Молодость. Автобиография… почти. Книга четвертая. Цикл «Додекаэдр. Серебряный аддон» [Илья Андреевич Беляев] (fb2) читать онлайн

Илья Беляев Молодость. Автобиография… почти. Книга четвертая. Цикл «Додекаэдр. Серебряный аддон»

«… Время подходило к концу, но я не все сказал о тех, кто в то время был близок ко мне, как друг, товарищ и брат. Они до сих пор остаются надежными и верными людьми, на которых всегда можно положиться. Которые всегда придут на помощь вне зависимости от ситуации, сложившейся вокруг».

(из цикла «Собиратель снов»)

И настанет день…

Отвлечемся немного от цирковой темы, хотя она и здесь будет играть значительную роль и перенесемся чуть в прошлое.

Это случилось давно. Нет, не скажу, что слишком давно, но с полгода назад точно. Началось, как иногда бывает с мелочи, но затем произошло такое… «Ни в сказке сказать, ни пером описать!» Но, по моему мнению, пером здесь все-таки опишешь, еще как опишешь.

Итак, тридцатого декабря. Вечер. А точнее ночь!

Ветер выл и рвал развешенное на балконе белье. Не спалось. Может из-за того, что пересмотрел ужастиков (последний закончился аж полтретьего ночи), а может потому, что завтра бабушка с дедушкой опять уходят к знакомым почти на целый день? К двенадцати они конечно же вернутся, так как все для праздника готово, но все равно по отношению ко мне как-то эгоистично. Неужели нельзя просто посидеть дома? Родители? Им что, трудно собраться вместе и отметить все как подобает? Говорила же бабушка, когда мама оставляла меня у нее: «Ты, дочка, знай, нам с внуком сидеть в квартире некогда! У нас свои дела и, хотя мы на пенсии, их прибавилось еще больше!» А я? В тот момент мне как раз это и нужно было. Я оказался совершенно свободным, даже чересчур, но через год-полтора мне это надоело до мозга костей. Нет, Вы только подумайте! Как какой праздник, все сразу бац и растворяются по друзьям и знакомым. С родителями еще хуже. Сейчас они говорят другое, чем раньше: «Извини, но у нас работа! Ты ведь сам к ним пошел и прекрасно знал, что твои старики еще ого-го! У нас забот выше крыши. Сам знаешь, как все идет. Извини!» Извини… И это все, что они могли мне сказать? Я балдею! Вот так всегда… Чем я провинился перед Всевидящим? Да, я мечтал об этом. Да, мне это поначалу нравилось. Почти все друзья мне завидовали, но я не просил это продолжаться вечно! Другие люди как люди: часто собирались вместе, отмечали все праздники, да и просто по воскресеньям ходили друг к другу в гости. «Вот возьму и уйду куда-нибудь. И не найдут. Куда? Да хоть к соседке! Отец только забеспокоится. Он у нас человек ранимый несмотря на то, что на ответственной работе работает. А работа там нервная — каждый день лица кавказской национальности приходят. Эх, случилось бы что-нибудь, где душу отвести можно было бы, а то скукотища, да и только. Может, на охоту за рыбой съездить? На это мои друзья профессионалы. Или они на рыбу за зверьем ездили? Ничего, завтра что-нибудь придумаем». Повернувшись к стене, уснул, не забыв поставить часы на восемь утра, как раз на то время, когда собирались уходить мои старики. В голове шумело, как после большого бодуна. Черная пелена накрыла сознание, и я провалился в пустоту.

Когда же все-таки открыл глаза, то чуть не свалился с дивана. Девять часов! Кошмар… ужас… беспредел… Подскочив к тикающим на тумбочке часам, которые до этого десять раз обругал, взял в руки и уже собрался выкинуть его за балкон, но… Завод звонка механического будильника был отключен! «Что? Вчера же ведь ставил! Неужели кто-то посмел его выключить? Все, попали под горячую руку!»

День выдался достаточно холодным, и все городские жители старались потеплее одеваться, закручивая вокруг шеи шарфы и поднимая воротники. Что и говорить — декабрь все-таки. До Нового года оставалось двенадцать часов… Затем цивилизация вступит в новый год, а конца света как не было, так и не будет. Все закончится тихо-мирно, как и началось. Нет, конечно же, драки пьяных всегда будут присутствовать в нашем обществе, от этого никуда не денешься, но во всем остальном намечался полный порядок.

Одному бродить по заснеженным дорогам не хотелось (настроение препоганейшее), и я зашел к Леше.

— Вылетай, пойдем мелким «градусники» делать!

— Да успокойся, это же только ты с Саней с мелкими тусуешься.

— Ну, предложи, что еще делать!

— Дома сидеть!

— Ха, ты только за окошко посмотри, какая прекрасная погода! Так всех и тянет на свежий воздух.

Леша долго на меня смотрел, а потом сказал:

— Ладно, уговорил.

Выйдя на улицу, мы не нашли ни мелких, которым срочно нужно было делать градусник, ни взрослых, которые всегда проходили мимо нашего двора.

— Какой кретин тридцать первого декабря гуляет? Все умные дома к вечернему застолью готовятся.

Я посмотрел по сторонам.

— Как кто? Саня.

Действительно, к нам направлялся Саша из соседнего дома, тот самый, — любитель делать градусники.

Мы встретились у моего подъезда.

— Ну что, кого окунем? — радостно произнес тот.

— Кого кунать собираешься? Посмотри по сторонам — нет никого. Я и то бы не вышел, да этот хмырь зашел.

— Так дома делать нечего.

— Ну не скажи. Это уже кому как. Вот я к примеру…

— Да ты у нас вообще сидун! — вмешался я.

— Кто бы говорил.

— Ладно, девочки, хватит ссориться, — усмехнулся Саша.

Мы сердито посмотрели на него, но промолчали.

— Может, в камору пойдем? — спросил Леша. — Чего зря по морозу шататься.

— Так там еще и мебели-то нет, — ответил Саня. — А зовезут не скоро.

— Зато другое есть.

— Фанат! — произнес я.

— А я-то думаю, что он туда все рвется. В интернете захотел повисеть. Ну, пошли! Камора так камора.

Камора — это трехкомнатная квартира, подаренная Александру в день его восемнадцатилетия. Он уже давно мечтал о «хате», но его отец — программист в банке — причем правая рука директора, после, конечно же, моего отца — менеджера, который работал вместе с отцом Леши, все откладывал момент покупки, но вечно же это не могло продолжаться, и если единственный и любящий сын просил, то почему бы и не приобрести, когда деньги позволяли! Купил (радости было немерено), но с одним условием:

— Послушай, сынок! — как-то раз сказал он. — Вот тебе агрегат. Изучай его! Разбирайся! В демоверсии банковской системы безопасности я лично поставил восемнадцать уровней защиты — в честь твоего дня рождения, начиная от самой простейшей для меня и заканчивая лучшим шифром коллекции. Чем больше ты откроешь уровней, тем больше преобразится твоя квартира. Если удастся снять последний, я, так уж и быть, перепишу на тебя все мое состояние, и после двадцати одного ты сможешь им воспользоваться. Две квартиры, коттедж, дача, два автомобиля, яхта и разная другая мелочь. Неплохо, правда? Зачем все это? Просто я хочу, чтобы пошел по моим стопам и продолжил дело отца. И не смей просить помощи у друзей — узнаю! Все, что тебе нужно, у тебя есть — действуй!

Сразу вспомнилась песня: «Все в твоих руках, я знаю, все в твоих руках…»

В этот город мы приехали не так уж давно, и все из-за бредовой идеи отца Мишки в срочном порядке поменять место жительства. Просто наши отцы, все трое, очень дружили между собой, но, к сожалению, не имели возможности работать в одном банке. Бизнес — сложная штука, и многие проблемы оказывались невыполнимыми. В столице мы жили в разных районах города и общались очень редко, а нашим матерям так иногда хотелось собраться, посидеть, поговорить о новых покупках. Но вот свершилось чудо, и мы переехали сюда. Не скажу, что этот город нам сильно понравился, но выбор сделан, и не нам судить родителей. Они все-таки молодцы, сумели вырваться из той беспокойной и суетливой жизни, бесконечных нервных и рабочих передряг. Здесь, конечно, не рай, но все же лучше, чем ничего. Город — герой! Одно место из тех, которое надолго сковало силы немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны. История! Что-то потянуло меня не в ту сторону…

Значит, жили мы теперь на одной улице, в самом спокойном районе города, ассоциирующейся со знаменитым клоуном Олегом Поповым или с изобретателем радио. Между нашими домами было расстояние в минуту ходьбы. Теперь наши мамаши виделись каждый выходной и занимали свободное время бесконечными ненужными байками. Что в них интересного? Сидишь и несешь всякую ересь о подгузниках, пеленках и обо всем разном. Отцы все вместе работали в центральном банке, а нас впихнули в какой-то университет, кажется, экономический. Зачем он нам? Особенно на физико-математический поток с обязательными курсами раз в два дня информатической подготовки. Вот скажите, какой из меня математик? Физик — куда ни шло, но математик… Один только Мишка не высказывал ничего против, так как и то и другое было по его части. Ну, ничего, прорвемся как-нибудь.

Мы еще немного постояли на ступеньках моего подъезда и спустились. Небо. Его полностью заволокло тучами, но долгожданный снег так и не пошел. Обидно. Так все ждали этого момента. Один лишь ветер качал деревья и все время пытался залезть мне под дубленку. Птица. Она летела прямо на нас. Хотя нет, это не птица… Я прыгнул в сторону и сбил Сашку, который головой нырнул в сугроб и долго ругался самыми последними словами.

— Ты что, совсем… офигел?

Я молча указал на торчащую из асфальта сосульку полметра в длину и сантиметров двадцать в ширину. Наступило молчание. Все смотрели на нее, как на что-то необычное, но повседневное.

— Как она сумела пробить асфальт? — непонимающе спросил Леша. — Еще секунда и Сашка стал бы похож на цыпленка на вертеле.

Тот почесал затылок, не сводя глаз с ледышки.

— Где ты так научился реагировать? В какой-нибудь спортивной секции?

— Нет, все гораздо проще. Мы все втроем ходили в столичный цирк, а жонглеры должны иметь потрясающую реакцию. Тем более те, кто кидает ножи, обязаны прекрасно знать скорость и угол полета того или иного предмета.

— Ах да, я и забыл, что вы бригада циркачей. Единственное, чего я не пойму…

В цирк мы пришли давно, отказавшись от всех там каратэ, тхэквондо и ушу вместе взятых. Наши семьи устроили страшный скандал, причем все сразу, но нужно принять нам хотя бы одно самостоятельное решение! Да-а, были тогда времена, ничего не скажешь! А какие мы пакости устраивали у себя в коттеджах, загляденье! То маме в шампунь зубной пасты выдавим, то тете в суп рублей с центами накидаем, то дяде подошву от ботинок оторвем. Но цирк для нас в то время значил гораздо больше, чем думали родители. Он помогал нам все эти годы, и мы учились достойно, не хуже других взрослых артистов. За это время мы пару раз гастролировали по стране, но это так, мелочи. По моему мнению, цирк лучше, чем все эти японские и китайские секции рукопашного боя. Так что всем, кто хочет научиться махать «костылями» красиво, сильно и достаточно эффективно, советую идти только в цирк. Именно там всему этому можно научиться.

— Единственное, чего не пойму я, — прервал я его, — так это почему она летела таким кривым боком и отклонилась от дома на три метра? По законам физики эта ледышка должна была упасть строго перпендикулярно, а не так, как это произошло.

Все переводили взгляд с крыши на сосульку. Недоумение промелькнуло в их глазах, но на этом все и закончилось. Пошли. Минут через сорок мы оказались у арки дома, в котором находилась квартира Сашки. Это здание построили совсем недавно — полгода назад, но оно уже было наполовину заполнено жильцами. Единственное, что меня в нем не устраивало, так это конструкция. Если взглянуть сверху, то дом имел вид квадрата с пустотой посередине. Входом служила эта самая арка, и если вдруг она, не дай Бог, разрушится, людей придется снимать с крыши вертолетом. Не нравился еще этаж — тринадцатый — и квартира — шестьдесят шестая, но не будем предаваться панике. В приметы никто из нас не верил, и было совершенно до лампочки, что вокруг только цифры шесть да тринадцать.

Квартира была угловая, и с последнего этажа прекрасно вырисовывался пейзаж далекого леса. Из мебели, как и говорил Саня, пара табуреток, стол и компьютер. Если я не перепутал римские цифры, то на корпусе стояла пятерка. Балкон — лоджия, застеклен пластиком, а на окнах жалюзи. Семиреберные батареи топили вовсю, создавая атмосферу уюта. На кухне только газовая плита от фирмы «Наезд», холодильник от «Вошь», полка с посудой да столик, меньше чем в зале.

— Не густо, не густо, — сказал я, обойдя все комнаты, в одну из которых спокойно бы влезло пол Лешиной квартиры.

— А ты что хотел? Батя ценит ум.

— «Комбат батяня, батяня комбат…» Слушай, может, взломаем парочку? — спросил я.

— Да ты над одной сидеть будешь с неделю.

— Посидим! — подтвердил Леша.

— Нам спешить некуда! Но ты же сын хакера, как тебе не стыдно не знать о компьютерных системах?

— Просто нужно было подождать до двадцати лет и ни о чем не беспокоиться. Тогда бы он всю квартиру разной дребеденью загрузил, а так… — он махнул рукой и включил агрегат.

— Это просто игра… — начал Алексей, но его перебили.

— Игра? В гробу я видел такую игру. Головоломка похлеще компьютерных, которые я щелкаю как орешки. Здесь те трюки не пройдут. Ну, так кто первый?

— Я, я, я… — засеменил Леша.

Я только головой покачал.

— У тебя ведь свой есть!

— И что из этого? Мой папа не задает через компьютер всякие головоломки решать. Страховые агенты не занимаются хакерством.

— Ладно, даю два часа.

Радости юноши не было конца (как дети, честное слово), но после первого часа непрерывных нажатий на мышь, настроение у него упало, а вид был такой, будто уже стал жалеть о том, что сел за этот агрегат. Ближе ко второму часу он сдался.

— Ну вас с этой ерундой куда подальше! Нет, чтобы поиграть по-нормальному…

— Слушай, иди отсюда!

Он пересел на другой табурет.

— Может, ты? — спросил у меня Саша.

— Я вообще-то не силен в компьютерах, только в игровых стратегиях…

— Вот и представь, что это — стратегия.

Пожав плечами, я сел на пустующее место.

— Да, вот еще что! — произнес он. — У меня тут есть связь с компьютером через микрофон, без мыши. Если надо, могу дать, а то этот — кивнул на Лешу, — и сломать мог. У него никогда ничего долго не держится.

— Что?

— Молчи уж. Принтер со сканером вспомнил бы! Где они? Нет их.

Юноша полез рукой под стол и вскоре достал микрофон с наушниками. Я надел. Теперь был похож скорее на спецназовца, которому дали секретное задание.

Вообще-то у меня дома есть компьютер, но он так надоел, что иногда хочется выкинуть его за балкон, чтобы не мешал. Переиграв почти во все стратегии и пересмотрев значительную часть интернета, я к нему не подходил около месяца. Слава Богу, мой отец ничего подобного не придумал. Не знаю как теперь, но раньше, в школьное время, я хорошо настукивал на нем разнообразный текст. Во время урока информатики лучше меня на нем барабанил только Мишка. Он и различные предложенные программы решал намного быстрее всех нас. Двое остальных и последних ребят в нашем классе отстали от нас ненамного, видимо из-за того, что слишком долго соображали, прежде чем начать какие-либо действия.

Работать на нем я научился еще год назад. Не зря же отец менеджер, но все эти тысячи папок всегда наводили душевный ужас. Ладно, если просто папки, так в них каталоги, а в тех подкаталоги, а там… Как ни крути, времени потребуется много. Вспомнив учительницу информатики, я приступил к действиям.

Вошел в интернет.

— Найти центральный банк города! … Найти доступ в охранную систему!

На экране засветилась надпись: «Операция невозможна!»

— У тебя есть доступ к спутнику? — обратился я к Александру.

— Вроде есть, но я им не пользовался.

— Проверить подключение к спутниковой системе!

Компьютер копался в миллиардах символов и знаков, когда, наконец, нашел то, что было нужно. Я опять задал тот же вопрос:

— Найти доступ в охранную систему!

«Операция невозможна! Код 2'00 — восемнадцать уровней защиты».

— Спасибо, как будто мы не знали, — сидя в отдалении, произнес Леша.

— Вот, у меня тоже самое было, и сколько я ни пытался пролезть — все одно.

— Ладно, попробуем другой ход. Шампанское любите?

— Да! — хором ответили они.

— Тогда рискнем, — я покопался с десяток минут в файлах. — Войти в базу данных электростанции через код 16'22! Отлично. Показать схему маршрута линий!

На мониторе появился какой-то кривой график, насчитывающий двенадцать отрезков — линий, начинающих свое существование в точке «ноль».

— Убрать вспомогательные!

Синие исчезли. Осталось восемь.

— Оставить линии, проходящие в центре города!

Две.

— Отключи их, войди в базу данных, минуя охранную систему, перепиши нужные файлы и выйди через десять секунд!

Монитор погас, затем вновь вспыхнул радугой символов и знаков. На экране появились надписи: «Электричество нейтрализовано! Аварийная подача света будет через двенадцать секунд! Внимание, идет копирование файлов системы! Загрузка завершена! Выход через три секунды… две… одну… Выход завершен! Электричество восстановлено!»

Я откинулся к спинке кресла… но в самый последний момент вспомнил, что это стул, ведь кресло стоит только у меня да у Леши, а тут… В общем, приземлился я на спину.

— Е… — сумев совладать с собой, я сел, потирая ушибленное место. — Стратеги фиговы!

Двое ребят ухохатывались, взявшись за животы и не в силах ничего сказать, лишь только начальные обрывки фраз попадались вместе с хохотом. Не выдержав, я тоже заулыбался.

Экран монитора вдруг почернел и на его фоне появился отец Саши в полный рост. Он был одет в черный костюм, но лицо такое суровое, что мы разом замолчали и прислушались.

— Так-то лучше! — громко сказал он и изображение приблизилось. — Видеокамера в углу, за вами, можете не искать! Так вот, я же предупреждал тебя! — обратился он к сыну. — Не пользоваться помощью других! А ты? На что тебе твой чайник на голове, если он не кипит? Ты разочаровал меня. Но на сей раз я тебя прощаю. На будущее знай — если кто-то за тебя отключит или войдет в систему, она будет восстановлена с другим кодом. Ты же не далеко ушел от тех неумных детей, за которых все решают другие, и поэтому…

— Во зануда! — прошипел Саша.

— Сам такой! — ответил отец и еще больше увеличился. — Ты должен уметь все! Ведь ты не просто мой сын, а сын хакера… Да, Игнат, весьма неплохой ход, весьма неплохой. Нужно взять на заметку и застраховаться на будущее, а твоему отцу посоветовать то же самое.

У меня похолодело все внутри, но выражения лица нисколько не изменилось.

— Спасибо за хорошее предложение, но мой отец не согласится на это. У него и так дел выше крыши, и он…

— Тогда, возможно, тобой займусь я. К тебе легкий доступ через интернет. Стратегия и тактика, как я вижу, у тебя на высоте, но не стоит переоценивать свои силы. Возможно, я и ошибаюсь, но попробовать все-таки можно.

— Я согласен, можно увидеть то, что незаметно для невооруженного глаза, но не до такой же степени «запущена» моя деятельность, что вот так, с ходу, можно определить, что заложено в моих генах.

Мужчина улыбнулся, увеличился до такого размера, что на экране вмещались только его глаза, черные, почти непроглядные, внушающие что-то вроде отстранения от этого человека. «И почему они издалека казались другими?» Раздался смех. Он растворился, а вместо него осталась разноцветная надпись: «Viktori». Выключились динамики, и голос компьютера произнес:

— Защита активизирована. Осталось семнадцать уровней. Поздравляем! Желаете продолжить операцию?

— Ну и батя, — выдохнул Алексей, — какой типаж. Ему бы в спецназе диверсантом быть — всех бы так заморочил, не то, что «крыша» поехала бы, но и бригада ноль-шесть не помогла.

Я сидел мрачнее тучи и не знал, что делать: поливать всех дурными словами, веселиться в ожидании неизвестно чего или остаться совершенно равнодушным ко всему. Последнее в упорной борьбе победило первые два чувства, и я, встав, сухо произнес:

— Это был прямой намек или неудачная шутка?

— Мой отец никогда не шутит. Извини! Я не хотел тебя втягивать в эту сеть лабиринтов.

— Спасибо тебе…

— Послушай, что ты вообще от меня хочешь? — не выдержал Саша. — Сам решил систему ломать, а я предупреждал, что отец не любит, когда я работаю не своей головой. Я-то не знаю, какие последствия предполагает его характер.

— Что? Но ты ведь мог…

— Ты сам попросил…

— Я? А кто предлагал?

— Девочки, не ссорьтесь! — на манер Саши проговорил Алексей.

— Молчать! — крикнули мы оба, повернувшись в его сторону, но после этого прекратили диспут и напряженно стали обдумывать происходящее.

— Ладно, Сань, без обид. Просто не ожидал подобного. Тут что…

Где-то зазвенел телефон. Мне подумалось, что это сотовый Леши, но «Макар» подошел к столу, опустил под него руку и достал трубку с антенной.

— Алло. Лена?

— У-у-у… — пробормотал я и отошел в сторону.

Когда ему звонила эта девушка, то лучше рядом не стоять — может и в глаз дать. В его жизни она появилась недавно, но смогла каким-то образом повлиять на все его существование. Я просто не узнавал своего друга: он постоянно пропадал у нее. В последние два-три месяца катастрофически не хватало времени ни на что, заходил в гости редко, на улице не бывал, как раньше, настроение каждый раз было разное в зависимости от настроения Лены… список можно было продолжать еще долго, поэтому опустим это и отойдем… да хотя бы к Леше.

— Что он говорил про камеру? — спросил тот.

— Про камеры? Да как бы она здесь, в углу где-то.

Мы стали рассматривать побелку над обоями. Вроде все так, как и должно быть в настоящих квартирах (хотя и эта настоящая, а не липовая), ни одного намека на что-то сверхординарное. Брака нет, все чисто, ни царапины, ничего! хорошо, давайте разбираться логически. Если бы где-то здесь была встроена камера, то она оказалась видна. Если не видна, то ее здесь и нет. Логично? Логично. Но с другой стороны она есть и я… мы это знаем. Где? Вопрос. Если она все-таки есть, то скрывал ее очень опытный и знающий человек. Итак, для того чтобы ее спрятать, нужно вынуть около четверти кирпича, если она маленькая и кирпич, если она большая. В таком случае где-нибудь, но обязательно будет простукиваться. Смущало только то, как она снимает, ведь штукатуркой стены покрыты как земля снегом.

Сходив в гардероб к своей дубленке, я открыл специально сделанный карманчик у молнии, позаимствованный у одного столичного фокусника, и вытащил серебряную тоненькую палочку, сантиметров в двадцать (в изначальном положении), раздвигающуюся на манер антенны у радио. Почему-то я всегда носил ее при себе. Возможно, оттого, по какому принципу носил и серебряный крестик. В последнее время я сильно увлекся запредельными для человеческого понимания явлениями, и если бы около меня находился хоть какой-нибудь заезженный психолог, то без малейших слов увез куда-нибудь на Войкова в местную психбольницу. Не знаю, почему меня волновали и интересовали сверхъестественные явления. Видимо свободное время было в таком избытке, что все остальное воспринималось обыденно и «избито». Хорошо, что родители об этом не знали!

Поиски оказались быстрыми и неинтересными. Моя спица как раз доходила до потолка и, постукивая по кирпичам, я скоро нашел искомую вещь. Леша сбегал намочил тряпочку, а я поставил две табуретки друг на друга, влез и стал аккуратно смывать штукатурку. Минут через пять нужная часть стены открыла встроенную видеокамеру. Она как раз-таки оказалась в четверть кирпича. Осторожно сняв пластиковое стекло, я так же аккуратно вынул камеру, за которой тянулся длинный черный кабель, уходивший далеко вглубь стены за кирпичи.

— Ничего себе семейка! — вырвалось у меня.

Из кармана джинсов достал складной миниатюрный нож с резиновой ручкой, на которой собственноручно изобразил символ Жизни — пятилучевую звезду в двойном круге и одним лучом, которая была направлена вверх, и перерезал провод.

— Сань, тебе металлолом нужен?

Он погрозил нам кулаком, состроив страшно смешную рожу и продолжил разговор.

— Любовь… Сюси-пуси! — шепнул на ухо Леша, но тут же встретился взглядом с Сашей, который резко помрачнел, и ничего хорошего не предугадывалось в его поведении.

Юноша моментально замолчал и повернулся ко мне. Я же спустился с табуретной пирамиды и положил около компьютера камеру.

— Так, — начал я, — если есть камера, то должен быть и микрофон, но его нужно устанавливать так, чтобы звук доходил с любой точки комнаты и был четко слышен. В данной ситуации, кроме стола, стоящего в углу и люстры, висящей посереди комнаты ничего нет. Так я спрашиваю, где, по вашему мнению, должен быть пришпилен этот кусок железа?

Все перевели свой взгляд на люстру, а я, в знак правильного хода мыслей моих слушателей, поаплодировал. Затем вновь построил пирамиду, влез на нее, покачиваясь из стороны в сторону, и стал копаться во внутренностях люстры. Вскоре рука наткнулась на что-то. Дернул раз, дернул два… За микрофоном тянулся кабель. Обрезав и его, я отшвырнул его на стол и спрыгнул на пол.

— Это вообще квартира или дом наблюдения ФСБ? Что за маразмус? Нет, я, конечно, понимаю, что тут не все дома, однако такое… ведь нигде в другом месте я не увижу.

Саня чуть не выронил трубку, но не от того, что обнаружил у себя склад целого отряда спецназа, а оттого, что не до конца понял немного закрученную мою речь. Я сотворил самую добродушную улыбку и, подставив стул к столу, взялся за клавиатуру.

— Вспомним старое. У тебя есть системные таблицы и графики?

— Угу… — ответил «Макар» не отрывая трубку от уха.

— Вот и замечательно. Много?

— На двух гигабайтах.

— Здорово. Приступим?

Леша, со стулом придвинулся ближе, а я тем временем составлял график падения той самой странной сосульки. Вначале построил оси координат, затем в миллиардах символов отыскал силу тяжести Ньютона, вывел ее на оси «X-Y» со значением «+», а потом построил свою параболу, не забыв подставить расстояние от дома до того места, где стоял Саня, и уже хотел огласить свой вывод, как в дверь позвонили.

Хозяин квартиры отвлекся от разговора, наконец-то положив трубку на место, и пошел уточнять, кто же это все-таки жаждет войти.

— Ух, ты, табуреты притащили! — послышался его голос и в квартиру вошли двое, неся каждый по креслу.

— Оперативно батя работает, — шепнул мне на ухо Алексей.

Когда все посторонние ушли, мы дружно всё распаковали, и хотели было поставить у стола, на место неудобных и до чертиков надоевших табуретов, как у Алексея родилась не совсем уместная, в данной ситуации, идея.

— Может, вы мне покажете что-нибудь из своего бывшего репертуара?

— Ты что, опух? Нет, у тебя точно ролики за башню заехали, — закричал Саня, отчего Леша съежился, зажмурил глаза и втянул шею. — Или ты по наивности своей полагаешь, будто мы тренируемся каждый день? Тем более в такой паршивой квартире сделать ничего невозможно, а ты тут еще со своими глупыми мыслями, как в суп-харчо лезешь, ведь это не то…

— Успокойся! — не выдержал я. — Тебе же вежливым нормальным языком попросили: «Покажи что-нибудь!», а ты со своими придирками так запугал человека, что тот еле дышит.

— А ты вообще чайник прикрой, пока свисток не отбили. Тоже мне, Бэтмен занюханный. Может мне нравится, когда у кого-нибудь от меня «крыша течет», так что отвали в гараж, пока я добрый и не мигай фарами, а то закончу базар с этим хануриком и до тебя доберусь, бойскаут фикусовый.

Я поперхнулся, икнул, успокоил порыв дать по репе и, глядя прямо ему в глаза, спокойно произнес.

— Ты тут лабуду не вешай, актер мраморный, ты ведь знаешь, что «батьку» лучше не злить, а то, как дам в бубен, сразу нюх потеряешь и ласты склеишь. И не ори в рупор, и так перепонки болтаются.

— Че? Да ты вообще на кого батон крошишь?

— Слушайте, а может не стоит из-за меня такую дискуссию разводить? Ведь…

— Молчать! — крикнули мы оба, повернувшись в его сторону, но после этого прекратили диспут и напряженно стали обдумывать происшедшее.

— Ладно, Игнат, без обид. Просто не ожидал подобного. Сколько месяцев его знаю, а такое слышу впервые, тем более после беседы с отцом настроение упало на самое дно колодца.

«Кажется, это уже было. Или нет?»

Где-то зазвонил телефон. Мне опять подумалось, что это сотовый Леши, но «Макар» подошел к столу, опустил под него руку и достал трубку с антенной.

— Алло. Гхм… э-э-э… это… Лена?

— Кто?

— Лена?

— Опять? Она ведь звонила.

— Кхе, кхе… Лена? А ты не звонила десять минут назад? Нет, я не болен… и жара у меня нет… и память отличная, даже могу вспомнить, в чем ты была позавчера вечером. Перечислить? Оу… только не кричи в трубу. Не надо так не надо, зачем так орать?

Мы застыли как каменные статуи древних богов. Это ведь было. Или она смеется, или мы свихнулись, причем все трое и все сразу, или творится черт знает что.

На сей раз Саша говорил недолго и после того как отправил трубку обратно под стол, опустился в кресло и тоже застыл. Первым разморозился я.

— Давайте забудем обо всей этой абракадабре хотя бы на время. Сань, покажи, пожалуйста, низкое сальто! Саня! Але, гараж!

— А? Что?

— Я говорю, низкое сальто покажи.

— Но ведь не тренировались полгода.

— Ничего, я уверен, что у тебя все получится.

Юноша пожал плечами, почему-то стал на кресло и прыгнул на другое, сделав в воздухе один переворот. Опустился удачно, голову не сломал, люстру не сбил, но от кресла отлетела какая-то черная деталь и попала мне в лоб.

— Е… твое!

Схватившись за левую половину виска, я прикрыл глаза, поднял с пола пластмассовую фигулину и, икнув пару раз, добавил:

— Хватит микрофонами разбрасываться!

Леша так и остался сидеть застывшим. Саша открыл было рот, но не удержался на кресле и свалился на пол.

— Так, все, мне надоело! Либо ты наведешь порядок в своей квартире и избавишься от металлолома, или я за себя не отвечаю.

— Стоп! — воскликнул Саня, отпружинив от пола и встав на ноги. — Кажется, нам пора на улицу!

— Серьезно? Ты за погодой смотришь?

— А что?

Я покачал головой, подошел к окну и отодвинул жалюзи в сторону. На улице шла метель, но такая, какую никто никогда не видел. Можно было сказать, что метет «как из ведра», хотя это и не относилось к тому. Все деревья понуро склонили ветви и казалось, что они вот-вот оторвутся и упадут в сугроб, где и будут похоронены под толщей снега. Из прохожих — никого, совершено никого. Действительно, какой же умный будет ходить под таким снегопадом, ведь «снег башка попадет — дырка будет», во как!

— Не ну, что это такое? Как я до дома дойду?

— Тебе до дома минуты две самое большое. Не кричи понапрасну.

— Что вообще происходит? Была ведь замечательная погода.

— Все меняется.

Я вдруг вспомнил, что позабыл сделать один звонок. Взял трубку и набрал номер. Сначала были слышны лишь долгие гудки, потом вообще ничего не было слышно, затем странный скрежет, скрип и, наконец, послышался тихий голос, будто говорили из другого города:

— Алло!

— А… э… Миха?

— Ясен пень, кто же еще или ты думаешь, я свой сотовый всем желающим буду раздавать?

— Дык… ведь… кто тебя знает.

— Дык, дык… Кирдык! Да, что тебе?

— Я… мы тут подумали и решили, что возможно тебе не стоит приходить на встречу Нового года к нам!

— Вы там случайно косяков не курили?

— Уверяю, ничего подобного даже и в мыслях не было!

— Да? Тогда вы все там точно опухли.

— С чего бы это?

— Не, ну е-мое, все мои собираются к вам, а я, как лопух дома останусь? Не выйдет! До дома твоего отца десять минут идти, и ты думаешь, мы не дойдем?

— Дойти-то вы может, и дойдете, но в такую, мягко скажу «метель», найдете дорогу, может, только за час. Ты в окно выгляни! Это же не метель, не буря, а снежная лавина — смоет всех нафиг, ну а если и не смоет, то завалит по самую крышу, так что какая…

— Стой, молчи. Я вообще-то на крыльце своего дома стою, но метели и в упор не вижу.

— Не понял…

— Не понял? Да вы обкурились там все! Какая лавина, какая метель, здесь мороз градусов в двадцать, а ты лабуду какую-то гонишь.

— Так значит, у тебя там ничего нет?

— Нет, не было и сегодня уж точно ничего не будет.

— Как это так? У нас есть, а у тебя нет? Непорядок!

— Тьфу ты, е-мое, докурился народ до глюков.

Раздались гудки. Миша повесил трубку, а я вообще не стал ничего понимать.

— Он говорит, что там ничего нет.

Эх, жаль под рукой фотоаппарата не оказалось, да и камера на столе сломанная валялась, даже негде будет больше посмотреть на эту картину. Значит, застыли все: Леха сидел на одном из кресел, положив ноги на табурет, рот открыт, глаза рублей по пять, если не больше; Саша стоял у двери с бутербродом в руке, рот также открыт, и оттуда пытался вылететь кусочек сыра, глаза раскрыты намного больше, чем десять рублей, правая рука несколько раз поднималась к виску, но с таким же успехом и опускалась. Алексей икнул, отклонился от стула к стене, откинул голову, вдохнул воздух и со свистом выдохнул.

— Маразм.

— Может, проверим?

— Как?

— А крыша для чего?

Мы не вбежали на крышу, мы влетели на нее. Снег шел из ряда вон, но что самое удивительное, шел только во внешней части дома. На крышу и внутрь нашего квадратного жилища не попадало и снежинки. Мы с отвисшими челюстями смотрели на загадку природы и не могли отвести взгляд. Я подошел к самому краю крыши, протянул вперед руку, и ладонь моментально наполнилась снегом. Он был мягкий, пушистый и переливался как бриллиант. Таять же, похоже, не собирался, и даже тепло моей руки не переплавляло его в воду.

Смотреть вдаль было более чем бессмысленно. В квартире казалось все иначе, чем сейчас. Теперь уже на расстоянии метров двух ничего нельзя было разобрать, а о том, чтобы рассмотреть какое-нибудь находящееся вблизи окно, можно даже и не говорить. Здесь как будто бы происходило паранормальное явление. Почти что аналогичная ситуация случилась и у нас.

Спустившись на чердак, мы не сразу поняли, что и тут что-то не так, и не сразу заметили идеальной белой стены, которой не должно было быть и в помине. Первым перепугался Алексей. Он отпрыгнул в сторону, указывая дрожащим пальцем нам за спину. Мы обернулись, но ничего ужасного пока не обнаруживали. Вдруг из середины белой стены стали расходиться идеально ровные круги, будто это не стена, а участок озера, в которое был брошен камень, потревоживший водную гладь. Волны расходились все больше, больше, быстрее… Наконец из нее вылезло какое-то черное существо, внешне очень похожее на человека, но через него можно было рассмотреть все там находящееся. Привидение? В наше время? Привидится же, блин, фигня всякая!

— Боитесь? — спросило оно и, похоже, улыбнулось. — Правильно делаете, хотя и вас нужно остерегаться.

Леша побелел и хлопал ртом как рыба, выброшенная на берег.

— Мы видим будущее! Мы знаем, что может произойти! Так что вам лучше не вмешиваться. Мы знаем о вас все. Ты, Александр, родился с пятью шестерками в дне рождении. Родись ты на два года раньше, в такой же месяц и день, ты был бы одним из величайших творителей зла, ведь шесть шестерок что-нибудь да означает, хотя и сейчас ты способен на многое. Тебе предстоит сделать выбор, но пока до этого далеко.

Бестелесная субстанция двигалась вперед-назад, как товарищ Ленин на заседании комсомольской партячейки.

— Ты, Игнат, опустился до изучения и понимания ничтожной белой магии. Это глупо с твоей стороны. Ах, да, ты ценишь человеческую душу и преследуешь прекрасные, возвышенные цели в искусстве. В ней ты тоже это нашел? Возможно, в этом ты ошибаешься, и, хотя совсем недавно стал углубляться в белое колдовство, добился поразительных успехов. Ты — единственный представитель мужского рода в семье, родившийся на протяжении трех поколений, а тот, кто действительно является таковым — становится колдуном от природы, даже если его не учить. Но ты пошел дальше и даже прошел ряд посвящений…

Черная тень замолкла и пристально посмотрела на меня.

— Остановись! Ты, как и все другие, лишь песчинка в этом мире. Не суйся туда, куда тебя не звали и где тебя не ждут. Придет время! Выбор будет дан всем троим… Но с вами нет еще одного участника грядущего спектакля! Где он?

Мы посмотрели на Лешу, который окончательно окаменел и представлял лицом потолок в своей квартире.

— Нет, это не он. Есть еще один юноша…

Я резко повернулся и, глядя существу туда, где должны были располагаться глаза, спокойным голосом произнес:

— Когда в одном доме собираются три мастера, чертят пентаграмму и посылают свое знание на помощь, тогда не выживает то зло, которое нас окружает. Даже ты будешь уничтожено!

Мне не вспомнились эти слова, а словно кто-то свыше продиктовал все, что я здесь только что произнес.

Тень поперхнулась словом, и перестала бродить, как заключенный в камере. Во мне вдруг проснулось что-то, скрытое в самых отдаленных уголках моей жизни. Я был так разозлен, что какое-то мурло читает лекции о том, что нам делать, а чего нет, что сорвался и дал свободу своему уличному акценту. Такое со мной случалось редко, но подобные речи все же стоило записывать хотя бы на бумагу.

— Послушай ты, мымрик в фуражке, не стучи копытами, выше телебашни не запрыгнешь! Закрой варежку и послушай умных! Никогда не задумывалось, что ты всего-навсего плешивая козявка, нет, даже молекула. По тебе же психушка плачет! Сейчас как звякну «белым акробатам», они повяжут тебя за милую душу и еще спасибо скажут. Будешь там травить одеколон про всякую фигулину на манер магических заворотов шариков за ролики. Ты меня не знаешь. Если я такую лабуду понесу, никакие ниггеры вроде тебя не остановят. Вот даже у «Макара» спроси!

Тень схватила руками голову, зашипела и растворилась в темноте чердака. Следом за ней взорвалась волнообразная белая стена. Она разлетелась на миллиарды стеклянных осколков, затем они все вдруг застыли в воздухе, их, как магнитом, потянуло обратно, и они создали зеркальный шар, который засветился во все стороны белыми лучами, стал сжиматься и также исчез.

У меня в ухе что-то застреляло, брови поползли вверх… Повернувшись к друзьям, я спросил:

— Так это было не то, о чем я до этого думал?

Я так увлекся непонятным снегом внутри дома, что принял это за местного бомжа, которому мы частенько приносили еду.

— Скажите, что это то, о чем я думал! — умоляюще-тихо произнес я.

Оба юноши покачали головой и до меня, наконец, дошло, что это было. Единственное, что я помнил случившееся после, так это то, что меня кто-то куда-то нес, причем в сплошной темноте — видимо электрики что-то напортачили. Где-то кто-то говорил, но хотя меня и пинали, в сознание я так и не пришел.

Когда же я все-таки открыл глаза, то чуть не свалился с дивана. Девять часов! Кошмар… ужас… беспредел… Подскочив к тикающим на тумбочке часам, которые до этого десять раз возненавидел, взял в руки и уже собирался выкинуть за балкон, но… Будильник был выключен! «Стоп! Предки ведь ушли еще вчера или нет? Неужели все во сне приснилось? Нет, пора завязывать с ночным просмотром фильмов ужаса. Еще чего доброго свихнусь на них».

Накрывшись опять одеялом, я попытался вспомнить все, что видел во сне, но полное и ясное очертание картин так и не приходило. Как ни старался я разобраться с увиденном, все попытки были напрасны. Ничего, совершенно ничего не удавалось вспомнить. «Склероз со мной старческий, что ли произошел? Ведь помню, что предки уехали вчера. А может…»

День выдался на редкость холодным, и все городские жители старались потеплее одеваться, закручивая вокруг шеи шарфы и поднимая воротники. Что и говорить — декабрь все-таки. До нового года осталось совсем немного, а затем… Затем цивилизация вступит в новый год, а конца света как не было, так и не будет. Все закончится тихо-мирно, так же, как и началось. Нет, конечно, разнообразные «суперприбыльные» и «экономические» фирмы вроде «МММ» или «РДС» всегда будут присутствовать в нашем обществе, от этого никуда не денешься, но во всем остальном намечался полный порядок.

Одному бродить по заснеженным дорогам не хотелось (настроение — хуже некуда) и я зашел к Леше.

— Может, пройдемся? Ты только почувствуй, какой свежий воздух. Мороз!

— Да успокойся, вот если бы градусник мелким сделать — это другое дело.

— Это же только ты с Саней с мелкими тусуешься.

— Ну, предложи, что еще делать!

— А разве нельзя просто пройтись по улице? Просто посмотреть, что происходит вокруг, а то сидишь в своей квартире все восемнадцать лет и жировую массу наращиваешь. Стыд! Ты только за окно посмотри, какая прекрасная погода! Так всех и тянет на свежий воздух.

Леша долго на меня смотрел, а потом сказал:

— Ладно, уговорил.

Выйдя на улицу, мы не увидели ни взрослых, которые всегда проходили мимо нашего двора, ни мелких, которым Алексей всю дорогу грозился сделать градусник.

— Какой кретин тридцать первого декабря гуляет? Все уже дома к вечернему застолью готовятся.

Я посмотрел по сторонам. К нам направлялся Саша с соседнего дома, тот самый, любитель делать градусники.

— Как кто? — удивился я. — Саня!

Мы встретились у моего подъезда. С кислым видом он произнес:

— Не понтово мне что-то сегодня. Родаки вот послали… на базар. А какой кретин тридцать первого покупает продукты?

Мы с Лешей переглянулись, а он продолжал:

— Вот и пришлось идти, а больше-то некому. В доме восемь человек семьи, а посылают только меня одного. Да нет, я не жалуюсь, просто что-то мне фигово до балды.

— Может, потом в камору заглянем? — спросил Леша.

Я замер с приоткрытым ртом и, пока они горячо обсуждали поставленный вопрос, пытался понять, где я это слышал. На ум ничего не приходило. Все расплывалось как в тумане, и воспроизвести похожие образы моя память была не в состоянии. Одно из двух: или этих образов не было, или что-то удерживало мою память от расшифровки.

— Так там еще и мебели-то нет, — ответил Саня, — а завезут не скоро.

— Зато другое есть!

Чудовищным усилием воли я удержал себя от того, чтобы обозвать Алексея ополоумевшим фанатом интернета. Мне дорого это обошлось: закружилась голова, зашумело в ушах, и я чуть не потерял сознание. Но все восстановилось: дыхание стало ровным, а слух таким же острым, как и раньше. «Один-один. Второй раунд за мной. Что бы это ни было, но я найду способ узнать прошедшее»

— А я-то думаю, что он туда так рвется. В интернете захотел повисеть! Ну что ж, возможно и зайдем, но сейчас, цель номер один — наш рынок.

Туда мы и направились. Вдруг где-то позади что-то щелкнуло, зашипело и стало приближаться. Алексей, похоже, этого не услышал и продолжал идти. Я же с Сашей обернулись и увидели, что прямо на нас падает оборвавшийсяпровод от фонарного столба. Мы резко отшатнулись, и он пролетел, между нами, где-то на расстоянии двадцати сантиметров, оставляя черную полоску на снегу. Шипя, он продолжал лететь в Алексея. Мы быстро обернулись и подбежали к нему. Я толкнул его в сторону, но даже и предположить не мог, что Саня пихнет его обратно. Мне ничего не оставалось, как продолжить его падение в мою сторону, но более эффективнее. Он так хорошо ухнул в сугроб, что провалился в него по пояс.

— Ну, вы, вашу е-мое… — закричал он.

Мы его не слушали, а наблюдали за проводом. Тот описал полукруг и стал возвращаться обратно. Пролетев вновь, между нами, он чисто случайно зацепил хвост пробегавшей кошки. Раздался треск, душераздирающее мяуканье и ее стало, как говориться в народе, «плющить»: шерсть встала дыбом, хвост трубой, и та, резко изменив направление, побежала обратно, постоянно дергаясь из стороны в сторону. Лешка также проводил ее взглядом до подвала, в котором она скрылась, и уставился на нас, продолжая стоять в снегу.

Мы с Саней смотрели друг другу в глаза и не спешили давать объяснение обалдевшему юноше. В голове вертелось одно: «Это было, было… Было! Но где?»

— Что это? — спросил Саня.

— Электрический кабель.

— Знаю.

— А что тогда спрашиваешь?

— Почему он оборвался?

— Спроси что-нибудь полегче. Возможно, банальная случайность. Мало ли из-за чего еще. Возможно, закончился срок службы — трухлявым стал или ветер сбил, или из-за налипшего снега после мороза треснул, или…

— Во-первых, ветра сейчас нет. Во-вторых, ни снега, ни мороза не было уже два дня, а на счет того, что закончился срок службы, то это уже точно не про этот случай. Здесь меняли провода неделю назад. Сам видел.

— Тогда что это?

— Да мало ли.

— Э, люди, поделитесь со мной своими предположениями, — перебил наши размышления юноша, наконец выкарабкавшись из снега.

Что-то вновь щелкнуло, зашипело и стало приближаться. Оторвался второй и последний провод, но на сей раз летел не так, как первый, а под совершенно другим углом и направлялся к Алексею. Он опять погрузился в снег и ругался уже достаточно основательно, указывая каждое имя в отдельности, но, когда у самого носа пролетел искрящийся провод, он замолчал и долго лежал с широко открытыми глазами. Через минут пять юноша пришел в себя, вылез из сугроба еще раз и посмотрел на оставшуюся полосу на снегу.

— А это тогда что? — спросил я у Сани.

— Кабель был.

— А теперь?

— Теперь его нет.

— Знаю.

— А чего спрашиваешь?

— Я о другом.

Он задумался.

— Ты считаешь, что это то, что было…

— Я ничего не считаю. У меня только предположения.

— Народ, слушай, кончай базар, а то мы так до рынка никогда не дойдем. К тому же, если будем здесь стоять, то вероятность того, что нас может пришибить током, намного больше. И вообще, нам пора!

Всю дорогу Алексей трещал как сорока, выдвигая разнообразные версии случившегося. Сначала мы слушали внимательно, но потом потеряли к нему всякий интерес и думали о своем, временами поддакивая и бросая одну-две фразы. Все равно этот случай ну никак не укладывался в голове. Что это? Почему? По какой причине? Одни вопросы. Ответов — ни одного.

Проходя мимо одного из подъездов, я увидел следующую надпись: «Бомжам ходу нет!» «Как же, раскатали губу, им эти ваши записи глубоко по колено. Написали уж тогда хотя бы: «Не входить! Клопы!» — умно и с подвохом, а так…» Я усмехнулся и, загромождая себе голову всем этим хламом, не заметил, как мы остановились. Подняв голову, я увидел… Да, конечно же, это всем известная Вероника. Я невольно улыбнулся девочке и посмотрел на отставших.

— О, Валюшка, здоров! Не ждал тебя увидеть! — произнес Сашка.

Та подошла к нему, чмокнула в щечку и сказала:

— Привет-привет. Если ты забыл, то я живу в этом доме.

Я полностью застыл, ничего не соображая. Какая Валюшка? Он что, тушенки переел? Мои остекленевшие глаза проходили взглядом насквозь Александра. В голове отчего-то зашумело, в ушах засвистело, а рот самопроизвольно чуть приоткрылся.

— Какая Валя? Саня, это ты? — обратился я к юноше. — Раскрой глаза! Это же Вероника! Вероника Колошина — участница циркового коллектива! Что с тобой? Неужели помрачнение рассудка?

— Какая я тебе Вероника? Ты что хлебал этой ночью?

И она посмотрела на меня так, как если бы я был мировым рецидивистом и шпионом разведки «Нато».

Девочка подошла ко мне, застывшему и не в понятках блуждающему по мыслям и залепила такую пощечину, что, если бы не мое каменное состояние, голова давно улетела бы в кусты. С кислым выражением лица я заглянул ей в глаза, потом посмотрел на Сашку и сказал, мысленно благодаря Веру… э-э-э, Валю… Веру, ну кого-то из них за то, что та вывела меня из глубокого помешательства.

— Так это не та, о которой я да этого думал?

Оба юноши покачали головой.

Я взялся за голову и понял, что сошел с ума. Если пошли раздвоения личности, то все — крышка. Теперь одна прямая дорога в сумасшедший дом. Рассудок помутился, сознание стало затуманиваться, голова распухла, как у трупа, пролежавшего в воде три недели, ноги подкосились, и я понял, что падаю. Единственное, что я помню после этого, так это то, что меня кто-то куда-то нес, причем в сплошной темноте — похоже, мешок для верности одели — кусался видимо. Где-то кто-то говорил, но хотя меня и пинали, в сознание я так и не пришел.

Когда же все-таки открыл глаза, то чуть не свалился с дивана. Девять часов! Кошмар… ужас… беспредел… Подскочив к тикающим на тумбочке часам, которые с десять раз обругал, взял в руки и уже собирался выкинуть за балкон, но… Будильник был отключен! «Минуточку!» Накрывшись опять одеялом, я попытался вспомнить все, что было. «Вчера или сегодня? Нет-нет. Сегодня или вчера? Тоже не то. А-а-а, сегодня — это вчера, а вчера — это сегодня! Опять не то. Мрак, кругом мрак. Что же это было, то есть, что же будет, в смысле что, где, когда? Вот тебе и телеигра!»

Голова шумела и совершенно не понимала, что было вчера. Такое ощущение, что вышел из комы. Вдруг меня осенило: «Точно, вчера я был пьян, как сказал один из моих знакомых: «Ты что хлебал этой ночью?» Стоп! Этой ночью? Тогда получается, что я пил и позапрошлый день, а также и вчерашний день… Во, блин, пьяница! А вчера-то за что? Кажется, мы пили и за нас, и за вас, и за десант, и за спецназ… Ну, это так, к слову. Вспомнил! Вчера мне кто-то заехал в глаз или в нос, что, в сущности, без разницы, и я пил с горя. А что, как и почему — это мне вспомнить не дано».

Когда я, наконец, разобрался со своими мыслями, то накрыл второй подушкой голову и… раздался звонок в дверь.

«Вовремя, блин!»

Бурча, как закипевший чайник, я встал с кровати и неохотно стал открывать дверь. За ней стоял Мишка.

— Ты что, еще дрыхнешь? — по его взгляду стало ясно, что у меня что-то вылетело из головы, и он искренне удивлен моей забывчивости и невнимательности. — Мы же собирались с Саней за покупками идти. Новый год на носу, а ты спишь, как лопух и совершенно ни о чем не чешешься!

Он вошел в квартиру, споткнулся о груду моих ботинок, но сохранил равновесие и прошел в зал.

— Обувь нужно снимать, когда по комнате ходишь!

— Не дома ведь…

— Ну, ты хамло!

— Да брось ты, у тебя тут пыли все равно центнера два.

— Это не моя пыль, а тех, кто со мной живет.

— Ну, ты…

— Хватит о мелочах!

Он сел и закинул ногу на ногу, а я тем временем заправил кровать.

— Про какие покупки ты говоришь? Сашка мне ни о чем не говорил.

— Ну, ты склеротик! У тебя, наверное, жар. Ты же сам вчера всем кричал, что сегодня нужно обязательно ехать на базар и покупать подарки. Новый год на носу! Сам говорил. Сам!

— Ладно, ладно, я не спорю, но все-таки я такого вчера не говорил!

Мишка еще долго возмущался насчет моих мозговых извилин, ума и меня в частности. Я думал о том, что вчера мы были заняты чем-то другим: Мишка вообще не пришел из-за густого снега, Саша делал мелким градусники, а мы с Лешей у школы встретили кого-то слишком страшного, и меня долго откачивали, или я много выпил и меня долго откачивали, или… в общем ясно одно — меня долго откачивали, а кто, как, почему и из-за чего — это меня на данный момент не интересовало.

— Так что я такого вчера наобещал? — присев на край дивана, задумчиво произнес я, как бы обращаясь к самому себе.

— … полный глюк. Видимо, клея обнюхался. Что ты вчера ел? Живот не пучит? А? А, ты обещал, что сегодня в девять соберемся у твоего подъезда или дома и вперед — на рынок за подарками. И вообще, помолчи, я не закончил! Так что, живот не пучит? Глаза не колет? Может вилку дать, чтобы…

Нет, ну вот гнет палку. Главное, пришел без приглашения, расселся как барин, в ботинках немытых ходит по моему грязному полу и кричит, что я туп, как сибирский валенок. Вот и приглашай после таких лекций к себе друзей — растопчут, унизят, выкинут и станут жить вместо тебя. Да на Колыму таких, на работы в шахты, в каменоломни, в… да ладно, друзья все-таки!

Я встал, надел куртку, успокоил «трындящий» будильник и выкинул его на улицу.

День выдался на редкость холодным, и все городские жители старались потеплее одеваться, закручивая вокруг шеи шарфы и поднимая воротники. Что и говорить — декабрь все-таки… Затем цивилизация вступит в новый год, а конца света как не было, так и не будет. Все закончится тихо-мирно, так же, как и началось. Нет, конечно, заработную плату учителям и шахтерам как не платили, так и не будут платить, от этого никуда не денешься, но во всем остальном намечался полный порядок.

Одним бродить по заснеженным дорогам не хотелось (настроение препоганейшее), и мы зашли к Леше.

— Вылетай, пойдем на рынок за подарками!

— Да успокойся, делать мне что ли нечего, кроме как с вами шататься.

— Ну, предложи что-нибудь еще! — сказал Леша.

— Дома сидеть!

— Ха, ты только за окошко посмотри, какая прекрасная погода. Всех так и тянет на свежий воздух, на…

— … рынок! — перебил меня Миша.

Леша долго нас рассматривал, а затем сказал:

— Ладно, уговорили.

Выйдя на улицу, мы обвели взглядом двор, но так никого и не нашли, даже Сани еще не было. Спит!

— Какой кретин тридцать первого декабря за подарками ходит? Все умные дома к вечеру готовятся.

Я посмотрел по сторонам.

— Как кто ходит? Мы и вон — Саня!

Действительно, к нам направлялся Саня. Мы встретились у моего подъезда.

— Ну что, идем? — спросил он.

Все кивнули головой.

В общем, поход по магазинам прошел удачно, не считая одного-единственного малозначительного момента, когда в трамвай, из которого мы только что вышли, врезался двухэтажный автобус — рогатый даже на бок завалился. Народу набежало как в кинотеатр на ремейк нового фильма или как на пожар в нашем соседнем доме на прошлой неделе. Мы, спасаясь от милиционеров, которым нужно было давать показания, быстро растворились в толпе и прямиком направились на рынок. Накупив всякого хлама тысяч на пять, мы вызвали такси и приехали обратно, разнесли подарки по своим домам и вновь собрались у моего подъезда.

— Нас чуть не расплющило! — с испугом вспоминал Алексей. — Если бы мы вовремя не вышли из вагона — все, хана, привет горячий!

— Интересно, почему все эти несчастные случаи происходят с нами? — воскликнул Александр и сам испугался своих слов.

— Так это все было, и ты помнишь? — удивился я.

— Что?

— Предыдущие случаи.

— Смутно, но сейчас что-то во мне перемкнуло, и они всплыли с поразительной яркость и четкостью.

— Алексей, а ты?

— А при чем тут я? Я вообще ничего не знал, не знаю и…

— Сам дуб дубом, — докончил за него Мишка.

— На себя посмотри!

— Ах, так, да ты знаешь…

Он опять закипел чайником, но я его вовремя остановил.

— Хватит балдеж… в смысле галдеж! Давайте лучше проверим наш вариант.

Все посмотрели на меня с недоумением.

— Ты же ведь не хочешь сказать, что собираешься использовать то, от чего мы отошли несколько лет назад?

Александр с Михаилом смотрели на меня как на диверсанта-разведчика, пойманного при попытке развертывания партизанского движения.

— А почему, собственно говоря, и нет? Мы же не собираемся влезать во что-то сверх нашего разума, а только получим ответ на интересующий вопрос, причем банальным способом, и мирно разойдемся.

— Нет, Сань, ты только его послушай! У тебя что, совсем плохо с памятью или как?

— Ты разве забыл, что было в прошлый раз?

— Ребята, вы о чем? — непонимающе спросил Алексей.

— Да так, об одной пустяковой формальности.

— Этот вундеркинд в прошлый раз запалил нам квартиру.

— Я уже сорок раз извинялся по этому поводу, и говорил, что все произошло из-за одной банальной ошибки. Нельзя же всю жизнь вспоминать этот эпизод. Нужно стремиться к улучшению своих навыков. Мы же многое могли. Многое! Почему все утратилось? Если боитесь, то так и скажите — я разузнаю все один, но вспомните, что когда-то мы были одной семьей и все беды решали именно через это. У нас не было врагов. Никогда! Все шло хорошо, просто идеально, но у всех бывают срывы и неудачи. Однажды я ошибся, ошибся по-крупному, но это давно прошло и закончилось. Повторяю, нельзя всю жизнь жить, вспоминая плохое, случившееся один раз. Нужно действовать! Скажите себе: «Мы сможем!» И все получится. Вы же прекрасно знаете, кто мы и что каждый из себя представляет. Выбор за вами!

— Ребята, о чем вы говорите? Кто-нибудь толком может мне объяснить, что происходит? — закричал Лешка.

— Слушай, помолчи! — огрызнулся Саша. — На сей раз это никоем боком тебя не касается.

— А в чем, собственно, проблема?

— Черная магия! — тихо произнес Мишка.

— Белая магия! — поправил его я.

Алексей вытаращил на нас глаза, сглотнул комок, развернулся и быстрыми шагами направился к своему дому.

— Сообразительный.

— Первый раз вижу человека, который не задал ни одного вопроса, а просто-напросто отвалил, — искренне удивился я. — Так что?

Повисло напряженное молчание, длившееся минут пять. Первым опомнился Миша.

— Да, в этом ты прав. Мы не можем опираться только на старый опыт.

— Конечно, главное попробовать, вспомнить старое.

— «Макар», как считаешь?

Саша посмотрел на него, улыбнулся своему старой кличке, которая переросла в псевдоним и сказал:

— Ну что ж, попробуем. Только «Макар» давно устарел.

— Да-а-а?

— И что пришло на его место?

— «Мастер!»

— Вот, значит как. Ну а ты, я надеюсь, все тот же «Тренер»?

— Да, — я склонил голову в знак приветствия. — А ты… эта самая… сметана?

— Чего?

— Ну, сметана такая есть, как же ее… а — «Мишутка»!

— Да, пока тот самый.

— Очень рад, очень рад!

Я с энтузиазмом пожал всем руки в честь нового знакомства, и мы от души похохотали добрых пять минут.

Зазвонил сотовый Сани.

— Алло. Леша? Нет-нет, мы идем… да, договорились… нет, сегодня не заходи — будем заняты! Лучше завтра, часиков в двенадцать! Ну, все… Ага. Пока.

— Ну что, комедианты, пойдем жечь квартиру? — усмехнулся Мишка, и мы его с криком допинали до моего этажа.

Приготовление и сборы заняли совсем немного времени — часа два, не более. Все мои книги, пентакли, пентаграммы и прочая магическая атрибутика находились спрятанные в сейфе, который был сделан лично мною и втайне от родителей — в стене за шкафом. Там весь этот мусор и лежал почти два года, с момента последнего пожара. Я специально запрятал все подальше, чтобы лишний раз не наткнуться и не напортачить еще чего-нибудь. Но сегодня настал момент, когда нужно было вскрыть тайну и вытащить ее на свет Божий. Я долго медлил, прежде чем взять «манускрипты» в руки. Боялся? Наверное, все-таки да. А вдруг не получится, вдруг все пойдет кувырком и из-за нас пострадает кто-нибудь еще? Магия — это такая штука, где нужна четкость и трезвость. Пьян, значит, все — тебе крышка. Что-то не то сказал — все, тебе крышка. А если и то и другое — улетишь, и не догонят. Конечно же, мы знали обо всех поправках и нововведениях, но все равно прочитали нужную подготовку.

Вы думаете: «Причем здесь Михаил»? Да очень просто. Ему передали умения перед смертью его прародители. Как он сам сознался, его прабабка была первоклассной ведьмой, а дед считался неплохим колдуном, так что в опыте ему не занимать. Многое перешло к нему, ну а что не перешло, то он смог это найти у нас, в так называемой «Банде четвертой гильдии». Почему четвертой? Первую квартиру, где мы собирались, обокрали, и мы переехали; вторая немного подгорела, и мы переехали; третья не понравилась нашим отцам, и мы снова переехали, а четвертая — вот она, на сей раз моя. Прошу любить и жаловать!

Куда старики подевались? Они же обещали прийти. Где они? Где? Что происходит кругом?

В общем, вечера дождались спокойно, без эксцессов, полночи тоже, зато потом все как-то замялись и постарались улизнуть, но это им не очень удалось — дверь оказалась закрыта на непонятной конструкции замок (кстати, моя разработка), который не смог открыть даже Сашка, славившийся своими шпильками и прочей открывающей техникой.

Стол был давно накрыт, но сначала мы хотели разделаться с нависшей над нами проблемой.

Ночь за окном поразила нас своей тьмой и непроглядностью.

— Прям как у негра…

— Хам, как можно! — возмутился я и прервал Мишку.

— Ладно, темно, как в перевернутой помойке.

— Вот, другое дело.

На улице не было никого и вблизи ни единого источника света: ни огонька, ни фонаря, ни просто какого-либо отблеска. Все выглядело ужасно, жутковато и немного…

— Прикольно, — задумчиво произнес «Мишутка», — как я домой пойду по такому мраку? Куда электрики смотрят? Моргалы им выколоть!

— Так, вон он твой дом — по прямой метров двести, — указал я в темноту. — Мы тебя по веревке вниз спустим, а уж ты на ощупь найдешь дорогу.

— Я вам что, макака-альпинист? Нет уж. Я лучше тут останусь.

Посмотрев на часы, я огласил:

— Ну что ж, начнем?

Оба юноши дружно вздохнули, пожали плечами, и мы все сели за круглый стол, на котором уже стояли заранее приготовленные и готовые к «употреблению» вещи.

Я зажег свечи, Миша начертил углем круг, Саша положил в центр стола треугольное зеркало, а в его середине запалил клочок шерсти.

Запахло паленым.

Мы взялись за руки, склонили головы и стали произносить заклинание. Все шло хорошо. Шло!.. Сначала затухла одна свеча, потом стали затухать все свечи по кругу в противоположную от часовой стрелки сторону, после чего развеялась в разные стороны обугленная шерсть, а из-под зеркала заклубился полупрозрачный дым. В нем появились черные, как уголь, глаза и послышался голос.

Вы, наверное, думаете, что голос мог слышать каждый, находящийся в комнате? Вовсе нет. Во-первых, голос слышали только мы втроем, больше никто не мог его услышать; во-вторых, посторонних в комнате без специального заклинания не должно было быть — иначе даже при любом вызове можно потерять человека. Это только во всех зарубежных фильмах режиссеры пытаются выдвинуть теорию, будто все духи и призраки существуют без чьего-либо вмешательства, что они осязаемы и что их могут услышать все, кто хочет.

— Вы желаете получить ответ на вопрос?

— Обладатели тайного манускрипта могут себе это позволить, — не открывая рта, мысленно произнес Александр.

Да, действительно, у нас был священный манускрипт. На его поиски отправился «Мастер» два с половиной года назад, когда в одной редкой книге прочитал про храм в Индии, который оказался затерянным в джунглях. В этой же книге приводилось примерное его местоположение. Туда-то он и направился, попросив денег у своего отца на турпутевку до Греции. Он отказался от нашей помощи, хотя мы настаивали, а просто полностью полагался на свою черную магию, но тогда юноша знал только начальные ее азы, и ему повезло, что еще выжил и нашел нужную дорогу в те места. Помнится, мы тогда удивились, увидев в его руках манускрипт. Откуда он его достал? Миша даже пошутил, будто это, наверное, скинула на голову одна из местных макак из-за ненадобности, в то время, когда Саня потрошил их гнезда, а те в свою очередь закидывали его ананасами.

— Что с нами происходит? — спросил Саша.

Глаза в шаре долго молчали, но потом стали отвечать.

— Все дело в ваших скрытых возможностях. За тьмой стоит один человек, который ждет, когда вы полностью раскроетесь. Он сильнее всех вас вместе взятых во много раз, и он не из этого мира. Ему нужна власть, но это потом. Сейчас же он ищет одну… одну девушку. По правилам чернокнижия…

«Что-то пошло не так, — подумал я, когда шар вдруг стал расплываться, вытягиваться в тоненькую ниточку и, превратившись в сгусток энергии, быстрым рывком врезался мне в грудь. В глазах потемнело, мозг стал «закипать», все тело свело судорогой… Меня вдруг вырвало из-за стола и потащило к противоположной стене. Я врезался в зеркальный шкаф, пробил одно из зеркал и сильно приложился головой о заднюю стенку шкафа. Последнее, о чем я подумал, было следующее: «Хорошо, что это шкаф для одежды, а не книжный; жаль, что после стирки не успел больше шмоток положить — мягче падать было бы».

После меня кто-то куда-то нес, а проще говоря, тащил за ноги и другие части тела. Тащили в полной темноте — по-видимому, глаза от стресса лопнули. Где-то кто-то говорил, но хотя меня и пинали, в сознание я так и не пришел.

Когда же все-таки открыл глаза, то чуть не свалился с дивана. Девять часов! Кошмар… ужас… беспредел… Подскочив к тикающим на тумбочке часам, которые с десять раз обругал, взял в руки, но… Будильник был отключен! Что? Это же было, было…

Я стал мучительно вспоминать, что происходило вчера. Для этого я сел на диван, накрыл голову одеялом, закрыл глаза и стал думать. Как ни странно, но я вспомнил все, что было. Все, что происходило с нами за все эти три дня. Я вылез из-под одеяла. Сердце было готово вырваться из груди. Прислушавшись, я не смог уловить ни одного звука. Наконец, откуда-то сверху донесся голос радиокомментатора: «Сегодня последний день уходящего года. Завтра уже первое января. Приятный будет день…»

В голове зашумело еще больше. «Но это не может быть сном, не может! Это было, было…»

— Бы-ы-ыло! — закричал я на всю квартиру.

Справа от меня что-то зашуршало, зашевелилось, и из-за книжного шкафа появилось заспанное лицо Михаила.

— Что ты кричишь? Дай поспать!

Открыв от изумления рот, я не знал, что сказать. Единственное, что пришло на ум, было следующее:

— Но ведь это было, да?

— Господи, ты. Боже мой! Про что ты все время бормочешь? Скажи спасибо, что вообще глаза открыл, не каждый встает на утро, когда вечером прошибает зеркало и делает приличную вмятину в пластиковой стене.

Да, действительно, теперь точно вспомнил, вернее сказать, помогло вспомнить лежащее на подушке мокрое полотенце. В голове зашумело еще больше, и я представил весь свой «полет над гнездом кукушки». Заскрипев зубами, плюхнулся обратно на подушку и моментально вскочил, так как полотенце было не просто сырое, а мокрое до такой степени, что мне показалось, будто я окунулся головой в бассейн. И как я его раньше не замечал?

— О, встал?

На сей раз голос принадлежал другому человеку. В дверях, ведущих из комнаты, стояла фигура «Мастера».

— Я же всегда говорил, что водная постель всем придает бодрость и новые силы… Ой-е… Хмырь пришибленный! Зачем подушками кидаться-то? Ты что, неужели так хорошо приложился, что в психушку пора везти? Е-е-е… Все, сейчас я тебя этим же самым полотенцем руки свяжу, чтобы не трепыхался и не кидался гардеробом, снайпер мелкодистанционный.

Я бы, конечно, поворчал еще с полчаса, но как раз в этот самый неподходящий момент зазвонил телефон. Мне подумалось, что это сотовый Саши, потом показалось, что Миши, затем были предположения, что это мой, но «Мастер» подошел к столу и снял трубку комнатного телефона.

— Алло. Лена?

— У-у-у… — пробормотал я. — Уже и до моей квартиры добрались лирические звоночки. Сколько себя помню — номер телефона ей не давал. Наверное, это Саня после очередного застолья выболтал всю подноготную.

— Тихо! — прокричал он. — Лена, что случилось?

Он слушал ее сдавленный голос, бледнея все больше и больше. Наконец прошептал, что мы будем у нее минут через пять и осторожно повесил трубку. Лицо побелело, глаза запылали нехорошей злобой, и он произнес:

— Лена… Лене только что кто-то позвонил и сказал, что за ней придут, ее дни сочтены и она понадобилась какому-то Квазимоде, который задался целью что-то где-то открыть с ее помощью и ему нужна именно она.

Мишка вскочил с кровати.

— А твоя Елена случайно не употребляет для храбрости?

— Ты меня, конечно, извини, но даже мне показалось то же самое.

— Вот, мы оба сошлись во мнении, а если два человека сходятся в одном убеждении, то они заведомо правы.

Кажется, мы его переубедили, но он все равно продолжал сопротивляться.

— Возможно, вы и правы. Мне вначале тоже показалось чересчур абсурдным, но вы же знаете ее способности по прошлогодним нашим мероприятиям и то, что она может делать. К тому же я обещал, что мы будем у нее через пять минут. Пойдемте, на месте разберемся. Сидя здесь, не узнаешь ничего. Согласитесь, ведь вам тоже интересно, шутка это или нет.

Мы быстро оделись, но куртки решили не брать, так как до дома Елены была минута хорошей ходьбы и возвращаться мы намеревались так же быстро, как и ушли отсюда. В теплых свитерах мы выскочили на площадку, и пока я мучился, закрывая дверь, ребята вызвали лифт и торопили меня. Я не заставил себя долго ждать, и вскоре мы спускались на первый этаж. В лифте что-то щелкнуло, и я подумал, что наконец-то у нас сделали то, что было у лифтов зарубежных отелей, а именно стрелку с показанием местонахождения этого железного ящика. Почему пришло именно это в голову, до сих пор остается загадкой.

В общем, мы приехали. Двери открылись, мы вышли, завернули направо, туда, где должна была быть лестница, ведущая на улицу, и вот тут-то я не понял юмора.

Перед нами раскинулся великолепный по красоте холл. Все сияло и блестело, отбрасывая желтоватый оттенок, как в работах Ван-Гога, где у живописца этот цвет означал продолжение жизни. На стенах висели дорогие старинные лампы, вдоль всего коридора тянулись стеллажи с книгами, декоративными табуретами и великолепными резными статуями. Мы опешили и стояли, открыв рты, не зная, куда попали. Что-то в нашем мозгу сломалось и категорически отказывалось понимать и оценивать ситуацию.

Саня, заикаясь, пытался что-то сказать. Мишка вообще находился в состоянии ступора, а я прошел немного вперед и когда первые впечатления схлынули, появился навык говорить и на два с минусом соображать, тихим хриплым голосом спросил:

— Это… что? Где мы?

Мишка проглотил комок, пожал плечами и посмотрел на Саню. Тот посмотрел на меня, также пожал плечами и еще тише произнес:

— Понятия не имею, но мы точно не дома.

— Да это и сове понятно, — меня, наконец, пробило. — Что это за эпоха средневековья? Куда нас занесло? Мы вообще к Лене собирались, а не в музей исторического романтизма.

— А чего ты вообще затрещал? Я что ли виноват в том, что нас сюда забросило? Давай, поворачивай обратно! Нам нужно к Лене!

— Ребята, ну давайте хотя бы сувенирчиков понаберем! Все равно хозяев нет, да и есть ли они на самом деле? Ну, пожалуйста, хотя бы самый маленький… малюсенький…

— Мих, хватит ныть! Мы не знаем, что это и где, а уж тем более лапать чужие вещи, да еще и без спросу — уж точно не дело для настоящих джентльменов.

— Ой, не могу, джентльмен нашелся! — захохотал я.

Загадки, сплошные загадки. «Все, мне это надоело, — подумал я. — Терпеть не могу, когда со мной играют, причем так нагло и откровенно. Кто они вообще такие? Что им надо? Нет, не знаю, как остальные, но лично я здесь задерживаться не собираюсь, хотя желание остаться и рассмотреть все получше доминирует почти над всем, кроме логики. С чего бы это нас сюда занесло? Кто постарался в этом деле? Или они хотят, чтобы всех забрала бригада «ноль-шесть», или чтобы мы свихнулись сразу и на месте». Я подошел к лифту и нажал кнопку вызова. «Все-таки… черт, как хочется задержаться!» Великолепный орнамент на стенах и дверях лифта просто потрясал воображение. Еще никогда (могу поспорить на что угодно, что никто из нас не видел и десятой части того великолепия) мы не имели честь лицезреть такую роскошь и нагромождение композиций. Здесь были изображены мифы древних Славян, Египта, Греции, библейские события из Евангелия, Нового и Ветхого Заветов. Часть стен имела выпуклость в виде бронзового и золотого литья. Кое-где попадались фрески и мозаики. Потолочная и напольная роспись просто заставляли замирать сердце. Кто бы здесь ни жил, но он, она или оно настолько любило шокировать, что это чувствовалось и глазом ребенка и даже глазом косого-раскосого пьяницы-забулдыги Василия Васильевича из нашей деревни, в которой летом проживали бабушка с дедушкой, но и я не забывал гостить там.

Наконец дверь открылась. Михаил вздрогнул, икнул и свалился на пол как подкошенный. Саня склонился над ним, пощупал пульс и вынес диагноз:

— Жив.

Я обернулся к лифту и уставился на кирпичную стену из ярко-красного цельного кирпича.

— Вот так приехали! — мрачно вздохнул Саша и стал ощупывать глухую кладку.

— Где лифт? — закричал открывший глаза Мишка и сел.

— Вон он, — я указал на открывшееся зрелище.

Только сейчас подтвердилась версия, что это чистейшей воды ловушка. Кто, кому, и зачем это потребовалось нам устраивать — полнейшая загадка. Никто не знал, плакать или смеяться, но факт оставался фактом — выбраться отсюда без посторонний помощи мы не могли. Вокруг одно только золото. Ни лестниц, ни люков, ни свисающих тросов и тем более лифтов здесь не было и ничего даже не предвещало их появления. Все плохо, все хуже некуда. Мы по самые уши в «шоколадных шариках».

— Кажется, я сплю. Ущипните меня! — тихо попросил я.

Саня схватил меня за руку, а поднявшийся Михаил слегка двинул в нос.

— Ой-е-е… — закричал я и, шарахнувшись в сторону, упал на пол. — Вы чего?

— Ты же ставил опыт на наличие сна в организме. Сам просил.

— Я?

— Ну ты пень!

— Кажется, я схожу с ума.

— Кто б сомневался.

— Давно пора.

— Ну вы и друзья!

— Хватит нюни распускать, как сказал бы Алексей! — закричал «Мастер». — Нужно двигать телом!

— Куда?

— А хоть куда. Вот коридор, позади дверь. Впереди, если я не ошибаюсь, два поворота — влево и вправо. Если куда-нибудь идти, то обязательно придешь. Нас трое. Развилок тоже. Если разделиться, то разузнать можно гораздо быстрее и больше, в зависимости от того, куда попадешь.

— Если вообще попадешь.

— Не нужно быть таким пессимистом.

— Ладно, куда идем?

— Вы — вперед, я — назад.

— Умен.

— А то.

Мы с Мишкой повернулись в противоположную от «Мастера» сторону, и я подумал, что на сей раз рухнут в обморок все. По-моему, такого шока никто из нас еще никогда не переживал.

Впереди, метрах в ста по коридору, из-за угла, стала выглядывать чья-то длинная зеленая морда. Как же мы позавидовали спилбергским героям юрского парка. Да господа-товарищи — это были они. Честно признаюсь, не знаю, как их зовут, да и зачем, все равно бы не выговорил. В их названиях ноги сломать можно.

Голова рептилии выглянула полностью. С другой стороны, появился еще один подобный монстр и посмотрел на первого. Оба принадлежали к одному и тому же виду: имели короткие передние лапы и мощные задние, на которых и передвигались; большой палец подвижных ног имел большой толстый коготь. Как я помнил из курса лекций в лицее, им они могли спокойно разорвать жертву пополам. Когда один из них оскалил зубы, перед нами предстал ряд острых как лезвие резцов, хотя из-за большого расстояния мы и не смогли их хорошо рассмотреть. Падающий на них свет временами отражался и показывал идеально гладкую шкуру. Они стали приближаться.

Стараясь не дышать, мы закрыли глаза и застыли в позе совершеннейшей безмятежности. Никто не шевелился и не издавал звуков. Закрытые глаза свидетельствовали о том, что мы их боимся, и если бы не дай Бог, их кто-то открыл… кто-нибудь не выдержал бы — нас просто-напросто разорвали, а потом съели, или наоборот, что в сущности одно и то же.

Все случилось слишком быстро, чтобы даже я с моей реакцией смог что-либо предпринять. Единственное, что я понял, не открывая глаз, — это то, что подо мной провалилось пространство и я, как в затягиваемую воронку, полетел вниз. Что-то прошумело около моего уха, и я открыл глаза. Первое чувство — умереть сразу же, не сходя с этого места. Я лежал на груде рассыпанных книг, прямо на самой ее вершине и тупо смотрел в потолок. У шкафа, похоже, сработал скрытый механизм, который привел в движение все горизонтальные перегородки, и неудивительно, что все вместе со мной оказались на полу. Слева что-то щелкнуло, и полки шкафа вновь пришли в прежнее положение, В метрах пяти от меня, в недоумении застыли рептилии, которых так же, как и нас, притащило в это место. Видимо, их «сенсорные датчики» по какой-то необъяснимой причине не засекли нашу компанию.

Но они молодцы, не растерялись: стали обнюхивать воздух, постреляли в разные стороны глазами и самый ближний, походочкой типа «секьюрити», приблизился ко мне. Я понял, что дело — табак, что в лучшем случае меня прибьют при первом же ударе и, не таясь больше ни секунды, отпружинив от пола, встал на ноги. Динозавр, похоже, не ожидал такой прыти и, как мне показалось, растерялся. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы успеть схватить увесистый том «Войны и мира» Толстого и заслониться от ходячего музея восковых фигур. В следующее мгновение меня сотрясло так, будто я попал под шар, разбивающий старые ветхие здания. Руки застонали от напряжения, и я чуть не выронил книгу. В ней образовалась внушительных размеров дыра — с два моих кулака. Я осторожно заглянул в сквозное отверстие одним глазом, прищурив другой, и встретился с черным расширенным глазным яблоком рептилии.

Он хотел игры. Что ж, поиграем по их правилам. Я приподнял голову над книгой и увидел тот же самый глаз на уровне моего. Я вновь опустил голову к дыре. Хищник проделал то же самое. Так мы рассматривали друг друга минут пять, то опуская, то поднимая головы. И вот, в тот момент, когда динозавр в очередной раз склонился к отверстию, я размахнулся и ударил кулаком через дыру в книге прямо в глаз ящеру. Левая рука не выдержала веса и «Война и мир» повисла на правой, притягивая меня к полу. Динозавр взвыл, похоже, благим матом, так как его напарник закрыл глаза и отвернул в сторону голову, но потом отряхнулся, чихнул и, открыв пасть, еще раз завыл во всю мощь своих легких, окатив меня каким-то «свежим» ароматом вчерашнего перегара.

Он присел на задние лапы, готовый к прыжку, но тут очнулся «Мастер». Сделав сальто, он опустился ему на спину и, шибанув кулаком по башке, закричал:

— Гэй, гэй, ком цу мир! Я батько Погоняло. Ком цу мир!

Второй динозавр отпружинил от пола в попытке разорвать дерзкого юношу, но приземлился на своего сородича, так как Саня, прыгнув боком через голову рептилии, перекувыркнулся через левое плечо и встал справа от меня. Раздался хруст, писк, и первый ископаемый остался лежать грудой мяса, из которой маленькими струйками текла кровь. Вторая ящерица посмотрела на труп и заревела по-настоящему громко, так, что нам пришлось заткнуть уши и закрыть глаза. Игры закончились!

В следующее мгновение существо сделало к нам шаг и тут ему на голову спикировало нечто, а именно Мишка, удачно припечатав каблуком ботинка в ухо нерасторопному динозавру; он перекувыркнулся через правое плечо и встал слева от меня. Ящер зарычал от негодования. Михаил с Александром встали мне за спину, и хищник растерялся, увидев только одного противника. В это время я поднял все еще находящуюся в руках книгу и швырнул в него, целясь в голову. Он пригнул ее, «Война и мир» полетела дальше, и вот тут-то случилось то, чего я не знал. Динозавр взметнул вверх хвост, отбил летящий предмет и тот полетел обратно.

Я-то успел отпрыгнуть в сторону, а вот Миша нет. Его так приложило томом в лоб, что юноша перемахнул через присевшего «Мастера» и, сделав кривое несгибаемое сальто, как блин на сковороде, упал лицом на пол.

Мы закричали что-то типа: «Наших бьют!», схватили в каждую руку по книге и швырнули вперед, затем подскочили к лежащему другу, взяли того за ноги и потащили к виднеющийся позади двери, моля Бога о том, чтобы она оказалась открытой. Рептилия поняла нашу хитрость и прыжками, как кенгуру, стала вести крупномасштабное преследование. Мы достигли цели первыми. Саня рванул за ручку на себя, шагнули вперед все и очутились в квадратной комнате. Дверь затворил пришедший в себя Мишка, не понимающий, почему его тащат за ноги и его нос вытирает грязь с паласа.

Я закрыл дверь на два шпингалета, и мы стали ждать. Вдруг раздался стук чего-то хрупкого о металл, треск и в двери появилась выпуклость, четко подходящая под размер головы динозавра. После этого воцарилась тишина, лишь изредка прерываемая каким-то еле различимым бульканьем и хлюпаньем.

Постучав по дверному полотну, я все-таки убедился, что оно деревянное и это вызвало недоумение не только у меня, но и у моих друзей.

Первым опомнился «Мишутка».

— Где этот самородок? Сейчас я натяну его по самые не балуйся!

— О, Задорнова вспомнил, значит, жить будешь, — уверил я, но на всякий случай не стал выпускать его руку.

— Не надо лохматить бабушку! — стал вырываться он.

— Да тебя совсем тупняк пришиб! У тебя уже крыша едет! Куда ты прешься?

— Сейчас я ему накостыляю, баклажану маринованному, я у него сейчас все зубы пересчитаю!

Саня кивнул головой, и я моментально узнал этот жест. Мы размахнулись и ударили ладонями в живот неугомонному кикбоксеру. Он успел поставить вертикально руки и поэтому особого удара не ощутил, зато отлетел к противоположной стене и затих.

Нам представилась возможность хорошо осмотреться вокруг и покумекать на тему безопасного отступления. Мишка отряхнулся и теперь поглядывал на всех испепеляющим взглядом.

Комната представляла собой идеально ровный квадрат, приблизительно четыре на четыре метра. Каждая из четырех стен имела резную дверь столетней давности, причем одна находилась напротив другой, и таким образом получался крест, если провести линии. В центре стояла колонна, от которой из середины отходили своеобразные полукруглые мостики. В углах находились высокие торшеры. Над дверями — картины Ван Гога, а все остальное пространство стены занимали ковры. Пол, на удивление, оказался усеян гравием и источал запах китаезных благовоний.

— Так, надо сообразить…

— На троих? — оживился Михаил.

— Молчал бы, камикадзе!

— А что я, на себя посмотри! Кричишь, как украинский холоп на выгоне домашней живности.

— А тебе только морду динозаврам чистить. Тоже мне, гроза хищников юрского периода нашелся.

— Девочки, хватит ссориться! Не знаю как вы, но я хочу побыстрее отсюда выбраться, тем более что мы до сих пор не знаем, где находимся, что происходит и почему все эти приключения снизошли на нашу голову.

— Ну, почему — это мы знаем, даже очень хорошо знаем. Тот тип в сфере ясно сказал: «Кто-то хочет его девчонку»…

— Что? — заревел Саня.

— … хочет девчонку того…

— Да ты, я вижу, совсем опух!

Мгновением позже Александр оказался около Мишки, и тот вскоре прилетел к моим ногам.

— Отставить мордобой! — крикнул я и тут же получил в глаз.

Разъяренный «Мастер» прыгал за «Мишуткой» по всей комнате, пытаясь зафиндюлить ему куда угодно, лишь бы отомстить за некорректные слова, произнесенные в адрес его девушки. На очередном повороте вокруг колонны он угодил на ловко подставленную мною подножку и, замахав «крыльями» распластался на полу.

— Закончил буянить? Раз ты такой шустрый, можешь поделиться с нами планом на быстрый и досрочный выход из царства доисторической живописи и цветной мозаики?

Он буркнул себе под нос неприличное слово, но закончил терроризировать Михаила и сел на одиноко стоящую около торшера табуретку.

— Я, братцы, право и не знаю, что делать.

— О, ты только послушай его — настоящий философ.

— Игнат, хватит уже! Нам нужно все спокойно обсудить, подумать, а не понты друг другу выкидывать.

— Вот, у вас уже начали проявляться зачатки университета. Еще немного и вы освоите весь курс лекций за один день.

— Да подожди ты! — перебил меня Саня. — Здесь действительно стоит подумать. Во-первых, о странном лифте, который завез нас чертте куда, а точнее ему на рога, и мы как самые последние дегенеративные выхухоли со свернутыми мозгами сидим и не можем ничего понять. Куда нам уж до каких-то глобальных планов. Шарики и то от роликов отбились и дорогу к ним найти не могут.

— Ребята, ну вы что, совсем растерялись? Быть такого не может. Другие — может быть, но только не вы. Вы что? Неужели позабыли наше первое крепкое заклятие черной магии? То самое, когда на стрелу к Лешке собирались. Помнится, нападавшие тогда даже не поняли, что произошло — так животы спучило, что по всем кустам в округе разбежались, только треск да вонь стояли, как после химической атаки. А помнишь, Саня, твое сольное выступление в глубоком черном колдовстве, когда первый раз спасал свою девчонку? Не повезло тем, кто стал против тебя. Если мне не изменяет память, они захлебнулись собственной кровью, но и тебе изрядно досталось. Мы еле выдернули тебя из лап того, кому ты отдал частицу себя, и все из-за кого?

— Из-за нее.

— Вот именно, из-за нее. Она же младше тебя на…

— Ближе к делу!

— А что если нам попробовать магию поиска?

— Здесь?

— А что, почему бы и нет?

— Мы давали обет…

— Но мы его уже нарушили, обратившись к Сфере! — закричал я, все еще пытаясь сдерживаться.

— Сфера — безобидная игрушка.

— Безобидная? Да меня так в шкаф швырнуло, что все стекла с зеркалами повылетали, а потом и память в конец отшибло, а затем…

— Постой! — задумчиво произнес Михаил. — Постой! Ты говоришь шкаф?

— Ну да, мой, в зале, напротив стола.

— У меня, кажется, есть по этому поводу кое-какие соображения. Вы мультфильм «Охотники за приведениями» помните? — все кивнули головой. — Так вот, там была одна серия, где именно шкаф играл ключевое звено во всей цепи событий. Там он служил как бы порталом в другое измерение. Именно через шкаф ходил туда-сюда какой-то гуманоид, крал детей и галопом по европам бежал домой. Вот только запамятовал, что он с ними делал. Может, как чужие, яйца в них откладывал? Не знаю, но мысль мою вы, как я вижу, уловили.

— И ты хочешь сказать, что нам нужно найти мой шкаф?

— Именно.

— Но где, скажи ты мне, нам искать мой хлам? Здесь все иззолота, а шкаф — кусок гнилой обшарпанной мебели.

— Вот, я давно предупреждал — купи новый, купи новый, а ты все: «Ничего, он прикольный».

— А оно так и есть. Шкаф прикольный, ничего не скажешь. Посмотришь на него — помрешь с хохота.

— Да ну вас, давайте лучше двигаться, я уже проголодался, а разговорами, как известно, сыт не будешь, даже если они ведутся о еде.

— Ладно, куда идем?

— Тебе дверей мало?

— Нет, но все-таки могли бы поставить и побольше.

— Мих, иди ты… туда, откуда мы пришли, пообщаешься с зеленокожим. Ты ведь мечтал об этом.

— Ладно, давайте тогда разделимся, неспроста ведь на нас троих три двери отгрохали. В этом что-то есть!

— Так, — сказал я, — идем туда и возвращаемся сразу обратно. Морды никому не бить! — повернулся я к Михаилу. — Чужое руками не трогать! — повернулся я к Александру. — И уж тем более никаких золотых и серебряных фигулинок с собой не тащить!

Они, как примерные дети, закивали в ответ, и мы разом открыли двери. Ничего не произошло. Пока…

— Мама! — тихо произнес Сашка и мы, уже переступив через порог и почти закрыв дверь, вернулись обратно.

На первый взгляд, ничего не произошло: юноша стоял у двери, розовый, не бледный, руки-ноги на месте, голова тоже, язык не заплетался, волосы не дыбом, штаны сухие… Мы переглянулись и подошли ближе. Мишка провел рукой перед остекленевшим взглядом и постучал указательным пальцем по его черепушке. «Мастер» указал не дверь и повторил:

— Мама!

— Там точно мама? — переспросил я. — Ты не ошибся? Папы нет?

Он не отреагировал на мою шпильку, и я открыл дверь.

— Ба! Какие люди! Перед нами стояла живая композиция «Газонокосильщик — тысяча лет спустя», но в одном Саня прав, это действительно… мама!

— Ма-а-ма! — закричали мы все дружно, и я захлопнул дверь в то самое мгновение, когда чудо сделало шаг в нашу сторону. Похоже, что я ему все-таки попал в нос, так как раздался стук, скрежет и шипение как от самогонного аппарата нашего друга Сергея — помнится, в прошлый раз я надул его на восемьсот рублей.

Не дожидаясь дальнейших развитий событий, мы бросились в дверь, в которую хотел войти Мишка и как раз вовремя: та дверь, около которой мы стояли, сорвалась с петель и, пролетев через всю комнату, врезалась в противоположную, странным образом обогнув колонну, вышибла ее, и они полетели дальше.

За нами летела Тень.

Не скажу, что мы не испугались. Не испугаться мог только последний лопух не в смысле растения или до фанатизма накайфовавшийся подзаборник. Нет, мы не из таких. Мы честно бросились куда глаза глядят. Петлять вокруг монументальных столбов мы умели, но от пронырливого Духа с косой, причем кривой — какой Дух, такая и коса, — с лысиной, светящимися глазницами и в черном балахоне с капюшоном до носа не так-то просто удрать, тем более постоянно находясь под непрекращающимся обстрелом боевых дверей, которые ломались при нашем появлении в зоне их досягаемости. Вначале мы пытались удрать, поворачивая то в правый, то в левый дверной проем, но как вскоре выяснилось, это совершенно не принесло результата. Поняв, что мы немного лопухнулись, прекратили попытку убежать и стали продумывать дальнейшие действия. Вернее будет сказать, что действия обдумывал я один, так как моя компания от отчаяния быть зарубленными и нафаршированными веселилась на славу: Миха на ходу травил анекдоты, а Шурик корчил преследователю рожи и хоть изредка, но кидался табуретками, стоящими все время около торшеров. Странно. Стоп!

Я чуть было действительно не остановился, но, когда около меня в каких-нибудь двадцати сантиметрах просвистело загнутое лезвие косы, прибавил ходу и миновал очередную комнату. «Стоп! Они же одинаковые! — осенило меня. — Все комнаты, по которым мы бежали, совершенно идентичны друг другу. Они похожи как две капли воды, но странно то, что, если мы бегали по одному и тому же кругу, кто расставлял на место разбросанные «Мастером» табуреты? Горничные? Бред!» Мы миновали еще две комнаты. Тень не отставала. Интерьер не изменялся. «Вспомнил! Похожую ситуацию я наблюдал в «Секретных материалах», когда у главных героев сломалась машина и они, наткнувшись на особняк, решили оттуда позвонить, разошлись по комнатам, но собраться так и не сумели — чуть не перестреляли друг друга из-за напущенного кем-то морока. Но что же делать нам, тем более с такой косилкой за спиной?» Пробежав в очередной раз мимо колонны, друзья, похоже, так же заподозрили что-то неладное и стали совещаться. Бег не прекращался, но, если он продолжится еще минут пять — на одного человека здесь станет меньше — дыхалки явно не хватало. «Так, если здесь не срабатывают рациональные методы, воспользуемся нерациональными! Что ж Тень, сама напросилась!»

Я вкратце объяснил окружающим, что нужно делать и они, как ни странно, поняли с первого раза и без дальнейших объяснений (ну дела!).

На очередном повороте мы побежали не к двери, а к торшерам. Все надеялись на то, что те не окажутся прикрученными к полу. «Йес!» Подхватив их на руки и размахивая на манер японских бойцов, мы стали наступать. Тень не ожидала такого поворота и замерла. Я замахнулся торшером, но Тень взметнула косу, и абажур свалился на пол. В это время подоспел «Мастер». Он так хорошо припечатал Духа по голове, что у него на всю жизнь должны остаться незабываемые ощущения. Пытаясь уклониться от Александра, он пропустил удар от «Мишутки», который ткнул его в область живота, хотя мы сомневались, что там что-то есть. Но Дух дернулся в сторону, выронил холодное оружие и получил от меня втык. Обезоруженный, он представлял собой жалкое зрелище, хотя и пугающее.

— Глупцы, — прохрипел он басом, — я пришел…

— Знаем. За нашими душами! Шао Кан, блин, недоделанный, — вспылил Михаил, за что и получил от Духа пяткой в грудь.

Мы приободрились и уже с азартом стали пинать его к двери. Где-то минут через пять усиленных побоев Тень не выдержала, и мы поменялись ролями — на сей раз удирала она. Пробежав одну комнату, другую, третью, мы всей дружной массой вылетели в какой-то холл, но не в тот, в котором были с самого начала путешествия. Этот представлял собой такой же квадрат как предыдущая комната, только был в три или четыре раза больше. Почему именно квадрат? Да потому, что мы вынырнули из угловой двери и коридор шел как прямо вперед, так и сразу направо, в конце которых смутно виднелись повороты, а там… Впрочем, кто знает!

Дух, как и следовало полагать, исчез, оставив на прощание свой изодранный в клочья от мастеровых табуретов балахон.

Наша банда с торшерами на плече немного остыла от драки и теперь с энтузиазмом осматривала все вокруг. Как я уже сказал, помещение оказалось квадратным, и мы вскоре пришли в изначальное место, откуда так глупо вылетели. Дверей так же оказалось четыре, но пока в них никто не хотел и носа показывать. Мы ходили кругами. Здесь поражала взгляд вся та же роскошь: пышность, парадность, перегруженность композиций. Что и говорить — барокко одним словом. Всюду узоры, орнаменты, мозаика, картины…

Подойдя к одной, Саня, прищурив глаз, долго приглядывался к названию, но смог прочитать только автора:

— Анри-Мари Раймон де Тулуз-Лотрек Манфа. О как! — потом подумал и добавил.

— Непонять что, а не название. Язык, блин, сломать можно!

— А что это за Геродот такой? — став рядом с Шуриком, спросил Миха.

— А финтос его знает. Художник, наверное, раз висит.

Через некоторое время мы снова вышли к первой двери и я понял следующее: мы дружно, вот уже в который раз, ходим вокруг одной и той же стены, как будто кто-то посреди комнаты поставил квадратное препятствие и нам нужно, не испытывая Судьбу во второй раз, уходить через ту дверь, откуда прибежали. Я с радостью дернул за ручку… перед нашим взором предстала очередная идеальная кладка красного кирпича.

— Во блин!

— Ну, е-мое!

— Офигеть на старости лет!

С раздражением, я закрыл дверь, и мы решили устроить круглый стол.

— Так, на повестке дня сегодня выход из этой комнаты. Кто хочет высказаться на эту тему?

— Я бы хотел высказаться, но не на эту тему, — раздраженно произнес Саша.

— На свою тему выскажешься в каком-нибудь другом месте, — ответил я, — а пока поговорим о сложившейся ситуации.

— А что о ней говорить? Замурована одна дверь — пойдем к другой. Замурована другая — пойдем к третьей…

— А если все забаррикадированы?

— О! Это уже другой вопрос…

— Вот, я про то и говорю, что вопросов много, а не один, как на повестке у Игната.

С такими спорами и выяснениями отношений мы прошли очередной коридор и остановились у двери в нерешительности.

— Ну что, войдем?

— А если…

— А вот если бы да кабы…

— Я не понял, это намек или угроза?

— Слушай, Игнат, тебе сказано — открой дверь! — «Мишутка» посмотрел по сторонам и добавил. — Вы тут случайно туалета нигде не видели?

— Нашел время, — огрызнулся «Мастер».

— Не, я серьезно.

— Да где хочешь! Сегодня не мы убираем.

Я взялся за ручку двери и тут… «Фосфорная она что ли?» На ней появилось изображение какого-то мурла — голова большая — с тыкву, глаза широкие узкие — с селедку, а уши… — это отдельная история.

В воздухе стал улавливаться не свежий запах.

— Так, лучше признайтесь сразу! Кто не дотерпел?

— Ты что, мы… да мы…

— Да ни в одном глазу.

— Да? А кто недавно про кустики вспоминал? Что, все? Припух, да?

— Это не я!

— А кто? Почтальон Печкин?

— Это вообще с твоей стороны воняет.

— Что? Ты еще смеешь утверждать, что я пустил «слух»? Вот и оставайтесь здесь!

Открыть дверь не составило большого труда, но появившийся оттуда «товарищ» доказал нам в очередной раз, что и ежики бывают в тумане. Перед нами стояло существо, изображенное на двери! Я понял, что его нужно запихнуть обратно в комнату и, поэтому, не раздумывая, сделал сальто назад. Удар ног пришелся ему точно в челюсть, но… что это такое? Я проскользил по его лицу, оставив две внушительные борозды, как при посадке картофеля. Существо не двигалось и буквально через пару секунд, его лицо стало прежним.

— У, терминатор, блин.

Тут вдруг разнесся такой скверный запах, как из лопнувшего туалета, что мы сразу поняли, кто перед нами стоит.

— Говнотоп! — осенило меня, вспомнив название из одной давно прочитанной книги.

Друзья в упор посмотрели на меня, а потом склонили головы к ногам. Я тоже посмотрел туда. По ним стекала какая-то серо-желтая жижа.

— Во гад! — крикнул я и хотел было полезть в драку, но Мишка пихнул меня в сторону и около головы пролетела та же жидкость. — Он еще и плюется!

Меня схватили под руки и потащили прочь от гиблого места. Слегка оклемавшись, я и сам бежал впереди всех, подбадривая остальных. Но как бы мы не старались, первым вымазался «Мастер».

— Ах, ты, финтос тебе под нос, разбери! — закричал он, схватил фарфоровую статуэтку с изображением ангела и швырнул в ходячий туалет.

Ангел угодил Говнотопу прямо между глаз. Он лишь приостановился, прокряхтел что-то невразумительное, вытащил предмет из черепушки и послал обратно, по направлению к «Мастеру». Но «Мастера», как и всех остальных, там уже не было. Мы бежали сломя голову до ближайшей двери. Открыли — кирпичная кладка. Следующая — опять кирпичи. Следующая… пятая дверь… шестая… Бегущий позади Говнотоп почти до нас притопал! … Седьмая дверь… Все вместе плюнули на нее и побежали дальше. Дверь. Рывок на себя. Закрыто! В стену ударил зловонный плевок жидкости. Пихнули ногой внутрь. Комната. Пришло моментальное спасение. Закрыв дверь и прислонившись к ней спиной, мы медленно приходили в себя. Стреляющихся какашек не каждый день увидишь!

— Так, что будем делать? — спросил я.

— Пиво пить, — неудачно пошутил «Мастер».

— Деньги есть? — хором ответили мы.

— Да шучу я, шучу.

Мы попали в туалет! Только этого еще не хватало… а вообще-то ничего. Сходив сразу во все три имеющиеся кабинки, мы несколько повеселели и уже не думали о Говнотопе как о каком-то кровожадном монстре. Туалет имел форму буквы «П» и… окно! Нашим надеждам не суждено было сбыться. Мало того, что вокруг стояла непроглядная ночь, клубился какой-то дым, пытавшийся все время проникнуть в наше помещение, так и высота была, по оценке Михаила: «Улетишь и не поймают!» Кого не поймают? «Иванушкиных» снегирей что ли? В общем, звука падающей мусорной корзины, которую мы спокойно препроводили в путь, мы не услышали. Тогда Саня предложил сбросить вниз унитаз (ага, мало ему одного засранца за дверью — хочет, чтобы и сюда все вылезло), но и звук разбитого мрамора мы также не уловили. Здесь было над чем поразмыслить.

— Послушайте, а может он уже ушел? — кивнул Миха на дверь.

Ответом послужил стук в дверь. Шурик подошел ближе и серьезным голосом спросил:

— Кто там?

— Гы-ы-ыз! — ответили за дверью.

— Вот, вот видишь, то есть слышишь! Он там газы пускает, а ты: ушел, ушел…

Мы еще раз осмотрели комнату. Ничего. Один единственный вход. Он же являлся и выходом. Три кабинки туалета, одна без унитаза. У противоположной стены от стены — умывальник, правее, в правом углу — мусорка, причем полная. Видимо, до нас здесь еще кто-то сидел.

— Решено. Идем к нему! — крикнул Сашка.

— Ты что, опух? Мало спину испачкал? Хочешь весь измазаться? Не знаю как ты, но я не улыбаюсь такой перспективе.

Мишка отошел от «Мастера» и стал осматривать потолок в надежде найти замаскированный выход.

— Да ну вас в самом деле. Что ж нам тут, вечно находиться? Говнотоп вышел из сортира. Так? Так. Значит, туда мы его и отправим.

— Умен, как Троцкий.

— Ты хочешь поменяться с ним местами? Интересно было бы узнать как.

Юноша странно улыбнулся и с криком: «Ки-йя», открыл дверь. Вонючий «товарищ», видимо, этого только и ждал (действительно, а что ему еще оставалось делать? Когда припрет, будешь стоять, пока не посинеешь). Время остановилось. Раздалось нечто подобное слову «Тьфу» и в «Мастера» медленно полетела желтая слизь. Где-то на расстоянии метра от хозяина слизь стала приобретать черты идеально ровной заостренной пирамиды, которая направлялась в голову друга. Саня, так же медленно, как на замедленной съемке, стал опускаться на мостик. Когда его верхняя часть тела оказалась параллельно полу, в сантиметрах двух от груди пролетел плевок. Сашка запрокинул назад голову, и пирамида только чуть-чуть коснулась его губ и носа, оставив еле различимые красные полосы.

От удивления я расширил глаза, а у «Мишутки» отвалилась челюсть.

— Во, блин, «Матрица»!

В следующее мгновение туалетную дверь разнесло в щепки. «Мастер» опустился на мостик, резко поднялся и закрыл входную. Видимо, в мыслях Говнотопа не было проникновение внутрь комнаты. Да какие там мысли — одни переработанные отходы и остались.

Сашка совсем озверел: схватил в дальнем углу огнетушитель и с криком: «Ну, все, гад, будешь у меня камбуз драить!» скрылся за дверью. Оттуда сразу же послышался гул, шум, неприличные ругательства, шипение и прочие звуки. Минут через пять, когда мы наивно полагали, что потеряли друга, он вернулся. От забойного хохота мы отошли минут через пятнадцать, так как сказать, что Шурик вымазался — не сказать ничего. Создавалось такое впечатление, что у него в данный момент наступил клинический запор, сила притяжения временно перестала действовать.

Наше веселье прервал дикий рев за окном. Сперва мы не совсем поняли, кто там, но потом все-таки рассмотрели в кромешной тьме в упор разглядывающий нас глаз, причем размеры данного окна были явно малы для всевидящего взора несущего вахту существа.

— Ну и гризли! — ляпнул Мишка.

— Вконец достали.

Разъяренный «Мастер» стал воистину тем самым «Мастером», которого я так давно знал. Он скрылся в одном из уцелевших туалетов, выскочил оттуда с ведром для использованной бумаги, выбежал из комнаты и скоро вернулся, неся в ведре желтую вонь, от которой мы заткнули нос. Не раздумывая, он вылил содержимое в окно и зафинтил туда же ведро.

Забрызганный глаз издал громоподобный рык с все стекло, вместе с рамой полетело в меня с Мишкой (Сашка как знал — скрылся в холле). Мы схватились за верх дверей кабинок, подтянулись, встали на руки и благополучно оказались на унитазах.

— Е-е-е… — закричал Мишка.

В стену ударилось стекло, дерево, а потом все как бы затихло, вот только сквозняк стал гулять. Ну, спасибо, Саня, удружил.

— Ты что? — крикнул я, обращаясь к «Мишутке». — Еще одного Говнотопа нашел?

— Нет, просто нога застряла в весьма невыгодном месте. Теперь второй разбивать придется.

Я выскочил из кабинки и столкнулся с каким-то совершенно прозрачным существом. Только по его слабым контурам удалось определить, что здесь кто-то есть.

— Ты кто?

— Я? Сквозняк!

— Да-а? А что ты тут делаешь?

— Как что? Гуляю.

Мне показалось, что он пожал плечами и устремился прочь из комнаты. Из соседней кабинки вышел Михаил с мокрой ногой. Из холла вернулся довольный своей работой Александр.

— Как я его уделал, а?

— Мы в восторге. Ты случайно никого не встретил по дороге к нам?

— Нет, один только сквозняк там гуляет.

— Во как, значит, не померещилось.

— Парни, по-моему, отсюда нужно валить.

— Поздно! — прокричал кто-то за дырой в стене и в нос полетели уже камни.

«Мастер» кинулся было к двери, но она самопроизвольно закрылась и все попытки открыть ее провалились. Мы оказались в ловушке.

— Не впервой, — высказал свое мнение Мишка и мы все вместе скрылись за углом. — Вода есть — жить будем!

Сашка схватил рядом стоящее ведро, высыпал мусор и швырнул предмет в тот же самый замазанный «грязью» глаз. Я хорошенько присмотрелся к разбросанному мусору… «Ну, нифига себе народ жирует. Это же мои любимые орешки!» Подняв с пола пачку, я заявил:

— Целая!

Друзья покрутили только пальцем у виска.

Я рванул пакет в разные стороны… Е-е-е! Из него гурьбой стали выскакивать тараканы: длинные, усатые такие…

— Мерзость!

Друзья снова покрутили пальцем у виска и отошли в сторону. Мало ли что.

Я, отбросив «орешки» в сторону, тоже сделал шаг к стене и… упс. Подо мной раскрылись две створки люка и, помахав на прощание рукой друзьям, я скрылся с глаз долой! «Во как. От переизбытка чувств стихами заговорил. Так, видимо пора с прозой заканчивать и переходить на поэзию. Ладно, продолжим!»

Лечу, кричу, руками машу, никого не трогаю, совершаю, так сказать, полет на дно миров. Пять минут лечу, десять, полчаса… кушать уже захотелось, а дна ну ни в какую не видно, хоть ты лбом бейся от досады. Вдруг что это? Свет впереди. «Ну, — думаю, — пухом мне дно, привет горячий, не забывайте Васю-дурака!» А это лампочка в стене. И какой кретин ее сюда вмонтировал? Я мимо нее так пролетел, как две электрички в московском метро — только свист в ушах. Колодец этот еще странный попался: то круглым становился, то квадратным, то треугольным, то… В общем, летел дальше, и опять свет впереди, а со светом палки, колья, пики понатырканы — ужас. Я как заорал: «Е-е-е». Вдруг чувствую, меня кто-то за ворот хвать и потащил наверх, прямо в открытое окно. Откуда оно здесь? Посмотрел вниз — мама родная! Упал бы и все, прошило бы в десяти местах, на шашлык сразу пошел бы. Втянул меня кто-то внутрь и так ехидно предупредил, отдуваясь во все ноздри:

— Ты б каши поменьше ел что ли, а то такого борова и трактор не потянет!

Поднял я глаза…

— Миха! Какими судьбами? Ты что, тоже того?

— Нет, Сань, ты только посмотри на этого парашютиста! Я его спас, чуть руки не вывернул, и он еще говорит, что у меня малость того… Вот швырну обратно, потом будешь байки на том свете травить.

— Не ворчи! Спасибо! Я просто…

За спиной что-то заухало и шлепнуло. Я обернулся и увидел, что какое-то существо с белым мехом и большими лапами держится за наше окошко. Почти сразу же появилась волосатая, густо заросшая голова такого же белого цвета.

— Грызли! — закричал «Мишутка», срываясь с места.

— Снежный человек! — поправил я его, закрывая окно и улепетывая следом.

— Вообще-то этого волосатика по-научному все зовут вроде как йети, — присоединился к разговору Александр.

— Да какая разница, йети или те. Руки в ноги и чесу отсюда, да подальше, — посоветовал Михаил, что мы и сделали, пожалуй, первый раз за все время приключений, послушав друга.

Позади раздался шум, треск, вой, стекло разлетелось на кусочки, белая макака, наконец, выбравшись из колодца, бросилась следом. Бежала она медленно (видимо спортом в детстве не занималась), поэтому мы немного расслабились и завели разговор о наболевшей теме. Дверей больше никаких не наблюдалось. Мы топали по однообразному серенькому узенькому коридорчику, и жизнь вновь постепенно налаживалась. На душе спокойно: птички, солнце, травка зеленеет… Благодать! Позади бегемот разъяренный в ухо дышит и на пятки наступает. Лепота!

— Где в этом чертовом лабиринте находится выход в наш мир?

Кажется, у Сани началась паника.

— Что это за бред сивой кобылы? Как нас занесло? Я сыт всеми их выкрутасами по самое горло и хочу домой! хочу к Лене! Мы обещали помочь ей, она в большой опасности, а сами… сами вместо этого… сами носимся туда-сюда по одному и тому же кругу и никак не можем понять, кто это все подстроил, ради чего, зачем и какая ему от этого выгода?

— Сколько вопросов. Будь проще! Мы попали в самое настоящее приключение! Что может быть лучше?

— А личная жизнь, а девушка, а семья?

Я задумался. Честно говоря, Александр прав. Что-то мы долго здесь засиделись, пора и домой возвращаться, но, как и где искать этот выход или вход? И вообще, если на то пошло, то наступит ли когда второй день? Не этот, а завтрашний. Этот я видел уже три раза и сыт им по горло. Завтра Новый год. Где? Почему? Ну не на самом же деле здесь демоны? Бред, бред и еще раз бред, и все той же сивой кобылы.

— А мне кажется, что Тень, сфера и твой отец как-то связаны между собой, — поворачивая налево, произнес Михаил, обращаясь к Саше.

— Это еще почему?

— Ты видел глаза в сфере? А глаза твоего отца на мониторе?

— Откуда ты узнал про отца?

— Думаешь, я такой уж никчемный колдун? Думаешь, я не могу узнать, что было раньше и из-за чего весь сыр-бор? Ты меня не уважаешь!

— Ладно, поясни!

— А что объяснять? Одни глаза, один голос, одна стратегия!

— Уж не хочешь ли ты сказать, что мы попали в одну из многочисленных игр? — произнес я.

— Нет, как раз наоборот: возможно, игра попала в наш мир!

— Да ты гонишь. Быть такого не может!

— Не скажи, возможно все! На худой конец можно предположить, что с нами играет в кошки-мышки наша давно полюбившаяся Тень.

— Ну, это мы и без твоих умозаключений знаем.

— И никуда она нас отсюда не выпустит, — уверил я окружающих. — Ей что-то от нас нужно, хорошее или плохое, но нужно, и эта милашка не отстанет от нас, пока не получит желаемого.

— Что, тоже пророчество? — поинтересовался «Мастер».

— Ага, из достоверных источников.

— Ну, раз выбраться отсюда пока невозможно, может, совершим тогда что-нибудь такое-эдакое-разэдакое?

— Совершим ритуальное омовение?

— Да нет.

— Так все-таки «да» или «нет»? — подколол его Сашка.

Мишка извернулся, ухватил того за нос и залепил хороший подзатыльник.

— Гимн себе сочиним какой-нибудь.

— Да ну? — мы чуть было не остановились.

— Ага, ну что-то типа: «Трепещи злодей! Только свистни — мы появимся!» или «Там, где ад и рай совместимы, там, где появилось что-то необычное и сверхъестественное, там появляемся мы!»

— Опа, круто! Только что-то все это мне до боли знакомо.

— Конечно, я ведь не дурак новое придумывать!

— А давайте мы их усовершенствуем, — подумав, сообщил я.

— Как?

— Соединим два в одном и получим коктейль «Джин-тоник», а ночью скидка будет.

— Ну, ты голова-а-а!

— С большой буквы «Гэ».

— Да ну вас.

Впереди замаячил свет. Мы обрадовались и с криком: «Нас не догонишь», влетели в ослепительно белую комнату, из-за чего пришлось закрыть на мгновение глаза. В этот момент мы на что-то натолкнулись, похоже на стену и пришлось открыть глаза. Матерь Божья! Мы попали… нет, здесь было не высоко, но вот где мы падали говорило о многом. Мы вновь оказались в том самом холле, куда доставил нас лифт, а свалились мы как раз из скрытой ниши, находящейся над ним. Мы просто замечательно, в стиле голливудских трюкачей, пролетели до противоположной стены, ударились об нее и, кувыркаясь по книжным шкафам, оказались подмятыми друг под друга.

И опять мы в изначальном положении: лифт, холл, мы…

В общем, голый нуль. Куда ни глянь — всюду клин.

Мы осмотрелись. Однако они убрали: ни трупов рептилий, ни разбросанных книг, ни переломанных стеллажей, вогнутых дверей — ничего этого не было, будто здесь не орудовала банда из трех человек, очень похожих на вновь ныне здесь стоящих. Меня вся эта система перемещения по комнатам стала раздражать, а когда меня кто-то или что-то раздражает — это грозит кому-то или чему-то серьезными неприятностями. «Ох, и нарвались же они на горячую руку, которая оторвет им голову»!

— Мне отчего-то кажется, что первоначальный план Александра сейчас воплотится в реальность, — обратился я ко всем.

— Ты о чем?

— Ну как, забыл? Ты же сам предлагал нам разделиться и идти вперед, а сам, в это время, хотел исследовать вон ту комнату, за нами.

— Где?

Обернувшись, мы ее не обнаружили. Позади, находилась только идеально ровная кладка красного кирпича. Как он уже надоел!

Я подошел к книжному шкафу, на котором вроде как совсем недавно сидел и хорошим ударом испробовал его на прочность. Крепкий. Не сломался, хотя из него и выпала пара книг.

— Тебе что, совсем заняться нечем? прикрикнул Михаил, поднимая книги. — Опа, Сань, а здесь телефон, сотовый!

— Да ну?

Раздался звонок. Мишка изумился, но ответил.

— Алло… Это Леха! — произнес он нам, прикрыв телефон ладонью.

Мы мигом оказались около него.

— Что хотел?

— Да так, решил позвонить, а то Серега с Димкой волнуются — не с кем пиво пить, да и проигранные восемьсот рублей кое-кто вернуть хочет.

Я только лишь развел руками и как можно более искренно улыбнулся друзьям.

— А по какому номеру ты звонишь? — усомнился Шурик.

— Ну, вы даете! Сначала напьетесь, а потом изгаляетесь, боровы инкубаторские!

— Ты хоть знаешь, где мы находимся?

— Ну, вы пни! Дома вы!

— Да? Как бы не так. Мы вообще черт знает где, у него на рогах. Может, лучше зайдешь и нам поможешь?

Прозвучало что-то невразумительное, послушался шум, писк, скрежет… В следующее мгновение сотовый почернел и рассыпался сквозь пальцы пеплом. Мишка отдернул руку, стал ее отряхивать и поминать неприличными словами создателя сего бедламного хаоса, предупреждая при встрече набить ему нос.

— Ёжкин фиг! — произнес он. — Давайте-ка в темпе вальса двигать отсюда телом и искать выход, а то на голодный желудок и ноги протянуть можно!

— Найти бы создателя этого сущего, я бы ему все ноги повыдирал и в уши вставил, — пригрозил Саня.

Не сомневаясь в правильности дороги, мы двинулись вперед, где в конце холла виднелась развилка направо и налево. Не знаю, верны ли будут мои суждения, но данное помещение представляло собой классическую букву «Т». Вот только интересно, что окажется за поворотом.

Опять по бокам висели картины. Стены, будто в музее, были заполнены ими до отказа. Картины… Что-то они стали надоедать, да и рисунки, в отличие от прошлых, попадались какие-то странные: «Холмс и Ватсон», «Отелло душит Ромео», «Дездемона танцует с Джульеттой», «Майкл сочиняет песни для Джексона». Ужас, кошмар и беспредел. Это не создателю нужно ноги вырывать, а художникам этой галереи. «Так, что это у нас? — Портрет Анри-Мари Раймон де Тулуз-Лотрек Манфа, написанный величайшей художницей восемнадцатого века — Комиссаровой Еленой Владимировной. Ну, нифига кто-то загнул название».

— Вот, я с самого начала подозревал, что с этим Тузиком не все так просто как кажется, — сказал Сашка, пристально посмотрев на картину.

— А я еще в прошлый раз говорил, что это Геродот и оказался прав, — остановившись рядом с Александром и почесывая затылок, произнес Михаил.

— Не будем задерживаться по мелочам. Главное — найти выход!

Со мной, как ни странно, все согласились, закончили рассматривать портреты обнаженных девушек жанра «Ню-ню», как было написано под картинами и все вместе мы повернули налево. Впереди находилась закрытая дверь — еще одна загадка. Наша диверсионная группа осторожно к ней подкралась, принюхалась, ища режущий глаза запах, но через некоторое время все единодушно сделали заключение, что Говноплюем здесь и не пахнет.

На ее открытие направили меня. Остальные сделали шаг назад и взяли по увесистому тому Толстого. Я осторожно дотронулся до ручки и рывком открыл дверь. «Е-мое! Еще один!» Резко закрыв дверь, я развернулся и бросился бежать. Совсем рядом пролетели книги Льва Николаевича, припечатались к дереву и дверь, ни с того ни с сего, слетела с петель и упала на пол. Я почти добежал до поворота в картинную галерею, но все-таки решил швырнуть в Говнотопа каким-нибудь предметом. Для этого маневра под рукой оказалась удачно поставленная статуэтка черта, дерущегося с ангелом. Зафутболив ее в комнату с существом, собирался уже скрыться за углом, но… остановился и с подозрением обернулся. Чудовище стояло на месте, а на уровне шеи (куда угодила статуэтка), виднелась красная решетчатая дыра, да и специфического запаха здесь не было.

Во второй раз, подойдя к двери, я удивился своей ненаблюдательности и посмеялся над все еще разносящимися визгливыми криками своих друзей. Когда первые эмоции утихли, и они все-таки соизволили подойти ближе — смех стоял такой, что я бы не позавидовал и глухому.

— До чего уже дошло — картин стали бояться!

— Но нужно признать, что она сделана идеально — одно лицо.

— А чего это ты на меня уставился? — с раздражением поинтересовался у Сашки «Мишутка». — Это не я.

— А никто и не утверждает.

— Ага, все только и делают, что намекают.

— Брось, все знают, что там — это не ты. На глаза посмотри! Они же ну… совершенно не похожи.

Пока не назрел крупный скандал с мордобоем, пришлось сорвать приклеенный портрет Говнотопа, который как ни крути чем-то напоминал Мишку (главное, чтобы он этого не узнал). За бумагой, в отличие от коморки папы Карло, находилась все та же идеально ровная стена из красного кирпича. Тьфу, лабиринты, блин, хоть минотавра из угрозыска вызывай.

Оставался последний участок неисследованного холла. Не скажу, что мы этим были сильно обрадованы, ведь отсюда следовало золотое правило, к которому все уже как бы попривыкли, — если в предыдущих случаях ничего страшного — ждите, все самое страшное только начинается.

По предположению, в конце коридора должна была находиться дверь, но пока конца коридора не было даже видно. Через пятнадцать минут блужданий по барочному и античному холлу, выполненному все в том же стиле пышности, парадности, перегруженности композиций и сложного плана, мы наткнулись на что-то вроде небольшой комнаты без дверей, которая была полностью заставлена книжными стеллажами, стоящими перпендикулярно стене — прям библиотека какая-то. Плюнув на всю осторожность, мы повернули в комнату и устроили полноценный обыск с разбрасыванием книг и переворачиванием стеллажей. Первое впечатление оказалось ложным — здесь шел еще один холл, но с полиграфическими изданиями. Где он заканчивался — нам еще предстояло узнать, так же, как и то, нет ли поблизости скрытых и замаскированных дверей. Пока Мишка с Сашкой крушили левый стеллаж, я занялся правым.

— Что вы делаете, вандалы? Геенна огненная покарает вас!

Мы стояли спиной к выходу и поэтому не видели, кто хотел с нами пообщаться, хотя никто из нас даже не хотел поворачиваться в сторону гостя.

— По-моему, ему от нас что-то нужно, — сказал я, оставляя работу.

— Да? Так вроде он ничего и не просил, — ответил «Мастер».

— Но намекал.

— Это уж как посмотреть, — вмешался Мишка. — Его общая мысль такова, что нас всех нужно топить в геенне огненной.

— Ну, ты загнул. Где мы ему в данный момент возьмем гиену, да еще и огненную? Нет, обычную серую поискать еще можно, но огненную…

— Я вам не мешаю? — в голосе незнакомца прозвучало недоумение.

— Нет-нет, все отлично.

— И что нам с ним делать? — Сашка почесал висок и посмотрел на меня.

— Давай хотя бы посмотрим кто это!

Тень! Ну, везде достанут эти проходимцы. Дух, как всегда, выглядел однообразно и скучно — во всем черном, хотя под словом «все» следовало понимать одну единственную вещь его гардероба — длинный широкий балахон.

— Опомнитесь, братья! Что вы делаете?

— Послушай, погорелец, мы тебе не братья! — крикнул Мишка и сбросил с полки пару книг.

— В вас вселился Дьявол! Именно он направляет ваши действия в нужное ему русло! — настаивал дух.

— Во прилип.

— К твоему сведению в нас еще никто не вселился…

— Странно, — прошептал он, взглянув на часы. — Давно пора.

— … и чихать мы хотели на твоего Дьявола!

— Как вы смеете, негодные отбросы общества, осквернять пошлыми речами светлую душу моего хозяина?

— Ну, все, достал. Сейчас ты у меня упухнешь!

Мишка схватил стоящую рядом лопату (интересно, что она тут делала) и шагнул к Духу.

— Да плюнь ты на него, займись лучше поисками!

Никогда не подозревал, что Мишка способен все понимать дословно. Он просто плюнул на призрака, попав на капюшон, и радостно загоготав, зафинтил в него лопатой. Тень разделилась надвое, как скорлупа яйца при жарке яичницы и пропустила «копье» сквозь себя. Затем вновь соединилась в единое целое и грубым, давящим на уши басом, закричала:

— Да поглотят вас все девять кругов ада!

— Вообще-то, их тринадцать, — шепнул я себе, — но для новичка уже неплохо.

Призрак стал излучать белое мерцающее сияние, вырос в два раза в размерах, за спиной появились костяные крылья, тело приобрело черную, обволакивающую форму, из капюшона появился желтый череп с красными блестящими зрачками и огромной пастью с усеянными клыками-резцами. В следующий момент преобразовались ноги. Они стали похожи на щупальца морских осьминогов, и вот тогда-то мы поняли…

— Шуба! — заорал «Мастер».

«Мишутка» посмотрел на него и поинтересовался:

— Какая шуба? Ты нашел комнату с уцененными товарами на одежду?

— Бог ты мой, с какими кретинами мне приходится общаться! — он поразмышлял еще некоторое время и крикнул по-другому. — Шухер!

Вначале нам помогло то обстоятельство, что из-за своих больших размеров Тень с трудом продвигалась между рядами стеллажей, но потом что-то случилось — потолок поднялся метров на пять вверх и Дух запрыгнул на книжные шкафы. На сей раз мы оказались в невыгодном положении, так как призрак с легкостью нагонял и ничто не предвещало удачного побега. Иного выхода не оставалось, как самим запрыгнуть туда же и более-менее уровнять шансы на победу.

Оказавшись наверху, мы немного побомбардировали прыгающего позади ужастика подручными вещами и устремились вперед. На некоторое время наступило спокойствие, но когда зубатая черепушка оказалась у моего затылка, а вокруг не было ни дверей, ни комнат, ни просто других холлов или коридоров, я, честно скажу, не на шутку перепугался и тут, само собой, в голову пришло одно заклятие, которое мы разучивали еще на начальных этапах овладения магией.

— Дух Божий носился над водами и вдунул в лицо человека дыхание жизни. Пусть будет Михаель предводителем и Сабтабиель моим рабом в свете и светом. Пусть сделается слово моей внешностью, и я повелю духам этого воздуха и обуздаю коней солнца; желанием моего сердца и размышлением моего ума, и силою взгляда правого глаза. Итак, заклинаю тебя, тварь воздуха Пентаграммотоном и именем ИЕВЕ, в которых сосредоточено сильное желание и чистая вера — раскрой небеса над головой моей и возьми меня к себе!

Обычно для таких обращений требовалась долгая подготовка и всякие заумные приспособления, но когда вокруг гуляют призраки — то можно попробовать.

Я чуть приподнял над собой руки и запрокинул голову. Друзья, услышав, что сейчас что-то произойдет из ряда вон выходящего — остановились. Тень, с разбега налетела на нас, но ударившись о прозрачную защиту, остановилась и издала пронзительный вой, пытаясь крылом дотянуться до нас. В этот момент раздался взрыв. Во все стороны полетели камень и штукатурка. Висящая хрустальная люстра разлетелась на тысячу осколков, и вокруг повеяло ледяным воздухом. И вот тут-то он столкнулся с духом. Ослепительная молния и призрака припечатало к стене: крылья сломались у основания, ноги-щупальца замерзли в мгновение ока, а череп раскрошило в пыль. Тело дернулось в конвульсии, еще, еще… стало раздуваться и на свет появилось новое существо, размером с баскетбольную площадку.

— Матерь Божья! — присвистнул я.

— Глаз во тьму! — прошептал Михаил.

— Дьявол Видения! — пояснил Александр, так как по части ада он был у нас просто гений.

Пред нами предстало какое-то необычное зеленое существо, чем-то напоминающее громадный баскетбольный мяч. Шершавую голову украшали метровые кривоватые рога. Один единственный глаз, как у циклопа, переливался красно-желто-синим. Из громадного рта показывались зубы с мою ладонь, а где-то внутри его бушевало пламя, языки которого вырывались из ноздрей наружу и смогли даже поджечь несколько книг.

Дьявол взмыл вверх, открыл пасть и изрыгнул огонь. Из недр вырвался шар. Он вскоре приобрел вид огненного черепа, на голове которого находились рогатый шлем викинга. Неведомая волна подхватила нас и выкинула через проделанное отверстие. Где-то далеко раздался звон стекла — невидимая преграда была сметена Дьяволом Видения.

Когда дым немного рассеялся, а ветер успокоился, все осмотрелись. Мы находились в каком-то зале, обычном, хотя и с богатым интерьером: ковры, мебель, паласы века давно минувшего. А вот люстра наша — двадцатого.

— Послушай, заклинатель воздуха, я к тебе в Карлсоны не записывался. В следующий раз предупреждай, что используешь и когда используешь!

— Мих, да ладно тебе. Ты лучше посмотри вокруг! Какая эпоха, какой век! Средневековье. Рыцарские турниры, ристальные битвы, драконы… девушки…

— Да? Где? — оживился Саня.

Этому человеку дай только на хорошеньких девушек посмотреть. Что ж, дождался. Сюда медленной, раскачивающейся походкой направлялась представительница слабого пола, а за ней… еще одна — такая же хорошенькая. Они заулыбались, кокетливо помахивая изящными ручками и… «Так, откуда в средневековье, с железными громыхающими рыцарями, одежда древних египтянок?» А именно так и выглядели неизвестными гостьи. Их красота пленяла и завораживала. Они манили к себе. Им не нужна была косметика и зеркала для любования собой. Им вообще не нужны зеркала… «Е-е-е! Они не отражаются! Опять духи!»

Я крутнулся на месте, схватил стоящий на тумбочке подсвечник и швырнул в первую девушку. Она не испугалась, даже не отстранилась, а просто взмахнула рукой, и предмет интерьера, изменив направление и врезавшись в деревянную стену, вошел в нее сантиметром на десять, причем свечи так и остались зажженными. «Ого, с такими придется тяжеловато». Я толкнул Мишку — никакой реакции. Мои друзья, как завороженные, смотрели на двух очаровательных блондинок, не в силах отвести глаз. Им бы еще рот открыть да язык высунуть — идеальная композиция для художников. Девушки не обратили ни на меня, ни на мою агрессивную настроенность совершенно никакого внимания, а подойдя ближе, небрежно отпихнули в сторону и стали охмурять юношей.

«Ах, так, ну ладно, пойдем методом от противного». Подбросив ногой стоящий рядом табурет в воздух, я ударом с разворота благо цирковая акробатика позволяла, отправил его в цель, и вскоре он столкнулся с головой «Мишутки». Тот рухнул и закатил глаза. Первая египтянка посмотрела на меня черными глазами, взмахнула рукой, и меня, как котенка, отшвырнуло к стене, а это, как ни крути, хороших пятнадцать метров. Ну и сила! Донжуан Михаил, немного пошатываясь, встал, держась за висок с набухающей шишкой и тупо уставился на полуобнаженных девиц. Я хотел закричать на него, но… не мог! Что-то произошло. Кто-то постарался в этом деле. Вторая девушка ласково посмотрела в мою сторону, сделала рукой полукруг, и когда я встал, то наткнулся на глухую прозрачную стену. «Магия воздуха! Они меня замуровали! Все, кончились наши дни, поминайте погорельцев как звали. Полный окей!»

Мишка тряхнул головой, сбрасывая оковы забвения и посмотрев на барахтающегося меня, пытающегося изобразить глухонемую азбуку, отпихнул набивающуюся в невесты особу и подскочил к Александру.

— Сань, — ударил он ладонью по щеке, — не время спать! Оглядись вокруг!

— Девочка! — промурлыкал он.

«Мишутку» схватили за шиворот и отшвырнули к другой стене. Пролетев по воздуху с десяток метров, он ударился головой о письменный столик с набросанными на него ручками и карандашами (откуда в этом веке столик с ручками и карандашами?) и на мгновение притих.

— Как тебя зовут, любимый? — прошептала девушка.

— «Макар»… э-э-э «Мастер»…

«Ну, хоть своего настоящего не назвал. Это уже обнадеживает и дает некоторые шансы».

— О, «Мастер», какой у тебя… «Мастер»!

Вторая девушка висела на нем как мартышка на банановом дереве.

— А как зовут тебя?

Его глаза стали затуманиваться, взгляд блуждать, а ноги то и дело подкашивались, пытаясь завалить юношу на одну из девушек.

— Анастасия, — ответила первая и обошла вокруг новой игрушки. — А это…

Я узнал ее! Это та самая девушка, которая по пятам бегала за Сашкой как до знакомства с Еленой, так и после. Она жила в нашем дворе и сходила с ума по этому типу, но когда он дал ей отворот поворот, Настя страшно обиделась, разозлилась и чуть было не вызвала его на стрелу, но все обошлось, и это спасло ее. «У, демоны, знают же какой морок напустить».

В это время очнулся Мишка и, вспомнив всю сложность ситуации, закричал:

— Лена! Вспомни Елену!

В юношу полетел комод, но он увернулся, крича как резаный.

— Лена, Ле-ена, Ле-ена!

«Ага, ты еще плакаты напиши, и митинг устрой, заводила липовый».

«Мишутка» осекся на очередном лозунге и, вытаращив глаза, схватился за рот. «Понятно! Голос сперли! У, ведьмы!» Наткнувшись на такую же стену из ничего, как у меня, он сел на пол и обхватил голову руками.

Однако его посеянные плоды дали всходы, и взгляд Александра немного просветлел.

— Лена…

— Здесь нет никакой Лены. Здесь только мы.

— Лена.

— Ты ошибаешься!

— Елена, я вижу тебя!

Девушкизлобно посмотрели на нас.

— Это все вы!

Нас, как по команде незримого властелина, подняло в воздух, перевернуло несколько раз и больно припечатало спиной о пол. Вторая девушка изменилась в лице и… стала той самой Леной, его Леной!

— Я здесь, любимый! — шепнула она.

— Лена.

«Дурак, что ты делаешь? Слышала бы тебя настоящая девушка, а не грубая подделка, то закатила бы такой скандал — уши завяли!»

— «Мастер», — закричал Михаил, — как ты можешь?

«Он сделал это, вырвал заклятие из себя! Молодец. Наша школа».

Сашка качнулся как от порыва ветра. Его глаза были чисты, а разум свободен. Не без помощи, но он ушел от колдовства призраков, пусть даже таких обворожительных, как эта парочка.

— Вы, смертные, можете сопротивляться нам, духам ада? Ха-ха. Наивные глупцы! Вы умрете за неспособность и нежелание подчиниться Дьяволу.

Они вскинули руки и направили в Саню то же, что и в нас, но его, в отличие от некоторых, особо слабых, протащило лишь пару сантиметров.

— Вы пожалеете о том, что пытались со мной сделать!

Оказавшись около девушки, носящей маску Анастасии, он ударил ее, и та, полетев в мою сторону, припечаталась о свою же поставленную стену, упав лицом на пол. Вторая не решила испытывать судьбу и отошла в сторону. Настя приподнялась на одной руке, хлопнула ладонью о пол, и в нескольких метрах от «Мастера» моментально возникло пять колеблющихся столбов горячего воздуха. Они сгущались, превратились в пар, и вскоре из них появились пять девушек-воинов, очень напоминающих древних воительниц. Только эти были во всем черном и, как говорят, «излучали негативные отрицательные ионы».

«Мастер» приподнял левую руку и заговорил:

— Михаель, Габриель, Рафаель, Анаель! Глава мертвых, пусть прикажет тебе Владыка через живое и через просвященного змея! Ангел с мертвыми глазами, повинуйся или исчезни. Храм Сатаны. Айе-Сарайе, Айе-Сарайе. L'hostie consacree, messire Leonard!

В руке у него появился шар черного цвета. Он сжал его, и в кулаке моментально возникла длинная палка, как у черепашек-ниндзя. «И почему мы раньше не попробовали магию? Глупцы, что еще можно про нас сказать? Сидели бы уже давно дома да варенье с плюшками трескали, тем более что наверху Новый год вовсю, наверное, идет. Мои старички с прогулки вернулись, мать с отцом пришли… А тут бешеных девчонок на путь истинный наставляй. Ну и глупцы! Никогда себе не прощу такой невнимательности!»

Юноша сделал полный круг черного оружия, и полголовы первого воина отлетело в сторону. В мгновение ока ее тело залило черным цветом, потом все исчезло, оставив на обозрение голый блестящий скелет и он, взорвавшись изнутри, разлетелся пылью. Остальные даже не дрогнули. Они достали из ниоткуда мечи и стали приближаться. Александр бубнил что-то себе под нос и, крутясь как волчок, парировал удары. Буквально через пять минут развалилась пополам другая воительница, еще через некоторое время — третья. Две египтянки не хотели выпускать отсюда никого живым. Они сложили руки на груди и вызвали еще три тройки духов. «Мастер», увидев изменения, лишь усилил жесткость нападения.

«Дурак, что ты делаешь? — вновь повторил про себя я. — Остынь! Ты погубишь себя!» Но он не слышал. Сколько раз мы предлагали ему отказаться от Черной мании и перейти в другую, но он только смеялся над нашими волнениями и уговорами и поступал так, как считал нужным. Да, он контролировал происходящее, но, когда это происходящее находится вне нашего времени, но ему не поможет никакое умение. Он углубился в себя, в пустоту, в ничто, в свой черный мир. Александр знал, что если он перейдет грань возможного, то ни о каком добре речи даже и не будет идти, а сейчас юноша был как никогда близок к краху всех наших трудов.

Его глаза стали чернеть, на руках появились кожаные перчатки. Возникший ветер стал трепать волосы… Слева от него что-то нашептывал Михаил. Закрыв глаза, он сжал руки и… незримая стена, разделяющая нас друг от друга, вспыхнув оранжевым светом, растворилась. Не колеблясь больше ни секунды, мы побежали к Сане, схватили его под руки и, пробившись через толпу осаждающих, бросились к выходу. Благо он еще существовал. Позади послышался крик негодования, и когда мы уже скрылись за углом, в нашу сторону полетела шаровая молния. Выбив сноп искр из железобетонной колонны откуда в эпоху средневековья железобетонная колонна и вообще, разве такие существуют она не причинила никому вреда, и мы, благополучно миновав еще один зал, решили продолжить путь наверх на другой этаж по широченной парадной лестнице.

Тащить вырывающегося друга, тем более не снявшего с себя свое собственное заклинание, было ох как не просто. Мало того, что он пытался двинуть нас своей дубинкой, так еще нахватался негативной энергии, что чуть не парализовал нас своим присутствием.

Лестница привела к одной-единственной двери, и мы было усомнились в правильности своего движения, но, когда в стену ударила молния, пришлось поменять мнение.

— Эй, ты, Райден липовый, сейчас я тебе все космы пообрубаю! — закричал я и, открыв дверь, протолкнул всех внутрь.

Помещение, в которое мы попали, оказалось небольшое: два на два метра. У противоположной стены вверх шла пожарная лестница и все — тупик, а назад не повернешь — поджарят бешеные бабы. Вот и пришлось тащить упирающегося «Мастера» на себе, то есть привязанного к Мишкиной спине, благо люк был такой же как комната. Снять опытному взломщику новый китайский замок не составляло большого труда (кстати, у него на даче их целый ящик), и вскоре наша банда колдунов оказалась в какой-то допотопной черной каморе.

Споткнувшись пару раз и переломав надвое какую-то скамейку, я все-таки нащупал что-то вроде свечи и что-то вроде спичек. Как ни странно, но предназначение предметов угадал.

Развязав Саню, мы, наконец, смогли спокойно осмотреть то место, в которое нас занесло. Ну и хламье. Такое чувство, будто перед нами распростерлись трущобы самого бомжеватого бомжа из всех бомжей. Здесь не было ничего, абсолютно ничего, если не считать развалившегося шкафа и накрытого белой скатертью какого-то предмета, стоящего посреди комнаты. Дверь одна. Следовательно, через нее и следует уходить, вот только осмотреться не помешало бы.

Как самый здравомыслящий человек, я облазил все помещение: наткнулся на ворох рваного тряпья в одном углу, запутался в громадной паутине в другом, раздавил какую-то склянку с липкой жидкостью и провалился в полуметровую яму с каким-то мусором, из которой меня вытаскивал Михаил, так как вылезти сам был уже не в состоянии. Все бы закончилось хорошо, если бы не пришедший в себя «Мастер» с ошалевшими глазами не потянул бы за край покрывала.

— Так это чердак, — с удивлением произнес Миха.

— Да, ты прав, полукруглые окна с выбитыми стеклами и прогнившими рамами могут быть только на чердаках.

— Э, ребята! — послышался хрип Александра.

— О, очнулся, а мы уже обрадовались, что ты двинулся и мы избавимся от такого зануды и юбочника.

Мы повернулись в его сторону и замерли на месте. Ровно посереди комнаты на двух табуретах стоял черный гроб с золотистыми украшениями по углам. Сначала было оцепенение, потом легкий мороз пробежался по телу и закончился мелкой дрожью. Где-то вне здания заухала сова, и во мраке ночи появилась круглая, как блюдце, луна. Полнолуние, господа. Идеальное время для совершения обрядов и оккультной магии. Все, что вам нужно — знание и соответствующие ингредиенты.

— Может, там никого нет? — с надеждой в голосе шепнул Миха.

— Даже знать ничего об этом не хочу.

Я повернулся к двери.

— Отсюда нужно уходить и побыстрее.

При движении к выходу мы не учли одного — Александр еще не совсем оправился от первого шока, а тут еще и второй. В общем, он зацепился за ножку табурета, выбил его из-под гроба и растянулся сам на полу. Гроб, естественно, не удержался на одной опоре, и его край с грохотом опустился на пол, крышка слетела и откатилась в сторону. Нашему вниманию предстал «свеженький» труп пожилого мужчины. Его седые волосы были белыми как бумага, но ни одна морщинка не тронула его лицо. Вся его внешность казалась настолько молодой, насколько позволяли ему годы. Пиджак, брюки, белая рубашка, как будто он готовился к деловой встрече, но не успел. Вот только кто его сюда запрятал?

Гроб качнулся еще раз — из-под него выбирался «Мастер» — мужчина открыл глаза и в следующую секунду оказался около нашего друга. Его движения имели такой стремительный характер, что по недавнему его положению невозможно было определить, будто он еще может самостоятельно передвигаться. Впервые у нас проснулся страх! Шурик затрепыхался, закричал дурные слова, над ним склонился жмурик, поднял за шиворот одной рукой и рассмеялся, показав два острых боковых зуба.

Вампир! Страх как рукой сняло. Мы-то думали… А такого барахла каждый день по «ящику» столько крутят, тем более он хотел покусать одного из нашей банды… э-э-э, команды.

С криком: «Бей жмуриков, спасай нацию!» мы за пол секунды оказались около придавленного юноши и что есть силы, ударили «старичка» в живот. Тот йокнул, выронил Саню и отступил на шаг назад. Всего-то? Пока «Мастер» отползал к двери, мы принялись «утюжить» дяденьку. Все прекрасно знали, что любой вампир в десять раз сильнее человека, тем более боли они практически не чувствовали. Двух ударов хватило, чтобы мы перелетели через гроб, кучи тряпок, мусора и доломали без того разломанный шкаф. Но… странное дело, он не шел к нам, а направился сразу к «Мастеру». Тот дополз до двери, встал и попробовал произнести подобающее заклинание, но то, что действовало несколько минут назад, категорически отказывалось работать сейчас.

Сделав два шага и оказавшись рядом с Сашей, вампир поднял руку и, размахнувшись, ударил. Саня кувырком ушел влево, и кулак, разрезав воздух, пробил дверь. В этот момент «Мастер» подскочил к обезумевшему жмурику и крикнув:

— «Тренер», где ты шастаешь?

… ударил его по почкам. Раз, другой, третий… Пока тот разворачивал дверь, пытаясь вытащить руку, мы налетели на него всей братвой и стали метелить по первое число. «Дедок» отчего-то весь скукожился, замахнулся левой рукой, но не найдя нас на горизонте, стал брыкаться ногами. Когда же ему, наконец, удалось выдрать кулак с куском дубовой двери, нас от него как ветром сдуло, и мы разбежались по комнате. Мужчина обернулся, сверкая красными, налитыми кровью глазами, пострелял ими в разные стороны и произнес:

— Где же вы, мои сладенькие мармеладочки? Сейчас я вас, красивеньких, поймаю и тогда позабавлюсь на славу!

— У, дед-извращенец!

— Горбатого могила исправит.

— Кретин, он только что из могилы.

— Скажи, пожалуйста, какая большая разница! — иронично произнес Александр.

— Послушай, голубенький, — крикнул я, — а не пойти ли тебе через подвал? Там внизу девушки аппетитные бегают, молниями бесплатно угощают. А?

— Да, дед, мы не вкусные.

— У нас только кости, кости и… кости. Все, больше ничего нет. Ты же подавишься. В таком возрасте как у тебя, язва появится, гастрит, артрит, варикозное расширение вен, геморрой, кариес, климакс и другие критические ситуации!

Пока кровосос обдумывал пламенную речь Михаила, я стал рыться в памяти и вспоминать, что же знаю о ему подобных. Оказалось, не так уж и много: иногда он бывал летучей мышью, а иногда выглядел как человек, пил кровь, никогда не умирал, обычно жил в Трансильвании, в Румынии, но путешествовал по всему миру. Выходил только ночью, когда охотился за своими жертвами, мог превращать себя в летучую мышь, но должен вернуться в свой гроб до восхода солнца. Самый крупный покойничек — граф Дракула (его еще описывал Брэм Стокер) из семейства вампирообразных — бессмертный, живущий за счет крови человека, как теща у зятя. Невозможно увидеть его отражение в зеркале. Единственный способ убить его — воткнуть осиновый кол прямо в сердце. Ну, судя по всему — это не Дракула, следовательно, пробить бок ножкой от стула куда реальнее, чем найти выход из этих лабиринтов. Решено. Бей гада!

— Бей гада!

Мы выудили из всего этого хлама приличные дубинки и с трех сторон набросились на жмурика. Тот делал вид, что сопротивляется и разбрасывал нас как пушинки по всей комнате. На очередном крутом вираже, «Мишутка» не справился с управлением и врезался плечом в шкаф. Дверь ни с того ни с сего слетела с петель, придавила его и вырвавшийся на свободу рой летучих мышей, стройным клином врезался в грудь вампира. Изрядно покусав и пощипав нашего «дедулю», клин, почувствовав свободу, вылетел в окно и растворился во мраке ночи. Удивленный покойник стоял в полуметре от Мишки и осматривал свои свисающие лохмотья. Я зашвырнул в него куском кирпича, но тот пригнулся и кирпич врезался в сундук. Там, по всей вероятности, сработал скрытый механизм, и в извращенца полетела, вытянувшись в струну, гадюка. Она ухватила его за ухо и вместе с ухом оторвала пол щеки. Вампир закричал, замахал руками и стал напирать на Мишку.

Саня подлетел в тот момент, когда жмурик поднял ногу в надежде расплющить придавленного. «Мастер» подпрыгнул и, растянувшись в воздухе в шпагате, ударил хмыря пяткой в челюсть. Тот наотмашь заехал юноше тыльной стороной ладони в висок, но Шурик лишь отступил на три шага назад. Кровосос повернулся в его сторону и с улыбкой спросил:

— Мальчик, хочешь жвачку?

— Ага, дядя, целую пачку.

После этого Александр с разбега ударил старичка двумя ногами в живот (реслинг, е-мое), в надежде, что тот упадет, но дед лишь качнулся назад, и как раз в этот момент я ударил его по спине. Там что-то захрустело и он, закричав, прогнулся вперед. Немного оклемавшийся Михаил схватил его за ноги, а «Мастер», двумя руками в живот, наконец, смог согнуть противника. Я тут же добавил в плечо, а Саня каблуком в челюсть. Но жмурик пощечиной отпихнул меня назад во вдребезги разбитый шкаф и со злостью повернул голову на «Мастера». Тот не дрогнул и сказав: «Зю», кольнул пальцами в глаза. Раздался такой вой, будто со всего города съезжаются пожарные в одну точку. Вампир схватился за окровавленное лицо, послышался свист… Точно в ухо влетел метко мною брошенный кол, валявшийся тут же в комнате (видимо кто-то до нас пытался пришлепнуть этого извращенца). Он пробил ему голову и вышел из другого уха, ровно на четверть ладони.

— Опять кол забили не туда… Ну и молодежь пошла!

Похрипев, жмурик упал лицом на пол и больше не шевелился.

— Вытащите меня отсюда! — простонал «Мишутка».

Пока Саня поднимал дверь, я склонился над трупом.

— Ничего, жить будет! — сделал я выводы через некоторое время. — Жизненно важные органы не задеты, всего лишь побои, ушибы, перелом позвоночника, выколотые глаза, оторвано ухо со щекой, да торчащий в черепушке кол, размером с мое предплечье. Все, в остальном он жив-здоров и годен к дальнейшей эксплуатации. Ребята, вы как?

— Лучше не бывает.

— Зачем я только связался с такими кретинами?

— Это ты на кого намекаешь?

— Разве здесь много народа?

— Ну ты хам.

— Учусь понемножку.

— Я вижу, вы в порядке, поэтому давайте не будем тратить времени даром и унесем подальше свои ноги!

— Сами знаем.

— Отвянь!

И это вся их благодарность за оказанную услугу? Да они должны меня на руках носить за то, что вовремя бросил палку и не ошибся метром левее… «Ну, не на руках, но спасибо-то можно сказать?»

— Ладно, спасибо, друг! — похлопал меня по плечу Шурик.

Вот, давно бы так.

Порывшись в хламе и кучах мусора, мы выбрали из множества палок три особо удачные и, найдя дверь выхода, покинули покои жуткого монстра всех времен и народов, о котором сложено столько баек и легенд.

Оказавшись в мрачном коридоре, наша группа забеспокоилась и каким-то шестым чувством видела опасность в конце непроглядного холла. Ни ламп, ни свечей, ни факелов не было, поэтому приходилось пробираться наощупь, стуча перед собой палками, как слепые по асфальту. Никому не нравилось чувство неизвестности. Все вымотались, устали, порвали и вымазали одежду и до чертиков разозлились на создателя этих катакомб.

— Лучше не останавливайте меня, когда встретите Создателя, — откуда-то из тьмы справа попросил Александр. — Уж я-то ему покажу кузькину мать! Так намылю все бока, год под капельницей на лекарства жить будет.

— А если это она?

— Она? Ну, это все коренным образом меняет!

— А если это она, но не из рода гомо сапиенс?

— Ты что, чтобы я с гомиками имел дело? Да никогда! Вот в прошлом году случай был… хотя вам рано еще про это.

— Про «это» нам уже поздно, — отозвался голос слева.

— Да я вижу вы тут уже все… того!

— Чего?

— Ну не напрямую в смысле «того», а когда это самое «то» и приходит, то не надо…

Пол под ногами вдруг резко наклонился, но где-то под углом в сорок пять градусов. Мы не смогли устоять и кувырком полетели вниз. Скажу сразу — было больно, особенно когда все вкатились в какое-то желтое помещение и там я, затормозив головой в стену, потерял сознание.

Очнулся от того, что какой-то нехороший человек выливал из кувшина мне на голову холодную, тягучую и плохо пахнущую слизь. Я резко приподнялся, отчего закололо в висках, и осмотрел помещение. Ничего хуже представить было нельзя: вокруг массивный желтый кирпич, больше похожие на каменные глыбы; освещение, мягко скажу, так себе — три факела и свечка у склоненного надо мной Михаила. Чуть дальше справа — вход в какую-то комнату, у которой стоял «Мастер» и что-то бормотал. Прямо передо мной, в метре от пола — большое дупло, из которого мы, наверное, и вылетели, судя по моему расположению, а впереди, чуть дальше Сани — тяжелая стальная решетка, какая была раньше у ворот замков.

— Мы в пирамиде, господа присяжные заседатели, — пояснил Шурик, не сходя с места. — Во влипли, блин.

— Ищи шкаф! — прохрипел я, схватившись за затылок и поднимаясь на ноги.

— Какой шкаф? — возмутился «Мишутка». — Ты что, ничего не понял? Это же пирамида! Уникальная возможность встречи с богом Ра, поиск выхода и секреты самих пирамид, мастабы, скальные храмы… Возможно, мы даже разгадаем загадку Сфинкса! Здесь много артефактов, жертвенников и идолов. Вполне вероятно, что, нам удастся увидеть их магию, увидеть жертвоприношения и пообщаться с настоящими египетскими жителями, египтянками, в конце концов. А еще…

— Хватит! Тебе что, мало приключений было, или хочешь, чтобы тебя поджарили на местном огне какие-нибудь аборигены? Хватит. Сане нужно девчонку спасать, мне — Сане помогать, а ты в такую глухомань лезешь.

— Действительно, может, хватит приключений? Даже я считаю, что это чересчур. Куда ты со своим интеллектуальным развитием ниже плинтуса можешь лезть? Посмотри на себя! Ты кто? Заморыш в штанах! Мы не можем тягаться с высшими силами. Если мы не выберемся отсюда, то умрем, пойми ты это, наконец!

— Но… но мы ведь изучаем магию и колдовство. Мы так долго этим занимались… Почему? Почему нельзя ничего сделать? Мы ведь можем. В конце концов, двух египетских куколок с дрессированными скелетами-воительницами нам удалось остановить.

— Чистая случайность.

— Совпадение. На вампира же магия не подействовала.

— Но может быть, мы наткнулись на вампира-короля?

— Ищи дверь! — закричали мы оба.

Мишка заерзал на месте под нашими недобрыми взглядами, встал, потушил держащую в руках свечу и, пожав плечами, свернул за угол, туда, где недавно стоял «Мастер» и что-то откуда-то считывал.

Сашка протянул мне руку и помог встать. Я, отряхнув пыль с грязных джинсов, еще раз почесал затылок и неохотно потащился за проводником Михаилом, который скрылся в другой комнате. Пока мы, осматриваясь, проходили первый зал, раздался крик друга, но какой-то странный, не то радостный, не то удивленный.

Мы, стараясь вовсю, сломя голову побежали на зов, и что же вы думаете? Этот пень стоял у саркофага и пытался открыть его глиняной чашкой. Ну и кто он после этого? Я изо всех сил старался, чтобы наша команда не вляпалась в очередную заварушку со спецоперацией по спасению себя самих, а он гробы взламывает… хотя бы нас позвал, единоличник…

Открывшийся интерьер зала потрясал своей роскошью и великолепием. Да, это не современные модернистические картины с евроремонтом за две тысячи баксов метр, это — античность. Вокруг царил полумрак, но тускло освещаемые зал факелы придавали оттенок желтизны, и создавалось такое впечатление, будто стоишь в тени нещадно палящего солнца. Воздух был свежим и прохладным, даже немного сырым, что удивляло, так как откуда он исходил, было настоящей загадкой. Стены, как и положено в древнейшие времена, расписаны всевозможными иероглифами, для расшифровки которых потребовались бы многие десятилетия. Тут же, внизу, стояли, громоздясь друг не друга, столово-кухонные принадлежности: миски, чашки, плошки, кувшины для вина, какие-то замысловато-крученые горшки, больше подходящие для цветов, чем для пищи и, конечно же, кубки. Естественно, какой Египет без кубков? Это то же самое, что город без трамвайно-троллейбусного парка. Здесь же ровными рядами находились десятки саркофагов. Это только в научных книгах писали, будто фараона хоронили только в его родословной пирамиде и кроме жены, ну еще и детей, никого не должно быть рядом. Ха, как бы не так. Как я понял, в этих усыпальницах находились все знакомые, близкие, родня и друзья фараона. Вот только бы еще понять, где был он сам.

Пока я осматривал «священные» писания о бытие местных «святых» на стенах пирамиды, Мишка с упоением продолжал взламывать один из многочисленных гробиков.

— Идиот, что ты делаешь? — закричал я, отталкивая мародера в сторону.

— Как что? Хочу открыть.

— Поздороваться с мумией? Если они тебе так нужны, обмотай Леху туалетной бумагой и заставь бегать за тобой с криками: «Кто на новенького»?

— Брось, они же мертвы.

— Ага, в одном фильме герои тоже думали, что они мертвы, и что случилось?

…

— Вот именно, что ничего хорошего.

— О, а я надпись русскую нашел, — радостно взвизгнул «Мастер», подзывая нас ближе.

— Да отстань ты! Не видишь, у нас деловой разговор.

— Тут написано: «О, Амон Ра…»

— Да ты про мумии знаешь что? — обратился ко мне Михаил.

— Так, поверхностно.

— Вот видишь и ты смеешь упрекать меня в том, что я ничего не знаю?

— «… О! Бог Богов! Смерть — не что иное, как путь в новую жизнь…»

— Да че ты знаешь?

— Все знаю.

— Ну, говори!

— Всем, кто вкус ванили знает, Игнату дружбу предлагает, — он усмехнулся. — Шучу. Итак, начнем лекцию. Тема урока — мумия.

— Как? Мумие?

— Не, мумие — это таблетки из мумии и вообще, не перебивай. Итак, главным мумиемцем был Имхотеп — мужик такой, под сто девяносто сантиметров…

— Баскетболист?

— Не-е, так, запасной. Родился и жил в Египте. Там же восстал из мертвых…

— Что? Вассал? А-а…

— Да иди ты! Слушай, пока есть чем. В общем, он вводил людей в транс и мог убивать их не дотрагиваясь.

— «… мы живем сегодня, мы будем жить снова…»

— Его история пошла от каких-то следопытов-исследователей. Они, значит, травили байки о проклятии, которое убивает каждого, кто входил в гробницу Тутанхамона.

— А Имхотеп куда подевался?

— А он и есть Тутанхамон.

— Да? Вор в законе что ли?

— Чего так решил?

— Кликух много.

— Наверное, ты прав, хотя кто их этих египтян поймет. Так вот, гробницу его вскрыли в 1922 году. Он вылез, всем настучал по кумполу и лег обратно. Это и привело к созданию фильма «Мумия» в 1932 году…

— «… мы вернемся во многих обличиях…»

— … потом, как ты знаешь, была и «Мумия возвращается» и «Мумия — принц Египта» и «Мумия — я утром не причесывалась» …

— Что-то я последний фильм не смотрел.

— А это редкость, раритет, можно сказать.

— Но сама-то по себе она не вставала. Кто-то ж должен был ее оживить!

— Нам это не грозит, ведь мумия оживает, когда вслух произносится магическое заклинание из свитка Тота.

— «… о, могущественный!»

— А откуда ты все знаешь?

— На лекции по истории искусств нужно было ходить.

Я посмотрел на Саню и обратился к Мишке.

— А что ты говорил о заклинании?

— Вслух произносишь, и мумия оживает. Там что-то Саня про могущественного говорил, так это концовка. А что?

Когда, наконец, он созрел до понимания того, что произошло на самом деле, я уже сидел на каменной плите у подножия другого саркофага и, закрыв лицо ладонями, думал. Я первый из всех понял тот кошмар, который сейчас случится, и молил Бога, если он есть в этом мире, чтобы все закончилось хорошо. «Глупцы! С какими кретинами я только общаюсь! В некоторых отдельных ситуациях они гении, лучшие из лучших, но иногда бывают такими глупыми, как дети. Почему мы вначале делаем, а потом думаем о последствиях? Для кого существует поговорка: «Семь раз отмерь, один отрежь?» Явно этого не для русского человека. Почему все глупцы ошиваются около меня, неужели я тоже такой, как они?»

Тишина. Казалось, остановилось не только время, но и вездесущий ветер. Перестала хлюпать вода в дальнем конце зала. Свет факелов на секунду сделался тусклым, а потом вновь разгорелся с прежней силой. В это мгновение я почувствовал, что где-то что-то родилось, и оно должно вот-вот вырваться на свободу, поражая окружающий мир ненавистью и жестокостью. Раздался еле уловимый слухом скрежет, усиливающийся с каждой секундой и не предвещающий ничего хорошего.

Мы стояли на месте, как будто происходящее нас совершенно не касалось. Да и куда бежать? Из зала ведет только один выход, в тот самый коридорчик, откуда наша «бригада» вывалилась вверх тормашками. И все. Левый коридор наглухо заблокирован железной толстенной решеткой, и, чтобы открыть ее, потребуются многочасовые поиски рубильника, выключателя, штепселя… в общем скрытого от посторонних глаз, механизма.

Саркофаг дернулся, качнулся в сторону, оттуда раздался страшный скрежет и загробный рев разбуженного мертвяка. Мы все медленно отошли к противоположной стене и стали ждать результата Сашиной безалаберности. Крышка гроба затрещала, выгнулась дугой и, сломав все замки и запоры, со свистом вылетела из зала. Нашему взору явилось достояние и наследие Египта — ее величество мумия. Не скажу, что это было слишком ужасное зрелище. Такое чувство, будто восстал бомж из нашего рынка. Мумия оказалась ободранной, грязной, с выцветшими тряпками и почему-то дырявой головой в области глаза. Она смотрела прямо на нас, если, конечно же, что-нибудь видела под толстым слоем марли или чем их там раньше обматывали? Бинтообразное существо, именующееся Имхотепом-Тутанхамоном, выставило вперед свои руки-грабли и издав утробный рев, направилось в нашу сторону. Пройдя половину расстояния, она, кажется, поняла, что что-то идет не так и, еще более зычным голосом гаркнула на всю округу:

— Помоги снять гипс!

Это только со стороны показалось бы, что мы не растерялись и действовали слаженно и организованно. На самом же деле нами обуревало такое критическое чувство страха, что расколись кто-нибудь из нас — так бы и остался лежать мертвым грузом в этой сырой пирамиде. Мы сумели загнать страх в пятки и напустить на лицо хладнокровный вид, такой, какой бывает у повара, готовящего цыпленка. Перво-наперво, как бывает везде и при всех бытовых ситуациях, мы добрых полчаса, а то и час дружно улепетывали по всему залу, играя в «поймай меня, если сможешь, подпись — тренер по бегу»! Бег с препятствиями, то есть через другие наваленные саркофаги был куда увлекательнее, чем улепетывание от безглазого «графа Дракулы» или обезумевшей крылато-черепастой Тени, и вонючего Говнотопа… В общем, побегали на славу. А приколов сколько было, я чуть живот не надорвал, даже мумия и та немного смутилась.

Все началось с того, что «Мишутка» зацепился ногой о мирно стоящий «гробик» и как ни странно, его крышка съехала на бок. Обмотанное пугало зацепилось там же и, пропахав головой по ряду кувшинов и горшков, влетело к своему собрату по несчастью, отчего саркофаг неожиданно затрещал и развалился на четыре части. Следом за другом, почти мгновенно отличился «Мастер». Он запутался в каких-то веревках и нечаянно включил механизм скрытой ловушки. Откуда-то сорвалось бревно и на манер тарана, пробивающего ворота замка, полетело в нас. Мы, ясное дело, в разные стороны, а вот мумия замешкалась…

Летела она долго, красиво и, что самое главное, подальше от нас. Казалось, на время можно присесть и перевести дыхание, но Мишка и на сей раз нашел приключение. Он схватил один из разбросанных кувшинов за ручку, потряс его и заглянул одним глазом вовнутрь, а оттуда выскочил разъяренный тарантул, да как вцепился ему в волосы. Еле отодрали. Так присосался, будто родного отца увидел.

Пока возились с пауком, Саня заметил, что мумия возвращается: побитая, хромая, перекошенная, но возвращается.

— Во блин, экстремист липовый, все ему мало.

Бег продолжился, но на сей раз перед этим происходило интенсивное закидывание врага всеми подручными средствами. Друзья даже умудрились зафиндорить крышкой от саркофага. После этого от смеха мы падали чуть ли не в конвульсиях, так как смотреть на торчащий из глаза мумии кубок и висевший на плече, зацепившийся за что-то горшок, было выше наших сих.

Настроение упало резко только тогда, когда в оборванной руке Тутанхамона появился длинный нож (сбросить глиняные и бронзовые безделушки-«украшения» он даже и не собирался). Остановившись в пяти метрах от нас, он поудобнее разместил в руке холодное оружие и, произнеся гнусавым басом: «Татуировки снова в моде», кинулся на нас. Мы плюнули на всю хранимую до этого осторожность и, перехватив поудобнее свои палки, бросились на него. Ставки — три к одному. Должны выиграть. Но в следующую минуту я не понял юмора. Имхотеп развернулся и бросился от нас куда подальше. Мы, окрыленные победой, с дикими криками первоклассников, окончивших первый год обучения, ринулись за ним. Единственный, кто остался на месте, так это я. Что-то здесь казалось не все так гладко.

— Стойте! — крикнул я. — Назад!

— Ты чего, он же нас боится.

— Если бы ты был мертвецом, живых боялся?

— Нет.

— Вот, а теперь подумай, почему это чучело от нас бежит?

— Боится.

— Тьфу ты е-мое, дундук. Ладно, объясним по-другому. Если бы твой противник отличался невиданной силой и ловкостью, что бы ты сделал?

— Пошел бы на хитрость.

— Вот.

Пока мы разговаривали, мумия, как утопающий, усиленно махала нам руками, топталась на месте, кивала, виляла, в общем, делала все, чтобы привлечь наше внимание. После неудачных попыток она встала в позу бойца и манила со сдавленным хрипом: «Комон»! Но мы ни в какую.

— Хочешь сказать, что в этом чурбане с опилками есть мозги, и они еще соображают? — не поверил «Мастер».

— Фу-у-у… как с вами тяжело. Это же магия. Заклинание произнес, и субъект уже обладает разумом, да таким, каким тебе и не снилось. А какой субъект — не важно, хоть стол, хоть стул — умен и все.

Ребята прислушались к словам. Да и на самом деле как-то странно получалось — этот «Хамон» бегал от нас вместо того, чтобы догнать и накостылять по первое число. Юноши подошли ближе, и мы для обсуждения дальнейших действий, присели на плиту, выступающую из стены. Как назло, на ум ничего не приходило. Александр несколько раз пытался подозвать к себе труп, но тот делал то же самое.

Прошел час. Дела не клеились и не хотели этого делать. Мумия перестала изображать клоуна, веселящего народ, и тоже призадумалась. Каждый из противников хотел перетянуть другого на свою сторону, но пока добился нулевых результатов. Меня вдруг осенило, и я подпрыгнул как ужаленный.

— Так, слушайте, возможно, у меня есть идея нашего спасения! Как я понимаю, Тутанхамон был правителем всего Египта, следовательно, весь Египет его подчиненные и рабы, поэтому, он должен был их как наказывать, так и защищать, а защищал он намного чаще. В данный момент вон то существо есть Тутанхамон, царь, правитель, но теперь царь и правитель мумий, так как сам такой. Следовательно, находящиеся здесь мумии его подчиненные и рабы, и он должен их защищать. А значит, если мы откроем парочку и хорошенько отдубасим там лежащих, то эта макака озвереет и настучит нам по тыкве.

— Ну-у-у наплел, — протянул «Мастер». — Другими словами ты хочешь, чтобы мы разнесли здесь все к кузькиной маме?

— Да нет проблем, братан. Что для друга не сделаешь? — усмехнулся Михаил.

Началась веселуха. Давно я так не отрывался. Вначале мы вдребезги разбили все находящиеся рядом и не только рядом кувшины, миски, чашки, плошки, кубки и другую нехитрую утварь, потом вдрызг разломали пять саркофагов и добрались до спрятанных в них мумий. Наш горячо любимый Имхотеп заволновался, закряхтел и обреченно двинулся в нашу сторону. Когда Саня отделил одному бинтованному голову, Тутанхамон просто летел, размахивая во все стороны своим ножом. План сработал. Он оказался в наших руках. Хотя кто в чьих руках оказался, можно было бы и поспорить.

Подкинув вверх отрубленную голову мумии, из которой сыпалась какая-то труха, «Мастер» размахнулся палкой и, крикнув:

— Крутая лапта! — подал пас царю Египта.

От неожиданного столкновения с предметом, мумия дрогнула, горшок с плеча свалился, разбившись на кусочки, но общее положение не изменилось — движение продолжилось. В игру вступил «Мишутка». Он подбросил еще одну голову и с криком:

— Бью пенальти! — отправил штрафной в ворота.

Попал «вратарю» в голову, отчего треснул застрявший в глазу кувшин и развалился на части. Мумия только назад отпрянула и с еще большим упорством поперла вперед, но было ясно, что какой-то механизм внутри сломался. Из резерва вышел я, в один прыжок оказался около бывшего правителя и, закричав:

— Нокаут! — ударил палкой по шее.

Такое чувство, будто я со всего размаха налетел на бетонную стену. Тело ныло невыносимо, особенно руки, но палку все-таки удержал. Мумия пошатнулась и, запрокинув голову назад, стала заваливаться на спину. Раздался шлепок, и туша, замотанная в бинты, оказалась распростертой на полу. Я набрал в грудь побольше воздуха и с облегчением медленно выдохнул. Что-то фигово мне стало в последнее время. Наверно, азарт и стремление к приключениям закончились и потянуло домой. Дом. Там, наверное, уже давно все всполошились, подняли на уши кого можно и теперь ждали результатов совместной деятельности помощников наших отцов. Конечно, и немудрено здесь забеспокоиться. Сыновей нет. А где они? А кто же их знает. Может, гуляют, а может кто по старой дружбе прихватил их с собой и теперь держит их в сыром вонючем погребе или яме. От таких друзей всего можно ожидать. Но мы-то не у них, мы в совершенно другом месте, и черт станет ангелом, если кто-либо попытается нас здесь искать.

Повернувшись спиной к Имхотепу, я оперся о палку и над чем-то призадумался. Что-то творилось в голове — сейчас не вспомнить, но из транса вывел чей-то хриплый стон и тяжелое надрывистое дыхание. Резко обернувшись, я замер с раскрытым ртом.

— У, мавзолей ходячий. Живуч, гад!

В то время, когда мумия занесла руку для удара, я уже делал фляки назад. Оказавшись на почтительном расстоянии от египтянина, раскрутил над головой палку и встал в боевую позу. Друзья, увидев, что дела плохи, присоединились, встав по бокам. Как долго длилась рукопашная схватка — сказать не могу, так как очень скоро меня отбросило назад и я, ударившись головой о чей-то саркофаг, потерял сознание.

Очнулся от холодной металлической пластины на голове. Рядом стоял Саня с факелом и смотрел мне в глаза. Как следует протерев их, помассировав висок и осторожно ощупав голову, я осмотрелся в поисках пугало-огородной угрозы. Никого. Странно. Мерещится? Нет, на горизонте все чисто, да и тишина стояла как после ядерной бомбежки. Смотрю и глазам поверить не могу. Здесь как будто пятибалльный смерч прокатился: все разворочено, выломано; саркофаги, посуда и куски плит разбросаны по всему залу; некоторые колонны, развалившись, лежат грудой обломков; плотные толстые стены у входа разбиты, будто сюда прикатили здоровенный осадный танк.

— Ребята, что это с вами? — спросил я.

— С нами? Ничего.

— Почему кругом такой хаос?

— А-а-а, ты об этом? Да ничего особенного: просто приходил Сережка, поиграли мы немножко! — усмехнулся юноша, вспомнив мультфильм, и поставил факел в сторону. — Шучу. Просто здесь небольшое мочилово произошло, вот вещи и разбросаны. Хорошо, что сами целы остались. Ты ж как самый умный в «стену улетел» и вырубился, а нам отдувайся за троих — еле демона образумили.

— Какого еще демона?

— А восставшая мумия — это не демон? Для нас любое повышенное сверхъестественное — признак проявления демонизма.

— Ага, идиотизма! Вы шкаф нашли?

— Нет, но зато сумели поднять решетку.

— Что, такие сильные?

— Нет, такие умные, — прозвучал голос Михаила.

Я повернул к нему голову и с удивлением поинтересовался:

— А чем это ты, интересно, занимаешься?

Юноша сидел немного в отдалении от нас на чудом сохранившейся плите и заматывал в рулон какую-то белую полоску ленты. Посмотрев на меня, он улыбнулся и, ничего не ответив, продолжил неоконченное дело. Потом во второй раз посмотрел в мою сторону и, покачав головой, тихо произнес вообще-то он никогда не отличался громкостью произношения речи, из-за чего все время приходилось напрягать слуховой аппарат и вслушиваться в его неразборчивую болтовню, но иногда он просто поражал нас громкими и четкими фразами — жаль, что это происходило очень редко.

— Ты же у нас умный. Я думал, догадаешься. Вот эти тряпки ничего не напоминают? — он потряс рулоном и указал на два других, стоящих у его ног.

Приподнявшись и схватившись для поддержки за плечо Александра, я подковылял ближе. В голове шумело, ноги моментально сделались ватными, да и вообще состояние было такое, что хотелось просто залезть под одеяло и не высовываться до лета, чем ходить в поисках неизвестно чего. Присев рядом с другом, я прислонился спиной к холодной стене и на несколько секунд закрыл глаза, растворяясь в спокойствии. Затем глубоко вдохнул пыльный, насыщенный микробами воздух, и посмотрел на разбросанное кругом тряпье.

Первое впечатление было такое, будто друзья сбегали в магазин «ткани» и скупили там материал для выкройки нового хита сезона — модного комбинезона «а-ля Помпадур». Но это отпадало сразу же, так как найти в бутиках такой хлам просто невозможно. Следующей мыслью было то, что они разорвали свою одежду и, сделав длинную прочную ленту, попытаются пройти с ней по лабиринту, ни разу не попадаясь на одно и то же место, так как лежащая лента должна была указывать на то, что здесь уже прошли. Но и эта мысль оказалась неправильной, ведь перед собой я видел двух одетых, а не раздетых. «Итак, лента: грязноватая, сыроватая… плохо пахнущая, в некоторых местах оборванная, но между тем прочная и… нервущаяся».

— Мумия! — крикнул я.

— Ну, наконец-то ты созрел до такой детской идеи, а сидел, пыхтел, пыжился, тужился…

— Расслабься, не в туалете! — посоветовал «Макар».

— Да что вы в самом деле прилипли, лучше бы рассказали, что произошло.

— Да ничего особенного, — начал Мишка и по его взгляду стало ясно, что травля баек доставляет ему такое же удовольствие, как «Рафаэлло» балерине. — Просто, когда тебя вырубили, мы решили биться не на жизнь, а на смерть. Ну, для начала, конечно же, побегали, покидались предметами интерьера и сшиблись врукопашную. Ох и силен был противник. Такого только в шахтеры записывать, на пожизненную эксплуатацию, видишь, как руками намахал — весь пейзаж испортил. Ничего, и на лом нашелся прием. Этот «Хамон» на наше счастье за косяк зацепился, да и стал разматываться, а я вижу — дела нам сами в руку идут, стал подсоблять…

— У нас матом не ругаются! — напомнил я другу.

— Так то не мат.

— И вообще, мы люди городские и по-деревенски шпарить не приучены, так что не гони волну и давай переводи на нормальный русский язык!

— Без базара. Сейчас так заломлю, уши отвянут. Значит, стал я этого шпингалета раздевать, раскручивать…

— На бабки? — усмехнулся я.

— Не, так раскручивать. Ну, тот, ясный пень, сразу же стал козу ломать и гнилым пальцем в бубен тыкать, а тут Саня с томагавком, да как зашпендюрит в копчик. Тот в крик, а я знай мотаю. Разозлилась мумия, стала на кореша бочку катить, да не тут-то было — сильно ловкий попался. Она все стены переломала, пока до него добралась, а когда добралась, то, — фук — и нет ее — закончилась. Теперь вот сижу, рулоны мотаю.

— Очень интересная сказка, а что вы про решетку говорили?

— Так она сама открылась, — ответил «Мастер». — При очередном обстреле этого хрюмзика Миха саркофаг вскрыл, голову от туловища отделил и зашвырнул подальше, а решетка возьми да и откройся. Мы даже сами удивились.

— Значит, выход свободен?

— Пока да.

— Да брось ты это тряпье, сваливаем отсюда, пока другие не проснулись!

Мишка отшвырнул тряпки в сторону и первым пошел показывать дорогу. За ним, прихрамывая, брел я и замыкал шествие довольный погромом Александр.

За углом, действительно, не оказалось никакого препятствия, даже не обнаружилось следов его пребывания. Сжав найденные и весьма кстати пригодившиеся палки-выручалки, стали медленно, как спецназовцы-разведчики, пробираться вперед, поминутно озираясь и прислушиваясь ко всем посторонним шумам. А коридор все вел и вел нас вперед. На сей раз ничто не радовало глаз пестростью и пышностью композиций. Здесь не было ни мифических, ни библейских сюжетов, ни мозаики, ни настенной росписи — одни голые, в некоторых местах облупившиеся каменные блоки. Такое чувство, будто это не одно и то же здание, а совершенно параллельные миры. «Интересно, а с чего я взял, что это одно-единое помещение? Насланный морок иногда бывает настолько реальным и восхитительным, что его нельзя отличить от настоящего». Единственное, что заставляло задержать внимание — стены. Они были полностью разлинеены какими-то закорючками и символами. В другом месте и при других обстоятельствах я бы непременно попытался разобраться в их написании, но учитывая неблагоприятно сложившуюся ситуацию, я просто проходил мимо и кидал на шершавые стены блуждающий взгляд.

Коридор стал суживаться. Вскоре он сделался таким узким, что нам приходилось протискиваться боком, а иногда и приседать на корточки. Что-то поменялось в воздухе. Он стал не таким сырым и влажным, как там, далеко позади. Такое чувство, что где-то совсем рядом работали отопительные приборы. Откуда-то повеяло затхлостью. «Не мумии же здесь разлагаются». Но была в окружающем пространстве та самая изюминка, которая разделяет реальность и подсознание. Какая-то неуловимая мелочь присутствовала вокруг, и я никак немог ее обнаружить. Создатель сего умело замаскировал тайну, и для ее разгадки потребуется не только фантазия.

Продвижение в сердце (или из сердца) пирамиды проходило более чем спокойно. Друзья даже позволили себе расслабиться и потравить анекдоты. Даже свой придумали про тот самый мавзолей, который окончил свое существование туалетной бумагой, и то никогда не используемой.

Через некоторое время стало намного светлее. Создавалось такое впечатление, что свет проникал сквозь щели в потолке. Из-за ненадобности Саня выбросил факел и, взяв поудобнее палку, сконцентрировался на возможной угрозе. Пока все шло тихо и спокойно, но это еще ничего не означало, так как в любое мгновение из стены мог выскочить какой-нибудь оборванец и настучать нам по репе. Как бы там ни было, но мы дошли до выхода. Впереди взору открывался зал. Пустой зал. Совершенно пустой…

Ошибка. Я поверил своим чувствам и логике и просчитался. Перед нами распахнула объятия и запустила в себя настоящая арена. Такое чувство, что оказались в Колизее. Вокруг высились громадные стены, уходящие далеко вверх. Размеры площадки намного превышали размеры футбольного поля, и на фоне всего этого громадного строения я выглядел таким жалким, просто ничтожной букашкой, что оставалось лишь с головой зарыться в песок под ногами или, по возможности, быстрее проделать обратную дорогу. Но в данной игре два варианта для решения одной проблемы невозможны, поэтому, как только мы отошли от коридора несколько метров, за нашими спинами, с грохотом, опустилась железная решетка и преградила отступление.

Ловушка. В этом никто не сомневался. Но последняя ли? Похоже, да, так как, по-видимому, намечалось невиданное до этого момента представление.

Небо. Оно было прямо у меня над головой. Протяни руку и сможешь до него дотронуться, но нет, это лишь обыкновенное видение. Ничего на свете не дается так легко. Обидно. Отчего-то именно сейчас, в это мгновение, я вспомнил свою заветную мечту… нет, не вспомнил, она сама пришла ко мне. Несколько лет подряд я надеялся, да и сейчас надеюсь на ее исполнение, но все зависело не от меня, а от другого человека, возможно, более достойного этой мечты. Почему идея посетила меня именно сейчас? Неужели она?

Началось! Песок под ногами задрожал и заходил ходуном как при десятибалльном землетрясении. Ровно из середины арены поднялась гигантских размеров платформа. Ее верхняя часть доходила почти до края стен, казалось, упираясь в небо, а жуткая раскраска сцен насилия приводила в ужас и вызывала отвращение.

— Началось! — прохрипел Михаил и с такой силой сжал палку, что на руках выступили вены.

— Они уже близко! — загробным голосом произнес Александр, и его глаза моментально накрыла черная пелена тьмы.

Я ждал. Расслабленный и совершенно спокойный, я смотрел прямо перед собой, но был готов сорваться с места и одним единственным выпадом разнести противнику голову.

Они стали появляться из ниоткуда. Будто сама бездна выплевывала их как продукт вторичной переработки. Они появлялись все чаще и чаще. Первой вынырнула наша горячо любимая Тень, в виде Дьявола Видения, затем появились две хорошенькие египтянки с парой десятков скелетов-воительниц. Сразу же за ними безглазый вампир-король и мумия-царь (идеальная компания). Ну а дальше повалила разная дребедень: динозавры, волки-оборотни и летающие уроды, до сего нами не виданные. Увенчал весь этот сброд двухметровый Говнотоп.

У меня, вдруг словно тисками сдавило голову. Я упал на колени, обхватил ее руками и сдавленным хрипом завыл от боли.

— Что, чувствуешь приближение королевы? — равнодушно спросил «Мастер», совершенно не обращая внимания на нас, корчащихся в спазмах.

Юноша полностью увлекся происходящим зрелищем. Как бы жутко все не выглядело, но на это стоило посмотреть.

Из вершины платформы вырвался столб искр, и небо моментально затянулось серебристой пеленой. Когда светящиеся брызги растворились в воздухе, на каменном подиуме появился золотой трон с черной короной — это видели все мои друзья, благо никто из них не жаловался на зрение. Через некоторое время воздух задрожал, и у подножия трона четко обрисовалось очертание чего-то. Оно представляло собой черное расплывчатое пятно, но с каждым мгновением приобретающее подобие человека. Все как-то сразу умолкли и бросали на нее косые настороженные взгляды. Серебристая пелена незаметно превратилась в коричневую.

— Циркачи, вы оказались не такими уж и ловкими, — голос звенел в ушах так отчетливо, как будто находился в нескольких метрах от нас.

Голос… Да, та субстанция, оказывается, была женщиной или девушкой: или существом противоположного от нас пола. Но почему она не показывалась? Странно.

— В этом нет необходимости. Я Мариша.

«Эта мымра, ко всему прочему, умеет читать мысли! Е-мое!»

— Позвольте спросить, королева, — ехидно произнес Михаил, — с какого такого лешего нас занесло в эту дыру?

— Мне просто нужно было время. Время, чтобы задержать или в лучшем случаи нейтрализовать вас.

— Что тебе нужно? — спросил Саня.

— О, сущая безделица. Всего-навсего Радуга Хаоса.

«Радуга Хаоса»? Мы переглянулись. О Радуге Хаоса говорилось (и писалось) очень мало, если совсем не говорилось. Единственное, что можно почерпнуть из названия — следующее: Радуга Хаоса состояла из семи Сфер Хаоса, которые спрятаны неизвестно где. Если сферы соединить в единое целое, то должен получиться настолько мощный артефакт, что он будет способен поставить весь мир на колени. Интересно, где эта наивная мадам собиралась отыскать все предметы?

— Шесть сфер у меня уже есть…

От изумления мы открыли рты. Такого не может быть. Это сон.

— … осталась последняя, и для этого мне нужны вы!

— Нет, Игнат, ты только послушай. Какой-то мурлоне, занимающейся черными грязными делишками, нужны мы, юноши, занимающиеся… — он посмотрел на стоящего впереди Шурика, — почти белыми благородными делами. Слушай, козявка, отвали от честных тружеников комсомола и партии. Мы же не просим тебя записываться в пионеры, вот и ты изыди от нас!

Тишина. Я осмотрелся. Монстров — тьма, хоть прямо сейчас бери лопату и кроши всех подряд. «Никогда не замечал в себе такую жестокость!» Молчала и королева. Она просто сидела и, если я мог разобрать что-то с такого расстояния, пялилась на нашу великолепную тройку хохмачей. «Кажется, сейчас на нас покатят бочку. Обидно то, что, если меня прибьют здесь, там, ну, где я на самом деле, я тоже скопычусь. Хотя есть ли это там на самом деле? Может, существует только здесь и сейчас? Ужас какой. Параллельные миры что ли? Откуда? Это же не Белянинская логичность и уж тем более не Перумовская построенность сюжета. Так, месиво в одной каше».

В голове промелькнула «Мастерова» Елена. Она как будто зависла в воздухе, окутанная синеватым сиянием. Девушка помахала рукой, рядом с ней появился демон… хаоса? Схватил ее за талию, и они исчезли в открывшийся черной бездне. Могу поспорить, что друзья тоже видели весь этот спектакль, так как Александр раскрыл ладонь, и на ней зародилась черная горошина…

Но всех опередил я. Подбросил вверх чистейшего белого цвета шар и крикнул:

— Сыграем в бейсбол? -

изо всех сил ударил по нему палкой, перехватив ее на манер биты. Шар со свистом врезался в толпу нечисти и во все стороны полетели руки, ноги…

От королевы, по-видимому, пришел приказ к действиям, так как чудища сорвались и поперли на нас.

На уровне середины стен появились окна и к ним моментально прильнули… зрители? Такие же убогие, забытые всеми создания. Ну, дают! Мы им что, цирковое представление показываем? У нас идут настоящие гладиаторские бои, а эта толпа… Ну, правильно, толпа требует хлеба и зрелищ — значит это зрители. Ну дела!

Санина горошина превратилась в настоящий шар для боулинга, и он поспешил им воспользоваться, чтобы немного расчистить перед собой местность от особо ретивых «кеглей». Зашвырнул его так, что пятки зачесались. Песок задрожал и в том месте, где прокатился шар, образовалась брешь в наступающих. Мишка также не заставил себя долго ждать и зафиндюрил в самую гущу нечто, похожее на ураганный смерч. Он вырос прямо из-под ног бегущих, засосав в себя, как пылесос, дюжину уродов.

На мгновение это их задержало, но в конечном итоге они все-таки сшиблись с нами. Особо слабеньким «ужастичкам», волкам, и египтянам с воинами мы еще могли настучать по головке, но перед Демоном Видения, вампиром и мумией вместе взятыми, наши штучки были бесполезны.

По правилам нашего боя мы, конечно же, побегали вокруг платформы, покидались песочком в глаза, потравили уморительные байки про них, их родителей, знакомых и близких. Сумели даже припечатать одного зрителя кирпичом (мало нам реальных врагов), но на этом все и закончилось.

Королева, до сих пор сидевшая в оцепенении, повернула в нашу сторону голову, и всех троих разбросало в разные стороны (Саню и Миху — по углам, а меня, как самого умного в центр). Мы оказались в безвыходном положении. Позади стена, вот она, даже рукой прощупывалась. Впереди зубатики с ревом приближались. Друзья черт-те где, у лысой бабушки. Выход, как всегда, один — бить гадов!

Напротив меня остановился демон-Тень и кучка ротозеев — везет, как всегда. Была бы мумия, я растянул бы ее по самые космы, но врагов не выбирают, они сами навязываются. Между ними произошла небольшая потасовка по поводу того, кто будет меня первым бить.

— Ну, вы еще передеритесь, лихие финские парни! — крикнул я осаждающим.

Им явно не понравился такой тон, и последнее, что я помнил, когда летел в стену — глухие удары палок о чьи-то туши и оглушительные взрывы наподобие немецких авиабомб. Странное дело, стена оказалась бумажной — меня выкинуло в какую-то камору. Демон Видения был как всегда точен со своими летающими огненными черепами-викингами. Любое отклонение в сторону и я бы размазался по каменным блокам. Я стоял посереди комнатушки, рядом со странным крестообразным шкафом, больше напоминающую громадную тумбочку. А вокруг… Все, абсолютно все пространство занимали часы — каминные и настольные, напольные и настенные, потолочные и так валяющиеся в углу. Здесь они были представлены во всех вариантах, от древних песочных до современных на жидкокристаллическом экране. Но самое ужасное заключалось в том, что вся камора тикала. Сморщившись как от зубной боли и закрыв уши руками, я пропустил черепушку от демона, так сказать прощальный подарок от демона.

— Время для меня ничто, оно не существует. Вы, люди, такие выносливые, но такие глупые.

Если в первом случае я закрылся руками и с энтузиазмом четко выговаривал заклинания, то в данный момент оказался полностью открытым и я просто влетел в тумбу. Проломав спиной дверь, я словно о бетон расплющился о заднюю стену шкафа. Дыхание перехватило моментально, в голове все завертелось и пространство поплыло. Удушье пришло позже. Третий и последний удар перевернул шкаф, и он с грохотом упал на пол. В нем что-то щелкнуло, по-видимому, сработал скрытый механизм, — и он стал трансформироваться. Совсем скоро я оказался удобно расположенным в…

— Обалдеть! Я летаю… я в гробу!

Гроб. Комната содрогнулась от звона часов.

— Какому-то жмурику хватило ума их завести.

— Вы люди… такие глупые…

— Только свистни — мы появимся!

— Подсознание — зеркало. Увидь его и умри!

Я отрекся от всего. Я потерял связь с миром, но чувствовал разливающееся внутри спокойствие и безмятежность. Действительно, зачем куда-то торопиться, если можно полежать… уснуть… Возможно, уснуть навсегда! Но не это главное в жизни! Цель. До нее я еще не дошел и она ох как далеко.

Сознание помутилось, реальность исчезла, и я потерял сознание.

…

Очнулся я от того, что часы продолжали трещать и тикать. Я понял, что лежу на боку. Хотел поднять голову, но больно стукнулся о дерево. Так и не решаясь открыть глаза, сделал над собой усилия и вновь уснул.

…

Очнулся не знаю когда, но часы продолжали трещать и тикать. Совсем рядом послышалось два голоса: мужской и женский.

— Во дрыхнет, хотя бы на время посмотрел.

— Да пускай лежит, говорят, во сне растут.

— Куда ему расти?

— Как куда? В длину.

— Ну, хотя бы с пола его убери! И выключи, наконец, этот будильник!

Я открыл глаза и вскочил как укушенный гадюкой.

— Ты что, призрака увидел? — спросил дедушка.

— Ага, — рассеянно произнес я.

— Конечно, будешь засыпать в три ночи — не только призраков увидишь, но и всех гризли вместе взятых.

— До чего ребенка довели. Ты бы одумался, отказался от этих компьютерных игр! — посоветовала бабушка.

— Я постараюсь! — хотя, покопавшись в памяти, я и не вспомнил, что было вчера.

— Ладно, с родителями на эту тему поговоришь. Будильник завел? Мы тебя разбудили? Все, наша партия закончилась, нам пора уходить.

И ушли. Вот прямо так взяли, оделись и ушли.

Я сел, потом лег. Сон? Красивый. Но он оказался таким реальным и правдоподобным… «Так, стоп. Голова трещит как рубашка по швам, но надо разобраться. Может, реальность не эта, а все-таки та? Господи, что я говорю. Все сошлось: я проснулся, будильник звенел, старички собрались в поход и им действительно не было никакого дела до меня и моего «странного» состояния. Но что, если это очередной мираж? Нужно попробовать!»

Соединив пальцы рук вместе, я прошептал самое простое из заклинаний, и на стол что-то плюхнулось. Вокруг свертка заклубилось пламя и стало пожирать находящиеся вблизи предметы.

Я закричал от отчаяния и позабыв, что позади находится стена, хорошо приложился об нее головой. Огонь разгорелся сильнее. Сознание терялось еще быстрее.

Ночь. Тишина. Ни единого звука. Откуда-то веяло прохладой. Спина затекла и требовала разминки, но страх сильнее боли (откуда он появился?) и поэтому никаких действий не предпринималось.

— Гы-ы-ыз! — послышалось совсем рядом.

— Вы люди… такие глупые!

— Подсознание — зеркало. Увидь его и умри!

— Там, где ад и Рай совместимы, там, где появилось что-то необычное и сверхъестественное, там появляемся мы. Трепещи злодей! Только свистни — мы появимся. Никто не вправе решать судьбу Вселенной. Никто не сумеет обратить в ничто мир. Все зависящее от нас мы сделаем!

Тьма подобралась совсем близко и окутала все пространство.

Тишина сделалась еще более глубокой и продолжительной.

Жизнь шла, идет и никогда не закончится.

Скоро настанет день. Новый день, новый век, новая эра…

Все вернется на круги свои. Что будет дальше? Наступит второй день, третий… Время не останавливается. Оно идет по заранее отмеренному кругу и не совершает остановок.

Никто пока не знает, верить ли своему подсознанию. Ни один из ученых не доказал и не опроверг эту теорию. Но утро когда-нибудь наступит, а значит, и второй день не за горами.

Проснулся Евграфий Порфирьевич от того, что в дверь настойчиво стучали. Вздрогнув, он отключил мобильный телефон, вытянул из него батарею и разобранным оставил на круглом советском столе у кресла-качалки. Осторожно встав, он расправил плечи, хрустнув позвоночником, и помассировал красные опухшие глаза. На цыпочках вышел в коридор и прислушался.

Все стихло. Послышались удаляющиеся шаги…

Евграфий взглянул на оставленный дневник Игната, недопитый коньяк и, спешно одевшись, вышел на лестничную площадку.

Никого. Мужчина посмотрел на часы. Полпервого. Укоризненно покачав головой, он как можно незаметнее, на его взгляд, пробрался к своему «москвиченку» и, сев за руль, сорвался с места, оставив за собой облако выхлопных газов.

Припарковаться пришлось на соседней улице. Ему не хотелось, чтобы кто-то и уж тем более этот следователь узнали, что Евграфий находится на работе. Через черный выход и запасную дверь он попал в свой кабинет и только здесь расслабился, облегченно выдохнув и толкнув пальцем стоящий на столе метроном. Звук тихого постукивания и мерного раскачивания немного успокоили мужчину. Заведующий собрался с мыслями, сделал на бумагах некоторые ежедневные пометки и, прождав в нервозном состоянии три с половиной часа, ровно в пять, оставив на столе в холле первого этажа напротив двери заместителя главного врача некоторые распоряжения на завтра, заверенные печатью, удалился таким же путем, каким и появился здесь.

Как ни странно, но он чувствовал раскаяние и угрызение совести за то, что подставляет своих коллег, не выходя на работу. Никогда еще до этого странного случая с Игнатом Андреевичем за ним не наблюдалось ничего подобного и близко стоящего к происходящим событиям. Евграфий Порфирьевич был предан своему делу и, как человек советской закалки, щепетильно и пунктуально относился к возложенной на него миссии быть заведующим психиатрической больницей.

Сейчас же он, как шпион, прокрадывался домой, озираясь по сторонам, и, хотя как и многие другие советские граждане не верил в Бога, но молился неким высшим силам, чтобы его не обнаружили и он благополучно добрался до дома.

Так и произошло. Щелкнул замок. Евграфий Порфирьевич переступил порог своей квартиры и с облегчением уселся на табурет. На сей раз записок в двери не было, и это незначительное обстоятельство заставило его немного расслабиться.

Однако его вывел из равновесия телефонный звонок и предварительно не выключенный автоответчик, хотя он делал это постоянно. И теперь чудо техники, подаренное коллегами, пищало, щелкало и, проговорив голосом заведующего, замерло в ожидании.

«Евграфий Порфирьевич, это следователь. Вы столько дней не желали идти на помощь следствию, не хотели с ним сотрудничать, что теперь пришло наше время ставить условия. Если вы в добровольном порядке не отдадите нам дневник и все записи Игната Андреевича, мы будем вынуждены арестовать вас за пособничество в преждевременной смерти вашего пациента. Следом за этим делом потянутся и другие грешки вашей трудовой деятельности. Не сомневайтесь, мы найдем способ заставить вас выдать нужные нам вещи!»

Раздался шорох, треск, и в комнате воцарилась тишина. Это продлилось недолго. Аппарат ожил через несколько минут, но на сей раз он заговорил голосом Лизы:

«Здравствуйте, Евграфий Порфирьевич, это Лиза, если вы не догадались и не узнали по голосу. Простите, что беспокою вас, но многие волнуются из-за вашего отсутствия на работе. Вы себя хорошо чувствуете? Не заболели? Ваш мобильный не отвечает. Дома тоже никого. Я сама лично проверяла. Вы вообще сейчас где? Обязательно сообщите, что происходит! Да, еще одна лично от меня просьба! Если вы еще не избавились от дневника Игната Андреевича и этот навязчивый следователь вернул его вам обратно… Очень убедительно прошу вас одолжить его для прочтения! Никогда ничего подобного не видела. Наверное, интересно изучать «Записки сумасшедшего». Надеюсь на вашу снисходительность! И дайте о себе знать!»

На сей раз аппарат умолк навсегда. Мужчина просто отключил его и спрятал в трюмо с зеркалом. Рассмотрев свое опухшее лицо с нездоровыми мешками под глазами, усталый вид и осунувшиеся плечи, он перевел взгляд на оставшуюся половину дневника своего бывшего пациента и нахмурился.

«Так-так, Лизе, оказывается, тоже нужны эти записи. Что в них особенное? Где находится тот ключ, который приоткроет нависшую над ними тайну? Уже двое хотят во что бы то ни стало заполучить его. Остается только догадываться, для чего он им нужен и с какими намерениями они собираются его использовать. Никак не ожидал, что наша практикантка тоже заинтересуется этими бумагами. Ах, как жаль, что у меня нет дома досье этого Игната Андреевича. Все в больнице! Досадная оплошность. Нужно завтра изучить его дело до основания! Нет… не завтра… послезавтра. За столь короткое время я не смогу прочесть оставшиеся записи. В субботу! Да-да, именно в субботу, когда в больнице будет особенно мало сотрудников, я приду и во всем разберусь. А свои временные отсутствия я спишу на срочные заседания на кафедре или в НИИ. Мне нужно время, чтобы все прочесть и разобраться, а его как раз у меня и нет!»

Евграфий закончил суетливое хождение по комнате из угла в угол, залпом выпил недопитый днями ранее коньяк и, взяв очередную тетрадь, не раздеваясь, стал быстро пробегать по строчкам глазами.

«… мои дальнейшие годы не омрачились поступлением в высшее учебное заведение и присвоения статуса «студент». Я не только не потерял старые связи, но и приобрел новые. Выбрав государственный институт искусств, я не ошибся. Он оказался именно тем местом, где я и должен был находиться. Годы, прошедшие в городском детском цирке, не прошли даром и, можно сказать, подтолкнули меня к выбору вуза.

Плохого там оказалось намного меньше, чем хорошего, отчего его стены полюбили все, кто обучался со мной в группе, да и во всем потоке.

Здесь в полной мере пригодилось мое умение складно, понятно и достоверно писать прозу. Я участвовал в ежемесячной стенгазете «Арт-дебют», несколько раз выходил с публикациями в межвузовском студенческом журнале «Симка» в качестве корреспондента, но самое главное, постоянно записывал и конспектировал все самые интересные моменты студенческой жизни, а их, уж поверьте, было немало».

Институтские байки

День студента

Как-то занесло меня, на беду, в общежитие одного института. В общем-то хотели в театр, но предложение возникло как-то само собой, да и против, как я посмотрел, особенно никто не выступал. Им-то хорошо говорить — они уже здесь были, некоторые жили, а я, как говорится, ни к городу, ни к селу — заглянул на огонек. Какого лешего меня туда потянуло? Самое смешное, что все интересное началось с самого начала.

В темноте лестничного пролета первого этажа я наткнулся на вахтершу, добрую такую, как кондуктор в трамвае, чуть пальцы не отдавила, когда двери закрывала. Да и вопрос какой-то дикий задала:

— Ой, батюшки, я тут новенькая, никого не знаю, ты кто такой бедуешь, что-то раньше я тебя здесь не видела!

— Как? — от ловко сыгранного удивления удивился даже сам. — Я же ваш, доморощенный. Сейчас соберу вещи и на вокзал (ага, в одиннадцать ночи).

Пока раскланивался со старушкой, мой слегка окосевший проводник растворился в лабиринтах этажей.

Поднявшись на второй, понял, что его персоной и не пахнет, зато подгорелой картошкой, макаронами и прокисшим супом (видимо, по моему рецепту готовили) воняет так, что хоть противогаз надевай. Хотел поинтересоваться маршрутным направлением у пролетающего мимо человека, в тапочках на одну ногу да футболке наизнанку, но его скорости позавидовал бы и газетный курьер со стажем работы более десяти лет.

Кое-как отыскал нужную комнату, кое-как дождался проводника, кстати сказать, завернувшего тяпнуть по маленькой на второй этаж, кое-как вломился в его «номер люкс»: а иначе и не скажешь: дверь такая, как обычно в деревенских кладовках, и вот тут-то я юмора не понял.

Сейчас загадаю загадку, Вы тоже не поймете.

«В общежитии, допустим, 100 комнат. По закону, в них должно проживать 300 студентов. По правилам, предусмотренным институтом, в комнатах проживает 800 студентов, причем по пять человек в одной комнате. Вопрос: где проживают остальные студенты института?» Что Вы говорите? Правильно! Ответа нет, так как институту закон не писан!

Кое-как я дождался, пока рассосалась одна треть: как я понял, остальные две трети всерьез собрались здесь ночевать. Такого количества народа не было даже у Мамая, идущего завоевывать другие страны.

Дальше пошли философские размышления по поводу всего сущего, из которых одна половина на нормальный русский язык не переводится, а другая, если и переводится, то переводить лучше не стоит.

Рядом со мной девушка сидела, прыткая такая, посмотрела на меня и говорит:

— Знаешь, когда я ложусь спать, у меня все ложится! — и глазами замигала, как светофор на перекрестке.

Один пытался сообщить, почему ему не нужен фиктивный брак, другой утверждал, что в карман просто так ничего не положишь, особенно если карман дырявый, третий…

На соседней кровати сидело двое: один тыкал пальцем в нос другому и сообщал ценную информацию:

— Ты не в фишке. Ты в пролете! Тебе хочется только поесть, а ей — нет! Ей ласка нужна, экзотика. Фрукт какой подарил бы. Вон у нас в углу целое ведро яблок. Выбери какое-нибудь погнилее, чтобы на гранат смахивал и отнеси.

Потом повернулся ко мне…

— А ты хочешь?

И без дальнейших разговоров этой самой экзотикой в лоб. Хорошо, шишки нет. Интересно, чай они также передают?

И тут из дальнего угла:

— Мне девственник не нужен, мне опытного подавай! Справа нет, ищу слева.

Ну, ее подушкой к батарее и припечатало — опытный попался. Правильно! Нечего развращать развратную молодежь.

И тут опять справа знакомый голос:

— Худенький, маленький, закончился — и все, а вот потряс бы жирком…

— Все дело в том, что жира нет, — стал я оправдываться.

— А вот потряс бы жирком…

И ко мне поближе подсела. Видимо это ее заводит. Сходила бы в магазин, да купила, чё к обезжиренным лезть!

Тут мой проводник оклемался, схватил кружку и как заорет:

— Сейчас эта фляжка в штанах будет!

Ну, его экзотическими огрызками и закидали. Сосед по кровати посмотрел на него жалобно и изрек:

— Если его начинает бить шкаф, то он напился в доску.

И тут опять:

— Мне девственник не нужен, мне нужен опытный!

А из другого угла:

— Что ты баланду мутишь, ты вообще со мной спишь! Плетка есть, наручники тоже. Заодно проверим правильность изделий новой серии.

Кое-как дождался глубокой ночи. Все улеглись, все спокойно, да и я разлегся на полу в позе ежика — и тут понеслось! Первый, кто вломился в комнату, искал кроссовок — почему-то именно здесь, другой пытался растрясти в дупель напившегося парня и кричал ему в ухо что-то насчет штепселя. Третий пытался обнаружить мобильник. Он так у меня и спросил:

— Ты моего Моби не видел?

Я-то думал это его собачка и с уверенностью ответил:

— Да здесь недавно пробегала, мы ее за окошко выкинули, чтобы техничка не нашла.

В общем, наш дом — дурдом. Не дай Бог, меня туда еще один раз леший занесет — все остальное покажется детскими сказками.

Наутро спускаюсь вниз — вахтерша новая и тут слышу самый «умный» вопрос из всех существующих:

— Ты откуда?

Как будто не видно откуда.

Такой же «умный» ответ пришел сразу же. Я одну руку приложил к груди, а указательный палец поднял вверх (жаль, Библии не было).

— Оттуда! — изрек я.

Ее немного переклинило, и только на улице услышал реплику, еще более «наиумнейшую», чем вопрос:

— А кто тебе позволил приходить, когда меня нет?

И только тут я понял, что ни при каких обстоятельствах не стоит оставаться на ночь в общежитии.

Веселые прогульщики

Прогуливать уроки в школе всегда считалось безобразным и недостойным ученика занятием. Прогуливать пары в институте — еще хуже. Но некоторых людей данное распоряжение совершенно не касается: приходят — когда захотят, уходят — когда вздумается. Но чаще всего их вообще не бывает.

Но иногда настает тот самый исключительный день, когда они собираются полным составом, жаль, что некоторые пары в этот день, как назло, снимаются. Вот и доверяй после этого учебному управлению. Наговорят страшные вещи о вылете из института, а потом подумают и добавят: «Фигу вам, а не уроки!»

Двое приятелей сидели на первом этаже и уже готовились ко сну, как прибежала запыхавшаяся заместитель старосты и набросилась на них с дикими выкриками, тыча пальцем в глаз и кулаком в нос.

— Вы… вы самые отсталые из общества группы. Вы самые первые в черном списке по пропускам. Вот скажи, где ты все время бываешь?

Один из них сделал умное выражение лица.

— Ну… если подходить к этому объективно, то можно рассматривать с другой стороны, а если прямо — то о-го-го, ишь ты, ничего себе… Я бы так сказал!

— Вы знаете, что прогуляли больше половины занятий? Вот я хожу каждый день и так на протяжении всего семестра…

Зазвонил мобильный телефон. Она отошла в сторону, долго разговаривала, и ее строгое лицо сменилось доброй улыбкой.

— Ладно, не буду на вас сегодня долго кричать, мне некогда, я спешу.

— А как же уроки? — спросил один.

— Уроки? А что уроки? Можно мне хоть раз не ходить на них?

Вновь зазвонил мобильный. Она вновь отошла в сторону. Добрая улыбка поменялась на нескрываемую радость.

— Знаете, меня и завтра не будет! Скажите, что мне плохо, я заболела и ушла в больницу на ближайшую неделю.

Уже у самого выхода раздался третий звонок. Она повернулась к ребятам и крикнула:

— И на следующей меня тоже не будет!

— Во как бывает! — шепнул один другому на ухо. — А вроде с утра порядочная девушка была.

— Вот что сотовая связь с людьми делает! — проворчал другой, вновь пытаясь задремать. — Принесли ее нечистые. Теперь не уснуть, придется на занятия идти! Эх, жаль девчонку, занесут ее в наш с тобой черный список, как пить дать занесут! Мы-то выпутаемся, а она?

Семинар

Студентов было так много, что их можно было пересчитать на пальцах — всего пять человек. Они расположились за ближайшими к преподавателю партами и теперь ждали только ее. Сегодня день семинаров, и с первого взгляда могло показаться, что не пришедшая половина студентов просто-напросто прогуливает первую пару занятий, и отсюда можно было сделать вывод, что они не готовы и им можно смело ставить «неуды»; но на самом же деле все обстояло совершенно иначе и только сами студенты знали истинную причину отсутствия одногруппников.

Вошедшая преподаватель сначала ничего не поняла и посмотрела на часы — может, опаздывают? Она села за стол и открыла записную книжку. «Так, — подумала она, — кажется, студенты этой группы решили прогулять мой предмет. А вот это зря. Я не потерплю этого! Они хотят неприятностей, они их получат. Первый семинар за семестр, а они решили балду гонять. Все, напишу докладную, а что с ними церемониться? Все, попали под горячую руку! Все…» Преподаватель мельком взглянула в зеркало, но потом надолго задержала не нем взгляд. Что-то было не так: лицо опухло, пошло какое-то раздражение в виде пятен и появилась синеватость.

— Так, — начала она, — и это все? А где остальные?

— Ой, а вы знаете, — ответила одна студентка, — у нас в группе вирус. Все болеют!

— Оспа!

— У всех заражение пошло: лицо опухает, раздражение в виде пятен появляется, синеватость… прямо как у вас!

Преподаватель еще раз посмотрела в зеркальце, и стало ясно, что она занервничала, потом вскочила с места, собрала вещи и устремилась к выходу.

— Извините, семинара не будет, я вспомнила, что нужно ребенка отвезти туда…

Она выбежала из аудитории и закрыла за собой дверь.

— Ребенка? Какого ребенка? У не же ведь его нет… Или есть?

День больших денег

Я шел… просто гулял по городу. Зимний день был на редкость теплым. Людей мало, да и те, кто попадался, спешили по своим делам: на работу, домой, в гости… В общем, в два часа дня, как всегда, оживление.

По дороге встретил одного знакомого — мы с ним жили на одном этаже, а совсем недавно он переехал куда-то поближе к своему институту. Он, так же, как и я, просто шатался и не знал, чем занять свой досуг. Вместе мы протопали километров пять, разговаривая на всевозможные темы: об учебе, о квартире, о его новой подруге, новом дворнике нашего подъезда — Ивановиче и старом сантехнике Петровиче. Затем закрутили диспут на тему предстоящих праздников и закончили наглыми ремонтниками, которые никогда не закрывают за собой канализационные люки. И вдруг оказались на том самом месте, где вчера одни рабочие «искали клад», выкапывая антикварные проржавевшие трубы. Сегодня же новые трубы все еще торчали из-под снега, но создавалась иллюзия того, что местность здесь ровная, без ям и рвов. Ха, как бы не так!

В нескольких метрах от этого толпилась большая группа людей — мужчин и женщин. Чуть в стороне и так же в нескольких метрах, но уже с другой стороны от занесенной снегом ямы, располагался детский сад. Рядом с невысоким заборчиком стояла какая-то женщина и покуривала сигарету.

— О, гляди, наши преподы деньги получают! — толкнул меня в бок приятель.

— Где? — я сначала не понял, про кого он говорит, так как был занят рассматриванием двух дерущихся девчонок, находящихся на другом углу сада.

Наконец, сообразив о ком он говорит, я мимолетно осмотрел мерзнущую толпу людей, а потом взгляд упал на ту самую женщину, которая курила сигарету. Другому прохожему могло показаться, что кругом все так, как и должно быть: толпа стоит, снег идет, женщина покурила и направилась занимать очередь… Все нормально, все прекрасно и жизнь хороша, когда идешь не спеша. Вот если бы та женщина догадалась обойти эту яму, а не чесать напрямик, то я бы не обратил на это внимание, но она-то не знала, что здесь глубокая яма, просто ямища, а я прекрасно знал. Но не кричать же мне через всю улицу, пугая прохожих и дерущихся девчонок, поэтому я просто закрыл глаза и отвернулся. Когда же я их открыл, то этой женщины уже не было, а стоящая толпа людей совершенно на это не отреагировала и продолжала общаться, не обращая внимания ни на кого вокруг них.

Вот и думай после этого: «Куда люди пропадают?», а вроде город как город, не захолустная деревенька с маньяками рабочими — трубоукладчиками.

Экзаменационная мишура

Юноша шел отвечать смело и уверенно. Он знал все, ну или почти все. Не дойдя до стола преподавателя, он как-то сник и, шлепнувшись на стул, старался ничем не выдать своего присутствия.

— Так, какой вопрос? — спросила преподаватель.

— Искусство древнего Египта.

— Прошу!

— В раннем царстве формируется первый тип захоронения — мастаба. Это прямоугольное здание со слегка наклоненными к центру стенами из камня. В плане — базилика, а ближе к западному концу, базилику под прямым углом пересекал трансепт — такой попередчетый сквозняковый коридор.

— Какая базилика? Какой сквозняковый?

— Как какой, чтобы воздух свободно проходил. А чтобы нависшие фронтоны не раздавили под тяжестью стены и не разрушили периптер, входящий в состав диптера, то там располагались распоры — такие группы вооруженных сил, которым глубоко было до всех параллельно и, причем в разные стороны.

— Ты что несешь? Может, ты заболел? Ты вообще сегодня спал?

— Спал, но это не относится к моему вопросу.

— А голова не…

— Не, до крыши я еще не дошел. Там же что главное было?

— Что?

— Да архитектурный декор там слабый был. Вот из-за этой слабости все фронтоны и падали штабелями.

— Да ты про Египет можешь рассказать?

— А я о чем? У них там канон сформировался, а какой канон?

— Какой?

— Да ратондо! В смысле круглый в плане канон и из-за этого человека изображали с головы до ног в профиль, а туловище и один глаз в фас — это была такая своеобразная архитектурная композиция. Там было искаженное лицо, как у летящей медузы Горгоны после застолья с греками, которые разгромили амазонок и всегда только с хрисоэлефантинной техникой. Пример: «Гермес с младенцем Аристотеля».

Преподаватель хлопнула ладонью по столу.

— Хватит о скульптуре! Рассказывай архитектуру!

— Так я и говорю. Там были мастабы, пирамиды и скальные храмы. В скальных храмах на стену главного нефа перекидывались аркбутаны; в пирамидах — контрфорсы, а в основу мастабы был заложен псевдопериптер… Да, кстати, все эти постройки отапливались ребрами-нервюрами, ну, раньше батареи нервюрами звали…

— Ладно, переходим к репродукциям. Что это?

Преподаватель показала изображение головы Сфинкса.

— Фараон.

— И какой же это фараон?

Юноша задумался, вспоминая нужный ответ:

— Это Химера, только у нее в носу кольцо должно было висеть — тогда такой модняк был, но нос кто-то отшиб и теперь эта голова не похожа на Химеру.

— Слушай, а может тебе прийти как-нибудь на следующей недельке?

— Неужели все так плохо?

Преподаватель кивнула головой. Юноша пожал плечами, встал и вышел за дверь.

— Вот знал, что фронтоны ратонду сплющат, так нет, все пытался аркбутанами поддержать. Ну, ничего, канонически посплю, архаически позавтракаю и тогда уж точно отвечу про все псевдопериптеры, которые на подиуме напоминали шахотные портики!

Но она-то не знала!

Шел зачет по режиссуре. Все азартно готовились и хаотически бегали, пытаясь наиболее удобным образом расставить декорации. Наконец, все было сделано, и первый студент направился на сцену показывать свою работу.

Оставшиеся в зале сидели тихо, как мыши перед котом, ведь им было сказано до этого: «Если будет произнесено хотя бы одно слово, то придете пересдавать еще раз!» Кому же хотелось тратить свое личное драгоценное время и приходить в другой день? Никому! Вот поэтому студенты сидели, затаив дыхание и смотрели только на сцену, где разворачивались интересные и смешные действия. Конечно, все волновались и переживали за свои работы, да это и понятно — первые как-никак.

У одной девушки так расшатались нервы, что она чуть ли не в пух разодрала свою зимнюю шапку, а вскоре та и вообще упала под кресло. Девушка нагнулась за ней, но тут в глазах появился страх, открылся рот и она с протяжным писком, в вперемешку с воем прыгнула на колени сидящему справа от нее юноше, вцепилась в него и зажмурила глаза. Юноша обалдел, и у него тоже отвисла челюсть.

Преподаватель режиссуры повернулась в ее сторону.

— Я, кажется, предупреждала!

— Но там… там собака! — еле выдавила напуганная девушка.

— Та-а-ак, кто привел собаку?

Один из студентов нагнулся под кресло и достал ее.

— Ах… Ужас какой! Предупреждать надо!

У него в руках была не собака, а сущий монстр: глаза светились зеленым, пасть открыта и оттуда показываются длинные клыки, по которым течет слюна; волосы дыбом и во все стороны, как от заряда электричества; на шее тяжелый серебряный ошейник… Встретишь такую в подворотне — сляжешь только от одного вида. Но напуганная девушка не знала, что это всего-навсего… игрушка!

— Для этюда — пояснил студент.

Вот и успей за прогрессом реалистического воспроизведения животных.

Удачный этюд

Я готовился к зачету по экономике и почти весь день провел в библиотеке, но, устраивая себе через каждые полчаса перерыв, навещал своих сокурсников, которые на малой сцене вели упорную репетицию по пересдаче режиссуры.

Первый раз я вошел к ним в два. Марина с Натальей стоят на стуле. В метре от них Виктор. Режиссер Татьяна объясняет их роли:

— Вы вдвоем — за воображаемым стеклом, моете его, а ты прогуливаешься, ждешь подругу, но ее нет. Она опаздывает. Тогда ты несколько раз смотришь на тех, кто за стеклом, а они, в то время, когда ты смотришь, застывают наподобие манекенов, причем каждый раз все в новой позе. Понятно?

Через полчаса я заглянул снова. Марина с Натальей нервничают, но стоят на стуле. В метре от них нарезает круги Виктор. Режиссер Татьяна объясняет их роли:

— Вы вдвоем — за воображаемым стеклом — моете его, а ты прогуливаешься, ждешь подругу, но ее нет. Она опаздывает. Тогда ты несколько раз смотришь на тех, кто за стеклом, а они в то время, когда ты смотришь, застывают наподобие манекенов, причем каждый раз все в новой позе. Понятно?

Прошло еще полчаса. Марина с Натальей побледнели как полотно, но продолжают стоять на стуле. В метре от них, сидя, дремлет Виктор. Режиссер Татьяна объясняет их роли:

— Вы вдвоем — за воображаемым стеклом, моете его, а ты прогуливаешься, ждешь подругу, но ее нет. Она опаздывает. Тогда ты несколько раз смотришь на тех, кто за стеклом, а они в то время, когда ты смотришь, застывают наподобие манекенов, причем каждый раз все в новой позе. Понятно?

Следующие полчаса пролетели незаметно. Я вернулся к ним снова. Марина с Натальей сидят на стуле и, откинувшись к спинке, смотрят в потолок. В метре от них, свернувшись калачиком, спит Виктор. Режиссер Татьяна объясняет их роли:

— Вы вдвоем — за воображаемым стеклом, моете его, а ты прогуливаешься, ждешь подругу, но ее нет. Она опаздывает. Тогда ты несколько раз смотришь на тех, кто за стеклом, а они в то время, когда ты смотришь, застывают наподобие манекенов, причем каждый раз все в новой позе. Понятно?

Через полчаса я вновь заглянул сюда. Марины с Натальей нет. Виктора тоже. Посреди сцены сидит привязанная к стулу Татьяна. Во рту кляп, глаза завязаны шарфом. Рядом стоит стол, на нем магнитофон, который не переставая произносит следующее:

— Вы вдвоем — за воображаемым стеклом, моете его, а ты прогуливаешься, ждешь подругу, но ее нет. Она опаздывает. Тогда ты несколько раз смотришь на тех, кто за стеклом, а они в то время, когда ты смотришь, застывают наподобие манекенов, причем каждый раз все в новой позе. Понятно?

Больше я не заходил в эту комнату.

Кто мы?

Они шли навстречу друг другу, совершенно не подозревая о том, что встретятся. Наконец, они поравнялись, на мгновение остановились, хотели было разойтись, как один из них тихо спросил:

— Вовик, ты?

Вовик, сделавший шаг вперед, остановился и, не поворачиваясь, задал свой вопрос:

— Андрей?

Андрей, не поворачиваясь, сделал шаг назад, поравнявшись с Владимиром, и встал плечо к плечу. Они с минуту напряженно вглядывались друг другу в лицо, затем заулыбались, узнав в каждом давнишних приятелей, и пожали руки.

— Слушай, Вовик, я слышал, ты в институт поступил?

— Да — став в гордую позу ответил собеседник.

— И в какой?

— В ГИИ!

Андрей с открытым ртом стал перебирать в уме различные комбинации подходящих слов для расшифровки и остановился на следующем:

— Глухонемой институт иудаизма?

Вовик поперхнулся своей жвачкой, проглотил ее, вытаращил спрятанные под шапкой глаза и, кашлянув в лицо Андрея вчерашним рассолом, произнес:

— Не знаю, как в вашем институте расшифровывается наш институт, но в нашем его частенько называют как государственное учреждение высшего профессионального и послевузовского профессионального образования, государственный институт искусств министерства культуры Российской Федерации!

— И это три твои буквы?

— Разве мало?

— Нет-нет, достаточно! Но ты объясни мне следующее: на кого ты учишься?

— О-о-о, это сложный вопрос. Но если подходить к этой проблеме объективно, то факультет у нас культуроведения; специальность — социально-культурная деятельность, специализация — культурно-досуговая деятельность, но все нас называют организаторами-постановщиками, хотя на самом деле мы вроде как относимся к режиссерам, а квалификация у нас будет — менеджер социально-культурной деятельности.

Попытавшись переваритьвсе сказанное, Андрей наконец закрыл рот и произнес:

— А если к этому подходить необъективно?

— Все равно будет то же самое.

— Так кто вы?

— А кто же это знает? Мы как-то спросили у преподавателей, так они до сих пор думают!

Гомо сапиенс — человек разумный?

Хорошо ли ведутся семинары? Каждый ответит на это по-разному. Зададим вопрос по-другому. Хорошо ли преподаватель проводит семинар? «Каждый по-своему», — ответят практически все. А вот интересно, есть ли кто-нибудь из преподавательского коллектива, кто не соответствует своему названию «преподаватель»? Возможно, я окажусь неправ, но тем не менее считаю, что все-таки есть такие люди. По крайне мере один человек. В гуманных целях назовем просто: «Человек».

Семинарские занятия созданы для того, чтобы на них отвечали. Верно? Верно. Теперь давайте разберем некоторые ситуации с этим связанные.

Одна девушка отвечала на заданную тему. Она читала — читала то, что написала к семинару. Ее остановили и попросили не читать, а рассказывать. Она ответила, что будет подсматривать и объяснять своими словами. «Человек» отказал ей, зарубил ответ на корню, поставив неудовлетворительную оценку и усадив обратно. Эту же тему пошла отвечать другая девушка, но выслушав, «Человек» сказал, что этого мало, что она говорит не по теме, многое пропускает и вообще она лентяйка и тунеядка. Только юноша, отвечающий третьим, сумел удовлетворить все вопросы «Человека». Ему было разрешено читать! Повторяю, еще раз: именно читать, а не рассказывать, и читал он не по своим записям, а по записям той самой первой девушки, к которой отнеслись пренебрежительно и заставили почувствовать, что она здесь не имеет никакого права.

Что творит «Человек» — это его дело и только его. Все остальное его не касается…

Юноша получил хорошую оценку, и девушка затаила обиду на «Человека» надолго. Она умеет ждать и может нанести удар тогда, когда это будет больнее всего.

Однажды, «Человек» сказал:

— Выбери тему и раскрой ее, обоснуй!

Она выбрала. «Человеку» не понравилось, и он обозвал ее бездарем. Предложил свою. Но видимо в силу своих «выдающихся способностей» эта его предложенная тема «странным образом» совпала с темой, выбранной изначально девушкой.

Так что же этот «Человек» делает? Топит? У него свои правила и никто… ни один из множества не докажет ему обратное.

А она затаила обиду. Надолго.

Она умеет ждать!

Жизнь без жизни

Конфликты с преподавателями возникают достаточно часто. Многие из них разрешаются сами собой так же внезапно, как и появились. Однако некоторые из них живут долго, привлекая к себе внимание все большего числа студентов и преподавателей. Иной раз невозможно даже сказать, что послужило причиной этому, из-за чего все началось. Появляется некая неприязнь, недоброжелательность, которая накапливается с каждой лекцией и рано или поздно выплескивается наружу, причиняя боль находящимся рядом.

Студент имеет право голоса, однако многие не желают его слушать и слышать и игнорируют, останавливают на полуслове, даже не дослушав до конца. Из-за этого даже помощь других преподавателей выглядит враждебной, и зачастую, а то и всегда, ни один студент не желает поделиться тем, что у него на душе, что давно терзает его и не дает покоя.

Иногда бывают такие моменты, когда хочется многое рассказать, чтобы все стало на свои места. Однако выходит совершенно по-иному. Он знает, что произойдет, если хотя бы одно лишнее слово окажется произнесенным не в то время и не в том месте. Помощь окажется уже не нужной.

Зато потом все будут говорить, что ваше время ушло, что вы уже не имеете права оправдываться, что все останется так, как было. Но для некоторых это окажется еще хуже и уже никто не сможет понять, поговорить, помочь.

«Дальше — глубже… Мне, вдруг, захотелось окунуться в мир грез и человеческого подсознания. С этой целью я дотошно выспрашивал у друзей и товарищей про их сны! Да-да, именно сны, которые снятся практически каждую ночь, заинтересовали мое воображение и я стремился найти среди их всеобщего многообразия схожие черты и подобия.

С первым его проявлением я встретился не так давно, когда подходил Новый год, который я описал чуть выше. Не знаю, было ли это специально подброшено мне в ночное видение или же не относилось ни к чему высшему, но призадуматься над всем этим все же стоило…»

Собиратель снов

(из цикла «Собиратель снов»)

* * *

Комната. Такое чувство, что во всем доме выключили свет…

Девушка. Она сидела на кровати и смотрела в пустоту. Рядом послышалось чье-то дыхание. Она повернула голову. В метре от нее сидел юноша. «Кто это?» Она попыталась рассмотреть его лицо, но не смогла этого сделать. «Кто это? Что он здесь делает?» Ее взгляд упал на его одежду — брюки, фрак, белая рубашка, бабочка… Девушка посмотрела на себя… Вечернее платье! «Нет! Новый год уже прошел. Почему же на нас вечерние наряды?»

Юноша молчал и не шевелился. О чем он думал, не знал никто. Девушка хотела у него что-то спросить, но тот первым нарушил молчание:

— Мне пора. Пока!

Он встал и вышел. Спустя минуту послышался стук закрывающейся входной двери.

Девушка вздрогнула и будто очнулась от оцепенения. «Нет, я не должна его отпускать. Только не его!» — почему-то пронеслось у нее в голове. Она вскочила с кровати и бросилась к двери.

На город опустилась ночь. Словно ковром покрыла она все вокруг и готовила ко сну.

Юноши нигде не было видно. Хотя нет, вот мелькнул его силуэт и скрылся за углом дома. Девушка поспешила за ним, стремясь догнать, но завернув за угол, она увидела, что тот сворачивает уже за другой дом. Она не пыталась кричать. Она просто бежала, хотя сама не знала зачем. Остановить? Вернуть? Но что потом?

Многие дома, улицы, остались позади, но юноша продолжал оставаться недосягаемым.

Наконец она оказалась на остановке. Стоял унылый скучающий трамвай. Юноша, не оборачиваясь, дошел до первого вагона и вошел в него. Девушка попыталась последовать его примеру, но поняла, что опаздывает. В последнюю секунду она вскочила на подножку второго вагона, и трамвай тронулся вперед.

Расстроенная, девушка опустилась на одно из пустующих мест и посмотрела в окно.

На нем, будто составленные кем-то мозаики, красовались разнообразные узоры. Крепкий мороз скрепил их, показывая свое могущество. Они притягивали своей красотой и заставляли все больше и больше погружать в них свое сознание.

Девушка не сразу заметила, что в трамвае отсутствует свет. Она растерянно посмотрела по сторонам и поняла, что едет одна.

Внезапно трамвай остановился, медленно открылись скрипучие двери, и возник кондуктор. Нет, он не был похож на тех других, которые разъезжают в обычных вагонах. Это оказался невысокого роста мужичок с добродушной улыбкой и со скрипкой в руках. «Господи, да он же вылитый гномик!» — пронеслось в голове у девушки. Он тронул смычком струны, и… Вагон будто стал оживать. Сначала включился свет, потом словно из ниоткуда стали появляться люди. И все танцевали, веселились, завороженные чудесной игрой виртуоза. Пространство будто стало расширяться: появились большие хрустальные люстры, мраморный пол, окна превратились в зеркала, от которых отражалось все происходящее внутри. А кондуктор продолжал играть! Он становился на сиденья, чтобы казаться выше остальных и периодически кланялся появляющимся гостям.

Девушка смотрела на разворачивающееся зрелище, не понимая, что здесь происходит. Вдруг ее привлекла яркая выразительная надпись, раскинувшаяся почти на весь вагон: «Для тех, кто опоздал в новогоднюю ночь! — прочитала она. — Боже, мне же нужно выходить! Куда я заехала?»

Что-то пыталось задержать ее, не пустить, но трамвай остановился. Двери мягко открылись. Что-то ждало ее выбора.

Девушка в последний раз взглянула на скрипача, на его зеленый костюм, к которому была пришита бирка «кондуктор»; на всех здесь собравшихся, на хрустальные люстры, на свое вечернее платье. «Я могу здесь остаться. Мое платье. Я знала, куда иду, но… но…»

Она обернулась на трамвай, когда тот погасил свои огни и уныло удалялся от остановки. Во втором вагоне царила тьма.

Девушка посмотрела по сторонам.

Это был не ее город, а совершенно другой, незнакомый, но красивый. Высокие дома упирались крышами в небо и будто поддерживали его. Сердце перехватило от нахлынувшего восторга.

— Я останусь здесь. Я здесь останусь!

(из цикла «Собиратель снов»)

* * *

Он стоял и смотрел на потрескавшуюся стену, опоясывающую весь Город. «Что я здесь делаю? — пронеслось у него в голове. — Как попал? Ах да, все верно. Мне нужно сделать то, ради чего я здесь появился»

Ветерок поиграл волосами и полетел к городским воротом намереваясь миновать их и оказаться за стеной. Он исчез, растворился, будто никогда и не было. Время остановилось, пораженное этой загадкой, и юноша почувствовал приближающуюся пустоту. Она исходила из самого Города и манила, манила своей тайной.

Человек сделал первый робкий шаг, но уже на втором знал все, что будет делать дальше. Кто-то сказал ему об этом, кто-то напомнил и отошел в сторону, пристально наблюдая за подопытным, вглядываясь в него, в саму плоть.

Стальная массивная решетка на воротах была поднята до середины. Рядом не было никого, кто бы исправил этот пустяк. Юноша на секунду задержался под ней и вошел в Город.

Высокие дома обступили его и будто приняли угрожающий вид. Улицы расходились в разные стороны, но что-то подсказывало, что все они сходятся в центре Города. Юноша шел медленно, осматриваясь по сторонам, но вокруг никого не было. Вначале он удивился этому, но потом понял, что так и должно быть. Молодой человек не знал, что здесь произошло и почему они все мертвы. Однако кто-то объяснил ему. «Я убил всех этих людей?» — пронеслось в голове. Теперь он знал причину, но буквально в ту же секунду это для него стало неинтересно.

Человек все дальше и дальше удалялся от ворот и теперь мог разглядеть спрятанных людей, их тела, превратившиеся от времени в разложившиеся трупы. Они были повсюду: в подъездах, в окнах, на крыше, лежали между домами, у магазинов…

Человек скользил по всему этому взглядом, но не останавливался и не сбавлял шаг. Дорога привела его к центральной площади, хотя он знал, что, несмотря на то, на какую улицу он не придет и в какой переулок не свернет, его путь так или иначе оборвется именно здесь.

Площадь.

Она была пуста и пугающе несчастна. Посередине стоял высокий деревянный помост.

Человек поднялся по скрипучим ступенькам и развернулся к виднеющимся вдалеке воротам. Он вдохнул полной грудью и стал говорить, обращаясь к народу, к тем людям, которых убил и которые лежат по всему городу. Он знал, что они ждут, пока он выговорится. Юноша не слышал своего голоса. Его рот открывался и закрывался, но оттуда не вырывалось ни единого звука. Он был спокоен. Он знал, что рассказывает именно то, чего от него ждут.

Впереди у ворот появилось что-то серое и непонятное.

Волки. Они все ближе и ближе подходили к помосту, принюхиваясь и прислушиваясь к окружающему. И вот они уже в нескольких метрах от юноши, и склонив головы на бок, пристально вглядываются в него, с жадностью ловя каждое слово. От них отделился белый пушистый волк. Медленно поднявшись по ступенькам, он обошел несколько раз вокруг молодого человека и сел слева от него.

Юноша положил ему на голову руку и понял, что это волчица. Она куда-то звала его, чтобы он пошел следом, но молодой человек понимал, что во что бы то ни стало должен закончить говорить, иначе его никто не поймет и не простит.

И вот наконец он замолчал. Волчица встала и вслед за серой массой направилась к выходу из Города.

Юноша вздохнул и спустился с помоста. Все вокруг изменилось до неузнаваемости: на нем серые латы, шлем, щит, меч. Город выпустил его свободно, навсегда распрощавшись с человеком. И вот он уже бежит. Его цель не совсем понятна, но находится впереди, где-то там, возможно, за самим горизонтом. Дорога оказывается не из легких. Уродливые твари много раз преграждали ее, не давая пройти. Но все поединки с ними проносились настолько быстро, что запомниться не смог ни один. Единственное, что знал юноша наверняка — схваток было много, очень много для одного человека.

И вот перед ним башня, острым шпилем вонзающаяся в черное небо и рассекающая его надвое. Он взбежал по винтовой бесконечной лестнице и оказался в тронном зале. У дальней стены стоял трон. Самый обыкновенный, будто вырванный из прошлого. Зал был пуст. Здесь не стояло и не висело ни единого предмета, на котором можно задержать взгляд, вспоминая его предназначение.

Юноша повернулся в сторону. В узкие окна-бойницы проникал тусклый свет и пыльный воздух.

Он закрыл глаза и склонил голову.

Пространство поплыло. Окружающее стало расплываться, приобретая жуткие туманные очертания. Глаза открылись сами собой. Исчезло все: пол, стены, потолок, остался лишь трон, стоящий на том же самом месте. Воздух сгустился и впереди показался человек — девушка. Ослепительно белая одежда покрывала ее тело. Она обошла трон и мягко села на него, пристально глядя на человека.

«Это же та самая волчица!» — пронеслось у него в голове.

«Да! Ты знаешь свое предназначение».

«Да, знаю!»

Из тумана стали появляться другие рыцари с тяжелыми двуручными мечами.

«Ты знаешь, что нужно делать».

«Да, знаю!»

Юноша поклонился волчице, и в это мгновение со всех сторон на него набросились рыцари. Последнее, что он подумал, перед тем как погрязнуть в крови, было: «Я знаю их. Это же та самая стая, пришедшая вместе с белой волчицей!»

Битва оказалась долгой и кровавой. Новые рыцари появлялись тогда, когда последний поверженный падал к ногам. Постепенно время ускорялось, ускорялось, ускорялось. И вот настал тот момент, когда оно остановилось. Рыцари оказались побежденными! Юноша вздохнул и повернулся к трону.

Пространство изменилось: исчезли трупы воинов, появился пол. Зубчатые стены, напоминающие ласточкины крылья.

Девушка встала с трона.

«Ты знаешь, что тебе сейчас предстоит сделать?»

«Да».

«Тогда вперед!»

Юноша повернулся, разбежался и, перелетев через зубцы башни, стал камнем падать вниз.

«Да, я знаю, что мне делать!»

Он закрыл глаза и потонул во мраке.

«… А потом я влюбился! Это было необъяснимое, загадочное явление, когда хотелось постоянно видеть перед собой лицо любимого человека. Она училась в параллельной группе, и первое наше общение состоялось тогда, когда она опаздывала и попросила меня показать аудиторию, в которой будет проходить лекция. Девушка была в длинном зеленом пальто с накинутым на голову капюшоном и излучала нежность, красоту и безмятежность.

Дальше чувства лишь усиливались, и я ничего не мог с этим поделать. Мое желание прикоснуться к ее руке, взять в свою, провести весь день рядом до самого вечера оказалось настолько сильными, что мне пришлось уйти с головой в работу над своими новыми произведениями…»

Лирика

Раскрывшиеся души

Мне это рассказала одна девушка с невероятно очаровательными глазами, в которые можно было окунуться и остаться там навсегда; как раз такими, которые могут замечать все, чего бы ни коснулся их взгляд.

Ее рассказ отличался от многих других, услышанных мною в разные времена и в разных местах. Чем-то мне он запал в душу и, несомненно, должен остаться в памяти тех, кто его прочтет.

Когда она говорила, в ее взгляде застыл восторг и то, что сейчас так редко встретишь…

— Я вышла из дома всего на несколько минут, чтобы дойти до магазина, но…

Снег выпал несколько дней назад, но уже успел пройти дождь и ударить крепкий мороз. Дверь подъезда, сонно скрипнув, открылась, и на прохладной улице появился очередной житель города. Девушка. Она явно куда-то спешила, то и дело посматривая на часы. Оглянувшись по сторонам, сразу же направилась в сторону рынка. Завернула за угол и вдруг остановилась. Капюшон куртки откинулся назад и волосы, вырвавшись на свободу, заплясали в потоках холодного воздуха. Дыхание перехватило, а застывшие глаза смотрели вперед. Там…

Дерево… Одно из многих. Рябина! Ее окутало снегом, словно теплой шубкой. Снежные шапочки, похожие на вату с игрушечной елки, застряли в ее ветвях, будто гигантские кристаллы, переливаясь от падающих на них лучей солнца.

Взгляд девушки скользнул чуть ниже.

Мороз заковал гроздья рябины, сделав специально для них полупрозрачный панцирь из бесценного перламутра. Их блеск завораживал душу и щемил сердце. Они терлись друг о друга, будто переговариваясь, преломляя свет, словно искринки вспыхивали и тут же гасли.

Девушка не заметила, как пролетело уже достаточно много времени, и смотрела на это чудо, подвластное только самой Природе. Ее душа трепетала, готовая вырваться наружу и соединиться в одно целое с тем совершенством, что находилось напротив нее. Девушка не знала, что дальше делать и как поступить.

Переборов в себе желание остаться здесь еще на мгновение, она медленно повернулась в сторону и стала вспоминать, что же хотела до этого сделать.

На обратном пути она вновь задержалась у рябины.

Красные ягоды, заключенные в прозрачную скорлупу, переливались, маня своей таинственностью и красотой. Они были словно живые. Да, да, именно живые! Они многочисленными глазами смотрели на девушку и улыбались, говорили, что все хорошо, что все будет еще лучше!

Душа ликовала весь день, требуя поделиться этим с кем-нибудь еще. Но с кем? Девушка вся светилась от счастья. Впервые ей было хорошо, как никогда ранее. Она не знала, что делать. И тут… «Да! — мысленно выкрикнула она. — Моему же другу сейчас плохо, он находится в больнице!» Она взяла в руки телефон и позвонила. Он долго не отвечал, но вскоре взял трубку.

Девушка пыталась передать свои чувства. Она рассказывала так искренне, как только могла. Вскоре его печальный голос изменился и к концу разговора юноша с возбуждением просил рассказать увиденное еще раз.

Природа приносит радость, чувство прекрасного. Главное, увидеть это и сохранить в сердце. Она увидела, сохранила и поделилась этим со мной. Я делюсь с Вами.

Природа — это то, что окружает нас. Обыкновенная девушка смогла вычленить из повседневной рутины именно то, на что другие просто не обращают внимание. Природа делает нас лучше, чем мы есть на самом деле, заставляя раскрывать душу.

Это как раз то, без чего не обходится жизнь.

Искринка нежности

И видел он Ангела, спускающегося с небес.

И был Тот чист и невинен, как девственное небо.

И глаза Того напоминали капельки росы.

И исходящий от Того свет был теплым и нежным,

словно руки любящий матери.

И понял он, что должен защищать

и оберегать Ангела,

помогать Ему во всем

и сохранить тот нежный свет,

капельки утренней росы

и чистоту девственного неба.

Можно было подумать, что эта девушка не значит совершенно ничего, хотя молодой человек знал, что это не так. Да, она казалась неприметной, не особо выделялась из всех, старалась держаться в отдалении, но этим-то притягивала к себе, манила ее лицо, фигура, походка казались волшебными, удивительными, прекрасными. Проходя мимо, она даже не знала, что за ней наблюдают. Но как было удержаться и не провести мечтательно-влюбленным взглядом. Все в ней казалось идеальным, не похожим ни на что другое виденное ранее.

Он влюбился в ее аромат волос, в ее восхитительные глаза, губы, шею. Когда она изящно сидела, думая о чем-то своем, то казалась лучшим человеком из всех виденных ранее. Он не мог налюбоваться ею.

А она ни о чем об этом даже не подозревала, хотя сталкивалась с ним каждый день, слегка улыбалась и кивала головой. Он провожал ее взглядом, тяжело вздыхал и старался запомнить этот момент на всю жизнь.

Он запоминал все моменты связанные с ней, а она, а что она? Она ни о чем не догадывалась.

А было ли нужно ему, чтобы она обо всем узнала? Иногда он считал, что «да!», девушка должна обо всем знать. Иногда, он убеждал себя, что «нет!» — пусть все останется, как есть. Возможно, ее сердце принадлежит другому и она лишь рассмеется, как только узнает всю правду.

Что ему оставалось делать? Смотреть на нее и любить. Любить искренне, со всей пылкостью своего сердца, но без взаимности. Об этом он не думал, не хотел думать, не желал.

Он просто любил!

Последний снег

Рассвет опустил на город синюю пелену облаков. Абсолютно плотное, беспросветное покрывало. Дождя не было, но повышенная влажность заставляла теплее одеваться и носить с собой совершено бесполезные в этот день зонты. Поздняя осень затянулась, и зима никак не могла разродиться снегом, чтобы окутать землю переливающимся ковром из белых снежинок. Воздух наполнился сыростью и насыщал легкие колючками, отчего постоянно приходилось сглатывать подступивший к горлу ком. И все-таки он был чистым, еще пока не пропитанным выхлопными газами автомобилей и многочисленными предприятиями, совершенно не заботящимися об окружающей среде.

Люди шли по дороге, спешили по своим делам, и никто ни на что не обращал внимания. Им было все равно. Они погрязли в рутине проблем, и окружающее не имело цены.

Осень одном долгим взмахом сбросила с деревьев и кустарников листву, и та, упав на землю, превратилась в раскисшую почерневшую массу.

Но нашлось-таки одно место в городе, которое приковывало взгляд, которое подобно ковру расстелилось на земле и заставляло обходить это место.

Желтые, красные, красно-желтые, совсем недавно сброшенные деревьями, листья лежали великолепным пейзажем и радовали сердце. Многие надолго останавливались и смотрели на подарок природы. В эти мгновения можно было думать обо всем, чем угодно. Осень дарила свою красоту.

Ангел

Он как-то услышал, что Ее назвали Ангелом. «Ангел! — произнес он и задумался. — Да, да. Да! Она действительно Ангел!» Он посмотрел в вышину чистой безлунной ночи и стал вспоминать то, что сказали про нее, до последнего слова:

«Ты не можешь быть никем кроме Ангела. Посмотри на себя. Так выглядят только настоящие Ангелы!»

О да!

Он сидел на крыше своего дома и повторял это как заклинание. Ему вспомнились те минуты, когда она стояла рядом с ним…

Ее голос. Она говорила с ним, рассказывала про то чудо, которое видела собственными глазами, и это запало в его душу как нечто личное, интимное. А разговор всего лишь был про рябину. Видел ли кто-нибудь рябину, закованную блестящими, переливающимися кристалликами инея? Она видела это и рассказывала, как маленький ребенок, впервые столкнувшийся с чудом.

«… Это было божественно смотреть на рябину, и я, как завороженная, стояла около нее, и не могла сделать ни шагу, не нарушая той иллюзии, которую сама себе создала! Это было божественно. Я никогда не забуду о подобном чуде. Мне непременно захотелось поделиться этим с кем-нибудь еще, доставить кому-то радость, выплеснуть из себя все эмоции и раскрыть душу. Кому?»

Он стоял и вспоминал все ее слова, те многочисленные рассказы, которые сорвались с ее уст. Дома, города. Вселенная будто перестала существовать. Только ее открытость и прямота, будто сама душа раскрывала перед ним объятия.

«Я не много болтаю?»

«О нет, — хотелось ему тогда сказать. — Я бы часами слушал твои истории, погружаясь в них и растворяясь без остатка в мелодии голоса».

Он не сказал, просто улыбнулся и посмотрел на чистое невинное лицо Ангела и улыбнулся снова.

Ее глаза блестели, а руки чертили в воздухе немыслимые загадочные фигуры, и это еще больше притягивало к ней, к той, с кем было спокойно, с кем казалось уютно и тепло.

Он стоял на крыше и смотрел на ее дом, виднеющийся черной полоской.

Встретятся ли они еще когда-нибудь? Конечно же, встретятся. Обязательно! Главное верить! Но частичка Ангела никогда не улетит, не оставит его одного, а будет присутствовать вечно.

Он улыбнулся и закрыл глаза. Все начинало представляться в совершенно ином свете. И все это Ангел, Ангел. Ангел!

Посвящается …

(часть первая)

Все уходит все стирается и наступает забвение. И только лучшее на протяжении жизни идет с тобой бок о бок и не дает стариться душе. Лучшее. Все то, что когда-то было увидено и осталось навсегда.

Глаза… В них можно окунуться словно в бескрайний океан. Но там ты никогда не утонешь, не пойдешь ко дну, не замерзнешь в ледяной воде. Только там можно ощутить настоящее блаженство, раскинуть руки в стороны и наслаждаться теплом, медленно плывя в бесконечность, туда, куда уходят мечты, туда, где сбывается все задуманное, где белые крылья жизни расплавляются и дают новую надежду!

Глаза… Иногда они предстают бездонной пропастью, отчего начинает кружиться голова, и кажется, что тонкий подвесной мостик не выдержит всей тяжести и ты упадешь вниз. И вот ты уже летишь, охваченный каким-то странным, не испытываемым никогда ранее чувством. И вдруг появляются крылья. И тьма, господствовавшая ранее, расступается, застигнутая врасплох невиданным ослепительным светом, исходящим от тебя. А ты уже не падаешь, ты плавно паришь, глядя на все широко открытыми глазами. Можно понять, где ты, но что с тобой происходит — никогда.

Губы… Они похожи на два тончайших лепестка, плывущих бок о бок по тихой спокойной реке. Иногда они изменяются, превращаясь в улыбку, заставляя окружающие цветы низко склонять головы и терять капельки утренней росы. Иногда течение становится бурным и стремительным, и тогда цветы вздрагивают, опасаясь за то, что крохотные лепестки могут погибнуть в разыгравшейся стихии, что они не выдержат всей ее ярости и скроются под водой.

Губы… Временами, со стороны, может показаться, что им грустно и одиноко, что они не смогут больше вынести подобного. Но появляется солнце, и лепестки вновь превращаются в улыбку, и цветы вновь склоняют головы, роняя слезы.

Волосы… Их аромат может свести с ума любого, однажды вдохнувшего саму жизнь.

Волосы… Им можно быть волнами, подгоняющими легким ветерком, которые нежно омывают камни. Им можно быть только-только народившимися деревьями, вздрагивающими от любого дуновения. Им нужно быть самим ветром, гуляющим свободно и непринужденно.

Волосы… Следует закрыть глаза, глубоко вздохнуть и только тогда почувствуешь все то, ради чего стоит к ним прикоснуться.

Распустившийся цветок радует своим появлением. Он нежен. Его аромат пьянит. И он никогда не увянет, не сомкнет свои лепестки, не сломается под натиском бури. Он создан для того, чтобы им наслаждались, чтобы никогда не забывали о нем и любили — любили всем сердцем! Любили искренне и навсегда!

Посвящается …

(часть вторая)

Все происходит быстро, практически мгновенно. Это как раз тот случай, когда чувства берут верх и, раскрываясь, словно гигантский восхитительный цветок наполняют пространство своим упоительным ароматом. К нему невозможно привыкнуть. Он всегда будет казаться новым, еще лучшим, чем прежде. Один короткий взгляд, одно движение, совсем крошечное, еле уловимое. И рождается то, что возносит к небесам.

Брови… Когда они удивлены, то перехватывает дыхание. Когда грустят, то все кажется мрачным и туманным. Когда они плачут — происходящее вокруг не имеет смысла. Но стоит им улыбнуться, как мир вновь наполняется красками, спадает темная пелена и тепло окутывает со всех сторон не давая грустить и плакать.

Брови… Не сравнимые ни с чем, они будто живут своей жизнью, но замечают все происходящее вокруг и всегда знают, что делать дальше, как себя вести и кого любить.

Ресницы… Они похожи на легкие крылья бабочек, порхающих над прекрасными цветками. С каждым взмахом своего крыла они напоминают то прекрасное и нежное, что существует в мире. Они заставляют обратить на себя внимание, особенно когда в смущении опускаются вниз, а потом вновь поднимаются. И все повторяется до бесконечности.

Дыхание… подобно легкому ветерку. Он теплый и почти незаметный. Он никогда не станет порывистым, угрожающим или пугающим. Он всегда останется легким, теплым, не заметным и добрым.

Руки… Они мягкие и нежные. Когда прикасаешься к ним, то кажется, что это нежнейший шелк и моментально убираешь с них кончики своих пальцев чтобы не помять, не испортить, не навредить. Можно любоваться ими долго, рассматривая со всех сторон, и всегда он будет манящим, притягивающим к себе, заставляющим дотронуться еще один раз, хотя бы один.

Руки… Они могут чертить в воздухе замысловатые фигуры, которые приковывают внимание будто пытаясь что-то сказать. Они говорят! У них свой язык. Он кажется знакомым, но только с первого взгляда. Он раскрывает чувства все то, о чем можно сказать, не произнося ни слова.

Это остается навечно, запоминается и хранится. Не важно, сколько прошло, сколько потрачено впустую и сколько еще осталось. Без этого невозможно жить. Оно не сравнимо ни с чем и бесценно. Ради этого стоит жить!

Это остается навечно, запоминается, хранится.

Золотой дневник воспоминаний

Странное чувство рождалось в нем. Он не мог поверить, что полюбил. Нет, конечно же, он любил и раньше, но то было так, мимолетное увлечение. На сей раз ему открылся мир со всеми красками, со всем прекрасным, что было в окружающем. Казалось, сама Природа раскрыла объятья, и все это в лице одной единственной, Той, которая сидела напротив него и говорила с ним.

Прекрасное лицо излучало красоту, голос — нежность, глаза — чувственность, улыбка… «Улыбка, — подумал он, — как может одна улыбка говорить за человека!» И она говорила. Он наслаждался ее улыбкой, считая, что это мгновение, проведенное с Ней наедине, будет последним. Все, что он делал, он делал как в последний раз, считая, что подобное не может быть правдой и сон вот-вот развеется, достаточно только отвести от нее взгляд — и все закончится. Она исчезнет, воспоминание сотрется, миф забудется. Он боялся этого и не желал, чтобы подобное произошло.

Юноша хотел оставаться с ней вечность, но понимал, что это невозможно. Все когда-нибудь кончается.

Он посмотрел ей прямо в глаза. Такие бездонные, поглощающие, затягивающие. Он не мог оторваться от них, завороженный красотой и тем блеском, теми прожигающими искорками, которые они излучали.

И улыбка. Он мог узнать ее из тысячи, миллиона. Подобное не исчезает, не стирается и не забывается. Это живет вечно. Оно находится в самом сердце, и никто не в силах вырвать это чувство — чувство любви, чувство, когда ты полностью во власти ее, ее красоты, того самого единственного, чего не можешь найти ни в одной другой и только ты, ты один видишь это и хранишь в сердце.

* * *

Возможно, некоторые спросят: «Почему он любит именно ее, ведь есть же другие!» Но на этот, казалось бы, простой вопрос, знает ответ только он один, все же остальные просто теряются в догадках. Удивительно, но за короткое время она превратилась для него из обычной девушки в самую любимую из всех. Вначале об этом не знал никто. Он тщательно скрывал свою тайну, но, как известно, все тайное всегда становится явным, и даже он не смог удержать все в секрете.

На миг ему показалось, что звезды упали на Землю, облака обрушились вниз и все поглотила бездна. Иллюзия спокойствия и безмятежности прошла. Настала эпоха горечи, обид и разочарования. В них, если нужно, можно утонуть, упасть и разбиться, всплыть, выбраться наверх, а можно сделать их реальностью. Все зависит от составляющего.

* * *

Ночь.

Не спалось.

Он резко сел и открыл глаза. Чувство беспокойства, зародившееся пару часов назад, никак не могло пройти. Внутри его обжигал огонь. «Что происходит?» Он встал и мрачно посмотрел на полумесяц луны. Вокруг него витал ореол потерянности. Что он мог потерять? Мог! Ее. Нет, не навсегда, но он упустил тот самый момент, когда мог побыть с ней наедине. Все произошло быстро. Растерянность? Да. Он замешкался и только смог проводить ее печальным взглядом.

Она.

Она родила в нем новые, совершенно новые чувства. Он знал ее не годы, а может только месяцы? Но она, ее улыбка, ослепительно прекрасное, бархатное лицо, на котором можно прочитать все ее душу, нежные руки.

Он восхищался ей и не мог отвести взгляд от этого чуда, сидящего рядом и говорящего с ним.

Он полюбил ее, но не мог признаться. Пока? Или никогда? Нет, конечно же, пока. Никогда — вечный срок, и он не выдержал бы его, все время видя ее. Но как сказать? Вот что терзало его душу. Но даже не это.

Полумесяц.

А вдруг она откажет? Тогда все уничтожится. Его иллюзия рассыплется блеском острых осколков.

Он прислонился лбом к холодному стеклу и закрыл глаза.

Если сейчас чувствовалась пустота, потеря ее, то, что будет, когда она откажет. «Я не буду ничего говорить!» Нет! Он знал, что это для него еще хуже. «А если будет отказ?»

Мысли пробила раскаленная пика, и внутреннее стекло треснуло, оставив на лбу алый след.

Он не знал, что делать, но ее образ, образ самой милой, близкой, родной девушки, врезался в его сердце и не мог просто так бесследно исчезнуть.

Все новые и новые мысли рождались в его голове, но ее лицо не могло стереться. А улыбка никогда не сможет угаснуть в памяти, яркая, приковывающая взгляд и, как все остальное, нежная, трепещущая, ее и только ее, именно той, которую он любил.

Ночь.

Не спалось.

Не удастся.

Вряд ли когда.

* * *

Он был далеко от города, в совершеннейшей глуши, старался отвлечься и отстраниться от всего прошлого, но никак не мог забыть ее. Что-то странное творилось с ним. Он мог забыть. Он хотел забыть. Но единственное, что никак не могло ускользнуть от него, растаять как миф или видение — это, конечно же, она. Странное дело, он лелеял мысль о том, что все будет хорошо, хотя она не давала ему никакого повода или даже намека. Возможно ли это? Возможно.

Ах, как он хотел вернуть тот единственный момент, когда мог изменить свое существование. Тогда, в один из прекрасных дней, могло решиться многое, но он не сумел распорядиться судьбой и упустил, возможно, мифический, но шанс.

Сейчас, как и всегда в другое время, он пребывал в задумчивости и мрачном состоянии духа. Он вспоминал все моменты, проведенные с ней, ее саму, глаза. Он мог поведать любому все связанные с ней мгновения, но никого, кроме него в этой глуши не было. Он пытался отречься, забыть ее, забыть всех, забыть все, самого себя, но не мог именно ее, и это мучило и угнетало его. Никогда он еще не сталкивался с проблемой, которую не мог бы решить. Всегда давалось три варианта. В данном случае — ни одного.

Обиженный. На кого он мог обижаться? На судьбу, рок, давший такое странное испытание? Дорогу в жизнь? Или что-то еще, чего он не знал, да и не положено было знать. На себя? Возможно…

Он просто сидел, взявшись за виски, и думал. Ему больше ничего не оставалось, как думать. Но он по-прежнему сомневался — действительно ли эта такая безвыходная ситуация!

* * *

Он ехал по городу и уныло смотрел в окно. Ночь раскинула свои объятья и теперь медленно погружала все в сон. Он посмотрел на безоблачное звездное небо, скользнул взглядом по круглому диску луны и вдруг замер. Она находилась так близко, что казалось, протяни руку и ты почувствуешь всю шероховатость ее поверхности.

Время будто остановилось. Он смотрел на нее, и в голове рождалась та, которую он любил. Вначале это были лишь смутные очертания, но с каждой секундой все становились яснее и отчетливее.

Луна нависла над домом, будто желая как можно больше узнать об этом мире. Она уже не казалась такой далекой и размытой.

Но в голове юноши стоял образ той, кому он был предан. Он вспомнил те недолгие минуты, проведенные с ней вместе, переливающийся блеск волос, аромат тела, ему захотелось взлететь на крышу дома, обнять луну, наговорить кучу нежных слов, но что-то помешало ему сделать это. Он, запрокинув голову, смотрел на звезды. Расстояние не имело никакого значения. Он знал, что она слышит его и в данный момент думает только о нем.

Тело окутала паутина тепла, и улыбка тронула его лицо. Он, до боли в глазах, вглядывался в диск луны, будто бы это было зеркало и сейчас к нему сзади подойдет она и, нежно обняв, положит свою голову ему на плечо.

Мысли захлестнули его разум, сдавили голову и готовы были вырваться наружу в виде обезумевшего крика, но получилось лишь какое-то тихое шипение.

Глаза медленно закрывались…

Усталая луна уже не притягивала к себе своей красотой, не будоражила сердце, но медленно, полушепотом разговаривала с ним и дарила частичку себя.

Глаза медленно закрывались…

Он тяжело вздохнул, постарался припомнить что-то из прошлого, но ничего не получилось. Слеза медленно скатилась и, упав, растворилась где-то вдалеке, оставив после себя лишь маленькую влажную полоску.

Глаза медленно закрывались. Тело расслабилось и не желало шевелиться. Ночь дарила мир и спокойствие. Сон не спеша накрывал город, и вскоре все потонуло в его глубинах.

* * *

Дети. Они играли и веселились около песочницы. Был теплый летний день и легкий ветерок трепал мальчишек за волосы, а девочек за большие разноцветные бантики. Дети. Они всегда были, есть и будут тем самым лучшим, что есть в этом мире. Они играли здесь каждый день и их совершенно не волновали проблемы взрослых. Куда им до них! Они только начинают жить, и их будущее было пока далеко.

Дети. Рядом с ними всегда находились мамы и папы, но она практически никогда не вмешивались в их игры. Они знали, что это был мир детей. Именно здесь сбывались их маленькие мечты.

Парк. Он всегда и во все времена был заполнен людьми. Здесь было все как для развлечений: карусели, горки, песочницы, — так и для отдыха: беседки, навесы, скамеечки. На одной из них сидел он. Он всегда проводил здесь свободное время, всегда наблюдал за детьми и радовался за их родителей. При виде смеющихся карапузов, он всегда возвращался к мыслям о ней.

Он наблюдал. Наблюдал за ними. И хотя широкополая шляпа закрывала почти все его лицо, все равно было видно, как по его щекам текут слезы. Слезы боли и отчаяния!

* * *

Мир спал. Спала и она. Он знал это, стоя под ее окном и вглядываясь во тьму Ее комнаты. То, как он любил, нельзя было передать словами. Можно было выразить чувствами, эмоциями, но не словами.

Мир спал. Ему не спалось. Он, почему-то вдруг встал и первое, о чем подумал, была она. Ему вдруг захотелось увидеть ее, прикоснуться к ней, сказать много-много — то, что она знает, и что скрыто далеко в глубинах его души. Ноги сами понесли Его к ней, к той, кому принадлежало его сердце. Он не знал, каков будет ее ответ. Он мог только предполагать, но знать наверняка — это выше его сил.

В нерешительности он ходил вокруг ее дома и размышлял о том, как же все-таки сказать все то, что накопилось за многие годы, за все то время, когда она была рядом и дарила тепло и нежность. Он не знал и не мог. Все перемешалось в его голове, и он просто смотрел во тьму комнаты. Его пугал этот мрак, и он мог лишь предполагать, что скрывается в его глубинах. Она, она находилась там — так близко и так далеко.

Он в замешательстве стоял под ее окном и вспоминал те прекрасные моменты, когда их пути ненадолго пересекались.

Все смешалось в его мыслях. Он не знал, что должен делать. В отчаянии он опустился на колени и закрыл лицо руками.

* * *

Он находился в нерешительности, не зная, как подойти. Она всегда улыбалась при виде его и кивала головой в знак приветствия. Они знали друг друга давно, дольше, чем могли бы вспомнить, но он тем не менее не мог подойти и во всем признаться именно ей, той, которую больше всего любил.

Гладкий, хорошо отшлифованный, прохладный камень не заставил сосредоточиться и не снял напряжение, как хотелось бы, а еще больше навевал дурные мысли.

Когда-то он практически каждый день мог видеть ее, эту юную девушку с нежной улыбкой и веселым взглядом. Но вот эти мгновения ушли в вечность, и она появлялась все реже и реже. И вот настал момент, когда она совсем растворилась в этом странном городе, как утренний туман исчезает при виде солнца.

Он тосковал и не мог скрывать это. Перед глазами стояло все то же лицо, все те же глаза, все та же улыбка. Он понимал, что время, отведенное ему, заканчивается, и нет смысла взывать к Судьбе и силой единого случая пытаться увидеть ее. Он знал, что все закончилось еще толком не начавшись.

В его глазах стояли слезы. Он думал, как обыграть Судьбу, как достать заветную карту и выиграть хотя бы один взгляд, непринужденную случайную встречу. Он знал, что это невозможно. Он знал, что года уходят безвозвратно и остаются лишь обрывки воспоминаний, да и те под тяжестью лет растворяются в пучине сна. Ну а пока у него есть ее светлые волосы, веселый взгляд, нежная улыбка, и никто не в силах отбирать то последнее, что пока имеет смысл к существованию, то, без чего невозможно закрыть глаза и то, без чего невозможно спокойно уснуть.

* * *

Ночь.

Январь.

Тишина.

Снег.

Он сидел у окна и смотрел на медленно опускающиеся хлопья снега. Со второго этажа наблюдать было особенно хорошо. Больше всего на свете он любил смотреть на снег, когда тот, кружась, пролетал на уровне зажженного фонаря. Именно тогда, по его мнению, снег казался на пике своей красоты. Он помнил. Он помнил это мгновение, всего лишь раз случившееся в его жизни, но до сих пор он видел и представлял его, как будто все произошло вчера.

Они стояли у подъезда под светом фонаря. Это было, пожалуй, начало его любви к ней. Она пока этого не знала и даже не догадывалась об этом, но для него все уже стало ясно.

Тихо-тихо падал снег. Он выполнял давно заученный танец и опускался на неприкрытую голову девушки. Но, оставаясь на ее волосах, он не таял, а даже наоборот.

От падающего на него света он блестел, светился как изумруд, как бриллиант.

Она казалась великолепной. Она была великолепной! Возможно, это был как раз тот момент, когда сама Природа помогала ему.

Он не мог отвести от нее взгляд — ее глаза блестели и полностью захватывали власть над душой и сердцем. Он верил в нее, верил безоговорочно. Он не надеялся ни на что. Он просто любил! Любил один. Юноша не хотел разрушать свою иллюзию, свои неустойчивые песчаные замки, которые любой порыв ветра может разрушить до основания.

Они ничего не говорили, они просто смотрели друг на друга, и они расстались, возможно, расстались навсегда! Песчаныезамки смыла набежавшая волна, и не осталось ничего, кроме иллюзий и воспоминаний.

Он сидел у окна и смотрел на медленно опускающиеся хлопья снега, на их блеск, на их красоту. Он всегда так сидел, любуясь Природой. Он любил воспоминания, он любил ее, и он чего-то ждал; а снег продолжал кружиться, навевая о прошлом, тем самым чистым и ярким, что было раньше. Казалось снег, просто снег, просто блестящий от света пух, но он сделал то, что не подвластно многим художникам. Он любил наблюдать за падающими серебристыми хлопьями и одновременно ненавидел их.

Он просто сидел и смотрел, смотрел как идет снег и вспоминал, вспоминал…

* * *

Финал

Слезы медленно текли по щекам и капали на бумагу. С ним впервые случилось что-то страшное, и он знал это.

Слезы медленно текли по щекам и капали на бумагу. Все его мысли были направлены к ней одной, которой принадлежало его сердце, но эта самая девушка оказалась вдруг настолько далеко, что ничто не могло сократить это расстояние. Он просто смотрел в окно и плакал. Слезы медленно текли по щекам и капали на бумагу.

Она не знала, что он любит именно ее, но, тем не менее, это был его выбор. Не важно, что она не любила его, главное, что он ее любил и не мыслил без этого чудного создания свою дальнейшую судьбу. Все смешалось в его голове: ненависть и любовь, дружба и ревность, обожание и просто влечение.

Да, его влекло к ней так сильно, что порой, казалось, будто это кто-то свыше диктовал свои условия и требовал немедленного их выполнения. Его глаза наполнились слезами и первая капля устремилась вниз.

Он не верил во все происходящее, считая это дурным сном, но все это было на самом деле и ему приходилось смиряться с капризами судьбы.

Судьба практически все решала по-своему, и нет выхода тому, кто попадал под ее влияние. Ему тоже пришлось смириться и попытаться взять себя в руки. Ничего не помогало. Он отчаялся и потерял надежду. Все смешалось в его душе и потеряло всякий смысл. Когда-то он гордился тем, что мог что-то придумать сам, но теперь все это казалось лишь обыкновенной рутиной.

Он не мог поверить, что у нее…

Слезы медленно текли по щекам и капали на бумагу. Мир, и без того такой скучный, вконец потерял всю свою привлекательность и окунулся в бездну обыденного дня. Все потеряло смысл и обрекало себя на погибель. Он знал, что это такое, но просто опустил руки.

Нет, разумеется, он мог все изменить, но не хотел. «Пусть все идет так, как должно идти», — думал он. И он не стал ничего менять. Она не замечала его, но он любил и никак не показывал этого. Порой его называли скрытным человеком. Да, это было так, но теперь он ничего не мог с этим поделать.

Она ушла. Растворилась… Оставила его одного.

Он понимал, что это навсегда, знал, что ничего не изменится, но себе уже ничем не мог помочь.

Мир опутал его своей сетью, и все былое потеряло цену. Только она. Только его любовь жила в его сердце и никогда не покидала его.

Сердце. Он дотронулся до груди рукой и, закрыв глаза, запрокинул голову.

Она, именно она предстала перед его взором и уже больше никогда не исчезала, не превращалась в иллюзию, не рассыпалась песком и все потому, что он ее любил, любил больше своей жизни, хотя прекрасно знал, что она никогда не будет с ним.

Слезы медленно текли по щекам и капали на бумагу.

Он посмотрел в окно.

В следующее мгновение мир вздрогнул и печально зашумел осыпающейся листвой.

«… Институтские годы, в отличие от школьных, пролетели намного быстрее: посвящение, экватор, защита диплома, выпускной. Дальше оказалась пустота в выборе подходящей работы. Это обстоятельство огорчало и навевало дурными мыслями.

Светлым лучом в сложившемся темном царстве стала свадьба с той девушкой, к которой влекло мое сердце!»

Евграфий Порфирьевич отложил очередную прочитанную толстую исписанную от корки до корки тетрадь и, зевнув, посмотрел на часы. Половина пятого. Потянувшись и встав с кресла-качалки, он, наконец, решился и снял уличную одежду, повесив ее в коридоре на вешалку.