторону все пойдет. Он заколебался. — Они высадят здесь войска?

— Точно так же, как в Покипсе выращивают кукурузу, — сказал Джеффри. — Координация — их сильная сторона. На самом деле, я полагаю, что они приземляются по обе стороны города прямо сейчас.

Никто не собирался «попасть на удочку» и отправиться на «торговые суда», полные солдат, после нападения на Корону. Однако не было никакого способа, чтобы помешать   кораблям перемещаться по морю.

— Тогда, я полагаю…  что ж, согласно дипломатической практике, Избранные должны интернировать нас и обменять на сотрудников своего посольства в Сантандере.

Голос Бимера звучал не очень уверенно. Джон кивнул. — Сэр, я бы рекомендовал покончить с собой, прежде чем попасть в руки Избранных — и это при условии, что вы избежите помешанных на убийствах Протеже в первой волне. Если победят Избранные, международного права больше не будет, потому что будет только одна нация. И если они проиграют, они не ожидают, что кто-то возьмет вину на себя.

Бимер повернул голову, словно прикидывая их шансы. С севера и юга армии Страны устремлялись через горные перевалы в Сьерру. Запад был Избранным…

— Сэр, я принял меры на всякий случай. Если мы сможем добраться до доков...

Бимер начал было возражать, потом кивнул. — Вы находчивый молодой человек, — мягко сказал он. — Я соберу наших людей вместе.

К счастью, под рукой было всего около полудюжины сотрудников — граждан Сантандера; большинство из них были отправлены домой на прошлой неделе, когда начался кризис. Никого из сотрудников — граждан Сьерры здесь не было; все они полчаса назад отправились в свои отделения милиции и к месту боевых действий. Два посольских лимузина могли вместить их всех, с небольшим уплотнением. Джон занял место рядом с Анри Смитом, приподнявшись на одно колено и держа винтовку наготове.

— Прямо как в старые добрые времена, а? — сказал он.

Смит натянуто ухмыльнулся. — Баррджен будет чертовски зол, — сказал он. — Я уговорил его остаться дома на этот раз.

Еще один залп тяжелых снарядов прогремел над головой как раз в тот момент, когда лимузины выехали за ворота посольства. Снаряды ударили вверх по склону, и взрывная волна и обломки с грохотом отскочили от тонкого металла крыш машин. Джону открылся панорамный вид на горящий Барклон, в воздух поднимались столбы знакомого, жирного, черного дыма. Он также мог видеть  артиллерию войск Страны в гавани, медленно разворачивающуюся вдоль речной части города. В гавани не было никаких линкоров, но была пара чрезвычайно странно выглядящих кораблей, больше похожих на огромные бронированные баржи, чем на обычные военные корабли. У каждого был барбет с приподнятым краем в центре и торчащим из него коротким дулом тяжелой крепостной гаубицы.

— «Что ж, я думаю, это объясняет, что случилось с портовыми фортами», — подумал Джон. Прибрежные форты были спроектированы так, чтобы стрелять из высокоскоростных морских орудий с настильной траекторией. Они были  чрезвычайно уязвимы для навесного огня. — «Нам лучше поторопиться».

— Расчетное время до  десанта Избранных в Барклоне составляет менее тридцати минут,  — сообщил Центр.

Самолеты Страны кружили над городом, высматривая морские орудия. Джон посмотрел на них с безмолвным рычанием ненависти.

— «Я бы поклялся, что идея с дирижаблем-авианосцем совершенно бесполезна», — подумал он.

— Так и есть, парень, — тихо сказал Радж. — На мой взгляд, я бы сказал, что они перешли к чему-то менее амбициозному — использованию дирижаблей для перевозки топлива и организации своего рода связи в воздухе.

— Правильно. Вероятность приближается к единице.

Улицы были на удивление свободны от толп; те, кто там был, казалось, двигались с какой-то целью: вооруженные мужчины направлялись к докам или пригородам на юге, женщины с повязками первой помощи или синей точкой гражданской обороны. Смит держал ногу на педали газа и подавал сигналы воздушным рожком. Из-за кораблей флота Страны появлялось все больше барж — прибрежных судов, спешно переоборудованных для военных нужд. Они были черными от находящихся на них людей. За ними двинулись более легкие корабли, канонерские лодки и эсминцы, чтобы в упор поддержать высадившиеся группы своими скорострельными орудиями и пулеметами.

— Сюда! — крикнул Джон.

Лимузины резко остановились, и граждане Сантандера вывалились из них, бледные, но двигающиеся быстро. Джеффри и Анри замыкали шествие; Джон остановился, чтобы бросить гранаты в топливные баки обеих машин. Он выдернул чеки у гранат, но рычаги взрывателей были обмотаны скотчем. Джон надеялся, что к тому времени, когда бензин растворит клейкую ленту, машинами воспользуется какой-нибудь патруль Страны.

Они остановились перед эллингом в рыбацкой части порта. Это был типичный длинный сарай с дверями, выходящими на воду, откуда можно было выкатить лодку на роликах. Этот эллинг был более солидным, чем большинство других, но таким, же захудалым.

— Как вы думаете, лодка сможет пройти мимо флота Страны? — с сомнением спросил Бимер.

Джон отпер двери. — Нет, я не знаю, сэр, — ответил он. — Следовательно...

Даже, несмотря на шум бомбардировки в ушах, несколько сотрудников посольства остановились, чтобы поглазеть. В тусклом, похожем на сарай пространстве, стоял большой биплан; на каждом нижнем крыле стояли два двигателя «спиной к спине», с пропеллерами на передней и задней кромках. Корпус летательного аппарата представлял собой гладкий овал из усиленной фанеры с круглыми окнами; кабина пилота была отдельной, только с ветровым стеклом впереди. Два пулемета с воздушным охлаждением были установлены на кольцевом основании в центре фюзеляжа, где верхнее крыло сливалось с ним. Самолет опирался на два длинных поплавка, похожих на каноэ с настилом.

— Самолет заправлен и готов к полету, — сказал Джон. — Это прототип — флот заказывает дюжину таких. Джефф! Займитесь пропеллерами!

Яркий солнечный свет заставил его зажмуриться, когда большие раздвижные двери были распахнуты. Корпус самолета начал дрожать, когда люди закрутили пропеллеры, и двигатели, кашляя, ожили в клубах голубого дыма. Он оглянулся на корпус самолета; телохранитель Джеффа поднимался на огневую площадку под пулеметами. Его сводный брат скользнул на другое сиденье перед пультом управления, в то время как Смит показывал перепуганным сотрудникам посольства, как застегивать ремни безопасности, когда они занимали свои места по обе стороны большого биплана.

— Хорошая мысль, — сказал Джеффри.

— Я люблю технические новинки, — ответил Джон. Он посмотрел вперед. — Однако я не думаю, что Избранные смогут доставить сюда самолеты для поддержки десанта.

— Я тоже. Он пробежал руками по средствам управления. — Должен ли я управлять?

— Ты эксперт, Джефф, давай.

Джеффри Фарр набрал немало очков в воздушных боях над Союзом. Отчасти это был врожденный талант, но также и потому, что Центр мог поставить перед его глазами абсолютно точный прицел, который без особых усилий рассчитывал сложную баллистику стрельбы с одного быстро движущегося самолета и попадания в столь, же неуловимую цель.

Взревели двигатели, и биплан выплыл на поверхность гавани Барклона. Солнце было у них за спиной, все еще низко на востоке, но ветер дул прямо в Кишку; ветер корсаров, как они называли его в старые времена. Прямо сейчас это означало броситься прямо на линию дульных вспышек тяжелых орудий флота Страны. Один из снарядов приземлился менее чем в трехстах ярдах; недолет на мгновение поднял столб белой воды и черной грязи, а также волну, от которой гидросамолет покачнулся на поплавках.

— Пора, — сказал Джеффри и открыл дроссели.

Линия выкрашенных в серый цвет военных кораблей росла с ужасающей скоростью, все ближе и ближе. — «Хорошее расположение кораблей», — рассеянно подумал Джеффри. — «Папа бы одобрил». Было нелегко заставить военные корабли двигаться так точно и сохранять такую хорошую позицию и дистанцию в разгар боевых действий. Он предположил, что это было сражение, хотя он не мог видеть ничего особенного в том, что касалось ответной стрельбы — просто случайный взрыв снаряда полевой пушки, или стрельба ополченцев с улиц устья гавани.

Гидросамолет проскочил через небольшую зыбь в гавани, отбрасывая «усы» с носов поплавков. Было странно и немного тревожно выруливать в горизонтальной плоскости, а не при опущенном хвосте, где располагалось хвостовое колесо. Самолет казался немного вялым; вероятно, он был загружен до отказа, и топливные баки тоже были полны. Но он почувствовал себя легче, соленых брызг на губах стало меньше, когда поплавки начали мелькать по поверхности волн, а не полностью погружаться в воду. Рычаги управления слегка дернулись в его руках, и он потянул их назад.

Подскок, подскок, подскок и… подъем. Он поднимался медленно, не пытаясь уклониться от кораблей Избранных. Пусть они думают, что мы — одни из них. Сегодня в воздухе определенно не было ни одного самолета Сьерры. Если уж на то пошло, с самого начала их было не больше пары дюжин, и он готов был поспорить, что Избранные каким-то образом уничтожили их всех в первые несколько минут нападения. Внедрили ударный отряд несколько дней назад, и активировали его в заранее определенное время, скорее всего.

— Правильно. Вероятность 87 % ±5.

Огромное количество кораблей за линией огня было ошеломляющим, и все их верхние части были серо-черными от войск.

— Их, должно быть, сто тысяч, — сказал он. — Это большая ставка; более пятнадцати процентов от их общей численности.

У Джона заботы были  более насущными, чем стратегия. — Подлетает истребитель, чтобы осмотреть нас, — прокричал он в ответ, перекрывая оглушительный рев воздушного потока.

У пикирующего на них биплана был закругленный капот, как у «Фон Нельсинга», но крылья выглядели немного по-другому, покрытые фанерой и с каплевидными стойками вместо старых крепежных тросов и стальных уголков.

— Насколько быстра эта штука? — спросил он.

— Сто четырнадцать миль в час в горизонтальном полете на высоте трех тысяч футов, — сообщил Центр.  — Последняя модель истребителя фон Нельсинга имеет максимальную скорость сто сорок миль в час.

— Большое спасибо, — ответил Джеффри.

Никаких шансов убежать от него. Он посмотрел вниз; они были над хвостом флота Избранных — последней группой реквизированных траулеров, приспособленных для траления или постановки мин, и заслоном из четырех эсминцев. Впереди он мог разглядеть линию дирижаблей, несущих вахту в Кишке. Еще миль тридцать или около того, и он увидит остров Труа, большой остров, занимающий большую часть восточной оконечности узкого моря.

— Как ты думаешь, сколько времени это займет...

— Чтобы пилот понял, что мы не авиация Страны? — спросил Джон. — Около трех минут.

Все пилоты Страны были Избранными, они были обучены использовать свою инициативу. Нет особых сомнений в том, что этот пилот предпочел бы это сделать.

— Ты подскажи Анри, — сказал Джеффри. — Нам лучше поторопиться с этим.

Он толкнул ручку вперед, направляя большой самолет вниз по кривой. Таким образом, вес самолета делал его быстрее, а уменьшение габаритов, которые мог видеть проворный вражеский истребитель, также улучшало ситуацию. Более высокий гул двигателя «Фон Нельсинга» становился все сильнее. Он почти услышал звук «чик-чак», когда пилот истребителя ударил из спаренных пулеметов, установленных в носу.

Вода была все ближе и ближе, пока он не смог разглядеть толстые белые линии вдоль вершин волн, тянущиеся с запада на восток, как это почти всегда бывает в Кишке в это время года. Ветер здесь был более переменчивым, порывистым и временами затихающим. Его руки были заняты на ручке управления и педалях, удерживая большой самолет на одном уровне. В зеркале заднего вида пулеметная позиция была пуста, пулеметы были направлены назад, как будто зафиксированы в своих положениях покоя.

Джон повернулся. — Он готов, — сказал он. Протянув руку вниз по борту кабины, он достал помповое ружье и положил его на колени. — Когда вы подадите сигнал.

Джеффри пожалел, что не может сплюнуть, чтобы избавиться от липкой консистенции во рту. Это было все равно, что пытаться бороться, застряв по шею в дыхательном горле кита. Истребитель подкрался к ним сзади, примерно в сотне футов над ними. Он видел, как лицо в очках вытягивало шею и наклонялось, чтобы взглянуть на них, и весело помахало ему рукой. Или она. Кто знает, может быть, это даже Герта Хостен…

— Вероятность 3 % ±1, — сказал Центр.

— Заткнись.

Самолет приближался. Пилот Избранных  взмахнул крыльями и преувеличенным жестом указал назад; он начинал терять терпение. Так что…

— Пора!

Он накренил самолет вбок, навстречу врагу.  Пилот Избранных действовал так, как это делают пилоты, инстинктивно, резко набирая высоту. Анри выскочил на открытую орудийную установку, развернув пулеметы на максимум девяносто градусов. На мгновение показалось, что более крупный биплан соединен с истребителем двумя полосами трассирующих пуль, затем «Фон Нельсинг» закачался в воздухе и полетел прочь, оставляя за собой шлейф дыма. Джон стоял в открытой кабине, прикрывая глаза одной рукой и хватаясь за край обтекателя, чтобы удержаться от яростного натиска скользящего воздушного потока.

— Пилот мертв или без сознания, — сказал он вслух, опускаясь обратно. Секундой позже истребитель врезался в поверхность воды на полной скорости пикирования и под углом семьдесят градусов. Он развалился, двигатель продолжил свое падение к неглубокому дну Кишки, а фюзеляж и крылья разлетелись на куски дерева, некоторые сгорели.

Анри торжествующе закричал, а пассажиры зааплодировали. Джон продолжал поворачивать голову назад и по сторонам. — Надеюсь, никто этого не видел, — сказал он.

Джеффри кивнул. — Кстати, брат мой, куда, черт возьми, мы направляемся?

— У меня есть пара траулеров в Кишке с топливом под палубой, — ответил Джон. — Все это на всякий случай. Если их там нет, в багажном отделении есть надувная лодка.

— А если это не сработает, мы поплывем, — сказал Джеффри, продолжая управлять одной рукой и нащупывая в карманах  сигареты.

— Нет, на самом деле, у меня есть моторная лодка, спрятанная в бухте на восточном побережье Труа, — серьезно сказал Джон.

Джеффри рассмеялся. — И праща в твоем нижнем белье, — сказал он. — Я чертовски ненавижу, когда меня вот так обрезают. Что происходит, и кто что делает?

— Я подозреваю, что Избранные делают большую часть своих дел прямо сейчас, — ответил Джон. — Я просто надеюсь, что мы не единственные, кто сохраняет свои головы, в то время как все вокруг теряют свои.

— Если это так, они обвинят в этом нас, — сказал Джеффри. — Держу пари, что папа делает что-то конструктивное.

Глава двадцать вторая

Морис Фарр стоял во главе стола в адмиральской каюте «Великой Республики», гордости Северного Флота, и пристально смотрел на посыльного.

Капитаны и коммодоры по обе стороны подняли глаза от своего черепахового супа, некоторые из них пролили капли на свои парадные летние белые мундиры. Электрические лампы под потолком сверкали на полированном серебре, золотых эполетах, белоснежном полотне скатерти и накрахмаленных пиджаках стюардов, обслуживающих обед. Потребовались бы действительно важные новости, чтобы прервать это мероприятие.

— Джентльмены, — сказал Фарр, быстро просмотрев сообщение, — войска Страны атаковали Сьерру. Предварительные отчеты отрывочны, но, похоже, они застали их врасплох. Сотни транспортов в сопровождении эскадр крейсеров и эсминцев высадили войска вокруг Барклона в устье Рио Арена, а также вдоль побережья. Воздушно-десантные войска высаживаются в Нуэва Мадрид, а горные перевалы на северной и южной границах подвергаются одновременной атаке.

Вошел другой посыльный и передал адмиралу сообщение. Он открыл его и прочел:  «Братья Катценджаммер сбежали. C нас хватит. С любовью, Дж и Дж».

Плечи Фарра сохранили свою обычную напряженность, но он незаметно вздохнул. Одной личной причиной для беспокойства стало меньше… и в будущем Республике понадобятся оба его сына.

За столом разразился гул разговоров. —  Джентльмены! — наступила тишина. — Джентльмены, вчера мы знали, что находимся в состоянии войны, когда пришло известие о катастрофе Гриссона. И политики обвинят в этом его. Два современных корабля и дюжина реликтов и переоборудованных яхт против дюжины первоклассных крейсеров с полной поддержкой. Одно из судов Страны вернулось в Бассен-дю-Сюд из-за того, что его насосы работали на пределе, а несколько других судов получили повреждения. Учитывая все обстоятельства, было чудом, что Южный Флот смог нанести такой большой ущерб, прежде чем он был разбит.

— Теперь у нас есть большая цель. Тишина, пожалуйста.

Напряжение росло по мере того, как Морис Фарр сидел с закрытыми глазами, сжимая переносицу большим и указательным пальцами.

— Хорошо, джентльмены, — сказал он, наконец. Один или два самых крепких присутствующих продолжали кушать суп и теперь остановились, держа ложки наготове. — Вот что мы сделаем. Я предполагаю, что все вы набрались смелости, — можно было бы вам этого не говорить, — и мы можем тронуться в путь сегодня вечером.

Поднялись несколько бровей; ночной переход по Кишке был бы определенным риском, даже после учений, которые Фарр провел с Северным Флотом после вступления в командование шесть месяцев назад.

— При скорости в четырнадцать узлов мы должны быть здесь, — он повернулся к карте за спиной, — завтра к рассвету. Затем…

* * *

Адмирал Флота Элиза Эбердорф моргнула, глядя на техника связи.

— О чем сообщение? — спросила она.

— Сэр, весь Северный Флот ВМС Сантандера движется к нам на скорости более пятнадцати узлов. Расстояние меньше сорока миль.

Эбердорф снова моргнула, слепо уставившись в узкие бронированные окна «Гроссволка».

— Шестнадцать линкоров, двадцать два быстроходных бронированных крейсера, вспомогательные силы пропорционально, — продолжал читать техник. — Приближаются...

— «Это весь Северный Флот», — подумала она. За вычетом «Конституции», которая, согласно последним разведданным, была оставлена из-за искореженного главного приводного вала. Они приближались через южный пролив вокруг Труа; должно быть, они покинули свою базу прошлой ночью и всю ночь двигались на максимальной скорости, игнорируя вероятность посадки на мель. Что означает…

Она посмотрела на хаос, который покрывал воды перед Барклоном. Золотая вспышка солнца Страны на черном фоне развевалась над большинством самых высоких зданий города, тех, что все еще стояли. В некоторых районах все еще бушевали неконтролируемые пожары, а форты, охранявшие вход в гавань, превратились в развалины, полные гниющей плоти. Вода была усеяна половиной торгового флота Страны и примерно третью ее военно-морского флота, многие из которых работали на береговой поддержке и пробивали вражеские бункеры для армии.

Две трети флота Республики направлялись в этом направлении, и у Республики изначально был более крупный флот.

— «Дураки», — подумала она с холодным гневом. — «Я говорила им, что мы должны сосредоточиться на строительстве линкоров».

Но, достаточно. Долг есть долг, и ее долг здесь был ясен.

— Срочные сообщения, — решительно сказала она. Все ждали неподвижно, но она почувствовала легкое облегчение, когда начала отдавать приказы. — Всем транспортам волн А и В. Всем, кто ближе всего к доку. Приближается вражеский флот. Эвакуируйтесь вверх по реке.

Таким образом, по крайней мере, экипажи и войска смогут покинуть корабли.

— Все транспорты, имеющие осадку менее пяти футов, должны следовать вверх по реке.

Там они были бы в безопасности, по крайней мере, от снарядов линкоров Сантандера. Эти «животные» все еще удерживали часть реки недалеко от берега, но это был меньший риск.

— Волны от C до F должны двигаться с максимальной скоростью на север. Если повезет, у большинства из них будет достаточно времени, чтобы оказаться под защитой пушек крепостей, которые охраняют выходящий к морю участок старой границы Сьерры. Форты Имперские, но с достаточным количеством людей и улучшенным вооружением со времен завоевания.

— Приказ флоту, — продолжила она. —  «Шестьдесят миль… как раз достаточно времени», — мелькнула ее мысль. —  Капитаны должны явиться на борт флагмана, за следующими исключениями. Линкоры «Адельрайх» и «Айзенреде» должны двигаться на полной скорости на север и собраться в Короне. — «Отправляем их подальше от опасности; флоту понадобятся все тяжелые корабли, которые у него есть, чтобы сохранить контроль над жизненно важным проходом».

— Минно-заградительные суда должны проследовать в портовые каналы и сбросить свои грузы за борт. Максимальная скорость; игнорируйте дистанцию, просто делайте это. Конец. Да, и передайте это в Штаб Военно-морского Флота.

— Сэр.

Ее начальник штаба подошел к ней, тихо говоря ей на ухо. — Сэр, у противника будет в семь раз больше нашего бортового залпа. Что вы намерены делать?

Лицо Эбердорф и в лучшие времена напоминало череп, тонкая обветренная кожа лежала прямо на грубых костях. Когда она улыбнулась, это стало еще больше похоже на мертвую голову.

— Правда, Хельмут? — спросила она. — Мы собираемся выиграть немного времени. И затем, я думаю, мы все умрем.

* * *

— Осторожно! — сказал кто-то на мостике.

Морис Фарр даже не оглянулся. Он также не дрогнул, когда двухмоторный самолет Страны пронесся над головой, менее чем в пятидесяти футах над  мачтой «Великой Республики». Он смотрел в бинокль, установленный на кронштейне боевого мостика, как падали бомбы. Одна попала прямо в башню А, переднюю двойную двенадцатидюймовую орудийную установку. Корабль застонал и закрутился, но когда дым рассеялся, он смог увидеть только звездообразный шрам на закаленной поверхности толстой прокатанной и литой брони. Позади него чей-то голос пробормотал:

— Башня сообщает об одном раненом, сэр.  Это было адресовано капитану «Великой Республики». — Башня готова к бою.

— Дайте мне дальность, — приказал Фарр.

— Одиннадцать тысяч, сэр. Сближаемся.

Фарр кивнул. Они шли наискосок с  кораблями Страны, не совсем по параллельным линиям, так как между флотами было мелководье, слишком мелкое для его тяжелых кораблей или даже для большинства крейсеров.

— Адмирал, — сказал капитан «Великой Республики», — при максимальном прицеле я мог бы уже выполнить несколько попаданий своими двенадцатидюймовыми пушками.

— Как и в вас, Гридли, — бесстрастно ответил Фарр.

— Да, сэр.

Еще два самолета Страны, двухмоторные модели, зашли в атаку на флагман Сантандер.  Один нес торпеду, зажатую под ним; другой нес  шестидесятифунтовые бомбы. Он слегка напрягся; торпеда представляла реальную угрозу, и он не знал, что самолет может быть приспособлен для…

Торпеда шлепнулась в мелкую зеленую воду. Секундой позже она взорвалась, подняв огромный поток грязи. Биплан Страны пролетел сквозь столб брызг, его двигатели заглохли. Как раз в этот момент одна из четырехствольных башен на боковой стороне центральной надстройки открыла огонь. Это было громко даже по сравнению с общим шумом битвы, и светящиеся шары однофунтовых снарядов, казалось, вспыхнули, а затем поплыли, замедляясь, по мере приближения к самолету. Это была оптическая иллюзия. Взрыв, когда самолет разлетелся на дюжину маленьких обломков, был вполне реальным; самолет исчез в огненном шаре, из которого в море посыпались дымящиеся обломки.

Серия бомб со следующего самолета упала аккуратной вилкой вокруг линкора Сантандер, подняв столбы брызг, которые упали на палубу. Морские существа со щупальцами безвольно плавали по воде или приземлялись на палубу и хлестали своими колючими органическими хвостами по заклепанной стали.

Глухой удар. Вспышка. Глухой удар. Вспышка. Восьмидюймовые орудия крейсеров Страны на другой стороне отмели открыли по нему огонь. Он тонко улыбнулся, наблюдая за падением осколков. Вода хлынула вверх, не доходя до передовых частей его семнадцати линкоров. Восемнадцатый линкор, «Президент Каммингс», сел на мель на илистой отмели в полукилометре позади и отчаянно пытался сняться с нее. Всплески от разрывов снарядов были цветными, зелеными, оранжевыми и ярко-синими, краситель вводился в разрывные заряды, чтобы наблюдатели могли определить точку попадания. Все они были лишь с недолетом, хотя передовой линкор Сантандер, вероятно, был разбит. Другая флотилия из четырех эсминцев выскочила из-за тяжелых кораблей Страны, устремляясь вперед по мелководью, непроходимой для судов с более глубокой осадкой.

На мгновение он отвлеченно восхитился их мужеством. Затем он заговорил:

— Только вспомогательные батареи, пожалуйста.

— Есть, сэр. Адмирал, впереди в канале могут быть мины.

— Я так не думаю; мы не дали им сделать этого. В любом случае, к черту мины, продолжайте движение вперед.

— Есть, сэр.

Вооружение «Великой Республики» было устроено так же, как и на большинстве современных военных кораблей: две тяжелые башни на носу и корме, в данном случае сдвоенные двенадцатидюймовые орудия, и четыре башни для дополнительного вооружения, по две с каждой стороны прямо в носу и за центральной надстройкой. Это означало, что каждый из линкоров мог вести бортовой огонь из четырех восьмидюймовых вспомогательных орудий. Они взревели, дульных выбросов было достаточно, чтобы потрясти каждого человека на мостике, и напомнить им —  держать рты открытыми, чтобы избежать повреждения барабанных перепонок потоком давления. Снаряды падали среди  эсминцев Страны, шестьдесят восемь за один раз. Четыре эсминца были поражены первым залпом, исчезнув в огне, черном дыму и брызгах, когда тяжелые бронебойные снаряды разорвали их хрупкие пластинчатые конструкции.

Один эсминец подошел достаточно близко к «Великой Республике», чтобы начать отклоняться в сторону, установленная в центре трехтрубная торпедная установка начала поворачиваться на своей центральной оси. Каждое малокалиберное орудие линкора обрушилось на него, сотни однофунтовых снарядов ударили от носа до кормы по длинному, стройному корпусу эсминца. То же самое сделали шесть пятидюймовых скорострельных пушек, установленных в спонсонах вдоль бронированной стороны. Впоследствии Фарр решил, что взрывы, вероятно, вызвал небольшой снаряд, попавший в боеголовку торпеды, но, возможно, это был пятифунтовый снаряд, попавший в снарядный погреб. Свет был ослепляющим, но когда он зажмурился и поднял руку, защищаясь от лучистого тепла, в воде все еще был кратер, который уменьшался, когда жидкость устремлялась обратно в гигантский пузырь, созданный ударной волной. От эсминца было очень мало что видно.

Пролетел еще один залп восьмидюймовых снарядов Страны, на этот раз над головой.

По всей линии линкоров Сантандер поворачивались главные орудийные башни, дула были низко опущены — теперь они были достаточно близко, чтобы плоские траектории высокоскоростных снарядов поражали без особого возвышения. Фарр не доверял стрельбе под большим углом возвышения на большой дистанции; попадание было смертельным, но вероятность попадания была невелика, учитывая текущее состояние артиллерии флота.

Он мрачно улыбнулся. — «Я так долго ждал этого», — подумал он. — Вы можете стрелять, когда будете готовы, Гридли, — сказал он вслух.

Шестьдесят восемь двенадцатидюймовых орудий заговорили с интервалом в две секунды, от дульных выхлопов по всему двухмильному участку артиллерийской линии Сантандера потянулась полоса пламени. «Великая Республика» задрожала и застонала, ее масса величиной восемнадцать тысяч тонн   протестующе изогнулась. Массивные снаряды пролетали над бороздами, оставленными в воде пороховыми газами, достигая высоты своей траектории, а затем море восстанавливало свою позицию.

Затем они начали падать в сторону Избранных, несколько тонн стали и фугасной лавины обрушились вниз. Когда снаряд ударялся о броневую плиту, она растекалась в стороны, как жидкость.

* * *

Генрих Хостен смотрел на гавань Барклона со сдерживаемой яростью. Поверхность воды горела, плавающий бензин и более тяжелые масла с затонувших танкеров все еще дрейфовали пылающими островами. Мачты затонувших грузовых судов наклонно торчали из грязной воды, среди плавающих обломков и тел. Несколько корпусов торчали над поверхностью носом вниз, с бронзовых винтов вниз капала грязь. Другие столбы дыма виднелись низко на западном горизонте, там, где линкоры Сантандер и их сопровождающие суда направлялись домой. В воздухе пахло смертью и сгоревшей нефтью, причем маслянистая вонь последней была гораздо более неприятной.

— По крайней мере, враг отступает, — сказал военно-морской атташе.

Генрих сглотнул желчь. — Капитан Грюнвальд, враг отступает, потому что они выполнили свою миссию, и не осталось целей, которые оправдывали бы риск наличия здесь их капитальных кораблей. А теперь спускайтесь вниз и посмотрите, какие ресурсы у нас остались — если таковые имеются. Или возьмите винтовку и сделайте что-нибудь полезное. Но в любом случае, убирайтесь с моих глаз.

— Есть.

Морской офицер щелкнул каблуками, идеально развернулся и ушел. Голова Генриха, как орудийная башня, повернулась к начальнику штаба.

— Доклад?

— Мы сняли с транспортов около девяноста процентов войск и вспомогательного персонала, — начал он. — Половину припасов, в основном боеприпасы. Очень мало продовольствия — оно было в последних судах — и только около четверти моторного топлива. Возможно, нам удастся извлечь немного больше из танкеров, затонувших на мелководье.

— «Вот и весь шедевр моей карьеры», — подумал Генрих. — «Операция проходила абсолютно по плану, что было небольшим чудом — пока не появился флот Сантандера. Могло быть и хуже. Днем раньше, и они перебили бы всю армию в море».

И он продолжил вслух: — Так, далее. Немедленный общий приказ: Все моторное топливо зарезервировать для боевых бронированных машин. Офицеры могут ходить пешком или ездить верхом на лошадях. Далее, отчеты от других подразделений.

Это было наступление по четырем направлениям: его — здесь, на прибрежной равнине; воздушная атака на Нуэва Мадрид и пункты между ними; и два сухопутных наступления в горах на северном и южном флангах Сьерры.

— Сэр. Бригадный Генерал Хостен сообщает об успешном захвате центрального правительственного комплекса в Нуэва Мадрид, большей части особо важного  персонала, Национального Арсенала и нефтеперерабатывающего завода. Нефтеперерабатывающий завод сможет заработать в течение шести — десяти дней. Она не ожидает никаких проблем с удержанием своего периметра до соединения с основными силами. Все остальные воздушно-десантные силы сообщают о достигнутых целях.

Генрих хмыкнул с явным облегчением. Ритм операций все равно будет сильно нарушен, но, по крайней мере, у него не иссякнет топливо, когда то, что у него было под рукой, закончится. Когда он удержит треугольник территории, с основанием на Кишке и доходящий до Нуэва Мадрид, основная часть населения и промышленности Сьерры будет находиться под контролем Избранных.

Адъютант продолжал: — Генерал Майцерхаген докладывает, что северные перевалы захвачены, и он продвигается на юг вдоль линии железной дороги. Сопротивление неорганизованное, но сильное и последовательное. Кроме того, на его линию связи уже были совершены налеты.

Генрих снова хмыкнул, проводя толстым пальцем по линии рельсов, ведущих к центральным низинам, с ответвлением на запад вдоль Рио Арены.

— Мои поздравления генералу Майцерхагену и его подразделениям. Они должны обеспечить безопасность железнодорожной линии, ликвидировав все население на протяжении двух дней пешего перехода от железных дорог.

Адъютант моргнул; это было немного резко, даже по стандартам Избранных. Он осторожно  спросил: — Герр Генерал, это не отвлечет нас от нашей основной миссии?

— Нет. Сантандер может перекрыть Кишку, но они не смогут высадить здесь значительные силы — у них недостаточно резервов от границы Союза. Следовательно, исход этой кампании не вызывает сомнений, учитывая имеющиеся здесь силы. По причинам, которые вам необязательно знать, сейчас абсолютно необходимо, чтобы мы обеспечили железнодорожный проезд через Сьерру для наших сил в Союз. Партизаны не смогут действовать без гражданского населения, которое могло бы их приютить и накормить. Эти Сьерранцы — упрямые животные, и у меня нет времени приручать их мягкими средствами. Их трупы не доставят нам никаких хлопот, кроме как в качестве проблемы общественного здравоохранения.

— Есть, герр генерал.

— И мои комплименты Бригадному Генералу Хостен: сигнал отлично отработан.

* * *

— Что ж, спасибо тебе, Генрих, — пробормотала Герта себе под нос, бросая телеграфный бланк на свой стол.

До вчерашнего утра он принадлежал одному из членов Исполнительного Совета Сьерры. На нем все еще виднелись брызги засохшей крови в том месте, где автоматная очередь положила конец сроку полномочий этого конкретного политика; от него начинало довольно сильно вонять. Окна были постоянно открыты — гранатой, — которая разбила его; это также позволило ей послушать, как отряды зачистки добивают очаги сопротивления по всему Нуэва Мадрид.

— Войдите, — сказала она; слова были нечеткими из-за бинтов на одной стороне ее лица и боли от длинной раны под ними.

Ее сын вытянулся по стойке смирно. — Сэр. Последние пожары на нефтеперерабатывающем заводе потушены. Вот отчеты о потерях. Техники говорят, что подачу воды можно будет возобновить, как только мы захватим водохранилище; Полковник фон Зеедов просит разрешения на...

Вошла Полковник фон Зеедов, ступая довольно нетвердой походкой.

— Ты можешь идти, — сказала она. Йохан был достаточно молод, чтобы все еще быть очарованным военными формальностями.

Фон Зеедов отдала честь довольно небрежно. — Это достаточно легкая цель, — сказала она. — Мои разведчики сообщают, что враг не сможет удерживать водохранилище, и я бы предпочла, чтобы мы не дали им времени подумать о том, чтобы отравить воду.

Герта рассуждала; ей было поручено захватить столицу и прилегающую территорию и удерживать ее до тех пор, пока ее не сменят. С другой стороны, у нее была значительная свобода действий, сопротивление было легким, и просто сидеть в ожидании никогда не было ее долгим занятием.

— Кстати, вот что… Вы ранены, Максин? — спросила она, когда другой  офицер Избранных осторожно села.

— В некотором роде, Генерал. Вам не нравятся девушки, не так ли?

Герта моргнула; в данный момент это был довольно странный вопрос. — Нет. Для меня это примерно так же интересно, как гинекологический осмотр. А что такое?

— Что ж, в таком случае мое предупреждение излишне, но следите за теми, кто здесь. Они кусаются.

Они обменялись смешками, и Герта вытащила соответствующую карту. — Здесь? — спросила она, проводя пальцем линию по неправильному синему кругу водохранилища.

— Да. И пара команд вокруг. Не могли бы вы выделить мне несколько бронированных машин?

— Это не проблема, мы потеряли только две в бою.

Максин фон Зеедов провела рукой по светлой щетине, покрывавшей ее длинное, довольно костлявое лицо. — Хорошо. Мы действительно потеряли больше пехоты, чем я ожидала.

— Упрямые твари, эти местные.

Фон Зеедов поднялась, слегка поморщившись. — Расскажите мне об этом, Генерал. На мой взгляд, мы должны их уничтожить. Водохранилище должно быть у меня к вечеру.

— Хорошо. Меньше всего я хочу эпидемии дизентерии. Вернее, меньше всего вам нужна эпидемия дизентерии.

Максин подняла свои светлые брови.

— В своей бесконечной мудрости Генеральный Штаб вытаскивает меня. У них есть еще одна дырка, и им нужна пробка.

Глава двадцать третья

— Война! Экстренный выпуск, экстренный выпуск, читайте все об этом — Республика воюет с Избранными! Адмирал Фарр разбивает флот Избранных!

— Ну, давай одну, — сказал Джеффри Фарр, выхватывая экземпляр, сунутый ему в руки, и бросая пятидесятицентовую монету обратно.

Машина двигалась достаточно медленно для этого; улицы Сантандер Сити были забиты битком. Милиционеры спешили на свои мобилизационные пункты, дружинники противовоздушной обороны в своих новых нарукавных повязках и шлемах стояли на стремянках, чтобы заклеить уличные фонари, а все остальные и его тетя Салли слонялись вокруг, разговаривая друг с другом. Смит на десять минут припарковал машину у обочины, пока  охрана премьер-министра, но в полевой форме, направлялась к главному железнодорожному вокзалу. Газета была полна кричащих заголовков высотой в три дюйма, как и объявления о мобилизации, расклеенные на каждой плоской поверхности членами Женской Вспомогательной Службы, у которых также были нарукавные повязки.

Толпы приветствовали марширующих солдат. Джон кивнул. — Надеюсь, через год они будут такими же восторженными, — мрачно сказал он.

— Надеюсь, через год мы будем живы, — ответил Джеффри, просматривая статью. Его губы сложились в беззвучный свист. — Черт возьми, но, похоже, папа крепко поколотил их. Восемь крейсеров, линкор и половина их транспортов. Хороший способ начать войну.

— Это повышает наши шансы, — сказал Джон. — Интересно, что Центр…

— Действия адмирала Фарра указывают на предел стохастического многомерного анализа, — сказал Центр. — В ваших терминах: приятный сюрприз, вероятность благоприятного исхода борьбы в целом увеличивается на 7% ±1.

Джеффри кивнул. — Интересно, что они теперь будут делать, — размышлял он. — Что ты сделал на их месте?

— Не менять своей позиции, — сразу же ответил Джон. — Укрепить линию границы между Союзом и Сантандером, концентрируюсь на умиротворении оккупированных территорий и строить корабли и самолеты как сумасшедший — забрать для этого персонал Избранных из армий, если потребуется. Чтобы абсолютно никаким образом мы не смогли бы пробиться через горы.

— Хороший парень, — сказал Радж. — Это заставило бы их тактику служить их стратегии.

— Правильно, — ответил Центр, как всегда бесстрастный. — Стратегия, изложенная Джоном Хостеном, дала бы вероятность победы Избранных в течение десятилетия более 75%; вероятность долгосрочного военного противостояния 10 %; вероятность победы Сантандера 15 %. Кроме того, в этом сценарии существует явная возможность немедленного и долгосрочного падения человеческой цивилизации на Визагере, поскольку усилия по затяжной тотальной войне и разработке оружия массового уничтожения подрываютжизнеспособность обеих сторон.

— К счастью, они вряд ли это сделают, — сказал Джеффри. — Избранные всегда склонны ошибочно принимать операции за стратегию.

— Вероятность полномасштабной атаки Избранных на границу Сантандера составляет 85% ±7, — подтвердил Центр.

— Они попытаются опрокинуть нас, — сказал Джон. — Вопрос в том, сможем ли мы их удержать?

— Вот что, — сказал Джеффри. — Если мы не удержим их на перевалах, если они прорвутся в открытую котловину к западу от Алая, нам хана. Провинциальные ополченцы просто еще не обладают достаточным опытом или сплоченностью, чтобы вести маневренные бои на открытом поле.

— Тогда их придется удерживать регулярной армией.

Лицо Джеффри было усталым и заросшим щетиной; теперь оно выглядело старым. — И людям Жерара, — тихо сказал он. — Там, на линии фронта.

Джон посмотрел на него. — Это будет довольно жестоко, — предупредил он. — Они столкнутся с армией Страны — в гражданской войне это были в основном войска Либерта с несколькими подразделениями Страны в качестве подкрепления.

Губы Джеффри сжались. — Люди Жерара — это половина сформированных регулярных подразделений, которые у нас есть, — сказал он. — Нам нужно время. Если мы потратим все наши силы на сопротивление первым атакам, кто будет обучать  добровольцев? Мы уже распределили людей из Бригад Свободы по тренировочным лагерям.

Джон вздохнул и кивнул. — Порядок есть порядок.

* * *

— Боже милостивый, что это? — сказал сотрудник штаба.

Джеффри Фарр поднял глаза от стола. По всему восточному горизонту мерцал и гас свет, мерцал и гас, яркий на фоне утра. Непрерывный глухой рокот был фоном для всего, не столько громким, сколько всепроникающим.

— Это артиллерия Страны, — тихо ответил он. — Ураганная бомбардировка. Начинайте потеть, когда она прекратится, потому что после нее придут войска.

Он повернулся к другим людям за столом, большинство из которых были в коричневой форме Сантандера, и многие выглядели в ней неуютно.

— Генерал Паркс, ваша дивизия была передана в федерацию две недели назад. Она уже должна быть здесь.

— Сэр… У Паркса был плавный западный акцент. — Сейчас сезон посадки кукурузы, и я уверен, что вы знаете об этом, и...

— И Избранные съедят ваш урожай, если мы их не остановим, — продолжил Джеффри. — Генерал Паркс, соберите все, что есть в пунктах сосредоточения, и сделайте это быстро. Или передайте командование своему 2ИК, который, в отличие от Паркса, был кадровым, одним из костяка, которому было приказано поддерживать подразделения провинциальной милиции первой линии несколько лет назад, когда гражданская война в Союзе начала усиливать напряженность. — Я думаю, это все; вы можете возвращаться в свои подразделения, джентльмены.

Он опустил взгляд на карту, взял у ординарца чашку кофе и слегка обжег губы, едва заметив это. Данные о подразделениях, находящихся под его командованием, были точными по состоянию на прошлую ночь. Пятьдесят тысяч ветеранов гражданской войны в Союзе; еще сто тысяч регулярных войск постоянной армии Республики, и многие офицеры, и сержанты уже имели опыт участия в этой войне. Двести пятьдесят тысяч  подразделений федеральной милиции; они были хорошо оснащены, но их подготовка варьировалась от почти такой, же хорошей, как у регулярных войск, до ужасающей. И с каждым часом прибывает все больше.

Полмиллиона войск Страны собирались нанести по ним удар через пару часов при поддержке десятков тяжелых танков, сотен танков легких и тысяч самолетов.

— Никого из людей Либерта? — тихо спросил Жерар, отслеживая обозначения подразделений вражеских сил.

— Нет. Они движутся с востока и севера, в Сьерру.

— Хорошо, — тихо сказал Жерар. Джеффри поднял на него глаза. Маленький борец за свободу улыбался. — Не очень-то приятно сражаться с собственными соотечественниками.

— Пьер… — сказал Джеффри.

Жерар взял свой шлем и перчатки и отдал честь. — Друг мой, мы должны выиграть эту войну. Этому подчинено все остальное.

Они пожали друг другу руки. Жерар продолжил: — Либерт думает, что он может оседлать тигра. Это только вопрос времени, когда он присоединится к другим жертвам в мясохранилище.

— Я думаю, он рассчитывает на то, что мы обломаемся о  зубы тигра, — сказал Джеффри. — Да пребудет с вами Бог.

— Как нет? Если когда-либо и был кто-то, кто сражался с Его благословения, то это здесь и сейчас.

— Черт, — тихо пробормотал Джеффри, наблюдая, как Жерар идет к своей штабной машине. — Я ненавижу посылать людей на смерть.

— Если бы ты этого не сделал, ты не был бы тем человеком, какой ты есть, — сказал Радж. — Но, тем не менее, ты это сделаешь.

Морис Хостен нажал на педаль и повернул ручку управления в сторону.

Его биплан встал на одно крыло, носом вниз, и нырнул в вираж. Истребитель Страны пронесся мимо него с захлебывающимися пулеметами, накренившись, чтобы попытаться последовать его повороту. Он поднялся по спирали в иммельман, и его самолет перевернулся, перерезав трассу противника. Его палец сжался на гашетке открытия огня.

— Черт! Угол упреждения был неправильным; он почувствовал это еще до того, как орудия открыли огонь.

Отработанная латунь вращалась позади него, сверкая на солнце, падая сквозь разреженный воздух к зубчатым горным предгорьям шестью тысячами футов ниже. Едкий запах топлива смешался с запахами выхлопных газов и масла, ударившими ему в лицо. Земля и облако бешено закачались под ним, когда он втянул ручку в живот, тянул до тех пор, пока сила тяжести не отбросила его лицо назад, к кости, и зрение не стало серым.

— Поймал ублюдка, поймал его…

Что-то предупредило его. Это было слишком быстро, чтобы можно было подумать: ручку сильно вправо, руль вправо… и еще один  триплан Страны пронзил пространство, в котором он был, ныряя со стороны солнца. Его голова в кожаном шлеме дергалась взад-вперед, достаточно сильно, чтобы повредить кожу, если бы не шелковый шарф. Остальная часть его эскадрильи пропала, не только его ведомый — он видел, как истребитель Страны сбил Тома, — но и все остальные тоже. Небо было пустым, за исключением его собственного самолета и двух  пилотов Избранных.

И ничего больше. Он нажал на газ и нырнул в облако, радуясь, что оно было близко. Теперь осторожнее. Здесь легко развернуться. Легко даже потерять представление о том, в какую сторону двигаться, и в конечном итоге полететь вверх тормашками на склон холма, будучи убежденным, что ты поднимаешься. Видимости было как раз достаточно, чтобы разглядеть свечение его приборов: горизонта, компаса, индикатора воздушной скорости. Сто тридцать восемь; «Марк IV» был милой птичкой.

Когда он вышел из облака, в поле зрения никого не было. Он продолжал поворачиваться назад, чтобы посмотреть на солнце; это всегда был самый опасный угол. Земля внизу выглядела странно, но, с другой стороны, обычно так и было. Проверить наличие горных вершин, рек, дорог, промежутков между ними.

— Это Скиндер, — решил он, глядя на извилистую реку. — И Энсбург — это как раз то место.

Энсбург находился в осаде со стороны Избранных в течение месяца. Так что эта вереница повозок на дороге, несомненно, была достойной целью. И у него все еще оставалось больше половины бака топлива.

Морис послал ручку управления вперед и снова положил палец на кнопку сброса. Каждый снаряд и коробка с сухарями, которые не доберутся до позиций за пределами Энсбурга, были на счету.

* * *

— Черт, это ужасно, — сказал Джеффри, выпрыгивая из своей штабной машины.

Огромный танк Страны, пахнущий человеческим жиром, вплавленным в землю и прогорклым от летней жары, сгорел дотла. Командир все еще стоял в главной орудийной башне, превратившись в обожженную статую из древесного угля, грубо напоминающую человека.

— Сюда, сэр, — сказал майор Каррутерс. — И осторожно — на том гребне сзади есть снайперы Страны.

Майор был молод, заросший щетиной и грязный, с шелушащимся загаром на носу. Судя по тому, как он почесывался, в эти дни он никогда не был один. Три месяца назад он, вероятно, был адвокатом или банкиром из маленького городка; к тому же он был довольно жизнерадостен, что было хорошим знаком.

— Мы подбили его из полевого орудия в том фермерском доме, — сказал он, махнув через плечо.

Джеффри оглянулся; здание было из каменных блоков, опустошенное и без крыши, отмеченное длинными черными полосами над окнами, где бушевал огонь. Неподалеку был сарай, превратившийся в обугленные бревна и большой каменный резервуар для воды. Фруктовый сад представлял собой неровные пни.

— Попали в него сбоку, когда он проезжал мимо. Он указал; одна из моторных тележек, которая поддерживала массивную боевую машину, была разбита и искорежена. — Затем мы ударили по нему группой, несущей  подрывные заряды, в то время как остальные из нас вели прикрывающий огонь.

Бывший майор милиции убрал улыбку с лица. — Из-за этого погибло много хороших людей, сэр. Но я могу сказать вам, что мы почувствовали облегчение. Эти проклятые штуки так трудно остановить!

— Я знаю, — сухо ответил Джеффри, глядя направо, на восточную оконечность долины. Позиции Сантандера находились в миле отсюда, прежде чем Избранные подтянули танк.

— Это мертвая зона, сэр. Вы можете выпрямиться.

Джеффри так и сделал, наблюдая, как инженеры копошатся над танком, проверяя наличие улучшений и модификаций. — Хорошие новости об этих монстрах, майор, приходят по три, — сказал он, похлопав его по плечу. — Их не очень много; они часто ломаются; и теперь, когда линии фронта почти не двигаются, у врага редко получается, восстанавливать и чинить их.

— Что ж, это некоторое утешение, сэр, — с сомнением произнес Каррутерс. — Здесь они все еще представляют  собой чертовски серьезную проблему.

— У всех нас есть проблемы, майор Каррутерс.

* * *

Заводское помещение было длинным, освещенным грязными застекленными окнами в крыше, открытыми сейчас, чтобы впустить немного воздуха.  Воздух Принятия Присяги, тяжелый и густой и в лучшие времена, сейчас был наполнен кислым смогом угольного дыма и химикатов, особенно когда ветер дул с моря. Прямо сейчас здесь также пахло человеком, который висел на железном крюке, вбитом в основание его черепа. Крюк был установлен над входной дверью, через которую рабочие проходили каждое утро и вечер, когда их забирали из лагеря на окраине города. Тело находилось здесь уже два дня, с тех пор как в цехе за истекшую неделю не выполнили норму. Иногда он немного шевелился, когда личинки делали свою работу.

Рядом с дверью была классная доска с написанными мелом цифрами. Объем производства на этой неделе превысил норму почти на восемь процентов. Жизнерадостный баннер объявлял о призах, которые получит производственная группа, если они смогут продержаться в таком темпе еще семь дней: пинта вина на каждого мужчину, говядина и свежие фрукты, табак и по два часа каждому с заключенной из женского лагеря.

Томазо Гиардини улыбнулся, глядя на баннер. Он снова улыбнулся, посмотрев вниз на кольцо подшипника в тисках перед ним. Это был металлический круг; внутренняя поверхность плавно двигалась под его рукой, где она опиралась на шарикоподшипники в кольце, образованном внешней U-образной частью.

Очень плавно. Ничто не указывало на то, что внутри были металлические опилки, смешанные со смазочной основой. Ничего, кроме того, что кольцо подшипника начнет заедать и сгорит при интенсивной эксплуатации примерно за одну десятую обычного времени эксплуатации.

Он снова взглянул на баннер. Возможно, женщина была бы хорошенькой, может быть, с длинными мягкими волосами. Однако, в основном, Избранные брили скальпы заключенных.

Он огляделся по сторонам. Бригадир смотрел через чье-то плечо. Томазо сделал два шага и смахнул пригоршню металлической стружки с токарного станка через проход, сбросив ее в карман своего заляпанного жиром комбинезона, и вернулся к своему верстаку перед бригадиром Протеже. Это был одноглазый хромой ветеран с  резиновой дубинкой со стальным сердечником на конце, привязанной к его запястью так, что она могла разворачиваться.

* * *

— Папа! Морис Хостен замедлил шаг. — Я имею в виду, сэр. Ах, одну секунду.

Он снял кожаный шлем летчика и повернулся, чтобы дать какие-то указания наземной команде; иссиня-черные завитки его волос отражали солнце, а на сильной линии подбородка виднелась слабая тень густой бороды точно такого же цвета. У его самолета было больше всего пулевых отверстий в верхнем крыле, а часть хвоста выглядела так, будто ее пожевали. На фюзеляже под кабиной пилота был ряд опознавательных знаков — солнечные лучи Избранных, через которые была проведена красная линия. Всего восемь, и очертания самолета.

Светлые волосы Джона Хостена теперь были сильно тронуты сединой, и, наблюдая за пружинистой походкой молодого человека, он внезапно осознал, что тот уже некто иной, как — однозначно, мужчина средних лет. Он по-прежнему застегивал ремень на той же отметке, он мог делать почти все, что умел, — черт возьми, его биологический отец руководил Генеральным Штабом Страны с безжалостной компетентностью, а он был на тридцать лет старше, — но это стоило более высокой цены — каждый год.

Конечно, Морис давно уже не мальчик.

— Война не дает тебе много шансов в молодости, — согласился Радж с ноткой грусти в своем мысленном голосе.

Молодой пилот обернулся. — Рад тебя видеть, папа.

— И я тебя, сынок. Он заключил молодого человека в короткие объятия. — Это от твоей матери.

— Как она?

— Все еще слишком много работает, — ответил Джон. — Мы встречаемся только за завтраком, почти каждый день.

Морис усмехнулся и покачал головой. — Однако творит чудеса. Еда на самом деле съедобна, с тех пор, как столовая перешла к Вспомогательному Персоналу. Они пошли  к постройкам из сосновых досок на одной стороне грунтовой полосы.

— Я бы хотел, чтобы все шло так же хорошо, — сказал он, нахмурившись.

— Я слушаю, — сказал Джон.

— Ты всегда так делал, папа, — сказал Морис. Он провел рукой по волосам. — Послушай, война длится меньше полугода, а в этой эскадрилье, кроме меня, осталось всего три пилота, которые были в самом начале. И у одного из них был опыт гражданской войны в Союзе.

— Плохо, я знаю.

— Папа, мы теряем почти две трети новых пилотов в первую неделю, когда они назначаются на активное патрулирование.

— 60 % за первые десять дней, — сказал Центр у него в голове. — Небольшое преувеличение.

— Пилоты Избранных, они хороши. И у них есть опыт. Наши самолеты сейчас примерно так же хороши, но, Господи, у новых пилотов, когда они доберутся сюда, будет только около двадцати часов налета. Это все равно, что посылать щенков против доберманов! И я должен заставить себя выучить их, п-простите, их чертовы имена.

— Ты был почти таким же зеленым, — заметил Джон.

— Папа, это не одно и то же, и ты это знаешь. До войны меня учил дядя Джефф, и мне... повезло.

— Он клинический самородок, — сказал Радж. — То же самое с любым видом боя — на мечах, пистолетах, в штыковом бою. Новички умирают чаще всего, опытные бойцы убивают чаще всего, и некоторые учатся быстрее, чем кто-либо другой. Этот ваш мальчик быстро учится; я знаю этот тип.

— Что ты предлагаешь, сынок?

— Я... Морис заколебался и снова запустил пальцы в волосы. — Что нам действительно нужно, так это больше инструкторов — опытных инструкторов в летных школах.

— Ты хочешь получить эту работу? — спросил Джон.

— Господи, нет! Я... о... Он неуверенно замолчал.

— Ну, вот это одна из причин, — сказал Джон. — Во-вторых, у нас нет времени растягивать тренировку. Избранные долго готовились к этой войне. Нашим людям приходится учиться в бою, и они платят за это кровью; не только вы, пилоты, но и наземные войска. Мы потеряли двести пятьдесят тысяч человек убитыми.

Глаза Мориса расширились, и он издал тихий стон недоверчивого ужаса.

— Да, мы не публикуем общие цифры; и это не считая лояльных Союзу войск; они были практически уничтожены. Еженедельный список погибших и пропавших без вести в газетах — он уже достаточно плох. В Энсбурге они едят крыс и своих собственных погибших. По нашим оценкам, половина населения Сьерры исчезла, а в Империи мы снабжаем партизан, которые продолжают действовать, даже зная, что за каждого убитого солдата будет расстреляно сто заложников, а за каждого Избранного — пятьсот. Но мы остановили их. Они думали, что смогут пройти прямо по нам, как они это сделали с Империей или Сьеррой… но они этого не сделали. Они нигде не продвинулись дальше, чем на сотню миль от старой границы Союза, и наша численность начинает расти. Избранные — мясники, и мы платим по высоким счетам, но мы учимся.

Морис покачал головой. — Папа, — медленно произнес он, — я бы ни за что не согласился на твою работу.

— Немногие из нас делают то, чего бы нам действительно хотелось, — ответил Джон. — Но долг есть долг. Он хлопнул рукой по плечу своего сына. — Но мы делаем все, что в наших силах, и у тебя все чертовски хорошо получается.

* * *

Никто из командной группы не был удивлен прибытием Герты Хостен; если бы это было так, она бы написала рапорт, который гарантировал бы, что их следующим командованием будет стрелковый взвод на линии противостояния. Пикеты и патрули из засад пропустили ее после надлежащей проверки, и она обнаружила, что командир бригады совещается со своими подчиненными рядом с двумя припаркованными автомобилями на территории, которая была Пуэбло Вьехо до того, как войска Страны прибыли в Сьерру прошлой весной. Лейтенант что-то говорила, указывая на тропу, по которой ее команда прошла через сосновый лес, и дальше по горным склонам, над высокогорными пастбищами.

Герта выпрыгнула из своей командирской   машины — это было шестиколесное шасси бронированного автомобиля со снятой башней — и обменялась приветствиями и пожала запястья командиру. — Ваше заключение, Эктар, — сказала она. — Как обстоят дела в тихом секторе? Вас не было примерно час в вашем штабе…

— Просто вышла посмотреть, как идут дела, — ответила Эктар Фельденкопф. — Неплохая компания: семнадцать мужчин, двадцать четыре женщины и дюжина их отпрысков. Выход от этих зачисток падает.

Воздух высокогорной  долины Сьерры был прохладным, и свежим даже в конце лета. Большая часть этого места была пастбищем, теперь оно заросло. Сгоревшие коряги деревенских бревенчатых домов больше не пахли, как и тела под ними. Вокруг свеса крыши все еще виднелись следы резьбы по дереву. Несколько скелетов лежали на грунтовой дороге, ведущей в низины, где отряд по зачистке застрелил их, когда они бежали в темноту из своих горящих домов. Тела, лежащие в заросшей уличной грязи, вероятно, побежали в другую сторону, в леса и горы, чтобы продержаться там немного и прокрасться вниз, чтобы попытаться совершить набег на линии снабжения завоевателей. Женщины и дети, взятые живыми, стояли на коленях в ряд за трупами, сцепив руки за спиной.

— Это означает, что либо они худеют, либо лучше прячутся, либо и то, и другое.

— Я думаю, и то, и другое — допросы нам кое-что скажут. У мужчин было по винтовке и около двадцати патронов, плюс несколько пистолетов, но взрывчатки не было.

Йохан посмотрел на одну из пленных, блондинку, которая, вероятно, выглядела очень симпатичной, когда ее лучше кормили, и на большей части ее лица не было запекшейся крови от удара по носу. Герта снисходительно улыбнулась; у молодых людей целеустремленный ум, и он очень хорошо выполнял свою работу. Теперь у него было несколько собственных шрамов, хотя ничего похожего на тот, что пересекал ее лицо с момента высадки на Нуэва Мадрид и приподнимал левый уголок ее лица в постоянной легкой улыбке.

— Хорошо, — сказала она. — Но не развязывай ей руки, и остерегайся зубов. Вспомни гауптмана фон Зеедов.

Трое Избранных коротко хихикнули; бедняжка Максин месяц пролежала в полевом госпитале с инфицированным укусом, и эта шутка все еще ходила по всем офицерским столовым вооруженных сил Страны. Она чуть не ударила одного остряка, который предложил ей рецепт припарки.

— «Она никогда этого не переживет», — подумала Герта, когда ее сын подошел к пленным. Все еще посмеиваясь, он поднял девушку — она была примерно его возраста — на ноги, держась за ее волосы, и повел ее за руины одного из зданий.

— Как они выживают? — спросила Герта. Никто из них не был тем, кого можно было бы назвать полнокровными, но и на грани голодной смерти они не находились.

— В этих горных деревнях, в пещерах хранят сыр, сухое молоко и так далее, — сказала офицер, махнув в сторону зубчатых заснеженных гор на севере. — Там, наверху, много пещер. И там есть дичь, олени и бизоны, кролики и так далее, и много крупного рогатого скота, овец и свиней, одичавших в лесах. Наполовину диких, сначала. Тем не менее, они становятся все более голодными, и мы сокращаем их количество. Это хороший отдых для подразделений, выведенных с линии фронта.

— Как формируются представители Союза? — спросила она.

Их бригада располагалась немного ниже по долине, на перекрестке, в двадцати милях к западу от железной дороги, под командованием их собственных офицеров, но также и под оперативным контролем регионального командования войск Страны.

— Неплохо, — ответил офицер, когда из-за разрушенного здания донесся пронзительный крик, который перешел в рыдания. — Они патрулируют не так энергично, как мне бы хотелось. Я бы сказал, что они достаточно хороши для этой работы; но я не мог бы поклясться, как они справятся в тяжелом бою. Поселяются в этом городе так, будто они здесь хозяева.

— Они думают, что справятся, — ответила Герта. — Что ж, похоже, здесь все под контролем. Это лучше, чем я могу сказать о некоторых других местах.

Командир гарнизона нахмурился и понизил голос. — Как развивается линия противостояния? Судя по официальным отчетам… чрезмерно оптимистичным…

Герта тоже ответила тихо. — Не так хорошо. Мы убиваем очень многих Санти, эта часть официальной истории достаточно правдива. Они продолжают нападать на нас с большим энтузиазмом, чем здравым смыслом, но это становится все дороже, и мы не занимаем много территории. Энсбург все еще держится.

— Все еще? Брови мужчины поползли вверх. — Они, должно быть, голодают.

— Так и есть. На прошлой неделе я была на линии осады; внутри не осталось ничего, кроме обломков, и можно почувствовать вонь их погребальных костров. Голод, тиф, что угодно — но они не сдаются.

Она сплюнула в грязь. — Если бы этот помешанный на мономании идиот Майцерхаген не убил гарнизон Форта Уильям после того, как они сдались, и не объявил об этом всему миру, они, возможно, были бы более склонны сдаться. Как и многие другие гарнизоны, которые мы отрезали при первом натиске; зачистка их заняла время, которое Санти использовали, чтобы привести себя в порядок. Мы потеряли импульс.

Другой офицер кивнул. — Майцерхаген — это кувалда, — сказал он. — Проблема в том...

— что не все проблемы связаны с гвоздями, — закончила она.

— Тогда на данный момент патовая ситуация.

— Да. Мы можем давить на них, но у нас заканчиваются наши запасы. И даже когда мы побеждаем их, они не убегают, и их становится больше. Их оборудование тоже хорошее. Теперь, когда они учатся  пользоваться этим оружием… Она пожала плечами.

— Тогда как обстоит наша логистическая ситуация?

— Это отстой, мокрое собачье дерьмо. Мы не можем перемещать дирижабли в радиусе ста миль от фронта при дневном свете, дорожная сеть ужасна, местность благоприятствует обороне. А Санти находятся прямо в центре своей главной промышленной зоны, а их лучшие сельскохозяйственные угодья находятся всего в нескольких сотнях миль отсюда по первоклассным рельсам и дорогам.

— Я предполагаю, что штаб разрабатывает контрстратегию.

— Да. Никаких подробностей, конечно, но давайте просто скажем, что мы собираемся поощрять их энтузиазм и будем готовиться к его получению. Кроме того, если мы не можем использовать Кишку, то нет никаких причин, по которым они тоже могут это делать.

Офицер вздохнул и кивнул. — Ну, вы можете доложить, что моя бригада, по крайней мере, выполняет свою работу, — сказал он. — Попытка сохранить работоспособность железнодорожных линий через Сьерру была бы кошмаром, если бы мы использовали обычные методы оккупации. Достаточно плохо и так, как есть.

Юный Йохан вернулся, толкая перед собой ошеломленную и обнаженную  девушку Сьерры. Он опустился на переднее сиденье позади Герты, слабо улыбаясь, когда пленница, спотыкаясь, вернулась, чтобы опуститься на колени вместе с остальными.

— Через год или два не останется ничего, о чем можно было бы говорить... Кстати, вы сказали, что это была новая директива?

Герта кивнула. — Да, у нас не хватает рабочей силы для строительных бригад, импорт с новых территорий неудобен, повсюду большие проекты, и местные «животные» могли бы принести какую-то пользу, прежде чем они умрут, — сказала она. — Отправляйте взрослых, не склонных к сражениям, пригодных для тяжелой работы — тех, кто сдается, когда вы их ловите. Продолжайте убивать всех, кого нашли с оружием в руках или кто не пригодится. За исключением детей младше пяти лет. В качестве эксперимента мы отправляем их в Страну, чтобы они воспитывались семьями  солдат Протеже.

Солдатам Протеже, прослужившим значительный срок, разрешалось вступать в брак в качестве особой привилегии за хорошую службу. — Таким образом, они могут быть полезны в долгосрочной перспективе. Впрочем, на ваше усмотрение; не задерживайте транспорт, если вы заняты.

Другой Избранный кивнул. — Есть. Хотя странно думать о том, что у нас не хватает работников физического труда.

— Да, даже население Новых Территорий значительно сократилось, — ответила она. — После войны нам придется быть менее расточительными.

Герта ответила на его приветствие и повернулась к своему бронированному автомобилю с открытым верхом. Когда вы служите Генеральному Штабу, ваша работа никогда не заканчивается.

Глава двадцать четвертая

Джеффри Фарр беззвучно присвистнул. Не то чтобы кто-нибудь мог услышать его на заднем сиденье самолета-разведчика; шум двигателя и скользящего потока воздуха был слишком громким. Он потянулся вперед и похлопал пилота по плечу, показав указательным пальцем руки поворот, а затем вниз. Пилот кивнул и сделал круг, снижаясь до четырех тысяч футов.

Пара легких орудий открыла огонь, подмигивающий им из огромных куч развороченной земли внизу; затем ударила более тяжелая зенитная пушка, у которой был некоторый шанс добраться до них. Черные клубы дыма взметнулись в воздух внизу, каждый с мгновенной вспышкой огня в середине, прежде чем клубы  потеряли форму и начали дрейфовать в сторону. Крошечные, как муравьи, орды рабочих нырнули в укрытие траншей, которые они копали, оставив свои инструменты среди груды древесины, стального листа и арматурного стержня.

Перед сиденьем наблюдателя была установлена  на кронштейне большая фотокамера, но Джеффри проигнорировал ее. Он уже видел фотографии; этот полет был для того, чтобы посмотреть лично.

— «Ладно», — подумал он. — «Отличная работа полевых инженеров». Все было продумано для того, чтобы контролировать местность на востоке, но не только простые позиции на вершинах хребтов. Пулеметные бункеры у основания хребтов, обеспечивающие максимальное поле обстрела; более тяжелые бункеры для полевых орудий, укрепленные позиции для тяжелых минометов на обратных склонах, с траншеями связи и даже туннелями для быстрого продвижения резервов вперед, не оставляя их открытыми для огня прямой наводкой. Позиции для круговых обстрелов, чтобы каждая позиция могла продержаться, если ее отрезать, и более тяжелые редуты дальше, линия за линией.

— «У них, должно быть, полмиллиона человек работают над этим», — подумал впечатленный Джеффри.

— Правильно, с точностью до десяти тысяч ±6, — сказал Центр. — Предполагаю аналогичные усилия на других участках фронта, как указывают разведывательные донесения.

— Что ж, нам придется принять это во внимание, — сказал Джеффри. Он снова похлопал пилота по плечу; несмотря на их эскорт из двух эскадрилий, пилот нервно смотрел на восток и вверх, туда, откуда могли бы выскочить истребители Страны из-под утреннего солнца. Самолет взял курс на запад.

* * *

— Спасибо вам, джентльмены, за то, что собрались так быстро, — сказал Джеффри.

Они находились в бункере премьер-министра под административным особняком на вершине холма, почти в сотне ярдов под землей, настолько глубоко, насколько можно было забраться вблизи Сантандер Сити, не задев грунтовые воды. Удар бомб, глухой хлопок… хлопок… больше ощущались подошвами их ног, чем слышались ушами. Время от времени мерцал верхний электрический свет, и пыль просачивалась вниз, заставляя людей чихать от ее едкого запаха.

— Я думал, вы сделали самоубийственным полет дирижаблей над нашей территорией, — сухо сказал Морис Фарр командующему ВВС.

Командующий покраснел и подергал себя за усы. — При дневном свете — да. Но преимущество наших истребителей в скорости и высоте довольно невелико. Ночью это гораздо сложнее. Проблемой могут быть их новые восьмимоторные бомбардировщики большой дальности. С ними у нас больше проблем.

Джеффри, сидевший во главе стола, поднял руку. — В любом случае, радиус ошибки ночной бомбардировки настолько огромен, что на это уходит больше их ресурсов, чем на то, чтобы выдержать их.

Премьер резко постучал карандашом по столу. — Генерал, мы теряем сотни, возможно, тысячи гражданских лиц каждый раз, когда один из этих рейдов прорывается.

Джеффри слегка наклонил голову. — При всем моем уважении, сэр, в Энсбурге было сто пятьдесят тысяч человек — и я сомневаюсь, что десять тысяч из них сейчас живы, да и те находятся в  трудовых лагерях Избранных.

За столом воцарилась тишина. Осада Энсбурга подняла моральный дух всей Республики. Его падение было, соответственно, серьезным ударом. Джеффри продолжал:

— Итак, при всем моем уважении, господин премьер, все, что помогает сдержать врага, является положительным фактором, и это включает в себя атаки, которые причиняют боль нам, но причиняют еще больше вреда ему.

— Бомбардировки оказывают влияние на моральный дух гражданского населения, — отметил политик.

— Наблюдай:

Перед глазами Джеффри проплывали сцены: города превратились в уличные узоры среди рухнувшего обожженного кирпича; бомбоубежища, полные безымянных задохнувшихся трупов, когда огненные бури наверху высосали кислород из их легких, флотилии огромных четырехмоторных бомбардировщиков, изящных и более смертоносных, чем все, что знал Визагер, обрушивая зажигательные дожди на город с деревянно-кирпичными домами, переполненными беженцами, в то время как странные истребители-монопланы пытались отбить их.

— Сэр, наши граждане могли бы вынести гораздо больше лишений, чем эти, и все равно продолжать жить. В любом случае, не могли бы мы перейти к текущему вопросу?

Люди за столом — генералы, адмиралы, главы министерств — открыли папки, лежавшие перед ними. Под заголовком каждой пачки документов были аэрофотоснимки огромных извилистых цепей укреплений. Затем последовали карты и сводки разведданных.

— Это надежные данные? — спросил премьер.

— Сэр, я многое видел собственными глазами, — ответил Джеффри. — И у нас есть рабочие бригады, идеально туда проникшие. Это точно, и они предпринимают серьезные шаги. Там не только рабочая сила, которой у них предостаточно, но и транспорт и материалы. Сталь, цемент, взрывчатка для минных полей.

— Так что вы правы. Они собираются отводить войска, — сказал премьер. — Мы побеждаем их!

— Сэр. Выборный лидер Республики вскинул глаза на тон Джеффри. — Сэр, мы заставляем их отступить, а это не одно и то же. Мы должны учитывать стратегические последствия. Если вы все обратитесь к Четвертому Докладу?

Они так и сделали; он начался с карты. — Эта линия — по какой-то причине ей дали  кодовое название «Готическая линия» — чертовски хорошо продумана. Когда все закончится, они отступят с боями, а затем сядут и будут ждать нас.

— Мы отбросили их назад один раз, мы можем сделать это снова! — сказал премьер. — Ни один захватчик не может быть оставлен на территории Республики, чего бы это ни стоило.

О, Боже. Обычно агрессивная драчливость премьера была плюсом для Джеффри и ведения войны; он растоптал политическую оппозицию в пыль, и люди сплотились вокруг него, как вокруг символа национальной воли — теперь они называли его «Тигром». Но, если у него что-то застряло между зубами по этому поводу…

— Наблюдай:

Люди в униформе цвета хаки и странных шлемах в форме суповой миски выбрались из траншей и двинулись в лунный пейзаж из кратеров и обломков деревьев, концов скрученной колючей проволоки, грязи, гниющих фрагментов некогда человеческой плоти. Они шли длинными аккуратными, сплоченными рядами. Впереди, за неразрезанной колючей проволокой, начали мерцать пулеметы ровными, устойчивыми дугами…

... люди в другой униформе, синей, в касках с гребнем посередине, сгрудившиеся в воронке от снаряда. Выпуклые маски скрывали их лица, превращая их морды в насекомоподобные формы. В густой мутной воде на дне воронки от снаряда покачивались тела, их плоть была окрашена в желтый цвет. Каким-то образом он знал, что воздух полон невидимой дрейфующей смерти, которая сожжет легкие и превратит их в мешки с густой жидкой материей…

... и человек в опрятной офицерской форме, с дубинкой в руке и красными нашивками  смотрел на море грязи, взбитой до консистенции каши. Она была слишком вязкой даже для того, чтобы сохранять форму кратеров, хотя на ней были ямочки, как на лице жертвы оспы. Дощатые дорожки уводят под непрекращающийся серый дождь; вокруг них валяется брошенное оборудование, утонувшее в трясине. Как и мул, все еще слабо сопротивлявшийся, и виднелась только верхняя четверть его тела.

— Боже милостивый, — сказал человек, его лицо было серым, как взбитая и отравленная почва. — Разве мы посылали людей сражаться в этом? Его лицо исказилось от слез.

Джеффри покачал головой; проблема с подобными видениями заключалась в том, что последствия оставались с ним.

— Сэр, прямо сейчас нам удалось превратить войну из войны движения в войну истощения в нашу пользу. Это встречное движение Избранных. Если мы атакуем их подготовленные позиции, мы обескровим себя; наше истощение пойдет им на пользу. Поверьте мне, сэр, пожалуйста — если вы когда-либо доверяли моему военному суждению, доверьтесь ему сейчас. Мы бы сломали себя, пытаясь сделать это. Местность там благоприятствует обороне — именно так мы пережили их первоначальную атаку, — а их полевые укрепления неприступны, как горы. И это еще не все.

Он встал и взял указку, проведя ее кончиком по «Готической Линии». — Это уменьшит их линию обороны, и при массированной артиллерийской поддержке и хорошей связи из их непосредственного тыла они могут сократить силы, стоящие перед нами. Это означает, что они могут сконцентрировать реальный стратегический резерв, а не просто «ограбить Питера, чтобы заплатить Полу», выводя подразделения с линии, чтобы снова подключить их в другом месте. У них не было подлинного резерва. Если они получат его, это освобождает всю ситуацию и отдает им большую часть инициативы.

Премьер посмотрел на Джона. — Ваши партизаны должны были сковать их силы, — сказал он.

— Так и есть, господин премьер, — ответил Джон. — У них двести тысяч человек, удерживающих свои линии связи в старой Империи, и еще сто тысяч в Сьерре, плюс большая часть Националистической армии Либерта. Что, кстати, полезно для них, только, до тех пор, пока Либерт убежден, что они победят. Если бы они могли свободно использовать эти силы, мы бы проиграли войну в их большом натиске прошлой осенью.

Джон обвел взглядом сидящих за столом. — Джентльмены? Послышался ропот согласия, в некоторых случаях неохотного.

— Партизаны могут быть нам чрезвычайно полезны, — продолжал Джон. — Но они не могут выиграть войну. Однако они могут сделать так, чтобы мы смогли ее выиграть.

Премьер-министр пригладил большим пальцем свои слегка запачканные табаком белые усы; они и его большая копна белоснежных волос были его политическими визитными карточками, наряду с серыми шелковыми перчатками, которые он носил.

— Как и сидеть и смотреть на  Избранных — на форты Избранных на нашей земле, — прорычал он. — Адмирал?

Морис Фарр неохотно кивнул. — Мы не можем рисковать нападением на Флот Метрополии Страны в Проходе, — сказал он. — В настоящее время — нет. Это слишком далеко от наших баз, а их базы слишком близко. И в то время как наша оперативная эффективность быстро растет, больше, чем у них — они уже были в состоянии боевой готовности — они наращивают ее так быстро, как только могут. У них серьезные производственные проблемы, их рабочая сила не хочет работать, но у них также есть опыт в этом. Если они смогут завершить свой последний цикл судостроения, наш запас превосходства сильно сократится.

Он пожал плечами. — В течение следующих двух лет у нас будет преимущество в военно-морском флоте, которое останется неизменным или увеличится. После этого я не могу дать никаких гарантий.

Он посмотрел на своих сыновей и снова пожал плечами. Если бы премьер-министр запросил анализ в рамках его компетенции, Морис Фарр дал бы его.

Джеффри кашлянул. — Ну, господин премьер, дело в том, что, хотя «Готическая Линия» позволяет врагу восстановить некоторую свободу действий, она сделает то же самое и для нас — и даже раньше.

Премьер пристально посмотрел на него. Джеффри продолжал: — Они не собираются выходить из этих укреплений на нас. Особенно после того, как им пришлось так много потрудиться, и до тех пор, пока мы сохраняем разумные силы, противостоящие им. Это означает, что мы можем вывести большую часть наших опытных дивизий с фронта, восстановить их численность и направить новые формирования на врага. Это даст им опыт; для этого нам не нужно устраивать полномасштабные нападения, просто агрессивно патрулировать. И таким образом, у нас будет стратегический резерв, и раньше, чем у них. Они не осмелятся ослабить свои силы, противостоящие нам, пока эти их работы не будут завершены.

Премьер откинулся на спинку стула. Он начал свою карьеру в радикальной политике — и несколько раз дрался на дуэлях с политическими оппонентами и теми, кого он считал клеветническими журналистами, когда это еще было законно в некоторых западных провинциях. Джон напомнил себе, что нельзя недооценивать этого человека; он был не просто драчливым экстремистом, которого некоторые изображали из него. За проницательными маленькими глазками скрывается много ума  и много нервов.

— Итак, — сказал он. — Вы думаете, что мы можем что-то сделать с этим вашим стратегическим резервом за те два года, которые у нас есть — что это за военная фраза?

— Окно возможностей, господин премьер, — сказали военные.

— Ваше окно возможностей? — продолжил премьер.

— Да, сэр, — сказал Джеффри. — «Из нашего окна возможностей в мое окно возможностей»? — подумал он. — «Что ж, это определенно проясняет, кто виноват, если что-то пойдет не так».

— Он политик, Джефф, — подсказал Радж. Возник краткий мысленный образ Раджа, лежащего лицом вниз на великолепном мозаичном полу, в то время как над ним стоял человек, одетый в великолепные металлические одежды, которые сверкали под дуговыми лампами. — Я знаю эту породу.

Политический лидер оглянулся на Мориса Фарра. — Что вы скажете, адмирал?

— Мы должны предпринять некоторые действия в ближайшие два года, — ответил он с клинической отстраненностью. — Как я уже сказал, за этот период наша сила увеличится по сравнению с их. Но сейчас они контролируют три четверти полезной площади суши, ресурсов и населения планеты; хотя им потребуется время, чтобы использовать то, что они захватили, и, в конечном итоге, они это сделают. Тогда баланс сил начнет качаться не в нашу пользу. В военно-морской, и не только.

Большинство военных за столом неохотно кивнули.

Премьер оперся локтями на стол, сжал одну руку в кулак, а другую положил поверх него и оперся подбородком на костяшки пальцев. Припухшие глаза уставились на Джеффри. — Расскажите мне еще, — попросил он.

— Хорошо, сэр… — начал он.

* * *

Лифт все еще работал, когда совещание закончилось. — Черт возьми, но я надеюсь, что из этой компании нет никаких утечек, — сказал Джон, ожидая со своим приемным братом, пока поднимется первая партия.

class="book">— Вот, почему я ограничился общими фразами, — ответил Джеффри, зевая. — Я помню времена, когда эти поздние вечера были удовольствием, а не чем-то таким, от чего у тебя в глазах было ощущение, будто их отварили, очистили и обваляли в кайенском перце.

Джон покачал головой. — Полезные обобщения, однако, — сказал он с некоторым раздражением.

Джеффри слегка ухмыльнулся и хлопнул его по руке. — Братан, мы никак не можем помешать Четвертому Бюро или Военной Разведке выяснить наши возможности, — сказал он. — И, исходя из этого, выводим наши общие намерения. Что мы должны сделать так, чтобы сохранить точные намерения в секрете. Все будет зависеть от этого.

Джон с несчастным видом кивнул. — Мне все равно это не нравится.

— Конечно, нет, — ответил Джеффри притворно успокаивающим голосом. — Ты контрразведчик. Ты не будешь счастлив, если не будешь знать все обо всех, а никто другой вообще ничего не знает.

Лифт с грохотом остановился на дне шахты, и раздвижные сетчатые двери открылись. Они вошли; маленькое помещение было украшено красным плюшевым ковром, зеркалами и резьбой из орехового дерева, как в верхней части административного особняка, в отличие от утилитарных помещений внизу, пристроенных в довоенные годы. Служащий закрыл двери и потянулся к полированному дереву и латуни рычага, который управлял лифтом.

— Первый этаж, я полагаю, джентльмены? — сказал он с легким Имперским акцентом.

Джон кивнул и спросил на родном языке мужчины: — Как там наверху, Марио?

Лифтер ухмыльнулся посетителю, который нашел ему эту работу. — Плохо, синьор, — ответил он. — Свиньи тедески сегодня в бою. Пусть Бог, Мария и все Святые хранят вас в безопасности.

— Аминь, — сказал Джон и достал портсигар из кармана куртки. Сигариллы внутри портсигара были темными, с золотым ободком; он предложил их другим мужчинам, затем щелкнул зажигалкой.

Дым был густым и едким. — Сьерранцы, — сказал Джеффри. — Бах-бах, понятно. Какое-то время мы их больше не увидим.

Лифтер мрачно кивнул. — Тедески там сошли с ума, синьор, — сказал он. — Они ведут себя как звери в Империи, но теперь в Сьерре…

— Я думаю, они сходят с ума от разочарования, — ответил Джон. — Чао, Марио. Мои наилучшие пожелания вашей семье.

— Да, синьор. И большое спасибо за стипендию Антонио.

— Он ее заслужил.

— Есть ли где-нибудь такое место, где ты их не прячешь? — спросил Джеффри, когда они вышли к входу — неофициальному, для неофициальных гостей.

— Никогда не повредит иметь друзей в… — начал Джон, когда они приняли у служителя шляпу и трость, форменную фуражку и офицерский стек. Затем он остановился на полированном мраморе ступеней. — Вздор.

Они оба остановились на самой верхней ступеньке. У представительского особняка было отличное место на вершине холма. Отсюда они могли видеть на многие мили: затемненные улицы, быстрое мерцание фар аварийных машин, верхние половины которых были выкрашены в черный цвет, чтобы сделать их менее заметными сверху. Пожары, вышедшие из-под контроля, горели у каналов и прибрежных складов, как пятна мягкого света среди непроглядной тьмы. Прожекторы тянулись вверх, как пальцы, как руки, тянущиеся к самолетам, которые терзали город внизу, соскальзывая с нижней стороны облаков и исчезая в промежутках между ними. Каждые несколько секунд стреляла зенитная пушка, вспышка света и ровный треск, затем снаряд разрывался далеко вверху, иногда на мгновение, освещая облако изнутри. Когда они, наконец, замолчали, сирены заговорили по всему большому городу, их нарастающий и затихающий вой сигнализировал «все чисто». Когда они затихли, можно было услышать более слабые сирены пожарных машин и звон колоколов.

— А теперь они немного поспят, — тихо сказал Джон. — Те, кто может. Завтра они встанут с постели и пойдут на работу.

Джеффри кивнул. — Ты прав. Центр прав, это вредит Избранным больше, чем нам…  но, тем не менее, это должно прекратиться.

Анри Смит ждал в машине; на самом деле он дремал, положив голову на руки в перчатках. Он проснулся, когда двое мужчин приблизились. — Извините, сэр, мистер Джеффри.

— Почему, черт возьми, ты не пошел в убежище? — спросил Джон, его голос колебался между покорностью и раздражением.

— Хотел присмотреть за машиной, — ответил Смит.

Джон вздохнул. — Ладно, домой.

Дом находился в пригороде Норт Хилл, за Эмбасси Роу. Прямых разрушений там было немного; там не было фабрик и ни одного из густонаселенных жилых домов рабочего класса, распространенных дальше к югу на берегу реки или за ней. Уличные фонари все еще были затемнены, как и дома. Паровой автомобиль тихо скользил по затемненным улицам, время от времени проезжая мимо патрулей по предупреждению воздушных налетов. Они были в шлемах, но без униформы, кроме нарукавных повязок — многие из них были добровольцами Женской Вспомогательной Службы. Однажды мимо проехала машина скорой помощи, а затем им пришлось объезжать место аварии — огромную воронку посреди улицы; из пробитой магистрали с шипением вырывалась вода высотой в десять футов. Там мог быть и газ; уже были возведены баррикады из козел для пиления, и грузовики муниципальных служб извергали людей в рабочих комбинезонах.

— Это немного похоже на то, что было у нас, — сказал Джеффри; хозяйство младшего Фарра получило несколько ударов бомбами весом двести пятьдесят фунтов, к счастью, пока всех не было дома. — Еще раз спасибо, что спасли нас от ужасов проживания в правительственном жилье для супружеских пар и офицеров.

Джон фыркнул. Машина на мгновение остановилась у кованых железных ворот, а затем шины загудели по кирпичу длинной подъездной дорожки.

— Поспи немного, — сказал Джон Смиту. — Через несколько дней мы отправляемся в путешествие.

Смит ухмыльнулся. — Со старыми друзьями, сэр? Джон кивнул. Смит изобразил хорошую имитацию аристократического произношения. — Как раз то время года, когда хочется немного отдохнуть на Кишке, а?

Сонный дворецкий открыл парадные двери большого, беспорядочно расстроенного кирпичного дома.  Он отшатнулся назад, когда четырехлетний ребенок пронесся мимо его ног и спустился по лестнице, прыгнув на Джеффри.

— Папа! Девочка обвилась вокруг него, цепляясь за его пояс. — Папа, мы все пошли, сели в подвале и пели!

— Это хорошо, солнышко, но тебе давно пора спать, — сказал Джеффри, поднимая ее.

Она сморщила нос. — От тебя так странно пахнет, папочка.

— Во всем виноват премьер и его табак — а, вот и Ирен.

Вышла няня, кутаясь в свой спальный халат и тревожно кудахча. — Вот она, мистер Джеффри. Честно говоря, иногда я думаю, что этот ребенок наполовину обезьяна!

— Прирожденный коммандос. Иди спать, солнышко. Джон все еще улыбался, когда поднимался по лестнице, отбиваясь от предложения дворецкого разбудить повара. В том, чтобы быть очень богатым человеком, были свои преимущества, но вместе с этим было и немало мелких неприятностей. Он мог бы сам порыться в холодильнике и сделать бутерброд, если бы жил в квартире среднего класса, но поднимать кого-то с постели в час ночи, чтобы положить курицу между двумя кусками хлеба, было больше хлопот, чем пользы, и к тому, же высокомерно.

В спальне все еще горел свет, но Пия спала. Ее очки для чтения лежали поверх стопки документов на резном тиковом столике рядом с фотографией Мориса в серебряной рамке в форме пилота. Джон улыбнулся; его жена была живым доказательством того, что не все женщины Империи толстеют после тридцати. — «Просто великолепно», — подумал он, развязывая галстук.

Она проснулась, пошевелилась и улыбнулась ему. — Привет, дорогой, — сказала она. — Я чувствую запах табака премьер-министра, поэтому я знаю, что ты сказал правду, это были политики, а не любовница.

Джон ухмыльнулся. — Ты можешь получить положительное доказательство через мгновение, если будешь бодрствовать.

— Тогда поторопись.

* * *

Герта заставила свои руки ослабить хватку на бронированном боку машины, от которой побелели костяшки пальцев.

— Я надеюсь, ты снимаешь каждый момент всего этого, — пробормотала она оператору, находящемуся рядом с ней.

Протеже кивнул, не отрываясь от окуляра большого неуклюжего аппарата, прикрепленного к борту транспортного средства. Его рука поворачивала ручку с метрономической регулярностью, и внутри аппарата жужжали зубчатые механизмы. Рядом с ним небольшой прожектор добавлял свет к утреннему сумраку, усиливая освещение настолько, чтобы сделать съемку более качественной.

Огромный бомбардировочный самолет-биплан, покачиваясь, приближался, чтобы приземлиться… или разбиться, в зависимости от того, как получится. Длинный фюзеляж был похож на тубус, с открытыми круглыми нишами для пилота и второго пилота, а также для бомбардиров и стрелков. Между каждым из длинных крыльев располагались четыре моторных отсека, на каждом из которых были установлены толкательный и тянущий винты. Тележка шасси приблизилась к земле, подняв пыль. Брызнул гравий. При втором ударе растопыренные ноги больших колес разошлись еще больше, и самолет опустился ближе к земле, мчась вдоль взлетно-посадочной полосы. Затем днище фюзеляжа соприкоснулось с грунтом, сопровождаемое дождем искр и разрывом дерева и ткани. Половину нижней части фюзеляжа снесло трением, когда самолет постепенно остановился, крутанувшись, как волчок, один или два раза, прежде чем это произошло. Спасательные команды выбежали на улицу за звоном колоколов, хотя пропеллеры не совсем касались земли, и ничего не загорелось… на этот раз.

— Снял это?

— Да, сэр, — ответил Протеже и начал сложный процесс смены катушки с пленкой.

Герта сняла свою форменную фуражку, комкая ее в руке. Это был единственный внешний признак ее ярости; она сурово подавила желание бросить ее и растоптать.

Командир эскадрильи подошел к ее машине с открытым верхом. — Я полностью понимаю, Бригадный Генерал, — сказал он. — Будет ли от вашего фильма какая-нибудь польза?

— Ну, теперь я могу подтвердить с помощью наглядных пособий, что мы теряем десять процентов этих вещей в обычных операциях при каждой миссии, не считая действий противника. Когда я думаю о том, сколько истребителей или штурмовиков мы могли бы иметь при тех же ресурсах...

— Просто заставьте их перестать говорить нам, чтобы мы летали на этих чудовищах, — сказал мужчина. Он был очень молод, не более двадцати пяти; текучесть кадров в бомбардировочных эскадрильях была большой. — Это не значит, что мы против того, чтобы умереть за Избранных, вы понимаете...

— ... просто вам хотелось бы, чтобы в этом был какой-то смысл, — закончила за него Герта. — Я сделаю все, что в моих силах. Но у Поршмидта много друзей на высоких постах.

— Я бы хотел поднять их над Сантандер Сити или Боссоном, и сбросить вместе с остальными бомбами.

Герта кивнула. — Если это вас, хоть как-то утешит, мы сделаем кое-что поумнее этого.

— Хуже и быть не может.

Глава двадцать пятая

Джон Хостен сжал руку Артуро Бьянчи. — О, ты все еще жив, — сказал он.

Партизанский лидер выглядел ближе к шестидесяти, чем к сорока пяти или около того, каким его знал Джон. Его некогда коренастое телосложение обветрилось до костей, сухожилий и необходимого минимума мышц, а густая, коротко остриженная шапка волос, обрамлявшая морщинистое, обветренное лицо, была такого же серебристого цвета, как щетина на подбородке.

— Не из-за отсутствия попыток тедесок, — ответил он. Улыбка на его лице выглядела непривычной. — Они назначили высокую цену за мою голову за эти шестнадцать лет.

Он повел Джона в пещеру. Она была глубокой и извилистой, и открывалась в более широкие пещеры в глубине, и распространялась в лабиринт, который вел на многие мили в глубины Коллини Паэани. Включаемый по мере необходимости керосиновый фонарь отбрасывал пятно света; время от времени в населенной пещере можно было увидеть людей, спящих под одеялами, работающих над своим оружием или укладывающих ящики под вощеным брезентом. Была даже пещера-конюшня, где рядами дремали привязанные мулы, а у одной стены были сложены штабеля корма высотой в десять футов. В пещерах пахло застарелым дымом, грязью и влажным известняком; дальше были подземные реки, несущиеся неизвестно куда.

— Крупная компания, — констатировал Джон.

— Одна из многих, — ответил Артуро. — Мы стараемся не размещать слишком много людей в одном месте, на случай, если есть информатор или тедески повезет с патрулем. Все больше и больше людей приходят к нам. Тедески отводят все больше земли под плантации, и всегда есть больше рабочих рук. Если человек приговорен к лагерям или фабрикам в Аду, — он использовал жаргонный термин для обозначения Страны, — он может спастись, только придя к нам.

— Или записавшись добровольцем в армию или полицию, — заметил Джон.

Лицо партизанского лидера стало жестким, как сжатый кулак. — Некоторые так и делают. И из них некоторые — наши люди, чтобы быть шпионами и ждать того дня, когда они потребуются. Враг не слишком доверяет подразделениям, которые они собирают здесь, и не осмеливается смешивать их с Протеже из Страны.

Они подошли к комнате средних размеров и раздвинули одеяла, висевшие над входом. Пожилая женщина готовила тушеное мясо на маленьком угольном очаге, а группа людей, таких же оборванных и суровых на вид, как Артуро, поджидали за шатким столом. Не было никаких попыток представиться, наблюдалось только волчье терпение, или легкое перемещение оружия, которое было у них. Некоторые отламывали куски черствого хлеба или макали сухари в миски с тушеным мясом, поглощая пищу с сосредоточенностью людей, которые большую часть времени голодали. Они бесстрастно смотрели на Джона, с настороженным уважением рассматривая Баррджена и его небольшой отряд бывших морских пехотинцев средних лет.

Джон был одет в ботинки с высокой шнуровкой и плотный твидовый костюм, охотничью или походную одежду Сантандера. Он швырнул свой рюкзак на стол и расстегнул клапан.

— Вот, — сказал он, постукивая пальцем по карте, которую он достал. Это было издание  военно-морской Разведки Республики, на котором был показан участок северного берега Кишки в сотне миль к востоку и западу от Салини.

Мужчины за столом были в основном бывшими крестьянами, с несколькими лавочниками и ремесленниками, но все они научились читать карты со времен  завоевания Избранными. Место, на которое он указал, находилось в конце выступа с южным уклоном, маленького,  почти, что острова в узкой части великого пролива.

— Форт Каузили, — сказал один человек. — Старый форт, но тедески там что-то строили. Две-три тысячи рабочих и солдат на протяжении большей части прошлого года. И они проложили разветвленную железнодорожную линию.

Джон кивнул. Он достал фотографии, размытые из-за увеличения и торопливой операторской работы, но достаточно четкие. Некоторые были сделаны с воздуха, другие — с помощью скрытых камер рабочими базы. На фото были глубокие ямы, бетонные ограждения с верхней защитой, установленные в скалах, и, наконец, специальные платформы с огромными цилиндрическими предметами под тяжелым брезентовым покрытием.

— Это больше, чем форт, — сказал Джон. — Это специальные дальнобойные пушки, их шесть штук. Двенадцатидюймовые морские орудия с удлиненными, на восемь дюймов гильзами. Они перекрывают большую часть пути до мелководья — на южном берегу… и враг удерживает его, это территория Союза. Там есть еще один форт, который контролирует единственный проход, и в нем есть тяжелые осадные мортиры. Таким образом, они могут перекрыть Кишку почти точно на старой границе Союза и Сантандера.

Несколько партизанских командиров пожали плечами. Один пробормотал: — Плохо. Но что с того? В этом районе находится пехотная бригада, окопавшаяся, полностью подготовленная. Те из нас, кто хотел умереть, сделали это давным-давно.

— Очень плохо, — подтвердил Артуро. — Если они могут закрыть Кишку, они смогут разместить там свои собственные корабли и использовать их для перевозки припасов. Это решит многие из их проблем. Это освободит войска для использования в других местах и высвободит больше рабочей силы, локомотивов. И ваш флот не сможет рейдировать вдоль побережья или доставлять нам припасы. Очень плохо. Но Винчини прав, мы не можем сделать больше, чем изматывать его.

Винчини вытащил длинный нож; он выглядел так, словно был выточен из мясницкого инструмента. Он очертил острием круг.

— Тихий район. Несколько новобранцев для нас. Это изменилось бы, если бы мы провели там несколько операций — тедески убили бы жителей деревни в ответ, и это привлекло бы их на нашу сторону.

Джон кивнул; партизаны всегда наносили удары вдали от своих баз. Избранные убивали заложников из районов, где произошли нападения, что просто убеждало местных жителей, что их с таким же успехом можно повесить за инакомыслие, как ягнят.

— Я не прошу вас брать базу самостоятельно, — сказал он. — Но поверьте мне, мы не можем позволить врагу завершить это строительство. Если они будут командовать в Кишке, а они далеко продвинулись к победе в войне — а, если Сантандер падет, ваше дело безнадежно.

Это вызвало несколько сердитых взглядов, но и неохотные кивки. Он продолжал:

—Помните, весь мир находится в состоянии войны. Мы атакуем врага во многих местах. Вы не можете взять базу в одиночку, но вы можете помочь. Вот что я предлагаю…

* * *

Анджело Песалози крякнул, когда  матросы Сантандера втащили его через борт торпедного катера. Протеже огляделся по сторонам. Маленькое судно было затемнено, но звездного света и отраженного света лун было достаточно, чтобы разглядеть его. В конструкции была элементарная простота: фанерный корпус с острым носом, невысокой, но изысканной формы. На носовой палубе за тонким щитком двуствольный пулемет, но настоящее оружие находилось по обе стороны: пара восемнадцатидюймовых морских торпед в закрытых пусковых трубах из листовой стали. Вокруг штурвала на миделе была небольшая рубка, а на корме, под деревянным комингсом —  большие авиационные двигатели, которые могли швырять хрупкое суденышко по спокойному морю со скоростью более тридцати узлов. Прямо сейчас они издавали низкое рокочущее мурлыканье, как самый большой кот в мире, приглушенное жестяной коробкой с перегородками на корме, на которой виднелись следы поспешной подгонки. Синий выхлоп наполнил ночь своим запахом, а ветер был слишком спокоен, чтобы сильно его относить.

Еще дюжина таких же небольших судов ждала за пределами гавани Бассен-дю-Сюд. Ни один кусочек металла не блестел, и лица экипажей были одинаково темными от жженой пробки и черных шерстяных шапочек из чулков. Командир маленькой флотилии был самым старым человеком в экипаже, и ему не хватало нескольких лет до тридцати; большинство его подчиненных два года назад были рыбаками или отпрысками семей, достаточно богатых, чтобы владеть моторными лодками. Отец Нилли был газетным магнатом с амбициями в отношении своих сыновей. Еще несколько человек улыбнулись, когда он протянул руку грузному Протеже.

— Добро пожаловать на борт, — сказал он на прекрасном ландишском языке. — Коммандер Джеймс Фредерик Нилли, к вашим услугам. Что у вас?

Анджело, молча, полез во внутренний карман куртки и вытащил карту в клеенчатой обложке. Офицер ВМС Сантандера развернул ее и разложил на комингсе двигателя, включив маленький затененный фонарик.

— О, очень мило, — выдохнул Нилли. Никаких изменений по сравнению с теми данными, что Разведка дала им еще в Карлтоне.

Карта военно-морской службы Страны, с отмеченными красным минными полями, девиациями компаса, пеленгами, мелями — типичная тщательность Избранных. Офицер Сантандера положил свой компас на карту и посмотрел вверх. Два огонька вспыхнули в разных частях холмов над Бассен-дю-Сюд, и какое-то время он возился с линейкой и логарифмической линейкой.

— Прямо здесь, — сказал Нилли, делая пометку на карте. — Хорошо. Еще раз спасибо.

Протеже опустил голову. — Я должен вернуться; я выполняю поручение моего хозяина, которое дает мне некоторую свободу от подозрений, но не намного. Дайте мне десять минут.

Коммандер флотилии снова пожал ему руку, затем зачарованно вернулся к карте, когда Протеже передали обратно через борт на его маленький паровой катер. Он краем глаза заметил, что крошечный вымпел сзади был черно-белым в клетку флагом Генерального Штаба Страны, затем отвлекся от этого.

— Рулевой, — сказал он. — Приготовьтесь следовать курсом в указанном мною направлении, очень медленно. Подать сигнал флотилии — следовать в колонну за мной.

На самой корме головного торпедного катера зажегся тусклый голубой огонек чуть выше ватерлинии. Человек за рулем сплюнул за борт и вытер сначала одну руку, потом другую о свои парусиновые брюки. Командир просунул голову через отверстие в комингсе в душную темноту моторного отсека. Старшина и двое его рядовых присели у больших двигателей внутреннего сгорания, как послушники, поклоняющиеся какому-то богу из железа и латуни, с инструментами и масленкой наготове. Они провели прошлую неделю, изучая каждую деталь, звено и фрагмент двигателей, будто от этого зависела их жизнь. Что, конечно же, так и было.

— Готовы?

— Готовы, как никогда, сэр.

Он снова приподнялся и посмотрел на звезды. Одна полная луна, половина другой, небольшое рассеянное облако, мертвый штиль, только неизбежная зыбь южного океана. Внутри волнорезов гавани было так же спокойно, как в ванне. Он снова посмотрел на карту, обращая внимание на течения.

— Три узла, — тихо сказал он рулевому. — Поворачиваем примерно на двенадцать градусов и двигаемся в течение четырех минут. Теперь осторожно. Это очень жесткий допуск.

— Жесткий, как задница юнги, сэр, — согласился рулевой и осторожно, дюйм за дюймом, открыл дроссельную заслонку.

Глушитель на корме заурчал чуть громче, и командир поморщился. Избранные значительно усилили защиту левого фланга, и, хотя он обладал, казалось бы, совершенным интеллектом, знание того, как 250-фунтовый профессиональный боксер нанесет правый хук, не принесет вам никакой пользы, если вы  90-фунтовый хиляк со стеклянной челюстью. Суденышки Нелли представляли собой фанерные оболочки поверх взрывчатки и легковоспламеняющегося топлива; крупнокалиберный пулемет мог превратить их в горящие щепки, не говоря уже о зенитке, или 240-миллиметровом снаряде из «Эммы» в замке или портовых фортах. И там постоянно патрулировали канонерские лодки.

В гавани были установлены минные поля,  расположенные в шахматном порядке, горизонтальными полосами со свободными проходами, так что по счастливой случайности никто не смог бы пройти через нужные резкие повороты. Это было бы достаточно сложно и при дневном свете, с опытным рулевым за штурвалом; даже враг потерял пару кораблей снабжения из-за своих собственных мин.

— Осторожно, осторожно. Мигни кормовым светом. Теперь поверни на левый борт, на девяносто градусов. Осторожно, парень, осторожно.

Пот пропитал его шапочку и жег порезы от бритья на подбородке. Мины были там, внизу, тусклые железные шары, усеянные чувствительными к давлению медными рожками, плавающие, как зловредные цветы, на своих цепных привязях. Он вытер лицо изнанкой куртки. В поле зрения появились огни Бассен-дю-Сюд; их было несколько, в основном низко над водой. — «Может быть, нам следовало устроить одновременно и воздушный налет», — подумал он. — «Заставить их смотреть вверх». Нет, на этот раз начальство было право. Это просто заставило бы их проснуться, и быть готовыми, и расчет зенитки мог бы развернуть скорострельную установку с вертикали до горизонтального положения намного быстрее, чем они могли бы выйти из минных полей на линию атаки.

Что-то ударилось о корпус носовой части. Бах, бах… бах…

Его желудок скрутило. Все люди на борту застыли, за исключением рулевого, который осторожно удерживал штурвал. Затем экипаж MTB 109 вздрогнул и расслабился, когда звук за кормой стих, и внезапный уничтожающий взрыв не поднял их судно из воды с переломленным корпусом. Впереди еще один поворот. Он оглянулся. Едва можно разглядеть MTB 110. Хорошо. Это следование за лидером еще больше напрягало его нервы; небольшие ошибки могли накапливаться и бросить последние катера прямо на мины. Хотя, видит Бог, они достаточно часто тренировались на макетах на базе в Карлтоне. База там никогда не была большой, но она пустовала с тех пор, как Южный Флот был уничтожен в первые дни войны.

Впереди ждали корабли, уничтожившие четыре тысячи  моряков Сантандера. Экипажи врага потратили полдня, выслеживая и убивая выживших, плавающих в воде. Его зубы казались белыми на потемневшем лице.

— Хорошо, мы вышли. Если карта была точной. — Подать сигнал к развертыванию.

Он поднял бинокль и прищурился. Рассеянного фона было как раз достаточно, чтобы разглядеть силуэты крейсеров Страны на фоне рассеянного свечения… как он надеялся. Они были в паре тысяч ярдов, из одной или двух труб на каждом корабле был виден дым, поддерживающий пары.  Мертвый штиль гавани пересекало боновое заграждение с низко опущенной противоторпедной сеткой. И огни патрульного катера — маломощные прожекторы, высматривающие лазутчиков или перебежчиков, пытающихся выбраться на резиновых лодках.

Торпедные катера Сантандер выстроились в линию, в ряд. — Шесть узлов, — сказал Нилли.

Двигатели заурчали немного громче. Как долго? В конце концов, они должны их заметить…

По ним ударил прожектор, и завыла сирена.

— Давай, шеф! Вперед!

Рулевой резко толкнул дроссели вперед. Теперь двигатели взревели — оглушительный шум, который не мог заглушить ни один глушитель. Белая вода отлетела от носа двумя высокими хвостами брызг, обдав его губы солью. Вдоль линии крейсеров Страны зажглись огни, и высоко над ними расцвели осветительные ракеты.

— Слишком поздно, вы, извращенцы, сосущие …! — заорал Нилли.

Менее чем в пятистах ярдах впереди грохнул хлопок. У торпедных катеров было как раз достаточно времени, чтобы развить максимальную безопасную скорость. Нилли ухватился руками за скобу перед собой и подтянулся. Гладкая полоса арматурной стали, спускавшаяся по килю торпедного катера, поднялась в воздух по дуге, которая закончилась огромным всплеском, от которого вода поднялась вдвое выше сигнальной мачты маленького судна. Затем каждая пара направилась к борту крейсера, а большие корабли вырисовывались, как серые стальные утесы. Скалы покрылись пятнами огня, когда первые расчеты скорострельных орудий добрались до своих постов и начали открывать огонь.

MTB 109 прыгнул вперед, как арбузная косточка, зажатая между большим и указательным пальцами. Однофунтовые снаряды вспороли воду вокруг него, и  переднее орудие катера само выбивало поток ярких огненных шаров. Они не причинили бы вреда крейсеру, но могли бы вывести из строя экипажи более крупных противоторпедных катеров врага. Из бортового барбета грохнуло скорострельное орудие, и слева от них фонтаном брызг взорвался снаряд. Все это время разум Нилли оценивал расстояния с мастерством бесконечной практики.

— Готовсь...

БУХ!

MTB 110 взорвался шаром желтого пламени, его дыхание было похоже на предвкушение ада.

— Держи ровно! — крикнул Нилли, помогая старшине бороться со штурвалом, когда взрывная волна отбросила мелкий, похожий на блюдо, корпус в сторону.

Они пронеслись сквозь пламя в одно обжигающее мгновение, и столбы брызг от их прохода помогли им не обжечься слишком сильно. MTB 109 теперь двигался так быстро, как ничто другое в океанах Визагера, прыгая вперед, как дельфин, ведомый силой четырехсот лошадей. Тысяча ярдов — максимальная дальность стрельбы. Девятьсот. Нос MTB 109 был направлен точно на корму крейсера, нацеленный на мерцающий огонек стреляющего орудия. Снаряды полетели к нему, а затем разорвались над головой.

— Первая — Огонь! Поворот, шеф!

С глухим стуком пусковой заряд вышиб первую торпеду из ее трубы. Хрупкая обшивка торпедного катера содрогнулась, когда серебристый цилиндр дугой вошел в воду, его противоположно вращающиеся винты уже крутились. Катер накренился вправо, его нос описывал дугу, которая несла его по всей длине вражеского военного корабля.

— Вторая огонь! Третья огонь! Четвертая огонь! А теперь уходим отсюда к чертовой матери!

Ночь была хаосом мерцающих форм и ослепляющих огней, трассирующих пуль, прожекторов и взрывов. Нилли повернулся на комингсе, чтобы заглянуть через плечо. Белая вода хлынула с борта крейсера, который был их целью, — и с других тоже. Он взвыл пронзительным криком дикого кота, пока его зубы болезненно не клацнули. На этот раз они ударили гораздо сильнее, и каркас MTB 109 издал зловещий треск.

Но это должно было продолжаться уже немного. Слева мигал еще один огонек — партизанский пикап, который должен был переправить их контрабандой через горы, если они смогут добраться до берега, а затем избежать патрулей Страны. Нилли повертел головой, пытаясь увидеть все сразу. Было все еще слишком темно, слишком запутано линиями и полосами света, которые отражались от его глаз. Если бы один из погребов крейсера не взорвался позади них, он никогда бы не увидел приближающийся эсминец. Актинический свет показал все это слишком отчетливо: черепахообразную носовую палубу и четыре вздымающиеся дымовые трубы, а также волны, откатывающиеся от жестокого острого носа, нависающего над его катером.

Нилли с воплем отшатнулся назад. Мощный удар подбросил его в воздух, и вода ударила в него, как бетон. Каким-то образом он оттолкнул кружащуюся тьму и пробился к поверхности, чему способствовала плавучесть пробкового жилета, который был на нем. Завихрение винта засосало его, и он закачался в кильватере эсминца. Маслянистая вода попала ему в рот.

— Господи, — проворчал он, почти хихикая от недоверчивого облегчения, что остался жив. — «А папа хотел, чтобы я стал героем».

Его точка обзора была слишком низкой, чтобы разглядеть многое, но несколько крейсеров, которые были целями его эскадры, горели, и он мог видеть корму, поднимающуюся в небо, с ее огромными двойными бронзовыми винтами, сверкающими в свете пожаров и прожекторов.

Это отрезвило его, и он повернулся к берегу и упрямо поплыл. Если бы они его не убили, он был бы жив… и были бы другие сражения.

Он чуть не пропустил удар. Адреналин начал спадать, и он вспомнил выражение лица рулевого, когда нос эсминца навис над ними. Возможно, он был единственным, выжившим из дюжины членов экипажа MTB 109.

Нилли содрогнулся. Еще одна битва.

* * *

— Чертовски вовремя, — удовлетворенно сказала Герта.

Только последний орудийный окоп все еще был открыт, и работа продолжалась всю ночь при резком свете дуговых ламп.

Окоп был глубоко врезан в скалу, используя естественное ущелье в меловом известняке. Бригады рабочих и взрывчатка выдолбили продолговатую камеру, более широкую сзади, чем на поверхности отвесной скалы. Здесь все еще пахло свежим бетоном, но сложные металлические крепления гигантских пушек были уже на месте, а сами две трубы крепились в своих люльках внизу. Те же самые огромные краны — модифицированные судостроительные модели, — которые опускали орудия, теперь переносили балки, и панели из стали, которые были маленькими только по сравнению с ними. Внизу стучали пневматические клепальщики и сверкали дуги сварщиков, пока сотни рабочих Протеже и  инженеров Избранных собирали сложную головоломку из нескольких слоев стали. Завтра другие команды начнут закапывать сооружение бетоном — слой за слоем, пронизанного арматурой и заполненного массивным щебнем из первоначальных раскопок, увенчанным двадцатифутовым гранитом, добытым в старом Имперском форте.

Герта вдохнула запах озона и раскаленного металла, уперев кулаки в бедра, поворачиваясь, чтобы окинуть взглядом шумную сцену. Остальные три орудийные точки уже были готовы, расставленные полукругом вдоль внешнего края ближнего острова. Каждый окоп был открыт только вдоль узкой щели, через которую могли стрелять пушки — и они лишь слегка показывали свои дула, и то только тогда, когда выдвигались для стрельбы. Между ямами проходили туннели, а также между окопами и бункерами с боеприпасами, подземными казармами и столовыми, складами топлива, генераторными помещениями; но все они были расположены зигзагами и оснащены взрывозащищенными дверями, снятыми с разбитых линкоров, чтобы предотвратить внутренние повреждения.

— Чертовски вовремя, — сказал Курт Уоллерс. У него были полковничьи погоны с двойными нашивками артиллерийского и инженерного родов войск. — Мы были полными идиотами, что ждали так долго. Если бы у нас была эта установка на месте, когда мы атаковали Сьерру, этого крысиного дерьма в Барклоне никогда бы не случилось. Санти не смогли бы пустить в Кишку даже портовую баржу без того, чтобы мы ее не разнесли на металлолом.

Герта пожала плечами. — Мои чувства аналогичны вашим, Курт, если это вас утешит.

Другой  офицер Избранных колебался. Герта легонько хлопнула его по плечу. — Выкладывайте — в конце концов, мы вместе прошли через Испытание Жизнью. Вы и здесь проделали хорошую работу, вы на три месяца опережаете график.

— Ну, тогда… ваш отец — начальник Генерального Штаба. О чем, черт возьми, он думал?

Герта вздохнула. — Он начальник Генерального Штаба, а не Совет Избранных. У них тяжелый случай болезни победы, и с тех пор, как мы захватили Империю, ситуация становится все хуже. Это было слишком просто, и с тех пор они распыляют усилия на любимые проекты и свои хобби. Сидя в «Копернике» и, глядя на крупномасштабные карты, кажется, что мы завоевываем мир. Империю, Союз, теперь Сьерру.

— Мы завоевываем мир. Проблема в том, чтобы удержать мир. Мы победили Имперцев, потому что смогли сконцентрировать наши силы. Теперь... Он развел руками.

— Скажите мне, Курт. Я достаточно часто говорила об этом генералу. Он достаточно часто лоббировал интересы Совета, но мешали их любимые проекты. Они запланировали начало войны с Сантандером… примерно через пять-восемь лет.

— Что ж, лучше поздно, чем никогда, — ответил Курт. — Это будет важный козырь, удерживающий то, что мы завоевали. Это сделает их военно-морские базы в Дубуке и Чарссоне бесполезными по отношению к Кишке. Я могу вам сказать, что они изводили нас до чертиков. И доставка  припасов животным в горах, практически по желанию, начиная с Барклона. Становится так же плохо, как и сразу после завоевания, или даже хуже; теперь они умнее.

Герта кивнула. — Когда вы сможете начать пробные стрельбы?

— О, я бы не хотел делать это еще пару недель, даже для первой пары орудий. Бетон должен затвердеть, прежде чем мы приложим столько усилий к креплениям.

— Как продвигаются второстепенные работы?

— Примерно треть готова. — Она последовала за ним, когда он зашагал вглубь острова. — Позиции для ближних боев, пулеметы, полевые орудия в бункерах, минометы, минные поля, проволока, заграждения из стальных шипов. В этих окопах у нас половина орудий — «Шленке Эмма», так что довольно скоро мы сможем вести огонь под большим углом по всему, что подходит слишком близко, чтобы с ним могли справиться большие пушки.

— Эти животные выполняют вам много работы, — сказала она, оглядывая кишащую строительную площадку.

— На мед можно поймать больше мух, чем на уксус, — ответил он. — Я проделал большую инженерную работу на Новых Территориях, и...

Подбежал помощник. — Сэр. Сообщение по беспроводной связи.

Курт взял его и прочитал, наклоняя желтую бумажку, чтобы поймать свет. — Нападение на Бассен-дю-Сюд, — сказал он. — Нанесен значительный ущерб  при отражении атаки.

Герта удивленно хмыкнула. Это был язык коммюнике, потому что они надрали нам задницу.

— К черту это. Черт, черт, если они нанесут серьезный урон Южной Эскадре, нам придется прокладывать маршрут вокруг восточного выступа до Марсая.

Курт кивнул. — Тем не менее, даже так  будет не очень плохо; можно будет организовать поставки прямо на юг из Короны по железной дороге, а затем через Кишку, теперь, когда она у нас.

— Да. Глаза Герты сузились. — Вопрос в том, осознают ли это Санти?

Курт снова посмотрел на сообщение. — Не так много деталей. Интересно, как они пробрались через минные поля? И что те гаубицы в форте, они должны были справиться с любыми кораблями.

— Должны были. Но...

Появился еще один посыльный. — Сэр. Разведывательный дирижабль Воздушной Службы Кишки сообщает, что он подвергся атаке со стороны самолетов Сантандер.

Они оба рефлекторно посмотрели на юг. — Ночью? — недоверчиво переспросил Курт Уоллерс.

На высоте пяти тысяч футов и в милях к югу в ночи расцвел огонь.

Уоллерс начал выкрикивать приказы. Герта развернулась на каблуках и потрусила к своей разведывательной машине, вскарабкавшись по приставной лестнице, а затем в открытый отсек, держась одной рукой за бортик. Ее сын уже всматривался на юг через тяжелый бинокль, закрепленный на борту. Герта огляделась; радиотелефон был включен и готов к работе, а машина была под парами, и готова к движению.

— Сообщение, — сказала она. Оператор поднял голову, надев наушники и занеся руку над передающим ключом. — В региональный штаб в Салини. Форт подвергается массированной атаке со стороны морских сил Сантандера, включая линкоры и десантный элемент неизвестного состава. Стоп. Как представитель Генерального Штаба я приказываю повторить приказ о немедленной мобилизации всех имеющихся сил и их сосредоточении в этом пункте. Стоп. Бригадный Генерал Герта Хостен. Стоп. Передавайте до получения подтверждения.

Техник связи начал посылать сообщение еще до того, как Герта закончила первое предложение. Йохан повернулся к ней; к этому времени он уже научился достаточно, чтобы просто приподнять брови.

— Да. Если это было неправильно, мне повезет, если придется командовать гарнизонным постом, охраняющим мост, — сказала она. — Но я бы предпочла рискнуть и остаться проклятым дураком.

— В путь, — приказала она водителю. — Уезжаем отсюда. На северную дорогу, затем на восток, в сторону Салини.

Она вытащила карабин из зажимов над сиденьем, проверила плоский магазин, и потянулась за шлемом, который висел рядом с карабином. С пыхтением отработанного пара машина выехала из растущего хаоса наполовину построенного форта.

Глава двадцать шестая

— Не становишься ли ты немного старше из-за того, что командуешь на фронте? — тихо спросил адмирал Морис Фарр.

Джеффри ухмыльнулся своему отцу. — Я заметил, что вы здесь, сэр, а не вернулись в Дубук.

Фарр пожал плечами. — Адмирал должен командовать с корабля.

— А генерал должен быть там, где есть хоть какой-то шанс своевременно получить полезную информацию, — резонно возразил Джеффри. Он выпрямился и отдал честь. — Адмирал.

— Генерал, — ответил старший Фарр. — Удачной охоты, и мы окажем всю возможную поддержку.

Джеффри повернулся, перемахнул через перила и спустился по веревочной лестнице. Молодой помощник попытался помочь ему, когда он спрыгнул в ожидающий паровой катер.

— Я еще не совсем дряхлый, Сеймор, — сухо сказал Джеффри и сделал глоток из своей фляги. — Здесь нам лучше, чем остальным силам.

Люди спускались по сетям, развешанным по бортам транспортов, в ожидающие их плоскодонные моторные баржи или ждали, тесно прижавшись плечом к плечу и, вероятно, страдая морской болезнью, на аналогичных судах, которые отплыли с флотом из Дубука. Сегодня вечером в Кишке было спокойно, но плоскодонные баржи там будет сильно раскачивать.

— Пошли, — тихо сказал Джеффри.

Катер направился к берегу; здесь он был низким, и песчаным, в отличие от скал, которые были на большей части этого участка северного берега Кишки. Низкие и песчаные по обе стороны от форта, который был их целью. Первая волна войск должна была высадиться на берег прямо сейчас, и, судя по отсутствию шума, практически не встречала сопротивления. Что ж, они этого ожидали.

Джеффри посмотрел на часы. 05-00, почти рассвет. Прямо сейчас они должны…

БУМ. БУМ. БУМ…

Большие орудия флота открыли огонь, стреляя с запада на восток длинной, слегка изогнутой линией. Огромные дульные вспышки в форме бутылки освещали местность непрерывным стробоскопическим освещением, которое было ярче, чем ложный рассвет. Было все еще достаточно темно, чтобы были видны красные светящиеся точки снарядов, излучающие собственное тепло, которые поднимались в небо, чтобы упасть на Избранных.

* * *

Пыль посыпалась на голову Курта Уоллерса. Орудийная позиция содрогалась, когда двенадцатидюймовые и восьмидюймовые снаряды падали на поверхность сверху или глубоко вонзались в мягкий известняк утесов.

class="book">— «Я хорошо построил», — подумал он. — Что ж, враг предоставил нам точку прицеливания, — добавил он вслух. —  Ответный огонь.

— Но, сэр! — запротестовал кто-то. — Крепления...

— Еще не совсем затвердели, да, — ответил он. — Тем не менее, у вас есть приказ.

С гидравлической плавностью ствол огромной пушки начал опускаться в своей люльке.

* * *

В десяти милях от Салини Джон Хостен ухмыльнулся в слабом красном свете рассвета. Он запил наполовину прожеванную галету глотком из фляги и снова закрыл ее пробкой. Это было все равно, что есть кусочки глиняного цветочного горшка, но это помогало двигаться дальше, и если ты был осторожен, то не сломал себе зубы. В воздухе пахло влажными от росы камнями, ароматным кустарником и застарелым потом от одежды окружавших его партизан. — Быстро они, — сказал он. — Они торопятся. Дорога через низкие скалистые холмы была довольно хорошей, не совсем асфальтированное шоссе, но шириной в тридцать футов, и вырезанная в склоне холма с широкими обочинами и канавами. Прямо сейчас там все было забито автоколонной. Два легких танка Страны впереди, копия «Сантандер Уиппет», грузовики, набитые пехотой, еще грузовики, везущие полевые орудия, зенитки и припасы, еще пехота, еще несколько танков…

... и уклон в сорок градусов по обе стороны дороги.

— Это их мобильные силы реагирования, — сказал Артуро.

Джон кивнул. Даже Сантандер не мог позволить себе предоставить всей своей пехоте и орудиям автотранспорт; в Стране было примерно такое же количество транспортных средств, но гораздо большая армия и меньше колес на душу населения.

Головной танк был уже рядом с железобетонным мостом. — Сейчас? — спросил Джон.

Артуро кивнул. — Они очень спешат, — сказал он, улыбаясь, как нечто со щупальцами, и нажал на ключ взрывной машинки.

Взрывы у подножия опор моста были не очень впечатляющими, хотя звук эхом отразился от каменистых склонов. Облако пыли и дыма — измельченный бетон и обычная грязь — и опоры вздыбились, изогнулись и медленно опустились с возрастающим наклоном. Плоская дорожная плита рассыпалась на куски, когда исчезла ее опора, и упала на дно ущелья в ручей, который протекал там, в сухой сезон. Первый танк последовал за ней, полетели искры, когда его гусеницы заработали в обратном направлении.

Артуро рассмеялся при виде этого зрелища. Даже тогда у Джона было время слегка замереть от этого звука. Почти пятьсот футов падения, зная, что ты падаешь…

Танк раскололся о валуны, как яичная скорлупа, и за пылью от его удара последовал огненный шар, когда вспыхнуло топливо. Из огненного шара вылетали снаряды, оставляя за собой клубы дыма, когда они  сгорали и взрывались.

— Что посеешь, то и пожнешь, — безжалостно сказал Радж. — Вспомни, какими были Имперцы до прихода Избранных. Такими, какие они есть сейчас, их создали Избранные.

По остановившейся колонне открыли огонь из винтовок и пулеметов, а также из минометов. Мощный вторичный взрыв отбросил грузовики в сторону, когда снаряд попал в грузовик с боеприпасами или, возможно, в ствол полевой пушки. Птицы поднялись облаками, когда шум битвы сменил раннее утреннее затишье. Среди хаоса внизу распространился приказ, солдаты укрывались, а офицеры распределяли их. Первые уже начали прокладывать себе путь вверх по склону. Люди умирали и скатывались вниз; их место занимали другие. Четырехфунтовые орудия легких танков кашляли и кашляли, а их пулеметы били по склону железным градом.

Ниже Джона располагался партизанский снайпер, невидимый даже на расстоянии десяти ярдов в своем камуфляжном одеянии — сетке, сшитой из полосок ткани оттенков охры, серого и коричневого. Дуло слегка дернулось, и винтовка щелкнула.

— «Вероятно, по одному из офицеров Избранных», — подумал Джон.

Артуро осматривал сцену внизу в свой бинокль. — Мы не сможем удерживать их долго, — предупредил он. — Если мы попытаемся, тыловые части конвоя обойдут нас сзади — там есть тропы, отмеченные на их хороших картах.

— Нет, мы не сможем, — согласился Джон. — Но они очень спешили… и это не единственная засада.

Артуро снова улыбнулся. На этот раз Джон присоединился к нему.

* * *

— В кого, черт возьми, он, по-твоему, стреляет? — сказал Йохан Хостен, выпрямляясь в бронированном автомобиле с открытым верхом и свирепо глядя вслед двухмоторному штурмовику, который уносился прочь.

Герта усмехнулась негодованию своего сына, хотя это было немного неприятным сюрпризом. На боках ее боевой машины виднелись свежие свинцовые пятна.

— В Санти, конечно, — ответила она.

Конечно, на задней палубе боевой машины был нарисован знак кровавого заката Страны, но она по личному опыту знала, как трудно что-либо точно разглядеть, когда ты совершаешь бреющий полет в боевых условиях.

— Единственное, что опаснее твоей собственной артиллерии, — это твои собственные военно-воздушные силы, мальчик, — сказала она, хлопнув его по плечу. — Особенно в таком крысином дерьме, как это, где никто не знает, где кто находится, включая самих себя.

В каком-то смысле это облегчение — не иметь в своих руках ничего, кроме борьбы.

Они свернули за поворот дороги. — И, говоря о Санти...

Дорога, ведущая на восток, вилась по холмистой местности, покрытой оливковыми рощами. Впереди были видны люди в коричневой униформе, а на посыпанной гравием дороге стояли два легких  автомобиля. Над ними покачивались антенны-хлысты. Значит, какая-то командная группа.

— Водитель! Гони! — рявкнула Герта, вытаскивая гранату из коробки, прикрепленной к внутренней стороне наклонного бронированного борта боевой машины.

Он погнал. Пятитонная машина была слишком тяжелой, чтобы сделать рывок, и она разгонялась медленнее, чем более новая модель с двигателем внутреннего сгорания; с другой стороны, пар был почти бесшумным. Санти заметили это только перед тем, как Йохан открыл огонь из пулемета, стреляя очередями по людям, сгруппировавшимся вокруг капота одной из  машин.

Герта неразборчиво крикнула, когда бампер ее боевой машины протаранил одну машину в бок, смяв раму и отбросив ее в кювет. Она бросила гранату в обломки и выпустила вслед за ней град пуль пистолетного калибра из своего автоматического карабина. Прыгая от боевого адреналина, ее глаза выделили  лицо/тело/движение, когда один человек прыгнул в укрытие за скалой. Она выстрелила, изогнулась, выругалась, когда ее сын с автоматом загородил ей обзор, схватила другую гранату и бросила ее.

Ответный огонь отскочил от броневых листов машины, заставив экипаж пригнуться, а затем они проехали мимо.

— Продолжай гнать! — сказала она, поднимая голову, чтобы осмотреться.

* * *

— Господи!

Джеффри поднял голову, кашляя от столба пыли, оставленного  транспортным средством Избранных в форме черепахи; что-то вроде шестиколесного бронированного автомобиля. Когда он завернул за угол и скрылся из виду впереди, над бортом корпуса машины появилась рука с одним пальцем, выдвинутым из сжатого кулака, и качнулась в безошибочном жесте.

Вокруг кричали раненые. На мгновение все остальные замерли и припали к земле, ожидая продолжения.

— Пусть едут! — громко сказал Джеффри. — Это были отставшие от своей части.

— Черт возьми, — пробормотал Анри рядом с ним, подтягивая приклад винтовки.

— «В точности мои чувства», — подумал Джеффри, подводя итоги. Два командира полка и одна из бесценных раций не имели шансов.

— Связной, — сказал он, — передай их заместителям, что произошло, и что я им полностью доверяю, пусть принимают командование. Кто-нибудь, потушите этот огонь. Из разбитой машины поднимались языки пламени и черный дым — как раз тот знак, который нужен летчику Воздушных Сил Страны. — И давайте вернемся к работе, — спокойно продолжил он.

Его рот был полон липкой слюны. Это было слишком неожиданно и слишком близко. Несколько лиц, склонившихся вместе с ним над картой, были бледны под слоем летней пыли, но никто явно не паниковал.

На карте была изображена выпуклость береговой линии, на которой находился форт, который они атаковали. — Мы почти замкнули круг со стороны суши, — сказал он. — Теперь, Полковник МакРайтер, вы окопаетесь вдоль этой линии, и будете удерживать их. Партизаны делают хорошую работу, замедляя их, но когда они нанесут удар, это будет трудно. Остальные из нас будут давить по периметру.

— Это будет того стоить, — прокомментировал кто-то. — Они уже ждут нас.

Джеффри пожал плечами. — Мы будем отвлекать их внимание. У них там пока не так много гарнизона, в основном строительные батальоны. Если немного повезет, «Курортная Бригада» сделает свою работу.

* * *

Командир Пятого Горного Полка, известного в Армии Республики как «Курортная Бригада», поскольку в его рядах было много любителей альпинизма, майор Стивен Даррисон осмотрел остальную часть оврага.

— «Не такой уж большой подъем», — подумал он. Склон примерно в шестьдесят градусов, естественная скала, покрытая щебнем. Враг, очевидно, организовал здесь строительную насыпь, поскольку она вела к краю плато. Судя по тому, как они вырезали опоры по бокам, они, вероятно, планировали что-то здесь построить. И они очень спешили.

И прямо сейчас они были заняты чем-то другим. Еще больше снарядов пронеслось по небу, чтобы разорваться на вершинах плато наверху. Корабли в Кишке с такого расстояния казались игрушками, флотилией, на которой ребенок мог бы плавать в своей ванне. Грохот землетрясения и содрогание земли под его телом показали, насколько невероятным сделало эту сцену расстояние. Камень и бетон фонтаном взлетели над утесами, мимо амбразур тяжелых орудий, чтобы приземлиться на пляже внизу. Сквозь скалу под ним снова тряхнуло; он попытался представить, каково это, оказаться там, на открытом месте, и не смог. Если это не заставит их опустить головы, то ничего не поможет.

Альпинист оглянулся через плечо; люди были вытянуты почти до самого пляжа вдоль линии веревки, закрепленной на железных кольях, вбитых в скалу наступающей группой. Большинство из них были вооружены новыми пистолетами-пулеметами для ближнего боя или помповыми дробовиками и увешаны патронташами, ранцевыми подрывными зарядами, мотками веревки и скальными крючьями.

— Лейтенант, — позвал он, — мы начнем прокладывать себе путь оттуда.

Он показал; ни один альпинист не мог ошибиться в том, что он имел в виду, — длинную тень, косо идущую вверх по склону утеса справа от них. — Сигнальщик.

Отделение гелиографов расположилось немного ниже по ущелью. Сержант, командовавший отделением, поднял голову.

— У вас есть связь с флагманом?

— Да, сэр.

Даррисон кивнул, скрывая свое облегчение. Альтернативой были цветные ракеты. Это сработало бы, но при десятках тяжелых снарядов, падающих сверху, вряд ли кто-нибудь, заметил бы их. Сигналы гелиографа — свет, отраженный от зеркал, — были эффективны на линии прямой видимости. Никто из врагов не увидит, как они уходят.

— Отправьте сообщение: — Я приступаю ко второй фазе.

* * *

— «Самое время, черт возьми», — подумал Морис Фарр, опуская бинокль. Сигнальщики строчили что-то в своих блокнотах, но он мог сам читать код.

«Великая Республика» дернулась и накренилась в воде, когда ее борт дал залп. Свет вспыхнул в ответ с верхней трети утесов, и три секунды спустя вся громада линкора весом восемнадцать тысяч тонн  содрогнулась и зазвенела, как гигантский гонг, в который ударили кувалдой. Фарр моргнул, увидев фонтан искр, когда снаряд попал в броню главного пояса корабля.

— Сэр! — это был офицер «живучести корабля», обращающийся к капитану флагмана. — Затопление в отсеке С3. Этот снаряд попал в нас ниже ватерлинии.

Гридли кивнул. — Заставьте их заняться этим, — сказал он, — внедряем меры сдерживания.

Это означало герметизацию пострадавшей зоны водонепроницаемыми дверями, но не раньше, чем оттуда выведут  персонал. C3 также был неприятно близок к погребам башни A.

— «У этих пушек прекрасный удар», — подумал он. Восьмидюймовые, но стреляющие двенадцатидюймовым пороховым зарядом, с удлиненным стволом. Скорость была невероятной. Еще намного быстрее, и можно было бы запускать снаряды на орбиту.

— Сэр. На этот раз командующему флотом. — Сэр, «Темпледон Сити» сообщает, что они потушили пожары и стабилизировали  затопление.

Тяжелый крейсер. — Какую скорость они могут развивать?

— Сэр, они сообщают, что скорость не превышает шести узлов.

— Они должны отступить. Выделите два эсминца для сопровождения.— И чтобы забрать выживших, если они не доберутся в Дубук.

Фарр снова поднял свой бинокль. — Я бы сказал, что нам самое время что-то предпринять с этим фортом, который они строили, не так ли, Гридли? — спокойно сказал он.

— Господи, да, Адмирал. Если бы они привели его в полную боевую готовность… Голос капитана флагмана затих.

Мимо мостика, оставляя за собой шлейф дыма, пронесся биплан. Он врезался в воду и взорвался недалеко от носа эсминца; все произошло слишком быстро, чтобы он успел разглядеть национальную эмблему. Десятки других роились в воздухе над облаком дыма и разрывов снарядов, которые отмечали поверхность форта, как мухи вокруг куска мяса, оставленного на солнце.

— «Хорошо, что мы здесь в зоне досягаемости поддержки с воздуха», — подумал Фарр.

Его сыновья находились там, в глубине страны, где шли бои — неуклонно усиливающиеся бои, поскольку войска Страны прокладывали себе путь через партизанское сопротивление, и начали оказывать давление на блокирующие части Сантандера. Его старший внук летал на одном из этих воздушных змеев, сделанных из дерева и парусины… если он не был тем, кто только что упал с неба и погиб. Гордость бывает разных вкусов; прямо сейчас она была на вкус страха. Старик мог бы не бояться за себя, но у любого живущего было что-то в заложниках у фортуны. Его семья, его страна…

— «Я думаю, что мы были бы действительно в очень плохом положении, если бы не Джон и Джеффри», — подумал он. — «Если бы Джон не родился косолапым, или если бы я не получил должность военно-морского атташе в Принятии Присяги».

— Так держать, — сказал он вслух. — Давайте займем их чем-нибудь. И будьте готовы к выполнению задач огневой поддержки сухопутных войск.

* * *

— Мне наплевать на то, сколько там партизан, Полковник, — сказал Генрих Хостен со спокойной злобой. Его пальцы на полевом телефоне побелели. — Не обращайте на них внимания. Не обращайте внимания на свои дурацкие фланги. Бейте по Санти, и бейте сильно, или, клянусь, в следующем месяце вы окажетесь на Западных Островах, уворачиваясь от стрел дикарей из духового ружья, если вам не повезет, и вы все еще будете живы.

Он с огромной осторожностью вернул телефонную трубку на место, борясь с яростью, затуманившей его зрение. Он посмотрел на карту, утыканную булавками, и попытался заставить себя быть объективным. — «Я не имею права идти на фронт. Сейчас поступает больше информации. Я нахожусь в лучшем положении, чтобы координировать действия отсюда».

Однако отсюда он мог слышать бомбардировку флота Санти — непрерывный грохот на юге. И средние полевые орудия стреляли ближе, чем этот грохот; батареи Страны расстреливали препятствия на пути в узких проходах холмов.

Один из его сотрудников снова протянул ему трубку полевого телефона: — Сэр, вы захотите услышать это сами.

Он взял трубку. — Да?

Голос Герты. Он закрыл глаза; сегодня его уже ничто не должно удивлять.

— Ты никогда не догадаешься, с каким твоим старым другом я сегодня столкнулась, — сказала она. — Столкнулась буквально, но мне не удалось его убить.

Были времена, когда он испытывал искушение поверить в злых духов.

* * *

Курт Уоллерс зажал уши ладонями и открыл рот. Орудие выстрелило снова, и на него обрушилась волна давления. Не было смысла возвращаться в командный бункер, расположенный глубже в скале; наблюдательные пункты еще не были готовы. С их помощью и счетной машины можно было бы вести точный огонь почти по всему южному берегу Кишки. Как бы то ни было, сейчас каждое орудие стреляло под независимым управлением — через механические прицелы.

И неплохо справлялись с задачей. Ему было неприятно думать, что случилось со строителями наверху; он потратил много времени на их обучение. — «Все, что нам нужно сделать, это продержаться, пока подкрепление не доставит десантные группы». Затем…

— Сэр! Движение на пляже под нами!

Он моргнул. — Приготовьте несколько дополнительных метательных зарядов. Они поступали в тканевых контейнерах размером с маленькие мусорные баки. — Привяжите к ним гранаты. Подтяните и перекатите их через край каземата.

— Двигайтесь.

Внезапно фоновый грохот морских снарядов, разрывавшихся на плато над головой, прекратился. Уоллерс посмотрел вверх; это отвлекло его взгляд от щели света там, где отверстие амбразуры пронзало скалу. Что-то влетело внутрь. Его голова резко повернулась, и тренированный рефлекс бросил его вниз, но не совсем вовремя.

* * *

Даррисон прилип к бетонному выступу над орудийными амбразурами. Каждый раз, когда внутри стреляла длинная пушка, сотрясение грозило сбросить его с уступа, несмотря на веревочную стропу, прикрепленную к крюкам, прочно вбитым в скалу наверху. Пару его людей сбросило, и они болтались, цепляясь за веревки, пока руки их товарищей по отделению не смогли затащить их обратно. Слава богу, враг этого не заметил; амбразуры были узкими огневыми щелями по сравнению с размерами орудий внутри, или масштабом трехсотфутовой высоты утесов, но они все равно были высотой пятнадцать футов сверху донизу.

Орудие выстрелило снова. Даррисон держал рот открытым, чтобы выровнять давление, но в голове у него все еще звенело, как будто внутри были карлики с кувалдами, пытающиеся выбраться наружу. Камень прогнулся под его животом; неизвестно, как долго продержатся крюки при такой вибрации. Ветер дул с юга, на горизонте к югу от него сгущались темные тучи — возможно, одна из редких летних гроз в Кишке.

Радость. Абсолютная, сладкая радость. Наконец из-за изгиба скалы справа от него появился человек, осторожно пробираясь, цепляясь, как паук.

— Все на местах, сэр! — прокричал он в оглушенное ухо Даррисона.

Офицер-альпинист кивнул и вытащил из-за пояса ракетницу, направив ее вверх и наружу.

Пумпф. Шлейф дыма потянулся вверх. Хлоп.

Внезапно раскатистая бомбардировка со стороны флота прекратилась. Последний восьмидюймовый снаряд разорвал воздух над головой, и наступила относительная тишина, когда непрерывный гром взрывов над головой прекратился.

Это был сигнал. Полдюжины человек раскачали свои ранцевые заряды на шнурах для придания импульса, а затем внутрь, чтобы они пролетели через отверстия орудийных амбразур. Даррисон высвободил пистолет-пулемет и сжал правой рукой рукоятку. Его левая рука взялась за веревку, которая удерживала его за скользящий узел, и он перенес свой вес на нее, присев и подтянув колени к груди, а подошвы его горных ботинок с высокой шнуровкой прочно уперлись в скалу.

Четыре. Пять.

Дым и обломки вырвались из отверстия под его ногами, куски уносились вниз по утесу и улетали усиливающимся ветром. Даррисон прыгнул наружу и вниз с двумя дюжинами других — с более чем сотней, считая людей у других орудийных позиций — и качнулся, как маятник, прямо через амбразуру — в пещеру. Это было точь-в-точь, как на качелях, когда он был ребенком, импульс броска боролся с гравитацией, когда он качнулся вверх. Его левая рука отпустила веревку и нажала на быстрооткрывающийся зажим стропа, и теперь его ничто не удерживало.

Он упал на землю, перекатываясь среди хаоса и криков. Раненые люди шатались или корчились на земле, пораженные взрывом или тысячами картечин, упакованных в ранцевые заряды. Те, кому повезло больше или кто находился дальше от взрыва, поворачивались в сторону бойцов штурмового отряда Сантандера.

Даррисон перекатился на одно колено. Белокурый  офицер Избранных с окровавленным лицом и безвольно повисшей рукой зарычал, размахивая автоматом. Очередь Даррисона прошла по его телу от правого бедра до левого плеча, отбросив его назад.

— Идем! Вперед! — крикнул офицер Сантандера, ныряя вперед к бронированным дверям в задней части пещеры. Позади него его люди продвигались сквозь ошеломленные орудийные расчеты. Дробовик, заряженный нарезными пулями, прогремел тук-тук-тук-тук; новые вспышки дула осветили мрачную пещеру.

— Идем! Вперед!

* * *

Двенадцатидюймовые снаряды пролетели над головой. Джеффри Фарр спрятался за каменной стеной и большим пальцем отрегулировал винт фокусировки полевого бинокля. Бабах. Бабах.

На этот раз огромные клубы грязи и дыма скрыли батарею полевых орудий Страны. Земля содрогнулась, глухо ударив его в грудь и живот. Он ухмыльнулся и сплюнул слюну цвета красновато-серой грязи, когда вторичные взрывы проявились в отблесках оранжевого огня сквозь облако пыли, поднятое огромными морскими снарядами.

— Попали точно в точку, — сказал он. — Передайте, чтобы они увеличили темп! — сказал он людям с портативной рацией около него.

Человек на электрогенераторе с  велосипедным приводом начал крутить сильнее — аккумуляторные батареи, достаточно большие, чтобы быть полезными, были слишком тяжелыми для полевой установки. Оператор начал щелкать ключом, а Джеффри повернулся к офицеру рядом с ним.

— Пройдет некоторое время, прежде чем они смогут продвинуться через это.

Первый залп просвистел над головой, четыре снаряда вместе — бортовой залп линкора. Неглубокая каменистая долина перед ними начала разваливаться под ударами пушек.

— Чертовски верно, Генерал, — сказал командир полка.

— Так что у вас будет время. Отступайте к тому гребню в полумиле к югу от нас и поспешно окапывайтесь; когда они продвинутся, вызывайте огонь по этой позиции. Затем еще один скачок назад, и вы будете под наблюдением с воды, и крейсера и эсминцы смогут оказать вам немедленную поддержку.

— Будет сделано, Генерал.

Отступление с боем было одним из самых сложных маневров для выполнения, а погода была плохой. С другой стороны, если вам пришлось отступать, то наличие такого количества мобильной артиллерии, стоящей позади вас, оказывает помощь и утешение.

В воздухе воняло развороченной землей и резким едким запахом тротила от разрывов снарядов. Джеффри глубоко вздохнул. После Короны, Союза, Сьерры пахло довольно приятно.

— Сэр. Сообщение из Штаба Пятой Горной. Позиции вражеских орудий зачищены, и они готовятся к удару в пла…

Шум, донесшийся с юга, был громким, даже по меркам очень шумного дня, в сочетании с бортовыми залпами линкоров. Плато над фортом Страны отсюда не было видно, но грибовидное облако, поднявшееся над горизонтом, было видно прекрасно. Он почувствовал взрыв дважды, один раз через подошвы ног, а второй раз через воздух.

Джеффри присвистнул. — Должно быть, у него было припасено довольно много боеприпасов, — сказал он.

Командир арьергарда серьезно кивнул. — Прекрасно, — сказал он. — Теперь мы можем с чистой совестью убираться восвояси. Мы застали их врасплох, но они начинают притягивать свои головы к задницам. Я бы не хотел проводить этот отход под атакой с воздуха, и когда они будут сильно давить, особенно если они подтянут бронетехнику.

— Они делают все, что в их силах. Они бы подтянули сюда дополнительные силы, если бы партизаны не отрезали этот район.

* * *

На плацдарме больше не было никаких тел, плавающих в воде. У них было время навести порядок и собрать аварийные плавучие причалы. На борт поднимались пленные — все, конечно, Протеже, и их было немного; форт слишком хорошо обстреляли. Среди пленных никогда не было Избранных, если только они не были слишком тяжело ранены, чтобы покончить с собой. Медики организовали полевой госпиталь, и они переносили раненых, привязанных к носилкам и находящихся без сознания от морфия, на десантную баржу.

Это было самое пугающее. Волнение было достаточно сильным, чтобы поднимать баржу на добрых три фута, сталь визжала о сталь, когда она терлась о понтоны. Дальше виднелись белые гребни, а южный горизонт скрылся за грозовыми тучами, где молнии сверкали, как артиллерийские орудия. Баржи, выброшенные на галечный берег, раскачивались и стонали, когда их настигал начинающийся прибой.

— «О, черт». Это выглядело не очень хорошо. Совсем не хорошо. Он, конечно, не завидовал людям, пытающимся в такой ситуации взобраться по абордажным сетям на борт корабля, особенно если станет  еще хуже. Это были уставшие люди, измученные тяжелым дневным маршем и боями. Уставшие люди совершали ошибки.

— Вероятность усиления штормовой активности в настоящее время приближается к единице, — сообщил Центр.

— «Как по-настоящему хорошо. Жаль, что вчера вы не смогли предсказать это с вероятностью более пятнадцати процентов». Он сделал паузу в безмолвном разговоре. — «Плюс-минус три процента, конечно».

— Командир должен принимать погоду такой, какая она есть, — сказал Радж. —   Заставь ее работать на тебя.

— А искусственный интеллект, каким бы продвинутым он ни был, не может предсказать погодные условия без сети датчиков, — заявил Центр. Это был почти…   терпкий обертон к тяжелой, тяжеловесной солидности ментального общения. — В течение 1200 прошедших лет на этой планете не было ни спутниковых датчиков, ни обновлений данных.

Джеффри фыркнул, смутно успокоенный. Командир был одинок, но у него было преимущество перед большинством людей: два совершенно объективных и чрезвычайно осведомленных советника и друга. Три, хотя Джон не был столь объективен.

— Спасибо, — сказал его приемный брат. Джеффри мельком увидел лес из лиственниц и платанов и каменистую горную тропу. — Тем временем я спасаю свою жизнь. Увидимся, братан.

— Сделай так, чтобы это сработало на тебя, — пробормотал Джеффри, глядя на воду.

— Легче сказать, чем сделать.

Среди прочего, растущая нестабильность погоды должна была снизить эффективность морской артиллерийской поддержки. Особенно с более легких судов… Решение выкристаллизовалось.  Сообщение адмиралу Фарру, — сказал он. — Я ускоряю график эвакуации.

Миссия, безусловно, была выполнена. Он посмотрел налево, на остатки плато, где когда-то стоял форт Страны. Весь его южный фасад обрушился в море, превратившись в пологий холм из щебня на том месте, где раньше были скалы. Части его все еще тлели.

— Мое почтение адмиралу, и не мог бы он, пожалуйста, направить несколько эсминцев с малой осадкой и торпедных катеров к аварийным причалам.

Таким образом, люди смогут загружаться непосредственно; не имело значения, будут ли военные корабли перегружены по самые борта на обратном пути, поскольку они не будут сражаться. Он посмотрел направо и налево вдоль длинного изогнутого пляжа. Более трехсот барж на берегу, и еще больше ждут там с буксирами. Если погрузка продолжится до восхода Луны, он потеряет некоторые из них.

— Ну, они могут совершить не один рейс, — пробормотал он.

— Сообщение командирам полков, — сказал он. — Когда они выведут своих людей с линии и приготовятся к посадке, пусть выбросят все, кроме личного оружия. Тяжелое вооружение должно быть выведено из строя или взорвано на месте.  Это значительно сократит требования к тоннажу. — Мы ускорим погрузку; следующие подразделения...

Прилив поворачивал вспять.

Глава двадцать седьмая

Катер, который использовали агенты Страны, представлял собой небольшой пароход со специально приглушенным двигателем, практически бесшумным в темную лунную ночь. Нос судна с тихим звуком вонзился в мягкий ил устья ручья, и фигуры в неописуемой темной одежде и с затемненными лицами прыгнули за борт в воду глубиной по колено. Они развернулись полукругом и опустились на колени, держа наготове свои винтовки — специальные модели, длиной с карабин, с глушителями в виде выпуклых цилиндров на концах. На самом деле они не делали винтовку бесшумной; пуля все равно летела быстрее звука. Они довольно эффективно приглушали дульный разряд, достаточно, чтобы выиграть несколько минут в неожиданной ночной перестрелке.

Джон Хостен еще раз щелкнул фонариком, которым показывал направление катеру, затем подошел с расстегнутой курткой, чтобы показать белую рубашку внутри. Он шел медленно, не желая, чтобы какой-нибудь нервный Протеже с лучшими рефлексами, чем мозги, положил конец его карьере тройного агента.

Темная фигура направилась к нему. Женщина, и женщина Избранных, ее движения были безошибочны. Низкорослая для Избранных, квадратного телосложения.

— Герта! — выпалил он.

Она ухмыльнулась. Шрам на одной стороне ее лица был новым, и морщин было больше; на коротко остриженных черных волосах была видна глазурь из белых волос. Сбоку она держала пистолет с глушителем, и приветственно помахала им.

— А, брат, — сказала она на ландишском. — Ты не рассказал нам о налете на форт. Непослушный, непослушный.

— Мне всего не говорят, — резонно заметил Джон. — Чрезвычайно строгая секретность.

— Застали нас спящими, — согласилась Герта.

Они повернулись и пошли к маленькой деревянной хижине в роще деревьев недалеко от берега.

— Этот район безопасен?

— Он принадлежит мне, — ответил Джон. — Официально он для охоты. Хорошая охота на здешних болотах, кабан и утка в сезон.

Женщина Избранных  кивнула. Они закрыли дверь хижины, и Джон снял стекло с лампы, наклонив его набок, чтобы зажечь фитиль. Окна были закрыты светонепроницаемой бумагой. Внутри был деревянный стол, несколько стульев, раскладушка и несколько шкафов; пахло сырыми ботинками и оружейным маслом — запахом давних охотничьих походов.

— Как дела в Стране? — спросил Джон. Вероятно, он знал это гораздо лучше, чем Герта, поскольку его связи среди Протеже были более обширными, чем у Четвертого Бюро и Военной Разведки вместе взятых, но нужно было оставаться в образе.

— Беспокойно. Мы наконец-то начинаем разбираться с производственными проблемами, — ответила Герта. — Генеральный Штаб объединил программы, и мы рационализируем управление — я работала над этим большую часть зимы. Простое исключение дублирования приведет к удвоению выхода. Удивительно, как запутывание этих дураков обостряет твой разум.

— Как отец?

— Устал. Он продолжает говорить об отставке, но я сомневаюсь, что он это сделает, пока не закончится война; его вероятный сменщик обладает воображением слитка иридия. Опасный тип — энергичный, добросовестный и глупый. Твой тезка получил ранение при высадке, с которой справился твой приемный брат Джеффри. Первоклассная работа, между прочим. Я бы послала свои поздравления, если бы это было уместно.

Джон кивнул. — Надеюсь, Йохан не так уж сильно пострадал?

— О, нет, ничего серьезного. Перелом бедра, пару месяцев в гипсе. Эрика только что прошла Тест и отправляется на обучение пилотированию. Я бы хотела посплетничать еще, но у нас мало времени.

Джон полез в один из шкафов и достал несколько папок, поставив керосиновую лампу в центр стола. Герта развернула свой рюкзак и достала фотоаппарат, прикрепила вспышку и установила ряд магниевых ламп.

— Первое — это отчет о десанте, — сказал он.

— Шедевр Джеффри. Я чуть не убила его тогда, знаешь ли — по чистой случайности. Я была там, на проверке, испугалась, когда все началось, и чуть не убила его.

— Это была ты? Он рассказал мне об этом, но он не был уверен.

— Мм-хммм, — пробурчала Герта в знак согласия. Фотоаппарат начал вспыхивать, когда она методично фотографировала каждую страницу и схему.

— Жаль, что я промахнулась. Он слишком способен жить; он должен был родиться среди Избранных. Ах, потери пятнадцать процентов. Отличная работа, мы оценили ее в два раза меньше. С тех пор Кишка была для нас сплошным страданием, мы едва можем проводить поезда в пределах досягаемости от побережья. Теперь должно стать лучше, когда мы будем производить больше истребителей и штурмовиков, и меньше тратиться, на эти чертовы игрушки Поршмидта.

— Вот технические характеристики многомоторного танка. Они все еще работают над ним.

— Рада видеть, что мы не единственные, кто тратит время и деньги впустую, — ответила Герта. — Теперь наша модель может проезжать целых три, даже четыре мили между поломками. Конечно, если бы это пошло дальше, то в мире не было бы моста, который мог бы его выдержать.

Последняя папка была объемистой, сложенная в гармошку коробка из коричневого картона с грифом «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО», и перевязанная синей лентой.

— Это дубликат, — сказал Джон. — Я получил копию, потому что мои фирмы занимаются изготовлением специального оборудования для этого и из-за моих связей в разведке.

— Они позволили тебе сделать копию? — спросила Герта, подозрительно глядя на него. — Это довольно неаккуратно, даже для Санти.

— Они мне не позволяли, — усмехнулся Джон. — У меня в кабинете есть электростатический копировальный аппарат. Это новый дизайн, что-то вроде мгновенной фотографии. Я вынимал дубликаты страниц по одной за раз, изнутри хитрой подкладки в журнале.

Герта неохотно кивнула. — Странная бумага, — сказала она, открывая первый комплект.

— У нее должна быть специальная поверхность, чтобы принимать порошок, когда он проходит между нагретыми роликами, — ответил он.

— Я вижу, Джеффри назначен командиром корпуса, — сказала она и присвистнула. — Двадцать пять дивизий. Теперь это то, что я называю ударной силой, и слишком мобильной наполовину. Мы надеялись, что они попытаются прорваться через линию противостояния.

— Они могли бы, за исключением Джеффри, — ответил Джон. — «И я, и Радж, и Центр через нас».

Пальцы Герты замерли на бумагах. — Ах, — сказала она. — Рио Арена?

— Это сработало для вас, поэтому они думают, что это сработает и для них, — сказал Джон. Он достал серебряную охотничью фляжку, сделал глоток бренди и передал ее своей приемной сестре.

Она, в свою очередь, отхлебнула, не отрывая глаз от документа.

— Они хотят отрезать нас в южной части, не так ли? — спросила она. — У нас действительно много сил сосредоточено на линии противостояния — это чертовски неловко.

— Это наступление должно быть объединено с общим наступлением там, — пояснил Джон. — Чтобы сковать основную армию, пока десантные силы перерезают железнодорожное сообщение с Новыми Территориями.

— Партизаны делают это достаточно часто, — рассеянно заметила Герта, двигаясь дальше. — Всеобщее восстание… да, в этом есть смысл. Это хорошая работа персонала. Дотошно. Они учатся.

Джон откинулся на спинку стула и, молча, закурил сигарету. Через несколько мгновений Герта кивнула и собрала папку обратно, завязав ленту.

— Черт, — мягко сказала она. — Это будет отвлекающим маневром.

— Отвлечение внимания? — уточнил Джон.

— Мы настаивали на том, чтобы больше внимания уделялось воздуху и морю, — рассеянно сказала она. — Мы никогда не выиграем эту войну, пока не будем контролировать Кишку и Западный Океан, если уж на то пошло. До тех пор, пока у Санти будет больший флот, они смогут заставить нас реагировать на них, а не наоборот. Ах, ну что ж, это необходимо, когда правят демоны.

Она встала и пожала его руку, ее собственная рука была такой же твердой и мозолистой, как и его. — Продолжай в том же духе, — сказала она.

Он улыбнулся. Улыбка стала ледяной, когда она добавила: — При условии, что это не дезинформация.

— Я думаю, что доказал свою добросовестность, — сказал он, слегка возмущенный.

— Ну, вот в том то и вопрос, не так ли? — сказала она. — Лично я бы поставила шансы примерно пятьдесят на пятьдесят. Однако это не мое решение. Долг есть долг. Увидимся, когда мы сожжем Сантандер Сити, Джонни.

Джон сел за стол после того, как она ушла, вытирая пот с лица носовым платком. Если бы Герта была главной, его бы уже давно навестил соответствующий специалист. Им очень повезло, что не она была главной в Стране.

— Правильно, — подхватил Центр, и передал очередное видение. Первая часть была странной: пожилого ученого Избранных  выбрасывают из воздушного корабля. Затем он увидел северный берег Кишки, усеянный фортами того типа, который разрушил Джеффри. Гигантские заводы, построенные Избранными вокруг Чиано и Верона — вместо того, чтобы централизовать все в Стране — выпускают тысячи средних танков, а не несколько сотен семидесятитонных монстров. И последнее изображение флота из дюжины линкоров, все экспериментального крупнокалиберного типа, первый киль которого только что был заложен в Принятии Присяги, в сопровождении такого же количества авианосцев.

— А потом они нападут на Сантандер,—  сказал Радж. — Когда они будут действительно готовы.

— Вероятность благоприятного исхода менее 24% ±7, — уточнил Центр. — К счастью, вероятность того, что подданная Герта Хостен получит верховную власть в Совете Избранных  в ближайшем будущем, имеет аналогичный порядок.

— И разве это не хорошо, — констатировал Джеффри.

Он оставил дверь открытой навстречу рассвету и сел рядом со своим сводным братом, достал из охотничьего рюкзака термос с кофе и наполнил две толстые глиняные чашки. — С таким же успехом можно использовать и эту фляжку, — намекнул он.

Бренди выплеснулось бульканьем, достаточным, чтобы подсластить горький вкус. — Проклятие Избранным, — сказал Джон, и они чокнулись чашками.

— Скоро, — добавил Джеффри. — Весна пришла, трава взошла — время людям убивать друг друга.

— Я надеюсь, они купятся на это, — сказал Джон, глядя в сторону берега. Герта и ее катер должны были встретиться с эсминцем  Избранных несколько часов назад. — Разве не было бы иронией, если бы один из наших кораблей перехватил их в Кишке?

— Ну, мы вряд ли смогли бы отозвать патрули только из-за Герты, — ответил Джеффри. — Господи, я надеюсь, они тоже на это купятся. Это наш последний шанс.

Джон поднял брови. — Этой зимой там, на линии противостояния, было жестоко. Мы должны подтолкнуть их к пролитию крови в новых дивизиях, а кровь — это оперативный термин. Учиться — делая, учиться — умирая.  Избиратели становятся беспокойными, как и премьер-министр. Они хотят что-то сделать, что-то большое. Если мы победим, мы победим; но если мы потеряем экспедиционный корпус, мы проиграем войну. Я также не думаю, что враг сможет долго выдерживать это напряжение.

Джон снова кивнул и осушил свою чашку.

* * *

Командир авиакрыла Морис Хостен накренил свой «Хок IV» и посмотрел вниз. Поезд был похож на игрушку на весеннее-зеленой земле внизу, оставляя за собой игрушечный шлейф дыма. У него чесались руки перевести свой истребитель в мощное пикирование и атаковать, но сегодня его эскадрилья играла роль прикрытия сверху. Действие происходило с двухместным двухмоторным самолетом внизу, запущенным с авианосца «Конституция» в Кишке. Там были два линкора; он мог видеть их — всего лишь — с высоты шести тысяч футов, но железнодорожная линия внизу была скрыта от наблюдения с поверхности невысокой грядой холмов. Они могли видеть угольный дым из труб линкоров, и наблюдательные посты Страны, несомненно, заметили их.

Длинная катушка провода начала разматываться с заднего сиденья самолета-разведчика в двух тысячах футов под ним. На конце было небольшое змеевидное устройство, для устойчивости, а над фюзеляжем был установлен винт свободного хода, приводящий в действие электрогенератор, который питал радиостанцию. Радиосвязь с мостиком линкора и артиллерийским постом; артиллерия послала снаряды, а наблюдатель на биплане докладывал о падении снаряда, крутясь над целью.

Двенадцатидюймовые орудия двух линкоров класса «Республика» вспыхнули с интервалом в секунду друг от друга. Морис отсчитывал секунды, отмечая интервал между вспышкой и отсчетом. Еще несколько секунд, и земля вздыбилась под ним. До него не достало пары тысяч ярдов — зенитка на платформе в конце поезда стреляла по ним, маленькие снаряды взрывались далеко позади. Они могли быть чрезвычайно эффективны на близком расстоянии.

Он упомянул об этом своему отцу. Джон Хостен улыбнулся так, будто он слушал кого-то другого или знал больше, чем он, и указал, что в каждом поезде в уязвимом районе должна быть зенитная команда, но,  ни один поезд из двадцати не подвергался нападению. Это означало, что девятнадцать поездов изъяли с фронта девятнадцать команд и девятнадцать зениток, как, если бы их просто уничтожили.

— «Папа странный. Умный, но странный».

class="book">Линкоры снова открыли огонь. Морис пропустил это, потому что его голова вертелась вокруг, чтобы осматривать небо. Он искренне надеялся, что все остальные в его эскадрилье поступали аналогично. Половина его пилотов теперь были ветеранами — определение, которое включало всех, кто пережил месяц боевого патрулирования, — а в этом деле нужно учиться быстро, иначе ты сгоришь дотла.

На этот раз снаряды упали гораздо ближе к железной дороге. Поезд двигался намного быстрее; там, должно быть, спешно загребали уголь лопатами и увеличили подачу пара. Недалеко впереди был туннель, и там он был бы в безопасности, если бы смог миновать точку прицеливания, по которой самолет-корректировщик вел обстрел.

Следующий залп пришелся по железнодорожной линии и самой насыпи. Она исчезла в дыму и порошкообразной грязи, поднятой снарядами, когда они глубоко врезались в землю, прежде чем разорваться. По какой-то прихоти судьбы и баллистики поезд не сошел с рельсов; он прошел сквозь облако, мчась вперед со скоростью добрых девяносто шесть с половиной километров в час. Следующий залп во что-то попал; это мог быть один раскаленный осколок снаряда, попавший в кучу мин, или целый снаряд, погрузившийся во взрывчатку — от динамита до артиллерийских боеприпасов. Что бы это ни было, весь поезд внезапно превратился в шар расширяющегося огня, который прижался своей нижней половиной к земле и потянулся вверх в виде полусферы света, похожей на расширяющийся мыльный пузырь. Самолет-корректировщик подбросило, как щепку на стремнине, и даже на своей высоте Морис почувствовал, как его аппарат мотает и трясет.

Двухместный самолет повернул в сторону моря. Морис посмотрел вверх и увидел силуэты черных точек на фоне высокого кучевого облака. Они пронеслись мимо золотистых верхних атмосферных волн, и он развернул свой истребитель, им навстречу, взмахнув крыльями, чтобы подать сигнал остальной эскадрилье.

— Поздно танцевать, — пробормотал он. Истребители Воздушной Службы Страны снижались в облаке, их обычная «четверка» состояла из двух лидеров и их ведомых. — Но лучше поздно, чем никогда.

В небесах прозвучало первое та-та-та пулеметной очереди, и стреляные гильзы с грохотом посыпались вниз, к дымящейся воронке, которая когда-то была поездом.

* * *

— Вы можете пережить победу Сантандера, — сказал Джон. — Но вы определенно не переживете триумф Избранных. Не раньше, чем через несколько лет, и ваша нация тоже.

Генералиссимус Либерт откинулся на спинку изысканного кресла и отхлебнул чаю. Они встретились в малоизвестном особняке в фешенебельной части Юнионвила; Либерт, казалось, был вполне уверен, что Избранные об этом не знали. Обстановка была мрачно-элегантной, с резьбой по позолоченному дереву по моде прошлого века, пахнущей табаком и восковой полировкой.

— Да, в последнее время они были чрезмерно самонадеянны, — сказал он.

— Они начали захватывать большие куски вашей экономики напрямую, — сказал Джон. — Половина ваших войск находится под командованием  формирований Страны в Сьерре. Я удивлен, что они вообще оставили вам какую-то автономию.

— Я позаботился об этом, — сказал Либерт. Он был полнее, чем когда-либо, но в темных глазах все еще была та, же пустая холодность. — И если бы они избавились от меня, им пришлось бы привлечь огромное количество офицеров и администраторов, чтобы заменить меня и мой режим.

— Они не будут этого делать, если  выиграют.

— Однако это будет действовать до тех пор, пока сохраняется этот пат. Вы заметите, что немногие из моих националистических подразделений находятся на линии конфронтации. Мои амбиции были удовлетворены победой в гражданской войне здесь, и перевыполнены захватом территорией Сьерры, которую мы оккупировали.

— Патовая ситуация не может продолжаться. Ни одна из сторон не может поддерживать нынешний уровень операций бесконечно.

Либерт кивнул. — Это возможно. Но в настоящее время я намерен сохранять свою позицию ограниченных обязательств.

— Вы избежали официального объявления нам войны. И мы не объявляли вам войну.

— Вы поддерживаете моих политических врагов.

Джон кивнул. — Однако генерал Жерар мертв. Как и многие из его войск. Погибли при остановке первого ужасного удара первого наступления войны и с тех пор ослаблены, в то время как армия Сантандера набиралась опыта и наращивала численность. — Если вы заслужите достаточную благодарность, мы не будем настаивать на смене режима в рамках послевоенного урегулирования.

— Если вы выиграете.

— Если вы слишком долго будете сохранять нейтралитет, у нас не будет никаких причин не включать вас в число Избранных на плаху.

Впервые за все время разговора Либерт улыбнулся. — Вопрос деликатного выбора времени, не так ли? Достаточно поздно, чтобы меня не уличили в поддержке проигравшей стороны из-за просчета; достаточно рано, чтобы моя помощь имела решающее значение, и я сохраняю силу на переговорах.

Лицо Джона оставалось бесстрастным — трюк, которому он научился за всю жизнь работы в разведке и политических переговорах. — «Маленький кровожадный упырь», — подумал он.

— Но не стоит его недооценивать, —  предостерег Радж.

Джон кивнул. — Теперь, предполагая, что военная ситуация меняется таким образом, что Страна балансирует на грани, — сказал он, — какие условия предложили бы вы  для того, чтобы дать им толчок?

— Как гипотетическая ситуация? — начал Либерт.

— Возможно…

* * *

— Смирно!

— Джентльмены, — сказал Джеффри Фарр, кладя свою форменную фуражку и трость на стол во главе комнаты. — Вольно.

Офицеры Первой Дивизии Морской Пехоты сели, все, начиная с командиров батальонов и выше. Они были упертыми людьми; большинство из них до войны служили в регулярной армии. С тех пор все они повидали действия на Линии Противостояния и в бесчисленных точечных рейдах вдоль побережья, удерживаемого Избранными, или в рейде через Кишку, чтобы уничтожить форт Страны. Дивизия Морской Пехоты состояла исключительно из добровольцев. До войны это не имело большого значения, но за три года, прошедшие после нападения войск Страны на Линию Противостояния, это означало, что лучшими оказались морские пехотинцы — те, кто не довольствовался ожиданием своего призыва, те, кто хотел сражаться.

— Джентльмены, как вы все знаете, мы готовились к крупномасштабному десанту.

Дружные кивки головами. Штурм через Кишку многому научил: новое снаряжение, новая тактика.

— Все вы знаете официальную версию — что мы готовимся к дальнейшим масштабным операциям по уничтожению отдельных прибрежных объектов. Немногие из вас знают реальную цель, стоящую за этим: захват Барклона и создание плацдарма для нового Первого Армейского Корпуса за линией Страны в южной доле.

Тихий ропот пробежал по собравшимся офицерам. Предполагалось, что это будет глубоко засекречено.

— Джентльмены, сейчас вам будет рассказано о реальной цели, ради которой мы тренировались. Эта цель является частью операции, цель которой — навсегда сломить Избранных и положить конец войне. Надеюсь, мне не нужно особо подчеркивать, насколько важно, чтобы это держалось в секрете; вот почему вам сообщается об этом только за две недели до начала. У вас остается мало времени, я понимаю. Вам также запрещено — строго запрещено — рассказывать об этом кому-либо, кроме лиц, находящихся в данный момент в этой комнате. Это включает в себя ваших младших офицеров, ваших жен, ваших лучших друзей и ваших исповедников. Любой, кто это сделает, даже непреднамеренно, будет уволен и расстрелян. Это понятно?

Офицеры морской пехоты наклонились вперед, напряженные и готовые слушать.

Джеффри повернулся к мольберту и снял матерчатое покрытие. — Наша цель, — он постучал указкой, — западный берег старых Имперских территорий, у южного входа в Проход. Здесь, где началась война, почти двадцать лет назад — действительно началась, а не просто последняя фаза, когда Республика вступила в нее открыто. Корона.

Послышался едва слышный шорох со стороны его аудитории. Джеффри натянуто улыбнулся. — Я знаю, о чем вы, должно быть, думаете. Избранные поймали Имперцев, когда те спали, и ни о чем не думали. Избранные не бездельники и идиоты, и у них было восемнадцать лет на подготовку.

Он провел указкой от Короны вверх по долине Пада, через горы Сьерры  и вниз в Союз. — Но у них также есть все необходимое, чтобы удержаться, и благодаря коренным жителям и нашей поддержке, все это находится в состоянии бунта или зарождающегося бунта. Нам удалось высвободить двадцать пять дивизий с Линии Противостояния, а они забирают у Империи все, что могут, для обеспечения безопасности линий связи и создания полевой армии, соответствующей этой задаче. Империя Избранных  подобна моллюску: твердому снаружи, мягкому и легко жующемуся внутри… и если мы сможем нанести удар в нужную точку, она проскользнет нам прямо в глотку.

Он сделал паузу. — Вот и вся теория! Теперь перейдем к деталям. Нам нужно захватить порт; захватить его далеко позади их фронта боевых действий, — его указка снова скользнула по Союзу и Сьерре, — и нам нужно занять точку, которая позволит нашему Северному Флоту действовать в Проходе. Надеюсь, мне не нужно указывать, что бы это значило.

Еще одно ворчание.  Основной флот Избранных был меньше, чем у Республики, хотя и более современным. Именно преимущество действий вблизи их базы делало вылазку в Проход слишком опасной для военно-морского флота.

— Да, это будет нелегко. Особенно нелегко будет передовой части в начальной атаке. Соответственно, я буду вместе со своим штабом вместе с вами, пока последующие подразделения не окажутся на берегу...

Он остановился, удивленно моргая, за последовавшими радостными возгласами.

— Это боевые люди, парень, а не просто солдаты, — мысленно произнес Радж. — У тебя прекрасные отношения с ними, после того, как ты возглавил атаку через Кишку.

— А теперь, давайте, перейдем к делу.

* * *

— «Убого», — подумала Герта Хостен, оглядывая купе.

Она помнила времена, когда поезд первого класса из Коперника означал безупречность. Окна были залеплены грязью, на обивке виднелись пятна, а поезд опоздал, что было немыслимо в прежние времена.

Прямо сейчас он ждал на запасном пути, пока мимо проходил бесконечно медленный грузовой состав, судя по всему, груженный тяжелыми сверлильными станками. Они могут быть предназначены для чего угодно — от изготовления крупнокалиберной артиллерии до десятка различных промышленных применений. На сопроводительных табличках, на ящиках по трафарету было написано «Корона»;  вероятно, для тамошней военно-морской базы.

— «Глупо. Мы должны перевозить заводы к рабочей силе и сырью, а не наоборот». Количество лагерей вокруг крупных городов Страны совершенно выходило из-под контроля. Жилье было проблемой, которая никогда не исчезала; а Имперцы плохо справлялись с влажной тропической жарой Страны, умирая как мухи и заражая всех остальных болезнями, которыми они заболели. Даже малярия появилась вновь, а Бюро Общественного Здравоохранения, предположительно, уничтожило ее в Стране два поколения назад.

Предположительно, наличие всех заводов в одном месте облегчало контроль. — «Это просто облегчает людям прятаться», — с отвращением подумала она. Эти лагеря были похожи на кроличьи норы.

— Долг есть Долг, — пробормотала она себе под нос. Хотя, когда она говорила с отцом…

Штабная машина, подпрыгивая, проехала по изрытой выбоинами дороге рядом с поездом. Герта рукавом форменной куртки стерла пятно на окне и выглянула наружу. Офицер выскочил из машины и бросился к двери ближайшего пассажирского вагона.

Она села, чувствуя, как по спине пробежали холодные мурашки. — «Нападение Санти на Барклон?» — подумала она. — «Нет, мы готовы к этому».

Глава двадцать восьмая

— Четырнадцать, — сказал Морис Фарр на мостике «Великой Республики».

Пылающий дирижабль внезапно взорвался, на мгновение, превратив раннюю утреннюю тьму в искусственный рассвет. По винно-пурпурному морю были разбросаны бесчисленные корабли, в том числе длинная шеренга из двадцати одного линкора, которая прокладывала себе путь в море. Их массивные бронированные корпуса зарывались носом, как мастифы, выпущенные на волю в собачью свару. Тридцать современных бронированных крейсеров окружали их с флангов, выстроившись в двойную линию перед линкорами. Вдоль обоих бортов проносились эсминцы, иногда прорезая строй с безрассудной скоростью, и они были лишь частью той махины, что скрывалось за северным горизонтом. В центре всего строя находились большие силуэты авианосцев, кораблей, чьи самолеты смели с неба дирижабли-разведчики Страны.

Угольщики, госпитальные корабли и суда снабжения, находящиеся в пути, образовывали более плотную группу позади боевого флота; на юго-востоке находились транспорты и старые крейсера, которые были их непосредственным сопровождением. Воздух наполнился запахом угольного дыма и горящей нефти, грохотом и воем двигателей; сигнальные прожекторы щелкали и мерцали в паутине, которая удерживала десятки кораблей и десятки тысяч людей в движении, как единый организм, послушный единой воле.

Адмирал Морис Фарр опустил бинокль. — Ну, я говорил вам, Арти, что вы увидите некоторые действия до окончания этой войны, — сказал он светловолосому лысеющему мужчине рядом с ним.

Адмирал Артур Каннингем, командующий Первым Дивизионом Линкоров, мрачно улыбнулся. — Все одним броском, а, Морис? Я чуть не подавился рыбьей костью, когда вы мне сказали. Гораздо больше похоже на то, что  бы придумал я.

Морис Фарр покачал головой. — Нет, на самом деле это тонко, — серьезно ответил он. — Не просто опустить головы и броситься, на них, не раздумывая.

— Да, меня не зря называют  «Быком», — сказал он, почесывая болезненную сыпь на коже, которая покрывала его руки. — В военное время обычно есть, что сказать о «мясорубке». Я должен признать, что эти авианосцы неплохо зарабатывают себе на хлеб.

Пылающие останки дирижабля опустились к поверхности, и вернулась темнота, за исключением ходовых огней флота и посадочных огней, которые тянулись вдоль летных палуб авианосцев.

— У нас будет больше проблем с их воздушными судами легче воздуха, как только взойдет солнце, и они смогут заправляться с воздушных кораблей-заправщиков вне пределов нашей досягаемости, — сказал адмирал Фарр. — Мы можем сбивать их дирижабли, но мы не можем скрыть тот факт, что мы сбиваем их — они всегда могут отправить сообщение, прежде чем сгорят. Враг поймет, что мы что-то замышляем.

— Но не совсем так, — весело сказал Каннингем. — Самолетам тоже легче взлетать при дневном свете. Я говорю, два дня.

— Три, — сказал Фарр.

Помощник отдал честь. — Вас хочет видеть Генерал Фарр, сэр.

Джеффри Фарр поднялся по трапу на мостик флагманского корабля. Он был большим; «Великая Республика» была построена как центр управления и связи всего Северного Флота в море. Тем не менее, ему пришлось пробираться, пока он не смог предстать перед своим отцом, коричневый цвет его полевой формы и шлема контрастировал с морской синевой морских офицеров.

— Сэр. Пришло время мне вернуться к своим командирским обязанностям.

Морис Фарр кивнул. — Удачи, Генерал, — сказал он. — Флот будет там, где он вам нужен.

Он подошел ближе и взял сына за руку. — И удачи, сынок.

Джеффри Фарр кивнул. — Да, папа.

* * *

— Складывайте шпалы вместе, — сказал лидер партизан.

Более половины отряда составляли безоружные крестьяне, мужчины и женщины, сбежавшие с плантаций или с нескольких арендованных участков, которые Избранные еще не успели объединить. Однако они захватили с собой свои рабочие инструменты; лопаты, кирки и мотыги глухо стучали по гравию железнодорожного полотна. Было особое удовольствие разрушать магистральную линию от Салини на запад вдоль Кишки. Тридцать тысяч Имперских подневольных рабочих трудились десять лет, чтобы построить ее, и по ней перевозилась половина припасов для армий Страны в Сьерре и Союзе.

— Складывайте их вот так, — повторил он. Растущая груда пропитанных креозотом бревен поднималась выше его головы. — Теперь рельсы находятся между бревнами и шпалами, а затем мы их подожжем. Пройдет много времени, прежде чем по этим рельсам снова пойдут поезда.

Очень долгое время. Во всей Империи было только два прокатных стана — в Чиано и Короне. Большую часть работы пришлось бы выполнять в самой Стране —  перевозить исковерканные огнем рельсы на тамошние заводы, разогревать и повторно прокатывать их и привозить обратно…

Он неприятно улыбнулся.

Один из его подчиненных заговорил с беспокойством в голосе: — У нас будет время? Их силы быстрого реагирования…

Улыбка превратилась в оскал. Командир партизан указал на восток, где железная дорога вилась через низкие холмы прибрежной равнины Кишки. Поднимались столбы дыма, их были десятки.

— У них сегодня будет много дел.

* * *

Комендант Избранных города Монте Сассино выругалась и выбралась из постели, щурясь от утреннего солнца. Вчера вечером она немного перебрала с банановым джином и смешала его с местным бренди. Потирая свою коротко подстриженную голову, она потянулась к телефону, который так пронзительно звонил.

Бах.

Она упала вперед, на аппарат, ее тело дергалось в спазматическом рефлексе и опорожняло мочевой пузырь и кишечник.

Девушка, державшая маленький пистолет, изготовленный в Сантандере, кивнула своему брату. — Быстро!

Они были близнецами, им было по четырнадцать лет, если не считать разных глаз. Ни один из них не потрудился одеться, когда они забаррикадировали дверь в апартаменты бывшего коменданта и обыскали ее личный шкаф в поисках боеприпасов и оружия; на шкафе был кодовый замок, но брат давным-давно узнал шифр. Внутри были дробовик и автоматический карабин, а также  несколько магазинов для автомата, который лежал на комоде вместе с поясом для оружия. Он плюнул на тело мертвой женщины и швырнул его в растущую груду мебели перед дверью.

У близнецов не было особой  подготовки по обращению с оружием, но им удалось убить трех солдат Протеже и ранить еще одного из Избранных, прежде чем таран пробил дверь и отбросил баррикаду в сторону.

К тому времени большая часть города была охвачена пламенем.

* * *

— Что?

— Сэр, — сказал Протеже, — ни одна из станций не отвечает.

Офицер Избранных сдержался; удар техника по лицу не изменил бы коровьей глупости в ее глазах. Чтобы быть оператором телефонной станции, не нужно было иметь много мозгов. Кроме того, политика всегда заключалась в том, чтобы набирать на военную службу нижнюю треть IQ пула. Умные Протеже были опасными Протеже.

— А как насчет возврата контрольного сигнала?

Лицо техника очистилось от озабоченного, готового нахмуриться выражения. — О, да, сэр. Я пробовала это, сэр. Цепи неисправны.

На этот раз офицер Избранных громко зарычал. Это означало, что, по крайней мере, три основные магистральные линии были неисправны.

— Возвращайся на свой пост, — сказал он. — Я воспользуюсь радиосвязью. Это, по крайней мере, вернуло бы ему связь со штабом. Жаль, что немногие мобильные подразделения Страны использовали ее.

* * *

— Что вы рекомендуете?

Герта Хостен в отчаянии на секунду закрыла глаза. — Сэр, я рекомендую больше не переводить личный состав войск из собственно Страны  на Новые Территории, и, чтобы персонал, откомандированный из военно-морских сил и гарнизонных подразделений на Новых Территориях — в Сьерру и Союз, был немедленно возвращен в свои подразделения. И, чтобы мы переместили полевые силы генерала Хостена — мобильную армию, которую  сколачивали из подразделений и дивизий, выведенных из зоны противостояния после отступления к укреплениям «Готической Линии» — по крайней мере, обратно в район Чиано.

Карл Хостен выглядел слегка ошеломленным, как, будто пожилой и очень свирепый ястреб неожиданно получил удар между глаз. Большинство других лиц за столом выглядели непонимающе враждебными.

— Это означало бы фактический отказ от всего, что находится к югу от старой Имперской границы! — сказал начальник Генерального Штаба.

— Нет, если Санти не смогут прорвать «Готическую Линию», сэр, — ответила Герта. — И мы знаем, что агент «А» — Джон Хостен — либо был дезинформирован сам, либо пытается дезинформировать нас. Стратегический резерв Санти не направляется к устью Рио Арена, как и их Северный Флот. Он движется на север вдоль побережья Новых Территорий, и может обрушиться на любую точку, от Наполи до Артеузы. Наши отчеты указывают на какое-то всеобщее восстание на оккупированных территориях и среди того, что осталось от Сьерры. Наши единственные крупные незадействованные силы находятся почти в тысяче миль отсюда, в центре Сьерры, и железнодорожная сеть находится в полном дерьме. Подумайте, пожалуйста, сколько времени потребуется, чтобы вернуть эти войска туда, где они нам нужны. Войска с Новых Территорий нужно… вывести.

Что-то от ее собственной мрачной, контролируемой паники распространялось на несколько других членов Совета.

— Возможно, часть...

— Сэр, полумеры?

Карл Хостен взял себя в руки. — Что еще рекомендует Военная Разведка?

— Мобилизацию третьей категории, сэр.

На этот раз послышались несколько вздохов, несмотря на  дисциплину Избранных. Это означало закрыть все, запереть всех ненадежных элементов за проволокой и призвать Стажеров и резервы Отставных Стажеров. Детей-подростков правящей расы и несостоявшихся кандидатов, которые составляли средний класс в Стране.

— Но производство... — начал министр.

— Господа, при всем уважении, мы должны пережить следующие пару недель. Если мы вообще сможем это сделать, это должно быть сделано с тем, что у нас есть под рукой.

Герта встала, желая, чтобы отчаяние сдерживало ее, когда начались дебаты.

Глава двадцать девятая

Десантное судно лежало, накренившись и погружаясь, у покатого каменистого пляжа. Дыра от снаряда, пробитая в тонкой стали откидной аппарели судна, показывала  — почему. Внутри находилась сотня, или около того морских пехотинцев, которые толпились, чтобы высадиться; снаряд трехдюймового полевого орудия разорвался в задней части квадратного отсека, в результате чего взорвались сложенные ящики с гранатами и боеприпасами. Вокруг судна  качались на мелководье  тела, плавая лицом вниз. Галька хрустнула под носом катера Джеффри, и он чуть не наступил на мертвого морского пехотинца, лежащего у отметки прилива, когда выпрыгивал. Бронированный командный автомобиль ждал его на Корниш Роуд в десяти ярдах дальше вглубь страны; отделение охраны штаба развернулось вокруг командира, когда он подошел к нему.

— Докладывайте, — сказал он, запрыгивая в открытый кузов машины. Это заставило его напрячься, поскольку он был лишен связи на несколько мгновений, которые потребовались, чтобы переместиться с транспортного корабля на плацдарм.

— Сэр, «Гордость Боссона» успешно затонула.

Он посмотрел на вход в гавань. Это звучало немного странно, если не знать, что большая часть обороны внутренней гавани состояла из стационарных торпедных батарей берегового базирования. Если потопить корабль с грузом камней поперек устьев пусковых торпедных труб, это выведет их из строя так же эффективно, как и взорвать, и намного дешевле.

— «За исключением экипажей затопленных кораблей», — мрачно подумал он, поднимая бинокль; минимальный состав экипажа, но все равно должен быть кто-то, кто управлял бы штурвалом и двигателями. «Гордость Боссона» лежала, накренившись, на мелководье перед низкой бетонной громадой редута Страны, ее днище было пробито затопляющими зарядами. Орудия и пулеметы с берега превращали ее верхнюю часть в дымящийся металлолом.

— Обеспечьте им огневую поддержку флота, — рявкнул он.

Большинство линкоров его отца стояли на средней дистанции у входа в гавань, нанося удары по Фортам Рикардо и Бертелли… или как там их переименовали Избранные за годы, прошедшие после завоевания. Он узнал низкие бронированные силуэты даже сквозь облако пыли и дыма и грохот двенадцатидюймовых орудий. Время от времени форты отвечали, но их гарнизоны были отозваны для службы в Сьерре и Союзе.

Остальная часть города была совсем не похожа на его воспоминания об Имперском городе, каким он был, или даже на кошмарные картины развалин, воняющих гниющей человеческой плотью, которые он мельком видел в конце войны между Страной и Империей. Город, который теперь горел заново, был перестроен в безжалостно однородную сетку широких прямых улиц, вдоль которых выстроились почти одинаковые ряды зданий из четырехугольного гранита и железобетона. Жилые дома, склады, фабрики, тюрьмы и казармы — все выглядело очень похоже, даже более отвратительно стандартизировано, чем города Страны, такие как Коперник и Принятие Присяги.

Он поднял глаза. Единственными самолетами над Короной были самолеты Сантандера с авианосцев, корректирующие огонь линкоров и крейсеров, обстреливающих  форты Избранных.

Затем бронированная машина накренилась. Вспышка была яркой даже при солнечном свете; Джеффри непроизвольно вскинул руку, когда его взгляд метнулся вниз, туда, где находился Форт Рикардо… находился. Теперь там не было ничего, кроме поднимающегося столба дыма. Звук ударил ему в лицо и грудь, а через несколько секунд взорвался и соседний Форт Бертелли у северного входа в гавань. Он потряс головой, чтобы избавиться от звона в ушах.

— «Мы попали в склады»? —   подумал он.

— Я сомневаюсь в этом, Джефф, — сказал Радж. — Судя по отчетам Джона, гарнизоны состояли в основном из Имперцев — даже не из Протеже Страны. По предположению, они взбунтовались и попытались сдаться.  Офицеры Избранных сами подготовили заряды с таймерами для складов.

— Верно, — сказал Центр, — вероятность 78% ±8.

Джеффри слегка вздрогнул. Это было восемь — десять тысяч человек, погибших менее чем за пятнадцать секунд; конечно, они были либо Избранными, либо Имперцами, которые вызвались им служить, но…

Он оглянулся на десантный корабль. Но, с другой стороны, он не собирался очень сильно горевать.

Пыль немного разошлась под сильным морским бризом. Там, где раньше стояли низкие приземистые стены и бронированные башни фортов, не было ничего, кроме моря битого камня и зазубренных обрубков железобетона, из-под которых виднелся клубок стальных прутьев. То тут, то там валил дым или пар —  там, где просачивающаяся морская вода попадала на металл, все еще раскаленный от взрывов.

Джеффри моргнул. — Хорошо, что сообщает Бригадный Генерал Таунсенд?

— Гавань для воздушных кораблей и аэродромы обеспечены, сэр. Часть живой силы Избранных все еще прячется в зданиях. Дирижабли все еще горят, а также горят запасы водорода, боеприпасов и топлива. Он говорит, что, возможно, ему удастся сохранить часть топлива; взлетно-посадочные полосы бетонные, и наши самолеты смогут начать использовать их через пару часов.

— А Гарфилд?

— Бригадный Генерал Гарфилд сообщает об интенсивном сопротивлении в районе Нью Таун, сэр.

Джеффри кивнул. Именно там жили Избранные жители Короны. Это означает беременных женщин, детей, стариков и нескольких администраторов и технических работников. Но они были вооружены, и они сражались.

— «Похоже, это единственное оставшееся место сражения», — подумал он. — Водитель, едем в штаб Бригадного Генерала Гарфилда.

Тяжелые шины заскрипели по брусчатому тротуару, когда командирская машина выехала из доков. На улицах не было видно местных жителей, большинство из них, должно быть, прятались, но было много транспортных средств Сантандера: бронированные автомобили, несколько танков, сотни грузовиков, отправляющих вторую и третью волны вглубь страны от доков, марширующие войска, буксируемая артиллерия. И постоянный поток медицинских машин, доставляющих раненных на госпитальные суда, которые теперь, когда оборона порта была подавлена, смогли пришвартоваться.

— «Какие жертвы?» — задумался Джеффри.

— На сегодняшний день 18% первой дивизии морской пехоты, — сообщил Центр.  — Конечно, гораздо выше в стрелковых ротах.

— «Конечно», — подумал Джеффри с усталым отвращением.

Но это не имело значения. Это имело значение, но только для него и для пострадавших, а также для их друзей и семей, оставшихся дома. Он захватил Корону, и не только захватил ее, но и нанес внезапный удар, в результате которого доки порта не пострадали. Даже ремонтные мощности были в основном нетронуты, и там были тысячи тонн угля.

Обнаженное и избитое тело свисало за одну ногу с фонарного столба, когда мимо проезжала командная машина; частей тела не хватало настолько, что Джеффри не смог определить его пол с первого взгляда. Судя по стрижке и окраске нескольких участков неповрежденной кожи, это тело несколькими часами ранее, принадлежало одному из Избранных, до того, как городские рабы вырвались на свободу и напали на своих хозяев с тыла. Один из тех, кого поймали, и кто не смог вернуться в Нью Таун.

— «Что ж, Избранный, ладно», — подумал Джеффри с мрачным чувством, не ощущая удовлетворения. Было больше ощущения  фундаментальных связей между решением и результатами. Они сами выбрали это для себя некоторое время назад.

— Передать сообщение на флагман, для передачи в штаб, — приказал он. — Сообщение: Корона захвачена, доки целы. Передавайте.

Двадцать пять дивизий экспедиционных сил ждали в портах по всему западному побережью Республики. Ждали этого сообщения. Теперь они двинутся; через три дня они начнут высадку, и никакая сила на земле не сможет сбросить их снова.

— Нет, если только врагу не удастся вывести всю свою полевую армию из южной части в Империю, — предупредил Радж. — Хорошо начато, половина сделана, но мы еще не выиграли.

* * *

Джон Хостен тяжело дышал, опускаясь в канализацию. Там было в основном сухо, только по дну канала струилась грязная коричневая жижа. Избранные построили превосходную канализационную систему под старой имперской столицей Чиано за почти два десятилетия, прошедшие с момента завоевания; они были навязчиво аккуратны и чисты. Эта часть канализации не упоминалась ни в одной из их записей, и отсутствовала на карте. Бригады принудительного труда, которые ее построили, имели в виду вспомогательную функцию, что не мешало ей большую часть времени быть отличной канализацией.

— «Как же здесь воняет», — подумал он. Здесь также царила кромешная тьма, если не считать маломощных фонариков или керосиновых фонарей, горевших через нечастые интервалы.

Прямо сейчас там было полно людей с винтовками, автоматами, пистолетами, рюкзаками с боеприпасами и взрывчаткой для горных работ, ножами и удавками, а также более загадочными инструментами. Они с трудом продвигались вперед, тяжело дыша в бетонной трубе яйцевидного сечения. Артуро Бьянчи ждал на пересечении двух туннелей.

— Я вижу, ты все еще жив, — сказал Джон, тяжело дыша.

— Более живой, чем я был с тех пор, как  впервые пришли Избранные, — ответил Бьянчи, ухмыляясь. — Вы хотите оказать мне честь?

Он подал выключатель, прикрепленный к  концу шнура. Джон взял его и положил большой палец на кнопку. Молча, посчитал, и на счет «три» нажал.

Туннель вздрогнул; люди вскрикнули от невольного ужаса, когда сверху посыпались пыль и куски бетона. Звуки перешли в сдавленный кашель, когда грохот затих вдали. Люди пригнулись в более высоком соединительном туннеле и бросились к железным лестницам, ведущим наверх. Джон сделал первый рывок, подтягиваясь с помощью своих толстых рук и плеч, освобождая на ходу дробовик, перекинутый через плечо.

Подвал был точно таким, каким он был показан на плане, — большое открытое пространство под каменными арками с выходящими со всех сторон блоками камер и железной лестницей в каждом углу. Но на плане не были показаны стальные клетки, свисающие с потолка на металлических тросах, которые позволяли их поднимать или опускать. Каждая клетка была разного размера и формы, к некоторым были подключены провода, чтобы через них можно было пропускать ток, некоторые были облицованы пилообразными кромками или шипами, большинство были таких размеров, которые не позволили бы заключенному ни сидеть, ни стоять. Все клетки были заняты, хотя некоторые из жертв едва дышали — обрывки кожи, натянутые на кости, с костью, протертой сквозь кожу в местах соприкосновения с клеткой. Языки, распухшие от жажды или вырванные; руки, переломанные сапогом до пальцев — это было обычным сопровождением ареста. Еще больше людей висело на металлических решетках вдоль стен. У них были отрезаны веки, а перед ними установлены фонари — постоянно горящие дуговые лампы, другие лампы мигали с точными интервалами.

Здание сверху было штаб-квартирой Четвертого Бюро по Новым Территориям. Специалисты Бюро работали до тех пор, пока партизаны не прорвались сквозь этажные перекрытия; улики лежали, истекая кровью и подергиваясь, на металлических столах, которые были расставлены аккуратными рядами по всему полу. Большинство из них представляли собой плоские металлические формы с желобами для стока крови; другие выглядели как стоматологические кресла. Тайные полицейские теперь лежали рядом со своими клиентами, одинаково окровавленные там, где их достали пули и картечь.

Джон сглотнул и подавил желание зажмуриться. Он был полностью осведомлен о том, что происходит в подобных местах, но это было не, то, же самое, что увидеть все это своими глазами. Он подозревал, что будет видеть это во сне всю оставшуюся жизнь.

— Пошли, — сказал он сопровождавшему его отделению. — Помните, ничто не должно быть сожжено.

Предполагалось, что они доберутся до центральной картотечной системы до того, как у ее операторов появится шанс ее уничтожить.

— И берите пленных, если сможете, — продолжил он.

Они бы поговорили. А потом он передал бы их людям в камерах.

* * *

— Они пытаются заминировать внешнюю гавань, — сказала Элиза Эбердорф.

Половина ее лица все еще была покрыта заживающими шрамами от ожогов, и у нее отсутствовала большая часть левой руки, но она была работоспособна — что было больше, чем она ожидала, когда последняя серия взрывов сбросила ее с мостика тонущего «Гроссволка» в гавани Барклон. Она была достаточно функциональный, чтобы командовать флотилией эсминцев в Пилларс, по крайней мере. Избранные были логичными людьми, и персонал не винил ее за то, что она проиграла силам, в восемь раз превосходящим ее собственные. Ей удалось спасти два линкора и многие транспорты.

— Какие корабли? — прохрипела она. Ожоги исказили ее голос, но с этим ничего нельзя было поделать, как она подумала.

— Легкие суда. В основном, траулеры.

Она скучала по Хельмуту, но Ангелика была достаточно компетентна. — Я сильно подозреваю, что следующим заходом будет воздушная атака, — сказала она, проводя пальцем по карте восточного побережья Страны. — Флот Метрополии, конечно, в Принятии Присяги; если мы присоединимся к ним, это станет для них серьезной неудачей и вернет шансы к чему-то, приближающимся к равным.

Она сделала паузу. — Последние новости из Штаба Флота, пожалуйста.

Приказы остались прежними. Место встречи согласно Плану Бета «А», в ста двадцати милях к юго-юго-востоку от Принятия Присяги.

— Так-с. Чрезмерная осторожность в то время, когда только смелость могла исправить ситуацию. Можно предположить, что командование Флотом Метрополии просто хотело, чтобы каждый корабль, который они могли взять под свое командование, участвовал в финальной битве. Она предложила свои «четверки» для ночной торпедной атаки.

— Сэр! — техник связи оторвала взгляд от своего радиоприемника. — Воздушные разведчики сообщают о большом количестве вражеских самолетов, приближающихся с юго-востока.

Палец Эбердорф снова пошевелился. Это означало, что авианосцы Санти где-то поблизости… рядом. Полезная информация.

— Доложите в штаб, — приказала она. — Внимание капитанам. Как только закончится этот воздушный налет, мы выдвигаемся и развиваем скорость в этом направлении.

Брови Ангелики Боровиц поползли вверх. — Сэр. Это выведет нас на курс перехвата вражеского флота.

Эбердорф улыбнулась, и даже присутствующие Избранные слегка  побледнели, увидев, как извивается ее рубцовая ткань. — Вот именно. Если мы встретим врага на пути к месту встречи, нас вряд ли можно винить за то, что мы вступили с ним в бой. По моему взвешенному мнению, только наша эскадра обладает готовностью, необходимой для крупной ночной атаки на вражеский флот. Потенциальный ущерб перевешивает важность еще двенадцати эсминцев в дневном бою.

Вероятно, когда их разнесут в щепки крейсерские заслоны Северного Флота Санти. Но флотилия Пилларс не лишила свои экипажи персонала Избранных и опытных Протеже для операций на материке, как это было с Флотом Метрополии. Ночные действия имели большой потенциальный выигрыш — разведывательные преимущества противника были бы нейтрализованы, и все действия должны были бы осуществляться в пределах эффективной дальности торпедирования, — но это требовало исключительного мастерства и долгой практики.

Она снова рассмеялась и провела рукой по тому месту, где когда-то были ее волосы. — «Кажется, у меня вошло в привычку питать напрасные надежды. Хотя я сомневаюсь, что кто-нибудь выплывет со мной на берег отсюда».

* * *

— Сэр. Морис Хостен отдал честь и вытянулся по стойке смирно перед своим дедом. — Сэр, они отбили нас. Я сомневаюсь, что мы потопили хотя бы рыбацкую лодку.

В голосе молодого пилота слышалась легкая горечь, даже сейчас, даже на мостике «Великой Республики».

— Зенитный огонь не был похож ни на что, что я когда-либо видел, — продолжал он. — И их  авиация наземного базирования ждала нас, в три раза превосходя нас численностью или даже больше. И там что-то еще с минными заграждениями.

Адмирал кивнул. — Это нужно было попробовать, — тихо сказал он, больше самому себе, чем своему внуку, и продолжил вслух: — Очень хорошо, командир крыла. Вы можете идти.

— Что ж, это был полный провал, — мягко сказал адмирал Каннингем.

— Нужно было попробовать, — повторил Морис Фарр. — Это дюжина консервных банок и хороший современный крейсер с хорошим экипажем и еще слишком мобильный.

Он выглянул из окна в темноту. — Слишком мобильный, гм, наполовину… и, вероятно...

— Сэр! Эсминец «Гиацинт» сообщает о неизвестном количестве вражеских кораблей.

Фарр посмотрел на карту. — Идут прямо на нас, — сказал он. — Ну, вы не можете винить их в агрессивности, — продолжил он. — Транспортам, авианосцам и кораблям сопровождения авианосцев сохранять курс. Остальной части флота двигаться следующим образом.

Прогремели приказы. Каннингем поднял брови. — Бросаете все силы на то, чтобы противостоять двенадцати эсминцам и крейсеру? — спросил он.

— Мы не можем позволить себе слишком много потерь, — ответил Фарр. — Особенно крупных кораблей.

Каннингем кивнул. — Вы босс. Я лучше позабочусь о своих проблемах.

Фарр кивнул, глядя в иллюминаторы мостика. Уже были сделаны первые выстрелы осветительными снарядами, чтобы дать как можно больше света. — «Чертов смертоносный великий флот», — подумал он. — «Повезет, если мы не потопим несколько наших собственных кораблей огнем по своим».

Он подумал о том, чтобы отправить уведомление «внимательно выбирать цели», затем, молча, покачал головой. Больше шансов потерять корабли, таким образом, поскольку артиллеристы колебались до последней минуты и подпустили эсминцы Страны слишком близко. Прожекторы мерцали над водой. — «Жаль, что нет никакого способа видеть в темноте», — подумал он. Какое-то нибудь устройство обнаружения. Но его не было…

— Крейсер «Айвэй» атакован, — бесцветным голосом произнес старшина связи, переводя код, поступивший в виде точек и тире в наушники.

Небо на северо-западе осветилось больше, чем от осветительных ракет. Вспышки  восьмидюймовых орудий. Глухие удары дульных разрядов раздавались с задержкой, чем вспышки, но небольшой. Это было недалеко…

— «Айвэй» сообщает, что он находится под артиллерийским обстрелом вражеского тяжелого крейсера, — сообщил старшина. — «Десминс» и «Наулин» выдвигаются на поддержку.

— Ни в коем случае, — отчеканил Фарр. — Эскадре крейсеров «А» сохранять свое место.

Вероятно, именно это и пытался сделать  командир Избранных — пробить брешь взаслоне крейсеров  и послать через него эсминцы. Это достаточно легко, даже если бы они сохраняли позицию; эсминцы не были бы видны достаточно долго, чтобы достать большинство из них.

— Сэр, «Айвэй» докладывает...

На северо-западном горизонте появилась вспышка света, за которой почти сразу же последовал мощный глухой удар.

— Черт возьми, — медленно и отчетливо произнес Фарр. — «Мне никогда не нравилась защита оружейных погребов на этих крейсерах класса «Сити», — подумал он. Поскупились на внутренние переборки, чтобы укрепить главный пояс…

— Сэр. На этот раз голос старшины слегка дрогнул, всего на мгновение. — «Десминс»  сообщает об «Айвэй»… его нет, сэр. Просто нет. Кормовая часть — это все, что осталось, и она затонула, как камень.

— Что-то сегодня не так с нашими чертовыми крейсерами, — сказал Фарр и закурил сигарету, снова глядя на карту и прикидывая расстояния и время. Капитан «Великой Республики» был центром бурной деятельности; по всей надстройке горели прожекторы.

— Вон они, — сказал он громко, перекрикивая визг поворотных устройств орудийных башен. Только скорострельные установки и вспомогательная артиллерия; никто не собирался стрелять из двенадцатидюймовых орудий в темноту, когда вокруг десятки кораблей  Флота Сантандер.

Приближались длинные стройные фигуры, лавируя между  крейсерами эскадры, направляясь к основным кораблям. Красно-золотые шары света начали проноситься сквозь ночь, снаряды выгибались дугой навстречу врагу. Эсминцы Избранных  со скоростью тридцать узлов и выше, отбрасывали струи воды от своих носовых частей на уровень своих носовых башен.

— Вот они, — повторил капитан. Линкор резко накренился, разворачиваясь, представляя свой нос эсминцам, как наименьшую возможную цель для их торпедных залпов. — За то, что мы собираемся получить...

— Пусть Господь сделает нас по-настоящему благодарными, — пробормотали на мостике с кощунственным благочестием.

* * *

Генрих Хостен моргнул. — Что он сказал?

— Сэр. Либерт объявил, что Союз, э-э, совершенно нейтрален, в течение ста часов на данный момент. Силы Союза не будут пытаться вступить в бой ни с Сантандером, ни с войсками Страны, кроме как в целях прямой самообороны. Сэр, несколько наших постов сообщают, что силы Союза здесь, в Сьерре, расположились лагерем и отказываются от контактов. Должен ли я приказать активировать План «Оболочка», сэр?

Генрих стоял неподвижно целых сорок секунд. На его невыразительном лице выступил пот. — Не в данный момент, — сказал он очень тихо. План «Оболочка» был постоянным экстренным вариантом для захвата Союза.

— «Что ж, похоже, на этот раз ты ошиблась, Герта», — подумал он. Оставить Либерта в живых было ошибкой… хотя и оправданной в то время.

— Нет, я не думаю, что сейчас мы будем отвлекаться на это. У Либерта двести пятьдесят тысяч человек. Боюсь, сначала нужно разобраться с Санти, как бы заманчиво это ни было. Внимание, пожалуйста.

Начальник его штаба наклонился вперед. Генрих посмотрел на карту. — В ожидании разъяснений из Центрального Штаба силы на Линии Противостояния должны оставаться на месте. Держась до последнего, как только смогут. Все остальные силы в Союзе должны отступить на север, разрушая линии связи позади себя, насколько это возможно, и позволить захватить нас, если они смогут.

— Захватить нас, сэр?

Генрих постучал толстым пальцем по центру Сьерры. — Мы — единственная, сосредоточенная сила, которая осталась у Страны на материке. Очевидно, что сделают Санти: они захватили Корону, они отправляют туда свой Первый Корпус так быстро, как только могут, и направляются к нашему Флоту Метрополии в Проходе.

Его рука переместилась к западным берегам Республики, а затем устремилась вверх, к  родине Избранных.

— Смелые. Отважные. Все это оборачивается против нас и против Военно-морского Флота. Если мы сможем разбить их флот и уничтожить их Первый Корпус, то даже потеря Союза и Сьерры не будет иметь значения. Мы сможем отбить их на досуге и сокрушить Сантандер в следующем году.

И если мы проиграем или проиграет Флот, Избранные обречены, он знал это. Судя по их лицам, то же самое знали и все остальные в комнате.

— Сэр, система связи в очень плохом состоянии, — предупредил начальник материально-технического обеспечения.

Генрих кивнул. — Это означает, что поезда, движущиеся на север, скорее всего, будут двигаться так же быстро, как ручные тележки, движущиеся впереди локомотивов, — сказал он. — Но это все равно быстрее, чем воловьи повозки. Приоритеты: все боевые машины с легкой и средней броней, затем топливо, затем артиллерия и артиллерийские боеприпасы, а также другие припасы в определенной последовательности.

— А как насчет тяжелой бронетехники?

— Взорвите ее на месте.

— Сэр!

Генрих снова постучал по карте. — Эти монстры были бы бесценны, если бы мы могли доставить их туда. Но мы не можем. Они занимают слишком много места и требуют серьезных усилий. Лучше иметь то, что мы можем, в нужном месте, чем то, чего мы не можем на полпути туда в решающий момент. Взорвите их!

 — Есть, Герр Генерал.

— Самолет, сэр?

— Коэнраад, вы и ваш персонал подготовьте мне данные о том, скольких мы можем отправить на Новые Территории и дозаправиться по дороге. Уничтожьте остальное на месте и распределите личный состав по пехотным подразделениям, в которых не хватает Избранных. Которых было довольно много.

— Теперь соедините меня со штабом Новых Территорий.

— Сэр... они не отвечали на вызовы последние полчаса. Последнее сообщение было о том, что повстанцы… возникли каким-то образом… в штаб-квартире Четвертого Бюро и атаковали административный комплекс изнутри в связи с общим восстанием этих животных.

Генрих на секунду закрыл глаза, затем пожал плечами. — Хорошо, тогда давайте сделаем все, что в наших силах, с тем, что у нас есть. Следующее…

Сессия планирования продолжалась. Она все еще продолжалось, когда авангард последней армии Избранных  двинулся на север менее чем через два часа.

* * *

Последний из ее напарников исчез в оранжевом огненном шаре. Эрика Хостен до последнего момента удерживала двухмоторный биплан-бомбардировщик прямо и ровно, затем дернула ручку управления. Протестующе взмахнув крыльями, самолет поднялся над эсминцем, отстранившись от дымовых труб менее чем на шесть футов. Дым и поднимающийся воздух на мгновение ударили по ней, а затем она снова оказалась над поверхностью воды, колеса почти ее касались.

Какая-то фигура оказалась впереди нее. Длинная плоская надстройка с одной стороны. Самолеты над ней, целый рой — самолеты над всей чашей огня и дыма и корабли, которые простирались до горизонта по обе стороны, другие с  авианосцев Страны, еще сотни со стороны Страны. Зенитки в орудийных нишах по всему периметру авианосца вели стрельбу по ней, и еще эсминец сзади. Ее стрелок обмяк на заднем сиденье, и кровь текла по дну кабины и стекала по краям ее ботинок. Ткань слезала с крыльев.

— Еще немного, — промурлыкала она самолету. — Совсем немного.

Ближе. Ближе. Сейчас.

Она дернула спусковой рычаг рядом со своим сиденьем. Биплан накренился, когда выпустил торпеду, а затем снова, когда что-то ударило его. Она снова дернула за ручку управления, и…

Чернота.

* * *

— Добро пожаловать на борт, адмирал, — сказал командующий «Империей Свободы». — Мы уведомили флот, что вы перенесли свой флаг.

Морис Фарр кивнул, направляясь к передней части мостика линкора. Впереди одна из восьмидюймовых орудийных башен превратилась в искореженные обломки. Еще больше искореженных обломков было выброшено за борт — останки самолета Страны, который свалился на борт с бомбами, все еще находящимися под его крыльями. Это причинило на удивление мало вреда, хотя зенитки на этой стороне молчали, их стволы напоминали сюрреалистические скульптуры.

— Доложите статус, — сказал он твердо, несмотря на пятна масла и воды, пропитавшие его униформу.

— Сэр. Шестнадцать единиц Первого Дивизиона сообщают о полном или почти полном рабочем состоянии.

Прошлой ночью в результате торпедной атаки были потеряны два линкора и три крейсера. Еще три корабля этим утром подверглись воздушным атакам Избранных с обеих сторон Прохода. Это давало ему преимущество в четыре раза, вдвое больше в тяжелых крейсерах, большая часть его эскадренного прикрытия оставалась нетронутой — менее трети вражеской флотилии из Пилларс вырвалась наружу — и с одним решающим преимуществом.

— Воздух?

— Сэр, мы держим основной флот противника под постоянным наблюдением. «Сондертон» затоплен, чтобы попытаться потушить пожар, и попадание торпеды вывело из строя его руль управления, но «Ламмас» и «Миллерс Кроссинг» все еще готовы принять самолеты.

Они не были переполнены. Большинство бойцов отбыли.

Морис Фарр посмотрел на горизонт. Вся его жизнь была подготовкой к этому моменту.

— Доложите о движении.

— Сэр, вражеские эсминцы продвигаются с максимальной скоростью, за ними следует их главный боевой строй.

Это поставило их нос к носу с его кораблями, которые наступали точно таким же строем. Было одно решающее отличие: у его кораблей с тяжелыми орудиями была авиация, которая могла обнаружить их, и они отточили технику за годы практики. У флота Страны были отличные оптические прицелы и хорошая артиллерия, но они не могли использовать, ни то, ни другое, пока их цели не оказывались в поле зрения. Это был длинный, очень длинный участок, по которому нужно было пройти под массированным огнем.

— Вражеские авианосцы?

— Они оба оторвались и на большой скорости движутся на север.

Это на мгновение озадачило его. Ах. Больше никаких самолетов. Без самолетов они были так же бесполезны, как торговые суда в бою с флотом.

— Приготовьтесь выполнить поворот флота; поворот будет на левый борт.

— Есть, сэр.

Линкоры Сантандер вытянулись, как линия из шестнадцати бусин, и двигались вперед со скоростью восемнадцать узлов. Тяжелые корабли Страны приближались к ним со скоростью на один-два узла быстрее; некоторые из его линкоров получили повреждения и развивали не самую лучшую скорость.

— Поворот!

«Империя Свободы» накренилась, собираясь показать свой борт врагу, все еще невидимому за горизонтом. Башни взвизгнули, когда длинные стволы двенадцатидюймовых орудий повернулись. На остальных линкорах башенные орудия сделали то же самое. Теперь шестнадцать линейных кораблей Сантандер двигались на запад, а не на север, обеспечивая комбинированный огонь бортовых залпов своим эквивалентам Страны. Если бы вражеский флот попытался атаковать, приблизившись на расстояние выстрела, они не смогли бы ответить более чем половиной своих орудий…  и они все равно будут стрелять вслепую еще очень, очень долго. Если они повторят его маневр, то никогда не окажутся в пределах досягаемости. И если они отступят, у них больше никогда не будет возможности вступить в бой с флотом на столь выгодных условиях. Он мог бы приплыть в Корону и выполнить ремонт, блокируя материк под прикрытием самолетов наземного базирования.

— Открыть огонь, — приказал он.

Сто двадцать тяжелых орудий выстрелили, и флот Сантандера на мгновение исчез в пламени и дыму. Каждый человек на мостике открыл рот и зажал уши руками. «Империя Свободы» накренилась на бок, ее конструкция заскрипела и прогнулась под воздействием мощного дульного выброса четырех двенадцатидюймовых и четырех восьмидюймовых бортовых орудий; на краткий миг он смог разглядеть очертания 800-фунтовых снарядов в верхней точке их траектории, а затем они начали падать на палубы боевых кораблей Страны. На более тонкую палубную броню, а не в массивные бортовые бронированные пояса.

— Всплеск, — сообщил связист. — Самолет-разведчик сообщает о перелете. Дальность, поправка…

Глава тридцатая

— Генерал, — обратился офицер в штабной машине.

Джеффри наклонился с борта своего бронированного автомобиля. Что-то хрустнуло в пространстве, которое он только что освободил, слишком громко для пули. Он судорожно схватился за поручень сбоку, когда машина дернулась назад.

Это поставило их в тупик. — Это была танковая пушка, или я пожиратель улиток, — пробормотал водитель.

Несколько бронированных машин Сантандера двигались по обе стороны дороги, на которой был Джеффри. Четыре танка «Уиппет медиум» с 2,5-дюймовыми пушками в башнях; три бронетранспортера «Уиппет» со снятыми башнями; зенитка «Уиппет», освобожденная от своей первоначальной задачи по противовоздушной обороне из-за фактического отсутствия самолетов Страны и выполняющая вместо этого огневую поддержку. Бронетехника Республики с грохотом двинулась вперед, остановившись так, что из-за холма показались только танковые башни и их орудия на максимальном угле склонения. Один выстрелил, и через несколько секунд на среднем расстоянии появился столб дыма и огня, видимый даже через гребень.

По всей холмистой пахотной земле на запад продвигался Экспедиционный Корпус, пехота была рассредоточена, готовясь к сражению, которое казалось неизбежным. Пара штурмовиков пролетела мимо, их колеса были менее чем в пятидесяти футах над головой, направляясь на восток к возможным целям.

— Генерал, — сказал запыхавшийся штабной офицер в машине.

Джеффри снова наклонился. Он ухмыльнулся, читая депеши.

— Сэр? — сказал Анри, держа руки на рукоятках пулемета, установленного на автомобиле. Он не верил в ненужный риск, и вокруг все еще могло быть несколько  самолетов Избранных. Пара явно командирских машин, сгрудившихся прямо за фронтом, представляли собой очень заманчивую цель.

— Сообщение от Папы. Адмирала Фарра. «Мы встретились с врагом, и побеждаем».

Представитель Союза негромко присвистнул. — Значит, мы удерживаем Проход?

Джеффри кивнул. До тех пор, пока Экспедиционный Корпус не будет сброшен в море, что выглядело все более маловероятным.

Он перешел к другому сообщению и с усилием удержался от того, чтобы его рот не открылся.

— Вот, сукин сын.

Анри посмотрел на него; на самом деле это не было проклятием.

— Либерт. Либерт предложил всем Избранным и Протеже, остающимся на территории Союза или Сьерры, убежище. Гражданство Союза, земельные гранты… этот ублюдок пытается собрать себе достаточную армию, чтобы нам не захотелось избавиться от него, когда все это закончится.

Лицо Анри побелело вокруг ноздрей и рта от ярости. Общественность Сантандера ненавидела Либерта и его коллаборационистский режим почти так же сильно, как и Лоялистские беженцы. Вопрос о том, достаточно ли они ненавидели его, чтобы вести еще одну войну, был совершенно другим.

— Не унывай, — сказал Джеффри. — Я еще не видел, чтобы многие из Избранных сдавались.

Он посмотрел на стол с картой. — Все, что нам нужно сделать, это удержать их. У них закончились припасы, топливо, и надежда.

Остатки сил, которые выступили из Сьерры на север, чтобы встретить его, были растянуты вдоль верховьев реки Пада к востоку от Чиано, пробиваясь сквозь толпы партизан. Немногие Избранные, оставшиеся в живых в Империи, были размещены в фортах и городах, которые не были захвачены в начале восстания. За последней армией Страны не было ничего, кроме смерти.

— Общее сообщение, — сказал он специалисту по связи. — Все, что нам нужно сделать, это сдержать их первую атаку. Сдержать их. Протеже уже начали ополчаться против своих хозяев. Если мы сможем сдержать эту атаку, они распадутся.

* * *

Генрих Хостен оглядел позицию. Их осталось шестеро, все его оставшиеся сотрудники. Вероятно, тысячи остались в живых в других местах, в разбросанных, изолированных очагах,  там, где ярость их атаки оставила их глубоко на позициях Сантандера. Он проверил магазин своего автоматического пистолета.

Санти были впереди, среди деревьев, которые росли вдоль дороги. Вероятно, их был взвод, и, конечно же, бронированная машина.

Генрих прикинул расстояния. — «По крайней мере, мне больше не нужно принимать никаких решений», — подумал он. Он рассмеялся, чувствуя, как тяжесть на его плечах ослабевает. Ничего хорошего из этого не вышло. Только еще  один момент. Он снова рассмеялся, чувствуя себя молодым. Таким же молодым, каким он был в начале войны, молодым, уверенным в себе и счастливым.

— Штурм! — крикнул он. — В атаку!

С ножом в одной руке, пистолетом в другой, он бросился вперед стремительным бегом, остальные следовали за ним по пятам. В сумерках ему подмигнули вспышки дульных выхлопов винтовок из-за деревьев. Затем непрерывное мигающее мерцание от наполовину видимых очертаний бронированного автомобиля.

Что-то ударило его, развернув кругом. Он пошатнулся и пошел дальше, выстреливая  последние три патрона из пистолета. Он в кого-то попал? Невозможно сказать наверняка. Еще один удар, где-то в тело, которое казалось далеким. Он упал, пополз вперед, зарываясь свободной рукой в грязь и крепче сжимая нож, так как его пальцы онемели. Сапоги впереди него и кончик штыка. Генрих приподнялся, делая выпад вперед, размахивая длинным изогнутым ножом туда, где, как он знал, должно было находиться тело. Что-то ударило его между лопатками, и он поплыл.

— «Герта». Влага потекла у него изо рта. Ничего больше.

* * *

— О, Господи, — сказал солдат Сантандера, глядя на нож, который прошел в нескольких дюймах от его промежности. — Господи. В этом ублюдке, должно быть, десять дырок, а он, гад, не остановился. Я всадил в него целую обойму. Господи.

Джеффри Фарр посмотрел в лицо Генриха сверху вниз. Его губы все еще были искривлены в оскале или, возможно, улыбке; трудно было сказать из-за крови. Он наклонился и закрыл пристально смотрящие голубые глаза.

* * *

— Сэр, это чертовски глупо.

Джон Хостен кивнул. — Да, это так, Баррджен, — сказал он. — Смит, все вы, вы были со мной долгое время, но это личное. Он мой отец, а не ваш.

Принятие Присяги горело. Канонерская лодка «Сантандер» вошла без сопротивления, если не считать беспорядочного огня мародеров. Гавань была пуста, но огромные военно-морские верфи в центре затонувшей кальдеры были ареной битвы — трудно было сказать, кто против кого, но интенсивность огня была значительной. То, что происходило на улицах, не было битвой; это было нечто среднее между оргией и резней, поскольку рабочие-рабы и мятежники Протеже выслеживали заблудших Избранных и всех, кто был с ними связан.

— Я пошел, — сказал Джон, поднимая свой пистолет-пулемет. — Я не могу запретить вам тоже пойти, но я бы хотел, чтобы вы этого не делали.

Они, молча, посмотрели на него; он криво улыбнулся и направился по улице. Бродячие банды мародеров расступались перед их оружием и очевидной дисциплиной; дым был достаточно густым, чтобы видимость ограничивалась двадцатью ярдами или меньше, и достаточно густым, чтобы каждый вдох был болезненным. С обеих сторон горели пожары, языки пламени вырывались из окон зданий.

— Здесь баррикада, сэр. Осторожнее, — сказал Смит.

Джон покачал головой. — Я не думаю, что за ней есть кто-то живой, — ответил он.

До этого было много мертвецов в полосатой униформе трудовых лагерей или серой одежде Протеже. Сначала это была густая россыпь, затем кучки по два и по три трупа. Тут и там среди них виднелись серые  мундиры Страны и оружие — солдаты или полицейские восстали против своих хозяев. Перед линией мебели и перевернутых тележек мертвецы лежали слоями высотой по пояс, гранитная мостовая была залита вязким красным. Воинам Сантандера приходилось перелезать через них, дыша ртом. Там, где стволы пулеметов были прикрыты завесой падающих мертвецов, пахло жареным мясом. Они были поджарены раскаленным металлом и вскипевшим паром, выходящим из разорванных водяных рубашек пулеметных стволов. Большинство погибших за баррикадой были Избранными; в основном дети, одетые в простую серую школьную форму Стажеров. Взрослые среди них были седовласыми, вероятно, учителями. Большинство мертвых детей, судя по всему, умерли быстро, поскольку увечья были нанесены впоследствии. Большинству.

— Ты ублюдок, — выдохнул Баррджен лысому мужчине, чьи покрытые старческими пятнами руки все еще сжимали горло мертвого Протеже. Нож в руке Протеже был вонзен в живот школьного учителя. — Ты ублюдок.

— Продолжаем двигаться, — резко сказал Джон.

Пожары усиливались по мере того, как они продвигались по Старому Городу. Мимо них с криком пробежала горничная, ее обнаженное тело было залито кровью. Полдюжины солдат Протеже гнались за ней легким шагом, знаки различия были сорваны с их униформы, в руках у них были бутылки. Один или двое из них остановились, чтобы поглазеть на отряд Сантандера; в бритоголовых головах не было разума, но хватило животной осторожности, чтобы заставить их  пошатнуться.

— Где он будет, сэр? — спросил Баррджен.

Джон ответил, не оборачиваясь и не останавливая своей ровной рыси. — Мне кажется, я знаю.

Теперь они локтями прокладывали себе путь сквозь толпу, поворачивая на юг, к Главному Монументу. Послышался треск стрельбы из стрелкового оружия. Спуск по аллее позволил им увидеть площадь вокруг Монумента Основателям — бронзовые фигуры, все еще поднимающие оружие в Знак Присяги. Его окружала баррикада из транспортных средств, некоторые из которых были танками или броневиками.

— Он будет там, если он вообще жив, — бесцветно сказал Джон. — Под памятником есть бункеры, старые, но они всегда в порядке, склады всегда полны, это ритуал...

Волна двинулась вперед с улиц и зданий вокруг площади, волна, которая кричала и стреляла на бегу, она пробежала по ковру из тел, который покрывал тротуар слишком густо, чтобы  был виден камень. Пули врезались в волну, и она поглотила их, накапливаясь, словно на волнорезе. Через минуту или меньше край волны навалился на дула орудий, нанося удары, стреляя и разрывая плоть голыми руками.

— Ватер… — прошептал Джон на языке своей юности.

Что-то побудило Баррджена нырнуть к ногам Джона. Они упали, запутавшись в конечностях; остальные повалились ничком, повинуясь рефлексу старого солдата, прежде чем осознали, что произошло. Даже на расстоянии более тысячи ярдов и под крики атакующей орды взрыв был громким. Бронза, камень и человеческая плоть взметнулись вверх. Ни одна рука не-Избранных  никогда не прикоснется к Монументу Клятвы.

— Ватер! — закричал Джон, точно зная, кто нажал на этот последний детонатор.

— О, Иисус, дерьмо, Христос, сэр, оставайтесь на месте! — крикнул Баррджен.

Баррджен и Смит упорно боролись с ним. Затем он застонал и рухнул в их объятия.

— Черт, черт! — простонал Смит, ощупывая руками рану. — Черт возьми, дайте мне сюда бинты, немного надавите!

Баррджен оставил их за этим занятием, оглядывая площадь с тихим присвистом. Кратер был около ста ярдов в поперечнике, и он быстро подсчитал.

— «Не может быть так много мертвых людей в таком маленьком пространстве», — подумал он. Затем он оглядел пылающий хаос, который простирался по обе стороны от гавани, дальше, чем мог охватить глаз, вверх по склонам гор, где пламя отмечало каждое поместье плантации и деревню.

— «Я думаю, что так может быть».

— Ладно, давайте вернем нашего босса на корабль, — сказал он вслух.

* * *

— Нет, — бесцветно ответила Герта Хостен.

— Но, сэр, мы должны нанести быстрый удар, прежде чем враг высадит войска в самой Стране. У нас под контролем половина территории, и сотни тысяч вооруженных...

— Заткнись, — сказала Герта своему сыну, глядя вниз на гавань Вестхавн. Пожары были потушены, и корабли, столпившиеся на рейде, двигались к докам. Время от времени раздавался треск выстрелов, но ничего похожего на вчерашний день, когда местный исход все еще вызывал сомнения. Она продолжала тем же ровным механическим голосом:

— У нас есть очаги контроля на севере и востоке острова. У нас сотни тысяч детей —  Стажеров, находящихся на испытательном сроке; если бы не тот факт, что все они были призваны и сконцентрированы, мы были бы уже мертвы. Я сомневаюсь, что в районах, которые мы контролируем, осталось больше двух дивизий взрослых Избранных. Возможно, дивизии Протеже, которые не взбунтовались. Теперь позволь мне привести тебе некоторые арифметические расчеты: только в лагерях вокруг Принятия Присяги и Коперника было более двух миллионов рабов. И достаточно оружия на складах, ожидающих отправки на материк, чтобы оснастить десять дивизий. Таким образом, в южных и восточных низменностях насчитывается, по меньшей мере, миллион вооруженных повстанцев, не считая нескольких дивизий Протеже, убивших своих офицеров. Предположим, что наши дети, а некоторые из них ниже оружия ростом, которое они носят, — смогли бы отвоевать эту часть Страны — чего они никак не смогут сделать. И как ты думаешь, что бы с ними сделала армия Санти? А они будут готовы высадить свои войска здесь, на берег в довольно короткие сроки.

— Их… их флот был сильно поврежден в битве в Проходе.

Герта кивнула, по-прежнему отвернувшись к окну. — У них есть шесть неповрежденных линкоров. Ни один из наших линкоров не выжил. Авианосцы остались без самолетов. Возможно, есть две дюжины других военных кораблей, все поврежденные, и несколько сотен торговых судов. У нас нет ремонтных мощностей и нет надежды, чтобы возобновить производство — за последние шесть дней нам пришлось убить девять десятых рабочей силы, или ты не заметил этого?

— Тогда...

Герта обернулась. Йохан Хостен стоял неподвижно, но по его щекам текли слезы.

Хлоп. Плоской стороной ладони она провела ему по щеке. — Внимание!

— Да, сэр!

Она видела, как он собирается с силами. — Теперь ты услышишь, что мы собираемся делать, а затем поможешь мне подготовить необходимые распоряжения. Те, кто пожелают это сделать, укроются здесь, в Вестхавне и в Конугсбурге, и сдадутся  силам Сантандера. По крайней мере, они будут жить. Те, кто не пожелает этого делать, поднимутся на борт корабля.

— На корабль? — спросил Йохан. — Для чего, сэр?

— Западные острова, конечно, — ответила Герта. — Это наше единственное оставшееся владение. Радио сообщает, что условия там стабильны — настолько, насколько они могут быть в скоплении маленьких островов в джунглях на другом конце света — и это довольно далеко для врага, чтобы добраться туда в ближайшее время. Мы загрузим все возможное промышленное оборудование.

— Но, сэр… как это… даже если только половина нашего оставшегося населения…  на Западных островах нет никакого сельского хозяйства, о котором можно было бы говорить.

— Тогда мы будем кушать много рыбы, не так ли? — сказала Герта.

— Но там недостаточно Протеже, чтобы поддерживать нас!

Герта вздохнула, закрыла глаза и приложила два пальца к своему лбу. — «Мы просто не очень быстро учимся», — с горечью подумала она.

— Тогда нам придется самим научиться ловить рыбу, не так ли? У вас есть приказ, Гауптман.

— Так точно, Герр Генерал. — Йохан остался стоять. Могу я говорить дальше, Герр Генерал? — сказал он.

Герте стало холодно. — Можешь, — ответила она.

— Генерал, — сказал парень. По его щекам текли слезы. — Я буду среди тех, кто останется в Вестхавне. С вашего разрешения, сэр.

— Разрешаю, — бесцветно произнесла Герта. — А теперь принеси мне досье на доступные торговые суда.

— Мама? Я никогда не сдамся!

Герта посмотрела на своего сына: идеально обученный быть таким, каким она хотела его видеть. Ее окончательный провал. — Нет, — сказала она, — я не думаю, что ты это сделаешь. А теперь принеси мне папку.

Эпилог

Джон Хостен улыбнулся своей жене с больничной койки. — Да, Пия, я согласен. Отпуск… когда все немного утрясется.

Она уперла руки в бедра. — Никогда ничего не утрясется. Уже поговаривают о выдвижении тебя кандидатом на пост премьер-министра на следующих выборах.

Джон сел прямо и поморщился от боли в ноге. Врачи спасли ее — и его самого, — но какое-то время нужно для восстановления. — Ни за что, клянусь Богом!

Пия вздохнула и улыбнулась. — Тебе скажут, что это для общественного блага...

— Правильно, — сказал Центр.

— Заткнись, — мысленно прошипел ему Джон.

… — и ты будешь тянуться к нему, как форель к мухе.

Она подобрала свой плащ. — Теперь мне говорят, что ты должен отдохнуть. Но тебе следует увидеть, как наш сын женится...

Морис Хостен свободной рукой обнял свою невесту; Александра Фарр все еще была в форме Вспомогательного Персонала, а он — в небесно-голубой форме Военно-воздушных сил. Левая рука была на перевязи, но гипс должны были снять со дня на день. Если повезет, он, возможно, снова сможет управлять самолетом, хотя и не истребителем.

… — и ты будешь отдыхать в течение одного года. Или мне придется ударить тебя молотком по голове, чтобы заставить тебя сделать это.

Она стремительно вышла, ее сын последовал за ней. Джеффри присел на край кровати Джона и предложил ему сигариллу. Джон осторожно наклонился вперед.

— Я чувствую себя человеком, который всю свою жизнь карабкался вверх по лестнице, — сказал он, выпуская дым в открытое окно. Мягкий весенний ветерок колыхал над ним ветки цветущих яблонь; теплое время года пришло в Дубук рано. — Внезапно я оказываюсь наверху, а там совершенно новая лестница.

— Устранение угрозы Избранных  было первым шагом к возвращению Визагера во вторую федерацию, — сказал Центр. — Каждое путешествие начинается с первого шага, но это только начало.

В его голове проносились образы: университеты, торговые соглашения…

— И Джеффри еще предстоит немало повоевать, — сказал Радж с веселой покорностью судьбе. — Я участвовал во всех крупных войнах в Бельвью до того, как мне исполнилось тридцать, и будь я проклят, если зачистка не отняла у меня остаток дней.

Джеффри вздохнул и выпустил струйку дыма. — Кое-что из того, что мы делаем, переварить труднее, чем войну, — сказал он. —  Войскам Сантандера пришлось стрелять по Имперцам, чтобы удержать их от убийства Избранных, пытающихся сдаться нам. Они наконец-то делают это, правда не очень, и твоему другу Артуро это совсем не нравится. Он думает, что их национальная судьба — стать удобрением.

Джон пожал плечами, вспомнив подвалы в Чиано. — У него есть на то свои причины. Тем не менее, он не будет настаивать на этом. Кстати, нам, вероятно, придется перестать называть ее Империей. Республика? Посмотрим.

— Премьер говорит о протекторате, — сказал Джеффри.

Джон рассмеялся и поморщился от случайного удара по ноге. — Когда железо поплывет. Я знаю электорат Сантандера, и они хотят полной демобилизации, если возможно, еще вчера.

— Чертовски верно. У нас был мятеж в Салини, буквально на прошлой неделе — войска требовали, чтобы мы их распустили.

Джон нахмурился. — А это значит, что мы ничего не сможем сделать с Либертом. Черт, но мне неприятно видеть, как этому скользкому ублюдку все сходит с рук. Он не так плох, как Избранные, но это мало о чем говорит.

— Но сейчас он популярен в Союзе, — сказал Радж им обоим. — Он удержал их от войны и отхватил большой кусок территории у традиционных врагов. Готовы ли вы вступить в крупную войну и потерять еще сто тысяч убитыми, чтобы свергнуть его?

— Если бы Жерар был жив, да, — ответил Джеффри. — Как бы то ни было... Он вздохнул. — Но не накапливаем ли мы неприятности на будущее? Ужасно много Избранных приняли амнистию Либерта, столько же, сколько сдались нам. Это не облегчило проведение Закона об Урегулировании через Конгресс.

Закон предоставлял беженцам Избранных  статус постоянного жителя и гражданство для их детей. Не столь щедрое, как предложение Либерта, хотя Республика была более развитой страной. Большинство Избранных были высокообразованными, высокоинтеллектуальными людьми. Они были бы ценным приобретением… при условии, что они ассимилируются.

— Они так и сделают, — сказал Центр. — Подавляющее большинство. Событий прошлого поколения было достаточно, чтобы разрушить даже самую интенсивную культурную обусловленность.

— И настоящие непримиримые Избранные скорее умерли, чем сдались, — добавил Радж.

— Правильно. Элементы Избранных  в Союзе также будут ассимилироваться в своем окружении, хотя и медленнее. Однако они будут служить ядром сопротивления гегемонии Сантандера… что является позитивным фактором в данном контексте. Помните, мы должны думать в терминах планетарного благополучия, а не национального. Этот мир серьезно пострадал; погибло более одной десятой населения планеты, и сразу, после войн, будут еще большие потери от голода и болезней. Бывшие Имперские территории находятся в хаосе и, с высокой степенью вероятности, расколются политически. Там, и в неоккупированных районах Сьерры начнутся войны за престолонаследие. Бывшая Страна, вероятно, полностью одичает, поскольку Протеже и рабы-батраки сражаются за добычу — а Страна зависела от импортных поставок продовольствия и высокоразвитого сельского хозяйства, ни того, ни другого там до сих пор не существует. В определенной степени долгосрочный культурный ущерб и деморализация также будут вызваны жестокими последствиями конфликта. Мы должны обеспечить длительный период относительной стабильности, чтобы обеспечить процесс регенерации.

— Да, это была чертовски тяжелая война, — согласился Джеффри, выбрасывая окурок в окно. — Вы правы; законченные придурки среди Избранных приказали долго жить. Мы можем разобраться с остальными.

Джон кивнул. — Кроме, может быть, Герты?

— Западным островам не хватает площади и ресурсной базы для установления крупной военной державы, — сказал Центр. Затем он медленно добавил: — С евгенической точки зрения поселение там предоставит материал для ценного изучения. Однако существование без рабской базы приведет к быстрым культурным изменениям. Максимальная вероятность — это переориентация усилий с военных на коммерческо-научные начинания.

Джон пожал плечами. — Тогда удачи Герте, — сказал он. — Вероятно, для нее это было бы лучше, чем победа, если подумать об этом.

Джеффри фыркнул от смеха. — Сомневаюсь, что она согласится.

— Верно. Но ведь важно наше мнение, не так ли? Вот что значит победа. Не убивая своих противников, а обращая в свою веру детей их детей. Избранные делали из людей орудия, и это должно было быть остановлено. Но все мы — орудия человечества.

Братья долго сидели в тишине, глядя на предстоящие годы.

— Ну, мне нужно планировать свадьбу, — наконец сказал Джеффри. — Что является воплощением будущего. Вот в чем все дело, не так ли?

— Да будет так, — тихо сказал Джон. — Да, брат.