Сквозь враждебные волны (СИ) [Kyklenok] (fb2) читать онлайн

========== Сквозь враждебные волны ==========

С того момента я всегда живу с ощущением опасности. Я знаю, что нам приходится противостоять людям, которые без колебаний готовы подвергнуть опасности всех, кто встретится на их пути, как тем покушением они подвергли опасности жизни десяти семей, чтобы убить одного-единственного человека. Это стало главным элементом моего мировосприятия. Это до сих пор определяет моё бескомпромиссное отвращение к терроризму, который я считаю самой подлой формой политической борьбы, не имеющей никаких оправданий.

© Марин Ле Пен

2 ноября 1976. Как закалялась сталь

Шестнадцатилетняя Мари-Каролин сидела на широком подоконнике в своей комнате, прислонившись лбом к холодному стеклу, и внимательно следила за стекающими по нему дождевыми каплями.

— Мари-Каролин… — В её комнату пробралась восьмилетняя Марин. — Побудешь со мной? Поиграем во что-нибудь.

Мари-Каролин, слабо улыбнувшись, спрыгнула на пол и побрела вслед за Марин. Играть с младшей сестрой ей было не слишком-то интересно, но отказать той, в ком она души не чаяла, Мари-Каролин просто не могла. Ведь младшая сестра была для Мари-Каролин всем миром. Она с замиранием сердца наблюдала её первые шаги, искренне радовалась первому сказанному слову и знала, что панически боявшаяся грозы Марин всегда просыпалась от раскатов грома и ярких вспышек молний, озаряющих её комнату, и больше уже не могла забыться сном. Она пробиралась в спальню к старшей сестре, чтобы забрать ту на ночь к себе или остаться у неё. Оказавшись вдвоём, они никогда не спали, а о чём-то секретничали и пили горячий шоколад с корицей, грея ладони и колени о тёплые чашки. Мари-Каролин рассказывала Марин разные истории, случавшиеся с ней, при этом эмоционально жестикулируя, а Марин безоговорочно верила ей, и так же безоговорочно любила. Слушала всегда внимательно, а на особенно смешных моментах громко смеялась. Мари-Каролин всегда смотрела на неё с укором, боясь, что та перебудит весь дом. Она иногда даже пыталась зажать Марин рот ладонью, но та всегда уворачивалась и смеялась ещё громче.

Оконные стёкла задрожали от очередного раската грома, а по небу расползлась большая трещина-молния, распарывая его на несколько рваных лохмотьев. Дождь застучал в стёкла с новой силой, стекая по ним непроглядной стеной воды. Но вместе со старшей сестрой Марин было нестрашно наблюдать за беснующейся природой.

Мари-Каролин была для неё примером для подражания, героиней, той, которую боялись все живущие под кроватью чудовища в комнате Марин, и которая всегда защищала младшую сестру. Мари-Каролин могла стерпеть оскорбления в свой адрес, но только не в адрес своих родных, а в особенности Марин. Ведь та остро реагировала на осуждение и ненависть окружающих лишь за то, что их фамилия была “Ле Пен” — словно проклятие, от которого невозможно было избавиться с помощью зелий и заклинаний. Чужие слова били розгами, и росчерки алого горели на сердце адским пламенем, но в силу возраста Марин ещё не могла постоять за себя и защититься от необоснованных нападок одноклассников и учителей. И за неё это делала Мари-Каролин, ограждая от всех проблем и невзгод.

А от взрыва, раздавшегося в их доме без четверти четыре утра, оградить не смогла…

Двадцать килограмм динамита, заложенные с целью убить основателя политической партии “Национальный фронт”{?}[Нынешнее название — “Национальное объединение”.] Жан-Мари Ле Пена{?}[Отец Марин и Мари-Каролин.], уничтожили большую половину дома, оставив после себя лишь руины и осознание того, что занятие политикой может стоить жизни. Сверху сыпался дождь из обломков камня и стекла, всё вокруг было затянуто пугающим маревом дыма, издалека доносились сирены полиции и скорой помощи.

Оказавшись на улице в одних ночных рубашках, сёстры Ле Пен вместе с семьёй и соседями из других пострадавших квартир с тоской смотрели на то, что осталось от их дома, и ёжились от холода. За тучами не было видно звёзд и, казалось, что и будущего. А поднявшийся зябкий ветер уносил прочь в клочья разорванные иллюзии счастливого и беззаботного детства.

Мари-Каролин вымучено улыбнулась, стараясь найти правильные слова и подбодрить младшую сестру. Но её голосу приходилось с трудом прорываться до сознания Марин через гул в ушах. В ответ та лишь отрешённо кивала. Воздух вышибло из груди и дар речи пропал, как после падения на спину с высоты.

Мари-Каролин бережно обняла сестру, безустанно шепча молитвы срывающимся голосом и давая возможность Марин выплакать весь свой страх и боль, которые не должны быть в душе маленькой восьмилетней девочки. И лишь благодаря ей дрожавшая как осиновый лист Марин начала постепенно успокаиваться. А у самой Мари-Каролин леденели руки, и колючий страх неизвестности мурашками бежал по позвоночнику. Она с силой сжала зубы, чтобы не разрыдаться в голос, и ей показалось, что она слышала скрип эмали. И тогда пришло время Марин поддержать старшую сестру — она крепко взяла ту за руку, намертво переплетая их пальцы.

В озорном и всегда жизнерадостном взгляде Марин сейчас было много серьёзного и взрослого, словно к её возрасту всего за несколько минут прибавился целый десяток лет. Ведь такие события не проходят бесследно, они въедаются в сердце и душу, уродуя их рваными шрамами.

Семья Ле Пен нашла временное пристанище у друзей, дети продолжали посещать школу, стараясь жить как прежде. Вязкая повседневность будней затягивала, создавая иллюзию нормальности. Вот только ничего нормального в их жизни больше не было. Покушение создало вокруг их семьи санитарный кордон, общество отторгало их, как организм — неприжившийся пересаженный орган.

Ночами Мари-Каролин сидела у кровати Марин пока та не заснёт, напевая колыбельную и гладя сестру по волосам. И это принесло свои плоды: через несколько недель начали сходить гематомы на теле, затянулись осколочные порезы на лице и руках. И пусть порой ей было страшно вспоминать случившееся до озноба, до зубного скрежета, до крика посреди ночи, Марин научилась справляться с эмоциями. Она даже смогла оставаться одна в спальне. Спала, свернувшись клубочком и укрывшись с головой одеялом, обязательно подоткнув под себя все его стороны, чтобы в отсутствии Мари-Каролин прячущиеся под кроватью монстры не могли просунуть свои лапы. И обязательно обнимала подушку — плюшевые игрушки Марин уже давно не использовала, потому что считала себя такой же смелой и взрослой, как её старшая сестра.

Раньше Марин всегда светилась изнутри, щедро одаривая своим теплом всех вокруг, и Мари-Каролин надеялась, что её внутренний свет вернётся и с годами не исчезнет.

5 августа 2022. Сквозь враждебные волны

Свой пятьдесят четвёртый август Марин встречала в кругу семьи, в собственном доме, что был окружён согретым ласковым летним солнцем садом и источал тонкое благоухание растущих там цветов.

Марин была счастлива среди близких ей людей, но всё равно нуждалась хотя бы в нескольких минутах уединения. Она устроилась на подоконнике в гостиной, освещённой уютным медовым светом лампы, и устремила взгляд в окно. У неба испортилось настроение и, нахмурившись, оно было готово вот-вот разрыдаться. Изредка вдали слышались глухие раскаты грома, похожие на рычание злой собаки, и виднелись вспышки молний. Но ни один мускул не дрогнул на лице Марин, ведь грозы она больше не боялась. Она вообще ничего не боялась. Но злость и враждебность окружающих, всю жизнь накрывающие её с головой, словно волны в шторм, не ожесточили Марин, только сделали сильнее.

В голове проносилось множество воспоминаний, одни из которых были приправлены сахаром, другие — солью. А то, самое памятное и страшное — горьким перцем. Марин провела пальцем по шраму на запястье, выделяющемуся на коже едва заметным белёсым рубцом — единственное напоминание о том дне, оставшееся на её теле, — и шумно сглотнула, ощутив, как сердце в очередной раз болезненно ударилось о грудную клетку.

Она не любила касаться темы своего прошлого и произошедших в детстве событий. Но не потому что ещё болело, а потому что опасалась, что может заболеть вновь. Марин зажмурилась, чтобы дать возможность воспоминаниям вернуться на самые дальние задворки памяти, но деликатное покашливание привлекло её внимание, и она распахнула глаза.

Взгляд Мари-Каролин был окрашен тщательно скрываемым, но тем не менее заметным оттенком тревоги. Чувствуя напряжённое состояние Марин, она принесла ей бокал вина и электронную сигарету — сейчас справляться с плохим настроением было куда приятнее и эффективнее, чем в детстве. Мари-Каролин устроилась рядом, и Марин положила голову на заботливо подставленное ей плечо.

Прошло много лет, менялись времена года, то согревая ласковым солнцем, то обдувая холодными ветрами, но взаимоотношения между сёстрами остались неизменными — доверительными, искренними, откровенными. И сейчас Мари-Каролин смотрела на Марин с бесконечным теплом и гордостью.

Девочка, с детства возненавидевшая политику, превратилась в женщину, посвятившую политике всю свою жизнь, накрепко связав благополучие Франции со своим личным спокойствием и миром в своей душе. Одиннадцать лет Марин возглавляла партию, когда-то созданную её отцом, а теперь являлась президентом парламентской группы депутатов в Национальном собрании Франции. Со своими политическими оппонентами она всегда говорила прямо и жёстко, как слепых котят тыча носом в их собственную неправоту и устраивая геноцид их нервным клеткам.

Мари-Каролин знала, что в жизни Марин были взлёты и падения, и было сложно представить, что один человек может выдержать столько, сколько выпало на её долю, да к тому же сделать это с высоко поднятой головой и гордо расправленными плечами. Мари-Каролин порой казалось, что у Марин позвоночник отлит из какого-то металла, согнуть который не подвластно никому и ничему. Природное упрямство и закалённый характер никогда не позволяли ей сдаваться, и она всего добивалась сама.

Ведь Марин, как никто другой, знала, какой широкой улыбкой могла улыбаться фортуна, и каким зловещим мог быть её оскал.