Прекрасный каратель [Каролайн Пекхам] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]


Прекрасный каратель



ЧЕТЫРЕ ГОДА НАЗАД


Это был холодный день. Типа, который просверливает ваши кости, облизывает и кусает открытую плоть. Порт Дьявола был местом греха, где даже ветер выпотрошил бы вас, если бы у него был шанс.

Я пристегнула ремень безопасности и села на заднее сиденье сверкающего «Бентли», а дядя Серхио похлопал меня по колену. С каждым годом он все выше и выше поднимал руку, чтобы потрогать меня. Мне только что исполнилось шестнадцать. Где очередь за старым дядей Серхио с его крашеными черными волосами и сальными усами? Будет ли это год, когда он попытает счастья?

Я носила с собой булаву — пистолет мне не разрешали — и мои пальцы дергались из-за дяди каждый раз, когда мне приходилось проводить с ним время.

— Разумно, Слоан. У тебя мозги твоей мамы.

Я убрала его руку с себя, когда он не убрал ее, и положила обратно на колени с чересчур милой улыбкой. Он не пристегнул собственный ремень безопасности. Большая часть моей семьи никогда этого не делала, как будто они думали, что одно только их имя было надежным щитом от смерти. Но, как он сказал, у меня были мамины мозги. Не то чтобы это спасло ее в конце концов.

Она повесилась на мосту Инверно высоко в восточном лесу восемь лет назад, не оставив после себя ничего, кроме испорченных воспоминаний. Была ли она когда-нибудь по-настоящему счастлива? Были ли улыбки, которые она подарила мне, нарисованы ложью? Думаю, у меня никогда не было бы ответов. И мысли об этом только причиняли боль моему сердцу.

Я вытащила свой iPhone, нажав на Pinterest. Мой телохранитель, Ройс, оглянулся с переднего пассажирского сиденья и посмотрел в Серхио испепеляющим взглядом. Мой дядя пропустил это, но Ройс кивнул мне, чтобы сказать, что он прикрывает мою спину, и мои губы скривились в улыбке. Он был единственным охранником, который мне нравился. Высокий, волосатый и большой, как зверь. Ройс мог попасть консервной банкой в стену с расстояния в сто футов. Однажды он показал мне это, и тогда я умоляла его позволить мне попробовать. Но он сказал то, что всегда говорил, когда я просила сделать что-нибудь безрассудное. — A tuo padre non piacerebbe, мисс Калабрези.

Перевод: Твоему отцу это не понравится, мисс Калабрези.


Чтобы не приукрашивать это, мой отец был боссом мафии. И не просто босс мафии, а ему принадлежал весь город и все в нем. Включая меня. Мое имя было вытатуировано между кольцом из колючей проволоки по всей его груди. Как это было для испорченного?

Я любила папу, но, черт возьми, он все контролировал.

Я ехала на торжество, чтобы уговорить группу новых владельцев бизнеса передать ему часть своей компании. Он делал все это под маской ярких огней, дорогого вина и достаточного количества еды, чтобы разорвать вам кишки. Но на самом деле это была угроза. Папа был королем города, и, учитывая, что наши соперники стремились уничтожить нас при каждой возможности, он хотел иметь что-то против каждого, чтобы они не обманули нас в пользу семьи Ромеро.

Мне все это казалось довольно скучным, но папа таскал меня на каждое мероприятие, хвастаясь своей блестящей принцессой. Ожидалось, что я буду улыбаться и выглядеть красиво. Очевидно, он не слышал о двадцать первом веке. Жестокая правда заключалась в том, что мужчины правили моим миром, нравится мне это или нет. Я была заперта в невидимой клетке, мои крылья были полностью подрезаны. Меня учили дома, для меня выбирали друзей, как и мои книги и повседневные занятия. Но падение папы было связано с его старомодными методами, например, с тем, как он забыл об ограничении моего доступа к Netflix.Тем не менее, Pinterest был единственной социальной сетью, которую мне разрешили. Он не позволял Instagram или Snapchat проскользнуть через сеть.

Единственное, что я знала наверняка? Я собиралась сбежать из этой жизни достаточно скоро.

Папа отправлял меня учиться в Италию. Мне оставалось потерпеть еще две недели, после чего я была бы свободна. Конечно, он отправлял со мной Ройса и остальных членов команды следить за каждым моим шагом, но я буду далеко-далеко от Америки и папы. Насколько тогда он действительно сможет контролировать меня?

Я потянула низ своего серебряного платья, чтобы поплотнее прикрыть колени, чувствуя на себе взгляд Серхио. Он не был нашей крови. Он женился на моей тете, и мне было жаль ее. Не то чтобы она была очень веселой. У нее была зависимость от ботокса, и ее единственным хобби был подсчет калорий.

— Дорога закрыта, — пробормотал наш водитель, глядя на Ройса в поисках указаний.

Его губы были плотно сжаты, а тело напряжено. Клянусь, иногда он был сделан из камня. Единственное место, где он согнулся, было бедро.

— Объедем, — решил он, кивая на знак объезда.

Водитель свернул на темную дорогу, где высокие здания, казалось, смыкались по обеим сторонам от нас, а между ними располагались темные переулки. Позади нас вспыхнули огни, когда другая машина, полная телохранителей, подала нам сигнал. Папа всегда был чрезмерно опекающим меня. Неужели мне действительно нужно было ехать с восемью людьми только для того, чтобы попасть на его дурацкий бал?

Телефон Ройса зазвонил, и он ответил, тяжело вздохнув. В трубке раздался предсказуемый голос Эдди, когда он сердито закричал по-итальянски. Я редко использовала этот язык, если только папа не настаивал. Лично я видела в этом еще один способ контролировать меня. Мы жили в Америке, так что я говорила на чертовом английском, большое спасибо.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал, а? — прошипел Ройс, заставляя его замолчать. — Другого пути нет. Мы почти прошли…

Раздался громкий треск, и все качнулось. Весь мой мир перевернулся — нет, черт возьми, машина перевернулась!

Я закричала, мой телефон выпал из моей руки и ударился о крышу, прежде чем ударить меня по лицу, когда мы снова перевернулись. Нога Серхио врезалась мне в живот, когда его швыряло, как тряпичную куклу. Другая конечность попала мне в рот, и я почувствовала вкус крови. Адреналин бешено бежал по моим венам, и все, что я могла слышать, это оглушительный визг и хруст металла о бетон.

Наконец мы остановились, и я повис вниз головой, тяжело дыша, глядя в безжизненные глаза Серхио внизу. Кровь капала из моего носа на его лицо, и я снова закричала.

— Тихо! — Ройс приказал, и я заставила себя подчиниться.

Грохот нескольких выстрелов разрезал воздух на части, и я замерла.

— Это Ромеро, — выдохнул Ройс, и страх ледяными пальцами сжал мое сердце. Мой самый любимый телохранитель на свете пытался пробраться ко мне с переднего сиденья, а дым просачивался мне в нос и заставлял мое сердце уходить в забытье. Он не мог подойти. Крыша была сильно изогнута, и щель не была достаточно широкой для его огромных плеч.

Я умру. Я чертовски умру.

Я потянулась к ремню безопасности, снова и снова нажимая на кнопку, но он не расстегивался. Паника пробежала по моему позвоночнику, когда я дернула его.

— Я не могу выбраться, — пробормотала я, мой голос сильно дрожал, когда я встретилась глазами с Ройсом.

Мой взгляд скользнул к разбитому лобовому стеклу, дыре в человеческий рост, крови, пустому водительскому сиденью.

— Не паникуй, — сказал Ройс слишком спокойно, как будто паниковать было не из-за чего. Он наклонился через передние сиденья, и я поняла, что другая его рука была сломана, поскольку он вздрагивал каждый раз, когда пытался приблизиться, прижимая ее к груди.

Послышались шаги по стеклу с другой стороны машины, и мы оба замерли. Ройс повернулся, вытаскивая пистолет, но оглушительный хлопок заставил весь мой мир остановиться, когда пуля попала ему прямо в грудь. Он дернулся и упал, и я сдержала себя, чтобы снова не закричать.

— Проверь, все ли мертвы, Рокко, — до моих ушей донесся холодный голос, и ботинки медленно застучали. — Прикончи любого, кто еще дергается.

Я потянулась вперед, насколько могла, мои пальцы цеплялись за пистолет Ройса. Он все еще был в его руках, и я была уверена, что смогу дотянуться до него.

Я проглотила всхлип страха, когда снова раздались шаги. Запах дыма становился невыносимым, и толстый шлейф клубился по машине.

Я боролась с желанием закашляться, когда мои пальцы коснулись пистолета, и я отчаянно сжала его.

Я была мертва. Я знала это. Но я бы пошла драться. Я бы убрала нескольких ублюдков, которые это сделали. Я никогда в жизни не стреляла из ружья, но, черт возьми, я бы разобралась. Мне просто нужно было несколько секунд.

Мой ремень безопасности отстегнулся, и я свалилась с сиденья, задыхаясь от ужаса, с приглушенным стуком приземлившись на тело Серхио.

Кто-то с грубой силой дернул за ручку двери, но искореженный металл не позволил ей полностью открыться.

Я карабкаюсь и держу пистолет, мои пальцы сильно трясутся, когда я нажимаю на курок.

Я упала на задницу, как только парень распахнул дверь. Дыхание застряло в моих легких, когда я подняла пистолет, мои руки дрожали как сумасшедшие, мой язык был мокрым от крови.

Моя жизнь не пронеслась перед глазами, я не увидела яркого света в конце тоннеля. Все, о чем я могла думать, было одно слово.

Впустую .

Я потратила впустую свою жизнь. Я никогда по-настоящему не жила в течение своих коротких шестнадцати лет в этом мире.

Я ждала, чтобы увидеть его лицо, чтобы нажать на курок. Я бы считала эти последние секунды. Я бы позволила ему посмотреть мне в глаза. Покажи ему, кто его убил. Слоан Калабрези. Девушка, которая могла бы стать кем-то, если бы только перестала слушать, что ей говорят делать все остальные.

Он присел на корточки с поднятым пистолетом, и наши взгляды встретились. Мой палец дернулся на спусковом крючке, и его тоже. По крайней мере, один из нас должен был быть мертв, но мы просто замерли, уставившись друг на друга так, словно это что-то значило. Но мой разум не работал, чтобы сказать мне, что.

Его глаза превратились в две чернильные лужицы с серебряными крапинками, щетина на подбородке была такой же черной, как смола, как волосы, взметнувшиеся над его головой. Черты его лица были резкими, безжалостными, ошеломляющими. Его рот был сжат в жесткую линию, и в глубине его глаз меня ждала моя смерть. Хуже всего было то, что я знала, кто он такой. Рокко Ромеро. Старший сын Мартелло Ромеро, короля преступного мира и несшего ужас.

Он был мной наоборот. Принц империи. Единственная разница заключалась в том, что женщины не наследуют. Он был его порочным отцом в процессе становления. Человек, убивавший наших людей на улицах, оставивший за собой след страха. Его семья была причиной того, что Порт Дьявола получил прозвище Залив Грешников. Но я не собиралась бояться в свои последние секунды на Земле. Вместо этого я бы убила одного из своих заклятых врагов.

— Il sole sorgerà domani, — прошипела я ему девиз моей семьи, сильно нажимая на курок.

Перевод: Солнце снова взойдет.

Рокко даже не вздрогнул, он ухмыльнулся. И это была самая холодная, самая смертельная улыбка, которую я когда-либо видела.

— Предохранитель, принцесса. Разве Джузеппе Калабрези не учил свою маленькую девочку, как защитить себя? — усмехнулся он, а затем выхватил у меня пистолет, когда ужас пронзил мою душу.

Я отказывалась сдаваться, хватаясь за все, что могла использовать в качестве оружия. Мои пальцы задели мой телефон, и я ударила его в висок, задыхаясь от напряжения.

Его рука мгновенно сомкнулась вокруг моего горла, и он толкнул меня вниз, чтобы положить на безжизненное тело Серхио. Я вцепилась в его руку, ужас охватил мое сердце, когда он поднялся надо мной. Его тело давило на мое всем весом голых мышц, и паника захлестнула меня. Я была маленькой, ничто по сравнению с этим зверем-человеком. И без оружия, без ничего он сделал со мной то, что мужчины делали со мной всю мою жизнь. Раздавил меня под собой.

Я не сводила с него глаз, не отводила взгляда, решив, что он не увидит во мне и толики страха, что бы ни думало об этом мое дико бьющееся сердце. Я вспомнила последние слова мамы, сказанные мне много лет назад, единственный намек на то, что она собиралась покончить с собой.

Смерть — самая настоящая свобода в мире, mio caro.

Перевод: моя дорогая.

— Спи, — прошептал Рокко, когда темнота заволокла меня и зазвенела предупредительными сигналами в моей голове.

Я презирала, насколько красив мой убийца, и выплюнула в него проклятие на последнем глотке воздуха в легких. Затем дьявол погрузил меня в самый темный сон, который я когда-либо знала. И это точно была смерть.


ЧЕТЫРЕ ГОДА СПУСТЯ


Я стояла на крыльце величественного особняка, в котором выросла, на окраине города. Отвесные белые стены простирались надо мной, колонны по обе стороны от меня казались ещё больше, чем раньше. Снежинки каскадом падали на газон, бесшумно кружась и танцуя в воздухе. Ветер доносил до западного причала крики чаек и крики рыбаков, приносящих утренний улов. Это было не единственное, что у них было на борту. Мужчины там заработали большую часть своих денег на контрабанде товаров для моей семьи.

Мой маленький белый шпиц, Коко, был спрятан подмышкой, пока я стояла там, колеблясь. Водитель поставил мои сумки у двери, и я отпустила его. Я прожила четыре года в Италии без носильщика и не хотела возвращаться к старым привычкам. Возможно, со мной была послана целая команда, чтобы удовлетворить все мои потребности, но я хотела испытать реальный мир. И поскольку они находились под моим командованием и находились в тысяче миль от моего отца, мне удалось получить немного больше свободы, чем я надеялась.

Итак, впервые за четыре года я оказалась дома. Я не оглядывалась назад, когда покидала это место. Не хотела оглядываться назад. Я была здесь заключенной, и возвращение было похоже на то, чтобы снова надеть кандалы. Буквально вчера я рыдала в объятиях своих друзей, пока мы пили вино и смотрели на закат на балконе моей квартиры. Это разбило мне сердце, я не была готова оставить их. Но в глубине души я знала, что мой папа рано или поздно натянет поводок. У меня было то, что он хотел. Блестящая классическая степень. Еще один золотой значок для моего лацкана.

Я все еще колебалась за дверью, откладывая неизбежно.е. Я любила своего папу, потому что он был из плоти и крови, но я не могла сказать, что скучала по нему. Я боялась вернуться в его жизнь и позволить ему снова заковать меня в цепи.

Коко лизнула мою руку, извиваясь, пытаясь спуститься. По крайней мере, он не боялся быть здесь. Но он еще не встречался с моим отцом. Я подобрала маленького щенка в приюте для животных после того, как вызвалась туда с одним из моих друзей. С тех пор он был моим постоянным компаньоном, и я была рада хотя бы тому, что смогла привести с собой домой одного друга.

Я выпрямила спину, вздернула подбородок и ухватилась за то, что сказала мне моя подруга Марина перед отъездом из Италии.

Вы тот, кем вы выбираете быть.

Поэтому я выбираю это: я не заключенная.

Я вставила ключ в замок, распахнул дверь и обнаружила двух телохранителей, стоящих по бокам дверного проема. Я поздоровалась, но они ничего не сказали, и я вздохнула, скучая по Ройсу. Я настояла, чтобы он поехал домой, несмотря на то, что он подъехал на другой машине прямо к дому моей семьи, чтобы убедиться, что я добралась сюда. Парень не спал сутки, а у папы стояло десять человек у ворот. Когда я была в крепости Калабрези, я не была в опасности. Учитывая операцию на сердце, которую он перенес после нападения на Ромеро, я решила, что в эти дни он должен отдыхать как можно больше. Было чудом, что он вообще остался на своей работе. Но в глубине души я знала, что он чувствовал себя виноватым за то, что произошло в тот день. Оставаясь, он пытался загладить свою вину передо мной.

Я положила Коко на пол, и он взбежал по лестнице, исчезнув на балконе.

Только не писай в папином кабинете, маленькая тварь.

— Папа? — Я крикнула в гулкую тишину, когда слуга поспешил схватить остальные мои сумки.

— Я справлюсь сама, — сказала я мужчине, но он только улыбнулся и побежал наверх с двумя моими сумками. Я вздохнула.

Но было одно, за что я была полна решимости держаться. В Италии у меня появилась страсть к кулинарии. Я могу сделать свою собственную пасту с нуля, мои собственные соусы и приправы. Но больше всего я влюбилась в выпечку. Маленькие булочки, пирожные, сладкий хлеб и разные угощения. Это была страсть, к которой я никогда бы не пришла, если бы мне не дали возможность попробовать.

— Папа? — Я попробовала еще раз, пройдя через огромный коридор по темному деревянному полу в гостиную. Двое мужчин сидели у огня, а между ними на кофейном столике стояла бутылка портвейна. Мое сердце начало биться сильнее при виде их. Один был моим отцом, а другой Николи Витоли, девятилетнего мальчика, которого папа усыновил, когда мне было всего четыре. Николи ответил на все молитвы моего отца, он был мальчиком, которого он всегда хотел. Раньше мы были так близки, устраивали шалости в доме, заводили охрану, проводили лето, строя лагеря в лесу и купаясь в озере.

Когда он стал старше, я стала реже его видеть. Папа взял его под свою опеку, обучая «семейным обычаям», проводя с ним больше времени, чем со мной. За это я часто ненавидела его, но я давно забыла те дни, когда смотрела на Николи с завистью. Сейчас я просто хотела держаться подальше от семьи, насколько это возможно. Я не хотела быть наследницей, я хотела быть свободной.

Папа встал, раскинув руки, с приветливой улыбкой на лице. Он прибавил в весе с тех пор, как я видела его в последний раз, и его пышные волосы были полностью седыми. От двух сигар, лежащих в тарелке на столе, доносился запах дыма, и я сморщила нос. Николи тоже поднялся на ноги, повернулся, чтобы посмотреть на меня, и у меня перехватило дыхание.

Мальчик, с которым я провела детство, превратился в мужчину. В его глазах не было ни озорной улыбки, ни дерзости, как во все те времена, когда мы вместе играли в игры в этом самом доме.

Николи набрал фунты мышц, а его мальчишеские черты превратились в стальную челюсть и холодные глаза. Я могла бы поклясться, что его волосы были темнее, чем раньше, стильно зачесанными назад и подчеркивающими разрез его скул.

Он хорош и по-настоящему превратился в вундеркинда моего отца. Человек, способный сделать то, чего мне не позволили, и унаследовать империю Калабрези.

Его рот скривился в уголке, когда он увидел мой наряд. Леггинсы и свитер, которые я носила, были чересчур повседневными, идеально подходящими для путешествия на самолете и совершенно нормальными для человека моего возраста. Но папины брови нахмурились, и, клянусь, вздох сорвался с губ.

— Подойди, обними своего старого папу, — попросил мой отец, и я поспешила обнять его, окутав меня знакомым запахом мяты и табака. Он дважды поцеловал меня в щеки, а затем развернул меня в своих объятиях лицом к Николи.

— Ты помнишь Николи? — спросил папа.

— Конечно, — сказала я, борясь с закатыванием глаз. Как я могла забыть парня, которого ты усыновил и подготовил, чтобы он стал твоим наследником?

— Рад снова видеть тебя, Слоан. Как Италия? — спросил Николи, и папа подтолкнул меня к нему.

— Удивительно. Я бы жила там, если бы могла, — легко сказала я, пытаясь не обращать внимания на то, как глаза Николи царапали каждый дюйм моего тела. Или то, как мое сердце отреагировало на это, бешено стуча в груди.

Тощий мальчик, обнимавший меня в день смерти моей матери, полностью изменился; он был моим рыцарем в сияющих доспехах в худший момент моей жизни, и теперь у него были подходящие черты.

— Ерунда, — процедил папа. — Тогда ты пропустишь прекрасную жизнь, которую я организовал для тебя здесь.

— Какая жизнь? — спросила я немного резко.

— Возможно, Николи объяснит, — сказал папа, его тон был мягок, но каким-то образом заставил меня нервничать.

Я посмотрела на Николи, и мое сердце сжалось и разорвалось, когда он опустился на одно колено и достал кольцо в бархатной коробочке. Камень был таким большим, что поймал свет и наполовину ослепил меня.

Паника охватила меня, когда я смотрела на свою судьбу. Потому что случилось худшее. Папа продал меня. Это не было просьбой. Это было требование. Пожизненное заключение.

Нет.

Конечно нет.

— Выходи за меня замуж, Слоан Калабрези. Я сделаю тебя счастливее, чем ты можешь себе представить, — пообещал Николи, и что-то в его взгляде говорило, что, возможно, он действительно мог бы предложить мне это. Но я не хотела быть прикованной к мужчине, которого сама не выбирала. Я знала, что мамин брак был устроен с папой, и он определенно не был счастливым. Я надеялась, что судьба никогда не будет навязана мне, что я буду предоставлена самой себе. Но теперь я поняла, насколько глупыми были эти мысли.

— Папа, пожалуйста, мы можем поговорить? — Я умоляла его, мой голос срывался, когда мир, казалось, наклонялся и рушился.

Всего несколько мгновений назад я поклялась никогда больше не быть заключенной, и теперь кольцо, похожее на ошейник, смотрело мне прямо в глаза.

Николи взглянул на папу с легким замешательством, и у меня вырвался маниакальный смех. Потому что он не знал. Он думал, что это уже решено. Он думал, что я знаю . Но, конечно, папа никогда не говорил мне. Его никогда не заботило, что я о чем-либо думаю.

— Конечно, amore mio, — напевал папа, но все это было игрой. — Как только ты дашь Николи ответ. Нехорошо держать джентльмена на коленях.

— Но папа… — начала я, и его рука сжала мое запястье. Слишком туго.

Он никогда не бил меня, но я видела, как он однажды ударил маму. Его хватка была сильной, а в глазах читалась явная угроза. Но моим единственным преимуществом было то, что он попытается сохранить лицо перед Николи, так что я оторвалась от него, и ему пришлось меня отпустить.

Я вылетела из комнаты, направилась наверх в свою старую спальню, распахнула белоснежную дверь и вошла в розовую комнату принцессы, которая совсем не была похожа на мою. Коко выбежал из коридора в комнату и нырнул на мою кровать, глядя на меня, виляя хвостом.

Я вытащила из сумочки мобильный телефон и набрала номер Ройса, когда мое сердце неровно забилось в груди. Он был единственным человеком в Америке, которому я доверяла, но что я могла сказать? Теперь, когда мы вернулись домой, мой отец был его начальником, а не я. Но он был для меня больше, чем просто сотрудник. Это был парень, который играл со мной в карты, пока охранял меня, он научил меня бросать мяч в корзину в баскетболе, он утирал мой сопливый нос в детстве. Он был для меня большим отцом, чем мой папа. И он придет, если я позову. Я была в этом уверена.

Папа вошел в дверь, и Коко начала яростно тявкать, пытаясь отпугнуть его. Он захлопнул дверь, и моя кровь превратилась в лед.

— Дай мне, — потребовал он, шагая вперед, протягивая руку к моему телефону. Но это был не просто телефон, это была моя жизнь, моя связь с внешним миром. Отказаться от этого означало потерять контакт с моими друзьями в Италии, людьми, которые были рядом со мной на протяжении многих лет, которые смеялись со мной и проводили часы в моей компании.

Я отвернулась, но папа схватил меня за руку и вырвал телефон из моей хватки.

— Подожди секунду… — Мои слова замерли, когда он вытащил SIM-карту.

— Нет! — закричала я, цепляясь за него, чтобы достать. Меня охватила паника, и я боролась изо всех сил, отчаянно желая, чтобы он не забрал это у меня.

Он удерживал меня одной рукой, а другой со злобным треском раздавил ее. — Хватит этого, Слоан. Что на тебя нашло?

Он бросил две части SIM-карты на ковер, прежде чем сунуть телефон в карман. Эти две части отражали мое сердце.

— Ты смеешь оставлять Николи на полу моего дома, предлагая тебе целый мир?

Он схватил меня за плечи, и Коко яростно зарычала, спрыгнув с кровати и вцепившись в его штанину в отчаянной попытке спасти меня.

Ройс тайно обучал меня самообороне последние четыре года, но я не осмелюсь поднять руку на отца. Даже если бы я могла дать отпор ему физически, я ничего не могу сделать с его ментальным давлением на меня.

— Я не выйду за него замуж, — прошипела я, и глаза папы стали смертельно темными. Он сжал меня крепче, его пальцы царапали мои руки, пока он тряс меня.

— Без Николи у этой семьи нет будущего. Я готовил его пойти по моим стопам четырнадцать лет! Ты знаешь, что мне нужен человек, которому я могу доверять, чтобы унаследовать мой титул, когда я умру. Твой муж не может быть кем угодно, это должен быть правильный мужчина. Это должен быть он .

— Но..

— Но ничего! — отрезал он. — Без этого брака, чтобы обеспечить наследников для нашей семьи, Ромеро захватят город. Это то, что ты хочешь? Эти грязные ублюдки, которые оставили тебя полумертвой в машине, чтобы забрать у нас все?

Ужас пробежал по моим венам, и я отчаянно затрясла головой, когда на меня нахлынуло воспоминание о том дне. О Рокко Ромеро, прижимающем меня к земле, его грубые руки сжимающие мою шею.

Я очнулась в больнице, задаваясь вопросом, почему я была жива. Это все еще преследовало меня по сей день. Он был моим кошмаром. Мой единственный настоящий страх. И я никогда не преодолею его.

— Нет, папа, — сказала я, почувствовав, что по моим щекам текут слезы.

— Ты будешь благодарна за жизнь, которую предлагает тебе Николи. Он прекрасный человек и будет относиться к тебе с уважением. Ты ни в чем не будешь нуждаться, что еще может дать отец своей дочери, кроме этого?

Выбор.

Я молча смотрела на него, не в силах поверить, что цепи так быстро стянулись вокруг меня. И они были более нерушимыми, чем прежде.

Я видела, как моя жизнь простирается передо мной. Стать женой человека, которого мой отец создал по своему образу и подобию. Родить ему детей. Ожидается, что эти дети будут заперты в клетке и в этой жизни. И цикл никогда не закончится. Женщины Калабрези будут навечно связаны, навеки заперты в клетке.

Мое дыхание участилось, и папа схватил меня за подбородок, заставляя смотреть на него снизу вверх.

— Ты нужна мне, Слоан. Ты хорошая девушка. Теперь будь такой для семьи. Мы хотим, чтобы ты была такой. У всех нас есть роль, это твоя.

Коко перестала дергать его за ногу, бой вышел из него в то же время, что и из меня. Папа отпустил меня, и я опустилась на край кровати, а мой маленький щенок запрыгнул ко мне на колени и стал лизать мои руки.

— Свадьба через месяц. Это уже организовано. Тебе не нужно ничего делать, кроме как хорошо выглядеть в этот день.

Папа закрыл дверь, и мне показалось, что его кулак сжал мое сердце.

Это уже было организовано. Я была всего лишь пешкой на шахматной доске, которую поставили на место.

Я уставилась на сломанную SIM-карту, задаваясь вопросом, смогу ли я когда-нибудь снова связаться со своими друзьями. У меня по-прежнему не было социальных сетей, и навряд ли я когда-нибудь получу еще один телефон, мне его не разрешат. Коко уткнулся в меня носом, а мои слезы закапали на его шелковистый белый мех.

Я ненавидела то, что чувствовала, что сдаюсь. Потому что не было сил, чтобы сражаться. Папа уже занял мой мир и заставил меня сдаться.

Я думала убежать, но куда мне идти? Как мне выбраться из города, полного Калабрези и Ромеро?

В дверь раздался тихий стук, и я вытерла слезы.

— Войдите, — позвала я, ожидая слугу с чаем, но обнаружила Николи, входящего в мою комнату, его широкие плечи были почти такими же широкими, как и дверь.

Он нахмурился, взглянув на мой жалкий вид. — Это было не совсем так, как я хотел, чтобы все прошло.

— Прости, что задела твою гордость, — глухо сказала я. — Но я не ожидала, что меня продадут, как движимое имущество, как только я вернусь домой.

Николи вздохнул, подойдя ближе, и Коко низко зарычал.

— Я бы никогда не купил тебя, — серьезно сказал он. — Но я не дурак. Я знаю, что это своего рода сделка. Твой отец хочет, чтобы я однажды занял его место, и, честно говоря, Слоан, тебе будет лучше в моей компании, чем с кем-то другим, кого твой отец может выбрать.

Мое горло пересохло, когда я посмотрела на него.

— Значит, ты ничего не получаешь от этого? — спросила я сухо.

Кроме империи, которая должна была принадлежать мне.

— Я этого не говорил. Я восхищался тобой всю свою жизнь. Ты прекрасна, страстна, и твое сердце такое большое, что в нем может поместиться целый мир, и еще останется место.

Я нахмурилась, ошеломленная сладостью его слов.

Он подошел ближе, взглянув на дверь, зная, что ему не следует оставаться со мной наедине. Отец скорее умрет, чем позволит кому-либо поднять руку на свою дочь. Но я уже бросила вызов этому правилу в Италии, и часть меня хотела бросить вызов ему снова сейчас.

— Мы оба знаем этот мир, — мягко сказал Николи. — Ты не думаешь, что мы могли бы справиться с этим вместе?

Я посмотрела на него, когда он остановился передо мной, так близко, что я могла почувствовать его тонкий запах одеколона и общий запах силы, исходящий от него волнами. Но под всем этим я уловила запах улицы того мальчика, которого знала. Тот, с которым я играла и которого обожала.

Он взял меня за руку, помогая подняться на ноги, и мое сердце забилось, когда я посмотрела в его знакомые глаза. Мне не хотелось смотреть куда-то еще, кроме как туда, пытаясь поймать ту часть его, которую я так хорошо знала. Но я не могла долго удерживать его.

— Ты уже не тот мальчик, которого я когда-то знала, — выдохнула я, и его брови нахмурились.

Он опустил голову, переплетая наши пальцы и пробуждая безрассудную часть меня. Мы шли против моего отца. Он нагло прикоснулся ко мне при распахнутой двери, и это было так опьяняюще, что хотелось отдаться этому чувству целиком.

— Я все еще здесь, — пообещал он, опустив голову, его глаза горели желанием и остановились на моих губах.

Поцелуй с ним был бы грехом. Но ведь мы были в заливе Грешников…

Я приподнялась на цыпочках, надеясь на искру, которая могла бы сделать это лучше, намек на страсть в нашем будущем.

Этот мужчина передо мной собирался стать моим мужем, и не было никакого выхода. Я любила его когда-то мальчиком, возможно я могла бы полюбить его и как мужчину.

Наши губы соприкоснулись, и трепет от его дерзости подстегнул меня, мой рот открылся для его языка. Он подавил стон, его рука обвила меня и прижала к своей твердой груди. Его сердце яростно колотилось, и какая-то часть меня начала надеяться, что у нас действительно есть шанс.

Коко сердито тявкнула, и я, наконец, отстранилась, чувствуя жар во всем теле.

— Я не могу представить себе более подходящую невесту, Слоан, — хрипло сказал Николи. — Мы созданы друг для друга, и я клянусь оберегать тебя. Всегда.

Я нахмурилась, когда он прошёл через комнату. Я не хотела быть в безопасности. Безопасный был синонимом ограниченного.

Он поставил коробку с кольцом на мою тумбочку, прежде чем вернуться к двери.

— Я остаюсь на ужин, — сказал он. — Если ты хочешь познакомиться сегодня ночью, я буду ждать тебя. В любом случае, мы поженимся к концу месяца, Слоан. Так что давайте попробуем, может это сработает.

Моя голова закружилась и я села на кровать, глядя ему вслед с болью в душе. Николи, может быть, и не выбрал меня, но было ясно, что он хочет меня. И, может быть, вселенная была бы добра. Может быть, ему было бы достаточно. Но безрассудная девушка, которую он разбудил во мне, все еще не спала. И я еще не была уверена, будет ли его когда-нибудь достаточно для нее.



Прости меня, Отец, ибо я собираюсь согрешить.

Церковная исповедальня была тесной и темной, запах полированного дерева и благовоний окутывал меня до тех пор, пока не забил мне голову.

Я расправил плечи, пытаясь облегчить боль в них от ночи, спрятанной в крошечном пространстве. Я смотрел, как прихожане идут в огромную церковь через маленькие крестообразные отверстия, вырезанные в двери моего укрытия.

Калабрези были громкими и дерзкими, их высокомерие сияло под их дизайнерской одеждой и чрезмерно взлохмаченными волосами. Женщины словно кричали друг другу, дополняя яркие платья и слои макияжа, внутренне насмехаясь и пытаясь набрать очки с помощью эксклюзивных сумочек и единственных в своем роде туфель. Мужчины говорили голосами, которые эхом отдавались от сводчатого потолка, когда они выпячивали грудь, как павлины в своих дорогих костюмах.

Я не заметил никакого оружия. Никто не приходил в церковь с оружием. Даже мама никогда бы не простила нас, если бы мы с братьями пришли в святое место с оружием.

Мой взгляд скользнул к алтарю, где белоснежная скатерть скрывала от глаз моего брата Энцо. Без сомнения, он был полон энергии, отчаянно пытаясь сделать наш ход. Но мы еще не могли. Пока другой наш брат, Фрэнки, не внес свою лепту.

Жених шел по проходу, мускулы напряглись в черном костюме, пока его темный взгляд скользил по собравшимся мафиози, как будто они были его командой. Николи Витоли. Скоро станет наследником всего этого. Все, что ему нужно было сделать, это надеть кольцо на палец Слоане Калабрези, и его положение в качестве следующего в очереди будет подтверждено.

Я бы тоже вытащил его, если бы мог. Но не раньше, чем мы ударим ее отца, Джузеппе. Если ты хочешь вырубить своих врагов, то имеет смысл сначала отрубить им голову.

И он не появится, пока не появится невеста. Потому что какой гордый отец упустит возможность провести свою маленькую девочку под венец, привязать ее к своему приемному сыну и укрепить их власть одним махом?

Мои руки сжались в кулаки, а сердце бешено колотилось в груди, пока я смотрел. И ждал.

Время должно было быть правильным.

Отец Мариеллос подошел к алтарю, и те зрители, которые все еще задерживались в проходах, обмениваясь историями о чуши и жажде крови, быстро заняли свои места.

Хор приготовился петь, их безупречные белые одежды и невинные выражения лиц заставили меня задуматься, действительно ли они не знали, что стоят в комнате, полной убийц и головорезов. А может быть, они просто не хотели знать.

Возможно, они предоставили правосудие Всемогущему.

На органе прозвучала первая длинная нота, и прихожане встали, а взгляды всех обратились на двери в задней части огромной церкви.

Двери из красного дерева были распахнуты настежь, и через мгновение в поле зрения появился сам Джузеппе Калабрези, втиснутый в костюм, который, должно быть, был сшит специально для него. Он протянул руку, и с другой стороны дверного проема вышла девушка, одетая с ног до головы в белое.

Свадебное платье струилось вокруг нее, шлейф волочился по полу водопадом изящно вышитого кружева.

Вуаль во всю длину скрывала ее черты, поэтому я не мог разглядеть, сильно ли изменилась Слоан Калабрези за годы, прошедшие с тех пор, как я пощадил ее. С тех пор, как я позволил паре широко распахнутых карих глаз, наполненных страхом, отговорить меня от насилия. В моей жизни не так много вещей, которым это удавалось. Я всегда был наготове с кулаками, клинком или пистолетом, если позволяла ситуация. И все же в тот день, в тот момент что-то во взгляде перепуганной девушки заставило меня придержать руку.

Я убедил себя, что это потому, что она была молода, невинна и не представляла для меня угрозы. Но правда заключалась в том, что я мог бы нанести тяжелый удар по ее отцу, лишив ее жизни вместе с ее дядей. Я мог бы. И, может быть, я должен был. Но я этого не сделал. И даже после всех этих лет не был полностью уверен, почему бы и нет.

Николи не сводил глаз с задней части зала, не поворачивая головы, чтобы увидеть приближение своей невесты.

Пока Джузеппе и Слоан шли по проходу, прошла вечность. Все лица в комнате были прикованы к ним, и я мог бы поклясться, что медлительность шага невесты была вызвана нежеланием, а не нервозностью.

Я отбросил эту мысль, как только она пришла. Слоан Калабрези была всего лишь пешкой в играх своего отца. Его единственный ребенок и ключ к защите прав его семьи на этот город. Он выдавал ее замуж, чтобы официально привести Николи в свои ряды. Девушка даже не собиралась брать его имя. С этого дня Николи тоже станет Калабрези. Мальчик, которого Джузеппе взял из ниоткуда и превратил в монстра по своему образу и подобию, наконец получил то положение, к которому его готовили.

Если кто-то из прихожан здесь и возражал против такой договоренности, они явно этого не озвучивали. Николи мог возникнуть из ничего, но он доказал свою ценность для человека, который принял его. Заплатив за свою невесту кровью и смертью тысячу раз. Я должен был благодарить его за смерть моего кузена Марио наряду со многими другими. И его жизнь была отмечена как моя, как только я убью Джузеппе.

Мое сердце забилось сильнее, когда священник начал свою проповедь. В моих мышцах нарастало напряжение, в моем сердце бушевала ярость. Это было то, ради чего я жил. Освобождение зверя, обитавшего во мне. Войну, которую моя семья вела против мужчин, которые наполняли эту комнату зловонием превосходства и прав. Я бы отдал все свое существо в погоне за их кончиной. Это было то, для чего я был рожден, воспитан. Я купался бы в их крови и танцевал бы на их могилах, прежде чем это существо во мне было бы удовлетворено.

Я взглянул на часы, гадая, сколько времени потребуется Фрэнки, чтобы выполнить свою часть работы. Я не мог пошевелиться, пока он не пошевелился, но этот идиот не торопился с нашим отвлечением. Зная его, он ждал бы той части, где священник спрашивает, есть ли у кого-нибудь возражения. У него всегда была склонность к драматизму.

Я выхватил из кармана телефон и написал сообщение в групповой чат.


Рокко:

Перестань останавливаться и двигайся.


Фрэнки:

Не снимай трусы, у меня проблема с проводкой.


Энцо:

Моя задница онемела, а мышцы подергиваются. Если ты не поторопишься, я вырвусь отсюда, с телохранителями или без.


Рокко:

Успокойся, Фрэнки вот-вот перестанет трахаться. Не так ли?


Фрэнки:

Тридцать секунд, держитесь за свои задницы…


Я сунул телефон в карман, мрачная улыбка растянула мои губы, когда ожидание пронзило мои конечности.

Я начал отсчитывать секунды, когда Джузеппе протянул руку и снял вуаль Слоан с ее лица. Он загородил ее, целуя в щеки и искренне смеясь, когда взял ее руку и передал ее Николи.

Джузеппе отступил назад, чтобы занять место на скамье перед прихожанами. Мой взгляд скользнул от него к его дочери.

Четыре года изменили Слоан Калабрези до неузнаваемости. Перепуганная девочка, которую я пощадил в той машине, превратилась в женщину, с темными чертами лица и широко раскрытыми глазами, от которых перехватывало дыхание.

Полные губы, накрашенные красным, чуть-чуть опустились в уголках, как будто она была недовольна своей судьбой в жизни, а те же большие карие глаза были полны тайн, которые я хотел вырвать из ее рта.

Я поджал губы, злость заструилась во мне, когда я увидел лицо девушки, доставившей мне столько проблем.

С тех пор один момент слабости, когда я решил пощадить ее жизнь, преследовал меня каждый день. Наш отец был в ярости. Он обвинил меня в некомпетентности. Неудача. И он даже не знал, что я сделал это нарочно. Это был секрет, который я бы унес с собой в могилу. Он просто подумал, что я не смог прикончить ее должным образом. Если бы он знал, что я решил оставить ее в живых, я бы заплатил за это кровью.

Тем не менее, позор этой неудачи преследовал меня, как тень, и имя Слоан Калабрези стало оружием, которое мои братья использовали, чтобы дразнить меня снова и снова. Если бы мне представилась возможность еще раз лишить Джузеппе его ребенка, я бы не колебался. Ее смерть придет от моих рук, и мое имя будет стерто позором этой неудачи.

Когда мой горячий взгляд прожег идеальное лицо Слоан, она повернула голову. Ее взгляд упал на исповедальню, и я замер. Она не могла видеть меня, спрятавшегося в тенях, но на мгновение ей показалось, что она почувствовала жар моей ненависти, изливающийся на нее, и повернулась к нему лицом. Ее подбородок вызывающе вздернулся, челюсть стиснута с решимостью, словно она шла в бой, а не собиралась выходить замуж за мужчину своей мечты. Если бы у безмозглых пешек были мечты…

БУМ!

Звук взрыва пронесся по церкви, отразившись эхом от сводчатого потолка и вызвав испуганные крики прихожан. Через мгновение все вскочили на ноги, и адреналин пролился через меня, когда я сдерживал себя силой воли.

Еще несколько секунд…

Телохранители побежали прямо к дверям в дальнем конце церкви во главе с Ройсом Бельмонте, направляясь вперед, чтобы посмотреть, что, черт возьми, произошло, и защитить семью, за защиту которой им заплатили.

Свадебная машина прямо сейчас устремится к небесам, и Фрэнки должен быть уже на пути к задней части церкви на нашей машине для побега.

Я прикусил внутреннюю часть щеки, поскольку Николи не последовал за ними, вместо этого встав в защиту своей будущей невесты и преградив мне путь к Джузеппе.

Похоже, я все-таки пролью его кровь.

В тот момент, когда телохранители распахнули двери и выскочили наружу, я приступил к делу. Мой ботинок так сильно врезался в дверь исповедальни, что вся она слетела с петель.

Люди кричали, некоторые из них смотрели в нашу сторону, когда Энцо вырвался из-под алтаря, перевернул его и швырнул огромный золотой крест на пол у моих ног.

Николи повернулся ко мне лицом, его взгляд врезался в мой, и рев сорвался с его губ, когда он кинулся на меня.

Широкая улыбка завладела моими губами, и я помчался ему навстречу, спрыгнув с возвышения, столкнувшись с ним.

Николи выругался, когда мой вес заставил нас рухнуть на землю, и я наносил удары ему в челюсть со всей силой.

Кровь брызнула, но он ответил мне ударом изо всех сил, его костяшки пальцев врезались мне в бока, разбивая ребра, и от удара меня пронзила боль.

Я снова замахнулся кулаком, как раз в тот момент, когда чья-то нога врезалась мне в бок, сбивая меня с него.

Я откатился, карабкаясь и глядя на проклятую Слоан Калабрези, когда Николи вскочил на ноги между нами. Ее чертова шпилька заставила меня истекать кровью, а моя белая футболка была в пятнах от следов ее нападения.

Энцо схватил большой бронзовый кувшин, упавший с алтаря, и снова и снова замахивался им в голову Джузеппе, стараясь держать руки между ними, чтобы защитить себя. Яростный вой вырвался у моего брата, когда он сражался, чтобы отбить жизнь у нашего заклятого врага.

Раздались крики паники, когда женщины и дети в церкви попытались бежать к выходу, в то время как телохранители и мафиози пробивались ближе к нам.

Раздалось эхо выстрела, и Энцо отступил, поток проклятий сорвался с его губ, когда я заметил Карло Фабрини, правую руку Джузеппе,сражающегося, чтобы сделать второй выстрел в хаосе.

Яростное рычание сорвалось с моих губ, когда мой брат пополз обратно ко мне, кровь хлестала из его бицепс и он сжимал рану.

Джузеппе тоже отполз назад, отодвигаясь вне досягаемости и вызывая во мне дрожь ярости.

Николи снова бросился прямо на меня, его глаза были дикими, а девиз их семьи сорвался с его губ. — Il sole sorgerà domani!

Перевод: Завтра взойдет солнце!

Я начал вставать на руки и колени, мои пальцы коснулись чего-то холодного и твердого. На мгновение сосредоточил внимание на предмете, которого коснулся, и безумный смех вырвался из меня, когда я схватил его в руки.

Я изо всех сил замахнулся тяжелым золотым крестом, и металлическим концом ударил Николи в бок, когда он прыгнул прямо на меня.

Кровь хлынула, мои мышцы напряглись, и Николи упал с криком ярости и боли.

Я следовал за ним, размахивая крестом снова и снова, кровь заливала мои руки, мои мышцы горели от тяжести это штукой, и я бил его огромное тело.

На четвертом ударе я попал ему в висок, и Николи потерял сознание. На мгновение единственное, что я мог слышать, это тишина, последовавшая за его падением.

Я дал себе секунду триумфа, глядя на него сверху вниз, прежде чем моя голова вскинулась и я снова оглядела комнату. Джузеппе растворился в толпе, телохранители и мафиози пробирались мимо паникующих прихожан, а Карло целился в меня из пистолета. Наше мгновенное преимущество было на исходе, и мы, блядь, потерпели неудачу.

Я отпрыгнул в сторону, когда Карло выстрелил, отвернувшись от него и остальных Калабрези, и побежал к задней части церкви.

Энцо добрался до витража, и его пальцы нащупали защелку, а кровь стекала по его руке.

Я бросился к нему, размахивая крестом на ходу и изо всех сил швыряя его в окно.

Звук бьющегося стекла наполнил воздух, и Энцо нырнул в сторону, когда вокруг него пролился дождь.

Я дотянулся до него, протянув руки, чтобы помочь ему подняться, и он перелез через окно в безопасное место с другой стороны.

Было слышно его проклятия, когда он упал на свое раненое плечо, и я зарычал от ярости, осознавая, что эти засранцы причинили боль моей семье.

Я схватился за раму как раз в тот момент, когда третья пуля попала в каменный подоконник рядом со мной, мое сердце бешено колотилось, умоляя меня сбежать из этого беспорядка, пока я не заплатил за эту неудачу собственной жизнью.

Я подтянулся, но не успел вырваться наружу, как что-то тяжелое ударилось мне в затылок.

Я развернулась, оскалив зубы и сжав кулаки, как раз в тот момент, когда Слоан Калабрези снова взяла бронзовый кувшин в руки.

Ее белое платье было запятнано кровью Николи, ее карие глаза были полны ярости. Те самые глаза, из за которых я потерпел неудачу.

Я не мог сдержать ненависть, когда я посмотрел на нее, и ее семья бросилась к нам, крича, чтобы она отошла в сторону.

Она снова замахнулась на меня кувшином, но я протянул руку и поймал его, смягчив силу удара, прежде чем вырвать кувшин из ее рук и отбросить в сторону.

Я просто слышал, как мои братья и отец снова насмехаются над моей неудачей из-за этой девушки.

Я должен убить ее.

Я сжал кулаки согнулись и бросился к ней. Но когда схватил ее запястья, эти карие глаза расширились от страха, и мне пришла в голову идея получше.

— Твоему папе придется перепланировать свадьбу, Принцесса, — поддразнил я, притягивая ее к себе и поднимая на руки.

Слоан закричала, когда я швырнул ее к окну, ее руки тряслись, пытаясь не потерять равновесие, прежде чем она упала, ее пальцы вцепились в мое запястье.

Я жестоко рассмеялся, оторвав их от своей руки и толкнув ее так сильно, что она с криком паники вывалилась наружу.

Через мгновение я выпрыгнул, пистолет Карло снова издал выстрел, когда я вылетел из церкви, катаясь по стеклу и бетону снаружи с шипением боли.

Фрэнки трубил в гудок в дальнем конце улицы, а Энцо смотрел на меня дикими глазами с заднего сиденья черного БМВ, схватившись за окровавленное плечо.

Слоан вскочила на ноги, ее вуаль слетела с головы, и она бежала так быстро, как только могла, отчаянно пытаясь убежать от меня.

Дикая улыбка тронула мои губы, когда я бросился за ней, быстро догнав ее, пока она боролась с кусками ткани, из которых было сшито ее свадебное платье.

Я столкнулся с ней, поймал ее за талию, пока она кричала, черт возьми, и перекинул ее через плечо.

— Какого хрена ты делаешь? — завопил Фрэнки, опустив окно и широко распахнув глаза, пока я мчался к машине.

— Открой багажник! — скомандовал я, игнорируя его вопрос, когда сзади раздались звуки погони.

Хотя стрельбы больше не было. Не тогда, когда я держал их драгоценную Слоан.

Энцо начал смеяться, как будто это была самая смешная хрень в мире, и я побежал еще быстрее, когда багажник распахнулся.

Слоан кричала, ругалась, царапала и даже кусала меня, пытаясь заставить отпустить ее. Но этого не произойдёт.

Возможно, нам не удалось убить ее отца, но я только что придумал лучший план Б в мировой истории. Потому что, если бы у нас была его драгоценная дочь, мы бы держали его империю в своих руках. Мы могли бы нагнуть его над бочкой и заставить танцевать под любую чертову мелодию, какую захотим.

— Отпусти меня, ты, чертов псих! — Слоан закричала, когда я перекинул ее через плечо и швырнул прямо в багажник.

Ее губы приоткрылись, глаза были широко раскрыты и на полсекунды полны паники, прежде чем я захлопнул дверцу багажника.

Я прыгнул на пассажирское сиденье, и Фрэнки нажал на газ, когда машина вырвалась из толпы кричащих гангстеров, которые мчались за нами.

Я смотрел на них, пока мы не свернули за угол, а затем откинул голову на подголовник с лающим смехом.

— Что это значит? — спросил Фрэнки, когда крики Слоан наполнили машину.

— Я решил заняться захватом заложников, — сказал я с победоносной улыбкой. — И я думаю, что у меня это чертовски хорошо получится.



Пощёчина и ослепляющая боль пронзила мой череп, когда я открыл глаза.

— Просыпайся, Николи! — Голос Джузеппе донесся до меня резким рычанием, когда он снова ударил меня.

Я пробормотал проклятия, перекатываясь на четвереньки, когда кровь хлынула из той части моей головы, где этот ублюдок Ромеро ударил меня чертовым крестом с алтаря.

— Этот кусок дерьма похитил твою невесту! — Джузеппе зарычал, и каким-то образом эта маленькая порция информации проскользнула сквозь агонию и растерянность моего разбитого черепа и зажгла огонь ярости, пылающий в моей душе.

— Как? — потребовал я, вставая на ноги и срывая куртку, швыряя ее на землю.

— Он вытащил ее из окна! — Джузеппе закричал, и я побежал, прежде чем он успел вымолвить хоть слово.

Разбитое окно в задней части церкви пропускало воющий зимний воздух, холод щипал зиявшую рану на моей голове.

Кровь текла по моей щеке и капала на мою некогда безупречную белую рубашку, и я в ярости на подонков, которые испортили одну из первых вещей, которые я когда-либо мог назвать своим. Эта свадьба должна была связать меня с фамилией Калабрези всеми возможными способами. Сыновья Слоан и я должны были стать будущим этого города, и я отказывался принять мысль о том, что кто-то пытается украсть у меня эту судьбу.

Я выпрыгнул из окна, приземлился на промерзшую землю снаружи и покатился по битому стеклу, которое резало и кусало мою плоть, усугубляя раны, нанесенные мне отбросами Ромеро.

Мгновение спустя я уже был на ногах, мой взгляд остановился на черном БМВ на дальнем конце широкой лужайки, где Рокко, блядь, Ромеро, запихивал мою невесту в багажник.

Ее крики пронзили воздух и разорвали мое сердце, и я завопил от ярости, когда побежал к ней.

Я иду, Слоан. Я разорву мир на две части, чтобы спасти тебя!

Другие члены семьи Калабрези уже мчались по траве, выкрикивая проклятия, пытаясь добраться до нее. Но мой темп превзошел их всех, потому что ни один из них не мог сравниться с моей яростью. Она была моей судьбой, и я скорее умру, чем упущу ее сквозь пальцы.

— Ромеро! — Я заревел, вызов и требование. — Встань и повернись ко мне лицом, как мужчина!

Мои ноги стучали по твердой земле, когда я сокращал расстояние между нами, но этот грязнокровный мудак уже прыгал в машину, и двигатель жадно рычал, включив передачу.

— Нет! — Я кричал. — Будете ли вы бежать от этой битвы, как трусы!?

Где-то рядом со мной раздалось пронзительное тявканье , и я глянул вниз, заметив маленькую белую собачку Слоан, Коко, бегущего рядом со мной, его ярость встретилась с моей, когда эти гребаные придурки украли Слоан у нас.

Машина умчалась по улице, и Карло выстрелил из пистолета позади меня.

— Не стреляйте в нее! — Я взревел, призывая его бросить мне вызов, даже не оглядываясь назад.

Мой взгляд был прикован к этой чертовой машине. Моя жизнь лежала там. Моя невеста. Мое наследство. Единственное истинное право на эту империю, которой я отдал свою жизнь.

Я был мальчиком, взятым из ничего и подготовленным, чтобы занять место величайшего мафиози, которого когда-либо видел этот город. Джузеппе Калабрези взял меня в свой дом ребенком, и с тех пор я выплачивал этот долг каждый божий день своей жизни. Я работал не покладая рук, чтобы быть лучшим, каким я мог быть. Для него. Самый близкий отец, которого я когда-либо знал. И он доверил мне заботу о его самом дорогом сокровище. Когда я женюсь на Слоан, я стану Калабрези во всех смыслах этого слова. Она была моей наградой за каждый грязный и опасный поступок, который я сделал для отца.

Он выбрал меня. Отдал ее мне .

Она была моей .

И я бы последовал за этими мудаками на край света, чтобы вернуть ее на законное место рядом со мной.

— Слоан! — заорал я, несясь по улице так быстро, как только мог в своих классических туфлях.

У меня кружилась голова, кровь капала в глаза. Я смахнул ее белым рукавом, который быстро окрасился в красный цвет, поскольку я отказывался замедляться, игнорируя протесты своего избитого тела.

Коко все еще бежал рядом со мной, выкрикивая свою любовь к девушке в той машине.

Один из придурков Ромеро высунулся из окна и начал стрелять в меня.

Я не замедлялся, мои руки тряслись, ноги дрожали, когда я бежал. Меня могла остановить только пуля, да и то она должна была попасть мне прямо между глаз.

Но по мере того, как они ускорялись дальше, расстояние между мной и моей судьбой только росло.

— Вернись! — потребовал я, мой голос сорвался, когда я взревел в ярости к небесам.

«БМВ» на скорости вошел в поворот, пули врезались в бетон вокруг меня и выкопали комья песка, которые забросали мои ноги. Я только побежал быстрее, но когда они промчались мимо здания, у меня упало сердце и зазвенело в ушах.

Я мчался с Коко рядом со мной, в то время как остальные жители Калабрезиса отставали слишком далеко, чтобы даже слышать.

Но это не имело значения. Если бы я поймал братьев Ромеро, я бы разорвал их на части голыми руками. Их жизни были отмечены, их смерти принадлежали мне.

Никто не воровал у Николи Витоли. Я собирался стать наследником имени Калабрези. Все в этом городе боялись меня. И Ромеро скоро узнают, почему именно так.

Я выбежал из-за угла, мое сердце упало, потому что я нигде не заметил БМВ.

— Трусы! — Я кричал в небо, продолжая бежать, несмотря на то, что они исчезли.

Я не мог сдаться. Я бы не стал. Слоан рассчитывала на меня.

Иметь и держать.

Честь и защита.

Она была моей.

И я верну ее, чего бы это ни стоило.

Я пробежал улицу за улицей, инстинктивно меняя местами, но больше не видел BMW.

Мое сердце колотилось так сильно, что единственным звуком, который я мог слышать, был собственный пульс в ушах.

Я остановился.

Моя воля сломлена.

Она ушла.

Я согнулся пополам, упершись руками в колени, задыхаясь в отчаянной попытке прийти в себя после бега.

Коко, тяжело дыша, упал к моим ногам, его глаза были полны беспокойства, и он покачивал головой взад-вперед, как будто она могла каким-то образом выйти из тени.

— Мы вернем ее, — пообещал я ему, и он посмотрел на меня так, словно все понял.

Загудел автомобильный гудок, и я посмотрел на человека, который осмелился заставить меня отойти с дороги ради него.

Я направился прямо к его белому пикапу, мой темный взгляд был прикован к придурку за рулем.

Его глаза расширились от паники, когда он ощутил всю силу моего гнева.

Я вызывающе взревел, взмахнув обеими руками над головой и ударив кулаками по капоту его грузовика.

Капюшон смялся под силой моей атаки, под руками образовались две огромные вмятины.

— Николи! — Требовательный голос Джузеппе прозвучал позади меня, и я отвернулся от человека, которого чуть не разорвал на части, когда заметил, что мой босс смотрит на меня из заднего окна большого черного Бентли. — Садись, — рявкнул он, и я тут же упал на пятки.

Я подхватил Коко на руки и распахнул дверцу машины, прежде чем упасть на сиденье напротив моего босса.

— Она ушла, — глухо заявил я, как будто он не знал.

— Тогда тебе просто придется вернуть ее, не так ли? — прорычал он, и из-за яда в его голосе казалось, будто он каким-то образом обвиняет меня в этой катастрофе.

— Да, босс, — согласился я, стыдливо опустив голову, когда рядом со мной зарычала Коко.

— Прочисти эту чертову рану на голове, — раздраженно добавил Джузеппе, когда водитель тронулся с места. — У тебя вся обивка в крови.

Я расстегнул пуговицы на рубашке и сдернул ее с себя, комкая так, чтобы остановить кровь, которая все еще лилась по моему лицу.

Мы подъехали к «Доку Дариелло», и я последовал за Джузеппе, когда он вышел.

Коко выскочил из машины, следуя по пятам, и я удивленно взглянул на собачку, объединившись с ним в нашем желании вернуть Слоан на ее законное место рядом со мной.

Мы направились в дальнюю комнату клиники, и я сел на покрытую бумагой кровать, когда Джузеппе указал мне на нее.

— Я должен быть там, выслеживать ее, — запротестовал я, хотя не сделал никаких шагов против него на этот счет.

— Да, так и должно быть, — прорычал Джузеппе. — Но если ты рухнешь и истечешь кровью на улице, никому от тебя не будет пользы.


Мое сердце дрогнуло при этих словах. Тот факт, что мы были здесь, заставил меня подумать, что он должен заботиться обо мне. Даже немного. Больше, чем просто за то, что я мог сделать для него.

Хотя я был радушно принят в доме Калабрези, когда был мальчиком, заслужить место в сердце Джузеппе всегда казалось недосягаемым. Он превратил меня в инструмент. Превратил меня в мужчину, с которым нельзя шутить, но среди этого не было места для чего-то такого простого, как любовь. Он просто не был склонен к заявлениям и проявлению эмоций, но в такие моменты я задавался вопросом, сделал ли я достаточно, чтобы закрепить за собой место рядом с ним или нет.

Доктор вошел, осматривая мои раны, ничего не комментируя.

Я сбросил рубашку с головы и сидел неподвижно, пока он стирал кровь.

— Все мои люди прочесывают город в поисках зацепок, — мрачно сказал Джузеппе. — Они найдут ее. Но я хочу, чтобы ты тоже искал. Ты сделаешь все, что нужно, чтобы вернуть ее. Ты меня слышишь?

— Да, босс, — Я готов был разорвать этот город на части, чтобы найти Слоан.

Никто не украл то, что было моим, и не ушел с рук.

— Хорошо. И как только ты ее поймаешь, ты убьешь этих чертовых Ромеро. Сделаешь это медленно и проследишь, чтобы куски остались для копов. Я хочу, чтобы все в городе уяснили, что происходит с человеком, который переходит дорогу Джузеппе Калабрези.

— Я разорву их на части, — прорычал я.

Доктор начал накладывать швы и я стиснул зубы от боли.

— Разорвёшь, — яростно согласился Джузеппе. — Потому что, если ты этого не сделаешь, ты не мой наследник. Так что я не хочу, чтобы ты ел, спал или даже справлял нужду в промежутке между этим моментом и тем, когда ты найдешь мою дочь. Это все, чем ты живешь сейчас. И если ты не справишься, я сам перережу тебе горло.

— Понятно, — буркнул я.

Однако мне не нужны его угрозы, чтобы начать действовать. Как только доктор закончит зашивать мою голову, я снова окажусь на улице. Я выломаю каждую дверь, обыщу каждый переулок и убью каждого гребаного Ромеро, прячущегося в канавах, пока не найду ее.

Я не остановлюсь.

Слоан Калабрези моя. И я умру, прежде чем разочаруюсь в ней.


О боже мой. Меня похитили, черт возьми, похитили!

Должно быть, я пролежала в багажнике несколько часов и не переставала кричать. Я пинала стены, сиденье, била все, что могла найти, пока мои руки и ноги не отказали от бессилия.

Пока я пыталась придумать выход паника накрыла меня в темноте. Можно сделать что угодно, но я в ловушке, стены давят на меня, а воздух кажется слишком тяжёлым, чтобы его вдохнуть.

Когда машина поехала по грунтовой дороге, мое дыхание замерло, и в моем мозгу замелькали образы того, что может вот-вот произойти.

Они повели меня в лес. Они вытащат меня из багажника, убьют и закопают в землю или бросят в озеро.

Была середина зимы, поэтому земля промерзла. Но они могли просверлить дыру во льду озера… бросить меня в нее живой или мертвой. В любом случае, я не вернусь.

Прекрати, Слоан! Найди выход, прежде чем это произойдет!

Меня качало, я ударилась головой, когда пыталась опереться на крышу. Обыскала каждый дюйм багажника и даже разорвала ковер в надежде найти монтировку или что-то, что я могла бы использовать в качестве оружия, но там ничего не было. Ничего, кроме того, что было на мне. Просто огромное проклятое платье и…

Встряхнувшись, я скинула туфли и крепко схватила одну из них. Это не было похоже на оружие, но, возможно, все, что мне было нужно, это шанс убежать, закричать, чтобы кто-нибудь меня услышал. Кто-то, кто мог бы помочь.

Машина остановилась, посылая еще одну вспышку ужаса.

Я попыталась вспомнить все, чему Ройс научил меня о самообороне, стабилизировала дыхание, насколько могла, и сосредоточилась на задаче. Но ничто не могло успокоить меня, я снова оказалась во власти Рокко Ромеро. Мне было страшно встретиться с ним лицом к лицу. Я почти чувствовала его руки на своем горле, и меня пронзила дрожь. Ради шестнадцатилетней девочки, которая однажды чуть не погибла из-за этого монстра, я собиралась сражаться с ним изо всех сил. Я бы не сдалась легко. Но их было трое, и, несомненно, они тоже были вооружены.

Черт, черт, черт.

Тяжелые шаги приблизились, и мое горло сжалось, я схватилась крепче за высокий каблук в руке, готовая выпрыгнуть, как только освобожусь.

Прошло мгновение тишины, и ветер завыл за машиной, как завывающий вурдалак.

Багажник открылся. Мое сердце дрогнуло. Я выскочила с диким воплем и врезалась в твердое тело, не переставая наносить удары каблуком.

Огромные руки схватили меня за запястья, и когда багажник закрылся за мной, мой похититель прижал меня к машине, вырвав туфлю из моей руки.

— Черт , — прорычал он, когда кровь потекла по его лбу.

Рокко Ромеро был таким же ужасным, как и в первый день нашей встречи. Его ожесточенный взгляд разорвал меня на части, он сжал мои руки одной своей, а затем вернул меня в вертикальное положение. Мои босые ноги погрузились в снег, но я не чувствовала холода, потому что адреналин струился по моим венам. Я отчаянно вырывалась из его хватки, но он развернул меня, и я увидела двух его братьев, стоящих дальше по дороге и наблюдающих за нами.

Фрэнки Ромеро, младший, с распущенными черными волосами, был готов рассмеяться, в то время как другой, с пронзительным взглядом и темной шапкой на макушке, зализывал огнестрельное ранение на руке и смотрел на меня так, словно я выстрелила в него. Я догадалась, что это был Энцо. Его жестокая репутация предшествовала ему, но из всех Ромеро никто не пугал меня так, как Рокко.

Огромный господский дом возвышался на холме среди деревьев, покрытых снегом. Деревянные стены тянулись высоко к небу, отбрасывая внушительную тень на землю. В окнах отражалась белизна снега и холмов, окружающих всю эту долину. Я не знала, где мы были, но запомнила все это. Мы должны были отправиться на север, в горы, но тот факт, что они вообще позволили мне увидеть это место, мог означать только одно: меня собираются убить.

Рокко толкнул меня вперед, но я уперлась, извиваясь и борясь в яростной попытке освободиться. Я использовала все приемы, которым меня когда-либо учил Ройс, но Рокко был хорошо натренирован, и у него было как минимум в три раза больше мышц, чем у меня, если не больше.

— Хватит, — скомандовал Рокко, но, черт возьми, я не буду слушаться его. Я развернулась и вцепилась в рукав его кожаной куртки так сильно, как только могла. Рокко поднял меня с земли, перекинул через плечо и с раздражением обхватил руками мои ноги. Мое свадебное платье задралось и высвободилась от него через голову, и я закричала от ярости, пытаясь вырваться из складок сетки, чтобы ударить его по спине.

Он нес меня, пока не послышался звук открывающейся двери, после чего меня швырнули на деревянный пол. Я опустила юбку свадебного платья, чтобы поправить волосы. Рокко пинком захлопнул дверь, и наступила тьма.

Я вздрогнула, когда оказалась в центре треугольника из мужчин в огромном вестибюле, вплотную придвинувшись.

— Что мы с ней будем делать? — Фрэнки посмотрел на Рокко в ожидании дальнейший указаний.

— Мы могли бы отрезать маленькие кусочки один за другим, — сказал Энцо с усмешкой в глазах.

— Нет, — выдохнула я.

— Для начала вытащи пулю из руки, фрателло, — приказал Рокко. Он был самым старшим из троих, поэтому я предположила, что он главный.

Энцо вздохнул и пошел прочь, схватившись за руку, перевязанную жгутом. Пользуясь моментом я вскочила на ноги и попыталась удрать. Руки Рокко сомкнулись вокруг моей талии, и он притянул меня к себе, скользя рукой вверх, чтобы схватить меня за горло.

Я в ужасе замерла, когда его рука угрожающе сжалась.

— Мы поместим ее в подвал, — решил он, и у меня вырвался шепот страха.

Фрэнки кивнул и поспешил открыть черную дверь под огромной лестницей в центре зала. Рокко вел меня вперед, и меня переполняло желание выжить. Я толкалась локтями, пиналась и кричала, молясь, чтобы рядом был сосед, который мог услышать.

Рука Рокко зажала мне рот, и из моих глаз брызнули слезы. Его рот опустился к моему уху, его жесткая щетина впилась мне в щеку. — Никто тебя не услышит, ты за много миль отовсюду, но от тебя у меня реально болит голова. Так что заткнись.

Я кивнула, протягивая руку назад, как однажды научил меня Ройс, проверяя, есть ли у него на бедре кобура с пистолетом, до которой я могу добраться. Мои пальцы задели его ремень, и Рокко усмехнулся мне в ухо.

— Ты ищешь пистолет или мой член, принцесса? Потому что ни то, ни другое не принесет тебе сейчас никакой пользы.

Я не могла ответить из за руки, закрывающей мой рот, но могла укусить. И я сделала это. Так чертовски сильно.

Рокко зарычал мне в ухо, когда я почувствовала вкус крови, опустил руку и толкнул меня в дверь подвала. Фрэнки смотрел широко раскрытыми глазами, и я кинулась к нему за помощью, молясь, чтобы у него была хоть капля совести и сострадания.

— Пожалуйста! — Я умолял его. — Пожалуйста, не позволяй ему делать это.

Фрэнки потер затылок, глядя на Рокко. Он не ответил, но, возможно, на секунду показалось, что ему не все равно.

— Пожалуйста! — Я кричала, пока Рокко тащил меня вниз по лестнице.

Внизу он толкнул меня на колени, и я ударилась о холодный камень. Я задохнулась, опираясь на пол, и мои темные волосы упали вокруг меня занавеской. Это было оно. Он собирался прикончить меня сейчас, в каком-то промозглом подвале без всякого достоинства. Затем он отвезёт меня туда, где никто никогда не найдет, и оставит мое тело гнить.

Звук хлопнувшей двери и щелканье замка заставили весь воздух разом покинуть мои легкие. Я повернулась, чтобы посмотреть назад, и рваное дыхание вырвалось из моей груди.

Он ушел.

Я наклонилась вперед, опираясь на землю и позволила нескольким слезам пролиться, когда облегчение и страх смешались во мне.

Я еще не умерла. Это значит, что они хотят использовать меня для чего-то.

Либо так, либо Рокко просто достает инструменты для работы.

Я поперхнулась желчью, подступившей к горлу, и с трудом поднялась на ноги. Здесь было почти так же холодно, как зимой снаружи, и было совершенно темно. Я поискала стену, провела по ней рукой в отчаянном поиске выключателя. Грубый камень царапал мою ладонь, пока я искала.

Мои пальцы наконец наткнулись на выключатель, и я щелкнула его, осветив большой винный погреб, полный стеллажей с бутылками и рядами огромных бочек. Я прошла вперед, потянувшись за одной из бутылок, но дверь зазвенела прежде, чем я схватила ее, и вместо этого я прислонилась спиной к стойке, мои пальцы сомкнулись вокруг горлышка одной из бутылок.

В подвал было брошено ведро, которое с металлическим лязгом скатилось вниз по ступенькам. Тень Рокко упала на комнату, выглядя огромной, когда он загораживал свет наверху лестницы.

— В него можно мочиться и срать. Ты ешь то, что мы тебе даем, и ни хрена ты не поднимаешься на эту лестницу. Если ты попытаешься сбежать, я убью тебя.

Дверь хлопнула, и мое сердце екнуло в такт ей.

Я отпустила бутылку и с отвращением посмотрела на ведро.

Что они хотят от меня?

Я дрожала от холода, обхватив себя руками, задаваясь вопросом, как долго они собираются держать меня здесь. Я получу гипотермию в течение дня. И я бы умерла от унижения, если бы воспользовалась этим ведром.

Я собрала свои страхи и запихнула их как можно глубже внутрь себя.

Что бы Ройс сказал мне делать?

Медленно дыша, я начала методично перемещаться по комнате, выискивая все, что могло бы мне пригодиться. Я могла бы использовать винную бутылку в качестве оружия, но только один раз. И если у них с собой оружие, я могла бы не подобраться достаточно близко…

Я проверяла стены, ища дверь, вентиляционное отверстие, окно наверху, но ничего не нашла, моя надежда рушилась с каждой секундой.

Думай, Слоан, думай.

Вскоре я прекратила поиски, села с двумя бутылками вина, спрятанными в складках платья, и еще одной рядом со мной на небольшом расстоянии. Я не могла поверить, что всего несколько часов назад я сидела в своей спальне, готовясь к свадьбе, думая, что брак с Николи было худшей судьбой, с которой я могла столкнуться.

Это было намного хуже. Я попала прямо в руки трех дьяволов, один из которых уже пытался меня убить. Закончит ли он дело на этот раз? Ведро подсказывало мне, что я буду в безопасности еще какое-то время. Но, возможно, они собирались сначала пытать меня. Может быть, они думали, что у меня есть информация о моем отце. Но папа никогда мне ничего не говорил, а даже если бы и сказал, я бы никогда не выдала это таким, как Ромеро.

Мрачные мысли мелькнули у меня в голове, и я приняла твердое решение попытаться сбежать. Чего бы это ни стоило я уйду отсюда. Мне просто нужен план, что-то, что даст мне шанс сбежать. Тогда я найду дорогу к ближайшему соседу. Я буду бежать так быстро, как только смогу, и не останавлюсь, пока не найду кого-нибудь, кого угодно . Но прекрасные мечты о внешнем мире были раздавлены реальностью подвала, смотрящей на меня.

У меня все еще было одно преимущество. Они не связали меня. Так что в следующий раз, когда эта дверь откроется, я должна быть готова бежать.


Я отошел от двери подвала, мои ноги стучали по деревянным половицам в коридоре, когда я направился в гостиную.

Я распахнул дверь и обнаружил, что Фрэнки разводит огонь в камине, а Энцо сидел, тихо ругаясь над пулевым ранением в руке.

Комната находилась в восточной части дома и была построена высотой в два этажа. Огромные окна в пол располагались в самом дальнем конце комнаты, занимая там всю стену и выходя на горы и лес за ними.

Над нами был деревянный балкон, небольшая изогнутая лестница вела к нему и в главную спальню, где я спал, когда мы останавливались здесь.

Комната была заполнена удобной мебелью и мягкими ковриками светлых тонов, которые контрастировали с темным деревом самой комнаты. Папа сказал, что это самое любимое мамино место на свете, но так как ее убили, когда мы были детьми, он не любил сюда часто приходить. Это стало чем-то вроде убежища для меня и моих братьев, местом, которое мы стали считать своим. И хотя я никогда не говорил этого вслух, находясь здесь, я чувствовал себя ближе к маме.

Я был единственным из нас, кто действительно помнил ее. Мне было шесть, когда ее убили. Калабрези вломились в один из наших домов в городе, пока папа был в отъезде. Наш брат Анджело слег с лихорадкой, и она послала меня, Энцо и Фрэнки остаться с нашей Нонной, чтобы мы не подхватили болезнь. Это была единственная причина, по которой мы трое остались живы.

Калабрези пришли к нам в ту ночь и сожгли дом дотла вместе с ними двумя внутри. Я потерял маму и ближайшего брата за одну ночь. И наш папа уже никогда не был прежним. Анджело было четыре года, когда он умер. Энцо было два года, а Фрэнки совсем малыш.

Никто из них этого не помнил, но они определенно чувствовали дыру, оставленную в нашем доме людьми, которых вырвали из него.

После этого нас воспитывали разные няни, и мы превратились в хладнокровных людей из-за ярости и потери, которые наш отец пережил в тот день.

Вот почему мы так упорно сражаемся, чтобы вырвать этот город из когтей Калабрези. И почему я никогда не прекращу сражаться, пока Джузеппе Калабрези не будет лежать мертвым у моих ног.

Прежде чем заняться делами, я вытащил из кармана телефон и включил музыку из динамиков, разбросанных по всему дому, прибавив громкость, чтобы убедиться, что наш новый гость ее услышит.

Руперт Холмс спел «Побег» («Песня о пина коладе»), и я улыбнулся, сбросил кожаную куртку, позволив ей упасть на пол, и закрыл глаза, запрокинул голову к потолку и начал танцевать. Я орал слова во все горло, стягивая свою окровавленную белую футболку, и мои братья закатили глаза.

Слоан оставила мне след с идеальным кровавым узором от зубов на моем указательном пальце, и я нарисовал две кровавые линии на своих щеках, как воин, направляющийся в бой.

— Это начало чего-то великого, — крикнул я сквозь музыку. — Разве ты не чувствуешь это, брателли?

— Я чувствую, как моя рука все еще заливает кровью диван, — прорычал Энцо, надувшись, как маленькая сучка.

Я драматично вздохнул, убавляя громкость, Фрэнки сжалился надо мной и пропел припев прежде, чем я успел полностью выключить музыку. Я присоединился к нему с широкой улыбкой, и к последней строчке Энцо тоже пел. Мы могли быть кучей сумасшедших ублюдков, но так получилось, что мы были лучшими людьми, которых я знал.

Когда песня закончилась, я выключил музыку и двинулся через широкое открытое пространство, опустившись на одно колено перед шкафами, встроенными в обшитую деревянными панелями стену сбоку от комнаты.

Я выхватил аптечку и бросил ее на кушетку рядом с Энцо, подходя к нему.

— Там все еще есть пуля или она прошла насквозь? — спросил я, хватая деревянный стул, стоявший рядом с маленьким столиком в углу.

— Прошла. Но у меня будет гребаный шрам прямо на чернилах, — проворчал он, стягивая испорченную рубашку, которой останавливал поток крови, чтобы дать мне взглянуть на повреждения.

Конечно же, пуля пробила одну из татуировок на его бицепсе, у воющего волка, сидевшего там, теперь не было уха и половины глаза.

— Теперь у твоего волка тоже боевой шрам, — пошутил я, открывая аптечку и хватая бутылку с антисептиком.

— Гребаная Калабрези, — прорычал Энцо, усаживаясь на стуле так, чтобы я мог смазать рану сильно пахнущей жидкостью.

— Что ж, мы отплатили им за это, забрав маленькую принцессу, — мрачно прорычал я.

— Можешь представить себе лицо Джузеппе прямо сейчас? — с энтузиазмом спросил Фрэнки позади меня. — Бьюсь об заклад, он весь красный и злой, как большой чертов свекольный ублюдок.

Я фыркнул, схватив Энцо за локоть и повернув его руку, чтобы посмотреть на выходное отверстие. Если он думал, что волку не повезло с отсутствующим ухом, то он наложит кирпичей, когда увидит, что пуля испортила череп на тыльной стороне его руки. Эта чертова штука теперь была не чем иным, как нижней челюстью.

— Похоже, здесь кто-то боролся с зомби-апокалипсисом, — пошутил я, обрабатывая рану антисептиком.

— Во имя любви к Христу!

Энцо выругался, выворачивая руку, чтобы попытаться взглянуть на нее, а затем зашипел от боли, потянув за рану. — Что они сделали с Изабеллой?

— Изабелла потеряла половину головы. Но ее улыбка такая же красивая, как всегда, — поддразнил я. У Энцо были имена для всех его татуировок, и иногда у меня складывалось впечатление, что они были его лучшими друзьями во всем мире.

— Ублюдок, — прорычал Энцо. — Я собираюсь вырезать в Карло Фабрини несколько новых собственных отверстий в отместку за это!

— Не забывай об этом, пока я тебя зашиваю, — ответила я, беря иголку с ниткой из набора рядом.

— Черт возьми, я выберу забвение, если ты собираешься колоть меня иглой, — сказал Энцо, вставая на ноги и направляясь через комнату к винному шкафу. Он схватил бутылку виски тридцатилетней выдержки, открутил крышку и бросил ее на пол.

— У нас здесь нет горничной, — раздраженно отругал его Фрэнки. — Так что подними это дерьмо.

— Отвали, — ответил Энцо, прежде чем приложить губы к горлышку бутылки и выпить больше половины содержимого.

Он швырнул бутылку на стол и вернулся ко мне, слегка шатаясь.

— Дай мне пять минут, прежде чем ты начнешь тыкать меня, фрателло, — пробормотал он, откидываясь на спинку дивана и протягивая мне руку, как будто я его чертова медсестра.

— Ты хочешь, чтобы я ударил тебя по яйцам, чтобы ты почувствовал другую боль, на которой можно сосредоточиться, пока я работаю? — Спросил я.

— Vai a farti fottere, — пробормотал он.

Перевод: Иди на хуй.

— Это благодарность тебе, — невозмутимо сказала я, прежде чем воткнуть иглу ему в кожу.

Энцо продолжал называть меня всеми ругательствами на свете на английском и итальянском языках, и я ухмылялся про себя, продолжая вышивать.

Фрэнки подкинул несколько больших поленьев в огонь и тепло наконец-то начало изгонять из комнаты леденящий холод зимы. Должно быть, в подвале чертовски холодно, и мысль об этом вызвала на моих губах жестокую улыбку.

— Итак, мы собираемся поговорить о слоне в комнате? — спросил Фрэнки, наливая себе бурбона и садясь в кресло рядом с нами. — Или, точнее, о невесте в подвале?

Я фыркнул, а Энцо вздрогнул, когда я слишком сильно вонзил в него иглу.

— Я уверен, что мы можем многое с ней сделать, — сказал я, не отрывая взгляда от раны Энцо. — А именно, выманить ее отца куда-нибудь, где он будет уязвим, чтобы мы могли закончить то, что планировали на сегодня.

— Думаешь, он любит ее настолько, чтобы рисковать собой ради нее? — с сомнением спросил Фрэнки.

— Какой отец не променял бы свою жизнь на жизнь своего ребенка?

— Наши не стали бы, — вставил Энцо немного невнятным голосом.

— Хорошо, — согласился я, хотя и не был полностью уверен, что это правда. Папе, возможно, нравилось, когда мы сражались в собственных битвах, и он никогда не отказывался от мысли подвергнуть нас опасности, но если бы нас взяли в заложники, я был почти уверен, что мы бы узнали, как сильно он любит нас. — Какой отец не стал бы рисковать собой ради дочери?

— Не знаю, — сказал Фрэнки, откидываясь на спинку стула и качая головой. — Ему может быть насрать на нее, но променять свою жизнь на ее? Нет, я не думаю. Джузеппе Калабрези не настолько самоотвержен. Никто не смог бы делать то, что сделал он, и ходить по городу с ослепительной улыбкой на лице без зазрения совести. Я предполагаю, что мы задели его гордость больше, чем его сердце, когда украли его маленькую Слоан.

Я проворчал, соглашаясь с этим, и закончил сшивать руку Энцо.

— Ну, даже если он не променяет себя, я уверен, что мы можем предъявить множество требований, на которые он согласится .

Фрэнки кивнул, и на его губах заплясала улыбка. — Наверное, мы его чертовски смущаем.

— Мы должны спуститься к девушке и отрезать палец, — хихикнул Энцо. — И отправить ему, чтобы знал, что мы серьезно.

— Черт, Энцо, мы этого не сделаем! — с отвращением выпалил Фрэнки.

— Ага, — согласился я, хлопая брата-идиота по уху. — Мы не можем ходить и отрезать пальцы, как кучка дикарей. По крайней мере, пока нам не придется…

— Нахрена это делать? — спросил Фрэнки, скривив губу.

— Чтобы отправить им сообщение! — Энцо настаивал.

Фрэнки посмотрел на меня в поисках помощи, и я закатила глаза, поднимаясь на ноги.

— Мы не будем посылать такие сообщения, — категорично сказал я, давая понять, что это больше не обсуждается.

Энцо вздохнул, как будто я только что сказал ему, что он не может завести щенка, и Фрэнки бросил на него взгляд, говорящий, что, черт возьми, с тобой не так??

Я обернул руку Энцо мягкой белой повязкой, и он ласково похлопал меня по щеке и закрыл глаза. Я был уверен, что утром он все еще будет здесь, на этом диване, если все пойдет как обычно. Не считая девушки, которую я украл, и которая околачивалась в подвале.

— Иногда меня беспокоит, что он родился без той части мозга, которая заставляет сопереживать другим людям, — сказал Фрэнки, делая большой глоток бурбона и наблюдая за нашим братом прищуренными глазами.

— Не беспокойся об Энцо, — поддразнил я. — Ему нужна твердая рука, чтобы держать его в узде.

— Тебе легко говорить, — пробормотал Фрэнки. — Он слушает тебя. Я тот, кого он всегда мучает.

— И все же мы до сих пор не увидели, как он отрезал пальцы и отправлял их по почте, не так ли? Просто забудь о той ерунде, которую он говорит. Пока я не увижу, как он рубит пальцы, я не собираюсь беспокоиться об этом. Он не Гвидо.

Фрэнки съёжился, когда я упомянул нашу жуткую задницу, кузину-психопатку, и я ухмыльнулся, проходя через комнату, чтобы выпить. Фрэнки выдохнул, показывая, что он не совсем уверен в Энцо, но и не собирался настаивать на этом дальше.

— Отлично. Так что мы будем делать с нашим маленьким гостем? — спросил Фрэнки, провожая меня взглядом, пока я допивал стакан бурбона.

Я не торопился пить. Потому что на самом деле у меня не было ответа на этот вопрос. Украсть Слоан Калабрези с ее собственной свадьбы казалось гениальным чертовым планом, когда я это сделал. И я должен был признать, что мысль о том, что Джузеппе и Николи мчатся по всему заливу Грешников в отчаянной попытке найти ее, доставила мне огромное удовольствие. Но реальность, в которой мы сейчас находились, заключалась в том, что у нас была девушка, запертая в подвале, за которой нужно было постоянно следить, не говоря уже о каком-то уровне заботы, чтобы сохранить ей жизнь.

Я вздохнул, поставив свой стакан, и взгляд Фрэнки сказал, что он знает, что я просто позволил себе увлечься в церкви. Я не хочу потерять лицо. Не хочу, чтобы это было еще одним провалом. Так что теперь я должен был выполнить этот план.

— На данный момент у нас есть Калабрези, которые гадят, плачут и не могут заснуть из-за своей пропавшей принцессы, — сказал я. — Поэтому мы позволим им повозиться несколько дней, пока папа не вернется из поездки. Пусть он решит что делать дальше.

Лицо Фрэнки расплылось в улыбке при этом предложении. Он всегда был папиным сынком. Ему гораздо больше нравилось, когда инструкции исходили от ответственного человека, и хотя это иногда меня раздражало, в данном случае мне пришлось с ним согласиться. Потому что взять Слоан в заложники было несложно. Решить, что с ней лучше делать, было немного сложнее.

Я взглянул на свою окровавленную одежду и решил принять душ.

— Ты можешь приготовить нам что-нибудь поесть? — спросил я Фрэнки, направляясь к двери. Быть водителем-беглецом было намного лучше, с учётом, что он был единственным из нас, кто не истекал кровью по всему паркетному полу.

— Конечно. Я приготовлю несколько бутербродов, — предложил он, следуя за мной из комнаты, прежде чем отправиться на кухню. Бутерброды были лучшим из того, что любой из нас мог приготовить, а ближайший город был чертовски далеко, чтобы заказывать еду на вынос. Я бы, наверное, пошел за едой, которую мы могли бы разогреть завтра, иначе нам пришлось бы целыми днями есть бутерброды и нездоровую пищу.

Я поднялся по изогнутой лестнице в коридоре на второй этаж, прошел по обшитому деревянными панелями балкону в главную спальню в дальнем конце прохода. Я прошел через нее в огромную ванную комнату, снял свои испорченные штаны и шагнул прямо в поток горячей воды в душе.

Грязь и кровь закружились в канализации, когда я запрокинул голову и расслабился.

Медленная улыбка расползлась по моему лицу, пока я стоял там.

Слоан Калабрези опозорила мое имя, когда мне не удалось убить ее много лет назад. Но теперь, я собираюсь стереть это воспоминание из памяти каждого.

Я делал все правильно, сравнивая счет. И на этот раз я сделаю все возможное, чтобы сохранить свою репутацию безупречной.


Я открыла все проклятые винные бутылки в подвале и вылила на пол вместо того, чтобы разбить. Я не собиралась привлекать к себе внимание Ромеро, пока мой план не будет готов. Во-первых, я должна была сделать это место негостеприимным, чтобы они не могли оставить меня здесь, даже если бы захотели. Это была авантюра, но моя жизнь стоила риска, даже если последствия этого ужасали меня.

А если меня накажут?

Что, если они решат, что я не стою хлопот, и всадят мне пулю между глаз?

Я не могла себе позволить зацикливаться на этих мыслях. Я должна была что-то попробовать, я не могла просто лечь и принять это, потому что этот вариант наверняка привел бы к моей смерти.

Я нашла штопор на одной из полок, и мне потребовался почти час, чтобы осушить каждую бутылку. Затем я принялась за бочки, открывая клапаны и позволяя им литься рекой крови, омывая мои ноги, когда она разливалась повсюду.

Когда работа была сделана, я схватила две бутылки, которые сохранила, и сунула штопор за платье.

Я воспользовалась моментом, чтобы избавиться от страха, прожигающего меня, и, хотя это не сработало полностью, это дало мне достаточно сил, чтобы продолжать идти.

Просто сделай это, Слоан.

Будь храброй.

Со всей силы я швырнула бутылку в стену, и раздался громкий грохот, повсюду разлетелись осколки стекла. Затем я закричала о помощи, как будто мне было больно, выключила свет и нырнула в щель под лестницей. Надеревянных ступенях не было перил, так что я могла пробежать мимо любого ублюдка, который придет, чтобы найти меня. Это было безрассудно, безумно, и мое сердце сбивалось с ритма, когда я наконец привела свой план в действие. Но я должна была попробовать. Я не могла сдаться.

Дверь распахнулась, и прямоугольное пятно света осветило ступеньки.

— Что, черт возьми, здесь происходит?

Это был гулкий голос Энцо, и он сбежал вниз по лестнице, мускулистый, покрытый татуировками бицепс правой руки был перевязан бинтом.

— Merda santa! — выругался он, включая свет.

Перевод: Дерьмо.

С приливом адреналина я поднялась на ступеньки, крепко держа бутылку с вином и замахнулась. Раздался глухой звук удара и Энцо рухнул в лужу с вином лицом вперед. Бутылка выскользнула из моих пальцев, но я не стала тратить время, чтобы поймать ее. Я взбежала по лестнице, оставляя за собой следы вина, которое впиталось в подол моего платья. Мои ноги были босыми, что позволяло мне бесшумно передвигаться. Когда я добралась до зала, надежда засияла во мне, словно солнечные лучи.

Я подбежала к двери, отперла защелки неуклюжими пальцами, затем рывком открыла ее и вывалилась наружу.

Великолепный свежий воздух наполнил мои легкие. Я бросилась вперед, не имея никакого плана, кроме как бежать за своей жизнью и искать помощи. Я добралась до первой ступеньки крыльца, когда сзади меня стиснули сильные руки, и мой живот скрутило от ужаса.

Я кричала заходившему солнцу, низко висевшему в небе, молясь, чтобы мой голос донесся до кого-нибудь, до кого угодно . Шум отразился эхом от гор и был прерван, когда Рокко захлопнул дверь, развернул меня и прижал к ней спиной.

— Ты хочешь умереть там, в снегу, принцесса? Потому что это то, что произойдет, если ты убежишь в пустыню. Либо так, либо волки доберутся до тебя.

Я плюнула ему в лицо, и он рассмеялся, потирая щеку.

— Спасибо за бесплатную чистку лица.

— Псих! — Я зарычала, и он засмеялся еще громче.

Я изо всех сил пыталась вырваться из его хватки, но это было бесполезно. Он потащил меня обратно через холл к подвалу, затем остановился наверху лестницы, притянув меня к своему бедру.

— Блядь! — взревел он, увидев лежащего на полу Энцо в дюйме вина. Он изо всех сил пытался встать, казался пьяным, и во мне вспыхнуло разочарование, что он не умер.

Я царапала и царапала руку Рокко, и он крепко схватил меня за подбородок, заставив меня замереть в страхе.

— Хватит, — скомандовал он, его угловатое лицо выглядело резким и неумолимым, когда он нахмурился. — Ты не сможешь победить.

Он повернулся, и я заметила Фрэнки, идущего к подвалу и бросившего на меня мрачный взгляд, который я прочувствовала до костей. Если у него и были какие-то сомнения по поводу того, чтобы оставить меня здесь, то они испарились при виде его брата у подножия лестницы в подвал. Он поспешил вниз, чтобы помочь Энцо, и я боялась того, что должно было случиться со мной в наказание за это.

Взгляд Рокко скользнул вниз, к вину, капающему с моего платья, и он низко зарычал.

— Что мне с тобой делать, хм?

Он не стал дожидаться ответа и потащил меня к лестнице. Я споткнулась, чуть не упав, но его хватка была слишком крепкой, чтобы мои колени коснулись земли.

Он развернул меня на лестничной площадке, потянув за собой, и я уперлась босыми ногами в половицы, пытаясь остановить его, но продолжала скользить из за вина, которое сочилось из моего платья. Мой взгляд упал на дверь впереди, и я увидела спальню за ней. Страх, какого я никогда раньше не знала, овладел мной, и я снова начала кричать, борясь с его хваткой, но он продолжал тянуть меня за собой. Я использовала все приемы, которым меня научил Ройс, но ни один из них не превзошел чистую силу. Я была бессильна остановить его и боялась, что он приведет меня в ту комнату.

Я лучше умру, чем это.

В последнюю секунду он резко свернул в ванную и ногой захлопнул дверь. Мое облегчение от того, что я не пойду в спальню, было недолгим, когда он толкнул меня вперед, отпустив мою руку. Вино оставило красное пятно на белом коврике подо мной, когда я зарылась пальцами ног в пушистый материал.

Он достал раскладной нож и с громким щелчком открыл его. Адреналин струился по моим венам. Я вытащила штопор из под платья и направила на него трясущейся рукой, хотя знала, что это глупо и бесполезно.

Рокко мрачно улыбнулся, затем бросился на меня, выхватил штопор у меня из рук, резко развернул и сунул нож мне за спину. Ледяное лезвие поцеловало мою кожу и одним резким движением сверху вниз разрезало ткань, затем он дернул платье вниз, обнажив мое белое свадебное белье. Я задохнулась, когда его рука сомкнулась вокруг моей, так что я не могла убежать. Его дыхание прокатилось по моему голому плечу, и дрожь пробежала по моей спине в ответ.

Я попыталась прикрыться, когда он вытащил меня из остатков платья вокруг моих ног. Я пошатнулась и оттолкнула этого мудака, пытаясь прикрыть грудь одной рукой, удерживая его на расстоянии другой.

— Иди в душ, сейчас же. — Он указал ножом. — И если у тебя возникнут мысли об использовании против меня каких-либо средств для ванной, ты пожалеешь об этом.

Я кивнула, ненавидя то, что должна подчиниться, но, по крайней мере, он не отрезал остатки моей одежды. И я надеялась, что это означает, что он не станет приставать ко мне. Если все таки будет, то Ройс научил меня нескольким трюкам, которые могли дать мне шанс сбежать. Но в этом доме мне казалось, что я далеко не уйду, Ромеро выследит меня.

Дрожащими пальцами я открыла дверь душа, затем оглянулась и обнаружила, что он наблюдает за мной и не собирается уходить.

— Ты не можешь подождать снаружи? — спросила я со всем спокойствием, на которое была способна.

— Нет, — просто ответил он. — Включи душ в следующие две секунды, или ты его не получишь.

Я стиснула зубы, глядя на него еще мгновение, прежде чем войти в душ и включить горячую воду. Она обжигала мою замерзшую кожу, и мне пришлось встать под поток, чтобы быстрее привыкнуть к температуре. И когда я это сделала, это было безумно ценно прямо сейчас. Всего за пару часов в морозильном подвале мои кости заледенели, и я, наконец, по-тихонько оттаивала.

Я вздохнула, прислонив руку к стене, и позволила воде стекать по спине и впитываться в мои волосы. Я не знала, что будет дальше, но надеялась, что разрушенный подвал означает, что я не вернусь туда. Быть вне этого места даже близко не было свободой, но это было хоть что-то.

— Выходи. Сейчас же, — скомандовал Рокко, и я выключила воду. У меня по коже бегают мурашки страха, когда этот зверь наблюдает за мной.

Мое голое тело видел только один мужчина. Парень из Италии, который мог бы опорочить мое имя, если бы кто-нибудь узнал о нем. Я рискнула с ним ради свободы. Я не хотела хранить свою девственность, как драгоценный цветок, я хотела сделать свой собственный выбор, когда дело касалось моего тела. Выбор, который я вряд ли получу, когда вернусь домой в Америку.

По иронии судьбы у меня вообще не осталось выбора. Всю свою жизнь я чувствовала себя узником, и теперь знала, каково это на самом деле быть связанной и закованной в цепи. Искушала ли я судьбу всеми своими мыслями о том, чтобы быть пленницей?

Рокко бросил мне пушистое белое полотенце, и я закуталась в него, мои мокрые волосы свисали на плечи.

— Обсыхай. Не делай глупостей. — Рокко вышел за дверь, и я прокляла его имя. Если он решил оставить меня здесь одну, он мог бы сделать это до того, как я приму чертов душ.

Дверь захлопнулась, и в замке звякнул ключ.

Я сразу же бросилась к окну. Оно было покрыто инеем и было достаточно маленьким, но, может быть, я смогу пролезть. Хотя я не знала, что может быть за ним. Мы были на втором этаже.

Я вскочила на сиденье унитаза, мои пальцы дрожали, когда я повернула защелку и широко раздвинула ее. Я высунула голову и ледяной ветер обрушился на меня, мой желудок скрутило при виде обрыва внизу. Но под окном был уступ, а за ним крыша крыльца. Я смогла бы это сделать.

Шаги загрохотали по коридору, и я закрыла окно, спрыгнув с унитаза с паникой в сердце, схватила еще одно полотенце, чтобы начать сушить волосы. Мой пульс бешено колотился, когда Рокко снова вошел в комнату, его оценивающий взгляд окинул меня. Что-то в нем было таким проницательным, как будто он мог заглянуть под мою кожу и раскрыть мои самые темные секреты.

Он бросил мне под ноги большую черную футболку вместе с парой белых трусов-боксеров. Я посмотрела на них, сморщив нос, и снова подняла взгляд, увидев его ухмыляющимся.

— Если ты не хочешь оставаться в этом мокром нижнем белье, которое, кстати, становится полностью прозрачным когда намокает, я предлагаю тебе надеть эту одежду.

Мой рот открылся, и я в ужасе уставилась на него.

— Ты смотрел, — упрекнула я.

— Было трудно не заметить твои острые соски, один из них чуть не выбил мне глаз. Он ухмыльнулся, как волк, и я сердито посмотрела на него.

— Дай мне переодеться, — потребовала я, крепче прижимая полотенце к груди.

У меня нет острых сосков.

— Никто не говорит Ромеро, что делать. Тем более Калабрези. Так что я буду стоять прямо здесь.

— Как извращенец, — пробормотала я, и его глаза вспыхнули ненавистью.

— Как будто я могу хотеть дочь моего заклятого врага. Ты противна меня.

Его слова были острые, словно нож, но я надеюсь, что они были правдой, я не хочу, чтобы этот человек или любой из его братьев тронул меня хоть пальцем.

Я повернулась, натянув полотенце вверх на плечи, чтобы прикрыться, а затем стянула кружевные трусики. Когда я надевала их этим утром, я представляла себе, что буду лежать под тяжестью мускулистого тела Николи, и отдаваться ему как его жена. Мысль была какой-то пугающей. У меня едва хватило времени привыкнуть к мысли, что он мой муж, и я очень нервничала из-за того, что он ожидает в нашу брачную ночь. И хотя я смирилась с такой участью, я никогда не хотела, чтобы за меня делали такой выбор. Но сейчас я бы согласна на брачное ложе в любой день.

Глупая Слоан, ты променяла жалкую жизнь на еще худшую.

Из лифчика было труднее вылезти, и, клянусь, Рокко смеялся надо мной себе под нос, пока я пыталась скрыть свое тело от него. Это было глупо, потому что он уже видел все сквозь нижнее белье, но без моего согласия. Я не хотела, чтобы его глаза рыскали по моему телу. Он не заслужил смотреть на меня.

Я отбросила лифчик в сторону с легким трепетом от достижения, прежде чем обернуть полотенце вокруг себя и, повернувшись, увидеть, что Рокко держит футболку в руке.

— Ты не торопишься, принцесса. Это не спа-курорт.

— О, я, должно быть, забрела не в тот особняк, я думала, что это пятизвездочный отель. Тогда я просто уйду.

Его брови чуть-чуть приподнялись, а уголок рта дернулся. Прошло мгновение напряженного молчания. Я мысленно отметила, что у моего похитителя было чувство юмора, и подумала, смогу ли я использовать это в своих интересах.

Он кинулся на меня так быстро, что я не успела отступить и на два шага, его руки сомкнулись вокруг меня. Он сорвал с меня полотенце, и я закричала за полсекунды до того, как он надел на меня футболку через голову, оставив под ней мои руки. Он наклонился, приподняв одну из моих лодыжек, и я успела протолкнуть руки в рукава футболки, а затем вцепилась в раковину для равновесия. Мой взгляд упал на латунный держатель для зубных щеток. Не похоже, чтобы это может нанести большой ущерб, но я, черт возьми, попробую. Когда Рокко протолкнул мою ногу в дыру в трусах, я разбила держатель о его голову с вызывающим воплем.

Он зарычал в гневе, уронив мою ногу и подняв другую, протолкнул ее в белье, не реагируя на то, что я сделала. Он быстро встал, натянув трусы на мою задницу и приподняв футболку до бедер. Они были слишком велики, хотя эластичная резинка на талии удерживала их на месте, но боже , чьи они?

Горячие пальцы Рокко задержались на внешней стороне моих бедер, когда он с насмешкой наклонился к моему лицу.

— Если ты снова будешь драться со мной, ты не получишь одежду.

У меня в горле образовался ком, и я кивнула, пытаясь проглотить его.

Он схватил меня за запястье и потащил из комнаты. Страх пронзил меня, когда он повел меня вниз, и вздох облегчения сорвался с моих губ, когда он оттащил меня от двери подвала. Он провел меня на огромную кухню с островком с мраморной столешницей в центре.

Энцо сидел на табурете, прижимая к затылку пакет с замороженным горошком, его глаза сузились, глядя на меня.

— Фрэнки убирает в подвале, — сказал он мне с кривой улыбкой. — Пройдет немного времени, и ты сможешь вернуться туда. Может быть, на этот раз мы закроем дверь и выбросим ключ. У крыс будет праздник.

Моя кровь застыла в жилах, и я инстинктивно сделала шаг назад, тут же пожалев об этом, и врезалась в твердую грудь Рокко. Он подтолкнул меня к стулу рядом с Энцо. Я не хотела садиться с ним, но Рокко не оставил мне выбора, приподняв меня и швырнув на стул.

— Если она двинется, стреляй в нее, — приказал он Энцо, и его брат усмехнулся.

— С удовольствием.

Бутерброд стоял в центре острова, и мой желудок невольно заурчал. Я ничего не ела сегодня и, должно быть, сожгла бессчетное количество калорий только на одном адреналине.

Я отвела взгляд от него, вместо этого устремив взгляд на окно. Вдалеке стояла гора, и я обыскивала каждый ее дюйм в поисках домов, полосы дыма, любого признака того, что там кто-то жил. Если бы у меня снова появился шанс сбежать, мне нужно было знать, в каком направлении двигаться.

Энцо положил горох на стол, затем снял с бедра огромный охотничий нож, небрежно любуясь им, как будто он не угрожал мне. Но было ясно, что он намекает на угрозу.

Рокко приготовил кофе, и его запах донесся до меня, когда он наполнял свою кружку из автомата.

Я выдержала целых десять минут, наблюдая, как Рокко выпивает половину чашки кофе, прежде чем вылить остаток в раковину. Я так хотела пить, что могла бы проглотить галлон воды за один раз.

Наконец появился Фрэнки со шваброй и ведром, и его хмурый взгляд упал на меня.

— Все закончено. Ты дорого обошлась нашему отцу из за вина.

— Она заплатит за это, когда он приедет, — взволнованно сказал Энцо, и у меня по спине пробежали мурашки.

Мне нужно было уйти отсюда до того, как он появится. Имя Мартелло Ромеро в нашей семье было проклятием. И я не хотела встречаться лицом к лицу с человеком, который произвел на свет этих трех безжалостных мальчишек.

— Ты должна поесть, — сказал Фрэнки, подходя к острову и пододвигая сэндвич ко мне. Страшного блеска в его глазах больше не было, и я надеялась, что это означало, что он пережил то, что я сделал с его братом.

Мой взгляд упал на бутерброд. Это было похоже на сырный салат, но неважно, что это было, я отчаянно нуждалась в нем.

Фрэнки ободряюще кивнул, и я пододвинула тарелку к себе, взяв один из треугольников. Я поднесла его ко рту, но прежде чем мои зубы сомкнулись вокруг него, Рокко выбил его из моей руки. Я моргнула от удивления, а потом вздрогнула, когда тарелка и остальная часть бутерброда последовали на пол еще одним взмахом его ладони.

— Если принцесса голодна, она может есть, как прикованная собака.

Он прошел через комнату, залез в шкаф и что-то достал. Я не могла видеть, что он делает, но неприятный запах достиг моего носа, и через секунду он швырнул мне под нос металлическую миску с собачьим кормом.

Я в ужасе вздохнула и, подняв глаза, увидела, что он ухмыляется, как будто это была самая забавная вещь, которую он когда-либо видел.

— Свинья, — прошипела я, отталкивая миску, но он решительно поставил ее обратно.

— Пора возвращаться в свою клетку, щенок. — Он схватил меня за руку, держа в другой руке собачью миску, и я закричала, когда он потащил меня к двери подвала в холле.

— Нет! — Я закричала, пытаясь вывернуть свое запястье из его хватки, но это причиняло мне только боль, поскольку его рука не поддавалась. Он потащил меня вниз по лестнице так быстро, что я чуть не упала, и когда мы спустились, я была в ужасе от увиденного.

Винный стеллаж был придвинут к одной из стен, пол вокруг него все еще блестел от остатков вина. К нему были прикреплены цепь и замок.

Я в панике покачала головой, зная, что, как только меня свяжут, я никогда не выберусь отсюда.

Я повернулась к Рокко, ударив его ладонью по челюсти с такой силой, что он откинул голову назад, и адреналин разлился по моим венам.

Он зарычал, схватил меня за другое запястье и заставил двигаться дальше. Я ударила его ногой по голени, и хотела нанести удар по яйцам, но он был слишком быстр, развернул меня и толкнул на колени перед стойкой. Он уронил собачий корм и миска с лязгом упала на землю, когда он навалился на меня.

Я яростно сопротивлялась, но он использовал свои колени, чтобы прижать меня к земле, связав мои запястья вместе, а затем приковав их цепью к стойке. Я подалась вперед и вонзила зубы ему в плечо, но он только рассмеялся, как будто ему это нравилось.

— Сволочь! — Я сплюнула, когда замок встал на место, и он поднялся с довольным видом. Он пнул миску с собачьим кормом в мою сторону, потянулся к плечу и посмотрел на пальцы, мокрые от крови.

— Что я говорил насчёт драк и сопротивления? — спросил он убийственным тоном.

Я прижала ноги к груди, отчаяние захлестнуло меня, когда я представила, как он оставит меня здесь голой и прикованной к цепи. Я стиснула зубы, отказываясь давать ему ответ.

— Давай, — промурлыкал он. — Я знаю, что этот рот не только кусает. Тебе понравился вкус моей крови, маленький вампир?

Я держала рот на замке, отказываясь попасться на его приманку.

Он наклонился к моему лицу с ухмылкой и безумным блеском в глазах.

— Ответь мне, и я не буду тебя наказывать.

Мое горло сжалось от серьезности в его словах. Я не хотела злить этого быка-человека. Но он не сказал, что я должна отвечать красиво.

— У тебя очень вкусный вкус, дай мне нож, чтобы я могла попробовать еще. — Я пристально смотрела ему в глаза, отказываясь вздрогнуть.

Его лицо скривилось в ухмылке, которая была наполовину маньячной, наполовину клоунской.

— Похоже, у тебя достаточно сил, чтобы я мог сломать тебя.

Он направился к лестнице, взбежал по ней и выключил свет. Холод пробежал по мне от того, что я осталась одна в темноте.

— Ешь, принцесса, или тебе придется делиться с крысами.


Проснувшись, я застонал, боль в теле напомнила мне о том, сколько раз во время нашей вчерашней драки меня ударил кулаками-молотами Николи Витоли. Не говоря уже о ранах, которые его невеста нанесла мне.

Я скатился с постели, дрожь пробежала по моей обнаженной груди от холодного воздуха, витавшего в комнате. Я схватил пару спортивных штанов со стула рядом с кроватью и натянул их, взглянув на часы. Было половина девятого, так что я предположил, что Энцо еще не встал, но Фрэнки мог.

Я не задернул шторы и вид из окна показывал густой иней и новый тонкий слой снега, покрывающий землю. Все сверкало и мерцало силой зимы, и я медленно вздохнул, глядя на это, позволяя красоте и атмосфере окутать меня. Я всегда чувствовал себя спокойнее, когда мы останавливались здесь, вдали от городской суеты и давления семейного бизнеса.

Я быстро почистил зубы в ванной и вышел на балкон, который примыкал к этой комнате, прежде чем спуститься по винтовой лестнице на нижний этаж гостиной.

Огонь потух, но в решетке осталось несколько углей, и я пошевелил их кочергой, прежде чем добавить к ним немного растопки и несколько новых поленьев, чтобы снова разжечь пламя и согреть это место. У нас работало центральное отопление, но ничто так не могло изгнать холод в этом доме, как хороший огонь после наступления зимы.

Я зевнул и вышел в коридор, направляясь на кухню и жалея, что не надел рубашку.

Я протиснулся на кухню и обнаружил, что Фрэнки намазывает маслом кусочек тоста, который я тут же выхватил из его рук.

— Stronzo, — выругался он, когда я с широкой улыбкой откусил его завтрак. — Это было даже не для меня, — добавил он.

Перевод: Мудак.

— Ой, ты собирался принести мне завтрак в постель, Белла? — дразнил я.

— Нет, идиот, у нас теперь гостья, и благодаря тебе она не ела больше суток.

— Я накормил ее ужином, — пошутил я, задаваясь вопросом, как долго эта собачья еда будет оставаться несъеденной, если я не предоставлю ей никаких других вариантов.

— Ну, теперь ты можешь перестать быть таким ослом и дать ей что-нибудь съедобное. Если только ты не хочешь, чтобы она умерла от голода, а мы потеряли рычаги воздействия на ее отца? — Фрэнки одарил меня осуждающим взглядом, и я закатил глаза.

— Отлично. Давай покормим принцессу, — согласился я со вздохом, как будто сама мысль об этом беспокоила меня. Хотя, если честно, он был прав.

Я приготовил себе кофе, пока Фрэнки готовил для нее еще тост, и я посмотрел на подъездную аллею, где с неба лениво падали еще несколько снежинок.

— Вот, — сказал Фрэнки, я повернулся и увидел, что он держит тарелку с двумя ломтиками тостов и пластиковую спортивную бутылку с водой.

— Почему я спускаюсь туда?—

— Потому что ты тот идиот, который ее похитил, — категорически ответил он. — А ты знаешь, что папа всегда говорил о том, чтобы привозить бездомных домой. Если ты хочешь сохранить его, ты должен его кормить. И убирать за ним. Так что тебе, наверное, также стоит проверить ее ведро.

Я закатил глаза и взял у него еду и воду, прежде чем выйти в холл.

Открыл подвал и широко распахнул дверь, поток холодного воздуха окутал меня еще до того, как я спустился туда.

Я включил свет и пошел вниз по лестнице небрежным шагом, мои ноги тяжело стучали по деревянным ступеням, а холод обволакивал меня, заставляя руки покрываться мурашками.

Я замер у подножия лестницы и заметил ее, сгорбившуюся в углу рядом с винным стеллажом, к которому я приковал ее цепью, ее руки обхватили ноги, а дрожь сотрясала ее тело. Ее широко распахнутые глаза упали на меня, и ее челюсть сжалась, когда она заставила себя поднять подбородок в вызывающем жесте.

Здесь было чертовски холодно. Например, если взять свои яйца и окунуть их в сухой лед, пока не послышится, как они лопнут.

Блядь.

Я двинулся к нашей маленькой пленнице небрежным шагом, и она с трудом сдерживала стук зубов. Ее губы были синими, и она выглядела на грани переохлаждения. Подвал явно был ужасной чертовой идеей. Не то, чтобы я признался ей в этом.

— Доброе утро, принцесса, — сказала я небрежно, как будто мы только что столкнулись на позднем завтраке в каком-то шикарном городском ресторане.

Ненависть в ее глазах ожесточилась, но она не соизволила ответить. Или, может быть, она не могла перестать стучать зубами, чтобы сказать хоть слово.

— Я принес завтрак, — сказал я, махнув ей тарелкой с тостами. — Если предположить, что ты еще не слишком сыта после ужина?

Ее хмурый взгляд стал еще серьезнее, и я взглянул на нетронутый собачий корм на полу.

— Идите на хуй, — прошипела она, изо всех сил борясь с дрожью. Честно говоря, я был весьма впечатлен тем, что она пережила эту ночь. Здесь было так же холодно, как в чертовой Антарктиде.

— Спасибо за предложение, Белла, но я скорее отрежу свой член, чем засуну его в Калабрези. Так ты будешь есть или что? — Я взял кусок тоста с тарелки и протянул перед ней, так чтобы она встала на коленях передо мной.

— Я н-могу прокормить себя, — прорычала она.

Я улыбнулся, как самый честный мудак, каким я и был, и поднял кусок тоста так, чтобы она не могла до него дотянуться, когда она попыталась отобрать его у меня.

— Нет, нет, — сказал я. — Ты моя маленькая собачка. И я буду кормить тебя, как хорошую маленькую собачку.

Я снова поднес ломтик тоста к ее полным губам, и ее сердитый взгляд был настолько ядовитым, что я не мог не рассмеяться.

— Ешь по-моему, или снова будешь голодать, — сказал я, отступая на шаг.

— Подожди! — ее взгляд был обращен на еду, а гордость испарилась перед лицом голода.

Я жестоко ухмыльнулся ей, когда снова произнёс условие.

— Тогда открой рот, милая.

Слоан еще мгновение смотрела на меня, прежде чем открыть рот.

Я подошел ближе, глядя на нее, стоящую на коленях в моей футболке, с жадно приоткрытыми пухлыми губами, и мой член дернулся от мыслей, которые я действительно не хотел связывать с Калабрези. Но, черт возьми, она выглядела так горячо. Мои пальцы покалывало от желания схватить ее за волосы и вогнать всю длину в ее рот.

Я прогнал эти мысли с раздраженным ворчанием и сунул тост между ее губ. Она сделала дикий укус, и я порадовался, что это был не мой член, и продолжил кормить ее, возвышаясь над ней.

Когда она съела последний кусочек, я протянул руку и провел большим пальцем по ее полным губам, стряхивая с них крошки и наслаждаясь их ощущением на моей коже. Черт, с этой девчонкой будут проблемы, если я позволю себе и дальше так о ней думать.

— Увидимся во время обеда, — сказал я, ставя бутылку с водой рядом с ней и отворачиваясь.

— Нет! П-пожалуйста! — крикнула она мне вдогонку, и отчаянный тон ее голоса наполнил меня искривленным удовлетворением.

— Что? — спросил я, оглядываясь на нее с таким же интересом, как если бы я читал свой гороскоп.

— Ты н-не можешь оставить м-меня внизу, з-здесь. Я с-собираюсь з-замёрзнуть.

Она снова посмотрела на меня своими большими глазами, и какой-то лживый маленький укол глубоко внутри меня неуютно извивался от отчаяния в ее взгляде. Я отмахнулся от этого и осмотрелся вокруг, холодные и сырые окрестности, как будто я не мог понять, в чем проблема.

— Что ж, постарайся этого не делать, — небрежно сказал я. — Если ты умрешь до того, как мы будем готовы, от тебя теперь не будет толку шантажировать папу, не так ли?

Ее губы приоткрылись от ужаса, когда я повернулся и побежал вверх по лестнице, снова выключив свет и погрузив ее во тьму.

Мягкий всхлип страха донесся до меня как раз перед тем, как я закрыл дверь, и этот сочувствующий мудак, которого я думал, что только что убил, снова поднял свою разбитую голову.

Чёрт возьми.

Я вернулся в гостиную и обнаружил, что Фрэнки и Энцо завтракают у камина.

— Что случилось, брателло? — спросил Фрэнки, когда я зашел в комнату и встал перед камином, чтобы согреться. Холод подвала прилип ко мне, как прикосновение замерзших пальцев, а я пробыл там всего десять минут.

— Наша пленница умрет, если мы оставим ее в этом чертовом подвале, — мрачно сказал я. — Не удивлюсь, если у нее уже переохлаждение.

— Дерьмо, — ответил Фрэнки, ставя кофе на стол.

— Хорошо, — вмешался Энцо. — Она все равно обуза. Я говорю, что мы позволим ей умереть, а затем бросим ее в лес на съедение волкам… после того, как мы отрежем палец ее папе, конечно.

— Прекрати это дерьмо с пальцами, — рявкнул я. — Но если мы не придумаем для нее в ближайшее время альтернативный план, они все равно могут отморозиться.

— Что ж, тогда ей придется подняться в дом, — сказал Фрэнки так, будто это было чертовски просто.

— Мы никак не можем держать ее в доме взаперти, в каждой комнате есть окна со старыми дерьмовыми защелками. Она сбежит, как только мы заснем, — сказал я, в отчаянии потирая лицо ладонью.

— Значит, мы спим посменно и наблюдаем за ней, — предложил Фрэнки.

— Ты же знаешь, что я не ложусь спать поздно, — перебил Энцо. — А если я засну, а она убежит?

Я раздраженно вздохнул.

— Тогда нам придется приковать ее к кровати.

— Какая кровать? — спросил Энцо. — В этом доме все антикварное, она без особых проблем сможет ее разобрать, а если мы будем в другой комнате, то можем ее не услышать.

— Так что ты тогда предлагаешь? — спросил я, уже устав от этого разговора.

— Ей придется спать в одной постели с одним из нас, — ответил он с чертовски грязной улыбкой.

— Ты теперь превращаешься в насильника, Энцо? — Я зарычал, и он побледнел, как будто я ударил его.

— Отвали. Я не предлагаю, чтобы она была со мной. Я не тот, кто схватил ее, как призовую свинью на ярмарке, и привёз ее сюда. Так что ты застелай свою кровать, чтобы спать с ней. — Он посмотрел с насмешкой, отбрасывая свои волосы до подбородка с лица. Обычно он завязывал их в хвост, но я полагаю, что это было довольно сложно сделать, учитывая пулевое отверстие в бицепсе.

— Я не могу пустить ее в свою постель, — слабо запротестовал я, хотя сжатые челюсти Фрэнки говорили мне, что он тоже не собирается добровольно идти на это.

— Почему, черт возьми, нет, стронцо? — спросил Энцо.

— Потому что, если она будет спать в моей постели каждую ночь, она влюбится в меня, — пошутил я. — И это будет чертовски неловко, когда мне придется ее убить.

— Ты хочешь. Эта девушка скорее вырежет себе глаза, чем с любовью посмотрит в твои. — Фрэнки фыркнул от смеха.

— Пожалуйста. Я мог бы заставить ее влюбиться в меня в мгновение ока, если бы захотел. Разве ты никогда не слышал о стокгольмском синдроме? — Я скрестил руки на груди и уставился на них.

Энцо расхохотался.

— Я думаю, что он может это сделать, — сказал он, ухмыляясь Фрэнки. — Девушки всегда ведутся на его мудачество и его красивое лицо.

— У меня красивое лицо, — согласился я.

— В моей книжке у Красавицы нет щетины, — сказал Фрэнки, закатывая глаза. — Кроме того, у меня ямочки на щеках, так что если кто и милый брат, так это я.

— И это не придурок, — добавил я. — Я просто мудак.

— Принято к сведению. Девушкам почему-то это все еще нравится, — сказал Энцо, пожав плечами.

— Недостаточно, чтобы компенсировать тот факт, что он ее похитил! — раздраженно сказал Фрэнки.

— Хотите поспорить? — спросил Энцо, и я фыркнул.

— Отлично. Тысяча долларов говорит о том, что он не сможет этого сделать, — сказал Фрэнки, протягивая руку.

— Тысяча говорит, что принцесса раздвинет ноги перед ним, прежде чем мы отрежем ей хорошенькую головку, — не согласился Энцо, хлопнув Фрэнки своей ладонью и потрясая ею.

— Я думал, пари заключалось в том, что она влюбится в меня, а не трахнется со мной? — спросил я, подняв бровь. — Тысяча говорит, что она произнесет три маленьких слова и будет иметь их в виду.

— Ты думаешь, что сможешь заставить Слоан Калабрези влюбиться в тебя? — Фрэнки усмехнулся.

— Ага. И мне даже не придется много работать над этим. — Я самодовольно ухмыльнулся, когда мои братья засмеялись.

— Тогда это пари, — сказал Энцо, поднимая на меня свой кофе и осушая целую чашку.

— Верно. Тогда давайте обустроим этот дом для принцессы, ей понадобится горячая ванна, если мы хотим, чтобы она сохранила пальцы рук и ног, и кто-то должен будет отправиться в город и подобрать цепи и прочее дерьмо, чтобы держать ее в узде, — сказал я.

— Я все еще лечусь, — сказал Энцо, невинно пожав плечами.

— Отлично. Я поеду в город, — согласился Фрэнки. — Пока я там, я заберу приготовленные блюда из закусочной.

— Похоже, я купаю Калабрези, — сказал я и ухмыльнулся про себя при этой мысли. Сначала я бросил ее в ледяной подвал и чуть не дал ей умереть, теперь она увидит во мне спасителя, который вернул ее с грани смерти горячей ванной и теплой постелью.

Слоан Калабрези влюбится в меня еще до конца недели.


Лед в моих костях горел. Я не замерзала до смерти, я умирала в огненной яме, которая грызла меня изнутри.

Мое горло охрипло, а запястья натерты от того, как сильно я боролась с цепями. Я думала, что у меня будет больше времени, чтобы спланировать. Но, возможно, это было все, чего они хотели. Возможно, у них в каждом углу стояли камеры, снимающие мою смерть со всех сторон.

Сколько еще я смогу продержаться на этом холоде?

Максимум еще один день.

Я посмотрела на воду, которую принес мне Рокко, и на меня нахлынуло тяжелое осознание. Нет, они не хотели моей смерти. Вода тому подтверждение. Но тогда они, должно быть, были идиотами, потому что какой во мне прок для них, замерзшей глыбе льда в их подвале?

Может быть, корм для собак был доказательством того, что они понятия не имели, как ухаживать за живыми существами. Где-то была собака? Я точно не видела ни одну.


Я вспомнила о своем маленьком щенке Коко и подумала, хорошо ли за ним присматривают. Мой отец был бесполезен с животными, так кто же позаботится о нем, если я не вернусь домой? Он нуждался в ласке. Он нуждался во мне . И он был единственным существом, о котором я могла так сказать.

Холод начал делать со мной странные вещи. Из-за этого и бессонной ночи мои мысли затуманились, а дыхание стало поверхностным. Каждый раз, когда запах собачьего корма доносился до моего носа, желчь подступала к горлу, но ничего не выходило.

Я недостаточно сделала в своей жизни. Я не была достаточно стара, чтобы умереть.

Все, что я могла слышать, это стук зубов и лязг цепей, когда я дрожала в темноте. Я начала терять последовательность своих мыслей, цепляясь за них на секунду, прежде чем снова потерять нить. Опустилась дымка, и темнота сбила меня с толку. Я решила повторять свое имя снова и снова, единственная вещь, за которую я должна была держаться. Единственная неизменная вещь во всей моей жизни.

Я буду жить.

Я Слоан Калабрези.

И я буду жить.

Из-за шума, который производили мои зубы, я пропустила шаги на лестнице, но услышала их, когда они приблизились. Я хотела, чтобы мои глаза открылись, но они были закрыты, когда сильные руки схватили меня. Цепи освободились, и меня притянули к теплой груди, от чего я застонала от желания. Я свернулась калачиком в объятиях и стала искать голую тёплую плоть, чтобы ухватиться за нее своими ледяными пальцами.

— Черт, — прошипел он, когда я обвила руками его шею.

Мои веки отклеились сами собой, и я посмотрела на самого дьявола.

У него есть запас адского огня, так что я с радостью возьму его у него.

Он вынес меня из подвала, и даже сейчас в моих мыслях метался побег, хотя я знала, что не было никакой надежды на то, что я прямо сейчас вырвусь из рук Рокко. И мое тело так отчаянно нуждалось в тепле, что я не собиралась их покидать.

Он пронес меня через двери и длинные коридоры, пока мы не оказались в парилке. Тепло просачивалось сквозь мою кожу, но меня словно защищал ледяной барьер.

Мой взгляд скользнул по огромной ванной комнате, в центре которой стояла большая ванна на ножках. Пар поднимался от горячих камней с другой стороны, там, где стеклянные двери вели в парилку.

Рокко держал меня над ванной, и я внезапно вцепилась в него изо всех сил, пока он пытался опустить меня в нее.

— Н-нет, — выдавила я.

Он сделал паузу, хмуро глядя на меня и ожидая, пока я уточню.

Я немного знала о гипотермии из рассказов Ройса о своих армейских днях. Он находился на базе в России в течение трех лет, и несколько его сослуживцев скончались от него после того, как шторм оставил их в пустыне. Он мог загореться менее чем за час, а быстро нагреваться после этого было глупо опасно. Я не была уверена, зашла ли я так далеко или нет, но я не собиралась рисковать.

— П-полотенца, — сказала я, указывая на них. — Н-нельзя согреваться с-слишком быстро.

Рокко усадил меня на деревянную скамью, встроенную в стену рядом с парилкой, собрал полотенца и подошел ко мне. Сильный холод начал ослабевать, но я была далека от того, чтобы согреться.

Я попыталась поднять дрожащие руки, чтобы помочь, но вскоре сдалась, позволив Рокко оборачивать меня полотенцем за полотенцем. Потом он сел и посадил меня к себе на колени. Моя щека коснулась его щеки, и я жадно прижалась к ней, в тот момент меня не волновало, что он думает обо мне. Для любого, кто смотрел, это могло показаться ласковым, но я брала от этого ублюдка то, что мне было чертовски нужно. Я не собираюсь убегать отсюда в мешке для трупов, я сделаю это на своих двух ногах. Это означало, что я должна была поправиться как можно скорее.

Он продолжал молчать, и меня это устраивало, так как мой сердечный ритм, наконец, пришел в норму, и чувствительность вернулась к пальцам ног. Это заняло больше часа, может и больше, я лежала в его объятиях с закрытыми глазами, и время шло незаметно, так что я не могла быть уверена. Дрожь начала приходить вместо постоянной вибрации, и мои зубы в конце концов перестали стучать.

Время продолжало идти, но Рокко просто сидел там, пока мое тело не вернулось к жизни, тогда я указала на ванну, моя кожа стала достаточно теплой, чтобы принять ее, и он стянул с меня полотенца.

Он перенес меня, опустив в воду, и жар окутал меня, как объятия. Я вздохнула и погрузилась глубже, чуть ниже моего носа. Я наблюдала, как Рокко двинулся к краю ванны, опершись руками о край и глядя на меня.

— Лучше? — произнёс он свое первое слово за все это время, и я кивнула. — Хорошо. Мы не можем допустить, чтобы принцесса умерла сейчас, не так ли?

Я подняла подбородок, чтобы мой рот освободился от воды.

— Если ты хочешь сохранить мне жизнь, то пока что ты проделал ужасную работу.

— Ну, я ожидаю плохой отзыв на TripAdvisor. — Он ухмыльнулся, и я нахмурилась.

В дверь постучали, и секунду спустя вошел Фрэнки.

— Ты знаешь, что нет смысла стучать, если все равно войдешь? — сухо сказал Рокко.

— Да, да, — сказал Фрэнки, его взгляд упал на меня. Он нахмурился, глядя на Рокко. — Она в порядке? — спросил он, как будто я была не в состоянии ответить на этот вопрос.

— Я в порядке, — сказала я. — Помимо похищения и переохлаждения, ну и того факта, что я почти не ела больше двадцати четырех часов.

— Некоторым людям не угодишь, — сказал Рокко с новой жестокой улыбкой.

Я устремила взгляд на Фрэнки, игнорируя его брата. Он явно был добрее из них двоих, хотя я чувствовала что-то смертельно опасное в его улыбке.

— Есть шанс поесть?

— Конечно, — сказал Фрэнки, и во мне засияла надежда. — Ты также можешь одеться. Я принес тебе одежду.

Рокко выхватил сумку из его рук и заглянул в нее, бормоча что-то себе под нос.

— Наверху есть еще, — сказал Фрэнки своему брату, и я выпрямилась, приподняв брови.

— Это там, где я останусь?

О, пожалуйста, Господи, если ты когда-нибудь любил меня, позволь мне остаться наверху подальше от этого ледяного подвала.

— Ага, — сказал Рокко, бросив на меня взгляд, говорящий, что я не буду долго радоваться этому факту. — В моей комнате. Со мной.

— Нет, — тут же сказала я, чуть не задохнувшись от этого слова в ужасе. — Ни за что.

— У тебя нет выбора, — прорычал Рокко.

Я посмотрела на Фрэнки, мое сердце отчаянно колотилось в груди.

— Разве я не могу остаться с тобой? — Боже, я действительно это спрашивала? Но кто угодно был лучше Рокко, даже кровожадный Энцо.

— Либо ты со мной, либо ты снова в подвале, — прорычал Рокко, и в его голосе отчетливо прозвучала угроза. Он вернет меня туда, и как бы я ни презирала мысль о том, что мне придется провести ночь в его компании, это должно быть лучше, чем спускаться туда снова.

Я задавалась вопросом, с кем я должна вести переговоры здесь, но вариантов было не так уж и много.

— Я хочу больше свободы, — выпалила я. — Душ каждый день и человеческая еда.

Было неловко, что мне приходилось торговаться за вещи, на которые я имела право в любом случае.

Фрэнки улыбнулся.

— Окей.

— Ты не должен отвечать, — рявкнул на него Рокко, глядя на меня, и воцарилась тишина.

— Ну… я полагаю, Слоан будет вечно тебя ненавидеть, — сказал Фрэнки, пожав плечами, и Рокко, казалось, разозлился от этого еще больше.

— Вылезай из ванны, — скомандовал Рокко. — Одевайся. Можешь принимать ежедневный душ, но только так, чтобы моя постель не пахла собачьей мочой. — Он вышел из комнаты, хлопнув дверью, и Фрэнки нахмурился.

— Тебе нужна помощь? — спросил он.

Я покачала головой, и он выскользнул за дверь, оставив меня одну. Мои конечности налились свинцом, когда я выбралась из воды, сняла промокшую футболку и мужское нижнее белье, беззаботно швырнула их через комнату, прежде чем вытереться мягким полотенцем.

Я подошла к сумке, которую принес Фрэнки, и обнаружила внутри толстую белую зимнюю пижаму. Я натянула ее, затем достала пару пушистых носков со дна сумки и начала вытирать волосы полотенцем.

Мое настроение улучшилось, когда я высохла. Потому что находясь вне подвала, у меня есть возможность наблюдать за братьями, разбираться в их привычках, их слабостях. И когда я найду брешь в их броне, я буду драться за свою свободу.


***


Я смотрела в окно в гостиной. Наступила ночь, и снег падал за стеклом, ложась на подоконник.

Я провела здесь весь день, пока братья смотрели Нетфликс и ели еду на вынос из закусочной, куда ездил Фрэнки. Мне ничего не предлагали. Несмотря на мою нынешнюю компанию, мои глаза продолжали закрываться. Мое тело чувствовало слабость, и как бы я не хотела спать перед этими придурками, я знала, что мне нужно срочно отдохнуть. Хотя как я собиралась делить постель с Рокко Ромеро и вообще высыпаться, еще неизвестно.

Фрэнки отключился на диване около одиннадцати, и к полуночи моя голова болталась. Рокко внезапно поманил меня к себе пальцем через всю комнату. Я не подходила к нему, но тут увидела пиццу, лежащую на тарелке у него в руке. Облизала рот, практически пуская слюни, когда он улыбнулся мне, как будто ему нравилось иметь что-то, чем можно меня контролировать.

— Пойдем со мной наверх, и ты можешь взять это. Драться, и он идет в мусорку. Твой звонок.

Я поднялась на ноги и двинулась к нему, слишком голодная, чтобы жаловаться, и он с удовлетворением взял меня за руку и повел к лестнице, ведущей на балкон наверху.

— Веселитесь. — Энцо ухмыльнулся.

Я взглянула на левую руку Рокко, держащего тарелку, гадая, есть ли у этого придурка жена, но в последнее время я не слышала ни о каких свадьбах Ромеро.

— На что ты смотришь? — прорычал он, когда мы поднялись на балкон.

— Мне просто интересно, не прячется ли где-нибудь здесь забитая домохозяйка, как испуганная мышь. Похоже, тебе нравятся женщины в цепях.

— Мне нравятся Калабрези, прикованные цепью и просящие милостыню у моих ног. Но женщины, как правило, сами умоляют меня связать их.

Я цокнула, но искра в его взгляде не исчезла.

— У тебя, вероятно, есть только одно приятное воспоминание о мужчине, за которое можно держаться, не так ли, принцесса? Бьюсь об заклад, твой Николи держал тебя милой и девственной ради его члена размером с горошину.

Я сердито посмотрела на него. Я не собиралась его исправлять. Он не имел права ни на один из моих секретов, особенно на самый сокровенный.

— О каком мужчине ты тогда говоришь?

— О себе, — сказал он, ухмыляясь, как будто знал, что это правда. Чего точно не было. — Держу пари, ночь за ночью ты видела меня во сне, видела себя подо мной в той машине.

— Когда ты пытался менязадушить? — Я с отвращением усмехнулась, когда он вел меня по коридору мимо ряда дверей.

— Некоторым женщинам это нравится.

Кислота забурлила в моей крови и скользнула во все уголки моего тела.

— Ты пытался меня убить. Единственные сны о тебе, которые у меня когда-либо были, связаны с тем, что я нажимаю на курок.

— Странно себя трогать, — размышлял он, на его лице все еще была та же постоянная ухмылка.

— Я не трогаю..

Он перебил меня:

— Не нужно стыдиться, принцесса. Я так действую на женщин.

— Единственный эффект, который ты на меня оказываешь, — это мурашки по коже.

— Ползти от желания, — поддразнил он, и я закатила глаза.

Мудак.

Рокко издал мрачный смешок, когда мы подошли к комнате, и он втолкнул меня внутрь, по-прежнему скрывая от меня эти божественные кусочки пиццы.

Он пинком закрыл за нами дверь, и мое сердце остановилось, когда я внезапно оказалась в спальне наедине с ним. У основания двуспальной кровати был расстелен мягкий белый ковер. Большое окно было обрамлено тяжелыми красными шторами, за ним был балкон, а по краям комнаты стояла антикварная мебель. Дверь в дальнем конце комнаты давала возможность увидеть ванную комнату, а это означало, что Рокко не придется оставлять меня одну в любой момент ночи.

Большая картина оленя висела у изголовья кровати в лесной сцене, выражение у животного было настороженным, как будто охотник с ружьем сидел вне поля зрения.

Я знаю это чувство.

Мой взгляд упал на толстое одеяло, свернутое на изголовье кровати, и у меня сжалось сердце, когда я заметила там пару наручников.

Раздался щелчок, когда Рокко запер дверь, затем прошел мимо меня, поставил тарелку на кровать и снял наручники.

Я попятилась, страх лизнул мою спину, когда я отступила к двери.

— Если будешь хорошо себя вести, можешь есть без наручников.

Я внезапно перестала чувствовать себя такой голодной, но я знала, что мне нужна энергия, если у меня когда-нибудь снова появится шанс сбежать отсюда.

Я осторожно двинулась вперед, его проницательные глаза следили за мной, когда я взяла тарелку и направилась к столу в другом конце комнаты, чтобы съесть пиццу в относительном спокойствии. Повернувшись к нему спиной, рухнула в плюшевое кресло и за несколько укусов проглотила кусок.

Когда я снова посмотрела на Рокко, он стягивал с себя рубашку, и мой взгляд зацепился за порезанные мышцы его туловища, твёрдые и напряжённые. Мой взгляд скользнул по старому шраму от пулевого ранения на его правом плече и татуировкам на груди. Два пистолета скрестились в центре его груди, а вокруг них раскинулась сеть увядших роз. Среди цветов были имена Энцо, Фрэнки и Анджело. Я нахмурилась, не зная, кто был последним. Я не знала ни одного Ромеро с таким именем.

Рокко потянулся к пряжке своего ремня, его взгляд встретился с моим, когда он сбросил рубашку, и, как назло, мои щеки обдало жаром.

Я отвела взгляд и доела пиццу, мое колено тревожно подпрыгивало, когда я думала о том, что окажусь с ним в одной постели. Я не доверяла ему ни капельки.

Что, если он прикоснется ко мне против моей воли?

У меня перехватило горло, и на секунду я подумала, что пицца может выйти наружу.

На меня упала тень, и я взглянул на Рокко в одних боксерах, его глаза блестели, когда он держал наручники в руках.

— Меня не нужно связывать. Я не буду убегать.

Ложь .

Как только я почувствую себя достаточно сильной, чтобы снова попытаться сбежать, я это сделаю.

Он проигнорировал меня, схватил за руку и рывком поднял на ноги. Он потянул меня к кровати, и я в тревоге оттолкнулась от него, его огромное тело зажало меня.

— Подожди, подожди секунду! — Я заплакала, но он не послушал. Швырнул меня на кровать, надев наручник на мое правое запястье, а другой застёжкой прикрепил к стойке кровати. Я немедленно потянула, но он был чертовски тугим, и впивался в кожу.

Рокко наклонился прямо надо мной, так близко, что я не могла дышать, запах сосны и свежесваренного кофе сковывал мои чувства. Это был не самый худший аромат в мире, но поскольку он принадлежал ему, теперь он стал моим наименее любимым.

Он переполз через меня, устраиваясь на кровати рядом и дергая одеяло из-под меня. Он швырнул половину одеяла в неопределенном направлении в сторону меня, прежде чем повернуться ко мне спиной и бросить свой iPhone на тумбочку, а затем выключить свет.

Мое дыхание было тяжелым, заполняя мои уши звуком его шаркающей походки, чтобы устроиться поудобнее.

Сердце забилось в диком ритме, когда я потянула за наручники, и они громко звякнули.

— Тихо, или я свяжу тебе и другую руку, — пробормотал он, и моя челюсть сжалась.

Я полностью легла, и кровь вскоре отхлынула от моей руки, когда она висела под неудобным углом через мое плечо.

По мере того, как шли минуты, и дыхание Рокко становилось мягче, я начала расслабляться. Он явно не собирался приставать ко мне, и я была более чем счастлива, что он по-прежнему испытывает отвращение ко мне и моему наследию.

На экране телефона Рокко появилось уведомление, и я с надеждой посмотрела на него через кровать. У меня не было большого опыта, чтобы работать с наручниками, но я была гибкой, и если бы у Рокко был крепкий сон… может быть, я могла бы забрать телефон в свои руки.

Я не двигалась по крайней мере час, прежде чем сделал свой первый шаг. Я медленно подкатилась к нему, насколько позволяла моя рука в наручниках, мечтая послать сообщение отцу. Давая ему понять, где я нахожусь. Таких мест не может быть слишком много, конечно, он может сузить круг?

Эта идея подтолкнула меня, и я осторожно встала на колени, потянувшись через голову Рокко и убедившись, что мое тело не касается его. Мои пальцы коснулись прикроватной тумбочки, но я не могла двигаться дальше и чуть не задела Рокко, когда тянулась так далеко, как только могла. Мое сердце дрогнуло, и я сделала медленный вдох, замерев, чтобы убедиться, что он не проснется.

Я мысленно выругалась, глядя на телефон, задаваясь вопросом, смогу ли я использовать свою ногу, чтобы пододвинуть его поближе.

Я снова перекинула руку через него, опершись на подушку, затем медленно подняла ногу и развернула бедра, чтобы дотянуться до мобильного телефона. Мои пальцы задели его, и меня охватило волнение, когда я подтянула его прямо к краю тумбочки. Я отдернула ногу, снова протянула руку через голову Рокко и схватила телефон.

Огромная ладонь сомкнулась вокруг моего запястья, и я со вздохом выпустила телефон из руки. Он упал на простыни рядом с ним, и все мои надежды рухнули.

— Код доступа, принцесса. Это как предохранитель на пистолете. — Он фыркнул, оттолкнув мою руку, прежде чем сунуть телефон прямо в боксеры. — Не стесняйся попробовать и достать телефон, но не поддавайся искушению поработать рукой. Я думаю, мой член отвалится, если Калабрези коснётся его.

— Засранец, — прошипела я, падая на подушки с разочарованным вздохом. — Я бы не прикоснулась к нему, если бы это был звонок в рай, а сатана бежал позади меня.

Клянусь, у него вырвался смех, и я закатила глаза, отвернувшись, чтобы не смотреть на него, и подвинулась как можно ближе к краю кровати.

Я закрыла глаза, чертовски уставшая, но не понимала, как я смогу заснуть. Предстояла еще одна трудная ночь, но я должна была признать, что была счастлива больше не находиться в том подвале.


Проснувшись, я перекатился на спину, зевнул, вытягивая руки над головой.

Моя рука коснулась теплого тела и я повернулся, посмотрев на Слоан с удивлением. Она подвинулась ко мне во сне, лежа на спине, ее темные волосы упали на лоб, а длинные ресницы целовали щеки.

Лучи рассвета освещали бледный цвет ее кожи и естественную розоватость полных губ.

Когда она молчала, у неё действительно было на что посмотреть. Если бы она не была Калабрези, я был уверен, что планировал сделать больше, чем просто играть с ее эмоциями.

Но я не мог забыть, кем или чем она была. Это не будет история о Ромео и Джульетте, о двух влюбленных из враждующих семей, пытающихся построить великий роман вопреки всему. Они все равно умерли в конце.

Глупые ублюдки.

Я встал с постели и подошел к окну, чтобы посмотреть на морозную улицу, глубоко вздохнул, когда абсолютный покой этого места наполнил меня, успокоив всю ярость в моей душе и оставив вместо меня пустоту. Все казалось таким чертовски неподвижным здесь, наверху, как будто что бы мы ни делали и куда бы ни пошли, этот маленький кусочек дикой природы никогда не изменится. Я смотрел на тот же вид, который моя мать так любила двадцать лет назад. Тот же самый вид, который был здесь задолго до того, как появился этот дом или даже фамилия Ромеро. И ничто не заставляло меня чувствовать себя лучше, чем напоминание о собственной ненужности. Мое время на этой планете придет и уйдет, а мир будет продолжать вращаться, снег будет таять и снова падать. И опять. Форевер не заботился о том, что я любил или что я ненавидел. На меня времени почти не было.

Я отвернулся от этого вида с грустью в сердце, оно медленно начало наполняться всеми мирскими заботами, которые наполняли мою жизнь.

Мой взгляд упал на девушку в моей постели, ее правая рука была вывернута над головой под неудобным углом, где наручники удерживали ее на месте.

Я приблизился к ней, поджал губы, глядя на отродье моего врага.

Протянул руку и легонько потряс ее за плечо, проверяя, не проснется ли она, но ее единственным ответом были слегка нахмуренные брови и надутые губы, которые продолжали привлекать мой взгляд.

Я вздохнул. Вероятно, она не спала в том подвале, и, несомненно, ее телу тоже нужно было время, чтобы оправиться от почти замерзшего до смерти состояния.

Сегодня я должен был вернуться в залив Грешников. Николи и Джузеппе нужно было получить небольшое сообщение от Ромеро, и я планировал передать его лично. Плюс палец, который Энцо все еще был полон решимости отправить с сообщением.

Я сделал шаг назад, намереваясь пойти в душ, как раз в тот момент, когда Слоан ворочаясь во сне, начала дёргать свою скованную цепью руку, но сдалась и снова уснула.

Я заметил неудобное положение ее руки и направился через комнату, чтобы взять ключ от наручников. Осторожно расстегнул манжету, прикрепленную к кровати, и снова закрепил ее на нижней части изголовья, прежде чем подтолкнуть подушку под ее руку, чтобы поддержать ее.

Мой взгляд остановился на сверкающем бриллиантовом обручальном кольце на ее пальце, и улыбка тронула мои губы, когда я протянул руку, чтобы снять его. Без сомнения, Николи хотел бы получить ответ, когда я с ним поговорю.

Ее кожа была холодной на ощупь, и я, не задумываясь, накинул на нее одеяло. Я поджал губы, когда понял, что натворил, но я был не таким уж мудаком, чтобы снова отдернуть его. По крайней мере, пока она спала и не знала об этом.

Я отвернулся от своей раздражающе-соблазнительной пленницы и направился в ванную комнату, чтобы принять душ, снял боксёры и включил воду.

Я оставил дверь открытой, чтобы не спускать с нее глаз, пока умывался, полусмеясь про себя, гадая, что она подумает, если проснется сейчас и обнаружит, что я голый и смотрю на нее. По крайней мере, я не дрочил. Это определенно напугало бы ее до чертиков.

После душа я надел идеально сшитый итальянский костюм, который стоил больше, чем некоторые из моих автомобилей. Застегнул угольно-серый жилет поверх белой рубашки и накинул пиджак, поправляя галстук перед зеркалом у кровати. Наш папа всегда говорил, что когда ты сталкиваешься со своими врагами лицом к лицу, они должны видеть, что ты превосходишь их во всех отношениях.

Каждое движение, каждое слово и каждый взгляд должны быть тщательно подобраны, чтобы показать им, с кем именно они имеют дело. И если я собирался войти в цитадель Калабрези, не имея ничего, кроме своих яиц и угрозы, то я был чертовски уверен, что они с первого взгляда увидят, кто я, черт возьми, такой.

Мои черные волосы отросли достаточно, чтобы падать мне на глаза без укладки, но я зачесал их назад, зафиксировав с помощью геля и выглядел более сурово, поскольку гладкая прическа подчеркивала четкие линии моего лица.

Я еще раз взглянул на Слоан, на мгновение сосредоточившись на ее тяжелом дыхании, чтобы убедиться, что она все еще крепко спит, прежде чем выйти из комнаты. Я прошел по коридору к следующей двери и постучал один раз, прежде чем толкнуть ее.

— Кто? — пробормотал Энцо, схватив с тумбочки револьвер и неопределенно целясь в меня. Пули все еще лежали рядом с нетронутым стаканом воды рядом с его кроватью, поэтому я не слишком беспокоился о том, что он стреляет в меня.

— Вставай. Ты должен присмотреть за Слоан, пока я доставляю сообщение ее семье.

— Приведи Фрэнки, — пожаловался Энцо, натянув на голову подушку и бросив револьвер обратно на тумбочку. Он ударился о дерево, отскочил и упал на серый ковер рядом с ним.

Я зарычал на него, включил свет и прошел через комнату, чтобы сорвать с него одеяло.

— Вставай, — крикнул я снова, на этот раз более решительно, чтобы он знал, что я готов надрать ему задницу, если это потребуется.

— Ради всего святого. — Энцо встал с кровати, схватил пару спортивных штанов и прошел мимо меня в спальню. — Ты хотя бы трахнул ее, чтобы я мог выиграть свои деньги?

— Заткнись, — ответил, следуя за ним к двери, и он рухнул на диван у моей комнаты. — Если она услышит, как ты говоришь это дерьмо, единственным победителем будет Фрэнки.

Энцо драматично вздохнул.

— Хорошо. Я уже здесь, так почему бы тебе не пойти? И, может, тебе стоит взять несколько радионянь, чтобы в следующий раз, когда тебя не будет дома, мне не пришлось вставать с постели, чтобы присматривать за ней?

Я открыл рот, чтобы поспорить с ним об этом, но на самом деле это была не такая уж плохая идея, поэтому вместо этого я согласился.

— Отлично. Просто не спускай с нее глаз, пока меня не будет.

Я бросил ему ключ от наручников и повернулся, чтобы уйти.

— Последний шанс взять с собой палец! — радостно позвал Энцо, и я, закатив глаза, ушел.

До залива Грешников было три часа езды, и у меня было достаточно времени, чтобы придумать, что именно я хочу сказать Джузеппе Калабрези, когда увижу его. Так что к тому времени, когда я подъехал к Залу Мечты, казино, которым управляют Калабрези, они используют его в качестве прикрытия для своей незаконной деятельности, я был более чем готов выйти и передать свое сообщение.

Нетерпеливый камердинер с тонкими, как карандаш, усами прыгнул вперед и потянулся за ключами от моего «феррари», но я не отдал их.

— Кто-нибудь может забежать к твоему боссу и сказать ему, что Рокко Ромеро здесь, чтобы поговорить о его маленькой девочке, — сказал я, прислонившись спиной к капоту своей машины и скрестив лодыжки. — Я даю ему пять минут на аудиенцию или мои братья начнут отрезать ей пальцы.

Лакей уставился на меня, будто я полный гребаный псих, и если бы он был умен, то, вероятно, понял бы, что именно таким я и являюсь.

Его губы приоткрылись, взгляд опустился на мой ключ от машины, который я крутил вокруг пальца, затем он повернулся и кинулся внутрь, как будто кто-то зажег огонь в его заднице.

Я проверил время на своем «Ролексе», затем скрестил руки на груди и приготовился ждать.

Одному stronzo пришла в голову отличная идея подъехать к моей машине и начать сигналить. Но когда я небрежно закатал рукава рубашки и подошел к его машине с выражением в глазах, которое обещало ему скорую смерть, его яйца тут же выстрелили прямо внутри него и он умчался прочь.

— Мистер Ромеро? — раздался голос позади меня, и я повернулся и увидел, как Ройс, черт возьми, Бельмонте смотрит на меня так, словно ему ничего не хочется больше, чем свернуть мне шею голыми руками. Я не знал, как этот ублюдок выжил после выстрела в грудь, хотя не должен был. Он был там в ту ночь, когда Джузеппе убил мою мать и брата. Насколько я знаю, он мог быть тем, кто устроил гребаный пожар. И за это я однажды отниму у него жизнь.

Единственная причина, по которой он до сих пор дышал, заключалась в том, что до него было слишком трудно добраться, пока он был в Италии со Слоан, когда она училась. Но теперь он вернулся и я отметил это.

Не то чтобы я мог что-то сделать с ним в этот конкретный момент. Я был безоружен и шел в логово змеи.

Я насмешливо ухмыльнулся, направляясь к нему, и если бы взгляды могли убивать, я бы тут же сгорел, как трахнутая в жопу невеста сатаны. Как бы то ни было, моя улыбка стала шире, а его ненависть усилилась.

Скоро я дам тебе бой, который ты хочешь, со мной, стронцо. И мы увидим, кто из нас искупается в крови другого к концу.

— Как Слоан? — спросил Ройс, в его глазах промелькнуло достаточно эмоций, чтобы понять, насколько он заботится о ней. Для меня это было даже лучше. Каждый раз, когда я буду делать больно ей, я буду знать, что причиняю боль и ему, и этот стронцо заслужил целую жизнь страданий за то, что он украл у моей семьи.

— Удивительно желающая может быть девственницей, — усмехнулся я. — Кажется, она даже не обвиняет нас в том, что мы с ней делаем. Она просто продолжает спрашивать где ее телохранители, когда они ей так нужны.

Ройс сделал шаг вперед, и я ухмыльнулся, когда он снова заставил себя остановиться.

— Клянусь всем, что у меня есть, если ты повредишь хотя бы один волосок на ее голове, я…

— Можешь перестать тратить мое время, обезьяна? Я здесь, чтобы поговорить с шарманщиком. И если моим братьям надоест ждать от меня вестей, они начнут придумывать способы развлечься с твоей принцессой.

— Сюда, — прорычал Ройс, и меня окружили еще восемь ублюдков, каждый из которых был вооружен до зубов, хотя ни один из них не показал оружия. Пока что.

Они провели меня через роскошное казино, где игроки проигрывали свои деньги и убеждали себя сделать еще одну ставку, прежде чем мы вошли в ярко освещенную комнату через заднюю дверь.

— Раздвинь ноги, — прорычал Ройс, двигаясь вперед, чтобы обыскать меня.

— Разве ты не собираешься сначала угостить меня ужином, белла? Обычно я не отказываюсь от него на первом свидании, — усмехнулся я.

Ройс, на удивление, не смеялся, и он не был слишком нежным, когда обыскивал меня. Единственными вещами, которые он нашел у меня, были пачка стодолларовых купюр, мой ключ от машины и мой мобильный телефон, потому что это было все, что я взял.

— Если мои братья не будут получать от меня сообщение каждые пять минут, чтобы сообщить им, что все идет по плану, им придется начать отрезать кусочки от вашей принцессы, — предупредил я. — Так что, возможно, ты захочешь вернуть мне мой телефон.

Верхняя губа Ройса нервно дёрнулась, когда он сунул мне в руку мой мобильный телефон, и я широко улыбнулся, как будто мы были старыми приятелями, и он только что оказал мне солидную услугу.

Не могу сказать, что ему это сильно нравилось, но, черт возьми, похоже, от этого мне хотелось улыбаться еще больше.

Головорезы повели меня в другой коридор, прежде чем, наконец, открыть двери в огромный холл, где Джузеппе и его ближайшие люди стояли, ожидая меня, скрестив руки, сузив глаза, а в воздухе плясало желание убивать.

— Что это за оскорбление? — прорычал Джузеппе, глядя на меня так, словно ожидал кого-то другого. — Почему здесь стоишь ты, когда я должен говорить с ответственным человеком?

— У папы была назначена встреча с оптометристами, — невинно сказал я. — Он обеспокоен тем, что ему могут понадобиться очки для чтения. Ты же знаешь, какими неотложными могут быть эти вещи.

Николи внезапно рванулась вперед, тыча в меня пальцем и чуть не сплюнув от ярости.

— Если ты снова проявишь неуважение к главе моей семьи, я разрежу тебя пополам, — пригрозил он.

Я поднял бровь, прежде чем отвести взгляд, как будто он вообще ничего не говорил. Он не тронет меня. Ни хрена не посмеет. Не тогда, когда я держал их драгоценную Слоан.

— Я действительно считаю, что мы завладели чем-то, что принадлежит тебе, — медленно сказал я, обращаясь к Джузеппе, игнорируя всех остальных в комнате.

— Что ты хочешь за нее? — спросил он, переходя к делу. Человек по моему сердцу.

— На данный момент мы начнем с того, что ты откажешься от Территории Ромеро. И ты также не будешь лезть в дела Ромеро. Это значит, что мы не хотим видеть, как кто-то из ваших людей бродит по нашим улицам или прячется в наших барах. Мы хотим, чтобы у нас было свободное и прибыльное время, чтобы сосредоточиться на нашем бизнесе без вмешательства Калабрези.

— Вот и все? — прорычал Джузеппе.

— Пока, — повторил я, одарив его насмешливой улыбкой. — Когда ты докажешь, что можешь следовать простым инструкциям, мы вернемся с еще несколькими.

— Когда моя жена снова окажется в моих руках, я выслежу тебя и выпотрошу, как свинью, — прорычал Николи.

— Неправильно, — ответил я, переведя на него взгляд, и моя улыбка стала шире. — Она не твоя жена.

Я снял с мизинца ее обручальное кольцо и бросил ему.

— И она сказала, что ты можешь вернуть это. Учитывая, что ты не смог почтить и защитить часть своих клятв еще до того, как произнес их.

Николи выглядел готовым прыгнуть на меня, но по мановению руки Джузеппе совладал с собой.

— Откуда мне знать, что она еще жива? — прорычал Джузеппе.

— Я могу присылать тебе ежедневные фотографии, — легко сказал я, уже зная, что он потребует этого. — Просто введи свой номер в мой сотовый, и сегодня вечером ты получишь первую. Пока ты выполняешь свою часть нашей договоренности, с ней все будет в порядке.

Я невинно нарисовал крест на своем сердце, протягивая ему свой мобильный телефон.

Он выхватил его у меня из рук, ругаясь по-итальянски и набирая свой номер.

— Мы не уйдем с территории Ромеро, пока не получим подтверждение, — предупредил Джузеппе.

— Тогда мне лучше вернуться к моей милой Слоан и прислать тебе фото.

Я осмотрел комнату и подарил всем последнюю дерьмовую ухмылку, затем повернулся и зашагал прочь.

Калабрези расступились передо мной, как прилив, позволив мне выйти из их крепости, как будто я владел этим гребаным местом.

И черт с ним. Возможно, это было лучшее чувство во всем мире.


Я проснулась от сна, который вел меня по итальянским улочкам мимо знакомых лиц к темной реальности, которая врезалась в мою душу. Я резко села, и наручник ударился о дерево.

На том месте, где была моя рука, лежала подушка, и я нахмурилась, поняв, что Рокко, должно быть, сдвинул наручник ниже по изголовью.

Наверное, чтобы избавить себя от необходимости ампутировать мне руку, когда она откажет от недостатка крови.

Мой взгляд с облегчением переместился на пустое пространство рядом со мной. Но облегчение было недолгим, так как возникла потребность помочиться, и я с тоской посмотрела на уборную в другом конце комнаты. Я разрывалась между мочеиспусканием в постель и призывом на помощь. Но мне не нравилась мысль, что Рокко найдет меня здесь, в луже стыда.

— Хэй, привет! — Крикнула я, надеясь, что появится Фрэнки с более добрым лицом. Шаги раздались у двери, и я сжала челюсть, готовясь к худшему. Рокко.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел Энцо, его мускулистое тело заполнило дверной проем. У меня пересохло в горле, когда он потер затылок, как будто вспоминая, как я ударила его винной бутылкой.

— Доброе утро, маленькая землеройка. Или мне следует сказать «после полудня», потому что ты проспала половину дня?

Я сжала губы, мое сердце колотилось, когда он неторопливо приближался ко мне.

— Тихая сегодня, — усмехнулся он. — Рокко наконец сломил твой дух? Или у тебя просто болит горло после ночи счастливого сосания его члена?

— Как будто я когда-нибудь прикоснусь к этому ублюдку, — выплюнула я.

— А, она говорит. — Он ухмыльнулся, и его темные глаза заставили меня вздрогнуть. Я заметила охотничий нож, привязанный к его бедру, и мое дыхание участилось.

— Мне нужна ванная, — сказала я, высоко подняв подбородок, решив выдержать его взгляд.

Энцо был таким же красивым, как и его брат, но более грубым. Волосы у него были взлохмачены, глаза суровы и полны жестокости, которую он не пытался скрыть. Он был печально известен своей непредсказуемостью, а преступления, связанные с его именем, вызывали у меня мурашки по коже.

Энцо полез в карман и молча достал ключ. Он двинулся вперед, отстегивая наручники, и я тут же высвободила руку. Он склонился надо мной, достаточно близко, чтобы его бедро и рукоять ножа упирались в мою ногу. Мои пальцы чесались, и я сдвинула руку, задев ремешок.

Резким движением я бросилась на него, моя рука сомкнулась на рукоятке, и адреналин хлынул по моим венам.

Энцо схватил меня за запястье, когда я вытащила огромный нож, и маниакально улыбнулся.

— Что теперь, маленькая землеройка? Ты убьешь меня?

Он поднял нож, полностью контролируя, и его пальцы так сильно сжали мои, что я вздрогнула. Он приставил лезвие к своему горлу, и мои глаза расширились.

Смелость читалась в его взгляде, и я с яростью толкнула рукоять. Он дернулся назад с диким смехом, забирая нож с собой.

— Ты действительно сделала бы это, не так ли? Мне нравится твоя искра. Но будь осторожна, искры вызывают пожар.

— Зачем мне быть осторожной? Может, если мне повезет, все это место сгорит, — прошипела я, и его брови выгнулись.

Он указал на ванную ножом, и его холодные глаза проследили за мной, когда я соскользнула с кровати и направилась в нее. Как только я закрыла дверь, она снова распахнулась, и я отшатнулась назад, когда Энцо уперся плечом в дверной проем.

— Ты пойдешь с открытой дверью или не пойдешь вообще. — Он повернулся ко мне спиной, но остался стоять на месте, и я не знала, радоваться ли, что он не собирается смотреть на меня, или злиться, что он почти не дает мне уединения.

Я спустила пижамные штаны в знак поражения и упала на унитаз, натягивая топ на бедра на случай, если он решит посмотреть.

Я закрыла глаза, сосредоточенно проклиная его имя, когда жар пробежал по моему позвоночнику и сделал невозможным пописать.

— Просто отойди от двери! — в отчаянии крикнула я.

Энцо усмехнулся, но ушел, и у меня вырвался вздох облегчения.

Наконец я помочилась и пошла мыть руки. Я моргнула несколько раз, когда поняла, что мое обручальное кольцо пропало. Несомненно, Рокко сорвал его с моего пальца, чтобы подразнить меня или отправить моему отцу. Но он не знал, что на самом деле было приятно избавиться от кольца. Носить его означало, что мое обещание выйти замуж за Николи все еще оставалось в силе, но без него я чувствовала, будто одна из моих цепей порвалась.

Вновь появился Энцо с кучей одежды в руках.

— Одевайся. — Он бросил джинсы, нижнее белье и белую майку к моим ногам и снова ушел.

Вскоре я надела их и вернулась в спальню, обнаружив у двери Энцо с наручниками в руках.

— Запястья вместе, — скомандовал он, и я стиснула зубы.

— Это действительно необходимо?

— Если ты не хочешь потерять несколько пальцев, то необходимо. — Он одарил меня демонической ухмылкой, и мое сердце сжалось. Я вытянула запястья, и он застегнул наручники, удерживая их и вытаскивая меня из комнаты.

Он провел меня вниз и мне в нос ударил запах чего-то горелого. Когда мы вошли на кухню, Фрэнки прошагал через кухню и швырнул в раковину горелую кастрюлю с чем-то, похожим на смолу. Он открыл кран с проклятием, и дым и пар заклубились в воздухе.

— Пожалуйста, скажи мне, что это не обед, — сказала я, и Фрэнки обернулся, выглядел он взлохмаченным.

— Это был обед, — сказал он в отчаянии, ругаясь себе под нос по-итальянски.

Энцо затащил меня на остров и посадил на табурет. Он подошел к холодильнику, достал масло и взял буханку хлеба на прилавке.

— Мы снова будем есть бутерброды, — проворчал он, вынимая свой охотничий нож и размазывая им кусок масла.

Что за черт?

Фрэнки взял ложку и начал счищать остатки того, что осталось в кастрюле, в мусорное ведро.

— Смешно, — пробормотала я.

— Что еще? — прорычал Энцо, устремив на меня свой острый, как бритва, взгляд.

Я посмотрела на масло на его охотничьем ноже и указала на него.

— Это смешно.

Я посмотрела на посудину, которую держал Фрэнки.

— И это жалко. Тебя никто никогда не учил готовить?

— Обычно для этого у нас есть горничные, но мы не можем привести их сюда, пока ты в доме, — мрачно нахмурившись, сказал Фрэнки.

Энцо достал из холодильника какую-то сомнительного вида коричневую вещь, и я скривилась.

— Позволь мне готовить, — настаивала я. — Я хороша в этом.

Энцо цокнул.

— Без шансов.

— Почему бы и нет? — Фрэнки выстрелил в ответ, и я с надеждой изогнула брови. — Она ничего не может нам сделать, у нас есть оружие. — Он задрал рубашку, чтобы показать пистолет, прижатый к его изрезанному животу, и это было резким напоминанием, что у Фрэнки может быть лицо ангела, но его душа испачкана в грехе.

Энцо долго смотрел на свой совершенно неаппетитный бутерброд, прежде чем пожал неповрежденной рукой.

— Отлично. Но если она убежит и я пущу в нее пулю, это будет на тебе.

Сердце сжалось от страха, когда я смотрела между ними. Фрэнки не возражал, и я знала, что они не шутят.

Энцо подошел, расстегнул мои наручники, и я соскользнула со своего места, осторожно обойдя его и направившись к холодильнику. Он был хорошо укомплектован, и банка фузилли на боку натолкнула меня на мысль, чем пообедать. Я взяла необходимые мне ингредиенты, радуясь, что есть на чем сосредоточиться, кроме текущей ситуации, начав готовить еду.

Энцо и Фрэнки заняли места на острове, молча наблюдая за мной. Вскоре я забыла, что они смотрят, занимаясь приготовлением пищи и находя утешение в том, что я любила делать больше всего на свете.

Снег за окном напомнил мне, что я не в Италии, но на секунду я уловила чувство свободы, которое ощущала там. Готовила что хотела и когда хотела. Жила в своем доме, никогда не отчитываясь ни перед кем. Что бы я отдала, чтобы вернуть это.

— Где Рокко? — спросила я, наполовину ожидая, что он прыгнет в комнату, как чертик из коробки, в любой момент.

— Ушел, — ответил Энцо, и было ясно, что больше я не получу никакой информации.

Я приготовила простое, но вкусное блюдо из фузилли со шпинатом и рикоттой, поставила на остров три миски и вручила мужчинам по вилке. Я упала рядом с ними, мой желудок урчал, но я ждала, пока они попробуют это первыми.

Энцо попробовал одну вилочку, а затем проглотил всю тарелку в течение примерно тридцати секунд. Фрэнки ел медленно, смакуя каждый кусочек, как будто это был его первый, и улыбаясь между кусочками.

— О, Dio, questo è buono, — простонал Фрэнки от восторга, и я не смогла сдержать усмешку гордости, когда принялась за еду.

Перевод: О боже, как хорошо.

Я пыталась смаковать свою порцию, как это делал Фрэнки, но вскоре уже соскребала последние макароны со дна миски.

— Интересно, убирает она так же хорошо, как готовит, — сказал Энцо Фрэнки с насмешливой ухмылкой.

Мне было все равно, заставят ли меня мыть посуду, это только даст мне больше шансов заполучить один из острых ножей, которыми я резала шпинат. Если бы я могла просто сунуть один в рукав, может быть, я могла бы использовать его сегодня вечером против моего злобного спящего партнера.

— Что, черт возьми, происходит? — Голос Рокко обрушился на меня, и от испуга я пошатнулась, когда он вошел на кухню, выглядя как воплощение силы. Рубашка прилипла к мышцам, закатанные рукава обнажали загорелые предплечья. Волосы у него были уложены, но прядь выпала, лаская лоб и говоря о диком человеке, который так легко мог вырваться из этого делового одеяния.

— Мы просто используем нашего гостя, — сказал Энцо, пожав плечами. — Она могла бы готовить и убирать для нас, пока она здесь.

— И дать ей шанс спрятать оружие или подсыпать цианид в твою еду? — Рокко усмехнулся.

— У меня только что закончился цианид, — холодно сказала я, и его глаза, полные ненависти, метнулись ко мне.

— Хватит, — прошипел он, направляясь ко мне, и я чуть не упал со стула, спеша убежать от него.

Он поймал меня за талию, перекинул через плечо и сомкнул руки на моих ногах.

— Эй! — крикнула я, ударяя кулаками ему в спину. — Опусти меня!

Он пронес меня в гостиную и вверх по лестнице так легко, как будто я ничего не весила. Мой желудок сжался, когда он пинком открыл дверь в свою спальню и швырнул меня на пол. Он ногой захлопнул дверь, и я вздрогнула, когда он запер ее, пряча ключ в карман. Он перешагнул через меня, и мое сердце срикошетило от стенок моей груди, он направился к шкафу в другом конце комнаты, где я заметила женскую одежду, которую Фрэнки, должно быть, положил туда для меня. Он взял с полки маленький кожаный мешочек, расстегнул его и достал две помады.

Я вскочила на ноги, побежала к двери, прижимаясь к ней.

— Что делаешь? — спросила я, пытаясь заставить свой голос не дрожать.

— Ты розово-красная девушка или розовая сахарная? — спросил он, игнорируя мой вопрос.

— Что?

— Ты слишком девственница для красного, — пробормотал он себе под нос, и моя верхняя губа дернулась.

Он подошел ко мне, повернулся лицом к зеркалу, висевшему на стене рядом с дверью. Снял крышку с розовой помады, и я в шоке уставилась на него, когда он начал красить себе губы.

Что, черт возьми, происходит??

Он не торопился, нанося помаду, а затем повернулся ко мне с садистской улыбкой на своих губах из сахарной ваты.

О святое дерьмо! Я попыталась бежать, но он рванул ко мне, швырнув обратно к двери и впился своим ртом в мой.

Мои чувства утонули в бешено колотящемся сердце, в его божественном запахе, в его смертоносном вкусе.

Как он посмел прикоснуться ко мне?!

Он отстранился, причмокивая губами, чтобы издать звук поцелуя, ухмыляясь мне. Я ударила его так сильно, как только могла, затем схватила за плечи, подняв колено, чтобы вмазать ему по яйцам. Он дернулся назад, прежде чем я успела ударить, и поймал меня за запястье со злобным блеском в своих бесконечных глазах. Он потащил меня вперед, подбрасывая в воздух.

— Нет! — Я закричала, и мой голос эхом разнесся по всему дому.

Он швырнул меня на кровать, и я подпрыгнула на матрасе, вскарабкавшись на колени. Он последовал за мной на кровать, схватил лямку моей майки и резким рывком разорвал ее. Оно болталось свободно, почти обнажая мою грудь, и меня охватил настоящий страх. Он схватил меня за волосы, сжал их между пальцами и взъерошил над головой.

— Пожалуйста, не надо! — Я задохнулась.

Я сопротивлялась с отчаянием, нанося ему мощные удары в грудь, но он даже не моргнул. Я видела монстра в его глазах и знала, что не смогу победить. Мне придётся бежать.

Я вывернулась и поползла назад, вскочив на ноги на кровати. Он рванул вперед, чтобы поймать за лодыжку. Падая, я резко ударила его ногой по лицу, и он, черт возьми, рассмеялся, когда моя пятка коснулась его подбородка. Через секунду я вскочила с кровати и бросилась к окну.

Его руки сомкнулись вокруг моей талии, и он с силой толкнул меня обратно на кровать. Я отскочила от края и рухнула на пол, боль пронзила мой позвоночник.

Он следовал за мной, и мой пульс бешено стучал в ушах.

Я отползла назад и добралась до ванной, захлопнув дверь ногой.

Она отскочила от его блестящих итальянских мокасин, когда он втиснул ногу в дверной косяк, и я в панике поднялась, нырнув в душевую кабину и захлопнув стеклянную дверь.

Он стоял, глядя на меня, с улыбкой кривя губы, а затем скрестил руки на груди.

— Что теперь, принцесса? Ты собираешься смыться в канализацию?

Я огляделась в поисках каких-либо признаков оружия, но все, что я могла видеть, это отсутсвие вариантов. Я подняла средний палец и прижала его к стеклу в последнем акте неповиновения, оскалив на него зубы, какая-то дикая часть меня взяла верх.

Его глаза скользнули по моей шее и груди, давая мне достаточно времени, чтобы в моей голове вспыхнула идея. Я стащила насадку с держателя над собой, включила горячую воду и распахнула дверь.

Рокко с рычанием увернулся от кипятка, схватил шланг и дернул так сильно, что я упала на него. Затем он обернул шланг вокруг моих плеч, а вода продолжала литься. Насадка упала мне под ноги, и я завизжала, но он в тот же момент поднял меня, потянулся в душ и переключил рычажок.

Я задохнулась, когда он поднял душ надо мной, и ледяной поток залил меня насквозь.

— Мудак! — Я попыталась пнуть его, но это не сработало, и я укусила его за руку так сильно, что почувствовала вкус крови.

— Думаю, тебе нравится меня кусать. — Он рассмеялся, как будто это ему нравилось, а потом распутал шланг и бросил насадку в душ, выключив воду. Он отнес меня промокшую до нитки в другую комнату и бесцеремонно швырнул на кровать.

Я уставилась на него, тяжело дыша и дрожа, кровь просочилась сквозь его рубашку, где я его укусила. Триумф наполнил меня, когда я отметила его непроницаемую внешность. Я причинила ему боль. Даже если он не признается в этом. Даже если он смеялся сквозь боль. Это не сделало мою победу менее реальной.

Рокко полез в карман джинсов, достал телефон и сфотографировал меня.

— Это могло быть намного проще, — размышлял он. — Но мне это нравилось.

Он вышел из комнаты, захлопнув дверь, и через секунду щелкнул замок.

Я закричала в ярости ему вслед, когда поняла, что он собирается послать это моему отцу. Если бы он просто сказал мне, чего хочет, я бы не боролась с ним изо всех сил. Я бы не запаниковала при мысли о том, что он прижимал меня к земле и сам прижимался ко мне.

До меня вдруг дошло, что я одна и развязана и я быстро подбежала к окну, но оно было заперто на ключ. С проклятиями я направился в ванную, обнаружив ту же проблему.

Я разочарованно фыркнула, возвращаясь в спальню и обыскивая каждый ящик и шкаф в поисках чего-нибудь, что я могла бы использовать, чтобы сбежать.

Когда у меня кончились силы, я выкрутила лампочку из лампы на ночном столике, затем стянула с подушки Рокко наволочку и сунула ее внутрь. Я бросила ее на пол и с помощью основания лампы раздавила в мелкую стеклянную пудру, представляя, что это лицо Рокко, когда я измельчала его. Затем я рассыпала эти осколки под простынями, где он спал, и положила чехол обратно на подушку, наполненную остатками лампочки.

Сладкое удовлетворение наполнило меня, и хотя я знала, что он, вероятно, накажет меня за это, мне было все равно. Я хотела, чтобы он истекал кровью из за меня.

Кроме того, если я ничего не делаю, это означает, что я сдаюсь. И не было силы на земле, которая могла бы заставить меня сдаться.


Я сидел в кабинете Джузеппе, впиваясь ногтями в бицепсы, и заставлял себя оставаться неподвижным, скрестив руки на груди, пока мы ждали доказательства жизни от Рокко Ромеро.

Мои зубы скрежетали так сильно, что я удивился, как они еще не превратились в пыль.

Мое тело представляло собой странную смесь полного истощения и собранной энергии, ожидающей выхода.

Я почти не спал с тех пор, как у меня украли Слоан. С тех пор, как это существо пришло и забрало то, что было моим, а я стоял беспомощный, как ягненок. Стыд этого момента будет преследовать меня вечно.

Я продолжал вспоминать то утро в церкви, снова и снова прокручивая в уме все детали, пытаясь понять, что я упустил. Как мы не заметили двух крыс Ромеро, пробравшихся прямо в церковь? Все утро туда входили и выходили люди, расставляли украшения и возлагали цветы. Я просто не мог понять, как они пробрались незамеченными. Но я опросил каждого прихожанина, церковного старосту, священника и звонаря, которые хотя бы моргнули в сторону этой церкви за неделю до нашей свадьбы, но никто из них ничего не видел. Это означало, что либо среди нас были шпионы Ромеро, либо нас окружали идиоты.

Я хотел продолжить расследование в этом направлении, но даже Джузеппе Калабрези не согласился бы на пытки священника и прихожан. Но я это не отпустил. Чего-то не хватало в уравнении, и хотя я пока не понимал, чего именно, рано или поздно я доберусь до сути и выясню, кто должен заплатить цену.

Джузеппе и Карло сидели за столом, разговаривая о делах, обсуждая, какие места Ромеро могут использовать, чтобы спрятать Слоан, и что они могут с ней делать. Ройс стоял, глядя в окно, и выглядел таким же напряженным, как и я, пока мы ждали.

Карло пробормотал предположение, что Ромеро могли издеваться над ее телом, я не выдержав, вскочил со стула и тоже подошел к окну.

Маленький белый пёсик Слоан, Коко, тоже вскочил и побежал за мной по пятам, как будто думал, что я иду за ней. Но я был так же бесполезен, как стул, который только что освободил. Я понятия не имел, где она была и что они с ней делали. Я должен был лучше узнавать свою жену прямо сейчас. Мы должны были наслаждаться обществом друг друга и делить наше брачное ложе. Вместо этого я нахожусь здесь, как заводная игрушка с отсутствующей частью, неспособный функционировать без нее и наполненный всеми обещаниями, которые должен был выполнить.

Из мобильного телефона Джузеппе, лежащего на столе позади меня, раздался сигнал, и я резко обернулся, сделав четыре длинных шага по комнате, как раз в тот момент, когда он схватил телефон и открыл сообщение.

— Сукин сын! — прорычал Джузеппе, глядя на мобильник, после чего указал им в мою сторону. — Видишь, что они делают с твоей бедной невестой? С моей драгоценной дочерью?

Я грубо выхватил у него телефон и перевернул, чтобы самому увидеть фотографию, Ройс тоже придвинулся поближе, чтобы посмотреть.

Слоан растянулась на кровати, одетая в белую майку, разорванную на плече и становившуюся прозрачной от пропитавшей ее воды. Розовая помада размазана по губам, делая ее похожей на избитую шлюху.

Но это было еще не самое худшее. Что заставило мое сердце забиться быстрее, так это выражение полного ужаса в ее широко раскрытых глазах. То, как она подняла руку, будто отгоняя мужчину с камерой. Она была напуганной, отчаянной, одинокой, нуждающейся в спасении больше, чем кто-либо, кого я знал. Она нуждалась во мне. А я был совершенно бесполезен.

— На этой фотографии нет ничего, что могло бы помочь нам сузить ее местонахождение, — аналитически сказал Карло, перегнувшись через мое плечо, чтобы посмотреть самому. — Она растянулась на кровати. Это может быть где угодно. Единственное что это даёт нам понимание, что они могут осквернять ее.

Дикое рычание вырвалось из моего горла, его подхватила маленькая собачка у моих ног, и мне захотелось ударить Карло по голове мобильным телефоном, зажатым в кулаке. Мое зрение сузилось до двух точек света, и все, что я мог видеть в конце это смерть, кровь и месть.

— Держи себя в руках, figlio, —твердо сказал Джузеппе, и только это слово,

сорвавшееся с его губ, спасло Карло жизнь. В течение многих лет Джузеппе был единственным настоящим родителем, которого я знал. Он взял меня к себе, когда мне было девять, забрал меня из приемной семьи и привел в стадо. У меня были няни, репетиторы и всевозможная забота со стороны, но любовь и уважение этого человека были единственным, чего я жаждал. Знать, что он выбрал меня в мужья для своей дочери, было самым ярким моментом в моей жизни. Но услышать, как он называет меня сыном, было самым искренним проявлением любви, которое я когда-либо получал от него.

Перевод: Сын.

— Так что же нам теперь делать, босс? — спросил Карло, откидываясь на свое место, как будто весь мир не зависел от того, как мы справимся с этим.

Ройс начал ходить взад-вперед, удерживая язык силой воли.

— Мы уходим с Территории Ромеро, — прорычал Джузеппе, очевидно, что цена этого решения ложилась на него тяжелым грузом. — Мы не можем рисковать тем, что они причинят вред моей маленькой девочке. Сейчас мы уверены, что она жива и относительно невредима. Нам нужно показать, что мы делаем то, о чем нас просят.

— Да, босс, — согласился Карло. — Я выскажусь.

— Я пойду и свяжусь с некоторыми из наших информаторов, — объявил Ройс, явно нуждаясь в том, чтобы что-то предпринять. — Если кто-нибудь хоть что-то слышал о нынешнем местонахождении Ромеро, я их найду.

Джузеппе кивнул в знак согласия, и Ройс молча вышел из комнаты.

— А что я? — Я уточнил, потому что мы оба знали, что ни за что, черт возьми, я не буду прятаться, пока Ромеро высасывают из этого города досуха и держат нас над бочкой.

Джузеппе перевел на меня свои темные глаза, провел рукой по лицу, обдумывая, как лучше всего использовать меня. Я был инструментом в его полном распоряжении. Самый свирепый, самый подлый объект в его руках, и я уничтожу все, на что он нацелит меня.

— Выясни, где они ее держат, — сказал он тихим голосом. — Сделай все, что тебе нужно, чтобы узнать местонахождение каждой собственности, которой они владеют, а затем начни их обыскивать. Этот город слишком важен, и Ромеро не покинут его ради одного заложника. Не тогда, когда они только усилили свою власть здесь. Кроме того, этот кусок дерьма, Рокко Ромеро, прислал фото через три с половиной часа после того, как оставил нас в казино. Я готов поспорить, что либо он специально заставил нас ждать, либо ему потребовалось так много времени, чтобы вернуться к ней. В любом случае, это означает, что она находится в определенном радиусе от казино. Есть много пунктов назначения, которые он может достичь за такой короткий промежуток времени. Так найди их. Найди ее. И убей каждого мужчину, женщину, ребенка или чертову кошку, прячущихся в этой тюрьме, прежде чем вернуть свою невесту домой.

— Да, босс, — согласился я с мрачной улыбкой.

Я повернулся и вышел из комнаты, а Джузеппе и Карло начали обсуждать, что еще они могут сделать и насколько далеко они готовы следовать правилам Рокко. Но у меня были инструкции. Мне больше не нужно было тратить время на разговоры. Пришло время действовать.

Я направился вниз и вышел из дома, а Коко мчался за мной по пятам. Я нахмурился, глядя на маленькую собачку, пока он продолжал преследовать меня. Не то чтобы я кормил его угощениями или чем-то еще. Единственная возможная причина, которую я мог придумать для него, заключалась в том, что он знал, что я искал Слоан. И я уважал его самоотверженность, даже если он казался таким же невежественным, как и я, относительно того, с чего начать наши поиски. Но все должно было измениться.

Я направился прямо к гаражу в стороне от обширного поместья и открыл его с помощью клавиатуры, прикрепленной к стене снаружи.

Войдя, миновал семейные машины и направился к стойке с инструментами в дальнем конце комнаты.

Я схватил с полки гаечный ключ, молоток и гвоздомет и направился к своему Harley Davidson в дальнем конце гаража. Я открыл седельную сумку, висевшую рядом с задним колесом, и бросил туда инструменты, прежде чем пройти через комнату, чтобы забрать ключ из ящика с замком на стене.

Вернулся и остановился, заметив Коко, сидящего в открытой седельной сумке.

— Нет, мальчик, — твердо сказал я, подходя ближе, чтобы вытащить его из сумки. — Это слишком опасно для маленьких собак.

Когда моя рука скользнула под него, чтобы вытащить из сумки, он зарычал на меня, внезапно извернувшись и впиваясь зубами в мой палец.

Я выругался, отдергивая руку, глядя на собаку, пока она глубже опускалась в сумку, давая мне понять, что он останется тут, независимо от того, что я об этом думаю.

Я закатил глаза и, сдавшись, накинул на него верхнюю часть сумки. Я застегнул ее, оставив немного открытой, чтобы он мог высунуть нос из небольшой щели наверху, а затем перекинул ногу через мотоцикл. Я снял шлем с руля и надел его на голову, опустив забрало вниз, чтобы скрыть лицо.

Зверь зарычал подо мной, когда я завел двигатель и нажал на педаль газа, направляя его из гаража вниз по подъездной дорожке. Охранник у ворот узнал меня и открыл их, и вскоре я несся по улицам к центру залива Грешников, помня о своем пункте назначения.

Калабрези не были дураками, и мы хорошо знали своих врагов. У Ромеро по всему городу были люди, выполнявшие для них разную работу, и Лусио Валь Пенца, их бухгалтер, был одним из самых известных среди нас. Не то чтобы для нас когда-либо имело смысл преследовать какого-то писаку, но я был готов поспорить, что у этого придурка есть ответы на некоторые вопросы, которые мне нужно было задать.

Вскоре я подъехал к его офису и заглушил двигатель, открыл седельную сумку и зацепил молоток за петлю на поясе. Если бы мне понадобился какой-либо из других инструментов, то для работы в любом случае потребовалось бы новое местоположение. Коко услужливо отодвинулся в сторону, и я оставил сумку открытой, чтобы он мог выпрыгнуть.

Было поздно, но это не имело значения; бухгалтер всегда работал по вечерам на Ромеро. У нас был его распорядок дня.

Я направился прямо к стеклянной двери и вошел внутрь.

Я даже не удивился, увидев, что собака Слоан снова преследует меня по пятам, и его крошечные шаги были такими же решительными, как и мои.

Мы повернули налево, когда вошли внутрь, и толкнув дверь на лестничную клетку, поднялись на пятый этаж в его офис, избегая большинства камер видеонаблюдения на своем пути. Не то чтобы я слишком беспокоился о том, что меня увидят на них. У Калабрези в карманах была местная полиция, и даже если какие-то кадры со мной всплывут в ходе расследования, они потеряются задолго до суда.

Я прошел прямо по покрытому ковром коридору в его кабинет и распахнул дверь.

Лусио в шоке поднял глаза, когда дверь отскочила от стены, и я снял шлем с головы, чтобы он увидел кто перед ним.

— О, сладкий младенец Иисус, — выдохнул он, встав на ноги и отступив к окнам, перекрывавшим стену позади него.

— Не совсем, — ответил я, приближаясь к нему.

Он подождал, пока я сдвинусь влево от его огромного стола, а затем метнулся вправо, как будто думал, что сможет обогнать меня.

Я безжалостно рассмеялся, взвесив шлем в руке и швырнув его ему в затылок.

Он рухнул на пол, как мешок с дерьмом, и я оказался на нем прежде, чем он успел перевернуться.

Я ударил кулаком ему в лицо один, два, три раза, когда он взывал о пощаде.

— Мне нужен список всего имущества, принадлежащего Мартелло Ромеро и его сыновьям! — сказал я, когда хлынула кровь и что-то хрустнуло у меня под костяшками пальцев.

— Они у-убьют меня! — выдохнул он.

— Я убью тебя, — пообещал я. — Но если ты дашь мне то, что я хочу, то, по крайней мере, у тебя будет шанс сбежать, прежде чем они узнают, что ты сделал.

Лусио заскулил подо мной, и Коко прыгнул вперед, чтобы укусить его за ногу.

— Ах! — Лусио завыл, брыкаясь и отбиваясь, как будто на него напал ротвейлер, а не померанский шпиц.

— Отойди, Коко, — скомандовал я, и, к моему удивлению, маленький засранец послушался. Он попятился, рыча на мужчину подо мной, когда я выдернул молот из-за пояса.

— Последний шанс дать мне то, что я хочу, — предупредил я, намеренно поднимая оружие.

Лусио всхлипнул от страха, подняв дрожащую руку, чтобы указать на ящики рядом со своим столом.

— Документы на все, о чем я знаю, там.

Я слез с него и двинулся за необходимой мне информацией.

Лусио пополз к двери, забрызгивая кровью весь ковер, но я проигнорировал его.

Выдвинул ящик и просмотрел файлы, пока не нашел тот, который мне был нужен. Я открыл его и обнаружил толстый фолиант документации о различных владениях в той части города, которой управляет Ромеро, и за ее пределами.

Первой была квартира на западной стороне, и я ухмыльнулся про себя, захлопнул папку и направился к двери.

На ходу я схватил свой шлем с пола и свистнул Коко, чтобы тот последовал за мной.

Я иду за тобой, Ромеро. И я заставлю твою голову раскачиваться из моего кулака до наступления ночи.


Я сидел и завтракал на кухне, а Слоан держала рядом со мной тарелку с овсянкой, ее рука была прикована наручниками к тяжелому табурету, на котором она сидела. Она дулась.

И я ухмылялся по этому поводу, как мудак.

Кем я и был, так что все было в порядке.

Ее неприятная маленькая уловка с лампочкой обернулась против нее весьма эффектно, когда я заметил стекло, обрамляющее мою кровать. Я заставил ее убрать все голыми руками, прежде чем ей пришлось сменить простыни и пропылесосить матрас. В общем, я был чертовски доволен тем, как все получилось, и не в последнюю очередь порезами на кончиках ее пальцев от разбитого стекла, которое предназначалось для меня.

Мобильный телефон Фрэнки зазвонил, и он вытащил его из кармана, приподняв бровь.

— Это папа, — сказал он за мгновение до того, как ответил.

Слоан замерла рядом со мной, взглянув вверх и явно пытаясь подслушать их разговор.

— Чао, папа, — сказал Фрэнки, выпрямляясь, как будто наш отец мог услышать сутулость в его голосе. Что он, черт возьми, вполне может. — О, ладно… ты уверен, что хочешь проехать весь этот путь сюда?

Я поднял бровь. Мы ждали, когда он прилетит обратно в деревню, чтобы он мог решить, как поступить с заложницей, но папа почти никогда не появлялся здесь. Это было наше маленькое убежище. Я не хотел уступать контроль над ним, если он придет. Черт, он может даже захотеть отобрать у меня главную спальню. Хотя, когда я подумал об этом, я засомневался. Он не спал ни в одной из комнат, в которых спала моя мать. На самом деле, после ее смерти он продал большую часть собственности, которой он владел, когда она была жива. Я был уверен, что единственная причина, по которой он вообще сохранил этот дом, заключалась в том, что мама так его любила, и продать его было бы предательством ее памяти.

— Хорошо, — сказал Фрэнки. — Увидимся через минуту.

Он повесил трубку, и я нахмурился.

— Что ты имеешь в виду под «через минуту»? — спросил я.

— Он уже почти здесь, позвонил заранее, чтобы я сделал для него кофе, — объяснил Фрэнки.

— Черт, — пробормотал я, вставая на ноги и расстегивая наручники Слоан.

— В чем дело? — вздохнула она в тревоге, чувствуя, как напряжение растекается по комнате.

— Ты собираешься встретиться с главой нашей семьи, — сказал я. — Так что улыбнись, белла, потому что он не ценит хмурое лицо.

Я защелкнул наручники вокруг ее другого запястья, держа за связывающую их цепочку и потянув за собой, когда вышел из комнаты.

— Энцо! — рявкнул я, шагнув в гостиную, где на диване растянулся мой брат в боксерах.

— Что тебя тревожит? — спросил он меня, бросив взгляд на Слоан. — Мы все-таки отрежем палец?

Слоан вздрогнула и отступила на шаг, как будто ожидала, что он сейчас же набросится на нее с тесаком для мяса.

— Прекрати с этим дерьмом про пальцы, — рявкнул я. — Папа идет. Типа, прямо сейчас. Нам нужно прибрать здесь!

— Дерьмо. — Энцо зарычал, мгновенно вставая и швыряя пустые пивные бутылки в корзину для костра.

Вот почему папа позвонил заранее. Он ненавидел беспорядок и знал, что мы нарушаем наши стандарты, когда он не проверяет нас. До тех пор, пока к тому времени, когда он появлялся, это место выглядело респектабельно, он притворялся, что не знает об этом. И я скорее буду бегать, как взбитый маленький ребенок, убирая, чем выслушивать все о состоянии этого места во время его пребывания.

— Ты, садись, — скомандовал я, пихая Слоан так, что ее задница приземлилась на кресло у камина.

Она согнула ноги и осталась на месте, а я помог Энцо собрать пакеты чипсов со вчерашнего вечера вместе с пивными бутылками.

Энцо вышел из комнаты с мусором, и я поправил подушки на диване, прежде чем подбросить еще несколько дров в огонь.

Звук приближающейся машины по подъездной дорожке послышался из передней части дома, и я схватил Слоан за локоть и снова рывком выдернул ее из кресла.

— Пошли, — рявкнул я, таща ее за собой вверх по лестнице.

— Что мы делаем? — спросила она, но я проигнорировал вопрос, втянув ее в свою комнату и отпустив, когда пинком закрыл за нами дверь.

Я снял спортивные штаны и бросил их в корзину для белья, прежде чем схватить пару чистых джинсов из шкафа и натянуть красную футболку, а затем толстый серый свитер.

— Твой папа не любит спортивные штаны? — подразнила Слоан, наблюдая за мной.

— Мой папа не любит глупых замечаний, поэтому я предлагаю тебе держать рот на замке перед ним, — отрезал я.

Она надулась, и мой взгляд упал на ее губы.

— Встань на колени, — скомандовал я, отходя от нее, чтобы уложить волосы в ванной.

— Зачем? — спросила она, и в ее голосе снова появился страх.

Я проигнорировал ее вопрос, пытаясь пригладить свои кудри, но взглянул в зеркало и увидел, что она все равно сделала то, что я сказал. Ухмылка тронула уголки моего рта, когда я вымыл руки и вернулся к ней.

— Знаешь, почему мне нравится, когда ты стоишь на коленях? — спросил я, когда остановился перед ней, и ее лицо оказалось прямо на уровне моей промежности.

— Потому что ты мудак? — догадалась она, глядя на меня из-под длинных ресниц.

— Нет, принцесса. Потому что, это напоминает тебе, кому ты принадлежишь сейчас. Ты моя, а это значит, что ты должна смотреть на меня снизу вверх.

— Значит, ты просто получаешь удовольствие от того, что Калабрези находится в твоей власти? — она сплюнула.

— Нет, белла. Если хочешь меня отвязать, тебе нужно открыть рот пошире.

— Свинья, — прорычала она.

— Ты и половины не знаешь, — усмехнулся я. — Но я знаю, что ты думаешь об этом, не так ли? Твой девственный маленький ум задается вопросом, каково это сосать мой член.

— Замолчи!

— Ну, ты знаешь, что делать, когда тебе надоест мучать себя, фантазируя об этом, — сказал я, наслаждаясь ее яростью и чувствуя, как мой член дергается при разговоре об ее полных губах обхватывающих его. — Просто умоляй меня о настоящей сделке.

— Я ненавижу тебя, — прорычала она.

— Ага. Но ты все еще хочешь трахнуть меня.

Я протянул руку и схватил цепочку в центре ее наручников как раз в тот момент, когда внизу открылась входная дверь.

Мои братья с энтузиазмом приветствовали нашего папу, и я потащил за собой Слоан, чтобы присоединиться к ним.

Мы добрались до гостиной как раз в тот момент, когда вошли папа и мои братья, и я резко дернул наручники Слоан, заставив ее снова встать на колени рядом со мной.

Она вскрикнула от боли, когда ее колени ударились о ковер перед камином, а папа приблизился к нам с таким выражением лица, как будто он почувствовал что-то дурное.

Он был такого же роста, как я, и такой же широкий, и годы драк оставили шрамы на его красивом лице, проведя линию через его левую бровь, которая теперь была бледной и белой от старости. Ромеро ведут свои собственные сражения. Его черные волосы были покрыты сединой на висках, и он, как всегда, был одет в чертовски дорогой дизайнерский костюм.

— Так это и есть принцесса Калабрези? — размышлял он, разглядывая ее, как лошадь на базаре.

— Так и есть, — согласился я, сохраняя ровный голос. Потому что, черт возьми, я не собирался жалеть о своем решении украсть ее, даже если она окажется гребаной обузой. Я поклялся, что сотру позор за то, что пощадил ее много лет назад, со своего имени, и я был полон решимости заставить это безумие окупиться.

Мой папа был холодным человеком с жестокими глазами и еще более жестоким сердцем. У него не было времени для любви или привязанности, хотя мы знали, что он испытывает к нам и то, и другое из-за того, как яростно он поддерживал и защищал нас в равной степени. У меня поблекли воспоминания о том, как он гонялся за мной и нашим мертвым братом Анджело по парку с футбольным мячом, и о том, как он танцевал с нашей матерью на кухне, либо я выдумал их, либо человек, который фигурировал в них, был убит вместе с ней. Это существо, оставленное на его месте, было суровым и холодным, далеким и неумолимым. Но он также научил нас, как быть сильными во всех отношениях, научил нас причинять боль, а также принимать ее, и превратил нас в существ войны. И битва, которую мы вели, была против семьи девушки, которая сейчас стояла перед нами на коленях.

— Избавься от нее, чтобы мужчины могли поговорить, — сказал он, пренебрежительно отводя взгляд от Слоан, и я, не говоря ни слова, поставил ее на ноги.

Слоан даже не протестовала, когда я вывел ее в коридор, но она уперлась ногами, поняв, куда я собираюсь ее посадить. В этом доме была только одна комната, которая была действительно безопасной, и если мой отец хотел, чтобы она была заперта, то он имел в виду именно это.

— Но… — начала она, ее глаза расширились от страха, когда она сжала мое запястье в своей хватке. Ее взгляд встретился с моим, как будто она искала во мне сочувствия, но ей пришлось бы долго искать, если она надеялась его найти.

— В чем дело, принцесса? Ты думала, что только потому, что мы пока не хотим, чтобы ты умерла, мы действительно заботимся о твоем благополучии? — издевался я.

Ее челюсти сжались, глаза горели желанием причинить мне боль и трахнуть меня, если только это не заставит меня хотеть сломать ее еще больше.

Я схватил ее за руки и развернул так, чтобы она уперлась спиной в дверь подвала, прижавшись к ней своим телом, чтобы удержать ее там.

Я ухмыльнулся, когда она прокляла меня и потянулась, чтобы повернуть ключ в замке рядом с ней.

— Что с тобой не так? — прошипела она, когда дверь распахнулась, и я отступил, чтобы позволить ей спуститься.

— Если тебе нужен полный список, мы можем быть здесь какое-то время, и у меня есть встреча с моей семьей, на которой я должен присутствовать. Достаточно сказать, что я особая разновидность пиздеца, созданная в глубинах ваших самых мрачных кошмаров и самых грязных фантазий. Но если ты думаешь, что видела худшее во мне, то ты действительно ничего не понимаешь. Так что я предлагаю тебе быть хорошей маленькой заложницей и начать играть по правилам. Потому что чем раньше ты попадешь в очередь, тем лучше будет для тебя. И я обещаю, что когда я буду добр к тебе, мне будет больно во всех смыслах.

Слоан уставилась на меня так, будто даже не знала, что делать с этим ебанутым существом перед ней, но если она думает, что я — загадка, которую она могла бы разгадать, то ее ждет сильное разочарование.

Я протянул руку и включил для нее свет в подвале, и она медленно повернулась и направилась вниз по первым ступеням.

Я прислонился к дверному косяку и ждал, пока она спустится, чувство удовлетворения наполняло меня, когда я смотрел, как мой враг подчиняется моим командам.

— Хорошая девочка, — усмехнулся я, когда она добралась до холодного пола у основания лестницы.

Я потянулся через плечо и ухватил ткань своего свитера, прежде чем стянуть его через голову. Толстый и тёплый свитер не даст ей сильно замерзнуть, пока она будет здесь. Я бросил его, и она поймала, нахмурившись, как будто моя доброта только еще больше смутила ее.

Угощайся, детка. Ты будешь полностью моей еще до того, как поймешь, что с тобой случилось.

Я закрыл дверь, запер ее и сунул ключ в карман, а сам в футболке направился обратно в гостиную, гадая, заметит ли папа что я внезапно сменил наряд.

— Я говорю, мы убьем ее, — твердо сказал отец, как только я снова вошел в комнату.

— Что? — спросил я, чувствуя себя маленьким ребенком, которого наказывают за неправильный поступок. — Но ты еще даже не слышал о моем плане…

— Не пытайся одурачить меня своей чушью, Рокко, я знаю, что у тебя не было плана, когда ты похитил ее. Ты облажался и просто пытался сохранить лицо своим безумием. Но это продолжается достаточно долго. Джузеппе Калабрези убил моего ребенка. Я говорю, что мы убьем его.

— Подожди, — сказал Фрэнки, вставая между папой и дверью, как будто он мог просто выйти и убить Слоан прямо сейчас.

Моя челюсть тикала от ярости. Он даже не хотел меня выслушивать и того хуже, он как всегда видел меня насквозь. Он даже не был в деревне, когда я взял на себя смелость похитить Слоан с ее свадьбы, но он знал меня так хорошо, что уже понял, что произошло, даже не глядя мне в глаза и не спрашивая.

— У меня есть идея, — выдавил я, решив заставить его хотя бы выслушать, прежде чем он отвергнет меня.

— Это хорошо, — пропищал Энцо, как всегда прикрывая мою спину.

— Хорошо, — устало сказал папа, скрестив руки на груди и вставая перед огнем. — Тогда выплюнь.

— Я уже заставил Калабрези уйти с территории Ромеро, — начал я, но он махнул рукой, призывая меня замолчать.

— Не утомляй меня подробностями, которые ты мне уже сообщил, расскажи, в чем заключается твой план, — рявкнул он.

— Я говорю, что мы используем ее, чтобы каким-то образом выманить Джузеппе. Найди способ манипулировать им в ситуации, которой мы сможем воспользоваться. Мы можем использовать ее, чтобы организовать его убийство, — настаивал я, говоря кратко и по делу. Папа в любом случае хотел бы составить какие-то окончательные планы сам.

Он закусил нижнюю губу, размышляя над этим, и его взгляд перебегал с меня на моих братьев.

— И вы оба согласны с ним в этом? — спросил он.

— Да, — мгновенно подтвердили мои братья, и я подавил улыбку. Мы трое, возможно, постоянно расходились во мнениях наедине, но перед нашим отцом мы всегда были едины. Это была единственная тактика, которую мы могли использовать против него, и она действовала.

Как и ожидалось, его взгляд вспыхнул гордостью за нашу троицу, демонстрирующую солидарность, и он коротко кивнул.

— Отлично. Я буду работать над планом, как использовать это, чтобы прикончить ее отца. Делай с ней, что хочешь, до тех пор, и как только он умрет, мы получим и ее голову.

Напряжение в моей позе ослабло, когда я добился своего и позволил ему увидеть мою улыбку.

Папа только закатил глаза на меня, как на надоедливого ребенка.

— Что ж, в таком случае я могу вернуться в город. В ближайшее время я свяжусь с вами и дам дальнейшие инструкции, — пообещал он.

Я поднял брови из-за его внезапного решения снова уйти, но я не был уверен, почему я был удивлён. Он ненавидел задерживаться в этом доме, и быстрый взгляд, который он бросил на комнату, в которой мы стояли, только усилил его мысль. Он чуть не вздрогнул, прежде чем повернуться и пойти к двери.

Мы последовали за ним в холл, и он распахнул входную дверь, остановившись, когда снежинки закружились вокруг нас на ледяном ветру.

— Смотри, не облажайся, Рокко. Если она сбежит, это твоя голова на плахе, — предупредил он.

Дверь захлопнулась между нами прежде, чем я успел ответить, и я остался позади отца, чувствуя себя как тот маленький мальчик, которому только что сказали, что его мать умерла.


Я сидела на верхней ступеньке лестницы в подвал, и джемпер Рокко укутал меня. Я не могла просунуть руки в рукава со скованными вместе наручниками, но так даже было лучше. Мои пальцы впитывали оставшееся тепло его тела, и я пыталась игнорировать запах свежесрубленной сосны, который, казалось, всегда витал вокруг него.

Его действия противоречили его неприятным словам. Подарив мне этот свитер, я потеряла рассудок. Но, возможно, таково было его намерение. Я и представить себе не могла, что смогу разгадать такого психопата, как Рокко Ромеро.

У двери было теплее, и я отказалась проводить больше времени в этой ледяной яме. Я старалась не рассматривать возможность того, что теперь отец Рокко возьмет все на себя. Что он будет настаивать на том, чтобы меня держали здесь, или того хуже… если он решит убить дочь своего врага.

Ненависть между ним и моим отцом была подобна гнили, вгрызающейся все глубже и глубже в кости, пока не заразила каждую их частичку. Я даже не знала, почему они так глубоко ненавидели друг друга. Наши семьи сто лет враждовали из-за территории в заливе Грешников, но у них это было личное. И именно поэтому мне нужно было как можно скорее покинуть это место. Потому что каждый прошедший день означал, что я приближалась к тому дню, когда Ромеро убьют меня. Не было ни единого шанса, что они позволят мне вернуться к моей семье. Я понимала это в глубине души.

Дверь открылась, и я вскочила на ноги, глядя на Рокко, который стоял, преграждая мне путь к выходу.

Его плечи были расправлены, голова склонена набок. Энцо втиснулся рядом с ним, а Фрэнки смотрел между их головами. Я сделала невольный шаг назад на нижнюю ступеньку, когда они искоса посмотрели на меня, как трехглавая адская гончая.

— Что теперь? — пробормотал Фрэнки.

— Мы нашли ей хорошее применение? — с надеждой предложил Энцо.

— Хм, полы на кухне надо помыть, — сказал Рокко со злой ухмылкой.

— А они? — Фрэнки нахмурился, и Рокко ударил его локтем по ребрам.

Я сердито посмотрела на всех троих, отказываясь реагировать на их демонстрацию силы. Меня не волновало, даже если меня заставляли чистить весь дом сверху донизу. Это просто дало бы мне больше возможностей найти выход.

Рокко двинулся по лестнице, тень упала на его лицо, когда он загородил свет лампочки наверху.

— Да, Золушка должна была заработать себе дорогу на бал. Но в твоем случае, сегодня вечером ты сможешь вернуться в мою постель. Если ты облажаешься, ты снова останешься здесь.

Он схватил за свитер и вытащил меня из подвала, два брата расступились перед нами и хихикали, пока Рокко уводил меня.

— Золушка не заработала себе дорогу на бал, — проворчала я. — Ее фея-крестная пришла ей на помощь.

— Ну, может быть, у Фрэнки вырастут крылья, а Энцо превратится для тебя в репку.

— Тыкву, — поправила я, покачав головой. — Если ты хочешь угрожать мне сказкой, по крайней мере, сформулируй ее правильно.

Рокко бросил на меня пронзительный взгляд и наклонился к моему уху.

— Отлично, как тебе такая история? Три голодных волка заставили принцессу мыть полы. Каждый раз, когда она лажала, они кусали ее. К концу дня принцессы уже не было видно, но волки выглядели немного пожирнее. Конец.

Он толкнул меня на пол на кухне, и я резко втянула воздух от ярости, когда снова оказалась на коленях перед ним.

Он стянул свитер через мою голову, бросив его на прилавок, и я тут же вздрогнула. В доме никогда не было по-настоящему тепло: сводчатые потолки были слишком высокими, а комнаты слишком большими, чтобы сдерживать тепло. Он опустился на колени, достал из кармана ключ и снял наручники с моих запястий. Затем он наполнил ведро для швабры мыльной водой, бросил передо мной чистящую щетку, а затем опрокинул ведро на мои колени. — Иди убирайся, или я могу сделать свой первый укус.

— Спорим, ты не можешь кусаться так сильно, как я, — пробормотала я, оглянувшись и увидев, что он остановился у двери, его пальцы прижались к тому месту на плече, где я вонзила в него свои зубы.

В его взгляде появилось чисто животное выражение, и в нем было что-то такое глубоко плотское, что я снова отвела взгляд. Я проклинала свое тело за жар, пронизывающий до самого сердца, и за то, как дыхание застряло в моих легких. Он был слишком темной фантазией, чтобы осмелиться предаваться ей, и я в одно мгновение заставила себя отвлечься от него.

— Не соревнуйся со мной, я легко выиграю, белла, — сказал он, прежде чем выйти за дверь.

Со вздохом я взяла щетку и окунула ее в воду. Я не могла отказаться от этого, и, по крайней мере, это дало мне возможность занять свое время. Проводить день, глядя на стену, было не намного лучше, так что в каком-то смысле это было улучшением. Единственная проблема заключалась в том, что это также чертовски унизительно. Слоан Калабрези моет полы Ромеро. Унизительно.

У моего отца будут твои яйца за это, если я не доберусь до них первым, Рокко.

Я подумала о Николи и подумала, скучал ли он по мне вообще. Он, без сомнения, охотился на меня по приказу моего отца, но сделал бы он это только ради меня?

Он всегда был моим спасителем в детстве, но останется ли он им сейчас?

Я вздохнула, направляя свое разочарование в каждый взмах щетки. Николи мог прийти за мной, но я не собиралась ждать здесь и надеяться на его появление, как птица в клетке. Я буду продолжать гнуть прутья, проверяя каждый угол в поисках выхода. И кто знает, может быть, я спасусь.

Через час пол на кухне был чистым, и меня направили в коридор, чтобы мыть там. Я слышала, как братья разговаривали в гостиной, очевидно, им было наплевать, что они не видят меня. Я полагала, что если шум трения прекратится, они заметят.

Я стала проклинать их с каждым движением щётки, придумывая для них как можно больше красочных имен, чтобы не сойти с ума.

У меня уже болели руки, когда я этим утром вычищала разбитую лампочку из кровати Рокко, но теперь к этому добавились волдыри и синяки. Я выплескивала свою ярость на пол, но она только росла. Чем дольше я убиралась, тем злее становилась.

Моя кровь смешалась с мыльной водой, я снова окунула щетку и зашипела сквозь зубы, когда она обожгла мои раны. Я проклинала свою удачу, Рокко появился в тот самый момент, когда на моей ладони лопнул волдырь, и я вздрогнула.

Его челюсть была плотно сжата, а глаза сузились до щелочек.

— На сегодня хватит, — прорычал он, шагая вперед и поднимая меня с пола.

Я оттолкнулась от него, оставив след на его рубашке своими мыльными руками и оставив там пятно крови. Он хмуро взглянул на него, а затем потащил меня в ванную через холл.

— Одежда! — Рокко рявкнул на своих братьев, и в ответ раздались чьи-то шаги.

— Душ, — скомандовал он мне, указывая на устройство. — Убедись, что ты достаточно чиста, чтобы готовить для нас.

Я посмотрела на него в ярости.

— Значит, принцесса исключена из меню? — холодно спросила я.

— Зачем мне есть с грязной принцессой Калабрези? — спросил он с насмешкой.

— Зачем мне готовить для сального Ромеро, у которого нет должного воспитания? Мужчины Калабрези никогда бы не стали обращаться с женщинами так, как ты. — Я плюнула ему под ноги, и тень опасности скользнула в его взгляде.

— Я знаю, как обращаться с женщиной, белла, но все, что я вижу перед собой — это крыса.

Моя нижняя губа задрожала от ярости, а сердце болезненно сильно забилось в груди. Я хотела расцарапать и разорвать его лицо, разрушить красоту и разоблачить скрытое за ним зло. Он заслуживал того, чтобы быть уродливым, его лицо должно быть изуродованным и искаженным, как и его душа.

— Убирайся, — прошипела я, и он безропотно отступил назад.

Фрэнки появился позади него, и Рокко взял у него сумку с одеждой и бросил мне. Дверь захлопнулась, и я стояла там, дрожа от ярости. Я повернулась к кабине душа, собираясь включить его, когда заметила, что окно приоткрыто.

Мой мир остановился, когда я смотрела на него. Это была крошечная щель на самом верху матового стекла. Кто-то из братьев, вероятно, нагадил здесь ранее, и я поблагодарила лорда за это конкретное дерьмо, потому что оно должно было спасти мою шею.

Я включила душ, сняла промокшие леггинсы и натянула черный комбинезон, который мне дал Фрэнки. Он был на подкладке, плюс пара толстых носков, которые мне дали, было бы идеально, если бы у меня была ещё и обувь. Но мне придется обойтись без нее. Вместо этого я аккуратно разорвала полиэтиленовый пакет пополам и привязала две части к ногам, чтобы подошвы были как можно более водонепроницаемыми. Затем я забралась на сиденье унитаза и распахнула окно настолько широко, насколько было возможно. Оно был действительно маленьким, но я была миниатюрной и, черт возьми, я преодолею это.

Я подтянулась, выставив вперёд руки и голову, прежде чем опереться о стену снаружи.

Передо мной простирался фут снега и километры леса, но мне было все равно. Здесь должен быть кто-то, кто мог бы мне помочь. Я просто буду бежать, пока не найду их.

Адреналин бурлил в такт моему пульсу, заставляя мои мышцы подрагивать от желания бежать. Я протиснулась, извиваясь, чтобы вытащить бедра, по пути поцарапав себе бока. Я изогнулась, чтобы уцепиться за верхнюю часть оконной рамы, благодаря мир за свои занятия пилатесом, высунула ноги и упала в снег.

На целую секунду я замерла, впитывая ледяной воздух и бескрайнее пространство вокруг себя.

Черт возьми, я свободна!

Я рванула через заснеженный двор к деревьям, мне нужно было как можно больше дистанцироваться от братьев Ромеро. Я бежала и бежала, мои легкие горели, когда холодный воздух попадал в них и заставлял мое сердце биться еще сильнее.

Даже бег на полную катушку не мог избавить от холода. Он кусал меня за руки и скользил под одеждой, как цепкие пальцы. Тем не менее, я мчалась дальше, не сбавляя скорости, задаваясь вопросом, сколько времени у меня есть, прежде чем кто-нибудь проверит ванную. Мысль о потрясенном лице Рокко вызвала у меня улыбку, а слабый смех вырвался из моего горла, когда я прорывалась сквозь деревья.

Когда я выберусь, я собираюсь обрушить на их головы всю мощь семьи Калабрези. Они будут сожалеть о том дне, когда украли меня из церкви.

До меня донесся шум, от которого мое сердце сжалось от ужаса. Я надеялась всеми звездами на небе, что мне это показалось, но по мере того, как он приближался, какой-то болезненный страх убедил меня, что это происходит на самом деле.

Шаги загрохотали по снегу, двигаясь намного быстрее, чем мои ноги могли выдержать.

Я включилась и побежала так быстро, как только могла, когда меня охватила паника.

Поскольку свет дома остался далеко позади, я погрузилась в почти полную темноту. Деревья теснее сбились в кучу, заставляя меня притормозить и поднять руки, чтобы не врезаться в них. Снег едва успел нападать из под густого полога сосен, и я восхваляла свою удачу, не оставляя больше следов, и бежала в темноту, умоляя тени поглотить меня и спрятать от преследователя.

Недалеко от меня завыл мужчина, и я узнала Рокко, по коже побежали мурашки, когда я поняла, что он насмехается надо мной. Игра в волка.

Я бросилась вперед, моим легким было тяжело, конечности ныли, пока я продолжала охотиться за лучом света впереди.

Дом, ферма, машина. Что-либо. Любой, кто мог бы помочь.

Деревья впереди поредели, а землю за ними покрывал снег. Меня осенила идея и я побежала к другой полосе густого леса впереди. Когда я добралась на более сухую землю под ветками, я резко повернула назад, и помчалась по только что оставленным следам, надеясь, что не совершаю ужасную ошибку.

Я услышала, как Рокко пробирается сквозь деревья впереди, и нырнула обратно в сосновый покров, прежде чем он появился.

Я метнулась за огромный сундук, прижавшись к нему спиной и затаив дыхание, мои глаза щипало от ледяного воздуха. Было слишком темно, чтобы он мог хорошо разглядеть следы и понять, что я перешла по ним обратно. По крайней мере, я на это надеялась.

Его шаги раздались прямо за деревом, за которым я спряталась, и мое сердце бешено колотилось, когда он продолжил идти по заснеженной тропе, которую я проложила.

Я выждала целую минуту, прежде чем снова двинуться, отклоняясь от того направления, которое он взял, и перешла на бег. Я оглянулась через плечо, и победоносная улыбка растянула мои губы, а мое сердце взошло, как солнце, в груди.

Я столкнулась с чем-то твердым и слишком теплым, чтобы быть деревом, и крик вырвался из моего горла. Сильные руки сомкнулись вокруг меня, а затем отбросили на твердый ствол сосны. Я едва могла разглядеть его в темноте, но я знала, что это был Рокко по его запаху, его внушительному росту, его ужасающей ауре. Он прижал меня спиной к коре, и я изо всех сил старалась не вскрикнуть, когда твердый узел впился в мой позвоночник.

— Я раньше охотился на людей в темноте, и все они оказывались в канавах, принцесса.

Его горячее дыхание омыло меня, и его бедра прижались к моему животу, когда он попытался вырвать стон с моих губ. Я стиснула зубы, не желая издавать ни звука, кроме бешеного ритма дыхания.

Он переместил свой вес на меня, и я резко вдохнула, почувствовав, как его твердая длина упирается в меня. Больной ублюдок был возбужден от всего этого. Мои руки были зажаты между нами и оказались слишком близко к этому чудовищному отростку, чем мне хотелось.

— Я думала, тебя не привлекают девушки из Калабрези, — поддразнила я, жар наполнял мое тело, я пыталась не думать о его огромном размере. Я молилась, чтобы у него было слишком много гордости, чтобы действовать в соответствии со своими побуждениями, потому что прямо сейчас я ничего не могла сделать, чтобы сбежать.

Рокко зарычал на мои слова, отодвинулся достаточно, чтобы освободить меня от его эрекции, и я попыталась нырнуть под его руку. Он схватил меня за волосы, прижал обратно к своему телу и повернул к дому.

— Я бы скорее трахнул дыру в земле. В любом случае, это принесет гораздо больше удовлетворения, чем твоя богобоязненная киска.

— Просто убедись, что ты не травмируешь семейство кроликов, пока будешь этим заниматься, — сухо сказала я, и он рассмеялся. Он на самом деле чертовски сильно смеялся. Мне не хотелось, чтобы этот звук мне нравился, но он был громким и грубым, как волна, разбивающаяся о каменистый пляж. Хуже всего было то, что острые ощущения от этой погони оставили меня в легком головокружении. И мне не хотелось признавать, насколько это понравилось какой-то извращенной части меня.

Его руки сомкнулись вокруг меня, не крепко, как раньше, но угроза все равно была. Мое сердце сжималось все сильнее, когда из-за деревьев показался дом.


Я была военнопленной. Но у этого солдата еще оставался бой.


Вздохнув во сне, Слоан перевернулась на спину, и ее бок задел мой.

Я оторвал взгляд от вида за открытым окном, где я наблюдал за восходом солнца над горами, и посмотрел на нее.

Сложив руки за голову и поёрзав, устроился поудобнее, оценивая своего нового питомца.

За все часы, что я провел, тренируясь в боях или изучая стратегии, которые можно использовать против врага, я ни разу не представлял врага, похожего на нее.

Слоан снова вздохнула, придвигаясь ближе, без сомнения, подсознательно вытягивая из моего тела еще немного тепла.

Я остался неподвижным, когда она перевернулась на бок, ее рука неловко выкрутилась над головой, где она была прикована, и положив голову мне на грудь, она прижалась всем своим мягким телом к моему.

В этот момент я завис, нахмурив лоб, гадая, какой странный поворот судьбы привел нас обоих сюда. Мы были рождены, чтобы ненавидеть друг друга, нам суждено причинять боль друг другу и получать удовольствие от этого. Но что, если бы мы не родились Ромеро и Калабрези? Какие странные возможности могла предоставить нам тогда судьба?

Слоан повернулась ко мне, тихий стон сорвался с ее полных губ и мой член дернулся.

То ли ей снилась еда, то ли секс, и меня поразило желание узнать, что именно.

Она снова пошевелилась и манжета загремела по дереву, ее бедра сместились, и я громко откашлялся.

Слоан задохнулась просыпаясь, и я с любопытством наблюдал, как она воспользовалась моментом, чтобы понять, где она и что происходит. Не говоря уже о том, на чьей груди она сейчас лежит.

— Когда ты закончишь трахаться со мной, нам, вероятно, следует встать, — невозмутимо заявил я, сквозь остатки ее сна, за которые она цеплялась, и засмеялся, когда она в ужасе отпрянула от меня.

— Ты уверена, что ты девственница, принцесса? Потому что звуки, которые ты издавала во сне, звучали так, будто ты знала, что делаешь.

— Я не та, кто продолжает утверждать, что я девственница, — прорычала она, передвигаясь на спине к краю кровати, пытаясь создать между нами некоторую дистанцию.

— Это не так? — спросил я с искренним удивлением, и навалился на нее сверху, поймав ее свободную руку в свою хватку, чтобы удержать над ее головой.

Я посмотрел на нее, вот так прижатую подо мной, и должен был признать, что это был довольно захватывающий вид. Даже ненависть в ее глазах возбуждала. Я хотел разжечь в ней пламя этой ярости, пока оно не сожгло ее заживо, и единственное облегчение, которое она могла получить от него, было бы в форме ее тела, склоняющегося перед моим. Ее взгляд скользнул к моей обнаженной груди, когда я прижал ее к себе, и я могу поклясться, что она тоже думала об этом.

— Николи катался на своей невесте перед брачной ночью? — Я цокнул ей, как будто она плохая девчонка, и она начала извиваться подо мной от дискомфорта, но на самом деле она лишь теснее прижималась к моему телу.

— Отстань, — рявкнула она, и в ее взгляде вспыхнуло неповиновение.

Я наклонился, чтобы прошептать ей на ухо, и моя щетина царапнула ее подбородок.

— La ragazza disubbidiente, — прорычал я. — Это был не он, не так ли? Что подумает папа Калабрези о том, что его маленькая девочка разгорячится с кем-то под простынями перед свадьбой?

Перевод: Непослушная девчонка.

Единственным ответом мне были хмурый взгляд и надутые губы. Рот этой девушки стал моим личным искушением. Каждый раз, когда из него вырывался остроумный комментарий, мне хотелось поставить ее на колени и почувствовать, как она обхватывает губами мой твёрдый член.

На мгновение я посмотрел на ее черные локоны, представляя, как сжимаю их в кулаке, когда ее тело стало жертвой моего, и почувствовал, как твердею при одной только мысли об этом.

Кроме того, как бы я ни утверждал, что не хочу трахаться с Калабрези, я признаю, что не возненавидел бы себя, если бы подчинил маленькую девочку Джузеппе своим желаниям и заставил бы ее выкрикивать мое имя. Черт, я мог бы даже записать это на видео и отправить ему в качестве рождественского подарка.

— Ну, я обязательно сообщу Николи о блуждающем внимании его невесты в следующий раз, когда увижу его, — пообещал я ей, прежде чем оттолкнуться от кровати и направиться в ванную комнату.

Я сбросилбоксеры, включил душ, и ухмыльнулся, услышав, как она удивленно вздохнула позади меня.

— Не надо смотреть, если я заставляю тебя краснеть, принцесса, — сказал я, шагнув под воду и повернувшись к ней лицом.

Она сидела на кровати, уставившись на меня прищуренными глазами, чертовски усердно стараясь выглядеть не впечатленной. Она изо всех сил пыталась удержать взгляд на моем лице, когда вода лилась по моему телу.

— Ты не заставляешь меня краснеть, ты заставляешь меня давиться, — прошипела она, все еще не отводя от меня взгляда.

— Я действительно могу заставить тебя поперхнуться, если ты этого хочешь? — предложил я, и ее взгляд мгновенно упал на мой член, прежде чем она резко отвернулась, дергая манжету, отказываясь смотреть на меня.

— Меня вырвет прямо сейчас и прямо здесь, спасибо, — прорычала она, и я рассмеялся.

Я быстро умылся и вытерся, надев боксеры и черные спортивные штаны, оставив волосы влажными и вьющимися.

Открыл шкаф и вытащил для нее нижнее белье, пару джинс и зеленую майку, бросив их на кровать, чтобы она могла переодеться, прежде чем я расстегну ее наручники.

Она подтянула запястье ближе к себе и потерла его там, где кожа стала воспаленной и красной.

— Ты собираешься просто стоять и смотреть, как я переодеваюсь? — спросила она.

— Ты собираешься устроить из этого шоу для меня? — парировал я.

Она даже не дернулась в улыбке, и я ухмыльнулся ей, услужливо повернувшись к ней спиной.

— Я считаю до десяти, — сказал я. — И поворачиваюсь обратно. Раз, два, три…

За звуком расстегивающейся молнии на ее комбинезоне последовал звук падения на матрас, и она начала возиться с новой одеждой.

— Десять. — Я повернулся, когда Слоан надевала рубашку поверх лифчика, и потянулся, чтобы поправить ее.

Она не отпрянула, как я ожидал, просто посмотрела на меня своими большими глазами, как будто я был загадкой, которую она пыталась разгадать. Я ухмыльнулся, когда развернул ее и указал на ванную комнату.

— Ты можешь пописать с открытой дверью и почистить зубы.

Слоан фыркнула, и у меня возникло желание отшлепать ее за это, когда она ушла, чтобы сделать то, что я сказал. В этой ванной комнате не было окна, и отныне это будет единственная ванная, которой ей разрешено пользоваться.

Я снял наручники с кровати, и ждал, пока она закончит, потом подошёл к дверному проему как раз в тот момент, когда она вернулась в спальню.

Потянувшись к ее руке, щелкнул одним наручником вокруг ее правого запястья, а другим вокруг моего левого.

— Поскольку тебе нельзя доверять, с этого момента ты будешь проводить свои дни взаперти с одним из нас — сообщил я ей.

— А я думала, что это уже ад, — пожаловалась она, и я усмехнулся, запихивая ключи от наручников в карман.

— О нет, принцесса, ты едва задела тьму внутри меня.

Мы спустились вниз, и я не мог не улыбаться внутри себя каждый раз, когда она касалась своим плечом моей руки или ее пальцы касались моих. Она реагировала так, будто моя кожа обжигала ее, пыталась дернуться, но поняла, что тянет за собой мою руку.

Мы направились на кухню и обнаружили, что Энцо сидит на стойке у раковины с наполовину съеденным кусок тоста.

— Доброе утро, любимые птички, — поддразнил он, глядя на связывающие нас наручники с веселым выражением лица. — Хорошо ли спалось?

— Помимо девушки, которая была на мне, пока я пытался уснуть, я не могу жаловаться, — ответил я, и Слоан нахмурилась.

— Хочешь, придурок, — плюнула она мне.

Ты понятия не имеешь, детка.

Я вынул из кармана ключи от наручников и бросил их на кухонный остров, когда мы направились к кофеварке, а Слоан ждала, пока я налью себе напиток.

Я добавил сливок и протянул ей чашку, наблюдая, как ее глаза расширились от удивления при этом жесте. Она потянулась за кофе, ее пальцы коснулись моих как раз перед тем, как я снова забрал чашку и выпил сам.

Ее губы приоткрылись, а глаза пылали яростью, когда я ухмыльнулся в свой кофе, борясь со смехом так сильно, что подавился, глотая его.


Бьюсь об заклад, Принцессе Калабрези никогда не приходилось иметь дело с кем-то, кто раньше не влюблялся в нее из-за себя. Она открыла рот, словно хотела прожевать меня, но прежде чем она смогла произнести хоть слово, кухонная дверь снова открылась.

— Я купил все, о чем ты просила, прошлой ночью из города, — сказал Фрэнки Слоан, входя в комнату. — Ты собираешься приготовить нам что-нибудь вкусное?

Я в замешательстве нахмурился, когда Слоан одарила его улыбкой, чертовски похожей на искреннюю.

— Спасибо, — сказала она, подбегая к холодильнику и увлекая меня за собой.

Я последовал за ней из любопытства, она открыла его и подняла брови, увидев груды еды внутри.

— Что это? — спросил я.

— Если ты заставляешь меня готовить для тебя, то позволь мне делать это как следует, — защищаясь, сказала Слоан, словно она думала, что я могу взять всю еду и выбросить ее в мусорку только потому, что ей это нравится. Что на самом деле было не самой плохой идеей, кроме того факта, что мы все проголодались…

Я пожал плечами, как будто мне было насрать, и она сразу же начала доставать ингредиенты.

Она таскала меня по кухне и даже совала вещи мне в руки на ходу, явно чувствуя себя в своей стихии, и я позволил ей показать, куда это пойдет.


Она сложила в кучу яйца, молоко, масло, дрожжи, ваниль, муку, корицу и, наконец, схватила большой мешок сахара, прежде чем достать из шкафа огромную миску и решительно направиться к ней.

Я рывком остановил ее, используя наручники, и она в замешательстве нахмурилась.

— Я не люблю сладкое, — сказал я, с отвращением глядя на пакет с сахаром.

Ее губы изогнулись в призрачной улыбке.

— Ну, ты еще не пробовал мою выпечку. Я уверена, что смогу убедить тебя насладиться чем-нибудь сладким.


— Давай, Рокко, — взмолился Энцо. — Может быть, тебе понравятся ее сладости, когда она даст тебе попробовать.

— Ага, пусть делает свои булочки, — встрял Фрэнки. — Держу пари, тебе понравятся ее булочки!

Я фыркнул, когда Слоан покрылась румянцем из-за ужасных намёков моих братьев.

— Хорошо, — сдался я и встал перед столешницей, пока Слоан начала смешивать ингредиенты.

Она немного боролась с моей рукой, сцепленной с ее, и каждый раз, когда ей приходилось тянуть меня за руку, с ее губ срывались тихие вздохи раздражения. И так как я приковал себя к ее правой руке, это было довольно часто.

Я тоже не особо облегчал ей задачу, позволив моей руке свисать мертвым грузом с манжеты, пока она готовила.

Когда она начала высыпать муку на весы, я дернул запястье назад. Мешок выпал из ее рук, с глухим стуком приземлившись перед ней, и облако муки покрыло ее одежду.

Она ахнула от удивления, затем сунула левую руку в мешок с мукой и швырнула горсть прямо мне в лицо.

Фрэнки и Энцо расхохотались позади нас, но я, не сводя глаз со Слоан, нахмурился и провел рукой по лицу, чтобы избавиться от следов.

— Ты так хочешь играть, белла? — спросил я грубым голосом.

Я ожидал, что она сожмется или покачает головой. Но никак не ожидал, что она возьмет еще горсть муки и бросит ее мне в грудь. Мое сердце забилось быстрее от игривости и дикого блеска в ее карих глаз.

Я с рыком протянул руку и схватил край пакета, одним махом высыпав половину ей через голову.

Она попыталась бежать, но я рванул ее назад, используя наручники, и облако муки поглотило ее, и она громко завизжала.

Глубокий смех вырвался у меня, когда я закрутил ее на руках, и она была вынуждена повернуться ко мне лицом.

— О, черт возьми! — воскликнул Фрэнки, и они с Энцо поспешили выйти из комнаты, прежде чем наша битва едой зайдёт дальше.

— Ты сдаешься? — поддразнил я, схватив Слоан за бёдра и подтолкнув назад, так что ее задница приземлилась на стойку.

— Никогда. — Ее левая рука оказалась между нами, и она ударила яйцом прямо в мою голую грудь, разбив его и размазав на мне желток.

Мой рот приоткрылся от удивления, и она рассмеялась, это звук был чистым и таким искренним, что застал меня врасплох. Второе яйцо было раздавлено о мою голову, и я почувствовал, как оно разлилось прямо к корням моих волос.

— Ты пожалеешь об этом сейчас же, — предупредил я, и она завизжала, снова пытаясь убежать от меня.

Я схватил коробку с яйцами, выхватил два из них и разбил о ее голову, прижав ее спиной к столешнице, когда она попыталась убежать.

Я победно засмеялся, когда она начала извиваться подо мной, пытаясь вырваться. Трение между нашими телами сделало мою улыбку только шире, и не похоже было, что она изо всех сил пытается оттолкнуть меня.

Слоан качнулась в сторону, сильнее прижимая меня к себе, и схватила пинту молока.

— Не смей…

Мерзкое холодное молоко потоком полилось прямо мне на макушку. Оно стекало по моим плечам, спине и груди, смешиваясь с яйцом и мукой, образуя тесто на моей коже. Я встряхнул волосы, чтобы очистить их от молока, и бросился на нее, швырнув ее спиной на столешницу, и высыпал ей на голову весь мешок с мукой.

Огромное облако муки поднялось вокруг нас, покрывая меня так же, как и ее, и мы начали кашлять и смеяться одновременно.

Свободная рука Слоан опустилась на мой бицепс, и она крепко сжала меня, чтобы остановить мои дальнейшие атаки, фактически удерживая меня.

Облако медленно рассеялось вокруг нас, и я обнаружил, что прижимаю ее к себе, а мое сердце бьется в неровном ритме.

— Я думаю, это была ничья, — пробормотала она, ее глаза сияли.

Я фыркнул.

— Я думаю, что ты могла бы выиграть этот конкурс, белла, — не согласился я, капая молоком на кухонную плитку. — И я должен сказать, что не слишком высокого мнения о твоих кулинарных способностях.

Она закатила глаза, но это было игриво.

— Ну, на самом деле ты ничего не пробовал, так что…

Я быстро наклонился к ней и провел языком по всей длине ее шеи. Ее хватка на моей руке усилилась, но она не попыталась оттолкнуть меня, и мне пришлось самому бороться с желанием задержаться ртом на ее коже. Смесь муки, молока и сырого яйца попала на мой язык, и я скривился, откинувшись назад ровно настолько, чтобы встретиться с ней взглядом.

— Это чертовски ужасно, — серьезно сообщил я ей.

— Когда сварится, будет вкуснее, — легко ответила она. — Так почему бы тебе просто не засунуть голову в духовку…

Я рассмеялся и потянулся, чтобы откинуть ее яичные волосы ей на плечи.

— Думаю, я предпочел бы душ, а ты?

— Не знаю, мне вроде как нравится твой новый образ, — возразила она, и моя улыбка стала шире.

— Ну, как бы мне ни нравилось быть покрытым этим дерьмом, я не думаю, что это будет так хорошо сочетаться с обивкой в гостиной.

Я отвернулся от нее и направился к кухонному островку, чтобы найти ключи от наручников, но их не было на том месте, где я оставил.

Я расшвырял кое-какие вещи, подтащил Слоан к кофеварке и в замешательстве окинул взглядом огромную кухню.

— Ты видела, где я оставил…

— Что-то потерял, брателло? — небрежно спросил Энцо, толкая дверь.

Я нахмурился и шагнул вперед с протянутой рукой.

— Дай мне ключи, — потребовал я, и он невинно расширил глаза.

— Разве ты не слышал? Они упали в унитаз.

— Лучше бы это была какая-то шутка, — прорычал я.

Он ухмыльнулся, и я нутром понял, что он не блефует. Он пытается выиграть это чертово пари. И он думает, что, оставив нас сцепленными вместе, у него это получитя.

Я зарычал и рванул на него со сжатым кулаком, но он со смехом метнулся прочь, и я споткнулся, едва не сбив Слоан с ног, пытаясь поймать ее.

— Значит ли это, что мы застряли вот так? — спросила она меня, даже не пытаясь скрыть ужас от этой мысли.

Я сжал челюсти, веселье, которое было всего несколько минут назад исчезло, как будто его никогда не существовало.

— Да, принцесса. Похоже, что да.


Момент безумия, когда мы с Рокко веселились вместе, полностью прошел. Его улыбка сменилась холодной, жесткой яростью. Он потащил меня в гостиную вслед за своим братом Энцо, его мускулы напряглись при движении.

— Скажи мне где они! — взревел он, и Фрэнки захихикал, глядя на Энцо, растянувшегося на диване.

— Я же сказал тебе, брателло. Я смыл их, — сказал Энцо, пожав плечами.

Рокко помчался к нему, и я, спотыкаясь, последовала за ним, и он схватил Энцо за ворот.

— Это не смешно.

Энцо широко ухмыльнулся, глядя на меня.

— Думаю, вам просто нужно привыкнуть друг к другу.

Рокко оттолкнул его, и мне пришлось поспешить за ним, когда он вышел из комнаты, пересекая холл к входной двери. Он отпер кучу замков, затем широко распахнул их, и ледяной воздух окутал меня.

— Куда мы идем? — спросила я, когда он вытащил меня на крыльцо.

Он не ответил мне, сбегая по ступенькам. Мои босые ноги обожгло, когда они погрузились в снег, и я выругалась, поскольку мне пришлось наполовину бежать, чтобы не отставать от его яростного шага.

Я заметила дровяной сарай на границе леса, и вскоре меня затащили в него. Рокко включил свет, и мой желудок скрутило, когда я увидела ряды инструментов, разбросанных вокруг. Рядом пылился красный «кадиллак» и большой верстак. Он сорвал со стены топор для рубки дров, и мое сердце подскочило к горлу.

— Подожди, ты же не собираешься рубить этим, не так ли?

Он продолжал игнорировать меня, заставив меня подойти к верстаку и встать с противоположной стороны. Он ударил по нему рукой, так что моя тоже потянулась вниз.

— Ты в своем уме!? — закричала я, пульс гулко отдавался в ушах, когда он свободной рукой высоко поднял топор.

— Стой спокойно, — прорычал он, сосредоточенно нахмурив брови.

Страх пронзил меня.

— Остановись! — Я закричала, когда он полоснул топором по воздуху.

Я в ужасе отдернула руку, и топор врезался в дерево в полусантиметре от мизинца Рокко. Я дернула его руку вперед и взгляд, которым он одарил меня за это, был смертным приговором.

Страх скользнул в мою грудь и укоренился в моей душе.

Он воткнул топор в дерево, практически рыча, и дернул свою руку назад, затащив меня на верстак. Он перевернул меня так, чтобы я лежала под ним на спине, и мои кости пронзила дрожь.

— Идиотка! — он сплюнул, и я вздрогнула, когда он выдернул топор из стола рядом со мной. Мои волосы разметались повсюду, когда я пыталась встать, мое дыхание было прерывистым. Он прижал мое плечо, чтобы удержать меня на месте, и я подняла руку, чтобы защититься от его ярости. Тусклый свет лампочки блеснул на заточенном лезвии топора и в эту секунду я не знала, что от него ожидать.

Он смотрел на меня сверху вниз, молочная смесь покрывала его голову и плечи, и это не мешало ужасающему взгляду его глаз. Я понятия не имела, как мы разделили такой беззаботный момент всего несколько минут назад. Я не могла представить, чтобы этот человек когда-нибудь еще раз улыбнулся. Нет, если только не при виде моего изрубленного тела этим лезвием.

Он бросил топор вниз, и лязг, когда он ударился об пол, заставил меня вздрогнуть. Он схватил меня с верстака, прижал к своей груди и вышел из сарая, с гулким стуком захлопнув дверь.

Рокко был импульсивным и нервным человеком, его нрав был таким же, как у моего отца. Мне не нравилась идея преклоняться перед ним, но я знала одну тактику, которая обычно срабатывала, чтобы ослабить гнев папы. Я не хотела пробовать это с таким сумасшедшим, но если сработает, это может спасти меня от любого наказания, которое он приготовил для меня, даже при потере пальца.

Я потянулась свободной рукой, обхватила его челюсть и зарылась пальцами в его волосы. Он взглянул на меня, его брови нахмурились в замешательстве, но я продолжила, потому что замешательство лучше гнева.

— Прости, — выдохнула я. — Я испугалась.

Он хмыкнул, и я могла поклясться, что немного напряжения ушло с его тела.

Продолжай в том же направлении.

— Ты хоть знаешь, как ты иногда пугаешь? Я вдвое меньше тебя, Рокко.

Его челюсть тикала, но он молчал, поднимаясь по ступенькам крыльца и заходя в дом. Он не остановился, топая прямо через гостиную и вверх по лестнице к своей спальне. Мое дыхание участилось, когда я задалась вопросом, о чем, черт возьми, он думает.

Как только он закрыл дверь и поставил меня на ноги, я стала ждать объяснений.

Он полез в карман, вытаскивая складной нож, и у меня перехватило горло.

— Чем ты планируешь заняться?

— Душ. Я не останусь в таком виде, и ты тоже. Один из моих бесполезных братьев поедет в город и привезёт нам болторез.

Он потащил меня в ванную, и я зацепилась за край дверного косяка, отказываясь идти туда.

Он повернулся ко мне, его мускулистая грудь на полсекунды привлекла мое внимание, пока мои ногти впивались в дерево. Его глаза смягчились, и он потянулся вперед, чтобы провести пальцами по моей щеке так же, как недавно сделала я.

— Ты не думаешь, что я трахнул бы тебя в своей постели, если вообще собирался это сделать, принцесса?

Его слова были подобны горячему маслу, стекающему с языка. Он не моргнул, словно доказывая, что не лжет, и по какой-то причине, неизвестной человечеству, я ослабила хватку на дверном косяке.

Он не сводил глаз с моих, пока вел меня в душ, развернув, ножом срезал с меня рубашку вместе с лифчиком. Я прижала обрывки материала к груди, и Рокко снова развернул меня. Он сбросил штаны и боксеры, оставшись передо мной совершенно голым. Его тело было божественным, твёрдые мускулы и четкие линии. Этим утром я уже украдкой взглянула на его нижнюю половину и боролась с желанием сделать это снова.

— Либо ты бросишь эту одежду и сама расстегнешь джинсы, либо я сделаю это за тебя.

Он ждал, и пульс ударил мне в голову. Позволить Ромеро взглянуть на мою обнаженную плоть было само по себе грехом. Я должна была защищать неприкосновенность своей кожи, но это решение было принято за меня.

Смелость в глазах Рокко разжигала во мне желание быть безрассудной. В ту секунду, когда я отпустила одежду, мне показалось, что я тысячу раз сошла с самолета в Италии и вдохнула свежий воздух.

Губы Рокко дернулись, но на его лице не отразилось ни намека на улыбку. Его глаза говорили о желании, чистом и простом.

Румянец вспыхнул на моих щеках, когда я расстегнула пуговицу на джинсах и стянула их вниз, не в силах удержаться и потянув за руку Рокко. Его пальцы скользнули по моему бедру, икре и задержались на лодыжке, когда я снимала джинсы, все к чему он прикасался, вспыхнуло пламя.

Я оставила свои трусики на месте, выпрямилась и прошла мимо него в душ. Он закрыл душевые двери, когда вошел в узкую кабину и встал позади меня. Я включила воду за секунду до того, как его член задел мою задницу, демонстрируя насколько он возбужден.

Несмотря на горячую воду, по моему позвоночнику побежали мурашки, а внизу живота разлилось тепло.

Он придвинулся ближе, протягивая руку за шампунем, а я стояла к нему спиной и чувствовала, как он врезается в меня каждым дюймом.

Я воспользовалась гелем для душа, но когда он не вернул шампунь на место, я оглянулась через плечо и увидела, что он положил его на пол позади себя.

— Шампунь, — потребовала я.

— У моих ног, — ответил он с ухмылкой.

Мой взгляд опустился на воду, стекающую по его широким плечам, на мускулы, которые дрожали и напрягались, куда бы я ни посмотрела. Мы были так близко, и я чувствовала, как его взгляд пожирает меня так же остро, как мой.

— Передай мне, — приказала я, протягивая руку.

— Конечно, — сказал он слишком легко.

Он протянул руку, которая была прикована к моей, и я задохнулась, когда меня заставили повернуться, и мое лицо было прижато к его плечу.

Он встал, и внезапно я оказалась слишком близко, мои груди прижались к его твердой груди, а мои соски выдавали, как сильно меня заводило его тело. Он больше не ухмылялся, его глаза проникали в мою душу, когда я смотрела на него, его твердая длина пульсировала, упираясь мне в живот.

Он мой чертов похититель. Я должна остановить это!

Я отступила назад, жар, пленивший мое тело, заполнил все внутри меня. Я втерла шампунь в волосы, заставив его руку присоединиться к моей, пока я вычищала яйца и муку. Его пальцы зарылись в мои волосы, и к горлу подступил ком, пока он помогал мне. По спине пробежали мурашки, и я постаралась не думать о том, как хорошо на мне ощущались его руки.

Когда я, наконец, закончила, я тоже помогла ему смыть все, прежде чем выключила воду, потому что мне срочно нужно было выбраться отсюда и остановить бушующие во мне гормоны.

Рокко вышел, схватил пару полотенец и бросил мне одно, а мой взгляд упал на его идеально вылепленную задницу. Я имею в виду, Иисус Христос, он ежедневно приседал или это дерьмо было естественным?

Я остановила себя, и уставилась в стену, обернув вокруг себя полотенце и крепко прижав его к телу. Рокко закрепил полотенце вокруг талии, вышел из ванной и направился к шкафу. Он схватил пару боксеров, уронил полотенце и стал надевать их одной рукой, пока я пыталась не смотреть на то, как он все еще возбужден.

Меня захватила буря мыслей, гадая, каково это чувствовать внутри себя что-то такого размера, и пытаясь вспомнить, что он был моим чертовым похитителем. Быть с ним было бы богохульством против всей моей семьи. Не говоря уже о моей самооценке.

Он повернулся ко мне с большой рубашкой в руках.

— Тебе придется надеть это через ноги.

Рокко опустился на колени, не давая мне возможность отказать в его помощи, я наклонилась вперед, положив одну руку ему на плечо, а другую опустила вниз, чтобы помочь ему. Я шагнула в воротник его рубашки, и он натянул ее на мое тело, проводя по груди медленнее, чем было необходимо. Его большие пальцы скользнули по чувствительной коже, срывая удивленный вздох с моих губ.

Когда он выпрямился, я сменила выражение лица и сунула свободную руку в рукав, оставив другую поверх рубашки, избегая его взгляда. Но он определенно слышал это, и это был не невинный вдох; это было чистое удовольствие, и он знал это.

— Твои трусики мокрые, — заявил он.

— Это не так , — возразила я, румянец залил мои щеки от его слов и того факта, что он был так близок к правде. Это было четко написано на моем лице.

— Ты принимала в них душ, белла. Но приятно знать, что ты мокрая от меня. — Он подмигнул, и моя душа умерла. Будто буквально разбила себе голову камнем.

Поздравляю, Слоан. Ты жаждешь самого страшного Ромеро в доме. И теперь он это знает.


Я вошел в свою спальню, Слоан бежала на шаг позади меня, спеша, чтобы соответствовать моему темпу. Дерьмо этого дня не сделало его смешнее, несмотря на то, как мои братья относились к этому. Мне не нравилось быть предметом их шуток. И я определенно не оценил тот факт, что я провел весь день привязанным к Слоан, в то время как она была одета в эту рубашку, которая открывала мне такой прекрасный вид на остроконечные соски, торчащие сквозь неё. Весь день мне было тяжело с ней, и я даже не мог пойти и подрочить.

Мои мысли были заняты душем, который мы разделили этим утром, и тем, как выглядело ее тело, когда по нему скользила вода. Не говоря уже о том, как чертовски приятно было каждый раз чувствовать, когда ее голая плоть касалась моей.

Я был почти уверен, что буду умолять чтобы залезть к ней в трусики, если это продлится немного дольше, но это не должно было так закончиться.

Я выдохнул, подойдя к своей стороне кровати и забравшись на нее.

— Нам нужно поменяться сторонами, — сказала Слоан, дергая наручники, чтобы привлечь мое внимание.

— Что?

— Сегодня ты не можешь спать на правой стороне кровати. То, как мы скованы, означает, что мы должны поменяться местами.

Я стиснул зубы, мой взгляд метнулся к окну, где мягко падал снег. С демонами, обитающими в тайниках моего разума, я вряд ли смогу заснуть, не потерявшись в этом виде на улицу, но она была права.

Я фыркнул от раздражения и сбросил спортивные штаны, снова сев на кровать.

Слоан потянула мою руку к себе, расстёгивая ширинку, и мои пальцы коснулись внутренней стороны ее бедра, когда она спускала джинсы вниз по ногам.

Она втянула воздух, когда я провел пальцами по внутренней стороне ее ноги к лодыжке. Она могла попросить меня не прикасаться к ней, но не стала. У меня начало складываться отчетливое впечатление, что у моей маленькой заложницы есть темная сторона.

Она сняла свои джинсы, и я выключил свет, прежде чем лечь обратно на кровать, двигаясь достаточно быстро, чтобы дернуть ее за собой, так что она, черт возьми, чуть не упала мне на колени.

Она тихо выругалась, когда ее ладонь легла мне на живот, и я ухмыльнулся про себя, она не отстранилась так быстро, как следовало.

Я лег на спину и ждал, пока она устроится поудобнее рядом со мной. Наши скованные руки лежали в пустом пространстве между нами, наши пальцы соприкасались друг с другом.

Мы оба замолчали, и я закрыл глаза, желая, чтобы сон пришел.

Мне казалось, что я лежу так несколько часов. Бурлящие эмоции, которые боролись во мне, питались тьмой и посылали мне слишком много мыслей, я не мог с ними справиться. Из за этого не было хотя бы надежды на сон.

Раздражённо вздохнув, я перекатился на бок и попытался посмотреть через Слоан на окно и вид за ним.

Это был мой ритуал. Я засыпал, глядя в окно, и мои заботы ускользали в небо.

— Мне это не поможет, белла, — резко сказал я, дергая наручник, пока она сонно бормотала что-то.

Я не дал ей ответить, схватил ее за плечо и подкатил к себе. Я перевернул её, она легла на мою скованную руку, ее ладонь упала на живот, а спина была прижата к моей груди, лёжа с ней так я мог смотреть в окно. Мы были прижаты друг к другу, и я чувствовал, как ее сердце грохочет в том месте, где мы соприкасались.

— Что ты делаешь? — она испуганно вздохнула, как будто все еще воображала, что я могу приставать к ней. Но мне не нравилось принуждать женщин к чему-либо. Если бы она захотела отдать мне свое тело, она бы сделала это по своему желанию, умоляя меня о каждом дюйме, который я ей предложил.

— Я не смогу заснуть, если не буду смотреть в окно на небо, вот как это работает, — просто ответил я.

Изгибы ее тела идеально вписывались в мои объятия, но она извивалась, словно хотела отодвинуться от меня.

— Почему? — спросила она.

— Что почему?

— Почему ты должен смотреть в окно? И мне не нужны какие-то дерьмовые оправдания. Если ты всерьез надеешься, что я тебя трахну, мне понадобится веская причина для этого.

Я задумался об этом на мгновение. Я действительно не должен был говорить ей подобное дерьмо. Но если у меня была хоть какая-то надежда поспать сегодня ночью, то, может быть, было бы лучше, если я просто расскажу ей немного правды, чтобы добиться своего.

— Уверен, ты уже поняла, что я нехороший человек, Слоан, — сказал я тихим голосом. — Есть вещи, которые я сделал, вещи, которые я видел, и вещи, которые я пережил, они заполняют все тихие уголки моего разума. Но когда я смотрю на небо, пытаясь отключить свой мозг, мне легче забыть эти вещи, все это не имеет значения. Я просто крошечная вспышка, которая занимает место во времени между ничем и нигде. На самом деле не имеет значения, что я делаю или что сделал, потому что, в конце концов, когда все будет сказано и сделано, каждый из нас будет забыт вечностью.

Слоан долго молчала, но напряжение в ее теле немного спало, и она на минуту придвинулась ближе ко мне.

— Кто бы знал, что обладатель такой силы может быть таким одиноким, — пробормотала она, и я нахмурился.

Я никогда не считал себя одиноким, но понял, что в некотором смысле она была права. Мы все пришли в этот мир одинокими и уйдём такими же. Не имело значения, любил ли я своих братьев или мстил со всей адской страстью во имя моей матери и Анджело. Мертвые все равно нас забыли.

— Ну, мы не можем все жить жизнью избалованной принцессы, — ответил я. — В реальном мире все не так идеально, белла. Но, может быть, ты начала понимать это сейчас.

Она слегка усмехнулась, как будто я был самым невежественным придурком, которого она когда-либо встречала.

— Я всю жизнь прожила в клетке, Рокко, — пробормотала она. — Единственная разница сейчас в том, что мои цепи выставлены на всеобщее обозрение.

Мы оба замолчали, и я подвинулся, чтобы устроиться поудобнее, притягивая ее ближе к себе. Она оттолкнулась от меня, ослабляя натяжение наручников, и легла ближе. Я замер, когда ее задница уперлась прямо мне в промежность.

Я положил правую руку ей на бедро чуть ниже ее рубашки, моей рубашки, и прошёлся большим палец вдоль края.

У нее перехватило дыхание, когда я поднял руку на дюйм выше. Несмотря на ситуацию, в которой мы оказались, у меня возникло ощущение, что она действительно хочет, чтобы я зашёл дальше.

Слоан снова двинулась, прижимаясь к мне так, что каждый твердый дюйм моего тела вжимался в ее задницу.

Она продолжила возиться, и я предостерегающе зарычал, и мягкий вздох слетел с ее губ. Если она хочет проверить мою стойкость, то быстро поймёт, что ее недостаточно.

Слоан замерла, но тепло исходящее от ее тела по-прежнему направляло всю кровь к моему члену. Я пьянел от ее запаха. Она пахла как самый сладкий грех, смесь ванили и мускатного ореха, которую хотелось съесть. Но я знал, что если попробую ее на вкус, я не наемся и не смогу остановиться.

Мой взгляд вернулся на вид из окна, снег перестал падать, и облака медленно разошлись, чтобы дать мне возможность взглянуть на звезды.

Дыхание Слоан медленно выровнялось, но возбуждение в моем теле не уменьшилось. Я хотел взять ее тело и согнуть его по своему желанию. Я хотел, чтобы она прижималась ко мне и кричала ещё и ещё, пока я учил ее тому, как приятно причинять мне боль. Но это не то, о чем мы поспорили с братьями. Я утверждал, что смогу заставить ее полюбить меня, и если я трахну ее слишком рано, этого не произойдет.

Мне нужно, чтобы она заболела мной, умоляла стоя на коленях, потому что мое удовольствие было всем, чего она желала в этом мире.

Чтобы Слоан Калабрези попала в ловушку моего сердца, я должен сыграть правильно. Так что, несмотря на нестерпимую боль в яйцах и отчаянную потребность в ее киске, я заставил себя закрыть глаза, оставив руку чуть ниже ее бедра.

Сегодня вечером я ничего у нее не возьму, а завтра она проснется, желая, чтобы я взял, и недоумевая, почему ее так тянет к Ромеро.


***


Мы сидели и обедали на кухне, моя рука двигалась вверх и вниз за рукой Слоан, когда она подносила вилку ко рту. Я должен был признать, что она умела готовить, когда я не бросал ингредиенты на нее и фактически позволил ей приготовить их. Но, оглядываясь назад, я бы, наверное предпочёл, сегодня бутерброды лазанье, потому что из-за постоянного дергания за наручники было невозможно есть.

Я попытался нарезать еду как раз в тот момент, когда Слоан потянулась за своим напитком, и мой нож со звоном упал на стол.

— Хватит, — рявкнул я, вскакивая на ноги и глядя на братьев. — Где чертовы ключи?

— Я же сказал тебе, братишка, я уронил их в унитаз. — Энцо невинно пожал плечами, и я снова схватил свой нож свободной рукой, чтобы ударить им по столу рядом с его пальцами.

— Дай мне чертовы ключи! — Я закричал, и Слоан вздрогнула рядом со мной, наручники дернулись, когда она попыталась избежать моего гнева.

Фрэнки рассмеялся, и я скинул его тарелку с едой прямо на пол.

— К черту это, — рявкнул я, прежде чем повернуться и уйти от них, волоча за собой Слоан.

— Куда мы идем? — спросила она.

— Туда, где можно достать чертовы болторезы.

Я распахнул кладовку под лестницей и поискал в задней части ботинки и пальто, которые видел там. Папа не убрал все мамины вещи после ее смерти. Когда я достал искусственную шубу из шкафа, она все ещё хранила аромат розовых духов мамы.

Мое сердце замерло, когда я на мгновение перенесся обратно в ее объятия, свернувшись калачиком, когда на ней было это пальто. Мы сидели на заднем сиденье одной из семейных машин, и она позволила мне и Анджело залезть в ее пальто, чтобы прижаться к ней. Мои руки лежали на ее круглом животе, где Энцо брыкался, как воин, отчаянно желая встретиться со своими братьями. Пальцы Анджело коснулись моих, пока мы пытались найти место, где новорожденный будет пинаться. Я был счастлив тогда. По-настоящему счастлив в том смысле, что я даже не думал, что узнаю, как сложится все дальше.

Я повернулся к Слоан и сунул пальто ей в руки. Она просунула в него свободную руку и натянула другую сторону на плечо, это было единственным, что она могла сделать в нашем нынешнем затруднительном положении.

Она слегка нахмурилась, посмотрев на меня, но я отвернулся, не желая, чтобы она увидела часть меня, которая все еще была такой уязвимой, даже после стольких лет.

Следующими я нашел мамины старые снегоступы и опустился на колени, чтобы надеть их на ноги Слоан.

Ей пришлось немного наклониться из-за наручников, и когда я посмотрел на нее, то увидел, что вокруг нас развевается занавес из волос цвета воронова крыла.

— Это вещи твоей матери? — она дышала так, будто заглядывала прямо в мою душу и увидела этот шрам на моем сердце.

— Мертвые не особо нуждаются в старых пальто и сапогах, — грубо сказал я, чтобы прекратить все вопросы. Потому что мне не нужно было, чтобы кто-то совал нос в мои дела.

Я схватил куртку для себя, ругаясь, что не могу надеть ее на скованную наручниками руку, и застегнул пуговицу, чтобы закрепить ее на груди.

Я вытащил Слоан наружу и пошёл вокруг дома к гаражу, где были припаркованы наши машины. Выбрал синий пикап «Форд» и направился к двери водителя.

Я выругался, когда добрался до сиденья, взглянув на Слоан, которая была крепко прикована цепью слева от меня.

— Я полагаю, ты не умеешь водить? — Я спросил ее. Хотя, когда эта идея пришла мне в голову, я быстро передумал. Если я дам ей контроль над машиной, она может попытаться разбить ее в какой-нибудь отчаянной борьбе за свободу.

— У вообще нет прав, — ответила она тихим голосом, и я цокнул. Конечно, Джузеппе Калабрези не хотел бы, чтобы его принцесса водила сама. Ей подойдут только машины с шофером, набитые телохранителями.

— Тогда перелезай, — скомандовал я, и она вскочила, неловко извернувшись. Я последовал за ней, ее правая рука все еще была в центре машины, и она вынуждена была наклониться ко мне над ручником.

Я завел двигатель и потянул ее за руку, положив свою левую руку на руль. Слоан чуть не соскользнула с сиденья, и ее левая рука взлетела, чтобы удержать равновесие, твердо приземлившись мне на промежность.

— О мой Бог! — Она отпрянула назад, и я чуть не рассмеялся.

— Хочешь просто посидеть у меня на коленях? — предложил я, когда мы двинулись вниз по подъездной дорожке, и она наполовину свисала со своего места.

— Нет, — прорычала она, как будто сама мысль об этом была невыносима. На самом деле, она казалась чертовски обиженной на меня.

Мы ехали по извилистой дороге из гор, минуты бежали, и между нами повисла тишина. Все это время Слоан наблюдала за мной, но я не мог оторвать глаз от обледенелой дороги, чтобы ответить на ее проницательный взгляд.

— Что? — наконец спросил я, окинув взглядом эти ланиные глаза и поджатые губы, прежде чем повернуться обратно к дороге.

— Я просто не понимаю тебя, — сказала она. — В одну минуту ты жестокий и ужасный, а в следующую ты отдаешь мне одежду своей матери. И прошлой ночью…

— Что насчет прошлой ночи? — уточнил я, улыбка тронула уголки моих губ, хотя я боролся с этой сукой. Если она не могла понять меня, то все было в порядке. В любом случае, я не хочу, чтобы она копалась в развратных внутренних работах моего разума. Это вызовет у нее только кошмары. И я был уверен, что то немногое, что она уже знала обо мне, было достаточно.

— Ты… мы… Ничего. Это не имеет значения. — Она отвернулась и наконец отвела от меня взгляд, и я позволил себе улыбнуться на полсекунды.

— Ты надеялась, что я засуну руку под рубашку, которая была на тебе? — дразнил я.

— Нет, — отрезала она, и ее щеки залились румянцем.

— Насколько далеко ты хотела, чтобы мои пальцы зашли, белла? — Я давил.

— Это не у меня был стояк всю ночь, — прорычала она.

— Верно. Ты намокла только в душе…

Слоан фыркнула и держала рот на замке, ей явно не понравилось направление этого разговора, хотя я думал, что это чертовски смешно.

В конце концов мы подъехали к Маунтиндейлу, ближайшему маленькому городку, хотя до него более сорока миль. Слоан продолжала оглядываться по сторонам, думая, что может увидеть знак, указывающий, где именно мы находимся, или, может быть, она просто искала дружелюбное лицо, которое умоляла бы ее спасти. В любом случае, она не уйдёт от меня.

Я направился к хозяйственному магазину в центре города и остановил грузовик прямо перед дверями.

Взглянул на Слоан и заметил, что ее глаза горят надеждой, и ухмыльнулся про себя, открывая дверь и помогая ей выбраться.

Я закрыл дверь и подошёл ближе, так что она оказалась в ловушке между мной и грузовиком, когда она настороженно посмотрела на меня.

Потянувшись к ней, я заправил ее длинные волосы за ухо и посмотрел сверху вниз, как будто она была единственной женщиной в мире.

— Что ты делаешь? — выдохнула она, пораженная моим странным поведением.

— Фил, владелец этого заведением, один из самых приятных парней, которого здесь можно встретить, но еще он любопытный ублюдок. Сейчас он наблюдает за нами по камерам видеонаблюдения и гадает, кто же моя милая подруга. Так что постарайся устроить для него хорошее шоу, дорогая.

— Что?

Я не ответил ей, схватив за подбородок и приподняв ее рот, чтобы встретиться с моим.

Слоан ахнула от удивления, и подтолкнув ее спиной к грузовику, я засунул язык ей в рот и украл поцелуй с ее полных губ, которого так жаждал.

Ее руки вцепились в мое пальто, и она почти оттолкнула меня назад, но вместо этого ее язык погладил мой.

Я зарычал, поцеловав ее крепче, моя рука зарылась в ее волосы, а ее тело прижалось к моему и на кратчайшее мгновение она сдалась. Я почувствовал, как в ту же секунду ее сопротивление усилилось, напряжение в ее позе возросло, и она прикусила мою губу так сильно, что потекла кровь.

Смесь боли и удовольствия еще больше завела меня, но я оторвался от нее до того, как она ударит коленом по яйцам.

— Это оправдало твои фантазии, принцесса? — Подразнил я.

— Что, черт возьми, с тобой? — прорычала в ответ Слоан.

— Слишком много вопрос для обсуждения прямо сейчас. — Я схватил ее за руку, чтобы не тащить ее за цепь, которая нас связывала, и повёл в магазин.

Я не стал подходить к стеллажам, чтобы найти то, что хотел, а просто направился прямо к задней части, где за кассой сидел Фил, одетый, как всегда, в красную клетчатую рубашку дровосека и коричневую шерстяную шляпу. Изображение с камеры видеонаблюдения было на экране рядом с ним, и он перевел взгляд с него на нас, когда мы подошли ближе.

— Доброе утро, Рокко, — весело сказал он. — Я вижу, у тебя новая подружка?

— О да, — согласился я. — Это Слоан, она настоящая находка.

— Помогите мне, — выдохнула Слоан, бросаясь вперед, чтобы схватиться за стойку и глядя на него дикими глазами. — Этот человек похитил меня! Он держит меня в плену в своем особняке и…

— Достаточно, милая, ты можешь прекратить представление, пока мы здесь, — пошутил я, перебивая ее и широко улыбаясь Филу.

Фил от души рассмеялся.

— О, я понял, что ты имел ввиду, говоря о ней. Вы играете в небольшую ролевую игру? — спросил он, подмигивая мне.

— Ага. Вот в чем проблема, — начал я, но Слоан перебила меня.

— Это не шутка! — отрезала она. — Он держит меня в заложниках, держит на цепи! — Она дёрнула мою руку, чтобы показать Филу наручники, которые связывали нас вместе, и я застенчиво улыбнулся.

— Она немного увлеклась и проглотила ключи, — сказал я, понизив голос, как будто немного смутился.

— Что? — Слоан задохнулась.

— Моя жена может быть такой же, — усмехнулся Фил. — Как только она наденет свой костюм французской горничной, она не перестанет чистить пыль ни ради любви, ни из-за денег…

— Вызовите полицию! — Слоан взвизгнула.

— Я думал, что я должен быть в полиции? — спросил я, хмурясь. — Ты сказала, что меня зовут офицер Слеммер, и что я арестовал тебя за непристойное поведение…

— Он лжет, — в отчаяние сказала Слоан. — Он похитил меня и…

— Похоже, теперь у нее на уме новая фантазия, — снова подмигнул мне Фил. — Ты хочешь, чтобы я освободил тебя, или ты хочешь взять несколько болторезов домой, чтобы разыграть этот маленький эпизод с похитителем?

— Он бросил меня в подвал, а теперь заставляет спать в своей постели, — настаивала Слоан.

— О, я уверен, что так и есть. — Фил усмехнулся, а Слоан выглядела так, будто вот-вот расплачется.

— Я возьму катер. А могу я взять кусок веревки, пока я здесь? — спросил я, когда он пошел искать болторезы. — Мне понадобится что-то еще, чтобы связать ее, как только я все-таки разделю нас.

— О да, я принесу тебе верёвку покрепче, — рассмеялся Фил, уходя, и я повернулся к Слоан с ухмылкой.

— Я ненавижу тебя, — прошипела она, в ее глазах блеснули слезы.

— Ну, детка, — промурлыкал я. — Потому что ты еще ничего не видела.


Вся собственность Мартелло Ромеро представляла собой показные, богато украшенные холостяцкие закоулки в различных вариантах: от квартир до коттеджей, от особняков до студий. Я догадывался, что это имеет смысл для семьи, состоящей из одного мужчины и трех сыновей, но отсутствие женской руки поражало меня в каждой собственности, которую я находил. Не все из них были свободны, но я так же тщательно обыскал те, что были заняты.

Я просматривал список, украденный у бухгалтера, двигаясь к собственности за собственностью и разрушая места на части в своём поиске.

Я не остановлюсь, я только останавливался, чтобы поесть или поспать. Ничто не удержит меня от моей судьбы по имени Слоан Калабрези.

Когда мы были детьми, мы вместе играли, и я строил ей замки из подушек, берлоги из веток на заднем дворе, крепости из картонных коробок. Она всегда была моей принцессой, а я всегда был ее рыцарем. Ничего не изменилось сейчас, когда монстры больше не были воображаемыми. Я буду сражаться за нее с доблестью лучшего мужчины и мужеством воина, в котором она нуждается.

У меня все еще были самые странные спутники. Единственное существо, которое сопровождало меня в поисках — Коко. Это было абсурдно. Маленький белый шпиц выходил из зданий с окровавленными лапами и рыскал по квартирам Ромеро, словно жил без страха. Но как бы безумно ни было брать его на эти поиски, у меня не хватило сил помешать ему. Он жаждал вернуть Слоан так же яростно, как и я, и благодаряэтому у нас сложились странные дружеские отношения.

Джузеппе дал много других людей, чтобы помочь мне, но они приходили и уходили, когда им нужен был отдых. Я спал между рейдами по несколько часов или вообще не спал. Это не имело значения. Я мог отдохнуть, когда Слоан вернётся. Когда я привяжу ее к себе навеки, и она будет в моих руках.

До этого момента ничего не имело значения. И как только я снова доберусь до нее, я уже никогда не отпущу. Она. Была. Моей.

Я ехал на мотоцикле по дороге, обсаженной высокими соснами, а домов становилось все меньше и больше. Это свойство было одним из самых больших в списке. Дом, в котором семья обычно проживала в летние месяцы. Я не ожидал, что кто-то из основной семьи будет здесь сейчас, но представлял, что будет много вооруженных охранников, чтобы защитить это место.

Мы прошли точку, где они знали, что мы приближаемся.

В третьем доме, который мы посетили, Ромеро ждали нас. Это бесило, но было предсказуемо. Как только они поняли, что мы обыскиваем их здания, они усилили в них охрану. Я просто надеялся, что это не означает, что Слоан переместили куда-то за пределы этого списка. Но было бы трудно спрятать заложницу от людей, если бы они остановились в гостинице, поэтому я думал, что они вынуждены держать ее где-нибудь в знакомом месте. Где-нибудь в безопасности.

За мной по дороге следовала колонна из четырех автомобилей с вооруженными людьми. У меня возникло чувство, что это будет один из самых трудных домов для проникновения. Но это значит, что он также был одним из лучших для удержания пленника. Большое имение, расположенное вдали от других зданий, с современными замками и подвалом.

Коко взволнованно тявкнул в моей седельной сумке, когда я остановился на обочине прямо перед железными воротами, которые мы искали.

Машины припарковались позади меня, и я повесил шлем на руль и направился к собравшимся Калабрези, которые вышли из машин.

— Они будут ждать нас там, — сказал я, как будто они еще не знали об этом. — Но это не имеет значения. Нет слишком высокой цены чтобы вернуть то, что у нас украли. Наши жизни ничего не стоят, если мы позволим Ромеро править ими.

— Совершенно верно, — громко согласился Бларио.

— Il sole sorgerà domani, — свирепо добавил Кристоф.

Перевод: Солнце снова взойдет.

— Вы четверо, откройте прикрывающий огонь по главным воротам. Остальные обойдут территорию и войдут с тыла, — приказал я, и мужчины моментально вжились в свои роли.

Я снял кобуру со своего полуавтоматического пистолета и направился к дому с двенадцатью мужчинами за моей спиной, на ходу открывая седельную сумку с Коко.

Маленький пёсик со злобным лаем выскочил наружу, последовав за мной по пятам.

Мы обошли участок, и я оставил мужчин пробираться сквозь живые изгороди, а сам пошел к дальнему краю лужайки.

Огромный кирпичный дом весь светился в темноте, как рождественская елка, манящая Санту подойти ближе. Но никаких подарков своим соперникам я не оставлю, только трупы и дырки от пуль.

Если Слоан здесь, я найду ее. Она будет в моих объятиях этой ночью.

Я подкрался к дому под покровом ночи, тени скрывали меня и моих людей, когда мы подходили ближе.

Тишина была гнетущей, от предвкушения и адреналина мою кожу покалывало.

Я держал пистолет наготове, мой взгляд был прикован к задней двери, когда я приблизился к ней.

Стрельба началась перед домом, и внутри раздались крики и все Калабрези побежали навстречу суматохе.

Я бросился вперед, когда они отвлеклись, яростное рычание сорвалось с моих губ, и я побежал прямо к двери.

Одного сильного удара хватило, чтобы сорвать ее с петель, и я прыгнул внутрь, стреляя наугад на случай, если поблизости поджидает какой-нибудь подонок Ромеро.

Коко бесстрашно промчался мимо меня, непрерывно лая, бросился в бой.

Мое внимание привлекло движение справа, и я выстрелил в человека, вскочившего из за дивана. Он упал с криком, и я направился дальше в огромное открытое пространство, когда с лестницы раздались новые выстрелы.

Я нырнул за тяжелый сундук в поисках укрытия, и мужчина вскрикнул, когда Коко добралась до него, вонзив свои острые зубы ему в лодыжку. И я выстрелил ему прямо в грудь, прежде чем он успел ранить моего верного спутника.

Коко взбежал наверх, чтобы найти свою хозяйку, а я бегал по дому, убивая людей и прячась за шкафами и кухонными стойками, книжными полками и даже подставкой для шляп в попытке укрыться.

Моя ярость сделала меня быстрым, моя ярость сделала меня бесстрашным, и меньше чем через минуту комната погрузилась в тишину, наши враги были разбиты.

Я тяжело дыша, помчался вверх по лестнице, обыскивая комнату за комнатой в надежде найти девушку, которая держала мою судьбу в своих руках.

Из комнаты в конце коридора донесся пронзительный визг, и я замер, снова услышав собачий визг от боли.

— Коко! — Я заорал, мчась по коридору, наплевав на то, что кто-то услышит, как я приближаюсь.

Я выстрелил в дверь, когда добрался до нее, и она распахнулась.

Перекатившись, я упал на пол, целясь в человека, который держал Коко за шкирку.


Я выстрелил в тот же момент, когда он это сделал, и он упал на пол, выронив собаку, когда боль пронзила мою щеку.

— Блядь! — Взревел я, схватившись за лицо, вспыхнула агония и на мгновение ослепила меня.

Я перекатился на четвереньки, когда Коко бросился ко мне и начал лизать мою руку.

Выругавшись, я поднялся и посмотрел через комнату в зеркало, висевшее на стене. Пуля поцарапала меня, кровавая полоса, пылавшая адским пламенем, прочертила линию моей скулы. Но это не имело значения. Это не могло меня остановить, и я больше не обращал на это внимание.

Я направился обратно в холл с Коко за мной по пятам, и мы быстро обыскали все комнаты в здании.

Мое сердце упало, когда мы шли. Я звал Слоан по имени, пока искал, но в глубине души я понимал, что ее здесь нет.

Когда я, наконец, спустился вниз, в изрешеченную пулями гостиную, меня ждали мои люди.

— Ее нет, Николи, — сказал Марко тихим голосом, как будто я еще, блядь, не понял этого.

— Возвращайтесь к машинам, — прорычал я. — Утром мы нанесём удар по следующему дому.

Они ушли, не сказав больше ни слова, и я тяжело вздохнул, в отчаянии запрокинув голову к потолку. С каждым свойством, которое мы искали, список становился короче. И чем дольше я искал ее, тем больше беспокоился о том, что они сделали с ней за это время. Я чувствовал себя безнадежным перед лицом этой неудачи.

Я не мог смириться с мыслью, что не найду ее, но с каждым днем, часом, минутой все больше боялся того, какие пытки она перенесла.

Каждая фотография, которую эти монстры присылали, беспокоила ещё большее, чем предыдущая. Она выглядела испуганной, измученной, и в отчаянии. Каждый раз, когда я видел новое изображение, это только усугубляло чувство неудачи в моем сердце. Я должен был защищать ее. Я должен был уже найти ее. Я был тем, на кого она могла положиться.

Когда я уже собирался выйти из дома, я услышал звонок телефона.

Я заколебался, намереваясь проигнорировать его, но пробежавшие мурашки по позвоночнику убедили меня, что этот звонок предназначался мне.

Я пробрался через перевернутую мебель и переступил через окровавленное тело, прежде чем найти телефон.

— Привет?

— Тьфу-тьфу, Николи. Ты громишь еще одно имущество моей семьи?

Голос Рокко Ромеро насмехался надо мной на другом конце линии.

Я замер на месте, сжимая телефон так, что мог раздавить эту чертову штуковину.

— Отпусти мою невесту, — потребовал я холодным и жестким голосом.


Он смеялся. Чертовски смеялся надо мной. Моя ярость достигла максимума, моя кровь кипела, и картинки заполнили мой разум тысячей различных способов, которыми я мог бы убить этого мудака и смотреть, как он истекает кровью.

— Это дружеское предупреждение, — сказал он жестко. — Прекрати свои поиски и уничтожение наших вещей.

— Или что? — прорычал я.

— Или твоя прекрасная невеста будет наказана за каждый твой шаг. Может быть, ты и ломаешь некоторые мои вещи, но уверяю тебя, я могу сломать Слоан сотней разных способов, так что осколки уже никогда не сойдутся вместе. Я даже не убью ее, я просто испорчу ее так основательно, что, когда ты наконец воссоединишься с ней, твоя невеста будет не более чем ходячим говорящим хоррор-шоу. Каждый раз, когда я буду причинять ей боль, я буду показывать фотографию твоего лица и говорить, кто в этом виноват. Она будет ненавидеть и бояться тебя больше, чем меня.

— Ты болен, — прорычал я.

— Да, — согласился он, словно этим можно было гордиться. — И я предлагаю тебе не делать ничего, что заставило бы меня доказать, насколько я болен.

Я открыл рот, чтобы ответить, но услышал голос на другом конце линии, который заставил меня остановиться. Она не держала телефон, но она, должно быть, была с ним в комнате.

— Что ты с этим делаешь? — Слоан задохнулась.

Рокко расхохотался, как чертов психопат, и раздался звук, похожий на удар кнутом.

— Твой жених хочет, чтобы я наказал тебя, белла, — промурлыкал он, и я выкрикнул свою ярость в небо, хотя это не имело никакого значения для того, что происходило на другом конце линии.

— Нет, — выдохнула Слоан. — Подожди! Не… не надо!

— Выбор за тобой, Николи, — прорычал Рокко в трубку.

Мои губы приоткрылись, чтобы ответить, но линия оборвалась.

— Нет! — Я взревел, швырнув телефон через всю комнату, так что он врезался в камин и разлетелся на осколки.

Этот кусок дерьма Ромеро взял меня за яйца и знал это. Единственное, чем я не мог рисковать, так это Слоан. Она была моим правом, моей судьбой, моим единственным настоящим шансом стать Калабрези и соответствовать судьбе, ради которой я так тяжело работал.

Я не мог рисковать ею ни за что. Но если я прекращу свои поиски, что тогда? Он все еще может мучить. Каждый день, который она провела вдали от меня, мог быть наполнен тысячей ужасов. Как я должен был сделать этот выбор?

Ответ пришел ко мне среди жажды крови и ярости. Я должен увидеть Джузеппе. Он ее отцом и глава нашей семьи. Он единственный, кто может сделать этот выбор. И что бы он ни выбрал, это определит мою судьбу. И судьбу Слоан.


— Это Николи? — спросила я у Рокко. Он крепко сжал мою руку, оскалив зубы, и практически зарычал на меня. Он вытащил свой ремень и хлестнул им по стене, как сумасшедший, и на мгновение я действительно подумала, что он собирается ударить меня.

— Ага. Твоему вспыльчивому жениху нужно передать сообщение, — прорычал он. — Он проливает кровь Ромеро, чтобы найти тебя.

Дыхание застряло в моих легких. Его хватка на мне усилилась, когда я отвернулась от него и обдумала эти слова в голове. Николи ищет меня. Он безжалостное оружие, выкованное моим отцом. Если кто-то и может меня найти, так это он.

Рокко низко зарычал, тряся меня, чтобы привлечь внимание.

— Тебе лучше притвориться по-настоящему испуганной в следующие пять секунд, потому что, если ты этого не сделаешь, я дам тебе вескую причину. Твой жених должен бояться за твою жизнь.

— Как будто я уже не знаю, — глухо сказала я.

Он уронил ремень, и его глаза убийственно сверкнули. Страх пронзил меня, когда его рука сомкнулась на моем горле, и он толкнул меня к стене.

— Нет, принцесса, я начинаю думать, что ты забыла, кто держит тебя в плену.

Я задохнулась, когда его хватка усилилась, и вцепилась рукой в его кожу. Мои глаза встретились с его, и эта осязаемая энергия прокатилась между нами. Я чувствовала связь, возникшую между нами в тот день, когда он пытался убить меня в машине, пульсирующую в моей груди.

Животное, которое жило в нем, выглядывало из его глаз с явным голодом. Вопреки себе, я не отшатнулась от него, когда он удерживал меня на месте и стиснул зубы, словно собирался меня сломать. Это было не так больно, как должно было быть, и я слишком поздно поняла, что он просто пытался добиться от меня реакции.

Он поднял свой телефон и быстро сделал снимок. Он отпустил меня в одно мгновение, но ярость опалила мои внутренности и просила его боли в качестве платы за то, что он сделал.

Я схватила его рубашку в руку, не позволяя ему повернуться ко мне спиной. Как он посмел сделать это со мной.

Он оглянулся через плечо, и я ударила его кулаком по лицу, перенеся весь свой вес в удар, как учил меня Ройс. Мои суставы захрустели, и я застонала в тот же момент, когда он отшатнулся назад.

Удовлетворение наполнило меня, когда кровь потекла из его губы, и он попробовал ее языком. Темная и сломанная часть меня тоже захотела слизать кровь с его губ, но я запихнула эти мысли глубоко в тайные углы моего разума.

— Если тебе нужно выплеснуть эмоции от разочарования, белла, я с радостью позволю тебе сделать это в моей постели.

Моя верхняя губа дёрнулась, несмотря на тепло, которое проникло глубоко в мои кости в ответ на его слова.

— Я думала, ты не хочешь секса с Калабрези, — сухо сказала я.

— Верно, — сказал он, вступая в мое личное пространство, пока воздух не наполнился бурей. — Я не хочу заниматься сексом с Калабрези, но думаю, что я хотел бы трахнуть одну.

— Какая разница? — Я цокнула.

Его глаза заблестели, и я почувствовала себя еще меньше рядом с ним, когда он сжал мой подбородок указательным и большим пальцами.

— Николи тебе не показывал?

Я поджала губы, бросив взгляд на окно, отказываясь отвечать.

— Черт, — выругался он, его горячее дыхание омыло мою шею, когда он наклонился, чтобы сказать мне на ухо. — Это не он был у тебя первым.

Моя челюсть сжалась, губы сомкнулись. Это была тайна, на которую он не имел права, но каким-то образом, хотя я никогда ничего не подтверждала и не опровергала, он вытянул ее прямо из моей души.

— Держу пари, ты скучаешь по вкусу свободы, — прошептал он, и я замерла, ожидая, что он скажет что-нибудь грубое. Я повернула голову к нему, но он не двигался, а это означало, что наши рты были на расстоянии менее сантиметра друг от друга. Я подумала о поцелуе, который он подарил мне в хозяйственном магазине, и пламя разгорелось в моем сердце.

— Смерть — самая настоящая свобода в мире, — прошептала я последние слова матери. Они годами оставались невысказанными, зажатыми в моем сердце. Но теперь я дала их Ромеро, и я не знаю, почему.

— Нет, белла, — сказал он так тихо, что с трудом поняла слова. — Я считаю, что ты можешь найти свободу где угодно, тебе просто нужно пролить достаточно крови, чтобы она была предоставлена.

Он отпустил меня и ушёл, в этот момент моей жизни мне просто хотелось истекать кровью.

***


Мои глаза были прикованы к Рокко, который ел равиоли напротив меня за обеденным столом. Он был полностью поглощен едой, как будто я положила ему на тарелку кусочек рая. Он ел медленно и размеренно, жевал, глотал и улыбался. Не полной улыбкой, но этого было достаточно, чтобы сказать мне, как сильно он наслаждался едой. Меня наполнило чувство удовлетворение, от того, что он оценил мою еду.

Закончив, он откинулся на спинку стула и запрокинул голову, чтобы посмотреть в окно справа от себя. Я продолжала наблюдать за ним, не прикасаясь к своей еде и сжимая в руке вилку. Он очаровал меня, и я наконец поняла, почему. Рокко Ромеро был воплощением свободы. Его дикость никто никогда не сможет усмирить. Он владел миром, потому что не подчинялся его правилам. Даже его отец не подчинил его своей воле, как это делал мой. Рокко был здесь, потому что любил свою семью. Он либо сам решал сделать, как они просили, либо не делал ничего.

Но что-то в нем не хватало, и я не могла понять что именно. Волнение ползло под его кожей, незаполненное пространство, которое он лапал, созерцая. Его взгляд всегда был обращен к небу, как будто он хотел найти там ответ. Рокко определенно что-то искал, и какая-то странная, чужая часть меня хотела найти это для него.

— Еще вина? — спросил Фрэнки, возвращаясь с кухни. — Я бы предложил тебе лучшую партию Ромеро, но кто-то разбил всю партию.

Он с ухмылкой сел рядом со мной, и я не смогла сдержать улыбку в ответ. Он наполнил мой бокал, затем сделал то же самое для Рокко и Энцо, хотя Энцо спал в своем кресле, положив руку на живот.

— Если ты будешь так хорошо нас кормить, все начнут называть нас fratelli grassi. Перевод: Толстые братья.

Рокко ухмыльнулся, вытянув руки над головой и сцепив пальцы, потянулся. Я не могла представить, чтобы он выглядел иначе, чем высеченный из камня, особенно когда его рубашка задралась вверх, а мой взгляд опустился на соблазнительную дорожку волос, спускавшуюся под его пояс.

Господи, помилуй мои гормоны.

Входная дверь открылась, и Энцо проснулся, выхватывая из-за пояса охотничий нож.

— Что?

— Дерьмо, — прошипел Рокко и поднялся на ноги.

Фрэнки, казалось, не знал, что делать с собой, устроившись на столе лицом к двери.

В комнате раздались шаги, и я повернулась, чтобы посмотреть на вошедшего. Там стоял Мартелло в прекрасном костюме, рядом с ним стояла темноволосая женщина. Она была красива, но ее глаза были острые, как бритва, когда она посмотрела на меня. Позади нее шел тощий парень со шрамом на носу. Что-то в его взгляде заставило меня бояться его больше, чем любого другого Ромеро вокруг меня в тот момент. Как будто ему не хватало жизненно важной части человечества.

— Как здесь уютно, — усмехнулся Мартелло.

— Мы просто ели, — лениво сказал Энцо.

— Я вижу, — резко ответил Мартелло, сверля взглядом мою голову.

Женщина прошла дальше в комнату и наклонилась, чтобы поцеловать Фрэнки в каждую щеку. Она обошла все, одинаково приветствуя мальчиков, разглядывая их так, словно ждала, когда же она впечатлится.

— Как приятно видеть вас, мальчики, — легко сказала она, жестом показывая Рокко, чтобы тот пододвинул для нее стул.

Он так и сделал, но его плечи были напряжены, как будто ему было не комфортно. Она плюхнулась на стул, глядя на меня с ненавистью, кажется просачивающейся даже из пор ее безупречной кожи.

— Почему она сидит за столом? — пренебрежительно спросила она, не глядя мне в глаза.

Я смотрела прямо на нее, пытаясь понять, знаю ли я, кто она такая. У меня в голове была сотня имен Ромеро, но не всегда к ним привязывались лица.

— Ей надо где-то поесть, тетя Кларисса, — сказал Фрэнки, и мое сердце сжалось от осознания.

Кларисса Ромеро была безжалостной ведьмой, обожавшей перерезать глотки. Всего несколько месяцев назад она хладнокровно убила двух моих дальних родственников, жестокость их смерти вызывала холод в костях. Но хуже всех был ее странный сын, Гвидо, которого, должно быть, скрывал Мартелло. Он был больным ублюдком, привыкшим выпытывать информацию из своих врагов. Если Калабрези попадут в руки Гвидо, их ждет настоящий ад, прежде чем он позволит им умереть.

— Присаживайся, папа, — сказал Энцо.

— Я не сяду за стол с Калабрези, и меня оскорбляет, что мои сыновья так поступают. Она спит в одной из кроватей твоей мамы? — прорычал он, и страх пронзил мое сердце.

Я посмотрела на Рокко, но он избегал моего взгляда.

— Конечно нет, — просто сказал он.

— Она спит связанная в гостиной, — быстро добавила Фрэнки.

Мартелло фыркнул.

— Подвал — единственное место, подходящее для отродья Джузеппе Калабрези.

— Там слишком холодно, — твердо сказал Рокко. — Она умрет через день.

— Ерунда, — рявкнул Мартелло и вышел из комнаты, оставив мое сердце бешено колотиться в груди.

— Я пойду его успокою, — сказала Кларисса, прежде чем встать и пройти через комнату. Она задержалась в дверях и оглянулась на братьев.

— Я предлагаю тебе отвести эту маленькую шлюху туда, куда хочет твой отец, прежде чем он вернется.

Она исчезла, и я поерзала на стуле, мои руки сжали край стола, а в горле закипела кислота.

Гвидо прошел вглубь комнаты, опустился на сиденье рядом со мной и провел рукой по своим непослушным волосам. Он подвинулся ко мне слишком близко и вдохнул, отвращение пронзило меня до глубины души.

Рокко положил руки на стол, пристально глядя на Гвидо.

— Итак, между нами, ребята, какая она? — спросил Гвидо так, как будто меня здесь не было. — В эту тугую маленькую девственную киску, должно быть, было весело влезать.

Мой желудок превратился в ледяной шар, и я почувствовала вкус желчи на языке.

— Мы не насиловали ее, блядь, мы не какие-то отбросы, — сказал Рокко, и в его тоне была смертельная скрытая сила, и костяшки пальцев побелели, когда он сжал кулаки.

— Эй, никто ничего не говорил об изнасиловании, — сказал Гвидо с тихим смешком. — Держу пари, она задыхалась от этого.

Его рука тут же легла мне на колено под столом, и я яростно дёрнулась, впечатав ее в дерево наверху.

— Ах! — вскрикнул он, выворачивая пальцы назад. В следующую секунду он ударил меня так сильно, что моя голова откинулась в сторону. Боль пронзила мою щеку, и мои волосы упали на лицо, я тяжело дышала от шока.

Раздался грохот, и по моему сиденью пробежала дрожь. Я откинула волосы назад и увидела, что Рокко прижимает Гвидо к полу.

— Она не твоя, чтобы ее трогать, — плюнул Рокко ему в лицо, и глаза Гвидо вспыхнули безумным блеском.

— Поделись, — попросил он. — Я же твой двоюродный брат.

— Еще жаль, — прошипел Рокко, вставая и глядя на меня с сочувствием в глазах.

Он взял меня за руку и помог встать, пока Гвидо поднимался, а Фрэнки и Энцо в ярости смотрели на своего кузена. Они оба были на ногах, и мне хватило секунды, чтобы сообразить, что трое Ромеро прыгнули мне на помощь.

— Подвал, — объявил Рокко, и я запаниковала.

— Нет, — выдохнула я, когда он вытащил меня из комнаты. Я уставилась на него, чтобы он встретился со мной взглядом, но Рокко, стиснув зубы, смотрел только вперед, и тащил меня по коридору.

— Не делай этого, — выдохнула я, когда он толкнул меня в подвал и захлопнул дверь перед моим лицом.

— Рокко! — Я закричала, стуча кулаками по дереву, холод окутал меня.

— Какой хороший мальчик, — донесся до меня голос Клариссы. — Мартелло будет доволен.

Рокко хмыкнул, и их шаги унеслись прочь. Я прижалась лбом к двери, мое сердце сжалось в груди.

Связь, которая, как мне казалось, была у нас с Рокко, оказалась ложью.

Он не заботился обо мне.

Он заботился о своей семье.

Он заботился о том, чтобы контролировать меня перед ними. Владеть мной. Он бросился мне на помощь, только потому, что Гвидо положил руку на его игрушку. Я была всего лишь куклой в его игрушечном домике, но я больше не собиралась играть в эту игру.

Я села на верхнюю ступеньку, подтянув колени к груди и прислонившись головой к стене. Обхватив себя руками, закрыла глаза и попыталась прогнать страх, который овладел мной, как демон.

Я должна быть сильной. Придётся выживать, пока Николи не найдёт меня. Он разорвет их на части, когда приедет. И когда это случится, я должна быть сильной. Не сломанной и не слабой.

Я буду собой, когда выйду из этого дома. Если что-то и изменилось, так это то, что я стала сильнее.

Мысль о том, что Николи убьет Рокко, посеяла в моей голове темное семя, которое пустило побеги и привлекло мое внимание. Возможность того, что это произойдет, причиняла мне боль. Как будто какая-то часть меня привязалась к Ромеро.

Парень, который пытался убить меня в прошлом и потерпел неудачу. Я была его кошмаром, а он моим. Я никогда не могла позволить этому измениться. Я этого не хотела.

Дверь приоткрылась, и мои губы раскрылись в надежде. Я поднялась на ноги, задаваясь вопросом, не передумал ли Рокко в конце концов.

Я надавила, и дверь распахнулась шире. Когда я осторожно шагнула в холл, чья-то рука зажала мне рот, и меня захлестнула паника.

Меня втащили обратно в подвал и захлопнули дверь.

От Гвидо пахло затхлыми сигаретами и потом, его жирная ладонь с силой зажимала мне рот, вызывая рвотный позыв.

Он приставил нож к моей шее, пока вел меня вниз по лестнице, медленно отводя руку от моего рта.

— Если ты закричишь, я тебя выпотрошу, — прошептал он мне на ухо, и я содрогнулась от ужаса.

Звук расстегивающейся молнии привёл меня в ужас. Я рванулась вперед, но он сильнее прижал нож к моему горлу и поранил кожу, и мне пришлось отступить.

Он прижался к моей заднице, и моя спина выгнулась от отвращения.

— Только прикоснись ко мне, и ты пожалеешь об этом, — прорычала я, наполняя свой голос ядом. Ройс научил меня тактике обращения с насильниками, и мое тело жаждало применить ее, как только он ослабит бдительность.

А если не он??

Гвидо понюхал мои волосы, его рука скользнула к моей талии, а его пальцы коснулись пояса брюк.

— А теперь давай выясним, почему Рокко так защищает свою маленькую шлюху Калабрези, а?


— Я не понимаю, почему она не была прикована там внизу, — прорычал папа по другую сторону двери, и я собрался с духом, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Она была прикована, — сказала я твердым голосом, входя в гостиную, где он расположился в кресле у камина. Тетя Кларисса сидела рядом с ним на краю дивана, а Гвидо нигде не было видно. — А потом мы нашли ее полумертвой там внизу, потому что стало слишком холодно. Мертвый заложник не будет иметь большого влияния на Джузеппе, не так ли?

Губы папы скривились от отвращения, но тот факт, что он открыто не возражал мне, означал, что он согласен с моими рассуждениями.

— А почему она сидела с тобой на кухне и ела, как гость? — спросила тетя Кларисса, вздернув нос, словно почувствовала неприятный запах. Хотя так всегда выглядело ее лицо, так что трудно было сказать, делает она это намеренно сейчас или нет.

— Мы подумали, что есть смысл заставить ее работать за еду, — вставил Фрэнки. — Мы заставляем ее готовить и убирать для нас.

— Мы ведь не можем привести горничную в дом, пока она здесь, не так ли? — скучающим тоном добавил Энцо, опустившись на другой конец дивана от нашей тёти и небрежно откинувшись назад, словно ему хотелось вздремнуть.

— Ну, я бы не стала прикасаться к чему-либо, приготовленному Калабрези, — содрогнувшись, сказала тетя Кларисса.

— Тогда ты можешь проголодаться во время своего пребывания здесь, дорогая тетушка, — сказал я, садясь в другое кресло и наклоняясь вперед, упираясь локтями в колени. — Потому что мы ни хрена не умеем готовить и решили, что лучше сделать нашу заложницу рабыней, чем самим бегать за ней. Почему мы должны готовить для нее еду или убирать за ней, если вместо этого мы можем заставить ее работать?

— И почему она соглашается делать эти вещи? — спросил папа.

— Потому что я накажу ее, если она этого не сделает, — мрачно ответил я.

Короткий кивок, который он дал в ответ, был самой близкой похвалой за то, как я справлялся с этим.

— И ей действительно не нравится, как ты ее наказываешь, не так ли, Рокко? — спросил Энцо с чертовски грязным выражением лица, которое папа и тетя Кларисса не могли видеть.

Я закатил глаза, не удосужившись ответить ему.

Я огляделся, пытаясь понять, куда делся Гвидо. Если бы он не был членом семьи, я бы давно убил этого ублюдка. Я был за уничтожение наших врагов, но то, что ему нравилось делать с людьми, выходило далеко за рамки необходимого.

Хуже того, он каким-то образом решил, что я его соперник. Он изо всех сил старался соперничать со мной и забирать то, что принадлежало мне. Я с трудом терпел его даже на больших мероприятиях, когда было много людей. Быть в такой маленькой компании с ним было так же весело, как проглотить чашку с гвоздями и начать испражняться.

На самом деле, если бы кто-нибудь дал мне гвозди прямо сейчас, у меня появилось бы искушение согласиться на эту сделку.

Однажды он довёл меня и я сорвался. Я забил его до полусмерти куском трубы и оставил шрам на его искривленном носу. Конечно, папа оттащил меня от него прежде, чем я успел его прикончить, а поскольку Гвидо был самым ебанутым существом из всех, кого я знал, его одержимость мной только усилилась после того, как он едва не погиб от моей руки.

Я трижды менял номер мобильного, прежде чем сдаться и заблокировать его. И больше я не отвечал на незнакомые номера. Несколько лет такого обращения заставили его отступить, но я по-прежнему предпочитал избегать его общества, когда мог.

— Я все еще думаю, что ее лучше держать в подвале, если она не работает, — сказала тетя Кларисса, осматривая свои ногти.

Мои волосы зашевелились, она бросила мне вызов. Мне не нравилось, когда мне указывали, как держать в заложниках, и я был более чем доволен нашей нынешней ситуацией, в которой задница Слоан всю ночь прижималась к моему члену. Не то чтобы я мог сказать это вслух, но какого хрена она вообще приходила сюда и вмешивалась в мои дела? Будучи старшим сыном папы, я был его заместителем, но как его единственная сестра, Кларисса любила считать себя равной мне.

Мой взгляд переместился на папу, я подумал, может ли он сказать ей, чтобы она оставила моего заложника мне, но, похоже, его больше интересовало что-то в его мобильном телефоне, чем наш разговор.

— Я не позволю ей замерзнуть, — отрезал я. — Она будет бесполезна, если умрет.

— Просто оставляй ее там между работой. Выпускай ее достаточно часто, чтобы пальцы рук и ног не отмерзли, и проблем не будет, — сказал папа безразлично, но решительно.

Я цокнул языком, чтобы дать понять, что я зол, но не высказался против. Не в этой ситуации. Я не собирался выступать против отца в защиту Калабрези. В любом случае это только заставит его предпринять дальнейшие действия против Слоан. Он мог бы даже поручить кому-нибудь присматривать за ней. Кому-нибудь вроде Гвидо.

При этой мысли я снова огляделся в поисках нашего нежеланного кузена и нахмурился, потому что не увидел его.

— Где Гвидо? — спросил я, выпрямляясь, по моему позвоночнику пробежала предостерегающая волна.

На то, чтобы помочиться, у него ушло бы не так много времени, и у меня было ужасное чувство, что он не отправился посрать.

— О, ты знаешь Гвиди, — хихикнула тетя Кларисса. — Он всегда что-то замышляет.

Фрэнки поймал мой взгляд с испуганным выражением лица, и я вскочил на ноги, когда меня охватила паника.

Энцо тоже встал, и мои братья зашагали за мной, выбегая из комнаты.

— Гвидо! — Я закричал, мое сердце неровно колотилось, когда чувство чистого страха скользнуло по моим венам.

Он не ответил, но в этом не было необходимости. Я вышел в холл и отсюда увидел приоткрытую дверь подвала. Я оставил чертов ключ в замке, и он все еще был там, насмехаясь надо мной, я бросился в подвал.

Свет горел, когда я спускался по лестнице, и откуда-то из глубины подвала доносилось приглушенное хрюканье и хныканье.

Я заметил Гвидо, склонившегося над Слоан, он прижал ее к земле, приставляя лезвие к ее горлу.

Рев чистой ярости вырвался у меня, я спрыгнул с лестницы и помчался к ним.

Гвидо огляделся, лезвие отодвинулось на дюйм от шеи Слоан, когда он заметил меня, и его лицо озарила сумасшедшая улыбка.

Я столкнулся с ним секунду спустя, сбив его с нее и покатившись с ним по холодной земле.

Гвидо отполз от меня, когда я нанес ему удар в бок.

— Давай, Рокко, — умолял он. — Поделись ею со мной!

Он снова рванул к ней, и Слоан закричала, когда он схватил ее за руку.

Мое сердце подскочило от страха за нее, и я схватил Гвидо за шкирку, изо всех сил отбросил его назад, швырнув через всю комнату.

С криком боли он ударился об одну из винных полок, и дерево вокруг него раскололось, и он кучей рухнул на пол.

Большие карие глаза Слоан встретились с моими, и на мгновение я мог поклясться, что в ее взгляде появилось облегчение. Она смотрела на меня так, словно я был ее спасителем, а не похитителем. Как будто я из тех мужчин, которые могут защитить ее от худших вещей в этом мире и от монстров, населяющих его. И по какой-то причине я обнаружил, что хочу быть для нее этим мужчиной. Я хотел въехать в сияющих доспехах на доблестном коне и выбить все дерьмо из ублюдка, посмевшего прикоснуться к ней. Может быть, это и не было поэтично, но это была чистая животная природа. Я был зверем, не похожим ни на кого другого в глубине леса, а она была моей. Я скорее сдеру собственную кожу, чем отдам ее Гвидо.

Я бегло осмотрел ее, надеясь, что не опоздал и помешал ему сделать все, что в его силах. Ее рубашка была порвана, нижняя губа разбита, а ширинка расстегнута.

Я увидел красный свет. Ярость, какую я не чувствовал прежде, наполнила меня, и насилие, как раскаленная докрасна магма, разлилось по моим венам.

Я всегда ненавидел этот кусок дерьма. У Гвидо не было ни кодекса, ни морали, ни гребаного уважения к законам, которые мы создали. А теперь он зашел слишком далеко. Он пошел против меня, нарушил правила, которые я установил в своем доме. И что еще хуже, он приложил руку к Слоан. Она была моей заложницей. Моей. И он узнает, что происходит с людьми, которые пытаются забрать мои вещи.

Я бросился на него, когда он поднялся на ноги поднял свой нож, защищаясь, как раз перед тем, как я столкнулся с ним.

Жгучая боль пронзила мои ребра, но я проигнорировал ее, чтобы наказать этот кусок дерьма. Я ударил его прямо в лицо, трижды врезав в него костяшками пальцев, прежде чем он снова порезал меня этим чертовым ножом, на этот раз попав мне в бицепс.

— Сражайся как мужчина, мудак! — Я зарычал на него, запрокинув голову и ударил лбом ему прямо в переносицу.

Что-то хрустнуло, хлынула кровь, и Гвидо отшатнулся, ударившись о разбитую винную полку позади себя.

Я снова сократил расстояние и схватил его за запястье, прежде чем он смог нанести мне третий удар.

Другой рукой я схватил его за локоть и вывернул так сильно, что он закричал от боли, и нож с грохотом выпал из его руки.

Я оттолкнул его от себя и он упал на землю.

Я двинулся за ним, кровь капала с моих рук, когда он отползал на локтях.

— Ладно, — выдохнул он сквозь кровь, хлынувшую из разбитого носа в рот. — Она твоя. Дело решено.

Я зарычал на него, когда он вскочил на ноги. Мой взгляд остановился на его горле и я представил, как выжимаю из него жалкую жизнь.

В ушах звенело, жажда крови кричала во мне, все мое существо было одержимо желанием раз и навсегда избавить мир от этого гребаного кретина.

— Достаточно, Рокко! — Папа рявкнул, как только я добрался до своей добычи.

Я почти проигнорировал его. Почти сделал последний шаг, чтобы закончить начатое, но резкий вдох заставил меня остановиться.

Я замер, оглянувшись через плечо в угол, где была Слоан. Она сжимала порванную рубашку на груди и держала перед собой клинок Гвидо, словно думала, что сможет пробиться сквозь всех четырех мужчин Ромеро с ним.

— О, мой малыш! — Тетя Кларисса ахнула, сбегая по лестнице, проносясь мимо моих братьев, чтобы забрать своего несчастного сына.

Моя губа дернулась, когда она вывела его из подвала, и моя кровь наконец начала остывать.

— Разберись с этим беспорядком и встретимся наверху, как только будешь выглядеть прилично, — пробормотал папа, как будто я ему надоел, но легкий изгиб уголков его рта сказал мне, что он доволен. Он давно хотел поставить Гвидо на место, но без повода это трудно было сделать. Теперь, когда я во второй раз избил его до полусмерти, он будет помнить, каково это разозлить настоящего Ромеро.

Папа повернулся и вышел из подвала вслед за тетей и Гвидо, а я остался со Слоан и моими братьями.

Повисла тяжёлая тишина, медленно повернувшись, я посмотрел на Слоан.

Я вздрогнул, когда она провела по порезу вдоль моих ребер, и удивленно посмотрела на меня.

— Это больно? — спросила Слоан хриплым голосом, будто сама мысль об этом сводила ее с ума.

— Тебе нравится, что я истекаю кровью из-за тебя? — спросил я, наблюдая, как расширились ее зрачки при этих словах. — Тебе нравится моя боль?

— Мы принесем одежду, — пробормотал Фрэнки. — Забери у нее этот нож.

— Не забывай, кто только что спас твою добродетель, карина, — сказал Энцо Слоан, выходя вслед за Фрэнки.

Они закрыли за собой дверь, и мы остались одни.

Я медленно направился к ней. Волк с ланью во взгляде.

— Ты собираешься ударить меня ножом за то, что я спас тебе жизнь, белла? — спросил я, приближаясь к ней.

Она держала нож так, будто знала, что делать с ним, и стальной взгляд в ее глазах говорил, что она может им воспользоваться.

Я раскинул руки перед собой, приближаясь еще ближе.

— Если ты собираешься это сделать, то целься в мое сердце, — серьезно сказал я. — Потому что ты не получишь от меня больше одного удара, пока я не нападу на тебя.

Ее взгляд скользнул от моих глаз к моей груди, и ее нижняя губа слегка задрожала. Похоже, кто-то научил ее защищаться, но я был готов поспорить, что она никогда раньше не вонзала в кого-нибудь лезвие.

— Тебе нужно направить всю свою силу в удар, — сказал я ей. — Если хочешь, чтобы я умер от одного удара, нужно прорезать много плоти и костей.

Она втянула воздух, когда я оказался в нескольких шагах от нее.

Я посмотрел на лезвие в ее руке, которое уже было залито моей кровью. Это было стабильно. Она не промахнется, если решит ударить меня.

Я развел руки и подошел достаточно близко, чтобы она могла это сделать. Я не сделал никакого движения, чтобы защитить себя, и она затаила дыхание, когда ее взгляд встретился с моим.

— Что должно быть, белла? — мрачно спросил я.

Мгновение бесконечно повисло между нами, когда ее глаза смотрели в мои, и темная энергия скручивалась между нами. Как будто меня тянуло к ней и предупреждало прочь на одном дыхании, и неуверенность этого полностью заморозила меня.

Слоан тяжело вздохнула, и лезвие выпало из ее руки. Оно с грохотом упало на пол.

Я поднял брови, когда она вздернула подбородок.

— Скажи мне, что я прав, думая, что добрался сюда до того, как он успел что-нибудь с тобой сделать, — выдохнул я.

Слоан облизнула губы, и это движение привлекло мой взгляд, я снова подошел ближе.

— Ты это сделал, — подтвердила она, и на меня нахлынуло облегчение, ослабив напряжение в мышцах.

— Он ударил тебя ножом, — добавила она, схватив подол моей рубашки и подняв его, чтобы увидеть, что он сделал.

Порез вдоль ребер был болезненным, но неглубоким. Фрэнки зашьёт рану, если будет нужно, но я сомневался в этом.

Ее холодные пальцы задели мою кожу, когда она сдвинула рубашку выше. Ткань была мокрой от крови. Кровь была Гвидо или моя, может быть, даже ее.

Я остался неподвижен, пока Слоан осматривала меня, ее прикосновение задержалось на моей коже, как будто она знала, что не должна этого делать. Как будто знала, что ей все равно. Но по самой странной причине, казалось, что она это сделала.

Она снова провела пальцами, нажимая на рану ровно настолько, чтобы я застонал от боли, и в ее глазах вспыхнул жар.

— Ты выглядишь не очень, как и я, — выдохнул я, потянувшись к ее расстегнутой ширинке, и засунул пальцы под молнию.

Ее дыхание сбилось, когда мои пальцы скользнули по ее трусикам, я медленно взял молнию и расстегнул ее ещё больше, намек на стон скользнул между ее губ.

Дверь над нами открылась, и я застегнул ей джинсы, мои пальцы ненадолго задержались на ее поясе, когда позади нас послышались шаги на лестнице.

Я убрал руку, и по ее телу пробежала дрожь. Опустившись перед ней на одно колено, я поднял нож, и она не сводила с меня взгляда.

Фрэнки остановился у подножия лестницы с чистой рубашкой, спортивными штанами и толстым свитером для Слоан, которые она приняла со словами благодарности.

Я повернулся и пошел прочь от нее, а Фрэнки начал собирать осколки разбитого винного шкафа в черный мешок.

Я не оглянулся, когда поднимался по лестнице, и направился в главную комнату. Энцо задержался в холле и поймал мой взгляд, когда я приблизился.

— Если она не влюбится в тебя после этого, то никогда не влюбится, — пошутил он, и я заставил себя ухмыльнуться.

— Все это часть плана, — ответил я, проходя мимо него, чтобы смыть кровь со своей кожи.

Я нахмурился, поднимаясь по лестнице, потому что самым странным было то, что это была ложь.


Ни один из них не заметил, даже Рокко.

Телефон Гвидо был спрятан сзади моих джинсов. Он выпал из кармана, когда Рокко повалил его на землю. Я схватила телефон, прежде чем кто-нибудь успел заметить, но теперь я стояла на месте, все еще не оправившись от того, что произошло.

Я все еще чувствовала на себе руки Рокко, его горячие прикосновения стерли холодные прикосновения его кузена. Там, где моя плоть ранее кричала, теперь она мурлыкала. Как будто тело хотело, чтобы на нем было больше прикосновений Рокко. Но это было так неправильно. И я начала сомневаться, был ли он прав. Может быть, я была такой же облажавшейся, как и он.

Что-то в Рокко высвободило во мне безумие. Тайную девушку, которая жила во мне все эти годы, стремясь к освобождению, но семейные обычаи и твердая рука отца удерживали ее. Даже в Италии я не чувствовала себя такой дикой. На секунду я почувствовала вкус его животного духа внутри, и я начала задыхаться от этого.

Я покачала головой, доставая телефон, не в силах поверить, что так долго колебалась, прежде чем воспользоваться им. Единственный номер, который я знала наизусть, был домашний, поэтому я позвонила домой своей семье. Мой отец. Одна мысль о том, что я услышу его голос, будила во мне бурю эмоций. Он жаждал крови. Он призвал всю нашу семью на мои поиски. Как он отреагирует, когда услышит меня сейчас?

Мое сердце забилось, а во рту пересохло. Я бы отдала все, чтобы помочь папе найти меня, но что-то внутри меня также боялось этого. На этот дом братьев Ромеро нападут без предупреждения. Придет целая армия Калабрези. Они разорвут их пулями.

Почему это заставляет меня чувствовать, что я хочу бросить??

Прежде чем я успела сделать что-нибудь сумасшедшее, например, повесить трубку, на другом конце раздался щелчок.

— Дом Калабрези.

Я резко вдохнула. Это был не мой отец.

— Николи? — Я задыхалась, шепча, хотя сомневалась, что кто-нибудь мог услышать меня наверху. Адреналин разлился по моим венам и принес с собой свою подругу панику.

Я могу выбраться отсюда!

— Слоан? — спросил он, его голос резал мое ухо словно бритва. — Скажи мне, что это ты.

— Это я. — Линия стала нечеткой, и я не услышала его следующих слов.

— Слоан? — его голос снова прозвучал сквозь помехи, требовательный, отчаянный. Я лихорадочно проверила сигнал, обнаружив, что он низкий.

— Теперь ты меня слышишь? — спросила я с надеждой, мое сердце стучало в ушах, как бомба замедленного действия. — Мне нужно, чтобы ты пришел и нашел меня.

— Где ты… — его голос снова поглотили статические помехи, и мою грудь пронзила тревога.

Я начала перечислять все, что знала о доме, надеясь, что он хотя бы немного услышит. Я рассказал ему о снеге, огорах, о том, как выглядит усадьба. Я не знала, сколько он понял, но время от времени он произносил странное «да, черт возьми, ублюдки».

— Я иду за тобой. Ты моя, Слоан, никто не может забрать тебя у меня, — яростно сказал он. Мое сердце сжалось, когда я изо всех сил пыталась найти что ответить. Самое безумное, что я инстинктивно закричала, я не твоя!

Я отогнала эту мысль, но ее место заняла другая сумасшедшая.

Найди меня, но, пожалуйста, не убивай Ромеро.

Но как я могла даже подумать об этом? Почему меня заботило это? Я должна была хотеть, чтобы их разорвали на части за то, что они привезли меня сюда. Рокко больше всего.

Дверь подвала открылась, и меня пронзил страх. Быстрыми пальцами я удалила историю звонков, заблокировала телефон и отбросила его от себя. Он ускользнул под полку с вином, и я попыталась успокоить свое бешено колотящееся сердце, когда секундой позже появился Рокко. Если он узнает, что у меня был тот телефон, по которому я звонила Николи, он либо перевезет меня, либо приведет в дом сотню человек, чтобы они встретились с Калабрези. Возможно оба варианта. И я не могла позволить случиться ни тому, ни другому.

Я нахмурилась, глядя на стопку одеял в руках Рокко, мое сердце таяло, как раскаленный воск, с каждым шагом, который он делал ближе. Он опустился на колени и положил одеяла у моих ног, кинув на них грелку. Там были ещё пара толстых носков и один из его свитеров.

— Тебе придется пока остаться здесь, — сказал он, выглядя так, будто не был доволен этим фактом.

Ему на самом деле не наплевать, что я здесь?

Я смотрела на выражение его лица, ища подвох. Я ожидала, что он заберёт сверток со смехом и уйдёт.

— Где мой гребаный телефон?! — Голос Гвидо сотряс половицы наверху, и у меня похолодела кровь.

Рокко встретился со мной взглядом, и я ахнула, когда он рванул вперед и начал обыскивать меня. Его рука скользнула между моих бедер, и я ударила его по лицу.

— У меня его нет! — прорычала я.

Его глаза недоверчиво сузились, и он достал свой телефон, нажал вызов и все время смотрел на меня, откинувшись на пятки.

Из-под полки с вином раздался звенящий рингтон, и я с трудом сглотнула, когда он подошел к ней и достал телефон. Он постучал по экрану, без сомнения, проверяя историю звонков, прежде чем его взгляд скользнул ко мне с подозрением. Он провел языком по зубам и сунул телефон в карман.

— Я нашёл! — Рокко крикнул наверх, и я облизала пересохший рот, когда он снова встал передо мной на колени.

Я потянулась за грелкой, чтобы было чем себя занять, и обнаружила, что она восхитительно теплая.

Он поднял руку, и я инстинктивно вздрогнула, остерегаясь после встречи с его презренным кузеном. Я знала, что Рокко сделал для меня, но я также помнила, почему я ненавидела Ромеро. Гвидо убил членов моей семьи. Рокко тоже. Между нами была не просто линия, прочерченная на песке, а пропасть из острых предметов, запачканных кровью нашего народа.

Он убрал руку, и я задалась вопросом, зачем он вообще хотел прикоснуться ко мне. Он глубоко вздохнул, когда дискомфорт окрасил его черты.

— Я буду спать за дверью, чтобы никто не мог спуститься сюда без моего разрешения, — сказал он наконец.

— Почему? — Я вздохнула, и между нами повисла тишина.

Рокко хмыкнул.

— Мне плевать на насильников. И я, конечно, не забочусь о людях, прикасающихся к вещам, которые принадлежат мне.

— Я не твоя, — прошипела я, от его слов у меня покалывало позвоночник, тем более, что я услышала их от Николи две минуты назад.

— Я поймал и посадил тебя в клетку, — сказал он с ухмылкой, почти дразнящей. — Ты моя честная.

— Я не какая-то дикая лошадь, с которой ты поспорил, — сказала я с отвращением. — Нельзя владеть людьми.

— Не правда. Чтобы владеть лошадью, мне нужно заслужить ее доверие. Чтобы владеть тобой, мне нужно заслужить твое сердце.

Глаза Рокко вспыхнули, и жар просочился сквозь мою кожу от напряженности его взгляда.

Я наклонилась к нему, так близко, что мы были почти нос к носу. Его глаза скользнули к моему рту, и я знала, что он хочет, что он уже дважды взял и не заслужил.

— Я бы сначала его вырезала, — прошептала я и уголки моих губ скривились в мрачной улыбке.

— Ты не обязана отдавать мне его свежим и окровавленным, принцесса, но спасибо за предложение.

Я цокнула, откидываясь назад, но он ухватился за мой топ, и снова притянул меня к себе.

— Как долго ты собираешься врать себе о том, что я заставляю тебя чувствовать?

— Мне не нужно лгать себе, Рокко. Я точно знаю, что ты заставляешь меня чувствовать. Ты заставляешь мою кожу покрываться мурашками, а кровь сворачиваться.

Мое сердце стучало так быстро, что я боялась, что он услышит, как оно выбивает мои секреты азбукой Морзе.

Моя мама всегда говорила мне не доверять мальчикам с красивыми лицами и плотоядными улыбками. А Рокко был прекрасным хищником. Он мог заполучить любую женщину в мире, и, может быть, его беспокоило, что я не попала под его очарование. Возможно, он пытался что-то доказать самому себе. Но если он действительно думал, что сможет завоевать сердце девушки, которую похитил, он, должно быть, был еще более дерзким мудаком, чем я думала. Что казалось натяжкой, поскольку его эго уже было больше, чем этот дом.

Я бы никогда не позволила ему завладеть мной. Но у дикой девушки внутри меня были свои желания. Ее собственные злые секреты.

Она позволила бы ему завладеть мной и требовала бы ещё в процессе.

Я быстро моргнула, осознав, что давно этого не делала. Рокко улыбался, словно слышал все мои мысли, и я откашлялась, натянув на себя одеяла и засунув под них грелку.

— Я тебе не верю, — промурлыкал он. — Ты стонешь о моем члене во сне.

— Не знаю, — ответила я, отодвинув верхнюю губу. — И если бы я это сделала, это было бы о том, чтобы сорвать его.

— Я так не думаю. Ты не раз пыталась сделать мне минет во сне. Однажды я позволил тебе пососать мой большой палец.

Я цокнула и он засмеялся.

— Ты животное.

Я ждала, что он уйдет, но нет. Рокко встал на четвереньки и начал красться, как лев, упершись руками по обе стороны от меня. Он клацнул зубами мне в лицо, заставив вздрогнуть. Его дыхание обжигало мою кожу, и его запах окружал меня, купая меня в аромате сосны и смертельного искушения.

— Я могу быть животным, если ты хочешь, чтобы я был таким. — Он хрюкнул, как свинья. У меня вырвался смех, и я откинула голову назад, создавая между нами дистанцию.

Он наклонился с довольной улыбкой и щелкнул меня по носу.

— Поспи.

— Иди прими свои таблетки, сумасшедший, — парировала я, пытаясь стереть улыбку с губ.

— Сумасшедший — это слово, так же означающее «интересный», — сказал он легкомысленно. — Как скучен был бы мир, если бы я знал, что завтра не надену балетную пачку и не займусь балетом.

— Это твой план? Потому что я не уверена, что делают пачки медвежьих размеров, — сухо сказала я.

— Это твоя проблема, белла. Может быть, я сделаю это, может быть, не сделаю. Планы для нормальных людей, и я чувствую, что ты совсем не нормальная. Они просто заставили тебя думать, что ты являешься ею. — Он подмигнул и направился вверх по лестнице, чтобы выйти из подвала.

Я обдумывала его слова и какой смысл они имели для меня. Четыре стены моего разума были воздвигнуты руками моего отца, но что он утаил?

Я попыталась вспомнить время до того, как почувствовала себя в клетке, и перед моим мысленным взором всплыло лицо моей матери. Мне было всего семь лет, когда она умерла, но каждое воспоминание о ней было для меня драгоценным. До того, как она покончила с собой, все, что я могла вспомнить, это то, что я была счастлива. Веселилась с ней в парке, часами танцевала, пела и играла. Она была моей лучшей подругой. Моей единственной подругой. А когда она ушла от меня, мир стал меньше.

Мама не позволяла мне видеть решетки, окружавшие нас, она укрывала меня от правды: что мы всего лишь две птицы в клетке, поющие на закате, нарисованном на стене.

Неужели она была несчастна все эти годы и никогда не показывала мне этого? Сделал ли мой отец все, что мог, чтобы убедиться, что с ней все в порядке? Или он заманил ее в ловушку, заковал в кандалы, и она не выдержала ни минуты на этой земле? Даже ради меня.

Моя душа болела от всех вопросов без ответа. Я очень дорожила каждым воспоминанием о ней, но ее смерть запятнала их. Потому что теперь я задавалась вопросом, была ли каждая ее улыбка красивой ложью. И могла ли я сделать больше, чтобы успокоить боль, которая, должно быть, жила в ней.

Теперь стало ясно, что папа пытался навязать нам свое представление об идеальном. Тихий, сдержанный, послушный…

Мне было интересно, пытался ли когда-нибудь отец Рокко приручить его, и какая-то часть меня надеялась, что он не был каким-то образом сформирован. Что это была его истинная, варварская натура. И я завидовала этому так, что даже не могла понять.


Я проснулся рано с хрустом в шее и мурашками по коже от ветерка, пробившегося из-под двери подвала. Похоже, Гвидо усвоил урок. Ночью от него не было ни звука, и не похоже, что мне действительно нужно было спать на полу у двери подвала, но, черт возьми. Я не собирался рисковать.

Слоан могла быть нашей пленницей, но я не собирался отдавать ее такому животному, как Гвидо, для игры с ним.

Я встал и вытянул ноющие конечности, подняв с пола одеяло, на котором спал, и отнес его обратно в гостиную.

Я развёл огонь, подложив дополнительные поленья, и взглянул на часы. Было без четверти шесть. Никто еще не встал и, вероятно, не встанет в течение нескольких часов.

Я направился на кухню, приготовил две дымящиеся кружки кофе и взял тарелку с тостами, прежде чем поставить ее в гостиной.

Я вытащил из кармана ключ от подвала и пошёл открывать его, тяжело вздохнув, когда дверь распахнулась.

Я не торопясь спустился по лестнице и включил свет.

Слоан спала в коконе из одеял, которые я ей дал, но я все же увидел, как мурашки пробегают по ее телу. Мое дыхание участилось, я приблизился к ней и поднял на руки, даже не потрудившись не разбудить ее.

Слоан ахнула, когда обнаружила, что ее подняли с кровати. Её тело напряглось и она начала бороться, прежде чем ее взгляд остановился на мне.

— О, — вздохнула она с облегчением, и уголки моих губ дернулись в намеке на улыбку, которую я сдержал.

— О, — повторил я, прижимая ее к груди, когда мы начали подниматься по лестнице.

Она обвила руками мою шею, притягивая меня ближе, так что ее сладкий аромат омывал меня, соблазняя попробовать.

— Ты действительно спал здесь, на полу? — выдохнула она, когда мы вышли в коридор.

— Это было полезно для моей спины, — невозмутимо сказал я, пробираясь в гостиную, и тепло огня окутало нас. Но в нем не было ничего похожего на тепло, которое прожгло меня, когда Слоан наклонилась и поцеловала меня в щеку.

— Спасибо, — выдохнула она так тихо, что я едва расслышал слова. Но они были сказаны.

Я прочистил горло и усадил ее в кресло у огня.

— Я не был бы слишком благодарен на твоём месте. Возможно, мне все таки придется перерезать твою хорошенькую глотку, когда все будет сказано и сделано, белла, — предупредил я.

В ответ на эту угрозу она нахмурилась, но это не было похоже на то, что она опасается, что я действительно поступлю так. Может, она мне не поверила. Или, может быть, она просто недостаточно ценила свою жизнь.

Я взял одеяло со спинки дивана и передал ей, а затем кружку кофе, и она уставилась на меня, как будто у меня произошла трансплантация личности.

Я опустился на стул рядом и посмотрел на Слоан, пока она пила кофе и ела тост. Наблюдая, как она проводит языком по своим пухлым губам, и представляя все те невероятные вещи, которые я хотел бы сделать с ее ртом.

— Я не думала, что смогу кого-то ненавидеть больше, чем тебя, — выдохнула она, пока между нами повисла тишина.

У меня вырвался мрачный смех, и я наклонился вперед в своем кресле, придвинувшись так близко к ней, что у нее не было другого выбора, кроме как повернуться и посмотреть на меня.

— Не думаю, что это правда, белла, — сказал я тихим голосом.

— Ты не думаешь, что я тебя ненавижу? — спросила она, выгнув бровь, как будто я сошел с ума.

— Я думаю, ты так сильно меня ненавидишь, что это съедает тебя. Ты ненавидишь меня так сильно, что мечтаешь обо мне и обо всех ужасных вещах, которые я могу сделать с тобой. Но я думаю, что в этих снах ты на самом деле не так сильно ненавидишь, когда я их делаю…

Ее губы приоткрылись, и я придвинулся ближе к ней, наше дыхание смешалось, и воспоминание о том, как я поцеловал ее возле строительного магазина, взволновало воздух между нами.

— Ты заблуждаешься, — выдохнула Слоан, но не отодвинулась.

— Разве это не так? — усмехнулся я, снова приближаясь.

Я медленно протянул руку и запустил кончики пальцев в ее волосы, проведя ими вдоль ее лица, пока она смотрела на меня.

— Это то, чего ты хочешь, белла? Хочешь найти во мне мягкую сторону, скрывающуюся где-то под маской, которую ты видишь?

— У тебя нет мягкой стороны, Рокко, — прорычала она, и вызова в ее голосе было достаточно, чтобы я снова стал жестким для нее. Когда она уступила желанию, которое испытывала ко мне, я был настолько готов к ней, что она не знала, что ее поразило.

Я мрачно улыбнулся, мои пальцы глубже запутались в ее волосах, и я крепко сжал их в руке.

— Ты же не хочешь, чтобы я это сделал? — Я вздохнул. — Тебе не нужна мягкость, не так ли?

Она не ответила, но я мог поклясться, что выражение ее глаз умоляло. Если бы мы были в любой другой ситуации, я бы взял ее, показал ей именно то, что она жаждала узнать. Но как бы то ни было, это должно было исходить от нее. Она была моей пленницей, моей собственностью, моей Слоан. Если она хочет узнать всю глубину, ей придется попросить об этом. И когда она это сделает, я хватал ее так сильно, что она никогда больше не подумает о побеге.

Я крепче сжал ее волосы и резко дернул, и она застонала так чертовски сексуально. Было чудом, что я не сорвал с нее спортивные штаны и не трахнул ее на коленях перед камином прямо здесь и сейчас.

— Видишь ли, детка, — промурлыкал я, рисуя линию на ее полных губах большим пальцем другой руки, удерживая ее неподвижно за волосы. — Я могу заставить тебя грешить так сильно, что ты не будешь знать, какой путь вверх.

Ее губы приоткрылись, и в ее глазах читалась дерзость, отчего мой пульс участился. Она хотела знать, на что это похоже, хотела чувствовать, как каждый мой дюйм берет в заложники все ее тело. Я знал это. Она это знала. Все, что ей нужно было сделать, это произнести слово «вызов», и я бы сорвался.

— Иди на хуй, — прошипела она и в ее взгляде горел огонь.

— О, ты будешь на нем, — промурлыкал я.

Прежде чем она успела ответить, наверху раздался глухой стук. Я мысленно выругался, отпустив ее, и откинулся на спинку стула, как будто ничего не произошло.

Но когда взгляд Слоан скользнул к моему твёрдому члену в спортивных штанах, мы оба поняли, что отрицать это нельзя.

Она прикусила ту полную губу, о которой я мечтал, и я смотрел, как поднимаются и опускаются ее идеальные сиськи в огромном свитере, когда она почти задыхалась для меня.

— Давай, Золушка, — прорычал я, вставая на ноги. — Пора возвращаться в подвал.

Слоан взглянула на потолок, когда сверху донесся еще один глухой удар, и, судя по страху, в ее взгляде, я был уверен, что она рада уйти от Гвидо.

Она прошла вперед меня к двери в подвал, а я остановился в коридоре, схватил мамину шубу с крючка, где Слоан оставила ее после нашей поездки в город, и протянул ей.

— Спасибо, — выдохнула Слоан, принимая ее, и скользя взглядом по мне, как будто она не могла понять, что думать. Это был второй раз, когда она благодарила меня сегодня утром. Она уже влюблялась в меня, даже если еще не призналась в этом себе.

Слоан заколебалась у лестницы в подвал, ее дыхание участилось.

Я подошел к ней вплотную, моя грудь прижалась к ее спине, когда я наклонился вперед, чтобы включить свет, и ее задница уперлась в твёрдую выпуклость у меня в штанах. Она должна была немедленно отойти, но она откинулась назад, прижавшись ко мне так, что у меня заболели яйца, и повернула голову, чтобы заговорить со мной.

— Гвидо останется здесь надолго? — выдохнула она, смотря на меня своими широко распахнутыми глазами и пробуждая во мне желание выебать из нее всю невинность.

— Надеюсь, что нет, — ответил я. Вчера вечером папа намеренно не раскрыл их планы, так что я не совсем понимал, что происходит.

— Пока ты ждешь их ухода, ты можешь подумать обо всех грязных вещах, которые ты захочешь сделать со мной, когда снова будешь спать в моей постели.

— Ты хочешь, Рокко, — глухо сказала она, прижимаясь ко мне своей попкой в последний раз, прежде чем уйти вниз по лестнице. Как будто она не хочет, чтобы я трахнул ее, так же сильно, как хочу этого я.

Я смотрел, как она уходит от меня, и прорычал свое разочарование достаточно громко, чтобы она услышала, прежде чем закрыть дверь с резким щелчком.

Я запер подвал и еще раз проверил, прежде чем повернуться и пойти обратно в гостиную. Через мгновение появился Фрэнки, зевающий и без рубашки, и я оставил его присматривать за дверью Слоан, а сам пошёл принимать холодный душ. Или, возможно, дрочить. Может быть, даже оба варианта. Потому что, если я вскоре не окажусь на глубине девяти дюймов в Слоан Калабрези, это разочарование съест меня заживо.


***


— Николи Витоли, не понял твоё предупреждение, — небрежно сказал папа, заканчивая свой обед.

Мы привели Слоан, чтобы она приготовила для нас, и мой желудок радостно запел, когда я наполнил его лучшими спагетти, которые когда-либо ел.

Она снова оказалась в подвале, когда закончила убирать за собой кухню. Ее собственный обед состоял из двух ломтиков хлеба с маслом и банана, который был на очереди — благодаря вкладу тети Клариссы. Я был мудаком, который дал ей собачий корм на обед в ее первую ночь здесь, но я все еще считал, что не нужно заставлять ее готовить для нас и не позволять ей есть это. Не то, чтобы я высказал это мнение.

Гвидо сел в конце стола. Мать вправила ему сломанный нос, но два сверкающих черных фингала вокруг глаз, были явным свидетельством того, что между нами Ромеро вышел на первое место.

Я согнул пальцы, наслаждаясь болью в разбитых суставах, и вспоминая, как бил ими его плоть.

— В принципе Калабрези придется заплатить цену, которую ты обещал, — сказал папа.

— Ты хочешь, чтобы я наказал ее сейчас? — предложил я, размышляя о тех извращениях, которым могу подвергнуть ее в качестве платы за проступки ее жениха. Я хочу увидеть, как ее сердце разобьется, когда она поймет, что причиной этого стали его поиски. Я хочу увидеть, как рухнет ее вера в него, когда она узнает, что с ней сделали в качестве платы за его преступления.

— Еще нет, — сказал папа с жестокой улыбкой. — Я думаю, мы устроим ловушку для подражателя Калабрези. Николи Витоли должен увидеть, что бывает, когда он совершает налеты на собственность Ромеро и находит владельцев дома.

Я вскочил на ноги вместе с братьями по обе стороны от меня.

— Мы уезжаем? — с энтузиазмом спросил Энцо, и я не мог не рассмеяться.

— Я предполагал, что ты останешься здесь, Рокко, — сказал папа, тоже вставая. — Или ты предпочитаешь, чтобы Гвидо остался присматривать за твоей пленницей?

Гвидо практически эякулировал в штаны при этом предложении, и, клянусь, слюна даже потекла по его подбородку.

Я зарычал на него, оскалив зубы, чтобы напомнить ему о звере, который скрывался под моей плотью, и о том, кому принадлежит Слоан.

— Этот ублюдок не останется здесь с ней, — прорычал я.

— Ну, если кто-то из твоих братьев не захочет добровольно взять эту роль, тогда, думаю, это будешь ты, — сказал папа, пожав плечами.

— Или мы просто покончим с этим, чтобы не утруждать себя содержанием этой негодяйки, и убьем ее сейчас же. Это будет громким и ясным сигналом, — предложила тетя Кларисса, убирая с рукава пушинку.

Мой кулак сжался так сильно, что кожа на костяшках пальцев снова разошлась, и я открыл рот, чтобы откусить ей чертову голову, но Фрэнки опередил меня.

— Подумай об этом, Рокко, — сказал он, хлопнув меня по плечу, что было не только предупреждением, но и знаком солидарности. — Ты можешь остаться здесь наедине с Принцессой и придумать множество забавных способов, чтобы мучить ее. Целый дом в вашем распоряжении, и вы могли бы даже придумать способ выиграть то пари, которое мы заключили.

Я перевел взгляд на Энцо, когда он усмехнулся.

— Вы, конечно, могли бы убедиться, что я выиграю днем свободы, — добавил Энцо, подмигивая мне, как грязный старик. Без сомнения, он хотел бы вернуться сюда и узнать, что я трахал ее, и победа за ним.

Фрэнки явно думал, что достаточно подвергнуть Слоан моей победоносной личности в течение нескольких часов, чтобы отдалить ее от меня на всю жизнь и сделать его победителем, но я знал лучше. Маленькая принцесса устала играть свою роль хорошей маленькой девочки, которой ее заставил быть папа. Она хотела нарушить правила, а я всю жизнь жил без них. Если бы она хотела свободы, то я мог дать ей почувствовать вкус жизни в дикой природе. Конечно, когда все будет сказано и сделано, она по-прежнему будет принадлежать мне. Я рискну предположить, что быть собственностью Рокко Ромеро намного лучше, чем быть купленной и проданной, как призовая свинья на ярмарке, а потом ещё раз проданной в качестве невесты Николи.

Я фыркнул от смеха, и борьба вышла из меня. Папа игнорировал наши разговоры о ставках, как обычно не проявляя никакого интереса к играм, в которых мы втроем участвовали. Ему было все равно, как мы выполняли свою работу, значение имел только результат.

Гвидо казался гораздо более любопытным, но я игнорировал его, как будто его не существовало.

— Хорошо, — выдавил я, не слишком радуясь тому, что остаюсь. Хотя, как я полагал, это, наверное, было не самое худшее, что могло со мной случиться.

Слоан нужно было принять душ, и я начал думать, что если Энцо выиграет пари, это не будет самой ужасной трагедией в мире. При должном усилии, в течении часа я мог бы совратить ее, и заставить стонать подо мной.

Хотя эта идея привлекала меня, я хотел большего. Если бы она сдалась и трахнула меня, это могло бы остаться с ней, сбить ее с толку, заставить ее оглянуться на время, проведенное в плену, и подумать, что она сошла с ума. Но если я заставлю ее полюбить меня, она никогда не сможет отойти от этого и я ее уничтожу.

Я останусь с ней навсегда, преследуя ее сны и воспоминания, раня ее так глубоко, что это никогда не заживет. Если я подтолкну ее к сексу, это может разрушить мой план. Я хотел, чтобы она умоляла меня о разуме, теле и душе. И когда она отчаянно нуждалась в малейшей частичке моего внимания, я брал ее тело и разрушал ее так основательно, что она мечтала обо мне вечно.



Прошептанные слова Слоан пронзили мое сердце и навсегда оставили шрамы.

Ты мне нужен.

И я не собирался ее подводить.

Линия была прерывистой, но я слышал несколько ее отчаянных слов.

Снег, деревья, огромный дом, подвал, три брата Ромеро.

Дальше было немного, но это помогло мне сузить круг поиска. В моем списке осталось только пять домов, которые полностью соответствовали всем требованиям. И чтобы мне было еще легче, мои люди достоверно сообщили мне, что Фрэнки и Энцо Ромеро были замечены возле одного из их самых больших домов на окраине города.

Это было оно. Я был в этом уверен. Со мной было двадцать человек и Коко. И я собирался спасти свою невесту от Ромеро и убить всех одним махом.

Они не увидят, как я приду. Мы ринемся вперед, как непреодолимая сила, и они будут сожалеть о том дне, когда выступили против Калабрези.

Мы припарковали машины на улице к северу от огромного фермерского дома и пробирались через лес, пока шёл снег. В такую метель было трудно даже подъехать сюда, но я отказался ждать. Каждый день, когда они удерживали Слоан, был еще одним днем, когда ее могли пытать, оскорблять и унижать. Я не позволю этому продолжаться ни секунды дольше. Сегодня вечером я вырву ее из их лап.

В доме было темно, но тусклый свет за одной из занавесок заставил меня убедиться, что по крайней мере один человек дома. И я был уверен, что они попытаются скрыть свое присутствие, где бы они ее не держали. Они бы тряслись ногами от одной только мысли, что мы придем за ними. Так и должно быть.

Я держал пистолет в руке, а за спиной у меня была небольшая сумка, в которой сидел Коко, высунув голову, вдыхая холодный воздух и выискивая Ромеро. Я никогда не думал, что буду из тех, кто захочет собаку, но я должен был признать, что это маленькое животное покорило меня. Он был единственным, кто так же, как и я, был вовлечен в эти поиски, и я полюбил его верную компанию.

Мое сердце бешено колотилось в груди, когда я остановился перед чистой заснеженной лужайкой. Она была более фута в глубину и совершенно нетронута, но перед домом она была расчищена, и на подъездной дорожке стояли две машины. Они были здесь. Я чувствовал это своим нутром.

Я посмотрел по обе стороны от себя, где мои люди ждали моего сигнала в тени.

Кивнув, я вышел на снег.

Вокруг была тишина, и снег валил так, что застилал мне глаза, но дом, как безмолвная тень, манил нас.

Я поднял оружие и двинулся вперед, ледяной ветер хлестал и кусал лицо.

Когда мы приблизились к дому, было подозрительно тихо, и у меня по спине пробежали мурашки от плохого предчувствия.

Коко предостерегающе прорычал мне на ухо, и я замер, заметив движение у одного из окон наверху.

— Отступаем! — Заорал я, но было уже слишком поздно.

Раздались выстрелы, и мои люди закричали, полетели пули. Я прицелился в окно, где кто-то стрелял в нас из винтовки, выпустив всю обойму и разбив стекло.

Мои люди упали, крича в агонии и кровь забрызгала снег. У меня кончились боеприпасы и я запаниковал.

Все вокруг меня замерло, когда ветерок донес до меня жестокий смех. Мои люди умоляли, истекали кровью, у них были прострелены ноги, так что они не могли бежать или даже думать достаточно здраво, чтобы сражаться дальше, и я был единственным, кто остался стоять.

Яркий красный свет лазера ослепил меня, когда кто-то направил винтовку прямо мне в лоб, и я уставился на дом, вздернув подбородок и глядя в лицо смерти, как мужчина. Я подвел ее. И если это было моим наказанием, то это было наименьшее, чего я заслуживал.

— Привет, Николи! — позвал мужчина откуда-то из дома, и звук открывающейся двери привлек мое внимание. — Почему бы тебе не зайти, выпить и поболтать?

Я нахмурился, и Коко задрожал в сумке на моей спине. Они держали мою жизнь в своих руках, и я был не более чем марионеткой на веревочке.

— Если ты сделаешь что-нибудь глупое, твоя невеста заплатит за это! — затем раздался гулкий голос, и я узнал Мартелло Ромеро. Глава их семьи и правитель их клана негодяев.

Он сказал единственное, что заставило меня послушаться, и я стиснув зубы, отбросил пистолет в сторону.

Я сделал шаг к дому, но первый голос снова остановил меня.

— Прости, милый, но я не верю, что у тебя в нижней части нет спрятанного ножа. Почему бы тебе не снять сумку и пальто? — твердо предложил он.

Я прикусил язык, снимая сумку со спины и опуская ее на землю. Мой взгляд на мгновение встретился со взглядом Коко, и маленький белый пёсик посмотрел на меня так, словно я бросал его. Но это было лучшее, что я мог сделать. Как только я зайду в этот дом, я сомневаюсь, что выйду, и если у собаки есть шанс выжить, ему лучше здесь, в снегу, чем внутри с монстрами.

Следующим я снял пальто, тоже бросив его на землю.

— Рубашку и ботинки тоже сними, — добавил он, и я раздраженно зарычал. Я расстегнул штаны прежде, чем они успели потребовать и этого, и сбросил их, шагая к дому в боксерах.

Входная дверь широко распахнулась, когда я дошёл до нее, и я шагнул прямо внутрь, отказываясь сопротивляться. Они могут избить меня, но сломить никогда.

— Кто заказывал стриптизершу? — радостно крикнул Энцо Ромеро, встав на моем пути с охотничьим ножом в руке.

Его брат Фрэнки появился на огромной деревянной лестнице позади него с направленной прямо мне в лоб винтовкой и широкой улыбкой на лице.

— О брателло, ты же знаешь, как я люблю плоскогрудых и мускулистых, — проворковал он, бросив на меня взгляд, я сердито посмотрел на них двоих.

— Что скажешь? Может устроишь нам небольшое шоу, белла? — многозначительно спросил Энцо.

— Покрутись, чтобы мы могли убедиться, что ты ничего не спрятал в своей заднице. — Фрэнки рассмеялся, предупреждающе подняв винтовку на дюйм, так что у меня не было другого выбора, кроме как повернуться к ним спиной.

Энцо присвистнул мне, как проститутке на углу улицы, и снова раздался мальчишеский смех Фрэнки. Они действительно развлекались сейчас. Несомненно, третий брат мог появиться в любой момент, чтобы завершить вечеринку.

Я развернулся, как только они убедились, что я не припрятал оружие.

— И что теперь? — спросил я.

— Что ж, теперь мы собираемся убедиться, что ты усвоил небольшой урок. А потом мы научим этому и твою хорошенькую Слоан, — сказал Фрэнки с ухмылкой.

— После вас, — добавил Энцо, указывая на дверь справа от меня.

Я шагнул к нему как раз в тот момент, когда что-то маленькое и белое пронеслось мимо моей ноги и бросилось на Энцо.

Коко зарычал, прыгнув вперед, а Энцо выругался, когда маленькое существо вонзило зубы ему прямо в лодыжку.

— Ах! Что это за хрень? — закричал Энцо, размахивая охотничьим ножом, и мое сердце упало в живот.

— Не делай ему больно! — взревел я, ныряя вперед, пока маленькая собачка не встретила свою смерть от лезвия ножа.

Боль пронзила мою спину, когда нож вонзился в мою кожу и полилась кровь.

Ботинок Энцо врезался мне в подбородок, и я упал с Коко на руках.

Фрэнки встал надо мной с гневным рычанием, его винтовка была направлена прямо мне в лицо.

— Дай мне еще одну причину нажать на курок, — прорычал он. Беззаботный смех исчез, его мальчишеские черты стали жесткими и холодными. Младший Ромеро мог казаться более невинным, чем другие, но я не сомневался, что он нажмет на курок.

— Ты взял с собой на работу чертового померанского шпица? — спросил он, когда его взгляд скользнул к рычащей собаке в моих руках.

Энцо расхохотался, а я приподнялся на локтях, крепко держа Коко, чтобы он снова не убежал.

— Он принадлежит Слоан, — отрезал я, не нуждаясь в дополнительных объяснениях перед ним.

Фрэнки тоже рассмеялся и отступил назад, чтобы я мог встать, и снова направил меня в комнату.

Я сделал, как мне сказали, крепко прижимая собачку к себе, как будто я мог защитить его, хотя я не знал ничего, кроме смерти, ожидающей меня в этой комнате.

Внутри сидели еще двое мужчин, и мой холодный взгляд скользнул по ним. Я не покажу им ни крупицы своего страха. Если и встречать свой конец, то я бы ушел так, как жил: с высоко поднятой головой и железной волей.

Мартелло Ромеро сидел в кресле с подлокотниками в углу комнаты, его лодыжка опиралась на правое колено, и он полулежал в нем, как будто это был проклятый трон. Он смотрел, как я вхожу, с бесстрастным выражением лица и даже не удосужился сказать мне ни слова.

Второй мужчина стоял ко мне спиной, глядя в окно, сцепив руки за спиной, как будто любовался снегом.

Остальная мебель в комнате была отодвинута в сторону, но один-единственный деревянный стул стоял посреди комнаты на пластиковом листе.

Я подошел прямо к нему, и не раздумывая, сел.

— Посмотрите на яйца этого ублюдка, — со смехом сказал Энцо, входя следом за мной. — Как ты думаешь, сколько весят эти штуки, раскачивающиеся там внизу? Они должны быть сделаны из чистого свинца, чтобы он, даже не моргнув, ринулся в эту психическую яму смерти!

— Мы можем узнать, если хочешь? — предложил парень у окна голосом, от которого у меня побежали мурашки по коже. — Я видел весы на кухне. Мы могли бы поспорить, сколько они весят, прежде чем я их отрежу.

Мне потребовался каждый дюйм моей сдержанности, чтобы не поерзать в кресле при этом предложении.

Я ожидал пыток.

Отрезать мне яйца? Я бы дрался насмерть, прежде чем позволил бы им сделать это.

— Что, черт возьми, с тобой не так, Гвидо? — Фрэнки сплюнул и вошел в комнату с большой картонной коробкой в руках, пинком закрыв за собой дверь. — Нет такого мира, в котором я хотел бы, чтобы зрелище, по типу как отрезают мужские яйца, врезалось в мой мозг. Это дерьмо будет преследовать меня всю жизнь.

Я посмотрел на младшего Ромеро со странным чувством облегчения и даже некоторой благодарностью. Фрэнки подмигнул мне, как будто мы старые друзья и вместе играем в игру, и я в замешательстве нахмурился.

— Это прилипает к тебе, — с энтузиазмом сказал Гвидо, повернувшись ко мне, его взгляд жадно опустился на мою промежность. Я знал достаточно о репутации извращенного кузена Ромеро, чтобы поверить, что он действительно сделал это с каким-то бедолагой в прошлом. Я просто надеялся, что другие решат остаться до следующей части, если они действительно намеревались обуздать его худшие импульсы.

— Достаточно! — рявкнул Энцо. — Мы не дикари. Отрезать пальцы — это одно, но я провожу черту на балах.

Гвидо разочарованно фыркнул и снова посмотрел на снег снаружи.

— Положи сюда собаку, мой друг, — ласково сказал Фрэнки, протягивая мне коробку.

Коко начала рычать, и я выпрямил спину, не собираясь делать ничего подобного.

— Обещаю, я не причиню ему вреда, — серьезно сказал Фрэнки, рисуя крест на сердце. — Я могу убить такого подлого ублюдка, как ты, но я не собираюсь причинять боль щенку.

Я хотел сказать ему, что Коко — взрослая собака яйцами больше, чем у многих из них, но прикусил язык. Если Фрэнки будет думать, что он всего лишь щенок, возможно, он действительно не тронет песика. Мне не нужно было вообще брать с собой собаку.

Я успокоил маленького зверя, медленно помещая его в коробку, и Фрэнки быстро закрыл крышку, чтобы удержать его внутри. Он сразу начал лаять, и Фрэнки вышел из комнаты, забрав с собой моего последнего друга. Мое сердце ухнуло при расставании с ним, но когда Энцо приблизился ко мне, размахивая охотничьим ножом в руке, я напрочь забыл об этом.

Во рту у меня пересохло, а сердце колотилось от отчаянного желания бежать, но я остался на месте.

— Наш брат предупреждал тебя, когда ты говорил с ним, — сказал он небрежно, как будто мы были двумя выпивающими друзьями, а не убийцей и пленником, ожидающим неизбежного.

— Да, — мрачно согласился я. — А где именно великий Рокко?

— Почему все так одержимы им? — драматично спросил Энцо, расхаживая передо мной. — Даже твоя маленькая невеста-девственница выкрикивала его имя в экстазе, как будто он чертов мессия.

— Не говори так о Слоан, — предостерегающе прорычал я, и глаза Энцо загорелись, как будто я только что предложил ему приз.

— Знаешь, она действительно довольно быстро освоилась быть пленной, — поддразнил он. — Она поняла, что Рокко становится намного добрее после того, как ему отсосали член, и теперь все, что ему нужно сделать, это войти в комнату, а она уже стоит на коленях с разинутым ртом…

Я вскочил со стула, и мой кулак ударил его по лицу прежде, чем он смог меня остановить.

Энцо захохотал, как маньяк, отбрасывая охотничий нож и кидаясь на меня с кулаками, как будто он только и ждал драки, как мужчина с мужчиной.

Я вонзил костяшки пальцев ему в бок, в лицо, в живот, и он принимал каждый мой свирепый удар, прежде чем Фрэнки схватил меня за горло и оттолкнул.

Я попытался отбиться от Фрэнки, но внезапно Гвидо оказался перед моим лицом с охотничьим ножом, направленным прямо мне в глаз.

— Садитесь, мистер Витоли, — промурлыкал он.

Фрэнки повел меня назад, и моя задница во второй раз ударилась о жесткий стул.

Энцо все еще смеясь, поднялся на ноги и сплюнул кровь, потом ухмыльнулся мне, как будто я только что сделал ему одолжение.

Гвидо двинулся вперед с ножом, прижимая лезвие к моей груди и разрезая кожу так, что капли крови стекали к моему пупку.

— Ты можешь выбрать наказание, Николи, — предложил Фрэнки, прислонившись спиной к стене и поднимая пистолет в небрежной угрозе. — А, В или С…

— Какая разница? — прорычал я.

— Позови своего брата, — скомандовал Мартелло, и я посмотрел в его сторону. Он, похоже, не хотел принимать в этом особого участия, но все равно решил остаться на представление.

Фрэнки ухмыльнулся мне, достал из кармана мобильник и набрал номер.

— Вот так.

Звонок быстро соединился, и он повернул экран ко мне, когда Рокко Ромеро ответил на вызов FaceTime.

— Ну посмотри на себя, — промурлыкал он с возбужденным блеском в глазах. — Ты здесь, чтобы посмотреть, как я накажу твою маленькую принцессу?

— Не надо, — умолял я, не заботясь о том, чтобы сделать это от ее имени. Я бы никогда не высказал протеста против того, что они могли сделать со мной. Но мне было все равно, что я должен был сделать, чтобы попытаться защитить Слоан. Я бы вырезал собственные кости из плоти, чтобы заплатить за ее безопасность. Она была моей ответственностью. Моя.

— Но я разъяснил правила, — грустно ответил Рокко. — И я так ждал момента, когда смогу поцарапать ее прекрасную бронзовую кожу.

— Остановись! — приказал я, хотя мы оба знали, что я не обладаю никакой властью.

— Я собираюсь заглушить тебя, — сказал он с жестокой улыбкой. — Но не стесняйтесь смотреть шоу.

Камера развернулась, и я увидел деревянную дверь и руку Рокко, поворачивающую ключ в замке.

Он спустился по темной лестнице в подвал, и мои конечности застыли, когда он переместил камеру на ступеньку внизу, экраном к голой каменной стене. Он ушел, но я не мог оторвать взгляда от экрана, когда из динамиков донесся вопль страха.

Рокко появился со Слоан на плече, и она снова вскрикнула, когда ее швырнули на землю.

— Что ты делаешь? — выдохнула она, когда Рокко подошел к ней, ухмыляясь, как чертов психопат, расстегивая пряжку ремня и вытаскивая его из петель.

— Насколько ты заботишься о ней? — спросил Энцо, подняв брови, когда я оторвал взгляд от экрана и посмотрел на него. — Ты прольешь за нее кровь, Николи?

— Да, — согласился я.

Братья обменялись мрачными взглядами, и Слоан взвизгнула, когда Рокко взмахнул ремнем, как кнутом, и ударил им по полу у ее ног.

— Если ты не будешь сопротивляться, тогда Рокко станет с ней немного мягче, — пообещал Фрэнки, прежде чем прервать разговор.

Мое сердце подпрыгнуло от страха, когда я попытался понять, что с ней сейчас происходит.

— Но если ты еще проникнешь в нашу собственность, мы отдадим ее Гвидо на полдня, — мрачно пообещал Мартелло.

Страх пробежал по моим венам от волнения в глазах Гвидо при этом предложении.

Я удержался на своем месте, когда Энцо ударил меня кулаком по лицу. Удар Фрэнки сбил меня со стула секунду спустя, и я прикусил язык, заставляя себя не сопротивляться. Позволить им сделать это со мной противоречило каждому инстинкту моего тела, но я должен был. Не для меня. Для нее. Моей Слоан. Я принял это наказание ради неё, и вскоре они пожалеют о том дне, когда выступили против любого из нас.

Они продолжали наносить удары кулаками и ногами, избивая мое тело, пока боль не стала всем, чем я был и все, что я мог чувствовать.

Когда забвение охватило меня, я мог думать только о ней. И каким-то образом это сделало мою кончину слаще.


Рокко стоял надо мной с ремнем, обернутым вокруг кулака, и я с воплем вскинула ногу, пытаясь ударить его прямо по яйцам.

— Что с тобой и моими яйцами? — засмеялся он, поймав меня за лодыжку прежде, чем я успела нанести удар, и перевернул меня так, что мои колени ударились об пол.

Я отчаянно боролась, ожидая удара ремня в любой момент, но он отпустил меня, и я уползла. Вскочив на ноги, развернулась с поднятыми кулаками и обнаружила, что он снова застегивает ремень вокруг талии.

— Метель усиливается, они, вероятно, не смогут вернуться сегодня вечером, — сказал он, как будто мы были в середине какого-то непринужденного разговора о погоде.

— Почему ты напал на меня?! — потребовала я ответа, сильнее сжав кулаки. Я была готова бежать, драться, уничтожать. Но Рокко, похоже, не был заинтересован в продолжении атаки. Я взглянула на телефон на лестнице, мое сердце замедлилось, когда я поняла, что все это было напоказ.

— Просто передаю сообщение твоему модному маленькому жениху, — небрежно сказал он.

Мое дыхание стало поверхностным, и я опустила руки, когда он повернулся, чтобы уйти. Меня сковал страх и я поспешила вперед, поймав его за рукав.

— Пожалуйста, не делай ему больно.

Он долго молчал, и моя хватка усилилась, а сердце сжалось.

— Рокко, он в порядке? — Я не могла вынести мысли о том, что с Николи что-то случилось, пока он искал меня.

— Он будет жить, — сказал он наконец, вырвавшись и взбегая по лестнице.

Ключ повернулся в замке, и я спрыгнула на нижнюю ступеньку с небольшим облегчением. Я ненавидела мысль о том, что Николи причиняют боль, но они не убьют его. Я должна была держаться за это и молиться, чтобы его страдания были недолгими.

Я посмотрела на дверь, и мое сердце замерло, как сдутый воздушный шарик. Дом был пуст, но Рокко по-прежнему не выпускал меня. Казалось, что все вернулось на круги своя.

Где-то раздался повторяющийся стук, и я, нахмурившись, уставилась в потолок. Он медленно разносился по всему поместью, и вскоре к нему присоединилась музыка, громоподобный бас достиг меня сквозь половицы.

Я прикусила нижнюю губу и прислонилась к стене, пытаясь понять, что, черт возьми, происходит.

Дверь распахнулась, и музыка хлынула внутрь, и я услышала, как Дороти играет Gun In My Hand. Я поднялась на ноги, когда Рокко достиг середины лестницы, а затем спрыгнул с оставшихся нескольких. Он приземлился с ухмылкой, его волосы упали на глаза, а в руке болталась бутылка темного рома. За поясом у него был заткнут молот, а его грудь была полностью обнажена, привлекая мое внимание на несколько мучительных секунд.

— Ты свободна, так сказать. Все ушли, и я заколотил все окна в доме.

— Значит, под «бесплатно» ты имеешь в виду, что у меня клетка побольше? — спросила я, поднявшись на ступеньку, счастливая хотя бы выбраться из этой ледяной ямы.

— У тебя в голове всего пара мозговых клеток, не так ли, Белла? — Он ухмыльнулся, наклоняясь ближе, и от него исходил запах рома и мужчины.

Я побежала наверх, сняв пальто, как только почувствовала тепло дома. Рокко взял его у меня, бросил на перила лестницы и ногой закрыл дверьподвала. В звуке была завершенность, от которой облегчение пробежало по моему телу.

Он положил руку мне на поясницу, подталкивая меня к ванной в холле.

— Умой свое красивое личико и приходи ко мне выпить.

Он подтолкнул меня в комнату, и я нахмурилась, когда он оставил меня одну. Я плотно закрыла дверь и инстинктивно поспешила к окну, но Рокко был верен своему слову. Оно было заколочено, так что казалось, что он не рискует со мной. Вот только он пил, и это могло сделать его беспечным…

Я разделась и вошла в душ, решив немного подыграть ему. Может, он напьется до комы, а я найду ключ от входной двери.

Комнату заполнил пар, пока я впитывала в себя тепло, чтобы вывести холод из костей и не дать растекаться волосам.

Закончив, я вышла из кабины и завернулась в полотенце. Я посмотрела на пол, и поняла, что Рокко забрал мою чертову одежду. Я уже собиралась позвать его и потребовать, чтобы он дал мне что-нибудь из одежды, когда заметила платье, висевшее на задней стороне двери. Это было длинное темно-синее платье с разрезом на одной ноге. Оно было шелковым, роскошным и созданным для показных мероприятий, которые я посещала всю свою жизнь.

К нему была прикреплена записка, я оторвала ее и прочитала мелкий почерк Рокко.


Не заставляй меня веселиться в одиночестве, я закончу дракой с самим собой.


Я расхохоталась, снова взглянув на платье. Я не собиралась выходить туда голой, так что особого выбора у меня не было. Кроме того, я решила пока соглашаться с его безумием. По крайней мере, сегодня это даст мне немного больше свободы.

Он не оставил мне ни нижнего белья, ни обуви, так что я надела одно платье и провела пальцами по волосам. Я резко остановила себя, сжав руки в кулаки. Какая разница, как ты выглядишь, идиотка?

Закатив глаза, распахнула дверь и вышла в холл. Я шла по лестнице на звуки музыки, проходя через огромные комнаты, и задаваясь вопросом, приведет ли это меня к Рокко.

Я зашла в большую спальню с балконом с видом на лес внизу. Стены балкона были из стеклянных окон, а покатая крыша защищала от бушевавшей метели все, кроме перил. С одной стороны балкона кипела большая гидромассажная ванна и шел пар, а с другой танцевал Рокко, одетый в черный костюм-тройку с темно-синим галстуком, который подходил к моему платью. Бутылка рома свободно висела между его пальцами, пока он двигался под грохот музыки. Он был хорошим танцором, но его, казалось, не заботил бит, он покачивался в своем собственном ритме и громко пел в небо, то и дело потягивая ром.

Кому-то другому он мог показаться сумасшедшим. Но для меня он выглядел искушением. Как человек, не придерживающийся границ и правил, которому наплевать, что о нем думают.

Я подкралась ближе, чувствуя, что приближаюсь к животному в его естественной среде обитания и не желая его беспокоить. Когда я открыла раздвижную дверь, он посмотрел на меня, и его глаза замерцали в свете гирлянд, разбросанных по крыше. Его взгляд опустился на мое декольте, талию, разрез на ноге, и я подняла бровь.

— Закончил пялиться? — спросила я, и его рот расплылся в ухмылке.

Он рванулся вперед, поймал меня за руку и закружил под своей рукой.

— Как ты думаешь, белла, нам подходит одежда моих родителей?

— Это принадлежало твоей матери? — Я посмотрела на платье с комом в горле.

Он притянул меня ближе, скользя пальцами по моей талии.

— Оно просто лежал в шкафу, ожидая появления мотыльков. Я думал, что устрою вечер.

— Как предусмотрительно с твоей стороны, — сказала я легко.

Он протянул мне ром, и от него исходил аромат специй, вторгшийся в мои чувства.


Я взяла бутылку, сделав глоток и поморщилась. Алкоголь обжег меня изнутри и ухмыльнувшись, сунула бутылку обратно.

Я высвободила свои пальцы из хватки Рокко, подошла к краю балкона и посмотрела на открывающийся вид. За исключением того, что на самом деле, я думала как спуститься вниз. Сливная труба справа от меня выглядела как приличная опора. Я могла бы спустить по ней прямо на землю. Если бы не соскользнула из за ледяной корки, покрывшей ее…

Рокко встал рядом со мной, упершись локтями о снежные перила, и глубоко вдохнул через нос. Он выдохнул, и пар сорвался с его губ, пленив меня на мгновение, пока я изучала его точеные черты. Он точно знал, насколько он красив, но мне было интересно, знал ли он, насколько он притягателен. Чем дольше я смотрела на него, тем больше мое тело умоляло быть ближе к нему. Глубоко внутри я чувствовала притяжение его души. Но почему я чувствовала что-то подобное к Ромеро, не говоря уже о том, что он мой похититель, было выше моего понимания.

Мой взгляд скользнул по тонкому шраму на его шее чуть выше воротника рубашки.

— Как ты это получил? — спросила я, инстинктивно пытаясь дотронуться. Он наклонил голову, позволив моим пальцам провести по линии, и я отдернула руку, не понимая, зачем мне это нужно. Любое прикосновение с ним, должно быть насильственным, а не нежным. И уж точно не нежный.

— Пуля, — сказал он небрежно, словно это было обычным явлением. — Один сантиметр левее, и я был бы наименьшей для тебя проблемой, белла. Конечно, я бы все равно преследовал тебя из могилы. Но не так эффектно, как делаю это во плоти, не так ли?

— Это то, чем бы ты занимался, если бы был мертв, Рокко? — холодно спросила я, снова поворачиваясь лицом к окну и наблюдая, как снежинки падают с неба.

— Несомненно, — сказал он с ноткой веселья в голосе. — На этой или любой другой земле я буду твоим ночным кошмаром.

— Ну, может быть, ты бы уже преследовал меня из могилы, если бы я вспомнила снять предохранитель на том пистолете четыре года назад.

Он неприятно рассмеялся, и я украдкой взглянула на него.

— Даже если бы ты сняла его и сделала выстрел, скорее всего, стене позади меня потребовалась бы операция на сердце. Ты бы ни за что не попала в меня.

— Ты был в трех футах от меня! — Я повернулась к нему в гневе.

Он сделал глоток из бутылки с ромом.

— В двух, и ты бы все равно промазала. — Он легко ухмыльнулся, и я прикусила щеку изнутри, чтобы его улыбка не заразила меня.

Я отмахнулась от него, выхватила ром из его рук и сделала большой глоток.

— Ты просто не можешь признать, что я убила бы тебя в тот день.

— Даже если бы ствол твоего пистолета уперся мне в лоб, ты все равно промазала. Судьба хотела, чтобы мы оказались здесь, принцесса. — Он постучал костяшками пальцев по перилам, сбив полосу снега. — Разве ты не чувствуешь это?

— Судьба — ерунда. Если бы ты в тот день ты сжал мою шею посильнее, тебе бы нечем было шантажировать моего отца.

— Кажется, я припоминаю, что сжал как надо.

Внезапно мир стал слишком тихим, когда его слова захлестнули меня, их тяжесть сдавила мое сердце.

— Лжец, — практически потребовала я. Я снова повернулась к нему, глядя на него сверху вниз, пытаясь понять правду по выражению его лица.

Он наклонился ближе и пожал плечами.

— Или, может быть, я просто стесняюсь своей неудачи.

Я расслабилась, что было глупо, но все, что я знала о Рокко, зависело от того дня. Тот единственный момент, когда он пытался убить меня. Для меня было важно ненавидеть его. И мне нужно было ненавидеть его. Это было единственное, что удерживало меня в здравом уме в этом месте.

— Возможно, меня будет не так то просто убить, когда ты попытаешься в следующий раз, — пробормотала я, отворачиваясь от него.

— Тебе нравится вести болезненные разговоры? — Его шаги удалились от меня, и я хмуро посмотрела на деревья внизу. Ветер холодил мне щеки, и меня пробрала дрожь.

— О чем, по-твоему, я должна говорить в этом месте? О сказках и котятах?

— Как насчет вибраторов и секс-качелей? — предложил он, и мне понадобились все силы, чтобы не рассмеяться.

Я взглянула на него через плечо и увидела, что Рокко вошел в горячую ванну полностью одетым, в обуви и во всем остальном.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

Он погрузился в пузырьки, с ухмылкой вытянув руки вдоль края ванны.

— Присоединяйся.

— Нет, — сразу сказала я.

— Кажется, там холодно, — прокомментировал он.

Я нахмурилась, глядя на темнеющее небо, а ветер холодил мою открытую кожу. Часть меня умоляла лечь в ванну. Та часть, которая была пьяной и безрассудной. Я не могла убежать прямо тогда, и я морозила свою задницу. Конечно, эта часть меня тоже раздевалась и с жадность глазела на рот Рокко, так что мне приходилось держать ее под контролем.

Я медленно прошла к джакузи, прежде чем забраться полностью одетой. Я не произнесла ни слова и со вздохом погрузилась в подогретую воду. Рокко сел напротив, раздвинув ноги и поставив ступни по обе стороны от меня. Он опрокинул в рот бутылку рома, половина которого была уже выпита.

В его глазах мелькнуло озорство, он поставил бутылку на край ванны. Его взгляд пронзал меня.

— Ты ненавидишь меня, принцесса? — Он склонил голову.

— Да.

Нет. Иногда. Всегда.

Рокко убрал ноги с моего сиденья и двинулся ко мне в воде, сбросив пиджак, так что он плавал позади него. Я прижалась спиной к стенке ванны, пока он двигался как сирена в бухте, пар клубился вокруг него.

— Я тоже тебя ненавижу, — промурлыкал он, словно говорил прямо противоположное. — Я ненавижу тебя так сильно, что это сожгло мои внутренности, оставив их черными и пустыми.

Он переместился в мое личное пространство и положил руку мне на колено.

Мое горло подпрыгнуло в такт его, когда электричество между нами ударило в воду, и волосы на затылке зашевелились.

— Не думаю, что ты меня ненавидишь, Рокко, — выдохнула я. — Я думаю, что ты только хочешь этого.

В моем тоне был вызов, возможно, я хотела, чтобы мои слова оказались правдой. И, возможно, это было то, что я сама чувствовала к нему в глубине души.

Его голодные глаза опустились на мой рот, затем он молча сел рядом со мной, ослабив хватку на моей ноге. Я глубоко вздохнула, когда его плечо задело мое, и попыталась собраться с мыслями.

— Помнишь, когда ты была ребенком, и все казалось возможным? — прошептал он опьяняющим голосом с примесью возбуждения. Я медленно кивнула, и он наклонился ближе.

— Вот что я чувствую сегодня. Ты поиграешь со мной, принцесса? — Его дыхание обдало мою шею, и я поймала себя на том, что меня влечет к нему, как мотылька на пламя.

— Мы не дети, Рокко, — сказала я, сохраняя последние капли решимости.

— Здесь нет никого, кроме нас. Мы в милях от всех, этот дом занесен снегом, и единственные правила, которые существуют, это те, которые мы устанавливаем. Так что ты скажешь, Слоан?

Мое сердце дрогнуло при звуке моего имени. Впервые он признал, что оно у меня есть.

— Во что ты хочешь поиграть? — прошептала я, поддавшись темной части себя, которая хотела этого. Между алкоголем и снегом, застилавшим дом, было окно времени, созданное только для того, чтобы мы забыли наши фамилии и притворились, что мы не враги. Я понимала, что это все временно, секунды отсчитывались, как на балу у Золушки. Так что я впитывала минуты и забыла о реальности, как она, потому что, несмотря, что я в плену у этого мужчины, он дарил мне настоящий вкус свободы.

— Поцелуй, — мрачно ответил он, взяв мою руку и приложив ее к своей груди. Его сердце стучало под моей ладонью, как мощные крылья орла. — Это я.

Он взял меня за руку, и мои пальцы инстинктивно сжались, когда он поднёс их ко рту, коснувшись губами моих костяшек.

Мое горло сдавило, а низ живота свело от желания, я прочувствовала этот поцелуй до глубины души.

— Я считаю до десяти, — сказал он. — И я приду за моим следующим поцелуем.

Я открыла рот, чтобы отказаться, но ничего не вышло.

— Один, — лениво сказал Рокко, прислоняясь к краю ванны и разглядывая меня, как голодный тигр.

Я вскочила, когда приняла решение (которое звучало как «к черту его»). Вода стекала по моему платью, когда я вылезла из ванны. Я побежала по балкону, соскользнув в дом, когда вокруг меня полилась вода. Громкий счет Рокко последовал за мной, и я почувствовала, что он хочет настоящей игры. И я намеревалась дать ему один.

Выйдя в коридор, я стянула платье, понимая, что оно оставляет за собой следы. Я отнесла его в спальню, швырнула на кровать и вытерла мокрые ноги шубой, свалившейся со спинки стула — о, это Клариссы? Какой позор.

Я выскочила из комнаты и побежала по коридору, голая и совершенно бесшумная, пока не влетела в комнату Рокко. Я подбежала к ящикам, где он хранил мою одежду, достала спортивные штаны и майку, натянула их и метнулась в шкаф.

Мое дыхание участилось, когда рядом хлопнула дверь, и до меня донесся низкий смешок. Он точно нашел платье.

Сердце сильно колотилось о грудную клетку, пока я упорно отгоняла все мысли о том, насколько это безумно. Но, возможно, сегодня я хотела сойти с ума.

Шаги грохотали в комнатах вокруг меня, и казалось, что Рокко разрывает всё на части, чтобы найти меня.

Дверь в его спальню распахнулась, и я прикусила губу, затаив дыхание, заглянула в щель в дверях шкафа, когда он вошел в комнату. Мокрая рубашка облепляла его мускулистую фигуру, настолько прозрачная от влаги, что можно было разглядеть татуировки с оружием на его груди.

Я упивалась дикостью в его глазах, пока он рыскал под кроватью, а потом повернулся, чтобы проверить ванную. Я знала, что шкаф будет следующим, это было очевидно.

С колотящимся в груди сердцем я распахнула двери и выбежала из комнаты.

Его шаги с грохотом послышались за мной, и он громко рассмеялся.

Адреналин захлестнул меня, я с воплем бросилась к ванной по коридору, забежала внутрь и захлопнула дверь. Мои пальцы потянулись к замку, но ключа не было, и я ахнула, когда дверь распахнулась.

Рокко с победой в глазах протянул руку и схватил меня.

Я рванула под его правую руку, сделав еще один шаг, прежде чем его руки сомкнулись вокруг моей талии. Он швырнул меня на пол, удерживая меня неподвижно своим огромным телом и прислонился своим лбом к моему.

Его глаза были так близко, что я видела каждое серебряное пятнышко в ореховой глубине его радужной оболочки. Я вздернула подбородок, глупо желая поцелуя, обещанного игрой. У меня закружилась голова от ожидания удовольствия. Я хотела ощутить жар его тела, почувствовать огонь его души и утонуть в свободе, которую он воплощал. Мне нужно было взять это все и сделать своим. Я завидовала ему, обижалась на него, ненавидела его. И я хотела его, как ничего, что я когда-либо знала.

— Поцелуй может быть самой невинной вещью в мире или самой грязной, которую ты когда-либо испытывала. Это зависит от того, какое место ты целуешь… — Он всмотрелся в мое лицо, как будто решая, к чему прикоснуться своим ртом.

— Неважно, куда ты поцелуешь, от твоего поцелуя меня стошнит, — я скормила ему ложь.

Он глубоко засмеялся, от чего мои пальцы на ногах подогнулись, а бедра немного дёрнулись вверх — как раз перед тем, как я опустила их обратно и мысленно заковала в цепи. Ему не нужно знать, что мне это понравилось.

— Тогда давай докажем, что ты лгунья, — ядовито сказал он, поворачивая мою голову в сторону своим подбородком, прежде чем коснуться губами моего уха. Все мое тело задрожало, как при землетрясении, от этого легкого прикосновения, и я сжала руки в кулаки, отказываясь реагировать дальше. Его язык скользнул вверх по ушной раковине, затем снова опустился вниз, и он всосал мочку в рот. Моя спина выгнулась, каждое движение его языка отдавалось прямо между моих бедер, ощущение резонировало во всем моем существе.

Мои ноги невольно раздвинулись, и громкий стон сорвался с моего языка и разнесся по комнате. Я просунула руки под мокрую рубашку Рокко, а затем плавно провела по крепким мышцам его спины. Он напрягся между моих ног, и мои глаза закрылись, я бесстыдно терлась об него, как похотливый подросток.

Мое тело желало освободиться, и я ненавидела, как хорошо мне было под ним. Я должна была остановить это все же. Я не могла позволить этому зайти дальше. Но прежде, чем я собрала всю свою волю, чтобы оттолкнуть его, он поднял голову и злобно усмехнулся.

— Приятно быть правым, — прорычал он, затем вскочил, глядя на меня сверху вниз, и вдруг я почувствовала себя маленькой, глупой и совершенно наивной. — Я голоден, что на ужин?

Он протянул мне руку, но я шлепнула ее, устыдившись себя, встала и повернулась к нему спиной.

Что со мной происходит??

Я молча спустилась вниз, прошла на кухню и налила себе стакан воды. Я не сводила глаз с снега, скопившегося за окном, и пила охлажденную жидкость с горьким привкусом во рту. Солнце почти село, и снежная буря немного ослабла, но на лужайке было по крайней мере несколько футов снега.

Я услышала, как Рокко вошел в комнату и сел на островок. Хозяин и его рабыня.

Стиснув зубы, я посмотрела на отражение в оконном стекле. Я видела, как он наблюдает за мной, его брови нахмурены, а руки скрещены.

— Ужин сам не приготовится, — сказал он шутливым тоном, но это меня взбодрило.

Мой взгляд упал на маленькую бутылочку у кофейного автомата. Снотворное. Энцо часто принимал пару таких таблеток перед сном, и они вырубали его на всю ночь.

Поставив стакан, я приняла безумное решение и адреналин забурлил в моей крови. Какие бы странные чувства не вызывал у меня Рокко, они, несомненно, имели отношение к стокгольмскому синдрому. Это была не я. Я не влюбилась в Ромеро. Особенно в того, кто забрал меня против моей воли. Любое мое представление о том, что он заботится обо мне, было просто глупо. Он спас меня от Гвидо только из-за какого-то дерьмового проявления власти, которую, как он думал, имел надо мной. Это было связано с его эго. Я была его маленькой победой над Калабрези, и он не хотел, чтобы его кузен испортил меня.

Я подошла к шкафам и достала то, что мне нужно для болоньезе, прежде чем начать готовить. С каждым взмахом ножа я злилась все больше. Рокко играл со мной как с идиоткой. И я попала в невидимую сеть, которую он сплел для меня, как раненый зверь, ищущий объедки. Но я больше не собиралась верить в его ложь. И я не собиралась сидеть и ждать, пока меня спасет Николи. Я собиралась, черт возьми, спасти себя сама.

— Ты почувствуешь себя лучше, если просто признаешься, что я тебе нравлюсь, а не будешь пассивно-агрессивно обезглавливать морковь, — небрежно сказал Рокко, вызывая во мне новую волну ярости.

Я покачала головой, отказываясь отвечать.

— Если ты еще не получила сообщение от моего члена… ты мне тоже нравишься. — Его тон упал на октаву, и мое горло сжалось от сказанных им слов. Я даже перестала кромсать морковку, потому что не могла не среагировать на это.

Это ложь, Слоан. Он лжет, чтобы залезть тебе в трусики!

Я повернулась к нему с мягкой улыбкой, надеясь, что он поведётся на неё.

— Я тебе нравлюсь?

Он кивнул, выражение его лица на секунду стало уязвимым, но я почувствовала запах вранья.

— Посмотри на себя, ты…

Трофей?

Он прикусил костяшки пальцев, издав стон, и я послала ему кокетливую улыбку, прежде чем повернуться спиной. Моя улыбка померкла, когда я продолжила готовить еду, задаваясь вопросом, как мне найти минутку в одиночестве, чтобы добавить снотворное.

— У меня ноги замёрзли на этом полу, пойду принесу носки, — сказала я через некоторое время, делая шаг к двери. Рокко вскочил, попав прямо в мою ловушку.

— Продолжай готовить то, что так вкусно пахнет, я принесу тебе. Мне все равно нужно избавиться от этой мокрой одежды. — Он вышел из комнаты, и я намеренно проигнорировала тот факт, что он делает что-то приятное для меня, подойдя к снотворному Энцо и открутив колпачок. Мои руки начали трястись, а живот свело от дискомфорта, я поспешно высыпала таблетки в миску и поставила бутылёк на место.

Концом скалки я размельчила лекарство в мелкую пыль и подняла над соусом.

Я колебалась несколько секунд, тревога пронзила меня.

Он мой похититель. Человек, который преследовал меня годами. Он пытался меня убить!

Я высыпала порошок в соус, быстро размешав его за мгновение до того, как Рокко вернулся в комнату в джинсах и с обнаженной грудью. Когда он отвлекся на свой мобильный телефон, я приготовила себе новую порцию соуса и вскоре подала на ужин две тарелки.

Я положила ножи и вилки, а затем села на табурет рядом с ним, принялась за еду и старалась не обращать внимания на бешеный стук своего сердца.

Боже мой, надо ли было давать ему такую большую дозу?

Рокко поднес вилку ко рту и подул на нее так, что вокруг неё образовался пар. Он ухмыльнулся, и я заставила себя улыбнуться в ответ, хотя мои внутренности разрывало, как в блендере.

Что, если он почувствует это?

Что, черт возьми, он сделает, если поймет, что я подсыпала ему в еду??

Он проглотил, и я затаила дыхание, ожидая его ответа.

Он драматично причмокнул губами, издав стон.

— Вкусно.

Мои плечи опустились от облегчения.

Он съел все до последнего кусочка, и я подавила узел вины, образовавшийся в моем животе. Он сильно моргнул, поднялся и подхватил меня на руки.

— Рокко! — Я задохнулась.

— Перестань мыть посуду, пойдем посмотрим телевизор. — Он ухмыльнулся мне, и я кивнула, мое сердце сжалось, когда он пронес меня в гостиную и упал на диван, прижимая меня к своей груди.

Он включил телевизор, но не успел выбрать что посмотреть, как потерял сознание. Его глаза закрылись, и мое сердце заколотилось, когда я поняла, что это все. Я никогда больше не буду так близко к Рокко. Мне придётся покинуть этот дом и вырваться из ловушки, в которую он меня заманил. И не только физически, но и мысленно. Он захватил часть меня, и мне нужно вырезать эту часть и оставить здесь гнить.

— До свидания, — прошептала я и провела пальцами по его щеке.

Он хмыкнул во сне, и я высвободилась из его рук, выбегая из комнаты. Я побежала наверх в его спальню и надела тёплую одежду и две пары носков. Я нашла в ящике стола небольшой фонарик и накинула самое теплое пальто Рокко, шапку и перчатки. Я сунула ноги в зимние сапоги, которые он мне дал, и вышла из комнаты с решимостью.

Адреналин струился по моим венам, когда я побежала обратно к балкону с джакузи. Я выскользнула наружу, двигаясь к краю, где водосточная труба спускалась по стене. Я стянула перчатки и сунула их в карманы, мысленно готовясь к тому, что должна сделать.

Страх пронзил меня, когда я перегнулась через балкон, чтобы посмотреть вниз.

Смирись, Слоан.

Я стряхнула снег с перил и забралась на них, мои ноги были на удивление крепкими, когда я потянулась, чтобы ухватиться за водосточную трубу.

Глубоко вздохнув, я уперлась ногой в стену и подтянулась вперед, чтобы повиснуть на трубе. Мои пальцы впились в металл, когда я начала скользить по нему, спускаясь по футу за раз.

Наконец я дошло до низа и рухнула в толстый слой снега, пробралась к крыльцу и побежала. Я направилась к подъездной дорожке, следуя по заснеженной тропе, ведущей от участка.

На бегу я снова надела перчатки, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что Рокко не следует за мной, но было тихо. Я держала хороший темп, темнота поглотила меня, когда я оставила дом позади. Снежная буря снова начала усиливаться, и не было никаких шансов, что сегодня ночью по этой дороге проедут машины. Я надеялась, что смогу добраться до другого дома до того, как Рокко проснется, хотя был уверена, что он все равно не сможет найти меня здесь, в такой сильный снегопад.

Когда я была достаточно далеко от поместья, я достала фонарик и посветила себе под ноги, чтобы убедиться, что я не споткнусь обо что-нибудь на своем пути.

Мое сердце бешено колотилось в груди, наконец я сбежала из дома Ромеро. Но когда где-то в горах послышался волчий вой, я поняла, что еще далека от безопасности.


Я рассмеялся, когда звук птичьего пения наполнил воздух, и потянулся, чтобы притянуть Слоан ближе к себе.

— У тебя такое лицо, — пробормотал я, уткнувшись носом в кисточку, которая была прижата к моему лицу. — И твои сиськи такие мягкие…

Я застонал от желания, и перекатился на нее сверху, прижавшись бедрами к ее изгибам.

Этого было недостаточно. Мне нужно было больше. Я слишком долго сдерживался, и не мог продолжать делать это.

— Мне нужно почувствовать тебя, — простонал я и протянул руку между нами, расстёгивая молнию на ширинке и стягивая джинсы, что высвободить свою твердую длину.

Я застонал, прижимаясь к ней, прислушиваясь к ее стонам в ответ. Мои бедра двигались, и ее кисточки щекотали мои уши. Ее кожа была такой грубой, как вельвет, а ее пуговицы терлись о мой член так, что это было действительно… чертовски… больно .

— Черт, — прорычал я, моргая и открывая глаза, и меня охватило головокружение. Я прищурился, сфокусировав зрение на диване подо мной. Диван. Не Слоан. В настоящее время мой член был зажат между двумя проклятыми подушками. И я не был уверен, что он чувствует себя хорошо.

— Слоан! — Я закричал, мой голос был невнятным и более громким, чем хотелось моей хрупкой голове. — Вернись к гребаному парню из дома!

Дерьмо, которое даже не имеет смысла для меня.

С трудом поднявшись, я споткнулся и упал на кофейный столик.

Боль пронзила мою голень и отскочила внутрь моего черепа, заставив маниакальный смех сорваться с моих губ.

— Черт!!! — закричал я, прикрыв рот ладонями и кружась.

Она не могла сбежать. Я плотно запер окна, а ключ от входной двери все еще был у меня в кармане. Выхода не было… кроме балкона…

— О, черт возьми, печенье.

Я поковылял к стеклянным дверям в дальнем конце гостиной, расположенной под балконом.

На четвертом шаге джинсы упали мне на лодыжки, а на шестом я упал прямо на пол.

Я застонал, когда мой член врезался в деревянный пол, а мой лоб ударился об окно.

Чертова агония прорезалась в туман моих мыслей, и я зашипел сквозь зубы, подталкивая себя посмотреть наружу.

— Ублюдок, — прорычал я, заметив следы, оставленные на глубоком снегу. Снежная буря почти замела их, но я знал, на что смотрю, и сквозь туман в голове меня накрыло новой эмоцией.

Ярость.

Я натянул штаны, убрал свой чертов член, повернулся и побрел на кухню.

Я держался за стены и мне приходилось продираться через двери, в то время как мои свинцовые конечности просто умоляли меня лечь и заснуть.

К черту это.

— Я иду за тобой, мышонок. Тебе лучше бежать чертовски быстро, — я невнятно пробормотал это стене, поскольку никто больше не слушал.

Я подошел к раковине и засунул два пальца в горло, вызывая рвоту. Мой ужин состоял из спагетти и красного соуса, смешанного с ромом и чем бы то ни было, черт возьми, что заставило меня чувствовать себя так.

Я потянулся к крану и открыл его, задыхаясь, когда ледяная вода хлынула мне на затылок и заставила некоторые из моих спутанных мыслей снова слипнуться воедино. Я держал его включенным до тех пор, пока меня не затрясло, а затем откинул голову назад, стряхивая воду со своих кудрей, и посмотрел в окно.

Мой взгляд упал на темную полосу леса на дальнем конце нашей территории, и сложив ладони вокруг рта, я завыл на луну.

Я поймаю ее и накажу так жёстко, что она даже не вспомнит своего имени, не говоря уже о моем. Ее крики будут эхом отражаться от стен этого дома, и даже тогда я не закончу с ней. Никто не сделает из меня дурака. Уж точно не во второй раз.

Я оттолкнулся от раковины и побежал в холл, стукнувшись плечом о дверной косяк, проклиная ее имя себе под нос.

Я собираюсь найти тебя, Принцесса. Я поймаю тебя. И я заставлю тебя умолять завладеть тобой, как раньше, потому что теперь во мне не осталось никакой жалости.

Я нащупал ключи в кармане, затем открыл ими дверь и широко распахнул ее.

Я на мгновение завис на том, чтобы надеть ботинки на ноги, но мои пальцы не могли зашнуровать их, и у меня не было времени искать рубашку.

Снег падал сильно и быстро, его ярко-белый цвет, казалось, светился в ночной тьме, покрывая все вокруг.

Но этого было недостаточно, чтобы полностью скрыть ее следы. У меня был идеальный путь, указывающий мне на мою добычу, и я собирался выследить ее во тьме, как чудовище, которым она меня считала.

Я направился вдоль стены дома, не удосужившись закрыть за собой входную дверь, и прошёл по снегу к гаражу.

Я взял топор для рубки дров, и снова и снова бил им по двери гаража, разбивая, расщепляя, разрушая, пока не разломал эту чертову штуковину на части, и зверь внутри меня удовлетворенно замурлыкал.

У меня был ключ в кармане, но я не хотел использовать его. Я хотел, чтобы мои мышцы забились и горели, пока я пытался пробиться внутрь. Я хотел чувствовать оружие в своих руках. И больше всего я хотел, чтобы Слоан Калабрези молила о пощаде стоя на коленях у моих ног.

Я отбросил топор в сторону и оторвал остатки деревянной двери, прежде чем войти внутрь.

Я подошел к снегоходу, стоящему в центре большого гаража, и с громким смехом вставил ключ в замок зажигания.

— Как быстро ты можешь бегать, принцесса? — прошипел я.

Я запрыгнул на машину, и она взревела подо мной, когда я нажал газ и вылетел из гаража.

Скользя по снегу, прокладывая дорожку через двор, я мчался за ней, чувствуя себя настолько сумасшедшим, что у меня не было слов.

— О, Слоан! — взволнованно крикнул я, доводя машину до предела, и снежная метель хлестала меня по лицу.

Холод кусал открытые участки на моей голой груди, тем самым подливая масла в огонь моей ярости.

Снегоход преодолевал расстояние, пожирая ее следы, как я собирался поглотить ее.

Я стрелял между деревьями, отскакивая от стволов, так как не мог нормально их разглядеть в своем испорченном состоянии мозга. Машина злобно рычала и гудела на скорости, но мне было все равно. Я просто должен был найти ее. Мой маленький бегун.

В кронах деревьев раздался пронзительный вой, и я поднял голову, услышав, как к охоте присоединился настоящий волк. Последовал еще один вой, и еще один, дрожь предвкушения от состязания пробежала по моему позвоночнику. Они не доберутся до нее первыми. Я знал ее запах, и я был единственным, кто съест ее.

Я еще сильнее нажал на педаль газа, выехал на поляну и громко расхохотался, заметив ее.

Чёрные волосы развевались вокруг нее, она оглянулась через плечо, и ее глаза расширились от паники, она все еще пыталась бежать.

Я сложил руки рупором вокруг рта и завыл на свою добычу, вставая на снегоходе.

Машина резко вильнула без управления, и раздался громкий треск, когда она врезалась в дерево.

Меня сбросило со снегохода, перекрутив в воздухе. Мир вокруг меня расплылся, я приземлился в огромный сугроб и погрузился в снег на фут. Воздух вырвался из легких от жёсткого удара, и мое тело кричало в знак протеста, я тяжело вздохнул.

— Черт возьми, — выдохнула Слоан, и я поднял голову, когда она отвернулась и снова побежала.

— Не убегай от меня! — Я зарычал, мои слова прозвучали искажённо из за того, что она мне дала, и меня снова охватил чистый гнев.

Она ни хрена не послушала, убегая вперед, как будто все еще думала, что сможет ускользнуть от меня.

Вой волков в лесу послышался так близко, что волосы на моих руках встали дыбом.

Зарычав как зверь, я вскочил на ноги и бросился в погоню.

Слоан в панике побежала быстрее, а я спотыкался снова и снова о свои собственные гребаные ноги.

Я упал на огромный ствол, опираясь на него, и снова выкрикнул ее имя. Она оглянулась, и посмотрела на меня своими большими и невинными глазами полными страха, через полсекунды пятно серого меха прыгнуло из деревьев рядом с ней.

Слоан закричала, когда волк повалил ее на спину, и яростный рев сорвался с моих губ.

Я бросился прямо на него, мои руки сжались в кулаки, когда меня ослепила чистая ярость. Она не может принадлежать никакому другому зверю, кроме меня . Ее жизнь принадлежит мне, а не этому существу. И я не позволю украсть ее у меня, как и не позволю ей сбежать.

Я кинулся на волка, сбив его раньше, чем он успел вонзить зубы в ее идеальную кожу.

Волк повернул голову, пасть с острыми, как бритва, зубами была нацелена на меня, и я нанес удар прямо в его чертову морду.

Костяшки моих пальцев хрустнули, врезавшись в его голову, и зверь взвизгнул от боли. Он отлетел назад, и я вскочил на ноги, спотыкаясь и теряя равновесие.

Второй волк прыгнул на меня, и я не успел увернуться, когда острые зубы вонзились мне в руку.

Я зарычал еще громче, чем ублюдок, пытающийся меня съесть, я размахивал кулаками снова и снова, вкладывая весь свой вес в удары. Ублюдок не отпускал, тряся мою руку, как будто думал, что может взять ее с собой, и чистейшая гребаная агония пронзила меня.

Слоан закричала позади меня, и красная пелена упала мне на глаза. Протянув руку, я схватил ублюдка за морду и с грубой силой оторвал от себя.

Я пнул ногой по нему так сильно, как только мог, и он отлетел от меня.

Кровь хлынула из моей руки, но мне было все равно. Я взревел так, словно я был самым огромным и опасным монстром в этом лесу, и чертовы волки тоже в это поверили. Они побежали к деревьям, и я засмеялся, паника в моих конечностях начала исчезать.

Моя рука болела. Я посмотрел на рану, потом посмотрел на Слоан.

— Ты хотела, чтобы я истекал кровью ради тебя, — пробормотал я. — Ты сейчас счастлива?

Ее губы приоткрылись, и я не понял, собирается она плюнуть в меня или плакать обо мне. Я сам не знал, чего хочу больше.

Моя голова резко закружилась и я начал терять сознание.

— Угадай, попалась, — пробормотал я, и мир вокруг начал растворяться и теряться в фокусе.

Я старался устоять на ногах. Старался оставаться в сознании. Но я вел проигрышную битву, и это ранило меня больше, чем я хотел признать. Потому что, как только тяжесть в глазах и забвение одолеют меня, я знал, что она собирается бежать.

И я не хотел прощаться с моей принцессой.

Я совсем не хотел ее отпускать…


Паника разрывала мое сердце в клочья, когда Рокко, шатаясь, направился ко мне, хрипя мое имя. Я отступила назад, поднимая руку, чтобы удержать его на расстоянии. Он потянулся ко мне, отчаяние сверкнуло в его глазах, и он рухнул на колени, задев меня вытянутыми пальцами, и я отступила дальше. Упав на снег, он пополз ко мне, как раненое животное, и мое горло сжалось, его окровавленная рука оставляла на снегу красный след.

Не могу поверить, что он ударил волка по морде.

Чертов волк!

Волки выли за деревьями, снова приближаясь, и от страха по моему позвоночнику пробежала ледяная дрожь. Запах крови висел в воздухе, и я знала, что оставить Рокко здесь равносильно тому, что убить его. Одна только эта мысль вонзила что-то острое в мое сердце.

Я села перед ним, все мысли о побеге унеслись прочь. Я не могла оставить его здесь умирать .

Я подняла его голову руками, и он застонал, его пальцы сжались вокруг моего запястья.

— Слоан , — прорычал он. Он был зол, и черт знает, что он сделает со мной, когда действие снотворного пройдет.

— Я здесь. Вставай, — прошептала я, и вокруг нас разнесся еще один вой.

Мое сердце грохотало в груди, когда я обвила руками его плечи и рванула изо всех сил. У меня не хватило сил поднять его до конца, и он уперся ногами в снег, помогая мне в последнюю секунду.

Когда он встал, я перекинула его руку через плечо и обняла за талию, а его голова свисала к его груди.

Я подвела его к снегоходу, стиснув зубы от усилий, которые потребовались, когда он навалился на меня всем весом. Задыхаясь от усилий, я усадила его на машину и он согнулся, его голова почти коснулась сиденья. Я выругалась себе под нос, когда он начал заваливаться на бок, схватила его за руку и дёрнула обратно в вертикальное положение.

Лай волчьей стаи стал ближе, и меня пронзил страх. Я в спешке схватила ремень Рокко, расстегнула его и сильно потянула, чтобы высвободить из петель.

— Сейчас неподходящее время для минета, белла, но если ты… — пробормотал он и потерял сознание.

Я покачала головой, затягивая ремень вокруг его правого запястья, затем оттолкнула Рокко назад, села перед ним и обвила ремень вокруг себя, прежде чем крепко привязать его к другой руке. Когда он почувствовал себя в безопасности, я повернула ключ в замке зажигания, молясь, чтобы эта штука завелась. Несколько раз двигатель заикнулся, захрипел и закашлял дымом.

— Давай, — прорычала я, когда уголком глаза заметила пробежавшую мимо нас тень. Страх пронзил меня и я снова попробовала повернуть ключ, умоляя машину спасти нас.

Двигатель взревел, и я вздохнула от облегчения, нажала на газ и повернула снегоход на дорожку, которую Рокко проложил по пути сюда. Я никогда в жизни не водила ни одну из этих машин, но это оказалось достаточно просто.

Я нажала на газ, и мы промчались между двумя деревьями, направляясь через темный лес. Рокко положил подбородок мне на плечо, и я почувствовала, как его вес смещается влево. Я запрокинула руку, чтобы поймать его, повернув снегоход в сторону и используя его инерцию, вернула его в вертикальное положение.

Когда мы поднимались на холм к дому, его руки потянули меня за талию, откидывая назад на сиденье, и я изо всех сил вцепилась в руль.

— Глупый — массивный — медведь — человек , — процедила я сквозь зубы.

Когда дом показался в поле зрения, снегоход начал замедляться, и я умоляла его потерпеть еще немного. Из двигателя валил дым, и я выругалась, потеряв из виду дорогу впереди в густых серых шлейфах.

— Давай, кусок дерьма, — взмолилась я. — Не умирай.

— Я натюрморт, — пробормотал Рокко в ответ, и улыбка тронула мои губы.

Я сильно надавила на газ, и снегоход набрал скорость, подъехав к крыльцу и заскользив по льду. Нас наклонило вбок, и мой желудок сжался. Я бросилась в другую сторону, повалив Рокко на землю, когда снегоход перевернулся, а двигатель заглох.

Мы погрузились в снег, и Рокко застонал, когда я придавила его, пытаясь расстегнуть ремень, привязавший его ко мне. Мне удалось освободиться, и я вскочила на ноги, отшвырнув ремень в сторону. Я схватила Рокко за руку и изо всех сил потянула назад, пытаясь поднять его. Но это было тяжело.

— Вставай! — крикнула я, тряся его за руку, и кровь окрасила снег вокруг его другой руки. Мое сердце забилось быстрее, и отпустив руку, я быстро обошла его и попыталась поднять за плечи.

— Вставай, Рокко. Помоги мне, — потребовала я.

— Не могу поверить, что ты накачала меня наркотиками, — сердито пробормотал он во сне.

— Ну, теперь я спасаю твою задницу, так что мы квиты, — рявкнула я. — Получай.

Потеряв терпение, я пнула его в бок.

Он резко проснулся, и я вздохнула от облегчение. Он собрал последние оставшиеся силы, чтобы встать. Я держала его, ведя к крыльцу, и он чуть не упал лицом вперёд, пытаясь подняться по ступенькам.

Он снова начал падать, но уже назад, и я поддержала его, схватив за руки потянув.

Рокко промок насквозь и начал дрожать, когда мы наконец добрались до вершины лестницы. Я поспешила к двери, обнаружив, что она открыта, и завела его внутрь.

Его вес снова давил на меня, и я встала перед ним, пытаясь удержать его. Его глаза закрылись, и он навалился на меня всем весом, как слон. Я задохнулась пытаясь не упасть, но мои колени подогнулись, и я рухнула под его огромное тело.

— Ты весишь тонну, — прохрипела я, выбираясь из-под него.

Я оставила его на полу, и тяжело дыша, заперла входную дверь и стянула толстое пальто. Перевернув Рокко, я просунула руки ему под мышки и сделала глубокий вдох, а затем потащила его в гостиную. Я подтащила его на пушистый ковёр у огня и упала на задницу.

Звук потрескивающего пламени наполнил комнату и мое дыхание наконец стало замедляться. Грудь Рокко медленно вздымалась и опускалась, а кровь пульсировала из его левой руки по всему деревянному полу.

Я поспешила из комнаты с тяжёлым камнем в животе, направилась в ванную и взяла несколько полотенец. Я нашла бутылку водки в винном шкафу в гостиной, а затем вернулась к Рокко, чтобы убедиться, что он все еще спит.

Я положила его раненую руку к себе на колени, подложила под нее полотенце и намочила другое водкой. Я осторожно протерла рану, мое сердце сжалось, когда я смыла кровь. Было видно колотые раны от огромных зубов, но я не думаю, что они были достаточно глубокими, чтобы наложить швы, слава Богу. Я облила водкой каждую рану, чтобы убедиться, что они полностью чистые, затем обмотала его руку полотенцем и крепко завязала.

Я начала снимать с него одежду, стягивая промокшие носки и туфли, затем потянулась к нему, чтобы расстегнуть джинсы. Я сглотнула комок в горле, снимая их с него, оставив его черные боксеры на месте. Ни за что, черт возьми, я их не сниму.

Когда я закончила, я встала на колени рядом с ним, изучая его неподвижное лицо. Я никогда не смотрела на него слишком близко, когда он не спал. Но вот сейчас я могла осмотреть каждый дюйм его тела, и он не узнает об этом. Мой взгляд опустился на его грудь, и я поборола желание обвести пальцами твердые мышцы, чернильные кольца его татуировок и выпуклые шрамы, которые просили моего прикосновения.

Я встала и схватила большое одеяло со спинки дивана, чтобы укрыть им Рокко. Затем я свернулась калачиком в кресле рядом, подобрав колени к груди, и смотрела на него, гадая, как, черт возьми, он отреагирует, когда проснется.

Может, я уйду до рассвета, как только пойму, что с ним все будет в порядке. Но как только я подумала об этом, в моей груди появилась боль. То, что я чуть не потеряла его сегодня, потрясло меня до глубины души. И то, как Рокко бесстрашно отбивался от этих волков, заставило меня увидеть его в другом свете. Это заставило меня задуматься, неужели не только я испытываю эти безумные чувства. Если, он тоже начал заботиться обо мне.

Спустя время мои глаза закрылись, а сердце замедлилось до более спокойного ритма.

Оставаться здесь было безумием. Но уйти сейчас казалось невозможным.


***


Я проснулась, дрожа, и резко вскочила со своего места, бросив в огонь еще одно полено, чтобы подкормить угасающее пламя. Рокко все еще лежал на полу, белый свет рассвета за снежными облаками просачивался в окно и делал его холодным и безжизненным.

Я упала рядом с ним, когда мое сердцебиение подскочило от паники, и положила руку ему на шею. Его кожа была теплой, а пульс под моими пальцами сильно стучал. Я расслабилась, прислонив голову к его груди и прислушиваясь к твердому биению его сердца под моим ухом.

— Мм… ниже, — пробормотал он, и я подняла голову, фыркнув. Типичный мудак.

Я села на пятки, он заерзал во сне, подкатившись ближе к огню, и снова заснул.

Я вышла из комнаты и направилась на кухню, чтобы приготовить смесь для блинов на завтрак. Мне было наплевать, что Рокко не любит сладкое. Мне чертовски нравились блинчики, и, он все равно не проснется раньше полудня.

После того, как я съела несколькочерничных блинчиков с сиропом, я беззаботно поставила посуду в раковину.

Пока я стояла там, меня осенила идея, и я быстро достала из ящика для столовых приборов несколько острых ножей. Я нашла клейкую ленту под раковиной, затем приклеила один нож под кухонным островом, где я обычно сидела, а другой под обеденным столом. Затем я направилась в подвал, спрятав два ножа под винными полками, а еще один оставила под матрасом, где я спала рядом с Рокко в его комнате. Я не хотела снова быть заключенной, но из-за того, что снаружи валил густой снег, а волки основательно мешали мне идти отсюда пешком, у меня не оставалось много вариантов.

Я вернулась, чтобы сесть в кресло рядом с Рокко, и обнаружила, что его рука засунута в боксеры. Я поджала губы при глупом выражении его лица, и меня осенила идея, заставив усмехнуться.

Мистер Красивый Безумец любит своё лицо…

Я нашла черный маркер в ящике кофейного столика, встала на колени над ним и вытащила его руку из боксеров.

Улыбнулась холсту в виде его лица, и наклонилась, чтобы начать рисовать бакенбарды на его щеках.

— Посмотрим, как страшно ты выглядишь в образе котенка, Рокко Ромеро…


Я застонал, когда пришел в себя, в моей голове был туман и пульсирующая боль.

— Значит, ты наконец проснулся? — Из темноты до меня донесся дразнящий голос Слоан, и я открыл глаза, чтобы посмотреть на нее, сидящую в кресле у огня.

— Ты осталась, — заявил я, и моя головная боль сменилась в пользу маленького чуда, стоявшего передо мной. На ней была одна из моих дизайнерских рубашек, которая ниспадала ей до голых бедер, и я задавался вопросом, что же может быть надето под ней.

— Меня бы занесло снегом, — легко ответила она.

Я нахмурился и повернулся, чтобы посмотреть в панорамное окно на снег, который скопился толщиной более метра. У Слоан было оправдание, но недостаточно хорошее. Небо было тусклое, и я догадался, что было позднее утро, а это означало, что я проспал несколько часов.

— Ты могла бросить меня на съедение волкам, — сказал я, приподнявшись на локтях, так что одеяло сползло до моей талии.

— После того, как ты спас меня от них? Мы не такие бессердечные, как Ромеро, — легко ответила она. Слишком легко. Как будто она это репетировала.

Я заставил себя встать, одеяло соскользнуло, и я направился к ней, оставшись только в своих черных боксерах. Слоан нервно глянула на меня, когда я приблизился, и я склонил голову набок, рассматривая ее.

— Правда или действие? — промурлыкал я.

— Что? — спросила она, часто моргая, как будто все еще ожидала, что я разорву ее за то, что она сделала. Но меня больше не волновала ее беготня. Она была здесь, и все, что я хотел знать, это почему.

— Это довольно стандартная игра. Я уверен, что даже изнеженная Принцесса Калабрези понимает правила, — сказал я, придвигаясь ближе, чтобы посмотреть прямо в эти большие карие глаза. — Так что же должно быть?

Ее губы дёрнулись в знак протеста или какого-то отказа, и я предостерегающе зарычал на нее.

— Ты только что рычал на меня? — спросила она, изогнув бровь.

— Правда или действие, — настаивал я.

Она подняла подбородок, ее глаза блестели. — Правда.

— Продолжай, — сказал я тихим голосом, желая услышать, в чем она признается.

Она колебалась, словно не могла решить, что сказать, и намек на улыбку показался на ее губах.

— Мне кажется, твое имя звучит как… коко, — прошептала она, прижимая палец к моему лбу.

— Что? — Я нахмурился, и она прикусила нижнюю губу, чтобы не засмеяться.

Я поймал ее подбородок своей хваткой и высвободил губу большим пальцем, удерживая ее взглядом.

— В следующий раз, когда ты так прикусишь губу в моем присутствии, я тоже ее прикушу, — пообещал я ей.

Она резко вздохнула и долго смотрела на меня, пока я своим взглядом призывал ее сделать это снова. Этого было достаточно, чтобы я набросился, и я был уверен, что она тоже это знала.

Слоан отвела мою руку в сторону и внезапно встала, вторгшись в мое личное пространство, прежде чем пройти мимо меня.

Она подошла к огню, а я посмотрел в окно на все ещё сильно падавший снег. Если она еще не сбежала, я был уверен, что она не сбежит и в следующие пятнадцать минут.

— Я собираюсь принять душ, — сказал я ей, направляясь к лестнице в дальнем конце комнаты. — Если ты хочешь увидеть, как приятно мне будет прикусить твою губу, то почему бы тебе не присоединиться ко мне?

Я оглянулся на нее через плечо с дразнящей ухмылкой, но вместо искушения, которое я ожидал увидеть в ее глазах, я нашел веселье. На самом деле, казалось, что она действительно пыталась не смеяться.

Я нахмурился, взбегая по оставшейся части лестницы, и решил не тратить время на то, чтобы понять мысли этой женщины.

Я сбросил боксеры и развязал полотенце, которым Слоан, должно быть, перевязала мой волчий укус. Я помочился, и мой взгляд остановился на ряду колотых ран, когда я пытался сообразить, сколько они могут оставить шрамов, и будет ли это вообще похоже на укус волка. Если мое тело будет покрыто шрамами, то, по крайней мере, у меня будет хорошая история. Сколько мужчин ударили волка по морде и выжили?

Несколько следов от зубов выглядели опухшими и более красными, чем хотелось бы, и я сделал мысленную пометку принять немного антибиотиков, которые мы хранили здесь, на случай, если раны загноятся.

Я шагнул в душ и направил горячую воду на голову, гадая, примет ли Слоан мое предложение. Я не думал, что когда-либо фантазировал о девушке так, как о ней. Но с другой стороны, я никогда раньше не брал заложников. Может быть, я был в каком-то бредовом состязании по силе, веря, что действительно могу заставить ее влюбиться в меня. Или, может быть, я слишком увлекся собственным бредом и тоже влюбился в нее.

Я рассмеялся над нелепостью этой идеи и выключил воду. Слоан Калабрези была зудом, который я собирался почесать. Как только я возьму ее тело всеми возможными способами и услышу, как она умоляет меня о большем, пока ее голос не сломается, то вскоре потеряю интерес. Я всегда так делал. Но пока она не подчинялась желанию, которое я пробудил в ней, и я застрял в этих мучениях, представляя, как будет чувствоваться ее тело, подчиняющееся моему. Какой вкус будет у ее губ, когда она с жадностью предложит их, и как она будет кричать мое имя, когда я разрушу ее.

Я грубо вытерся, взлохматив полотенцем мокрые волосы, и пошёл обратно в свою комнату.

Я пересек мягкий ковер, направляясь к шкафу с чистой одеждой, но замер, когда мой взгляд остановился на зеркале.

Мои рот приоткрылся, когда я подошёл ближе, рассматривая следы от маркера на моем лице. У меня были бакенбарды, носик-кнопка и кошачьи ушки с торчащими из них пучками волос. И у меня на лбу она нацарапала слово «Коко» .

Я долго смотрел на рисунок на моем лице, шок и удивление тормозили меня. Я не мог поверить, что у нее хватило смелости сделать это, но мое сердце забилось чаще при мысли об этой новой игре.

Порочная улыбка изогнула мои губы, и я быстро схватил пару спортивных штанов и натянул их, прежде чем порыться в прикроватной тумбочке, пока не нашёл свой собственный маркер.

Если ты хочешь играть с большими мальчиками, тебе лучше быть готовой к проигрышу, принцесса…

Я сунул маркер в карман и медленным шагом направился вниз по лестнице в гостиную.

Слоан стояла у камина, когда я остановился у подножия лестницы и уставился на нее, и я мог поклясться, выражение ее лица колебалось между страхом и возбуждением.

Но я не позволю ей увидеть ничего, кроме маски холодной ярости.

— Ты… хорошо принял душ? — нерешительно спросила она.

Я сунул руку в карман и медленно вытащил маркер, держа его как лезвие, которым готов нанести удар.

Полные губы Слоан приоткрылись на резком вдохе, и я увидел, как вздымается и опускается ее грудь под моей рубашкой. У нее была своя одежда. Ей не нужно было лезть в мой шкаф и брать что-то из моего, чтобы надеть. Было похоже, что она хотела чувствовать меня повсюду. Но она совершила ошибку, одевшись таким образом: с голыми бронзовыми ногами и слишком большим количеством расстегнутых пуговиц на шее, и вскоре она узнает что я об этом думаю.

Я посмотрел прямо в ее темные глаза и сорвал колпачок с маркера.

— Мяу…

Слоан завизжала и бросилась к двери, когда я побежал через комнату.

Я рванул за ней, мрачно смеясь. Она распахнула дверь и вывалилась в холл.

Мое сердце бешено колотилось, когда я преследовал ее по широкой лестнице, и мне открылся прекрасный вид на спину моей рубашки и черные кружевные трусики под ней.

Я зарычал, прыгнув вперед, схватив ее за талию и потянув на середину лестницы.

Слоан взвизгнула, когда я перевернул ее, дергая за лодыжки, так что она упала на ступеньку вниз своей задницей, а ее ноги обвились вокруг моей талии.

Она извивалась и била меня, снова вопя и почти смеясь, потому что не могла приложить никаких реальных сил, чтобы отбиться от меня.

Я зажал фломастер зубами и ухмыльнулся, схватив ее запястья. Я быстро взял их в одну руку и потянулся между нами, чтобы схватиться за переднюю часть моей рубашки.

Одним сильным рывком я разорвал ее, и пуговицы разлетелись вокруг нас, скатываясь по деревянной лестнице со звуком, похожим на дождь.

Слоан снова вскрикнула и начала извиваться еще сильнее, прижимаясь и пробуждая желание во мне, и я увидел черное нижнее белье, ласкающее ее бронзовую кожу.

Моя улыбка стала шире, когда я взял порванную рубашку, и связав ей руки, поднял над головой. Я обернул ткань вокруг перил и завязал узел, тем самым оставив ее подо мной со связанными руками и грудью, вздымающейся от тяжелого дыхания, которое, похоже, не было вызвано паникой.

— Что ты делаешь? — выдохнула она, когда я отпрянул назад и вынул фломастер из зубов.

— Просто немного мести, белла, — промурлыкал я.

Я прижал маркер к ямке у основания ее горла и провел линию прямо по центру ее груди. Я пробежался по середине ее лифчика и продолжил по животу, вплоть до пупка.

Слоан попыталась высвободить руки из-под рубашки, но, похоже, она старалась не так сильно, как должна была.

Я наклонился ближе к ней, нарисовав линию на изгибе ее полной груди, наблюдая за ее трусики, пока я водил рукой по коже.

Я схватил ее за колено, чтобы раздвинуть ноги шире и провел линию по внутренней стороне ее бедра, не торопясь. Ее бедра дёрнулись, я был уверен, что от желания. Я не прекращал рисовать, пока не добрался до края ее трусиков, и она ахнула, когда кончик маркера на мгновение скользнул под ткань.

— Я думаю, ты кое-что забыла, принцесса, — прорычал я, проводя линию по центру ее тела, обводя другую грудь и просунув маркер под кружево, которое едва удерживало затвердевший сосок.

— Что? — выдохнула она, когда я провёл по ее плоскому животу, мимо пупка и ниже, отмечая ее идеальное тело.

Я дошёл до верха ее трусиков и провел по их линии, жар вспыхнул на моей коже, когда ее спина выгнулась, и тихий стон сорвался с ее губ.

Удерживая ее взгляд, я медленно просунул маркер под ее трусики, и она ахнула, когда я провел линию ниже, направляясь прямо к ее центру, ее бедра приподнялись в безмолвной мольбе.

Мой твёрдый член был прижат к ней сквозь штаны, и она чувствовала, насколько сильно я наслаждаюсь этим зрелищем. Тихо зарычав, я опустил руку ниже, и она снова застонала от желания.

Я наклонился, пока мои губы не коснулись ее уха, и медленно вытащил маркер из ее нижнего белья.

— Ты должна отбиваться от меня, — выдохнул я.

Она замерла подо мной. Повернувшись, я встретился с ней взглядом, и отбросил маркер в сторону.

Ее рот приоткрылся, чтобы ответить, но я не дал ей возможности сделать это, вскочил на ноги и зашагал вверх по лестнице.

— Когда ты развяжешься, то сможешь повеселиться, смывая это в душе, — сказал я, уходя. — И когда твои руки будут стирать следы по всему телу и между бедрами, ты можешь думать обо мне.

Она проклинала меня, борясь с узлами, которые я сделал из своей рубашки, и я рассмеялся, возвращаясь в свою комнату, чтобы смыть маску котёнка с лица.

Мне потребовалось немало времени, чтобы стереть маркер с лица, и я спустился вниз, когда закончил, ухмыляясь про себя, когда услышал, как в главной ванной работает душ.

Я прошел на кухню и налил себе кофе, прежде чем отправиться к холодильнику, чтобы найти что-нибудь поесть. Моя голова все еще была в тумане после наркотиков, которыми Слоан накачала меня. И как бы мне ни хотелось принять обезболивающее, я готов поспорить, что большое количество лекарств не пошло бы на пользу моему организму.

Открыв холодильник, я обнаружил миску с тестом для блинов. Я вынул ее и поставил сковороду на плиту, чтобы начать готовить.

Я вылил половник теста на сковороду и, прислонившись к стенке, ждал, пока оно приготовится.

Слоан появилась в спортивных штанах и майке как раз в тот момент, когда кухню наполнил запах гари от жидкого теста, которое выплеснулось за край сковороды, и я выругался, снимая ее с огня.

Я швырнул посудину в раковину и с еще одним проклятием направил на неё воду, когда завыла пожарная сигнализация.

Я потянулся и выключил сигнализацию, и снова выругался, поняв, что не могу открыть окно, чтобы выпустить дым, благодаря моей работе по заколачиванию окон.

Когда я повернулся, Слоан закусила губу от смеха, и мой взгляд упал на ее рот.

— Что я говорил об этом? — спросил я, и она тут же разжала губы.

— Наблюдать за тем, как ты пытаешься готовить, физически больно, — поддразнила она.

— Ну, теперь ты можешь сделать это для меня, — сказал я, отходя к барной стойке, и она закатила глаза, приступив к выполнению моей просьбы.

Я наблюдал за Слоан, пока она готовила. Мой взгляд скользил по изгибу ее задницы, пока она наливала тесто и собирала стопку блинчиков. Она направилась к холодильнику, достала ягоды, сироп, сливки и медленно сложила их передо мной.

— Я же говорил тебе, что мне не нравится…

— Не все дело в тебе, Рокко, — сказала она, начав резать вишню пополам и класть их в миску. — Но я уверена, что смогу найти что-нибудь сладкое, что тебе понравится, если я постараюсь.

Мой взгляд скользнул по ней.

— Вряд ли, — ответил я, хотя и был готов позволить ей попытаться изменить мое мнение.

Взгляд Слоан загорелся вызовом, и она взяла с верхушки стопки горячий блинчик, намазала его сметаной, добавила вишни и немного лимонного сока.

Она вонзила в него вилку и потянулась, чтобы накормить меня.

Я помедлил мгновение, затем наклонился вперед и проглотил все это так внезапно, что она ахнула.

— Ты делаешь такие вещи только для того, чтобы я вздрагивала каждый раз? — обвинила она меня, когда я зубами оторвал еду от вилки и откинулся на спинку стула, прожёвывая ее.

— Ты имеешь что-то против того, что я заставляю твое сердце биться чаще, белла? — подразнил я.

Еда играла на моих вкусовых рецепторах, и я должен был признать, что сочетание сладкого и кислого сбалансировано, и мне действительно понравилось.

Я доел остаток завтрака, а Слоан смотрела на меня, ковыряясь в своей еде с задумчивым выражением лица.

— Что такое? — спросил я, кладя нож и вилку, и она отнесла их к раковине.

— Я просто…

— Просто? — Я подтолкнул ее.

Слоан откашлялась и повернулась ко мне, скрестив руки на груди и прислонившись спиной к стойке.

— Мне просто интересно, ненавидели бы мы друг друга, если бы не наши имена. Я имею в виду, почему Калабрези и Ромеро вообще так ненавидят друг друга? Все дело во власти? Неужели это так важно? — спросила она мягким голосом.

Мой позвоночник выпрямился, а взгляд стал жестче, когда я посмотрел на нее. Потому что иногда я действительно забывал, кто она такая. Какой она была. А этого не стоило делать.

— Это больше личное, чем борьба за власть, — прорычал я.

— Значит, когда ты смотришь на меня, ты видишь только свою вражду с моим отцом? — спросила она. — Даже несмотря на то, что я никому из вас ничего не сделала?

— А что моя мать сделала каждому из вас? — прорычал я. — Что сделал мой брат?

— Твои братья? — усмехнулась она. — Они пролили много крови Калабрези. Я точно знаю, что…

— Не эти братья, — прошипел я, вскакивая на ноги, и мой стул с грохотом опрокинулся. — Я говорю об Анджело. Ему было четыре, когда твоя семья ворвалась в мой дом и сожгла его вместе с моей матерью.

— Что? — выдохнула она, ее взгляд упал на имя Анджело, написанное на моей груди.

— Не притворяйся, что не знаешь. Вот почему мы охотимся на вас. Вот почему мы пришли за твоим дядей Серхио. Он был в том доме. Он был ответственным за это. И я не остановлюсь, пока не лишу жизни всех членов твоей семьи, которые были с ним в тот день.

— Я не знаю, почему ты думаешь, что они это сделали, мой папа не согласился бы на что-то подобное. Он не стал бы вовлекать женщину и ребенка в вашу вражду. Он..

— Ты действительно такая наивная? — спросил я, прижимая ее к столешнице руками. — Или ты просто предпочитаешь закрывать глаза на фундамент, на котором построен твой прекрасный дворец?

Ее губы приоткрылись, и я понял, что она мне не верит.

— Я покажу тебе, — прорычал я, протягивая руку и сбивая ее с ног.

Она завизжала, когда я перекинул ее через плечо, унося из кухни к задней части дома.

Я пинком распахнул дверь папиного кабинета и направился к огромному столу из красного дерева, усадив ее в кожаное кресло перед ноутбуком, и подкатив его так близко к столу, что она застряла на месте.

Если маленькая принцесса не хочет верить мне на слово, я просто покажу ей, на что способна ее семья. Я просматривал запись с камер видеонаблюдения той ночи больше раз, чем могу сосчитать, помечая каждого человека на ней, как смерть.

Слоан, возможно, не хотела верить в худшее, что есть в ее крови. Но реальность придет к ней, нравится ей это или нет.


Начали воспроизводиться кадры с камер наблюдения, и я приказала своему сердцу успокоиться, наблюдая, как группа людей выходит из большого внедорожника на подъездную дорожку. Изображение было зернистым, но я узнала отца, ведущего людей к тому, что, как я полагаю, было собственностью Ромеро. Я видела крыльцо и одно из окон под камерой, но не более.

Двое мужчин прошли мимо моего папы, когда он говорил что-то, чего я не могла расслышать, и я глубоко вздохнула, узнав своего телохранителя Ройса справа и дядю Серхио слева. Мои руки сжались в кулаки, когда они выбили входную дверь, и группа ворвалась внутрь с оружием наготове. Эдди, один из охранников моего отца, нес канистру с бензином, следуя за ним. Его убили в тот день, когда Ромеро напали на нас на дороге. В тот день, когда Рокко чуть не убил и меня.

Рокко потянулся через мое плечо и увеличил громкость, и от звука льющегося из динамиков, моя кровь заледенела. Кричала женщина и плакал ребенок. Через секунду раздались выстрелы, и в главном окне полыхнуло пламя. Начался хаос, некоторые мужчины побежали обратно к внедорожнику со связками оружия и коробками в руках.

— У моего отца там был тайник, — мрачно сказал Рокко. — Но им не нужно было убивать мою семью в процессе ограбления. Твой отец так и планировал. Зачем еще привозить бензин?

Он захлопнул ноутбук, и я подскочила, мои глаза наполнились слезами. Мое сердце разрывалось от того, что моя семья сделала. Я знала, что между нами годами проливалась кровь, но это было личное. Как они могли убить мать и ребенка?

Слезы полились, и я повернулась к Рокко, его лицо было в тени, свет из зала горел позади него.

Как Ройс мог быть частью этого? Он всегда казался таким правильным, таким добрым. Я знала, что он много лет работал на моего отца, но никогда не думала, что папа способен организовать что-то настолько бессердечное.

— Почему я еще жива? — прошептала я, но Рокко не ответил. — Я должна умереть за это.

Страх пробежал по моей спине, когда я сказала это, но это была правда. Мой отец забрал ребенка у Мартелло Ромеро, почему он не убил меня в отместку?

— Мы используем тебя, чтобы подчинить твоего отца нашей воле, — откровенно сказал Рокко, и в его голосе не было никаких эмоций.

Я кивнула и поднялась на ноги, слезы капали с моего подбородка,

— Так что это всего лишь вопрос времени, — выдохнула я, мое тело онемело. Я прошла мимо Рокко, уверенная, что он не хочет, чтобы я находилась рядом с ним сейчас.

Должно быть, я была постоянным напоминанием об этом зверстве.

Но он схватил меня за руку, прежде чем я успела выйти из комнаты, и я повернулась к нему с болью в сердце.

— Мне очень жаль, Рокко.

Его челюсть дёрнулась, и он привлек меня ближе, подтягивая меня, как рыбу на крючок.

— Я вижу искренность в твоих глазах, белла. Ты не знала.

Я кивнула, и по моим щекам полилось еще больше слез, мне стало трудно дышать от ужаса, о котором я узнала. Мой отец монстр. У меня никогда не было с ним близких отношений, но я любила его. Заботилась о нем. Думала о нем самое лучшее.

Рокко поднял руку и поймал кончиком пальца одну из моих слез. Он положил его в рот, и я замерла, наблюдая за ним.

— Слезы Калабрези на вкус не такие сладкие, как я ожидал, — пробормотал он себе под нос, и у меня перехватило дыхание. — Обидеть тебя — это не то же самое, что обидеть его.

— А ты думал, что это будет так? — спросила я. Он отпустил мое запястье и взял меня за руку.

— Я взял тебя не из-за него, — признался он, и мои губы приоткрылись от удивления.

— Так почему…

Рокко коснулся своими губами моих, в

нежном и глубоком поцелуе, полном невысказанных слов, и я начала тонуть, но он внезапно отстранился.

— Потому что ты была моей с тех пор, как мы впервые встретились взглядами. Я просто забрал то, что принадлежит мне. У меня не было плана похищать тебя.

Он схватил меня за горло, провел большим пальцем по моему пульсу, и я вздрогнула.

— Я не чья-то собственность, — с горечью сказала я. — Большинство людей, которые должны были любить меня, вместо этого пытались владеть мной. И я устала быть собственностью.

— Я не хочу сажать тебя в клетку, принцесса.

— Сказал мой похититель. — Я со злостью глянула на него, сузив глаза.

— Ты тоже мой похититель, — тихо сказал он, беря мою руку и прижимая ее к своему сердцу. — Мы связали себя цепями?узами в тот день, когда не решились убить друг друга. С тех пор будучи с женщиной, я чувствовал, что предаю тебя. Вот как глубоко ты в моей душе. Мы вместе с того самого момента.

Он вышел из комнаты, оставив меня со слезами на щеках и болью в сердце.


***


Рокко оставил меня дома до обеда, а сам отправился на улицу по «работе». По крайней мере, это то, что он проворчал мне, выходя через дверь патио. На мне снова была одна из его рубашек, и его запах успокаивал мое сердце, как бы безумно это не звучало.

Я решила заняться выпечкой, чтобы отвлечься, потому что каждый раз, когда я останавливалась, чтобы подумать, я заново переживала слова Рокко. Что мой отец чудовище, а мой телохранитель — никто иной, как бездумный инструмент, который используют, чтобы причинять людям боль. В каком-то мере больнее было узнать, что Ройс замешан в этом кошмаре, чем мой отец. Он был человеком, на которого я смотрела в детстве, на которого полагалась. Он обрабатывал мои раны, когда я разбивала колени, держал меня за руку, когда я переходила дорогу. И я всегда думала о нем как о порядочном и очень хорошем человеке.

Я также не знала, что делать с признанием, сказанным Рокко. Что я тоже властвовала над ним, как и он надо мной. Чем дольше я думала об этом, тем больше это сводило меня с ума. И я, конечно, не хотела признавать дикую девушку во мне, которая танцевала кругами, радуясь этому всем сердцем.

Я взяла кексы, которые испекла, из духовки, поставила их на стол и вытащила из силиконовой формы на решетку для охлаждения. Я сделала в общей сложности пять, и каждый был моей лучшей работой и отличался от других. Если Рокко не понравится ни один из них, я проиграю пари сама с собой. Я видела, как он ел блины, которые я для него приготовила, и на этот раз хочу, чтобы он съев один из этих кексов, заявил, что это его самое любимое блюдо на свете. Может быть, я просто пыталась таким ничтожным обратом компенсировать ужасные поступки моей семьи, но я хотела вызвать улыбку на его лице. Это небольшая вещь, которую я могу предложить ему.

Пирожные должны были остыть, прежде чем я смогу их покрыть глазурью, поэтому я вышла из комнаты, чтобы разыскать Рокко.

До меня донесся глухой стук, и я направилась в оранжерею, выходящую во внутренний дворик, мой взгляд упал на Рокко за окном. Он был без рубашки, его грудь была покрыта потом, когда он поднял топор над головой. Его плечи согнулись, а бицепсы напряглись, прежде чем он резко махнул им вниз и расколол бревно пополам.

Я подошла ближе к окну до пола, прижавшись к занавеске, чтобы не привлекать его внимания, пока я наблюдала. Мое сердце забилось сильнее, и жар разлился между моими бедрами, когда я увидела его мощное тело и то, как его мышцы растягивались и напрягались при каждом взмахе топора.

Мои пальцы вцепились в ткань занавески, и я прикусила нижнюю губу, позволив себе упасть в ловушку его тела.

Рокко Ромеро.

Мой враг, мой кошмар. Но теперь не только это. Теперь он был человеком, который сражался с волками, чтобы спасти меня; человеком, чье сердце было разбито и избито моей семьей, и который не винил меня за это, несмотря на кровь, текущую в моих венах.

Я нахмурилась, заметив бумажки, приколотые к бревнам, выстроенным в ряд на земле. На каждом из них были написаны имена. Фредерико, Пауло, Амелия, Как ее зовут с большими зубами, Тот парень, который подрезал меня на шоссе на прошлой неделе.

Мои руки сцепились вокруг занавески, когда он поднял топор над бревном по имени Гвен и ее круглосуточный магазин, разрубив еще одно бревно надвое смертельным ударом. Его губы шевелились, но я не могла слышать, что он говорил, хотя было похоже, что он пел.

Мне было слишком любопытно, чтобы не узнать, поэтому я открыла дверь внутреннего дворика, бесшумно распахнув ее и радуясь, что не привлекла его внимания. Его голос донесся до меня на ветру, и я подавила смех от того, что он пел.

— Шестьдесят пять ублюдков, стоящих на стене, шестьдесят пять ублюдков, стоящих на стене, и если один подлый ублюдок будет обращаться со мной, как с уу-у-у-у… — Он разрубил Фредерико пополам сильным ударом и вырвал топор из куска дерева. — На стене будет стоять шестьдесят четыре ублюдка.

Смех вырвался из моего горла, и он повернул голову, его рот скривился в уголках.

— Тебе нравится моя песня, принцесса?

— Да, но я удивлена, что меня нет в составе. — Я кивнула на ряд бревен, прижимаясь спиной к стене, и борясь с желанием пойти осмотреть его перевязанный волчий укус (он же смотрит на него вблизи).

— Хм, — задумчиво сказал он, подходя к куче бревен, имени у которой еще не было.

Рокко достал из заднего кармана блокнот с ручкой, нацарапал на листке имя и поднял бревно с торчащей сбоку веткой.

Я скрестила руки на груди, ожидая увидеть на ней свое имя, но когда он приколол лист, я обнаружила, что на меня смотрит имя Гвидо. Он положил бревно на плаху, поднял топор над головой и ударил им. Он отрубил ветку от бревна, и я ухмыльнулась, когда поняла, что он делает.

Рокко подхватил срезанную ветку и бросил мне, и я поймала ее в воздухе.

— Его член не такой большой, но ты поняла. — Он подмигнул, снова поднял топор и с громким треском разрубил Гвидо на части . Звук расколол воздух и заставил мой пульс участиться.

— Я испекла тебе пирожные, — сказала я, облизнув губы и бросив палочку на землю.

— Я же говорил тебе, что не люблю сладкое, почему ты продолжаешь это делать для меня?

— Думаю, мне нравится вызов. — Я пожала плечами, и Рокко бросив топор в снег, направился ко мне.

Я прижалась ладонями к стене позади, и мою кожу обожгло от ледяной поверхности. У меня перехватило дыхание, когда он отломил сосульку с крыши над патио, откусив острый конец, и захрустел зубами.

— Поэтому ты здесь и смотришь на меня, белла? Я твой следующий вызов? — спросил он, глотая лед, и его глаза скользнули по мне. — Думаешь, меня соблазнит, если ты будешь стоять здесь, на морозе, в одной футболке?

Я сжала бедра вместе, глядя на него из-под ресниц.

— Может быть, я люблю холод.

— Это так? — Он еще раз откусил сосульку, хрустя ею, словно это какое-то лакомство. Он придвинулся в мое личное пространство, настолько близко, что я не могла дышать. — Насколько тебе это нравится, Слоан?

Он опустил руку, проводя сосулькой по моей груди, и я резко вдохнула, когда холодная вода пропитала рубашку и прилипла к моей коже. Его глаза были прикованы к груди, он провел ледышкой по моим чувствительным соскам, и они затвердели от этого прикосновения.

Стон вырвался из моего горла, несмотря на все усилия его сдержать, и зрачки Рокко расширились. Я держала ладони у стены, опасаясь, что если я двинусь, он остановится. И мне тут же захочется большего. Все, что он может дать.

Белая рубашка на моей груди стала прозрачной, и Рокко одобрительно зарычал. Он опустил руку, отступив назад с выражением самодисциплины.

Я схватила его руку с сосулькой, и направила ее обратно на свое тело, позволив безумной части себя взять верх.

Он тяжело сглотнул, наблюдая, как я провела его рукой по другой груди, и мрачное выражение пробежало по его лицу.

— Ты боишься продолжать прикасаться ко мне, Рокко? — Сказала я с вызовом, мой пульс гулко стучал в ушах. Его стояк напрягся в джинсах, и все его мышцы были напряжены. Я знала, что он хотел меня так же сильно, как я хотела его. И мне надоело притворяться, что это неправда. Особенно теперь когда я знала, кем он был на самом деле. Человеком, жаждущим мести за убийство своих близких. То, что я здесь, не было чем-то личным, во всяком случае, не в том смысле, в котором я ожидала.

— Я ничего не боюсь. — Рокко водил тающей сосулькой по моему соску, его голодный взгляд встретимся с моим.

Я прислонилась головой к стене, мои бедра раздвинулись сами по себе. Во мне горело сдерживаемое несколькими неделями желание, умоляя, чтобы его удовлетворили.

Тепло его пальцев коснулось моего соска и обожгло холод, проникший в мою плоть. Я затаила дыхание, пока он скользил сосулькой вдоль моей груди, по животу и спускаясь к бедрам. Мурашки побежали по моей коже, когда он провел ею от центра к верхней линии трусиков, вырывая из моих губ жалобный стон.

Я тяжело сглотнула, оторвав от него взгляд, но он тут же схватил меня за подбородок свободной рукой.

— Э-э, белла, посмотри на меня и скажи, чего ты хочешь.

Лед таял на мягкой плоти над моими трусиками, капая вниз между бедер, и вызывая сильную дрожь по позвоночнику.

— Рокко, — выдохнула я.

— Скажи это.

— Еще, — умоляла я, и его рука скользнула в мое нижнее белье. Я выгнула спину и прикусила губу, когда он прокатил гладкий лед по самой чувствительной части моего тела.

— Я дам тебе еще, — промурлыкал он. — Больше ненависти, больше злобы, больше меня. Ты этого хочешь, Слоан Калабрези? Твой похититель заставляет тебя чувствовать себя так?

— Да! — закричала я, мои глаза закрылись, когда он начал мягко вырисовывать круги на чувствительной точке между моих бедер.

Удовольствие столкнулось с укусом боли, когда лед скользнул по мне, и голова закружилась от этого ощущения.

Рокко сильнее прижался ко мне, привлекая мои чувства к вкусу его плоти, и я инстинктивно прикусила его плечо. Он выругался себе под нос, двигая льдом ещё быстрее, ледяная вода собралась у меня в трусиках и заставляла мое тело сходить с ума. Мои бедра покачивались в такт его руке, я потеряла самообладание и поддалась удовольствию, которое он мне доставлял.

Его рука внезапно опустилась ниже, и я не была готова, когда он втолкнул в меня остатки сосульки. Я прикусила кожу сильнее, чтобы не закричать, когда его большой палец прижался к моему центру. Он казался обжигающе горячим по сравнению со льдом, и Рокко растирал гладкие и восхитительные круги, вводя и выталкивая лед из меня пальцами.

Холод и жар столкнулись вместе. Мои бедра сжались вокруг его руки, пьянящий стон сорвался с моих губ, и я кончила так сильно, что мое зрение заволокло тьмой, а колени чуть не подогнулись.

Рокко поддержал меня, прижав спиной к стене твердой грудью, и вытащил руку из моих трусиков. Он положил остатки льда прямо в рот и раскусил зубами с диким выражением на лице.

— Ну, что ты знаешь? — Он ухмыльнулся. — В конце концов, я нашел кое-что сладкое, и это мне нравится.

От триумфального взгляда его глаз мои щеки запылали, и хотя я очень этого хотела, я вдруг испугалась, что позволила ему сделать это со мной. Я была полной идиоткой, позволив Рокко пробить мою защиту и залезть в мои трусики. Я продолжала подпускать его ближе и ближе. Возможно, он действительно верил, что у нас есть какая-то связь, но это не значит, что он собирался отпустить меня. Я все еще его пленница. Так почему я продолжаю хотеть его так сильно?

Я ускользнула от него, направляясь в дом, отголоски моего оргазма все еще пробегали по мне. Его тяжелые шаги стучали за мной, я слышала скрип снега из-под его ботинок, когда он последовал за мной в оранжерею, через холл и в гостиную.

— Ты всегда убегаешь от своих проблем, принцесса? — Рокко насмешливо крикнул мне вдогонку.

— Я пытаюсь, но конкретно эта постоянно преследует меня. — Я подошла к дивану, чтобы что-то стояло между нами, и провернулась к нему спиной, уперев руки в бедра. Моя ярость была несколько ослаблена тем фактом, что мои соски все еще были видны сквозь рубашку, и взгляд Рокко сразу же скользнул по ним — черт возьми.

Я взяла с дивана подушку и прижала ее к груди.

— Немного поздно для этого, — прокомментировал он, одарив меня кривой улыбкой, от которой моя предательская вагина практически засветилась.

У тебя больше нет права голоса, ты уже повеселилась!

— Пошел ты, — рявкнула я.

Я была в ярости. На себя, на него, на свое проклятое либидо. Я не знала, кто больше виноват.

Он приподнял бровь, склонив голову набок, и был таким милым, черт возьми, что у меня скрутило желудок. Но не в этот раз.

— Почему ты такая злая? Я подарил тебе оргазм, а не штраф за парковку.

— Я злюсь, потому что ты хорош во всем, и мне это надоело. — Я швырнула в него подушку с криком ярости, и он поймал ее в воздухе. Схватив еще одну, я снова швырнула в него, и он начал смеяться. — Ты сражаешься с волками голыми руками, ты выглядишь как дитя набора пресса, который занимался сексом с медведем, и ты заставляешь девушек кончать от сосульки!

— Для протокола, ты единственная девушка, с которой я это сделал, и не думаю, что другая могла бы возбудить меня так, как ты, во время этого чертовски идеального зрелища.

Мой взгляд на автомате опустился на его промежность, и его огромный член смотрел на меня в ответ, вызывая новую волну тепла в моем теле. Мне было слишком жарко, учитывая, что меня только что трахнули сосулькой.

Я зарычала в ярости, злость сочилась из меня, я схватила еще одну подушку и швырнула в него. Он пригнулся, улыбаясь от уха до уха, и двинулся вперед, его колени уперлись в другую сторону дивана.

— Почему ты улыбаешься? — спросила я, ненавидя, что он выглядел довольным, как Чеширский Кот. Почему я не могу залезть ему под кожу, как он мне?

— Потому что ты чертовски горячая для меня, это невероятно.

Я уставилась на него, схватила еще одну подушку и перелезла через спинку дивана, чтобы встать над ним. Я выплеснула свою ярость, ударив его по голове, пока он от души смеялся, принимая каждый удар, который я ему наносила.

В конце концов он выхватил подушку из моих рук, его смех стих, и он бросил на меня взгляд, которым мог бы сжечь целый лес.

— Хочешь причинить мне боль, принцесса, тогда используй свои руки, когти и зубы. Я хочу почувствовать твою ненависть из первых рук. Я хочу попробовать свою кровь на твоей коже.

— Ты чокнутый, — прорычала я, пихая его в его дурацкие огромные плечи. Он даже не отреагировал, поэтому вместо этого я изо всех сил ударила его по лицу. Он облизал разбитую губу, и мое сердце подпрыгнуло от болезненного удовлетворения.

— Поцелуй ее лучше, — потребовал он низким тоном.

Я сглотнула комок в горле, мой взгляд упал на его рот, и мой пульс снова ускорился. Боже, я хотела его. Было несправедливо, как больно было не иметь его. И я уже зашла так далеко.

Так, к черту это.

Я кинулась в его объятия, прижалась губами к его губам, и он жадно зарычал, схватив меня за талию и крепко прижимая к себе. Его кровь попала на мой язык, металлический привкус заставил меня застонать. Мой гнев перешёл в желание, слившись в неудержимое существо, завладевшее моим телом и душой.

Я держалась за плечи Рокко, стоя над ним на диване, и провела ногтями по его мышцам, желая пометить идеальную кожу. Он схватил меня за бедра, обвил мои ноги вокруг себя и с диким рычанием упал на диван.

Я так долго жаждала Рокко, отказывая себе в этом снова и снова, но пришло время, когда я навсегда избавилась от него.

Как бы сильно я ни ранила его, он не причинял мне боль в ответ. Его руки были тверды, заставляя мои бедра опускаться под него, пока я корчилась на нем. Его язык проник между моих губ, мое сердце бешено заколотилось о ребра, когда он уверенно завладел моим ртом.

Я крепко обхватила ногами талию Рокко, и он застонал. Он поймал мои запястья, прижав их к подушке над моей головой, а затем двинул бёдрами, и его впечатляющая длина вжалась между моих ног. Я выгнулась к нему навстречу, пытаясь забыть, что он Ромеро.

Я тонула в его глазах и не видела там ничего, кроме огня. Мне хотелось прыгнуть в него и позволить сжечь меня. Это был единственный способ избавиться от этой первобытной тяги.

Рокко прервал поцелуй и опустил губы к моему уху, провел языком по нему, заставив меня вздрогнуть.

— Ты стала моей в тот момент, когда не нажала на курок, Слоан.

Почему он говорит это прямо сейчас??

— Ты хочешь узнать секрет? — промурлыкал он.

Я кивнула, хотя во мне пробежала тень неуверенности.

— Я не смог тебя убить. Никогда не смогу, никогда не сделаю этого. — Его горячее дыхание скользило по моей коже, вызывая покалывание.

Смысл его слов прошёл сквозь меня и окутал мое сердце. Я не знала, почему я поверила ему, но я поверила.

Он протянул руку между нами, расстегивая джинсы и скользя рукой по внутренней стороне моего бедра.

— Скажи, что ты хочешь меня, — пробормотал он мне в ухо, и я знала, что он выходит из себя, но, честно говоря, я тоже.

— Я хочу тебя, Рокко, давай просто не будем упоминать наши фамилии, — сказал я, затаив дыхание.

— Меня устраивает это. — Резким рывком он сорвал с меня трусики, и моя спина выгнулась, когда он вошел в меня.

Его глаза снова метнулись вверх, чтобы встретиться с моими, и из меня вырвался беспомощный стон, размер которого был почти невыносим. Он ухмыльнулся, прежде наброситься на мой рот с еще одним грязным поцелуем, и я погрузилась во тьму, почувствовав его губы, добровольно жертвуя собой.

Он заполним меня собой и это было восхитительно. Я не могла ясно мыслить, когда он начал покачивать бедрами, и еще один стон сорвался с моего языка. Рокко рассмеялся мне в ухо, его хватка оставляла синяки на моих бедрах, он входил в меня снова и снова.

Я провела большим пальцем по выпуклому шраму на его плече, отчего по его коже побежали мурашки и я прикусила губу. Мои бедра сжались вокруг его талии, и он глубоко застонал.

— Как зовут парня, с которым ты трахнулась до меня? — внезапно спросил Рокко, в то же мгновение глубоко войдя в меня. Моя шея выгнулась, и я закричала, он овладел моим телом, лишая меня возможности ответить.

— Не услышал, — усмехнулся он, и я в отчаянии сильнее сжала ноги. — Хочешь попробовать еще раз?

— Заткнись, — сказала я задыхаясь, и впиваясь ногтями в его руки.

— Он заставлял тебя чувствовать себя так? — Рокко поцеловал уголок моего рта, мою челюсть, мою шею. Он клеймил мою плоть, и голова кружилась от каждого поцелуя. Он повёл бедрами и снова погрузился в меня, его рука скользнула в мои волосы и крепко сжала их.

— Лучше, чем это, — поддразнила я, переведя дух, и ухмыльнулась, когда в его глазах вспыхнул огонь.

Он наклонился, стащил мою рубашку через голову и отбросил ее. Его разгоряченная кожа слилась с моей, и я глубоко вдохнула, насколько это было приятно. Его мускулы напряглись на моих изгибах, и он снова застонал, растворяясь в моем теле, входя и выходя из меня мощными толчками.

Он потянулся между нами, чтобы провести большим пальцем по моему затвердевшему соску, и удовольствие пронеслось по моему телу, как ураган.

— Будет лучше, если ты скажешь мне его имя, — прорычал Рокко.

Я снова попыталась усмехнутся над ним, но он начал поражать меня глубоко внутри, и я задыхалась. Он закинул мою ногу себе на руку, не щадя меня, подталкивая меня все ближе и ближе к забвению. Интенсивность заставила мое зрение потемнеть, а звуки, исходившие от меня, были чисто животными. От пота, тепла и трения мое тело чуть не разошлось по швам.

Глубоко внутри меня росло жгучее чувство и единственным словом, которое сорвалось с моих губ, было имя Рокко. Я одновременно умоляла и проклинала его.

Его хриплый смех заполнил мои уши, когда я рухнула на землю, казалось будто чан расплавленного золота пролился сквозь меня и наполнил мои вены экстазом. Я никогда не испытывала столько удовольствия сразу, каждый мускул в моем теле был потрясён силой, которая только что разорвала меня.

Рокко ускорил темп удерживая меня неподвижно и глубоко застонал мне в ухо, когда пришёл к собственному освобождению внутри меня одним последним, сильным толчком.

Мы лежали, затаив дыхание, так тесно сплетясь, что казалось, будто мы одно целое. Его вес ощущался странно успокаивающим, и прижимаясь к нему, я ощущала чистейшее чувство свободы.

Он ухмыльнулся мне, как волк, а затем поцеловал меня, как любовник, его язык был медленным и обжигающим, касаясь моего.

— Признайся, я только что погубил тебя для всех остальных мужчин, — дерзко сказал он, и я закатила глаза, отказываясь доставлять ему это удовольствие. Хотя, надо признать, сейчас я действительно не могла вспомнить имя моего бывшего итальянца.

Рикардо??

— Если твое эго еще больше раздуется, Рокко, то твоя голова взорвется. — Я одарила его косой улыбкой.

— Ладно, мне все равно не нужно это слышать. Твое лицо говорит само за себя. И если уж быть честными… — Он потерся носом о мой. — Я думаю, что ты только что испортила меня для всех других женщин, Слоан.


Моя плоть горела воспоминанием о теле Слоан, прижатом ко мне. Она былакак головоломка, которую я не мог разгадать. С одной стороны, она была такой слабой, такой нежной, такой невинной. Но с другой стороны, она была дикой, страстной и жаждущей жизни без границ. Она вызывала у меня желание бросить ей вызов и вытащить ее из зоны комфорта. И всякий раз, когда я думал, что зашел слишком далеко, и она вот-вот сломается, она просила большего.

Я не думал, что когда-либо встречал человека, столь отчаянно нуждающееся в жизни, чтобы опустошить ее, как мою маленькую принцессу. Мне казалось, что я украл дикое существо из клетки, утащив ее со свадьбы. Там она была как идеальная невеста-девственница, вся одетая в белое, но под вуалью скрывался демон, жаждущий, чтобы кто-нибудь освободил ее от оков. И если она хотела с кем-то согрешить, то я был более чем счастлив развратить ее.

Пот выступил на моей коже под рубашкой, пока я складывал бревна, которые наколол за весь день. Слоан направилась на кухню, чтобы приготовить нам ужин и доесть пирожные.

Я все еще не понимал, почему она так стремилась заставить меня полюбить сладости, но я не собирался отказываться от вызова, который она поставила перед собой.


Я затащил последнюю стопку бревен в дом и направился в гостиную, чтобы разжечь камин. Пламя бушевало, когда я кидал деревяшки, и тепло согревало мою замерзшую кожу.

Я направился обратно, чтобы проверить Слоан на кухне, соблазнительный запах ее готовки манил, и я толкнул дверь.

Она стояла спиной ко мне, снова надев одну из моих рубашек, и я уставился на ее задницу, когда она танцевала под музыку из динамиков. Это была какая-то девчачья попса, но любые возражения насчёт песни, которые у меня были, тут же отпали. Она плавно двигалась под неё, и моя рубашка задралась ровно настолько, чтобы время от времени я мог мельком увидеть ее черные трусики.

— Я собираюсь принять душ, — громко сказал я, и она вздрогнула, обернувшись с удивлением, ее губы приоткрылись, когда она приняла меня внутрь.

— Ужин будет готов через минуту, — сказала она, нахмурившись, как будто мое расписание расстроило ее.

— Я вдруг обзавелся женой, когда трахнул тебя? — подразнил я.

— Нет, — запротестовала она. — Это не то. Просто…

Она неловко поерзала, и я поднял бровь, недоумевая, что могло испортить ей настроение так скоро после того, как я взорвал ее проклятый мозг.

— Выкладывай, принцесса, — призвал я, подкравшись к ней и прижав к рабочей поверхности, чтобы она не могла убежать. Потому что она выглядела готовой это сделать.

— Просто когда мы… ну, ты понимаешь… — Ее щеки мило покраснели, и мне захотелось продлить ее смущение.

— Когда мы… — я протянул руку, чтобы провести рукой по ее груди, но она оттолкнула меня.

— Это серьезно, Рокко, — сказала она, закусив губу. — Мы не использовали защиту.

— Думаешь, я мог заразить тебя ИППП? — дразнил я. — Не беспокойся об этом, принцесса, у меня нет привычки трахать девушек без презерватива.

На самом деле она была единственной, кем я был так увлечен, что это даже не пришло мне в голову. И если быть честным, у меня не было ни малейшего намерения ставить какой-либо барьер между нами, если мы сделаем это снова. Я хотел чувствовать ее, я хотел, чтобы моя душа была так близко к ней, что барьеры нашей плоти не могли их разлучить.

— Это не единственная причина, по которой люди пользуются защитой, Рокко, — прорычала она. — Что, если я… мы…

Я засмеялся и схватил ее за бедра, притянув к себе.

— Ты беспокоишься, что я засунул тебе в живот маленького Ромеро? — снова подразнил я, получая ответ, когда ее глаза вспыхнули от страха.

— Не волнуйся, белла, на это нет шансов.

— Ты не можешь быть в этом уверен, — прорычала она, как будто я был просто болтливым придурком, который все время трахал девчонок без презерватива, и ему было наплевать, сколько детей я оставлю после себя.

— Вообще-то могу, — сказал я, отступая назад, сжав челюсти. — Потому что я не могу иметь детей.

Губы Слоан приоткрылись, когда она в шоке уставилась на меня.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она, и я стиснул зубы, не желая отвечать. Я не позволял себе много думать об этом, потому что, если быть полностью честным с самим собой, это не было чем-то, что меня радовало. Кто хотел знать, что им суждено никогда не иметь семьи? Прожить жизнь без любви ребенка? Но это также не было чем-то, что бы я мог изменить, поэтому я старался не зацикливаться на этом. Но я решил, что она заслужила правду от меня после того, как так отдалась мне. Особенно, если я надеялся получить шанс на повторное выступление.

— У меня была свинка, когда я был ребенком, — сказал я, пожав плечами, пытаясь избавиться от своих чувств по поводу дерьмовости этой конкретной порции невезения. — Доктор сказал, что это испортило количество сперматозоидов или что-то в этом роде. Итак, конечный результат, нет ребенка в твоем животе.

— Рокко… — медленно произнесла Слоан, потянувшись ко мне, словно она заглянула за пределы моего бреда, и увидела шрам от этого, давящий на мою душу.

— Итак, отвечая на твой вопрос, белла, ты можешь продолжать трахать меня, не беспокоясь о сложных последствиях. — Я подмигнул ей и оттолкнулся от стола, пятясь к двери. — Я сейчас приму душ.

— Но ужин… — слабо запротестовала она.

— Не волнуйся, дорогая, я быстро. — Я ухмыльнулся ей, и она надулась, когда я вышел из комнаты и направился в душ.

Я разделся и встал под горячий поток, позволив ему смыть пот с моей кожи, и снял повязку, чтобы промыть волчий укус. Антибиотики сделали свое дело, опухоль уже спала. Я решил не перевязывать его, чтобы позволить воздуху добраться до него.

Я быстро закончил и повернулся, чтобы выйти из душа, но остановился, обнаружив послание, нарисованное паром на зеркале.

Надень меня.

Его сопровождала стрелка, указывающая на дверь, на которую Слоан повесила один из моих самых дорогих костюмов. Он был угольно-серого цвета с подходящим жилетом, и она подобрала к нему чёрную рубашку и галстук.

Мои губы дернулись в улыбке, я вытерся и оделся, как она велела, поправил галстук перед зеркалом и уложил волосы назад с помощью геля, завершая образ. Если она хотела Рокко, которого я показывал миру, она его получит, но она будет удивлена тому, что получит. Я не проявлял никакой мягкости к внешнему миру. Этот костюм был подобен маске, которая скрывала все светлые части меня. Так что моей принцессе предстояло увидеть, как я веду себя в темноте.

Мои начищенные туфли стучали по деревянной лестнице в центре дома, когда я спустился и целеустремленными шагами направился на кухню.

Поп-музыка ударила мне в уши, когда я распахнул дверь.

— Выключи эту музыку, — рявкнул я, и Слоан отшатнулась от плиты, повернувшись, чтобы посмотреть на меня.

Она все еще была в моей рубашке, несмотря на то, что попросила меня одеться, и огонь вспыхнул в моих венах, когда она протянула руку и выключила радио.

— Это то, чего ты хотела, белла? — спросил я, делая медленные шаги к ней. — Хочешь видеть меня таким же, как меня видит мир? Тебе не понравилось то, что ты нашла под завесой?

На самом деле я не собирался спрашивать ее об этом, но теперь, когда это сорвалось с моих губ, я понял, что мне действительно небезразличен ее ответ. Мало кто видел во мне кого-то другого, кроме как человека в этом костюме, и если ей не понравилось то, что она нашла, я не знал, как отнесусь к этому.

Она медленно вздохнула, и я, сохраняя спокойное выражение лица, приблизился к ней.

— Мне понравилось, — сказала она с придыханием, и мой член дернулся при воспоминании о том, как сильно ей это понравилось.

— Значит, ты просто решила, что у тебя будет сдача? — Я застыл перед ней, когда она посмотрела на меня. — Даже несмотря, что ты все ещё в этом.

Я провел пальцами по краю своей рубашки, моя рука коснулась внутренней стороны ее бедра на мгновение, прежде чем я отступил.

— Я не знала, где ты хранишь платья, — призналась она. — Я думала, ты найдешь для меня одно…

— Нет, — ответил я. — Мне нравится, что ты такая. В моей рубашке на твоём теле и моим запахом повсюду. Мне нравится, что он помечает тебя как мою. Если бы мир увидел тебя такой, не возникло бы сомнений, кому ты принадлежишь.

Ее глаза вспыхнули от негодования, что я снова предъявил на неё права, и шагнув вперед, я прижал ее спину к шкафу своими бёдрами, а руки к столешнице по обе стороны от нее.

— Или ты собираешься отрицать тот факт, что твое тело взято в заложники моим? — прорычал я.

— Каждая часть меня — твой заложник, — мрачно ответила она, и я рассмеялся в ответ.

— Я не вижу никаких цепей, удерживающих тебя здесь. И я не вижу, чтобы ты пыталась бежать, — промурлыкал я.

— Мы завалены снегом, — слабо запротестовала она. Настолько слабо, что мне пришлось задуматься, а не сомневаемся ли мы оба в ее мотивах остаться сейчас.

— М-м-м. — Я оттолкнулся от нее и подошел к кухонному островку, чтобы она накормила меня.

Слоан приготовила две огромные тарелки с грибными равиоли и поставила одну передо мной, прежде чем сесть напротив. Я сосредоточился на еде, больше не поднимая глаз, когда почувствовал на себе ее взгляд.

— Тебе это нравится? — спросила она, и я зарычал, не сводя глаз с еды. Она резко вдохнула от удивления, но все равно продолжила. — Просто большинство людей говорят спасибо, когда кто-то что-то для них делает…

Я уронил вилку с грохотом и посмотрел на нее, наслаждаясь неуверенностью в ее больших карих глазах.

— Белла, ты не будешь есть с мужчиной, которого, как ты думаешь, знаешь, — прорычал я. — Ты попросила меня одеться как Ромеро, так что вот кто здесь для тебя. Если ты думаешь, что не справишься с этим, то, возможно, тебе следует быть осторожнее со своими желаниями.

Ее губы приоткрылись от удивления, и я не смог не псмотреть на них, представляя, что хочу сделать с ее ртом.

— То есть ты думаешь, что можешь надеть этот костюм, и это дает тебе полную свободу действий, чтобы быть мудаком, как самый тупой супергерой в мире? — спросила она, ее спина выпрямилась из за моего поведения.

— Я всегда мудак, — заметил я. — И ты не найдешь какого-то супергероя, скрывающегося под моей одеждой, как бы ты ни искала его.

— Да, похоже, надев эту маску, ты просто превращаешься в того самого старого гангстерского придурка, которого я знала всю свою жизнь. Вы все просто клоны друг друга. Когда ты отбрасываешь всю театральность и свою красивую ложь, то возвращаешься к этому. — Она махнула мне рукой, как будто этим все сказано. — На самом деле ты прямо сейчас напоминаешь моего отца, который ведет себя как большой человек в своем большом доме со своим большим…

Я ударил кулаком по столу так, что приборы подпрыгнули, а она вздрогнула.

— Я совсем не похож на твоего отца, — предостерегающе прорычал я. — Помимо всего прочего, я бы никогда не назначил тебе цену. Никогда не позволю никому сделать ставку и уж точно никогда не продам тебя.

Слоан моргнула, когда ее щеки покраснели, и я увидел, что мои слова задели ее. Она снова перевела взгляд на свою еду и пожала одним плечом, пытаясь уклониться от моих слов.

— Я все равно не твоя, чтобы продавать, — пробормотала она.

Мои губы дернулись, и я сильнее сжал вилку.

— Я знаю.

Между нами воцарилась тишина, но, несмотря на нашу вспышку, на самом деле она казалась освобождающей, как будто что-то было изгнано из пустого пространства, разделявшего нас.

Я снова сосредоточился на еде, не говоря больше ни слова, пронзая каждый кусок равиоли так, будто они лично оскорбили меня, и жевал их, как дикарь. На вкус это было чертовски божественно, но ей не нужно было это слышать.

Закончив с едой, я сунул ей свою тарелку через стойку для завтрака, и она взяла ее с удивлением, глядя на меня так, будто не знала, что со мной делать.

— Что случилось, принцесса? Думаешь, ты не справишься со мной таким?

В ее глазах вспыхнул огонь от вызова в моем тоне, она взяла наши тарелки и поставила их в раковину, расправив плечи.

— Я отлично с тобой справляюсь, Рокко, — сказала она, повернувшись ко мне спиной. — Ты просто наслаждаешься своей маленькой силовой поездкой, и будем надеяться, что твоя голова не слишком сильно распухнет.

— Это не моя голова распухла, — заверил я, вставая на ноги.

Слоан замерла, когда я подошел к ней сзади, обнял за талию и прижался губами к ее шее. Я провел языком к ее уху и она тихо застонала.

— Ты такой сложный, ты знаешь это? — запротестовала она, когда я начал расстегивать ее рубашку.

— Разве тебе не любопытно узнать, каково это — полностью сдаться мне? — прорычал я. — Делать все, что я говорю…

Ее локоть попал мне в живот, и я рассмеялся, отступив назад.

— Как насчет того, чтобы попробовать делать все, что я говорю, — твердо предложила она.

— Ты думаешь, что сможешь взять меня под контроль? — поддразнил я, наполовину желая увидеть, как она попытается.

Слоан пожала плечами, но это небрежное движение говорило, что она действительно верит, что у нее есть шанс.

— Ты еще не пробовал свой десерт, — невинно сказала она, повернувшись ко мне, и посмотрела из-под своих длинных ресниц.

Я разочарованно вздохнул, и она надулась, пока я не смягчился.

— Садись. — Она указала на стойку для завтрака, командуя мной, и я выгнул бровь.

Слоан прижала руку к моей груди и надавила, пока я не послушался и не отступил назад. Она продолжала давить до тех, пока я не добрался до своего стула, и толкнула меня на него.

— Закрой глаза, — приказала она, ее глаза сверкали, она пыталась взять меня под контроль. Когда я не подчинился, она протянула руку и стянула с меня галстук.

Мое сердце забилось немного быстрее, она сняла его с моего воротника, отступив назад, чтобы завязать мне глаза, и я не возражал против этой новой игры. Насколько я знал, она могла бы направить на меня нож, но я почему-то верил, что она этого не сделает.

Она отошла от меня и я услышал, как она кладет вещи передо мной на поверхность.

— Ладно, — выдохнула Слоан, подошла ко мне и сдернула повязку.

Мои брови приподнялись, я увидел перед собой ряд совершенно идеальных кексов. Они выглядели так, как будто их показывают по телевизору, а не в реальной жизни. Каждый из них был индивидуально украшен вручную пятью различными рисунками, и она закусила губу, ожидая моей оценки.

— Что ж, если что-то и способно изменить мое мнение о сладостях, так это оно, — медленно сказал я, поворачиваясь, чтобы посмотреть на нее. — Если предположить, что на вкус они так же хороши, как и выглядят.

— Уже лучше, — сказала она с уверенностью, от которой мой пульс участился.

Слоан отдавала себя полностью, и я сомневался, что есть что-то, чего она не сможет достичь.

Она протянула руку и указала на первый кекс в очереди, который был изящно украшен узором из розово-белой глазури, и на нем была толстая вишня.

— Вишневый и миндальный твист, — сказала она, прежде чем указать на следующий, на котором была желтая глазурь с крошечным, замысловато нарисованным зеленым деревом. — Лимон и лайм. Соленая карамель. Клубничный лимонад и ванильная тыква.

На последнем была идеальная маленькая тыква, которая выглядела так, будто она сделала ее полностью из сахарной пасты.

— Ты будешь чувствовать себя плохо, если не покоришь меня, белла, — поддразнил я.

— Ты съешь свои слова, — пообещала она, протягивая руку и выбирая из очереди кекс с соленой карамелью, с идеально симметричным узор крест-накрест, нарисованным шоколадом и карамелью.

Слоан поднесла тортик к моим губам, как будто хотела покормить меня, и я мрачно улыбнулся, когда мне в голову пришла идея получше.

— Я не могу есть еду без тарелки, — медленно запротестовал я, схватив ее за запястье и опустив, и она нахмурилась.

— Тебе действительно нужна тарелка для кекса? — спросила она, изогнув бровь.

— Ага. Это действительно так, — согласился я.

Она закатила глаза и направилась за тарелкой. Когда она вернулась с ней, я вырвал посуду у нее из рук и швырнул через всю комнату, где она разбилась о стену.

Слоан чуть не выпрыгнула из кожи, удивленно глядя на меня, и я поднялся на ноги, возвышаясь над ней.

— У нас нет ещё тарелок? — спокойно спросил я, ожидая, пока она принесет мне следующую.


Ее полные губы приоткрылись, и она почти запротестовала, и я поднял бровь, глядя на нее. Слоан быстро вытащила еще одну из шкафа и, повернувшись, обнаружила, что я крался к ней через всю комнату.

Она ахнула от удивления, едва не уронив её сама, прежде чем я вырвал и запустил через широкую кухню, чтобы она присоединилась к другим осколкам на полу.

— Что ты…

— Тарелка? — спросил я, и она вытащила из шкафа еще одну с полусмешком, как будто не совсем была уверена, это новая игра или нет, и я разбил ее так же быстро.

Губы Слоан приоткрылись, ее дыхание участилось, когда она уставилась на меня, как на сумасшедшего.

Я продолжал забирать у нее каждую тарелку и разбивать их, пока в шкафу не осталось ни одной, и ее рука не упала рядом с ним.

Она закусила губу, не зная, что делать, и я бросился на нее. Слоан удивленно ахнула, отпустив свою губу на мой контроль, и я завладел ее ртом, вонзив зубы в пухлую плоть, как и обещал ей, если она сделает это снова.

Она застонала, когда я зажал губу между зубами, и я прижался к ней всем телом, так как этот звук сделал меня таким твёрдым, что я чуть не порвал ширинку.

Я укусил ее достаточно сильно, чтобы потекла кровь, и застонал, когда металический привкус коснулся моего языка. Я поцеловал ее крепче, проникая языком в рот и наслаждаясь тем, как ее губы жадно приоткрылись для меня, и ее язык встретился с моим.

Я отстранился так же внезапно, как напал, и она откинулась на стол, задыхаясь от желания, ее бедра раздвинулись, как будто она надеялась, что я возьму ее прямо здесь.

— Я думал, ты хочешь, чтобы я съел твои кексы? — мрачно спросил я, глядя на нее сверху вниз, с растущим во мне желанием, которое я мог контролировать только силой воли.

— Но у тебя нет никаких тарелок, — выдохнула она, нахмурив брови, поскольку явно все еще задавалась вопросом, какого черта я делал, разбивая их все.

— Тогда нам просто придется импровизировать. — Я подхватил ее на руки и развернулся, возвращаясь к барной стойке.

Слоан ахнула, когда ее задница ударилась о мраморную столешницу, и я потянулся между нами, чтобы расстегнуть пуговицы на моей рубашке, которую она все еще носила, как будто та принадлежала ей.

— Рокко, — слабо запротестовала она, глядя на меня.

— М-м-м?

— Ты серьезно собираешься съесть меня?

— Я сделаю еще лучше, — пообещал я ей. — Если тебе удалось испечь кекс, который мне понравится, то ты будешь последним блюдом.

— Что? — взвизгнула она, и ее бедра сдвинулись ближе друг к другу, как будто была не уверена, хочет этого или нет.

Я сделал паузу, когда расстегнул последнюю пуговицу и заглянул в глубину ее теплых карих глаз.

— Когда твой итальянский бойфренд заставлял тебя кончать, разве он не использовал для этого свой рот? — медленно спросил я.

— Эм, он был поклонником…миссионерской позы, — выдохнула она, и ее щеки очаровательно покраснели.

— И это было? — спросил я, изогнув бровь. — Он никогда не менял это, по-собачьи или с тобой сверху?

Она покачала головой, покраснев еще больше, и моя улыбка стала шире.

— Значит, он никогда не спускался с тобой?

— Нет, — выдохнула она. — Я даже не знаю, хочу ли я этого или…

— О, тебе понравится, белла, обещаю.

Теперь она практически светилась, и я не мог не подтолкнуть ее еще немного.

— Так ты тоже никогда не делала минет? — Ее глаза опустились на мою промежность, где я так сильно натягивал свою ширинку, что это было больно, и ее язык выскользнул, чтобы облизать губы.

Я застонал при виде этого, практически взорвавшись от мысли о ее губах вокруг моего члена.

Взгляд Слоан вернулся к моим глазам, и смущение быстро сменилось похотью, пока она обдумывала все эти варианты, которые, по-видимому, никогда раньше не приходили ей в голову.

— Блядь, ты и правда девственница, — жадно прорычал я. И испорченной части меня не могла не понравится эта идея. Технически я не могу быть первым парнем, который залез ей в трусики, но я могу быть ее первым во всем остальном.

— Нет, не я, — прорычала она, защищаясь.

— Я признаю, что ты не такая, раз ты умоляешь меня трахнуть тебя в рот, — прошептал я, стягивая рубашку с ее плеч.

Ее губы приоткрылись, но, похоже, у нее не было готового ответа на мои слова, и я усмехнулся про себя от того, что снова успешно ее взволновал, отбросив рубашку в сторону.

Я потянулся за неё и пододвинул кексы ближе к нам, выстроив их вдоль края столешницы.

Слоан смотрела на меня так, словно не была уверена, должна ли она задыхаться или протестовать, и я с нетерпением ждал возможности показать ей, что именно.

— Нижнее белье снять, — скомандовал я, поднимая кекс с лимоном и лаймом и макая палец в желто-зеленую глазурь.

Слоан выглядела так, будто хотела возразить, что я стоял перед ней в своем костюме, но она проглотила свои жалобы и расстегнула лифчик, прежде чем снять его.

Я прикусил губу, глядя на ее полные груди, и ждал, пока она снимет свои трусики.

Она ахнула, когда я протянул свой покрытый глазурью палец и провел им прямо по центру ее левого соска.

Через мгновение я наклонился вперед и слизал все, она нетерпеливо застонала, когда мой рот впился в ее плоть.

Отступив с ухмылкой, откусил кусок от тортика в моей руке. Она добилась идеального баланса сладкого и кислого, и мои вкусовые рецепторы покалывало, пока я жевал, но все равно не сказал бы, что изо всех сил буду есть ее, но я мог оценить ее талант.

— Тебе это нравится? — спросила Слоан, наблюдая за тем, как я сглатываю.

Я провел пальцем по глазури на остатках кекса, покрыв его желто-зеленой кашей.

— Нет, — ответил я, прежде чем засунуть палец ей в рот.

Она слизала все до последнего, не торопясь, и глядя мне в глаза. Моя маленькая принцесса, может быть, и была невинной, но уж точно не хотела быть такой.

— Продолжай есть, — приказала она. — Будет тот, который тебе понравится.

Я фыркнул, взяв следующий кекс с соленой карамелью.

Слоан жадно смотрела на меня, что на самом деле было не очень-то похоже на тарелку с ее стороны.

Я жадно зарычал и оттолкнул ее назад так, что она легла на поверхность, совершенно голая передо мной, и откусил кекс с соленой карамелью. Сладость ударила мне в горло, и мне с трудом пришлось проглотить его. Мне не удалось скрыть вздрагивания, и Слоан надулась.

— Я же говорил тебе, — усмехнулся я, прежде чем нарисовать линию глазури прямо по центру ее тела, от шеи до пупка. Она задохнулась, покачивая бедрами передо мной, и я фыркнул.

— Тарелки не двигаются, — напомнил я.

— Я на самом деле не…

На этот раз я засунул два пальца, покрытых глазурью, ей в рот, и она жадно застонала, слизывая глазурь.

— Тебе нравится это? — Я замурлыкал, когда она выгнула спину, и ее руки сжали мое запястье. — Тарелки тоже не берут, белла.

— Я же сказала тебе, что я не тарелка, — прорычала она.

— Тут, тук, тук. Я не думаю, что ты понимаешь правила этой игры. Мне придется тебя удерживать?

Слоан в шоке уставилась на меня, словно не могла поверить, что я это предложил, и ее зрачки расширились от желания.

— Да, — выдохнула она. — Я думаю, так лучше.

— Блядь, Слоан, — я взял свой галстук с табурета, на котором сидел раньше, и медленно подошел к ней, задаваясь вопросом, собирается ли она моргать или нет.

Слоан подняла руки, предлагая, и я крепко связал их вместе, прежде чем привязать к крючку для полотенец на конце кухонного островка так, чтобы они были над головой.

Она застонала от волнения, и я снял пиджак, роняя его на пол, и мне было плевать, что этот костюм стоил больше четырех тысяч долларов.

Я взял следующий кекс и разломил пополам, обнаружив в нем клубничный джем, который тут же намазал на внутреннюю сторону ее бедра. Она извивалась в своих оковах, пока мои пальцы скользили выше, и ободряюще застонала, когда я приблизился к ее центру, но я пока не сдавался.

Не могу сказать, что до этого момента, мне нравилось есть варенье, но когда я слизывал его с ее гладкого шелковистого бедра, у меня потекли слюнки от удовольствия. Хотя я хотел большего не столько из-за сахара, сколько из-за девушки, спрятанной под ним.

Я проследил за линией до самого верха ее бедра и остановился между ее ног, страстно желая попробовать настоящее лакомство на этом столе.

— Ты все еще думаешь, что тебе это не понравится? — поддразнил я, едва касаясь ее губами, и самых простых прикосновений было достаточно, чтобы она задохнулась. Ее бедра дернулись в молчаливом требовании, и мне пришлось отодвинуться назад, чтобы не коснуться ее там. Еще нет. Пока она не будет умолять об этом.

Я прижал ее бедра к столу руками, раздвигая их, и она снова ахнула. Я сосредоточился на том, чтобы слизывать карамельную глазурь с центра ее тела, начиная с пупка и двигаясь вверх, пока не достиг ее шеи.

Слоан прижалась ко мне, когда мой вес надавил на нее, и я снова цокнул, потянувшись за клубнично-лимонадным пирогом и вдавив три пальца в глазурь.

Слоан беспричинно застонала, слизывая ее сразу со всех трех пальцев, ее язык кружил, отслеживая каждую капельку глазури, пока я двигал ими в рот и обратно.

Я склонился над ней, схватившись за край острова, чтобы не раздавить ее своим весом, и мои пальцы коснулись чего-то твердого, застрявшего под краем столешницы.

Я нахмурился, выпрямляясь, пока двигался по краю острова, и наклонился, чтобы взглянуть.

Мои брови поднялись, когда я заметил привязанный острый нож, и потянулся, чтобы вытащить его.

— Что это? — медленно спросил я, и глаза Слоан расширились, когда она поняла, что я только что нашел.

Она извивалась на своих связанных руках, пытаясь увернуться от меня.

— Я положила его туда, прежде чем мы…

— La ragazza disubbidiente, — промурлыкал я.

Перевод: Непослушная девочка.

Я коснулся ножом основания ее горла, холодный поцелуй лезвия сорвал вздох с ее губ, и я медленно провел им по ее телу.

Мое сердце забилось быстрее, когда я опустил нож ниже, наблюдая, как ее кожа покрывается мурашками, а ее соски твердеют еще сильнее, чем раньше, когда я играл с ней. Ее глаза были широко распахнуты от того, что я мог бы принять за страх, но я был уверен, что на самом деле это было возбуждение. Я не оказывал никакого давления на лезвие, просто ласкал им ее кожу, наблюдая, как она разваливается на части для меня.

Она застонала, когда я провел лезвием ниже ее пупка, и стон чистой гребаной потребности вырвался у меня, и я швырнул нож в раковину. Мои пальцы прошлись по дорожке, очерченной ножом, и я опустил их между ее бедер, скользнув двумя внутрь нее и снова застонав от того, насколько мокрой я нашел ее.

Она вскрикнула, ее спина изогнулась, когда я водил пальцами внутрь и наружу, наслаждаясь тем, как она извивается передо мной.

— Бедная маленькая принцесса, — прорычал я, снова вытягивая пальцы силой воли. Я хотел закончить свою игру с ней, прежде чем сдамся. — Они никогда не позволяли тебе быть такой свободной, не так ли?

Она покачала головой, когда ее глаза встретились с моими, и я украл поцелуй, который сам по себе был обещанием, слизывая глазурь с ее губ.

— Я мог бы держать тебя в клетке, маленькая птичка, но я никогда не подрежу тебе крылья, — поклялся я.

Ее отчаянное тяжелое дыхание было достаточным ответом, и я снова отступил, чтобы взять ванильно-тыквенный кекс.

Она смотрела, как я откусываю кусочек, и пряный, сладкий вкус наполнил мой рот. Я должен был признать, что это был лучший вариант… Если бы не сладкое послевкусие ванили, я бы, наверное, сказал, что мне он действительно понравился.

Слоан застонала, когда прочитала ответ на моем лице, и я мрачно усмехнулся, использовав тыквенную глазурь, чтобы отметить ее грудь, а затем позволил ей снова слизать ее с трех моих пальцев.

Я провел ртом по ее идеальным сиськам, посасывая ее соски и гоняясь за своим языком зубами, так что она вскрикивала от каждого укуса.

— Пожалуйста, Рокко, — умоляла она, когда я скользнул рукой вниз по ее животу, очерчивая след к самому центру ее тела.

— Прости, что? — спросил я, снова посасывая ее сосок и наслаждаясь звуком, который она издала в ответ.

— Просто… сделай это, — выдохнула она, двигая бедрами в отчаянной мольбе.

— Что сделать? — спросил я, отстраняясь и поднимая последний кекс со стола.

— Поцелуй меня… там, — выдавила она, и я хотел заставить ее сказать мне, где именно, но я был слишком голоден, чтобы она продолжала играть.

— На самом деле у меня есть секрет, которым я хочу поделиться с тобой, — сказал я, поднося последний кекс к губам.

— Что?

— Чертовски люблю вишню. — Я со стоном откусил последний тортик, и его вкус омыл мои вкусовые рецепторы, а Слоан широко улыбнулась. Я даже не притворялся, это было чертовски божественно. Я мог бы есть это каждый день, но была одна вещь, которую я хотел съесть больше.

Я зажал вишенку зубами, затем смахнул остатки глазури с кекса и просунул руку между ее бедер, покрывая ею ее.

Слоан застонала от желания, когда я протолкнул пальцы прямо внутрь нее и начал двигать ими вперед и назад. Глазурь была повсюду, но я планировал съесть все до последней капли, так что мне было плевать.

Ее бедра двигались в такт движениям моей руки, и какое-то время я просто наблюдал за ней, получая удовольствие от того, как она выглядела распростертой передо мной и умоляя о большем.

Я вытащил пальцы из нее и вынул вишню изо рта, прежде чем положить ее прямо поверх глазури.

Слоан задыхалась от желания, и я упал перед ней на колени, широко раздвинув ее бедра и застонав, когда прижался ртом прямо к ее центру.

Она закричала, отталкиваясь от меня, поскольку хотела большего, и я охотно дал ей это. Я провел языком по ее киске, погружая его внутрь, слизывая глазурь и ощущая ее сладость под ней.

У нее был такой чертовски приятный вкус, что я застонал, продвигаясь вверх, пока не начал сосать и лизать это идеальное место, а она терлась об меня и звала меня по имени с острым отчаянием. Ее стоны умоляющие о большем так чертовски возбуждали меня, что мне пришлось бороться с желанием прекратить это и просто взять ее. Но я хотел завладеть этим моментом. Я хотел быть автором этой памяти в ней навсегда.

Слоан закричала от удовольствия, когда кончила, и уперлась пятками в столешницу, скользя по ней прочь от меня.

Я выпрямился, чтобы видеть, как она извивается подо мной, кусая губу, и восхищался совершенством ее тела.

Она продвинулась так далеко по поверхности, что ее голова свисала с края, и ее черные волосы ниспадали на пол, когда она пыталась отдышаться после того, что я с ней сделал.

Я передвинулся, чтобы встать на колени у ее головы, свисавшей над концом острова, и поцеловал ее в перевернутый рот, поклоняясь полным губам, когда они незнакомым образом двигались по моим.

Я отстранился и злобно улыбнулся, развязав ей руки.

— Хочешь попробовать что-нибудь еще, пока ты здесь? — подразнил я.

— Вообще-то да, — сказала она, снова закусив чертову губу. — Я хочу знать, каково это — вот так контролировать тебя.

— Ты хочешь связать меня? — спросил я с веселым фырканьем, вставая. Она осталась на месте, свесив голову вниз с края стола, прямо на уровне моей промежности.

— Нет. Не то. — Слоан потянулась ко мне и расстегнула мой ремень, прежде чем спустить ширинку.

Я схватился за стол по обе стороны от ее головы, и она освободила меня от штанов. Мое сердце подпрыгнуло, когда она прижалась губами к кончику моего члена в поцелуе, который заставил мою кровь качать чистый гребаный огонь по моим конечностям.

Я открыл рот, чтобы что-то сказать, но, что бы это ни было, я забыл, как только ее губы скользнули вокруг меня.

Проклятие вырвалось из меня, когда она взяла каждый гребаный дюйм в свой рот, и застонала, как будто это заводило ее так же сильно, как и меня. Что было, блядь, невозможно, несмотря на то, что я фантазировал о том, как она делает это со мной больше раз, чем я мог сосчитать, реальность того, как она лежит передо мной вот так, и ощущение этих полных губ, скользящих по моему члену, не было чем-то, с чем могло соперничать мое воображение.

Она втягивала меня внутрь и выпускала наружу, и я уже чувствовал, что теряю контроль. Потому что эта девушка была больше, чем просто легкий секс. Она была гребаным алмазом, который чертовски долго находился в ловушке под слоями угля. Она принимала все вызовы, которые я ей бросал, и каждый раз превосходила мои ожидания.

Я застонал, когда входил и выходил из ее рта, а она продолжала двигаться и двигаться, пока я не смог больше сдерживаться. Ее ногти впились мне в задницу, и она глубоко взяла меня в последний раз, и я взорвался у нее во рту со стоном чистого гребаного экстаза.

Я отстранился от нее, опустившись на колени, чтобы поцеловать и ощутить вкус своей похоти на ее губах.

Дело было не только в сексе, дело было в ней. И впервые с тех пор, как я заключил пари с моими братьями, я почувствовал себя паршиво. Потому что заставить Слоан Калабрези влюбиться в меня было не тем, о чем мне стоило шутить. Такое могло произойти только в том случае, если бы я оказался самым удачливым сукиным сыном во всем мире.

И я начал надеяться.


Я с дурацкой ухмылкой засунула стопку грязной одежды в стиральную машину. Неделя в снегу в этом поместье была чем угодно, но только не кошмаром. Это было похоже на жизнь в самых сокровенных мечтах моего сердца.

Не хватит слов, чтобы описать то, что было между мной и Рокко.

Сумасшедший, глупый, опасный, бессмысленный, горячий.

Но единственное, на чем я могла сосредоточиться, было волнующим. Моя кровь бурлила, я бодрствовала, и мир, казалось, преподносил мне будущее, о котором я никогда бы не подумала даже через миллион лет. Мне не приходится жить под властью отца. Мне не нужно ни перед кем отчитываться. Была ли эта история с Рокко на данный момент или навсегда, это не имело значения. Это помогло мне принять решение, которое никогда раньше не казалось моим. Я собиралась выбраться отсюда, вернуть свою жизнь и делать с ней все, что, черт возьми, я хочу.

Я захлопнула дверцу стиральной машины и встала. Я перестирала все, от простыней до полотенец. Это была моя первая загрузка с тех пор, как я здесь, и похоже, что Рокко и его братья перебирали каждый предмет в доме, чтобы ничего не чистить самим. Но я, например, не хотела носить одни и те же спортивные штаны пятый день подряд. Я закинула белые вещи, которые в данный момент крутились в сушилке напротив меня, теперь остались только цветные.

— Подожди. — Дверь распахнулась, и Рокко вошел в прачечную, стягивая с себя рубашку. Мой взгляд тут же упал на его расцарапанные плечи, и я закусила нижнюю губу.

— У меня есть для тебя еще кое-какая одежда.

Он продолжал раздеваться, и я наслаждалась шоу, прислонившись бедром к машинке, пока ждала. Он остался в боксерах, и я протянула руку с кривой ухмылкой, изучая все его затвердевшие мускулы.

— Ты первая, белла. — Его взгляд упал на синюю рубашку, которая была на мне. Конечно же его.

Я дразняще улыбнулась.

— Хорошо, но не трогай меня только потому, что я голая, у меня есть дела.

— Какие дела? — он усмехнулся.

— Возможно, у меня есть план побега, который нужно выполнить, — усмехнулась я, и его лицо поникло.

— Снег начал таять, — сказал он тихим голосом.

Между нами повисла пауза напряженной тишины.

— Когда дорога будет свободна, ты отпустишь меня? — спросила я, задаваясь вопросом, действительно ли он заботится обо мне. Потому что, конечно же, это означало, что он отпустит меня на свободу, даже если захочет оставить меня. Мы не говорили о том, что произойдет, когда его семья вернется, но с каждым днем эти слова крутились у меня в голове, заставляя меня противостоять им.

— Если я отпущу тебя, ты действительно уйдешь? — спросил он, опуская голову и его лоб прижался к моему.

Тяжесть его взгляда заставила мое сердце замереть, и у меня не было четкого ответа.

Конечно, я бы ушла… Не так ли?

Я не могла вечно оставаться в объятиях Рокко. Это был сон, украденный моментом безумия. Но в то же время мне не хотелось думать, что это закончится. На самом деле, мысль о том, чтобы покинуть Рокко, заставила мое сердце разорваться.

Я взглянула на него и пожала плечами, не давая ему реального ответа. Хотя это должно было быть легко. Это должно было быть «да» без колебаний.

— Я останусь здесь не для того, чтобы твой отец использовал меня против моей семьи, — сказала я, тщательно подбирая слова.

— Но если бы ты могла остаться со мной в другом месте? — предложил он с озорной улыбкой.

Я закатила глаза.

— Это невозможно.

— Все возможно.

— Не это, — выдохнула я. — Наши семьи…

— Забудь о наших семьях, — прорычал он. — Я не хочу говорить об этом прямо сейчас. Я просто хочу наслаждаться тобой. Так, разве ты не должна уже снять эту рубашку?

Мои плечи опустились, и я купилась на его красивые слов. Если мы не говорим об этом, нам не нужно иметь с этим дело. Я знаю, что это было по-детски, но мы недолго будем вместе вот так. Может быть, день или два. И я тоже хочу насладиться этим, утонуть в этом. В нем.

Я стянула рубашку через голову, похоть пронзила мое тело и взяла меня в заложники. Я бросила одежду на пол и увидела, что в его глазах горит плотское желание. Он тут же снял свои боксеры и протянул их мне, я положила их в стиральную машину, отвернувшись и скрывая свой румянец при виде его затвердевшей длины.

— Никаких прикосновений, — напомнила я ему, и он ответил тихим горловым рыком.

Запустив машину, я вскочила и с ухмылкой попыталась пройти мимо него к двери. Он захлопнул ее и отступил в сторону, чтобы преградить мне путь.

— Я не прикасаюсь к тебе, но если ты помешаешь… — Он сделал свое тело максимально большим, раскинув руки и шагнув вперед.

Я хихикнула, отступая назад, пока моя задница не коснулась сушилки, и ее вибрации не прокатились по мне.

— Обман, — усмехнулась я, когда он приблизился ко мне, положив руки по обе стороны от меня на поверхность.

— Если ты — приз в этой игре, Слоан, я сделаю все, чтобы победить. Обман, подкуп, запугивание. Ты говоришь это и я делаю это.

Я откинулась назад, когда он наклонился ко мне, его мятное дыхание зубной пасты манило меня попробовать.

— Как насчет попрошайничества? — Я подняла бровь, и он поднял одну назад.

Он подобрался так близко, как только мог, не касаясь меня, и я сильнее прижалась к сушилке.

Он включил более высокую передачу, и жужжание машины проникло прямо в мое сердце и заставило меня задохнуться.

— Я не умоляю, — проворчал он, его взгляд скользил то к моей груди, то к моим губам.

— Я думала, ты сказал, что сделаешь все, что потребуется? — невинно спросила я, и у вырвался вздох веселья, от которого у меня по коже побежали мурашки.

— Хм, — прорычал он, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в шею. Я прижала руку к его губам в последний момент, смеясь, и попыталась проскользнуть мимо него. Он схватил меня за бедра, поднял и усадил задницей на сушилку, так что вибрации рикошетом отразились на мне.

— Боже-а-нет, — выдохнула я, дернувшись вперед, чтобы попытаться спуститься, но он сжал мои бедра руками. — Рокко!

— Пожалуйста, — промурлыкал Рокко, но это была не просьба, а насмешка, его улыбка была демонической. Он снова наклонился, и я выгнула спину, чтобы держаться подальше, когда чертова сушилка перешла на ускорение.

— Отпусти меня, — потребовала я, наполовину серьезно, наполовину нет. Потому что, черт возьми, это начинало доставлять удовольствие. Рокко сильнее надавил на мои бедра, выворачивая их наружу и обнажая меня перед собой.

— Пожалуйста, отдай мне себя. — Его тон говорил, что я уже у него есть, и это было чертовски очевидно. Я попыталась и не смогла снова встать, и сопротивление ушло из моих конечностей.

Он прикоснулся своими губами к моим, но не дал мне больше. Он тыкался носом, дразнил и сводил меня с ума, когда я пыталась схватить его и притянуть ближе.

— Пожалуйста, — сказал он, смеясь, и я откинула голову назад, разваливаясь на части.

Сушилка закончила свой цикл, и я захотела ударить эту чертову штуку, дрожь покинула мое тело, заставив меня желать большего. Я схватила Рокко за шею, встретившись с ним глазами серьезным взглядом.

— Ты мне нужен, — выдохнула я, и его веселье мгновенно угасло.

Он схватил меня за бедра, притягивая к себе, и мои губы приоткрылись в предвкушении, когда он выстроился, чтобы взять меня.

Звук открывающейся входной двери заставил мое сердце чуть не выпрыгнуть из горла.

— Черт, — прошипел Рокко, стаскивая меня с сушилки и подталкивая к ряду простыней, висевших в задней части комнаты.

— Рокко? — раздался голос Фрэнки. Прежде чем он успел спрятать меня под простыню, дверь открылась, и Рокко толкнул меня за себя, прикрывая мое обнаженное тело своим.

Я посмотрела его руку с ужасной опухолью в животе.

Фрэнки перевел взгляд с меня на Рокко, широко раскрыв рот. На нем был толстый зимний плащ, а в пальцах болтался пистолет.

— Он там, Фрэнки? Мне нужно поговорить с ним, — раздался голос Мартелло за пределами комнаты, и сдавленный звук вырвался из моего горла. Мое сердце грохотало, а все тело горело.

Черт, черт, черт!

— Он здесь, и он чертовски голый! — Фрэнки переспросил, и меня пронзил ужас. Он всем расскажет. — Я прослежу, чтобы он оделся, и отошлю его к тебе, папа.

— Чертовски типично, — пробормотал Мартелло, и его шаги загрохотали.

Фрэнки ухмыльнулся, глядя между нами.

— Так так так…

— Не начинай. Убирайся нахер и тяни время, — рявкнул Рокко.

Фрэнки ухмыльнулся.

— Конечно. — Он глянул на меня. — Увидимся, Слоан.

Он выскользнул за дверь, и я нервно провела рукой по волосам.

Рокко подошел к сушилке, распахнул дверцу и бросил мне рубашку и белье.

— Надень это, — прорычал он, его голосу не хватало теплоты.

Он натянул свою рубашку, потом боксеры и спортивные штаны, пока я надевала чересчур горячую одежду. Затем схватил меня за руку, резко потянув к двери, и мое сердце быстрее забилось в груди.

— Что ты делаешь? — прошептала я, он втянул меня в холл и быстро зашагал по нему. Он привёл меня к подвалу, и я в тревоге уперлась пятками, когда он открыл дверь.

— Рокко, — тревожно прошипела я.

Неужели он посадит меня туда после всего, что между нами произошло?

Он толкнул меня внутрь, и мое сердце разбилось. Он последовал за мной, закрыв за собой дверь. Его накрыла тень, и в моейдуше мелькнул страх, когда я увидела незнакомого мне человека. Во всяком случае, не с прошлой недели. Это был человек, который украл меня, приковал и посадил в клетку.

— Спускайся туда и молчи. — Он указал мне за плечо, но я отказывалась двигаться.

— Но ты меня выпустишь позже, верно? Когда они уйдут? — спросила я, отчаянно ища тепло в его глазах. Но там не было ничего, кроме холодной, твердой стены.

— Кто сказал, что они уйдут? — выплюнул он, затем вышел из подвала и закрыл дверь перед моим носом.

Я уставилась на дверь, и мое сердце ухнуло в глубину желудка. Мои ноги были босые, и здесь было холодно. Хотя я знала, что внизу лестницы есть одеяла, я не могла вынести мысли о том, чтобы снова спуститься туда и завернуться в них. Я положила руку на дерево, пытаясь осмыслить то, что только что произошло.

Рокко выглядел таким отстраненным, как будто всего, что мы разделили, не было вообще. Может быть, это была просто игра перед Фрэнки, но тогда почему он не успокоил меня, когда тот ушел? Почему я стою здесь, чувствуя себя так, будто только что стала жертвой самого крупного мошенничества? Я была заперта в доме с парнем, у которого не было ничего лучше, чем трахнуть меня, и остаться довольным. Ему не составило бы труда притвориться.

Дверь внезапно открылась, и в поле зрения появился Фрэнки с картонной коробкой в руках.

— Здесь. — Он вложил ее мне в руки, прижал пальцы к губам, затем снова закрыл дверь и запер ее за собой.

Я нахмурилась, ставя коробку на пол, мое сердце бешено колотилось. Я включила свет, открыла коробку, и пучок белого меха метнулся мне в руки. Я задохнулась, не в силах поверить в это, крепче прижимая Коко к себе. Он сошел с ума, облизывая мое лицо, мои руки, любой голый участок кожи, до которого мог добраться.

— Коко! — Я прижала его к груди, когда эмоции нахлынули, выливаясь в настоящие слезы радости.

— Как дела, зверюшка? — проворковала я, поглаживая его, пока он дрожал от чистого счастья. Я заставила его успокоиться, проведя руками по его мягкой шерсти. — Мы уйдем отсюда, — пообещала я ему, целуя в голову.

Я не могла поверить, что он здесь. Он был моим единственным другом во всем мире. Единственный, кому я могла доверять. И у меня было чувство, что я буду нуждаться в его компании больше, чем когда-либо прежде.


После целого дня, когда я слушал, как Папа и другие рассказывают обо всем, что я упустил, когда они убрали Николи Витоли из рук, мне так и не терпелось, чтобы многие из них снова свалили. Они лопнули мой пузырь, и я даже близко не покончил с тем, чтобы жить в нем.

Я вернулся в спальню с обиженным лицом, как маленькая сучка.

Я знал, почему они так много говорили о своей работе. Папа хотел, чтобы я не чувствовал себя обделенным. И, конечно же, я был бы рад дать Николи хороший пинок, как мои братья. Но даже если бы он плакал, честное слово, это было бы и вполовину не так приятно, как провести час здесь наедине со Слоан.

Эта девушка была вызовом до того, как я завладел ею, но теперь она стала тотальной зависимостью. Она проникла под мою кожу и проникла в мои самые сокровенные желания. Ее имя пульсировало в моих венах с каждым ударом моего сердца, и я знал, что не мог получить ничего от Николи или кого-либо еще, кто хотя бы приблизился к ней.

Я никогда не встречал никого похожего на нее. Как бы сильно я ни давил, она не отталкивала, говорила «да» и умоляла о большем. Я думал, что я единственный в своем роде, которому суждено быть одинокой душой, вечно ищущей следующее приключение в одиночестве. Но она действительно оказалась способной принять любой вызов, который я мог бросить. Черт, она могла бы даже поставить мне несколько собственных задач.

Может быть, я должен был задуматься о том, что сказал ей ранее. Может, мне стоило спланировать наш побег на Карибские острова.

Я фыркнул от смеха над нелепостью этой идеи и направился вверх по лестнице в свою комнату.

Я распахнул дверь и остановился, обнаружив, что меня ждут Энцо и Фрэнки. Энцо растянулся на моей кровати в своих чертовых туфлях и сцепил руки за головой, пока Фрэнки качался на задних ножках стула у туалетного столика и ухмылялся мне.

— Ммм, эта кровать пахнет свежей вишней, — сказал Энцо, уткнувшись носом в мою подушку и застонав так, будто вот-вот кончит.

Я ногой захлопнул за собой дверь и поднял бровь, глядя на него.

— Это не заняло много времени, — с ухмылкой добавил Фрэнки.

— На вкус она была такой же сладкой, как выглядит? — надавил Энцо, требуя ответа взглядом.

— Что произошло, что она влюбилась в тебя, старший брат? — поддразнил Фрэнки. — Или ты просто был слишком настойчевым, чтобы в конце концов навязать ей это?

— Она умоляла об этом? — спросил Энцо с грязной ухмылкой. — Она опустилась на колени и умоляла тебя выебать из нее имя Калабрези?

— Отъебись, — пробормотал я, пересекая комнату, чтобы сбросить его гребаные туфли с моего гребаного одеяла.

Энцо развернулся по моей команде, сел, поставил ноги на пол и положил руку мне на плечо.

— Расскажи нам, Рокко, — попросил он. — Я хочу знать, выпрашивала ли Калабрези член Ромеро, как шлюха, или тебе приходилось вставлять его в нее, шепча ей на ухо лживые обещания любви.

— Что, черт возьми, с тобой не так? — рявкнул я, сбрасывая с себя его руку.

— Да ладно, с каких это пор ты стесняешься рассказывать нам, как ты трахал девушку? Мне просто интересно. Она вся такая невинная белла, но я не раз ловил ее взгляд говорящий, что она не против трахнуться с тобой. Так что я просто не могу понять, она хотела, чтобы ты был джентльменом, или позволила тебе наклонить ее над ближайшим стулом?

Я закатил глаза и провел рукой по своим волосам, которые все еще были взъерошенными и вьющимися после того, как Слоан провела ранние утренние часы, расчесывая их руками. Я мог уложить их в любой момент сегодня, но я этого не сделал. Мне нравилось, что я выгляжу в беспорядке из-за ее страсти.

— Я не просто трахаю ее, — сказал я, откидываясь на подушки.

— Значит, она сказала это? — спросил Фрэнки, удивленно подняв брови. — Три маленьких слова?

На самом деле я имел в виду не это, но что я должен был сказать? Она чувствуется как глоток свежего воздуха в рутине жизни? Думаю, я мог бы трахать ее каждый день до конца жизни и мне никогда не надоест?

— Нет, она этого не говорила, — пробормотал я.

Энцо взволнованно ухмыльнулся.

— Значит, я выиграл?

— Нет, — отрезал я. — Она влюбляется в меня. Она просто не сказала этого. Пока что.

Фрэнки тихо фыркнул от смеха, закатывая глаза.

— Я не знаю, считать ли тебя полным дерьма stronzo, которого я когда-либо встречал, или бояться того, насколько чертовски манипулятивным ты можешь быть, когда чего-то хочешь.

Перевод: Засранец.

Я ухмыльнулся ему, как волк с самой большой костью в логове, и промолчал.

— И что ты собираешься делать с сердцем принцессы, когда оно у тебя будет? — с любопытством спросил Энцо.

Я провел рукой по щетине на подбородке, думая об этом. Потому что честным ответом было то, что я ни хрена не знал. Только то, что если я выиграю, я не отпущу ее.

— Я дам вам знать, когда приму решение, — сказал я с жестокой улыбкой, которая натолкнет их на массу идей без моего озвучивания.

— Ну, как я вижу, в нынешнем положении я — победитель, — сказал Энцо, ухмыляясь, как мудак. — И пока ты не услышишь больше, чем просто стоны удовольствия, сорвавшиеся с ее губ, я буду придумывать, как потратить все твои деньги.

— К черту, — ответил я, не в силах устоять перед вызовом и клюнул на его приманку. — У меня есть принцесса именно там, где я хочу. Через неделю она отдаст свое маленькое сердце и признается мне в вечной любви. Она даже не захочет больше убегать. Бьюсь об заклад, я мог бы оставить все двери широко открытыми, и она не ступила бы за них ногой.

— Это громкие слова, брат, — пошутил Фрэнки. — Я с нетерпением жду, когда увижу, как ты подавишься ими.

Я слегка поморщился.

— Вы когда-нибудь видели, чтобы я обещал что-то, чего не мог выполнить?

— Ну, если честно, я не думал, что тебе удастся ее трахнуть, так что я начинаю верить, что ты можешь это сделать, — сказал Фрэнки, закатывая глаза.

— Значит, теперь мы ее трахаем? — Голос Гвидо прозвучал за мгновение до того, как моя дверь распахнулась, и я выпрямился со злым рычанием, вырвавшимся из горла.

Фрэнки наклонился вперед в своем кресле, так что передние ножки снова коснулись ковра, а спина Энцо выпрямилась, когда он с прищуром посмотрел на нашего уродливого кузена.

— Мы ничего не делаем, больной ублюдок, — рявкнул я. — И тебе не следует шпионить за мной, если тебе нравится твое лицо в таком виде. Хотя хрен его знает, зачем.

— Да ладно, Рокко, если ты уже сломал ее, почему бы не дать остальным поработать? — надавил он, и через мгновение я уже был на ногах.

— Я разбил тебе лицо недостаточно ясно? — прорычал я, направляясь к нему. — Слон Калабрези моя. И я не делюсь с другими. Если я увижу, что ты смотришь на нее с искоркой в твоих чертовых сумасшедших глазах, я выколю их прямо из твоего черепа.

Фрэнки и Энцо тоже вскочили на ноги, подошли ко мне сзади и поддержали. Никто никогда не мог выступить против нас троих и выжить, чтобы рассказать об этом. И этот гребаный червяк не станет исключением, если поспорит со мной в этом. Его мать была нашей тетей, но у него даже не было фамилии Ромеро. Он был ничем. Меньше, чем ничто. И я бы с радостью разорвал его на куски, чтобы защитить то, что принадлежит мне.

Гвидо поднял обе руки, сдаваясь, и улыбнулся, как будто все это было какой-то большой шуткой.

— Боже упаси, чтобы я когда-нибудь выступил против великого Рокко Ромеро, — сказал он тоном, который был настолько насмешливым, что мне захотелось вырвать ему несколько зубов. — Дядя Мартелло послал меня найти вас всех. У него есть дело, которую нам нужно обсудить.

Мой рот скривился, когда он произнёс нам, как будто он один из нас. Но он даже близко не приблизился к тому, чтобы войти в круг любви и чести, который соединял меня и моих братьев.

Я протиснулся мимо него, и Энцо с Фрэнки сделали то же самое, мы вышли из моей комнаты и направились вниз по лестнице. На улице темнело, и я уже начал задумываться, останутся ли снова папа и Гвидо. Я не хотел оставлять Слоан сегодня вечером в подвале, я хотел, чтобы она была теплой и желанной в моих объятиях. Я хотел погрузиться в нее, попробовать каждый дюйм ее кожи и услышать звуки, которые я могу извлекать из этих совершенных губ.

Папа ждал нас на кухне, и я с удивлением обнаружил, что он в пальто читает что-то в своем телефоне.

— Ты хотел нас видеть, папа? — спросил я с любопытством, думая, не позвал ли он нас, чтобы попрощаться.

— Да, — ответил папа, не отрываясь от телефона и заставляя нас ждать, пока он закончит, прежде чем он объяснит.

Я подошел к барной стойке рядом с Фрэнки, откинулся на спинку стула и зевнул. Я действительно не выспался прошлой ночью. Не то чтобы я жаловался на это.

Папа, наконец, сунул свой мобильник в карман и обратил на нас внимание.

— У меня срочные дела в заливе Грешников, — сказал он, не вдаваясь в подробности. — Но у нас также есть проблема с грузом, пропавшим без вести в восточных доках. Мне нужно, чтобы ты пошел и разобрался с этим, Рокко.

— Я? — спросил я, не сумев скрыть раздражение в своём тоне от этого предложения.

— Да, ты. Мы не можем оставлять тебя вне поля зрения так долго. Кроме того, такого рода проблемы действительно нуждаются в вашей причастности. Мы не можем допустить, чтобы кто-то думал, что потеря нашего груза сойдет им с рук.

Цокнув языком, я скрестил руки в знак отказа.

— Энцо или Фрэнки справятся с этим так же легко, как и я. У меня здесь есть работа.

— Любой может нянчиться с девушкой в подвале. Мне нужно, чтобы ты разобрался с этой доставкой. Без аргументов.

Я прикусил язык к дальнейшим протестам, потому что знал, что они меня ни к чему не приведут.

— Так кто здесь останется? — спросил я, отказываясь смотреть на Гвидо, и практически мог представить, как он подпрыгивает вверх и вниз, как возбужденный школьник, желающий стать волонтером. Но я ни за что не оставлю его здесь с моей принцессой.

— Я не против остаться здесь, — предсказуемо предложил Гвидо, как скользкий stronzo, каким он и был.

Перевод: Придурок.

— Я тоже останусь, — быстро добавил Фрэнки, подавляя зевок. — Мне не нужны остальные.

— Хорошо, — объявил папа, когда его мобильный снова зазвонил. — Фрэнки и Гвидо могут остаться. Я жду вас двоих в машине через десять минут. Собирайтесь и не заставляйте меня ждать.

Мои губы приоткрылись в знак протеста, но он посмотрел на меня с суровой решительностью, которая, как я знал, не допускала никаких возражений.

Папа вышел из комнаты, ответив на звонок по сотовому, и мое сердце забилось чуть быстрее, когда я понял, что мне действительно придется оставить Слоан в доме с гребаным Гвидо.

Я оглядел нашего склизкого кузена и нахмурился.

— Убирайся к черту. Мне нужно поговорить с моими братьями.

Гвидо улыбнулся так, что показались отсутствующие зубы, и, не сказав ни слова, выскользнул из комнаты.

— Я не подпущу его к ней, — поклялся Фрэнки, прежде чем я успел спросить. — Если он попытается что-то сделать, я просто пристрелю его.

Я посмотрел на пистолет, привязанный к его поясу, и кивнул. В этом мире было два человека, на которых я мог положиться всем сердцем, и если мой брат дал подобную клятву, то я знал, что могу рассчитывать, что он сдержит свое слово.

— Я доверяю тебе, брат, — сказал я. — Не хочу, чтобы этот мудак даже смотрел на нее, пока меня не будет.

— Даю слово, — серьезно согласился он, и я кивнул.

— Отлично. Давай просто сделаем эту работу, чтобы я мог вернуться сюда до рассвета.

Я зашагал из комнаты прямо по коридору к двери подвала, и вытащил ключ из кармана.

Замок громко щелкнул, и я направился вниз по деревянной лестнице, тяжело стуча ногами при каждом шаге.

Слоан была закутана в одеяла в углу, ее глаза расширились от беспокойства, а брови были подозрительно нахмурены. Маленький пёсик, которого Фрэнки принес с собой, тихо зарычал, когда я приблизился, и она вскочила на ноги, скрестив руки на груди.

— Ты знала, что я мудак, когда позволила мне залезть в свои трусики, белла, — сказал я, приближаясь к ней. — Не смотри на меня так, словно ты думала, что трах со мной изменит это.

— Ты как Джекил и Хайд, Рокко, — прорычала она, и огонь в ее взгляде дал мне понять, насколько она заботится обо мне. — Я никогда не знаю, какую версию тебя я получу.

— Что могло бы быть проблемой, если бы не заводило тебя так сильно, — невозмутимо ответил я. — Кроме того, у доктора Джекила было всего две личности. У меня как минимум девять.

Ее губы дернулись в почти улыбке, и я ухмыльнулся ей, как хищник, разглядывающий еду.

— Значит, теперь твоя семья вернулась, а я снова прикована цепью в подвале? — спросила она, не пытаясь скрыть свой гнев.

— Я не вижу никаких цепей.

— Я снова здесь заперта.

— Хм… Ну, не волнуйся, я верну тебя в свою постель, как только вернусь.

— Вернёшься откуда? — спросила она, ее взгляд загорелся беспокойством.

— У меня есть работа, которую нужно выполнить. Я должен вернуться до рассвета, но Фрэнки позаботится о тебе, пока меня не будет.

Маленькая белая собачка зарычала из гнезда одеял у ее ног, как будто ей не очень нравилась эта мысль, и я быстро глянул на неё, прежде чем вернуть взгляд обратно.

— Тебя не будет всю ночь? — Слоан вздохнула, потянувшись ко мне, будто не могла удержаться.

— Ты будешь в порядке, — пообещал я. — Просто оставайся здесь, подальше от…

Я замолчал, возможно, было бы лучше не упоминать тот факт, что Гвидо тоже останется в доме. Это только нервировало бы ее.

— От кого? — спросила она, явно не купившись на мое дерьмо ни на минуту.

— Гвидо будет наверху, — признался я. — Но Фрэнки не подпустит его к тебе. Я клянусь.

Она посмотрела на меня своими большими глазами и медленно кивнула, как будто мое слово действительно что-то для нее значило.

— Обещаешь, что вернешься к завтрашнему дню? — спросила Слоан, и тот факт, что она явно этого хотела, заставил кусочек моей души засветиться от волнения.

— Если кто-нибудь не пристрелит меня, — согласился я.

Ее глаза расширились от страха, но она знала, что я веду такую жизнь. Неудивительно, что я брал свою жизнь в свои руки каждый раз, когда отправлялся на работу.

Я взял ее лицо в свои руки и прижался губами к ее губам, молча поклявшись, что вернусь сразу, как только смогу.

Она сопротивлялась мгновение, гнев сдерживал ее, прежде чем ее губы приоткрылись для меня, и она сдалась, как будто нуждалась в поцелуе так же сильно, как и я.

Я был дьяволом, посланным развратить ее, и если бы я был лучше, возможно, я бы просто ушел. Но я еще не закончил заставлять Слоан грешить со мной, и я планировал продолжать в том же духе.

Оторвавшись от нее, я быстрым шагом вышел из комнаты.

Я не оглянулся. Не желая видеть, как она стоит в том подвале и смотрит на меня так, словно я другой человек, а не тот демон, которым являюсь.

Кроме того, чем быстрее я уберусь отсюда, тем скорее вернусь.


Я не хотела слепо падать обратно в объятия Рокко. Я не могла себе позволить доверять ему. Не тогда, когда его настроение постоянно колебалось, от горячего к холодному в одно мгновение. Мы не начали эту безумную штуку на равных. Я все еще была девушкой, запертой в его подвале, удерживаемая его семьей против моей воли. И я не собиралась забывать об этом в ближайшее время.

Но последние несколько дней, которые мы провели вместе, были… неописуемы. Как будто он заглянул прямо в мою душу и развёл пламя, добавляя огня и поддерживая его. По крайней мере, мне было за что его благодарить. За то, что я стала более целостным человеком, чем когда-либо в своей жизни.

Прошло несколько часов с тех пор, как он ушел, и я не могла перестать ходить взад-вперед, каждый звук труб или удары наверху заставляли мое сердце сжиматься.

Одной мысли о том, что Гвидо был в доме, было достаточно, чтобы я чувствовала себя некомфортно, а без Рокко, который мог бы помешать ему войти в подвал, я была просто комком нервов.

Когда напряжение становилось невыносимым, я поднималась по лестнице так тихо, как только могла, держа Коко на руках, и прислонялась к двери, прислушиваясь.

Долгое время было тихо, звук телевизора в гостиной был единственным, что я могла слышать. Но в конце концов кто-то двинулся в мою сторону, и я замерла.

— Я иду вздремнуть, — раздался в холле голос Гвидо, затем его шаги загрохотали вверх по лестнице.

В коридоре послышались новые шаги, и я навострила слух.

— Скатертью дорога, кусок дерьма, — пробормотал Фрэнки себе под нос.

Дверь открылась, и я откинулся назад, глядя на Фрэнки с невинным выражением лица.

— Ты подслушиваешь нас, белла? — поддразнил он, в его глазах плясали огоньки.

— Я просто хотела знать, где Гвидо, — с горечью сказал я.

— Я защищу тебя, dolcezza, — сказал он с дружелюбной улыбкой. Фрэнки всегда казался самым покладистым Ромеро, и все же я чувствовала, что в нем таится что-то такое, что было наравне с дикостью его братьев.

Перевод: Милая.

Мой взгляд упал на пистолет в кобуре у него на бедре, и я приподняла брови.

— Я бы прекрасно себя защитила, если бы ты дал мне этот пистолет.

Он мрачно усмехнулся.

— И снесла бы мое прекрасное лицо? Я так не думаю.

— Сначала мне нужен урод Гвидо. Это даст тебе тридцати секундную фору для бега, — сказала я, пытаясь изобразить злую улыбку, и брови Фрэнки выгнулись дугой.

— Что-то мне подсказывает, что ты действительно нажмешь на курок. Это маленькое невинное личико скрывает что-то извращённое?

— Я как раз думала о тебе то же самое. Ты всегда улыбаешься людям, которых похитил?

Он залился смехом.

— Туше. — Сказал он и протянул руку. — Вот, я выведу собаку посрать.

Коко издал низкое горловое рычание, снова прижимаясь к моим рукам.

— Его зовут Коко, и он тебя растерзает, если ты не будешь осторожен, — предупредила я, не желая расставаться со своей собакой. Но я понимала, что Коко, должно быть, уже понадобилось в туалет.

— Я смогу справиться с маленьким засранцем. — Фрэнки наклонился, и я позволила забрать его, даже несмотря на то, что мой желудок сжался, когда он это сделал.

— Только верни его, — потребовала я, и Фрэнки вздрогнул, выругавшись, когда Коко впился зубами в его руку.

— Будет сделано, белла. — Он закрыл дверь, и снова щелкнул замок.

Я вздохнула, потирая руки, холод этого места окутывал меня. Я прислонилась головой к стене, обхватив себя руками, ожидая возвращения Фрэнки.

Мое сердцебиение участилось, когда на лестнице загрохотали шаги. Я тут же вскочила на ноги, схватившись за ручку двери на случай, если Гвидо решит попытаться войти сюда.

Прошло несколько секунд, но он не появился.

Входная дверь открылась и снова захлопнулась, заставив меня нахмуриться. Я не хотела, чтобы Гвидо был рядом с моей собакой почти так же, как не хотела, чтобы он был рядом со мной.

Где-то вдалеке залаял Коко и у меня в ушах загрохотал пульс. Я прижалась к двери, пытаясь прислушаться к голосам, но ничего не могла расслышать, кроме удаленного тявканья.

Прикоснешься к нему, и я убью тебя, подонок.

Входная дверь снова открылась, и шаги направились прямо в мою сторону. В горле образовался ком, и я снова схватилась за ручку двери, держа ее так крепко, как только могла, когда кто-то открывал дверь.

Ручка резко повернулась, и я не смогла ее удержать. Дверь распахнулась, и я быстро отошла, когда на меня упала тень Гвидо.

— Фрэнки! — Я закричала через его плечо как раз перед тем, как вес Гвидо налетел на меня. Он швырнул меня обратно к стене, и моя голова ударилась о кирпичи, заставив мои мысли пролететь сквозь мой разум, как осколки стекла.

— Он не придет, — прорычал Гвидо, его горячее и болезненное дыхание обдало меня. Он захлопнул дверь, прижав меня к стене, и я оттолкнула его руки, пытаясь удержать ее. — С дозой, которую я ему дал, он отключился на несколько часов. У нас полно времени, чтобы повеселиться, а?

— Отстань от меня! — крикнула я, приходя в себя.

Я толкалась и пиналась, но он не шелохнулся, прижавшись всем телом к моему. Он был всего на пару дюймов выше меня, и у него не было мышц, как у братьев Ромеро, но он был чертовски силен.

Я почувствовала, как его возбуждение упирается мне в ногу, и скривилась, когда он просунул руку между нами, и протиснувшись сквозь тонкую ткань рубашки Рокко, обхватил мою грудь.

— Убери от меня свои чертовы руки, — выплюнула я, пытаясь отступить вперед и ударить его головой.

Он безумно рассмеялся, отпрянув назад и избегая удара. Он потянулся между нами, чтобы расстегнуть ремень, и мое дыхание стало бешеным. Я царапала и драла его, а затем врезала костяшками пальцев ему в лицо.

Он отпрянул назад с криком ярости, и я бросилась к двери, мои пальцы коснулись ручки, прежде чем он схватил меня за волосы и оттащил назад.

— Фрэнки! — Я закричала так громко, что в горле засаднило.

Коко все еще где-то лаял, и хотя я знала, что Гвидо накачал Фрэнки наркотиками, я в отчаянии звала его, молясь, чтобы он пришел в сознание и помог мне.

Гвидо потащил меня вниз по лестнице, держа за волосы, и я поплелась за ним, толкая и царапая в попытке освободиться.

Внизу Гвидо сначала толкнул меня лицом к стене, а затем врезался сзади, вдавливая свою промежность в мою задницу. Я откинула локоть назад, сильно ударив его по ребрам, и услышала, как что-то хрустнуло. Он захрипел, мгновенно отпустив меня и отшатнувшись на шаг.

Со вздохом я повернулась и побежала вверх по лестнице, направляясь к незапертой двери. Если бы я смогла выбраться наружу, я бы заперла его. Я могла бы добраться до Фрэнки.

Стук тяжелых шагов послышался за мной, и страх сковал мою грудь, я бежала так быстро, как только могла.

Я была в двух шагах от двери. Один…

Я потянулась к ручке, но в тот же момент была сбита с ног рукой, схватившей мою лодыжку. Я вскрикнула, когда мой подбородок ударился о ступеньку, а ногти Гвидо впились в мою плоть, оттягивая меня назад.

Я перевернулась, нанося резкие удары ногами, извиваясь и корчась, пытаясь сбросить его хватку. Он оскалил зубы, пот блестел на его лбу, он притягивал меня к себе, все ближе и ближе.

Паника охватила меня изнутри, и я боролась изо всех сил. Я снова и снова пинала его свободной ногой, попадая ему в челюсть, в грудь, в лоб. Но я была босиком, и демонический взгляд его глаз говорил, что он ни за что меня не отпустит. Его ногти глубже вонзались в мою кожу, а его хватка была безжалостной.

Он поймал мою свободную ногу, когда я снова попыталась пнуть его, отвёл ее в сторону и упал на меня. Он вжался своим весом между моих бедер, тяжело дыша, и его член врезался мне в бедро.

— Если ты положишь эту штуку рядом со мной, я ее вырву, — прорычала я.

Я начала биться, брыкаться и кусаться, а Гвидо разочарованно хмыкнул, пытаясь удержать меня. Каждый раз, когда он ловил одну из моих рук, я освобождала другую. Я рвала его рубашку, царапала ногтями до крови лицо, руки, везде.

— Хватит, маленькая шлюха! — сплюнул он, схватив меня за лицо, и ударил головой о край следующей ступеньки.

Мое зрение затуманилось, а тело ослабло слишком надолго. Слишком долго. Я сморгнула туман, глубоко копаясь в себе и вспоминая все, чему меня научил Ройс.

— Если они положат вас на спину, мисс Калабрези, пусть думают, что вы побеждены. Тогда и идите за мячами.

Мое зрение сфокусировалось, и я содрогнулась, увидев, что Гвидо расстегивает ширинку и расправляет штаны и боксеры низко на бедрах. Я стиснула зубы, ярость охватила меня, когда я столкнулась с голодным взглядом в его глазах.

Как бы это ни было отвратительно, я позволила ему снова упасть на меня, его щербатая улыбка смотрела на меня сверху вниз.

Пусть думает, что ты проиграла.

Победа сияла в его глазах, когда он потянулся, чтобы стянуть длинную рубашку, прикрывающую меня.

— Не двигайся, херувим, — промурлыкал он. — Гвидо готов принять тебя.

Прежде чем он успел сделать что-то еще, я схватила его за плечи и изо всех сил ударила коленом между его ног. Он закричал, как девчонка, и я впилась зубами прямо ему в горло, отчего он завыл еще громче. Я почувствовала вкус крови и вонзила зубы ещё глубже, впиваясь в его плоть, как животное.

Он ударил меня кулаком по голове, сбив мои зубы со своей шеи, и от удара у меня зазвенело в ушах. Он вскарабкался на колени, обхватил свои яйца и заскулил, как собака, которую пинают.

Я отдернула обе ноги с вызывающим воплем и ударила его грудь. Мои пятки воткнулись в его ребра, и он вскрикнул от боли.

Его руки тряслись полсекунды, прежде чем он упал навзничь и рухнул вниз по лестнице.

Раздался тошнотворный треск, когда он ударился о бетон внизу, и я тяжело вздохнула, медленно поднимаясь. Я выплюнула его кровь изо рта, вытерла губы тыльной стороной ладони и посмотрела на него сверху вниз, мое тело начало трястись.

Я убила его. У меня получилось. Он был неподвижен. Его шея была неестественно изогнута.

Я долго не могла заставить себя пошевелиться, глядя на мертвое тело Гвидо с болезненным удовлетворением. Мой затылок пульсировал, и появлялись синяки на коже в местах, где он держал меня. Меня пометили, но и его тоже. Я боролась и победила. Схватила монстра и победила его.

Я не чувствовала раскаяния. Я не чувствовала ничего, кроме облегчения.

Когда я, наконец, пришла в себя, чтобы двигаться, я вскарабкалась по ступенькам к двери. Я не хотела оставаться здесь с телом этого подонка. Даже если он сейчас глубоко в аду и не может вернуться за мной.

Я потянулась к ручке, но дверь распахнулась прежде, чем я успела за нее ухватиться. Рокко уставился на меня, его брови нахмурились, черты его лица исказились, когда он осмотрел раны на моей коже. Меня трясло, и страх вмиг сковал меня в своих объятиях.

Гвидо был монстром, но все же двоюродным братом Рокко. Его семьей. И я только что убила его.


Я стоял наверху лестницы в подвал с бешено колотящимся сердцем и приоткрытым ртом, глядя вниз на скрюченный труп Гвидо у подножия. Он был мертв. Без вопросов. Шея был скручена под неестественным углом.

Передо мной стояла Слоан, с распущенными и взлохмаченными волосами, с глазами полными отчаяния и полнейшей паники, пронизывающих каждый дюйм ее тела.

Ее рубашка была порвана, губа кровоточила, а руки дрожали.

— Что он тебе сделал? — спросил я, шагнув вперед, и взял ее за подбородок, вынуждая посмотреть на меня. Синяки покрывали ее совершенное тело, боль мелькала в ее глазах при движениях.

— Я… он… — Ее глаза заслезились, а нижняя губа задрожала, когда она попыталась подобрать слова.

— Скажи мне, белла, — потребовал я, схватив ее за челюсть и заставив встретиться со мной взглядом.

— Он собирался изнасиловать меня, — выдохнула она. — Я не хотела его убивать, я просто…

— Ты извиняешься за то, что убила этого мудака? — недоверчиво спросил я. — Думаешь, мне не насрать на него? Я спрашиваю о тебе, Слоан. Он причинил тебе боль?

Ее глаза расширились, и слезы, с которыми она боролась, наконец выплеснулись наружу, она покачала головой и бросилась в мои объятия.

Я прижал ее к своей груди и снова посмотрел на Гвидо. Если бы она не убила его, я бы сделал это тысячу раз.

— Не плачь по нему, белла, — прорычал я, отстраняя ее и глядя ей в глаза.

— Но я только что кое-кого убила, — выдохнула она, глядя на меня сквозь мокрые ресницы.

— Нет. Ты только что узнала, кто ты.

— Убийца?

— Боец. Выжившая. Чертов воин. Ты уже доказала это однажды, когда посмотрела мне в глаза и нажала на курок. Ни один мужчина никогда не сломит твою волю. Ни один монстр никогда не завладеет тобой.

— Ты имеешь в виду, ни один монстр, кроме тебя? — спросила она, пристально глядя мне в глаза, и ее слезы остановились.

— Ага. Никаких монстров, кроме меня. — Я наклонился вперед и слизал слезы с ее щек одну за другой, целуя ресницы и чувствуя соль ее печали на своём языке.

— Я твоя, Рокко, — выдохнула она. — Какая-то часть меня теперь принадлежит тебе.

— Хорошо. Я планирую сохранить эту часть навсегда. Неважно, где ты окажешься, я буду владеть ей, и ты никогда полностью не убежишь от меня. Потому что моя душа связана с твоей, Слоан. И ты тоже мой монстр.

Ее руки вцепились мне в волосы, и потянув меня вниз, она накрыла мой рот. Она крепко поцеловала меня, ее губы были в синяках, ее язык очаровательно требовал, чтобы я подчинился хоть раз, и у меня не хватило сил сопротивляться этому.

Наконец она отстранилась, и страх, живший в ее глазах, сменился огнем силы.

— Что теперь? — спросила она.

— Теперь у меня есть тело, от которого нужно избавиться. Папа остался в городе, но ему нужно сказать.

Я вытащил из кармана мобильник и сфотографировал Гвидо у подножия лестницы. Я отправил фото папе с кратким сообщением о том, что он споткнулся.

Через мгновение мой телефон подал сигнал с его ответом.


Папа:

Смирись с этим. Я скажу твоей тете.


Глаза Слоан расширились, когда она прочитала его ответ.

— Вот и все? Он же не поймет, что я его толкнула?

— Ты не толкнула его. Тупой ублюдок упал, — ответил я, пожав плечами. — Кроме того, кто поверит, что такое невинное создание, как ты, может быть таким кровожадным?

Я не стал ждать ее ответа и вытащил ее из комнаты. Из ванной доносилось постоянное тявканье ее маленькой собачки, и я рывком открыл дверь, освободив маленького ублюдка, и он прыгнул ей в руки. Слоан подхватила его и прижала к себе, пока я вел ее к огню в гостиной и усаживал перед ним, чтобы она могла согреться, пока я выслеживал Энцо.

Вернувшись, мы обнаружили Фрэнки на крыльце с торчащей из шеи чертовой иглой. Крики Слоан привели меня к ней, и я клянусь, я никогда не чувствовал такого ужаса, как в тот момент.

Я нашел Энцо на полпути вверх по лестнице, он тащил Фрэнки за руки.

— Гвидо мертв, — объявил я, направляясь помочь ему с нашим младшим братом. — Он пытался навредить Слоан, и она сбросила его с лестницы.

— Этому мудаку повезло, что он мертв, иначе я сам убил бы его за это, — прорычал Энцо.

Фрэнки пробормотал что-то бессвязное, когда мы затащили его в комнату, и я стиснул зубы.

— Я бы замедлил его смерть, если бы это зависело от меня, — прорычал я.

— Мудак просил об этом много лет, — пробормотал Энцо, соглашаясь.

— Папа примет это, но тетя Кларисса никогда не отпустит.

— Да, но может быть, ей давно пора было взять сына под контроль, и он бы не попал в эту чертову кашу, — сказал Энцо, пожав плечами.

— Надо помочь… Слоан, — пробормотал Фрэнки во сне, и у меня на губах появилась улыбка. Я мог рассчитывать на своих братьев во всем, но Гвидо опустился ниже, чем я подозревал. На самом деле накачать одного из нас, чтобы добраться до Слоан, было чертовски расчетливо. Но я догадывался, что больные маленькие психи-насильники будут делать то же, что и больные маленькие психо-насильники, чтобы получить удовольствие.

— Нам нужно избавиться от тела, — пробормотал я, когда мы бросили Фрэнки на его кровать.

— Ты хочешь, чтобы я это сделал? — предложил Энцо.

— Неа. Ты останешься здесь с ним на случай, если он начнет захлебываться собственной блевотиной, а я пойду сожгу эту задницу.

Энцо мрачно рассмеялся и опустился на стул рядом с кроватью Фрэнки.

— Ты должен спросить Слоан, не хочет ли она помочь тебе, — пошутил он. — Если бы этот ублюдок попытался меня трахнуть, я бы посмотрел, как он сгорит.

Я фыркнул от смеха и направился вниз.

Это неплохая идея.

На мне все еще были пальто и ботинки, поэтому я направился прямо через двор к огромному сараю на опушке леса. Мне пришлось отгребать снег от дверей, прежде чем я смог их открыть. Справа стоял старый Кадиллак, блестевший красным цветом, с двигателем, который не работал около двадцати лет. Это был любимый проект моего дедушки, и никто даже не подумал избавиться от машины после его смерти. После того, как Калабрези убили его.

Слева мы хранили огромную стопку старых деревянных поддонов и заборных панелей. В основном все, что мы могли сжечь, если нам нужно развести костер, чтобы избавиться от мертвого тела. Что было не так часто. Мы также держали наготове канистру с бензином, чтобы зажечь огонь, и бутылки с отбеливателем промышленного размера, чтобы потом мыть костровую яму. На всякий случай.

Я принялся поднимать поддоны из штабеля и складывать их в кучу достаточно далеко от дверей сарая, чтобы быть уверенным, что они тоже не будут отражать свет. Когда я закончил, я облил все бензином и схватил брезент и рулон изоленты из кучи на полке позади сарая.

Я снял пальто и отбросил его в сторону, возвращаясь в дом, а затем направился в подвал, чтобы завернуть нашего нелюбимого кузина, как самый дерьмовый рождественский подарок в мире.

Я бросил брезент рядом с ним у подножия лестницы, разложил его плашмя, и начал пинать, пока он не перекатился на него.

Я посмотрел на его уродливое лицо, которое все еще было разбито после моего нападения на прошлой неделе.

Я поджал губы, вспоминая все то время, что мы провели вместе, когда росли. Он ходил за мной повсюду, как заблудшая дворняжка. Я вспомнил, как он просил у матери копию каждого моего подарка и даже такую же одежду, как у меня, чтобы он мог выглядеть так же. Это было действительно грустно. Жалко. Он всегда так старался быть одним из нас, крался позади меня и моих братьев, как будто думал, что может занять место Анджело, и мы снова станем группой из четырех человек.

Он делал всякие странные вещи, чтобы привлечь наше внимание, слонялся по сторонам, показывал нам животных, которых он поймал и искалечил различными грубыми способами, или задирал юбки у девушек, как будто вид трусиков мог позабавить нас.

Как только он начал мучить людей, а не животных, он с удовольствием присылал нам подробности того, что он с ними сделал, и даже фотографии. Однажды я ел превосходный буррито, а он испортил его, прислав мне замедленное видео, на котором он стреляет в голову какому-то парню. Я до сих пор не могу смотреть на мексиканскую еду.

И однажды он задул все свечи на моем праздничном торте. Худший день рождения.

— Скатертью дорога, отброс, — выплюнул я, накрывая его лицо брезентом, радуясь, что мне больше никогда не придется смотреть на него снова.

Я туго свернул его, закрепив скотчем, чтобы его кровь больше не пролилась в доме. Было бы трудно вычищать твердую древесину, если бы она попала на неё.

Как только он стал похож на чертовски неуклюжего курьера DHL, я схватил его за ноги и начал тащить вверх по лестнице.

С каждым шагом его голова ударялась о дерево, и я начал петь на мотив Pop Goes The Weasel.

— Гвидо пришел снять свой груз, но Слоан не слабая, он пытался взять то, что не было его, так руби!

Слоан высунула голову из гостиной, когда я добрался до коридора, и я по-волчьи ухмыльнулся, когда она подняла брови, глядя на меня.

— Ты всегда шутишь об убийствах? — спросила она, хмуро глядя на тело, которое я таскал по коридору.

— Я имею в виду… только когда я убиваю. — Я пожал плечами. — Кроме того, это не было убийством. Это была самооборона.

— Ты действительно должен быть таким…веселым? — спросила она.

— Ты хочешь, чтобы я оплакивал мудака, который изнасиловал бы и убил тебя? — спросил я, и юмор ускользнул из моего голоса, когда я опустил хватку на его лодыжках, и его ступни грохнулись на пол.

Взгляд Слоана стал жестче.

— Нет.

— И ты снова собираешься плакать из-за него?

— Нет, — прорычала она.

— Хорошо. Хочешь пойти посмотреть, как он горит? — спросил я с ухмылкой, протягивая руку в знак приглашения.

Слоан робко улыбнулась мне в ответ, и когда моя улыбка стала шире, ее улыбка тоже расползлась. Она взяла меня за руку, и я дернул ее в свои объятия, крепко и быстро прижавшись губами к ее губам.

— Никогда не извиняйся за то, кто ты есть, белла, — прорычал я. — Ты воин.

— Мне нравится, как это звучит, — ответила она, прижав ладони к моей груди.

— Тебе идет, — согласился я.

Я отступил от нее и снова схватил Гвидо за лодыжки, и начал тащить его к задней двери. Прежде чем выйти за мной на снег, Слоан надела мамины сапоги и накинула пальто. Я проложил путь прямо к приготовленным стопкам дров и закинул на них труп Гвидо.

Все загрохотало, когда его вес ударил по этому, и я ушел, чтобы взять канистру с бензином, прежде чем вылить на него.

Слоан неподвижно стояла, уставившись на кучу для костра, как статуя, и я, хоть убей, не мог понять, что творится за этими большими карими глазами.

Я вытащил из кармана спичечный коробок и двинулся к ней, открывая коробку. Я вытащил спичку и, покрутив ее между пальцами, снова закрыл коробку.

Слоан все еще смотрела туда, как будто меня не было рядом с ней.

Я медленно протянул руку, предлагая ей спичку.

— Хочешь этой чести? — спросил я, думая, не будет ли это слишком. Точкой, в которой она запнётся, отступит, скажет нет…

Взгляд Слоан скользнул ко мне, ее губы приоткрылись от мысли, которая пришла к ней.

Ее взгляд опустился на спичку, и она потянулась к ней, взяв коробку в другую руку.

Она оглянулась на костёр, но мой взгляд был прикован к ней. Наблюдая, как она медленно приложила спичку к коробке и глубоко вздохнула.

Когда она чиркнула спичкой, пламя отразилось в ее глазах, танцуя в темноте ее зрачков.

Она отщелкнула спичку, и та по дуге отлетела от нее, упав в костер и мгновенно поджигая его вспыхнувшим пламенем, согревая мою спину.

Ее губы изогнулись в улыбке, когда она смотрела, как оно горит, и я не мог оторвать от нее взгляда. Это мой монстр. Эту тайну я жаждал разгадать.

Когда ее улыбка стала шире, моя не могла не последовать за ней, и я сложил ладони вокруг рта, воя на луну, а позади нас полыхал костер.

Слоан рассмеялась, ее глаза наконец остановились на мне.

— Сними рубашку, белла, — сказал я, скользнув взглядом по ее голым ногам, выглядывающим из-под пальто.

— Зачем? — спросила она, нахмурившись.

— Нужно сжечь все, на чем есть доказательства ДНК, — указал я.

Она поджала губы, сняла мамино пальто и протянула его мне. Я подождал, пока она сорвет мою рубашку, и взял, ухмыляясь при виде ее в белом нижнем белье, стоящей на морозе.

Она снова потянулась за пальто, но я бросил его в костер вместе с рубашкой.

— Что за черт? — сердито спросила она.

— Перекрестное заражение, — объяснил я, подмигивая, стягивая с себя рубашку и тоже бросая ее в огонь.

— Здесь холодно, Рокко!

— Тогда позволь мне тебя согреть. — Я направился к ней, и она отступила на несколько шагов, прежде чем я ее схватил.

Слоан взвизгнула, когда я поднял ее на руки и пошёл, пока мы не добрались до сарая, где я посадил ее задницей на капот Кадиллака.

— Ты заслуживаешь чего-то особенного, принцесса, — промурлыкал я, сжимая ее колени и медленно раздвигая их, глядя на нее сверху вниз.

— Рокко, дверь широко открыта, — прошипела Слоан, посмотрев через мое плечо, где бушевало пламя, его жара было достаточно, чтобы согреть нас даже на таком расстоянии. Дом не был видно, двери не выходили на него, и мои братья не стали бы искать нас здесь.

— Мы здесь одни, — пообещал я, крепче сжимая ее колени.

Она облизнула окровавленную губу и перестала сопротивляться, позволив мне широко раздвинуть ее бедра.

— Скажи мне, как именно ты хочешь, чтобы я заставил тебя кончить, — выдохнул я, придвигаясь ближе и медленно откидывая ее волосы ей на плечи.

Ее губы раскрылись, но она ничего не сказала в ответ. Я ухмыльнулся вызову, который она бросила.

— Расскажи мне, что твой итальянский бойфренд делал с тобой. Скажи мне, что он сделал, чтобы заставить тебя кричать, и я докажу, что могу сделать это лучше.

Слоан долго колебалась, прежде чем ответить, ее глаза метались между моими, словно она что-то искала.

— Я… ну, ему никогда не удавалось… не любить то, что ты сделал со мной с… ну, ты знаешь. Или когда мы…

— Ты хочешь сказать, что я доставил тебе твой первый оргазм с помощью сосульки? — спросил я, и уголки моих губ приподнялись при мысли об этом.

— Нет! — запротестовала она. — У меня уже были оргазмы! Просто сами по себе. Я имею в виду… нет, я не имела в виду… о боже.

Она закрыла лицо руками, и моя улыбка стала ещё шире, и я забеспокоился, что она может разбить мое лицо пополам.

Она была чертовски очаровательна, когда нервничала, а я пристрастился заставлять ее краснеть.

— Хочешь показать мне, как ты это делаешь, белла? — промурлыкал я, наклоняясь к ее уху.

— Что? — выдохнула она, глядя на меня сквозь пальцы.

Я мрачно рассмеялся и потянулся, чтобы убрать руки с ее лица. Я скользнул ими вниз по телу, пока не прижал ее пальцы между ее бедер, и она задохнулась, когда я усилил давление своей руки на ее и начал вращать ее пальцами.

— Покажи мне, как тебе это нравится, — бросил я ей вызов, отдергивая руку и наблюдая, как она замирает.

— Рокко, я не думаю, что я…

— Хочешь, чтобы я тоже это сделал? — предложил я, расстёгивая ширинку и наблюдая, как ее глаза расширяются, пока я высвобождался из штанов. Она резко вдохнула, когда я обхватил рукой твердую длину своего члена, и звук ее шока заставил меня толкнуть ее дальше.

Слоан смотрела на меня, и я медленно начал двигать рукой вперед и назад, тяжело сглатывая, когда ее грудь вздымалась и опускалась с каждым глубоким вздохом.

— Это для тебя, — сказал я хриплым голосом. — Вот как сильно ты меня заводишь. Разве ты не хочешь, чтобы я увидел, как заставляю тебя чувствовать то же?

Ее глаза скользнули от движения моей руки обратно к моему лицу, и она медленно просунула пальцы под верхнюю часть трусиков.

Ее движения были нерешительными, но она медленно опустила руку ниже, и мой пульс участился при виде того, как она пытается сделать это для меня. Потому что она хотела доставить мне удовольствие.

— Вот так, белла, — промурлыкал я. — Ты чувствуешь, какая ты мокрая?

Ее рука скользнула еще ниже, и она тихо застонала, почувствовав это.

— Да, — выдохнула она.

— Ты не хочешь последовать за мной? — спросил я, и она замерла на долгое мгновение, как будто не была уверена, сможет она это сделать или нет. — Я думал, ты ничего не боишься, маленький воин, — бросил я вызов.

— Не боюсь, — прорычала она, и я застонал, когда ее рука начала мягко описывать круги.

— Блядь, Слоан, ты такая красивая, — прорычал я, двигая рукой быстрее, поглаживая свой член и проводя большим пальцем по чувствительной головке, она действительно устроила для меня шоу.

Она громко застонала, ее голова запрокинулась назад, ее длинные волосы качнулись, пока она продолжала водить рукой по кругу под трусиками. Ее другая рука двинулась, играя с ее грудью, и я смотрел, как она стягивает лифчик с плеча, освобождая себя, чтобы она могла мягко потянуть свой острый сосок.

Я зарычал от желания. Никогда в жизни я не чувствовал себя настолько возбужденным от любой другой женщины, как от неё. Она была чистой и невинной, поврежденной и грязной одновременно, и мне хотелось утонуть в глубинах ее тайн и насытиться пиршеством ее плоти.

Я замедлил свои движения, прежде чем кончить слишком рано, не желая, чтобы это прекратилось, мне нужно было сначала увидеть, как она развалится на части для меня.

Ее стоны становились все громче, чем ближе она подходила к своему оргазму, и я чувствовал, что мне хочется следовать за ней через край, но я еще больше замедлил свои движения, глядя на нее, когда ее глаза закрылись.

— Посмотри на меня, Слоан, — приказал я. — Скажи мне, как приятно прикасаться к себе ради меня.

Ее глаза распахнулись и встретились с моими, но румянец вернулся прежде, чем она успела произнести хоть слово.

— Тебе хорошо? — спросил я, подталкивая ее.

— Да, — выдохнула она, ее движения стали быстрее.

— Скажи мне, какая ты мокрая, — промурлыкал я.

— Такая мокрая, — выдохнула она. — Для тебя, Рокко.

Я жадно зарычал на это, мой член дернулся в требовании, и я снова погладил его.

— Ты собираешься кончить для меня, белла?

— Да, — выдохнула она. — Да… ааа.

Я зарычал от отчаянного желания, когда она довела себя до края с криком удовольствия, и я двинулся вперед, чтобы взять то, что мне было нужно. Конечно, с моей рукой все было в порядке, но чего мне действительно хотелось, так это тесноты ее тела, окружавшей каждый мой дюйм.

Слоан откинулась назад на капот машины, ее оргазм лишил ее энергии, и я зарычал, стягивая с нее трусики. Я раздвинул ее ноги шире, и она жадно потянулась ко мне, пока я входил в нее.

— О, Рокко, — простонала она, ее ноги обвились вокруг меня, и я прижался к ее бедрам, жестко и быстро трахая ее ещё и ещё, пока она кричала от удовольствия и умоляла о большем.

Эта девушка была подобна солнцу, и чем ближе я подходил к ней, тем больше я сгорал, но мне было мало. Я тонул в ее глубинах, и все, чего я хотел, это заползти еще дальше, проникнуть глубже под ее кожу и надеть ее на себя.

Я схватил ее за бедра, продолжая входить в нее, и она закричала, когда я вырвал второй оргазм из ее тела, до крови впиваясь ногтями в мои предплечья. Ее голова откинулась назад, она была поражена, и я застонал, трахая ее, как будто я никогда не смогу сделать это снова. Как будто мне нужно было заклеймить свое имя внутри нее и убедиться, что она никогда не сможет стереть этот шрам.

Я приближался все ближе и ближе к своей кульминации, но я еще не закончил с ней, и задвигал рукой между нами, кружа по идеальной маленькой вершине между ее бедер.

— Дерьмо, Рокко, — простонала она, наполовину умоляя о большем, наполовину протестуя, что не может этого вынести. Но она могла взять это. Я оживил бы ее тело от удовольствия и вырвал бы из нее каждый дюйм удовольствия, прежде чем остановиться.

Она сжималась вокруг меня, плакала, хватала себя за грудь, удерживала мои руки, вцеплялась в волосы, пытаясь найти хоть какое-то облегчение от интенсивности того, что я делал с ней.

— Кончи для меня, детка, — потребовал я. — Я не могу остановиться, пока ты не кончишь.

У нее не было слов, только новые стоны срывались с ее губ, она схватила меня за предплечья, и я почувствовал острую боль, когда ее ногти снова вонзились в мою кожу, и крик, который оставил ее, заставил меня взорваться.

Мой вес упал на нее, когда я пульсировал внутри нее, и я тяжело дышал в чистом блаженстве, украв поцелуй с ее идеальных губ.

— Святое дерьмо, — почти бессвязно пробормотала она.

И я мрачно рассмеялся, чувствуя себя чертовски довольным собой за то, что только что с ней сделал.

— Ты все еще хочешь уйти от меня, белла? — прошептал я, коснувшись губами ее уха и зацепившись щетиной за выбившуюся прядь ее волос.

— Никогда, — вздохнула она.

— Это правда? — спросил я, и мое сердце затрепетало от надежды, на что оно не имело абсолютно никакого права.

Я отодвинулся назад ровно настолько, чтобы посмотреть в эти большие карие глаза, и она тяжело сглотнула.

— Если это возможно, то да, — согласилась она тихим голосом.

— Что, если я просто никогда не отпущу тебя? — Предложил я. — Твоя семья может продолжать верить, что ты моя пленница, но на самом деле ты будешь моей…

— Что? — спросила она, требуя закончить это предложение.

— Моей Слоан, — страстно выдохнул я. — Мы можем просто быть вместе. Здесь, в городе, ты можешь выбрать любое из наших владений, которое захочешь сделать нашим домом.

— Твоя семья никогда этого не примет, — ответила она. — Даже если моя перестанет пытаться меня спасти.

— Итак, мы покидаем город, — предложил я, и почувствовав тепло ее тела, я понял, что готов пожертвовать что угодно, лишь бы мне никогда не пришлось отпускать ее. — Вращай глобус и выбирай пункт назначения. Северный полюс, пустыня Сахара, мне все равно. Если ты там, то я тоже хочу быть там.

— Звучит как рай, — медленно призналась она, проводя пальцами по моему лицу.

— Больше похоже на ад, ведь я буду рядом с тобой, — напомнил я ей. — Но я бы построил для тебя дворец, окруженный огнем и серой, если бы ты действительно пришла.

— Я бы пришла, — выдохнула она.

И хотя это ничего не значило, даже несмотря на то, что у нас не было ни плана, ни способа даже попытаться сделать эту невозможную вещь, я не мог не почувствовать прилив облегчения от ее слов. Потому что, когда я поспорил со своими братьями, что смогу заставить ее полюбить меня, я ни разу не подумал, что тоже могу влюбиться. И теперь, когда она у меня была, я знал, что пути назад нет.

Если меня разрезать, то ее имя будет выжжено прямо на почерневшем куске моего сердца. И хотя в этом не было ничего особенного, я все равно с радостью вырезал бы его и положил к ее ногам. Потому что если в этом мире и осталось что-то, что я хотел сделать в своей жизни, так это поклоняться алтарю этой богини.


Маунтиндейл находился в трех часах езды от залива Грешников и был почти идеальным местом, чтобы приехать и спрятаться, если вы занимаетесь похищением людей. Город был центральным, но бесчисленные хижины и поместья стояли в горах, и их владельцы регулярно приезжали и уезжали. Это было достаточно маленькое место, чтобы люди могли заметить незнакомцев, но мы не были редким явлением, чтобы привлекать слишком много внимания. Многие люди приезжали сюда на выходные и романтические каникулы в снегу.

Конечно, я не выглядел, как будто я в романтическом отпуске с моим избитым лицом и хмурым взглядом, достаточно глубоким, чтобы зарыть в нем сокровище.

Прошлой ночью Ромеро совершили первую ошибку. Рокко показал свое лицо в восточных доках и устроил большой скандал, привлекая внимание федерального правительства. Не то чтобы полицейские действительно появились. Они кружили поблизости, но не пытались вмешаться, пока не узнали, что он ушел; даже правоохранительные органы знали, как танцевать танго с семьями, правившими этим городом.

Он привязал парня к транспортному контейнеру и начал нацеливать на него фейерверки, как будто это был парад Четвертого июля.

Все говорили об этом, и полгорода видели фейерверки, освещающие ночное небо. Проклятая театральность продолжалась почти два часа, пока Рокко не добрался до сути того, что, черт возьми, его беспокоило, а я за это время добрался до доков.

Я заметил его машину, — ту самую, черт возьми, на которой он украл мою невесту, — припаркованную прямо на краю пристани. Все в заливе Грешников знали, что нужно держаться подальше от срывов Рокко Ромеро, так что это место было заброшено.

Я припарковался в тени и стал ждать. И вскоре главный ублюдок неторопливо вышел из доков со своим сраным братом Энцо рядом. Они оба смеялись, как пара гребаных сумасшедших, и почти не обращали внимания на то, что их окружало, прыгнув в свою машину.

Более того, они, должно быть, торопились вернуться в этот город, потому что выехали на шоссе и выбрали прямой путь сюда. Если они и владели недвижимостью здесь, то ее точно не было в списке, который я взял у бухгалтера. Что означало, что это хорошо охраняемый секрет. И идеальное место, чтобы спрятать Принцессу Калабрези.

Я не верил в удачу. Я делал все сам. И я был чертовски уверен, что они приведут меня прямо к моей невесте.

Я иду, Слоан. Скоро я верну тебя в свои объятия.

Мне удалось проследить за ними до города, но потом я потерял их на светофоре. Но это было ещё лучше. Я не мог преследовать их до входной двери, чтобы они не заметили, но я, черт возьми, знал, что затянул сеть.

Они были где-то здесь. Я практически чувствовал их запах на ветру.

Снег еще не выпал, и все, что от него осталось, — это большие белые кучи, сваленные на обочине дороги.

От свежего утреннего воздуха порезы на моем лице защипало, и я тихо выругался. Ромеро заплатят за все, что они со мной сделали. Они даже забрали у меня Коко, и я понятия не имел, что теперь стало с этим свирепым маленьким псом. И если они действительно думали, что эта небольшая демонстрация в другом их доме оттолкнет меня, то они серьезно заблуждались. Единственное, что могло удержать меня от моей судьбы, — это смерть. И даже тогда я изо всех сил буду стараться преследовать их из могилы.

Они пожалеют, что оставили меня в живых.

Прошлую ночь я провел в мотеле на окраине города, оплачивая все наличными, и мало разговаривал с парнем, который им управлял. У него не было нужной мне информации. Но у кого-то должна быть.

Я взвешивал все свои варианты, пока ехал по городу, осматривая различные магазины и задаваясь вопросом, в каком из них может быть ключ к этой тайне.

Я не мог позволить себе устроить сцену. Мне нужно было выяснить, где находится дом Ромеро, чтобы они не услышали обо мне от какого-нибудь назойливого человека или наблюдателя, которого они держали поблизости.

Универмаг и закусочная, вероятно, были хорошим выбором, но они тоже были заняты. Я бы не остался незамеченным, задавая вопросы там.

Когда я дошел до конца главной улицы, мое внимание привлек хозяйственный магазин. Если бы я был ебанутым маленьким Ромеро, держащим женщин в заложниках в своем подвале, то мне, вероятно, понадобились бы кое-какие припасы. Веревка, клейкая лента, немного шоппинга определенно были бы в порядке вещей.

Я подъехал к магазину и заглянул внутрь через стеклянную витрину, ожидая, пока несколько покупателей уйдут.

Через пятнадцать минут покупатели вышли, и единственным человеком, которого я все еще видел внутри, был старик за прилавком.

Я вышел из машины и подошел к двери.

Маленький колокольчик оповестил о моем прибытии, когда я толкнул дверь и повернулся, чтобы провернуть замок позади себя, поправив табличку закрыто для верности.

Я прошел через магазин и прошёл по проходу, ведущему к прилавку, на ходу подхватив длинную цепочку.

— Доброе утро, — сказал мужчина, не отрываясь от монитора рядом с ним.

— Я надеюсь, ты сможешь мне чем-нибудь помочь, — медленно сказал я, приближаясь к нему.

— Что такое? — Он повернулся, чтобы посмотреть на меня, и остановился, когда увидел мое разбитое лицо. Неделя сделала многое, чтобы залечить ущерб, нанесенный Энцо и Фрэнки, но синяк был желтым и злобным, но выглядел лучше, чем сначала.

— Я ищу кое-кого, — сказал я.

Мужчина не сводил с меня глаз и медленно полез под прилавок за дробовиком, который, без сомнения, держал наготове именно для такого сценария.

Я продолжил идти, наматывая концы цепи на кулаки.

— Кого? — спросил он, его рука напряглась, когда он взял пистолет в ладонь.

— Человека с лицом ангела и душой демона, — сказал я. — Он взял у меня кое-что очень ценное.

— Я ничего об этом не знаю. Почему бы тебе не вернуться в город и поискать его в другом месте?

— Я думаю, что я в правильном месте, — ответил я, игнорируя его предложение. — Человека, которого я ищу, зовут Рокко Ромеро.

Глаза старика загорелись узнаванием, и я жадно улыбнулся, подойдя к стойке.

— Никогда о нем не слышал. — Он резко поднял дробовик, направив его прямо мне в лицо.

Я долго оставался неподвижным, затем рванулся вперед, зацепив цепь вокруг пистолета и дернув его в сторону как раз в тот момент, когда он нажал на спусковой крючок.

Грянул выстрел, и в деревянном полу слева от меня образовалась дыра.

Прежде чем он смог снова выстрелить, я вырвал пистолет из его рук и швырнул его себе за спину.

— А сейчас, — мрачно сказал я. — Попробуй ответить еще раз.


Я лежала в постели с Рокко, моя рука покоилась на его груди, пока она медленно поднималась и опускалась в такт его дыханию. Было позднее утро, и он не выпускал меня из виду с тех пор, как мы сожгли тело Гвидо. Он также брал меня всю ночь, и мое тело болело в тех местах, о существовании которых я даже не подозревала.

Похоже, он не мог утолить свой аппетит ко мне, и я должна была признать, что у меня такая же проблема. То, как Рокко брал мое тело, грубо и властно, как будто он умрет, если остановится. Я не могла насытиться этим, отдавая столько, сколько получала. Я уже начала думать, что во мне тоже живет дикарь.

Я выскользнула из постели, оставив Рокко спать, и он не проснулся, даже когда я поцеловала его в губы. Легкая ухмылка исказила мои черты. Я не могла не чувствовать себя немного гордой, что была причиной того, что этот человек-медведь был истощен. Он пробудил во мне прожорливую тварь и не смог ее приручить, хотя, черт возьми, пытался.

Я натянула одну из его рубашек и направилась к двери, спустилась вниз и прошла на кухню. Коко спал на кровати из подушек в углу и вскочил, чтобы лизнуть мои лодыжки в знак приветствия. Я накормила его собачьей едой, задаваясь вопросом, какого черта она была у Ромеро, но в то же время было не уверена, что хочу знать. Затем я начала печь блины, и вскоре появились Энцо и Фрэнки, подходя ко мне, как голодные волки.

— Надеюсь, мы сможем сохранить тебя навсегда, белла, — сказал Фрэнки, беря стопку блинов, когда я протянула их ему.

— Ага, особенно сейчас, когда ты убила нашего жуткого кузена. Может быть, нам устроить в честь тебя вечеринку позже, — сказал Энцо с ухмылкой, беря свою тарелку. Странно, как легко все Ромеро приняли смерть Гвидо. Я начала понимать, что у них троих свой собственный моральный кодекс, и что было еще более странным, так это то, что что-то в нем имело для меня абсолютный смысл.

— Или ты можешь освободить меня? Этого вполне достаточно в качестве благодарности, — легко сказала я, и они оба рассмеялись.

Я внутренне вздохнула, думая о Рокко. Что мы собирались делать с нами? Я не могу оставаться прикованной здесь до конца своей жизни, даже если он и думает, что это приемлемый вариант. И, честно говоря, меня это возмущало. Возможно, он хотел, чтобы я была под замком, но я точно не хотела, чтобы меня так держали. Я мечтала о свободной жизни для нас обоих. Я просто не могла понять, как это сделать возможным. Но я знала, что хочу этого всем своим сердцем.

Вскоре появился Рокко, вошедший в комнату в серых спортивных штанах, низко сидящих на бедрах. Он выглядел аппетитно, и мне захотелось забыть о завтраке и вместо этого съесть его.

— Блины? — предложила я, протягивая тарелку.

Он взял их, схватил банку со взбитыми сливками и с ухмылкой вылил на них.

— Ты же не любишь сладкое, — растерянно прокомментировал Фрэнки.

— Мне начинает нравится. — Он мрачно усмехнулся, и я покраснела, когда вспомнила, как он ел пирожные с меня на столе, за котором сейчас сидели его братья.

Он сел рядом с Энцо, и я заняла место рядом с ним, его рука касалась моей, пока он ел.

Мы не то чтобы скрывали от его братьев, что занимаемся сексом, но если они не поняли этого раньше, думаю, ночь моих криков, наполнивших дом, сделала свое дело.

Прошлой ночью я была смущена примерно пять секунд, прежде чем я настолько потерялась в удовольствии, которое доставил мне Рокко, что забыла, в какой части мира мы находимся, не говоря уже о том, что в доме были другие люди.

Теперь, в утренней тишине, я немного больше стеснялась этого факта.

У Рокко зазвонил телефон, и он вытащил его из кармана, прежде чем поднести к уху.

— Да? — он ответил. Его бицепс напрягся, а челюсть начала тикать.

— Сколько времени у нас есть? — спросил он, вставая со своего места и глядя на своих братьев. — Ну, дай мне свое лучшее предположение, придурок. Он сделал долгую паузу, и мое сердце дрогнуло, когда он выплюнул: — Блядь!

Он повесил трубку, засунув телефон в карман с напряженным взглядом.

— Что такое, брателло? — Энцо поднялся на ноги, его рука опустилась на охотничий нож на бедре.

— Рокко? — спросил Фрэнки.

Мое сердце колотилось, когда глаза Рокко обратились ко мне, с выражением, будто мир рушится.

— Николи нашел дом. Он едет. Фил думает, что он уже близко, а это значит, что за ним будет армия.

Мое дыхание стало бешеным, и я соскользнула со своего места, запустив руку в волосы. Николи придет за мной? Но это означало расставание с Рокко, прощание. И хотя я не хотела больше быть заключённой, я и не хотела потерять его.

— Слоан, — хриплый голос Рокко прервал мои мысли, он повернул меня к себе, его взгляд прожигал меня. — Мы должны бежать. Пойдем с нами.

Энцо расхохотался.

— Надень на нее цепи и возьми ее с собой.

Коко сердито рявкнул, его шерсть встала дыбом.

— Заткнись! — Рокко взревел, затем схватил меня за руку и потащил из комнаты в гостиную. Он захлопнул дверь и обхватил меня за щеки, притягивая к себе.

— Если хочешь уйти, я позволю тебе. Хотя это убьет меня, белла. Ты также можешь взять с собой мое бьющееся сердце, если выберешь этот вариант. Но я не хочу, чтобы ты… Я хочу… Нет… Мне нужно, чтобы ты осталась со мной.

— Рокко… — Я попятилась, нуждаясь в пространстве, чтобы подумать и перевести дух. Чего я хотела? Я действительно собиралась бежать от Рокко?

Если я это сделаю, я никогда его больше не увижу. Меня заставят вернуться к прежней жизни, заставят выйти замуж за Николи. Я проведу остаток своих дней под пятой моего отца. Я больше никогда не почувствую себя свободной.

— Я не могу жить в цепях, — выдохнула я, едва втягивая воздух, чувствуя, как время сжимает нас. Как я могла принять такое серьезное решение, даже не подумав ни минуты?

Брови Рокко сошлись вместе, что-то изменилось в его взгляде.

— Я больше никогда не закую тебя в цепи, amore mio. Пойдем со мной, и я создам для нас новую жизнь. Я откажусь от всего, если придется. Я подарю тебе больше свободы, чем ты когда-либо знала.

Перевод: Моя любовь.

Я смотрела на него, затаив дыхание, пытаясь решить, верю ли я его словам. Правда светилась в его глазах, его обещание было искренним. Он сдержит его, я знала, что он это сделает, но я не знала, почему так уверена в этом. Мысль о возвращении к моей прежней жизни была слишком удушающей, чтобы даже думать об этом. Так оно и было. Выбор, который мне пришлось сделать, даже не был выбором, когда дело дошло до этого.

Я кивнула, сглатывая ком в горле.

— Я пойду с тобой.

Он бросился вперед с выражением облегчения, привлекая меня в свои объятия и прижимаясь своим ртом к моему. Он зарылся рукой в мои волосы, и со стоном прижал меня к груди, словно боялся, что я в любой момент могу превратиться в пыль.

Целая жизнь открылась передо мной, полная возможностей. Жизнь рядом с Рокко, наши судьбы переплелись, мы вдвоем бросили вызов своим семьям, объединившись. Это была самая безумная идея, которая у меня когда-либо была, и все же она имела для меня самый большой смысл в мире.

— Я твой от моего черного сердца до моей потускневшей души, — властно прорычал он. — Возьми это, сохрани или уничтожь, мне все равно, пока оно в твоем владении.

— Я люблю тебя, Рокко, — сказала я, и мое сердце сбилось с ритма. Я никогда и никому не говорила этих слов. Не так. Не так, чтобы я чувствовала их каждой клеточкой своего тела. Как будто они были вписаны в мою сущность, навсегда заклеймены там, чтобы бросить вызов любому, кто попытается претендовать на меня.

Он по-мальчишески улыбнулся, чего я никогда не видела на его лице. Это было открыто и мило, и делало его таким красивым. Он открыл рот, но замолчал, когда дверь распахнулась.

Братья Рокко ворвались внутрь, как будто их прижали к ней с другой стороны.

— Она, блять, это сказала! — удивленно крикнул Энцо.

— Merda santa, — рассмеялся Фрэнки, доставая бумажник. — Я не думал, что ты сможешь это сделать, Рокко, но, черт возьми, ты действительно можешь влюбить в себя любую женщину.

Перевод: Святое дерьмо.

Я отступила от Рокко, ужасное чувство страха закрутилось в моей груди.

— О чем они говорят?

Рокко перевел взгляд с братьев на меня, выражение ужаса исказило его черты.

— Ну давай же. Нам нужно идти, мы можем поговорить о пари позже, — настаивал Фрэнки, нервно оглядываясь через плечо.

— Какое пари? — Я выдохнула, делая еще один шаг назад. Мой пульс слишком громко отдавался в ушах, а голос в затылке кричал, чтобы я остерегалась.

Рокко двинулся ко мне с извинением в глазах, и я ждала какого-то объяснения, но его не последовало.

Энцо поднял брови.

— Объясни лучше, брат. Сердце принцессы разрывается. В любом случае, разве это не то, чего ты хотел? С таким же успехом можно сыпать соль на рану и наслаждаться этим.

Я повернулась к Рокко с горящим взглядом, все, что они говорили, встало на свои места в моей голове. Он ничего мне не ответил, выражение его лица было напряженным.

— Скажи мне, о чем они говорят, — потребовала я, прячась за кресло, когда он снова попытался подойти поближе.

Мне нужно было услышать это от него, прежде чем я поверю, но я боялась, что он подтвердит это. Потому что какая-то часть меня все еще надеялась, что он будет это отрицать.

Рокко выглядел отчаянным, глядя на меня. Нас разделял всего метр пространства, но это вдруг стало похоже на целый океан.

— Я заключил пари со своими братьями, — прохрипел он, его черты исказились. — Я никогда бы не подумал..

— Какое пари? — Я снова щелкнула, мои ногти впились в спинку стула.

Энцо и Фрэнки обменялись неловкими взглядами, и посмотрели на своего брата, чтобы узнать, что он собирается сказать.

— Держу пари, что смогу… — Он тяжело сглотнул, его взгляд стал холодным. — Что я смогу заставить тебя влюбиться в меня.

Паника расцвела. Мой мир накренился и закружился.

Я сильнее вцепилась в кресло, чувствуя, что упаду, если отпущу его.

Жалкий взгляд Фрэнки пронзил мою грудь. Поскольку они были серьезными, это действительно происходило. Рокко все это время притворялся, просто ради какой-то бессердечной ставки.

Он обманул меня, солгал мне. Заставил поверить…

Я съёжилась всем телом, повернулась к нему спиной и закрыла лицо рукой, осознав, насколько я была глупа. Я впустила Ромеро в свое сердце, чтобы он мог разбить его и мучить меня под моей плотью. Он хотел отомстить моей семье, вот и все. Есть ли более жестокий способ причинить вред моему отцу, чем заставить его дочь влюбиться и разбить ей сердце?

Внезапно мне стало плохо, мой завтрак бурлил в желудке и угрожал выйти.

Это было все, чего хотел Рокко. Он даже убедил меня сбежать с ним. Как я могла быть такой проклятой идиоткой?

— Слоан, послушай меня… — начал Рокко.

— Слушать тебя? — Я сплюнула. Повернулась к нему лицом и увидела, что Энцо и Фрэнки бочком идут к двери. — Да пошел ты, Рокко. К черту вас всех!

— Сначала это была игра, но теперь это не так, — умолял он.

— Лжец, — прошипела я, указывая на него пальцем. — По крайней мере, признай свою ложь. Брось это дерьмо, Рокко. Ты хороший актер, но спектакль окончен.

Я сморгнула обжигающие слезы, грозившие ослабить меня перед ним. Но не более. Я не собиралась быть его пленницей, его игрой.

Как он посмел? Как, черт возьми, он посмел?

За окном грохотали выстрелы, и я задыхался, когда шатался вокруг, чтобы посмотреть на заснеженный склон снаружи. Мое сердце колотилось о грудную клетку, а адреналин разливался по венам. Братья Рокко ворвались обратно в комнату, и Коко следовал за ними. Фрэнки подхватил его и одновременно выхватил пистолет.

Николи был здесь. Он пришел за мной. Я не хотела возвращаться к отцу, но уж точно не собиралась оставаться здесь с Ромеро. С Рокко. И как только я буду дома, будет не так сложно ускользнуть.

Я не буду снова в настоящих цепях. Я соберу сумку и убегу. Я устрою свою собственную жизнь, и никто больше не будет иметь в ней право голоса.


Я схватил Слоан за руку и оттащил ее от окна, когда стекло разбилось. Она закричала, мы покатились по полу, и я прижал ее к земле, создавая своим телом клетку, чтобы защитить ее, и раздались новые выстрелы.

— Прости, белла, и я обещаю, что исправлюсь ради тобой. Но сейчас нам нужно убраться отсюда к черту, — прорычал я.

— Беги к тайнику, Рокко! — позвал Фрэнки из дальнего конца комнаты, где они с Энцо укрывались у окна. — Я прикрою тебя!

— Встретимся на заднем дворе, — крикнул я, когда выстрелы прогремели так громко, что я едва мог слышать собственные мысли.

Он открыл ответный огонь из своего пистолета, и я вскочил, подняв Слоан и выбежав из комнаты.

Я крепко держал ее за руку, отказываясь отпускать, пока вытаскивал ее в коридор.

— Отпусти меня, Рокко! — попросила она. — Ты сказал, что отпустишь меня, если я захочу уйти!

— Нет, — отрезал я, она сказала, что пойдет со мной, прежде чем Энцо открыл свой большой гребаный рот. Этого было достаточно для меня. Я не позволю ей сбежать, пока она злится. Со временем она поймет правду, но сейчас нам просто нужно убраться отсюда к черту. Нас превосходили численностью, превосходили по вооружению и, как бы это меня ни злило, превосходили. Мы втроем ни за что не смогли бы справиться с вооруженными до зубов ордами Калабрези. И я скорее умру, чем позволю им забрать Слоан у меня.

Послышались новые выстрелы, и снова и снова раздавался тяжелый грохот, когда кто-то пытался выломать входную дверь.

Я потащил Слоан за собой по коридору, распахнул дверь папиного кабинета, прежде чем вбежать внутрь и загнать ее в угол, чтобы она не могла убежать от меня.

Я сорвал со стены огромную картину маслом с изображением горы, чтобы открыть сейф, встроенный в кирпичную кладку. Я прижал большой палец к считывателю кодов, вводя код, чтобы разблокировать. День рождения мамы. Он никогда не менял код. Никогда не переставал любить ее, даже спустя столько времени. И я начал понимать, на что похоже это чувство.

Я сорвал металлическую дверь и начал хватать оружие.

Перекинув винтовку через плечо, засунул три пистолета в штаны сзади.

Следующей я схватил сумку с патронами, в спешке выбив пачку наличных из сейфа, так что стодолларовые купюры разлетелись по всему ковру. Я надел сумку на другое плечо и снова схватил Слоан за руку, когда побежал обратно к двери.

Она уперлась пятками, я споткнулся, и повернулся к ней лицом.

— Мне нужно идти, Рокко, — прорычала она.

— Нет, — отрезал я. — Пари было необдуманным, жестоким и глупым, но оно не имеет ничего общего с тем, что ты мне сказала. Это было до того, как я…

Перед домом раздался громкий треск, и от болезненных криков Энцо мое сердце подскочило к горлу.

Я распахнул дверь офиса, вытащил винтовку из-за плеча и выскочил в коридор как раз в тот момент, когда внутрь хлынул поток Калабрези во главе с Николи, черт возьми, Витоли.

— Слоан! — проревел он, его глаза забегали вокруг, пока он искал ее, и я прицелился.

Как только я нажал на курок, теплое тело Слоан столкнулось с моим, и сбило меня с ног.

Слоан перекатилась по полу на другую сторону зала, когда я выстрелил мимо цели, и Калабрези разбежались, чтобы укрыться. Винтовка выпала у меня из рук, с грохотом выкатившись в коридор.

Шаги грохотали на лестничной площадке наверху, и мое сердце заколотилось от страха за моих братьев, когда Калабрези открыли огонь.

Я выхватил пистолет из-за пояса и выстрелил в ответ наугад, карабкаясь через холл к Слоан, которая прижалась к стене.

Я протащил ее через дверь в столовую и помчался по широкому пространству с ней на буксире.

— Слоан! — Николи снова взревел, и я почувствовал ее нерешительность, когда она попыталась отстраниться от меня.

Я усилил хватку и потащил ее через дверь в дальнем конце комнаты к задней части дома.

Задняя дверь была свободна, и я вырвал ее, прежде чем вытащить Слоан на снег. У нас не было времени взять пальто или даже туфли, и она вздрогнула, когда ее босые ноги коснулись снега, а по ее обнаженному телу побежали мурашки.

Звук бьющегося стекла раздался наверху за мгновение до того, как два тела спрыгнули с балкона, расположенного в задней части дома.

— Блядь! — Энцо выругался, перекатившись на колени, и меня пронзил ужас, когда снег под ним окрасился в красный цвет.

— Мы не можем противостоять им. Их слишком много, — сказал Фрэнки, вставая и переводя взгляд то на меня, то на Слоан. Он все еще держал ее маленькую собачку в своих руках, и пушистое существо, похоже, не собиралось спускаться. — Мы должны уходить.

— Что с тобой случилось? — спросил я у Энцо, помогая подняться ему на ноги.

— Поверхностная рана, — выругался он. — Это чертовски больно, но я могу бежать.

— Тогда бежим, — согласился я.

Я бросил ему пистолет и снова схватил Слоан за руку, пока мои братья шли по снегу к лесу. У нас был потайной сарай примерно в миле в лесу со снегоходами, деньгами, одеждой, всем, что нам может понадобиться в такой ситуации. Все, что нам нужно было сделать, это добраться туда.

Мы бежали по снегу, холод щипал кожу и заставлял меня мечтать о пальто. Слоан, должно быть, замерзла в моей рубашке с босыми ногами, но я ничего не мог с этим поделать. Нам просто нужно было добраться до сарая, и все будет в порядке. Она будет в порядке. Я не позволю этим гребаным stronzi забрать ее у меня.

Перевод: Мудаки.

Когда мы добрались до деревьев, тишину пронзила стрельба, и Слоан закричала в панике, когда я рванул ее быстрее. Мы бежали между широкими стволами, и лес поглотил нас целиком, украв солнечный свет.

Фрэнки и Энцо мчались вперед, а меня замедляла Слоан.

Она споткнулась, врезалась в меня и выпрямилась, прижав руки к моей спине.

— Я могу нести тебя, — предложил я, повернувшись к ней, и она вырвала свою руку из моей.

Мое сердце замерло, когда я обнаружил, что она смотрит на меня с пистолетом, который выхватила у меня из-за пояса, направленным прямо мне в грудь.

Мои губы приоткрылись, и она подняла подбородок, щелкая предохранителем.

— Я не забуду этого во второй раз, — прорычала она.

— Ты хочешь меня застрелить, белла? — спросил я, глядя в эти большие карие глаза и не находя в них ничего, кроме решимости.

— Почему бы и нет? — спросила она.

Долгое время я мог только смотреть на нее. На это совершенное маленькое существо, которое проскользнуло сквозь каждую стену, которую я когда-либо возводил вокруг своего сердца, и пробралось под мою кожу. В своем отчаянном желании оставить ее со мной, я даже не подумал о том, что она может действительно не хотеть оставаться рядом. Не сейчас, когда она знала правду обо мне.

— Ну, если ты собираешься это сделать, то убедись, что целишь в сердце. Потому что ты все равно заберешь его с собой, если оставишь меня, — сказал я.

Ее верхняя губа дернулась, и я отбросил свой пистолет в сторону, вытянув руки по бокам, и сделал медленный шаг к ней. Я остановился, прижав пистолет прямо к своей груди, и я мог поклясться, что на мгновение в ее взгляде мелькнуло что-то большее, чем боль и ярость, но она так же быстро прогнала это.

— У тебя нет сердца, Рокко, — прошипела она, и эти слова эхом отозвались в самых темных уголках моей почерневшей души.

— Не так давно я бы согласился с тобой, — сказал я. — Но ты нашла его. Ты заставила его биться, мчаться и болеть. Оно твое. И если бы все, через что мы прошли, привело меня сюда, то я бы все равно ничего не изменил. Я твой, Слоан. Так что делай со мной, что хочешь.

Ее глаза расширились, горло дернулось. Ветер закружил в воздухе снежинки, и ее длинные черные волосы разметались вокруг нее, и она задрожала, стоя в одной моей рубашке.

— Слоан! — Где-то вдалеке проревел Николи.

— Ты вернешься к нему? — Спросил я. — Назад к мужчине, который вознесет тебя на красивый пьедестал и отвернется от всех разбитых, замученных кусочков твоей души? Хотела бы ты жить жизнью послушной маленькой принцессы и позволять ей высасывать из тебя дикость по частям, пока ты не станешь не чем иным, как оболочкой? Прекрасное маленькое украшение, которое можно носить на руке всякий раз, когда ему удобно.

— Это лучше, чем девочка в клетке, которую использует монстр, — прошипела она.

— Ты тоже использовала меня, Слоан. Ты использовала меня, чтобы узнать, кто ты такая. И да, я тот, кем ты меня считаешь, и, наверное, еще сотня. Но я все равно твой.

Между нами воцарилась тишина, и все, что мы слышали, это отчаянные крики Николи, когда он шёл по нашим следами на снегу. Если мы не побежим сейчас, он найдет нас здесь. Он убьёт меня и заберёт ее в любом случае.

— Что ж, я не твоя, — яростно прорычала Слоан, и слеза скатилась по ее щеке. — Прощай, Рокко.

Она развернулась и побежала от меня, и все, что я мог сделать, это стоять и смотреть, как она уходит. Казалось, что пустота эхом отзывается во мне, доставая до самых глубин моей души.

— Рокко! — взревел Фрэнки, когда Слоан скрылась из виду между деревьями, и пронзившей меня боли, было достаточно, чтобы мучить каждый темный и развратный уголок моего существа. Она сделала свой выбор. И это был не я.

Я повернулся и побежал вверх по холму, преследуя своих братьев и оставив дикую девушку, которая была моим идеальным искушением и моей погибелью, ради жизни, которая была намного меньше, чем она того заслуживала.



— Прекратите стрелять! — Я плакала, когда мчалась сквозь деревья к Николи.

— Слоан!? — В ответ раздался голос Николи. — Не стрелять!

Стрельба прекратилась, но я не сбавляла шага и мчалась к Николи с тяжелым сердцем. Я ушла от Коко, но не могла вернуться. Я знала, что Фрэнки не причинит ему вреда, но мысль о том, что я оставила его, убивала меня.

Николи появился на холме, и врезался в меня, заключив в объятия, выбившие воздух из моих легких.

— Блядь, я держу тебя. Ты в безопасности.

Я вцепилась в него, вжавшись лицом в его рубашку, едва чувствуя холод. Я оцепенела, опустела. Я сделала свой выбор. Но я ничего не чувствовала к этому.

— Я отвезу тебя домой. — Он поднял мой подбородок и поцеловал меня прежде, чем я успела остановить его.

Я отпрянула, обнаружив позади себя Ройса с выражением отчаяния на лице. Я потянулась к нему, и он схватил меня за руку, его профессионализм исчез, и притянул меня к себе. Меня окружил запах выстрелов и что-то полностью его, и я сжала его крепче, снова почувствовав себя маленьким ребенком. Я всегда была в безопасности, будучи с ним, но я не думала, что сейчас можно чувствовать себя в безопасности. Не тогда, когда мое сердце убегало от меня, уходя с Рокко и оставляя зияющую дыру в моей груди. Было больнее, чем я могла признать. И знание того, что я могу больше никогда его не увидеть, заставило меня всхлипнуть, сильнее вцепившись в Ройса.

— Все в порядке, Слоан, — мягко сказал он. — Мы отвезем тебя домой.

Домой. Это слово прозвучало в моей голове тысячу раз. У меня не было дома. Дом моего отца был мне знаком, но это не делало его моим местом. С болезненной уверенностью я знала, что Рокко был единственный, кто заставлял меня чувствоваться себя как дома. Но он нарисовал ложь, наполнив меня надеждами на совместную жизнь. Жизнь, из за которой я чуть не позволила ему одурачить себя.

Теперь я была брошена на произвол судьбы. И когда Николи вырвал меня из объятий Ройса, и я почувствовала, как холод пульсирует в моих ногах и скользит по моим конечностям, я дала себе тихое обещание: я буду сама себе рыцарем в сияющих доспехах. Тем, кто освободит меня из моей клетки навсегда.

Николи подхватил меня на руки, вытащив мои ноги из снега, и, прижал меня к груди, повернулся и направился обратно вниз по склону.

— Я больше никогда никому не позволю забрать тебя у меня, — поклялся он.

Я поджала губы, потому что была совершенно с этим не согласна. Я уеду подальше от залива Грешников, как только представится шанс.


***


Меня укрыли грудой одеял в доме моей семьи. Моя старая спальня больше не пахла знакомо. Пахло новыми простынями и разбитыми мечтами.

Папа еще не пришел ко мне. Он был на работе, как всегда работает, даже сейчас, когда его дочь только что вернулась домой после похищения. Типично.

Николи был внизу. Он принес мне еду, воду, грелку. Он сказал, что я могу получить все, что попрошу, но я ничего не просила. Потому что я хотела, чтобы его заклятый враг был в моих объятиях. Но я не должна была хотеть этого, потому что теперь я знала, что Рокко был более жестоким, чем я могла себе представить. Я пыталась заставить свое сокрушенное сердце ожесточиться против него. Я хотела, чтобы оно превратилось в железо и никогда больше не истекало кровью ни для кого.

Как я могла быть такой наивной?

Я подумала о Коко, и у меня вырвался рык ярости. Я должна была вернуться за ним, но другие Ромеро никогда бы меня не отпустили. Я должна была использовать этот шанс. Но теперь мой маленький друг остался в их лапах.

Он может будет в порядке, но он их ненавидит. Я не хотела оставлять его наедине с этой жизнью, но что я могла сделать для него сейчас?

Когда в доме стало тихо, я соскользнула с кровати, достала из шкафа рюкзак и начала его набивать. Мне надоело сидеть в клетке. Пришло время бежать. Я не собиралась ждать, пока папа вернется в дом со всей своей охраной. Сегодня вечером на участке работало много мужчин, но я знала, где будет каждый из них. Я также знала, что к западу на территории есть дыра в заборе. Я обещала себе тысячу раз, что выскользну из этого, с тех пор как нашла ее в детстве. Сегодня пришло время выполнить обещание, данное самой себе.

Теперь никто не имел значения, кроме меня. Мне нужно начать защищать себя от таких мужчин, как Рокко. Даже от Николи, который так доблестно боролся и спас меня, но только потому, что хотел меня для себя.

Собрав сумку и переодевшись в черную одежду, я направилась в ванную, собрав волосы в пучок и натянув на них шапку. Как только я покину территорию, меня будет нелегко узнать. У меня в кошельке были наличные, которые я украла из папиного кабинета. Этого хватит, чтобы уехать из Залива грешников и оплатить несколько месяцев в отеле. С остальным я разберусь позже. Мне было все равно, если я окажусь на улице, везде лучше, чем здесь, в моей клетке. Я собираюсь сломать решетку раз и навсегда.

Я взвалила рюкзак на плечи, натянула капюшон кофты и направилась к окну. Я открыла его, и посмотрела вниз на двухэтажный обрыв. Ветка дуба касалась стены дома, и я почти дотянулась до нее. Я наклонилась вперед, обхватила руками грубую кору и глубоко вдохнула, прежде чем повиснуть на ней.

Я прикусила язык и поползла к стволу, сила в моих руках угрожала подвести меня. Но во мне было слишком много решимости. Я не собиралась отпускать. Мот руки сначала отвалятся.

Я добралась до ствола, нашла точку опоры, и вздохнув с облегчением, начала спускаться. Я приземлилась на землю с тихим шумом и огляделась, чтобы убедиться, что никто меня здесь не видит.

Мое сердце сжалось, когда я поняла, что нахожусь в поле зрение, и я яростном темпе двинулась к западу от имения.

— Замри! — проревел голос, и мое сердце дрогнуло, когда я узнала Ройса. — Руки на голову, или я взорву ее!

Я выругалась себе под нос, подняв руки и повернувшись лицом к своему старому другу.

Его суровое лицо смягчилось, и он с тревогой бросился вперед, опустив ружье.

— Мисс Калабрези! Что ты здесь делаешь? Твой отец только что приехал домой, чтобы увидеть тебя.

Он остановился в футе от меня, протянув руку, словно хотел обнять меня, но передумал. Я догадалась, что теперь, мы на территорию моего отца, он вернулся к своей рутине охранника. Хотя мы оба знали, что он значит для меня гораздо больше.

— Я больше не могу быть здесь, Ройс. Мне надоуйти. Пожалуйста, просто отпусти меня, — умоляла я.

Ройс нахмурился, упираясь ногами.

— Я не могу это сделать, мисс, вы же знаете, что я не могу. У вас все нормально?

Его взгляд упал на меня, как будто он ожидал увидеть порезы и синяки, оставшиеся после моего пребывания в компании Ромеро. — Может, тебе нужно с кем-нибудь поговорить?

— Я в порядке. Лучше, чем когда-либо, на самом деле, — твердо сказала я. Кроме моего разбитого сердца. — Мне не нужна эта жизнь, Ройс. Ты знаешь это лучше, любого в этом доме. Просто скажи, что не видел меня.

Он заколебался, его челюсть сжалась, когда он оглянулся через плечо.

— Я не могу отпустить тебя в город одну. Ты не переживешь ночь.

— Я прекрасно выживу, — твердо прорычала я. — Я пережила Ромеро.

— Они причинили тебе боль? — спросил он, выражение его лица изменилось при этих словах, как будто ему было больно думать об этом.

— Нет.

Да. Только не так, как я ожидала.

— Зайди внутрь, — призвал он. — Я клялся всегда защищать тебя, мисс Калабрези. И если я отпущу тебя, это не защитит тебя.

Я двинулась к Ройсу, зная, что он не шутит и мне не убежать от него. Но я должна была сказать свое слово.

— Знаешь, каково это, когда тебя всю жизнь защищают, Ройс? — холодно спросила я. — Это похоже на овцу, которую защищают от волков, и все это для того, чтобы фермер мог съесть ее позже.

Ройс тяжело сглотнул, опустив голову.

— Так принято в вашей семье, мисс.

Он потянулся ко мне, но я проигнорировала его руку, двигаясь вокруг него и пробираясь по заснеженной земле. Я не знала, как относиться к Ройсу теперь, когда знала, что он причастен к убийству матери и брата Рокко. Это не сходилось с человеком, который присматривал за мной всю мою жизнь.

Я направилась к дому, сжав руки в кулаки. Мне было все равно, увидит ли мой отец рюкзак и выражение моего лица. Он мог узнать, что я ненавижу это место, какая разница? Теперь я знала, кто он такой, что я родилась от человека, который был таким же бессердечным, как и его враги, и мне было все равно понравится ли ему это.

Я подошла к входной двери с Ройсом за моей спиной, и охранники нахмурились, глядя на Ройса в поисках указаний. Он помахал им в ответ, и я вошла внутрь, следуя на звук голоса отца через огромный кремовый вестибюль в гостиную.

Он стоял у камина с Николи, и я словно перенеслась в прошлое, в тот день, когда Николи сделал мне предложение. Или, лучше сказать, в тот день, когда папа продал мою матку своему гению.

Отец откинул волосы с глаз и, нахмурившись, посмотрел на меня, рассматривая мою одежду.

— В чем дело? — рявкнул он на Ройса.

Я ответила раньше его.

— Я просто пыталась сбежать, потом мне напомнили, что есть только один выход из этой жизни. Тем же путем, что и мама.

Брови папы поднялись одновременно с бровями Николи, но в то время как папа выглядел разъяренным, Николи выглядел обиженным.

— Прикуси язык, — прорычал папа. — Как ты смеешь так говорить о своей матери?

— Как я смею? — холодно сказал я. — Я твоя дочь. Как ты смеешь, папа. Как ты смеешь держать меня в неведении, как ты смеешь лгать мне снова и снова, как ты смеешь скрывать, кто ты на самом деле.

Папа подошел ко мне, и Ройс встал рядом со мной.

— Сэр, она сильно травмирована после того, как провела время с Ромеро, — тихо сказал он.

Я посмотрела на отца, вздернув подбородок, ожидая, как он отреагирует. Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что Николи стоит у него за спиной и держит его за руку. Я нахмурилась при виде этого, потому что я никогда не видела, чтобы он хоть как-то противостоял моему отцу.

— Ройс прав. Ей нужно время, чтобы осознать, что произошло, — твердо сказал Николи, хмуро глядя на меня.

Я стиснула зубы, не мигая глядя на него.

— Я в своём уме. Сейчас я более здраво мыслю, чем раньше. Я прекрасно все обдумала.

Я перевела взгляд на папу.

— Николи знает о том, что ты сделал с Ромеро?

— Какую ложь они извергали? — Папа усмехнулся, но в его взгляде было опасное предупреждение, говорящее мне замолчать.

— Я видела это своими глазами. Они показали мне кадры с камер видеонаблюдения той ночи, когда Эвелина Ромеро и ее сын Анджело были убиты.

Папа ударил меня по лицу, и я завизжала, моя голова откинулась в бок, а кожу обожгло, как в аду. Звук очередного удара заставил меня оглянуться. Николи схватил папу за горло рукой, оттягивая его от меня.

— Знай свое место! — заорал мой отец, отшвыривая его, и положил руку на приклад ружья у бедра.

Николи пристально посмотрел на моего папу, и сжал руки в кулаки, но не сделал ни одного движения. Я была потрясена, что он вообще пытался защитить меня.

— Убери ее с моих глаз, — выплюнул папа Ройсу и, и он схватив меня за руку, потащил к двери.

Я позволила ему провести меня наверх, обратно в мою комнату, и Ройс немедленно закрыл окно. Он запер его, сунул ключ в карман, и у меня сжалось сердце.

— Почему ты делаешь так, как он говорит? — прорычала я. — Я тоже видела тебя на этом видео, Ройс. Я думала, ты хороший человек, но, похоже, ты всего лишь ручная собачка моего отца.

Мои слова были горькими и оставили кислый привкус на моем языке.

Ройс прошел через комнату и толкнул дверь, понизив голос.

— Я сделал много ужасных вещей, Слоан, — сказал он.

— Я никогда не утверждал, что я хороший человек.

— Но я думала, что ты заботишься обо мне. Я думала, что мы друзья.

Неужели и в этом я была наивна? Неужели в мире не было никого, на кого я могла положиться?

Он двинулся вперед, взял мою руку и поцеловал ее тыльную сторону.

— Дорогая Слоан, я твой друг, — прошептал он. — Но если я пойду против твоего отца, он меня уволит, даже убьет. И тогда кто будет здесь, чтобы защитить тебя?

Я сглотнула комок в горле, повернувшись к нему спиной и вырывая свою руку из его руки.

— Я всегда очень любил твою мать, — сказал он мягко, и что-то в его словах разорвало мне сердце, как будто он тянул за нитку, развязывающую шов. — И перед смертью она попросила меня присмотреть за тобой. Она попросила меня сделать все, что в моих силах, чтобы обезопасить тебя.

— Безопасность сделала меня более несчастной, чем когда-либо опасность, — прошептала я. — Я живу в мире монстров, и, может быть, было бы лучше, если бы мне позволили тоже стать одним из них.

Я судорожно вздохнула, не зная, как буду встречать грядущие дни, недели, месяцы. Путь моей жизни был слишком узким, загороженным с обеих сторон.

— Мне искренне жаль, — тяжело сказал Ройс.

— За что ты извиняешься? За то, что я несчастна или что ты помог мне стать такой?

Я повернулась к нему, смахивая слезы, глядя на одного из немногих мужчин, которых знала и любила в своей жизни. Лицо, улыбающееся мне, когда я делала свое первое колесо, руки, толкавшие меня на качели, я плакала, что хочу выше, ноги, на которых я стояла, когда он учил меня медленному танцу. В его действиях было так много доброты, но под всем этим он держал одну из цепей, сковывающих меня.

Он сузил глаза и часть меня пожалела об этих словах. Потому что Ройс в некотором роде бросил вызов моему отцу. Он научил меня стрелять из пистолета и научил меня самообороне. Он дал мне шанс, и это было самое большее, что кто-либо дал мне в этом доме. Вместо того, чтобы всегда быть королем на шахматной доске, он превратил меня в королеву, способную перемещаться по доске и сражаться в собственных битвах. Но этого все равно было недостаточно.

— Я могу дать тебе все, что у меня есть, — грустно сказал он. — Что является правдой.

— Что за правда? — спросила я, когда он прижался спиной к двери, чтобы убедиться, что она закрыта.

— Правда обо всем. О грядущих днях, о прошлом. Что бы ты хотела услышать в первую очередь? Будущее или прошлое?

Я упала на край своей кровати, гадая, что может быть хуже.

— Будущее, — выдохнула я. — Что теперь будет?

— Свадьба, — серьезно сказал он. — Твой отец уже занимается перепланировкой твоего брака в эти выходные с Николи Витоли. Завтра он объявит об этом.

Я чуть не задохнулась от этого. Я думала, что у меня есть немного времени, но он не дал мне его. Как будто моя жизнь была поставлена на паузу, а не похищена. У отца вообще не было сочувствия. Теперь я вернулась, и он просто хотел привести свои дела в порядок.

Я кивнула, позволив этой правде осесть в моем сердце.

— Что-то еще?

— Он планирует убить братьев Ромеро. Он готовит ловушку, но еще не поделился со мной подробностями своего плана. Что я знаю точно, так это, что их смерть продлится долго, а его победа над ними распространится по всему Порт-Дьяволи как предупреждение для Ромеро никогда больше не трогать его семью.

Страх схватил меня за сердце острыми, как бритва, когтями. Я должна была желать смерти Ромеро за то, что они сделали. Но все же какая-то часть меня не могла вынести мысли о том, что они окажутся в могилах. Меньше всего Рокко. Он разбил мое сердце, но какая-то его часть все еще тосковала по нему. Принадлежала ему.

— Хорошо, — сказала я, пытаясь понять, что делать с этой информацией.

Мой желудок скрутило, и меня накрыла тошнота. Мне казалось, что прошла целая жизнь с тех пор, как я поела в поместье Ромеро, и я не могла представить, что в моем желудке осталось что-то, что может выйти.

— А как же прошлое? — спросила я, положив руки на колени.

Ройс шагнул вперед, понизив тон, выглядя встревоженным.

— Это главный секрет твоего отца. И это давит на меня каждый день…

— Что это? — Выдохнула я, пульс гулко отдавался в ушах.

— В ту ночь, когда твой отец пошел за женой Мартелло, он знал, что она будет дома одна со своим сыном Анджело.

Я кивнула, осознавая насколько бессердечным был мой отец, и в мою грудь будто вонзили нож.

— Он хладнокровно убил ее, а потом заставил нас сжечь это место. Я не был доволен всем этим, это была худшая работа, которую я когда-либо делал. — Он вздрогнул, не в силах встретиться со мной взглядом. — Но если я пойду против твоего отца, он не только причинит мне боль. У меня есть семья, за которой он придёт.

Он провел рукой по своим волосам, и мое сердце сочувствовало ему.

— В спальне кричал маленький мальчик. Я был готов вмешаться, остановить все, пока они не зашли слишком далеко — я никогда не причиню вреда ребенку. Но потом Джузеппе приказал мне забрать мальчика и отвезти его в машину.

Мои глаза расширились в замешательстве. — Но я думала…

— Мы поклялись сохранить секрет, — перебил он меня. — И я держал это в тайне. Я вывел его с задней части дома, чтобы избежать камер наблюдения.

— Но почему? — Я задохнулась.

Ройс склонил голову.

— Твой отец завидовал тому, что у Мартелло четверо сыновей, когда он не мог иметь ни одного.

Мой рот приоткрылся, и я с ужасом поняла о чем говорит.

— Его имя было изменено, и его держали вдали от общества в течение многих лет, пока Джузеппе промывал ему мозги, придумывая для него историю, заставляя его забыть, кто он такой.

— Нет, — недоверчиво выдохнула я.

Ройс кивнул, выражение его лица было бесконечно мрачным.

— Да, Слоан. Николи Витоли — это Анджело Ромеро.


Я прокрался сквозь кусты к западу от особняка-крепости Джузеппе Калабрези под покровом темноты. Затем я стал ждать.

У меня было с собой три вещи, принадлежавшие Слоан Калабрези. Ее собака. Мое сердце. И правда. Я планировал оставить две из них ей сегодня вечером, а другую носить с собой до конца своих дней, отбивающую печальную мелодию и оплакивающую жизнь, которую мы должны были прожить вместе.

Коко молчал в моей сумке, маленький зверь, казалось, знал, как важно, чтобы нас не поймали.

Я нашел место глубоко в кустах с хорошим видом на дом и стал ждать, наблюдая за окнами. Свет включался и выключался, пока люди двигались внутри.

Два дня без Слоан сожгли почерневшие остатки моего сердца таким яростным пламенем, и я понял, что оно никогда не погаснет. Но, несмотря на то, что сейчас мне ничего не хотелось, кроме как прибежать к ней, дождаться в комнате и утащить ее обратно в свои объятия, я знал, что не могу. Если бы она хотела эту жизнь со мной, она бы выбрала ее. Так что теперь она заслужила услышать слова, которые потребуются, чтобы исправить этот беспорядок. И хотя эгоистичная часть меня всеми фибрами моего испорченного существа надеялась, что она просто полюбит меня, несмотря на все мои недостатки, я на это особо не рассчитывал. Судьба никогда не была так добра ко мне.

Мое сердце екнуло, когда Слоан появилась в окне комнаты в дальнем правом углу дома. Она крепко обхватила себя руками и смотрела на широкую, заснеженную лужайку, как будто что-то искала. Или кого-то.

Принятие желаемого за действительное только убьет тебя, мудак.

Я наблюдал за не несколько минут, мое сердце колотилось от отчаянной боли, чтобы пойти к ней. Но я не пошевелился. Если бы она хотела жить со мной, она бы осталась.

Наконец она отошла от окна, и я дождался, пока погаснет свет, заметив, как на лестничной площадке зажегся другой свет, и не сводил глаз с обеденного зала, где сидел Джузеппе, ожидая, когда она присоединится к нему.

В тот момент, когда она вошла в комнату, я двинулся.

Я тенью прошёл по периметру здания, пока не подобрался как можно ближе, пересекая заснеженный двор, а затем отправил сообщение своим братьям.


Рокко:

Сейчас.


Энцо:

Ты в этом уверен?


Рокко:

Отвлеки их, или я войду, пока они еще здесь.


Фрэнки:

Успокойся, брат. Мы сделаем это сейчас. Кто мог подумать, что влюбленность сделает тебя еще более психованным??


Я нахмурился, прочитав эту оценку. Что, черт возьми, он вообще мог об этом знать?

Фрэнки никогда не виделся с девушкой больше одного раза. Он не испытывал чувств ни к кому, кроме семьи. Я уже начал думать, что это чертовски умный образ жизни.

Я сунул свой мобильник обратно в карман и посмотрел на здание, в котором хранилось мое самое сокровенное желание, и ждал пока они отвлекут всех.

Вспышки фар осветили ворота на краю подъездной дороги вдалеке, и мелодия гудка грузовика DHL раздалась как раз перед тем, как он врезался в ворота с ужасным грохотом.

Охранники все разом закричали, высыпались из укрытий, мчась по двору к воротам, ожидая нападения. Хотя это не выглядело так, просто случайная авария с водителем, которому мы чертовски хорошо заплатили, и я знал, что он не скажет ни слова правды.

Как только они отошли подальше от меня, я выскочил из кустов и побежал к дому. Окно на первом этаже было открыто, и я прыгнул, втягивая себя внутрь и моргая, оказавшись в безвкусно обставленной ванной.

Я обошел золотой душ и выскользнул за дверь в коридор.

Лестница была справа от меня, и я побежал по ней, поблагодарив Джузеппе Калабрези за его дурной вкус в отношении ковров, так как мои шаги были приглушены, когда я передвигался.

Я поднялся наверх, спеша к комнате Слоан, и вошёл внутрь, захлопнув за собой дверь.

Я дал моему бьющемуся сердцу немного успокоиться, когда ее запах окутал меня. Она была слаще любого сладости, соблазнительнее всего, что она могла состряпать для меня на своей кухне.

Я подошел к окну и задернул шторы, прежде чем включить лампу на ее тумбочке.

Я снял сумку с плеча и расстегнул, освободив Коко, чтобы он мог спрыгнуть на ее кровать. Он радостно уткнулся носом в ее подушки, и у меня возникло сильное желание присоединиться к нему.

Я был так близко к ней, и мое сердце сжалось от мысли, что я увижу ее лицо, прикоснусь к коже, поцелую в губы… Не то чтобы у меня были причины полагать, что она захочет от меня этого.

Я подошел к ее тумбочке и вытащил письмо из кармана. Я задолжал ей так много. Правда.

Я положил письмо на ее кровать, и мой взгляд остановился на другом конверте, лежавшем рядом с ее лампой. Этот был толстым, с тисненым гербом Калабрези и просто умолял меня заглянуть внутрь.

Я поднял его и вытащил содержимое, разглядывая элегантный шрифт, и мое сердце растворилось в котле с кислотой.


Джузеппе Калабрези просит оказать честь и приглашает на свадьбе его дочери

Слоан Калабрези

С

Николи Витоли

В ближайшую субботу, 13 -го


Я так сильно сжал приглашение в кулаке, что оно скомкалось в тугой комок.

Мое сердце не просто расплавили в кислоте, с него содрали кожу, заклевали вороны, разрезали на миллион кусочков и зажали в тиски так, что я не мог дышать.

Я бросил уничтоженное приглашение и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь с таким окончательным щелчком, и это звучало так, будто мир рухнул.


Я стал молчать и направился вниз по лестнице в ванную. Я не удосужился побежать, я зашагал прочь по заснеженной лужайке возле поместья Калабрези. Мне было все равно, поймают ли меня, будут пытать и убьют самым мучительным образом, потому что, у меня все равно ничего не осталось.

Но они не сделали ничего из этого. И я просто продолжал идти в ночь, пока тени не поглотили меня, и осталась только тьма.


Мой отец отдавал приказы своим людям с парадной двери. Шум у ворот оказался вызван каким-то водителем DHL, которого занесло на льдине. Похоже, он причинил много вреда. Но папины карманы были достаточно глубокими, чтобы починить все к завтрашнему дню. Он не позволит обороне своей крепости долго оставаться бездействующей.

Далекое тявканье заставило меня нахмуриться, и я перестала помешивать кофе, стоявший передо мной на кухонном столе, и прислушалась. Папа снова начал кричать, и я решила, что мне это показалось, и продолжила варить кофе.

С тех пор, как я поговорила с Ройсом, мой мозг был завязан тысячей мыслей. Я понятия не имела, что делать теперь, когда знала, кем на самом деле был Николи. Ройс поклялся хранить тайну, но как я могла скрыть это? Я бы хотела знать, не отняли ли у меня всю мою жизнь. Мой отец убил его мать и похитил его, извратил его разум и внедрил в нашу жизнь. Это было больно. Мне просто нужно побыть с ним наедине, но как я это объясню?

Снова раздалось тявканье, и я, нахмурившись, бросила кофе и трусцой направилась из кухни наверх к своей комнате.

Мое сердце забилось быстрее, когда я узнала лай Коко, уверенная, что мне это не показалось. Я распахнула дверь, и Коко спрыгнул с кровати. Я задыхалась, опускаясь на колени и прижимая его к груди от восторга.

— Боже мой, ты здесь, — выдохнула я, подхватила его и побежала к окну, осматривая темную землю внизу в поисках каких-либо признаков Ромеро. Почему они вернули его мне? И как, черт возьми, они пробрались сюда мимо охраны?

Мой взгляд скользнул к собравшимся у ворот охранникам, которые махали водителю грузовика, чтобы он ехал дальше по дороге. Я поняла, что это вовсе не случайность. Это было запланировано.

Я сглотнула комок в горле, отошла от окна, поглаживая Коко по голове. Мое сердце колотилось со скоростью мили в минуту, когда я пыталась понять, почему они вернули его мне.

Что-то привлекло мое внимание, и я обернулась, заметив свадебное приглашение на полу. Оно лежало у меня на тумбочке, и, судя по его смятому виду, я догадалась, что кто-то сжал его в кулаке. Мое горло сжалось, когда я поняла, что это должно быть, был Рокко. Но какое ему дело, что я выхожу замуж? Разве это было не очевидно?

Мой взгляд упал на письмо на кровати, и дыхание сбилось.

— В чем дело? — Папа вошел в комнату, и мое сердце подскочило к горлу. Я рванулась за письмом, но он добрался до него первым, хмуро глядя на собаку, пока собирал воедино то, что произошло.

— Чертов Ромеро был здесь? — прорычал он, разрывая конверт и вытаскивая сложенную лист бумаги.

— Папа, — выдохнула я, хватая его за руку, чтобы попытаться вырвать ее из его пальцев.

Он держал его над моей головой, как будто я была крошечным ребенком, тянущимся за конфетами, а затем оттолкнул меня, чтобы прочитать его самому.

Он насмешливо фыркнул, и через мгновение позволил бумаге выпасть из его руки.

— Он думает, что может войти в мой дом и снова навредить моей дочери, не так ли? — Он вышел из комнаты, захлопнул за собой дверь и крикнул охранникам, чтобы они обыскали территорию.

Я наклонилась, подняв письмо трясущимися пальцами. Я знала, что это от Рокко, но теперь, когда дверь была закрыта, я почувствовала его запах здесь. Сосна и опасность вились вокруг меня, и у меня заболело сердце.

Я упала на кровать, подогнув колени к груди, и опустила глаза на страницу, не в силах наполнить легкие кислородом, пока читала.


Моей самой сладкой ненависти,

Я пишу это тебе потому, что не могу не написать. Я слишком сильно тебя ненавижу, чтобы не дать тебе это понять. Мне нравится, что ты ушла. Воистину, я люблю пустые комнаты, тишину, отсутствие тебя рядом со мной.

Я ненавидел каждый момент, проведенный в твоей компании, но любил каждый момент, когда причинял тебе боль, ломал тебя, проливал твои слезы. Я ненавижу, что твоя душа является моим темным зеркалом, и я рад, что я больше никогда не проведу с тобой ни минуты.

Я так сильно возненавидел тебя за последние несколько дней, что это раскололо мое сердце, сделав его кровавым и озлобленным. Любить тебя было бы моей самой большой слабостью. Любить тебя было бы худшим, что мог бы сделать любой смертный, и я бы сожалел о каждом моменте, проведенном с этим чувством.

Я буду ненавидеть тебя вечно, пока мое тело не превратится в кости.

От твоего кошмара, твоего монстра, твоей вечной ненависти,

Рокко Ромеро


Я судорожно вздохнула и из глаз потекли слезы. Я смяла письмо в кулаке, гнев поднимался во мне и разрывал сердце.

Коко уткнулся в меня, снова и снова облизывая мою руку. Я не могла видеть сквозь туман слез и злилась на себя за то, что позволила им пролиться. Рокко был самым противным человеком, которого я знала, и я не могла поверить, что попалась на его уловки.

— По крайней мере, он пощадил тебя, — прошептала я Коко, крепко обняв его.

Я скомкала бумагу и швырнула ее через всю комнату в мусорное ведро, упав на кровать и молча уставившись в потолок.

Я была сломлена, пуста и будущая невеста. И часть меня просто хотела, чтобы мир перестал вращаться.


***


На следующее утро Ройс провел меня к «Бентли», припаркованному перед домом. Мне не дали никакой информации о том, куда я направляюсь, и у меня было чувство, что мое заключение станет намного хуже, так как я высказался против своего отца. Мне даже не дали телефон.

Ройс открыл для меня заднюю дверь, и я плюхнулась в машину, хмуро глядя на него, когда он двинулся, чтобы занять место рядом с водителем.

Я сто раз спрашивала Ройса, куда я направляюсь, но если он и имел какое-то представление, то не высказал его. Водитель отъехал, следуя указаниям спутниковой навигации, и я уставилась в окно, думая, что, вероятно, направляюсь на примерку платья для моей свадьбы. Я не могла надеть последнее, потому что оно было в клочьях где-то в мусорном баке Ромеро. Это платье стоило почти двадцать тысяч долларов. Ручная работа, подол расшит бриллиантами.

Я надеялась, что какой-нибудь счастливчик-мусорщик нашел бриллианты.

Мы заехали в Порт Дьявола, выстроившись в очередь к западным докам, прежде чем свернуть на узкую улочку в тени башни Калабрези. Она принадлежала моему отцу, стальные инициалы GC сверкали на ней в лучах утреннего солнца.


Я нахмурилась, когда машина притормозила у частной клиники доктора Дариелло, и Ройс выскочил, чтобы открыть мою дверь. Я вышла на тротуар, не понимая, зачем мы здесь.

— Я не больна, — заявила я.

Ройс взял меня за руку и подвел к стеклянной двери, сильно наморщив лоб.

— Что ты молчишь? — прошипела я себе под нос.

— Это не займет много времени, мисс Калабрези, — сказал он, чего было недостаточно для ответа.

Мы вошли в зал ожидания с белыми стенами, где за письменным столом в форме полумесяца сидела элегантная секретарша.

— Доброе утро. Доктор Дариелло готов принять вас, мисс Калабрези. Если хотите пройти. — Она указала на дверь в задней части комнаты.

— Я подожду здесь, — сказал Ройс, натянуто улыбнувшись мне.

Я тяжело сглотнула, подошла к двери и прошла внутрь. Я оказалась в больничной палате с больничной койкой с приподнятыми стременами на конце.

Я сразу же замерла, когда доктор поднялся на ноги. Он был высоким, стройным парнем с редеющими волосами и проницательными голубыми глазами.

— Давно не виделись, мисс Калабрези, как вы сегодня?

— Хорошо, доктор, что происходит?

— О, твой отец не сказал? — неловко спросил он, подходя к двери и щелкая замком.

Моя кожа покрылась мурашками и я посмотрела на него.

— Нет, он этого не сделал.

— Ну, так как вы недавно пережили немалую травму, он просто попросил меня убедиться, что все… в порядке.

— Что это значит? — Я надавила, скрестив руки.

— Если вы хотите встать за ширму и снять нижнюю половину своей одежды, то мы можем начать. Это не займет много времени.

Я сжала челюсть, поскольку он не ответил на мой вопрос, отказываясь двигаться.

— Мисс Калабрези, — сказал он серьезным тоном. — Боюсь, это обязательно. Ваш отец был очень настойчив, и если я не дам ему никаких результатов…

— И в чем моя проблема? — спросила я, немного потрясенная и гордая собой за то, что бросила ему вызов.

Лицо доктора Дариелло вдруг стало суровым. Он мог быть хорошим доктором, но я знала о нем достаточно, чтобы понимать, что он чертовски изворотлив. Он зашил многих людей моего отца неофициально, и я знала, что он не прочь брать взятки.

— Послушайте, моя дорогая, ваш отец просто явится сюда, если я не сделаю эти тесты. Ничего серьезного, обещаю вам, — серьезно сказал он. — Я просто проверю, в порядке ли ты.

Я постучала ногой, зная, что мой отец заставит меня сделать это, если я не соглашусь. Я понимала, для чего нужны эти так называемые тесты. Он проверял, сохранилась ли девственность его драгоценной дочери к свадьбе. Как если бы меня изнасиловали, это было бы менее важно, чем этот факт.

Ну, если ему нужна эта информация, тогда ладно. Его разозлит мысль, что Ромеро забрал мою невиновность. И я буду более чем счастлива дать ему повод быть несчастным, поскольку он доказал, как мало его заботит мое счастье.

Я шагнула за ширму, стянув туфли, джинсы и трусики, прежде чем обернуть предоставленное полотенце вокруг талии.

Я подошла к больничной койке, забралась на нее и легла на спину, прежде чем поставить ноги в стремена.

Ничто так не заставляет девушку чувствовать себя уязвимой, как одна из этих кроватей.


Доктор Дариелло устроился передо мной на табурете, и я уставилась в потолок, пытаясь сосредоточиться на чем-то еще, пока он натягивал перчатки и делал свою работу, чем бы он, черт возьми, ни занимался.

Когда он закончил, он снова направил меня за ширму, и вскоре я оделась, ожидая его вердикта о моей девственности.

Он сделал несколько заметок в своем компьютере, а я сидела в кресле и ждала. Он казался встревоженны, и занервничал ещё более, протягивая мне маленький пластиковый стаканчик.

— Мне просто нужен небольшой образец мочи. — Он указал на дверь в другом конце комнаты, не встречаясь со мной взглядом.

Я направилась в туалет, и смогла взять образец после нескольких попыток расслабиться. Я вернулась в комнату, поставив это на стол, и доктор тут же достал из ящика стола пакет и вытащил тест на беременность.

Мой живот свело, когда я посмотрела на него. Я имею в виду, Рокко сказал, что не может иметь детей, так что мне не о чем беспокоиться. И все же, пока он делал тест, я начала пытаться мысленно в уме посчитать месячные. Я даже не могла вспомнить, когда у меня были месячные последний раз, но их не было, пока я была у Ромеро, так что это означало, что они должны начаться… четыре дня назад.

О черт.

Моя жизнь изменилась еще до того, как на тесте появились две полоски. Я почувствовала это. Что-то коренным образом изменилось во мне, и это было не только мое время с Рокко. Это было физически.

— Ну… Мисс Калабрези, боюсь сказать, что вы беременны.

— Боитесь сказать? — повторила я, моргнув несколько раз. Рокко мог ненавидеть меня, а я могла ненавидеть его, но это не относилось к этому ребенку. Это ничем бы не помогло.

— Лоретта может записать вас на прерывание беременности на завтра, — откровенно сказал он. — Просто поговорите с ней на обратном пути. Кроме того, вы здоровы.

Я в защитном жесте прижала руку к животу, глядя на него и его бессердечные слова о моем ребенке.

Прерывание? Ни за что. Нет никаких шансов.

Я встала, потрясенная, ликующая и сбитая с толку, и вышла из комнаты.

Я беременна ребенком Рокко.

Эта реальность погружалась в меня резко и быстро с каждым шагом, который я делала через зал ожидания к Ройсу. Доктор расскажет об этом моему отцу. И он сам закажет аборт.

Что я могу сделать?

Как я могу это исправить?

Я могу соврать. Это все, что я могла. И если это все исправит, все будет хорошо. Все будет хорошо.

— Ты в порядке? Ты выглядишь очень бледной, — спросил Ройс, и я молча кивнула, взяв его за руку, когда он вывел меня за дверь.

— Мне нужно позвонить Николи, — сказала я. — Могу я одолжить твой телефон?

— Ты не можешь сказать ему то, что я сказал тебе, — сказал Ройс тихим голосом. — Это вызовет третью мировую войну.

— Я не собираюсь, — твердо сказала я.


По крайней мере пока. Потому что я, черт возьми , собиралась рассказать ему, когда у меня будет минутка наедине с ним.

Ройс протянул мне свой телефон, и я кивнула в знак благодарности, проскользнув в заднюю часть машины, мое дыхание стало бешеным.

Я сплела пальцы вместе, задаваясь вопросом, действительно ли Николи справится с этим. Я полагала, что не окажусь ещё в более худшем положении, если он этого не сделает.

— Поднимите перегородку, — попросила я водителя, и он сделал, как я сказала.

Ройс бросил на меня хмурый взгляд за мгновение до того, как она закрылась между нами.

Послышались гудки, и я с тревогой закусила губу, ожидая, пока он ответит. Моя рука крепко лежала на животе, и часть меня хотела, чтобы я могла позвонить Рокко.

Горечь наполнила мою грудь, когда я подумала о нем. Из за лжи. Как кто-то может быть таким бессердечным? И почему так больно?

— Привет? — Николи ответил.

— Это я. — Слоан, — сказала я с тревогой.

— О, привет. Отец еще не подарил тебе мобильный телефон? Я могу забрать его сегодня.

— Да, конечно, спасибо, — пробормотала я. — Слушай, мне нужно тебя кое о чем спросить. Возможно, ты разозлишься, и я пойму, если ты не сможешь сделать это для меня, но ты лучше, чем мой отец, поэтому я надеюсь, что ты поможешь мне скрыть это от него.

— Что скрыть от него? — спросил Николи раздраженным тоном.

Я глубоко вздохнул, думая, что идеального способа сказать это не существует.

— Я беременна.

Тишина.

— И это Рокко.

Больше тишины.

— И мне нужно, чтобы ты солгал и рассказал моему отцу, что мы спали вместе до того, как меня похитили.

Молчание продолжалось, и мне пришлось проверить, не оборвался ли звонок.

Я сильно прикусила губу почти до крови.

— Пожалуйста, Николи, — я понизила голос, явно выражая отчаяние. — Если папа узнает, что это Рокко, он заставит меня прервать беременность.

— А ты не хочешь? — спросил он, его тон не выдавал никаких его чувств.

— Нет, я имею в виду, я не могу. Неважно, кто такой Рокко, я не могу уничтожить эту маленькую жизнь во мне. Я просто не могу .

— Слоан, — сказал он рычащим от боли голосом. — Ты сказала, что он не причинил тебе вреда.

Мои глаза горели, и я чуть не подавилась языком.

— Он этого не сделал, — выдавила я, зная, что здесь я должна быть честной. Я не могу допустить, чтобы Николи подумал, что Рокко меня изнасиловал, это будет неправильно. — Я хотела быть с ним, — тяжело сказала я.

— Господи, черт… Дерьмо, — сказал Николи так, будто он ходил взад-вперед. — Ладно, ладно…

— Я знаю, что много прошу, но это единственный способ скрыть правду. Отец разозлится, но он примет это, если будет думать, что это твоё, — умоляла я.

— Конечно, — сказал он наконец. — Конечно, Слоан. Ты возвращаешься домой?

— Да, — сказала я, и мое тело обмякло от облегчения. — Спасибо, Николи. Я расскажу тебе все позже. О Рокко и… обо всем.

Я должна быть честной, я буду в долгу перед ним, если он собирался сделать это для меня.

— Хорошо. Твой отец едет домой. Я в офисе, но приеду через час. Если он узнает новость от доктора, скажи ему, что это мое, и я поддержу тебя, как только доберусь до дома.

— Я не могу сказать тебе, что это значит для меня, — сказала я, и мое сердце сжалось. Я всегда заботилась о Николи, хотя часть меня беспокоилась, что он всего лишь клон моего отца. Но он вовсе не был таким, и я никогда не отдавала должного этому.

— Я же сказал, что всегда буду рядом с тобой, — сказал он. — Я имею ввиду это.

Я кивнула, попрощалась и повесила трубку. Николи справится ради меня. Я всегда знала, что он хороший человек, но до сих пор не знала, насколько это глубоко. Он готов свернуть ради меня горы, всегда так было. И моя жизнь была бы намного проще, если бы я смогла полюбить его. Может быть, со временем я все же смогу…

Вскоре мы вернулись в поместье Калабрези, проделав долгий путь к кремовому каменному зданию, которое тянулось к бледному небу.

Я поспешила внутрь, мне нужно было побыть одной, чтобы все обдумать. Отцовской машины здесь не было, так что у меня было время подумать, что я ему скажу. Если доктор Дариелло уже сообщил ему, он, несомненно, мчится сюда, как летучая мышь из ада, чтобы накричать на меня или, может быть, спланировать смерть Рокко, решая, как он отрежет ему каждую конечность.

Я направилась наверх, и Коко подбежал ко мне, возбужденно прыгая у моих ног.

— Эй, парень. — Я подняла его с земли и крепко обняла, входя в свою комнату.

Я пощекотала ему шею и нахмурилась, когда мои пальцы зацепились за приклеенный к ней лист бумаги.

Что за черт?

Я отодвинула его шерсть, чтобы посмотреть на ошейник, и раскрутив маленькую записку, начала читать ее, пока Коко терпеливо ждал, наслаждаясь суетой, пока я держала его неподвижно.


Ненависть чертовски близка к любви, мой партизан. Я чувствовал к тебе и то, и другое. Я горел ненавистью и горел любовью, но один вел войну с другим и победил.

Прочти мое письмо еще раз и поменяй местами слова любовь и ненависть, чтобы узнать, что именно, я не могу рисковать, если твой отец узнает об этом, если он причинит тебе боль. РР

Позвони мне, если у нас когда-нибудь будет шанс. 202-555-0149


Мои губы раскрылись в неверии. Я побежала к мусорному баку, бросила его вверх дном и стала отчаянно искать письмо.

Нет нет нет, где оно? Где оно??

Со вздохом я нашла смятый комок, расправила его на полу и перечитала слова, меняя каждую любовь на ненависть и каждую ненависть на любовь .


Моей самой сладкой любви,

Я пишу это тебе потому, что не могу не написать. Я слишком сильно тебя люблю, чтобы не дать тебе это понять. Я ненавижу, что ты ушла. Воистину, я ненавижу пустые комнаты, тишину, отсутствие тебя рядом со мной.

Я любил каждую минуту, проведенную в твоей компании, но ненавидел каждую секунду, когда причинял тебе боль, ломал тебя, проливал твои слезы. Мне нравится, что твоя душа — мое темное зеркало, и я ненавижу то, что больше никогда не проведу с тобой ни минуты.

Я так сильно полюбил тебя в последние несколько дней, что это раскололо мое сердце, сделав его кровавым и ранимым. Ненавидеть тебя было бы моей величайшей слабостью. Ненавидеть тебя было бы худшим, что мог бы сделать любой смертный, и я буду сожалеть о каждом моменте, проведенном с этим чувством.

Я буду любить тебя вечно, пока мое тело не превратится в кости.

От твоего кошмара, твоего монстра, твоей вечной любви,

Рокко Ромеро


Чистая радость наполнила мое сердце и разлилась по всему моему телу.

— Ты мудак, — рассмеялась я сквозь слезы. Потому что Рокко Ромеро вовсе не ненавидел меня. Уже нет. Он любил меня более страстно, чем я когда-либо знала, чтобы кто-нибудь любил меня. И хотя я злилась на то, что он сделал со мной, я не могла отрицать, что это все еще казалось самым лучшим в мире. Как будто у нас еще был шанс.

Моя рука упала на живот, когда я вытерла слезы.

Я должна сказать ему.

Я подумала о Ройсе, уверенная, что он снова даст мне свой телефон, если я попрошу. Этот шанс для нас с Рокко был так близок к тому, чтобы случиться. И теперь, когда в этом был замешан ребенок, я могла избавиться от злости в своем сердце против него. Он выглядел таким сломленным, когда сказал мне, что никогда не сможет создать собственную семью, но теперь… теперь мы могли создать семью вместе.

— Слоан, — хрипловатый голос отца донесся до меня, и по моей спине пробежала дрожь. — Что ты делаешь на коленях, как обычная уличная шлюха? Или это моя дочь сейчас?

Я повернулась и увидела его в дверном проеме. Я встала, чтобы не чувствовать себя такой маленькой под ним, и попыталась собраться, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. В его дыхании чувствовался запах виски, а темнота в глазах говорила, что он был пьян в стельку и явно в ярости.

— Я только что разговаривал по телефону с доктором Дариелло, — холодно сказал он. — И угадай, что он сказал?

— Я беременна, — предложила я, отступая на шаг, когда он сделал шаг вперед. Мне придётся лгать достаточно долго, чтобы уберечь моего ребенка. Как только я смогу связаться с Рокко, он поможет мне убраться отсюда. — Но, отец, это не то, что ты думаешь. Это Николи, он скажет тебе…

Его кулак врезался мне в щеку с такой силой, что меня отбросило к стене.

Я застонала, подняв руку к своему пульсирующему лицу, и он бросился ко мне. Коко яростно тявкнул с кровати, и я попыталась сказать ему, чтобы он замолчал, но не смогла произнести ни слова. Если он привлечет внимание моего отца, он может убить его.

— Думаешь, я чертов дурак? — прорычал он, его едкое дыхание обдало меня, когда он наклонился к моему лицу. — Ты вернулась в мой дом, даже не сказав любезного слова. Ты пыталась сбежать той же ночью. Так что я предполагаю, что ты раздвигала ноги перед этим грязным куском грязи с первого дня, как он тебя забрал.

— Я не делала этого! — Я попыталась, и его рука сжала мое запястье так сильно, что я зашипела от боли.

— Отпусти, — потребовала я, прижимая ладонь к его груди и пытаясь удержать его, но это было все равно, что толкать кирпичную стену. Я знала множество монстров, но тот, кого я видела в глазах моего отца, был самым ужасным из всех. но тот, что смотрел из глубины глаз моего отца, был самым ужасным из всех, что я когда-либо видела.

— Думаешь, я позволю какой-нибудь отвратительной крысе Ромеро забраться под эту крышу и растить ее как моего внука?

Я подняла подбородок, краснея, когда он осмелился сказать это, как будто не он был самым большим лицемером в мире.

— На самом деле да. Потому что Николи не тот, кем ты его представил, папа? Это Анджело Ромеро.

Папа в шоке отпрянул назад, впервые в жизни выглядя взволнованным.

— Кто, черт возьми, тебе это сказал? — он попытался рассмеяться, но у него не получилось.

— Неважно, кто. Правда в том, что я знаю, кто он. Значит, ты всегда планировал, что я принесу крыс Ромеро в этот дом, не так ли?

Он нащупал пистолет на бедре, и ужас поглотил меня.

— Папа! — Я задохнулась, низко пригнувшись, когда он нацелил его на меня.

Он выстрелил в стену, а затем нацелился на Коко, который продолжал лаять как сумасшедшая.

— Нет!

Следующий выстрел он сделал в подушку, и Коко в тревоге вскочил с кровати. Отец снова направил на меня пистолет, и я прыгнула вперед, пытаясь добежать до двери. Я чувствовала, как ствол целится в мою сторону, и настоящий страх овладел мной.

Я выбралась из своей комнаты, мчась по коридору, пока он гнался за мной, паника растекалась по моим венам.

Появился Ройс, взбегающий по лестнице с пистолетом наготове и выражением чистого ужаса в глазах.

— Утка Слоан!

Пистолет отца выстрелил до того, как Ройс успел нажать на курок. Ройс рухнул на землю, и его кровь была повсюду.

— Нет , — выдохнула я, падая на колени рядом с ним и надавливая на рану. Он схватил меня за руку, тяжело дыша. — Все хорошо, я здесь, все будет хорошо.

Меня трясло, я парила на краю бесконечной пропасти, когда смотрела вниз на человека, которого любила больше, чем на отца, бывшего моей плотью и кровью.

Тень папы упала на меня, и я посмотрела на него, дрожа с головы до ног.

— Как ты мог?

— Конечно, это ты ей рассказал, — обратился он к Ройсу.

— Тебе всегда слишком нравилась пустая трата моего времени, дочь, — пробормотал он, а затем ударил меня ногой по ноге. — Вставай. Мы уходим.

Я не двигалась, склоняясь над истекающим кровью Ройсом, зная, что ничем не могу ему помочь. Это было самое ужасное чувство в мире.

— Прости, — сказала я сквозь слезы. — Я тебя люблю.

— Я защищал тебя от дурного зла, дорогая Слоан, — прохрипел Ройс. — Прости меня.

Папа схватил меня за волосы, поднял на ноги и потащил вниз по лестнице.

— Нет! — Я закричала, пытаясь вырваться на свободу. Мои руки были в пятнах крови, а сердце разрывалось от боли. — Ройс!

— Заткнись и иди, — рявкнул папа.

— Куда ты меня ведёшь? — взмолилась я, глядя через плечо на все еще лежащего на площадке Ройса.

Мое сердце разрывалось на куски, и шок сотрясал мое тело.

Он умирает там в полном одиночестве.

Хватка отца на мне усилилась, когда он потащил меня вперед в яростном темпе.

— Увидеться с твоей мать.


Я подъехал к дому Джузеппе чуть больше чем через полчаса после разговора со Слоаном.

В моих ушах все еще звенело эхо того разговора. Она была беременна. И она спала с Рокко Ромеро по своему выбору. Я не мог этого понять, но потом решил, что есть много вещей, которые я никогда не смогу понять, о том, каково это находиться в плену. Возможно, это Стокгольмский синдром. Или, может быть, она действительно увидела в этом демоне что-то такое, что заставило ее захотеть отдаться ему.

Что бы это ни было, я не собирался осуждать ее за это. Если бы я лучше выполнял свою работу, она бы никогда не застряла с ними так надолго. Черт, если бы я действовал быстрее на нашей свадьбе, они никогда бы ее не взяли.

К тому же, каковы бы ни были причины сложившейся ситуации, ребенок, растущий внутри нее, ни в чем не виноват. Я слишком хорошо знал, каково это быть нежеланным ребенком, воспитанным людьми, которые заботились о тебе только потому, что им платили. Я знал голод потребности принадлежать к семье. К настоящей семье, котораяискренне любит. Это было то, за чем я столько лет гонялся с Калабрези. И если Слоан была готова выйти за меня замуж и дать мне семью, о которой я всегда мечтал, то меньшее, что я мог предложить ее ребенку, было тем же самым. Они будут моими во всем, кроме крови. Да и любовь в любом случае не слишком заботилась о ДНК.

Я подъехал к дому, нахмурившись от удивления, поскольку не заметил машину Джузеппе, припаркованную снаружи. Я ожидал, что он побьет меня, но, возможно, лучше, чтобы он этого не сделал. Я был так удивлен телефонным звонком Слоан, что почти ничего не сказал ей, кроме как согласился помочь. Ей нужно было услышать это из моих уст. Нужно было увидеть, что я имел в виду. Я буду рядом с ней, несмотря ни на что. Она и этот ребенок.

Входная дверь была приоткрыта, когда я добрался до нее, и снял пистолет с бедра, струйка адреналина пробежала по моему позвоночнику.

Что-то было не так.

Я остановился, прислушиваясь к какому-либо признаку, указывающему как действовать, и слабое тявканье, тявканье маленькой собачки наверху привлекло мое внимание.

Я нахмурился, поправил рукоять пистолета и двинулся по дому, направляясь к лестнице, прежде чем подняться на площадку.

Мое сердце оборвалось, когда я заметил Ройса на полу, истекающего кровью, и быстро осмотрел остальную территорию в поисках каких-либо следов Ромеро. Лай все еще доносился из комнаты Слоан вдоль коридора, и мое замешательство усилилось, когда я узнал Коко.

Я осторожно двинулся вперед с оружием наготове, и Ройс внезапно застонал рядом со мной.

— Ты все еще со мной, приятель? — Я вздохнул. — Кто это сделал?

— Джузеппе… — прохрипел Ройс, и его глаза распахнулись.

— Сейчас я поищу его, — согласился я. — Продолжай давить на рану и…

— Нет! — Ройс закашлялся. — Я имею в виду, что Джузеппе застрелил меня… он забрал Слоан… помоги ей.

— Что? — Я нахмурился, задаваясь вопросом, был ли он в бреду или что-то в этом роде.

— Тебе нужно кое-что знать, — прохрипел Ройс, схватив меня за лодыжку.

Я поколебался мгновение, а затем опустился рядом с ним, взяв его за руку. Я не мог оставить слова умирающего человека неуслышанными.

— Что? — Я нажал.

— Много лет назад, когда ты был совсем маленьким мальчиком, я был в группе людей, которую твой отец использовал для нападения на Ромеро.

— Хорошо… — я нахмурился. Калабрези наносили удары по Ромеро при каждом удобном случае, так что я понятия не имел, к чему он клонит.

— Однажды ночью мы получили известие, что Эвелина Ромеро была одна в их доме с одним из их мальчиков. Второй ребенок, всего четыре года, но рослый малый…

— Верно. — Я отвел взгляд от него, глянув в коридор на случай, если кто-то еще подойдет, но в доме было тихо, если не считать лая Коко. — Я вызову тебе скорую помощь. Просто продолжай говорить со мной, пока я разговариваю по телефону…

— Нет! — Ройс протянул руку и выбил у меня из рук мобильный телефон. Он пронесся по коридору и остановился у комнаты Слоан. — Это меньшее, чего я заслуживаю после всего. Но мне нужно, чтобы ты сейчас услышал правду. От того, кто был там.

— Кто-то, кто был где?

— В ту ночь, когда похитили Анджело Ромеро. В ту ночь, когда маленького мальчика украли из рук его матери за несколько минут до того, как она была убита…

— Ты снова меня теряешь, Ройс, — сказал я, потому что единственное, что я действительно знал об Анджело Ромеро, это то, что он погиб вместе со своей матерью в пожаре, когда все мальчики были совсем маленькими.

— Ты просто плохо слушаешь, — отрезал Ройс. — Что ты помнишь о своей биологической матери? Или отце? Братья и сестры?

Я нахмурился от странного вопроса. Я не особо об этом думал, но у меня были смутные воспоминания о семье, которая была у меня до того, как меня отдали под опеку.

— Моя мать пахла розами, — медленно сказала я. — И у нее были самые мягкие руки… и иногда, я думаю, вспоминаю, как играл с другим маленьким мальчиком. Но это не мог быть родной брат, потому что, у меня его не было, я читал свое дело.

Я пожал плечами.

— Маленький мальчик с темными вьющимися волосами? — спросил Ройс. — Маленький мальчик по имени Рокко?

Я внезапно понял, что он пытается мне сказать, и мои губы изогнулись в насмешливом фырканье, которое, казалось, никогда не выходило из моего тела. Это было безумие. То, что он говорил, не могло быть правдой. Уровень хитрости, отрицания, промывания мозгов, который потребовался бы для осуществления такого плана…

— Почему? — спросил я, не желая верить во что-то настолько безумное. — Зачем Джузеппе Калабрези красть ребенка Ромеро, а затем возлагать на его голову корону? Он хочет, чтобы я женился на его дочери. Он бы никогда не хотел, чтобы Ромеро…

— Джузеппе больше всего на свете мечтал о сыновьях. Они много лет пытались со своей женой забеременеть, у него даже были романы, но там также ничего не получалось. В конце концов они прибегли к ЭКО, чтобы зачать ребенка, и даже при этом потребовалось девять раундов, прежде чем его жена забеременела. Когда малышка оказалась девочкой… он просто сошел с ума. И сыпав соль на рану, Мартелло Ромеро и его жена просто продолжали рожать крепких, здоровых мальчиков одного за другим. Ходили слухи, что твоя мать снова была беременна, когда…

— Эвелина Ромеро не была моей матерью, — прошипел я. Хотя, когда я это говорил, мне казалось, что я слышу отдаленное эхо женских криков и запах дыма в воздухе…

— Я был там, — прорычал Ройс. — Джузеппе вырвал тебя у нее из рук и передал семье, которая выдавала себя за приемных опекунов. Они скормили тебе ложную информацию о твоей семье, убедили, что тебя зовут Николи, а не Анджело. Они говорили, что твои истинные воспоминания были снами, и показывали фотографии незнакомцев, и лгали о том, что они — твоя мертвая семья. Они работали не покладая рук, чтобы убедить тебя, что ты не тот, кем был раньше. И через пять лет они снова выгнали тебя, готовые к тому, что Джузеппе ворвется, как рыцарь в сияющих доспехах, и предложит тебе шанс стать частью его семьи. Он готовил тебя, чтобы ты был сыном, которого у него не могло быть, и хранил истинную жестокость твоей личности как свой собственный извращенный секрет только для своего развлечения.

Мои губы были открыты, но не было слов.

Ройс начал кашлять, и между его губ хлынула кровь.

Я потянулся, чтобы попытаться помочь ему, но он отмахнулся от меня.

— Джузеппе знает, что Слоан солгала о ребенке. Он знает, что она пыталась вернуться к Рокко. Он собирается ее убить, — прохрипел Ройс.

— Нет, — выдохнул я, весь мой мир рухнул.

— Ты должен помочь ей. Он приведет ее к мосту Инверно. Туда же, куда он отвел ее мать, когда она пыталась уйти от него.

— Я думал, она покончила жизнь самоубийством? — Я возмутился, мой мозг переполнился таким количеством информации, что я просто не мог ее обработать.

— Ты думал, что Джузеппе хотел от тебя многого. Он… всегда предпочитал красивую ложь грязной правде… — Ройс начал кашлять еще сильнее, задыхаясь, когда изо рта полилась кровь. Я пытался помочь ему, но когда он, наконец, успокоился, он больше не дышал.

Я покачал головой, отказываясь верить, что он мертв, несмотря на то, что его глаза стеклянным взглядом смотрели в потолок.

Мне нужно было узнать больше о многих вещах, которые он сказал, но более того, я должен был помочь Слоан.

Я вскочил и пошел за телефоном на полу, куда он его бросил.

Непрекращающийся лай Коко доносился с другой стороны двери рядом со мной, и я открыл ее, прежде чем повернуться и поспешить обратно из дома.

Мне нужно было позвать кого-нибудь, чтобы помочь мне. Но кто?

Люди Джузеппе никогда не повернутся против него, даже чтобы помочь его дочери. Он был главой семьи.

Вор в законе.

Дон. Босс.

Никто не стоял против него и не жил. И все же по какой-то безумной причине я планировал сделать именно это.

Я сел в машину, но не успел закрыть дверцу, как Коко запрыгнул мне на колени.

Я поднял его, намереваясь пересадить на пассажирское сиденье, и мои пальцы зацепились за лист бумаги, свисавший с его ошейника.

Я инстинктивно сорвал его и посмотрел на нацарапанную записку не кого иного, как самого Рокко Ромеро. Среди прочего он говорил о любви, и что-то у меня внутри сжалось при виде этого слова. Не поэтому ли Слоан спала с ним? Чувствовала ли она что-то подобное по отношению к этому монстру? Мой враг, мой соперник… Мой брат

Я не был уверен, что готов в это поверить, но в истории Ройса была доля правды, от которой я просто не мог избавиться.

Внизу записки был написан номер телефона, и мое сердце подпрыгнуло, когда я его увидел.

Если был шанс, что он любил ее, то, возможно, у меня действительно был кто-то, к кому я мог обратиться за помощью. Но был ли я сумасшедшим, чтобы попытаться сделать это? Я ненавидел Рокко Ромеро, сколько себя помню. Как будто потребность ненавидеть его была заклеймена в моей душе. И, возможно, так это было. Черт возьми, я пытался произвести впечатление…

Прежде чем я успел подумать, я набрал номер.

Моя машина подключилась к вызову, когда я начал движение, а когда раздались гулки, я выскочил за ворота. Я, должно быть, сходил с ума, раз из всех людей я обращался к нему.

Но, возможно, он был моим единственным шансом.


Мой мобильный телефон наконец зазвонил , когда я шел по улице за пиццей для себя и своих братьев, что чертовски угнетало меня после того, как я привык к готовке Слоан.

Предвкушение съедало меня заживо, когда я выхватил его из кармана так быстро, что чуть не выронил эту чертову штуковину.

Я только понял тот факт, что это был неизвестный номер, прежде чем, нажав кнопку, ответить, и мое сердце выпрыгнуло из груди наполовину.

— Черт, детка, ты заставила меня ждать достаточно долго, — простонал я. — Если бы у сердец были яйца, мои были бы сейчас такими чертовски синим. Что-то вроде моих настоящих яиц, которые в настоящее время чертовски…

— Это не Слоан, — выплюнул Николи, и я выпрямила спину, узнав его голос.

— Лучше бы ты ее и пальцем не тронул, — прорычал я, потому что мой номер мог быть у него только в том случае — если он нашел мою записку. И если это так, то он, возможно, понял, что я и Слоан были намного больше, чем просто похититель и заложница. Черт возьми, это разрезало меня и обескровило. Но если он наказал ее за это, то я лично разрублю его на тысячу кусков и разбросаю по морю.

Акулы будут лакомиться кровью этого долбаного высокомерного ублюдка-

— Мне нужна твоя помощь, Рокко, — потребовал Николи, как будто он имел право просить меня о чем угодно.

— Иди на хуй. — Я скорее отрежу себе член, чем помогу такому подражателю Калабрези, как он.

— Слоан нужна твоя помощь! — крикнул он за полсекунды до того, как я успел завершить разговор.

— Что? — спросил я, мое сердце екнуло от этих слов. Единственные слова, которые он мог произнести, чтобы заставить меня остаться на этой линии. — Что с ней не так?

— Джузеппе узнал о тебе и о ней. Он знает о ребенке, он знает обо всем. И он…

— Какой ребенок? — Я прервал его, потому что мои гребаные уши, должно быть, отказали. Мир, казалось, сузился вокруг меня, и я остановился посреди тротуара, заставляя людей ругаться, когда они чуть не врезались в меня. Но мне было плевать, потому что этот ублюдок определенно сказал «ребёнок».

— Твой ребенок, — нетерпеливо рявкнул он.

— Мой ребенок… в Слоан? — Я просто стоял там. Просто чертовски стоял там. Потому что это было невозможно.

Мне врачи сказали.

У меня была свинка.

Свинка!

— Вот что бывает, когда трахаешь девушку и не пользуешься контрацепцией.

Мой рот был открыт. Потому что нет, я не предохранялся, потому что знал, что ни хрена не смогу сделать ее беременной. Никаких шансов. Даже если бы мы трахались так, словно небо обрушилось бы, если бы мы этого не сделали. Даже если бы я приложил все усилия, чтобы засунуть в нее ребенка…

— Дело в том, что Джузеппе знает и собирается убить ее! — закричал Николи, и я услышал на заднем плане сигнал автомобильного гудка.

— Где? — потребовал я, выходя прямо на дорогу перед приближающейся машиной.

— Мост Инверно. Я уже еду туда, но, Рокко, нам нужно торопиться…

— Я буду там. — Я прервал вызов как раз в тот момент, когда машина затормозила всего в футе от меня.

Я подошел прямо к водительской двери и рывком открыл ее.

— Уйди нахер! — Я взревел, и, несмотря на то, что парень за рулем был, вероятно, в два раза больше меня, он выпрыгнул, как маленькая сучка, и чуть не обмочился.

Я был на его месте еще до того, как он закончил бормотать свои молитвы, а его подружка была только наполовину от пассажирского сиденья, когда я нажал на педаль газа.

Она вывалилась с криком, когда я оторвался от них, и двери захлопнулись. Я ветлял в потоке машин, заезжал на тротуары и мчался по переулкам в отчаянии, чтобы добраться до моста Инверно.

Я не хотел существовать в мире без Слоан Калабрези. Я доберусь до этого моста и разорву Джузеппе на части за то, что даже подумал о том, чтобы причинить ей боль. Она и наш ребенок. Настоящий, чертов ребенок .

Безумный смех сорвался с моих губ, когда я представил нас троих вместе. Меня ждала целая жизнь по ту сторону этого момента. Все, что мне нужно было сделать, чтобы заявить, что это обман смерти. Раньше я обманывал более подлых ублюдков, чем он, и выжил, чтобы рассказать об этом.

Я иду за тобой amore mio. Не сдавайся.

Перевод: Моя любовь.


— Пожалуйста, не делай этого, папа, — умоляла я в сотый раз.

Я сидела на пассажирском сиденье его машины, пока он, как маньяк, мчался к окраине залива Грешников. Он держал одну руку на руле, а другой направлял на меня пистолет. Мне хотелось верить, что он не нажмет на курок, но более честная часть меня знала, что он это сделает. Всю свою жизнь я пыталась увидеть в нем хорошее, тогда как должна была искать плохое. Если бы я позволила себе это увидеть, возможно, мне удалось бы избежать этой участи. Возможно, Ройс тоже мог бы.

Мы ехали вдоль кромки воды, бухта была невероятно спокойной, похожей на лист железа под сумрачным вечерним небом. Я стиснула руки, пытаясь найти выход, паника затуманила мои мысли.

Папа выбрал следующий съезд, взобравшись на холм в лес, и дорога быстро потемнела под навесом.

— Куда мы едем? — спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. Но он целился не только в меня. У меня была целая другая жизнь, чтобы защитить. Может быть, если бы я этого не сделала, я бы схватилась за руль, рискнула бы. Потому что что-то подсказывало мне, что я не хочу достигать цели этого путешествия. Но я не могла рисковать причинить вред этому ребенку. Я бы никогда себе этого не простила.

Папа стиснул зубы, не глядя на меня, его мутный взгляд был устремлен на дорогу.

— Ты мыслишь не ясно, — мягко сказала я, кладя руку ему на колено. Он скинул ее, сворачивая через дорогу, и я в тревоге отпрянул на свое место.

— Мои мысли кристально чисты, дочь, — прорычал он. — Твоя мать была такой же, как ты. Всегда днём мечтая о мире за пределами этого. Думаешь, я не вижу? Думаешь, я не могу сказать, что моя плоть и кровь неблагодарны за жизнь, которую я ей подарил?

— Я благодарна, — отчаянно сказала я, надеясь, что смогу уговорить его избавиться от этой ярости.

— Ха, — глухо рассмеялся он. — Ты такая же лгунья, как и она. И дерьмовая. Вы двое были худшими ошибками в моей жизни.

— Не говори так, — отрезала я, и мое сердце резко сжалось. — Мама любила тебя.

— Любила меня? — насмешливо фыркнул он. — Она презирала меня. Она презирала меня каждый день. Даже ее тело презирало меня, отказываясь дать мне сына. Она была способна только на такое злобное существо как ты.

Рваный комок подступил к моему горлу. Его слова глубоко врезались в мое сердце и вырезали кусок, который всегда питал надежду, что папа любит меня. Но он не любил. Никогда не делал этого. И я вдруг увидела своего отца таким, каким он был на самом деле: порочным существом, в сердце которого не было ничего, кроме ненависти.

— Слоан, — пробормотал он про себя. — Я всегда ненавидел это чертово имя.

Я проглотила боль, которая грозила разорвать меня на части, пытаясь придумать выход из этого положения. Я должна была сосредоточиться на своем ребенке, я должна была найти способ сбежать ради него.

— Отпусти меня. Я уеду из города. Я буду держаться подальше от твоей жизни.

— Пах, — выплюнул он. — И позволить тебе броситься в объятия этого подонка Рокко Ромеро, как хорошей маленькой шлюхе? Я не буду унижен собственной дочерью.

Он на большой скорости свернул на боковую дорогу, погнав через лес, и мое сердце затрепетало, когда я поняла, где мы находимся. Я не была здесь много лет. С тех пор, как мама умерла. Но когда я была маленькой, она приводила меня играть в Инверно Бридж. Я приходила сюда только летом, бросала палки в реку и смотрела, как они крутятся и крутятся, наперегонки с теми, что бросила мама. Теперь это место выглядело иначе. Не было ни цветов, ни зеленой травы, только снег и темная, как чернила, вода, струившаяся, под аркой высокого моста.

Папа остановился, когда мы добрались до места, бетонная конструкция тянулась впереди нас с другой стороны. Перил не было, только низкая стена, покрытая снегом. Деревья ломались вокруг реки, крутой берег спускался на двадцать футов вниз к воде.

Папа вышел из машины, взял ключи и запер двери, как только ушел. Мое сердце бешено билось. Я открыла отсек в приборной панели в поисках оружия. Я полезла под сиденье, отчаянно пытаясь найти хоть что-нибудь, чтобы защитить себя. Но там ничего не было.

— Прости, — выдохнула я своему ребенку, потому что не нашла выход. Я не была достаточно большой или сильной, чтобы защитить нас, и это было душераздирающее чувство.

Я дернула за ручку двери, нажимая все кнопки, чтобы открыть ее, но она не открывалась.

Папа появился у моей двери через мгновение, распахнул ее и потянулся ко мне.

— Нет! — Я закричала, нанося ему удар ногой. Он зарычал, направив пистолет прямо мне в голову.

Я замерла, темнота ствола звала меня по имени. Там жила смерть, и она хотела забрать меня. Нас.

— Убирайся, — скомандовал он, и ужас пронзил меня. Он схватил меня за запястье и выдернул из машины, когда меня начало трясти. Затем он скрутил меня и бросил, связав мои запястья сзади веревкой.

— Пожалуйста, не надо, — умоляла я, пытаясь повернуть голову, чтобы поймать его взгляд. — Ты любишь меня.

Его ожесточенный взгляд встретился с моим, когда он так сильно затянул путы, что я вздрогнула.

— Я пытался любить тебя. Но ты такая же, как она . И теперь ты встретишь тот же конец. — Он толкнул меня вдоль моста, и я захныкала.

— Ты убил маму, — заявила я, слеза скатилась по моей щеке и замерзла на ледяном ветру. Я вспомнила ее слова.

Последнее, что она сказала мне, и я больше никогда ее не видела.

Смерть — это самая истинная форма свободы.

Она должна была знать, что отец собирался убить ее. Должно быть, она так боялась. Должно быть, она прошла эти последние шаги, которые я делала сейчас.

— У нее было много шансов, — проворчал папа. — Как и у тебя.

Он прижал дуло пистолета к моему затылку, и чистый страх пронзил меня. Я ничего не могла сделать, кроме как продолжать идти, молясь о еще нескольких секундах жизни.

Воздух казался таким свежим, таким сладким, словно умолял вдыхать его дальше. Мир вокруг меня был похож на сказку, вода бежала под мостом, деревья тянулись над рекой, их ветви сверкали сосульками, и снежная пыль поймала лунный свет. Это было слишком красивое место, чтобы умереть.

Мой взгляд упал на огромный камень на стене, вокруг которого рассыпался снег. Мое горло сжалось, когда я смотрела на него. Папа, должно быть, положил его туда, пока я обыскивала машину, и теперь я жалела, что не боролась изо всех сил, прежде чем меня постигла эта участь.

Я в испуге отшатнулась назад, затем попыталась бежать, удирая от него, несмотря на пистолет.

Между двумя вариантами смерти, я должна была найти жизнь.

Папа сильно дернул за веревку, связывавшую мои руки, и я с криком ужаса вернулась к нему, спотыкаясь на обледенелой дороге, пока он мотал меня. Он привязал другой конец веревки к огромному камню на стене, и я смотрела на свою судьбу, отказываясь принять ее. Отвергая ее каждым атомом своего существа.

— Не делай этого, — умоляла я.

Мир был слишком тихим, слишком неподвижным. Как будто он затаил дыхание для меня, ожидая, что будет дальше. Я всегда думала, что смерть будет громкой, ревущей, но эта мучительная тишина была еще хуже. Я могла слышать каждый удар своего сердца, отсчитывая последние.

Отец дернул меня к стене, поднял и посадил на нее рядом со скалой. Я посмотрела вниз на головокружительную высоту, и крик вырвался из моих легких, когда я попыталась бороться с веревкой, связывающей мои руки. Птицы срывались с деревьев, взбираясь к небу, и мне хотелось, чтобы они взяли меня с собой.

Взревел автомобильный двигатель, и надежда расцвела во мне, когда я заметила серебристую Ауди, мчащуюся по дороге в дальнем конце моста.

Мое сердце дрогнуло, когда Николи заглушил мотор и выпрыгнул.

— Джузеппе! — воскликнул он в ярости. — Остановись!

Я услышала ещё один двигатель, и откинулась назад, балансируя на краю, руки моего отца внезапно оставили меня. Может, он успокоится, может, послушается Николи. Он всегда заботился о нем больше, чем обо мне.

Я заметила Volvo на периферии, врезавшуюся в заднюю часть папиного «Мерседеса». Рваный вздох удивления вырвался из моих легких, когда Рокко выбрался из узкого люка в крыше, его глаза с яростной решимостью устремились на меня. Он запрыгнул на крышу папиной машины и помчался ко мне, его губы произнесли мое имя, а в его глазах застыл ужас.

Папа толкнул камень через край моста, и я на секунду запаниковала, прежде чем меня рвануло за ним.

Я рухнула к черной воде с криком, эхом отдающимся в вечности.

Может быть, мама была права, может быть, смерть была единственной свободой, которую дала нам жизнь. Может быть, это был ключ к клетке, в которой меня держали всю мою жизнь. Но я этого не хотела. Я хотела жить с Рокко и нашим малышом. Ничто не звучало более свободно, чем это.

Мои легкие распухли от последнего вздоха.

Я рухнула в реку, потеряв всякий смысл, когда меня рвануло ко дну, вода была такой холодной, что обжигала.

Я проклинала несправедливость мира, и мое сердце отбивало свою последнюю мелодию. И я в последний раз извинилась перед ребенком, которого не смогла спасти.


Мое сердце остановилось, мир перестал вращаться, и все, что случалось со мной в этой жизни, внезапно стало казаться, что все было по одной причине.

Слоан нуждалась во мне.

Рев чистой ярости и боли оставил меня, разбивая мою душу и умоляя об искуплении. Этого не произойдёт.

Я не позволю этому случиться.

Я спрыгнул с капота машины Джузеппе прямо к кромке воды, побежал так быстро, как только мог, прежде чем спрыгнуть с моста и нырнуть прямо за ней.

Я сильно ударился о поверхность и погрузился под неё, направляясь вниз, вниз, вниз, преследуя единственную хорошую вещь, которую я когда-либо пытался получить в своей жалкой жизни.

Я не позволю тебе умереть вот так. Это не заканчивается так!

Ледяной поцелуй воды проник прямо в мои кости, и я мгновенно почувствовал силу течения, которое пыталось оттолкнуть меня от нее.

Я начал плыть, мои мышцы толкали меня к точке, где я видел, как она падала.

Под водой было темно. Слишком темно, чтобы даже увидеть мою руку перед лицом, не говоря уже о девушке, которая держала мое сердце в своих руках.

Паника нарастала во мне, пока я плыл все дальше и дальше, мои руки метались взад и вперед, мое сердце билось в отчаянном, паническом ритме, пока я искал и искал ее под водой.

Она не могла уйти. Я отказывался в это верить. Не было мира без нее в нем. Она и наш ребенок. Маленькая жизнь, зародившаяся среди самых мрачных обстоятельств. Ребенок, который был и Калабрези, и Ромеро, соединивший невозможный разрыв между нашими семьями. Жизнь, которая едва началась и которой я не хотел позволить закончиться здесь и сейчас.

Я плыл и плыл, отчаяние охватило меня, а легкие начали гореть.

Она не собиралась умирать вот так. Не здесь, в темноте и холоде, в полном одиночестве. Она рассчитывала на меня. Она нуждалась во мне. Это не будет нашим концом. Нам никогда не будет конца.

Я продолжал рыскать в темноте, холод давил и воровал мои мысли.

Мои глаза были широко раскрыты, а легкие горели силой адского огня от вдоха, в котором я отчаянно нуждался. Но если я так сильно нуждался в кислороде, то и она тоже.

И я бы не позволил ей утонуть здесь, на дне этой чертовой реки. Я не позволю ей вечно страдать во тьме.

Если бы мне понадобилась жизнь, чтобы спасти ее, я бы отдал ее охотно. Чего стоила одна запятнанная, почерневшая душа в качестве платы за нее? Она не была свободна ни дня в своей жизни. Я выкрал ее из позолоченной клетки и заковал в цепи из колючей проволоки. И хотя она могла приблизиться к свободе вместе с моим хаосом, мы оба знали, что это не так.

Она заслужила свободную жизнь. Наш малыш заслужил свободную жизнь.

И если бы я мог подарить ей что-то взамен за все проступки в моем гнилом существовании, то это была бы она.

Пожалуйста, не забирай ее из этого мира.

Пожалуйста, не забирай ее у меня.


— Что ты здесь делаешь, Николи? — холодно спросил Джузеппе, направляя на меня свой пистолет и останавливая меня на месте.

Я знал его достаточно хорошо, чтобы узнать этот взгляд в его глазах. Он бы нажал на курок, не задумываясь. Что ранило меня прямо в душу. Это был человек, на которого я равнялся, уважал и которому подражал. Я работал не покладая рук, чтобы угодить ему, надеясь, что он будет смотреть на меня как на сына, ведь я смотрел на него как на отца.

Но это не было правдой наших отношений. Вся моя жизнь была для него какой-то больной игрой. Я был его маленьким питомцем Ромеро. Зверь, которого он приковал годами тщательно спланированных манипуляций. Но я все равно был зверем.

— Я разговаривал с Ройсом перед его смертью, — сказал я сильным и твердым голосом, глядя ему в глаза, желая, чтобы он открыл мне хоть немного правды. Чтобы дать мне понять, что не все это было ложью. Что на каком-то уровне я был для него больше, чем фигурка на доске.

— Я должен был убить этого предателя много лет назад. Только не говори мне, что ты купился на его ложь? — прорычал Джузеппе.

Мой взгляд переместился на воду далеко под нами, куда он только что бросил свою дочь на смерть. Рокко не появлялся. Он не нашел ее, и мое сердце грохотало в панике.

— Зачем тебе ее убивать? — спросил я, мой голос сорвался. — Она была твоей дочерью. Твоя кровь. Она должна была быть моей женой…

— Моя дочь умерла в тот день, когда ее схватили мои враги. Она раздвинула для них ноги, как обычная шлюха, и получила смерть, которая была добрее, чем она того заслуживала, — выплюнул он, в его взгляде не было ни капли раскаяния.

— Но ты был готов, чтобы она раздвинула для меня ноги, — прорычал я. — Кровь Ромеро течет и в моих жилах. Не так ли?

— Он сказал тебе. — Джузеппе вздохнул, как будто я его разочаровал. — Тогда вся моя тяжелая работа с тобой была напрасной. Я превратил тебя в Калабрези. Но полагаю, грязная кровь выйдет наружу.

Его палец дернулся на спусковом крючке, и я рванул вперед как раз в тот момент, когда он выстрелил.

Звук этого выстрела рикошетом пронесся сквозь ночь, сквозь мое тело и мою душу. Это разрушило все, чем я себя считал, разрушило все, чем я себя строил. Я был тенью двух людей, а в сумме ни одного.

Я больше не был Анджело Ромеро. А Николи Витоли вообще не существовало.

Я столкнулся с ним, когда боль, не похожая ни на что, что я когда-либо чувствовал, пронзила мою грудь.

Я истекал кровью. Кровь хлестала из моего тела, и агония разрывала меня на части. Но физическая боль, которую я ощущал, не имела ничего общего с войной, шедшей в моем сердце.

Мои руки сомкнулись вокруг его горла, и мы сильно ударились о землю, пистолет отлетел от нас. Джузеппе вскрикнул, когда я ударил его головой о бетон, моя челюсть сжалась, а ярость подпитывала мои мышцы.

Он пытался оттолкнуть меня от себя, а я крепче сжимал его.

Глаза Джузеппе были дикими от обвинения и страха, я зарычал на него, и моя кровь залила нас обоих, но моя сила не дрогнула.

Если бы мне потребовалось все, что у меня осталось, чтобы избавить мир от этого паразита, я бы это сделал.

За мать, которую он убил. За братьев, которых я никогда не знал. За девушку, которую он бросил на смерть.

Его руки вцепились в мои руки, он брыкался, его глаза были выпучены, когда я продолжал душить.

Это существо украло у меня мою жизнь. И я собирался взять его в оплату.

Я зарычал с такой чистой и грубой яростью, что пронзила меня до костей. С приливом силы я схватил его за подбородок и сильно повернул. Раздавшийся щелчок был настолько громким, что все остальные звуки замолчали, чтобы его заметить.

Джузеппе все еще был подо мной, и его смерть была словно бальзамом, успокаивающим мою больную душу.

Мой мир разлетелся на тысячи осколков, и я откинулась назад, когда меня поглотила боль от пулевого ранения.

Я отполз от его тела, подошел к краю моста и заглянул через низкую стену, окаймлявшую его, в мутную воду внизу.

Кровь продолжала пульсировать из моего живота, и я прижал к ней руку, глядя на реку, не переводя дыхания. От них по-прежнему не было никаких признаков.


Мое сердце забилось быстрее при мысли, что мы опоздали. И по мере того, как тянулись минуты, я начал терять надежду.

Мое сердце сжалось от мысли, что я подошел так близко и потерпел неудачу. Если Слоан умерла, то все было напрасно. И если Рокко умрет, он оставит меня прежде, чем у меня появится шанс сказать ему, кто я на самом деле. Кем он был для меня.

Боль пронзила мой желудок и сердце, когда я с тревогой посмотрел на воду, и моя надежда угасла вместе с моей энергией. Неужели мы все зашли так далеко только для того, чтобы умереть здесь?

Неужели это все, к чему мы в итоге пришли?


Мои легкие горели от вдоха , который я отказывался сделать. Мое тело пульсировало от жажды кислорода, ожидающего на поверхности. Но я не поплыву наверх ради этого. Я не покину этот замороженный гроб, если не возьму с собой Слоан и нашего ребенка.

Если судьба решила забрать ее у меня, то я не буду жить без нее. Мы покинем эту реку вместе или не покинем вовсе.

Под водой царила тьма, но по краям поля зрения мерцали точки света.

У меня было мало времени.

Я выдохнул воздух, который держал в себе, и пузыри потянулись от меня к поверхности.

Мое сердце колотилось, разрывалось, терялось.

Я не буду жить без тебя, белла. Смерть была бы более сладким проклятием.

Мои движения теряли энергию, мои конечности становились бесконечно тяжелыми.

Но я не сдамся, пока мое тело не подведет меня.

Я снова дернулся вперед, и мои пальцы внезапно коснулись руки.

Мое сердце подпрыгнуло, забившись сильнее, мои глаза напряглись, чтобы разглядеть что-нибудь во мраке, и вдруг я увидел ее.

Ее глаза были закрыты, голова покачивалась в течении, пока она плыла, отягощенная веревкой, привязанной к камню.

Меня покинул рёв ярости, поглощенный водой, когда я пробирался вниз к скале, лежащей на дне реки.

Мои мускулы вспыхнули с отчаянной силой, пока я рвал веревку, наконец не выдернув ее из огромного камня.

Позже я схватил ее поперёк груди, и поплыл к поверхности, которая сияла светом луны бесконечно высоко над нами.

Мое зрение еще больше потускнело, мое тело замедлилось, несмотря на то, что мне нужно было ускориться. Но я не сдамся. Я не подведу ее сейчас. Не тогда, когда она нуждается во мне больше всего. Когда они нуждаются во мне больше всего.

Моя голова, наконец, вышла на поверхность, и я с отчаянием глотнул воздух, подняв ее голову над водой.

Она неподвижно лежала у меня на руках, ее голова откинулась на мое плечо, и с ее губ не слетело ни звука.

— Нет! — Взревел я. Не в отрицании, а в отказе. Она не покинет меня. Она не сможет. Я не позволю. Я требовал ее себе и отказывался отдать.

Я поплыл к скалистому берегу, вытащил ее из реки и хлопнул рукой по ее спине, пытаясь вытолкнуть воду из ее легких. Немного воды вышло, но она не кашляла, совсем мне не помогала.

Боль наполнила мое тело, и я перевернул ее и начал делать массаж сердца.

Мои губы встретились в самом холодном поцелуе, который мы когда-либо делили, когда я набирал воздух в ее легкие.

Ничего.

Ни капли реакции.

Но я не сдавался.

Я продолжал давить на ее грудь, вдыхая в неё воздух снова и снова, несмотря на то, что она все еще не двигалась.

— Слоан, — выдохнул я. — Не оставляй меня. Не так, детка. Не так.

Я продолжал. Я умру, прежде чем остановлюсь. Но по мере того, как шли минуты и горе разбивало мою душу на миллион неузнаваемых кусочков, я начал терять надежду.

Это не работало.

Она оставила меня здесь одного.

И не было ничего ни в этом мире, ни в следующем, что могло бы исправить эту ошибку.


Весь мир был болью.

Агония была настолько сильной, что больше ничего не было. Я умирала. Я знала это. Ничто не могло причинить такой боли, если это не закончится смертью.

Я хотела драться, но во мне ничего не было. Мои конечности были лишены сил, и я тонула в бескрайнем море тьмы.

Я подумала о Рокко и о страсти, с которой он любил меня. О Ройсе и о том, как он пытался мне помочь. Потом о маме и ее нежной улыбке, ее теплых объятиях и музыкальном смехе.

— Слоан! Ты потеряла сознание! — Кто-то тряс меня, и я застонала, приходя в себя. — Ты должна тужиться, белла! Ты должна тужиться , ты почти у цели, ребенок почти здесь!

Свет был слишком ярким, и боль снова захлестнула меня волной.

— Я не могу, — простонала я, и Рокко схватил меня за руку.

Он наклонился ко мне, обхватил мою щеку, заслоняя этот ужасный яркий свет. Мой рыцарь, моя тень.

— Ты можешь все, партизан. Ты мой воин, помнишь?

Я кивнула, задержав дыхание, и акушерка приказала тужиться еще раз. Мои ногти впились в руку Рокко, когда я использовала каждую унцию силы своего тела, чтобы родить нашего ребенка. Наш ребенок. Наша недостающая часть.

Крик сорвавшийся с моих губ, был не похож н что-либо, что я когда-либо слышала, и внезапно боль исчезла, сменившись самым непреодолимым чувством облегчения.

— Поздравляю, — сказала акушерка, когда я откинулась на подушку. — У вас девочка.

Крики малышки наполнили мои уши, и я зарыдала, когда ее положили мне на грудь. Она была слишком красива для слов. И такая хрупкая. Я хотела обернуть ее и сохранить ее в безопасности навсегда. Но не в цепях. Эту маленькую девочку никогда не будут запирать, контролировать или владеть.

Рокко наклонился, чтобы поцеловать ее в голову, несмотря на кровь, грязь, ему было все равно. Мое сердце не могло вместить такое количество любви, пытающейся жить в нем. Оно наверняка взорвется.

— Не могу дождаться, чтобы рассказать тебе все о том, как мы с твоей мамой познакомились, — прошептал ей Рокко, и измученный смех сорвался с моих губ.

— У неё уже есть имя? — спросила акушерка, улыбаясь нам.

Я переглянулась с Рокко, улыбка растянула мои губы.

— Она названа в честь места, где ее спас доблестный отец, — сказала я.

Это все еще был один из самых темных дней в моей жизни, но этот маленький огонек сиял, становясь все ярче и ярче до этого самого момента. Рокко вытащил меня из глубины воды, и тело моего отца заняло мое место среди камыша.

— Ривер.

— Ривер Ромеро, — выдохнул Рокко, наклоняясь, чтобы прижаться своим ртом к моему. — У меня такое чувство, что она доставит столько же хлопот, сколько и ты, моя принцесса.

Мы поженились на следующий день после того, как меня выписали из больницы. Я едва избежала переохлаждения после купания в реке, и врачи сказали, что если бы Рокко вытащил меня чуть позже, я бы не выжила.

На церемонии были только мы, Коко и его братья в крошечной церкви у самой воды. Когда солнце зашло, мы поклялись принадлежать друг другу. Мой маниакальный, дикий, чудесный муж сделал меня своей, как только смог. И я буду его, свободная от цепей, свободнее птицы в небе, на все времена.


ТРИ МЕСЯЦА СПУСТЯ

У меня зазвонил телефон, и я схватил его с тумбочки, прежде чем выбежать на балкон, чтобы ответить, и не побеспокоить Слоан. В эти дни она не получала достаточно сна, и я не хотел добавить к этому больше, чем необходимо. Я был удивлен, когда Слоан захотела сделать это место нашим домом после того, как я держал ее здесь в плену. Но она сказала, что это место освободило ее и сплотило нас, и она полюбила его по этим причинам.

Папа был в ярости, когда я впервые рассказал ему о себе и Слоан, но я прямо сказал ему, что не собираюсь менять свое мнение по этому поводу. И как только появилась Ривер, он как будто совсем забыл о наследии Калабрези Слоан. У него никогда не было девочки, и жесткий мужчина, которым он был всю мою жизнь, казалось, таял, когда он был с ней, и я мельком видел мужчину, которым он был, пока моя мать была жива.

— Как моя любимая девочка? — На другом конце линии раздался голос Фрэнки, и я ухмыльнулся, глядя на горы. Мои братья были почти так же одержимы Ривер, как и я.

— Я не так уж и плох, спасибо. Просто красил ногти и целыми днями мечтал о мальчиках. Как обычно, — ответил я.

— Пока у Ривер нет идей о мальчиках, мне все равно, чем ты занимаешься, — пошутил он.

Я фыркнул.

— Ей три месяца. Малышка только и мечтает о молоке. Но когда на сцену выйдут мальчики, ты с Энцо можете помочь мне их прогнать.

— Они уже на ней, — согласился он. — На днях я увидел, как годовалый ребенок посмотрел на нее в парке, и я погнался за ним прямо к его маме.

Моя улыбка на мгновение стала шире, но когда между нами воцарилась тишина, я понял, что он звонит не с хорошими новостями.

— У тебя все еще нет зацепок? — Предположил я.

— Нет, — вздохнул Фрэнки. — Мы думали, что идем по его следу, но это похоже на очередной тупик.

У меня упало сердце от этой новости. Фрэнки и Энцо неустанно пытались выследить Николи с тех пор, как Слоан рассказала нам правду о том, кто он такой. Папа все еще боялся верить, что это правда, но он ничего не сделал, чтобы остановить поиски, которые были настолько близки к его одобрению, насколько мы могли получить. Мы просто хотели, чтобы наш брат вернулся домой. Мы хотели, чтобы у нашей семьи был шанс выздороветь. Но с того дня на мосту Инверно мы не видели ни его кожи, ни волос.

Он убедился, что со Слоан все в порядке, а потом я отвёз его лечить огнестрельное ранение у доктора Калабрези. Мы оставили его там, чтобы я мог отвезти Слоан в больницу, и мы знали, что его лечили — звучало так, будто он прекрасно пережил пулю. Но с тех пор никто не слышал от него ни слова. Он был подобен призраку. И его отсутствие глубоко ранило нас.

— Мы найдем его, — поклялся Фрэнки. — Я дам тебе знать, когда получу еще одну зацепку.

— Хорошо.

Из спальни донеслись тихие крики, и я оттолкнулся от края балкона, прерывая вызов.

Слоан перевернулась в нашей постели, услышав, как Ривер тоже шевелится, но я успел первым, подхватив нашу крошечную малышку на руки и прижимая ее к своей голой груди. Коко смотрел на меня со своей кровати через всю комнату, склонив голову набок. Маленький ублюдок довольно быстро проникся ко мне симпатией с тех пор, как я начал потихоньку кормить его фрикадельками Слоан. И, может быть, я тоже полюбил его.

Я завернул малышку в мягкое одеяло и выскользнул обратно на балкон, мягко покачивая ее, и она прижалась ко мне, прислушиваясь к моему сердцебиению.

Я начал тихонько напевать песню, которую сочинил специально для нее, о женщинах-воительницах и бесконечной зиме.

Она прижалась ко мне, когда ее крики стихли, и я продолжал прижимать ее к себе.

— Знаешь, дети обычно плачут по ночам, потому что хотят молока, — поддразнила меня Слоан, я повернулся и увидел, что она стоит в дверном проеме в моей синей рубашке.

— Ривер просит своего папу спеть ей, — возразил я. — Ей нужны объятия со мной больше, чем молоко.

Слоан закатила глаза и подошла к нам, обняв меня за талию так, что наша малышка оказалась между нами.

Я наклонился вперед и поцеловал ее в макушку, вдыхая ее сладкий аромат. Наша маленькая семья объединилась в одно целое.

— Я думаю, что я самый счастливый человек, который когда-либо жил, — выдохнул я.

— Ты говоришь это каждый день, — поддразнила Слоан, запрокидывая голову и предлагая мне свои губы.

— Это потому, что сегодня это еще более верно, чем вчера.

Она засмеялась, и я поцеловал ее, чтобы украсть ее счастье. Я почувствовал полноту ее губ и страсть ее любви на долгое мгновение, и я не мог не улыбнуться, когда она притянула меня ближе.

Мы вернулись в спальню и положили Ривер в ее кроватку, где она устроилась со счастливым бормотанием.

— Тебе нужно поспать? — спросил я, повернувшись к Слоан.

— Нет, — промурлыкала она, расстегивая пуговицы на своей рубашке. — Думаю, мне нужно, чтобы ты напомнил мне, как мне повезло.

Я улыбался, как голодный волк, и подкрадывался к ней, поворачивая ее от кровати и выводя обратно на балкон.

Если я собирался бросить такой вызов, тогда нам нужна была закрытая дверь между нами и спящим ребенком. Потому что, если бы Слоан Ромеро захотела, чтобы я что-то для нее сделал, я бы горы свернул, чтобы ее желания сбылись. Это означало, что она собиралась выкрикивать мое имя так, что едва могла вспомнить свое собственное. И я был готов купаться в радости ее любви, пока она не изгнала каждую тень, которая таилась в моей душе.



Оглавление

  • Прекрасный каратель