Лети на небо! [Ольга Корги] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Ольга Корги Лети на небо!

Вертелся потолок, и книжная полка, и самолётик-лего на полке, и ноут на столе, а больше всего вертелась склонившаяся над ним Динка. Она звонко смеялась, тыча в него пальцем:

— Проиграл! Проиграл! Я дольше кручусь! Не быть тебе лётчиком! Б-а-а-а-а-лбесина!

— И пожалуйста, зато ты во все настолки проигрываешь. А вестибулярный аппарат натренировать проще, чем мозг.




Петька, шатаясь, встал с дивана и полез на полку за коробкой с «Колонизаторами»:

— Ксю скоро придёт?

Торжествующая улыбка сползла с Динкиного лица.

— Н-у-у-у-у понимаешь, так получилось…

За четыре года их дружбы, не слишком сильный в физиогномике Петька научился безошибочно угадывать это смущённое выражение на остренькой мордашке Динки. А уж когда она принялась наматывать на палец один из выскользнувших из заколки локонов, пристально разглядывая ссадины на худых коленках, сомнений не осталось вовсе:

— Ты её не позвала!

— Да нет, я не то чтобы не позвала…

Съёжившись под суровым взглядом друга, она пыталась оправдываться, но Петька не слушал. Всё больше распаляясь, он нарезал круги по комнате:

— Ты обещала! А ведь я хотел напомнить, но подумал, что тебе можно доверять…

Петька остановился, сверля Динку взглядом. Белёсые полоски бровей вздымались над лезущими из орбит голубыми глазами в опушке светлых ресниц — скорее комично, чем страшно. Кроме того, оба знали, если она встанет, кричать ему придётся снизу-вверх. Он не был карликом или хилятиком, а рядом с Динкиной подругой Ксю и вовсе казался великаном, просто девчонки начинают расти первыми, и в тринадцать лет — это особенно заметно.

— Что за шум? — из приоткрытой двери выглядывала излучающая любопытство Петина мама, Инна Сергеевна.

— Ничего.

Петька шагнул к двери, но захлопнуть не успел. Мама, с прыткостью, неожиданной для её тучного тела, проскочила внутрь.

— Как не стыдно, кричать на девочку! Что она тебе сделала?

— Она не выполнила то, что я сказал.

— Тоже мне прынц выискался — слушайся его беспрекословно. Раз не выполнила, значит, причины были. Так ведь?

Инна Сергеевна поощрительно улыбнулась Динке.

— Не были… Я просто забыла Ксюшу с собой взять, а для игры третий участник нужен.

— И из-за такой ерунды ссориться! Давайте я с вами поиграю.

— Нет! — Петька встал между Инной Сергеевной и диваном, пытаясь оттеснить её к двери, — Тебе объяснять долго, и ты всё равно не поймёшь.

— Я, между прочим, школу с медалью закончила, а институт с красным дипломом, — возмутилась мама, переместившись к окну, — это чего-нибудь да стоит!

Она шумно втянула толстеньким коротким носом воздух, словно подкачивая и без того круглое раскрасневшееся лицо. «Всё, теперь ещё на час нотаций!» — пронеслось в голове у Пети. Но вместо наставлений на друзей обрушился пронзительный крик. Мама попятилась к шкафу, с ужасом глядя на подоконник.

— Убери это… это от меня — пробормотала она, указывая дрожащей рукой на маленького жучка.



Петька осторожно накрыл божью коровку ладонью:

— Всё, не бойся, она тебя не тронет.

— Выкинь её! — крикнула мама, выскакивая за дверь.

— Да, видишь, выкидываю, — Петька помахал рукой у открытого окна.

Когда мамины шаги в коридоре затихли, он раскрыл ладонь и поднёс коровку к лицу.

— Динка, смотри, это она!

— Кто?

Девочка подошла рассмотреть жучка поближе. Он был крупней божьей коровки, и чёрная точка на алой спинке вовсе не точка, а скошенный ромбик с заострёнными краями. Совсем как…

— Неужели ты думаешь… н-е-е-е-т, от дачи на машине три часа ехать, она бы не смогла… и времени сколько прошло, а они долго не живут.

Жучок взлетел, но лишь для того чтобы сделать круг по комнате и на этот раз усесться Пете на голову, щекоча кожу под волосами. Петька рассмеялся:

— Это моя Каравелла! Она вернулась.

— Не может быть! Ну, похожа, наверное, жуки такой породы одинаковые, а у вас на всём что летает семейное помешательство.

— Знаешь, что, — Петины брови снова понеслись вверх, — проваливай к своим нормальным, и чтоб я тебя больше не видел!

— Петь, извини, я не хотела…

— Я сказал: проваливай.

За окном прогремел гром. Ливень обрушился стеной внезапно, как будто кран повернули.

— У меня зонтика нет, можно я останусь, пожалуйста… — Динка жалобно поглядывала то на друга, то в окно.

Петька молча прошёл в коридор. Динка, нарочно копаясь с ремешками на босоножках, продолжала извиняться. Петька вынул с полки зонт и, сунув его Динке, буркнул:

— Себе оставь.

Едва за Динкой закрылась дверь, божья коровка больно куснула Петьку в затылок. Ему пришлось вылавливать коровку на голове и успокаивать.

— Всё хорошо, девочка, тебя никто не обидит, — шептал Петька, — только никогда больше не улетай, обещаешь?

Каравелла потёрлась усиками о Петькину руку и устремилась к дедушкиной фотографии, висящей на стене. Здесь коровка увлечённо закопалась в излучине резной деревянной рамы, не обращая внимания на строгий взгляд дедушки.

Петькин дед, Пётр Васильевич Орлов, в молодости был лётчиком-испытателем, а на пенсии, не желая скучать дома, преподавал в кадетском училище. Домашних он тоже приучил к дисциплине. По первому его требованию Петькин папа Георгий Петрович отрывался от компьютера и шёл выносить мусор, бабушка Алевтина добавляла в борщ чеснока и перца, а у мамы волшебным образом заканчивались приступы удушья. Петька обожал деда, хоть и получал от него иногда увесистые тумаки. Не зря назвали его в честь Петра Васильевича: тонкие стежки Петькиных бровей сходились у переносицы так же строго, как лохматые белёсые заросли на лице деда и, если «парочка упрямцев» что-то решали никто не мог их переубедить. Они вместе клеили модели самолётов, разгадывали задачки из «занятной математики», а ещё у деда был старый невероятно шумный мотоцикл. Каждую поездку на нём Петька ждал с нетерпением.

Дед никогда не болел даже простудой, и его смерть потрясла семью громом среди ясного неба. Оставшуюся после него пустоту в доме мама с бабушкой заполняли слезами, а папа стал засиживаться допоздна на работе. Когда ему предложили место в Дивногорске, все обрадовались переезду. Вот только он пошёл не по плану и в тот день, четыре года назад, Петька впервые узнал о своём «проклятье».


***

Вещи отправили поездом, а сами решили лететь. С первыми лучами солнца в радостном предвкушении Орловы примчались на такси в аэропорт. Он был огромным и светлым. Петька выпросил у отца деньги на горячий шоколад, только чтобы пробежаться из одного конца в другой. А потом он вдруг увидел в окне «дедушкин» самолёт. Конечно не тот, на котором дед улетел последний раз в командировку. Просто похожий. Только горячий шоколад вдруг застрял в горле и стал горьким. А небо заволокли чёрные тучи. Пять часов Орловы просидели в аэропорту глядя на бушующую за окнами грозу и табло с отменой рейсов. А потом мама не выдержала, и они заселились в гостиницу неподалёку. Пока родители оформляли документы, Петька залип в рекламу турфирмы — на экране во всю стену показывали детей, играющих на берегу океана. Вот куда им нужно летать в каникулы — а не на базу отдыха! Чирикнула пришедшая на папин телефон смска и тут же раздался его крик:

— Погода наладилась! Летим!

Орловы снова загрузились на такси и рванули к аэропорту.

— А полетели следующим летом на океан! — предложил Петька.

— Ну… следующим может и не выйдет, а вот через год… если с работой всё будет хорошо… Как раз деньги после переезда останутся… — задумался папа.

— Про ремонт на новом месте не забудь! Я в хлеву жить не собираюсь, — напомнила мама.

— Да чего на нём делать на этом океане? Скукотища! А деньги понадобятся участочек прикупить…

Петька даже спорить не стал — бесполезно. Голубое небо снова заволокли тучи, а между ними мелькнул «дедушкин» самолётик. У Петьки на душе стало совсем паршиво и когда в аэропорту их снова ждала отмена рейса по погодным условиям, он даже не удивился. «Ну и пусть!» — думал Петька, — «Не хотите лететь на океан, сидите на земле!».



Так и вышло — стоило Орловым уехать из аэропорта — погода налаживалась, они возвращались — возвращалась и гроза. На вторые сутки бабушка заговорила о сглазе и проклятье, а мама о «знаках», которые нельзя игнорировать.

Вот так короткий перелёт Орловых превратился в трёхдневное увлекательное путешествие на двух автобусах, поезде и машине. Петьке дорожные приключения очень понравились, а новая квартира понравилась ещё больше. В ней даже бабушка забыла о «проклятье», а мама перестала ворчать. Петька забежал в пустую, залитую солнцем комнату: — «Моя! Эта будет моя!». В воздухе ещё пахло обойным клеем и стружкой, мама поспешила распахнуть окно, и тут же в комнату влетела божья коровка. Она села на папину руку и он, присмотревшись, воскликнул: «Люся!»

Папа купил Люсе аквариум, и каждый вечер приносил ей свежую траву и мелких жучков. Мама с самого начала невзлюбила домашнюю питомицу, а в один прекрасный майский вечер окончательно возненавидела. Папа тогда пришёл домой с широченной лукавой улыбкой на лице и протянул маме что-то конусовидное, завёрнутое в газету.

— Посмотри, что я нашёл!

— Это… мне… так неожиданно…

Мама развернула газету и ошарашено уставилась на берёзовую ветку.

— Что это?!

— Да вот же, — Папа отогнул недавно проклюнувшийся клейкий листочек, — сколько тли! Люське на неделю хватит.

Мама кричала долго, переходя с визга на рыдания, и закончила только охрипнув. Петя не разобрался, почему она так расстроилась. Но на всякий случай закрылся в своей комнате и решил деревья и тлю домой не носить.

Люсю после того случаю папа отвёз к бабушке. Та как раз обживала недавно купленную дачу в Земляникино, и Люся стала её первым домашним животным. А летом и остальная семья на дачу перебралась. Божья коровка обзавелась десятью подружками-соседками по аквариуму, Петя тоже завёл подругу. Вернее, Динка к нему сама навязалась. Вначале гуляла по другую сторону забора и всё время норовила рядом с ним оказаться, чтобы глупость какую-нибудь спросить, а потом нашла щель, и они начали лазать друг к другу в гости.

***

Следующим летом Петьке исполнилось десять и «на юбилей» папа обещал свозить их с мамой на «наше море». Петька знал, что настоящее море или океан от «нашего» отличается температурой и солёностью. И на карте «наше море» называется «озеро Байкал». Знал, но радовался ужасно: они с папой распланировали маршрут вдоль моря и приключения на каждый день. Накануне отлёта Петька никак не мог уснуть и решил коробку шоколадных конфет доесть, рассудив: раз завтра улетаем, то бабушка подумает, что конфеты мама с собой забрала, а когда вернёмся — мама подумает, что их бабушка съела. Прокрался на кухню — а там мама с бабушкой чаи гоняют! Петька в коридоре затаился и разговор их услышал.

Бабушка поездке совсем не радовалась, говорила:

— Не надо вам лететь… предчувствие у меня не хорошее, а вдруг опять начнётся… это…

И мама не радовалась:

— Ну что «это», Мама? Зачем вы меня пугаете, я сама «проклятья» боюсь, аж сердце болит и дышать нечем!

— Так может останетесь, на дачу поедем…

— Не могу, Гошка уже билеты купил — знаешь какие дорогущие!

Мама начала всхлипывать и полезла за ингалятором, бабушка принялась её утешать. Разочарованный Петька вернулся в кровать и вдруг обнаружил что радость его куда-то улетучилась и дело не только в конфетах. А что если «проклятье» и правда их не пустит на море? Петьке снились страшные чёрные тучи, подбирающиеся к самолётику. Проснулся он от грохота — за окнами бушевала гроза. Папа в чём-то убеждал перепуганную зарёванную маму. Петьке стало его жалко — зачем спорить, если всё равно собираешься сдаться? Но себя жалко было ещё больше.

И конечно они поехали в Земляникино. Родители так до конца и не помирились и Георгий Петрович, для вида покопавшись на грядках, ушёл в поход с друзьями — не зря же снаряжение для Байкала купил! Хотел Петьку с собой взять, да мама не пустила. В день его возвращения Петька ежеминутно поглядывал на дорогу, мама с утра начищала дом, а бабушка лепила пельмени. Он вернулся за полночь, весёлый, загорелый, пропахший рыбой и костром. Бросил на веранде рюкзак и побежал в гостиную:

— Ну, как мои девочки? Скучали?

Георгий Петрович склонился над аквариумом, где на охапке травы мирно спали божьи коровки. Одна, две, три… одиннадцать — все на месте. Пересчитав, обернулся к жене:

— Ты им тлю ловила?

— Тлю? Тлю?! — Инна Сергеевна шумно вдохнула и кинулась на мужа, — А тебя не интересует моё здоровье или как наш сын?

— Почему же, интересует, но я вижу: вы здоровы, а сына забыть покормить сложнее, чем коровок, он и напомнить может.

Ноздри Инны Сергеевны раздувались как у беговой лошади. Когда она раскрыла рот, Пете показалось, что ей просто не хватает воздуха, и опять нужно будет искать ингалятор. Но это был приступ ярости, а не удушья:

— Здоровы? Да я неделю пластом лежала, мне так плохо было, три раза скорую вызывали!

— И что же ты в больницу не поехала?

— Потому что на мне ребёнок! Ты знаешь, что твой сын в дождь убегает на озеро? А знаешь зачем? Он прыгает с тарзанки! В грозу! И у меня нет никаких сил его удержать…

Инна Сергеевна разрыдалась, бабушка присела рядом её утешать. Георгий Петрович, минуту потоптавшись на месте, обернулся к Пете:

— Ты знаешь, что в грозу купаться опасно?

— Знаю. Так я не виноват, она сама начинается, когда я купаться иду.

— А зачем ты с тарзанки прыгаешь, тебе разве не объясняли, если не осторожно прыгать, можно шею свернуть?



— Я осторожно. Мне нужно прыгать, иначе, когда лётчиком буду, голова закружится, если самолёт перевернётся.

Одна из божьих коровок зашевелилась. Папа тут же подхватил аквариум в руки и, приговаривая: «ай-ай-ай разбудили Люсю, иди ко мне, девочка», ушёл в спальню. Петька направился за ним. Беспокойная коровка вылетела из аквариума и села на папину ладонь. Георгий Петрович достал из кармана помятую спелую земляничину и положил рядом с коровкой:

— Вот тебе, Люська, гостинец.

— А откуда ты знаешь, что она Люська? — спросил Петя.

— Сам назвал, в честь одной школьной подружки: она мне коровку подарила, — улыбнулся папа.

— Нет, смотри, их несколько таких — одну от другой не отличишь, — Петька вытащил из аквариума еще трёх божьих коровок с двумя точками на спинах и посадил рядом с Люсей. Коровки дружно принялись уплетать земляничину.

— Так кажется, а ты присмотрись внимательней.

Петька долго смотрел на коровок и, наконец, заметил:

— У Люси спинка оранжевее и одна точка ближе к мордочке, чем другая.

— Точно! Ещё вот тут, сбоку маленькая тёмная крапинка. — Папа раскрыл ладонь и поднёс к самому лицу Пети. — Видишь?

— Угу. А у твоей подружки сколько коровок живёт?

— Не знаю, — папа вдруг погрустнел, — Мы лет двадцать не виделись… и эта Люся, видишь ли, не та, что она мне подарила. Та улетела, а эта к нам на новоселье заглянула, помнишь?

Петька кивнул:

— Наверное, это та самая вернулась. Коровка же маленькая, ей трудно было тебя обратно найти.

— Может быть. Никто не знает, сколько живут божьи коровки. Они каждую осень собираются в стаи и улетают, а куда — не известно.

— И наши тоже улетят?

— Нет, наших мы не отпустим.


***

На следующее утро Пете с Динкой выпала почётная обязанность сажать коровок на кусты роз, покрытые тлёй (гадкими жучками-вредителями). От прополки клубники друзей не освобождали, но бабушка начала полоть раньше и они, не сговариваясь, тянули время. Петька выбирал стебель, кишащий розоватыми тельцами, и командовал: «открывай!». Динка, таскавшая за ним банку с коровками, снимала крышку. Петька выбирал коровок с возрастающим числом точек, чтобы выстроить их в линейку, как в школе на физре. На первый стебель коровку с одним пятнышком, на второй — с двумя, на третий — еще одну с двумя…

Он велел Динке сфоткать то, что получится на телефон. Но коровки то и дело перелетали с места на место, сбивая «строй». Фотографии получались совсем не такие, как он хотел.

— Сколько можно копаться! — крикнула бабушка.

— Ещё пять минуточек!

Он с отчаянием посмотрел на пасущихся коровок и вдруг заметил одну лишнюю. Незнакомка была ярче и крупнее папиных коровок.



— Ты кто такая? А ну иди в конец строя! — возмутился Петька.

Она тут же перелетела на куст рядом с последней из рассаженных Петей коровок.

— Хотя, нет! Ты тут самая большая, давай-ка лучше туда.

Стоило Петьке махнуть рукой, как коровка заняла место в начале «строя».

— Видели? Видели! Она меня слушается! — радостно закрутил головой Петька, и чтобы окончательно убедиться, протянул руку, — Ко мне, девочка!

Коровка села ему на руку, и принялась наглаживать мордочку передними лапками, словно умываясь. Динка восторженно ахнула и защёлкала камерой на телефоне.

— Ишь командир! Весь в деда! — засмеялась бабушка. Мелькнувшее воспоминание осветило радостью её сухонькое лицо. С трудом разогнувшись, она подошла к розовым кустам.

— Ну что же ты, Петруша, отпускай коровку на небо и желание загадывай.

— Зачем? — насторожился Петька.

— Я знаю! — встряла Динка, — Надо сказать: божья коровка лети на небо, в твоём доме пожар и детки плачут. Тогда она улетит.

— Ещё чего! — Петька, накрыл коровку ладонью, — Я её себе оставлю.

Он слегка приподнял ладонь и поднёс руку с коровкой к глазам:

— Даже у папы такой красивой нет. Пятнышко, как маленькая молния.

— Это Перун её молнией шуганул, — заметила бабушка.

— Кто? — хором спросили Динка и Петька.

— Перун-громовержец.

— А-а-а, это как Тор! — догадался Петька.

— Не знаю я никакого Тора, — насупилась бабушка, — А Перун по небу на огненной колеснице катается, и молнии на землю метает. Была у него жена-красавица Дива, и сбежала она на землю, а он так разозлился, что ударил в неё молнией. Разлетелась тогда Дива на миллион божьих коровок, да у каждой на спине след.

— И правильно, не надо было убегать, — одобрил Петька.

— Может, ей скучно было на небе или он её обижал, — вступилась Динка, — А они так и не помирились?

— Отчего же, помирились и каждую осень божьи коровки стаями летят обратно на небо и рассказывают Перуну о добрых и злых людях, которых они повстречали на земле и, если кто божью коровку убьёт или обидит, тому не поздоровится. А ещё, замечу, они передают мечты, на кого садятся, тот и должен загадывать…

— Да! Да! Давай: лети на небо, твой дом горит и детки плачут…

Петька шарахнулся от подруги и крепче прижал коровку к груди.

— Смысл ей туда лететь, если дом горит, она же не пожарник!

Динка, оторопев, замолчала, а бабушка принялась объяснять:

— Когда дождь с громом и молниями, это Перун детей проверяет — кто ни огня, ни воды не боится, тот его сын. А остальных коровка летит защищать: кого из пожара, кого из наводнения, кого от других бед.

— Эй, кто-нибудь грузчику дверь откроет? — из-за забора послышался сердитый голос Петиной мамы. Она ходила в магазин и сейчас, нагруженная продуктами, стояла у калитки. Динка бросилась открывать, бабушка последовала за ней.

Петька осторожно приоткрыл ладони. Коровка попыталась выбраться, и была тут же засунута в банку.

— Посиди-ка пока здесь, я тебя папе покажу и выпущу, — шепнул ей Петька.

Однако папа с рыбалки не торопился, и Петька пустил коровку полетать по гостиной. А когда она исследовала подоконник, горшок с алоэ, обеденный стол, потолок и стены, Петька решил проверить таланты своей питомицы.

— А ты правда желания исполняешь? — спросил Петька у коровки. Она села на учебник математики, деловито потопталась и замерла, поглядывая на Петьку.

— Хм… а говорить ты не умеешь… надо как-то иначе… А если так… — Петька осторожно переложив коровку на стол, раскрыл учебник на первой попавшейся задачке. Он закрыл рукой условия оставив только варианты ответов и коровка сразу села на «да».

— А ты много желаний выполняешь?

Коровка перелетела на «нет».

— Три?

— Нет.

— Два? — с надеждой уточнил Петька, хотя уже вспомнил, что бабушка говорила только об одном желании.

— Нет.

— Ладно-ладно, понял. Только одно. Любое?

— Да.

— Вот я тебя отпущу и стану лётчиком? И никакое проклятье не помешает?

— Да.

— Хм… а если ты врёшь? Ты… может ты просто наугад в клеточки садишься…. Ну-ка давай проверим!

Петька открыл учебник на таблице умножения.

— Сколько будет трижды три?

Коровка уверенно села на девятку. И дважды два она знала и семью девять.

— Сколько людей в нашей семье?

Коровка села на четвёрку.

— А вот и нет! — подскочил Петька, — Пять! Я, мама, папа, бабушка, дедуш…



Петька осёкся на полуслове и к горлу подкатил ком. Чтобы проверить догадку, он написал в тетради равенство: «пять минус один равно четыре». Коровка села на портрет деда, а с него перелетела на «да».


***

Когда папа вернулся, новая коровка спикировала к нему на плечо, не дожидаясь представлений.

— Моя коровка, — отрекомендовал Петя.

— Ого! Да это не коровка, а целая Каравелла! — восхитился папа, — сделаем ей отдельный домик?

— Давай! — Петя бросился в сарай за ящиком, и замер на полдороги, вспомнив, — Бабушка сказала, я должен её отпустить и тогда она исполнит мою мечту.

— Меня она тоже когда-то уговаривала выпустить Люсю, ну, ту, первую.

— И ты выпустил?

— Нет, она сама выпустила, когда я в школе был. Я с ней потом неделю не разговаривал.

В папином голосе заклокотала разбуженная обида, и Петька встал на защиту бабушки:

— Коровки должны Перуну желания приносить, иначе он рассердится.

Папа нахмурился, в тишине было слышно, как семенит по его рубашке Петькина Каравелла.

— Видишь ли, — наконец заговорил папа, — Ты можешь отпустить коровку, но нет никакой гарантии, что она донесёт твоё желание адресату. Её может склевать ворона или смыть дождь. А если оставишь дома, она будет рядом, в безопасности. А мечты… мечты — штука сложная. Иногда сам не знаешь, чего хочешь, а потом уже поздно.

Каравелла сделала круг по комнате и приступила к изучению крошек на столе.

— Т-а-а-к, из чего будем строить дом? — очнулся от грустных мыслей папа.

— Из коробки, той, что с мамиными лежачими сапогами.

Петька достал из шкафа большую прямоугольную коробку и вытряхнул оттуда мамины сапоги с длинными голенищами.

— Ох, и попадёт нам от мамы… — тяжело вздохнул папа и, засунув сапоги в пакет, убрал на место.

Они выложили дно коробки мхом и еловыми шишками, а сверху пристроили мокрую тряпочку-поилку и ветку малины, покрытую тлёй. Очень довольный своей работой Петька собрался посадить Каравеллу в новый домик, но её не было ни в гостиной, ни в прихожей. Петька с папой обшарили спальню, и продолжили искать на кухне, даже перебрали ведёрко с клубникой.

— Что, пришли мне помочь варенье варить? — засмеялась бабушка, помешиваю ложкой в кастрюле с ягодной смесью.



— Ба, тут коровка моя не пролетала? — спросил Петька и… увидел Каравеллу. Она с аппетитом уплетала варенье, сидя прямо в ложке.

— Много их ваших летает, — проворчала бабушка и понесла ложку ко рту.

— Не-е-е-т! — Петька с разгона выбил у неё из руки ложку и, не удержав равновесие, снёс кастрюлю с плиты. На двухголосый вой боли прибежала мама. Кипящее варенье с Петькиной спины и бабушкиных ног смыли тут же. Присыпанные содой ожоги почти не болели и, увидев спасённую Каравеллу на люстре, Петька совсем успокоился.

А вот мама разошлась не на шутку. Она схватила аквариум с коровками и побежала выкидывать на улицу. Папа встал у неё на пути, убеждая передумать. «Ах так!» — взвизгнула мама и швырнула аквариум об пол. Крепкое стекло лишь дало несколько трещин, коровки гурьбой кинулись наутёк. Мама отшатнулась в сторону и там, где только что стояла её нога, все увидели раздавленного жучка.

— Ты убила Люсю!

Оттолкнув маму, папа быстро вышел из кухни. Мама побежала за ним:

— И куда ты собрался, на ночь глядя?

— Не твоё дело, — он бросил на неё короткий полный ненависти взгляд и, подхватив не до конца разобранный походный рюкзак, вышел за дверь, — у Серёги переночую, а за остальными вещами потом зайду.

Петька кинулся за ним, но бабушка крепко прижала его к себе. Он вырывался изо всех сил, не чувствуя боли в обожженной спине и безжалостно оттаптывая её ноги, слегка перехваченные бинтами. Мама тем временем заперла входную дверь на ключ. Внезапно порыв ветра распахнул окно, и дождь ворвался в комнату, заливая остывающие на столе банки с вареньем. От неожиданности бабушка разжала руки, и Петька ринулся к окну, но теперь уже мама сдёрнула его с подоконника. Он в отчаянии выхватил из миски деревянную толкушку и, замахнувшись, крикнул:

— Отпусти!

На улице совсем рядом сверкнула яркая тонкая молния. Подоспевшая бабушка вырвала у Петьки из руки толкушку и влепила оплеуху.

— Ненавижу, я вас ненавижу! Хочу с папой! — заорал Петька и его крик слился с громом.

***

Утром Петьку разбудила противная громкая песенка, точнее раз за разом повторявшийся припев, а затем сонно-злой мамин голос:

— Алло. Нет, его жена. Да, он телефон оставил, а сам у… тебя

Мамин голос внезапно изменился:

— Подожди, он к тебе ночевать пошёл вчера… Точно? Нет, вроде больше некуда…

Мама положила забытый папой мобильник и запричитала. Окончательно разбуженный Петька вылез из кровати и пошёл выяснять, что случилось. Мама с бабушкой наперебой обсуждали, где может быть папа, если у Серёги его нет и звонить некуда. То ли молнией убило, то ли на первой электричке поехал в город, то ли он на самом деле сидит у друга и нарочно просит сказать, что его нет, чтобы маму позлить. Все три варианта обсуждались параллельно и то и дело прерывались уверениями: «не о чем волноваться» или «всё с ним в порядке, в первый раз что ли». В конце концов, бабушка двинулась расспрашивать соседей, а мама села на террасе обзванивать все контакты из папиного мобильника. Оставшись дома один, Петька отъел понемногу из всех банок варенья, а потом вытащил из сумочки мамин телефон поиграть. Однако на месте не сиделось, неспокойно на душе было, и тревога всё нарастала. Он забрёл в гостиную и чуть не споткнулся о забытый домик для Каравеллы. Его божья коровка уютно расположилась у поилки.

— Из-за тебя папа исчез, а ты дрыхнешь, как ни в чём ни бывало! — возмутился Петька, — А ну лети папу искать!

Каравелла не двинулась с места и Петька, тяжело вздохнув, добавил:

— Лети на небо! Папу найди. Это моё желание. Чтобы больше никаких минус одинОв!

Каравелла перелетела на дверную ручку. Петька выпустил её наружу и пошёл следом. Коровка пересекла огород и устроилась на калитке, снова поджидая его.

— Ты далеко? — крикнула мама и, тут же забыв о нём, вернулась к телефонному разговору.

Коровка вела Петьку вдоль дороги, потом по тропинке, а дальше и вовсе улетела в поле. Устав, он кричал ей: «сидеть!» и Каравелла послушно возвращалась и садилась на руку.

Через час впереди показался ельник, отделявший их дачный посёлок от соседнего. Тут Каравелла на несколько минут пропала из виду, и привела стайку из еще десятка коровок. Они будто зависли в воздухе на границе ельника, выстроившись то ли клином, то ли стрелой, указывающей вниз. Петька подбежал к стайке и увидел папу, скрючившегося на дне оврага.



Папа имел крайне жалкий вид. Поскользнувшись вчера на мокрой траве, он упал в овраг, а выбраться не мог, потому что сломал ногу. Петька оставил Каравеллу с ним, а сам побежал за помощью. Обратно он вернулся на машине с Динкиным отцом дядей Вовой и мамой. Папа, увидев их, почему-то огорчился.

— Каравелла улетела, — пробормотал он, не глядя на Петьку, — извини, что пришлось тратить на меня желание, но может она ещё вернётся.


***

Три лета на даче Петька ждал возвращения Каравеллы. Выставлял её домик на веранду, каждую неделю менял воду в поилке и докладывал свежие листья с тлёй. Облазал вдоль и поперёк ельник с оврагом, где нашёл папу. Здесь божьи коровки водились целыми семьями. Он приказывал им отвести к Каравелле, но глупые коровки разлетались кто куда. Петька даже не знал, посылает он тех же самых раз за разом или встречает новых. Вдвоём с папой они читали научные статьи о видах и поведении божьих коровок, а заодно мифы о Перуне-Громовержце и его превращённой в коровку жене. «По идее, в каждой сказке есть доля правды, главное правильно истолковать» — говорил папа.

И вот настал год поступления в лётное училище. На дачу летом уехала только бабушка. Весной у Пети родился младший брат, и мама обустраивала для него комнату, а папа работал за двоих. Так что родители не слишком усердно следили за его подготовкой к экзаменам. Знали, что он итак с любыми уравнениями справляется в лёт, и диктанты пишет отлично. После двух лет занятий плаванием и года теннисом об экзаменах на физпоготовку тоже можно было не волноваться. Только Петька всё равно нервничал. Он боялся не провала и возвращения доучиваться обратно в свою школу, нет. Самым страшным позором для Петьки было поступить по блату, раз он — внук самого Петра Фёдоровича. Так чтобы все ребята и все учителя знали, что сам он никто и ничто. В мечтах Петька менял фамилию в документах, чтобы потом, когда его перед строем будут ставить всем в пример за отличные успехи, самый суровый генерал, расчувствовавшись, заметил: «Как ты похож на Петра Фёдоровича». А Петька бы тогда признался: «Не удивительно, как-никак, внук!»

Ещё Петьке нравилось мечтать, как на присягу к нему приедет Ксюша. Будет стоять такая красивая-красивая, и смотреть на него приоткрыв ярко розовый ротик, не сводя глаз, как она обычно на нового историка смотрит.



Ну а если её родители не отпустят (сама она, разумеется, ехать захочет, ведь слухи о его успехах достигнут их прежней школы или Динка подруге расскажет), тогда Ксю с цветами придёт встречать его на перрон Дивногорска. «Проклятье» тоже иной раз всплывало в памяти, но за последние годы семья Орловых ни разу не приближалась к аэропорту и постепенно из кошмара оно превратилось в повод для шуток.

За треволнениями Петя забыл о божьих коровках, и теперь на скорую руку набивал мятыми салфетками Каравелле новый дом в коробке от Манчкини. Он проделал ножом три ряда дыр в крышке и, усадив питомицу внутрь, поставил коробку наверх стопки с играми. Отличное местечко, жаль, что мы тут ненадолго — взгрустнул Петька и сам себе удивился. Так хотел вырваться из дома, и вот, когда до «сбычи мечт» осталось несколько дней, такие мысли накрывают. За стеной раскричался мелкий. Ничего, скоро захватишь мою территорию, подожди немного. Мама засюсюкала: «Лёшка-Леська спи не смейся». Фу ты, гадость, слава богу, мне скоро этого слышать не придётся. И почему-то снова накатила грусть.

Дождь стих так же быстро, как начался. Динка, наверное, уже домой ушла, и без зонтика… Он выглянул из окна, втайне надеясь увидеть подругу во дворе и позвать обратно. Её нигде не было, зато прямо с неба спикировало ещё восемь божьих коровок. Они расселись на подоконнике, словно в одну линию, попарно.

— Не, девочки, так не пойдёт! Обсыхайте и летите по домам, вас всех мне от мамы не спрятать.

Когда раздался звонок в дверь, капли на спинках коровок испарились, и Петя вытолкал их в окно с чистой совестью. На пороге стояла, потупившись, Динка.

— Извини, я вот… — Динка протянула картонную папку, — распечатала те фотки, с мобильника, помнишь, на даче снимала.

Петька итак был уверен: божья коровка та самая, его Каравелла. Теперь сомнений не осталось и у Динки. Налюбовавшись своим питомцем, он добрался до фотографий папиных коровок.

— Помнишь ты их по порядку выстраивал, — засмеялась Динка, — а они так и остались парочками вразнобой: один-три, ноль-шесть, два-два, пять-два.

— Ага! Дурёхи непослушные. Два-два… стой! — взглянув на часы в углу монитора, Петька шлёпнул себя ладонью по лицу, — Уже два пятнадцать! Мне ж на теннис пора.

— Подожди-ка…

Он ещё раз посмотрела на фото и снова на часы и опять на фото.

— Один-три, ноль-шесть, два-два, пять-два — тринадцатое июня, десять часов пятьдесят две минуты! Они зашифровали для нас дату и время! Только вот что это была за дата…

— Тот же день, вечером. У мамки день рождения было, она меня выдрала ещё, что телефон без спросу взяла.

— Значит, в этот день вечером… папа ногу сломал! Вот о чём они предупреждали. И если бы мама Люсю не убила, они бы не поссорились и…

— Да! Помню, их нельзя обижать, иначе плохо будет, — твоя бабушка говорила.

Петя вдруг вспомнил о сегодняшних, бесцеремонно выгнанных им коровках. Они тоже выкладывали дату и время. Два, восемь или девять, ноль, семь… что же там дальше?

— Двадцать восьмое или двадцать девятое июля… — начал размышлять вслух Петя, — что же будет?

— Ты поступать в Новосибирск уедешь двадцать девятого, — печально вздохнула Динка, и тут же перевела в шутку, пока он не заметил, — отправь коровку к Перуну, пускай с экзаменами поможет!

— Ещё чего, я её лучше буду держать, как заложника, вот тогда и поможет.


***

Возвращаясь с тенниса, Петька ещё издали заметил: дом изменился. По стене расплывались огромные красно-оранжевые пятна то ли краски, то ли смолы. Казалось, шестнадцатиэтажку обстрелял сумасшедший игрок в пейнтбол, или кирпичи вдруг стали загорать на солнце (в тени клёна стена осталась чистой). Малышня отковыривала краску ветками. Подойдя ближе, Петька с ужасом понял: они сбрасывают вниз и топчут божьих коровок!

— А ну пошли отсюда! — гаркнул Петька, для убедительности слегка пнув ближайшего пацаненка чуть пониже спины. Тот разразился громким рёвом и на его защиту прибежал старший брат. По счастью больше злой, чем сильный. Петька в два счёта расквасил нос защитнику и поверг в бегство всю семейку.



— Хулиган! Ты зачем маленьких бьёшь? — окликнула Петю сердитая бабка со скамеечки.

— Они божьих коровок убивали.

Петя указал на стену, облепленную тысячами жучков.

— И правильно, — фыркнула старуха, — расплодились на нашу голову, ничего вот завтра придут из ЖЭКа и потравят их дихлофосом.

— Вы что! Их нельзя убивать, они… — захлебнулся от возмущения Петя, — они полезные и, если их убить — беда будет.

— Такой молодой, а в приметы веришь, — старуха оскалилась крупными вставными зубами, — был бы жив твой дед, Пётр, уж он бы тебя уму разуму поучил: чтоб детишек не обижал, да голову не забивал ерундой!

— Не ваше дело! — Петька ураганом пронёсся мимо старухи в подъезд и, не дождавшись лифта, наверх по ступенькам. Между пятым и шестым этажом решил окончательно: переправлю фамилию во всех своих документах. Подумаешь, одну букву допишу впереди и всё, всё, никто больше не будет тыкать дедовским примером. Сам поступлю. Сам выучусь. Сам.

Он вжал кнопку звонка и не получив ответа, полез за ключом. Войдя в комнату родителей, усмехнулся: хорошо, что вас нет, обойдёмся без свидетелей. Мама держала все документы в столе, ему пришлось раскапывать залежи квитанций, чеков, каких-то заявлений… наверху голубоватой бумаги с тиснением мелькнуло слово «свидетельство». Наконец-то «свидетельство о рождении» — обрадовался Петька и развернул бумагу.

Свидетельство об усыновлении (удочерении). Громов Пётр, второго августа, две тысячи десятого года усыновлён Орловым Георгием Петровичем и Орловой Инной Сергеевной.

Что?! Петька ошалело смотрел на документ, в первую секунду не поняв, зачем родители усыновили Петра Громова и куда он делся, а потом осознание накрыло, как ведром ледяной воды. Он всю жизнь прожил в чужой семье, ему всю жизнь врали о его похожести. А он так старательно подражал чужому деду. Родителями их считал. С их родным ребёнком нянчился. Даже не обижался, что про него забыли и Леську больше любят. Думал: так и надо, полагается с мелочью сюсюкаться.

Ну что ж, зато менять ничего не надо. Громов, обычная фамилия, ни одного знакомого с такой нет, и в училище вряд ли её кто знает.

Он вдруг понял, что видеть больше не может обманщиков. Петька взял из стола пятитысячную купюру на дорогу (заработаю и верну!) и, закинув в рюкзак несколько смен белья, телефон и божью коровку в «домике», выбежал из квартиры. До вступительных экзаменов оставалось два дня, и Петька надеялся провести их в общежитии училища. Но поезда до Новосибирска уже не ходили. Купив билет на завтра, Петька забрался на ночёвку в спортклуб.

Охранник увлечённо болтал со своей подружкой, и незаметно проскочить у него под носом не составило труда. Петька устроился на матах для прыжков в высоту. Для Каравеллы он утащил из столовой единственный хилый фикус и, обильно полив его водой, выпустил коровку пастись. Извини, девочка, сегодня ужинаем по-походному, зато как в Новосибирск приедем — оттянемся!

На мобильнике Петька заранее отключил звук, чтобы не нашли. Ставя телефон на зарядку, увидел десять пропущенных вызовов от папы и тридцать семь от мамы. Папы? Мамы? Хотел их тут же переименовать в записной книжке, но не смог придумать в кого и отложил до завтра.

Проснулся он от неприятного пощипывания на носу и, открыв глаза, увидел Каравеллу.

— Ты чего кусаешься? Голодная?

Каравелла перелетела на беззвучно звонящий телефон. Динка. Помедлив, он всё-таки решил ответить:

— Где ты пропадаешь! — она закричала так, что пришлось отодвинуть трубку от уха, — Мамка говорит, идёт мужик из ЖЭКа коровок дихлофосом травить!

— Так сгони их! Я сейчас при… — Петька осёкся, словно опять увидев голубой бланк, — я занят, не могу приехать.

Он сбросил звонок. Час до поезда, надо торопиться. Каравелла ещё раз куснула за нос и нарезала круги, не желая залетать в коробку. Потратив десять минут на ловлю, Петька сдался:

— Оки, забежим посмотреть, как там твои, и сразу на поезд.

Каравелла тут же вернулась в коробку и Петька, закинув её в рюкзак, поспешил к дому. Срезая дорогу через парк, заметил три красные точки в зелени. Присмотрелся, нет, не коровки — земляника. Выдрал целый кустик (некогда ягодки собирать!) и, сунув в карман рюкзака, Каравелле на обед, побежал ещё быстрей.

Успел как раз вовремя. Мужчина в тёмной спецовке и респираторе подходил к их подъезду. За его спиной висел красный баллон, похожий на огнетушитель, но огня поблизости не было. Рядом с ним семенила Динка и жалобно бормотала, стараясь заглянуть мужчине в лицо.

— Сейчас же уходите! — Петька, уперев руки в бока, встал перед незнакомцем.

Мужчина в спецовке махнул рукой, словно отгоняя комара, и сделал шаг к стене, покрытой стаями коровок. Динка пронзительно завизжала.

— Уходи, — повторил Петя, стараясь придать голосу, уверенности.

Мужчина сделал ещё шаг вперёд и направил шланг от баллона направо, метром выше Петькиной головы. Петька метнулся в ту же сторону, и не найдя чем прикрыть коровок выставил перед собой руку с зажатым ключом от квартиры:

— Уходи, а то хуже будет!

Внезапно потемневшее небо пересекла молния. Громыхнуло так, что в доме зазвенели стёкла.

— Пацан, ты чего? — мужчина сдвинул респиратор, его худое лицо с блёклыми усталыми глазами выглядело растерянным.

Ветер, как нарочно, плеснул в него дождём с большими колючими градинами. Мужчина, чертыхаясь, забежал под козырёк подъезда.

— Псих малолетний! — обернулся он к Пете, — из-за тебя мне их теперь три часа по квартирам травить.

Коровки спрятались от дождя по щелям, а многие залетели в открытые окна.

— Не надо травить, — Петя встал рядом с мужчиной, — Я сам по всем квартирам пройду и соберу их.

— Точно, по всем?

Голубой бланк свидетельства снова вынырнул из памяти вместе с лицами тех, кого он только вчера считал мамой и папой. С ними придётся встретиться. Или может послать Динку… Нет, придётся.

— Обещаю.

— Смотри, псих, — мужчина вытащил из кармана мятый листок с прикрепленной к нему ручкой, — вот, держи, чтоб по списку от каждой квартиры была подпись хозяина.

С листком в руке Петька позвонил в свою квартиру. Он не знал, что скажет обманщикам. Даже так и не придумал, как их теперь называть. Но когда открылась дверь, и он увидел радость в заплаканных глазах мамы, стало абсолютно наплевать на проклятую голубую бумажку. Они наперебой просили друг у друга прощения. Всё громче, всё оживлённой. За стеной подал голос проснувшийся ребёнок. Опередив маму, Петька заскочил в комнату и вернулась, баюкая его на руках.



— Ай-ай-ай разбудили Лёську, — воскликнул папа.

Полузабытое воспоминание сверкнуло в Петькиной голове. Он вытащил из кармана помятый земляничный кустик и протянул мелкому:

— Держи, Лёська, гостинец.

Ребёнок крепко вцепился в растение и затих, глядя на брата с довольной улыбкой. Родители тоже замолчали, и Петька решился спросить:

— Те… другие, кто они?

— Мы не знаем. В приюте сказали, что тебя подбросили в сильную грозу, отсюда и фамилия: Громов. Если хочешь… — папа замялся, — Ты можешь взять эту фамилию, и когда будешь поступать…

— Нет, не хочу.


***

Сборы коровок по подъезду заняли у Петьки с Динкой не три часа, а пол дня. В результате все жучки поместились в две коробки: одну от монитора, вторую от телевизора.

На поезд Петька всё равно опоздал и, они с папой, загрузив в машину коровок, отправились на центральный вокзал Красноярска. По пути заехали на маленький зелёный островок посреди реки, единственной дорогой связанный с городом. Папа и Петька на «раз, два, три!» дружно открыли коробки, и густое красное облако поднялось в воздух. Обратно к машине им пришлось бежать — потерявшие ориентацию испуганные коровки норовили усесться на спасителей, а некоторые ещё и пребольно кусались.

— Ух, оторвались! — засмеялся папа, когда они подъезжали к вокзалу.

Закрутившись в поисках нужного перрона и состава, они едва успели попрощаться. Поезд тронулся. Высунувшись из открытого окна вагона, Петька махал папе рукой и кричал:

— Позвоню сразу же, как приеду! Или смс пришлю! Не волнуйтесь!

Он уже не слышал, что кричит папа в ответ, но на всякий случай кивал и улыбался. Город за окнами сменили деревеньки, а Петьку всё не покидалоощущение не до конца сделанного дела. Коровок выпустил, маме и Динке привет передал, вещи все собраны… Он открыл рюкзак и наткнулся на коробку от Манчкини. Ну конечно! Каравеллу не покормил. Ничего, девочка, сейчас творожка купим или сладкий сырок в воде размочим.

Посадив коровку на руку, Петька направился искать вагон-ресторан. В тамбуре Каравелла вдруг взлетела и уселась на стоп-кран. Он попытался снять коровку, но она ловко уворачивалась, каждый раз возвращаясь на прежнее место.

— Эй, я не буду тормозить поезд! Мы только сели, — попытался урезонить коровку Петя.



Поезд остановился сам, да так резко, что Петька чуть не упал. Двери открылись, но платформы не было. Они стояли посреди луга с цветущими ромашками, вдалеке паслись кони. Недоумённые пассажиры выпрыгивали наружу покурить и размять ноги. Двое самых активных поспешили к началу состава, Петька с Каравеллой на плече увязался за ними.

Не зря. Оба стекла головного вагона снаружи были залеплены густым слоем божьих коровок. Сломанные дворники замерли удивлённо поднятыми бровями. Машинист озадаченно наблюдал за происходящим стоя на шпалах.

— Да вы издеваетесь! — вырвалось у Петьки.

Машинист, придя в себя, запустил в коровок фуражкой и разразился трёхэтажной бранью. Из не матерных слов Петька уловил только «букашки», «ржавая рухлядь» и «товарняк через пятнадцать минут».

— Может, успеем? — молодой помощник помахал к машинисту щётками. Они принялись счищать коровок, высунув руки из окон кабины, каждый, со своей стороны. Потный раскрасневшийся толстяк, прибежавший одним из первых, помогал им. Он в прыжке стряхивал жучков пиджаком, обмотанным на руку. Невысокая миловидная женщина отчаянно пыталась достать коровок зонтом. Подходили другие пассажиры. Охали-ахали, снимали на телефоны.

Петька укоризненно посмотрел на Каравеллу:

— Люди торопятся, а твои всех подвели. Быстро скажи им, чтоб разлетались.

Каравелла не тронулась с места и он, рассердившись, скинул её с руки и пошёл разгонять остальных коровок. Не пришлось. По соседнему пути пронёсся товарняк гружёный углем, и коровок как ветром сдуло. Они дружно поднялись в воздух и перелетели на картофельное поле.

— Едем?! — с нажимом спросил толстяк у машиниста.

— Нет, наш путь сейчас займёт товарняк. Два часа гуляем.

Люди, недовольно ворча, расходились.

— Ничего страшного, без тебя не начнут, — успокаивала толстяка женщина с зонтом, — а ты пока отдохнёшь, смотри какая погодка чудесная: тепло, солнце, облачка разбежались…

Совсем рядом послышался раскатистый грохот. Пассажиры, как по команде, подняли глаза к небу. Оно голубело по-прежнему. Ничего не понимающие люди высказывали предположения: «сухая гроза», «полигон рядом», «учения» …

Объявление по громкой связи потрясло всех: шум был от крушения товарняка. Вода, скопившаяся после вчерашнего ливня, прорвала насыпь и путь размыло. Проехать не удастся.

— Мы бы разбились… насмерть… — прошептала женщина с зонтом.

Минута молчаливого осознания, произошедшего сменилась лихорадочной активностью. Люди звонили родным и близким. Радовались, успокаивали, планировали встречи. Петька позвонил зачем-то Динке:

— Наш поезд чуть в аварию не попал, но коровки всех спасли.

— Ух, ты! — тоненько пискнула Динка, так издалека, что у него защемило в груди, — А ты ими командовал?

— Типа того.

— Не знала бы твоих родителей, точно бы подумала, что ты — сын Перуна-громовержца, — захихикала Динка.

— Чушь не неси, — смутился Петька, — Теперь не знаю, как нас отсюда вывозить будут, может и обратно в Дивногорск вернут.

— Ну и пусть, — смеялась Динка, — а я тебя встречать приду с цветами.

— Давай, и оркестр не забудь!

На душе у Петьки вдруг стало легко-легко, так бы и взмыл под облака. Он плюхнулся в траву, наслаждаясь видом бескрайнего чистого неба.

— А мы теперь на самолёте полетим? — раздался рядом детский голосок. Девочка лет четырёх примеряла венок из одуванчиков.

— Обязательно, а то на поезде нам уже не успеть, — ответила молодая женщина, дополняя убор малышки васильками.

«Точно! К экзаменам теперь только на самолёте успею!» — вспомнил Петька и вместе с давним страхом проклятья в небе появилась тёмная туча.

— А если тучка дождик принесёт? — словно прочитала его мысли девочка.

— А мы её прогоним. Нам ведь не нужен сейчас дождик, — ответила женщина и, строго прищурившись в небо, потребовала, — Ну-ка тучка, уходи!

— Уходи! — повторила за ней девочка. Туча не послушалась и девочка, покрутив головой в поисках поддержки, заметила Петьку, — Помоги тучку прогнать!

Петька скептически покачал головой. Но маленькая попутчица не сдавалась, и Петька крикнул вместе с ней:

— Уходи, туча!

Тучу унесло невесть откуда взявшимся порывом ветра. Над Петькой снова было чистое голубое небо.

— Она тебя послушалась! — захлопала в ладоши малышка.



Петька глазам не поверил. Зажмурился. Вспомнил все свои «грозовые» ссоры и игры на улице всегда в хорошую погоду. Снова посмотрел на небо и… понял. «Это я. Сам делал себе погоду. Что там говорила Динка, про сына Перуна?»

— Эй! Каравелла! — крикнул Петька и на его протянутую руку села любимица. В челюстях она сжимала большую сочную тлю, по бокам от неё пристроились ещё четыре коровки поменьше. Воздух рядом с Петькой загудел: жучки сотнями взлетая с картофельных кустов, зависали в нескольких метрах над землёй. Только Каравелла сидела на Петькиной ладони, подняв мордочку, словно вглядываясь в его лицо.

Он поднёс Каравеллу к глазам:

— Я желание загадал, слушай… Лети на небо! И пусть у тебя всё будет хорошо — Перун не обижает, дом не горит, детки веселятся.

Каравелла медленно поднялась в воздух, сделала круг у Петькиной головы.

— Давай-давай, я не передумаю, — крикнул Петька, — а мы с тобой ещё полетаем вместе, когда я лётчиком стану!

Коровка взмыла в небо и исчезла в белоснежном облаке, похожем на след от самолёта.