Волшебная дудочка. Эстонские сказки [Автор неизвестен - Народные сказки] (fb2) читать онлайн

ВОЛШЕБНАЯ ДУДОЧКА эстонские сказки

Предисловие

Эстонские сказки… Прежде чем начать разговор о них, следует, вероятно, рассказать хоть немного о крае, где они родились, о народе, который сложил их, о языке, на котором они созданы.

Эстония расположена на южном берегу Финского залива Балтийского моря. Северный берег залива населяют финны — отсюда и его название. Финский язык довольно близок к эстонскому — оба они относятся к группе финно-угорских языков. Большая часть финно-угорских народов проживает в Восточной Европе, некоторые — даже за Уралом. Самые западные угро-финны — это венгры, а также прибалтийско-финские народы — эстонцы, финны, карелы, вепсы и некоторые другие народности, сегодня очень малочисленные. Эстонцев в настоящее время чуть больше миллиона. Все прибалтийско-финские языки настолько близки, что носители их без особого труда способны в какой-то степени понять друг друга.

Предки современных эстонцев обосновались на территории Эстонии по меньшей мере 4500 лет назад. Охотники и рыболовы, со временем они занялись земледелием и скотоводством. Уже около двух тысяч лет тому назад эстонцы были самым северным земледельческим народом.

Близость моря несколько смягчает климат Эстонии, тем не менее он достаточно суров. Примерно семь месяцев в году, то есть более полугода, лиственные деревья лишены покрова. Реки и озера в течение нескольких зимних месяцев скованы льдом. Когда море замерзает, на острова Западно-Эстонского архипелага можно проехать по льду на грузовиках. Постоянный снежный покров, иногда весьма внушительный, держится обыкновенно с декабря по конец марта. Снегопад в ноябре — дело довольно обычное, а нередко снег не тает, так и остается лежать. Бывает, что снег выпадает уже в октябре. Не редкость и снегопады в апреле и даже в начале мая. Самые низкие температуры, зарегистрированные в Эстонии, — ниже -40^oC. К счастью, такие холода все же не часты, обычно мороз держится на несколько градусов выше или ниже нуля, время от времени температура падает до -10° — -20^oC. Летом жара бывает до +35^o, однако же, как правило, погода куда прохладнее, и даже в июне и в августе случаются ночные заморозки. Весной и в начале лета земледельцу угрожает засуха, к концу лета и осенью обычно льют дожди. Эстония вообще богата водой: болота — верховые и низинные — занимают пятую часть ее территории. Здесь много рек, а озер около полутора тысяч. Эстония — страна равнинная и низменная, самая высокая точка — гора Суур-Мунамяги — поднимается всего лишь на 318 метров над уровнем моря. Эстония — край лесов.

У древних эстов не было централизованного государства. Территория подразделялась на десять с лишним самостоятельных земель — маакондов, которые в свою очередь состояли из более мелких административных единиц — кихелькондов. Границы маакондов и в наше время можно определить по диалектам. На основе древних кихелькондов в большинстве своем были созданы впоследствии церковные приходы. В начале XIII века эсты утратили свою политическую независимость. На протяжении последующих веков их землями владели поочередно или одновременно — разными ее частями — немцы, датчане, шведы и поляки, а в начале XVIII века Эстонию присоединила к себе Россия. После первой мировой войны Эстония стала буржуазной республикой. С 1940 года Эстония входит в состав Советского Союза как союзная республика.

Географическое положение и история народа обусловили богатство и разнообразие эстонских сказок. Сказки, как мы знаем, «путешествуют» по всему миру. Есть множество сюжетов, известных очень широко, например, по всей Евразии. Естественно, подобные сказки бытовали и у эстонцев. Однако же не все сказки имеют столь широкое распространение, некоторые известны лишь в Западной Европе, другие — только в Восточной Европе. Фольклористы обратили внимание на то, что Эстония, Финляндия, Латвия и Литва образуют регион, где западные веяния переплелись с восточными. Есть сказки и еще менее распространенные. Так, немало сказок известно лишь у прибалтийско-финских и балтийских народов. Балтийские языки, то есть латышский и литовский, наряду с романскими, германскими, славянскими и многими другими языками относятся к индоевропейским. Любопытную часть сказочного репертуара эстонцев образуют сюжеты, связанные с фольклором отдаленных восточных финно-угорских народов. И, наконец, хотя сказки в принципе интернациональны, есть и чисто эстонские. Конечно же, нечто оригинальное присутствует и в тех сказках, сюжеты которых встречаются у многих народов, как, например, представленные в настоящем сборнике «Пеэтер-большой и Пеэтер-маленький», «Золотое яичко» и некоторые другие. Совершенно очевидно, что сказку о волке и козлятах знают дети многих народов, начиная с каталонцев и кончая японцами, но нигде ее не рассказывают так, как на юго-западе Эстонии у народности сету. Там же бытуют еще две интересные сказки о животных, включенные в наш сборник. У сету фольклор сохранился лучше, чем в других районах Эстонии. Там и сегодня можно еще встретить старушек, которые рассказывают внучатам замечательные сказки своих бабок и прабабок. А вообще-то современные эстонские дети знают сказки своего народа в основном по книгам. Большинство сказок в этом издании взято из популярных сборников. Следует сказать несколько слов и о составителях этих сборников, о том, как они работали.

Фридрих Рейнхольд Крейцвальд (1803—1882) был по профессии врачом. Центральное место в его обширном литературном наследии занимает эпос «Калевипоэг», в основе которого лежат предания, легенды, народные песни. Велико также значение «Старинных эстонских народных сказок» (1866). Обе книги много переводились, им выпало представлять эстонскую литературу и фольклор. Уже около ста лет назад одна сказка из сборника Фр. Р. Крейцвальда была переведена на испанский язык. Это сказка «Наказанная жадность»: Хосе Марти познакомился с ней во французском переводе, выполненном с немецкого, и изложил собственный вариант сказки.

По мере того как народные сказки исчезали из обихода, сказки Крейцвальда стали восприниматься и самими эстонцами как подлинно народные эстонские сказки. Однако же Фр. Р. Крейцвальд преследовал отнюдь не фольклористские, а литературные цели. А посему он обращался с сюжетами народных сказок достаточно вольно, дополнял их, перерабатывал. В некоторых случаях народная основа сохранилась лишь в единичных мотивах, их сочетание и сюжетные ходы являются целиком и полностью плодом фантазии Крейцвальда.

Значительно ближе к подлинным народным сказкам «Эстонские сказки» (1885), записанные школьным учителем и известным деятелем культуры Юханом Кундером (1852—1888). К тому времени в Эстонии уже более десяти лет широко изучался фольклор, было записано не только много песен, но и множество сказок. (На сегодняшний день в результате все продолжающейся собирательской деятельности записано свыше ста тысяч народных сказок.) Так что Кундеру уже не приходилось опираться лишь на смутные воспоминания о слышанных в детстве сказках, он мог пользоваться и собственными, и чужими записями.

Маттиас Йоханн Эйзен (1857—1934), пастор, наряду с Якобом Хуртом был одним из активнейших организаторов сбора народного творчества. Впоследствии он стал профессором фольклористики в Тартуском университете. Исследовательские интересы М. Й. Эйзена были прежде всего связаны с народными поверьями. Результаты своей работы он тут же публиковал — вышло несколько десятков сборников эстонского фольклора, преимущественно народные сказки. В общей сложности им опубликовано около 3000 сказок.

И в заключение коротко о некоторых поверьях и персонажах, встречающихся в сказках, включенных в настоящий сборник.

Особой популярностью у эстонцев пользовались сказки о несчастной сиротке. Записей сказки «Сирота и хозяйская дочь» (а в последнее время и магнитофонных) насчитывается больше всего. Важное место в жизни эстонцев всегда занимала баня — в ней не только мылись, но и рожали детей, лечили больных. В бане следовало вести себя по-особому: соблюдать чистоту, не ссориться. Считалось, что в баню надо ходить засветло, поскольку в поздний час там появляется всевозможная нечисть.

И вторая сказка про сиротку, «Кукушка», из сборника Ю. Кундера пользовалась большой популярностью. О кукушке у эстонцев сложено много песен, она играет значительную роль в народных поверьях. Третья сказка о сироте, представленная в книге, создана Крейцвальдом на основе типичного образа сиротки из народной сказки и мотивов о добром старичке и волшебном жернове, они встречаются в устном народном творчестве в других взаимосвязях.

Излюбленным персонажем эстонских народных сказок является также хитрый и отважный гуменщик. Гуменщик занимался тем, что сушил обмолоченное зерно. Работал он в просторном, отдельно стоящем строении, по ночам. Наверняка сонным глазам в сумрачном помещении нередко мерещились всякие призрачные видения, а уши слышали таинственные звуки. Рассказы гуменщиков о своих воображаемых встречах с нечистой силой при передаче из уст в уста становились все фантастичнее, пока наконец мелькнувшая в углу тень не превращалась в Нечистого, подошедшего к самому очагу.

Бытовало поверье, будто черт может подменить некрещеного ребенка. Рассказывали историю и про неудачные попытки подменить младенца (помешать черту в этом мог даже конокрад). Поводом для создания подобных сказок могли служить дети с физическими и умственными недостатками, не способные, к примеру, научиться ходить или говорить. Многие сказки повествуют о том, как открывается, что ребенок — обменыш, и как в конце концов родители находят-таки свое собственное чадо. В сказке «Обменыш» и рассказывается о судьбе ребенка, попавшего в руки Нечистого.

В представлении эстонцев, как и других народов, живших южнее лопарей, Лапландию населяли всевозможные демонические существа. Сказка «Лопарские злыдни» рассказывает о злых духах, наводящих на человека хворь. Злыдни выступают как некие человекоподобные существа, способные порой на вполне человечные поступки. В некоторых сказках речь идет о том, как они на время оставляют в покое свои жертвы, поскольку надо спешить в родные края сеять бобы. Лопари вообще считались колдунами. Впрочем, волшебными чарами наделялись и другие народы. Так, в сказке «Северное сияние» сияние вызывают помещики, а в Эстонии поместьями владели иноземцы. Средневековые немецкие источники в свою очередь рассказывают об Эстонии как о родине оборотней.

Волк в былые времена считался, с одной стороны, существом враждебным, хищником, опасным и для скота, а иногда, и для человека, но, с другой стороны, он слыл также врагом привидений и самого Нечистого. У эстонцев есть множество сказок о том, как человек, попавший в беду, призывает на помощь псов святого Георгия (ласкательное прозвище волков), которые немедля приходят на подмогу, в клочья раздирают привидение или прогоняют Нечистого — громадного роста мужика, который только-только приготовился поджарить свою жертву на вертеле. Двойственное отношение к волку нашло отражение и в двух сказках, вошедших в данный сборник. В сказке «Волк-заступник» выявляется еще один враг черта — молния. Об их взаимной вражде говорится и в двух сказках из сборника Крейцвальда — «Громовая волынка» и «Щедро отплаченное добро». И опять же — и черт в представлениях эстонцев не был только плохим. Правда, в последней упомянутой сказке говорится, будто Кривой наверняка не нечистая сила. Из народных же вариантов сказки совершенно ясно, что это сам черт, хотя он добродушен и отзывчив. В положительном свете черт выступает и в некоторых других эстонских сказках. Так, например, черт может дать бедняку денег, пойти вместо него в солдаты и тому подобное. Во многих сказках черт наказывает плохих помещиков и в сущности является заступником эстонского крестьянина.

Настоящий небольшой сборник, естественно, не может дать исчерпывающего представления о богатейшем устном народном творчестве эстонского народа. Тем не менее в книгу вошли сказки о животных, неторопливо разворачивающиеся сюжеты, авантюрные сказки, шутки и поверья, картины счастливой жизни и ее изнанки. Будем надеяться, что эта книга окажется читателю в чем-то полезной. А возможно она даже пробудит желание поближе познакомиться с культурой эстонского народа.

Кристи Салве.

Обменыш

В стародавние времена Нечистый появлялся то там, то сям и высматривал новорожденных. И если где три дня до крестин младенца не стерегли и в комнате не жгли огня, черт ночью прокрадывался в дом, вынимал ребенка из зыбки, клал на его место ольховую чурку и уходил, унося с собой человеческое дитя.

Так однажды подменил он ребенка батрака, а в зыбку положил своего обменыша. Отец с матерью не сразу заметили подмену, но вскоре смотрят — дело нечисто: ест ребенок много, а расти совсем не растет. Уж как они убивались по своему ребенку! Но разве слезами беде поможешь? Что пропало, то пропало! И никто не знал, куда Нечистый унес их дитя.

Как-то раз заспорили деревенские парни, кто из них самый смелый. Похваляются они друг перед другом, а один возьми да скажи, мол, не побоюсь пойти куда угодно.

Близ той деревни было кладбище, а за кладбищем — заброшенная банька.

— Сегодня ночью, как стемнеет, пойду хоть на кладбище, хоть к баньке! — храбрясь, говорит парень.

— Смелости не хватит!

— Хватит! Не верите — спорим!

И они поспорили.

На спор парень должен был пойти к баньке и принести с каменки необычной формы камень, который все его приятели помнили еще с пастушеских лет.

Проиграть спор парню не хотелось. Волей-неволей пришлось ему, собравшись с духом, идти затемно через кладбище к баньке.

Благополучно добрался он до места, влез на каменку и стал тот камень искать.

Только он нашарил его и хотел было взять, как на руку легла чья-то мягкая ладошка.

— Так просто ты этот камень не получишь, — произнес голос.

Парень чуть струхнул, но тут же поборол страх и спросил:

— А что ты за него хочешь?

— Возьми меня в жены — и камень твой!

Подивился парень такому условию: брать в жены неведомо кого… Но проигрывать спор не хотелось, да и на посмешище себя выставлять — тоже. «Была не была!», — думает.

И говорит:

— Ладно, возьму тебя в жены!

— Нет, так не годится! Дай клятву — а то еще обманешь!

Парню стало немного не по себе. Как клясться, когда не знаешь, девушку ты в жены берешь или привидение? Но желание выиграть спор пересилило. И он спросил:

— А я смогу взять камень, если дам клятву жениться на тебе?

— Да!

Деваться некуда — поклялся парень взять обладательницу голоса в жены, а сам подумал: «Не беда! Клятву можно и не сдержать!»

Теперь, когда клятва была дана, голос и говорит:

— Бери камень! А в следующий четверг приходи за мной. Я буду ждать!

Парень взял камень и воротился к приятелям. Спор он выиграл. Друзья веселятся, а парню радость не в радость: клятва его тяготит. Всё он понять-угадать пытается, кто она такая, на ком клятвенно жениться обещал: человек, добрая фея или злой дух? Страшно ведь на нечистой силе жениться!

Не успел он оглянуться — четверг наступает.

У парня и в мыслях нет обещание исполнить. Ему и заикнуться-то про это кому-нибудь боязно, и дома сидеть как-то не по себе. Наконец запряг он лошадь и отправился в город с ночлегом.

Вечером, когда отец с матерью уже спать легли, вдруг раздается стук в окошко. И девичий голос спрашивает:

— Сын ваш дома? Почему он за мной не приходит?

Отец отвечает, что сын в город уехал.

Тогда голос за окошком просит:

— Скажите ему, пусть вечером следующего четверга придет. Я ждать буду.

Подбежали отец с матерью к двери посмотреть, кто это там говорит, и видят: в лунном свете за ворота выскальзывает красивая девица, но совершенно нагая.

На другой день приезжает сын домой, а родители ему и рассказывают, что было ночью. Сын выслушал их, побледнел, но ни слова о клятве не сказал.

Проходит неделя. Опять четверг наступает. И парень, будто бы по делу отлучась с хутора, остается в деревне ночевать.

Вечером — только отец с матерью спать легли — в окошко стук раздался. Прислушались — опять тот же голос спрашивает:

— Где ваш сын? Почему он за мной не приходит? Долго мне его ждать? Вернется — скажите, чтоб в следующий четверг вечером приходил обязательно. Пусть вспомнит о клятве!

Отец с матерью и на этот раз встали поглядеть на говорящую, но она исчезла во тьме.

Наутро, когда парень воротился домой, родители поведали ему о вечерней гостье и потребовали объяснения.

А парень и сам не в силах был больше таиться. Рассказал он родителям про спор и про то, что поклялся невесть кого в жены взять.

Отец с матерью не знают, что и посоветовать сыну.

Была не была — пусть идет в четверг вечером в баньку за кладбищем, раз уж слово дал, решили они.

Наступил четверг. Идет парень вечером к баньке, а у самого душа трепещет.

Входит — с каменки голос навстречу:

— Поди, принеси мне перво-наперво одежду. Не могу же я раздетой на людях показаться!

Принес парень одежду. И перед ним вдруг предстала хорошенькая девушка. Велико было удивление парня, но еще больше он удивился, когда девушка сказала:

— Поди, позови пастора, чтобы обвенчал нас, а перед тем меня окрестил — я еще некрещеная.

Парень привел пастора. Пастор окрестил девушку, а затем и обвенчал молодых.

Но и после венчания молодого мужа сомнение точит — побаивается он: вдруг жена его все же какая-нибудь красивая ведьма, с которой он не будет счастлив?

Проходит неделя. Однажды молодица говорит мужу:

— Завтра поедем моих родителей проведать.

— Где ж они живут? — спрашивает муж.

Молодица с улыбкой в ответ:

— Скоро увидишь!

Назавтра заложил муж телегу, и молодые в путь пустились.

День проходит, время к вечеру.

Муж и говорит:

— Надо бы в деревне на ночлег попроситься. А завтра дальше поедем.

Жена соглашается:

— А нам как раз в эту деревню и надо!

Хочет муж в один хутор завернуть, в другой — жена не дает. Уж и деревня позади остается, а они все едут и едут.

Наконец подъехали к последнему хуторку на окраине.

— Заворачивай во двор! — велит молодица.

Муж завернул. Жена помогла ему распрячь лошадь, распоряжаясь на чужом подворье как дома.

— Теперь пошли в дом, — зовет она мужа.

И входит — опять же как к себе домой. Муж следом идет. Смотрит: в доме два старика и дитя в зыбке. Голова у ребенка как у взрослого, а тело с младенца. Ни говорить еще не умеет, ни ходить, знай только кричит во всё горло, хотя ему и восемнадцать годов от роду. Старики уже с ног сбились, кормя ненасытного отпрыска, а ребенок сколько ни ест, ни на волос не подрастает.

В доме как раз печка топилась. Молодица подошла к зыбке, взяла из нее ребенка — и к очагу.

— Что ты задумала? — всполошилась старуха.

— В огонь бросить, только и всего. Это ведь не ваше дитя. Нечистый выкрал вашего ребенка и положил на его место ольховую чурку — к чему ради нее надрываться? Одна обуза и крик. Вот мы ее сейчас в печке и сожжем!

В этот миг дверь распахнулась, вбежал седой, лохматый старик, выхватил из рук молодицы дитя и говорит:

— Разве я вашего ребенка в печь бросил? Гляньте, как хорошо я ее выпестовал, стоит тут, перед вами. А моего дитятю сжечь хочет!

Сказав это, лохматый старик исчез вместе с обменышем. Хозяева в испуге слова молвить не могут.

А молодица их утешает:

— Слыхали, что старик сказал? Это сущая правда: я ваша родная дочь. А тот, кого вы восемнадцать лет растили, — дитя Нечистого. Нечистый меня унес, когда у вас после моего рождения огонь в доме не горел, а вместо меня в зыбку положил обменыша — дитятю из ольховой чурки. Вырвалась я от Нечистого благодаря тому, что этот юноша со мной обвенчался. Он один мог спасти меня, потому что родился в ночь на святое крещенье.

Велика была радость отца с матерью, что нашлась их пропавшая дочь. И муж был доволен: развеялись его страхи. Теперь он уверился окончательно, что жена его не дух, не привидение, а такой же человек, как и он сам.

Как мужик смерти ждал

Жил-был хуторянин.

Дети его давным-давно взрослыми стали, а сыновья так и вовсе женаты были. Старший сын с невесткой ждут не дождутся, когда отец им хозяйство передаст. Но тот был еще крепок и здоров и даже не помышлял от хозяйства отказываться.

Правда, отец подумывал: придет смертный час, хозяйство и отойдет сыну.

Вот как-то отправился старик к мудрецу узнать, долго ли ему еще жить осталось. Поглядел мудрец на старика и говорит:

— Как чихнешь три раза, тут тебе и конец.

Опечалился старик, пошел домой. А про себя решил во что бы то ни стало чихать остерегаться.

Только в ворота вошел — в носу засвербило. Чихнул раз.

— Вот незадача! Всего-то два разочка и осталось! — закручинился старик.

На другой день поехал он на мельницу, а там пыль ему в нос набилась. Чихнул старик.

— Ну что ты скажешь! Один-единственный разочек-то и остался! — вздохнул бедняга.

И скорей вон с мельницы, от беды подальше.

Смолол мельник стариково зерно. Зовет его муку принять. Пошел старик, взвалил мешок на спину, во двор направился.

Мучная пыль снова старику в нос набилась. Стал он в дверь выходить, а тут на него опять чих напал. В третий-то раз.

— Силы небесные! Вот я и помер! — охнул старик.

Опустил мешок наземь, а сам рядышком растянулся.

Мельниковы свиньи приметили брошенный мешок с мукой. Тотчас дружбу с мешком завели.

А старик, глядючи на это, вздыхает:

— Ах вы, окаянные. Да будь я жив, уж я бы вам задал! Только вот помер я, ничего с вами не могу поделать.

Тем временем мельник во двор вышел. Мужик плашмя лежит, свиньи мешок треплют.

Мельник удивился, спрашивает:

— Старик, ты чего затеял?

Старик отвечает:

— Что затеял? Да помер я, ничего не затеял. Будь я жив, отогнал бы свиней, а мертвый — что я могу? Уж ты, мил человек, прогнал бы свиней прочь.

Мельник ушам своим не верит:

— Вот как! Помер ты, значит. Жаль, жаль!

Взял мельник плеть, разогнал свиней, да и старика разок-другой плетью вытянул.

Что тут было! Старик как вскочит! И говорит мельнику:

— Дай бог тебе здоровья, что воскресил меня. Не то бы я так и помер навечно.

Взвалил старик мешок на телегу, домой поехал. А про смерть больше и слышать не желает.

Себялюбец

Было это давно. Задумал дед свое поле плетнем обнести. Вбил колья, стал соломой перевивать.

Подошел к нему дряхлый старец. Долго смотрел он, как дед работает, а потом и говорит:

— Кто ж так плетень плетет? Эдакий плетень долго не простоит.

— Не простоит.

— Зачем же ты тогда эдакий делаешь?

— На мой век хватит.

— Откуда ты знаешь?

— Мудрец мне сказал: помру прежде, чем хлеб из новины в печь посадят.

— У тебя что — детей нет?

— Есть дети.

— Они после тебя тут жить будут?

— А как же.

— Так почему бы тебе для них не постараться? Сделай плетень покрепче — он и детям твоим послужит!

— Какое мне до них дело? На мой век и этого плетня хватит, а они пусть сами о себе пекутся.

— Ты еще увидишь, как в сретенье^[1] поля пахать будут! — в сердцах сказал дряхлый старец и исчез.

Думал дед, думал, что значат слова «еще увидишь, как в сретенье пахать будут», но так ни до чего и не додумался.

Пошел к мудрецу за советом.

— Кто ж в сретенье пашет! — удивился мудрец. — В сретенье земля мерзлая. Предсказание, что ты доживешь до поры, когда в сретенье пахать будут, значит то же, что и дожить до поры, когда на можжевельнике листва распустится, а на березе иголки вырастут. Так что жить тебе до конца света!

Дед обрадовался как голодный куску хлеба, даже больше: хлеб-то на миг, а жизнь — навсегда! И сразу другими глазами на работу смотреть стал. Первым делом, чтоб все добротно было, на века. Делать, так уж раз и навсегда. Зачем потом лишние силы на переделку тратить? Для себя и постараться можно!

Взялся дед новый дом ставить.

После рождества запряг лошадь, в лес поехал — привез на целый дом бревен дубовых.

Рубит хоромы, а на дворе оттепель началась, снег на глазах тает. За неделю поля от снега очистились, еще неделя — земля оттаяла. И в сретенье вышли крестьяне в поле пахать.

Дед же знай старается, топором машет — аж пар от спины валит. Ни погоды не замечает, ни того, что деревенские пашут — некогда.

Откуда ни возьмись опять рядом дряхлый старец появился.

— Чего теперь делаешь?

— Ставлю себе новый дом!

— Из дубовых бревен?

— А то!

— А почему не из других?

— Из других бревен дом скоро сгниет — и начинай все сызнова… Чем дважды в сто лет такую обузу на себя взваливать, лучше сразу из дуба срубить. Тогда хоть тысячу лет в доме живи…

— А откуда ты взял, что так долго жить будешь?

— Как это откуда? Ты ж сам сказал мне, что я никогда не помру.

— Я? Когда?

— Когда я плетень ставил из кольев и соломы.

Старец деда палкой своей тычет, на пахарей в поле показывает:

— Глянь-ка туда!

Дед взглянул — и упал замертво. Не пришлось ему самому в новом доме пожить, достался дом детям. А они сбили ему из шести досок крепкую домовину.

Лопарские злыдни

Как-то слышит девица: вроде разговаривает кто-то, а никого не видать. Любопытство ее разобрало — кто же это говорит. Прислушалась она, пошла на голоса. Вдруг видит — злыдни разговаривают. Притаилась девица, потому как знает, что надо их остерегаться. И подслушала разговор.

Слышит, как один злыдень другому говорит:

— Дрянь дело! Дрянь дело!

— Что случилось?

— Да вот оставил я болванов под деревьями в Лапландии.

— И вправду, плохо дело! Найдет кто вдруг наших болванов, побросает наземь — и конец нам!

— Где уж людям отыскать их. Пустые опасения! Давайте-ка и дальше людей мучить! А как намучаем их всласть, вернемся в Лапландию, в свои истуканы.

Окончили злыдни разговор, отправились людей терзать.

Девица из укрытия выбралась и скорей домой — отцу все рассказать. Обрадовался отец, когда услыхал, как можно лопарских злыдней извести. Стали они совет держать, что делать. Дочка отцу говорит:

— Отправляйся-ка в Лапландию, истреби там племя злыдней!

Отец возражает:

— Стар я уже, не под силу мне добраться до Лапландии. А ты молодая, здоровая. Отправляйся в Лапландию, уничтожь этих ужасных злыдней. А я тем временем один по хозяйству управлюсь.

Страх девицу разбирает:

— Больно уж далеко до Лапландии. Я и пути-дороги туда не знаю.

— Не бойся! И я не могу указать тебе путь, но добрые люди подскажут. Ты встречных поспрошай. Придешь сперва в Финляндию, за Финляндией — Норвегия, а там и Лапландия. Разыщешь болванов, и всех их до одного побросай наземь! Небось, мы здесь, в родных краях, прознаем про твои дела. Как только покидаешь наземь всех болванов, так сгинут все наши злыдни. А будешь из Лапландии домой возвращаться, захвати с собой что-нибудь на память!

Делать нечего, надо девице отправляться в Лапландию. Тяжело на сердце — как-никак путь дальний, неведомый, да что поделаешь! А не отправишься — изведут злыдни и ее саму, и всю ее родню, да и весь народ. Лучше уж изничтожить злыдней, чем дать им истребить весь народ. Ради благоденствия народного стоит пуститься в многотрудный и долгий путь.

Дали родители дочке на дорогу в Лапландию котомку, а в ней семь ячменных хлебов да десяток салак. Взвалила девица котомку на плечо, пошла. Переправилась на рыбацкой лодке через залив в Финляндию, а дальше снова пешим ходом. И всюду дорогу спрашивает. Добрые люди всегда путь укажут.

Минул день, минул другой, неделя проходит, проходит другая, вечер сменяется утром, добралась наконец девица до Лапландии. Где же эти болваны стоят? Никто не знает. Ничего не остается, как самой искать.

Дома девица слыхала, что злыдни своих болванов под деревьями расставили. Направилась она в лес. Ищет день, ищет другой. Наконец увидела прислоненные к деревьям безжизненные бабьи болваны.

Бух! — повалила девица одного болвана. Идет к другому. И другой — бух! — повалился. И так все. А в лесу том полно болванов. И их наземь покидала.

Наконец со всеми разделалась. Проискала девица еще день, другой, только ни одного болвана под деревьями не видать больше.

Рассудила девица, что истреблено племя злыдней.

Пора и домой возвращаться.

И тут вспомнилось ей, что отец велел принести что-нибудь на память о Лапландии. А что взять? Ничего в убогой Лапландии нет.

Разве что ленточку с болвана снять. Сняла девица с болвана ленту, себе повязала. Вскорости чувствует — силы ее покидают. Догадалась девица: это лента силы убавляет. Завернула она ленту в платок, в карман спрятала.

Перестали силы убавляться.

Идет девица дальше — на пути сенник. Полон сенник бабьих болванов. Такие же, что под деревьями поставлены были. Девица тотчас же покидала их наземь. А один болван веночком из листьев был украшен. Завернула девица веночек этот в узелок, мол, возьму с собой на память. Поискала она еще болванов и тут и там, но нигде их больше не видно. Ну что ж, остается только домой шагать. Домой-то ноги куда скорее понесли, чем в Лапландию.

В конце концов добралась девица домой. Дома ее радостные вести ждут: сгинула нечисть. Веки вечные жестокий недуг мучил людей, и вдруг разом всё кончилось. Люди на радостях ликуют, петь готовы.

Достала девица дома из узелка ленточку, из Лапландии принесенную, повесила ее на березку. И видит — тотчас березка усыхать стала. Перевесила девица ленточку на другую березу. И та усохла. Догадалась девица: лента эта порчу наводит. Взяла да и бросила ленту в огонь.

У девицы-то в узелке еще венок был. Положила она венок на маковку березовую. Тотчас береза, как от боли, заметалась из стороны в сторону — того и гляди зачахнет. Положила девица венок на другую березу. И та чахнуть стала. Попытала и на третьей березе. И та давай сохнуть потихоньку.

Бросила девица венок в огонь. И всё хорошо стало. Сгинула с тех пор нечисть с нашей земли насовсем. Избавила девица наш народ от злой напасти навсегда.

Семь лет в Лапландии

Было дело: повадились лапландские колдуны воровать у нас скот, а иной раз и людей. Похитят людей — и заставят батрачить на себя.

Как-то раз сеял мужик в поле. Вдруг слышит шум сильный, грохот. Оглянулся назад, видит: смерч идет прямо на него. Вмиг очутился мужик в пыльном облаке, пыль в рот набилась, в нос. Немного погодя унесся смерч. Видит мужик: смерч на север умчался, а в поле пусто, будто ни зернышка не посеяно.

Принялся мужик снова сеять. Глядь — смерч опять тут как тут. Смёл с поля всё до последнего зернышка. И вот уже надвигается он на мужика, хочет лукошко у него вырвать.

Метнул мужик в смерч нож. В тот же миг остановился смерч, вроде как всхлипнул и умчался обратно на север. Можно спокойно сеять себе дальше.

А на другой день занемог мужик. День проходит за днем, мужик ноги-то таскает, а работать сил нет, из рук всё валится. Бросился мужик к лекарям. Один одно советует, другой — другое, а здоровья нет как нет.

Наконец научил его кто-то:

— В Лапландию тебе надо! Там знаменитые ведуны живут. Они тебя наверняка вылечат.

Путь, конечно, неблизкий, да что делать — мужику охота здоровье вернуть, надобно в Лапландию податься. Три месяца шел мужик, пришел наконец в Лапландию. Там указали ему знаменитого ведуна.

Входит мужик в дом ведуна. Глядь — его нож в притолоке торчит.

— Ишь ты, мой нож! Я его как-то раз метнул в родных краях в смерч, а он вон где оказался!

Лапландский ведун в ответ:

— Так это ты мне в бок ножом попал! Придется тебе остаться здесь на меня батрачить.

Мужик отвечает:

— Батрачить я никак не могу. Занедужил я. Пришел к тебе исцеления искать.

Лапландский ведун тут же говорит:

— Ничем ты не болен. Вполне можешь работать!

Мужик и впрямь чувствует, что совсем здоров. Сегодня здоров, назавтра здоров, всякий день здоров. Лапландский ведун в одночасье словом его вылечил.

Но зато ждет мужика батрацкая доля. Лапландский ведун заставляет его все работы работать, а за то только кормит мужика да иногда шкуру какую звериную даст — на одежду. Лапландский ведун частенько гуляет по белу свету, но сыновья его да цепные псы стерегут мужика, чтоб не сбег. Пытался мужик раз-другой убежать, да собаки тотчас по следу бросились. Никакого от них спасу, пришлось к лапландскому ведуну возвращаться.

Семь лет уж минуло, а мужик все батрачит в Лапландии. Наступил сочельник. Мужика думы о своем доме, о жене, о детях донимают. Слезы на глаза наворачиваются. Вздыхает он тяжко:

— Не знаю, свижусь ли еще когда со своими родными.

Услыхал лапландский ведун, как мужик вздыхает, спрашивает:

— Ты что, по дому истосковался?

Мужик отвечает:

— Да разве может быть большее счастье, чем после долгой разлуки провести сочельник с женой и детьми!

Ведун говорит:

— Семь лет ты служил мне верой и правдой. Я мог бы теперь отпустить тебя домой. Только что ты дашь мне за это?

Мужик на радостях и спрашивает:

— А чего ты хочешь?

Ведун в ответ ему:

— Дай мне своего черного быка!

Мужик засомневался:

— Поди знай, где этот бык теперь…

Ведун говорит:

— Ничего с быком не стало.

Мужик пообещал:

— Ну, коли с быком ничего не стало, будет он твой.

Ведун велел мужику:

— Давай собирайся в дорогу! Мой сын еще нынче доставит тебя домой.

Чуть погодя подъехал к крыльцу молодой лапландец не то в санях, не то в корыте.

— Садись, — приказывает лапландский ведун.

Мужик садится. Вдруг поднялся вихрь, и сани-корыто, где сидели мужик с молодым лапландцем, перышком взмыли в небо. Мужик ничего не видит, слышит только, как ветер в ушах свистит.

Вдруг у мужика шапку сорвало.

Мужик кричит:

— Попридержи! Шапка с головы слетела!

Молодой лапландец ему втолковывает:

— Ничего не поделаешь! Мы уже верстах в ста от твоей шапки.

Вдруг мужик чувствует, вроде как зацепили их сани за что-то.

Молодой лапландец объясняет:

— Слишком низко летим! За церковный шпиль задели.

Тотчас сани поднялись повыше. Мужику захотелось вниз поглядеть. Видит: пролетают внизу церковные шпили, все равно как колья тына.

Немного погодя чувствует мужик — снижаются сани. Смотрит — уже и стоят сани на родном подворье.

Мужик на радостях в дом кинулся. В горнице жена, дети — сочельник справляют. Да только жена сидит рядом с чужим мужиком. Жена-то и дети давно решили, что хозяин сгинул в Лапландии. Вот жена за другого и вышла.

Жена и дети стали мужика расспрашивать, где он семь лет пропадал. Рассказал мужик, как дело было, как молодой лапландец его мигом из Лапландии домой доставил. И спрашивает, цел ли еще черный бык.

Жена отвечает, цел, мол. Идет мужик на двор, поглядеть, куда лапландец подевался. Нигде того нет. Неужели без награды ушел?

Отправился мужик взглянуть на черного быка. А быка-то и нет. Лапландец быка уже увел.

Новому жениному мужу уйти пришлось, а настоящий муж получил обратно свою жену и детей. И лапландский ведун никогда больше мужика не тревожил.

* * *

Другому мужику вздумалось мудрецом стать. Прослышал он, что живут в Лапландии великие ведуны и можно у них многому научиться, и решил отправиться в Лапландию мудрости набраться.

В сочельник пустился он в путь-дорогу. Что ни день, всё дальше идет. И только в следующий сочельник добрался он до Лапландии к ведуну.

Заводит мужик речь о том, о сем. И вскользь этак говорит:

— Не знаю, чем это жена моя сейчас занимается? Я ведь год как из дому ушел. С тех пор никаких известий не имею.

Ведун отвечает:

— Ну, это нетрудно узнать.

Взглянул вроде как вдаль и говорит:

— Дома у тебя все в порядке. Твоя жена тем же самым занята, что и моя.

Мужик спрашивает:

— А что твоя жена делает?

Ведун отвечает:

— В лучинки с ребятишками играет.

Мужик засомневался:

— А почем ты знаешь?

Ведун в ответ:

— Да просто мне видно отсюда.

Мужик всё сомневается, вправду ли ведун видит.

Ведун ему и говорит:

— Ну, раз мне не веришь, посмотри сам.

— А ты можешь мне это показать?

Ведун и говорит:

— Вот корыто. Ложись в него! Как удар почувствуешь, выпрыгивай! Сам увидишь, что да как.

Лег мужик в корыто. Вроде как ветром корыто подняло и понесло по воздуху.

Немного погодя стукнулось корыто обо что-то. Выскочил мужик из него. Огляделся вокруг — возле родного крыльца стоит.

Заходит мужик в дом.

А дома жена с ребятишками занимается, ребятишки с лучинками играют. В точности, как лапландский ведун сказал.

Мужик целый год до Лапландии добирался, а в один миг оттуда домой вернулся.

Благодарность нищенки

В стародавние времена разразился на земле страшный голод. Об ту пору случилось нищенке попросить ночлега и хлеба у самого богатого в деревне мужика. Схватила его хозяйка кочергу, выгнала нищенку за ворота. Отправилась тогда нищенка к бобылю^[2]. Попросила пустить ее переночевать да корочку хлеба дать — голод утолить. Бобыль с бобылкой приветили странницу, поделились едой, какая в доме была. А потом постелили ей на печи, уложили спать.

Утром собралась нищенка уходить и говорит уже с порога:

— Не знаю, как и отблагодарить вас, люди добрые. Дать мне вам нечего. Одно скажу тебе, хозяюшка: что с утра делать начнешь, то целый день и делай.

Нищенка отправилась своей дорогой. А бобылка про ее слова и думать забыла.

Ушла нищенка, а бобылка размышляет: чем бы нынче заняться? Огляделась по сторонам. Видит — рубаха у сына совсем прохудилась. Говорит про себя: осталось у меня в сундуке еще чуток холстины. Надо хоть ребятенку рубаху новую сшить. Не знаю, когда и натку еще. И мужик в отрепьях ходит.

С такими мыслями достала хозяйка из сундука последнюю холстинку, начала сынишке рубаху кроить. Выкроила рубаху, выкроила другую, а холст все не кончается. Выкроила мужу рубаху, а холст все не убавляется. Так кроила она и кроила без устали до самого вечера. К вечеру вся изба была холстом завалена.

На другой день встречает бобылка богатую хозяйку. Рассказывает ей, как нищенка отблагодарила бобылей холстом.

Разобрала богатую хозяйку досада, что выгнала она странницу со двора. Пусти она нищенку переночевать, всё это богатство ей бы досталось.

Но надеется богатая хозяйка — а вдруг нищенке случится еще раз мимо проходить. Уж тогда-то она ее в дом пригласит и примет честь по чести, чтоб та и ее отблагодарила. Частенько сидит она на крыльце, ждет нищенку. Но не видать ее.

Наконец после долгого ожидания как-то вечером видит хозяйка — идет странница. Испугалась, а вдруг та мимо пройдет, и побежала встречать на дорогу, привела ее к себе в дом, накормила ее, напоила, спать уложила на самую мягкую постель.

Утром собралась нищенка уходить и говорит хозяйке те же слова, что и жене бедняка:

— Как мне отблагодарить тебя за всю доброту? Дать мне тебе нечего! Только чем с утра заниматься начнешь, то и делай целый день!

Не успела еще нищенка это досказать, как хозяйка деньги на стол выкладывает. Надеется, что эдак-то целый день будет она деньги в сундучок класть и тем самым разживется.

Едва отправилась нищенка своим путем, как хозяйка бросилась к деньгам. Да тут муха прилетела и села ей на нос. Хозяйка подумала: надо муху прогнать. Прогнала. А муха снова ей на нос садится. Опять хозяйка муху прогнала, а та не отстает. Волей-неволей целый день пришлось хозяйке муху с носа сгонять. Никак не удается ей деньги в сундучок сложить.

Вот так хозяйка по своей жадности и осталась ни с чем.

Волшебная дудочка

Как-то пас пастушок стадо на берегу моря. И вырезал он себе дудочку. Но никак его дудочка дудеть не хотела.

Вдруг откуда ни возьмись появился седой старец. И спрашивает пастушка:

— Что это ты делаешь?

Пастушок в ответ:

— Дудочку мастерю. Но никак она у меня не дудит.

Посмотрел старец на работу пастушка и говорит:

— Не выйдет у тебя настоящей дудочки. На-ка, возьми мою.

И протянул пастушку ивовую дудочку. Паренек поблагодарил за подарок, и старец исчез.

Задудел пастушок в новую дудочку. И, ох ты, батюшки! Что тут началось! Стадо в пляс пустилось. Пляшут быки и коровы, танцуют лошади, овцы и свиньи. Кто ни услышит волшебную дудочку, всяк в пляс пускается — удержаться не может. Один лишь пастушок на месте стоит, не пляшет вместе со всеми.

Наконец паренек устал дудеть, и пляс тут же прекратился.

Пригнал пастушок стадо домой, а сам на берег моря возвратился. Сел на камень и на дудочке заиграл. И — о, чудо! — забурлило море, рыбы всплыли, затанцевали на волнах. И танцевали до тех пор, пока дудочка играла.

Однажды пришел к пастушку молодой дударь, стал похваляться:

— Лучше меня на дудочке никто не играет.

Дудел он, дудел, потом говорит:

— Чего я зря играю? Всё равно из тебя дударь неполучится.

А пастушок возьми свою дудочку да и задуди. Ох, что тут началось! Дударь в пляс пустился. Пляшет он, пляшут животные, даже птицы на деревьях, и те пляшут. Чем жарче пляс, тем выше у дударя ноги поднимаются.

У парня уже дух занимается, пытается он за дерево ухватиться, но все напрасно. Как ни крепко держится дударь, ноги всё равно плясом ходят.

В конце концов он взмолился:

— Пощади! Хватит! Не могу больше, уморился! Так хорошо я играть не умею!

Бросил пастушок дудеть, и дударь припустился прочь — только б скорее унести ноги.

От пляса животные тощать стали. И хозяин решил проверить, как же пастушок их пасет, что они всё костлявее становятся. Спрятался он за дерево и смотрит: пастушок возле стада, животные мирно траву пощипывают… Вдруг паренек на дудочке заиграл. И все как запляшут! И животные на лугу, и хозяин за деревом. Плясали, покуда совсем не выдохлись.

Смолкла дудочка — кончилась пляска.

Вечером призвал к себе хозяин пастушка и строго-настрого запретил играть на дудочке при животных. Играй, говорит, когда скотины поблизости нет.

Вскоре после этого рассказал хуторянин богатому соседу-мызнику, что, мол, есть у него пастушок, который всех заставляет под свою дудку плясать.

А мызник не верит:

— Чепуха это!

Хозяин пастушка в ответ:

— Не верите — можете сами убедиться.

Согласился мызник и говорит:

— Скоро будет у меня большой бал, мне нужен музыкант. Пришли своего пастуха на мызу. Поглядим, какой он дударь.

В назначенный срок пришел пастушок к мызнику. Мызник его и спрашивает:

— Умеешь играть на дудочке?

Парнишка отвечает:

— Умею.

— Верно ли, что когда ты играешь, ноги сами так в пляс и идут? — допытывается мызник.

Пастушок кивает:

— Да, верно.

А мызнику все неймется.

— Коли ты и впрямь так хорошо играешь, то получишь полмызы в награду и, кроме того, дочь мою в жены, — сулит он и велит пастушку играть на балу.

Что ж не сыграть, коль такая награда обещана?

Входит пастушок в залу. И не знает, как и ступать-то по блестящему, скользкому полу в постолах. Хотя зачем ему ходить: приставил к губам дудочку и стал в нее дуть.

Ах, как госпожам и барышням сразу танцевать захотелось! Да и господам тоже. Все со стульев повскакали и ну плясать! Танцуют трехлетние дети, танцуют семидесятилетние старики. Случилось на том балу пастору быть. Вцепился он в печку, но что проку? Ноги одна другой быстрее взлетают…

Наконец пастушок передышку сделал. Пастор и кто постарше тут же поспешили уйти из залы подальше, где бы не было слышно звуков дудочки и не надо было танцевать до упаду. А кто помоложе, те остались. И опять под дудочку пастушка в пляс пустились. И так они танцевали и танцевали, покуда у молодых людей и у барышень не развалились туфли и не истерлись до дыр чулки. Наконец, когда они уже плясали босиком, бал кончился.

Стал пастушок плату требовать.

А мызник и не думает ему отдавать ни полмызы, ни дочку в жены. Вместо этого предлагает полтысячи рублей за труды.

Гости поучают пастушка:

— Не бери деньги! Требуй обещанного.

Так пастушок и сделал. Но мызник ничего не желал слышать.

Пожаловался пастушок в суд.

И вот они оба — и пастушок, и мызник — предстали перед судьей. Мызник признал, что да, он обещал то, что парень требует, но, мол, пастух играл куда хуже, чем ему нахваливали.

Судья говорит пастушку:

— Сыграй нам — мы послушаем, хорошо ли ты дудишь.

Мызник испугался:

— Нет, не надо! Не могу я его игры слышать.

Однако судья, не обратив внимания на эти слова, велел пастушку играть.

Поднес паренек дудочку к губам. Что тут началось! Мызник перед судьей вытанцовывает, судейские за столом пляшут. Зал суда в танцевальный зал превратился.

Судья кричит:

— Довольно! Правда твоя! Ты играешь так, что хочешь не хочешь в пляс пустишься!

Но парень не унимается, дудит дальше.

Уж и мызник кричит:

— Судьи дорогие! Отдам я ему полмызы и дочку, с радостью отдам, только пусть перестанет дудеть!

Парень перестал играть, и пляс сразу кончился.

Как ни противился мызник, а пришлось ему отдать пастуху свою дочь в жены и полмызы в приданое.

Так в одночасье пастушок сделался мызником. Жил он в довольстве и счастье. И если еще не умер, то и сейчас живет на своей мызе, играет на дудочке и заставляет людей и животных плясать.

Умная жена

Один мужик всё жену корил, мол, бабья доля куда легче. Говорит он как-то ей:

— Я каждый день вон какие тяжелые работы работаю, а ты только по дому слоняешься, время убиваешь. Не жизнь у тебя — малина!

Жена в ответ:

— Ну, раз ты считаешь, что у меня не жизнь — малина, так давай поменяемся: я пойду твою работу работать, ты же дома похозяйничай! Поглядим потом, кому лучше живется.

Согласился мужик:

— Завтра я дома за хозяйку останусь, а ты вместо меня пойдешь в лес сено косить!

Как раз суббота была. Жена собралась в лес сено косить, муж дома хозяйничать остался.

Прежде чем отправиться на сенокос, принялась хозяйка мужа наставлять:

— Как тень станет в два шага длиной, я домой обедать приду. Нынче суббота, так что свари на обед каши да масло свежее сбей — кашу сдобрить. Да про корову не забудь! Корову надобно на поско́тину выгнать.

Мужик посмеивается:

— Да знаю я, сам управлюсь. Ты обо мне не беспокойся!

Пошла жена сено косить, а мужик трубку запалил и думает про себя: надо бы кашу загодя сварить. Сполоснул он котел, налил воды. А трубка-то знай гаснет, мешает мужику делом заниматься. Ну, мужик снова ее раскуривает и продолжает хозяйничать. Развел огонь посильнее, чтоб каша поскорее сварилась. Вскорости каша закипела. Мужик старательно ее помешивает, чтоб не пригорела.

А про корову мужик и позабыл. Вдруг слышит — корова мычит. Напоминает мужику, что не кормлена.

Мужик думает: поведу корову на поскотину — каша пригорит. Надо в кашу воды подлить, чтоб не кипела так сильно.

Пошел мужик за водой к колодцу. Принес, добавил в котел воды. Да столько плеснул, что вода через край полилась и огонь загасила. Стал мужик огонь разжигать — сырые поленья гореть не хотят. А корова всё ревет. Мужик думает про себя:

— Погоди, погоди чуток, вот я ужо приду, отведу тебя пастись. Только сперва огонь разожгу.

Ничего не получается, надо мужику сухих дров принести. Наконец удалось-таки ему разжечь огонь. А корова опять мычит. Что же делать — надо к корове бежать. Мужик так рассудил: ежели корову на поскотину повести, мало ли что с огнем или с кашей случиться может. Лучше уж пусть корова где-нибудь поблизости пасется. Вон на погребе какая сочная трава растет. Только как ее там оставить? Пока он кашу варит, корова уйти может. Надо ее привязать.

Пошел мужик, накинул корове на шею веревку, повел ее на погреб пастись. А сам домой возвратился — кашу варить. Вдруг вспомнилось мужику, что масло-то еще не сбито. Побежал он скорее в амбар за сметаной да маслобойкой и ну масло сбивать. Сбивал, сбивал, тут жажда мужика замучила. Бросил он ложку маслобойную, встал, вышел из дома, пошел к амбару, где был у него квасник.

Выходя из дома, забыл мужик за собой дверь притворить. А во дворе свинья с семью поросятами. Заметила она открытую дверь, решила посмотреть, что там в доме. Вошла она в дом, и поросята за ней следом.

Мужик как раз себе квасу наливал, как вдруг увидел, что свинья с поросятами в дом зашла. Тут мужику вспомнилось, что миска-то со сметаной на полу осталась, свинья с поросятами наверняка накинутся. Мужик вскочил, бросился в дом свинью прогнать. Недосуг ему квасник затычкой заткнуть.

Вбежал мужик в дом. А свинья с поросятами на сметану Набросились, миску опрокинули. Схватил мужик полено, швырнул им в свинью. Свинья вмиг упала, подергала чуток ногами и испустила дух! Мужик в сердцах выгнал из дому поросят, вынес свинью во двор.

Тут только пришло мужику на ум, что квасник-то он забыл заткнуть. Примчался к амбару, поглядеть, как там. А квасник пустой, весь пол квасом залит.

Стал мужик искать сметану, чтоб масло сбить. Нашел. Стал снова он воду в квасник заливать. Сам всё опасается, как бы что с маслобойкой опять не приключилось. Принес маслобойку, поставил на колодезный сруб. Стал воду доставать, задел ведром за маслобойку. Она — бух! — в колодец. Вот беда-то! Сметана в колодец упала, не достать. Из чего масло сбить?

Снова вспомнил мужик про кашу. Налил воды в квасник, пошел проверить, как каша варится. По всему дому горелым пахнет. Пригорела каша-то. Но мужик себя успокаивает: «Ну, мало ли что, главное — какова каша на вкус!» Попробовал кашу. Ничего, годится. Но где же масла взять, чтоб кашу сдобрить? Нет ли у жены в амбаре масла в запасе? Можно бы вместо свежего взять. Придется поискать.

Отправился мужик на поиски масла в амбар. Ищет, ищет — никак не найдет. В конце концов решил, что жена запрятала горшочек с маслом в глубокую кадку. А кадка высокая да узкая, и на дне мука. Мужик на цыпочки приподнялся, думает нашарить масло на дне кадки.

Да на беду сам в кадку упал — лицом в муку. И никак ему из кадки не выбраться. Чихает, чихает, нос мукой забило, а выбраться не может.

К обеду возвратилась домой хозяйка. Где же муж? Нигде его не видать. А тут издохшая свинья во дворе лежит. Сметана вся на полу. Смотрит: корова возле погреба, нога сломана. Корова-то с погреба свалилась, ногу поломала. Каша пригорела. А мужика хозяйка нигде не найдет. Пошла наконец в амбар его искать. Нашла: в амбаре он, ноги из кадки торчат. Помогла она ему из кадки выбраться, стряхнула муку с лица.

Добрая женщина не стала мужа ругать. Прибралась в доме, наварила каши, поели они, а там и день кончился.

С тех пор мужик никогда больше к жене не придирался, не говорил, что бабья доля много легче, чем у него.

Пеэтер-большой и Пеэтер маленький

Было у богатого мызника два крепостных. Одного, высокого и толстого, звали Пеэтер-большой. Другой был низкорослый и тощий, как мальчонка, и звали его Пеэтер-маленький.

Как-то послали обоих Пеэтеров в лес по дрова, и каждому дали с собой котомку с едой на день. Работники что есть сил стучали топорами, аж пар от спин валил. Но вот стало у них животы подводить.

Пеэтер-большой и говорит:

— Слышь, Пеэтер-маленький! Давай съедим твои припасы, а потом уж мою котомку опустошим.

Пеэтер-маленький, не ведая беды, отвечает:

— Давай! Чего и впрямь обе котомки разом открывать.

Принялись они за еду и съели всё, что было у Пеэтера-маленького с собой.

Поев и полежав — чтоб обед впрок пошел, они опять взялись за работу — только топоры замелькали. И опять начало у них сосать под ложечкой, особенно у Пеэтера-маленького.

— Пойдем, поедим, Большой Пеэтер! — просит он в который уж раз.

Но у Пеэтера-большого мысли другие, недобрые.

Сели они есть, а Пеэтер-большой Пеэтера-маленького к котомке своей не подпускает, грозится:

— Ежели от меня не отстанешь — побью!

Пеэтер-маленький давай плакать, причитать:

— А что ж я-то есть буду?

— Вон в кустах гнездо с мышатами, — говорит Пеэтер-большой, — съешь их! Мышатина на пустой желудок куда как хороша!

Пошел Пеэтер-маленький в кусты, отыскал мышиное гнездо и говорит себе: «Съем хоть мышат — и то ладно».

А старая мышь его умоляет:

— Не губи моих деток, добрый человек! Сыт ими все равно не будешь. А так, коли понадобится, мы всегда тебе на помощь придем.

Маленький Пеэтер тоже подумал: «Что съем я их, что не съем — от голода не спасусь. Так и быть — пусть живут!»

И он проработал не евши до вечера. А там пришла пора и домой возвращаться.

Назавтра обоих Пеэтеров снова в лес снарядили. И у того и у другого за плечами топор, котомка со снедью.

Пеэтер-большой впереди шагает, Пеэтер-маленький следом семенит.

Пришли в лес, и снова закипела у них работа.

Снова животы подводить начало.

Пеэтер-большой говорит:

— Пеэтер-маленький, давай съедим твои припасы, а после за мои примемся.

Маленький Пеэтер думает: «Не будет же он и сегодня плутовать», и отвечает:

— Ну, ладно, давай. Чего обе котомки открывать…

Сели они и съели всё, что у Пеэтера-маленького с собой было.

Потом полежали, отдохнули — и опять за работу: рубят — только топоры мелькают.

Немного погодя засосало у Пеэтера-маленького в желудке. Просит он Пеэтера-большого:

— Сядем, поедим!

Пеэтер-большой уселся, котомку свою открыл, стал есть.

Пеэтер-маленький тоже было к котомке потянулся, но Пеэтер-большой и на этот раз его отогнал и побить пригрозил.

— Что я буду есть? — спрашивает Маленький Пеэтер, которого и зло берет, и голод донимает.

— Вон под пнем пчелиное гнездо! Поди поживись там!

Пеэтер-маленький вздохнул: «Что ж, придется, коли другого ничего нет».

Подошел он к пчелиному гнезду, хочет до сот добраться.

А пчелы давай его упрашивать:

— Не разоряй гнездо, добрый человек! Меда в нем мало, а деток наших полным-полно. Коли тебе помощь когда понадобится, мы тебя выручим!

И Пеэтер буркнул:

— Что мне ваша капля меда! Меня она не спасет, не насытит! Так и быть — собирайте свой мед, наполняйте под пнем все щелки.

Не тронул он пчелиного гнезда. До вечера натощак проработал, а там уж дома наелся.

На третий день Пеэтеры опять в лес направились — за плечами у каждого топор и котомка со снедью. Пеэтер-большой идет впереди, Пеэтер-маленький семенит сзади.

Снова рубят они лес так, что от спин пар валит.

Приходит время подкрепиться — у обоих урчит от голода в животе.

Пеэтер-большой предлагает:

— Давай, Пеэтер-маленький, съедим то, что у тебя в котомке, а потом мою откроем!

— А ежели ты опять обманешь? — спрашивает Пеэтер-маленький.

— Не обману. Чего мне тебя обманывать! — говорит Пеэтер-большой.

— Что ж, ладно! — согласился мужичок и открыл свою котомку.

И снова припасы его были съедены до крошки.

Поели Пеэтеры, поспали. И — за работу. Рубят — щепки летят.

А чуть погодя просит Пеэтер-маленький Пеэтера-большого:

— Живот подвело! Пойдем подкрепимся.

Сели они в тенечке.

Но Пеэтер-большой опять не подпускает Пеэтера-маленького к котомке с едой и грозится побить, ежели тот не уймется.

Заплакал Пеэтер-маленький. А Пеэтер-большой глумится:

— Вон на дереве орлиное гнездо — поди там подкрепись!

«Что ж, раз лучшего ничего нет!» — смирился Пеэтер-маленький и полез наверх, к гнезду.

В гнезде же — орлята.

Просит старый орел:

— Добрый человек, не губи моих деток! Они слабенькие, хиленькие, какая от них сытость. А я тебя выручу, когда помощь понадобится.

Пеэтер-маленький тоже думает: «По мне пусть в гнезде остаются! Всё одно ими не наешься».

Слез он с дерева и проработал натощак до вечера.

На другой день оба Пеэтера опять в лес пошли. Но теперь Пеэтер-маленький не дает Пеэтеру-большому ни кусочка из своей котомки, а говорит:

— Ешь-ка ты, брат, свое! Нечего на чужое зариться!

Пеэтер-большой требует:

— Слышь, Пеэтер-маленький, дай! Не то посмотришь, что я с тобой дома сделаю.

А Пеэтер-маленький в ответ:

— Ничего ты мне не сделаешь! Я хозяину пожалуюсь.

Поели оба сытно и опять давай лес рубить.

Вечером, придя домой, Пеэтер-большой сразу к хозяину поспешил.

— Милостивый господин! — сказал он. — Пеэтер-маленький может вам большую выгоду принести, вы только прикажите ему одну работенку сделать, да пригрозите голову отрубить, ежели не исполнит.

— Что за работенка такая? — торопится узнать хозяин.

— Рубили мы деревья в лесу, — говорит Пеэтер-большой, — а Маленький Пеэтер знай похваляется, мол, стоит ему захотеть, он в три дня ки́рку из воска поставит, земляным валом ее обнесет и двенадцатизвонный колокол на колокольне повесит.

Хозяин немедля призвал к себе Пеэтера-маленького и говорит:

— Слушай, Маленький Пеэтер! Даю тебе три дня. За это время должен ты построить восковую кирку, насыпать вокруг нее земляной вал и повесить на колокольне двенадцатизвонный колокол. А не управишься в срок — велю отрубить тебе голову. Ступай, подкрепись и принимайся за дело!

Пеэтер-маленький хотел что-то сказать, но хозяин открыл дверь и выпроводил беднягу.

«Что ж делать?» — думает Пеэтер-маленький. Невкусными кажутся ему за ужином еда и питье. А Пеэтер-большой злорадно посмеивается.

Заплакал Маленький Пеэтер, пошел в сторону леса.

Навстречу пчелка летит, спрашивает:

— Что случилось, Пеэтер?

— И не спрашивай, ничем ты мне, пчелушка, помочь не сможешь!

— Не таись, скажи! Может и помогу, — отвечает пчелка.

— Хозяин сказал — казнит меня, коли я в три дня не построю кирку из воска с земляным валом вокруг и с двенадцатизвонным колоколом на колокольне, — пожаловался Пеэтер.

— Не горюй! — говорит пчелка. — Ложись спать, а завтра утром приходи — увидишь!

Пеэтер-маленький не очень поверил словам пчелы, но все же лег спать.

Тяжелые сны разбудили беднягу еще до свету. Оделся он и вышел тоску развеять.

Только за порог ступил — гул какой-то странный послышался, будто тысячи и тысячи пчел в воздухе вьются. Осмотрелся вокруг и — вот так диво! Пчелы кончик шпиля правят, а так все готово. Стоит кирка красивая, оконца медовые, стены из желтого воска, а крыша из сот.

— Ах вы, добрые пчелки! — говорит Пеэтер. — Кабы мне еще с земляной оградой управиться, я был бы спасен; ведь ко́локола двенадцатизвонного наверняка на всем белом свете нет, — а чего нет, того хозяин с меня и требовать не может.

И опять ходит-бродит, кручинится Пеэтер-маленький.

Встречается ему мышка.

— Что так невесел, дружок? — спрашивает.

— Бедный я, горемычный! Кирка из воска стоит, а как мне земляным валом ее обнести? Его и полк солдат враз не насыпет.

Мышка в ответ:

— Не печалься, ложись спокойно вечером спать, а утром приходи — увидишь!

«Ладно», — думает Пеэтер, — «может и мыши мне помогут, как пчелки помогли», и ложится спокойно спать.

Наутро только проснулся — сразу за порог. Ну и чудеса! Несколько тысяч мышей подправляют самую вершину вала — и вот уж готова вокруг кирки насыпь в рост человека!

«До сих пор оно как-то обходилось, однако ж откуда я, бедолага, двенадцатизвонный колокол добуду?»

Ходил Пеэтер, бродил, долго думал, но так ничего и не придумал.

Прилетел из леса орел, опустился на двор кирки, крылья сложил, спрашивает:

— Что пригорюнился, милый друг?

— Бедный я, горемычный! Кирка из воска стоит, земляным валом окружена, а откуда мне колокол двенадцатизвонный взять? Такого, поди, на всем белом свете не сыщется. А коли к завтрашнему дню его тут не будет — мне несдобровать.

— Заполучить его непросто, — говорит орел, — но попытаться можно. Я знаю, у Нечистого есть один такой колокол, но добыть его трудно: он висит как раз над спальней старого беса; только кто колокола коснется — он звонит, и Нечистый тут как тут…

— Была не была! — отвечает Маленький Пеэтер. — Все одно погибать.

— Может статься, что нам и повезет. Тогда ты вольный человек, — обнадежил его орел.

Пеэтер, не долго думая, уселся на орла, и они поднялись в воздух.

Как ни дрожала у бедняги душа, когда они пролетали над лесами, горами и реками, он крепко держался за шею могучей птицы и несся вперед.

— Ну, вот мы и во владениях Нечистого, — сказал орел и опустился на землю. — Возьми вон тот прутик и сунь его за пазуху!

Пеэтер сделал, что было велено.

Немного погодя орел опять сел на землю и сказал:

— Возьми вон там песчинку и сунь за пазуху!

Пеэтер выполнил и это приказание.

Полетели они дальше.

И в третий раз орел опустился и молвил:

— Возьми эту каплю воды и спрячь за пазуху!

Пеэтер сделал, что ему было сказано. И они опять полетели.

Вдали показался большой дом. Орел говорит:

— Теперь тихо, вон видишь — хоромы Нечистого. Когда доберемся до колокола, постарайся половчее отвязать его от перекладины и, смотри, ни слова при этом не молви, не то беду большую накличешь.

И вот они у колокола.

Пеэтер взялся за узел, а колокол вдруг во все голоса: дзинннь!

— Кто там колокол качает? — кричит Нечистый снизу.

Орел в ответ:

— Орел крылом колокола коснулся.

Старый бес успокоился: что орел колоколу сделает?

Пеэтер во второй раз за узел взялся, стал развязывать, и снова колокол во все голоса: дзинннь!

Тут же старый бес снизу:

— Какой там паршивец колокол трогает?

Орел же в ответ:

— Орел, браток, орел звонит.

Нечистый снова умолк.

А Пеэтер уже почти развязал узел. Сел он на орла, дернул напоследок за веревку и — колокол у него в руках оказался.

Орел взлетел, а колокол знай трезвонит, всё громче заливается: дзинь-дзинь-дзинь!

Тут только Нечистый понял, что его провели, и кинулся вдогонку за похитителями.

— Брось прут на землю и скажи: встань лес, такой, чтоб ни пройти, ни перелететь, — сказал орел.

Пеэтер бросил прут, произнес заклинание, и позади них тотчас встал лес, огромный и дремучий.

Нечистый кричит:

Тут же появились топоры, старый бес вмиг прорубил в лесу дорогу и опять пустился в погоню.

Орел говорит Пеэтеру:

— Оглянись, не догоняет ли?

Пеэтер оглянулся:

— Догоняет!

— Брось песчинку, — велит орел, — и скажи: встань большая гора, которую никому ни перелететь, ни обежать!

Пеэтер так и сделал.

И встала за ними большая-пребольшая гора.

Нечистый подбегает к горе и кричит в сторону дома:

Откуда ни возьмись появился его сын с лопатами.

На сей раз оба берутся за дело, копают — аж пар от спин валит!

Но вот проход готов, и старый бес во весь дух устремляется за похитителями.

Орел говорит Пеэтеру:

— Оглянись, не догоняет ли.

Пеэтер в ответ:

— Догоняет!

— Брось на землю каплю воды, — велит орел, — и скажи: раскинься великое море, чтобы ни перелететь, ни кругом обежать!

Пеэтер бросил каплю воды — раскинулось за ними синее море, бурное и пенистое.

Стал на берегу моря Нечистый; клянет похитителей, ругается так, что вода эхом идет.

Тут жена его с сыном подбегают.

— Выпьем море! — кричит Нечистый.

И они втроем принимаются пить.

Нечистый наполнился водой — ни капли больше не вмещается.

Сын притащил обручи и надел их на старого беса. Нечистый снова припал к воде и гаркнул:

— Клинья вставляйте!

Сын вставил клинья. Нечистый пьет и пыхтит:

— Забивай клинья, сынок,

Стягивай туже, сынок!

Сын стал забивать под обручи клинья, но было поздно: Нечистый лопнул, и вся вода вытекла обратно в море.

Ну, теперь орлу и Пеэтеру нечего было опасаться!

Еще до зари вернулись они домой и повесили колокол на колокольне.

Пошел Пеэтер к хозяину и попросил его посмотреть, что сделано. Хозяин не мог нахвалиться на ловкость Маленького Пеэтера. Он одарил его деньгами, всякими драгоценностями, и тот до конца своих дней не ведал нужды.

А Маленький Пеэтер ему сказал:

— Милостивый господин! Пеэтер-большой похвалялся, что творит чудеса похлеще моего, и, мол, ежели хозяин захочет, он увидит такое, чего никто еще в жизни не видел, не делал, и во что в жизни бы никто не поверил. Большой Пеэтер говорил, что может спать в печи, в которой перед тем сожгли семь сажен дров!

— Ой, хотел бы я на это поглядеть! — воскликнул хозяин. — Растапливайте быстрее печку!

Накалили печку докрасна и загнали Пеэтера-большого в нее… Вылез он потом из той печи или нет, про то ни Пеэтер-маленький, ни кто другой не рассказывали. Да и кто его оттуда стал бы вытаскивать!

Волк-заступник

Давным-давно это было. Отправилась как-то молодуха погожим осенним вечером в соседнюю деревню мать проведать. Идет она спорым шагом, а сама подол передника поддерживает — несет в переднике крутые яйца старухе-матери.

По пути чувствует молодуха, будто яйца в переднике зашевелились. Да как-то внимания не обратила, подумала, что это от быстрой ходьбы яйца перекатываются.

Идет, торопится.

Вдруг Громовержец разбушевался, и дождь хлынул как из ведра. Время от времени гром грохотал так, что земля под ногами дрожала, и молнии, что огненные змеи, сигали с туч наземь.

Наконец, выбившись из сил, напуганная, спряталась молодуха под разлапую ель.

А гром все громче грохочет, и молнии все чаще сверкают. Молодуха совсем струхнула — уж и глаза открыть не решается.

И тут она явственно почувствовала, как яйца у нее в подоле перекатываются, будто кто трет их одно об другое.

Боится бедняжка заглянуть в передник. Наконец подняла-таки глаза и видит: стоит перед нею неподвижно огромный волчище и во все глаза глядит на ее передник.

Со страху у молодухи руки как отнялись, отпустила она подол. В тот же миг выскочила из передника черная кошка и ну бежать.

А волк за ней во весь дух.

Сколько-то времени слышно было еще, как волк бежит, а потом опять всё стихло.

Ливень и гром прекратились, снова выглянула луна, словно и не бушевало только что всё вокруг. Подивилась тут молодуха, что одежда на ней ничуть не промокла и луж нигде не видать. И с дороги она сбилась — на целую версту в лес ушла. Подобрала молодуха яйца, сложила их поскорее в передник, отправилась своей дорогой.

Рассказала она про тот случай матери. Старуха говорит: сам Нечистый решил поозоровать. А волк в таких случаях всегда на помощь приходит, потому как он терпеть не может Нечистого и его проказы.

Кот и мышь

Кот и мышь крепко подружились. И решили они: «Сделаем себе на зиму запас!»

Кот, как более ловкий и находчивый, раздобыл горшок, а мышь принялась усердно заполнять его салом.

Наконец посудина была полна. Однако тут пес что-то учуял, стал вынюхивать и искать.

Мышь говорит коту:

— Нет, друг, не дело это — горшок с салом дома держать. Перенесем-ка его в надежное место.

— Вот и я думаю, что пес что-то учуял… — отвечает кот.

Отнесли они горшок с салом в кирку, в погреб под алтарем поставили.

Однажды в воскресенье кот говорит:

— Меня в кумовья звали. Ничего не поделаешь — надо в кирку идти.

— Что ж, иди! — отвечает мышь. — Да погляди там, цел ли горшок с салом.

Когда кот домой воротился, мышь спросила:

— Как ребенка назвали?

— Полизал, — ответил кот.

— Странное имя, я о таком и не слыхивала никогда, — пискнула мышь.

На другое воскресенье кот опять говорит:

— Меня в кумовья звали, придется опять в кирку идти.

— Что ж, иди! — отвечает мышь.

Воротился кот, мышь спрашивает:

— Как ребенка назвали?

— Досерёдок! — ответил кот.

На третье воскресенье кот опять в кумовья был зван, и ребенка в этот раз нарекли «Почтипуст». На четвертое воскресенье дите было названо «Видатьдно».

— Ага, друг, теперь я поняла, что эти имена значат! — сказала мышь. — Сперва ты полизал, потом до середины добрался, затем в горшке почти пусто стало, а теперь и дно видать. Ты, приятель, все сало съел! Вот что я тебе скажу! Плут ты и вор!

— Как ты, глупая тварь, смеешь меня срамить! — вскричал кот, схватил мышь и съел ее.

С той поры мыши с котами дружбы не водят.

Сотворение волка

Когда господь бог создал землю и всевозможную живность, спросил он черта:

— Как по-твоему, разве не достохвальны мои труды? Или, по-твоему, не хватает какого растения или полезной скотины? Или, по-твоему, горы недостаточно высоки, а озера не так глубоки?

Черту такое любезное обхождение пришлось по нраву. Собрался он с духом и говорит:

— Труды твои всяческой похвалы достойны, но, по мне, одного зверя всё же не хватает.

— Какого же? — удивился господь бог.

— Ну, такого, — отвечает черт, — чтоб лес охранял, не позволял мальчишкам-пастушкам озорничать, кору с деревьев обдирать, ветки ломать, чтоб не давал зайцам да косулям нежную поросль обгладывать.

— Разве не поселил я в лесу медведя могучего и змею ползучую?

— Поселил, — говорит черт. — А как зима придет, впадут твои сторожа в спячку, и опять меня жалость разберет, глядючи на беззащитный лес, что всё равно как сиротка.

Нечистый сам хотел сотворить злого зверя, чтоб резал он нежные божьи создания и творил всюду зло.

— Так какого же зверя еще не достает, по-твоему? — спросил бог.

— Я бы сам хотел сотворить его, если ты позволишь, — попросил черт.

— Ладно, я ничего не имею против, — сказал бог.

— Только у меня еще одна к тебе просьба. Видишь ли, нет у меня той силы, чтоб вдохнуть душу в своего зверя. Вот увидишь, если скажешь мне заветное слово, мой зверь ничуть не хуже твоих будет.

— Хорошо, исполню я твою просьбу. Когда твой зверь будет уже совсем готов, и пасть, и глаза — всё на месте, скажешь так: «Встань и съешь черта!»

— Ага, ну, до этого еще далеко! — пробормотал черт и отправился в лесную чащу. Там набрал он камней и пней, и ветвей, прутьев и мха. Потом принес из деревенской кузни две огненные искры да железных гвоздей.

И ночью взялся за дело.

Хребет сладил из толстого кола, голову — из большого пня; переднюю часть — из кирпича, заднюю — из травы да прутьев, хвост — из хвоща, ноги — из ольховых чурок. А вместо сердца вставил булыжник. Обложил тулово мхами, искры огненные в глазницы вставил, а из гвоздей железных смастерил когти да зубы.

Рад-радешенек черт, что такого зверя сделал, и назвал его волком.

Только живой души еще у волка не было.

Вспомнились тут мастеру слова господа бога, и он сказал так:

— Встань, волк, и съешь…

Волк тотчас приподнял голову, облизнулся.

Черт перепугался, дара речи лишился.

Но тут же вспомнил про свой злой умысел и поскорее крикнул:

— Встань, волк, и съешь бога!

Но волк и хвостом не повел.

Раз десять повторил черт свои слова, но волк будто и не слышит их.

Отправился тогда черт к господу богу и говорит:

— Это не те слова! Волк не оживает.

— Так ты сказал: «Встань, волк, и съешь черта»?

Черт-то не ожидал такого вопроса, поворотился и, ни слова не говоря, ушел сконфуженный.

И опять кричит:

— Встань, волк, и съешь бога!

Но толку никакого.

Отошел он тогда подальше и как крикнет:

— Встань, волк! — и тихонечко так добавил: — Съешь черта!

Ох ты господи! Как тут волк с земли вскочит! Ветром помчался он за чертом и тут же зарезал бы его, да Нечистый успел под огромный валун спрятаться.

С тех самых пор волк черту первейший враг, только и ищет, чем бы ему досадить, да как страху на него нагнать. Хребет у волка крепкий, что прясло несуковатое. Зубы и когти у него — как гвозди железные, глаза светятся, что огненные искры, а сам покрыт густой шерстью. Когда же волк режет безвинных овечек, сердце его каменеет. Бросишь в него камнем — он рассвирепеет; если случится пастушку вытянуть его хворостиной, так он со стыда три года к тому стаду и близко не подходит.

Бывает по осени увидишь на лесной опушке горящие волчьи глаза — это он черта выслеживает.

Ласточка

Было это в стародавние времена, когда еще бог по земле ходил.

Играл один богач свадьбу сына. Несколько дней пир горой шел, гости ели-пили, как это обычно бывает. И вот ввечеру забрел на свадьбу бедный странник, стал на ночлег проситься. Посмеялись гости над нищим, а посаженый отец выпроводил беднягу за ворота и сказал:

— Нам нищие ни к чему! Ступай своей дорогой!

Молодые, правда, просили:

— Дайте хоть поесть бедному человеку!

Но гости воспротивились:

— Неужто мы должны с нищим под одной крышей да за одним столом сидеть!

И тут же, позабыв о нищем, опять принялись за угощение.

Недалеко от дома, где играли свадьбу, стояла банька бедной вдовы. Туда-то и направился отверженный старец. Вдова встретила его приветливо, усадила на печь кровь застывшую отогреть и ногам роздых дать. Вскоре старец пришел в себя и попросил у вдовы немного хлебца. Но у бедной женщины не было ни крошки, и она печально ответила:

— Не осталось у нас больше ничего! Не то бы я поделилась с тобой последним.

— А ты все ж поищи как следует, может чего и найдешь, — сказал нищий.

— Чего мне искать, — вздохнула женщина, — у меня только и есть, что два живых существа — сынок в доме да корова в хлеву.

— Так зарежь корову! — говорит нищий.

Подумала вдова, так и эдак прикинула: у самой еле душа в теле, сынишка голодный, а мясо всё какое-то время прожить поможет, — и согласилась:

— Ладно, зарежу! Только ты пособи мне, будь добр!

Старец тотчас за дело взялся, и не прошло и часу, как было у вдовы мясо.

— А теперь давай кровяную колбасу делать! — говорит нищий.

Вдова в ответ:

— В доме ни крохи муки, разве что горсть-другая отрубей в ларе наберется.

— Вот и ладно! Отруби для вкуса хоть в похлебку сгодятся!

Поставили горшок на огонь. Окорока нищий велел в хлев снести да по одному в каждый угол привязать, а колбасы положить в клети на пол. Вдова тотчас же так и сделала.

Сели они за стол и принялись за еду — совсем как гости на свадьбе у богача.

Наутро женщине стало всё же жаль коровы.

— До сих пор у меня хоть корова была — а теперь что? Пустой хлев да холодная банька… Пойду хоть погляжу на место, где корова стояла, — промолвила она горестно.

Открыла хлев — а там в каждом углу по упитанной корове! Радости и удивлению женщины не было предела. Об одном она сокрушалась:

— Кабы вчерашняя малость отрубей была, я бы их покормила, а так и дать нечего!

А когда открыла клеть, удивилась и обрадовалась не меньше: клеть была полна мешков с зерном!

Радуется вдова, о голоде забыла.

Нищий тем временем тоже встал и спрашивает у вдовы:

— Тебя что ж, на свадьбу не звали?

— Кто бедную вдову на богатую свадьбу звать станет! — ответила она.

— Пусть-ка сынок твой сходит да посмотрит, что там гости поделывают!

Послала вдова сына в дом, где свадьбу играли.

Вернулся парнишка — старик спрашивает его:

— Что они делают?

— Спят за столом, хмельные все!

— Поди еще раз посмотри и скажи, что они делают!

Пошел парнишка посмотрел и говорит:

— Теперь все по полу ползают, только молодые еще на ногах.

Простился нищий со вдовой, поблагодарил за стол, за кров и отправился к дому богача, где свадебный пир шел. Открыл он дверь, и в тот же миг обернулись гости волками и бросились из дому в лес. А молодые превратились в ласточек, которым бог рассек хвосты за то, что они пировали на своей свадьбе с плохими людьми.

С тех пор ласточки живут парами и селятся под стрехами домов.

Кукушка

Росла в одной семье дочка-красавица, подрастала стройная, что хвощ в рощице; нравом кроткая, работящая да приветливая — во всей округе второй такой не сыскать. Отец с матерью берегли ее как зеницу ока, души в ней не чаяли. Но тут явилась смерть и унесла с собой ласковую матушку, прежде чем дочка заневестилась. Отец с доченькой долго оплакивали покойницу, и могилка ее всегда была убрана цветами.

Но миновало лето, прошла зима, вновь наступило лето, и отец привел в дом новую жену — мать родимой доченьке, хозяйству рачительницу.

Была у мачехи тоже дочка, да где ей сравниться с отцовой доченькой: и собой дурна, и ленивица, и сонливица, и злюка злюкой, и сводной сестре обидчица.

Не по нраву пришлась мачехе работящая да кроткая доченька-красавица, она ведь свою собственную дочку-дурнушку любила. И чем больше люди работящую девушку хвалили, тем сильнее ненавидела ее мачеха. И хотя падчерица день ото дня становилась все ухватливей, мачеха ее все равно ругмя ругает. До того дело дошло, что совсем озлобилась мачеха, стала думать, как бы ей падчерицу со свету сжить.

И вот однажды позвала она дочек и говорит:

— Обе вы у меня быстрые да расторопные. Только хочу я сегодня проверить, кто из вас быстрее да расторопнее. Сбегайте, доченьки, на речку и принесите мне воды! Которая из вас первая воротится, та получит хлеба с маслом, а которая замешкается, той голову крышкой сундука отдавлю!

Мачехина дочка тотчас захныкала:

— Где уж мне с ней тягаться! У нее и ноги быстрее, и руки ловчее, и шаг шире!

А мать ей на ухо шепчет:

— Не беспокойся, доченька, успеешь! Сводной сестрице дам я решето, тебе дам ведро.

Дала она своей дочке ведро, а падчерице — решето.

Своя решила: «Время есть!» чужая взяла решето и пошла, обливаясь слезами, на речку. Вдруг слышит — птичка на дереве чирикает:

— Глины в решето, глины в решето!

Девушка сразу догадалась, о чем птица поет, взяла на речке горсть глины, замазала дно решета, зачерпнула воды и поспешила домой. А ленивица только на полпути ей встретилась.

Мачеха похвалила девушку за смышленость да расторопность, а у самой мысли недобрые. Ласковым голосом говорит она падчерице:

— Иди, дочка, сама возьми себе в ларе хлебца да маслица!

Только девушка заглянула в ларь, как злая мачеха возьми да и захлопни крышку, и падчерица решилась жизни, не простясь с отцом.

Надумала мачеха скрыть свое лиходейство, оттого не стала прятать тело падчерицы. Думала: а вдруг кто найдет его и свалит вину на меня. Разрезала она тело падчерицы на кусочки, сварила и говорит: «Отцу скормлю!»

Воротился отец с поля, злая мачеха поставила миску на стол. Только отец есть не стал, спрашивает:

— Чьи это пальчики?

Мачеха отвечает:

А отец отвечает:

И опять спрашивает:

— Чьи это косточки-хрящики?

Мачеха в ответ:

Теперь отец вконец уверился, что дело нечисто, отвечает:

Закручинился отец, собрал все косточки, все хрящики, завязал в узелок и положил в вечею^[3] жернова, чтоб потом похоронить их рядом с жениной могилой.

На другой день развязал он узелок, глядит, вот чудеса: собрались косточки одна к одной, одна лучше другой. Не хватило отцу сил расстаться с ними, положил он косточки обратно в вечею ручной мельницы. Когда на другой день снова развязал он узелок, еще больше удивился: обросли косточки мясом, оперились слегка. Задумался горемычный, завязал всё снова в узелок и ушел. На третий день развязал он узелок, — что за диво дивное: вылетела из узелка кукушка, прихватила под крыло жернов, уселась на печке, посидела, а потом — порх! — в открытое окошко и устроилась на крыше дома. И закуковала:

Услыхала мачеха кукушкино кукованье, испугалась, говорит отцу:

— Иди, убей эту дрянную птицу!

А отец-то знает, что это его доченька кукушкой обернулась, и на мачехины слова не обращает внимания. Кукушка снова то же самое кукует. В сердцах схватила мачеха кочергу, выскочила из дому, чтоб пернатой вещунье голову свернуть.

Увидала кукушка мачеху, испугалась, взлетела с крыши, а жернов-то прямо на мачеху и скатился. Злая баба на помощь зовет, бросился было муж ей на помощь, да ноги по колено в землю уходят. Не смог никто к жернову приблизиться, мачеху спасти. Так она там и осталась, погребенная под жерновом.

А кукушка живет в лесу одна-одинешенька и до сих пор боится залетать в родной двор. Она никогда не вьет себе гнезда, совсем как девушка, у которой нет ни кола ни двора. А случится ей прилететь к человечьему жилью, так приносит она черную весть. Если кукует она клювом в сторону дома, значит околеет какая скотина; а когда клюв у нее от дома повернут, значит, скоро снесут кого-нибудь на погост.

Золотое яичко

В стародавние времена жил близ дремучего леса зажиточный хуторянин, и было у него три дочки-красавицы.

Много женихов уже сваталось к пригожим девицам, да ни за кого из них не выдали девушек.

Как-то поутру посылает старуха старшую дочку в амбар холст из сундука принести. Дочка, как мать велела, поспешила с ключом к амбару. Вдруг видит: золотое яичко катится — прямо в кошачий лазок и в амбар.

— Что за диво средь бела дня! — говорит девица. — Золотое яичко в амбар закатилось! К чему бы это?

Отперла девица дверь, зашла в амбар. Блестящее золотое яичко катается по полу взад и вперед, словно живое, пока вдруг наконец не укатилось за мешки с зерном.

В тот же самый миг, откуда ни возьмись, возник перед девицей прекрасный юноша и стал просить, чтоб вышла она за него замуж.

Перепуганная девица сперва и слова вымолвить не могла. Наконец оправилась она от испуга и говорит:

— Ничего не могу без родительского ведома обещать! Замуж идти — дело нешуточное!

И просит юношу отпустить ее с отцом-матерью посоветоваться.

А юноша все на своем стоит, выходи, мол, за меня, да и только!

Только глуха девица к уговорам незнакомца. Тогда он и говорит:

— Ты хоть приди на дом мой взглянуть! Увидишь, какой привольной жизнью заживешь, если выйдешь за меня. Я ведь здесь поблизости живу!

Девица сперва-то не соглашалась, но больно уж ласково да настойчиво юноша ее упрашивал, уступила.

Отправились они в путь. И прямиком в дремучий лес, все глубже и глубже в чащу.

Долго шли они и оказались наконец перед великолепным домом. Дом, что и говорить, точно господская усадьба!

Возле дома и в комнатах добра всякого да утвари столько, что сразу видать — хозяин его первый на свете богач.

Всё здесь девице пришлось по душе, и она с радостью дала согласие выйти замуж за юношу, если отец с матерью возражать не станут.

— Да разве ж они своему ребенку добра не желают! — говорит юноша. — Но вернее все же будет, ежели я сам их спрошу. Побудь пока здесь, милая, а я пойду схожу к твоим родителям и нынче же сам все улажу.

Нечего было девушке на это возразить, пожелала она юноше доброго пути и благополучного разговора с родителями.

Юноша достал из кармана блестящий серебряный ключ, дал его девице и говорит:

— А чтоб тебе не скучать, пока я отлучусь, ты обойди да огляди все углы-закоулочки в доме, отведай всего, чего душенька пожелает. Только не заходи в самую дальнюю комнатку, от которой этот вот серебряный ключ. А не послушаешься — беды не оберешься, и придется нам с тобой расстаться.

Дал девушке ключ и ушел.

Сколько же было в доме всякого добра! Глаза смотреть устали на это богатство — одно другого краше.

Наконец оказалась девица у двери той комнатки, от которой ключ серебряный был.

«Кто знает, что за чудеса здесь еще могут оказаться! Недаром же он запретил мне сюда входить», — подумала девица. Она уже чуть было не отперла дверь, да вовремя вспомнила предостережение.

Только ненадолго хватило запрета. Будь то девица или молодка, а любопытство-то разбирает, известное дело — женщина.

Взяла девица ключ, отперла дверь и вошла в запретную комнатку.

Силы небесные, до чего ж она перепугалась!

В углу стоял большой стол, а на нем женские головы. А в другом углу — окровавленная плаха, и на ней большая секира. И под столом тела женские лежат.

Девица так перепугалась, что… уронила ключ!

Торопливо подняла, а ключ-то в крови. Оттирает она ключ, отчищает — не сходит пятно, делай что хочешь!

Страшно девице, заперла она дверь, а пятно с ключа все равно не сходит.

Словно кто оповестил о том хозяина — глядь, а он уж дома!

— Так и не дошел до твоих родителей, — говорит он девице. — По дороге подумалось мне: а вдруг ты преступишь мой запрет и отопрешь комнатку. Вот и вернулся назад. Дай-ка сюда ключик.

Девица дрожит, как осиновый листок, не знает, как и быть. Со слезами на глазах отдала она юноше ключ.

— Это что такое? — вскричал он. — Ты моего запрета ослушалась!

Схватил ее за волосы, как зверь какой дикий, отволок в тайную комнату и отрубил ей на плахе голову. Тело бросил под стол, голову на стол положил. А дверь на ключ запер.

Старуха-мать ждет не дождется, когда же дочка из амбара вернется, а ее все нет. Прождала до обеда, послала другую дочку поглядеть, куда старшая запропастилась.

Вторая дочка тоже подходит к амбару — золотое яичко тут как тут.

В амбаре обернулось яичко юношей. Стал он и вторую сестру уговаривать стать ему женой.

Девица в ответ:

— Не могу без родительского ведома ничего обещать! Сходи поговори сперва с отцом-матерью!

— Пойдем, посмотришь хоть, как я живу! Ежели дом мой тебе не понравится, я тебя неволить не стану. Живу я тут поблизости, и часу ходу нет.

Не помышляя ни о чем дурном, отправилась девица с юношей в путь.

Когда добрались они наконец до его дома, он, как и прежде, обещал девице сходить домой к ее родителям, посвататься, а ей серебряный ключ дал. Но случилась с девицей та же беда, что и со старшей сестрой: и ее тело было брошено под стол, а голова очутилась на столе рядом с головой сестры.

— И куда это девки запропастились, — говорит мать. — Вечер уж скоро, а они как ушли в амбар, так до сих пор не воротились. Доченька меньшая, сбегай погляди, что они там делают, зови их домой.

Младшая дочка пришла в амбар — золотое яичко тут как тут. Обернулось яичко юношей, стал он просить-уговаривать девушку поглядеть, как он живет.

Младшая дочка и пошла с ним — не посмотрела, что вскоре уже и солнце сядет. Юноша и ей устроил испытание: дал ключ и оставил одну в доме.

Девица думает:

— С какой стати в такой поздний час стану я бродить по чужому дому? Прилягу-ка лучше, отдохну, а завтра все и разгляжу, что тут есть.

Нашла постель и прилегла отдохнуть.

Не успела она еще и глаза закрыть, как слышит вдруг тоненький писк, словно крохотная волынка играет.

Что бы это могло быть?

«Ах, да это мышки! Где ж их только нет!» — подумала девица и успокоилась.

Но что за чудеса? Мыши стали вдруг друг с дружкой беседовать:

— Вот еще одна несчастная! Спит себе безмятежно, будто завтра ее забавы ждут. Не ведает, бедняжка, что тело ее под стол бросят, а голову на стол кинут.

— Да этой беды легко избежать, если у нее ума достанет, — говорит другая мышка.

— А как? — спрашивает первая.

— Пусть привяжет ключ к пояску, когда в ту секретную комнату пойдет, — отвечает вторая мышка.

— Она и сестер своих могла бы спасти! — добавила первая. — Пусть колотит золотое яичко до тех пор, пока оно рот не раскроет, уж оно само скажет, как мертвых оживить.

Мышки умолкли, и девица в конце концов уснула.

Наутро молодого хозяина еще не было дома.

Девица немедля направилась к секретной комнате, отперла дверь и сразу привязала ключ к пояску. Вошла и внимательно все оглядела. На столе было с полдюжины девичьих голов, — и головы сестер своих узнала девица.

«Ну, что ж, — сказала девица про себя, — может, и оживете вы все, если мышки правду говорили».

Заперла она комнату.

К обеду вернулся юноша домой.

— Уж не заглядывала ли ты в мою секретную комнату? — первым делом спросил он девицу.

— Нет! Ты же запретил! — отвечает она.

— Дай-ка сюда серебряный ключ! — говорит он.

А ключ, как был, чистехонек блестит.

— Ну, будешь моей женой, раз тебе дом мой и порядки в нем по нраву! — говорит юноша.

Девица согласилась, только попросила, чтоб отпустил ее в отчий дом короб с приданым приготовить, как исстари повелось.

Жених ей не стал перечить.

Отпустил девицу домой, да еще указал ей тайную тропку к своему дому.

Рассказала меньшая дочь родителям всё, что слышала и видела, и как ей спастись удалось.

Отец позвал на помощь соседей, взял младшенькую за проводника, и на другой день чуть свет отправились они к дому душегуба.

Пришли. Юноша спит.

— Хватай злодея и на виселицу его! — кричит хуторянин.

Но юноша в тот же миг исчез, только золотое яичко скатилось с постели на пол и покатилось к двери.

— Держите яичко! — воскликнула девушка. — Это злая душа и есть, что нас в лес заманила.

Ее отец сам схватил яичко.

А оно в кулаке у него перекатывается и трепещет, словно вот-вот вырвется.

— Нет, брат, никуда ты теперь не денешься! — говорит крестьянин. — Мужики, бей его!

Досталось золотому яичку — и обухами и молотами, да так, что взмолилось оно человечьим голосом.

— Говори, где серебряный ключ! — требует крестьянин.

Молчит яичко.

— Лупите его, пока не заговорит!

Сказало наконец-таки, где ключ. Открыли дверь комнаты. При виде мертвых так мужики осерчали, что чуть вдребезги не разбили золотое яичко.

— Говори, как мне дочек своих оживить! — закричал крестьянин.

Не говорит яичко.

Велел крестьянин молотить его что стало сил. Опять яичко взмолилось:

— Отпустите, отпустите! Я всё скажу!

— Бей его! — кричат мужики. Всыпали ему.

— Приставьте головы к телам, тогда девицы и оживут! Отпустите же меня! Зачем вы меня так мучаете! — просит золотое яичко.

Про то, чтоб отпустить, и речи нет.

Приставили девичьи головы к туловищам, да мертвые они мертвые и есть. Стали снова колотить золотое яичко.

Заговорило оно:

— Принесите с чердака девять разных трав и окурите ими девушек.

Принесли травы, стали девушек окуривать.

Вот чудеса! Ожила одна! Окуривали до тех пор, пока все девушки не поднялись на ноги.

Вот было девушкам радости да веселья!

Стали они рассказывать, как злой колдун заманил их в свои сети, а потом жизни лишил.

Растопили мужики печь докрасна, бросили в нее золотое яичко и закрыли заслонку.

Как стало в печи стрелять да грохотать! Наконец все стихло. Так золотое яичко и сгинуло.

Имущества у колдуна набралось не один десяток возов, всё увезли, и большая часть меньшой дочери хуторянина досталась.

А напоследок мужики усадьбу колдуна взяли да и подпалили.

Северное сияние

Жил на свете мызник, который в морозные зимы каждый четверг уезжал по ночам из дому и возвращался лишь перед самым рассветом.

Крепко-накрепко запретил он кому бы то ни было его провожать или встречать. Сам запрягал лошадь, сам и распрягал. Никто никогда не видел ни лошади его, ни упряжи; всякого, кто посмеет проникнуть в потайную конюшню, хозяин пригрозил лишить жизни. Ключ от конюшни он всегда хранил при себе — днем носил на шее, ночью клал под подушку.

Но кучер не внял запрету хозяина. Ему хотелось хоть разок взглянуть на таинственную упряжку своего господина и вызнать, куда тот каждый четверг ездит.

В один из четвергов, вечером, пришел смельчак загодя на конюшню и спрятался в темном углу.

Чуть погодя появился мызник и отпер потайную дверь. Тотчас просторная конюшня озарилась светом — будто десятки свечей зажгли.

Кучер в углу сжался в комок — ведь обнаружь его хозяин, ему б не миновать было обещанной расплаты.

Мызник приготовил санки, сверкающие как огонь в кузне, и пошел за лошадью.

Кучер тем временем юркнул под возок.

Вскоре санки были заложены и, как и лошадь, прикрыты попоной, чтоб чудесное свечение не увидели с мызы.

Кучер же тихонько вылез из-под возка, примостился сзади, на полозьях — к счастью, хозяин и тут его не заметил.

Когда всё было готово, мызник сел в санки, и лошадь с ездоком помчались на север — только полозья завизжали.

Спустя час-другой кучер видит: попоны исчезли, лошадь и возок огнем сияют. И замечает: со всех сторон подъезжают дамы и господа в таких же возках, запряженных такими же рысаками. И вот уже гремит, трещит всё вокруг! Ездоки проносятся мимо и сквозь друг друга, словно побились об заклад на тысячу рублей или съехались на невиданное свадебное гулянье. Наконец кучер понял, что они катаются в облаках, блестящих под полозьями озерной гладью.

Постепенно катающихся становилось все меньше и меньше, и хозяин кучера говорит соседу:

— Брат, все сполохи уже разъезжаются, пора и нам!

И мызник, а с ним и кучер помчались обратно домой. Наутро люди на мызе говорили, что никогда еще не видывали такого яркого северного сияния, как этой ночью.

А кучер держал язык за зубами, никому словом не обмолвился о виденном. Лишь в старости поведал он будто бы обо всем сыновьям, а те уж другим.

Однако и сейчас, сказывают, есть на свете люди, которые в лучистых упряжках раскатывают по зимнему небу. И когда в стужу случается видеть яркое северное сияние, это значит, что сполохи играют свадьбу.

Хитрый гуменщик

В старину гуменщику и в ночь под Новый год бывало недосуг с гумна отлучаться.

Сидел гуменщик в один из таких святочных вечеров на гумне у печи, думал о том, о сем. И надумал: «Чем так сидеть, дай-ка я погадаю!»

Сказано — сделано. Собрал он кусочки олова, в сковороду положил — и в печь.

А Нечистый тут как тут, спрашивает:

— Слышь, гуменщик, чего это ты делаешь? Зачем олово в печь сунул?

— Что делаю? — откликается гуменщик. — Да вот малость снадобья для глаз хочу приготовить.

— Так они ж у тебя и без того зоркие, зачем тебе снадобье?

Гуменщик в ответ:

— А я не то варю, которым больных лечат. Я варю зелье, от которого здоровые глаза такими зоркими делаются, что комара за несколько верст различают.

— Не мог бы ты и мне этого зелья дать? Мне надобно далеко видеть, — просит черт.

— Дам, отчего ж не дать! — говорит гуменщик. — Отмерь мне полную шапку золота, а я тебе свежего варева прямо в глаз волью.

Согласился Нечистый. Побежал к себе и вернулся с полной шапкой золотых монет — олово как раз плавиться стало.

Отдал черт гуменщику деньги и говорит:

— Скажи, как тебя звать? Может кто из моих родичей тоже захочет получить диковинного снадобья, так чтобы я знал, к кому направлять.

— Зовут меня Сам! — отвечает ему глазной лекарь.

— Сам! Никогда еще такого имени не слыхал.

— Да, имя это редкое! — говорит гуменщик. — Ложись-ка на лавку, а я тебя привяжу, чтобы ни капли драгоценного снадобья не пролилось, ежели ты случаем дернешься.

— Ладно, — отвечает Нечистый, и гуменщик притягивает его веревкой к лавке так, что тот и шевельнуться не может. Затем берет с огня сковороду, в которой не меньше полштофа жидкого олова, и велит:

— Теперь затаи дух и раскрой глаз пошире!

Черт перестал дышать и так распахнул глаз, что он стал величиной с бычий.

Гуменщик влил в глаз полную сковороду олова.

Ой-ой-ой, как тут Нечистый вместе с лавкой взвился!

Трах о дверь! Так вместе с дверью наружу и вылетел!

Бежит прочь и дурным голосом орет:

— Помогите! Помогите!

На крик великое множество его родни и прочей нечисти набежало.

— Кто это сделал? Кто сделал? — спрашивают черта.

— Сам! Сам сделал! — ревет Нечистый в ответ.

Тут все давай над ним смеяться да потешаться:

— Ну, раз сам это сделал, чего ж тогда орешь?

А гуменщик до конца дней прожил в богатстве.

Черту же ни за какие деньги не нужно было больше глазного снадобья, он перестал наведываться на гумно и тем более беспокоить гуменщика.

Гуменщик и нечистый

Был у мызника гуменщик, который, за что не возьмется, всё у него в руках спорится. Но вот как-то осенью посыпались на гуменщика несчастье за несчастьем: всякий раз при расчете с амбарщиком у него недоставало зерна. И всякий раз ему приходилось платить из своего кармана; однако в конце концов хозяину этого мало показалось — он велел еще и наказать гуменщика.

В один из таких невеселых вечеров сидел гуменщик у печи и думал, что ж это за напасть его преследует. Но сколько ни думал, вины за собой не нашел и стал чертыхаться да браниться на чем свет стоит.

— Что случилось? — спрашивает вдруг кто-то у него за спиной.

— Что случилось? Да плохи мои дела! Всякий раз, как с амбарщиком рассчитываться, у меня зерна недостает, — пожаловался гуменщик.

А спрашивал его ни кто иной, как сам Нечистый.

— Ну, это не беда! — говорит Нечистый. — На вот тебе мешок, насыпь его доверху зерном и поставь в уголке. Сколько раз левой пяткой его коснешься — на столько мешков у тебя будет больше, ты их сможешь продать.

Сказал — и как в воду канул.

Гуменщик при первом же случае последовал совету Нечистого — и на тебе! Три мешка лишних. Гуменщик радовался: каждый раз он продавал лишки, выручал за них большие деньги, и хозяин был им предоволен.

Но теперь ему было не отделаться от Нечистого. Что ни вечер, черт появлялся на гумне и куролесил до петухов, а гуменщик глаз не мог всё это время сомкнуть. Идет ночью на гумне молотьба — гуменщику не до сна. Поставит он в печь картошку или овес парить — Нечистый всё утащит; принесет из дому мясо или какую иную снедь — черт и ее приберет.

Как-то раз поведал гуменщик товарищам в корчме о своем злосчастье, посетовал, что нет спасу от Нечистого. А в сторонке мужик сидел, который медведя водит, и все слышал.

— Знаю я, как тебе от Нечистого избавиться! — сказал он. — Возьми с собой на гумно моего медведя Пярта и спрячь его где-нибудь в углу. Потом рассорься с Нечистым, а как схватишься с ним — кликни на подмогу медведя.

Совет пришелся гуменщику по нраву, и мужик, как договорились, тем же вечером привел косолапого на гумно. А немного погодя и Нечистый заявился.

Гуменщик репу парит.

Нечистый репки из горшка вынимает, хихикает:

— Готовое мне,

Сырое — тебе!

И поедает пареные репы, а сырые бросает за порог.

Гуменщик, конечно, ругается, но черт и ухом не ведет. Тогда гуменщик стал подбирать сырые репки и в черта ими кидать. Нечистый грозится:

— Перестань, не то побью!

А гуменщик не слушает, знай запускает репками в черта.

Наконец терпение у Нечистого лопнуло: бросился он на гуменщика и давай того по спине колотить.

— На помощь, Пярт! На помощь! — закричал гуменщик.

Тут Пярт на Нечистого как навалится, ну его мять да царапать. Просит черт: «Дерись-то дерись, бей-то бей, но глаза-рот не рви!» — а медведю и дела мало — знай всё яростнее молотит. Наконец изловчился Нечистый, вырвался из лап зверя и — как сквозь землю провалился.

Поблагодарил гуменщик мужика за добрый совет и дал ему в награду несколько мешков зерна. А Нечистый с той поры докучать гуменщику уже не осмеливался.

Прошло какое-то время — опять Нечистый возле мызы крутится. И как бы между прочим пастухов спрашивает:

— Не знаете, есть у мызного гуменщика еще та черная кошка?

Пастухи знали, конечно, что у гуменщика живет черная кошка, а про историю с медведем ничего не слышали. Поэтому они ответили черту:

— Есть, а как же! Трех котят еще давеча принесла!

— Тогда мне никак нельзя там появляться! А жаль! Я свой кошелек оставил на гуменной печи — как теперь мне его добыть? — посетовал черт.

А пастухи были сметливые. Рассказали они гуменщику о словах черта; гуменщик нашел на печи полный кошель золота и сделался богаче самого мызника.

С Нечистым же он больше вовек не имел дела.

Сирота и хозяйская дочь

Субботним вечером пошла бедная сиротка в баню. Парила да мыла она старушек — они нахвалиться на нее не могут. Столько ей пришлось другим помогать, что когда она сама на полок забралась, все уже из бани ушли. Сидит она на полке, парится, как вдруг слышит звон бубенцов, будто не одна барская карета у самого порога баньки остановилась.

Сиротка быстрехонько накинула сорочку и глядит в щелку.

А на улице стоит золоченая карета, и впряжены в нее четыре вороных жеребца. Сбруя у них вся золотыми-серебряными бубенцами разукрашена: только лошади гривами тряхнут — сбруя зазвенит-затенькает, прямо как на свадебной упряжке.

Выходит из кареты сам Нечистый со своей хозяйкой и тремя сыновьями.

Сиротка поскорее перекрестила порог баньки и кинулась обратно на полок.

Нечистый подошел к двери, да не посмел войти, потому как крестное знамение помешало. Говорит он тогда с порога:

— Ты, доченька, выходи, пойдем отсюда!

— Одежки нет, не могу выйти, — отвечает девушка.

— Я велю одежки тебе принести из дому, скажи только, доченька, что тебе надобно, — улещивает ее Нечистый. А мышка сидит в углу баньки, наставляет сиротку:

— По одной, по одной, сестрица.

— Нет у меня шелковой рубашки надеть! — говорит сирота.

Жена Нечистого спрашивает сыновей:

— Кто из вас самый проворный?

Первый сын отвечает:

— Я что ветер.

Другой откликнулся:

— Я что вода!

А третий ответил:

— У меня одна нога здесь, другая — там!

Третьему сыну и велел Нечистый сбегать домой за рубашкой, а сам приговаривает:

В тот же миг сын исчез. Не успели оглянуться, он уже тут как тут — несет шелковую рубашку.

— Вот тебе, доченька, шелковая рубашечка! Пойдем, — снова уговаривает Нечистый.

— Не могу пойти, нет у меня златотканой парчовой юбки! — говорит сиротка.

Нечистый за свое:

Сын ветром домой слетал. Юбку принес.

— Вот тебе, доченька, парчовая юбка! Пойдем наконец.

— По одной, по одной, сестрица! — снова запела мышка.

— Не могу пойти, нет у меня пояса узорчатого! — отвечает сирота.

Нечистый снова сыну говорит:

Сына будто ветром унесло. И ветром обратно он примчался, золотой поясок принес.

— Вот тебе, доченька, золотой поясок! Пойдем теперь с нами, — уговаривает Нечистый.

А сиротка снова отвечает:

— Нет у меня башмачков обуть!

Тут же принесли ей башмачки.

Но сиротка все равно не выходит, а велит, как мышь ее научила, один убор принести, потом второй, третий.

А тем временем уже и полночи миновало.

Теперь сиротка и украшения все получила.

Вышла она из баньки разряженная, что твоя королевна, блестит вся в лунном свете золотом да серебром.

— Садись в карету, доченька! — уговаривает ее Нечистый.

Сиротка отвечает:

— На что же мне сесть? Карета-то пустая.

Нечистый в ответ:

— Внутри, внутри пух шелковый, подушки мягкие.

— Не привыкла я сидеть на подушках пуховых, постелите-ка мне сена!

Нечистый сыну говорит:

Сын умчался, как ветер, и, как ветер, примчался обратно. Но в тот самый миг пропел петух, и Нечистый вместе со своей женой и сыновьями, вместе с каретой и упряжкой как сквозь землю провалились. Сиротка одна, вся в золоте-серебре, осталась стоять на пороге баньки.

Когда наутро хозяйская дочка увидела пышный наряд сиротки, не оставила она ее в покое, пока не выпытала, откуда он у нее.

На другую субботу вечером осталась хозяйская дочка в баньке.

Немного погодя раздался возле баньки звон бубенцов, и карета остановилась у порога.

Черт с порога уговаривает:

— Выходи, доченька, уедем отсюда!

Хозяйская дочка в ответ:

— Мне надеть нечего!

— Да я велю из дому принести, скажи только, доченька, что надобно.

— По одной, по одной, — запела в углу мышка.

— Ты чего там пищишь, тварь! Умолкни! — цыкнула хозяйская дочка на мышь и стала черту наказывать:

Дай мне сорочку шелковую, да юбку парчовую, подпоясаться — пояс узорчатый, на ноги шелковые чулочки, на голову серебряный убор.

Так хозяйская дочка все разом у черта и вытребовала. Черт сыну говорит:

Вмиг принесли все из дому, и пришлось хозяйской дочке сесть в карету с чертями и поехать в преисподнюю, где и стала она женой сына Нечистого.

Деревяш и Берестянка

Один жадный хуторянин все сокрушался, что батраки и батрачки у него долго не держатся. Работы он с них требовал не больше, чем другие, а вот кормить досыта не кормил. Кто сносил эту собачью жизнь три месяца, кто — полгода, но потом терпение иссякало, и работники опять шли мыкаться по свету.

Когда же во всей округе прознали, почему батраки у хуторянина разбегаются, скопидому и вовсе стало не найти работников.

Далеко за болотами и лесами жил известный мудрец. К нему-то и поспешил хуторянин за советом. Принес мешок денег, прочего добра и спрашивает:

— Можно ли найти таких батрака и батрачку, которые бы довольствовались малым и не объедали хозяина?

Мудрец отвечает:

— Можно-то можно, да не в моей это власти. Ступай-ка ты к Нечистому, он один тебе поможет.

И мудрец подробно объяснил мужику, что надо делать. Пусть, сказал, посадит он в мешок черного зайца и три четверга кряду вечером, незадолго до полуночи, выходит на перекресток дорог и свистит — Нечистый и появится.

— А там уж как столкуетесь. Больше ничем я тебе помочь не могу. Но смотри, не дай себя обмануть.

Мужик спросил, где ему черного зайца раздобыть, и мудрец посоветовал взять взамен черную кошку.

Настал четверг. Сунул хуторянин кошку в мешок и направился на перекресток, хотя ему и было не по себе.

Посвистел и стал ждать. Но никто не появился. Свистнул тогда хуторянин еще раз и подумал про себя: «Ежели и теперь Нечистый не появится, значит зря я сюда шел».

Тут ветер зашумел, словно меха кузнечные заработали. И вдруг хуторянин увидел летящую по небу темную фигуру. И голос спросил его:

— Чего тебе надобно, братец?

— Хочу вот черного зайца продать, — ответил мужик.

— Приходи в следующий четверг, мне сегодня некогда, — сказал голос, и в тот же миг фигура исчезла.

Мужик был немного раздосадован, что зря ноги трудил, но ничего не поделаешь — человеку подневольному надобно иметь терпение.

В следующий четверг все обошлось лучше. Свистнул хуторянин — появился маленький старичок с сумой и спросил:

— Чего тебе надобно, братец?

Мужик снова говорит:

— Черного зайца продаю.

— А что ты за него хочешь? — интересуется старичок.

— Всего ничего — батрака и батрачку, которые бы на меня работали, а есть бы не просили.

— И надолго ли ты хочешь их заполучить? — спрашивает Нечистый.

— По мне так можно на все время, пока жив буду, — отвечает хуторянин.

Но Нечистый на это возразил, что сделку можно заключить либо на семь лет, либо на два раза по семь.

Хуторянин согласился.

— Тогда в следующий четверг приноси своего черного зайца, а я тебе дам батрака и батрачку, которые никогда есть-пить у тебя не попросят. Разве что в жару их придется иногда на ночь замачивать, не то будут квелые и не смогут работать.

В третий четверг вечером мужик опять был на перекрестке дорог. Только свистнул — старичок тут как тут, но один, без батрака и батрачки.

— Надо скрепить договор тремя каплями крови из твоего указательного пальца, — сказал он, — чтобы ты не смог пойти на попятную.

— А где ж батрак с батрачкой? — спрашивает хуторянин.

— В суме, — отвечает Нечистый.

Сума была небольшой, и хуторянин подумал, как бы его не обманули. Но Нечистый, видать, прочел его мысли и сказал:

— Я тебя не обманываю.

Он пошарил в суме и, выхватив из нее чоп величиной с кудель, произнес:

— Вот тебе батрак!

И рядом с Нечистым стал рослый, широкоплечий молодец.

Другой чоп из сумы обернулся девушкой-батрачкой.

— Вот тебе твои слуги, которых не надо ни кормить, ни поить, — сказал Нечистый, — а теперь давай мне три капли крови в залог, черного зайца — и ступай себе.

Мужик сделал, как было велено, и под конец спросил, как звать его новых работников.

— Батрака зовут Деревяш, а девушку — Берестянка, — ответил Нечистый. Затем сунул зайца, как он считал, в суму и пошел своей дорогой. Хуторянин же с батраками направились домой.

Батрак с батрачкой работали с утра до ночи не покладая рук, но никогда не просили есть, что хозяину пришлось очень и очень по душе. Когда же иной раз знойным летним днем они становились вялыми, их замачивали в воде, и к утру оба оказывались такими же здоровыми и сильными, как и прежде. Год за годом скаредный хозяин откладывал деньги в загашник — ведь ни хлеба, ни платы работники от него не получали. Так прошло два раза по семь лет, ну, может, на неделю-другую меньше. Жалко стало хозяину терять своих батраков. Он и так, и эдак прикидывал, как бы оттянуть время.

Однажды утром он поднялся, смотрит — батрака и батрачки нигде не видать. Решив, что они еще спят, полез мужик на сеновал. Но и там не нашел своих батраков. Только на том месте, где они спали, лежали гнилушка да кусочек бересты. Теперь хозяин понял, что означали имена батрака и батрачки. Они, видно, были ничем иным, как куском дерева и берестой, силой колдовства превращенными в людей.

Хозяин начал было спускаться по лестнице, но чья-то рука вдруг схватила его за горло, и скопидом упал замертво. Жена его потом нашла на сеновале лишь три капельки крови. Проходя мимо амбара, она заметила, что закрома пусты, а ларь вместо денег был набит жухлыми березовыми листьями.

Так в один миг не стало накопленного скрягой богатства. Вдова его умерла с горя, так и не узнав, что это Нечистый задушил ее мужа, продавшего ему из жадности душу.

Вот как поплатился скряга за то, что неправедным путем скопил свои богатства.

Громовая волынка

В дни оны у господа бога хватало дел. С утра до вечера был он занят тем, что наводил в мире порядок, недосуг ему было замечать, что за спиной у него происходит. С самого сотворения мира могучие соперники частенько ссорились. Долго боролись друг с другом Громовержец и Нечистый, мерялись силой — кто кого одолеет. Днями и ночами выслеживали они друг дружку и ломали голову, как бы хитростью какой другому досадить, но долгое время не удавалось им осуществить свои коварные замыслы.

Случилось раз, что Громовержец, устав бдить, заснул мертвым сном и, как на грех, забыл положить свою волынку под голову, куда он ее всегда прятал. Крепкий сон смежил ему веки, заложил уши, и он не видел, не слышал, что вокруг происходит. Нечистый же, который старался не упускать своего противника из виду, обнаружил спящего, подкрался к нему на цыпочках, схватил волынку и был таков. Очень хотелось Нечистому огорчить Громовержца, лишить его силы, и он спрятал волынку — она-то больше всего страху нагоняла на чертей. Проснувшись, открыл Громовержец глаза и тотчас заметил пропажу. Никто, кроме Нечистого, не мог похитить волынку — это он сразу смекнул. Но как же теперь вернуть ее?

Он, конечно, мог бы пожаловаться Старику и попросить помощи, но тогда обнаружится его собственная беспечность; а тот, того и гляди, еще накажет его в сердцах. Эти мысли долгое время не давали Громовержцу покоя. И он старался уединиться где-нибудь в укромном уголке, где никто не мог увидеть его.

Нечистый-то хоть и был простофиля и умом не отличался, однако же собразил от Громовержца спрятаться. Прежде он громовой волынки пуще всякого пугала боялся, чуть завидит ее — тут же наутек пустится, а теперь он малость осмелел. Знал Нечистый несколько потаенных мест, где стрелы Громовержца ему не грозили: под водой он мог своего врага не опасаться.

Громовержец сразу догадался, что Нечистый наверняка скрывается где-то под водой, потому как он уже несколько дней не попадался ему на глаза. Все равно Громовержец долго не мог придумать, как бы поймать Нечистого и отобрать у него волынку.

Невзначай пришла ему на ум хорошая мысль. Обернулся Громовержец маленьким мальчиком и отправился в прибрежные селения. Стал он там искать, к кому из рыбаков наняться в подручные.

Один удачливый рыбак по имени Лиён^[5], выслушав учтивого паренька, сказал:

— Стада у меня нет, но я возьму тебя в подручные, может, со временем станешь ты мне помощником в рыбной ловле. Парень ты, похоже, смышленый. А если отличаешься еще и проворством, то мы поладим.

Наутро пошел Лиён на озеро и мальчонку с собой взял, показал ему как обходиться с удочкой, неводом и прочими снастями, научил его всяким рыбацким премудростям.

Уже через несколько дней смышленый мальчонка стал ему за помощника, освоил рыбацкую науку и во всем хозяину помогал. Со временем стал помощник его правой рукой, так что Лиён один уже и не ходил рыбачить. Другие рыбаки зубоскалили, называли мальчонку Лиёновым хвостом. Мальчонка же на это прозвище не обижался, а радовался негаданному счастью — теперь он каждый день с утра до вечера проводил на воде. На дне же таился его враг.

В ту пору надумал Нечистый справить своему сыну свадьбу и устроить гостям знатное угощение, чтоб долго шли разговоры про его богатство. Не дает черту покоя честолюбие! Старый нечистивец тянул свои лапы повсюду, где только можно было поживиться чем-нибудь, но больше всего старался он собирать урожай с тех полей, где не он сеял; он утруждался только тем, что присваивал плоды чужих трудов.

Вот однажды занесло его на озеро, где рыбак Лиён поставил на ночь сети. Он как раз вытаскивал попавшую в них рыбу, когда рыбак с мальчонкой пришли за уловом. Глазастый мальчишка вмиг заприметил под водой своего врага. Ткнул он хозяина в бок и потихоньку шепнул ему, отчего в последние дни улов их столь скуден:

— Воровские руки шарят сейчас в сетях, — сказал он, указывая хозяину на вора, который трудился на дне озера, не замечая никого. Но Лиён был вообще большой искусник ловить вора за руку так, что тому уже было никак не вырваться.

Убедившись, что Нечистому не убежать, отправился Лиён с мальчиком домой, а сам пошутил:

— Пускай считает себе до утра, сколько рыбы попалось в сеть!

На другой день, вернувшись на озеро тянуть невод, они обнаружили старикашку Нечистого, запутавшегося в сетях, пришлось тому предстать перед рыбаком.

Когда они вытащили Нечистого из воды, рыбак огрел его рябиновым веслом вместо приветствия, да так, что у несчастного в ушах загудело. На берегу оба — рыбак и мальчонка — взяли в руки дубины и принялись охаживать ими вора. И хотя мальчишка на вид был вроде тщедушный, удары его пронимали Нечистого до мозга костей, того и гляди дух испустит. Взмолился Нечистый, завопил:

— Прости, братец, на сей раз и выслушай меня. Жажда гонит быка к колодцу, так и меня, убогого, к твоим сетям увлекло. Сын у меня свадьбу справить решил, сам знаешь — без рыбы никак не обойтись. А у меня своих сетей нет, пришлось позаимствовать рыбку-другую из твоих. До конца дней не позабуду баню, что ты мне нынче устроил. Твой малый так мне бока намял — я ни рукой, ни ногой шевельнуть не могу.

Рыбак отвечает:

— Изволь, на сей раз помиримся. Ты теперь мои сети знаешь, в другой раз будешь держаться от них подалее. Забирай свой мешок и сгинь с глаз моих, чтоб духу твоего здесь не было, не то… — и погрозил дубиной.

Нечистый припал к ногам рыбака, радуясь, что легко отделался. И хотя рыбы у него уже полный мешок был наворован, захотелось ему поймать еще одну — она ему самой лакомой показалась. Стал он рыбака просить-уговаривать пожаловать на свадьбу сына. Он задумал силой ли, хитростью ли, но заполучить душу рыбака. Рыбак пообещал прийти, если можно мальчика с собой взять.

Нечистый решил: отлично, мне, похоже, больше везет, чем мог рассчитывать, — вместо одного двух предлагают.

— По мне, так можешь мальчонку прихватить, ежели один прийти не хочешь! — сказал он на прощанье и захромал своей дорогой, еле переставляя избитые ноги.

Нечистый хоть и был скряга скрягой, все же сыну он устроил свадьбу на славу. Ни в чем там недостатка не было, изобилие всего, на радость и удивление гостям. Нечистый выставил всем напоказ несметные свои сокровища и богатства, сундуки и закрома его ломились от добра. Нечистый велел музыкантам играть на всяких диковинных инструментах, а гостям всякие чудные танцы танцевать, только никто, кроме самих хозяев, не умел их танцевать.

— Попроси, чтоб принесли волынку, что хранится за семью замками, пусть на ней кто-нибудь сыграет! — шепнул мальчонка хозяину.

Рыбак исполнил его просьбу, стал упрашивать Нечистого показать им свою удивительную волынку и сыграть что-нибудь на забаву гостям.

Нечистый во второй раз, сам того не ведая, попался на крючок. Он достал из-под семи замков громовую волынку, положил пятерню на трубку и принялся дуть изо всех сил. Тут волынка как заиграет дурным голосом!

— Не в обиду тебе будь сказано, но, видать, музыкант из тебя не получится. Мой мальчонка, пожалуй, лучше с этим справится. Да ты к нему вполне мог бы в ученики попроситься.

Нечистый, который никакого подвоха не заметил, отдал волынку мальчонке. Ну и чудеса! Стоит вместо мальчонки сам старик Громовержец и так дует в волынку, что черт со всем своим семейством повалились на пол.

Гром вместе с рыбаком Лиёном отправились восвояси, радуясь, что уловка их удалась. Шли они шли — притомились. Сели на валун передохнуть. Тут Громовержец на радостях стал играть на волынке, а потом рассказал рыбаку, на какие хитрости ему пришлось пуститься, чтобы заполучить у Нечистого обратно свою волынку. Во время рассказа вдруг хлынул дождь и оживил вконец высохшую за семь месяцев землю.

Прощаясь, Громовержец поблагодарил своего «хозяина» и обещал всякий раз выполнять его просьбы. С тех пор Лиён и стал посредником между богами и людьми.

Храбрый гуменщик

Жил некогда на свете гуменщик, которому не было равных в отваге. Даже Старый Нечистый говорил, что не видывал еще человека храбрее. Поэтому частенько вечерами черт наведывался к гуменщику, и они коротали время в приятных беседах. Нечистый думал, что гуменщик его не узнаёт и принимает за простого крестьянина, однако гуменщик хорошо знал, кто его гость. Знал, но и виду не подавал, а про себя прикидывал, как бы ему лукавого провести либо какую выгоду от него получить.

Как-то стал Нечистый на свое житье-бытье жаловаться, мол, нет у него никого, кто бы штопал ему чулки да рукавицы.

— Что ж ты, братец, не женишься? — спросил его на это гуменщик.

— Пытал я несколько раз счастье, — ответил Нечистый, — только не хотят девушки за меня идти. Чем они пригоже да моложе, тем злее надо мной насмехаются.

Тогда гуменщик посоветовал ему свататься к перестаркам и вдовам, которые попокладистее и не так переборчивы.

Прошло недели две. Посватался черт к одной девице не первой молодости, но немного погодя опять пришел к гуменщику плакаться — дескать, злая ему жена попалась, ни днем, ни ночью житья от нее нет, всё пилит и пилит.

— Какой же ты мужчина, — посмеялся гуменщик, — коли жене портки уступил! Взял жену — должен и власть над ней заиметь!

— Да пропади она пропадом! Разве с ней сладишь? — сказал черт. — Ноги моей больше в ее доме не будет!

Гуменщик и так, и эдак пытался его утешить, советовал еще раз попытать счастье, но Нечистому вовсе не хотелось связывать себя узами супружества — с него и одного раза было довольно.

Год спустя, осенью, когда опять пришла пора обмолота, старый знакомый вновь пожаловал на гумно. Гуменщик тотчас приметил, что у гостя невесело на сердце, но расспрашивать не стал, решил выждать — пусть сам расскажет.

И не прошло много времени, как Нечистый поведал ему о своей беде. Познакомился он летом с одной вдовой, ласковой как голубица, и надумал второй раз жениться. Сватался он к голубке, а привел ее в дом — жена такой коршунихой обернулась, что едва глаза ему не выцарапала, и Старый Нечистый был благодарен судьбе, когда из ее когтей вырвался.

— Видать, не получится из тебя семьянин, — сказал Нечистому гуменщик, — потому как заячья у тебя душа — не умеешь ты жен к рукам прибирать.

Тут Нечистому пришлось с ним согласиться. Долго они еще толковали о сватовстве и женитьбе, а потом черт и говорит:

— Коли ты и впрямь такой храбрый, что берешься сладить с любой злющей бабой, укажу-ка я тебе одно местечко, где твоя отвага больше пригодится. Видел развалины замка на холме? Под ними покоится древний клад, еще никем не тронутый, так как ни у кого не хватило смелости его добыть.

— Ну, ежели дело за одной отвагой, то клад, можешь считать, у меня в руках! — бросил со смехом гуменщик.

Тогда Нечистый сказал:

— В будущий четверг, вечером, когда наступит полнолуние, отправляйся на поиски клада. Смотри только, чтобы ни капли страха в душу не закралось! Обомрешь или поджилки задрожат — расстанешься и с надеждой заполучить сокровища, и с жизнью, как это случилось уже со многими, пытавшими счастье до тебя. Не веришь мне — зайди на любой хутор в округе, пусть тебе там расскажут, что они слыхали про развалины замка, а то может и глазами своими что видели.

Утром означенного четверга двинулся гуменщик в путь, и хотя страха ни малейшего не ведал, зашел все же по дороге в корчму дать отдых ногам, а заодно и разузнать о развалинах замка. Спросил он у корчмаря, не слыхал ли тот чего о древнем замке — кем был построен и почему разрушен.

Услышал его вопрос один старый хуторянин, и вот что поведал:

— Сказывают, будто сотни лет назад жил в том замке богач. Богатств его было не счесть, а уж земель — конца-краю не видно. Жесток был этот богач — много народу погубил. Людей своих держал в железных рукавицах, на их кровушке и нажил богатство. Серебро и золото в замок возили возами со всех сторон. Богач хранил сокровища в глубоких подземельях, чтоб никто до них не добрался.

Как уж там злодей нашел свой конец — про то никому неведомо. Однажды утром слуги увидели на полу три капли крови; постель хозяина была пуста, а в изголовье сидела большая черная кошка, которую раньше никто не видел. Поэтому слуги смекнули, что сам Нечистый обернулся кошкой и придушил богача, словно мышь, а там и уволок в пекло держать ответ за всё зло, что тот людям причинил.

Когда родичибогатого старика явились наследство делить, в замке они не нашли ни копейки. Сперва, конечно, подумали, что слуги всё растащили. Учинили над ними суд, пытали даже, но никакие пытки не могли заставить несчастных сознаться — совесть их была чиста. Меж тем некоторые слышали по ночам звон монет и поведали об этом суду; судья им поверил и отпустил. Таинственный звон повторялся потом не раз. Кое-кто из смельчаков отправился клад искать, но как ушел — так и сгинул. Видать, их унесла та же нечистая сила, в лапах которой нашел свою смерть хозяин замка. Тут уж все поняли, что в замке поселился злой дух; никто с тех пор не осмеливался там жить. Со временем замок обветшал, дождь и ветер сделали свое дело: крыша рухнула, стены обвалились, и не осталось от замка ничего кроме груды развалин. Ночью ни одна живая душа не решится пойти на холм, не то что клад там искать.

Выслушав старика, гуменщик как бы полушутя воскликнул:

— А я не прочь попытать счастье! Кто пойдет со мной ночью на холм?

Крестьяне перекрестились и в один голос заявили, что жизнь им дороже всех сокровищ на свете, которые к тому же иначе как в обмен на душу не получишь. Принялись они уговаривать гуменщика оставить пустую затею, не связываться с нечистой силой. Но храбрый гуменщик не внял уговорам и предостережениям, а решил сделать по-своему. Вечером он взял у корчмаря пучок лучин, чтобы было чем светить, и спросил, какая дорога до развалин ближе.

Один из крестьян, который, видать, был посмелее других, взял фонарь и вышел немного проводить гуменщика, но за полверсты с лишним до замка повернул обратно. Гуменщика обступила пасмурная, непроглядная ночь. Теперь ему пришлось пробираться вперед наощупь, под завывание ветра и уханье филина, но ничто не могло устрашить эту отважную душу.

Едва гуменщик добрался до замка, он высек в заветрии огонь и зажег лучину, а затем стал оглядываться кругом, нет ли где двери или какого лаза в подземелье. Долго искал понапрасну, пока не наткнулся на провал у стены. Гуменщик воткнул горящую лучину меж камней и протиснулся в отверстие.

Недолго поплутав в подземелье, он наткнулся на каменную лестницу. Ход в этом месте был попросторнее, и смельчак мог идти не пригибаясь. Он стал спускаться по ступенькам вниз, светя себе лучиной, пока не дошел до железной двери. Гуменщик толкнул тяжелую створку, дверь поддалась, но только он собрался ступить через порог, как огромная черная кошка, сверкая глазами, вихрем вылетела из-за двери и понеслась вверх по лестнице. Гуменщик подумал: должно быть, это та самая, что придушила хозяина сокровищ. Затворил дверь, бросил пучок лучин на пол и стал оглядываться.

Комната, куда он попал, была просторной, и все стены ее были в дверях — гуменщик насчитал их двенадцать. Стал он гадать, в которую дверь войти.

— Говорят, семь — число счастливое! — сказал он себе и отсчитал седьмую от входа. Но дверь оказалась на запоре. Тогда гуменщик стал высаживать ее плечом; мало-помалу ржавый запор поддался, и дверь распахнулась.

Войдя, гуменщик увидел комнату поменьше: у одной стены длинный стол со скамьями, у другой — печь, и даже охапка поленьев на полу. Гуменщик сложил дрова в печку, развел огонь и при его свете разглядел на приступке горшочек, короб с мукой, нашлась и щепотка соли на дне солонки.

— Смотри-ка! — воскликнул гуменщик. — И поесть тут найдется. Вода для питья у меня с собой в бочонке есть, сварю себе мучную похлебку!

Поставил он на огонь горшочек, налил в него воды, муки насыпал, посолил, перемешал щепкой, а когда похлебка сварилась, перелил ее в миску и поставил на стол. Яркое пламя очага освещало комнату, так что зажигать лучину не было необходимости. Гуменщик взял ложку, сел за стол и принялся хлебать горячую похлебку.

Вдруг поднял он голову — а на печи черная кошка с горящими глазами сидит. Смотрит на нее гуменщик и в толк взять не может, откуда эта тварь здесь взялась, ведь он же сам видел, как она бежала вверх по лестнице. В этот миг раздались три удара в дверь, так, что стены и пол в комнате дрогнули, однако и тут гуменщик не потерял присутствия духа. Он громко крикнул:

— Входи, коли есть голова на плечах!

Дверь тотчас же распахнулась, черная кошка соскочила с печи и опрометью бросилась за порог, а из глаз ее сыпались искры.

Только кошка исчезла, в комнату вошли четверо рослых мужчин в белых одеждах и огненно-красных шапках, таких ярких, что в комнате сразу сделалось светло как днем. Они несли носилки, а на носилках стоял гроб. Но и это не испугало отважного гуменщика. Ни слова не говоря, носильщики поставили гроб на пол, один за другим вышли из комнаты и захлопнули за собой дверь. За дверью замяукала, заскреблась кошка, словно прося впустить ее в комнату, но гуменщик, не обращая на нее внимания, опять принялся за похлебку.

Наевшись вдоволь, он встал из-за стола и пошел поглядеть на гроб. Приподнял крышку, смотрит — лежит в гробу маленький старичок с длинной седой бородой. Гуменщик вынул его из гроба и положил поближе к огню — погреться. Вскоре старик очнулся, руками-ногами зашевелил.

Храбрый гуменщик и тут ничуть не испугался, взял со стола ложку, миску с похлебкой и стал было кормить старичка. Но тот проворно схватил миску обеими руками и в мгновение ока проглотил всю похлебку.

Затем он обратился к гуменщику:

— Вечного тебе здоровья, сынок, за то, что ты сжалился надо мной, накормил и обогрел окоченевшего от холода и голода старика. За доброту твою награжу я тебя по-царски — всю жизнь меня благодарить будешь. Посмотри, за печкой должны быть смоляные факелы, зажги один из них и ступай за мной. Но прежде плотно притвори дверь, чтобы кошка сюда не проникла, не то она свернет тебе шею. Потом мы ее укротим, чтобы она больше никому не могла причинить зла.

Сказав это, старичок поднял с полу камень, который прикрывал лаз в подземелье, и они стали спускаться вниз; старичок шел впереди, а незнающий страха гуменщик с факелом в руке — сзади, покуда не очутились в глубокой пещере.

Посреди огромного со сводчатым потолком подземелья громоздилась куча золотых и серебряных монет, похожая на большой стог сена. Старичок достал из стенного шкафа связку восковых свечей, три бутылки вина, копченый окорок, краюху хлеба и сказал:

— Даю тебе три дня, за этот срок ты должен пересчитать все монеты и разложить их на две равные части без остатка. Пока ты будешь это делать, я подремлю тут у стенки, но смотри, не сбейся со счета при дележе, не то поплатишься жизнью.

Старичок прилег отдохнуть, а гуменщик тут же принялся за дело. Чтобы ненароком не ошибиться, он сделал так: каждый раз брал из кучи две одинаковые монеты — два талера, рубля, золотых или две мелкие серебряные монетки, и клал их одну направо, другую налево. Когда его одолевала усталость — отхлебывал из бутылки глоток вина, съедал несколько ломтей хлеба с ветчиной и с новыми силами опять брался за дело.

Ночью гуменщик не спал и трудился без передышки, поэтому к вечеру следующего дня работа была закончена, но одна серебряная монетка оказалась лишней. Что делать? Храбрец, однако, не стал отчаиваться: вынул из кармана нож, приложил его лезвие к монетке и ударил камнем по обушку так, что денежка переломилась надвое. Одну половинку он положил в правую кучу монет, другую — в левую. Потом гуменщик разбудил старичка и предложил проверить работу.

Когда на глаза старику попались половинки монеты, он вскрикнул от радости и кинулся обнимать гуменщика, долго гладил его лицо и, наконец, сказал:

— Тысячу раз благодарю тебя, отважный юноша! Ты спас меня от вечного заточения. Вот уже не одно столетие охраняю я свои сокровища, потому как не находилось смельчака, у которого хватило бы смекалки разделить монеты поровну без остатка. Связанный клятвой, я погубил всех, кто приходил сюда за кладом. Последний десяток лет никто уж не осмеливался искать сокровища, хотя я каждую ночь исправно звенел монетами. И вот, когда я было потерял всякую надежду на освобождение, пришел ты и выручил меня. Спасибо тебе за твое благодеяние.

Одну часть монет ты получишь за труды, а вторую должен будешь раздать бедным, потому что при жизни я много зла причинил людям. Но прежде сделай для меня еще одно доброе дело. Когда ты пойдешь наверх и встретишь там черную кошку, поймай ее и задуши. Вот тебе петля, из которой ей уж не вырваться.

Сказав это, старик вынул из-за пазухи сплетенную из золотых проволочек тесемку толщиной не более оборы от постолы, отдал ее гуменщику и исчез — точно сквозь землю провалился. Только грохот по подземелью пошел — казалось, что всё вокруг от него рухнет.

Свечка потухла, и гуменщика обступила кромешная тьма.

Но и это неожиданное происшествие не заставило его дрогнуть. Гуменщик наощупь двинулся к выходу, отыскал лестницу и поднялся в комнату, где варил похлебку. Хотя очаг давно погас, он нашел в золе несколько угольков и раздул огонь. Гроб всё еще стоял в комнате, но вместо старичка в нем спала черная кошка. Гуменщик ловко схватил ее за шкирку, накинул ей на шею петлю из золотой тесьмы и повесил нечисть на гвозде, крепко вбитом в стену. После этого он прилег отдохнуть.

Наутро гуменщик выбрался из-под развалин и направился в корчму, в которой останавливался в начале пути. Радости и удивлению корчмаря не было предела, когда он увидел гуменщика целым и невредимым. Гуменщик же сказал:

— Раздобудь-ка мне десятка два больших мешков и найми лошадей, чтоб клад вывезти — за ценой дело не станет.

Тут корчмарю стало ясно, что гуменщик не напрасно побывал на развалинах, и он не мешкая исполнил просьбу смельчака.

Гуменщик разузнал, какими землями владел хозяин замка, отдал тамошним беднякам треть доли, а две трети передал судье, повелев при этом, чтобы деньги тот поделил между остальными неимущими. Сам же, взяв свое вознаграждение, поселился в далеком краю, где его никто не знал. Там, должно быть, и поныне живет в богатстве кто-то из потомков храброго гуменщика и благославляет бесстрашие основателя рода, который добыл сокровища.

Как дурак вола продал

Было у крестьянина три сына, двое старших — умные, а третий глуповат уродился. Перед смертью завещал отец хозяйство старшим сыновьям и наказал им младшего брата поить-кормить, потому как тот едва ли сам себя прокормит. А младшему сыну всего-навсего одного молодого вола отказал.

Пахать хозяину вола было нечего, вот старшие братья и брали у него вола по очереди — сегодня один, завтра другой. А рассуждали они так: «Ничего волу не сделается, тем более, что кнут-то свой, а вол — чужой».

Как-то раз проходил ненароком незнакомый мужик, видит, что братья с волом творят, возьми да и скажи младшему:

— Думаешь, у вола сил прибавится, ежели ты каждый божий день отдаешь его чужим пахать? Брось пыжиться, возьми своего вола да продай в базарный день, а денежки в карман положи — хоть знать будешь, что имеешь.

Смекнул парень, что мужик-то прав, забрал у братьев вола, кормил его до осени, а там накинул ему на рога веревку и повел на базар.

Путь его пролегал через дремучий лес. Дул такой сильный ветер, что вершины деревьев ходуном ходили. Два дерева, что росли рядышком, раскачивались из стороны в сторону, и время от времени раздавался при этом скрип на всю округу.

Остановился хозяин вола, прислушался, вот опять раздалось: «скри-и-ип». Он и спрашивает:

— Ты чего? Почем вол, спрашиваешь?

— Скрип! — слышится с высоты.

Мужик говорит:

— Я вола продаю, забирай его, коли в цене сойдемся.

— Скрип! — доносится сверху.

Мужик спрашивает:

— Пятьдесят рублей, идет?

— Скрип! — опять слышится сверху.

— Ладно, — говорит мужик, — деньги-то сразу отдашь?

Ветер меж тем стих, лес молчит.

— Или через год заплатишь?

— Скрип! — раздается в ответ.

— Согласен, — говорит мужик, — мне не к спеху. А тебе, старина, придется поручиться, чтоб я не прогадал, — обращается он к высокому пню, что рядом стоит. — Согласен?

— Скрип! — раздается в ответ.

— И ладно, — говорит мужик, — сторговались. Через год в этот же день приду я за деньгами, а ты, брат, в ответе за то, чтоб я в накладе не остался!

— Скрип!

Привязал мужик вола к сосне, которую он счел за покупателя, и отправился себе домой. Братья давай его пытать, куда вола подевал. Он отвечает:

— Продал я вола за пятьдесят рублей одному мужику.

— А деньги где?

— Деньги он мне через год в этот же день отдаст, так мы договорились, — отвечает младший брат.

— Наверняка дал ты себя какому-нибудь мошеннику провести, не видать тебе ни вола своего, ни денег.

Младший отвечает:

— Понапрасну беспокоитесь. Уговор у нас чин по чину, и поручитель у меня надежный, ежели покупатель вдруг заартачится, он мне из собственного кармана заплатит, так что опасаться тут нечего, оба мужики честные. Они и торговаться не стали.

Старшие братья так и не допытались, как же звать покупателя с поручителем и где они живут, и опасения их, что какой-нибудь бесстыжий мошенник со своим подручным обманули дурковатого их брата, не рассеялись. А тот на своем стоит: в назначенный срок деньги он получит.

Через год, в тот же самый день, как он прошлой осенью продал своего вола в лесу, пошел мужик за деньгами. Денек выдался тихий, ни одна веточка в лесу не шелохнется, так что ни шума, ни скрипа никакого не слышно. Шел он шел, пока не набрел на то место, где в прошлом году продал своего вола; и покупатель и поручитель на месте, только вола нигде не видать — или продали кому? Мужик спрашивает сосну:

— Ну как, деньги за вола отдашь?

Сосна ни словечка в ответ; второй, третий раз спрашивает — все без толку.

— Погоди, браток, ужо заговоришь ты у меня! — схватил мужик здоровенную дубину и принялся охаживать ствол сосны, да так, что удары по всему лесу отдаются. Ишь ты! Негодяй стерпел, ни словечка не вымолвил и денег не отдает.

— Ладно, — говорит мужик, — пусть тогда поручитель отвечает, пусть он мне за вола заплатит. Видишь, старина, покупатель, пес эдакий, не желает платить, так что тебе придется выложить денежки, как уговор был. Или верни мне вола, или плати пятьдесят рублей. Ну, что раздумываешь? Обещать, небось, легче было, чем раскошелиться?

Пень он пень и есть, где ж ему слово сказать, вот и осерчал наш мужик:

— Ах вы такие-сякие! Я как погляжу, оба вы мошенники, — и с такими словами принялся он лупить пень. И вдруг старый трухлявый пень повалился набок под его ударом. Вот так чудеса! Из-под корней показалась кубышка, полным-полна серебряных монет, кто знает, когда ее тут схоронили.

— Нет, вы только поглядите на этого жулика! Покупатель, честный человек, передал тебе деньги, а ты решил их утаить да прикарманить! Поделом тебе досталось. Ты уж сердца на меня не держи, честный человек, — обращается мужик к сосне, — что я ни за что ни про что отдубасил тебя, только ты и сам виноват: зачем не сказал, что деньги ему отдал, обманщику, он же обоих нас провести хотел.

Взял наш дурак кубышку на плечо и поспешил домой. А кубышка-то тяжелая, не раз по пути останавливался он передохнуть. Встретился ему по дороге пастор, спрашивает:

— Что это ты такое тяжелое несешь?

Мужик отвечает.

— Да вот продал прошлый год вола, а нынче со мной расплатились.

И рассказывает, как дело было, как поручитель решил его обмануть и как он его за это пришиб.

Пастор-то знал, что мужик с придурью, и сразу смекнул, что это за деньги, а про себя думает: раз ему такое везение, мог бы и со мной поделиться.

— А не уделишь ли ты мне, браток, горстку от своего богатства? Тебе же легче нести будет.

Мужик ему горсть монет бросил:

— На, бери.

Пастор говорит:

— Дай еще горстку для моей хозяйки.

Мужик тем же манером дает денег и для обеих пасторских дочек. А раз дело так весело сладилось, стал пастор и сыну своему долю выпрашивать.

— Ах ты прорва ненасытная! — воскликнул богатей. — Ты что врешь! Да нет у тебя никакого сына. Вздумал обмануть меня, как и поручитель тот! Ну, погоди, я с тобой, мошенником, рассчитаюсь!

И с этими словами стукнул он пастора кубышкой по голове, кубышка раскололась, а пастор упал замертво. Мужик же собрал все деньги и пошел домой.

Ну и удивились же вечером старшие братья, когда торговец наш, над которым они так потешались, вошел в дом с тяжеленным мешком, явно полным серебра. Рассказал он им, что с ним приключилось, как насмерть зашиб сперва обманщика-поручителя, а потом — враля пастора. Последнее известие нагнало на братьев страху — не пришлось бы и им за это ответ держать. Пошли они вдвоем, принесли тайком под покровом ночи тело пастора домой и спрятали. А затем улучили время и зарыли его тайком в землю, чтоб люди на след не напали и не приписали им убийство. Только младший-то брат выследил их и приметил, где они пастора схоронили.

Когда госпожа пасторша и дети увидели, что пастор бесследно исчез, испугались они, что это Нечистый унес его, но не хотелось им, чтоб в народе такие разговоры пошли, и сказали, что пастор скоропостижно скончался. Устроили пышные похороны, положив в гроб вместо покойника камней и снопик соломы.

Старшие братья, прознав, что младший выследил, куда они покойника-пастора дели, вырыли ночью яму и похоронили его. Но поскольку они опасались, что дурной брат может сболтнуть лишнего, порешили они прирезать козла и спрятать его там, где раньше они покойника прятали. Укрыли козла саваном, а голову ему так повернули, чтоб борода из-под савана выглядывала.

Старших братьев обоих пригласили на поминки по пастору, а младший дома остался. Со скуки затосковал мужичонка. Что он — хуже других, что его за стол не пригласили? И стал думать: раз они меня не позвали, пойду незваный и докажу им, что у меня на то прав больше, чем у всех других, ведь это по моей милости они теперь гуляют.

Только приглашенные сели за поминальный обед, входит он в дом и говорит:

— Ну, что ж это такое? Вы здесь едите-пьете, а меня не позвали! Это ведь я пастора кубышкой по голове тюкнул. Я ж не хотел его насмерть убивать, только за жадность непомерную наказать думал. Когда мои братья притащили его потом домой, он уже давно мертвый был.

Такие вот речи говорил придурковатый брат на поминках пастора. Народ, понятно, знал, что недалекого он ума, и верить ему особо не стоит, но кое-кто посчитал, что не мешает его выслушать. Братья правду скрыли, сказали, что всё это бредни, но народ все-таки пошел проверить. Младший брат сам вызвался проводить их туда, где, как ему известно, был припрятан покойник.

Пришли, видят: лежит прикрытое саваном тело, из-под савана седая брода торчит. Проводник и рад:

— Ну, вот видите! Они хоть его саваном и прикрыли, а борода-то все равно торчит.

Сняли с покойника саван, глядь — а там дохлый козел. Тут мужики решили, что дурак их — нарочно ли, или нет — обманул, пошли они обратно на поминки, на том разговоры про убийство и заглохли. Так вот и осталась до сих пор втайне история с найденным кладом и исчезновением пастора.

Сироткин жернов

Бедная, кроткая как ягненок девочка, осиротев, попала воспитанницей в недобрую семью. Был у нее там один-единственный друг — дворовой пес, которого она иногда угощала корочкой хлеба. С утра до вечера сиротка ручным жерновом молола для хозяйки зерно. Когда же девочка, утомившись, переставала крутить жернов, ее погоняли палкой. К вечеру руки у бедняжки деревенели, но никому до этого не было дела. Сиротам часто приходится по́том и кровью отрабатывать кусок, который им подают из милости. Один бог слышит их стоны и видит слезы, бегущие по щекам…

Однажды, когда наша бедная сиротка, опечаленная тем, что утром хозяйка оставила ее голодной, опять крутила тяжелый ручной жернов, на хутор забрел хромой, одноглазый старик. Но то был не настоящий бродяга, а известный финский мудрец, принявший облик нищего. Сел он на пороге, посмотрел, какой тяжелый труд у сироты, достал из сумы краюшку, сунул ее девочке и сказал:

— Обед еще не скоро, поешь хлебца — подкрепи силы.

Сиротка грызла черствую корку, которая казалась ей вкуснее свежей, пышной булки, и чувствовала, как возвращаются силы.

— Должно, у тебя очень устают руки от такой работы? — спросил нищий.

Девочка настороженно посмотрела в глаза старику, словно желая удостовериться, не смеется ли он над ней, но увидев, что лицо у него доброе и серьезное, ответила:

— Кто думает о руках сироты! Под ногтями извечно кровь, а чуть хозяйке не угодишь — палка по спине прохаживается.

Попросил нищий девочку поведать о своем житье-бытье, и когда та закончила свой рассказ, вынул из сумы ветхий платок, протянул его девочке и сказал:

— Вечером, ложась спать, повяжи платком голову и вздохни глубоко, от души: «Сладкий сон, перенеси меня туда, где я найду ручную мельницу, которая бы молола сама и мне не надо было б тратить свои скудные силы!»

Сиротка спрятала платок на груди, поблагодарила старика за подарок, и нищий пошел своей дорогой. Вечером, ложась спать, девочка сделала, как велел старик: повязала голову платком и, глубоко вздохнув, произнесла заветные слова, хотя, по правде, не очень в них верила. Уснула она с небывало легким сердцем. И увидела странный сон: будто отправилась она в далекий путь, и на том пути происходят с ней разные чудеса. Наконец очутилась девочка глубоко под землей — быть может даже и в преисподней, до того тут всё было чужим и страшным. Ворота распахнуты, на подворье ни души. Входит она в ограду — слышит шум, вроде как кто-то зерно жерновом мелет. Идет на звук, приближается робкими шагами к амбару и видит: в амбаре сундук стоит, и из него шум жерновов доносится. Ни поднять, ни даже сдвинуть его у девочки сил не хватило. Заглянула она на конюшню, а там белая лошадь в стойле. И пришла сиротке счастливая мысль: возьму-ка я лошадь, привяжу сундук и увезу его. Задумано — сделано: вывела она лошадь, впрягла в сундук, сама села на крышку, кнут в руки — и во весь опор домой понеслась.

Наутро, едва проснувшись, сиротка припомнила свой сон, и ей показалось, что все это случилось наяву, будто и впрямь она долго ехала на крышке сундука с мельницей. А распахнула глаза — увидела возле своей постели тот самый сундук. Вскочила сиротка, принесла полпуры зерна, что с вечера осталось несмолотым, и, засыпав его в отверстие в крышке сундука, сияющими глазами засмотрелась на чудо: мельница работала! Еще чуть-чуть — и мешок доверху наполнился мукой.

Жизнь у сиротки стала легче. Потайной жернов в сундуке молол все, что ни давали, и девочке отныне только и труда было, что засыпать сверху зерно и принимать снизу муку. Но нищий строго-настрого запретил ей открывать сундук, даже крышку приподнимать, сказав:

— Это будет гибелью для тебя!

Вскоре, однако, хозяйка заметила, что сундук помогает девочке молоть зерно. Замыслила она выгнать сироту из дома, а вместо нее заставить работать чудо-мельницу, которая ни есть, ни пить не просит. Для начала же ей хотелось рассмотреть сироткин сундук как следует, выведать, что там за чудо-жернова спрятаны. Снедаемая любопытством, она ни днем ни ночью не знала покоя.

И вот однажды воскресным утром она спровадила сиротку в кирку, сказав, что сама присмотрит за хозяйством. Девочка, которой никогда еще так по-доброму не позволяли отлучаться, надела чистую рубашку, принарядилась и радостно поспешила со двора.

Хозяйка смотрела сиротке вслед с порога, покуда та не скрылась из вида; затем пошла в амбар, взяла полпуры зерна и высыпала его на крышку сундука. Но ничего не произошло — ведь жернова принимались за работу только когда зерно попадало вовнутрь. Немалых усилий стоило женщине приподнять тяжелую крышку. Наконец ей все же удалось приоткрыть сундук ровно настолько, чтобы в него можно было заглянуть. Но тут на беду ей блеснул в щели сундука огонь, поджег женщину, как пучок пакли, и осталась от хозяйки лишь горстка пепла.

Когда вдовец со временем надумал жениться во второй раз, он вспомнил, что его воспитанница-сирота уже стала взрослой и засылать сватов далеко не надо.

Свадьбу сыграли тихо, и вечером, как только гости разошлись по домам, хозяин с женой тоже легли спать. Наутро, придя в амбар, молодая хозяйка обнаружила, что сундук с чудо-жерновом ночью бесследно исчез. Где только его не искали, спрашивали и далеко, и близко, не попадалась ли кому на глаза пропажа, но так по сию пору никто и не видывал, и не слыхивал, куда подевался сироткин жернов. Сундук, извлеченный из подземелья волшебной силой сна, мог ведь так же силой колдовства возвратиться под землю.

Щедро отплаченное добро

Парящий зной предвещал грозу. Молодой хуторянин торопился сгрести засухо сено. Закончил он работу как раз когда с юга нагнало тучи. Направился парень домой. Идет — шагу прибавляет, чтобы успеть под крышу до дождя.

Вдруг на опушке леса увидел он незнакомца. Несмотря на раскаты грома, громыхающие всё ближе и ближе, тот крепко спал, положив голову на пенек. «Если его не разбудить, он того и гляди промокнет до нитки», — подумал хуторянин и подошел к спящему.

— Эй, братец! — окликнул он незнакомца и потряс его за плечо. — Коли на тебе не гусиная одежка, вставай, прячься — сейчас грозовой ливень начнется.

Незнакомец испуганно вскочил и воскликнул:

— Благодарю, сто раз благодарю тебя за то, что сделал доброе дело — разбудил меня!

Затем он торопливо обшарил свои карманы, словно хотел найти монетку — отблагодарить за услугу. Но ничего не найдя, чуть смущенно поднял на юношу глаза и сказал:

— Как на беду пусто в карманах. Нечем мне за добро тебе отплатить, но в долгу перед тобой я не останусь. Сейчас мне надо спешить, чтобы укрыться от грозы, поэтому слушай внимательно и запоминай, что я скажу: через два года тебя возьмут в солдаты и будешь ты служить в кавалерийском полку. После долгих переходов с места на место полк станет на квартиры на севере, в сторону Финляндии. Однажды, когда на душе у тебя будет тяжело от тоски по родным краям, придет твой черед пасти коней, и там, рядом с выпасом, на широкой прогалине ты увидишь кривую березу. Подойди к ней, постучи три раза по стволу и спроси: Кривой дома? И тебе воздастся за сегодняшнее доброе дело. А теперь прощай!

Сказав это, незнакомец поспешил прочь и вскоре скрылся с глаз. Хуторянин, проводив его взглядом, с улыбкой покачал головой и пошел дальше своей дорогой.

Когда же парень с первыми каплями дождя переступил порог дома, он уже и думать забыл о предсказании незнакомца.

Но минуло два года, и случилось то, что предсказывал незнакомец: хуторянина взяли в солдаты и послали служить в кавалерийский полк. Это, казалось бы, должно было напомнить ему встречу в лесу, но нет, парень, видимо, напрочь забыл о ней. Он уже давно переходил с полком с места на место, уже пятый год ел казенный хлеб, когда они стали на квартиры на севере, в сторону Финляндии. Там, в чужом краю, вдали от родных и близких, в душу его часто закрадывалась тоска, когда он в одиночку, чтоб никто не увидел наворачивающихся на глаза слез, предавался грустным размышлениям.

Раз выпало ему пасти коней. И вот, когда сидел он в одиночестве на широкой прогалине и тосковал по дому, взгляд его задержался на стоящей поодаль кривой березе. Засмотрелся он на нее, ожили в памяти дни детства и юности, и вдруг почему-то место, где он сидел, показалось ему давно знакомым, хотя он и не мог бы твердо сказать, во сне он его видел или наяву.

Парень потер лоб, силясь что-то вспомнить, и точно солнечный лучик пробился сквозь тучи. Перед глазами отчетливо — словно это было только вчера — встал тот день: как он сгребал сено, как собиралась гроза, спящий человек на опушке, а главное — его предсказание. Перебрав всё, что произошло в его судьбе с той поры, кавалерист понял, что незнакомец не шутил. «Что плохого, если я подойду и попробую постучать по березовому стволу? — подумал он. — Во-первых, никто не знает, почему я чудачу, а, во-вторых, никто ж не видит — некому и смеяться надо мной будет».

Рассудив так, парень подошел к березе и осмотрел дерево со всех сторон — нет ли на нем чего необычного.

Потом собрался с духом и три раза тихонечко стукнул по стволу, а сам, запинаясь, спрашивает:

— Кривой дома?

Никакого ответа.

Кавалерист, осмелев, постучал во второй раз, да так, что дерево зазвенело. И громко спросил:

— Кривой дома?

Зашумела береза, и, откуда ни возьмись, перед парнем незнакомец появился.

— Я тут, друг мой! — молвил он ласково. — Очень хорошо, что напомнил ты мне о моем обещании. Думал уж, ты забыл о моих словах и жалел, что из-за этого не смогу отдать тебе долг. Ребята, ау! — крикнул он, обратившись к березе, — кто из вас самый быстрый?

— Я могу, — донесся голос, — летать птицей.

— Это хорошо, — сказал Кривой, — а кто может еще быстрее?

Второй голос ответил:

— Я могу с ветром поспорить!

— Поглядим, может есть кто-то еще проворнее? — спросил Кривой в третий раз.

Отозвался тоненький голосок:

— Отец, я могу летать с быстротой мысли!

— Иди сюда, сынок! — позвал Кривой. — Есть у меня дело тебе под стать.

Затем поставил перед кавалеристом высокий, в рост человека мешок, полный золотых и серебряных монет, взялся за шапку и произнес:

— Солдата из шапки! — и домой вместе с мешком!

В тот же миг почувствовал солдат, будто кто с него шапку сдернул. Огляделся по сторонам и видит: стоит он дома среди родных и близких, а рядом с ним большой мешок денег. Поначалу он было подумал, что всё это сон, и только потом понял, что счастье ему не снится, что оно — явь. А так как никто его как дезертира не разыскивал, парень наконец поверил, что за него в полку осталась служить шапка.

Перед смертью он поведал об этой странной истории детям и для себя решил, что даритель денег не мог быть нечистой силой, раз подарок принес счастье.

Сердобольный лесоруб

Случилось это в стародавние времена. Пошел крестьянин в лес по дрова. Подошел к березе, хотел ее срубить. Береза просит его:

— Не губи меня! Я еще молода, у меня много деток, они меня оплакивать будут.

Внял крестьянин ее просьбе и подошел к дубу — хотел его свалить. Дуб при виде топора жалобно взмолился:

— Не губи, я еще молод и крепок, желуди мои еще не созрели — на семена не годятся. Если они прахом пойдут, откуда будет взяться сильному дубовому племени?

Внял крестьянин просьбе дуба и подошел к ясеню — хотел его срубить. Ясень при виде топора жалобно взмолился:

— Не губи меня пока! Я молод — только вчера сосватал невесту. Что с ней, бедняжкой, будет, если ты меня срубишь?

Внял крестьянин и его мольбе, подошел к клену — хотел его срубить. А клен давай жалобно просить:

— Не губи, у меня детки малые, их еще растить надо. Что будет с ними, ежели ты меня срубишь?

Крестьянин внял просьбе клена и подошел к ольхе — хотел ее срубить. Ольха при виде топора жалобно взмолилась:

— Не губи меня! Я сейчас в соку самом. Мне много мелкой живности кормить надо. Что станется с пчелами, с жучками-паучками, если ты меня срубишь?

Крестьянин внял ее просьбе и подошел к осине — хотел ее срубить. А осина жалобно просить стала:

— Не губи меня! Меня бог создал шуметь листами от малейшего дуновения ветра и ночью пугать лихих людей, озорничающих на дорогах. Что будет с миром, если меня вдруг срубят?

Внял крестьянин ее просьбе и подошел к черемухе — хотел ее срубить. Черемуха, завидя топор, жалобно просить стала:

— Не губи меня! Я сейчас в цвету и приют соловью мне нужно давать, чтоб он пел в моих ветвях. Где же смогут люди услышать соловьиные трели, если меня срубят и птицы улетят из наших краев?

Внял крестьянин ее просьбе и подошел к рябине — хотел ее срубить. Рябина жалобно взмолилась:

— Не губи меня! Я в цвету сейчас, потом на месте моих цветов гроздья ягод появятся, ими птицы осень и зиму кормиться будут. Срубишь меня — что с ними, бедняжками, станется?

Внял крестьянин ее просьбе и думает: коль от лиственных деревьев нет проку, пойду-ка попытаю счастья с хвойными. Подошел он к ели, хотел ее срубить, а та, как топор завидела, взмолилась:

— Не губи меня! Я еще молодая и крепкая, мне род продолжать надо, зимой и летом зеленью людям глаз радовать. Под чьими ветвями они укрываться станут, если ты меня срубишь?

Внял крестьянин ее просьбе и к сосне подошел — хотел ее срубить. Сосна при виде топора жалобно взмолилась:

— Не губи меня! Я тоже молодая и крепкая, нам с елью вместе зеленеть в лесу надо. Жалко будет, если ты меня срубишь.

Внял крестьянин ее мольбе и подошел к можжевельнику — хотел его срубить, а тот давай жалобно просить:

— Не губи меня. Я самое большое богатство леса, всем радость и пользу приношу, мною от девяносто девяти болезней лечиться можно. Что будут люди делать, если ты меня срубишь?

Сел крестьянин на кочку и задумался: «Вот так диво! У всякого дерева, выходит, свой голос, всякое свои слова находит, почему его рубить нельзя. Как же мне быть, ежели не найду я такого дерева, которое себя срубить даст? Не в силах я их мольбам противиться. Кабы не жена дома, ни с чем бы отсюда ушел!»

Тут выходит из чащи седой длиннобородый старик в берестяной рубахе и кафтане из еловой коры и спрашивает:

— Ты чего, братец, такой печальный сидишь? Иль обидел кто?

Крестьянин отвечает:

— Как же мне не печалиться? Утром в лес с топором пришел, хотел дров нарубить, да не тут-то было! Что ни дерево, смотрю, то живая душа. И у каждого свой голос, а в голосе такая мольба, что сил моих нет. Будь что будет, а губить живое дерево у меня рука не подымается.

Смотрит старик на него весело и говорит:

— Спасибо тебе, добрый человек, что не остался глух к просьбе моих детей, а чтобы доброта твоя тебе во зло не обернулась, я награжу тебя и позабочусь, чтобы впредь ты ни в чем не нуждался. То что ты не пролил крови моих детей, принесет тебе счастье. Пусть будет благословен твой дом, отныне в нем всегда будут и дрова, и все, что ни понадобится в хозяйстве. Тебе же останется только одна забота — всё, что душенька ни пожелает, высказать вслух. Но смотри не хвати через край, жене с детьми тоже накажи, чтоб обуздывали свои желания, чтоб не просили ничего сверх разумных пределов; иначе вместо желанной радости не ровен час и беда приключиться может. Возьми вот этот золотой прутик и береги его как свою душу!

С этими словами он протянул крестьянину золотой прутик в две пяди длиной и толщиной с вязальную спицу. И пояснил:

— Задумаешь дом или еще что-нибудь построить — поди к муравейнику и взмахни три раза над ним прутиком, только не задень, а то еще беды тварям малым наделаешь, — и всё, что ты им велишь построить, наутро будет готово. Захочешь есть — прикажи котлу, и он сварит любое кушанье на твой вкус; захочешь полакомиться — покажи прутик пчелам, вели — расстараются и они, принесут сотового меда столько, что тебе с домочадцами и не съесть будет. Соку захочется — скажи березе и клену, они тотчас же твое желание исполнят. Ольха живицу даст, можжевельник, стоит только пожелать, здоровье укрепит. Котел будет каждый день готовить рыбу и мясо — без того, чтобы ты тварь живую ради этого губил; шелковые либо суконные одежды понадобятся — накажешь паукам, они соткут. Так что впредь ты ни в чем не будешь нуждаться. В благодарность за то, что внял мольбе моих детей, не погубил их, проживешь свои дни в достатке. Я — лесовик, лесу отец, мне богом назначено о нем печься.

Сказав это, старик попрощался с крестьянином и тотчас исчез. А у крестьянина у того была злая жена. Увидав, что муж возвращается из лесу с пустыми руками, кинулась она лаяться как собака.

— Где дрова, что ты должен был принести? — кричит.

А муж тихим голосом отвечает:

— В лесу остались расти.

Жена в гневе давай браниться:

— Ох, кабы прутья березовые в пучок связались да шкуру тебе подубили!

А муж украдкой золотым прутиком взмахнул и молвил так, чтобы жена не слышала:

— Это самое да тебе самой!

— Ай-яй-яй!… Больно! Ой, как жжет, ой-ой, до самой печенки пробирает! Пощадите, ой, пощадите!

Злая женщина подскакивала и металась по двору, схватывалась то за одно, то за другое место на теле, по которым, видать, ударяли невидимые прутья. Наконец муж решил, что с нее довольно, и велел розгам прекратить порку.

Так лесоруб впервые испытал прутик. Он по достоинству оценил дорогой подарок лесовика — ведь, кроме всего прочего, он нашел управу на жену.

Стоял на подворье у мужика ветхий амбар, и задумал он теперь испытать силу золотого прутика в строительном деле. Подошел к муравейнику, взмахнул три раза прутиком и приказал муравьям:

— Поставьте-ка мне на подворье новый амбар!

Наутро встал, смотрит — амбар готов.

И наш крестьянин почувствовал себя счастливейшим человеком на свете. С едой у него не было ни малейших хлопот — что ни пожелает, то котел по мановению золотого прутика и сварит, и на стол подаст, только и труда хозяевам остается, что есть да пить. Пауки ткали им сукно, кроты пахали поле, муравьи засевали пашню, а по осени убирали хлеб в закрома, так что людям ни к чему не приходилось прикладывать рук. Если порой злая баба принималась браниться и призывать проклятия на мужнину голову, то по воле золотого прутика они на нее же всякий раз и обрушивались. (Иной муж тут, наверное, вздохнет: ах, мне бы такой прутик!)

Владелец золотого прутика счастливо дожил до заката своих дней, потому что никогда не желал ничего неумеренного. Перед смертью он завещал золотой прутик детям, научил их, как должно с ним обращаться, и так же, как когда-то лесовик его, предостерег от чрезмерных желаний. Дети выполнили завет отца и прожили свой век столь же счастливо, как и он.

Потом, уже в третьем колене, случилось так, что прутик достался по наследству человеку, который заставлял его выполнять слишком много мелочных желаний, и этим только изнурял понапрасну: однако особой беды в том не было. Но вот куражливый мужик, чтобы испытать силу золотого прутика, стал желать невозможного. Как-то захотелось ему спину погреть и велел он прутику достать с неба солнце. Золотой прутик, раз хозяин приказал, желание его, конечно, выполнил. Но коль скоро солнце с неба снять невозможно, создатель ниспослал на мужика такие жаркие стрелы, что тот сгорел вместе со всем подворьем дотла. И если даже волшебный прутик не пропал в огне, то никто не знает больше ни в какой стороне его искать, ни как до того места добраться. Деревья же, ходит слух, в тот злосчастный день, когда небо послало яростные солнечные лучи на землю, так испугались, что потеряли дар речи, и с тех пор никто не слышал, чтобы они разговаривали.

Смоляной бычок

Жили в давние времена старик со старухой. И были они очень бедны.

Только и богатства имели, что одного бычка.

Заготовили они бычку на зиму копенку сена. И потому как привезти сено было некуда, оставили его в лесу. И лесные обитатели повадились кто есть сено, кто спать на нем.

Стали старик со старухой думать:

— Что ж делать? Съедят ведь и потопчут всю копенку!

И решили:

— Посмолим бычка и положим на сено!

Так и сделали: посмолили бычка и положили в лесу на копенку.

Первым заяц прискакал. Увидел бычка и говорит:

— Слезай с нашей копны! Еще съешь весь наш запас на зиму! Уходи — не то как вскочу тебе на спину!

Но бычок даже головы не повернул.

Кинулся заяц на него — и всеми лапами прилип.

На другое утро подбегает к копне лиса.

— Слезай с нашей копны! — говорит бычку. — А то еще съешь наше сено. Не уйдешь — в холку тебе вцеплюсь!

Лиса кинулась на бычка — тоже прилипла.

На третье утро волк пришел.

— Слезай — это наша копна! А не слезешь — я на тебя кинусь!

Кинулся — и прилип к смоле.

На четвертый день приходит к копне медведь.

— Слезай с нашего сена! Ты наш запас на зиму съешь. Уходи — не то как хвачу по спине!

И медведь кинулся на бычка.

Назавтра приходит старик в лес, глядит — а у бычка на спине четыре зверя!

Вернулся он домой, говорит старухе:

— Пойду, убью их всех!

— Вот и ладно, — согласилась старуха. — И бычок, и сено целы останутся, и пропитание на зиму будет.

Взял старик точило, взял нож. Идет в лес, приговаривает:

Услыхал это заяц, взмолился:

— Добрый человек, честной человек, отпусти меня! Мешок капусты тебе принесу.

Снял старик зайца с бычьей холки, и заяц в лес умчался — только пятки сверкнули!

Пришел старик домой, говорит старухе:

— Отпустил я косого.

— Вот глупый старик! — ахнула старуха.

На другой день старик опять к копне сена пошел. Идет и нож точит:

Взмолилась лиса:

— Добрый человек, я тебе полный дом кур принесу — отпусти меня!

И старик отпустил рыжую. Лиса — юрк! — и скрылась в лесу.

Пришел старик домой, сказал старухе, что и лису отпустил.

— Глупый ты, глупый! — покачала головой старуха.

На третье утро опять старик к копне пошел. Точит нож, приговаривает:

Волк услыхал, взмолился:

— Отпусти меня, овечку тебе принесу!

Отпустил старик серого.

На четвертый день пошел он опять в лес. Идет да приговаривает:

Медведь взмолился:

— Отпусти и меня, колоду меда тебе принесу!

Отпустил старик косолапого.

Пришел домой, говорит старухе:

— Я и последнего пожалел.

— Глупый ты, глупый! Чего тебе в том проку? Хоть бычка домойприведи, а то и его в лесу оставишь.

Пошел старик, привел бычка, очистил его от смолы и в хлев поставил.

Старуха ему и говорит:

— Глупый ты, глупый! Зверей от копны не отвадил… Где зимой сено возьмем?

Минуло два дня и две ночи. В дверь стук раздался.

— Эгей, старуха, старик, отворяйте! Я обещанное принес.

И заяц втянул на порог полный мешок капусты.

Радуется старик, что косой слово сдержал. А на другое утро опять стук в дверь.

— Эй, старуха, старик, отворяйте! Принимайте обещанное…

Распахнул старик дверь — лиса полный дом кур впустила.

На третью ночь снова:

— Эй, старуха, старик, отворяйте! Принимайте обещанное!

И волк втолкнул в дом овцу.

Настала четвертая ночь. Слышат — топает кто-то за дверью: то медведь принес улей пчелиный, а сам в лес подался — только кусты затрещали.

Так звери принесли всё, что обещали. Старик со старухой не могли нарадоваться. Ели курятину, ели капусту. Овцу решили оставить до будущего года. И меда отведали — он пришелся им очень по вкусу.

С тех пор старик со старухой не знали нужды. И жили счастливо. А может и поныне живут, кто знает.

Сказка про козу и двух козлят

Жила-была коза с козлятами. Коза ходила на речку травку щипать, а козлята вдвоем дома оставались.

Как-то утром собралась коза опять на речку, а козлятам наказывает:

— Смотрите, серого только в дом не пускайте!

Пообещали детки, что не впустят, заперлись в избушке, а коза на речку пошла.

Возвратилась она вечером, запела под дверью нежным голосом:

Бросились козлята к двери, поскорей отперли ее, вошла коза в дом. Напоила она козляток молоком, и улеглись все спать.

На другое утро встала коза ни свет ни заря, строго-настрого наказала деткам серому не отворять, а сама пошла на речку травку щипать.

А перед тем как козе возвратиться, пришел к избушке волк и запел под дверью своим грубым голосом:

Козлята тотчас же узнали волка и говорят:

— Ты не наша матушка, у тебя голос очень грубый, волк ты!

Видит волк, что ничего ему не достанется, ушел.

Пришла коза домой, запела звонким голоском:

Узнали детки свою матушку, отперли поскорее дверь.

А волк решил: «Придется язык подточить, чтоб голос потоньше был, не видать мне иначе козляток».

И стал язык свой об камень точить. Точил, точил, пока не отточил как следует. Пошел затем к козьей избушке и запел тоненьким голоском:

Однако ж козлята все равно узнали волка и говорят:

— Уходи, ты не наша матушка, ты серый волк!

Пошел волк еще язык точить. Точил, точил, пока язык не стал тонюсенький-претонюсенький. Вернулся он тогда к козьей избушке и запел высоким голосом:

Козы еще дома не было, вот козлята и подумали: «Верно, матушка уже вернулась!» — и отперли дверь.

Волк ворвался в избушку и съел обоих козляток.

Потом дверь закрыл и в лес убежал.

Пришла коза домой, запела под дверью:

Пела она так, пела, но никто не пришел дверь отпереть.

Вошла в избушку — нет козляток нигде. Поняла коза, что волк ее деток съел.

Утром рано опять ушла коза на речку. Идет, плачет, а сама поет:

Шла Заря-девица по воду, слышит поет кто-то жалостно.

Пошла она к Деду-погоднику, спрашивает:

— Кто это там на речке поет?

Пошла Девица-денница по воду, — опять кто-то поет:

Послушала Девица-денница: «Кто так красиво поет?» Пошла на голос, да никак не дойдет.

Отправилась и она к Деду-погоднику, говорит:

— Поет кто-то на речке — красиво так, жалостно…

Тогда сам Дед-погодник отправился поглядеть, кто это поет. Интересно, — думает — я тоже что услышу?

А коза опять поет:

Пошел Дед-погодник на голос, увидал козу и спрашивает:

— Что это ты так жалобно поешь? Что с тобой?

— Съел серый моих деточек. Жалко мне их очень!

Созвал Дед-погодник волков со всего света, сколько их есть, и спросил у каждого, не он ли съел козляток.

Все волки отвечают:

— Не ел я.

А двух волков еще не было — один с драным хвостом, другой с подпаленным боком. Позвал Дед-погодник и их.

Спрашивает:

— Драный Бок, не ты ли съел козляток?

— Не ел я.

Спрашивает Дед-погодник волка с паленым боком:

— Паленый Бок, не ты ли съел козляток?

— Съел я их.

Дед-погодник распорол волку брюхо. Выскочили оттуда козлятки, бросились к матери, блеют: «Ме!» да «Ме!»

Коза с козлятами вприпрыжку-вприскочку домой отправились. И стали себе жить-поживать в своей избушке.

Как лис по хуторам ночевал

Шел лис по дороге и нашел в колее яблоко. Идет дальше — хутор на пути попадается. Вечер наступает.

— Здравствуй, хозяин! Пусти меня переночевать.

— Места нету!

— Да я на лавочке лягу, а хвост под лавочку спрячу, — говорит лис, — яблочко в чулан положу.

Ночью лис пробрался в чулан и съел яблоко.

Утром хозяин встает — лис спрашивает:

— Где мое яблочко? Гляди-ка, пропало! Давай-ка тогда мне взамен курочку!

Хозяин дал.

Опять идет лис дорогой — доходит до хутора. День к вечеру клонится. Лис просит:

— Хозяин, а хозяин! Пусти меня переночевать.

— Некуда тебя положить!

— Я на лавочке лягу, хвост под лавочку спрячу, а курочку в чулан посажу.

Ночью лис проснулся и съел курочку.

Утром хозяин встает — нет курочки в чулане.

— Взамен курочки дай мне поросенка! — говорит лис.

Дал хозяин поросенка.

Идет, идет лис с поросенком по дороге, снова вечер наступает — опять навстречу хутор попадается.

— Хозяин, золотой, пусти переночевать!

— Некуда тебя положить.

— Я на лавочке лягу, хвост под лавочку спрячу, а поросенка — в чулан.

И опять лис ночью проснулся, съел поросенка. А наутро и говорит хозяину:

— Хозяин, а хозяин, принеси мне моего поросеночка!

Пошел хозяин в чулан — а поросенка-то и нету.

— Что ж, давай мне взамен телку!

Лис опять в путь пустился, а сам про себя знай посмеивается: «Ай да я! Ай да хитер! Шел по дороге — яблочко нашел, за яблочко курочку получил, за курочку — поросеночка, а за поросеночка — телку!»

Идет он так с телкой, идет — на хутор приходит.

— Хозяин, а хозяин! Пусти переночевать!

— Некуда мне тебя положить.

— Да я на лавочке лягу, хвост под лавочку спрячу, а телку на гумне поставлю.

Настала ночь. Съел лис телку, а утром и спрашивает:

— Хозяин, а хозяин! Где моя телочка?

У хозяина было три дочери-красавицы.

— Хозяин, а хозяин! — требует лис. — Отдай мне девицу, вон ту, с тонкой шейкой!

Хозяин же взял и посадил в мешок вместо дочки пеструю собаку. И взвалил ношу лису на спину.

Идет лис по дороге и снова похваляется:

— Вот так я! Шел по дороге — яблочко нашел, за яблочко — курочку получил, за курочку — поросеночка, за поросеночка — телочку, а за телочку — девицу с тонкой шейкой!

И щиплет мешок:

— Девица, а девица, спой-ка песенку!

Остановился лис, опустил мешок на землю.

— Погляжу, какая ты у меня!

Развязал он мешок, а из мешка пестрая собака как выскочет, да как залает!

Испугался лис собаки, а собака — лиса, и бросились оба бежать: лис в одну сторону, собака — в другую.

Содержание

Маттиас Иоханн Эйзен

Обменыш • Как мужик смерти ждал • Себялюбец • Лопарские злыдни • Семь лет в Лапландии • Благодарность нищенки • Волшебная дудочка • Умная жена

Юхан Кундер

Пеэтер-большой и Пеэтер-маленький • Волк-заступник • Кот и мышь • Сотворение волка • Ласточка • Кукушка • Золотое яичко • Северное сияние • Хитрый гуменщик • Гуменщик и Нечистый • Сирота и хозяйская дочь

Фридрих Рейнхольд Крейцвальд

Деревяш и Берестянка • Громовая волынка • Храбрый гуменщик • Как дурак вола продал • Сироткин жернов • Щедро отплаченное добро • Сердобольный лесоруб

Три сказки народности сету

Смоляной бычок • Сказка про козу и двух козлят • Как лис по хуторам ночевал

Примечания

1

Сретенье — 2 февраля. По народному календарю в это время зима на весну поворачивает. (Примеч. переводчика.)

(обратно)

2

Бобыль — безземельный крестьянин. (Примеч. переводчика.)

(обратно)

3

Вечея — отверстие в середине верхнего жернова. (Примеч. переводчика.)

(обратно)

4

Раньше, да и теперь еще, смётанный стог «опоясывают»: граблями обводят стог, взбивая сено вверх так, что остается след. Существует поверье, что к «опоясанному» стогу не смеет приблизиться ни леший, ни какая другая нечисть. (Примеч. Ю. Кундера.)

(обратно)

5

Имя Лиён (Lijon) является, вероятно, контаминацией имени пророка Ильи (Eliias). Так, в сказке сету пророк Илья сам превращается в рыбака. (Примеч. редактора.)

(обратно)

Оглавление

ВОЛШЕБНАЯ ДУДОЧКА эстонские сказки

  Предисловие

  Обменыш

  Как мужик смерти ждал

  Себялюбец

  Лопарские злыдни

  Семь лет в Лапландии

  Благодарность нищенки

  Волшебная дудочка

  Умная жена

  Пеэтер-большой и Пеэтер маленький

  Волк-заступник

  Кот и мышь

  Сотворение волка

  Ласточка

  Кукушка

  Золотое яичко

  Северное сияние

  Хитрый гуменщик

  Гуменщик и нечистый

  Сирота и хозяйская дочь

  Деревяш и Берестянка

  Громовая волынка

  Храбрый гуменщик

  Как дурак вола продал

  Сироткин жернов

  Щедро отплаченное добро

  Сердобольный лесоруб

  Смоляной бычок

  Сказка про козу и двух козлят

  Как лис по хуторам ночевал

Содержание

*** Примечания ***