В когтях безумия [Павел Викторович Ившин] (fb2) читать онлайн

Павел Ившин В когтях безумия

Пролог

Говорят, что ночь в июле полна соблазнов, но скажу вам, что безоблачные августовские ночи ничуть не хуже, а даже наоборот. Каждый год в одну из таких ночей, все люди собираются у большого костра и слушают истории из давно забытых времен: о великих подвигах, о героях, чья храбрость не знала границ, о временах, темнее которых еще не было и вряд ли будут, о тернистом пути, о любви и предательстве, о великой цели и достижении ее. Все помнил мудрый старец, сквозь века неся наследие человечества.

Костровые подбрасывали поленья в костер, костер потрескивал, древесина ныла и изредка стреляла, огонь с жадностью пожирал все, что ему предлагали щедрые руки костровых. Где-то в сторонке дети, расставив руки, бегали друг за другом, дети постарше разглядывали небо и с открытыми ртами слушали легенды о каждом из созвездий. Мало-помалу все заканчивали свои дела и усаживались на полянку перед костром, день был жаркий, а ночь только началась, поэтому земля еще не успела остыть — сидеть было приятно и удобно.

Ночь выдалась чудной, как раз для захватывающих дух рассказов. Легкий ветерок с моря раздувал костер, пригибая траву то в одну, то в другую сторону, Луна огромным желтым диском висела на небе, казалось, что еще немного и можно будет разглядеть каждый ее кратер. Весь небосвод был усеян звездами, люди водили пальцами по небу, показывая друг другу созвездия и придумывая новые.

И вот, наконец, все уселись и замолчали, создав гудящую, томную тишину, наводящую ужас и холод, у многих пробежал холодок по спине. Наконец грубое и хмурое лицо старца сменилось добродушной улыбкой, растаяли и зрители. Старец, прихрамывая, добрался до кресла, выдохнул и прикрыл глаза. К нему подбегает девочка, красивая, как божий день, берет его за руку своей маленькой ручкой, старец открывает глаза.

— Дедушка, дедушка, а что ты нам будешь сегодня рассказывать? — медленно, но правильно выговаривая каждое слово, спрашивает девочка.

— О, это очень интересная история, но очень страшная, ты точно испугаешься! — пряча ухмылку в бороду, говорит старец.

— Нет! — восклицает девочка. — Я смелая!

— Охох, — смеется дед. — Ну ладно, проверим, беги к маме, сейчас начнем.

Девочка возвращается к матери, а старец наклоняется вперед, опираясь рукой на колено, и начинает говорить.

— Я несказанно рад, что дожил до этого дня, я очень боялся его не увидеть, — задумавшись, дедушка смотрит сквозь толпу, — Я рассказывал вам много историй. Плохие и хорошие, на некоторых вы засыпали, а некоторые вы переживали нутром, но самую главную и самую важную историю я вам еще не рассказал. Эта история времен ваших дедов, но о ней не любят говорить. Может быть, им просто стыдно, что они смогли допустить такое, а может просто свидетели и участники тех событий не дожили до наших времен, но я хочу, чтобы имена героев были увековечены в летах, а память о них была вечна. Народ должен знать героев в лицо. Их имена и без того были забыты слишком долго. Негоже это, негоже… — костровые подбросили дров в костёр, спровоцировав новый всплеск горячих искр.

Глава 1

Погоня

Семьдесят гончих преследовали Яра вот уже вторые сутки. Он без устали пробирался сквозь густо поросший еловый лес, все его лицо, руки были изрезаны маленькими ранками, из которых сочилась кровь. Он бежал без направления, просто вперед, наудачу, прочь, от преследовавших его собак и «Зубной феи». Ему уже не в первый раз довелось встречаться с «Зубной феей», а он понятия не имел что или кто это такое, но знал одно наверняка — встреча сулит беду и в один прекрасный момент может оказаться последней. Мысли о кончине посещали его всё чаще, он уже не ориентировался в пространстве, а просто бежал, бежал прочь, будто бы был запряжен в колесницу, кучером которой был страх, страх ужасный, в черных рваных лохмотьях, на лице которого сверкала зловещая ухмылка. Лай собак звучал со всех сторон, или это просто эхо потешалось над своей жертвой? Так или иначе, но единственное, что сейчас хотел Яр — это провалиться под землю, он не видел иного спасения. Ели бы он остановился, чтобы прийти в себя и выбрать верный маршрут, его сразу бы настигла погоня и неминуемо лишила его жизни или и того хуже пытала потехи ради. Ориентироваться на ходу он не мог, ели и сосны густо росли друг к другу, их вечно зеленые кроны скрывали небосвод и не пропускали дуновение ветра. А может ему все это кажется, может это просто сон или какой-то аттракцион, но нет, все его сомнения растаяли, когда он упустил из виду низко склонившуюся сосну, врезавшись в нее и потеряв равновесие. Тут же его настигли две гончие и стали яростно грызть его ноги, раздирая плоть в разные стороны, вернее сказать он себе это придумал, на самом деле собаки просто лаяли и кружились вокруг него, подобно акулам. Вскоре подоспели и сами «феи», на лицах у них были маски с зубастыми ухмылками и безумными глазами, на спинах — волчьи шкуры, все люди выглядели одинаково. Сомнений не было — это был какой-то орден или секта, однако их мотивы Яру были не ясны, да и неважно это уже было, его настигли, а это значит, что он не смог спастись, посему он теперь в их власти, а если уж изнасилования избежать нельзя, то нужно расслабиться и получать удовольствие. Было какое-то странное ощущение спокойствия, как будто целью его побега являлся этот плен, и он ее достиг, хотя еще минуту назад, он считал совсем иначе. От собак дурно пахло, вернее не дурно, а странно, пахло хозяйственным мылом вперемешку с акульим мясом. И чем больше собак видел вокруг себя Яр, тем тяжелее и гуще становился воздух, а собаки размазывались вокруг, словно он оседлал юлу или волчок. Этот запах его дурманил, вскоре и вовсе усыпил. Собаки были как снотворное, носящееся на скорости сорок километров в час, и как только Яр отключился, собаки исчезли, будто бы их и не было, над ним остались стоять только трое людей в волчьих шкурах.

— Прекрасно, дело сделано, — резюмировал, видимо, старший в отряде.

— Ты не слишком-то хорошо его знал, его пришлось долго преследовать, — без какой-либо интонации говорил второй человек.

— Если тебе надоело быть в волчьей шкуре, так и скажи, — также равнодушно парировал старший.

— Нет. Это лучше, чем умереть. И все же погоня могла быть более молниеносной, и могло обойтись без иллюзий.

— Вот именно, — поддакнул третий, — два дня за ним гонялись.

Вокруг Яра стояло всего три человека и сотни деревьев на долгие дни пути. Все это было иллюзией. Многократное численное превосходство преследователей, гончие, их странный запах — это были лишь уловки и не более. Но усталость и истощение сделали свое дело — рассудок Яра помутился, он видел и слышал то, чего на самом деле не было, поддался панике и в итоге проиграл, проиграл в первую очередь самому себе, и в конце концов, то ли от усталости, то ли от страха, потерял сознание.

— Оставить разговоры — прервал все дебаты старший в отряде.

— Не слушай его, Костет, дело сделано, так или иначе, но сделано, пора заканчивать с ним. Его уже ждут в лагере, там можете собачиться сколько захотите, если жизнь не дорога.

Яра привязали к палке, плотно обмотав его толстым канатом от голеностопа до груди. Двое оборотней, а может и не оборотней, кто знает, ведь Яр видел только собак вокруг, а потом появилась эта троица. Может это были и не люди вовсе, они взвалили себе на плечи длинную палку, к которой был примотан Яр, и зашагали за старшим в отряде по направлению к лагерю, не проронив за время пути больше ни единого слова. Их лица были словно выбиты из камня, отлиты из стали — они не проявляли никаких эмоций. Почему? Видимо, они не хотели собачиться. Видимо, им была дорога жизнь.

Глава 2

Подземный город

На удивление еловый, темный, лес быстро кончился, еще бы немного и Яр вырвался из него, а там гляди, все кончилось бы иначе. Вокруг светлело, все чаще встречались березы и опушки, еще немного погодя деревья стали встречаться все реже и реже и вскоре вовсе стали одинокими. Солнце было в зените, полдень, пели птицы, дятлы доставали короедов из коры, жизнь кипела, и ничего уже не напоминало о том темном вымершем лесу — обители смерти, страха, боли и несчастья. Их было трое, они без устали несли свою добычу, не сбавляя темпа и ни разу не сбиваясь с четкого, широкого шага. Вскоре они вышли к небольшому, но сильному водопаду, за стеной воды которого, был маленький вход в пещеру — круглое отверстие полтора метра в диаметре.

Сколько лет ни живет человечество, а более совершенного убежища, чем пещера за водопадом не придумало. Такие пещеры встречались крайне редко, либо они были не столь глубокими, либо в них было полно живности. Толща вниз спадающей воды отбивала любой запах, и никакая ищейка ни по запаху, ни по следу не могла их вычислить.

За маленьким входом в пещеру открывалась огромная сеть гротов, находившихся на разной глубине. Почти в каждом гроте была сделана вентиляция, которая служила запасным выходом, отверстие было достаточно широким и по одной стороне имело ступенчатый профиль, чтобы в случае опасности по этой импровизированной лестнице можно было выбраться на поверхность. Пещера состояла из одного высоко вертикального, цилиндрического зала, вокруг которого спиралью вниз шла тропа иногда сменяясь на лестницу и обратно. Вглубь скалы от главного зала во все стороны расходились пещеры, которые заканчивались многочисленными гротами, хранившими в себе несметные сокровища: различные драгоценные камни, материалы, ценные вещи с абсолютно разных эпох. Были библиотеки, лаборатории. Это был целый город в скале, там были женщины, дети, самые обычные семьи, которые жили и умирали в пещере, этот пещерный город был их домом.

Заходя в пещеру, они повернули сразу налево — там было что-то вроде прихожей с большой доменной печью в углу. Все, кто возвращались снаружи, снимали свою одежду и сжигали её в печи, чтобы не принести никаких враждебных инфекций в подземный город, где установился весьма своеобразный микроклимат. Они сожгли маски, всю верхнюю, балахонистую, серую одежду с красным мешковатым воротом и переоделись в типичную хлопковую, но простую одежду подземного жителя.

Яр уже начал приходить в себя и видел весь их ритуал, но не дал себя раскрыть, продолжая лежать так же неподвижно и ожидая, что будет дальше и как же поступят с ним. Его не заставили долго ждать. Один из них вышел из прихожей, повернулся к выходу из пещеры, стал шептать какие-то слова. Яр еще плохо слышал, но окончание фразы услышал четко: «…ila Yar». Приоткрыл один глаз и увидел, как загорелся перстень на выставленной вперёд руке. Он насторожился, однако долго напрягаться ему не позволили: его одернули, развязали веревку, содрали всю одежду и бросили в костер, поле чего омыли дождевой водой из бочки, которая была вмонтирована в скалу и безупречно замаскирована, выдали новую одежду и пошли себе спокойно вниз по винтовой тропинке. От такого развития событий Яр опешил. Он остался наедине с печью, парой скамеек, душевой и нескончаемыми комплектами новой одежды подземных жителей.

Яр еще раз оглянулся: сомнений не было, он был абсолютно один. Он рванул к выходу и ударился, как будто там было стекло. Вдруг двое молодых людей показались из-за поворота, он испугался, но не подал виду, так и оставшись смотреть на падающую воду. Ребята не признали в нем чужака и спокойно вышли из пещеры, как ни в чем не бывало. Яр попробовал последовать за ними и снова во что-то уперся. Теперь было не сложно понять смысл того маленького заклинания и горящего перстня — его здесь заперли.

Делать было нечего. Яр с присущей ему осторожностью пошел вглубь пещеры по тропе. Как бы это ни было странно, но никто не обращал на него никакого внимания, хоть Яр и вел себя крайне подозрительно: постоянно оглядывался, ступал осторожно и шугался людей. Город жил обычной жизнью, в одном из гротов был школьный класс, во втором — столовая, в маленьких гротах ютились различные лавки. На стенах по всей длине тропинки висели красивые медные подсвечники. Где-то местами падал солнечный свет через специально вырезанные в скалах воздушные ходы. «Все это замечательно», — подумал он про себя, — «но я уже двое суток ничерта не ел», — и направился прямиком в столовую. Еды было море и самое главное — вся бесплатная. Он набрал себе целый поднос разнообразных яств и начал уплетать за обе щеки, чем должен был вызвать еще больший интерес со стороны местных жителей, но никто и ухом не повел. Никто, кроме одного человека, которому градоначальник поручил следить за Яром.

Яр проснулся на следующий день, оглянулся, он был в той же столовой. На губах и языке ещё остался сладкий привкус фруктов. «Видимо, я наелся и от усталости рухнул лицом на поднос с фруктами, которые так старательно выбирал», — про себя подумал Яр. Он еще раз оглянулся — никого. Время было раннее или позднее, один черт — в пещере не разобрать, где день, а где ночь. Одно он знал точно, что прошло уже много времени с его появления в подгорном городе. «Как-то неловко получилось, будто я какой-то пьяница…».

Он встал и быстрым шагом направился к главной «улице» города. За углом его ждали.

— Долго же ты спал, Яр Белорукий, — сказал незнакомец.

— Кто ты? Откуда ты меня знаешь? — с неким недоверием в глазах сказал Яр.

— Не переживай, мы много про тебя знаем, не думай, что ты попал сюда по случайности, — спокойно ответил высокий мужчина с гусарскими усиками.

— Ты кто? — настаивал Яр.

— Мое имя тебе ни о чем не скажет. Считай, что я твой провожатый по подземному городу, помогу тебе освоиться и научу здесь жить, хотя… — мужчина задумчиво закатил карие глаза. — К черту, к черту секреты. Я — Вир или Вириандлес. Все зовут меня Вир.

— Не мудрено, хрен выговоришь. А теперь скажи мне, Вир, какого черта я здесь оказался? Я не хочу здесь осваиваться и жить. Какого лешего ваши эти «Зубные феи» меня схватили и приволокли сюда?

— Зубные кто? Неужели ты веришь в сказки? Ну же, ты ведь уже взрослый, — с издевкой проговорил Вир.

«Бесполезно», — подумал про себя Яр. — «Я попал сюда надолго, этот провожатый либо дурачит меня, либо правда не знает ничего об этих «Зубных феях», а единственный выход отсюда закрыт для меня.… Или он не единственный?»

— Ну ладно, Вир, прости меня, я был не прав, столько всего произошло за последние сутки, я думаю, ты понимаешь, — неумело стал переводить тему и казаться покладистым Яр. — Хочу все здесь осмотреть, вижу, вы хорошие ребята, по крайней мере еда у вас отличная.

Вир улыбнулся.

— Ну, хорошо, идем, — коротко улыбнулся Вир и показал рукой направление, на пальце у него был странный перстень, не такой, как у этих «зубных фей», но Яр теперь относился с опаской к любым подобным украшениям, особенно на мужских руках.

«Лжет» — подумал про себя Вир, — «Лжет и лжет неумело, ну что ж, тем легче будет его контролировать».

Они пошли вниз по винтовой, достаточно широкой, тропе.

— Насколько я знаю, — начал экскурсию Вир, — во всех наземных городах правители и первые люди живут в высоких замках, красивых башнях, как можно выше от земли, чтобы открывался красивый вид и прочее. Мы же лишены таких условий, поэтому наши правители живут на самом дне этой ямы, мы называем это место Логово Государей — это сердце города, наша гордость. Стены Логова из золота, в прямом смысле этого слова. Когда город стал расти, требовалось больше места, и мы копали вниз и осваивали все новые глубины, высоты по-вашему, если ты посмотришь на стены, то увидишь, что сначала ходы вырублены грубо, неказисто, погружаясь глубже, стены становятся ровнее, аккуратнее, ведь шло время и наши методы и орудия эволюционировали. Если взять профиль пещеры на всю её глубину, то можно будет наглядно увидеть все вехи нашего развития, подобно поперечным кольцам деревьев.

Было видно, что Виру нравится его город, он очень его любил и рассказывал с какой-то особенной интонацией, с неким трепетом. Его было приятно слушать, но Яр был строго убежден, что наземные города были много краше, хотя что тут спорить. Это как пытаться объяснить религиозному фанатику, что Бога нет.

— Впрочем я отвлекся. Так вот, о Логове Государей: город расширялся вглубь и вширь, и мы вышли на скопление золота в горной породе. Сначала там был рудник, а когда он исчерпался, один добытчик предложил не выбивать последний слой золота из скалы, а сделать там красивый зал. Эту идею многие поддержали и после стали называть этот грот Логовом Государей.

— Красивая история, — поддакнул Яр.

— Несомненно, — заключил Вир. — Однако таких историй не так уж и много, почти все оставшиеся гроты были просто вырублены в скале, хотя для общественных нужд другие и не нужны. Всего в городе одиннадцать этажей: первые семь этажей — это жилые кварталы, рынки, школы, как ты уже заметил, столовые. Следующие два этажа, восьмой и девятый, можно сказать, промысловые и промышленные. Десятый этаж — гвардейский, целиком и полностью обустроен для нужд войска Государя. Ну и одиннадцатый, как ты уже понял, государев этаж. Вот такая простая классификация.

Он немного подождал, дал возможность Яру как-то прокомментировать его монолог, но такой возможностью собеседник, вернее слушатель не воспользовался.

— Хм… — задумчиво произнес Вир. — Я распорядился, чтобы тебе выделили спальное место. Третий этаж, восемнадцатый грот. Там о тебе уже знают и все объяснят. А сейчас, я вынужден откланяться, был рад знакомству, Яр Белорукий, — учтиво произнес Вир и протянул руку вперед.

— Взаимно, — отчеканил Яр и протянул руку в ответ.

Вир пожал руку за запястье. Увидев вопрос в глазах Яра незамедлительно дал ответ.

— У нас приветствуют так, чтобы сразу проверить нет ли кинжала у собеседника и понять свой ли человек перед нами или нет.

— И как я узнаю свой или не свой?

— Этого я тебе пока рассказать не могу, — Вир улыбнулся и быстрым шагом ушел на нижние этажи.

«Ну и пес с тобой, все равно здесь надолго не задержусь», — подумал про себя Яр и направился на третий этаж, в восемнадцатый грот.

Он долго плутал, прежде чем нашел восемнадцатый грот третьего этажа. Однако, все, что ни делается, все к лучшему. На своих ошибках люди учатся быстрее, и вот пару раз потерявшись, Яр стал гораздо лучше ориентироваться и разобрался в нумерации гротов. «Достопочтенный, многообожаемый Вир», — ворчал про себя Яр, — «дурак он да и только! Адрес сказал, а сказать, какие закорючки что значат, не сказал! Напыщенный показушник!».

Яр и знать не знал и думать не думал, что у подземных жителей будут совсем иные цифры. Ни арабские, ни римские, как во всем цивилизованном мире, а какие-то свои, уникальные закорючки, похожие на геометрические фигуры, правда, очень отдаленно. Линии были крайне неровные, похожие на червей. Подгорные жители считали углы этих фигур, таким образом, Яру нужно было найти грот с номером «знак больше и восьмиугольник».

Грот был обустроен как типичный хостел, только кровати не двухэтажные, а трехэтажные. На входе за столиком сидела миловидная девушка тоже с карими глазами и как это ни странно, на ее аккуратных маленьких ручках был такой же перстень, как и у этого крайне сомнительного Вира. Все это было безумно подозрительно. Над входом висела табличка с надписью: «Сны — отражение реальности. Реальность — отражение снов». «Очень мило», — подумал Яр.

— Добро пожаловать в нашу «Колыбель», — начала девушка. — Это вы Яр Белорукий?

— Н..да, Яр — это я, здравствуйте, — вполне учтиво ответил Яр, с девушкой не было смысла ссориться, но и дружбу заводить тоже, уж слишком не нравится, что у них с Виром одинаковые кольца. Может быть, обручальные?

— Проходите, я покажу вам ваше место.

Она проводила его в противоположный конец грота.

— Вам на самый верх, третья полка.

— А можно мне лечь вниз, вдруг ночью приспичит, мало радости сонным спускаться с такой высоты, — начал хитрить Яр.

— Мне жаль, но Господин Вир четко сказал, что ваша колыбель третья, на самом верху, — с сочувствием и прикрыв глаза, сказала девушка.

— Ох… — недовольно выдохнул Яр.

«Господином называет, нет, точно не жена, но очень милая».

Яр полез в свою трехметровую колыбель, решил еще раз взглянуть на смотрительницу заведения, та убирала прядь волос. Яр увидел надпись на кольце, точнее две буквы: «ЗФ». Резко отвел глаза и быстро вскарабкался наверх. Лег и стал переваривать увиденное.

«ЗФ» — что это может значить? Нет, только не это, этого не может быть, в голову лезла лишь одна ассоциация — «Зубная фея». Какого черта им нужно? Как такая милая девушка попала к таким подонкам? Этого точно не может быть! «ЗФ» — что это может быть такое? Аббревиатура, сокращение или просто выкинули гласные? Мудрецы говорят: «Смотри и ты увидишь». И Яр уже увидел ответ, но не понял этого. Слишком было рассеяно его внимание, слишком он был эмоционально неуравновешен. Многое его напрягало, на многое не было ответов.

Недолго Яр задавался вопросами, колыбель как будто поглотила его, засосала в сон. Еще недавно он был полон сил, а спустя пару минут он уже спал без задних ног.

Глава 3

Похищение Костика

Омские Ястребы, переживавшие тяжелый кризис, проиграли последний домашний матч с разгромным счетом, на этот раз, как молотом по наковальне, по ним прошелся пражский «Пивовар», забросив в ворота хозяев шесть безответных шайб. Костик шёл с понурой головой, шарф отца, привязанный к запястью, подметал улицу, проходя сквозь море окурков и пивных пробок, подобно «Седову», когда-то разрезавшему морскую гладь. Костик шёл в арьергарде кучки еще верящих в победы своих кумиров фанатов и мог видеть, как чешские болельщики допивали последнее пиво из ларьков и не стеснялись разбивать бутылки о стены стадиона, ведь они, как и многие другие, знали, что всё это хулиганство сойдет им с рук. Они ведь гости, да еще и иностранные, ведь нельзя, чтобы о России подумали плохо… И от этого становилось еще печальнее, обида, ненависть, злость, весь букет самых низких и отвратительных чувств созревал в груди у Костика, он понимал, что дальше так жить невозможно. В нём просыпалась бунтарская сущность, живущая в каждом из нас и сподвигающая порой на отчаянные поступки, а порой на глупости и разрушение. Дух, душа — всё его существо кричало и просило хлеба и зрелищ, и только разум негодовал, как такое могло случиться, как мы дошли до такого, нет, не о проигранном матче шла речь, ставки были гораздо выше, а проигрыш еще более болезненным. Страна катилась в преисподнюю ко всем чертям, бесам, демонам, лилитам и прочим адским сущностям. Ничто не могло этого изменить. Вот уже выросло четыре поколения после раскола Советского Союза, и как бы президент на Новый год не пытался уверить народ в том, что мы идем в гору, темпы нашего развития растут, демография улучшается, а вооружение становится более совершенным, и что в этом аспекте мы не отстаем от стран лидеров… Все это ложь: нельзя скрыть того, что уже почти опустошены Васюганские болота, а города-металлурги Урала больше таковыми не являются из-за отсутствия сырья. Рост населения увеличивается только за счет приезжих семей, а число коренных народов сокращается с огромной скоростью. Уже не осталось тех, кто при нападении на государство сможет дать отпор за Родину. Перевелись патриоты, лучшие люди уже в земле или влачат свое жалкое существование в забытых Богом местах, на осколках и окраинах когда-то великой империи. Уже не летают ржавые советские ракеты, и границы не защищены, и при всем этом новейшем вооружении, которое, кстати говоря, как Аврора на берегу Невы — муляж, отбиваться нам придется булавой и молотом. Костика переполняли эмоции, он не мог понять, как эта замечательная страна могла пасть так низко, и неужели не найдется Данко, который пожертвует своей жизнью ради спасения России. И это все только надводная, видимая, часть айсберга, которая необратимо тянула страну в новое Смутное время.

Закат, буквально на несколько десятков минут озаривший полуразрушенный рельеф города, дарил Костику мимолетную надежду на спасение, но она вместе с солнцем уходила за горизонт, оставляя его один на один с самим собой. Один человек на весь город, которому небезразлична дальнейшая судьба Омска, России, человечества, ведь если представить планету человеческим организмом, Россия — это мозг, а если с головой непорядок всем известно, чем это чревато… Именно поэтому вспоминаются слова одного рок-классика: «Перемен требуют наши сердца!».

Ветер подхватил пожелтевший лист газеты, поднял высоко вверх над землей, спиралевидным вихрем пронес его метров тридцать мимо Костика и аккуратно опустил в большой мусорный бак. Даже силы природы, ведомые языческими богами, стали помогать человечеству — давать знаки, подсказки. Россия должна выстоять.

Костик поднялся к себе домой на пятый этаж шестиэтажного дома, он снимал эту однокомнатную квартиру у одной старушки, с которой был в очень хороших отношениях, поэтому она закрывала глаза на вечный беспорядок в её квартире. Архитектура комнаты представляла собой футбольную или хоккейную арену, где чистый в центре комнаты ковер — это сама площадка для игры, а стопки чего-либо — это трибуны, которые пропорционально со всех сторон нарастали по мере приближения к стенам. Дома у него, как обычно играла классическая музыка, которая была действительно классической и признавалась таковой на мировом уровне, а не на уровне страны, ведь за последние годы развелось столько псевдоклассиков, которые переигрывали давно забытые шедевры и зарабатывали на этом состояние. Под такую музыку он расслаблялся, такая музыка помогала ему отвлечься от насущных проблем, поверить, что все действительно хорошо, и у человечества есть шанс на спасение.

Костик подошел к холодильнику «Саратов», который несмотря на свою древнюю историю до сих пор работает, хоть и периодически ломается, но после замены сломавшейся детали продолжает показывать чудеса стойкости и выдержки, как некогда Джеймс Дж. Брэддок на боксерских рингах во времена Великой Депрессии. Холодильник был пуст, ровно как и всегда в нем стояла бутылка кефира и десяток яиц. Костик взял кефир, снял с себя дедовский хоккейный свитер с фамилией Ягр и бросил в корзину с грязным бельем, вслед за ним полетел и шарф, который так методично подметал улицы на маршруте «Стадион-Дом», и сел в кресло-качалку, сделав большой глоток и откинув голову.

Дело шло к весне. Природа просыпалась после долгой и холодной зимы. Солнце становилось теплее, закаты красивее, облака выше, а воздух легче. И только в голове Костика зрели тучи, бушевала буря, вновь и вновь бросая на его лодку мечты волны океана безнадежности и безысходности, и, казалось бы, что вот-вот сейчас ударит девятый вал и перевернет лодку, но нет, сменилась композиция в плеере, заиграло веселое и задорное «Времена года. Лето» Вивальди. Утихала буря, впереди виднелись зеленые острова спокойствия, умиротворения, побывав на которых, ты осознаешь, что всё хорошее, что ты мог сделать — ты уже сделал, и с чистой совестью засыпаешь; но острова были далеки, и на пути к ним предстояло пройти много непреодолимых трудностей, ведь только сильным дано пить победы вино.

Костик открыл глаза: на часах уже была половина восьмого, стало быть, пора собираться на работу, деньги сами домой не придут, а жаль. Он пошёл на кухню, сделал себе на завтрак яичницу, умылся, принял человеческий облик, почистил костюм, отполировал до блеска туфли, взял плащ и широким шагом направился к двери. На пороге он обнаружил бутылку молока, такую же, как в Америке разносят по утрам к каждому подъезду, Костик оглядел лестничную площадку, посмотрел в окно, решил, что это Валентина Сергеевна, хозяйка квартиры, сделала ему такой маленький подарок, зная, что у него вечно пустой холодильник. Успокоив себя этим, но всё же оставив некоторые сомнения, он рванул вниз по лестнице перепрыгивая через одну, а порой и две, ступеньки. На крыльце лежала газета, сложенная вдвое и перевязанная веревкой, не поверив в какой он стране, Костик оглянулся, но вокруг были все те же люди с опущенными головами, старые заброшенные детские площадки, стадионы, школы, всё те же разбитые дороги и дураки, ругающиеся матом. Сняв парковочную цепь со своего велосипеда и оседлав его, Костик задрал голову чуть вверх, чтобы сполна ощутить все порывы ветра, которые взъерошивали его светлые волосы. Со стороны, наверное, забавно смотрится: молодой человек в костюме и плаще едет по улице на старом велосипеде, но его это не волновало. Он был на своей волне, и сейчас эта волна всё-таки символизировала взлет, а не падение, как вчера вечером, поэтому несмотря на утренние странности, которые в его среде выживания кажутся очень дикими, хоть и приятными, он был готов и хотел подарить каждому частичку добра, тепла и любви, но разве он мог?

Как ребенок ехал он по лужам, смешно поджимая ноги к груди, гонял голубей, проезжал на красный свет — детство захлестнуло его с головой.

— Мужчина! — раздалось из-за спины, — Вы обронили кошелек, — полная женщина протягивала в руке купюрницу с деньгами.

— Спасибо, — немножко отрешенно произнес он, сам не веря, что есть еще на Руси добрые и честные люди.

Как ни в чём не бывало, он поехал дальше, до места работы оставалось метров триста, но тут он засмотрелся на девочку, которая кормила голубей и врезался в черный Мерседес, который стоял на светофоре. Двое вышло из задней двери, скрутили ему руки и посадили в машину.

— Нет! Стойте! Это ошибка! Это случайность! — кричал он, — Я случайно врезался в вашу машину, давайте спокойно всё обсудим! — в ответ на это ему надели мешок на голову и стукнули по затылку.

Крик прекратился, а водитель повез тело Костика куда-то за город, куда-то вдаль, поднимая за собой клубы дорожной пыли. Велосипед одиноко остался лежать на переходе, описывая восьмеркой ход переднего колёса.

Очередная кочка вернула Костику часть сознания, часть потому что пульсирующая боль, отливающаяся красно-синим цветом в затылке, раскалывала его голову пополам, но сползший с глаз фризовый мешок вернул и вторую часть. Костик огляделся, двое громил спали, откинув голову назад. От водителя их отделяло тонированное стекло, а за окном мелькнул указатель «← 10 Пришиб».

«Ох, и занесла же меня нелегкая черт знает куда, а ведь день так хорошо начался…» — подумал про себя Костик.

Машина повернула, и он завалился на громилу, тем самым его разбудив, Костик быстро надел мешок на голову и притворился спящим.

Глава 4

Главный герой

Костик, как и многие в его годы, работал программистом. Действительно, что еще можно делать молодому человеку, чтобы не казаться белой вороной и хоть как-то, но зарабатывать себе на пропитание. Работал он в маленькой компании, работы, соответственно, было тоже мало, и, как следствие, зарплата тоже, зато много свободного времени, и Костик себя этим утешал. Он был холост и не собирался жениться, не потому что не хотел семьи, а просто потому что он не видел вокруг достойных девушек. Будучи расчетливым, Костик подсчитал, что ему вполне достаточно того, что он зарабатывает и в свободное время спокойно, с превеликим удовольствием, занимался любимыми делами. Нет, он не был каким-то уродцем, а даже наоборот — многим он нравился. Симпатичная внешность, экстремальные взгляды на жизнь, бунтарство и строптивость — мечта каждой девушки, но он их не замечал, как будто бы был у него в голове некий трафарет, идеал, с которым он сравнивал, и ни одна не подходила ему.

Как бы он ни пытался раскрасить свои будни, дни все равно были блеклыми и неинтересными. Он любил забываться во время катания на велосипеде и не раз въезжал в машину, после чего приходилось делать ноги от разъяренных и озлобленных водителей.

Так за годом год жизнь его шла мимо и ничего не менялось. Работа-дом, работа-дом. Он и предположить не мог, что его жизнь будет такой, а ведь совсем недавно он окончил школу с золотой медалью, казалось, что все пути ему открыты, что он, молодой и бойкий, возьмет с первого наскока любую вершину, но все его мечты разбились о суровые реалии. Он не раз думал, что родился не в том времени, и что было бы лучше, родись он хотя бы на полвека раньше, где люди жили, любили, переживали. Он проклинал тех, кто считал, что после них — хоть потоп. Он восхвалял тех, кто заботился о своем будущем и будущем своих детей, но их было меньше, вернее, почти не было. Если бы существовала Красная книга для людей, их бы туда обязательно занесли. Так, загруженный неподъемными для него мировыми проблемами, он шел из дома на работу и с работы домой…

Как и подобает молодому человеку, Костик снимал квартиру у одной старушенции на окраине города. Добираться было далеко, зато платить меньше. Дом был старый, обветшалый, но теплый и на редкость хорошо сохранившийся изнутри: подъезд, водопровод, электросеть — все было замечательно, все работало, как швейцарские часы в лучшие годы.

Он был сиротой, его родители погибли в результате обрушения ветхого дома, в котором они жили. От старости или от вредности, но дом решил, что больше он не может быть памятником советского зодчества и канул в лету. Каким-то чудом Костик уцелел, более того его просто аккуратно накрыло перегородкой в углу, которая и уберегла его, а в радиусе полуметра не было ни одного обломка или куска строительного мусора. Так четырехлетний Костик стал сиротой. Дальнейший его жизненный путь предсказать не трудно. Его ждал детский дом со всеми входящими туда «прелестями», но его это не сломило, он прошел этот этап, закалился, стал сильнее. Дальше школа и университет, одно только «но»… Он был сиротой.

Костик всегда говорил, что пережить все трудности жизни ему помогла вера, хотя близкие друзья понимали абсурдность этого высказывания, ведь они знали, что Костик ходил на все мессы и службы не из-за того, что верил в это, а просто потому, что в храме он набирался сил. Он приходил на исповеди и просто выговаривался, это помогало, спадало напряжение. Да и нельзя не отдать должного Русской Православной Церкви, ведь именно она спонсировала приют Костика. Подведя черту под всеми «за» и «против», Костик говорил, что, да, он православный христианин, хотя и понимал, что не знает ни одной песни из Библии.

Он очень любил загадки, возможно, поэтому он и любил ходить в храмы и церкви, ведь они были настоящими вратами между мирами. Нашим миром и тем миром, который был тысячи лет назад. И пускай храму в лучшем случае несколько веков, но сюжет витражей, росписей гораздо более древний. Красиво расписанные стены, множество икон, каких-то символов, знаков, про которые все уже забыли и знать не знают, что они значат. Костик поражался, как такие хрупкие изнутри строения могут так долго обходиться без капитального, да что там капитального, без вообще какого-либо ремонта. Тут-то и стал он верить в Божью силу, какую-то абстрактную, совокупную. Но все это ничто, по сравнению с той силой, которая калечит мир, человечество, Россию, Родину.

Глава 5

Состояние мира

Был обычный столичный зимний вечер, кстати говоря, столицу перенесли в Казань, обосновав это тем, что Москва стала более непригодной для жизни и походила больше на могильник радиоактивных отходов, нежели на жилой город. Не думаю, что глупые современные дети были счастливы увидеть картину пост апокалипсиса не в компьютерной игре, а за окном. Люди стали массово уезжать кто куда. Нынче уже не увидишь новогодних поздравлений президента у московского кремля, никогда больше не всплывет на фотографиях туристов собор Василия Блаженного, и почти полуторавековое московское метро более никогда не заговорит эхом поездов и громкими, шумными, усталыми разговорами жителей. Москва нынче разорена. «Нерезиновая» окружена трехметровой стеной, вокруг которой несут почетный караул. Теперь это выглядит так. Нет красивых мужчин в наутюженных мундирах с аксельбантами и ружьями, гордо несущих почетный караул у Вечного огня, памятника в честь давно забытой Великой победы. Многие скептики того времени, времени, когда у Федерации еще были шансы на спасение, заявляли, что День победы будет праздноваться до тех пор, пока жив хоть один ветеран, потому что это просто нужно. Нужно для них, не правительству, не молодёжи. Последняя годовщина Великой победы датировалась 2034 годом, в год восьмидесяти девятилетия. Заядлые игроки в лото назвали бы эту цифру «Бабушкой», но это все глупые и неуместные шутки. Уровень преступности в Москве в последние годы ее жизни резко возрос, причиной этому стало странное, спорное и абсолютно необдуманное решение нашей Государственной думы принять закон о роспуске тюрем и мобилизации их на нужды государства, школ, садов, детских домов, казарм. Казалось бы, цели преследуются благие, и наконец-то власть стала думать в этом направлении, но какими методами… Как и раньше, закон был принят «под шумок»: его прикрыли мелким указом об улучшении армейских условий и возможности выбора места прохождения воинской службы. Собственно, указ так и не был исполнен, а вот тюрьмы распустили, и десятки тысяч воров и убийц по всей стране вышли на свободу и начали получать пособие до тех пор, пока не смогут устроиться на работу, но кто возьмет на работу таких.… В общем, правительство хотело поправить своё финансовое положение, сократив расходы на содержание тюрем и заключенных, они наивно надеялись, что люди, получив амнистию будут по гроб жизни обязаны стране, что исправятся и воспользуются своим шансом. О, нет, как же они ошибались! Правительство совсем забыло, что государство, которому по плану амнистированные должны быть благодарны, когда-то и засадило их за решетку. И пускай, что многих за дело, но если вспомнить арифметику, то дай Бог можно было рассчитывать на нейтральное отношение, но потерянные годы все же перевешивали. Люди не исправились и не простили. Нельзя слепо следовать библейским обычаям и подставлять вторую щёку. Такие люди обязательно ударят еще раз. Люди, потерянные для общества, выпавшие из цепи человеческой эволюции, живущие «по понятиям» и не думающие ни о чем. На улицы стало опасно выходить. Оно и понятно — любой поход в магазин становился смертельно опасной операцией. «Выжившие из ума старики!», — кричали заголовки неправительственных газет, но что может общество против такой свирепой злобы.… Как и столетиями раньше, все стремились в сожженный город: богатство, власть, престиж — Москва стала кормушкой, но прилетали туда далеко не соловьи, а падальщики и стервятники, ничего другого, кроме падения её ждать не могло. Выбитые стекла в жилых домах, запах дыма, перевернутые и разбитые машины, разоренные банки и ювелирные магазины, повсюду раздавались взрывы от Коктейлей Молотова. Это не была гражданская война, люди, нет, не люди, это звери, хотя тоже нет, исчадия ада, изгои общества, падальщики дрались за добычу. Москву рвали на маленькие кусочки.

Экстренный приказ президента от двадцать восьмого июля две тысячи тридцать четвертого года, спустя месяц после принятия закона «о тюрьмах и врагах государства», гласил о переносе столицы в Казань, что в очередной раз показало недальновидность первых лиц страны. Переносить столицу так близко и в не вполне благополучный город, в котором были свои проблемы, как минимум глупо, как максимум — расскажут учебники истории. Позже эту дату назовут «Падением третьего Рима». Это будет государственный праздник, точнее не праздник, а день скорби и печали, именно так кучка сумасбродов разлагала страну, три сотни против ста миллионов, месяц — и страна погрязла в хаосе. Современная Россия напоминает Древнюю Русь в удельный период, только пока еще имеющую общую границу и конституцию, первая статья которой по-прежнему гласит, что Российская Федерация — Россия — есть демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления.

Сохраняя общую границу, Россия очень многое растеряла: многие субъекты вышли из состава Российской Федерации. После указа «о тюрьмах и врагах государства» отделилась Мурманская область, тем самым был утерян незамерзающий северный порт, Республика Карелия и Архангельская область с их лесными массивами, образовав при этом Северное, пока еще не принятое, государство. Отделились кавказские республики и вместе с Ростовской областью и Калмыкией образовали Кавказскую народную республику. На востоке тоже не обошлось без перемен: Япония наконец-таки заполучила Курильские острова, когда страны "большой пятерки" выдвинули ультиматум России о погашении государственного долга в течении короткого времени или возвращения Японии ее исконных земель. Дружественная Китайская Народная Республики нуждалась в расширении земель, и наше правительство не смогло ей в этом отказать, отдав за очень скромные откупные три субъекта: Приморский край, Амурскую и Читинскую области. В ответ на эти действия Республика Саха вышла из состава Российской Федерации. Таким образом, одним лишь указом страна потеряла чуть меньше четверти всех земель. Да, эти новые страны еще не были признаны, но это лишь вопрос времени. Никто не заинтересован в сильной России, даже ее граждане. В то время смотреть новости, читать газеты, было сродни самоистязанию, хотя люди быстро к этому привыкли. Был всплеск самоубийств. Массовая иммиграция куда-нибудь. Бурный рост преступности. За короткий период Россия потеряла почти треть своего населения. Русский народ — многострадальческий народ, но, видимо, грядут такие беды и перемены, которые не переживет даже он. Всё, что имеет начало, имеет и конец. Как-то Королёв, руководитель космической программы СССР, сказал: “Странный мы народ — летаем в кандалах. А что будет если их снять…? Потеряем равновесие и разобьемся насмерть”. Так оно и произошло после этого приказа. Пройдена точка невозврата.

Нельзя сказать, что где-то в мире ситуация была намного лучше, но там народ и власть все же могли балансировать на лезвии ножа. Расы размылись. Больше не было деления на европеоидную, монголоидную, негроидную расы. Были только серые, серые, безликие люди. Похожие на всех и не похожие ни на кого. Люди без истории, люди без будущего, живущие только одну жизнь — свою. И не важно насколько короткую или длинную. Больше не было великих целей или стремлений. Все стало безликим и никому не нужным. Люди перестали замечать прекрасное, потому что перестали мыслить творчески и создавать что-то необычное. Измельчали чувства и эмоции, все стало неискренним и больше похожим на инстинкты. Инстинкты, опирающиеся на простую логику — чтобы удовлетворить свои потребности нужны деньги, а чтобы были деньги нужно работать. Туристические фирмы и агентства разорились. Больше уже никому не было интересно путешествовать. У каждого дома стояли визуализаторы, где нужно было просто нажать на кнопку, и машина смодулирует тебе пляж, море, песок. Города стали похожи друг на друга. Почти в каждом городе была Эйфелева башня или Статуя Христа-Спасителя, ничем не хуже оригинала. Государства, полностью зависящие от туристического бизнеса, были вынуждены присоединиться к своему «большому» соседу. Мир вернулся к началу XX века, когда площадь колоний была гораздо больше площади столичных земель. Количество государств сократилось вдвое. Научно-технический прогресс встал. Последней гениальной разработкой человечества было изобретение степлера, который работал в двух направлениях: механически дырявил и скреплял бумаги и разгибал скобку, пропуская через нее электрический заряд. Нынче наука такова: весь радиоактивный мусор отправляют в космос на каких-нибудь старых ракетах, поэтому и экологическая обстановка что планеты, что космоса оставляет желать лучшего. Человечество пришло в упадок. А может, стоит вспомнить Моисея и просить Бога о потопе?

Во всем этом беспорядке оставалась верной себе только природа. Все такая же снежная зима с лютыми морозами и гололедом на дорогах. Все также искрилось Полярное сияние за полярным кругом. Все также дули бризы и муссоны, с гор спускался фен, а Западные ветра все также резвились в Тихом океане. Извергались вулканы, били камчатские и исландские гейзеры, росли и выветривались горы-дети и горы-отцы. Все так же океан в сговоре с Луной подтапливают Котантен и Корнуолл. Усталые, томные города засыпают, тени становятся все длиннее, очень редкие моряки-счастливчики наблюдают зеленый луч, но не осознают своей удачи. Потому что им все равно, а в мыслях только забота о собственном животе.

Глава 6

Суд в Междуречье

В следующий раз Костик очнулся привязанным к стулу, который стоял на краю какой-то пропасти. Дна ей было не видно. Вокруг не было ни души. Костик оказался совсем один в каком-то заброшенном ржавом ангаре и если он правильно помнил надпись с табличкой, то находился он в поселке Пришиб. От названия ему стало не по себе. «Видимо, из-за таких как я, попавших в такие же ситуации, этот посёлок назвали именно так», — думал про себя Костик. Однако, долго ждать его не заставили, и в ангар вошли три мужчины в черных похоронных костюмах: водитель и два верзилы. Не сказать, чтобы водитель был намного меньше этих двух дуболомов, но все-таки разница была на лицо. Они окружили его с трёх сторон, с четвертой стороны Костика с распростёртыми объятиями, улыбаясь, ждала пропасть.

— Хочешь что-нибудь сказать? — спросил водила.

— Мм-мм, — Костик старательно пытался выплюнуть кляп изо рта, но тот весьма добротно придавил и обездвижил язык.

— А, не можешь? Ну вот и славно. А теперь немножко полетай, — водила подошёл ближе, взял за кончик кляпа и толкнул ногой стул. Костик, вереща, покатился вниз по наклонной поверхности прямо в пропасть, оставив кляп в руках охранника.

— Это чтобы ты мог орать, и у тебя сердце не разорвалось от испуга, а кляп мне ещё пригодится, — сказал водила. — Для таких же умников, как ты. Эх, люблю я всё-таки Пришиб… И здесь мы хотя бы можем улыбаться и не бояться смерти.

— Как он орет, — закрывая уши, говорил один из них.

— Да, можно даже сомневаться, что в нем есть частичка Их.

— Есть. Я в этом уверен.

Это были последние слова, которые услышал Костик. Докатившись до края наклонной и начав падать, он заорал, что есть мочи, содрогнув эхом безумно старые и ржавые стены ангара. Он со всего размаху во что-то ударился, но благо стул его защитил, хотя видя, как стул рассыпался после удара, Костик невольно подумал, что ещё одно столкновение, и он последует примеру стула. Он падал несоизмеримо долго и уже перестал орать. Хотелось просто отдышаться и промочить горло. Ему казалось, что уже можно было долететь до дна Кольской сверхглубокой, ну или по крайней мере, до Марианской впадины точно. Ему порядком наскучило падать, и он с томным, недовольным видом стал ждать смертельного удара. Стены пропасти вдруг заблестели, стали переливаться всеми цветами радуги, пропасть становилась то шире, то уже. Костик уже начал со всеми прощаться и у каждой дворовой собаки просить прощения, когда пропасть стала в диаметре не больше метра, но на его удивление желоб стал изгибаться и аккуратно положил Костика в своё русло. Он катился по идеально гладкой поверхности мерцающего желоба, который брал то резко влево, то резко вправо. Скорость постепенно снижалась, а угол наклона стремился к нулю. Вдалеке, метрах в трехстах, Костик увидел конец этой лихой петли, как будто кто-то поставил пробку на горлышко этой огромной, витиеватой бутылки, без преувеличения шедевра стеклодувного дела. Он медленно докатился до этой «пробки», легонько ударившись в него спиной. «Прибыли», — подумал про себя Костик. И тут же под ним открылся люк, выбросив Костика из этого произведения искусства на красную выжженную почву с высоты трёх-четырёх метров. От неожиданности он не успел сгруппироваться и обильно окропил почву густой слюной, с размаху ударившись о землю. «Все-таки не удалось избежать неприятного приземления», — мысленно подшутил он сам над собой. Костик встал, осмотрелся — пустыня, красная, марсианская пустыня. Недалеко, метрах в пятидесяти, стояла табличка. Костик подошёл к ней. «Междуречье. Стрелка направо». Костик помедлил, поискав вокруг еще какие-нибудь знаки и подсказки. На табличке появилась надпись: «Тебе туда, дурень!». «Ладно, ладно», — подумал про себя Костик и, взяв курс направо, зашагал по выжженной земле.

Около часа он шагал под пепелящим… чем? Он посмотрел наверх. Солнца не было. Небо светлое, красно-желтое и однотонное. Чтобы это ни было, но жарило оно ничем не хуже солнца. Вскоре вдалеке показалась помпезная растяжка на двух тонких прутьях. «Междуречье. Проживи жизнь за десять секунд». «Не очень оптимистичный лозунг», — подметил Костик. Однако, это было лучше, чем сдохнуть от жары и жажды под этим непонятно чем. Костик услышал шум воды, где-то недалеко бежала речка. Минуту спустя, где-то впереди он услышал человеческую речь и после недолгих раздумий выбрал людей, вместо непонятно где текущей речушки. Там оказалось намного больше людей, чем он мог подумать. Они стояли у ограды. За оградой стоял огромный стол. За столом сидел сухой и выжженный, как вся эта пустыня, дедушка, со всех сторон заваленный разными бумагами. Это был суд. У суда была стража, четыре таких же выжженных, как дедушка и пустыня, сухих и высоких человека. Один стоял у ворот, пропуская вызванного на суд, двое стояли у кафедры, где подсудимый пытался доказать свою невиновность. Невиновность в чём? И четвертый страж стоял за огромным столом с маленьким дедушкой у других, более внушительных врат. За этими вратами, сужаясь, а потом расходясь, текли две речки. Одна река чёрная, будто смоль, густая, вязкая, медленная, горячая и тяжелая. Вторая белая, как молоко, быстрая, холодная и лёгкая.

Стражник у ворот зашевелился. Наступило молчание.

— Тимоти Бернерс Ли, — провозгласил стражник у ворот.

«Тим Бернерс Ли, это же создатель сети интернет! Он же умер вот уже как пятьдесят лет назад! Долго же мне придется ждать своей очереди. Адские мучения. Столько стоять и сохнуть, когда совсем недалеко текут две реки», — подумал Костик про себя.

Из толпы вышел высушенный старик, со облезавшей кожей и мертвыми глазами.

— Это я, — окликнул он стражника.

Стражник открыл ему ворота и проводил его до кафедры. Суд начался.

— Тимоти Бернерс Ли — британский учёный, создатель Всемирной паутины и бывший глава консорциума Всемирной паутины.

— Да, это я.

— Вы обвиняетесь в том, что ваше главное изобретение — Всемирная паутина, далее Интернет, не пошло на пользу человечеству, а только ввергло его в пучину хаоса. Интернет стал причиной разжигания межнациональных и межрасовых конфликтов, системой контроля за человеком, нарушающей все принципы права на свободу мысли и слова. Далее, сеть Интернет подвергла опасности безопасность всех стран, что привело к еще большей обособленности стран планеты Земля. Также сеть Интернет использовалась не по назначению, распространяя пагубную для молодых умов информацию, стала местом ссор и примирений, иными словами лишила человека необходимости общаться с другими людьми, добывать интересующую его информацию, а также развратило его разум и сделало злым его сознание.

— В свою защиту хочу сказать… — ему не дали договорить.

— Вы — глава и создатель консорциума Всемирной паутины. Вам и отвечать за ваше детище. Все доводы защиты были судом приняты и рассмотрены. Суд постановил, признать Тимоти Бернса Ли виновным в преступлении против человечества и назначить ему высшую степень наказания. Приговор привести в исполнение немедленно.

Глаза Костика выкатились на лоб, он всем сердцем не понимал, как такого человека можно признать виновным в том, что люди измельчали. Это не его вина, что мизерные умишки рядового человека не способны на большее, чем полить грязью собеседника. И тут же он стал переживать за свою судьбу. Ему никак не хотелось оказаться в Чёрной реке.

К Бернерсу подошёл стражник, взял его под руку и повёл к большим, красивым вратам. На них было написано: «Да не исчезнет в сердце страх. Луч веры не потух». Что было дальше никто не видел, только слышали. Раздался громкий, короткий крик. И парящее тело медленно понесло по течению Чёрной реки.

— Костет Мыр Тайре, — провозгласил стражник.

Снова повисла тишина, но никто не вышел.

— Костет Мыр Тайре, — повторил стражник.

Снова тишина.

Стражник открыл ворота, пошёл в толпу, взял Костика за шкирку и приволок к трибуне.

— Костет Мыр Тайре, — начал судья. — Воин и философ, погубивший ради своих идеалов и учений многие жизни. Ни раз обрекавший своих спутников и друзей на верную смерть. Шантажер, пройдоха и мошенник. В последствии жестокий тиран и диктатор.

— Что-о? — неуверенно и тихо спросил Костик.

— Суд постановил, признать Костета Мыр Тайре не виновным в преступлении против человечества. Приговор привести в исполнение немедленно.

Толпа радостна зашумела. Всё-таки беда сплочает людей. А может у них просто появилась надежда, что суд отнесётся также лояльно и к ним…

Стражник взял Костика под руку и проводил к Белой реке. Жестом показал, чтобы Костик вошёл в реку. На удивление, быстрое течение не унесло Костика, а как будто обходило его стороной до поры до времени. Воды было по пояс. Стражник приказал Костику сесть на колени, тот покорно повиновался. Вода была прохладная, то, что нужно в такой пустыни. Костик захотел попробовать её, опустил голову к воде. Крепкие руки стражника схватили шею Костика, сильно сдавили и толкали под воду. Костик барахтался, махал руками, пытался встать с колен, вода вокруг вскипела, но всё тщетно. Белая, что молоко, вода наполнила его лёгкие. Его тело опустилось на дно и медленно поплыло по течению.

Толпа ликовала, все были счастливы узнать, что всё же суд отправляет в путь по Белой реке. Все хотели повторить путь Костика, Костета, они не знали, что произошло за теми большими и красивыми вратами. А стоило бы. Костик, он же почему-то Костет, получил второй шанс. Шанс исправить свою прошлую жизнь, но все мы знаем другого человека. Здесь вышла какая-то ошибка или это заговор свыше.

Глава 7

Арена

Костик очнулся, на него мчался огромный уродец с секирой в руках. Уродец был одет в лёгкую броню, кожаные наручи с металлическими шипами, на левом плече был стальной наплечник с какой-то замысловатой вязью, на торсе скрещивались два кожаных ремня, которые держали за спиной круглый щит с кривым шипом. На голове — рогатый шлем без забрала, на поясе — набедренная повязка, лохмотья, которые остались от некогда дорогих пандемийских полосатых штанов, ноги босы. Откуда Костик знал, что такое пандемийские полосатые штаны, он не понял, да и некогда было разбираться, когда на тебя несётся такое чудище. Костик поднял левую руку, чтобы как-то закрыться от удара. Раздался звон, секира попала в щит, на котором был изображен молот и наковальня. В правой руке оказался хорошо сбалансированный полуторный меч, которым Костик рубанул по диагонали справа налево. Уродцу пришлось отступить и изменить тактику на выжидательную и позиционную. Уродец был где-то два с половиной метра в высоту, крепкий, груда мышц, очень широкоплечий, кожа белая, словно снег, лысая голова в татуировках, два клыка нижней челюсти выпирали на верх, доходя, примерно, до уровня носа. Уродец снова пошёл в атаку, взял секиру двумя руками и замахнулся. Он недооценил Костика, который на удивление быстро освоился. Отпрыгнул в сторону, увернувшись от удара, рубанул мечом наотмашь и снес уродцу голову. У Костика выдалась минутка, чтобы осмотреться. Это были подпольные бои. Тусклый свет, круглая арена, со всех сторон закованная решеткой, через решетку свешиваются разные люди и существа, были такие же, как уродец. Все грязные, с безумным глазами, чёрными прогнившими зубами. На балконе сидели высокие гости, холеные, парадно одетые, все без исключения высокомерные, снисходительно смотрящие на всё, что происходит на арене и нижних этажах трибун. На арене было еще пять не уродцев, сражающихся с уродцами: коренастый, широкоплечий бородач, темноволосая, черноокая, смуглая девушка, длинноволосый, статный мужчина в пандемийских полосатых штанах, ловкая девочка с зелеными глазами, пытавшаяся одолеть своего уродца, проткнув ему шею стрелой, и мужчина в серой рясе, выбивавший своим деревянным посохом последние мозги своему уродцу. Все они одержали верх над своими противниками и ждали подлости со стороны каждого стоявшего на арене. Все синхронно отошли спиной к стене и следили друг за другом, чтобы кто-нибудь не выкинул глупость.

— Вновь Империя одержала верх на Могильных землях в битве против нелюдей, — заорал в рупор диктор с трибуны. — Встречай, толпа, героев битвы при Сэт Хеме! — толпа одобрительно завыла, кидая на арену черные лепестки невиданных цветов.

Шестерка «имперцев» на арене расслабилась, некоторые даже поприветствовали публику. В стене открылась решетка, громилы вышли на арену и стали недвусмысленно показывать, что всей великолепной шестерке следует пройти за ними. Герои подчинились и пошли следом. Как только за ними захлопнулась решётка, на арену выпустили монстров, которые с большим удовольствием накинулись на лёгкую, еще тёплую добычу под шумные восторженные крики толпы. Видимо, это была вторая часть представления, нисколько не менее зрелищная, чем первая. У монстров было шесть лап, длинный шипастый хвост, пасть, открывавшаяся на пол окружности, являя миру три ряда острых зубов и змеиный язык. Туша, метров пять, в чешуйчатой перламутровой шкуре. Монстры набросились на дохлых уродцев, рвали их на части, толпа бесновалась и завыла ещё громче. Безотходное производство. И волки сыты, и овцы целы.

В подтрибунном помещении громилы их обезоружили, отвели в общую камеру, сырую и тёмную, принесли пайка, жидкого блевотного цвета похлёбки и закрыли камеру. Костик первый решил сдвинуться с места и проверить похлебку на вкус. Он взял миску, аккуратно поболтал её, всплыло что-то мерзкое, скорее всего, это был раздавленный человечий глаз. Костика вытошнило на решетку. Ещё пару минут он откашливался, потом со злостью швырнул миску в ту сторону, куда недавно ушли громилы.

— Успокойся, — сказал длинноволосый мужчина. — С голоду помереть не дадут. Можешь у Яра спросить, мы с ним вместе очнулись в… — он задумался, — на… ай, чёрт знает где мы, короче.

— И сколько вы уже здесь? — поинтересовался Костик.

— Не знаю, долго, время здесь измеряется в выходах на арену. Было уже пятнадцать боёв, это шестнадцатый, — Костик посмотрел на Яра, коренастого бородача, тот едва заметно одобрительно кивнул.

— И вы не попытались сбежать?

— Куда? Куда сбежать? Мы не знаем, где мы, судя по запаху, вокруг нас море, солёное. Здесь хоть мало-мальски кормят да ещё и драться учат.

— Не велика честь, — возразил Костик.

— Возможно, но лучше быть живым, чем сожранным морскими бесами.

— Как вас зовут? — обратился Костик ко всем пятерым.

— Яра ты уже знаешь, — начал длинноволосый, — здесь меня зовут Линд, это Ребой, — он показал на мужчину в рясе, — это Рези, — он показал на темноволосую девушку, — а это Шэрлеруа, мы зовём её Шарли, — указал он на маленькую, зеленоглазую девушку.

— Я… — он не успел договорить.

— Мы знаем, — перебил его Линд, — тебя зовут Костет, рупор нам об этом возвещал, что к нам добавился еще «имперец» и бла-бла-бла.

«Костет, что за бред? Почему меня все называют Костетом, ну и имечко, хуже не придумаешь!»

— Интересно, сколько к нам ещё сюда будут присылать «людей», пока в камере нельзя будет лечь, — раздался голос из-за спины Костика, это была Шарли.

— Что значит присылать? И почему ты сказала «людей» с такой интонацией?

— А ты видел, что происходит на арене после того, как с неё уходят победители?

— Нет…

— А стоило бы! На неё выпускают альбов, ужасных тварей. Они сжирают тела мертвых, не оставляя даже костей. Так поступили и с клыкачами, которых мы только что перебили. Но случается так, что альбы не съедают какое-то тело, его относят в специальное место, где — мы не знаем, всегда сидим здесь. Но вскоре после этого к нам в камеру прибавляется именно это тело, но живое! С чужой душой. Посмотри в отражение, ты не похож на себя прежнего, — она протянула ему идеально отполированный кусок металла.

Он взглянул на себя, его руки дрогнули. Его телу было около сорока лет, хорошо сложено, на голову выше оригинального Костика, прямой нос, высокий лоб, тёмно-русые волосы. Только сейчас он заметил, что на левой руке нет двух фаланг безымянного пальца.

— Дьявольщина, — тихо и медленно проговорил Костик.

— Знакомый взгляд, — холодно ответила Шарли. — Твоё тело, — продолжил рассказ Шарли Линд, — принадлежало опытному воину Гренгана, именно поэтому ты так легко смог совладать с клыкачом, хоть было видно, что ты в нём находишься считанные секунды. Он хоть и был гадом, но в бою хорош.

Наступила минута молчания, Костик пытался осмыслить происходящее и выдать всему этому какое-то логическое объяснение.

— А вы тоже?

— Тоже, все, — ответил Линд.

— Откуда вы? Как сюда попали?

— Это все не имеет никакого значения, — продолжался диалог, — важно зачем мы здесь, а ответа на этот вопрос у нас нет.

— Мы хоть из одного времени — взмолился Костик, видя, что никто не желает отвечать на его вопросы.

— Думаю да, — сказал низким голосом внезапно оживший Яр, — в моём времени беспредел достиг наивысшей точки.

Все переглянулись и одобрительно кивнули.

«Ну хоть что-то, уже полегче», — подумал про себя Костик.

— Я слышу шаги, — тревожным голосом сказала Шарли, — лучше сядьте каждый к своей стене и притвориться спящими или мёртвыми, не думаю, что они одобрят наши задушевные разговоры.

Недолго думая, все согласились с ней и рассредоточились по своим углам.

Спустя минуту шаги прекратились. В келью вошёл мужчина в волчьей шкуре, но никто не услышал, как скрипели ржавые петли решетки, как открываются старые моссадорские замки, но мужчина оказался внутри.

— Кто ты, чёрт возьми? Похититель? Что за хренову игру ты устроил? — всполохнулся Линд. Каждый узнал в этом мужчине своего похитителя, только одеяния были иными. Может он и вправду уволок с мешком на голове каждого, а может он для каждого казался именно тем самым, слишком уж была неприметна его одежда и внешний вид, что тогда, что сейчас.

— Все в сборе, как я погляжу, — мужчина в волчьей шкуре проигнорировал Линда, окинув всех едва заметным взглядом.

— Вам предстоит проделать путь в Дикие северные земли, там вы найдете ответы на все ваши и наши вопросы.

— Ваши и наши, — раздражённо повторил Линд, — и какие же это вопросы?

Мужчина вновь проигнорировал его вопрос, отвернулся и направился к решётке.

— А вы попробуйте спросите у себя, кто вы и откуда… — не оборачиваясь, сказал мужчина и дотронулся до прутьев решетки. — И да, на вашем месте я бы поторопился, пока клетка открыта, скоро здесь будет жарко, — он толкнул решетку, отвратительно заскрипев, она поддалась. Проход был открыт.

— Нужно торопиться, — обратился к сокармерникам Костик, до этого момента он считал, что знает всё о том месте, откуда пришёл, и ничего не знает об этом мире, сейчас же он понял, что не знает ни того, ни другого.

— И куда дальше? Если ты ещё не понял, то мы на острове, куда мы уйдем? — взволнованно спросил Линд, он, видимо, тоже пытался вспомнить хоть что-нибудь кроме арены и Белой реки.

— Что ожидает нас здесь, на пороге ада? Вечная боль или вечный покой? Сколько ещё ты сможешь оставаться живым? Сколько дней ты ещё проживешь на этой блевотной похлёбке? Сколько ты ещё планируешь зарубить клыкачей, прежде чем не наткнёшься на кого-то более опасного или более ловкого? Оставайся, если ты… Оставайтесь здесь все, если сможете дать себе ответы на все эти вопросы. Я и на один ответить не могу, поэтому ухожу, если хотите, оставайтесь, — Костик оглядел всех и, не дожидаясь ответа, направился быстрым шагом, полубегом, к выходу, вон из клетки, вверх по каменной винтовой лестнице с разбитыми ступенями и бесконечными рубцами на стенах.

Костик добрался до верхнего выхода. Маленькая дубовая дверь арочного контура. В ней было маленькое окошко с толстыми стальными прутьями. Прилипнув к стене, он аккуратно подобрался к двери и выглянул в оконце. Все было тихо. Сзади послышались шаги. Костик обернулся.

— Мы с тобой, Костет, веди, — спокойно и уверенно сообщил Линд, Костик улыбнулся и положил руку ему на плечо.

— Я рад, что не один. Пора выбираться. Ведите себя естественно. Глядите в оба.

Костик толкнул дверь, та легонько заскрипела. Они вышли в тусклое помещение, никого не было. Пламя свечи едва покачивалось на ветру, блики огня переливались по идеально отполированному оружию и латам.

— Судьба нам благоволит, — довольно сказал Костик, — вооружайтесь, что-то мне подсказывает, что оружие нам не помешает.

Костик выбрал себе тот самый полуторный меч, которым он сражался на арене, очень уж ему он показался удобным, простым и без явных недостатков. Маленький кинжал с рубиновой ставкой в гарде теперь едва виднелся из сапога, а маленький метательный топор с резным топорищем, шипом с другой стороны и странно изогнутым лезвием довольно болтался за поясом. Линд выбрал себе большой двуручный фламберг с волнистым лезвием, костяной рукояткой и ножнами на спине. За пояс заткнул короткий меч. Яр взял себе боевую секиру с шипом на эфесе, резной рукоятью из чёрного дерева и подписью мастера «Бахадир». Шарли вооружилась коротким композитным луком с усиленными плечами, подобрала около двух дюжин мало-мальски пригодных стрел, собрала их в колчан и водрузив себе на спину, за пояс заткнула короткий меч. Рези взяла небольшой, круглый, деревянный щит с умбоном конической формы, поверх обтянутый кожей с гербом Намаза: фрагмент надписи. В качестве оружия она выбрала кистень. Ребой выбрал боевой посох с металлическими шарообразными наконечниками. Отряд был готов к своему первому походу.

— Отлично, все готовы? Пора двигаться дальше. Не думаю, что нам будет так же везти и впредь. Держите оружие наготове, — скомандовал Костик.

Они двинулись дальше, перешли оружейный зал, он был огромен и внушал уважение. Хозяин очень трепетно относился к своей коллекции и держал оружие в изумительном состоянии, всегда острое, всегда чистое, разложенное по своим стеллажам и это еще не говоря о всевозможных доспехах, которые никто не решился надеть, помня о том, что они на острове, вокруг море, а легкость, мобильность и, главное, плавучесть могут сыграть решающую роль. Из зала вело два хода: один поднимался вверх по крутой лестнице, второй же просто стелился и, видимо, вел на арену. Отряд пошёл по первому пути. Дверь оказалась запертой. Вынести её с плеча или с ноги не удалось даже втроём, тогда Ребой попросил освободить пространство, приставил посох шарообразным наконечником к замочной скважине, оперся на него всем весом, что-то невнятное прошептал себе под нос и резко ударил ладонью по другому концу посоха. Сфера налилась белым цветом, через мгновение замок вышибло ярким потоком света, за дверью послышался чей-то последний вздох.

— Да ты полон сюрпризов, Ребой, — довольно хлопнул его по спине своей огромной лапищей бородач.

Ребой лишь пожал плечами, отряд двинулся дальше — не было ни времени, ни желания сейчас разбираться, что и как сотворил их напарник. Они всё ещё в опасности. Бесшумно змейкой они кинулись через открывшийся зал, судя по всему, здесь была кухня, напротив двери, шагах в сорока лежал толстый повар в грязном, когда-то белом фартуке, с пробитой головой. С кухни было три выхода. Стали слышны голоса с улицы.

— Мы почти выбрались, — сообщил очевидный для всех факт Костик. — Это последняя дверь. Уберите оружие.

Но это оказалась далеко не последняя дверь, а весёлый хохот и непринуждённые разговоры о шлюхах и королях доносились вовсе не с рынка. Казарма. Доли секунды хватило и тем, и другим, чтобы оценить положение.

— Все назад, назад! — закричала Шарли, пронзив кому-то насквозь голову. — Заприте дверь!

В казарме оказалось не меньше полутора десятка громил.

— Переворачивайте столы, — скомандовал Линд, — мы не знаем, есть ли у них лучники.

Дверь вылетела с петель, на кухню ворвалось трое, один из них замертво упал, пронзенный выстрелом Шарли, двое ринулись на нее. Ещё один упал. В помещение ворвались оставшиеся, началась битва. Кухня была маленькой, лук в таких условиях непригоден, можно было подстрелить своего. Шэрил пришлось достать короткий меч и парировать удары налетевшего на неё громилы. По счастью, оппонент оказался очень не поворотлив, Шэрил парировала его удар на девять часов, провернулась вокруг своей оси, атаковала его с боку, немного задев. «Если бы меч был длиньше! Тварь!». Пришлось снова отбиваться и отступать, она выждала момент и контратаковала, блеф, вместо этого она скользнула у него между ног, оказавшись за спиной, не мешкая пронзила ему шею. Он загнал её в угол, обернувшись, Шарли увидела пятёрку мастеров, искусно сражающихся каждый на своём рубеже. Ребой стал открытием этого дня, казалось, что он и посох — единое целое. Посох безостановочно крутился в ловких руках, неожиданно парировав удары и также неожиданно атаковав, выстреливая уже знакомым белым потоком, который прожигал тело насквозь. Блок, удар, ещё удар, выстрел — громила истекает кровью в неестественной позе в трёх метрах от великого зодчего. Яр крутился как юла, налево и направо, раздавая ранящие и добивающие удары, его секира не знала промаха. Рези наоборот атаковала крайне редко, уклоняясь от любого удара, что явно бесило громилу, после чего она немного медлила, приседала, поднимая щит над собой, пропускала рубящий удар сверху по щиту, молниеносно раскручивалась на месте, описывая кистенью полукруг, и со всего размаха выбивала коленную чашечку врага. Соперник терял равновесие и падал, после чего Рези раскрывалась и с наскоку, описывая кистенью полукруг в другой плоскости, приземляла шипастую сферу сверху вниз прямо на голову мерзавца, размозжив его жидкие мозги по каменному полу. Костет орудовал двумя руками сразу. Небольшой топорик в качестве быстрого и опасного щита и полуторный меч, который достанет любого соперника. Он отбил удар мечом, вонзил шип топорика в плечо врага, резко потянул на себя, соперник поддался и тут же напоролся на выставленный вперёд меч. Костет толкает ногой пронзённого соперника, вытаскивая меч, делает вращение и сносит голову. Линд бился с двумя, мало-помалу прижимаясь к стене, его фламберг парировал удары с двух сторон, когда верзилы прижали его к стене и уже почуяли победу, Линд вывернулся, сначала блокировав удар спереди и перенося меч за спину, чтобы отбить второй удар — блок. Резкий и сильный удар изо спины, разрезающий врага от уха до промежности, и такой же стремительный удар снизу-вверх, с шести в десять часов, так же разрезая соперника от промежности до уха.

Действие прекратилось. Друзья замерли. Один из атаковавших вскочил, что было сил, зажимая рукой рубленную рану, побежал к двери. Не успел. Шарли пригвоздила его к двери. Он рухнул, сломав стрелу, вонзившуюся в дверь.

— Паскуда, сломал мне стрелу!

Друзья позволили себе слегка улыбнуться.

— Нельзя медлить, мы здорово нашумели, приведите себя в человеческий вид, кровь с рожи и оружия, — очередная инструкция от Костика.

Все приводили в себя, Шарли, чертыхаясь, доставала из трупов стрелы.

— Что дальше? — спросил Линд у Костика.

— Дальше нужен корабль, и долой с острова, — ответил Костик, теперь было понятно, что это именно остров. Вид из закопченного окна открывался аккурат на бесконечную морскую гладь.

— Нужна карта.

— Нужны деньги.

— Знать бы ещё какие, в этом чокнутом месте деньгами могут оказаться изношенные ботинки пьянчуги матроса, — развел руками Линд.

— Яр, обыщи тела, может у них найдутся какие-нибудь деньги, — Костик уже по праву считал себя командиром, остальные не противились этому факту.

Яр обыскал все тела. Принес командиру в мешочке добычу. Вытряхнул на стол. Деньгами оказались обычные монеты из разного материала, соответственно разного достоинства. Судя по блеску были: золотые, серебряные и медные монеты. Втроём они насчитали три монеты, больше всего похожих на золотые, восемнадцать самых некачественных монет и шесть среднего качества.

— Теперь бы узнать, много это или мало, — почесав голову своей огромной рукой, сказал Яр.

— Не думаю, что эти гадёныши были слишком богаты при жизни, поэтому считай, что мы скорее бедны, чем богаты, но хотелось бы верить, что этого хватит, чтобы отплыть отсюда, — ответил ему Костик.

— Надеюсь, — поддакнул Линд.

— Нам надо разделиться, — подошла Шарли.

— Зачем? — удивился Линд. — По-моему, мы хорошо справились, — он провёл рукой по воздуху, обводя груды тел.

— Карта и корабль, — продолжала она.

— Что карта и корабль? — не отставал Линд.

— Я слышала ваш разговор и полностью поддерживаю. Не думаю, что услуги моряков будут дешевыми, а нам нужно убираться с острова. Нужно разделиться, две задачи — две команды.

— А как нам оповестить друг друга об удаче или неудаче? — вмешался, Яр.

— Выберем точку сбора, половина пойдет на рынок, половина — в порт, а лучше даже четверо в порт и двое на рынок.

Костик кивнул.

— Согласен, — вступил Костик, — так и сделаем, только нужно выйти, осмотреться и назначить место встречи, через час все там встречаемся и идём в порт. И откуда ты такая взялась? — Костик слегка улыбнулся и попытался показать всем своим видом, что ни в коем случае не издевается, Шарли оставила эту выходку незамеченной.

Глава 8

Погрузка на корабль

— Кто бы мог подумать! — шёл и причитал Линд. — Пять монет за какую-то задрипанную, стёртую карту, не думал, что здесь всё так плохо с навигацией, а эти засранцы и торгаши ходят вслепую! Эй, Ребой, ты достал уже молчать, скажи что-нибудь!

— Скажи спасибо, что тебе вообще хватило денег.

— Хватило денег! Посмотрим, как ты запоёшь, когда Костет с остальными скажут тебе, что не нам не хватит тех пяти чёртовых монет, чтобы переплыть это поганое, как его там, — он развернул карту, нашёл остров, на котором они находятся, — море Покойников. Название ещё то, пять монет! Чтоб он провалился на месте!

Стоит заметить, что Яр правильно предложил пойти самому буйному и самому спокойному за покупками, первый не вернется с пустыми руками, а второй не позволит всё там разнести, можно сказать, что Линд и Ребой уравновешивали друг друга, а Яр выступил ещё тем хитрецом, наверное, с шахматами у него все в порядке.

Лавку картографа не пришлось долго искать, должно сказать, что рынок оказался очень мал, насчитывал около двадцати прилавков. Продавали оружие, гнилые фрукты, тухлую рыбу, потёртую пандемийскую одежду, выдавая её за абсолютно новую, всякие блестящие безделушки и самоцветы, которые, как говорит местный завывала: «Подняты с морского дна и добыты из самых высоких горных вершин Моссадора!». Такой вот очередной литературный оксюморон. В общем, всё, как на любом базаре: шумно, людно, конно.

Ещё один факт в пользу того, что Яр предложил самую верную стратегию это то, как Линд и Ребой вели себя на рынке. Поначалу оба глазели в разные стороны глазами, размером с блюдце, глазели на людей, на торгашей, дома, стены, море. Городская стража обратила на них внимание, стала следить, но после того, как Линд стал выступать, услышав цену в пять монет за драную бумажку с рисунками, стражники махнули рукой, поняв, что ребята свои, просто ночью немного перепили в местном трактире «В пучине Глокты».

Напарники приближались к указанному месту. Они договорились встретиться на главной площади гавани, где висело три висельника. Пройти мимо было невозможно. Маленькие, мерзкие дети кидали в трупы грязью и камнями, мухи откладывали свои личинки в каждом удобном месте, вороны выклевывали глаза и обдирали губы, а запах стоял такой, что ни один живой организм — будь то трава, дерево или блохастая собака — не смогли бы его перенести, только человек — воплощение всех самых «ярких» красок и кладезь благодетелей этого мира.

Недалеко от трёх висельников их ждала Рези. Она была одна.

— Где остальные? — поинтересовался Линд, — неужели бросили нас у уплыли вон на том корабле? — он показал пальцем на корабль, который уходил, скрываясь за скалами бухты.

— Нет, конечно. Пойдём за мной, капитан хочет видеть всех. Вы раздобыли карту?

Линд поднял руку со свёртком вверх.

— Обобрали до нитки, проклятые торгаши!

Рези хихикнула, глядя, как искренне и забавно возмущается Линд, и повела их за собой по разбитой конскими копытами и тележными колёсами дороге. Жалкое подобие дороги подкреплялось такими же жалкими домами, в которых жили ещё более жалкие людишки, главной необходимостью которых было потрахаться и наплодить как можно больше бастардов, половина из которых станет убийцами, а другая половина будет напиваться и после чего трезветь в помойной яме или того хуже, на утро кормить стервятников.

Рези вела их в трактир, единственный на этом сгнившем острове. Трактир назывался «В пучине Глокты»: огромный дом с соломенной крышей, которая довольно часто текла, но хозяева отнюдь не считали это проблемой или происками конкурентов, которых попросту говоря не было, а наоборот божьей благодатью. Вместо тазов под струи холодной воды бросали какого-нибудь сильно забродившего пьянчугу, тот быстро трезвел и продолжал вливать в себя поганое пойло, бить морды тем, кто обыгрывал его в карты и забирал весь куш. Трактир — настоящий рассадник алчности, чревоугодия и блуда, чего нельзя сказать о хозяине корчмы и его семье. Прелюбезнейшие люди, в меру честные, и к любому гостю относились с уважением. Они просто давали этому городу то, что он требовал и чего заслужил, нельзя сказать, что они наживались на чужом несчастье, скорее были очень предприимчивыми людьми с хорошей чуйкой на легкие деньги.

— Он там, — она указала на ринг, где происходили кулачные бои, — пойдемте.

За большим прямоугольным столом с квадратными ножками сидела вся компания: Костет, Шэрил, Яр, капитан и старпом. Троица присоединилась к ним, заказала по кружке чего-нибудь дешёвого и слабоалкогольного, им принесли три кружки гиса, самого популярного напитка острова. Вкус у него был гадкий, было бы удивительно, будь это не так и пахни он мёдом.

— Едрить, вы странная компания, чтоб вас: человек с пандемии, судя по одежде, намазская степная шлюха, коморский евнух в рясе, травоядная лесная баба, моссадорский горняк и клейменный гренгановец, рогоносец, видел я, как вы топчите врагов под копытами своих хищных коней! — начал договариваться капитан в черно-красной бандане, распахнутой на груди белой рубахе с грязными манжетами, высоких кожаных сапогах, черных с клёпками штанах и выцветшем зеленом камзоле.

Костик жестом приказал всем заткнуться, видя, как всех разрывает от любопытства, что он знает о каждом из них намного больше, чем они сами, и от ненависти, вспыхнувшей в глазах каждого, услышав столь нелестные высказывания в адрес каждого из них.

— Нам нужно на материк, — спокойно сказал Костик.

— Хера-с два я приючу такую дикую компанию у себя на корабле! Еще и вооруженных до зубов! Отвечайте, куда вы направляетесь!?

— Это не твоего ума дела, морская ты крыса, — процедил Линд, — получаешь деньги, везешь нас на материк, а остальное тебя, морского пса, не касается!

— Разбежался, щенок! А! Во даёт! Хах! А ты мне нравишься, сопляк! Хе, по рукам, с вас пять золотых монет. Слышишь? Золотых — это значит из чистого золота, как ростр моего «Беглеца»!

«Пять золотых!» — подумал про себя Костик. Друзья поприуныли. Капитан заметил это.

— Что, цена не по карману, ахах?

— Ничего подобного. Просто думаем, так ли хороша твоя дырявая посудина, чтобы стоить пять золотых? — парировала Рези.

— Ах ты, шлюха, как ты смеешь!

— Да и откуда нам знать, что ты доставишь нас прямо, — она открыла карту, положила на стол и ткнула пальцем, — в Варлу.

— Не заставляй меня…

— Заткнись, кэп. Три золотых сейчас, оставшиеся два после прибытия к живописным берегам Варлы.

Наступила тишина. Капитан не отводил взгляд от Рези, смотрел прямо ей в глаза. Она с лёгкость стерпела взгляд и вопросительно приподняла бровь.

— А, отправляйся к морскому дьяволу! Согласен! Жду вас в гавани, на седьмом причале, с первыми лучами солнца, — он допил свой гис, громко стукнул кружкой по столу, встал из-за стола и направился к выходу, старпом направился за ним, не допив своего пойла.

— Как они тебе, Ча Чак?

— Не знаю, кэп, странные и точно не местные, но не думаю, что они опасны, тем более, что нам по пути, а лишняя пара золотых никогда не помешает, да и матросов у нас не хватает — закончил короткую оценку лысый старпом.

— Ха, это верно. И что по пути, тоже прямо в яблочко, как раз зайдем на Скол.

Довольный морские волки шагали прочь от трактира. Солнце ещё было высоко.

Светало. Безумно противная и наглая птица долбила в окно своим клювом. Нужно было выдвигаться. «Беглец» стоял на седьмом причале, следовало убираться с этого острова.

Шестеро вышло этим ранним утром из таверны, у них не осталось больше ни гроша, кроме тех трёх золотых, которые требовалось внести, чтобы выйти в море, а по прибытию в Варлу, воспользоваться разгрузочной суматохой и свалить куда глаза глядят, главное — прочь от капитана.

«Беглец» превзошёл все ожидания. Это был роскошный бриг. Нос корабля украшен великолепным ростром из чистого золота. Да, видимо, десятки тысяч золотых монет ушли на переплавку, чтобы явить миру сие прекрасное явление. Открытая вытянутая пасть неведомого чудища, покрытого чешуёй, огромные когтистые лапы, агрессивно выставленные вперёд, и невероятно выразительные глаза. Казалось, что где бы ты ни стоял, чудище смотрит именно на тебя, что именно ты её следующая жертва. Осадные арбалеты и несколько баллист только закрепляли впечатление. Корму украшали резные окна капитанской каюты из белого дерева. Человек, спроектировавший этот корабль, был выдающимся мастером и настоящим гением, но не думаю, что он бы обрадовался, узнав, как и где используют его творение. Капитан спускался по мостику.

— Добро пожаловать на борт моего корабля, надеюсь, он вас не разочаровал, — самодовольно, издевательски поклонившись, поприветствовал компанию морской волк.

— Глядя на ваши открытые рты, берусь судить о том, что вы впечатлены, впрочем полно медлить и достаточно этого притворства, и этикета! Ахаха! А ну, полезайте все на борт, помойные трюмные крысы, ахаха, — крикнул он матросам и поправил штаны в промежности. — Мы отправляемся, попрошу плату!

Костик протянул в кулаке три обещанных золотых, из чистого золота, как и договаривались, подобно ростру «Беглеца». Капитан довольно сунул их в суму, привязанную к поясу и жестом пригласил клиентов на борт.

— Пять золотых, да ещё и не полная сумма сразу, слишком маленькая стоимость за удовольствие рвать моря на моём бриге, поэтому взяли швабру и вперёд драить палубу, сучьи отродья! Ахаха!

Выбирать не приходилось. С острова нужно было выбираться. Это был единственный вариант. Единственный корабль, осмелившийся зайти в гавань Глокты, из тех, кто держал путь на материк, а не шастал в окрестностях в надежде наткнуться на торговую шхуну, севшую на мель. Вскоре причал и вовсе опустел.

Глава 9

Мститель

Луна предательски хотела выдать затаившегося среди камней охотника своим тусклым светом, вот-вот норовящим добраться до чего-нибудь металлического и предательски блеснуть, тем самым указав на логово охотника. Охотник слился с окружающей средой и вот уже несколько часов, обсыпанный пеплом и измазанный грязью, притворялся камнем. Даже птицы поверили в это, не боясь прилетать на соседний камень и долбить из упавших с дерева шишек семечки. Справа, шагах в ста от охотника, под чьим-то весом захрустели сухие опавшие ветки. Добыча приближалась. Охотник был готов на раз вскинуть лук и выстрелить жертве прямо промеж глаз, главное, чтобы она показалась из-за деревьев. Он уже держал стрелу наготове. Послышался шелест задеваемых жертвой густо поросших кустов, очередной хруст, жертва приближался. Подул северный ветер, рассказывая охотнику о жертве. Охотник довольно улыбнулся, он не прогадал, запах был именно тот. Скоро, совсем скоро, его стрела, которую он делал сам из редко росших здесь игольчатых деревьев, поразит цель. Шаги становились все отчетливее, уже можно было услышать дыхание жертвы. Охотник не мог сдержать улыбку. Из-за дерева показалась тень. Охотник с трепетом провел двумя пальцами по оперению, закатывая от удовольствия глаза, словно коснулся эрогенной зоны. В этот раз Луна подыграла охотнику, вовремя показавшись из-за редко проплывающих по небу облаков, так удачно выдав местоположение жертвы. Он ждал. Ждал следующего шага жертвы. Шаг. Выстрел. Стрела попадает в дерево в пальце от носа жертвы, сразу второй выстрел, теперь стрела попала в дерево на палец от затылка. Жертва оборачивается в сторону охотника. В глазах воцарился страх. Охотник дал жертве пол мгновения, чтобы та поняла, от кого сейчас примет смерть, и выстрелил в третий раз, между двумя торчащими из ствола дерева стрелами, аккурат между глаз. Охотник помедлил, опустил лук, прислушался к лесу. Тихо. Лишь изредка меж камней завывал порывистый северный ветер. Охотник закинул лук за спину. Подошёл к месту казни. Вытащил стрелы из жертвы и дерева, бегло оценил взглядом их состояние, пока годные, убрал в колчан. Достал из ножен маленький пилообразный, обоюдоострый нож, склонился над жертвой, закрыл мертвые, наполненные ужаса глаза, чтобы они лишний раз не давили на него своими безмолвными вопросами — «За что и почему?», — потому что так надо. Проверив остроту ножа, он стал отпиливать два нижних, выпирающих на треть лица зуба. Жертва была клыкачом. Переводя на общедоступный язык — клыкачи были кем-то в роде аборигенов в этих горах. Они здесь появились гораздо раньше, чем вальдау и тем более, чем люди, но в силу своих скромных умственных способностей проиграли конкуренцию и мигрировали выше в горы — естественный отбор. Искусственным отбором занимался охотник, отстреливая клыкачей, словно уток.

После проделанной работы и беглой оценки качества добычи, он сунул их в «грыжу», так он называл кожаную сумку на поясе, и сделал ещё одну зарубку на своём луке.

— Двадцать девятый, — довольно сказал он, — я вас всех перебью, ублюдки.

Пора уходить. Всё-таки ночь, хоть совсем недавно она и была союзником, но теперь могла преподнести массу проблем. Ночь — дама капризная, не стоит злоупотреблять её гостеприимством. Охотник заскользил бесшумным шагом по весеннему лесу в сторону поселения. Путь был неблизкий, благо ночь была ясная и найти дорогу домой по звёздам не составляло никакого труда. Впрочем, охотник и так прекрасно знал все близ лежащие леса, в которых он проводил львиную долю своего времени и лишь на ночь возвращался в деревню, расположенную в прекрасной, продолговатой с востока на запад, долине с цветущими садами и быстрым горным ручьём, делящим деревню на старый и новый городок.

Время уже давно перевалило за полночь, когда охотник вновь увидел знакомые с детства соломенные крыши деревенских домов, по которым он бегал, будучи ребенком. Из некоторых изб ещё тянулся вверх тонкой струйкой белый дымок, и лишь в одном доме горел свет.

— Как всегда, — ухмыльнулся охотник и, окончательно выйдя из леса, будто бы мотылёк, направился на свет.

Он шёл по главной улице деревни, она же была единственной. Дорога представляла из себя закопанные камни абсолютно разного размера — импровизированная в деревенских условиях брусчатка. Земляные прожилки между камнями красиво заросли мхом и травой. Выглядело красиво и дождем не так размывало. Дом, в который направлялся охотник, лежал на другом конце долины и немножко обособленно от всех остальных.

Охотник ударил три раза, делая большие паузы. Спустя пару десятков ударов сердца дверь открылась.

— А, пришёл, охотничек, смотрю настроение у тебя приподнятое, значит подстрелил кого-то, надеюсь, твоя добыча и мне радость принесёт, заходи, — хозяин жестом пригласил охотника в дом и закрыл за ним дверь на три мощных засова и две цепи толщиной с запястье.

— Никогда не понимал, зачем нужно столько мощных засовов и цепей на такую хлипкую дверь, да она скорей с петель слетит, — сказал охотник, пристраивая лук и стрелы в уголке прихожей.

— Э-ах, — выдохнул хозяин, — ты как всегда, я тебе уже сотню раз говорил, что мне так спокойнее.

— Люди увидят, так сразу заподозрят неладное. Почему этот, зубных дел мастер из Корвиса, вдруг приехал к нам, построил тут дом, ночью у него постоянно горит свет, а на двери такие засовы, что врата Сэт Хема позавидуют, — поддел охотник хозяина.

— Всё, перестань, беду накличешь ещё, покажи мне лучше улов, что там у тебя в «грыже»? — было видно, что хозяин дома-крепости уже давно знаком с охотником и уже невольно разговаривал с ним на его же языке.

— Неужели в дом не пригласишь, и мы все так и будем пороги обивать?

— Оу, прости, конечно, проходи в гостиную, садись, — суетливо, поглаживая маленькую лысину пригласил его за стол мужчина на закате средних лет.

Охотник снял с пояса свою «грыжу», расстегнул пунцовую пуговицу и извлек содержимое «грыжи» на стол.

— Ну ты как всегда, — запел зубодёр, — снова зубы клыкачей. Нет, чтобы что-нибудь поинтереснее, их у меня в коллекции уже полно.

— Не привередничай, бери, что дают, тебе всё равно больше не к кому обратиться, и про плату не забудь.

— Это верно, не к кому, не к кому… Всё по стандартному тарифу, по одному серебрянику за зуб, — хозяин достал из сумы на полке две монеты и бросил их на стол.

— С тобой приятно иметь дело, — улыбнулся охотник и приподнял воображаемую шляпу.

— Да, паясничаешь, а я к тебе, как к сыну, всем сердцем. А ты… Нет, чтобы хоть раз отблагодарить мою к тебе доброту и щедрость зубом сарга, — растяжно на выдохе заохал зубодёр.

— Вот это запросы у вас, папаша, — усмехнулся стрелок, — да чтобы сарга завалить нужна целая армия, если не две, так что, будь рад малому.

— Малому… — выдохнул хозяин лома.

— Малому, — подтвердил охотник, — хотя зная, что ты делаешь с ненужными тебе зубами, ты должен просто прыгать от счастья, а я — получать в два раза больше денег!

— Попридержи коней, юноша, нельзя забывать тот факт, что на клыкачей ты охотишься по своей воле и получаешь неописуемое удовольствие, — охотник закатил глаза, понимая, что папаша в чем-то прав.

— Но всё равно, не отрицай тот факт, зубодёр ты старый, что устроился ты здесь очень хорошо и свесил ножки. Наладил производство своей дури. Мелишь зубы, добавляешь в порошок какую-то траву, от которой у тебя весь дом провонял, и сбываешь в Корвис, Коммен и особенно в Крокатун. В бордели и прочие места для усмирения человеческой, и не только, похоти.

— Хах, стервец, всё-то ты знаешь, чую, зря тебя я посвятил в свои дела, так глядишь, и вся деревня узнает, а потом мне снова придётся бежать, как из Корвиса, не хотелось бы повторения истории.

— Звучит оскорбительно, ровно как и твоя цена за мои услуги, особенно на зубы клыкачей, — возразил охотник.

— Ну хорошо, тише, торгаш ты проклятый, таких поискать ещё надо, увеличиваю тариф три серебряника за два зуба и не зли меня лучше.

— По рукам, — довольно улыбнулся охотник.

— По рукам, — передразнил его зубодёр, — дойную корову из меня делаешь.

— Ничего, голодать не будешь, — охотник взглядом показал в сторону соседней комнаты, где зубодёр обычно занимался своими «делами», встал из-за стола, поблагодарил хозяина и направился к выходу, забрав колчан и лук из угла для кочерёг.

— Счастливо оставаться, Рен, — крикнул ему вслед зубодёр.

Охотник ответил жестом. «Счастливо оставаться, нет уж, поселения клыкачей уходят все дальше на северо-восток, я должен последовать за ними, всё имеет свою цену, даже месть», — подумал он про себя и направился к своему дому.

Луна также, как и всегда, перламутрово отражалась в горном разделительном ручейке. Звёзды всё также искрились на ночном небе. Всё так же ночами горел свет в доме зубодёра, и все также Рен жаждал мести. Пожалуй, в этом мире, действительно, есть вещи, которые остаются неизменными.

Глава 10

Штиль

Солнце нещадно палило, ехидно улыбаясь и медленно перекатываясь по небосводу. Ни облачка, ни ветерка. На море полнейший штиль. Хоть смейся, хоть плачь, хоть вешайся, хоть за борт с камнем прыгай. «Беглец» застрял где-то посередине пути между Глоктой и Сколом. Команда была встревожена. Все до единого припоминали пивные истории в трактирах о море Покойников.

— Один мой земляк рассказывал мне, когда мы встретились в Вильгии, как он просрал команду и корабль. Он был чертовски ловкий моряк! Капитан корабля! В море Покойников они попали в затишье, им также солнце сушило рты. Они пробыли в безветрии чёртову неделю! — моряк активно размахивал руками, брызжа слюной и расставляя ударения как заправский сказочник. — Че ты начинаешь! Как есть говорю! — моряк пытался опровергнуть сомнения.

— Что было дальше, не таи! Рассказывай, забери тебя…

— А ну как попридержи свой гнилой язык, сучёныш, — зло ответил ему рассказчик, — беду накличешь, ирод!

— Давай говори! — раздалось из толпы с другой стороны

— И скажу! Семь дней они стояли на месте, как рассказывал мой земляк, какие-то бесы повыбрасывали вёсла за борт тёмной ночью, чтобы никто случайно не увидел их тени. На восьмой день из воды в небо выскочил огненный червь, точно такой же, как эти, которые в хлебе из Глокты живут, жрут и срут там, во! — моряк захохотал, одновременно показывая руками насколько был огромен этот червь, толпа охнула и одобрительно закивала. — В следующий миг небо рухнуло, стало темно и запахло дохлой человечиной, это их червь сожрал, целиком заглотив корабль! — он клацнул руками, показывая пасть червяка, толпа охнула, кто-то снял шляпу, кто-то стал ныть и бурчать себе под нос всякие молитвы.

Костик сидел в тени, облокотившись на бочку, и слушал эти проповеди безумца о последнем дне жизни без особого энтузиазма. Каждая новая деталь, рассказанная моряком, забавляла его, и он слегка улыбался. Одно лишь верно — солнце чертовски жарило и сушило рот, и скоро будет неделя, как они последний раз чувствовали порывистый морской ветер. Внезапно капитан вмешался разговор.

— А ну отставить! — заорал он. — Что за бредятина, какой к бесам огненный червь из воды? Ты что, последний тупица и не знаешь, что вода гасит огонь, м? — капитан пристально смотрел в глаза смутьяна, толпа приняла во внимание аргумент капитана и стала перешёптываться.

— Так всё и было! — возразил матрос.

— Щенок ты с салом вместо мозгов, — спокойнее ответил капитан, — скоро подует ветер с востока, чую, — толпа активнее зашумела и закивала, знаменитая чуйка капитана еще никогда не подводила.

Капитан развернулся на месте и направился в каюту, где не так жарило проклятое солнце. По пути он увидел Костика.

— Ухмыляешься, солдатик? — издевательски спросил капитан.

— Что-то в роде того, морячок, — не остался в долгу Костик.

— Ко мне в каюту, живо, и дружков своих приведи. Разговор есть.

Костик достаточно быстро разыскал своих. Они сидели в трюме и кидали в днище бочки нож, на меткость — кто ближе к центру, тот и победил, предварительно поделив оставшиеся деньги между всеми и сделав ставки, чтобы привнести, так сказать, некий азарт в действие. Так общая казна перекочёвывала из одних рук в другие и снова раздавалась на всех.

— Капитан зовет, пойдемте, — позвал их за собой Костик.

Никто не спрашивал зачем, и как он посмел оторвать их от столь важного и интересного занятия. Все примерно понимали и рассчитывали на какое-нибудь очередное дурацкое задание, например, выпаривать соль из морской воды на лучине.

— Какого хрена вы забыли на моём корабле, отвечайте!

Шестерка переглянулась.

— Мы тебе заплатили, пашем, как проклятые на твоём корабле, драим чертовы палубы! Тебе мало?! — как всегда раздраженно вспыхнул Линд.

— Да засунь ты себе в зад эти деньги. Какого чёрта вы появились в Глокте, а главное откуда, отвечайте! Или выдам вас на самосуд команде, скажу, что это вы причина их скорой смерти, что червь ищет вас! — могло показаться, что капитан нервничает и сам поверил в эту сказку про огненного червя.

— Какое это имеет значение. Штиль — лишь стечение обстоятельств. Природа капризна. Поверь, я разбираюсь в знаках природы, — спокойно парировала его выпад Шарли.

— Да, это точно, кому как не тебе в них разбираться, лесная баба.

— Объясни, — спокойно ответила она.

— А-аха, шифруетесь, черти, но я вас раскусил. Ты, — он ткнул пальцем в Шарли, — лесная баба из Дойейтайна, какого ты забыла в Глокте, вы, лесные, ненавидите выбираться из своих лесов. Теперь ты, — он ткнул пальцем в Костика, — «рогоносец», я думал вас всех перебили ещё в войну Песков, откуда ты взялся на острове дезертиров и предателей, а? Бежал с поля боя? А? А-ха, цвет гренганской армии! Но как ты смог столько прожить? Война песков была черт знает когда! Или ты на самом деле сдох? — он засмеялся и указал на Линда, — я видел тебя в Пандемии, весь такой при параде, важный, но сказать, видел, как ты машешь своим фламбергом, ничуть не хуже, чем десертной вилкой! Теперь вы двое, — он обратился к Рези и Ребому, — ты что, забыла, что вашим запретили иметь армию сразу же после битвы при Сэт Хеме, когда все кончилось. Многие из вас встали на сторону врага! А ты, ты похож на мага или безумца, да тебя в таком виде разорвут в любом городе, кроме Глокты, где плюют на все правила и законы! Маги нынче не в почете, все на них смотрят с опаской и недоверием. И ты, бородач, — обратился капитан к Яру, — на твоём топорике выбито имя мастера «Бахадир». И поверь мне, я знаю, кто это. А если ты — это он, или как-то с ним связан… Так что лучше вам раскрыться по добру, по здраву, иначе я выполню свое обещание — команда хоть потешится, ну!

Костик решил взять ответственность на себя, опередив своих собратьев по несчастью.

— Дай нам время. До захода солнца.

— У вас время, пока горит свеча, — капитан зажёг свечу, — я жду.

Глава 11

Похищение Аины

Осень — тоскливое время. Умирает природа, животные готовятся к спячке, к суровой зиме, ведь в Сибири других не бывает. Вместе с угасающим летом порой угасают и люди, так старший брат Аины погиб, защищая свою Родину на границе с бывшей Монголией, сейчас уже Китаем. В СМИ это объявили несчастным случаем, но что они еще могли сказать, зная и без того накаленную обстановку в мире, где каждый сам за себя, где есть Запад и Восток, а все остальные между: вот и Россия оказалась между, ввиду своего географического положения и герба. «Несчастный случай» произошел ночью, в три часа шестнадцать минут по местному времени. Со стороны Китая в наши аванпосты полетели снаряды, погибло много пограничников. Позже, по официальной версии, это была вовсе не атака на российские границы, а просто внезапное возгорание склада с оружием на территории Китая. Безусловно, огонь был беспорядочным, и многое летело в «молоко», но снова «но». Откуда тогда взялись на нашей территории боеголовки от ракет ближнего радиуса действия, которые точно били по нашим постам? Ведь по-хорошему, в арсеналах пограничников есть, в лучшем случае, огнестрельное и холодное оружие. А тут, видите ли, появились весьма серьезные ракеты. Не ясно. А после в новостях говорят, что в Краснокаменске видели толпу вооруженных азиатов, мотивы которых были неизвестны, а разузнать это полиции было, вероятно, лень. Были ли они из местного ассимилировавшегося населения или же это были гости из Поднебесной, ловко перескочившие нашу границу, словно весенний ручеек.

Сегодня, двадцать первого сентября, спустя два года после инцидента, Аина с родителями собиралась на кладбище, к могиле сына и брата. За последние годы родители Аины очень изменились, в худшую сторону. Некогда полные энергии, веселые, жаждущие путешествий, они превратились в замученных жизнью стариков — и это в сорок пять лет. Однако старые привычки давали о себе знать, вот уже второй год к ряду дорога до кладбища «Песчанка», становилась небольшим путешествием. Они жили на Паромной улице, что находится на юге города, близ реки Ингода. На одном из островов у родителей Аины был тайник, где они прятали лодки, плоты и разнообразное снаряжение. Власти города запретили пользоваться рекой, как дорожным маршрутом ввиду ее загрязнения, и как следствие, опасности для здоровья. Между островом и материковой частью был налажен брод, точнее просто насыпь из песка, по которой они тайком ночью, перебирались на остров и приводили лодку в рабочее состояние.

— Ну, понеслась, Удалая, — сказал отец Аины, так назывались все его лодки, спрятанные в этом тайнике.

Теперь им предстоял десятикилометровый спуск по реке в полной темноте, что уже повышало сложность, вдобавок ко всему нельзя было зажигать огни, чтобы суметь остаться незамеченными. Они не говорили, отец лишь изредка давал указания как и что делать, чтобы аккуратно пройти малочисленные пороги и мели. Как только они вышли за территорию города, отец разрешил зажечь огни и два маленьких прожектора открыли свои веки и уставились вперед. Вскоре, без происшествий, как и всегда, они добрались до места высадки, рядом с причалом, на береговой линии, уже лежало несколько лодок «Удалая».

— Скоро нужно будет гнать машину за ними, лодки нынче — роскошь, — проговорил отец и вступил на берег, подтаскивая за собой плав. средство.

Они спустились на берег, спрятали лодку, взяли с собой вещи и двинулись вдоль железной дороги, в сторону кладбища также молча, как и в предыдущие часы.

Ворота кладбища были открыты. Они проследовали к могиле сына и брата. Оставили ему хлеба на могилке и неподалеку разбили лагерь. «Дикое зрелище», — скажете вы, но нет, абсолютно обыденное для этой семьи, может быть, поэтому у них было крайне мало друзей. Людей отпугивает такая странность и отсутствие какого-либо страха, но Аине было тревожно. Аина была единственной из семьи, кто смог жить после смерти брата, она могла проявлять эмоции, у нее были свои увлечения, но и родителей она бросать не хотела, ведь она их любила, поэтому потакала им в их безумствах. Родители спокойно разбили лагерь, развели костер и также спокойно уснули. Аина сказала, что еще посидит у костра и придет в палатку позже. Странные мысли тревожили ее, никогда раньше она еще так не нервничала, как сегодня, будто бы что-то должно было случиться. Она прижала колени к груди, сидела, пила чай и смотрела то на костер, то на звезды. Вдруг в небе она заметила знак, символ — это была английская буква «R», в переводе с какого-то рунического или символьного языка, это означало путешествие, трансформацию. Аина насторожилась, она стала оглядываться. Слева деревья, освещаемые лунным светом, сложили символ «<», что означает поворотный пункт. Да, она знала эти символы, ведь Аина увлекается семиотикой и всем, что с этим связано. Она встала и немножко прошлась вдаль от костра, чтобы найти еще зацепку. На одной из могил был косой крест, похожий на «х», только одна из палок была длиннее, этот символ означал необходимость и испытание. Слишком все хорошо связывалось в логическую цепочку, от этого ей становилось не по себе. «Вскоре все изменится, необходимо преодолеть тяжелое испытание, которое приведет к трансформации», — говорили ей символы. Аина стала нервничать, про себя вспоминая все буддийские мантры, которые она заучила из воскресных богослужений в Читинском дацане, как и многие другие прихожане. Следующий символ — «|», он обозначал опасность. Аина резко обернулась.

— Бу!

Она отшатнулась, сделала шаг назад, споткнулась о низкую оградку могилы какого-то бывшего полицейского. Вдали сверкнула молния, осветив на мгновенье портрет лысого дядьки в черном похоронном костюме, лицо его не выражало эмоций. Надвигался дождь, нужно было возвращаться в палатку, но у мужчины, идущего на нее, явно были другие планы. Она, сидя на земле, толкалась и отползала прочь от него, пока не уперлась спиной. Она обернулась и увидела еще одного мужчину в черном похоронном костюме. Без каких-либо эмоций он достал фризовый мешок, накинул его ей на голову и ввёл успокоительное. Тело ее обмякло, мужчина в костюме поднял добычу, забросил на плечо и унёс прочь от родителей.

Эта ночь была ветреной, так часто бывает перед сильным дождем, искры костра попали на сухую листву, деревья, палатку — разгорелся пожар. Сухие, трухлявые, но все еще тяжелые деревья, сложились прямо на палатку и продолжали гореть пионерским костром, попутно устроив для родителей Аины языческий обряд похорон. Теперь могила родителей была рядом с могилой сына. Они вновь воссоединились, но вновь не в полном составе. Вскоре ветер нагнал тучи и пошел сильный дождь, погасивший разгорающийся пожар и не давший заросшему кладбищу превратиться в пепелище. На утро никто не знал об инциденте. В последнее десятилетие люди стали редко ходить на кладбище, чтобы проведать своих родных и подкрасить оградку.

Глава 12

Морской червь

— Эй, очнись, что с тобой? — спросил Костик, медленно проводя рукой перед застывшими глазами Шарли.

— Я кое-что вспомнила…

— И что же это? Наверное, то, что сейчас нас вытащит отсюда, а? — встрял в разговор Линд.

— Нет, не важно, я не знаю, что это было…

Линд побагровел от злости, как можно быть такой легкомысленной, когда всем им грозит беда, едва ли капитан проявит милосердие и снисходительность. Он не узнавал в ней ту ярую лучницу, которая еще пару дней назад безжалостно фаршировала клыкачей своими стрелами.

— Смотри не лопни, матрасник, — увидев его выпученные глаза, сказала Шарли.

— Вот теперь я тебя узнаю, — с легкой улыбкой ответил Линд.

— Хватит, — вмешался в разговор Костик, — у нас нет времени на ссоры, что нам делать с капитаном? Кто мы такие?

— Если бы мы знали, — на выдохе протянул Яр.

— Если бы… — подхватил Ребой.

На верхней палубе послышался топот сапог команды лысого старпома. Его голос нельзя перепутать ни с чем другим. Через мгновение они уже ввалились в комнату. Грязные, в рваных одеждах, пропахшие насквозь потом и морем, их было около двадцати, и все, как один, улыбались во весь свой гнилой рот, выставив вперед оружие.

— Капитан уронил свечу, и она погасла, — с ехидной улыбкой заявил старпом, — вам пора, пройдемте.

«Чёртовы пираты» — у всех пленных скользнула и растворилась эта мысль.

Они не стали сопротивляться. Да и зачем? Да, возможно, они бы и смогли перебить всю команду и капитана, а что делать дальше? О корабле они знали только то, что у него есть штурвал. О месте, где они находятся, только то, что они где-то в море или океане. Сопротивляться было бессмысленно. Одни бы они не выбрались из штиля.

— О, — закудахтал капитан, — неужели вы решили все мне рассказать, это так трогательно, я уже начал было сомневаться в вашей честности и готовился к бунту с вашей стороны, но все обошлось… Для вас, — капитан залился громким хохотом, который вскоре поддержала вся его команда, находившаяся на верхней палубе, — пока обошлось, — капитан сощурил глаза и блеснул золотым зубом.

— Итак, я жду ответы на вопросы, живо! Отвечайте! Ах, не хотите, ладно, — капитан расплылся в улыбке, — Ча-Чак!

Старпом понял все без лишних слов, рванул на себя Рези, ударил по лицу, потащил за собой. Линд было рванулся на выручку, но его тут же огрели по затылку чем-то тяжелым, и он медленно стек на палубу.

— Готовьте мостик! — рявкнул старпом, толпа восторженно заорала.

В мгновение ока раскачивающийся эшафот был готов. Команде здорово осточертел этот штиль, и они залихватски поддерживали любые перемены, особенно если это касалось чьей-нибудь казни. Давненько они уже не занимались порядочным разбоем, но не особо жаловались, ведь капитан мастерски проводил денежные спекулятивные махинации, и ни один разбойник не оставался без выпивки и женщин в портовых корчмах.

— Капитан! — заорал дозорный с мачты, — С севера приближается что-то!

Капитан подскочил к борту корабля, достал подзорную трубу и уставился в направлении вытянутой руки дозорного.

— Пленников в трюм! Живо на весла! Готовьте шлюпки! Право на борт! Шевелитесь, крысы помойные!

Корабль ожил, все забегали, пленников бросили в трюм, но совершенно забыли про Рези, которая связанная вцепилась мертвой хваткой в мостик.

— Быстрее, сукины дети! — орал капитан.

— И раз! И раз! — отсчитывал квартирмейстер на нижней палубе.

— Что это за дьявольщина, — спросил Ча-Чак, подойдя к капитану.

Это нечто уже было можно разглядеть невооруженным взглядом. На бешеной скорости на них мчалась скала, точнее множество скал, поочередно появлявшихся из воды, с ревом разрывая мертвецки тихую морскую гладь.

— Это морской червь, — спокойно промолвил капитан, — я думал, что это только легенды, червь, разрывающий море и уничтожающий все на своем пути. И на его пути встали мы… Быстрее в шлюпку.

Они рванули к шлюпкам. Уже вся команда могла наблюдать легенду воочию. И эта легенда направлялась прямо на них, неся за собой смерть. Команда запаниковала. Гребцы бросили весла и выбрались на верхнюю палубу.

— Все за борт! — заорал кто-то и прыгнул с корабля.

Никто его не поддержал, все как будто были зачарованы, и не могли оторвать взгляд от приближавшейся колесницы смерти. Она была и прекрасна и ужасна одновременно. Идеально гладкие и такие же острые зубья скал мерцали на солнце, мокрые от морской пыли. Вода под кораблем вскипела.

— Быстрее, вместе! — командовал капитан, гребя в паре с Ча-Чаком прочь от «Беглеца».

— Мне будет его не хватать, — неожиданно сказал старпом.

— Засунь в жопу свои сантименты — всего лишь корабль, найду новый и придумаю новую легенду о нем.

Не успел он договорить, как червь налетел на корабль и раздробил его на мелкие щепки. Воздух наполнился криками и древесной пылью. Люди попадали под смертоносные зубья, превращаясь в порошок. Некоторым удалось оказаться в стороне и лишь отсрочить неизбежную гибель. Червь остановился, подняв из воды свою морду, резко выпрыгнул из воды и с грохотом вернулся обратно, зарывшись в морское дно.

Крики стихли, море успокоилось, снова равномерно играя бликами солнца. Снова штиль. Снова палящее солнце. Как будто и не было здесь никого и никогда.

— Какая ирония судьбы! Крысы первыми бегут с корабля, но когда корабля не становится, они становятся героями и очевидцами страшных явлений этого невероятного мира! Ведь уже некому рассказывать, кто был крысой, а кто львом, если в живых остались только крысы! — капитан громко засмеялся, — воистину крысы — самые умные существа!

Старпом поддержал его сдержанным смешком, но все равно ему было не по себе от увиденного и становилось еще хуже от того, что они выжили и теперь будут умирать от жажды в маленькой шлюпке и с благоговением ждать шквального ветра, который перевернет их и погубит. Вот где настоящая ирония.

Глава 13

Похищение Дани

Даже в самом бедном селе всегда есть люди побогаче, причем богатство их измеряется не коровами или влиянием на других людей, а именно деньгами. Такими были родители Дани. Их дом располагался ближе всех к местному доку, если быть точным, то в седьмом доме по улице Вострецова села Аян, что находится в Хабаровском крае. Эту семью не интересовали перемены и революции в мире. Их доход был на удивление стабилен, а способы добычи средств держались в секрете. Может быть, люди, если бы захотели, разгадали бы этот секрет, но местное население было весьма пассивным и мало интересовалось жизнью тех, кто не был им ровней. Два раза в неделю семья Дани, вот уже на протяжении десяти лет, совершала плавание в Японию. Неведомо почему, но они всегда возвращались в родное село, скорее всего, из-за своей золотой жилки, которая, вероятно, не смогла бы приносить доход в Японии. Однако культурой этой страны они пропитались от и до. Мало того, они приняли древнюю религию японцев — синтоизм, несмотря на то, что в Японии половина населения атеисты, а именно материалисты, ведь Япония уже давно является законодателем мод в мире техники и, особенно, кибернетики, они обратились именно к нематериальным благам этой страны. Не обошло это и Даню: в возрасте двенадцати лет под давлением родителей он совершил обряд, тем самым приняв Синтоизм, как родную и единственную религию. Не сказать, что он был в восторге, может быть, это было из-за его возраста, подросток, не важно верно ли, но главное во всем перечить родителям. Однако и по достижению двадцати одного года он не проникся Японской культурой, она была ему чуждой, но любопытство и любовь к родителям заставляли жить согласно анимистическим верованиям древних японцев.

Не трудно догадаться, что Даня в совершенстве знал японский язык и все обучение, соответственно, прошел тоже в Японии. Закончил с отличием школу в Саппоро, там же поступил в университет и также с отличием окончил медицинский факультет национального университета Японии Хокайдо. Преподаватели и однокурсники удивлялись, как этот русский парень проводит операции, читает людей, узнает с чистого листа, чем болен человек и так же просто находит этому лечение. Все вокруг называли это «магией», а как иначе объяснить то, чему нет объяснения? Сам же он не мог объяснить, что это и как происходит, поэтому просто соглашался с толпой в том, что у него есть какие-то магические способности. Но, не смотря на все это восхищение, народное признание и почет, он вопреки всем протестам родителей, вернулся домой в родной Аян, где наслаждался безмятежностью, размеренной и спокойной жизнью.

В один из прекрасных августовских дней, после очередной ссоры с родителями на тему его дальнейших перспектив в Японии, он, преисполненный ненавистью и злобой, пошел в лес, чтобы вдоволь накричаться и успокоиться. Он шел, пиная шишки, ветки, холмики изо мхов, валил трухлявые деревья и всячески возмущался во весь голос.

— Да сколько это будет продолжаться! Япония, Япония, в России жизни тебе не видать! Не стыдно присоединиться к победителю, Россия все равно рано или поздно умрет! Нет, не умрет! Такая великая страна не может пасть, никто другой, кроме русского человека не сможет приручить ее! Так какого лешего я должен бежать из нее?! Я ведь русский! И пускай религия у меня другая, но она мне всегда была чужда! Я никогда не принимал ее всерьез! Все из-за вас, выжившие из ума старички! Хватит ломать мне жизнь, я сам знаю, что для меня лучше! — с каждым словом он бил огромный камень каким-то поленом, которое с каждым ударом становилось меньше, ровно как и его пыл.

— Я не брошу Россию, я хочу здесь жить, а не стоять в пробках, окруженный сразу миллионом людей, как это было в Японии, — упав на колени и разжав руки, медленно и тихо проговорил он.

Подул ветер, будто бы сдувая последние искры ярости с его пепельных волос. Из-за крон деревьев солнце озарило его место битвы с камнем. На нем был символ. Даня это заметил и потянулся рукой, чтобы очистить символ ото мха и, может быть, понять, что там нарисовано.

— Ты хочешь помочь своей Родине? — раздался голос из ниоткуда.

Даня резко оглянулся, осмотрелся по сторонам, но никого не увидел.

— Кто ты? — крикнул он в пустоту.

— Это неважно, отвечай на вопрос, — снова спокойно заговорил голос, идущий как будто бы со всех сторон.

— Да! Хочу! Но… я не знаю как…

— Мы покажем, идем с нами.

— Вы? Кто вы? Вас много?

Ответа не последовало, солнце скрылось за облако, и в лесу сразу потемнело. Даня с трудом сглотнул и на мгновенье прикрыл глаза, распахнув их вновь, он увидел, что окружен мужчинами в черных похоронных костюмах.

— Здравствуй, — сказал мужчина постарше, и увидев страх и сомнение в глазах Дани, без промедления воспользовался снотворным в шприце.

— Еще один готов. Осталось немного, — сказал второй.

— Это верно, он должен подойти. Ему, наверняка, потребуется больше времени на адаптацию, чем другим, но потенциал его огромен. В нем есть частичка Их.

— Давайте выбираться отсюда. Нас ждут еще дела. Время на исходе.

Глава 14

Пленник

Солнце было уже высоко, море выплюнуло его на сушу и лениво облизывало ноги своими солеными водами, ветер покрыл тело песчаной пылью, задул уши, глаза, нос. Его бок сильно кровоточил. Вокруг уже ходили падальщики, учуявшие запах крови и слетевшиеся сюда со всего побережья. Тощие, голодные, довольно стрекотали и ходили вокруг тела, предвкушая сытный обед.

Его рука дернулась, сжалась в кулак, загребая в ладонь песок, снова разжалась. Он с трудом перевернулся на спину, чем распугал всех стервятников. Все тело стонало, бок мучительно жгло, он едва открыл глаза, каждое движение давалось с большим трудом. Потихонечку начал приходить в себя, сознание к нему возвращалось. Открыл глаза и тут же закрыл их, не в силах выдержать яркий солнечный свет. Застонал, перевернулся и снова попробовал открыть глаза, на этот раз вышло все намного удачнее — желтый песок слепил не так сильно, но ему все равно потребовалось время, чтобы привыкнуть к яркому свету. Рот пересох, язык казался огромным, грубым и не поворотливым, он попытался выругаться, но вышло больше похоже на блеяние беззащитной овцы. Он ударил кулаком в песок и резко вскочил на ноги, бок вспыхнул невыносимой болью, он схватился за него рукой, чтобы хоть как-то ее прекратить, ослабить, но стало только хуже. Боль становилась сильнее, в глазах мерцали искры, становилось невыносимо, на лице рисовалась гримаса страданий, он припал на колено, затем повалился на бок, его глаза медленно закрывались под свет сгорающих искорок.

«Нет! Только не сейчас! Нельзя! Надо встать!»

Он резко открыл глаза, неуклюже стал пытаться встать на ноги, в боку снова разразилась адская боль, он стиснул зубы, выпрямился, осмотрелся. Он не знал, куда попал, но точно знал две вещи. Во-первых, сейчас он стоит на открытой местности и является легкой добычей для кого угодно, тем более раненный. Во-вторых, позади него море, которое уже один раз подарило ему жизнь и точно больше не упустит возможности придать его тело морской пучине, а значит, чтобы выжить нужно идти вглубь… Леса? Да, именно, только там можно отыскать пресную воду и, если повезет, какую-нибудь пищу.

«Ну, двинулись, давай! Левой! Левой!»

Он побрел вглубь суши, едва переставляя ноги. С самого начала лес показался ему странным: изрубленные стволы деревьев, под ногами поломанные копья, стрелы, повсюду были разбросаны чьи-то кости. Он замедлил и без того неторопливый шаг, стал ступать осторожнее и старался держаться ближе к деревьям. Шаг, еще шаг, еще один осторожный шажочек, щелчок, еще один, под ногами показалась сеть, дернулись шкоты, забегали катушки. Ловушка захлопнулась. Он оказался в сильно стянутом гамаке высоко над землей. Гамак согнул его в неестественной позе, заставив рану сочиться еще сильнее и спровоцировав новую партию горящих искр в глазах.

— Твою мать! Прекрасно!

С другой стороны, это был добрый знак, возможно, здесь еще есть люди, а у них есть вода, а значит, у него появился небольшой шанс на спасение. От этой мысли становилось спокойнее на душе, и он разрешил себе немного вздремнуть. Хуже уже не будет.

Только он закрылся глаза, как послышались голоса.

— Ха, смотри, что за пташка к нам залетела на этот раз.

Их было двое, вооружены только длинными копьями. Судя по всему, эти сети ставили на кабана или еще на какую живность, а они лишь охотники, пришли проверить сети.

— Давай, снимай его! — махнул рукой один.

Второй достал нож, перерезал канат, сеть рухнула на землю с добрых пяти метров, раздался сиплый вдох, а затем пронзительный крик.

— Ты посмотри, пташка-то бескрылая, — они оба заржали, — о, как рухнула-то, не бось все ребра себе переломала, — они продолжили ржать и начали его обыскивать.

— Оружия нет, денег нет — ничего нет. А нет, смотри, нашел кое-что — дырка в боку, — он ткнул пальцем в бок, и они снова заржали.

— Ладно, потащили его в лагерь. Не раз море преподносило нам подарки.

Он молчал и ничего не мог ответить — не было сил. И какими бы они не были гадами — они были его спасением. Охотники связали сеть так, чтобы по дороге он не выпал и пошли обратно, волоча его за собой. Шли быстро, дорогу не выбирали, пленник то и дело врезался в острые камни, стволы деревьев. Охотники не сбавляли темп. Шли молча, лес становился все темнее, остался где-то далеко позади шум моря. Снова кочка, камень, еще кочка, обрыв и спуск вниз, подъем вверх и снова вниз. Движение прекратилось, пленник застонал. Рана на его боку разошлась еще сильнее, новые ушибы, многочисленные царапины разной глубины — на нем не было живого места, все тело кровоточило. Он открыл глаза — никого. Снова остался один на один с судьбой, которая, кажется, вот-вот передала бы его своей подруге — смерти. Неожиданный рывок, он стал подниматься вверх — заработала лебедка. Пара мгновений, и он оказался наверху, в безопасности, вокруг были люди, много людей: мужчин, женщин и детей, однако их разделяла толстая решетка.

— Тишина, в сторону! Дорогу мне! — сквозь толпу пробирался огромный мужчина с золотыми наплечниками, длинными волосами и небрежно заросшей бородой.

— О, кто его сюда тащил, он похож на гнилой кусок мяса! А ну-ка, подлечить его, бегом! Он того глядишь сдохнет сейчас, а потом мы с ним повеселимся, — он расплылся в улыбке.

Из толпы выбежали двое, открыли клетку, перерезали сети, достали пленника, взвалили его себе на плечи и потащили в лазарет по хлипким подвесным мостам под самыми кронами деревьев.

— Давайте его сюда, ей богу, выглядит он хуже некуда. Над ним придется долго работать.

Его положили на стол, лекарь стал его осматривать. Разорвал и без того находящиеся в печальном состоянии лохмотья, чтобы осмотреть рану в боку.

— Теперь понятно, почему он не помер от потери крови, — промолвил лекарь, показывая рукой на осколок дерева, который застрял в боку.

— Нужно его достать, ответил помощник.

— Да, нужно. Надеюсь, он не помрет. Он еще в сознании?

— Да.

— Сейчас отключится.

Лекарь полил рану каким-то отваром. Рана стала мягкой, открылась сильнее, и он без труда удалил кусок полена из тела пациента, быстро заткнув открывшуюся брешь куском ткани и наложив тугую повязку вокруг туловища.

— Уносите его со стола, жить будет. Да и напоите его хоть чем-нибудь, а то он скорее помрет от обезвоживания, чем от чего-либо еще.

«Крепкий парень, и он не наш. Откуда он?», — подумал про себя лекарь.

Глава 15

Пленник. Лазарет

Две недели он провалялся в больничной палате. Две недели лекарь бережно сшивал его из маленьких кусочков, а медсестры кормили с ложечки лечебными отварами. И только сейчас стало понятно, что он выкарабкается, что две недели борьбы не были напрасными.

Сегодня он впервые открыл глаза со дня операции. Поначалу ему показалось, что он умер — кругом все было белым, а сверху, сквозь густые кроны деревьев, сочился яркий солнечный свет. Он с трудом поднял трясущуюся руку вверх, чтобы коснуться этого яркого света, ощутить его тепло и спокойствие. Белые стены палаты стали удаляться, расплываясь и оставаясь где-то позади него. Ему казалось, что он взлетел и вот-вот достанет источник этого теплого света, а коснувшись его он вновь станет живым.

— Он очнулся, быстрее сюда, — раздался голос медсестры, она отодвинула белые занавески, схватила его за вытянутую вверх руку, свет в мгновение стал холодным и тусклым, от отчаяния он повернул голову на бок, а по его щеке предательски поползла слеза.

В мгновение ока к нему подбежал лекарь, стал осматривать, поворачивать с боку на бок его голову, рану в боку, провел пару тестов на рефлексы и работоспособность конечностей. Мысленно для себя сделал заключение и обратился к сестре:

— Не терять его, разговаривайте с ним, кормите, поите, пусть набирается сил. Скоро он встанет на ноги, а еще раньше, может быть расскажет что-нибудь интересное, не часто у нас бывают гости.

Сестра бережно приподняла его голову, подложила под нее каких-то лохмотьев, чтобы он смог покушать и не подавиться. Она впервые принесла ему не какую-то болотную жижу, а полноценный завтрак или обед. С огромным удовольствием он проглатывал все, что ему предлагали, без разбора. То, что нас не убивает — делает на сильнее, и верно: с каждой новой ложкой к нему возвращались силы, а цвет его лица наливался жизнью, превращаясь из мертвецки бледного в нежно-розовый. Жестом, точнее мычанием, он показал сестре, что с него достаточно, та вновь придала его телу строго горизонтальное положение, убрав лохмотья из-под головы, и унесла куда-то прочь почти пустые тарелки. Вскоре она вернулась, села поудобнее, замерла, безмолвно оглядывая его с ног до головы, и вскоре прервала гнетущее молчание.

— Мой отец сказал мне, чтобы я с тобой говорила, что-то рассказывала, он считает, что это поможет тебе быстрее вернуться в мир живых, — она замолчала, глядя куда-то поверх него.

— Не знаю, кто ты, кем был до кораблекрушения, твой ведь корабль потерпел крушение? Иначе откуда бы тебе оказаться на нашем острове…

Он моргнул.

— Отлично, тебе пока еще тяжело говорить, поэтому давай, если ты согласен, то моргай один раз, если нет — два. Договорились?

Он закатил глаза, но осознав, что она все равно не провалится под землю и что он обречен играть в эту игру до тех пор, пока к нему не вернутся силы, нехотя моргнул.

— Здорово! — воскликнула она. — Меня зовут Ласса, я, как ты уже понял, дочь Борка, это наш главный лекарь, он очень опытный, за свою жизнь выходил сотни таких, как ты, я даже и не мечтаю стать таким хорошим лекарем!

Он снова закатил глаза и трижды проклял всех богов и сверхъестественных сущностей за то, что они не позволили ему умереть там на берегу и быть съеденным чайками, крабами, дикими животными — да кем угодно, лишь бы не быть привязанным к больничной койке и не слушать разговоры этой… милой… очень даже красивой девушки. Что ж, ладно, пускай говорит.

— … Ты слушаешь меня? Я тебе столько всего рассказала, а ты как будто не здесь.

Он быстро моргнул глазами и судорожно пытался вспомнить, о чем она говорила в последнюю минуту, но тщетно, он был слишком занят своим недовольством, но теперь он — весь внимание, тем более, что девушка была правда прекрасна, и в этот момент он осознал, что весьма падок на женщин. Эх, благо, все не зря, песчинка за песчинкой он восстанавливает себя, свое собственное я, вместе с ней узнает о себе что-то новое. Девушка немножко удивленно смотрела на него, и ей казалась, что она видела все то, о чем думает больной, видела все мысли сквозь его ярко голубые глаза.

— Вижу, тебе с каждой минутой становится лучше.

Он моргнул.

— Я очень рада! — вновь воспряла духом прекрасная девушка с вьющимися золотыми волосами, аккуратно собранными под специальный медицинский чепчик.

— Давай я тебе расскажу о том месте, где ты сейчас находишься?

«О, очень кстати, давай», — он моргнул.

Девушка улыбнулась ему в ответ и приступила к рассказу.

— Не хочу тебе надоедать историческими справками, поэтому расскажу тебе лучше про настоящее. Ты сейчас на острове Скол, который раньше принадлежал Империи, а здесь жили моряки на службе его Императорского Величества, совершавшие набеги на пиратские порты, которых раньше было намного меньше, чем сейчас, и все они подчинялись одному — Глокте. Этот порт находится на окраине мира. История этого мира знает много различных форм господства. Одной из таких форм и была Империя, некогда объединявшая все континентальные государства, но погрязшая в гражданских войнах, после которых одно за одним государства выходили из состава Империи и вскоре от нее остались только такие верные режиму фанатики. Ни один из ныне живущих или живущих когда-либо владык не осмеливался заходить в этот порт с войной или миром. Люди называют этот остров Душманское логово… Ой, прости, я обещала не надоедать тебе уроками истории, — она вновь безумно мило улыбнулась.

Его глаза забегали. «Черт, как ей сказать, что мне интересно, пусть продолжает», — он быстро заморгал.

— С тобой все в порядке?

Он медленно и уверенно моргнул.

— Вижу тебя взбудоражил мой маленький рассказ, мне продолжить, или ты устал? — вновь на ее личике скользнула теплая едва заметная улыбка.

«Боже, женщины, и как на такой вопрос отвечать? Ладно, попробуем», — он моргнул дважды.

— Не устал?

«Умница», — он моргнул еще раз.

— Тогда я продолжу?

Еще одно моргание.

— Хорошо, — она вновь улыбнулась ему. — Где я остановилась? Мм… В общем, если коротко, то раньше были такие люди, военные, на службе у императора, которые не давали пиратам выбираться с их острова и жили они как раз здесь, на Сколе, но после распада империи они стали никому не нужными, — ее голос стал грустным, взгляд опустился вниз, — но остались жить на острове. Мы их потомки. Наш управляющий, ты с ним встречался, длинноволосый, бородатый и высокий, один из тех, кто служил императору и был щитом империи от морских пиратов.

Ласса замолчала. Он уставился на нее и ждал, когда она вновь поднимет свои прекрасные глаза, увидит его заинтересованность и продолжит рассказ. Но девушка не торопилась возвращаться к рассказу, ей слишком мешал на голове медицинский чепчик. Не поднимая головы, она его сняла и смяла в руках.

«Боже, нет, зачем она это сделала? Она прекрасна…», — его рот слегка приоткрылся, он был просто ослеплен ее красотой, что же с ним случится, если она вдруг на него посмотрит? Сердце забилось чаще, легкие стали вбирать в себя больше воздуха и делать это значительно чаще. «Приди в себя!», — он пытался вернуть себе былое самообладание, но все было тщетно. Подобно тому яркому свету, которого он хотел коснуться пару мгновений назад, сейчас хотел коснуться её прекрасных волос, её незабываемой стати, хотя бы руки. Девушка вдруг резко встала и вышла из палаты, тем самым разрушив все его мечты, вокруг как-то потемнело.

«Я влюбился. Определенно», — подумал он про себя.

Вскоре девушка вернулась с новой порцией еды.

— Пора кушать, — мягко сказала она, вновь подложив сверток лохмотьев ему под голову.

Она села к нему на койку, он чувствовал тепло её тела, её прекрасные, вьющиеся золотые волосы ниспадали и прикрывали грудь. Он пытался как можно быстрее покончить с едой, чтобы вновь вернутся к прослушиванию её рассказов.

Послышались тяжелые шаги за пределами палаты, не быстрые, но целенаправленные. Сомнений не было — гости направлялись к нему. Он это понял и разочарованно откинул голову назад, отказываясь доедать последнюю ложку. Занавеску резко одернули в палату вошли двое: Борк, отец прекрасной, незабываемой, милой девушки, и тот самый управляющий, огромный и неприятный.

— Милая, — обратился лекарь к своей дочери, — разреши нам поговорить наедине.

— Конечно, папа, — девушка вернула ложку с едой обратно в миску и покинула пределы палаты.

— Как себя чувствуете? — спросил врач.

Он моргнул один раз.

— Замечательно, функции мозга в порядке, мышечная слабость пройдет, вы снова будете ходить и говорить, нужно набраться терпения, — старик улыбнулся, его улыбка была чертовски похожа на улыбку Лассы, точнее наоборот, в любом случае он её уже никогда не забудет.

— Борк, попрошу тебя о том же самом, оставь нас наедине, пожалуйста.

Старик молча вышел за пределы палаты. Они остались вдвоем. Немой пациент чувствовал, что этот разговор не сулит ему ничего хорошего.

— До меня дошли слухи, что «Беглец» затонул на полпути до большой земли, а спустя сутки море выбрасывает тебя на мой остров. Не нужно быть семь пядей во лбу, чтобы связать два этих события. Не жди теплого приема, пиратское отродье. То, что я приказал тебя выходить, означает лишь то, что умрешь ты только более жестокой смертью и тогда, когда я этого захочу, — управляющий склонился над ним, — отребье, — резко развернулся и ушел прочь.

Глава 16

Утопленники в Вук

Три долгих стука в дверь с большой паузой. Спустя двадцать ударов сердца, заскрежетали засовы, зазвенели цепи, дверь открылась. Рен вошел внутрь, поздоровался с зубодером, который как всегда забыл пригласить его пройти в гостиную, а после предложил чай.

— Мне передали, что ты хочешь меня видеть, — начал охотник.

— Верно, — зубодер слегка улыбнулся и наполнил кружку Рена каким-то безумно душистым отваром.

— В чем дело? Выкладывай, ненавижу, когда ты так хитро улыбаешься. Чего задумал?

— Я слышал, что поселения клыкачей уходят на северо-восток, — начал старик.

— К чему ты клонишь?

— Тебе все дальше и дальше приходится забираться в лес, а чтобы вернуться назад, скоро и дня перестанет хватать, — старик продолжал, не меняя тона.

— В мамочки мне заделался? Чего вдруг такой заботливый? Раньше тебя это не беспокоило, выкладывай, зачем позвал, и не беси меня.

— Ладно, ладно, — засуетился старик, — молодая кровь, лишь бы головы с плеч посносить.

— Говори.

— Ох, ну хорошо, хотел по-хорошему и издалека, не получилось, — старик обвинительно глянул на Рена, тот и ухом не повел, — у меня наклевывается большая сделка и за пределами Корвиса, ты понимаешь о чем я.

Рен кивнул в ответ.

— Замечательно. Мой заказчик из Вук, город, который находится…

— Я знаю, где он находится, — перебил его Рен.

— Ух, стервец, ладно. В общем, у меня большой заказ, а путь длинный, м?

— Что «м»? Ты хочешь, чтобы я тебя охранял на всем этом пути?

— Именно, — ответил старик, довольный тем, что у него все-таки получилось подвести Рена к этой мысли.

— Я охотник, а не охранник.

— Да, боже, не упрямься, мы все от этого выиграем, — старик сел напротив и стал передвигать чашки, — эта чашка — Вук, она далеко и мне туда нужно, эта чашка — клыкачи, и они двигаются по направлению к Вуку, эти две чашки мы с тобой. Мы можем вместе двигаться за клыкачами, ты будешь их убивать в свое удовольствие, я буду делать…эм, «дела» из этих зубов, пока мы доберемся до Вука, на твоем луке станет в два раза больше зарубков, а у меня — в два раза больше товара — все в плюсе, соглашайся, — старик довольно откинулся на спинку стула в ожидании положительного ответа.

— Убедил, старый болтун, но будешь мне платить дополнительно за охрану.

— Что? Да перестань, ну серьезно, ты все равно двинулся бы в том же направлении, ну?

— Я бы двинулся, а вот ты можешь остаться без своего товара и вовсе не добраться до Вука, дорога дальняя.

— Черт бы тебя подрал, ладно, оно того стоит, — согласился старик, — готовься, завтра с рассветом вдвигаемся.

— Нет.

— Что нет?! Зачем ты постоянно со мной споришь?

— Выгляни в окно, по такой погоде твоя «карета» сядет на пол колеса еще не покинув долину.

— Значит, через день, — взвыл старик.

— Ладно, до встречи.

Весь следующий день Рен посвятил сборам в дальнюю дорогу. Надо сказать, что он еще никогда так далеко не уходил и немного нервничал, но мастерски это скрывал за полировкой кинжалов и подготовкой стрел. В глубине души он знал, что уже никогда сюда не вернется, поэтому старался унести с собой как можно больше, но при этом не брать ничего лишнего. Он отобрал из всего своего разнообразия три с половиной десятка идеальных стрел, прямых, ровных, с идеальным балансом и оперением. Взял с собой два лука, сняв при этом тетиву, чтобы сохранить их работоспособность на как можно больший период, два длинных кинжала, размером с локоть, охотничий нож и нож, которым он спиливал зубы клыкачам. Поочередно завернул все это в кожаные тряпки, положил на стол, проверил объем и свежесть взятой провизии, взвесил в руке кошель с монетами, удостоверившись, что все в порядке вышел на улицу. Дело было к вечеру, ну или к позднему дню. В долине солнце всегда садится раньше. Он неспешно пошел по знакомым улочкам, вспоминая всю прожитую здесь жизнь с самого детства. В этом дворе он впервые учился стрелять из лука, конечно же, он промазал по мишени, но зато просто идеально попал в цветочный горшок, за что потом его обильно выпороли. А под этой яблоней он впервые поцеловался с девочкой, он уже не помнил, как её звали, но точно помнил, что ее родители его не любили, а вскоре уехали в Корвис, оставив маленького влюбленного мальчика один на один с его разбитым сердцем. А с этого холма он увидел горящее селение после набега клыкачей, когда погибли оба его родителя. Разные чувства вызывала у него долина — @ это было и чувство вины, и горечь разлуки, и жажда мести, но он был благодарен всему тому, что произошло здесь с ним.

«Все, что ни делается, делается к лучшему».

Он еще раз спустился к горному ручью, выпил ледяной хрустальной воды, ему свело челюсть, он немного поморщился, потом улыбнулся — еще одно воспоминание с детства. Пора. Завтра нужно выдвигаться.

Утро подкралось незаметно, застав врасплох Рена присутствием зубодера у него дома.

— Выспался, малец? — спросил зубодер.

В ответ Рен лишь протер глаза и потянулся.

— Я уже начинаю думать, а не ошибся ли я с выбором спутника?

— Заткнись, ты прекрасно знаешь, что я не подведу.

— Заткнись? Ты сказал «заткнись»? Да как ты смеешь, щенок, так со мной разговаривать? А ну немедленно извинись!

— Ты так и будешь там бурчать или мы пойдем, — с упреком сказал Рен, стоя в двери, со всех сторон обвешанный мешками.

Зубодер махнул рукой, вышел из дома и пошел к повозке.

— Закидывай свою задницу в карету, пора трогать.

По каменистой и ухабистой дороге долины они отправились в сторону большого тракта с ровной укатанной дорогой. На тракте не было ни одной живой души. Следы возниц и повозок, в лучшем случае, были месячной давности и не представляли ни интереса, ни опасности. Так томно, скучно, и слава богу, прошли первые два дня в пути, а за ними и еще три таких же. На ночных привалах Рен делал свои вылазки и продолжал рубцевать свой лук, а зубодер складывал принесенные клыки в отдельный мешочек.

— Мда, — начал зубодер, — чую, зря я тебя в охрану-то нанял. Тут даже голая девица прошла бы никем не тронутой.

— Лучше поблагодари судьбу за такое спокойное путешествие. В случае нападения, ты бы погиб первым, ну или на худой конец делал бы свои «дела» для бандитов.

— Окстись, стервец, думаешь я пожалею пару монет ради своей безопасности? Тем более, если бы на нас напали, и мы остались в живых, мы все равно бы не успели на сделку вовремя.

— Осталось всего ничего, смотри, уже видны башни городской ратуши.

Вук был не очень большим городом и исключительно портовым, а это означало, что там было много борделей, таверн и рыбы. Это приграничный город, принадлежащий Моссадору, поэтому не смотря на свои размеры он имел весьма внушительную крепостную стену и жесткие порядки, так вместо повешения, смертников расстреливали из корабельных баллист, город ведь портовый.

— План такой, я еду на встречу один, ты можешь пока где-нибудь погулять, сходи на море посмотри, зуб даю, ты еще никогда не видел столько воды, — зубодер звонко рассмеялся над собственной шуткой и похлопал Рена по плечу.

«Шутник, но он прав, обязательно схожу».

Они без проблем пересекли городские ворота и попали в город, после чего дантист оставил своего спутника со словами «Развлекайся, малыш», что в очередной раз не смогло задеть Рена, и тот начал свой поход по местным достопримечательностям. Одним словом, смотреть было нечего: главная площадь и сам город насквозь пропахли свежей и тухлой рыбой, по углам матросы зажимались с местными девицами, в закоулках проходили кулачные бои. И все же он был впечатлен тем, насколько быстро здесь течет жизнь, здесь постоянно что-то происходит, хорошее или плохое — не важно, важно, что город живет, дневная жизнь постоянно сменяется ночной, и все опять заново. По мудрому совету и наставлению зубодера он вышел в порт, к причалам. Сегодня там не было больших кораблей, в порту стояли только маленькие рыболовецкие шлюпки. Рен не отчаялся, ведь он пришел смотреть отнюдь не на корабли. Вода была грязной, совсем не соленой, а скорее всего протухшей, в ней плавало безумное количество самого разного мусора и, наверно, все сточные канавы текли сюда. Внутри него ключом били противоречия. Ну не может такого быть, чтобы то, о чем написано столько прекрасных книг, сложено столько невероятных легенд, было таким мерзким и отвратительным. Он решил покинуть город и идти по берегу до тех пор, пока реальность не совпадет с его ожиданиями. На берегу то и дело встречались разные разбитые бочки, длинные доски, мачты маленьких судов, лохмотья, которые в лучшие свои годы стояли целого состояния, люди… Люди? Рен подбежал к телу человека, которое по пояс закрывала парусина. Это оказался мужчина, невысокого роста, бородатый, он, кажется, еще дышит. Рен вытащил его подальше на берег, прислонил к камню, осмотрелся, нет ли кого вокруг, чтобы позвать на помощь, сам-то он в медицине не очень уразумевал, но вместо этого увидел семь столбов чаек, паривших над чем-то. Еще люди. Рен бросился к этим столбам, крича и размахивая руками, чтобы отогнать слетевшихся птиц. Обнаружил еще трех живых: две женщины и одного мужчину. Всех троих он оттащил к бородачу, прислонил к разным сторонам камня, устроил тень, попытался раздобыть пресной воды, так же рыская по берегу, но тщетно.

По прибережному узкому тракту катилась телега, он бросился к ней наперерез.

Глава 17

Дорога к Храму

Их определили в единственную церковь города Вук, где был специально отведен зал для единственной в городе лечебницы. Спустя месяц все четверо побороли смерть и снова встали на ноги. Рен решил остаться в городе и каждый день на протяжении этого месяца ходил в лечебницу к Рези. Она казалась ему очень знакомой. Его не покидала ощущение, что они уже где-то встречались, но ни он, ни она не помнили об этом. Тем не менее это не мешало ему приходить каждое утро с букетами цветов, которые собирал неподалеку от северных ворот города. Каждый раз Рези мило улыбалась и говорила: «Это так мило». Рен пытался разговорить ее, но надолго её не хватало, и каждый раз она ссылалась на плохое самочувствие, прося Рена уйти, однако на следующий день он возвращался, и история повторялась вновь. Товарищи Рези не лезли с советами в эти «отношения», оно и правильно, ведь она не просила у них помощи. Но должно сказать, что из всей четверки Рези выздоравливала и чувствовала себя лучше всех, быть может, это все целебная сила цветов с северных холмов, кто знает? Так или иначе все они оправились после кораблекрушения и зареклись об этом когда-либо вспоминать и что-либо говорить, ссылаясь на потерю памяти. Однако сейчас стал ребром вопрос, что дальше делать и куда дальше идти. В гибели двух своих товарищей они не сомневались. Для них и так осталось загадкой собственное спасение, а в систематическое повторение таких чудес верить не приходилось.

— Хочешь ты того или нет, Рези, а встретиться с этим твоим Реном нам просто необходимо, теперь он наша единственная зацепка и путеводная звезда, — с выражением мудрого наставника Костик поставил перед фактом оставшуюся в живых команду, — он спас нам жизнь, он нас выходил, он к тебе привязан и этим надо воспользоваться. Я вижу, что ты стараешься быть с ним милой, и что на долго тебя не хватит.

— Да, только вот мы не знаем о нем ничего, ни где он живет, ни… — говорил Яр.

— Знаем, — протяжно на выдохе ответила Рези.

— Ну же, это не конец света, любовь — это не так плохо, — с ухмылкой сказал Костик и дружески похлопал Рези по плечу. — Давайте спросим у прохожих, где нам отыскать его дом.

Собственно, поиски труда не составили. Дом, в котором он снимал комнату был напротив церкви. После того, как зубодер рассчитался с Реном, последний мог полгода плевать в потолок и пить самые дорогие вина. Заказ был огромен, а выручка с него и того больше. Видно, зубодер ни один год работал в ожидании такого заказа и теперь обеспечил себе безбедную старость в центре Ковиса, в котором он родился и который так любил.

Рен ждал их на пороге, улыбаясь во все тридцать два зуба прекрасной Рези. Рези, увидев это, закатила глаза и немного скривилась.

— Потерпи, он нам нужен, — сказал Костик, увидев реакцию Рези.

Ответа не последовало, оно и к лучшему, значит Рези и сама все понимала.

— Пройдемте внутрь, — пригласил гостей Рен, учтиво пропуская вперед и показывая рукой направление движения. — Вторая дверь справа, заходите.

Комната была, мягко говоря, аскетичной. В темном углу стояла старая кровать, окно без занавесок, в центре комнаты стоял стол с выцветшей скатертью, скамья вдоль стены и два на ладан дышащих стула.

— Проходите, присаживайтесь, — продолжал Рен, гости повиновались.

— Что ж, из заметок в лечебнице, я смог узнать только ваши имена, поэтому опустим подробности и я, пожалуй, не буду донимать вас вопросами, кто вы и откуда, — судя по вашему виду, вы и сами не очень-то в курсе, — он остался на ногах, медленно расхаживая из конца комнаты в конец, скрестив при этом руки на груди и опустив вниз голову.

— Премного благодарны, — с ухмылкой ответил за всю команды Костик.

— Куда держите путь? Или тоже не знаете?

— На север, — коротко ответил Костик.

— Вижу ты здесь главный, — Рен остановился и внимательно осмотрел Костика.

— Нет, отнюдь, им просто неприятна твоя компания.

— Сожалею, однако, вам придется меня терпеть. Совершенно случайно мой путь совпадает с вашим, и я думаю мы бы могли облегчить друг другу жизнь. Такая разношерстная компания: человек, вальдау, ажихат и арьи”ен. Или говоря нормальным языком: человек, бородач, кочевник и лесной житель. Вам могут открыться почти все ворота городов этого мира, — Рен говорил и сам поражался своей риторике: еще никогда его монологи не были столь длины и опрятны, как сейчас. А что произошло с тактом — немыслимо! Он появился. Видимо, любовь действительно меняет людей.

— Мы подумаем и дадим тебе знать. Подожди немного за дверью.

— Неплохо, — охотник рассмеялся и вышел за дверь.

— Однозначно да, — вдруг заговорил Яр.

— Пожалуй, соглашусь, нам не найти проводника лучше этого, плюс ко всему он целый месяц бегал в лечебницу, прости Рези, — Шарли развела руками.

— Ну что ж, вот и порешили, — сказал Костик, обращаясь к Рези.

Та сидела нога на ногу, скрестив кисти на коленке, и в ответ только легонько приподняла их вверх, дав понять, что ее мнение уже не имеет никакого значения.

Остаток дня они провели в сборах, изрядно одолжив денег у охотника, благо тот, никогда не был алчным и жадным, тем более для Рези ему ничего не было жалко. По совету Рена, лошадей они не покупали, а взяли только вьючных мулов, которые для такой гористой местности подходили намного лучше. Прикупили кое-какого оружия — все же дорога может оказаться смертельно опасной и гораздо лучше, когда у тебя в руках меч, пусть кривой и ржавый, но все же лучше, чем костяшки кулаки. К вечеру приготовления были закончены, и пятерка позволила себе пропустить по кружечке хмельных напитков. Это застолье пошло на пользу компании, они познакомились ближе, узнали о занятиях Рена, о его великом горе и жажде мести. Рези стала несколько более снисходительна к нему и испытывала уже не отвращение, а большое сострадание. Не шибко-то и прогресс, но все же лучше ненависти и презрения. Этим вечером Костик решил молчать, а вот Яр — напротив. Видно хмель слишком сильно ударил ему в голову, и его было не остановить. Он долго и без остановки рассуждал вслух над какими-то пустяковыми вопросами. Почему трактирщик протирает чашки одной стороной тряпки, а тарелки другой, почему сквозняк дует в дом, а не на улицу, почему чайки такие крикливые, а собаки такие тупые и так далее. Все это увлекало собеседников и придавало атмосферу непринужденности.

На утро они вышли через северные ворота и направились по тому же горному тракту, по которому сюда, месяц назад, приехал Рен. Проходя мимо цветочных холмов, охотник немного отстал, но вскоре нагнал компанию с букетом для Рези, та отказалась их принимать, тогда он прикрепил их к мулу и снова вырвался во главу цепочки.

Через три дня они достигли горного хребта, после которого начиналось высокогорье. Было решено разбить лагерь и остаток дня отдыхать и набираться сил перед долгим подъёмом. Рен, как и обычно, пошел осматривать окрестности и в случае опасности — должен был подать сигнал.

— Я поднимусь налегке на этот перевал, не хочется быть застигнутым врасплох, вдруг там наверху сидит целый отряд клыкачей, подстерегающих путников.

— Хорошо, будь осторожен, — ответил Костик, он на протяжении трёх дней слышал один и тот же предлог для разведки и всегда отвечал одно и то же. — Мы пока разобьем лагерь.

Рен кивнул и тропами вдоль тракта ушел вверх по склону. Он шагал беззвучно, как и положено настоящему охотнику. Змеёй огибал низкие деревья и кусты, чтобы вдруг движением листьев не выдать своего присутствия. Достаточно быстро достиг вершины хребта. Все было чисто. Ни единой души. Ни животных, ни птиц, ни чего-либо еще, а вот это уже настораживало. Отсутствие всего живого — явный признак присутствия опасности. Он положил стрелу на тетиву и замер в ожидании.

«Ничего. Совсем ничего. Очень странно. Нет, есть, есть движение. Вон там, в кустах за трактом. Отлично, нужно до туда добраться и добраться незамеченным».

Аккуратно шагая, перебегая от дерева к дереву, он добрался до тракта. Рывок, он перебежал его и скрылся за кустом. Затаился. Медленно стал подниматься и осматриваться по сторонам.

«А вот и он. Ну конечно, кто же еще жрет птиц. Клыкач. Пока один».

Клыкач смачно откусил пойманной птице голову, выплюнул её и тут же, вместо сытного обеда, получил в открытый рот стрелу с белым оперением. Удивительно, как такие тупые и неповоротливые клыкачи могли исхитриться, изловчиться и поймать очень шуструю пташку.

«Тридцать. Идем дальше».

Рен как всегда подозревал отряд клыкачей и в этот раз не ошибся, вскоре он увидел опушку, на которой клыкачи разбили лагерь, их было чуть больше дюжины, сложно было подсчитать, они постоянно двигались, то пропадая, то появляясь в поле зрения. Рен оказался в очевидном меньшинстве, но не в его природе было отступать. Он стал обходить лагерь кругом, пытаясь добраться до того места, куда постоянно уходили и возвращались клыкачи. Они шли по старой тропе, уходящей далеко от тракта. Что-то несли в мешках, возвращаясь в лагерь. Вскоре Рен увидел старую каменную башню, обросшую мхом и плющом.

«Странно. Что там? Ладно, позже разберусь».

Он затаился, пытаясь вычислить периодичность появления клыкачей из башни. Времени оказалось достаточно, чтобы успеть убивать по одному, оттаскивать труп и оставаться незамеченным.

«Что ж. Начнем».

Охота шла прекрасно, на луке уже было тридцать пять отметок. Клыкачи были безмерно тупы и не замечали, что их становилось все меньше. Однако внезапно схема сломалась, видно в башне закончился груз. Появившийся намного раньше положенного клыкач застал Рена над трупом своего собрата и, не раздумывая, прыгнул на охотника, повалив его с ног. Пара сильных тупых ударов — и Рен потерял связь с миром.

Связанного Рена доставили в лагерь. Потихонечку Рен стал приходить в себя. Он был связан, лежал в центре лагеря, кругом были одни клыкачи, каждый второй точил свой огромный палаш для известно каких целей. Клыкачи в отличие от людей не славились своей болтливостью и не сыпали угрозами над схваченным врагом. Первый, кто заканчивал заточку меча, тот и совершал казнь. Этот первый объявился и быстрым уверенным шагом двинулся на Рена. Охотник занервничал, стал отталкиваться от земли связанными ногами прочь от идущего на него клыкача, чтобы продлить тому дорогу.

«Перед смертью не надышишься».

Клыкач занес меч, Рен закрыл глаза. Раздался звон метала. Знакомый ржавый меч парировал удар клыкача, а следом в голову палача прилетела стрела. Из кустов выскочил бородатый вальдау, налево и направо размахивающий тяжелой секирой. С другого фланга девушка-ажихат с двумя длинными кинжалами, изящно уклоняющаяся от медленных атак клыкачей. Из деревьев прилетели еще две стрелы, попавшие точно в цель. Секира пробила тяжелый нагрудный доспех еще двум неприятелям, а ржавый меч обеспечил посмертное заражение крови еще двум здоровякам. Быстрые клинки ажихата перерезали главную артерию еще двум. С резней было покончено. Яр освободил Рена от пут, тот был несколько обескуражен от происходящего.

— Шарли заподозрила опасность, она не слышала ни птиц, ни животных, ничего живого, и мы почти сразу последовали за тобой, она хороший следопыт, — опережая его вопрос, сказал Костик и протянул руку, чтобы помочь встать.

Рен встал, безмолвным кивком поблагодарил спасителей, немного помедлил, затем направился к своему луку и сделал тридцать шестую зарубку.

— Там, дальше по тропе, стоит заброшенная старая башня, клыкачи что-то выносили оттуда. Я не знаю что.

Глава 18

Древняя библиотека

— Что могло понадобиться клыкачам в этой башне?

— Может, просто заглянем в мешки, которые они выносили? — колко подметила Рези и направилась к куче в центре поляны.

— Ничего, всякий мусор, земля, боже, личинки, термиты. Все дохлые. Какая гадость! — она закашлялась и отпрянула от мешка, прикрывая рот рукой.

— Нужно осмотреть башню, — сказал Костик. — Я уверен, что мы что-то там найдем.

Невысокая, поросшая мхом и плющом. Без окон, белокаменная. Крыша давно уже сгнила и провалилась внутрь, но дверь, вырванная клыкачами, пребывала в превосходном состоянии, как будто бы ее поставили всего пару зим назад. Земля вокруг башни в радиусе метра была черной, выжженной, но ничего не свидетельствовало о недавнем пожаре. Из башни тянуло холодом, загадочностью и смертью. Падающие откуда-то внутри капли разбивались о пол башни, эхом вырываясь наружу и заставляя у непрошенных гостей кровь стыть в жилах. Неуверенный шаг за порог башни, тактичная пауза, позволяющая хозяевам как-то среагировать на подобную интервенцию. Ничего. Еще шаг, еще несколько. Остановка.

— Здесь ничего нет! — воскликнул Костик.

— Справа ход в подвал, — сказал Рен, указав рукой на бездонное, черное отверстие в прогнившем полу.

— Или дырка в полу от того, что кто-то провалился внутрь, наступив на гнилую доску, — скептически заметил Яр, — пол-то на ладан дышит, — он демонстративно постучал ногой, и пол оскорблено заскрипел.

— Перестань, неужели неинтересно, — сказал Костик, — давайте, аккуратно, вдоль стены.

Костик направился первым, показывая безопасную дорогу для остальных. Аккуратно, шаг за шагом, они пробрались к дырке в полу, это действительно оказался ход в подвал, даже лестница осталась.

— Кто первый? — с ухмылкой спросила Шарли?

Доблестные мужчины переглянулись.

— Ой, да бросьте, я пойду, туда же клыкачи лазили, значит, опасности там точно нет, — сказала Рези с умным видом.

Рен сорвался с места и в два счета оказался в подвале.

«Купился, как миленький», — про себя подметила Рези, а оглядевшись, поняла, что все подумали точно так же.

— Что там? — спросил Костик?

— Ничего, все спокойно, спускайтесь, куча перегноя, да и только.

В подвале царило ничего. Кирпичные стены, куча перегноя, какой-то мусор и продукты жизнедеятельности всех тех, кто когда-то здесь жил.

— Мда. Вот тебе и таинственная башня, — со свойственным разочарованием произнес Яр.

— Что там? — прищурившись спросила Шарли.

— Где?

— Там, смотри, кладка очень плохая, из-за стены идет едва видный свет, — она рванулась к стене и стала пытаться достать кирпичик.

Рен с ножом подошел на помощь, и они в два счета достали чужеродный элемент из стены — разобрать стену теперь стало просто делом техники. За стеной было помещение, в дальнем его углу едва мерцал синий огонек в светильнике, вдоль стен стояли огромные стеллажи.

— Немыслимо, — сказал Рен.

— Что? — нервно спросила Рези.

— Как что? Неужели ты еще не поняла, что мы нашли библиотеку и лабораторию древних магов, разве пламя может быть синим и столько гореть без присмотра? Разве ты где-нибудь еще видела столько книг и свитков?

— Думаю, я видел и больше, — сказал Костик, прошедший дальше всех вглубь к столу, на котором стоял светильник с синим пламенем.

— Что? Где? — возбужденно спросил Рен.

— Просто подойдите сюда, — сказал Костик, не поворачиваясь к ним лицом.

— Невозможно… Это… Да это…, — Рен так и не закончил своей мысли.

— Да, это воистину огромная библиотека древних магов, — протяжно промолвил Яр, сумевший сохранить каплю самообладания, в отличие от своих спутников.

То место, где стояла пятерка и светильник, озарявший тусклым синим пламенем всю библиотеку, оказалось лишь маленькой прихожей у главного зала. Вниз вела крутая лестница с резными перилами и диковинными орнаментами, сопровождая каждого, кто по ней спускался в мир магии и знаний. В главном зале стояли четыре цельных, мраморных колонны в четыре человеческих роста и огромные стеллажи книг между ними. В центре зала стоял лабораторный стол с какими-то субстанциями в пробирках, пол был завален вырванными из книг страницами, отдельными рецептами. Неподалеку стояло аналое с раскрытой книгой. Книга была не такая как все. Полистав ее можно было понять, что это что-то вроде летописи. Разные периоды писались разными людьми, об этом говорил и разный почерк, и разные чернила или даже вовсе не чернила. На обложке книги, в ее центре было кольцо, примерно поровну разделенное на шесть частей. Там же было и название книги, но прочесть его не представлялось возможным. Путники долго ходили и осматривались, перебирали какие-то свитки, тщетно надеясь понять, что в них написано, но это их не останавливало, ведь там были еще и картинки, которые можно разглядывать. На картинках изображались разные травы, незнакомые мета, люди, ужасные монстры, места сражений, но все это не имело смыла без самого содержимого, которое было невозможно прочесть.

— С ума сойти, — Рен стоял наверху и игрался с синим пламенем, — это точно магия, оно холодное! Как здорово придумали! Холодное пламя никогда не сможет сжечь библиотеку! — Рен восхищался без умолку всем, к чему прикасался.

Тем временем на улице вечерело, в горах солнце садится особенно рано. По прогнившей крыше забарабанил дождь, струйкой стекавший в наземную часть башни, откуда по каплям попадал в перегнившую землю, вновь порождая там жизнь, раздался гром.

— У, — обреченно провыл Костик, — спать сегодня под открытым небом крайне неприятно, предлагаю заночевать здесь, на втором этаже, где светильник.

— Надо завести мулов внутрь и спустить весь наш скарб вниз, от греха подальше. Не хочется остаться без всего, но с кучей древних книжек, — сказал Яр и направился на поверхность.

Вскоре они разбили лагерь под светом синего, холодного пламени, едва качающемся на сквозняке. Дождь все так же колотил и проминал и без того отчаявшуюся крышу, в то время как путники разбили небольшой костер уже настоящего алого пламени, который не то с завистью, не то с неприязнью поглядывал на своего юродивого брата, и так и норовя показать ему, кто здесь главный. Сегодня не было никаких разговоров, каждый был погружен в себя и поглощен собой. Прикосновение к тайнам мира никогда не проходит бесследно, пускай даже и не удается их понять, но сам факт, осознание того, что вот ты стоишь на пороге какого-то огромного открытия, которое может кардинально изменить не только твою жизнь, а жизнь целых городов и стран, дико будоражит и наводит на странные мысли. Сомнений не было никаких, эта заброшенная башня — место силы, о которых так много говорят и которые так активно ищут, чтобы получить власть, богатство или право на обладание древними реликвиями, однако еще ни разу алчность и корысть не приводили своих носителей к сундуку с сокровищами. Скорее напротив, порой слишком сильно чего-то желая, ты только отдаляешься от цели и на смену алчности и корысти к тебе приходит уныние. Это отнюдь не тот коктейль чувств, который необходим, чтобы жить счастливо. Мир непредсказуем, порой кажется, что он играет нами, а иногда и подыгрывает, чтобы пятерка людей, не помнящих своего прошлого, смогла найти и познать себя. Ведь у того, кто не знает своего прошлого, нет и будущего. Рези долго не могла заснуть.

Глава 19

Похищение Раи

Чёрный дождь, просмолённые грязью тучи, сильный восточный ветер, ветер перемен, подхватывал грязные капли дождя и разбивал их о стены домов. В столице бушевала непогода, осень выдалась чрезвычайно дождливой, несмотря на исторически сложившийся континентальный климат. Все смешалось в этом мире: люди, звери, травы. Дожди лили в пустынях, белки прятали свои орехи в дуплах пальм, чернокожие жили в юртах на севере Канады. От всего этого можно было сойти с ума. Белый Казанский кремль перекрасили под цвет Московского, в красный, хотя не знали зачем, просто потому, что так было раньше.

Рая сидела на скамейке в парке, где качался на ветру один единственный рабочий фонарь и тускло освещал дорогу. Разбитые в кровь колени, порванные колготки, взъерошенные волосы, потекший от слез и дождя макияж, состояние одиночества и полной безнадежности. В руке она сжимает талисман в виде полумесяца и что-то шепчет. «Куда катится этот мир?» — думала она. Перед глазами стоит сцена их расставания, Рая закрывает глаза, и все происходит по новой, словно вживую.

— Нам нужно расстаться, — глядя в сторону и высоко задрав голову, чтобы не видеть ее реакции, произнес он.

— Нет, почему? Ведь мы любим друг друга!

— Ты не понимаешь…

— Ты ради этого меня позвал в шикарный ресторан, чтобы сказать, что мы расстаёмся? — запротестовала она.

— Да. Не хотелось этого делать по телефону или где-то на улице под дождем.

— С ума сойти.

— Я из богатой семьи, — начал он. — Пожалуйста, выслушай, — увидев ее реакцию, сказал он.

Он взял бокал вина и промочил горло, было видно, что момент для него волнительный, и что он прилагает немало усилий, чтобы выглядеть достойно. Нужно отдать ему должное.

— Для знатных семей очень важно мнение окружающих, так сказать, рейтинг. Сейчас модно и почетно, и вообще такие правила, что ли… Дети из знатных семей, такие, как я, обречены жить в достатке, но не в любви… Мои родители настаивают, да и сам я, должен сказать, нахожу интересным общение с одной японкой, род которой тянется с какого-то Токугавы, чтобы мы женились. От этого будет хорошо и выгодно всем.

— Всем… Всем, кроме меня! — она взяла бокал и плеснула вином ему в лицо, который потом полетел в сторону близ стоящего официанта, — Ты променял меня, мою любовь! На грязные червонцы! Я ведь… ведь я тебя любила не из-за денег, а потому что видела какой ты на самом деле, но, кажется, я ошиблась, — Рая резко встает из-за стола, стул с грохотом падает, все смотрят на них. Она в слезах, он понимает, что все его узнали и уже начинают шептаться и говорить о непутевом сыне. От отчаяния Рая со всей силы дергает за скатерть. Посуда бьется о дорогой пол ресторана.

— Тварь, ты что делаешь!? Хватит меня позорить! — закипел он, вскочил со стула, схватил за волосы и потащил на улицу.

Она хваталась за его руку, царапала, но он не отпускал. Пыталась подняться с колен, но снова падала и скользила по полу. Они вышли на улицу, он поднял ее на ноги, по которым струилась свежая кровь, толкнул в лужу и ушел, ничего не сказав.

Она открыла глаза, дождь все также лил, синие от холода губы дрожали, руки и ноги онемели, волосы, слипшиеся от влаги и грязи, расплылись по всей луже.

— И это называется «мужчина» — сама с собой заговорила она.

— Высший свет, будущее нации. Ха! Курам на смех!

— Размозжила бы его гнусную черепушку об асфальт! Прогнивший мир, люди, боги!

Воспоминания словно зациклились, и она прокручивала эту ситуацию вновь и вновь, словно мазохист, делая себе больно и заставляя потоки слез пополняться вновь и вновь.

Ко входу в парк подъехал черный внедорожник. Из него вышел мужчина в черном похоронном костюме и направился в парк. Он шел к Рае, найти ее было не сложно, ведь она сидела под единственным фонарем во всем парке, и он давно уже ее приметил.

— Раиса, пойдемте со мной, — сказал он.

— Вольно, дорогой, ты верно перепутал меня с шалавой!

— Нет, — отрезал он.

— Пошел прочь, я тебя не знаю, у меня и без того гнусное настроение.

Он спокойно, но незаметно, достал шприц со снотворным, сел рядом на скамейку. Она и ухом не повела, тогда он снял колпачок и всадил шприц ей в бедро.

— Ах, ты, тварь! — крикнула она, подскочив со скамейки.

Через секунду она стала терять сознание и падать. Мужчина в костюме поймал ее, взял на руки и понес к машине.

— Интересная работа, — сказал он своему напарнику.

— Чем? Не много удовольствия разъезжать по прогнившей стране.

— Интересно смотреть на реакцию избранных, в которых есть Они, — у всех разная и непредсказуемая.

Глава 20

Пожар в библиотеке

— Рези! Проснись! — Костик изо всех сил пытался разбудить Рези в то время, как все остальные носились сломя голову, вынося из огня провизию и снаряжение. — Проснись! Горим! — Рези медленно открыла глаза, а через мгновение уже стояла на ногах. — Было ошибкой разводить здесь костер, — продолжал Костик, — сквозняк раздул угли и поджег всю библиотеку.

В это неспокойное утро Яр показывал невиданную прыть. Он винил себя за произошедшее, говорил, что это была его дурацкая идея, и лучше бы он не выжил после кораблекрушения. Рен, да и собственно все остальные, но Рен в особенности, посмеивались над ворчанием бородатого вальдау. Нужно сказать, выглядело это действительно забавно, особенно, когда Яр заделался в спринтеры и вместо одной ходки пробегал три, стараясь внести как можно больший вклад в эвакуацию снаряжения.

— Это последнее, больше ничего нет, — сказал Яру Рен, — все вынесли, отдохни.

— Я лучше еще раз проверю, — бубня себе под нос, ответил Яр и снова бросился в подвал башни.

Огонь полыхал повсюду, перепрыгивая с полки на полку огромных, старинных стеллажей, беспощадно уничтожая пожелтевшие свитки, словно захватчик крестьян, вооружившихся вилами. «Что же я наделал… Я уничтожил всю историю этого мира!», — корил себя Яр, — «Я должен что-то сделать, но что…».

Очередной поток воздуха ворвался в башню, пробрался в подвал и качнул языки пламени, заставляя кровожадного пожирателя изменить курс своего продвижения.

«Что это? Магия!»

За отступившей огненной стеной он увидел разбившийся светильник, в котором еще вчера жил и горя не знал синий, холодный огонек. Светильник лежал в стороне, а вокруг аналое с летописью выросла стена синего пламени, готового до победного держать оборону, отбиваясь от неприятеля до потери пульса, но силы были неравные.

«Это мой шанс, чтобы хоть что-то исправить!»

Яр стрелою выскочил из подвала, подскочил к вынесенному имуществу, стащил большой вальтрап, завернулся в него и бросился обратно в подвал, в огонь. Аккуратно и быстро спустился по прогоревшей лестнице на нижний уровень, напрямик бросился к месту совершения преступления, беспощадному убийству синего, магического пламени. Он схватил книгу, спрятал ее как можно ближе к телу, под большее число одежды и ткани, и бросился обратно к лестнице. На лестнице уже почти не было огня. Это был плохой знак. Беда не заставила себя ждать. Уже на третей ступеньке он провалился вниз, а вслед за ним рухнули и уголья некогда прекрасного рукотворного изделия.

«Проклятье! Так мне и надо. Заслужил», — он перевернулся на спину и раскинул руки.

— Яр, держись! — вслед за криком на него упал конец веревки с верхнего уровня, — Держись! Все вместе! И раз! — командовал Костик.

В два счет Яр оказался наверху и вместе со всеми выбрался из прогнившей, прогоревшей, но вечной башни.

— Ну ты и безумец, — начала Шарли, — не смей больше такого делать! Чувство вины тебя до добра не доведет. В другой раз сдохнешь.

— Хватит, Шарли, — вступилась за Яра Рези, — от этого ему легче не станет, но может быть, станет от того, что все-таки его вылазка принесла результат, — Рези указала на край книги торчавший из-за пазухи.

Яр без эмоций достал свой трофей, осмотрел его, убедился, что тот не пострадал, сунул в седельные сумки и сухо обратился к приятелям.

— Нам пора в путь.

Следующие полдня до обеденного привала отряд провел в тишине, никто не проронил и слова. Каждый был наедине со своими мыслями, активно переваривая столь бодрое и не доброе утро. Рен улыбался, его почему-то забавляла эта история, честно сказать, он не очень-то верил, что они нашли что-то древнее и магическое. Он больше склонялся к версии, что это раньше была какая-то бандитская копировальная фабрика, уж слишком много в подвале башни было одинаковых свитков, как будто их специально переписывали, чтобы потом выдать за древний артефакт и удачно продать на каком-нибудь рынке. Рези была погружена в себя, ее мучил тот сон, который приснился в ночь перед пожаром. Что это было? Как его понять? Слишком много противоречий и неизвестных переменных в этом сне. Кто та девушка во сне? Она пыталась всячески переключиться и думать, например, о пролетавших мимо птичках или камушках в ботинках, которые так коварно натирали ей мозоли, шепча, мол, дорогая, сядь, отдохни, тебе не нужно никуда идти, жизнь прекрасна. Но Рези точно знала, что нужно, но не знала зачем, однако знала куда, и это облегчало её внутренние терзания, даруя надежду на то, что все ответы она получит в конце пути, ведь в конце концов путь тяжел, а цель прекрасна, как огонь костра. Никто не обещал, что будет просто. Костика же мучил вопрос, что же там в Диких северных землях, он не пытался заниматься самообманом и хотел просчитать все возможные варианты, а лучше разобраться во всем еще до конечного пункта, чтобы быть готовым ко всему, но слишком мало было информации. Шарли, напротив, достаточно быстро забыла утреннее пробуждение и глазела по сторонам, примечая в деревьях, птицах, пробегавшей мимо живности нечто родное и знакомое. Она могла закрыть глаза и просто их почувствовать, это был какой-то необъяснимый контакт с миром природы. Шарли, пожалуй, шагнула дальше всех в познании себя. Она уже четко осознавала, что ей близко, а что чуждо, она понимала, что она лесная дева — арьи”ен, и так было всегда. Яр продолжал себя корить за вчерашнюю недальновидность, однако считал, что как минимум на половину он искупил вину, когда спас от неминуемой гибели, ведь неизвестно сколько бы продержалось синее пламя, древнюю летопись. Он рассуждал про себя, что если магический огонек встал на защиту именно этой рукописи, значит, она самое ценное из того, что было в библиотеке. Он крепко-накрепко решил, что найдет человека или людей, которые смогли бы перевести эту книгу на понятный язык.

Тем временем за бортом внутреннего мира каждого из героев, стояла прекрасная погода, будто бы тоже чувствующая себя виноватой за свою ночную истерику и частое дыхание, раздувавшее тлеющие угли кострища. Как часто бывает на море — после сильнейшего шторма настает безмолвный штиль, как будто приводя в равновесие все буйства своего товарища по цеху. Аналогично было и сегодня. На небе ни облачка, ни один листик на дереве, ни одна травинка на земле не подвергались нападениям нахального ветра. Кажется, и небесное светило сбавило свои обороты и грело ровно настолько, чтобы не быть раздражителем, и приятно ласкать путников своими лучами.

К обеду все отошли от своих внутренних терзаний и приятно общались на повседневные темы и вопросы. Рен все так же уделял огромное количество внимания Рези, что, в свою очередь, так же, как и раньше льстило и безумно доставало. Костик мило улыбался, слушая их разговоры, а Шарли так или иначе подначивала Рези, и та злилась еще больше. Яр пришел в себя немножко позже остальных, видимо, составив окончательный план действий и собственноручно подписав его, заранее согласовав, опять же, с самим собой.

Путники решили идти в Варлу, а оттуда на корабле добраться до столицы Моссадора — Крокатуна. Дорога в горах всегда очень тяжелая и опасная, а морем идти быстро и безопасно, поскольку ни одно пиратское судно не осмелится подойти так близко к береговой линии. Слишком уж большой шанс в ходе маневра напороться на риф или неожиданно попасть под обстрел из корабельных баллист прибрежных городов, которые славились своей точностью и еще больше — дальнобойностью.

Остаток маршрута они преодолели без каких-либо трудностей, Шарли с Реном все так же каждый день подстреливали к ужину что-нибудь вкусное, а Яр съедал добрую треть всего кушанья. В последние две ночи Костик даже принял решение не выставлять ночной караул, слишком уж все было тихо и спокойно. На утро все просыпались живыми и здоровыми, без железяк у горла или стрел в груди, правда как-то ночью упряжка вьючного животного отвязалась, и копытное беззаботно побрело прочь от лагеря, благо вскоре наткнулось на что-то вкусненькое и прекратило свое продвижение от спящего лагеря, на утро его удалось вернуть.

Начался спуск, внизу уже виднелась речка, плавно разливающаяся и впадающая в море, на розливе виднелось несколько крупных речных доков. Сомнений не было. Это был пригород Варлы. Варла славился своим кораблестроением, это и верно, слишком уж удобную заводь образовывали горная море и речка, которую по необходимости можно было перекрыть, как плотину или спустить на нее корабль. Чуть поодаль от этой верфи виднелись каменные, крепостные стены Варлы.

Глава 21

Скол. Вновь на арену

Маленький шаг вперед, резкий выпад, шаг назад, защитная стойка, движение по кругу, косой удар сверху вниз и сразу же обратный по другой диагонали, пируэт, удар из-за головы и сразу горизонтальный рассекающий наотмашь. Соломенное чучело повержено бутафорским мечом, сбитый шлем отлетел к противоположной части арены.

«Дерись или умри. Мне просто не оставили выбора. Может, оно и к лучшему, а то бы занимался самобичеванием и раздумьями об этом дурацком сне и этом месте или мире. К черту!»

На арене параллельно с ним упражнялись еще трое, но, видимо, это все же были местные вояки, иначе это было весьма опрометчиво со стороны управляющего — дать возможность смертникам, ну, или как говорят, красивым словом, гладиаторам, досрочно перебить друг друга. Хоть жизнь гладиатора и не имела денежного эквивалента, но в качестве поддержания авторитета управляющего работало исправно, поэтому не было смысла рисковать ходовым товаром. Да, это были местные стражники. Вдобавок ко всему, если бы гладиаторы изучали друг друга, это бы значительно понизило зрелищность, а так — никогда не знаешь, с кем сражаешься и что от него ждать, поэтому выкладываешься на полную катушку. Да, надо признать, в любом уважающем себя городе, а жители острова Скол позиционировали себя именно так, были бойцовские арены. Неважно были ли они пиратскими или государственными, находились ли они на поверхности или под землей — не важно, о них знали все, и правители поддерживали подобные побоища. Бескомпромиссная мясобойня имела массу плюсов. Во-первых, подобные зрелища снимали эмоциональную напряженность и позволяли контролировать настроения масс, особенно если побеждал «народный» любимчик. Во-вторых, это было выгодно экономически. Почти все бои устраивали властьимущие и через третьи руки принимали ставки на тех или иных гладиаторов, конечно же, жульничая, и, в большинстве своем, выигрывая. В-третьих, опять же с экономической точки зрения, все цивилизованные государства отказались от тюрем в пользу подобных заведений. Теперь оступившийся или преступивший закон человек, не содержался за счет казны, тем самым продолжая подкладывать свинью государству, а отправлялся прямиком на желтый круг арены, где уже государство использовало его. Теперь стало все по-честному: ты использовал страну для достижения своих корыстных целей, страна незамедлительно ответила тебе тем же и заработала на тебе. Гармония и баланс.

Однако в смертельные бои на острове Скол не имели никакой экономической выгоды и, как оказалось в последствии, считались наиболее быстрым способом в продвижении по карьерной лестнице военного. Воспитанники архаичной имперской армии могли либо ждать у моря погоды, в прямом смысле этого слова, ждать беды, битвы, чтобы проявить себя, либо идти на арену и доказывать свою состоятельность в схватках с разным отребьем. Да, это были отнюдь не геройские бои, но в отсутствии реальной угрозы они стали вполне достойными. И да, это была именно казнь, когда «защитники короны» казнили ренегатов, которых море выкидывало с завидной постоянностью, ведь не зря именно здесь, во времена Империи, базировался противопиратский корпус. Во всех остальных местах смертники сражались друг с другом.

Не нужно быть гением мысли, чтобы понять, что Линд относился к категории «отребья» и должен был стать трамплином для какого-нибудь выпускника «сколовской военной академии». Однако его этот факт никогда не тревожил, он не боялся битв, но и не искал их, просто принимал как нечто должное, само собой разумеющееся, как дневной сон после обеда. Вдобавок ко всему ему ужасно надоело валяться в больничной койке, пускай к нему и приходила прекрасная Ласса, но молодая кровь требовала дела. Это дело уже давно придумал Управляющий, наверно, с первой же встречи, хотя с другой стороны, что еще можно сделать с незнакомцем, чтобы он никак не пошатнул сложившиеся устои, да и еще принес пользу. Верно. На арену его. Вот Линд и оказался на арене.

Линд находился на острове уже больше месяца и сумел достаточно хорошо изучить местных жителей, придя к выводу, что он ничего не понимает, либо просто не способен вести какие-либо наблюдения. Эти люди были как муравьи, и то муравьи имеют какую-то цель, какой-то алгоритм действий, порядок. Здесь же все эти составляющие напрочь отсутствовали. Люди просыпались всегда в разное время, никто не нес никаких дозоров, такое чувство, что город можно взять с армией кондитеров, застав стражу в сладких предрассветных снах. А их занятия? Отдельный разговор. Никто ничем не занимался — это был рай для празднолюбцев. И тем не менее в домах всегда было чисто, на столе хлебно, а в тылу спокойно. Необъяснимо, но факт. Хотя может быть все зависит от угла обзора? Возможно. Наблюдать за жизнью из-под полы — крайне неудачный ракурс, тем более из окошка, размером с голову, но выбирать не приходилось. Жить в лишении лучше, чем не жить вовсе, ведь все мы — люди, а каждому человеку присуща надежда, надежда, что в один прекрасный момент обойма невзгод иссякнет или хотя бы уйдет на перезарядку, а мы в это время насладимся жизнью.

«Кто сказал, что жизнь в клетке так ужасна?», — рассуждал про себя Линд.

И действительно: его кормят, охраняют, каждый день к нему приходит Ласса, чтобы что-нибудь рассказать или сыграть в очередную непонятную Линду игру. Так вот. Кормят, поят, охраняют, есть, где спать, дают погулять и мечом помахать, пусть и бутафорским, но это не навсегда, да еще и каждый день коротаешь в компании прекрасной девушки. Пожалуй, даже, если бы Линду дали выбирать, он выбрал бы клетку, но только здесь и сейчас. Разумеется, он стремился ее покинуть, но на острове Скол он мог жить только в ней, таким образом, защищаясь от внешнего мира. Все есть для хорошей жизни, особенно, когда незнакомый и чужой мир вокруг пугает, когда потерял единственную возможность во всем разобраться, после того кораблекрушения.

«Никто из них не выжил, это невозможно, я видел, как червь их пожирал… Ну а я… Я — да, я — король этой жизни, ну или по крайней мере — принц, в любом случае меня все устраивает!»

Единственная беда этой королевской жизни заключалась в том, что нет больше ни у одного жителя острова Скол — монотонности. День за днем Линд выполнял определенный алгоритм действий, строго по расписанию, в строгой последовательности. Очевидно, что он был единственным таким человеком на острове и мало-помалу он стал понимать, что он вовсе не король этой жизни, а хромая пешка. Нет большего наказания, чем жить по расписанию, видеть, как за окном сменяются дни и ночи, когда вокруг люди занимаются, чем хотят, и не знают себе никаких проблем. Со временем он стал осознавать, что жаждет этой битвы на арене, что он изменился. Некогда человек спокойный до всяких битв и сражений, теперь страстно жаждет их, как жаждал он Лассу, то единственное из его «расписания», что не угнетало, а наоборот мотивировало. Теперь он кормил себя иллюзиями, что сможет пройти арену от и до и тогда, возможно, Управляющий оценит его воинский потенциал по достоинству и быть может… А кто его знает… не важно. Делай, что должен, и будь, что будет.

Так проходили дни, его рука совсем окрепла, он вернул себе былую скорость движения, но все же рана в боку оставалась его слабым местом. Наивно предполагать, что соперники не будут знать этого слабого места и не попробуют тупым ударом в бок достать его.

«Надо подумать и чем-то потуже перевязаться».

А то у него был выбор. Смешно! Как и любому «отребью» из защиты ему разрешалось использовать только старую рваную робу послушника.

«Значит пущу всю ее на широкий пояс. Затянуть потуже и порядок».

Броня. Да черт с ней, она бы только сковывала движения и сжирала всю выносливость, пару кругов по арене и в пору брать передышку. А уж если тебя прошибают копьем насквозь, тут уж ни одна броня не спасет, даже кованые латы. В любом случае ранения не избежать. Но вот, что придется сражаться, так сказать, в официальном поединке бутафорским мечом против вполне себе такого настоящего, стало непредвиденной неожиданностью. Осталось только выбивать оружие у соперника и овладевать им, либо брать соперника на удушающий прием.

«Мои шансы — говно»

— В первом поединке сойдутся…

«Бла, бла, бла, такой-то хрен с идеальной родословной и припудренным носиком»

— Против него…

«Великий фехтовальщика, мастер меча и пера, непревзойденный обольститель…»

— …тот, кого изрыгнула преисподняя…

«Вешать таких герольдов!»

— … или как он зовет себя — Линд!

Толпа неистово заревела, нет, не в поддержку Линду. Давно на острове не происходило схваток. В последнее время стихия слишком старается, и море выбрасывает только трупы.

Глава 22

Побег с острова

— Неплохо идет, а? Как я над ним поработал! — сложив руки на груди чествовал себя Борк.

— Я бы на твоем месте не так уж и радовался этому факту, ты же знаешь, кто следующий выйдет на эту арену.

— Кто? — недоуменно ответил Борк.

— Неужели ты не знаешь? Странно, хотя этого следовало ожидать, ты бы не одобрил такую инициативу, — без каких-либо эмоций ответил ему Управляющий.

— Ты ответишь мне или нет?! — начал волноваться Борк, — Вспомни, как я тебя тоже выхаживал!

— Ой, да перестань давить на чувство долга, это то здесь при чем? Наберись терпения. Сейчас все сам узнаешь. И да, знай, что уже ничего нельзя изменить, вернее я не позволю. Не позволю портить представление. Ведь это будет впервые за все турниры.

Борку не оставалось ничего другого как просто подчиниться и ждать. Он дико нервничал, пытаясь досрочно разобраться в том, кто же появится на арене в считанные мгновения, чтобы этот факт не стал для него шокирующим и не на нес ему сокрушительный нокаут. Он достаточно долго посещал каждый турнир и знал, что мало что остается без изменений от турнира к турниру, за исключением того, что в роли пушечного мяса выступают люди, сбившиеся или не ведающие пути, а в роли героев-освободителей, так сказать, вся королевская рать. Потихонечку в его голову стали закрадываться сомнения. Кажется, он нашел то, чего еще не было в турнирах и что не запрещено, а, следовательно, разрешено.

— Как ты посмел! — Борк вцепился в грудки Управляющего, пытаясь растрясти тушу, по весу превышавшую его в несколько раз.

— Ха! Все-таки догадался раньше, чем она вышла. Отпусти. — сурово и глухо сказал Управляющий, — Борк подчинился.

— Зачем? — едва слышно произнес отчаявшийся отец.

— Она сказала, что ты в курсе. Я был ей не в праве отказать. Устала она от твоей лечебницы и вечных «хорошо, папочка». Молодая кровь требует дела.

Расстроенный отец неуклюже шмякнулся на свой стул и закрыл лицо руками. Накатывали слезы. Он прекрасно понимал, что Линд зарубил уже шестерых и останавливаться не собирается. Только победа на турнире сможет даровать ему свободу и жизнь. Он не остановится, не сжалится, не проявит милосердия, ведь иначе умрет он сам. Ну зачем она пошла?

Герольд объявил участников следующего боя. Ими оказались Линд и Ласса.

— Неожиданный сюрприз, — сказал Линд, вставая в защитную стойку.

— Ты думаешь, я просто так ходила к тебе каждый день? О, нет, я изучала тебя.

— М, интересненько, ко всем остальным мужикам ты тоже ходила, все их части тела изучила? — они двигались по кругу, выставив клинки впереди себя.

— Ну ты и кретин! Все тутошние мужики, если и могут чему-то научиться, то только в одном месте — академии, а там уже лет пятьдесят учат одному и тому же. К ним не сложно найти подход. А вот ты другое дело, ты не здешний, и что у тебя на уме предположить сложно.

— Ну ты и стерва, расчетливая стерва, — Линд не мог спрятать зубастую улыбку, уж слишком его развеселила и еще сильнее влюбила в себя эта сволочная девка.

— Хорош болтать!

— Бейтесь! Деритесь! — зашумела толпа.

— Ты слышала? Своей болтовней ты расстраиваешь мою толпу, — сказал Линд и сделал маленький шажок в направлении соперницы.

Шаг вперед, еще маленький шаг, выпад, шаг назад, блок контратаки, уход в сторону, удар сверху, еще один, уклонение от контратаки влево, удар снизу по диагонали, промах, шаг назад, большой шаг назад.

— Милочка, если ты все время будешь сидеть в защите, то не победишь, — разводя руки в стороны и вытягивая голову вперед, упрекнул ее Линд.

Она тут же ринулась в атаку, пытаясь снести выставленную вперед голову — промах, ну или хотя бы руку — тоже промах. Купилась, как миленькая. Линд отбил еще один достаточно медленный удар, сделал пируэт, оказавшись сбоку схватил ее за руку с мечом, развернул, прижал к себе и поцеловал.

— М! Это уже интереснее, укусила! Вот тебе и первая кровь, — пытаясь зажать кровоточащую губу сказал Линд.

Она ошеломленно стояла в защитной позе. В ее глазах был страх, точнее потрясение, она не ожидала такой дерзости. Что он может еще выкинуть? Сколько бы она с ним ни общалась — более понятным он для нее не стал. Доказательством этого служил такой вот поцелуй. Который не сказать, чтобы ей не понравился, но и без ответа он оставаться не должен был, иначе народ бы не понял.

На трибунах Борк не скупился на ругательства и всячески возмущался тому, как нахально ведет себя этот мерзавец. Управляющий наблюдал за этим и периодически заливался яростным смехом, чем еще сильнее злил Борка, и от чего смеялся еще громче, не желая разрывать этот замкнутый круг до тех пор, пока трибуны не ахали от происходящего на арене, как, например, ситуации с поцелуем. Этого не ожидал даже Управляющий, а Борка после этого привязали к спинке стула, чтобы он не смог выполнить свои намерения и выброситься на арену с целью замочить мерзавца.

Линд издевался над своей соперницей.

— Непонятно, как ты смогла пройти так далеко, ты же бездарность!

В ответ на это она только больше злилась и, нанося амплитудные удары, пыталась доказать обратное. Выглядело это достаточно забавно, вскоре она совсем выдохлась и оперлась на меч обеими руками, положа сверху на них голову. Линд спародировал ее, встав в такую же позу, и положил подбородок на руки, чтобы не терять ее из виду, так, на всякий случай.

— Не хочешь отдохнуть? — начал он.

— Отвали!

— Не жалеешь, что вышла на арену?

— Отвали, я сказала!

— Раз ты вышла на арену, может, и за меня выйдешь?

— Убью гада!

— Видимо, у кого-то не задался день, — Линд просто сиял.

— Ну ты и засранец.

— Знаю, знаю, ты без ума от меня, не хочешь сбежать со мной с этого острова?

— Что?!

Она резко распрямилась и бросилась в атаку, Линд кончиком меча, воткнутого в песок, катапультировал его в её направлении, подняв облако пыли, тем самым остановив её стремительную атаку. Она закашлялась и стала протирать глаза.

Толпа ревела от восторга. За бесчисленное количество предыдущих схваток всем уже порядочно надоели жестокие убийства и красочная расчлененка, а вот подобных издевательств никто никогда не видел. Привычные крики «Убей!» сегодня сменились на дружный хохот, благо что Лассу представили под другим именем, и её лицо скрывал шлем, иначе позора ей было бы не обобраться. Единственный кто в этот вечер не смеялся — это был Борк, дедушка, бубнящий себе под нос всякие проклятия, недовольный тем, что его привязали. Он грозился, что в следующий раз нацепит сиськи и сам пойдет драться на арену. Управляющий уже не мог сдерживать слезы, порой задыхаясь от смеха, он вставал и отходил в сторонку, чтобы немного продохнуть.

— Ну так что? Мое предложение все еще в силе, — Линд разгуливал вокруг своей ненаглядной.

— Перестань издеваться.

— Издеваться? Издевательством было бы оставить тебя здесь после такого позора.

— Никто не видел моего лица.

— Можно подумать, тебе от этого будет проще, и в один прекрасный день ты кому-нибудь откроешься, а он тебя сдаст с потрохами.

— Ты серьезно?

— Я не просто так тебя поцеловал, подбирал подходящий момент.

— Удачно подобрал.

— Меня все устроило, — Линд остановился, — ну так что, бежим?

— Ты безумен.

— Не исключено, — он подошел к ней, взял её за руку, — ты знаешь на этом острове все, и ты тоже хочешь с него сбежать. Я уверен, что у тебя уже давно зреет план побега.

— Там еще не все готово.

— У нас есть оружие в руках и я.

— Какая же ты самовлюбленная сволочь, — она сжала его руку и поцеловала, толпа ахнула.

— Надо признать, сейчас мне понравилось больше, чем в прошлый раз.

— То ли еще будет, — ответила она.

— Оу.

— Соберись. Дверь. Там простая планка, ее достаточно просто подбить.

— Понял.

Держась за руку, они побежали к двери, из которой на арену выходили представители королевской власти. Там не было надзирателей, ведь было бы странно надзирать за своими, которые добровольно пошли на риск. В два счета, меч, просунутый в щель приподнял планку, держащую дверь. Как только планка упала на пол, Ласса открыла ворота, и они помчались вниз по каменным ступеням. Толпа радостно, присвистывая, зааплодировала. Никто и предположить не мог, что на их глазах сейчас творится история большой любви.

— Как думаешь, за нами будет погоня?

— Давай не будем оставаться и проверять это.

Очень быстро они оказались на поверхности, идеальный момент — весь город был на арене, ничто не затрудняло побег.

— Нам нужно на западное побережье острова, бежим.

И они побежали по главной, пустой улице, оставляя за спиной прошлое и двигаясь навстречу будущему. Очень быстро они достигли пункта назначения и Линд в очередной раз убедился, насколько же невелик остров и как он может осточертеть за двадцать лет жизни. Они бежали к старому пирсу, поросшему зеленым мхом и потерявшим половину досок, словно столетний дед зубы. У пирса стоял небольшой парусный шлюп.

— Очень оригинально, — съязвил Линд, — и зачем было так долго ждать?

— Это рыбацкая лодка, которая ходит в ближайшие порты Моссадора торговать с большой землей, ходит каждый день, а сегодня, когда все на арене, она прохлаждается и дожидается нас. Отдай швартовые.

— Да, капитан, — он улыбнулся ей, она сделала вид, что не заметила.

Управляющий не поднял тревоги и не дал команды преследовать. Народ бы не понял, а главное, так решил его друг и брат по оружию — Борк, принявший решение не мешать дочери, видя, что происходило на арене. Не зря ведь говорят, что человека можно узнать только в бою. Может быть, она специально только ради него и рисковала жизнью. Знала, что ей с ним не совладать и надеялась на взаимные чувства. Тем более он знал, что если она упрется, то уже не откажется от своей идеи. Ему не хотелось запирать её на острове, супротив воли. Это неправильно.

Глава 23

Беженцы и Варла

— Земля! Просыпайся! Впереди земля! — вопил Линд, держа одной рукой руль, а другой пытаясь разбудить Лассу.

— Это Варла, поздравляю, мы добрались.

— Было просто. За нами даже не было погони.

— И это было странно, может, что случилось?

— Оставь, Ласса, ты хотела сбежать, ты сбежала. Не стоит жалеть о случившемся.

— Наверное, ты прав…

Город приближался с необычайной скоростью, уже отчетливо были видны высокие внешние стены и крыши домов, а спустя пару мгновений показались морские причалы. К одному из них следовало пришвартоваться и желательно так, чтобы не платить монету. В кармане не было ни гроша. Они выбрали самый крайний причал, как раз его скрывало огромное парусное судно, готовое вот-вот выйти в море. Они опустили парус и на веслах, едва касаясь воды, подкрались к причалу. Не пришвартовываясь, они покинули лодку и медленно, но широким шагом направились прочь.

— Эй, уважаемые, — окрикнул их мытарь.

Пара обернулась.

— Вы не заплатили за стоянку. Как долго вы планируете быть в Варле?

— За какую стоянку? О чем вы? — начал отпираться Линд.

— Это — ваше судно, — не отводя глаз от собеседника, мытарь указал пером на лодку.

— Нет, не наше, — продолжал упираться Линд. — Мы пришли с города, ваш человек сказал, что судно ожидает на последнем пирсе, видимо перепутал нас с кем-то. Возможно, вы бы это видели, если бы полдня не проспали в сетях! Идем, дорогая!

Мытарь оторопел от такого напора и пару мгновений с открытым ртом стоял неподвижно. Затем убрал перо и журнал и направился обратно к своим сетям, где он проспал первую половину дня.

— Откуда ты знал, что он спал в сетях?

— Я не знал. Лучшая защита — нападение, — ответил Линд. — Нам направо, вон выход.

Они шли по городу пока что без цели, просто наблюдая за жителями, рассматривая его изнутри. Линд был в меру поражен местной архитектурой. Нужно сказать, что Варла никогда не был самым изысканным городом, но все познается в сравнении. В сравнении с теми городами, которые видел Линд, Варла была просто прекрасна. Чистые улицы, у стен домов вместо спящих пьянчуг растут цветы и кустарниковые деревья, здесь люди были приветливы и аккуратны, здесь не было ничего такого, что он видел в Глокте. Здесь небо было всегда высоким и открытым над головой, не было низких проходов и тоннелей, было мало деревьев, и были они только в специальных местах, в отличие от городка на острове Скол. Пожалуй, Ласса была впечатлена даже больше Линда, ведь она всю свою жизнь прожила на острове, в многоэтажных домах-деревьях, не видя толком чистого неба, кроме тех случаев, когда ей удавалось убежать и посидеть на берегу моря. Выходить из города было запрещено, был военный режим, а Управляющему кругом виделись одни враги.

Пройдя мимо очередного места со специально посаженными деревьями, они решили передохнуть сели под толстым деревом, которое, пожалуй, нельзя было объять даже четырем людям.

— Что будем делать дальше? — спросила Ласса, положив голову на плечо Линду.

— Ну. Что сказать. Было очень глупо убегать, не взяв с собой ни одного медяка. У тебя ведь нет денег?

— Нет, нету… Но я стащила у отца статуэтку, мне кажется она может дорого стоить, — Ласса достала из мешка, который очень долго жил в лодке под кучей других тряпок, на которых спали рыбаки, когда ходили торговать в Вук или Варлу.

Линд взял в руку статуэтку, оценил её вес, удовлетворенно покачал головой и осмотрел её. Это был вальдау, совсем как Яр, с ног до головы закованный в броню, но почему-то с киркой в руках. Эдак, некое среднее арифметическое между воином тыла и передовой.

— Что ж, вот тебе и план, нужно найти где можно сбыть эту статуэтку.

— Начнем с рынка.

В два счета они узнали у прохожих как пройти до рынка и уже вскоре оказались на месте. Огромное количество лавок компенсировалось безумно малым разнообразием товаров, как и следовало ожидать, самым ходовым товаром были морепродукты, а лавки этих товаров составляли три четверти от общего числа. Долго бродили они по рынку в поисках покупателя и всё в пустую до тех пора, пока Ласса случайно не заметила между двумя рыбными лавками дверь и окно, за стеклом которого стояли различные красивые безделушки.

— Нам туда.

Линд легонько толкнул дверь, та поддалась и радостно скрипнула. Внутри было пыльно и порядком захламлено всякими ценностями. Увиденное добавило оптимизма, уж если человек держит у себя дома столько ненужного, то наверняка он возьмет себе в коллекцию и еще один пылесборник. Линд подошел к стойке, там был золотой звонок с какими-то надписями. Недолго думая, он привел его в действие, и где-то на втором этаже послышалось движение, а вскоре и шум.

— Иду! Подождите немножко! Ай! — слышалось со второго этажа.

Линд с лисьей улыбкой стоял у стойки и решил позвонить в звонок еще раз.

— Да! Иду! Подождите! — кто-то громко и нервно отвечал сверху, — Да чтоб тебя! — раздалось уже тише, после чего последовали грохот и размеренные шаги по лестнице.

Антиквар выглядел типичным представителем своей профессии: худощавый, с бледной кожей, немножко неряшливый, с засаленными волосами и ломаными ногтями на руках. Тем не менее это не мешало ему быть зажиточным горожанином и скупать все, что ему нравится, а судя из декораций, нравилось ему многое.

— Я вас слушаю, — начал антиквар, случайно перейдя на одной гласной на фальцет.

— Хотим продать одну статуэтку, — Линд протянул руку в сторону Лассы, не отводя глаз от антиквара, как будто желал увидеть первую реакцию торговца.

Антиквар не заставил долго ждать, Ласса еще не успела полностью достать статуэтку из сумки, а лицо торговца уже все переменилось: из делового, хоть и неряшливого торговца, он превратился в слюнявого бульдога, которого дразнили сочным куском мяса.

«Он наш», — подумал про себя Линд и громко поставил статуэтку перед антикваром.

— О… Да… Прекрасно… — антиквар бился в экстазе. — Откуда она у вас? Она прекрасна! Сколько вы хотите? Какая же редкая работа, да…

— Ну как сказать, мы не очень-то и хотим её продавать…

— Как же так?! Да зачем она вам?

— Нам сказали, что в городе… — Линд с надеждой посмотрел на Лассу.

— Крокатун, — поддержала его Ласса.

— Да, в Крокатуне. Нам сказали, что там за такие, м, — тянул Линд согласную, — фигурки дают больше всех.

— Что?! В Крокатуне?! Снова этот старый пердун! Опять он уводит у меня клиентов! Да он самый последний жлоб!

— Ну не знаю, нам он показался очень деловым человеком и предложил десять золотых монет, — продолжал Линд.

— Сколько?! Десять?! Он специально завышает цену, чтобы отбить у меня клиентов! Даю двенадцать!

— Странно, — продолжал Линд, — бродячий антиквар, который встретился нам по пути из… — он снова взглянул на Лассу.

— Из Вук, — снова подыграла ему Ласса, улыбаясь и радуясь внутри себя такой игре, словно маленький ребенок.

— Да, из Вук, предложил четырнадцать золотых.

— Да это грабеж! Пятнадцать — мое последнее предложение.

— Думаю эта статуэтка стоит не меньше шестнадцати золотых, — Линд дальше гнул свою линию.

— Пятнадцать! И ни медяком больше! — протестовал антиквар.

— Ну ладно, — демонстративно сдался Линд, — будь по-вашему.

— Ха-ха! — антиквар сразу повеселел и пошел за шестнадцатью золотыми, — Вам дать с разменом или как?

— Хм… — Линд взял небольшую паузу. — Давайте десять золотых и еще шесть золотых с разменом.

— Понял, — нервно кивнув и хихикнув, торговец скрылся.

Линд со свойственной ему лисьей улыбкой, самодовольный, с высоты своего роста взглянул на Лассу и улыбнулся еще сильнее.

«Да, она мной восхищается», — подумал про себя Линд и повернул голову в сторону спускающихся по лестнице шагов.

Антиквар принес две кожаных мошны: в одной лежало десять золотых, в другой были медники и серебряники на общую сумму в шесть золотых. Линд дотошно все пересчитал и проверил, затем резко убрал улыбку, едва заметно кивнул антиквару и направился к выходу.

— Моя прелесть, — едва слышно за спиной приговаривал антиквар.

Они вышли за дверь, вновь на рыночную площадь, день клонился к вечеру, жужжание на рынке стало потихонечку стихать. Ласса прыгнула на шею Линду, отнюдь не скрывая своей радости и, да, восхищения.

— Ну ты и! Как ты его ловко! С этими торговцами из Вук и Крокатуна! Да с такой суммой можно пару зим жить! — восторженно восклицала Ласса.

— Пойдем, нужно найти ночлег, заселимся в королевские покои! — Линд специально переменил тему, чтобы показать, что подобное для него — обыденность, сегодня он это сделал уже дважды.

В центре города они нашли приличную таверну, с приличными гостевыми номерами и с еще более приличной кухней. На двери этой таверны был нарисован перечеркнутый вальдау.

Ночью городские власти решили устроить облаву на подозрительные места. Во всех тавернах, корчмах и прочих общественных, увеселительных местах запрещалось обслуживать и развлекать вальдау, карались также любые изображения вальдау в художественных и исторических ипостасях. Попал под облаву и не безызвестный антиквар, который был уличен в преступлении, спав этой ночью в своей кровати, в своем доме, в обнимку со статуэткой вальдау. На утро его и еще троих неудачников, оказавшихся не в то время не в том месте, казнили на главной площади под радостные крики толпы. Линд и Ласса мирно спали в своих королевских покоях

Глава 24

Геноцид вальдау

Рен настоял, чтобы заночевать в пригородной корчме, а лучше где-нибудь на сеновале да подальше от людских глаз.

— Моя вина, я должен был вам сказать раньше, но… — он осекся, — Я думал немножко о другом, — Рен взглянул исподлобья в сторону Рези. Все сразу поняли, в чем дело и терпеливо ждали продолжения исповеди.

— Если коротко, то нам нельзя в город, нам и здесь находиться-то опасно.

— Да ты уже наконец, может, скажешь в чем дело?! — вспылила Рези, чувствующая себя причастной к этим, вероятно, опасным новостям.

— Не дави на меня! Все из-за тебя! — от такого заявления Рези немножко опешила, да и Рен себя почувствовал еще более виноватым.

— К делу, — дружелюбно сказал Костик.

— Проблема в Яре, — резюмировал Рен.

— Что? Чертов интриган, объяснишь ты в конце концов в чем дело? — всегда тихий Яр тоже забеспокоился, ему совсем не хотелось второй раз подряд оказываться в главной роли возмутителя спокойствия.

— Рен? — Костик снова выдернул охотника из глубины его чертогов разума.

— Да. Да. Ладно. Власти города, да и всего Моссадора, уже как четверть века устраивают гонения на представителей вальдау.

— Но ты же сам рассказывал, что Моссадор — это страна вальдау, их рудники, их шахты, их литейные цеха и цеха кузнечного дела, — спокойно возразила Шарли.

— Да, но это было раньше, еще до моего рождения. Сейчас все так, как я говорю. Я говорю правду, честно, — он поднял взгляд в надежде найти понимание и прощение, но увидел только вопросы и настороженность. — Как я и говорил, уже четверть века, как владыкой Моссадора является человек, а не вальдау. История же началась намного раньше. Королевская семья Пандемии потерпела кораблекрушение, когда добиралась на прием в Моссадор. Тогдашний владыка Моссадора, Айрис, счел себя виновным в том, что погибла вся королевская семья пандемийцев и решил возродить династию, но так, чтобы это было выгодно ему. Айрис выбрал, как ему казалось, самого преданного слугу из своего двора и сделал его принцем, официально объявив, что он является его бастардом, а отныне становится полноправным членом королевской семьи и имеет такое же право на трон, как и остальные его сыновья. Даже издал соответствующий указ. Тем временем в Пандемии нарастало волнение в народе, и не только. Всех мучил вопрос, всего один вопрос. Ни один дворянин не уступал другому, все грызлись за престол. Нужно было вмешательство извне. Тогда Айрис предложил Пандемийским дворянам своего новоиспеченного принца с якобы своей голубой кровью. Дворяне согласились на такое предложение, ждать больше было нельзя. Беспорядки на улицах Пандемии становились все обыденнее, а порты все менее привлекательными для торговцев. Но дворяне не могли сказать народу всю правду, но и придумать чего-то лучше, чем сказать, что Айрис имел связь с Верией, панденмийской королевой, не смогли. Таким образом, королевские род не угас. Народ проглотил наживку, но не сказать, что остался доволен — смирился. Вскоре, еще недавнего слугу сажают на Пандемийский трон, он женится. К нему приходит опыт, благо дураком он не был, хоть и был слугой. Он достаточно умело правит Пандемией. Как и было задумано Айрисом, отношения с Моссадором просто прекрасные, даже лучше, чем были. Пандемийцы активно приезжают на Большую землю и заселяют приморские города, — Рен сглотнул, взял небольшую паузу.

Пока что ничего вокруг не предвещало беды, даже в рассказе Рена не было ничего ужасного, скорее безумного, но безумство свойственно многим королям, ничего удивительного. И почти всегда их игры заканчиваются плачевно для народа.

— Продолжу. Я уже сказал, что у Пазара, так звали бывшего слугу, а ныне короля Пандемии, была жена, так вот. Она забеременела. У них родился сын, народ выдохнул — есть наследник. После совершеннолетия сын Пазара отправляется в деловую поездку на прием к старому Айрису, в королевский дворец Крокатуна. Айрис предлагает своему внуку прокатиться в горы, хочет показать новую шахту, с огромными залежами железной руды, которые могут стать когда-то его. Они спустились в шахту и навсегда там и остались. Дедушка и внучек. Пазар, узнав об этом происшествии, пришел в бешенство и обвинил Моссадор в принцеубийстве. И решил мстить. В Моссадоре на трон взошел старший сын Айриса, но правил он недолго. Спустя некоторое длительное время Пазар предложил новому владыке Моссадора дружбу, и тот согласился. Было решено собрать большую публику на королевской площади в Крокатуне, тем самым закрепить новый союз двух стран. Но Пазар повел себя совсем иначе. Рассказал полуправдивую историю о том, как он стал королем Пандемии, добавив в неё то, что владыки Моссадора издревле охотятся на пандемийских королей, он сделал так, что народ поверил. Поверил потому, что на тот момент в Крокатуне людей с Пандемии было уже намного больше, чем вальдау. Все это время затишья, после смерти пандемийского принца, Пазар переправлял войска Пандемии под флагами обычных крестьян в Крокатун и ждал часа расплаты. После исповеди Пазара в Крокатуне полились реки крови, была страшная резня. Вальдау проиграли и отступили в горы, в шахты. А в Крокатуне, как теперь и в Варле, живут только люди. После истребления большого числа вальдау Пазар стал королем и Моссадора тоже, ведь право на это у него было — Айрис издал соответствующий указ. Эти события и произошли четверть века назад, Пазар стал истоком новой королевской династии, которая правит двумя странами под разными флагами, а вальдау навсегда заперли в шахтах. Теперь во всем Моссадоре за любой контакт с вальдау следует смертная казнь. Своеобразная дань той страшной мести. Исключением является Вук, я думаю, вы это видели и поняли, вальдау там живут свободно. Вук считается задворками страны и мусорной ямой, никто не обращает внимания на этот город, а город в свою очередь — на всех остальных и позволяет причаливать даже пиратским суднам, — Рен наконец замолчал и отпил немножко из бутыля с водой, у него пересохло горло.

Все молчали. История была безумной и нереальной. Однако то, как вели себя жители пригорода при виде Яра, заставляло в это поверить.

— В город нам нельзя, — как обычно раньше всех пришел в себя Костик и сказал то, что пришло в голову каждому. — Нужно вернуться в горы, да так, чтобы не вызывать подозрения и вернуть ночное дежурство. Рен пойдет со мной, мы пополним запасы воды, попробуем что-нибудь продать и купить еды, остальные разбейте лагерь. После захода солнца, Шарли, встреть нас у корчмы, — все кивнули и молча разошлись.

Говорят, чего боишься, то и получаешь. Яр очень боялся снова всех подвергнуть опасности. В случае с пожаром хоть можно было что-то сделать, он и сделал — спас книгу. Очень ценную, может быть, даже самую ценную, и она даже прольет свет, в том числе и на это событие. Однако его чувство вины выросло до необычайных размеров — величиной с эти горы. Он во всем винил себя, даже в том, что порвалась уздечка или не получилось с первого раза развести костер из сырых от росы и дождя дров. И вот его чувство вины достигло апогея. В голову стали закрадываться мысли о самоубийстве. Он не мог подвести вновь и ужасно этого боялся. Он провалился в свое сознание. Как только они втроем вышли за пределы предместья, Рези вслух причитала и обвиняла во всем Рена, что это он их подвел под нож, и если бы он думал головой, а не небезызвестным местом, то они бы не попали в такую ситуацию. Шарли шла осторожно, вслушиваясь во все шорохи, она единственная из троицы, кто не жила своими эмоциями, а контролировала их. Она не размышляла о случившемся, а думала о будущем и о том, как теперь бороться с неприятностями. Ходила ногами по земле.

Костик и Рен, как и Шарли, предпочитали раздумьям действия, поэтому после захода солнца мужчины вернулись с удачной охоты к корчме, где их уже ждала Шарли. Место для лагеря было выбрано в лучших традициях разведки. Оно не просматривалось ни снизу из-за естественных каменных глыб, ни сверху из-за достаточно плотных крон деревьев, но в случае опасности бежать можно было в практически любом направлении, а затеряться в густом лесу или высокой траве было делом техники. Однако главным венцом этого лагеря было отнюдь не природное вмешательство, а вполне себе человеческое, точнее вальдауческое. Да простят меня лингвисты за такое словообразование. В центре лагеря, недалеко от костра и сверлящей взглядом Рена Рези, лежал, раскинув руки в разные стороны один вальдау. Его жизнь для него самого потеряла смысл, он был бы совсем не прочь, если бы сейчас с неба на него упал огромный камень и навсегда похоронил его под собой. Хотя нет, это слишком достойные похороны, с такой-то гробовой доской. Лучше бы налетела стая голодных волков и растерзала бы его, а он бы в свою очередь даже не пошевелился. Тоже вздор! Откуда волки в горах? Нет, Яр считал, что он заслуживает самой ужасной смерти, смерти в мучениях. Поэтому спутники должны были оставить его здесь одного и продолжить путь вчетвером, а он бы лежал на вот этом месте и с каждым днем иссыхал от недостатка влаги в организме, истощался от недостатка еды, вороны бы прилетали и выклевывали ему глаза, орел клевал бы печень, словно Прометею, прикованному к скале с одной лишь только разницей, что Яра приковало к этому место его чувство вины.

Глава 25

Оплот повстанцев

Огонь лениво облизывал тонкие ветки, небрежно брошенные то Яром, то Реном, то еще кем. Они решили не разводить большой костер, дабы не привлечь внимание незваных гостей. Яр мало-помалу пришел в себя и даже не отказался от позднего ужина, но продолжал все также угрюмо молчать. Рези положила голову на бедро Рена и, глядя на костер, задремала. Рен поглаживал ее волосы и тоже молча глядел на языки пламени. Шарли первая заступила на дежурство и была где-то за лагерем, только неизвестно где, в лесу ее вычислить было крайне сложно. Костик занимался подсчетом провизии и планировал привалы и питание на них.

— Нужно идти в горы, — Яр опустил ложку в полупустую миску, обращаясь к пламени.

— Это верно, — согласился Рен, глубоко выдохнув и не отводя глаз от огня.

Костик отвлекся от своих увлекательных подсчетов, посмотрел на своих собеседников. Рези надежно провалилась в сон, а двое остальных продолжали смотреть на огонь.

— В горах шахты, — продолжал Яр. — Если Рен говорит правду, там много вальдау, таких как я, и они примут меня, а значит, примут и всех нас.

— Ага, примут. Нас скорее вздернут или заведут в шахту и обвалят ее, здорово придумал! — оживился Рен.

— Да иди ты, я же хочу, как лучше.

— А выходит, как всегда.

— Прекратите, — вмешался Костик, не отрываясь от листка с угольными пометками, — Идти в горы верное решение, хотя бы потому, что здесь нас точно повесят, стоит вспомнить как люди в предместье смотрели на нас, а то, как отреагируют вальдау на нас мы не знаем. Надежда, понимаете ли.

Все снова замолчали и тупо уставились на догорающий костер. Костик закончил со своими записями и стал готовиться ко сну.

— Рен, ты следующий на дежурство, вздремни немного. Яр сегодня пусть спит всю ночь.

— Да я в порядке! — возразил бородач.

— Не обсуждается, мало ли чего тебе в голову взбредёт ночью, под полной луной. Завтра, с рассветом, двинемся в путь. Думаю, Шарли уже нашла нужную тропинку.

Костер погас окончательно, недовольный Яр доел ужин и перевернулся на бок, лицом к лесу, а Рен продолжал гладить волосы Рези, он совсем не хотел спать, вернее хотел, но не хотел упускать такую возможность, возможность коснуться той, что милее всех на свете, и не получить в ответ ядовитые замечания, вместо этого видеть, как она мирно посапывает и улыбается во сне. Глядя на неё, Рену хотелось сделать все, что только возможно, чтобы защитить свою единственную, чтобы она чувствовала себя, как за каменной стеной, а он, каждый день возвращаясь с охоты, знал, что теперь и для него есть место, где свет…

Утро выдалось боевым. Рези примчалась в лагерь с дежурства и подняла всех на ноги. В пятисот шагах от лагеря проходил вооруженный патруль, возможно, это были просто бандиты, но в любом случае они были вооружены и выглядели крайне недружелюбно.

Лагерь быстро собрался, взял самое необходимое — оружие и продукты, отпустили мулов, закопали кострище. Вскоре они уже шли плотной цепочкой по горной тропе, которую нашла Шарли во время своего дежурства. Она шла первой, за ней Костик. Замыкал колонну Рен.

— Рен, ты знаешь куда мы сейчас идем? — прерывисто, пытаясь не сбить дыхание, спросил Костик.

— В общем и целом — да, — Рен огляделся. — Мы поднимаемся в гору.

— Какой шутник, животы надорвать можно, — снова кольнула его Рези.

Рен только улыбнулся, он считал, что лучше уж пусть его Рези колотит, ненавидит, обзывает, чем попросту не замечает. Это хоть какие-то эмоции. Нет ничего хуже равнодушия. А как всем известно от любви до ненависти всего лишь шаг. Однако Рен был убежден, что это выражение работает и в обратном порядке тоже.

Непредвиденный быстрый уход из лагеря оставил отряд без завтрака, а крутые отвесные скалы лишили несчастных и обеда. Солнце палило нещадно и как будто бы постоянно было в зените. Ни малейшего ветерка, даже птицы по небу не летали, боясь повторить судьбу Икара и упасть, опалёнными высотой. Возможности человека — безграничны, а возможности коренного горного жителя в горах и вовсе не поддаются никакому описанию. Яр все чаще стал вырываться во главу колонны и несколько раз уже пропадал из виду, возвращаясь с двумя новостями. Хорошей, что впереди все чисто, мол нигде нет медвежьих ям и осиновых кольев, действительно откуда бы яме взяться в скале, хотя горный народ уже не раз показывал, что для них горная порода ничуть не крепче свежевыпеченного хлеба с хрустящей корочкой. И плохой, что идти еще долго, а тропинка становится все более крутой и все менее различимой.

Полдня они провели в восхождении, и, наконец, им встретилось место, подходящее для привала. Дорожные сумки и тяжеленное оружие было с остервенением брошено на землю, Рези так небрежно скинула свой мешок, что тот было покатился обратно вниз, но не смог уйти от крепких рук Яра. Маленькое спасение — и Яр уже чувствовал себя намного лучше. Он в принципе чувствовал себя замечательно, чего нельзя было сказать о его спутниках, тела которых валялись в причудливых позах на поросшем мхом выступе скалы.

— Ну что, устали, миленькие? — улыбаясь и поставив руки в боки, спросил Яр.

Ответом ему был непристойный жест с таким же непристойным словесным сопровождением. Яр радостно захохотал. Вальдау любили грубые и нетактичные шутки. Он заботливо напоил каждого умирающего товарища и раздал по небольшой пайке, предназначенной для завтрака. Подниматься в гору на полный желудок — гиблое дело, луче уж сразу, разбежавшись прыгнуть со скалы. Развалившись на полянке, они блаженно переваривали обеденный завтрак, всячески надеясь на скорый ужин и сон, но Яр был строг. Стал торопить, сетуя на то, что нужно успеть до захода солнца подняться на самый верх, иначе можно ночью, спросонья, пойти в туалет и свалиться со скалы. В темное время суток в горах было опаснее, чем в клетке с волками, здесь могло произойти абсолютно все. Рен поднялся первым и согласился с Яром, сославшись на то, что в горах солнце садится раньше, чем должно, и всем им необходимо торопиться. Спустя считанные мгновения они снова выстроились плотной цепочкой и поднимались вверх, также медленно и мучительно, как будто и не было никакого привала. Тем временем Яр надежно захватил лидерство и уверенно шел первым, чувствуя себя, как рыба в воде, находясь в приятном волнении, предвкушая встречу с родичами.

Они поднялись на самый вверх как раз в тот момент, когда солнечный диск уже начал задевать верхушки гор. Картина открывалась невообразимая. Огромная горная цепь с заснеженными вершинами освещалась уставшим солнечным светом, едва касающимся темно-зеленого горного океана долинных лесов.

— Нам налево, снова небольшой подъем к следующей вершине, — Яр вырвал своих товарищей из блаженного забвения и вернул к суровой реальности. Их лица вновь померкли.

— Не переживайте, осталось немного, ноги сами меня несут, да и посмотрите под них, здесь брусчатка, — Яр демонстративно притопнул ногой по твердой поверхности.

Никто не проронил и слова, цепочка вновь образовалась и угрюмо последовала за Яром. Дорога шла в гору, именно в нее, понемногу стала петлять и наконец, окончательно поглотила путников.

— Взять их! — откуда ни возьмись, раздалась команда и на путников упала сеть.

Яр оглянулся, сзади лежали четверо его друзей, вяло барахтающихся в сетях, путь к отступлению перекрывали два вальдау с огромными секирами, а сверху стояли пращники.

— Яр, ты вернулся! Слава Богам! Мы уже не надеялись! — огромный бородач спешил к Яру, широко раскидывая руки для объятий. Через мгновение Яр оказался в них.

— Дружище, я так рад! Так рад снова видеть тебя живым! Как ты уцелел? — ослабив схватку спросил его бородач.

— Я не знаю… Я оказался на Глокте. Там была арена, я бежал с нее… на корабле, а потом он утонул, я чудом остался жив…

— Ладно, ладно, — захохотал бородач, потом все расскажешь, пойдем, тебе нужно отдохнуть.

— Подожди, — Яр высвободился из объятий бородача, — а что будет с ними?

— С кем? С этими людишками? Убить их!

— Стой! — Яр отступил к сети, закрывая грудью пленников.

— Ты что, белены объелся?! А? Ты что делаешь?! Ты забыл, что произошло, сколько наших жен и детей погибло из-за таких как они? А?!

— Я знаю, но… Послушай, они мне нужны. Поверь мне.

— Ааа, понял. Ха! Шпионов взял! Языков! Ладно! Связать их и в темницу, живо! — Яр поблагодарил кивком, оглянулся и увидел испепеляющий взгляд Рези.

— Нет! Ты не понял. Если бы не они, я бы сейчас не стоял перед тобой, а кормил опарышей.

— Пойдем, Яр, — сухо ответил бородач, было видно, что ему неприятно быть в долгу перед этими… людишками, но проигнорировать слова Яра он не мог, — они разберутся, они профессионалы.

Вальдау обступили пленников и вырубили их самым деликатным способом — древком по затылку. Взяли пленников под руки и под ноги и последовали за военачальником, который по-дружески обнимал Яра за плечи и о чем-то воодушевленно рассказывал. Яр отвечал изредка и мало, однако этого хватало, чтобы приводить военачальника в поросячий восторг.

Пленников несли достаточно долго, они уже начинали потихонечку приходить в себя и, молча, внимательно осматривать все вокруг. Правда экскурсия быстро закончилась пыльным и грязным полом тюремной камеры. Скрипнула решетка, щелкнул замок, раздались уходящие шаги стражников.

— Как он мог? Дезертир! Я так и знала, что здесь что-то не так! Шел такой веселый, вприпрыжку! — Рези в очередной раз поднимала истерику.

— Успокойся, Рези, — Шарли взывала к её рассудку, — он нас спас.

— Шарли права, — согласился Костик, — если бы не Яр, закидали бы нас пращники камнями, а потом бы сбросили вниз со скалы.

— Ох! Нашелся герой! Сам-то не бось будет спать на мягкой перине! А нам лежи тут на голых камнях! — не успокаивалась Рези.

Костик и Шарли что-то пытались объяснить Рези, но Рен не слышал. Он был сконцентрирован на своих мыслях.

«Ну же, сейчас или никогда!»

Он поднялся на ноги, сделал широкий шаг в сторону Рези, повернул, прижал ее к себе, обнимая за талию и поцеловал. Костик с Шарли переглянулись, они были удивлены происходящим, но не смогли сдержать улыбки. Рези оттолкнула Рена и отвесила ему смачную оплеуху.

— Что ты делаешь? Как ты смеешь?! Кобель! — Рен присел на каменный выступ и переглянулся с Костиком и Шарли, они улыбались.

— Чего вы ржёте? — обиженно сказала Рези и села на камень в противоположном углу сырой кельи, поигрывая и покусывая влажные от поцелуя губы.

Рен был доволен, он — победитель, и волки сыты и овцы целы. Когда, если не сейчас, нужно было узнать все наверняка? Ведь другого шанса уже может и не представиться. Он убедился, что у него есть шанс, за который нужно цепляться, если, конечно, они останутся в живых.

Яр действительно спал на перине, его очень тепло приняли, чем и растрогали. Он впервые за долгое время чувствовал себя нужным. Чувствовал себя дома, на своём месте, блаженно засыпая…

Глава 26

Похищение Яра

— Яромир Всеволодович Гашек, решением суда, согласно нижеуказанным статьям УК РФ, вам выносится оправдательный приговор в связи с отсутствием достаточного количества улик. Стороны могут обжаловать решение суда в течение десяти суток с момента его оглашения. Суд окончен, — судья стукнул молотком по таблетке, что означало окончание заседания.

Несмотря на то, что в России не было принято заканчивать судейские процессы ударом молотка, Калининград и вся область, которая издревле переходила от одного государства к другому и строилась все-таки немцами, взяла на вооружение этот европейский обряд. Уже долгое время как Калининградская область превратилась в нейтральную территорию между Германией и Россией. Калининградская область с одной стороны была похожа на сектор Газа, спорная область между Израилем и Палестиной, а с другой стороны — на самостоятельное государство, по крайней мере местные органы власти и жители к этому стремились, но пока их независимость признавало слишком мало государств.

Все это сейчас мало волновало и интересовало Яра, он был зол, прокручивал в голове последние месяца своей жизни и пытался вспомнить того, кто мог его подставить, кому он насолил, а если это было намного раньше… Яр был социопатом, посему круг его общения был ничтожно мал, и он, считая себя маленьким человеком, никогда не лез на рожон и не вмешивался ни в какие конфликты. Однако, кому-то он все-таки насолил. Этот кто-то совершил ложный донос и подбросил улики.

Недавно произошла катастрофа — на железной дороге сошел поезд. Злоумышленник решил воспользоваться удачным моментом и подставить Яра, ведь он работал механиком и должен был проводить техническое обслуживание состава. В отделении полиции, после того как трагедия случилась, и замелькали ролики и бесконечные репортажи, один неизвестный, лицо его на камерах было не разглядеть, подбросил пакет с документами, которые доказывали вину Яра. На пакете не было никаких опознавательных символов, а только надпись: «Зубная фея». В пакете были различные фотографии, бумаги, носитель с записью, где Яр сознается в содеянном и прочие улики, которые могли бы быть использованы в суде.

Кому он мог мешать? Тихий, незаметный, словно мышь и слепой, будто крот, до чужих проблем и переживаний. Он едва не сел за решетку, а если бы сел? Тогда бы его серая жизнь потеряла и этот оттенок, превратившись в ничто.

Кто-то может вспомнить, что в молодости он удачно купил участок земли в центре города, при том не совсем легально, но едва ли кого-то до сих пор интересуют события двадцатилетней давности, когда он еще был молод. На этом квадратном участке земли в центре города, общей площадью сто квадратных метров, он построил бревенчатый дом с печкой, водопроводом, провел газ, электричество, в общем создал себе все условия для отличной жизни. Дом его был безумно красив, несмотря на то, что он был простым механиком и, казалось бы, что он не предрасположен к творчеству и к какому-либо креативному мышлению.

Яр с ранних лет, когда ещё осознание мира ребенком меняется с родительского на его собственное, считал себя атеистом, вопреки всему городу и области, которая взяла путь на запад и стала католической. Хотя нет, не правильно так говорить, он не был атеистом, он всегда верил в себя, в какие-то нематериальные сущности, но просто не знал, как они называются, а поскольку можно было быть либо атеистом, либо католиком разных конфессий, ни одну из которых он не воспринимал, Яр заявил, что он атеист. Вернемся лучше к дому, он куда интереснее неопределенных религиозных взглядов Яра. Сказать, что его жилище выделялось на общем фоне готических зданий центра города — не сказать ничего. Весь свой отпуск он проводил здесь, поэтому времени у него было предостаточно. Дом был весь резной: стены, ставни, перила, ступеньки. На стенах был орнамент, на котором изображен человек, путешественник и странник, который пытается схватить жар-птицу, вокруг пламя, искры, горит трава-ковыль, на небе звезды, много звезд, одна из которых падает. Так вот смотришь на эту картину, видишь падающую звезду, и у тебя не появляется любого другого желания, кроме как пожелать, чтобы этот смельчак-таки добрался до своей цели и дотянулся рукой хотя бы до перышка жар-птицы, ведь это вечный свет, свет, которого многим сейчас так не хватает. Крыльцо не было столь изящным и будоражащим воображение, но выглядело угрожающе, как и подобает любому оборонительному сооружению. Толстая, тяжелая дверь из красного дуба на огромных петлях. Лицевая сторона двери была сделана под рубашку карточной колоды, само собой все линии и тени объёмны, и от этого дверь становилась еще больше и казалась еще более неприступной. Над дверью висела огромная, резная голова волка с открытой пастью. Одна скважина для ключа и множество механизмов, щеколд и засовов внутри двери, которые открывались и закрывались одним поворотом ключа.

Яр по пути домой зашел в магазин, где на кассе его обсчитали, а когда он это заметил, его попросили удалиться, после отказа удалили с помощью специально обученных людей. Злой и обиженный на весь этот прогнивший мир он шел и пил сок, а мысленно слал проклятья каждой продажной инстанции, всем тем людям, которые не хотят, а вернее уже не могут, жить по совести и лишь раннее, жаркое, летнее солнце дарило надежду на перемены. Он подошел к своему дому, как и всегда его ящик и лужайка были заброшены предложениями о покупке дома.

— Горите синим пламенем, треклятые торгаши, — с ненавистью в голосе сказал он и стал собирать бумажки. — Хотя будет и с вас прок, спасибо за бумагу, буду печку ей топить.

С охапкой бумаг он поднялся на крыльцо, дверь заскрежетала, шестеренки завертелись, засовы отворились, он вошел домой и выдохнул, руки его разжались и все бумаги выпали.

— Мой дом — моя крепость! — произнес он и закрыл дверь.

Довольный тем, что он снова в своей прекрасной обители, и все невзгоды остались вне ее, он расслабился и с улыбкой побрел в зал, чтобы отнести бумагу к печке. Он зашел в зал и увидел двух мужчин в черных похоронных костюмах, хотел было бежать, развернулся и тут же врезался еще в одного. Численный перевес с атакующей стороны. На его лице не было страха, лишь боль и разочарование, что теперь его святая обитель опорочена, и больше не осталось для него святых мест на этой бренной земле. Его скрутили, надели мешок на голову, связали руки, вкололи усыпительное. Он ни проронил ни слова, не сопротивлялся ни на миг.

— Это точно он? — спросил один похититель другого.

— Точно.

— Странно, даже не сопротивлялся, как будто знал, что мы за ним придем.

— Не бери в голову это точно он — Яр Белорукий, сын Бахадира, грузи его и поехали.

Глава 27

Подгорный город вальдау

Рези оказалась права, пока они морозили зад на голых камнях, Яр нежился в белых простынях на мягкой перине. Его поселили в самую верхнюю комнату центральной башни, хотя под землей верхние и нижние этажи весьма относительны. Если считать от центра земли, то да, на самом верхнем этаже, если же считать от уровня земной поверхности, то в точности до наоборот. Яр пока еще не понял или не вспомнил чем обязан такому теплому приему от главного военачальника самого крупного повстанческого центра. Однако он узнал имя военачальника, что в значительной степени облегчало общение с ним и сняло некоторые подозрения, ведь было бы крайне подозрительно, что столь высокий гость не знает даже имени своего боевого товарища. Военачальника звали Феанор. Добрейшей души вальдау, не понятно, как он в принципе мог стать солдатом и, тем более, военачальником. Большой, постоянно улыбающийся сквозь густую бороду и усы, вечно подшучивающий над стражниками, казалось, что в лучшем случае он может возглавить отряд кондитеров, нежели грозную армию вальдау. Однако действительность была иной. Среди солдатни ходило бесчисленное количество баек и историй, некоторые приукрашены, некоторые и вовсе выдуманы, но всех их объединяло одно. В пылу битвы Феанор часто терял голову и под крик, разрывающий облака, он сбрасывал свои доспехи, оставляя только наручи. Воплощение настоящего ангела смерти, истинный берсеркер из древних легенд. Сейчас же он больше походил на захмелевшего корчмаря. Сразу после входа под гору они разделились со стражниками, несшими пленников в темницу. Феанор же повел своего товарища проводить экскурсию по подземному городу, что было очень кстати, Яр ничего не знал об этом месте, как бы ни пытался показать обратное. Они долго шли по узкому тоннелю, да, в случае осады, эту крепость взять будет невозможно, в узком проходе каждый защитник крепости будет приравниваться к сотне нападающих. За время пути им трижды отворялись разные крепостные ворота: из камня, из металла и внутренние из дерева с дублирующей решеткой. Яр надеялся, что за деревянными воротами уж точно откроется нечто такое, от чего челюсть упадет на пол, но всем его ожиданиям не было суждено сбыться. За последними воротами была лишь только очередная развилка. Как сказал Феанор, три из четырех ходов вели прямиком в казармы и в случае внезапного нападения, вероятность которого ничтожно мала, неприятели точно наткнутся на казарму вооруженных до зубов горняков. Феанор повел Яра во второй с права ход, оттуда приятно тянуло сыростью вперемешку с грибным супом. Как и следовало ожидать, ход был длинный с множеством отворотов, но Феанор не счел нужным о них рассказывать. Это значило, что-либо там ничего нет, либо там есть слишком много, о чем говорить не следует. Так или иначе, они продолжались двигаться вперед, и вскоре погибшие ожидания Яра вновь воскресли и оправдали себя. Да, это было воистину монументально и богато. Огромный грот — сюда бы с легкостью могло поместиться несколько Варл вместе с предместьем. Стены грота были сплошь в янтаре, падающий на них свет причудливо отражался по всему своду, преломляясь и искажаясь, создавая впечатление медного улья. Вдоль стен тянулись широкие спиральные тропы, уходящие в темные тоннели горы. В центре грота был высечен из камня настоящий дворец, но в отличии от стен он отдавал холодным серебряным светом. Феанор сказал, что дворец построен в месторождении высокосортного серебра. После всех событий таким образом было решено поднять моральный дух жителей. Власть имущие вальдау думали, что, построив город в месторождении дорогого металла, они смогут показать народу, что они, народ, не сломлен и даже в самые темные времена они способны творить настоящие произведения искусства. У дворца было множество высоких башен, которые соединялись с второстепенными, верхними тоннелями висячими мостами, если посмотреть вверх, то можно было представить, что мы в логове огромного паука. В этих башнях были установлены лебедки, которые поднимали и опускали грузы и горняков на разные по высоте уровни грота. Система механизмов была устроена так, что даже маленький ребенок, крутя ручку лебедки, с легкостью мог поднять с десяток солдат на самый верхний уровень. Главное тело дворца было выполнено в форме усеченного конуса, на вершине которого была обустроена сторожка для контроля за всеми ходами. Нельзя было точно сказать сколько этажей в этом здании, окна были повсюду и на разных уровнях, объединяло их только то, что все они были обрамлены серебряными самородками. Из дворца, через подвалы уходило еще несколько эвакуационных тоннелей, куда они вели — неизвестно, но судя по названию, вели они в безопасное место. По одному щелчку пальцев Феанора, главные ворота дворца отворились. Да, внутри дворец выглядел еще более величественно, чем снаружи. Бесчисленное множество утонченных элементов декора, казалось бы, откуда у грубых и неуклюжих вальдау может быть такой изысканный вкус и ремесленники такого высокого ювелирного мастерства. Для Яра стало откровением, что это был не дворец в традиционном понимании этого слова. Во дворце, как правило, живет королевская семья, слуги и приближенные. Здесь же жили все вальдау, которые находились под горой. Это большой муравейник в горе, обжитой, теплый и уютный. После увиденного можно было смело предположить, что план власть имущих вальдау о поднятии духа жителей удался. Даже нищий пьянчуга в пятом поколении поверил бы, что он королевских кровей, если бы жил в этом, без преувеличения, храме.

— Нам прямо по коридору, мимо всех жилых хат и наверх по винтовой лестнице, — направил Яра Феанор.

Боже, одна эта винтовая сияющая лестница стоила всех богатств Варлы. Насколько же люди глупы. Людская ненависть изгнала настоящих творцов с их родной земли. Люди не понимают, что они отнюдь не стали хозяевами ни своей жизни, ни тем более страны, а потеряли намного больше, чем приобрели. Люди считают себя венцом творения в то время, как на самом деле являются настоящими паразитами, которые живут на результате чужого труда. Алчность, зависть, жадность, лень и презрение — главенствующие качества людей. Почему они такие? Чего им не хватает, зачем они разрушают и развращают этот мир? Неужели они не догадываются, что вальдау не отступят? За четверть века они отстроили надежнейшее укрытие, находящееся достаточно близко к людским поселениям и городам. Люди неизбежно проиграют. Люди находятся в упадке. Все их доблестные воины только и делают, что устраивают облавы, нападая на мирных жителей и ведя на эшафот женщин и детей. Хочется верить, что упадок не распространился дальше Моссадора, что это все внутренние дела и проблемы, а люди других стран еще способны бескорыстно любить, делать добрые и великие дела.

Феанор открыл двери в покои Яра на ближайшие дни. Комната была не в сравнение скромной к дворцу или той же лестнице. С простой мебелью и декором, но просторная. Необходимый минимум для жизни и никакой роскоши.

— Сегодня отдыхай, а завтра я отведу тебя в твою кузницу, наверняка руки так и чешутся раздуть кузнечные меха, а?

— Еще спрашиваешь, ха! Конечно! Жду не дождусь завтрашнего дня, — солгал Яр, выглядело это неправдоподобно, но Феанор был так рад встрече, что поверил этой неумелой лжи.

«Кузница? Меха?», — повторил про себя Яр, — «Я, очевидно, многого не знаю, или не помню, надеюсь, это помнят мои руки».

Яр быстро уснул впервые за долгое время, не чувствуя на себе вины и совсем позабыв о друзьях. Дворец вальдау его зачаровал и успокоил. Наверное, это и к лучшему. Может быть. Скоро узнаем.

Глава 28

Мастер Бахадир

Стук в дверь. Яр с испуга подскочил на кровати, схватившись за лежащую на тумбочке ложку, словно она была мечом.

— Яр, ты проснулся? — раздалось за дверью.

Яр успокоился, положил ложку на место, быстро надел рубаху, штаны и побежал открывать дверь. Ничего удивительного. За дверью стоял Феанор, как всегда довольный и улыбающийся.

— Вижу, что только проснулся, ладно, зайду чуть позже, одевайся, умывайся, сегодня будет насыщенный день.

Яр покорно кивнул, закрыл дверью, направился к умывальнику, промыл глаза, надел недостающую одежду и выглянул в окно дворца. Затем поймал себя на странной мысли.

«Странно, зачем подземному дворцу нужны окна, куда смотреть-то? В гору?»

Действительно. Однажды проснувшись в подземном городе и выглянув в окно, волей не волей, ты ожидаешь ощутить на своей коже теплые солнечные лучи восходящего солнца или хотя бы прохладу и сырость после предрассветного тумана. Здесь же было что-то свое, третье, что-то, что нельзя было сравнить ни с чем обыденным, оттуда, с поверхности. Прохлада — да, сырость — тоже, но все это было другое… Грот освещался великолепно, приятно играя переливами медового света, отражающегося в огромных кристаллах янтаря, но он никогда не заменит чистого неба над головой и горных пейзажей заходящего солнца. Вальдау это помнили и спешили вернуться туда, откуда их прогнали. Они были едины в своем порыве, а зная, что творится в городах, какое там беззаконие, сколько там угнетенных, какая пропасть между бедными и богатыми, можно было с уверенностью сказать, что вальдау своего добьются.

В дверь снова постучали. Яр зашнуровал второй башмак, засунул за пазуху летопись и направился к дверям. Он дал себе слово, что ни сведет с этой книги глаз, даже если ему их выколют, и теперь держал это слово. Перед самим собой.

— Оделся, превосходно, пойдем покажу тебе, где можно отведать настоящей мужской еды!

Яр вновь молча кивнул и направился вслед за Феанором. Он не мог однозначно описать своего состояния. То ли он еще не проснулся, то ли за эту ночь что-то изменилось. В его душе царил покой похлеще того штиля, в который они попали по пути с Глокты. Феанор как всегда громко что-то говорил, размахивал руками, видимо, вспоминал какое-то сражение, перескакивая с поля брани и топоров на дубовый стол с выпивкой. Когда он обращался к Яру, тот покорно кивал и со всем соглашался. Такой ответ вполне устраивал Феанора, и они продолжали путь к настоящей мужской еде. А! А вот, кажется, уже можно было поблагодарить Феанора за компанию и ускорить шаг, пахло действительно вкусно.

— Ну, что скажешь? — Феанор гордо выкатил грудь.

— Запеченный свиненок? На завтрак?

— Вижу, что тебе понравилось, налетай.

Яр осторожно подошел, взял нож со стола, вырезал себе кусок окорока.

— Ты что? Шутишь? Он весь твой! Его нужно съесть целиком!

— Боюсь, я не осилю, — задумчиво ответил Яр.

— Ха! На то и нужны друзья, чтобы выручать в беде! — Феанор придвинул стул и набросился на поросенка. Он как будто бы специально спровоцировал своего товарища на такой ответ. Видимо, местные повара и поварихи уже внесли Феанора в черный список обжор и болтунов.

Вскоре Яр при совсем скромной поддержке Феанора покончил с поросенком. Яр был шокирован этим безграничным гастрономическим потенциалом своего провожатого. Поварихи, в отличие от Яра, никак не отреагировали на этот подвиг и лишь искоса смотрели на откинувшегося бородача и что-то бубнили себе под нос…

— Вы всегда так завтракаете? — осторожно спросил он Феанора.

— Нет, ты что, — Феанор махнул рукой, — только по праздникам, это ведь вредно.

— А. Понятно, а где скотину выращиваете?

— Охотимся или конфискуем в деревнях.

— Воруете?

— Конфискуем, а не воруем, — Феанор набрал в грудь побольше воздуха и оперся рукой на стол. — Ты думаешь, если эти мерзавцы загнали нас под землю, то правда смогут лишить нас всего, что мы любим? Ха! Шиш! — Феанор показал фигу. — Выходим и возвращаем себе то, что по праву наше.

— А потом обратно под гору… — Яр потупил взгляд.

— Ты давай оставь эти мысли. Я знаю, что тебе нужно, пойдем.

Вновь Яр покорно кивнул и направился за Феанором. Картина повторилась. Феанор шел впереди, размахивал руками и что-то говорил, а Яр был погружен в себя, но почему-то, в отличие от предыдущих дней, его ничто не тревожило — пустота. Они покинули дворец и направились к одному из тоннелей.

— Мы пришли, проходи. Это твоя кузня!

Яр не проявил никаких эмоций. Обычная кузня, все простенько: горнило есть, меха, наковальня, бочка холодной воды, инструменты, склад болванок, верстак, точильный камень. Яр обернулся к Феанору, тот поймал его взгляд.

— Понял, ухожу, как закончишь, дорогу назад ты знаешь, — Феанор быстро зашагал прочь от кузни.

«Я не то имел ввиду», — подумал про себя Яр. — «Ладно. Посмотрим».

Он прошелся по кузне. В дальнем углу стояла стойка с оружием. Разное, ни одно не похоже на другое, каждое уникально по-своему, но это были исключительно топоры и секиры — излюбленное оружие вальдау. Яр решил примерить оружие, покрутил его в руках — идеально сбалансировано. Попробовал второе, третье — превосходно. Тут он заметил гравировку. «Бахадир». Точно такая же, как и на его оружии. Выходит, что его топор родом из-под этой горы. Круг замкнулся.

«Но Феанор сказал, что это моя кузница… О боги!», — думал про себя Яр. «Нужно это выяснить наверняка, но чуть позже. Если все-таки это я, то…» — Яр подошел к мехам, стал раздувать огонь в горниле. Тлеющие угли разгорались, огненные прожилки становились все толще и вскоре превратились в маленькое закатное солнце. Такое же красное и такое же горячее. Он раскалил болванку, сделал удар молотом по заготовке, еще удар. Из-за пазухи выпала летопись, он небрежно пнул ее под верстак. Кажется, что сейчас он вот-вот нарушит свое же слово, но весь смысл его существования сейчас был в ударах молота по раскаленному металлу. Стук, звон, летят искры. Перевернуть. Стук, звон, снова искры. Охладить. Шипящая вода.

— Смотрю, ты вспоминаешь. Я увидел дым из кузницы, — откуда не возьмись, появился Феанор.

Яр повернулся к нему. В одной руке молот, во второй — незаконченное изделие, в глазах азарт и страсть, то, чего не было с самого начала путешествия. Прошло время страхов и волнений. Пустота, которую он нес все свое пребывание под горой, заполнялась с невероятной скоростью. Словно река, прорвавшая плотину, умения и воспоминания мчались в его сознании. Волнующий миг. Бесконечно приятный.

«Я дома», — подумал про себя Яр.

— Дай-ка посмотрю, что у тебя получилось, — Феанор протянул руку, Яр в ответ — заготовку, — неплохо для первого раза после такого долгого перерыва, тем более, что ты только начал и, наверняка, доведешь все до ума, — Яр одобрительно покачал головой. — Не хватает только твоего излюбленного клейма, ну и заточки, — Феанор взглядом указал на верстак со стамесками. Яр будто зачарованный направился к верстаку, выбрал стамеску, взял киянку. Раздались мелкие, но частые постукивания. Через пару мгновений на полотне топора красовалась надпись: «Бахадир», точно такая же, как и на остальных топорах в стойке.

— Что значит эта надпись? — медленно, с паузами, спросил Яр.

— Что? Ах-ха! — Феанор рассмеялся, — ну ты даешь, это же имя твоего отца! Ты столько раз говорил, что он научил тебя всему, что ты умеешь! Правда, после того, как он погиб при восстании в Крокатуне, ты просил не затрагивать эту тему, — Феанор потупил взгляд и виновато почесал лысину.

— И давно я запретил говорить на эту тему?

— Дык сразу же, после восстания и запретил. Я тогда думал, что ты молодой, забудешь и отпустишь, но ты ни в какую, очень злился, когда кто-то начинал говорить про твоего отца или вообще вспоминать о том дне… А ведь как не вспоминать-то, все вокруг только для того, чтобы этот день переиграть…

— Ясно. Так знай. Ничего не изменилось.

— Понял, — Феанор выставил вперед ладошки и демонстративно шагнул назад. — Эй, а что это за книга под столом?

Яр встрепенулся. Книга? Книга!

— Это моя книга, я ее принес с… с поверхности, она очень важная, аккуратно.

— Ага, важная, именно поэтому она у тебя лежит под верстаком.

Через мгновение Феанор потерял дал речи, челюсть его отвисла, единственное что он мог делать это двигать головой и вопросительно смотреть то на Яра, то на книгу.

— Я нашел ее в заброшенной библиотеке или лаборатории, я не знаю точно что это было. Там еще было живое, синее пламя.

Феанор так и продолжал бегать глазами от книги до Яра.

— Это же… Древняя летопись с начала времен, посмотри на язык, на таком говорили много веков назад! — наконец оттаял Феанор. — Я знаю, что нужно делать, быстрее, за мной.

Феанор рванул с места, как заправский спринтер, Яр небрежно бросил свое изделие и помчался вслед. Они вбежали во дворец к бесконечно прекрасной лестнице, вниз по ней, через огромный колонный зал, на стенах которого висели все сохранившиеся портреты владык Моссадора, страны вальдау. Покинули зал, дальше по коридору с тусклым освещением, вместо канделябров факелы держали воинственные статуи воинов-вальдау. Двустворчатые, высокие ворота. Они вбежали в зал поменьше — зал Славы. Зала переливалась мятно-зеленым светом, огромные вкрапления изумруда делали свое дело, рассеивая свет факелов. Смотрелось очень изящно и зловеще. Здесь находились все сохранившиеся реликвии народа вальдау. Статуи великих воинов, мудрых правителей, куча безделушек, трофейного оружия и самое главное — хранитель. Хранитель народной мудрости, звали его Арау. Вальдау преклонных лет, седые волосы и борода, обвисшая кожа на лице, длинные неаккуратные брови, нестриженные ногти, добрые и мудрые глаза.

— Хранитель, — пытаясь отдышаться, заговорил Феанор, — летопись начала времен, вот она! Нашлась!

Арау изобразил удивление, насколько это было возможно изобразить под маскирующими эмоции морщинами. Феанор протянул летопись.

— Невозможно, — медленно говорил Арау, — мы думали, что утратили ее навсегда!

— Да! А Яр ее нашел в какой-то заброшенной башне, — Феанор выглядел пятилетним мальчиком, скачущим вокруг матери, которая не хотела давать ему конфеты, пока тот не заправит кровать и не почистит зубы.

— Расскажи мне, юноша.

— Это была не башня. Но да, это была башня, — Яр был возбужден не меньше Феанора и путался в мыслях, — Старая библиотека или лаборатория. Она была не далеко от горного тракта из Варлы. Мы вышли на стаю клыкачей, они что-то выносили оттуда, но в мешках мы обнаружили только перегной и всякую мелкую живность. Внутри были огромные стеллажи со свитками… И голубое пламя! Холодное, голубое пламя, — уточнил Яр, — мы там заночевали, но на утро произошел пожар, удалось спасти только эту книгу. И то потому, что огонек ее защищал… Знаю, звучит глупо, но это была…

— Правда, — перебил его хранитель. Я знаю. Огонек — такой же хранитель, как и я. Если бы не он эта библиотека не дожила бы до наших дней, — хранитель говорил необычайно быстро для своего возраста, чего нельзя было предположить по его внешнему виду. — Долгое время эти библиотеки были скрыты от людских глаз, но магия уходит, и вместе с ней разрушаются защитные чары. Вы оказались в нужном месте в нужный час. Книга могла бы навсегда исчезнуть попади она в руки клыкачей. Их не интересуют мирские судьбы, они бы даже не поняли ценности своей находки… — Арау резко обернулся. В его глазах блеснул такой же синий огонек, как там в светильнике.

— Это была Магия? — осторожно спросил Яр

— Магия? Глупец! Магия уже давно ушла из нашего мира! — еще больше помолодел Арау.

— Но, мастер, я правда видел своими глазами.

— Я знаю, — снова медленно и томно ответил Арау, повернулся спиной к гостям, величаво встал у аналоя и открыл книгу.

— Что в ней написано, мастер? — нетерпеливо спросил Яр.

— О, мой юный друг, там история мира с начала времен, множество знаний, которые мы не в силах понять и, конечно же, магия.

Глава 29

История мира

«От сотворения Мира в Звездном Храме суша была яко кольцо вокруг священного озера Баториан. И была мирно поделена между всеми народами, да так, чтобы никто в обиде не остался. Великому народу вальдау досталась гористая местность, чтобы могли они яко муравьи исследовать гору и найти сердце Суши. Людям отошли равнинные и плодородные земли, чтобы могли они сеять и собирать урожай, потому как были они пахарями искусными, но никак не воинами. Темным людям достались песчаные земли без каких бы то ни было изысков и красот, дабы те могли постичь смысл бытия, были они аскетами и мудрецами. Детям леса достались просторы Дойейтайна, многолетние деревья станут им наставниками на пути познания всего живого. Народу ветров была отведена суша с крутыми обрывистыми скалами, чтобы могли они будто птицы вить в них гнезда, всегда оставаясь во владениях своего праотца — ветра. Кочевому народу досталась ровная суша, чтобы можно было смело смотреть вдаль и не видеть никаких преград. В центре же суши, как уже говорилось, находилось священное озеро Баториан. Все народы поклялись во что бы то ни было сохранить его первозданную чистоту и святость. Вода — источник всего живого, поэтому следовало хранить ее пуще собственной жизни. Посему было определено назначить хранителей. Каждый народ направил одного, наиболее искусного и умелого. После их стали называть народом баториан. Хоть и не было такого народа, хоть и не было в их внешности ничего схожего, однако общей была цель и служение ей. Им открылись все тайны мира, но были они лишены дара речи, дабы не повадно было заблудшим душам пытать и преследовать хранителей, надеясь заполучить великие знания. Во все времена люди жаждали знаний, ведь знания — это власть.

Покуда шесть народов благочестиво хранят свою клятву, будет пребывать мир во всем мире, не будет вражды и войн, будет счастье и достаток. Однако природа разумной жизни такова, что хочется всегда заглянуть за горизонт или взлететь как можно выше, и не важно, сколько это будет стоить и что можно лишиться самого главного и святого — жизни. Рано или поздно это должно было случиться и это случилось. Много раз. Но первым и, пожалуй, главным, камушком, повлекшим за собой смертоносную лавину, стал один отшельник из Таллесая. Летопись умалчивает его происхождение, однако легенды гласят, что был он не от мира сего. Выделялся он даже среди своих собратьев. Алчный и жадный, отнюдь не любознательный, он хотел стать властелином этого мира. Амбиции и личная выгода руководили им. Говорят, он достиг такой силы, что смог частично постичь тайные знания баториан самостоятельно, не общаясь ни с кем из них. Но и этого ему стало мало, и отправился он к колыбели жизни — озеру Баториан. Он не знал, что будет делать с этими знаниями, если сможет их заполучить, ему просто хотелось ими обладать. Он смог добраться до озера и заполучить доверие баториан, ведь он обладал воистину уникальными знаниям для представителя шести народов-хранителей. Баториане сочли его появление знамением и на совете старейшин решили его обучать. Старейшины были очарованы таким рвением и способностями юного таллесайца и не смогли разглядеть в нем скрывающуюся за маской дружелюбия жадность и алчность. Баториане обучили его контакту разумов для общения мыслью, а не словом. Затем отшельник постиг и многие другие тайны, но все они были пеплом по сравнению с магией. Он был первым из народов-хранителей, кто стал постигать магию. Вскоре он овладел ей без остатка и собирался покинуть озеро, но баториане указали на его место — здесь, среди них. Тогда и случилась первая Великая вражда в этом мире. Баториане пытались его остановить, но темные сущности, ширящиеся в тенях, почуяли своего господина и придали отшельнику сил. С каждым нанесенным магическим ударом он становился только сильнее. Баториане были вынуждены отступить в священный храм, защиту которого не смог пробить даже ведомый ненавистью отшельник. Ему пришлось на время отказаться от своих затей. Уходя, он наносил огромные разрушения, оставляя за собой выжженную землю.

Отшельнику хотелось быстрее продать свои знания. Он побывал в каждой из шести стран под видом бродячего фокусника, обучая мелких преступников премудростям незаметной кражи или бесконтактного убийства. Так священная магия стала распространяться по миру, становясь причиной бесконечного числа бедствий. Как обычные люди могли ее постичь? Очень просто. Магия — есть жизнь, и она течет в любом живущем на этом свете. Однажды отшельник пришел к королю людей и предложил свои услуги. Он предлагал королю стать властелином мира, захватить ближайшие государства, говорил, что пора прекратить быть крестьянами: люди ничуть не хуже, чем вальдау, так почему одни копаются в земле, а другие живут в золотых замках? И король дрогнул, он согласился на предложение отшельника. Он согласился нарушить клятву и отступить от своего предназначения. Вскоре армия крестьян, ведомая сумасшедшим отшельником, лица которого никто никогда не видел из-за капюшона фокусника, покорила близ лежащий Намаз и направилась прямиком на Моссадор. Отшельник говорил, что Моссадор станет венцом королевства людей, а сам король впишет свое имя в летопись золотыми буквами. Однако король встретил ожесточенное сопротивление со стороны вальдау на северной границе Моссадора. Количество не могло взять верх над качеством, ровно как и качество — над количеством.

Баториане чувствовали всю боль и смерть, кружившую над полем битвы. Старейшины решили вмешаться, дабы прекратить страдания ни в чем не повинных людей и вальдау. Старейшины подоспели как раз вовремя. Вальдау начинали отступать, не хватало сил. Разразилось страшнейшее магическое сражение, земля горела и стонала от ударов молний и огненных шаров, все живое вокруг погибало, люди и вальдау отступили по разные стороны от места битвы. Отшельник изо всех сил пытался сдержать атаки старейшин, но измотанный долгим сражением он ничего не смог противопоставить и погиб в ходе битвы. Так гласит легенда. Некогда цветущая и дышащая земля превратилась в выжженную пустыню. Эта земля стала проклятой и никому больше не принадлежала. В народе эти земли прозвали Могильными.

Старейшины баториан решили открыть азы магии для народов-хранителей. Все тайное рано или поздно становится явным. Они бы не смогли предотвратить катастрофу дважды, если бы такое повторилось вновь. Народы-хранители должны уметь постоять за себя. Это была огромная ошибка. Страны ополчились друг на друга, все хотели доказать друг другу, что их знания глубже, а искусство изящнее. В каждой стране создавались Школы Магических Искусств, проповедующие единственно верное учение — свое. Народы забыли, что лишь вместе они сильны и непобедимы. Как огонь испарял воду, а вода тушила огонь, так и народы-хранители день за днем чередовали свои победы и поражения. Военных столкновений становилось все больше и больше, баториане потеряли контроль над миром. Суша стала расходиться, и подобно воздуху, который выходит из щек, стали разлетаться по миру и знания. Теперь она напоминала больше подкову, а не кольцо, правда такая подкова удачу в дом не принесет. Баториане перестали что-то значить для этого мира. Магия стала обыденной, как скотина в стойле. Гармония и равновесие были нарушены. Народы все чаще враждовали, становилось еще больше войн, военных союзов и экономических блокад. В мир, подобно проволочнику в картошку, проникала ложь, обман и коварство. Однако случались и недолгие перемирия, но лучше от этого не становилось. На одном из таких перемирий пять королей при поддержке своих придворных магов решили наложить проклятие на земли Таллесая и до неузнаваемости изменить самих жителей. У них это получилось. Отныне таллесайцев стали называть пустынниками. Из обычных людей они превратились в сухих гигантов в полтора человеческих роста, без каких-либо волос, с маленькими черными глазами и змеиным раздвоенным языком. После этого магов, наложивших проклятие, казнили, а государи больше никогда не создавали военных союзов.

Баториане, обреченные на вечную жизнь и изрядно уставшие от нее, ушли на север. В дикие Северные земли, которые и стали им гробницей…

Страница обрывается.

Глава 30

Архимагистр. Корвида

Огненный шар спустился с небес, приковывая к себе любопытные взгляды толпы. Шар опустился аккурат на постамент необычайно красивого фонтана из белокаменных лебедей. Пламя погасло, шар испарился, на постаменте остался человек в серой рясе, а в руке у него был посох с шарообразным наконечником. Удивительно, но увидев лицо наездника огненного шара, толпа потеряла интерес и пошла дальше по своим делам, кто куда.

На площади у фонтана остался один человек, тоже в рясе.

— Вы припозднились, архимагистр.

Человек на фонтане выпрямился в полный рост, осмотрел собеседника и не признал его.

«Как я здесь оказался?» — задавался вопросом человек на фонтане. «Помню корабль, нас было шестеро, капитан отвел нас в трюм, а потом… Потом червь! Точно, червь! Но как я выжил? Выжили ли остальные? Выжил ли кто-нибудь?»

— Вы в порядке, архимагистр? — вновь обратился человек с площади.

«Возьми себя в руки, хоть раз в жизни…» — крутилось в голове у пришельца.

— Да, — спокойно ответил человек с фонтана.

— Тогда, проследуем в храм, архимагистр, все ждут только вас.

Человек на фонтане кивнул в знак того, что понял и проследует в храм. Оставалось только спуститься с фонтана, он был отнюдь не маленьким. Архимагистр боязливо попытался дотянуться ногой до спины лебедя, но стал терять равновесие и со всех сил вцепился в постамент.

— Архимастер, что вы делаете, — с изумлением наблюдал за происходящим человек с площади, — неужели вы забыли, что «аэн ситкхе» сможет переместить вас в любое место, которое вы видите.

— Аэн ситкхе? — повторил архимагистр и в тот же миг оказался на площади, рядом с послушником, да, теперь архимагистр уже мог хорошенько разглядеть своего собеседника. Приятный молодой человек, постриженный налысо, на голове были какие-то татуировки, а на поясе висела книга со странным не читаемым названием.

— Должен сказать, вы, архимагистр, пребываете в отличном настроении, — послушник счел, что архимагистр развлекается. — Пройдемте в храм, Совет уже начался.

Архимагистр вновь кивнул. Солнце садилось и слепило левый глаз своими песочными лучами. Дорога к храму пролегала через весь город. Фонтан, на котором послушник встретил архимагистра находился на верхней набережной, а храм был в северных холмах. Везде в городе были мощеные дорожки из природного камня, вдоль улиц — маленькие, аккуратненькие домики с деревянными табличками. По пути встретились кузнец, швея, продуктовая лавка, книги и свитки. Все дома были одноэтажные и в точности повторяли все изгибы холмистой местности Корвиды. Холмы сменялись плоскогорьем, на одной из таких плоских гор возвышался храм, к которому вела длинная лестница. Трудно сказать сколько в ней было ступенек, но идти и считать крайне не хотелось, скорее эти ступеньки служили пугалом для лентяев и прочих неблагочестивых людей. Создавали иллюзию доступности и гласности, хотя на самом деле простой люд понятия не имел что происходит за стенами храма. И если быть до конца откровенными, его это не интересовало. В строго назначенное время маги спускались в город и забирали в храм детей. Говорили, что у этих детей большой магический потенциал, что они были рождены, чтобы служить великой цели. Родители слушали это разинув рты и, желая более великого будущего для своего чада, чем торговля рыбьими хвостами, скрепя сердце отпускали с монахами. Впрочем, выбора у них не было. За монахами было закреплено такое право соответствующим указом государя. Больше монахи и послушники город не беспокоили, но одним лишь своим присутствием создавали иллюзию защищенности жителей. Народ был спокоен и был готов платить судьбами своих детей ради общего блага.

— Аэн ситкхе, — сказал архимагистр и мгновенно оказался на самом верху, у ворот храма, на лице появилась улыбка.

Вскоре за спиной появился послушник, спотыкаясь, выпрыгнувший из заклинания. Архимагистр заметил это.

— Я научусь, — заскулил послушник. Архимагистр кивнул, отвернулся и толкнул створки ворот посохом. Должно сказать, что Ребой удачно вживался в роль архимагистра, и это нравилось ему все больше и больше, к нему приходила уверенность, отнюдь не свойственная ему, и приходила в таких количествах, что хватило бы и на дюжину людей.

Резные двери храма с голубыми переливающимися узорами скрывали за собой отнюдь не очередное чудо света, а напротив — аскетичное и скромное убранство. Сначала открылась главная зала с колоннами, как и полагается. Справа и слева от нее на второй этаж вели две винтовые лестницы с бархатными ковровыми дорожками, следуя за которыми, можно было оказаться на балконе второго этажа, откуда, пройдя через точно такие же ворота, как на главном ходе, можно было попасть в маленькую залу, где и заседал совет.

Ребой повторил процедуру, толкнув посохом створки ворот, те поддались. Совет уже собрался за длинным столом, однако во главе стола стоял только пустой тронный стул. При виде архимагистра совет поднялся и отдал дань уважения великому архимастеру, склонив голову к груди. Все присутствующие в зале были в рясах одного цвета, но разных оттенков. Для людей со стороны рясы казались одинаковыми, но для знающих людей они служили главным опознавательным признаком. Обыватель никогда не узнает кто перед ним стоит — послушник или магистр — это и к лучшему, никогда не знаешь, что может произойти. Также у всех в зале были посохи, однако наконечники посохов были тоже разными. Отличия были минимальны, но, опять же, знающий человек поймет, что к чему в два счета. Считалось, что сфера на посохе начинающего мага рубцеватая, в силу его несовершенных знаний, а с достижением каждой новой ступени — сфера совершенствуется вместе со своим хозяином, становится более гладкой и пропорциональной. Так, например, у архимагистра сфера идеально гладкая и ровная, а у мага, закончившего Академию искусств, больше похожа на сморщенное яблоко. Меньше знаешь — крепче спишь, именно этим принципом руководствовался совет при решении каких бы то ни было вопросов, касаемо обычных людей.

Архимагистр прошел к своему месту. Совет начался. Послушник закрыл дверь. С той стороны. Для него совет был закрыт. Он мог ознакомиться только с решениями, принятыми там, впрочем, как и все другие.

— Предлагаю начать с простых вопросов, — предложил мужчина, сидевший по правую руку от Ребого, судя по посоху, он достиг ступени магистра. — На повестке крестьянский вопрос. Долгая засуха и вымывание из почвы сулит нам скудный урожай и голодную зиму, а зимы у нас сами знаете какие…

— Суровые, — поддержал его мастер магии со сферой на посохе в виде свежесобранного яблока.

— Тогда, думаю, решено. Нужно вмешаться в ситуацию и устроить грибной дождь, — магистр посмотрел на Ребого, ожидая увидеть одобрение его идеи. Архимагистр задумчиво кивнул.

— Следующий вопрос касается Школы и Академии Магических Искусств, — продолжил заседание совета другой магистр. — Мне стало известно, что некоторые из наших учеников, которые представлены к испытанию на получение звания адепта магии, используют запрещенную магию песков.

— Их необходимо наказать! — стукнул по столу третий магистр магии.

— Или, — вмешался архимагистр, — проучить.

— Что вы имеете ввиду?

— У нас есть палантир.

«Откуда я знаю, как это называется», — подумал про себя Ребой.

— Мы можем проследить за хулиганами и устроить небольшое красочное представление, чтобы припугнуть.

— Очень странное предложение, — покачал головой мастер магии, — нам не по пятнадцать лет. Они пользуются и изучают низшую, примитивную магию, вместо того, чтобы усердно учиться и достигать больших успехов!

— А я поддерживаю, — сказал магистр, — ход хорош неожиданностью. Да и нам бы следовало хоть немного размять косточки, а то только и делаем, что заседаем в этой зале.

Архимагистр кивнул.

— Следующий вопрос?

— Остался последний вопрос, — доселе молчавший магистр взял тяжелую паузу, — в лаборатории по наблюдениям за движениями магических сгустков обнаружили нечто неприятное, — он вновь взял паузу, все участники совета терпеливо ждали. — У древней крепости вальдау, где много лет назад произошли известные нам с вами события, собирается энергия, темная энергия.

— Сэт Хем снова оживает? — взволнованно спросил один из мастеров магии.

— Да, и это отнюдь не источник новой силы, а скорее наоборот — что-то старое и зловещее. Проклятые места притягивают темную магию, возможности которой нам неизвестны. Мы не знаем, что будет дальше, мы можем только наблюдать, — магистр вновь взял паузу, все ждали продолжения, но больше магистр не заговорил.

— Там творились ужасные события, — смотря в стол, заговорил другой мастер магии. — Столько смертей, воздух там застоялся, земля пропиталась кровью, а дикие стоны раздаются и по сей день, эхом расходясь по горным долинам. Все это может быть бессмысленной погоней и паранойей.

— Нужно продолжать наблюдения, — вновь вмешался архимагистр, — мы ничего не можем с этим сделать сейчас, но предупрежден — значит, вооружен. Даже как-то прокомментировать это явление нам сейчас тяжело. Но я уверен, что все обойдется. У нас остались еще вопросы? — ответа не последовало. — Что ж, за сим объявляю об окончании заседания совета, всем спасибо. — Ребой взял посох и вышел из залы на балкон второго этажа, там его ждал послушник.

— А ты чего здесь стоишь? — спросил архимагистр.

— Вы не дали мне задания, архимагистр, ведь я ваш ученик, вы сами меня выбрали.

— Верно, — кивнул архимагистр. «У меня есть собственный ученик? Это может быть интересно». — Пойдем, покажи мне мои покои, я очень устал и хочу хорошенько выспаться, чего и тебе советую. Завтра будет насыщенный день, — послушник кивнул и повел за собой архимагистра.

В зале осталось два магистра магии: директор Академии Магических Искусств и глава наблюдательного центра.

— Тебе не кажется, что архимагистр вернулся из своего путешествия весь чудной?

— Согласен, что-то в нем точно изменилось, перемены ли это к лучшему? — этот вопрос так и остался висеть в воздухе, магистры покинули залу совета, запечатав вход магической печатью.

Глава 31

Похищение Беримира

Его родители приехали покорять Восток почти полторы сотни лет назад, будучи заядлыми авантюристами, они забрались как можно выше, как можно севернее по карте страны. Своими руками они поднимали Анадырь, тогда еще Новомариинск. После поехали осваивать и обживать противоположный берег Анадырского лимана, где обустроили первую угольную шахту и стали налаживать его добычу. Поселок назывался Угольные копи. Там они и обосновались, пережили войну, рассвет и закат советской власти. Оставили потомство, которое в свою очередь пережило рассвет и закат российской власти и так далее. И вот, в родовом гнезде, старом, много раз реставрируемом, доме, который стоял на высоких сваях, жил наследник этого угасающего рода. С юношества, лет с шестнадцати, он жил один, сам себя кормил, вел хозяйство. Люди из Угольных Копий побаивались его, называли отшельником и колдуном. Несколько раз устраивали пожар на его угодьях, но пламя, словно само, гасло. Они пускали собак на него, но он их приручал. Магия ли это или просто человеческая доброта? Неизвестно. Он был добрым человеком и далеко не дураком.

Анадырь, а тем более и Угольные Копи, находятся очень далеко от центральной части России, поэтому развитие здесь остановилось на уровне конца двадцатого века. Это был некий островок той простоты и открытой, широкой русской души на теле Родины, которую сплошь и рядом проели насквозь черви под названием Ложь, Предательство, Разврат, Коррупция. Уже давно были подорваны все морские и авиасообщения, может, поэтому анадырцы ждали хоть каких-то вестей, хоть каких-то гостей с «большой» земли. Они еще не понимали, что гости с большой земли могут стать теми Всадниками Апокалипсиса, которые ввергнут жителей городка и окрестностей в пучину хаоса и мрака.

Беримир жил долгие годы один и казалось чудом, что не сошел с ума без общения. Эти восемь лет одиночества любой другой человек приравнял бы к одиночному карцеру в тюрьмах строгого режима, но только не он. Он разговаривал с богами и предками. У него было много кумиров и различных статуэток, которые переходили из поколения в поколение и достались ему от его прапрадедушек и бабушек. Дом его — ветхий, серый и гнилой снаружи, изнутри озарялся теплым и живым пламенем свечи. Жил он скромно, но не жаловался, возможно, потому что всегда был занят. С первыми петухами он вставал, занимался делами по хозяйству, обязательно играл на флейте или гуслях, смотря в бесконечную даль морской глади, это делало его счастливым. Каждый день он открывал этот мир вновь и вновь, он был исследователем, таким, какими были его пращуры. Замечал различные закономерности в поведении животных, росте растений, набегах волн на берег, вечерами он изучал звездное небо и создавал свои собственные созвездия и карты. Он закончил девять классов в местной школе, когда его родители были еще живы, и поселок их не боялся. Многие его открытия были сделаны уже давно, но он этого не знал в силу своего образования и аскетичного образа жизни, а некоторые были весьма любопытны и, возможно, заинтересовали бы какого-нибудь собрата по цеху — естествоиспытателя. За годы одиночества он написал множество книг — грамоте, как вы понимаете, он был обучен. Конечно, нельзя это было назвать книгой, скорее блокнот с записями, но все равно его коллекция томов выглядела весьма внушительно. Поздние тома были написаны угольком, ибо кончились, казалось бы, бесконечные ручки и карандаши, которые покупались на развес, словно гвозди или сахар. Зато с бумагой проблем не было, об этом родители позаботились. Бумага пачками лежала в подвале, ведь его родители были писателями, оба. И пускай они не издали официально ни одной книги, это не являлось их главной целью, им был интересен сам процесс, создание мира, людей, декораций — это было воистину ценно.

Однажды зимним вечером, когда он в очередной раз вышел за дровами для печи, увидел приближающийся свет оленей упряжки. В упряжке было трое: чукча и двое мужчин в черных похоронных костюмах. Они сошли с нарт, снег захрустел у них под ногами, каюр остался со своими питомцами.

— Здравствуй, Беримир, — из-под воротника проговорил один мужчина.

— И вам не хворать, люди добрые, — ответил Беримир. — Пройдемте в дом, я вас чаем травяным напою.

Мужчины переглянулись, одобрили это предложение и прошли в дом. В доме было очень тепло, дурманящий аромат северных трав, теплый тусклый свет. Сразу захотелось раздеться. Мужчины сняли свои заснеженные одеяния и повесили в углу.

— Проходите к столу, — жестом пригласил их Беремир.

— Спасибо, — ответил мужчина в похоронном костюме постарше.

— Ты должен поехать с нами, — нетерпеливо начал второй мужчина, было видно, что он моложе своего напарника.

— А куда и зачем?

— Ты нужен своему народу, — ответил мужчина постарше.

— Это странно, здешние меня недолюбливают.

— Они боятся, ты не такой как они, ты мыслишь иначе — шире, наша задача — направить тебя, тебе нужно отправиться с нами.

— Хорошо, я только возьму с собой листы бумаги и немножко угля.

— Возьми ручку, она удобнее углей.

Беремир охотно принял подарок, собрал бумагу в сумку, оделся и пошел к нартам. Сани были большие, на них было две скамейки для сидения и место для каюра. Его посадили спереди, он плотнее укутался в шубу и задремал.

Они направлялись к заброшенному аэропорту, близ которого обосновалось племя чукч. Поселение насчитывало около пятидесяти яранг. Каюр был одним из старейшин этого племени. Нарты промчались мимо поселения и направились к чернеющей вдали точке, которая по мере приближения стала приобретать очертания вертолета.

Беремира разбудили, он немножко замерз, и голос его подсел, ему сказали, что нужно пересесть в вертолет и пристегнуться. Он послушно выполнил все указания и с интересом разглядывал пилота и его панель управления.

— Взлетаем, — дал команду мужчина постарше.

Пилот завел двигатели, лопасти стали раскручиваться, и вертолет оторвался от земли. И тут Беримира охватила паника, он никогда не испытывал ощущение полета, стал вырываться и кричать, чтобы его вернули на землю. Недолго думая, мужчина постарше достал из внутреннего кармана шприц и вколол его бушующему.

— Забавный, — произнес мужчина помоложе.

— Отшельник, — ответил второй.

Они заулыбались и уставились в разные окна наблюдать синеющую даль, думая каждый о своем.

Глава 32

На Пандемию

— Линд, — жалобно протянула Ласса, — мне надоело сидеть в Варле и ничего не делать, поехали куда-нибудь.

— Куда, например? — Линда все устраивало, он лежал на белых подушках, сложив руки за головой, и просто смотрел в потолок.

Ласса встала с кровати, прошлась до стены, на которой висела карта мира.

— Поехали сюда, — она ткнула пальцем на Пандемию.

— Что там? — спросил Линд, ему не хотелось отрываться от важного занятия.

— Пандемия, — обиженно ответила Ласса.

— Это же остров, я думал, ты уже на всю жизнь наелась островитянской жизни, — съязвил Линд, за что молниеносно получил в голову подушкой.

— Дурак ты, Пандемия славится своими швеями и трикотажниками, а еще там самые зрелищные скачки. И кстати, если ты хочешь разобраться, кто ты такой, то нам следует отправиться именно в Пандемию.

— Это еще почему?

— Ну хотя бы потому, что ты ничего не помнишь из прошлой жизни, а носишь именно пандемийские полосатые штаны.

— Мало ли, где их продают, и кто их покупает, — Линд встал с кровати и прошелся к окну, за которым открывался вид на море и порт, где стояли на якоре большие торговые судна.

— Согласна, но это хоть какая-то зацепка.

Линд задумался. Ненадолго, он был не склонен просчитывать шаги и думать наперед. Шахматную партию он бы отдал ходов за шесть. Подошел к Лассе, обнял ее, поцеловал в лоб.

— В Пандемию, так в Пандемию, — Ласса в ответ заулыбалась и пошла собирать немногочисленные вещи.

Плотно позавтракав, они направились в порт, чтобы найти корабль, идущий до Пандемии, желательно до столицы — Элеса. Сегодня в Варле был прямо парад кораблей, однако до Пандемии шли только два. Один держал путь в Вильгию, другой в Кадро. Однако капитан «Чайки» заверил, что в Вильгии можно пересесть на другое судно, которое доставит их в самое сердце Пандемии.

— Неужели это будет быстрее, чем пройти по суше? — удивился Линд.

— Ха! — рассмеялся капитан. — Вы явно в первый раз собираетесь в Пандемию, горную цепь, которая разделяет Вильгию и Элес, преодолеть можно разве что на орлах. Когда-то давно, — капитан заговорил шепотом, — еще не было гонений на вальдау, правители наших стран договорились, чтобы вальдау, — он снова заговорил шепотом, — прорубили в скале проход. Дело сделали, но закончить ход так и не удалось, теоретически пройти можно, но это очень рискованно. Ох, и развелось там всякой падали, — капитан выдохнул. — Ну так что, договорились? Десять серебряников с каждого — и в путь, с приливом выходим.

— Договорились, — Линд отсчитал нужную сумму и протянул капитану.

— Приятно иметь с вами дело, — сказал капитан и поднялся на корабль.

Линд остался стоять на месте и задумался на гораздо более долгий срок, чем обычно. Ласса не могла этого не заметить.

— Все хорошо? — спросила она, положив ему руку на грудь.

— Да, плохие воспоминания просто. Последнее мое путешествие закончилось поленом в боку и игрой в кошки-мышки со смертью.

— Но ты ведь выкарабкался, ты сильный.

— В другой раз может не повезти, знала бы ты, что там произошло. А тут целых два морских путешествия.

— Я бы и рада знать, но ты сам наотрез отказался мне рассказывать об этом.

— Потому что я потерял друзей, я был с ними очень мало знаком, но что-то нас всех объединяло, и действовали мы как единое целое, когда выбирались с того пиратского острова.

— Линд, расскажи мне все, тебе станет намного легче.

Линд согласился. Они отправились в близлежащую корчму и сели за столик. К ним сразу подбежала молодая девушка, видимо, дочь корчмаря.

— Вам что-нибудь принести? — спросила она, Линд оценивающе осмотрел ее с ног до головы, Ласса ревниво дернула его за руку.

— А, да, принесите что-нибудь выпить, — девушка кивнула и убежала. — Что?

— Ничего, рассказывай давай.

— Ой, ну перестань.

— Перестала, а теперь рассказывай, — девушка уже несла две кружки мягко горячительного напитка.

— Начинаю, — Линд сделал глоток, — начало моей истории ты знаешь. Мы выбирались с острова на корабле контрабандистов, «Беглеце», капитан ободрал нас до нитки, теперь я это точно знаю, но выбирать нам не приходилось, слишком много мы пролили чужой крови за слишком короткий срок, — он сделал еще глоток. — Нам удалось бежать, думаю, достаточно скоро про нас там забыли, наверняка появился какой-нибудь новый потрошитель. Поначалу все шло по плану, ветер нам благоприятствовал, но потом мы попали в мертвый штиль, ни ветринки! Я сбился со счета, не знаю, сколько дней мы простояли на месте, словно прибитые тысячью якорями ко дну морскому, но знаю точно, что уже успели съесть все запасы и облизывали шершавым языком лопнувшие от недостатка влаги губы. Внезапно море заволновалось, поднялись волны, вода под нами стала пениться, вынырнул огромный черный червь и разнес корабль в щепки. Мы тогда сидели в трюме за то, что не знали кто мы из-за этого кретина капитана, хотя с другой стороны, может быть, благодаря ему я выжил, — Линд осекся, в трех столиках от них сидело двое мужчин в капюшонах, они обратили внимание на рассказ Линда — наверное, один из всего экипажа. Дальше ты знаешь. Полено в боку, море меня выбросило на ваш остров, и теперь мы тут.

— Очень очаровательная история, — откуда ни возьмись, за спиной Линда появились двое, чьи лица скрывал капюшон, Линд аж поперхнулся от неожиданности, прокашлялся, обернулся. Ох уж это тусклое освещение корчмы — никогда ничего не разберешь, наверное, специально так делают, чтобы было не видно, что за парашу тут предлагают дорогим гостям.

— Покажитесь, — приказал Линд.

— Как будет угодно, — двое сняли капюшоны.

— Капитан и его старпом, — не скрывая удивления, сказал Линд.

— Очень мило, — расхохотался капитан, — у вас свободно? — он взял стул у соседнего стола и присоединился к разговору, не дождавшись ответа. Старпом повторил движения капитана.

— Что вы здесь делаете? — спросил Линд только для того, чтобы эта пауза не тянулась вечность, на самом деле ему было глубоко плевать.

— Да вот, присматриваем себе корабль и команду, не хочешь вступить? Ты теперь парень прожженный, я бы сказал двужильный, — капитан снова расхохотался, старпом его поддержал.

— Ну уж нет, второй раз я дела иметь с тобой не стану.

— Ну как хочешь, смотри не стань исключением и не попади дважды в одно реку, — сказал капитан, приблизившись к Линду.

— Я все сказал.

— Да все, все, не кипятись, парень, я уверен, что это не последняя наша встреча, — сказал контрабандист и накинул капюшон, старпом вновь повторил все действия за капитаном. — Был рад встрече.

— Не отвечу взаимностью, — капитан в ответ мерзко захохотал и удалился.

Линд вцепился в кружка и залпом ее осушил. Следом осушил и кружку Лассы.

— Это тот капитан? — спросила Ласса, Линд в ответ молча кивнул.

— Премерзкий человек, — Линд снова кивнул.

— Что он имел ввиду, сказав тебе, чтобы ты не стал исключением?

— Понятия не имею. Черт! Снова это чувство, что ты чья-то пешка, что все вокруг знают больше тебя о тебе самом и пользуются этим, — кулак глухо упал на стол.

— Тише, я уверена, что он не имеет понятия, о чем говорит, и просто хотел тебя запугать, — Ласса положила свои маленькие, аккуратные ручки на сжатый и белый от напряжения кулак.

— Пойдем отсюда, а то корабль уйдет без нас.

Тем временем в порту «Чайка» пребывала в финальной стадии отбытия, уже погрузили все товары, моряки проверяли надежность тросов, штурвала. Капитан стоял на пирсе, выглядывая своих клиентов.

— А, ну вот и вы, все уже готово, прошу, поднимайтесь на палубу.

— Отдать швартовые! Поднять якорь! Выходим из порта! — раздавал команды капитан.

Линд облокотился на боковые перила и провожал взглядам удаляющуюся от него сушу. У него было плохое предчувствие, во многом обострившееся из-за неожиданной встречи с чокнутым капитаном «Беглеца». Так или иначе, Линд чувствовал себя брошенной лодкой по среди шторма, которую море перемалывает словно мясорубка. Еще миг, еще мгновение, и волна накроет беззащитную лодку, а затем выбросит на скалы, разбив ее в щепки.

Глава 33

Избавление от плена

В камере царила тишина. Все эмоции, все тонны недовольства уже вылились на Яра, так что его уши должны были гореть наверняка. Слишком долго ничего не происходило. Прошло уже три дня. Или не три. Сложно сказать. По крайней мере можно условно разделить эти три дня двумя большими периодами сна. Уже даже Костик начал переживать. Он стоял спиной ко всем, держась за стальные прутья решетки, и смотрел куда-то вдаль, откуда, как ему казалось, должны были прийти стражники и выпустить их на волю. Но стражники все не приходили, а Яр, кажется, совсем позабыл о своих боевых товарищах. Но ведь это Яр, он не такой, он никогда не бросит своих в беде. Или бросит, мало ли что уже успели ему рассказать о людях подгорные жители. Отношения между людьми и вальдау были, мягко говоря, напряженными и, само собой, в обоих лагерях шла мощная пропаганда. Однако преимущество все же было на стороне вальдау, люди, наверняка, не представляют, какая сила собирается в горах, вернее под ними. Костик был уверен, что это не единственный повстанческий лагерь, но, возможно, самый большой из них. Если вальдау и вправду решат отбить свои наземные города обратно — а вероятность этого почти что неизбежная — то города людей падут за считанные дни, особенно с той философией и образом жизни, которую ведут люди, хозяйничая на землях вальдау.

— Отойди уже от решетки, — сказала Костику Шарли, — он не придет, он забыл про нас.

— Он помнит, он выручит, — ответил Костик, отойдя от решетки и сев напротив Шарли.

— Откуда такая уверенность? Ты сам посуди, по нашим меркам прошло три дня, и ни одна живая душа не проходила мимо, — отчаявшимся голосом вступила в беседу Рези.

— Они наблюдают, — сказала Шарли, — я видела их тени ночью, наверное, они думали, что мы спим или двинули коней, — Костик кивнул в знак своего согласия.

— Это было бы очень опрометчиво с их стороны так беззаботно оставлять в своем тылу злейших врагов, мало ли что мы можем тут придумать, — в подтверждение слов Шарли сказал Костик.

— Заткнитесь! Слышите? — оживился Рен.

— Что? — спросил Костик.

— Слышу, — сказала Шарли, — идут, щёлкают замки.

— Сядьте по разным углам, не нужно давать им повода думать, что мы здесь что-то замышляем, — скомандовал Рен и притворился спящим, остальные разбежались по разным углам и последовали его примеру.

Звук открывающихся замков и скрипящих решеток становился все более очевидным. Его уже слышали ни только Рен и Шарли — прирожденные охотники и следопыты, но уже и Рези с Костиком. Вскоре появился тусклый свет факела. Рен увидел его сквозь прищуренные глаза, он сидел ближе всех к решетке, у него был замечательный обзор, грех было не воспользоваться такой возможностью, тем более это было бы унизительно — дать застать себя, охотника, врасплох. Хотя с другой стороны, стражники так громко шагали по пустынным коридорам темницы, что даже глухой услышал бы их сквозь свою глухоту.

— А ну встать! — рявкнул стражник, ударив древком секиры по решетке. Рен сделал вид, что испугался и картинно вздрогнул, выпучив глаза от удивления.

— Встать и к стене! — повторил стражник. — Руки, мать вашу, руки, чтоб я их видел, лицом к стене! — стражник открыл решетку и поочередно заковал всех в кандалы, связав в общую цепочку.

Колонна двинулась. Двое стражников шло впереди, двое — сзади, пятый же закрывал и открывал все решетки и двери. Монолитная скала и один единственный выход, да, пожалуй, из такой темницы выбраться просто невозможно. Конвой прошел с десяток дверей, прежде чем выйти на главный ход, по которому можно было добраться прямиком до серебряного дворца.

— Куда глазеешь, паскуда, а ну глаза в пол, — рявкнул сзади идущий стражник и ткнул Костика в бок, остальные решили не испытывать терпения стражников и синхронно потупили взгляд.

После выхода в главный тоннель в противоположной стороне Костик увидел мощные ворота. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это главные ворота. На всякий случай Костик решил считать шаги, вдруг пригодится, никогда не знаешь, что произойдет, и лучше быть готовым ко всему. Однако конвой шел такими петлями, так часто менял тоннели, выходя на все новые развязки, что Костик бросил свое занятие, обреченно согласившись, что оно бесполезно. С другой стороны, если бы их хотели убить, то уже убили бы в тот же самый момент, когда они появились у главных ворот. Все-таки даже если Яр и не замолвил за них словечко, одно лишь присутствие его в команде спасло жизнь четверке, ну или по крайне мере, отсрочило казнь. А там глядишь, карты и вовсе хорошо сложатся. Наивно? Да. А что еще остается человеку, идущему на плаху? Только и цепляться за воздух, вот и Костик цеплялся, строил воздушные замки с песчаными крепостными стенами. Пока Костик шел и рассуждал, конвой вышел к главному гроту с верхнего тоннеля, и тут уже стражникам было в пору приказать смотреть в потолок. Они шли по подвесному мосту, а под ними открывался неописуемо прекрасный дворец из чистого серебра, при виде которого даже человек, боящийся высоты, отвлечется от своего страха и сконцентрирует все внимание на этих неповторимых, изящных архитектурных решениях. Тем временем мост уже кончился, они встали на шатающуюся площадку и стражник, крутя лебедку, спускал конвой на дно грота. Стражники вели пленников в королевский зал, который находился аккурат над залом Славы. Он был схож по архитектуре, но выполнен в кроваво-рубиновых цветах. В противоположной стороне зала стояло трое. Видимо, аудиенция не вполне секретная, но с другой стороны, идя по этим тоннелям, в которых встречалось достаточно местных жителей, нельзя было сказать, что встреча сохранилась в тайне.

— На колени! Глаза в пол! Отвечать только когда спросят! — командовал стражник. Пленники покорно выполнили приказ.

Их разместили на безопасном расстоянии — в десяти шагах от тронной ступени. Позади пленников полукругом выстроились стражники, выполнявшие роль эскорта. В тенях колон скрывались еще несколько, сложно было сказать сколько, но в случае побега или каких бы то ни было фокусов в исполнении заключенных, стражников может стать очень много. На тронной ступени стоял Яр, рядом с ним тот дружелюбный здоровяк, который накрыл компанию у главных ворот — Феанор, и, по-видимому, местный король или управляющий, скорее последнее, сложно быть королем, когда прервана королевская династия, а народ размазан по горам и подгорьям, словно масло по куску хлеба.

— Говорите, — сказал управляющий, — вам наверняка есть, что сказать, — очень коварный ход, если история Яра разойдется с их историей, не сносить головы всей пятерке. Нужно говорить только правду, Яр поступил бы так.

— Мы держим путь с Глокты, — начал Костик, — вместе с Яром бежали с арены, сели на пиратское судно «Беглец», пытаясь достичь большой земли, но в море мы попали в глухой штиль, а после случилось нечто необъяснимое, — Костик осекся.

— Корабль разбил в щепки морской червь, — закончила за него Шарли.

— А после нас втроем выбросило на берег недалеко от Вук, — продолжала Рези, решив, что началось чтение по ролям. — После мы шли в Варлу горным трактом.

— Но на подходе к городу я рассказал, что заходить внутрь нельзя. Вы знаете, о чем идет речь, — грустным голосом сказал Рен.

— А ты кто такой? — спросил управляющий, параллельно думая о том, как складно они рассказывают свою историю, видимо, длительное пребывание в темнице не прошло бесследно, — тебя не было в истории о побеге с Глокты.

— Я охотник с горных долин, держал путь в Вук, чтобы торговать, но недалеко от города нашел на берегу выброшенных после крушения корабля четыре тела. Они оказались живы, но их состояние было плачевным. После того, как они поправились, я отравился с ними в Варлу.

— И чем же ты торговал в Вук, охотник?

— Пушниной, я же охотник, — немного помедлив, ответил Рен, вспоминая, рассказывал ли он Яру о настоящей цели его поездки.

— Угу, ну, понятно, это очевидно. А зачем ты поплелся с ними в Варлу? — не отставал управляющий, пытаясь найти нестыковки. Рен был здесь новичком и наибольший шанс сказать что-то не то был именно у него.

— Я был их провожатым, они не знали дороги и обратились ко мне за помощью.

— Что-то не сходится, охотничек. А ну! Убить ее, — управляющий пальцем ткнул на Рези. Стражник, скрывавшийся в тени колонны, шел выполнять приказ, замахнулся топором, чтобы снести поникшую голову людской женщины.

— Нет! — крикнул Рен, рванул с места и сбил палача с ног, за что тут же получил древком по голове.

— Не смей мне врать, щенок, — склонился над ним подошедший управляющий. Я же говорю, что что-то не так в твоей истории, а теперь говори правду.

— Я занимался контрабандой дурманящих порошков, — прерывисто сказал Рен, считая звездочки в глазах, — а с ними я пошел потому, что влюбился, — Рези подняла глаза на лежащего перед ней Рена.

— Другое дело, — теперь сходится, — ну и идиот же ты, своей тупой ложью подставил под удар весь отряд, — управляющий выпрямился и вернулся на свое место.

— Яр очень долго за вас просил, говорю вам это для того, чтобы вы знали, что если кто и может подвести вашу компанию, так только этот, — кивком головы он указал на лежащего Рена. — Мастер Яр поручился за вас, что вы никому не расскажете о том месте, где побывали, если я вас отпущу, да вам и так никто не поверит, только посмотрите на себя, — управляющий повернул голову в сторону. — Попади вы к людям, кормили бы уже воронов, беспомощно покачиваясь на ветру на главной площади какого-нибудь города, но мы не настолько жестоки, и мы справедливы. Вы не сделали ничего дурного кроме того, что пытались меня провести, и убивать мне вас не за что, — в ряду пленников послышались облегченные выдохи, — пока не сделали. Больше вам так не повезет. Яр, ты можешь проститься со своими бывшими компаньонами, после чего стражники выкинут их за наши главные ворота, — управляющий закончил свой нравоучительный и высокомерный монолог, встал и удалился.

— Яр, что это значит, ты не идешь с нами? — спросила Рези.

— Я должен остаться. Здесь мой дом, — сказал Яр.

— Как ты можешь? Ты ведь никого из них даже не знаешь! Ты бросаешь нас? — продолжала Рези.

— Я должен остаться. Посмотри на меня. Со мной вам не пройти через земли Моссадора. А здесь я среди своего народа, который находится в беде. Я должен остаться, чтобы помочь, вы знаете, что я не могу поступить иначе.

— Знаем, не переживай, Яр. Спасибо тебе за все, — сказал Костик, подойдя к Яру и положив ему скованные руки на плечо. Яр в ответ улыбнулся. С него будто бы спал груз вины, который он нес собой от самой библиотеки. Долг возвращен.

— Спасибо за понимание, друзья. К сожалению, я не могу вам ничем больше помочь. Наши народы враждуют, иначе…

— Мы все понимаем, Яр, — сказал Костик.

— Спасибо.

Четверка по очереди простилась объятиями с Яром, насколько это было возможно сделать со связанными руками.

— Я закончил, — обратился Яр к Феанору и тот дал команду стражникам вывести пленников наружу, отдав им их вещмешки и оружие.

Глава 34

Второе пришествие морского червя

— Линд, дорогой. Хватит нервничать, отцепись уже от перил, пойдем пообедаем или хочешь, может быть, вздремнуть — пыталась Ласса вырвать Линда из цепких объятий страха.

— Не хочу, все в порядке.

— Мы уже прошли больше половины пути, утром прошли мимо Крокатуна, даже с моря были видны его огромные стены.

— Да, видел.

— Ладно. Захочешь есть, приходи в каюту, — Линд кивнул.

Ласса покинула верхнюю палубу, а Линд так и остался на месте, вцепившись мертвой хваткой в перила. Он смотрел куда-то вдаль, будто бы видел ветер и следил, чтобы он никуда не сбежал и добросовестно задувал в паруса «Чайки». Периодически Линд поглядывал и на флаг корабля, находящийся на самом верху главной мачты, используя тот в качестве флюгера, словно проверяя свои ощущения и наблюдения за передвижением воздушной массы. Паруса тяжелые, нужен хороший ветер, чтобы их раздуть, а флагу много не надо, трепыхается себе на легком ветерке и в ус не дует. Так держать, так и продолжай, полпути позади.

Видимость была прекрасная. Справа по борту на линии горизонта показалась суша.

— Земля, — крикнул Линд, показывая пальцем направление.

— Да, верно, — ответил капитан.

— Что это? Пандемия? Мы скоро прибудем?

— Нет, это большие острова, их называют близнецами.

— Ясно, — разочаровано ответил Линд, — долго нам еще?

— Да что ты заладил? Море — это благодать, которую не всем дано понять, расслабься и наслаждайся стихией. Погода нам благоволит, попутный сильный ветер, идем с опережением графика.

«Также говорили и в прошлый раз», — Линд отвернулся, что означало окончание разговора, капитан тоже отвернулся и куда-то ушел.

В животе урчало. Шутка ли, он не ел с того момента, как они отчалили, не отказывался только от воды, которую настойчиво предлагала Ласса. Хуже того, он шага не сделал с того места, где встал, поднявшись на борт. Как вцепился в перила, так и стоит себе уже второй день, не сходя с места, а ноги-то уже подкашиваются, и, если бы не широкие штанины, можно было бы увидеть, как они трясутся. Линд никогда больше в жизни не тратил так бездарно свои силы и время, как сейчас. Он еще раз взглянул на флаг, на паруса, вдаль — все было в порядке. Флаг развивался, паруса были натянуты, море спокойное.

«Ладно», — подумал про себя Линд и кое-как разжал затекшие руки, которые не сразу смогли снова свободно сгибаться и разгибаться, видать жилы совсем застыли от напряжения. Линд разработал кисти, сжимая и разжимая их в кулак, сделал шаг и чуть не упал, ноги затекли и подкашивались, странно, когда он стоял на месте, ничего не чувствовал. Не чувствовал, что ноги затекли или просто не чувствовал ноги? Ладно, пара неуверенных шагов, дальше — легче, размял, вспомнил как ходить — все в порядке, пошел. Пошел в свою каюту, к Лассе.

— О, ну наконец-то, я знала, что ты проголодаешься, нельзя столько не есть и так нервничать, садись, покушай, — дважды Линду предлагать не надо было, ну по крайней мере в каюте, где он не мог постоянно следить за передвижением воздушных потоков.

Линд жадно набросился на еду, уплетая за обе щеки. Ласса смотрела на него и радовалась. Радовалась простым вещам. Сидит он. Он сидит и кушает. Ему вкусно и хорошо. Что может быть лучше? Только когда они сидят и кушают вместе, и им вместе хорошо. Ласса присоединилась к Линду, только с гораздо меньшим рвением. Да, теперь было совсем хорошо.

— От пуза, — сказал он.

— Еще бы, двухдневный рацион съел, — улыбнулась она ему в ответ.

Линду стало хорошо и спокойно, будто бы червь, которого он так боялся встретить в морской толще, жил у него в животе и яростно требовал себе новых жертвоприношений, а Линд долго сопротивлялся, но в итоге сдался. Довольный червь угомонился и отпустил душу Линда в свободный полет, а изнеможённое тело — на мягкие подушки отдыхать, спать и набираться сил. Линд лег на спину, лечь на живот и спать, как он обычно любит, сейчас чисто физически было сделать проблематично. Ласса аккуратненько положила свою голову с золотистыми кудрями ему на грудь. Его сердце билось спокойно и размерено. Ласса что-то рассказывала, Линд слышал ее через слово, через два, потом несвязными отрывками и в итоге вовсе провалился в сон. Благо, что Ласса не задавала никаких вопросов, а то получилось бы неловко. Вскоре она сама утомилась от собственной болтовни и заснула у него на груди.

Неизвестно сколько они проспали, но судя по легким позывам голодного желудка и зачерствевшему хлебу, проспали более, чем достаточно. На верхней палубе было активное движение, моряки суетились, о чем-то возбужденно переговаривались. Линд в панике резко открыл глаза, сел, совсем не нежно разбудив Лассу, как той хотелось бы.

— Что случилось? — спросила она, протирая глаза.

— Понятия не имею, — сказал Линд, вылетая из каюты и стремглав поднимаясь по лестнице, ведущей на верхнюю палубу.

Линд выскочил наверх, а наверху царило ничего. Ничего такого сверхъестественного. Линд посмотрел вдаль — морская гладь спокойна, на паруса — обвисли, на флаг — даже чуть-чуть не колышется.

«Черт», — ругнулся он про себя и побежал к капитану.

— Что случилось?

— Да ничего особенного, попали в небольшой воздушный мешок, горы задерживают ветер…

Дальше Линд уже не слушал. Ласса поднялась на палубу. Линд побежал к ней, схватил ее руками за плечи и, глядя в глаза, стал говорить возбужденным голосом законченной истерички.

— Дорогая, любимая, это оно, это то, о чем я тебе говорил, снова, я привел за собой смерть, нужно бежать. Куда и как? — он оглянулся. — Гляди, что это? — Линд отпустил Лассу и побежал к краю палубы, тыча пальцем в сушу на горизонте. — Что это, капитан?

— Пандемия, — коротко ответил тот.

— Слышишь, нам нужно бежать, умоляю тебя, нам не спастись, если мы останемся на корабле. Шлюпка, где шлюпка? Капитан, спустите на воду шлюпку, дальше мы сами — на веслах.

— Сейчас уже поймаем ветер, с минуты на минуту, — ответил капитан.

— Спустите на воду чертову шлюпку! — стал орать Линд. Капитан дал команду спустить шлюпку на воду и зарекся больше никогда не брать попутчиков на борт.

— Стой, — одернула его Ласса, — как же остальные?

Линд вскочил на перила, чтобы его все видели и слышали, держась одной рукой за трос, а второй активно жестикулируя.

— Эй, народ! Мы попали в ловушку, это я привел беду за собой, нужно бежать с корабля и быстрее на сушу, иначе вы все погибните! Налетит морской червь и разорвет корабль на клочки!

— Брехня все это! — закричал кто-то.

— Да! — подхватила толпа.

— Шлюпка спущена, уважаемый, — с презрением сказал капитан.

— Довольна? Я попытался, они хотят погибнуть, мы — нет. Теперь живо спускайся, — сказал он Лассе.

До берега было далеко, но страх подстегивал грести за троих. Адреналин бил в голову, Линд снова не слышал Лассу, а только смотрел на попавший в воздушный мешок корабль, в ожидании, когда вода под кораблем запенится и выскочит морское чудовище.

«Быстрее, быстрее» — думал про себя Линд.

Они уже были достаточно далеко от корабля, Линд дал себе немножко передохнуть, до суши было еще далеко, но ближе, чем к кораблю. Это радовало. Половина пути позади. Наполовину беда миновала их. Он продолжил грести, но вдруг резко замер.

— Началось, — вода под кораблем закипела, словно в котле на вечернем костре.

Глава 35

Крепость Сет-Хем

Могильные земли. Проклятые земли. Земли, на которых произошло самое ужасное действие этого мира. Великая крепость народа песков, ставшая на момент битвы спасительной палочкой для воинов вальдау. К тому времени, когда здесь произошла величайшая битва, народ песков уже оставил эту крепость и мигрировал в глубь пустыни, оставив крепость Сет-Хем сторожить границы Таллесая в гордом одиночестве. Именно в ней вальдау держали оборону и смогли протянуть до прихода баторианских магов, которые положили конец битве и кровавому походу короля людей, попавшего под чары сладких речей отшельника. Баториане исправили свою ошибку, они открыли магию для всего мира и покинули его. Этот мир не стал идеальным и развивался не по чьему-то сценарию, а писал свою, уникальную историю. Наверное, это к лучшему. Ни один, даже прекрасно проработанный план никогда не выполнится от и до. В нем всегда будут какие-то поправки и погрешности, но от этого он не становится хуже, зачастую даже наоборот. Появляются какие-то новые моменты, которые сложно было предусмотреть изначально. Так получилось и здесь. Нельзя сказать, что появление отшельника было непредсказуемым, или то, что он стал бродить по миру и распространять темную магию, как позже ее стали называть, магию песков, из-за событий, случившихся в старой крепости Сет-Хем на границе земель пустынников. Гораздо большей неожиданностью стало то, что только один народ-хранитель не смог устоять перед чарами отшельника. Это говорит, что мир не так плох, и заселен он достойными жителями.

Крепость Сет-Хем стояла на границе Массадора и Таллесая, служа контрольно-пропускным пунктом между двумя странами. Ни один путник не осмеливался пройти мимо, лучше быть замеченным и записанным, чем пойти в обход крепости после долгих и сложных горных переходов и где-нибудь в пустыне попасть в песчаную бурю, навеки оставшись достопримечательностью тех мест. Многие путники и торговцы проходили через врата Сет-Хема, Таллесай вызывал необычайный интерес у торговцев, ведь там жили совсем другие народы, с уникальным бытом и ценностями, а это значит, что после поездки в страну песков можно было обзавестись чем-то ценным за минимальную стоимость. Ведь то, что ценили народы песков, не воспринимал никто другой и наоборот. Это было крайне выгодно. Но и безумно опасно. Без опытного навигатора или большого опыта хождения по пескам путь был крайне опасен и даже смертелен. Песчаные бури, зыбучие пески, различная ядовитая живность и монстры, о которых никто ничего не знал. Однако путники пропадали без какой-либо причины, и как во всех чудесах люди вспоминали богов, так и во всех бесследных пропажах люди винили монстров. Отследить их было невозможно: песок, как вода, не оставлял никаких троп и следов, постоянно меняя свой рельеф; дюны, словно волны, перетекали с места на место, путая тропинки и спасительные опознавательные знаки.

Ныне же монстры, ведомые какой-то невиданной силой, стали собираться у древней крепости, что-то притягивало их, звало. Может, мир и стал безопаснее от того, что вся скверна стремилась к стенам этой проклятой крепости. Монстры спускались с гор, освобождая многочисленные долины и лежбища для мирных жителей и путешественников. Пустыни больше не поглощали ныне малочисленных торговцев и путников, а путешествие через Таллесай превращалось в утреннюю прогулку.

Сложно сказать, что притягивало их к крепости, но одно можно сказать наверняка — было это не случайно, и было этом движении что-то зловещее. Силы тьмы пробуждались. Монстры, словно рабы во власти хозяина, каждый день приносили к крепости артефакты того сражения, давно потерявшегося в веках. Вдоль стен и вокруг крепости в огромных количествах валялись старые, истертые доспехи и оружие, человеческие кости и черепушки, останки воинов вальдау. Все это просто сваливалось в огромные кучи. Монстры приносили к крепости трофеи войны и уходили обратно. Они что-то искали, искали по воле хозяина. Но кто был хозяином, и что они искали? Неизвестно. Однако горы многочисленных артефактов войны говорили о том, что поиски все еще остаются безуспешными. Мало ли какая сила могла материализоваться на проклятой земле, где произошло крупнейшее магическое сражение, в ходе которого пали великие маги. Однако известно точно, что ничто не берется из ниоткуда и не уходит в никуда, также и с магией. Магия — это энергия, это сила, которая питает мир. Сравнительно недавно баториане покинули его, и образовался огромный магический вакуум, который стремительно стала заполнять темная сила, подчинив себе самую опасную и многочисленную силу из мира чудовищ.

Из описания крепости. Огромная, вычерненная, непонятно, то ли было так задумано, то ли это последствия последней осады. Тяжелые, метровые в толщину ворота, утопленные за линию стен так, что использование тарана становилось бесполезным, а армия, решившая взять крепость через главные ворота была обречена стать подушкой для стрел лучников, стоявших по обе стороны выпирающих вперед зубьев. Стены крепости были выпуклы. Выпуклость стен сводила на ноль все попытки нападающих использовать осадные лестницы или башни, невозможно было зацепиться крюками за зубцы стен. Однако из-за этого уникального строения, их толщина варьировалась, а в купе со старостью и выветриванием варьировалась везде по-разному. Поэтому удар тараном в каменную стену или залп из осадных требушетов мог стать летальным для Сет-Хема. У крепости было пять башен, которые предназначались для дозора, а в самые худшие времена туда устанавливалась маленькая катапульта, которая поражала градом огненных шаров всех в радиусе ста пятидесяти шагов от стен в зависимости от силы натяжения. Также в стенах были бойницы. И те, из которых вели огонь по нападавшим лучники, и те, что предназначались для слива горящей смолы на головы захватчиков.

Без преувеличения можно сказать, что эта крепость без слабых мест. Да, время и песчаные бури не обходят крепость стороной, но, если рассматривать ее в период рассвета, равных ей не было. Держать в ней оборону приятно примерно настолько, как и оказаться лицом в пышной груди надушенной придворной красавицы. Но всему есть свое время и свой срок. Удивительно, как за такое количество времени, можно сказать — за всю историю мира, крепость смогла сохраниться, не стала жертвой контрабандистов и воров, сохранив свой гордый нрав и облик. Но все же время берет свое, крепость, словно придворная красавица, стареет, теряет свои пышные формы и облик. Да и цели, которым теперь она служит, остаются весьма туманными и, далеко не факт, что благородными.

Могильные земли, к сожалению, идеальное место для того, чтобы набирать военную силу, оставаясь незамеченным. Все уже давно вычеркнули эти земли со своих карт, оставив просто белое пятно и убедив себя, что так правильно и нужно. Но грядёт время больших перемен, вскоре Могильные земли снова заставят вспомнить о себе, но в каком контексте пока что неизвестно, неизвестно так же, как и то, какая будет завтра погода. Чтобы не происходило в крепости, мир изменчив: и то, что сегодня кажется злом во плоти, завтра может оказаться божьей благодатью. Ровно как и наоборот. Никогда ни в чем нельзя быть уверенным, но нужно надеяться на лучшее. Человек, как и все живое, создан для счастливой жизни, а живя в страхе или ненависти, нарушает замысел богов и дает толчок для краеугольных событий истории — пришествия отшельника к старейшинам баториан.

Глава 36

Уроки магии

Давно Ребой не спал на таких мягких матрацах, честно сказать, он вообще не мог вспомнить, чтобы спал. Да, спал в Глокте в куче мусора, спал на корабле, на пропитанных морской солью досках, а потом не спал, потом был червь, и он оказался вдруг здесь. Однако сон дал дрозда, еще сильнее запутав Ребого в его мыслях. Так или иначе, он ничуть не жалел, что оказался здесь, имеется ввиду здесь — в этой кровати. Как действовать в сложившейся ситуации он не знал. Да, он архимагистр, нужно вести себя подобающе, быть мудрее всех, знать больше всех, еще и эта магия, которую он только начинал познавать и знал только одно заклинание перемещения. Еще и этот послушник прилип, как банный лист к заднице. Что с ним делать, чему учить? Он ведь все воспримет за чистую монету, чтобы ни сказал Ребой, ведь все вокруг, и он сам, считают, что мальчишке повезло стать учеником самого архимагистра, а на деле-то… Как бы не загубить молодое дарование своим незнанием.

«Белый танец! А что, неплохо, может сработать!» — подумал про себя Ребой, открыл глаза и сел на кровать.

Встал, потянулся и вздрогнул от неожиданности.

— Что ты тут делаешь? — спросил архимагистр, оправившись после испуга.

— С пробуждением, учитель, — сказал послушник и поклонился.

— И тебе доброго утра. Напомни, как тебя зовут?

— Аален, — сказал послушник.

— И давно я тебя обучаю?

— Пол лета, — смутился послушник.

— Верно. Да. Значит, — Ребой состроил задумчивую мину. — Да, однозначно. Уже пора, — послушник с нетерпением ждал, что же там уже пора. — Пора применить мою методику «Белый танец».

— В чем она заключается? — возбужденно спросил послушник, ему не терпелось приступить к занятиям.

— Ты меня разочаровываешь, — сказал архимагистр, послушник сразу напрягся. — Неужели ты никогда не видел, как танцуют белый танец? — послушник помотал головой.

«Откуда тогда это знаю я», — подумал про себя Ребой.

— Значит, слушай, суть методики заключается в том, что мы с тобой меняемся местами, и ты учишь меня всему, что знаешь сам, это могут быть не обязательно заклинания, ведь магия она вокруг нас, она во всем, ты меня понял?

— Да, — задумчиво сказал послушник, — но, учитель, чему я могу вас научить?

— А ты и не узнаешь пока не попробуешь, тем более объясняя что-то другому, ты лишний раз объясняешь это себе, пробелы в знаниях заполняются, ведь в обсуждении рождается истина. Важно, чтобы ты понял, какой это тяжелый труд, и не пытался схалтурить на занятиях, и следил, чтобы не халтурил я.

— Выходит, я — архимагистр? — спросил послушник.

— Ага. Размечтался. Свободен. В полдень встречаемся в саду для первого занятия.

Послушник еще раз поклонился и вышел из покоев архимагистра. Ребой оделся в уличную рясу, посмотрел в окно, пытаясь найти какую-нибудь поляну, которую он якобы имел ввиду. Чуть поодаль от храма, через висячий мост, стояла, по-видимому, Академия Магических Искусств, на таком же плоскогорье. Там и была поляна, которая вполне могла сойти для тренировок.

«Перекусить и на учебу».

Архимагистр вышел, оставив в спальне свой посох. Спустился в столовую, покушал в полном одиночестве, после чего вышел во двор и оглядел окрестности. Прекрасное зрелище. Плоскогорье. На каждой такой плоской горе, будто взбитые сливки, лежали облака, в долине текла речка. Урожайные золотые поля, красно-кровельный город у предгорья, в холмах. Красота. Утопия. Так не бывает, но так было. Только, где так было, где территориально это находится? Кажется, солнце уже достигло зенита, пора на урок.

Архимагистр неуверенно прошел по шатающемуся висячему мосту, вышел на плоскогорье и двинулся к поляне, где каким-то образом рос древний дуб. А под самим дубом уже ходил и нервничал послушник.

— Можем начинать? — спросил Ребой.

— Да, начнем, архимагистр, присаживайтесь — Ребой сел, а послушник начал свою лекцию об основах магии и вкратце об ее истории.

Он рассказывал, что раньше магия была недоступной, и владел ей лишь один народ, который взвалил на себя бремя хранителей мира и удерживал его в равновесии, гармонии, а другие шесть народов-хранителей поклялись защищать хранителей магии и жизненной силы, во что бы то ни было. Но выполнить свои клятвы им не удалось. Гармония была нарушена, и, благодаря отшельнику, из Таллесая магия попала в наш мир, темная магия. Он извратил ее, пропустив через свое черное сердце. Хранители магии вступили в открытое столкновение с отшельником и сокрушили его, но были вынуждены покинуть этот мир, сделав магию общедоступной, нарушив гармонию и равновесие мира, дав ему волю и возможность жить и развиваться по своему неповторимому сценарию. Но общие принципы магии остались неизменными, хоть и уменьшился масштаб. Чтобы постичь магию, нужно сначала постичь себя, найти в себе тот баланс, равновесие, гармонию. Нужно отказаться от страстей и переживаний. Магия должна служить только для защиты, не для нападения. Иначе каждого, использовавшего магию, ожидает та же участь, что и постигла этот мир. Мир начнет разрушаться, его начнет штормить. Откроются врата темной стороны, откуда вышли все недостойные люди, которые совратили многих людей достойных, откуда в идеальный мир попали порождения тьмы, несущие только смерть, боль и страдания. Так и человек, использовавший хоть раз темную магию, откроет дверь к темным сущностям, которые будут убивать и развращать его изнутри. Послушник рассказал, что наиболее опасная магия — магия песков, она больше всех наполнена ненавистью и предназначена только для убийства. В противовес магии песков была магия искусства. Она была направленна на созидание, но при необходимости могла стать и боевой. Именно такой универсальной магии обучают в академии, в саду которой послушник читал лекцию для архимагистра. Есть мнение, что именно этой магией владели баториане, народ-хранитель магии. Оно, конечно же, имеет право на жизнь, но все же, чтобы поддерживать гармонию нужно владеть и темной магией, умея в себе это уравновесить, не дав темной магии поглотить тебя, а светлой — вмешиваться в судьбы людей, пытаясь превратить всех крыс в тигров и львов. Послушник говорил, что кроме боевой магии песков и созидательной магией искусств, были и еще, но все они были производными от этих основных и по числу своих пользователей сильно уступали им.

На удивление Ребому нравилось, что и как рассказывает послушник, он с интересом слушал краткий экскурс по истории мира и магии, однако, как и любой ученик, он хотел побыстрее перейти от теории к практике. Однако выдать себя он не имел права, он же архимагистр, а методика «Белый танец» не более, чем упражнение, поэтому Ребому приходилось сдерживать свое любопытство и играть по своим же придуманным правилам. Послушник рассказал, что у любого человека существует весьма определенный предел познания магии, и чтобы познать ее глубже великие маги использую посохи. Посох — своего рода проводник, усилитель способностей своего хозяина, однако без необходимого магического потенциала человека, они становятся просто безделушками, но если юный адепт обладает огромным потенциалом, то он непременно станет магистром, это вопрос времени. Еще послушник рассказал, что за всю историю академии магических искусств было всего пять архимагистров. Звание архимагистра оставалось для подавляющего большинства недосягаемым. Только избранные могли достичь высшей ступени развития и стать из подражателей творцами и художниками, тем самым, став богами на земле.

Тем временем, с юга к Корвиде приближалась странная туча, скорее облако пыли. Оно висело ниже всех облаков и двигалось против ветра, укрыв в своей тени город, близлежащий храм и академию. На крышу храма с облака упала тень чего-то живого, нечеловеческого. Тень ловко побежала по стене храма, нырнула в окно покоев архимагистра, за мгновение осмотрела помещение, нашла нужную вещь и покинула спальню тем же путем, что и пришла. После чего туча поднялась выше и незаметно стала сдуваться ветром на юго-восток.

На сегодня лекция послушника для архимагистра была закончена. Архимагистр поднимался по лестнице храма в свою комнату, размышляя о том, что узнал. Особенно его интересовал посох, и то, что он всего лишь пятый архимагистр за всю историю.

«Открывает безграничные дали и делает меня творцом и художником, богом на земле», — повторял про себя Ребой.

«Нужно попробовать. Попробовать сконцентрироваться. Я должен что-то почувствовать, посох должен как-то влиять на мое состояние. Я должен это почувствовать».

Архимагистр зашел в покои, но взять посох в руки и попытаться что-то почувствовать ему было не суждено.

Глава 37

Из Варлы в Коммен

Поиграв со смертью в кошки-мышки, Костик, Рен, Рези и Шарли решили все же попасть в Варлу. Нужно было время, чтобы прийти в себя, возможность просыпаться не в холодном поту, среди отвесных скал и гаснувшего пламени костра, тусклый свет которого превращает тени деревьев в ужасных монстров, не оставляющих следов. Им нужна была пауза. Они потеряли половину отряда за столь короткий период. Шансов добраться до места назначения оставалось все меньше.

Проходя по предместью, они затылком чувствовали, что люди недобро смотрят им вслед, памятуя недавнее пришествие незнакомцев, но в несколько иной компании. Однако стражники у ворот пропустили четверку без каких-либо проблем, не обратив на них никакого внимания. Но к сожалению, это никак не означало, что они в безопасности, все в мире людей сейчас не стабильно. Вчера ты был другом, и вы вместе пили вино из одного бокала, а завтра — вы злейшие враги и собачитесь на мечах до последней капли крови.

Четверка вышла на главную площадь. Увиденное подтвердило слова Рена и частично искупило все его ошибки за последние несколько дней. Большую часть площади занимали, так сказать, использованные пыточные: виселица, гильотина, дыба… В петле монотонно раскачивался человек с ужасной гримасой боли и страдания, на голове которого сидел ворон, старательно выклевывавший глаза несчастному… трупу. Справа стояла опущенная гильотина. В медном тазу под ней валялась голова с застывшей физиономией. На растянутой дыбе крестом лежал порванный человек, под ним — лужа крови. Еще чуть правее лучники из городской стражи практиковались в стрельбе. Стреляя по провинившимся, делая из них подушечку для булавок. Они еще были живы, но урок продолжался, а капитан стражи раз за разом подходил к мишеням и доставал из них зазубренные стрелы. Море крови, ужасный запах. От увиденного Рези стало плохо, она прижалась к Рену. А ведь она была хорошим воином, прошедшим через множество схваток. Возможно, ее сразил не запах крови или стоны приговоренных, а то насилие и несправедливость, коим полнился город. Четверка ускорила шаг, чтобы скорее пройти эту ужасную площадь, попутно отгоняя от себя навязчивые мысли с печальным концом.

Люди. Единство противоположностей. Только в людских городах на соседних лавках могут торговать смертью и жизнью. Сразу за площадью был цветущий сад, который успешно справлялся с задачей перебивать запах разлагающихся трупов. Отряд не упустил возможность насладиться запахом цветущих яблонь.

— Нужно бежать из этого города, — с отвращением сказала Рези.

— И куда? Во всем Моссадоре происходит такое, — парировал Рен.

— Значит, прочь из Моссадора — это невозможно, почему люди так жестоки, — Рези снова прижалась к груди Рена. Костик кивнул, ловя ответное согласие в глазах спутников.

— Если вы помните, — Костик обратился к Рези и Шарли, — нам нужно сами знаете куда.

— Куда? — спросил Рен, — я пойду с вами!

— Дело в том, что мы сами не знаем, куда и что нас там ждет.

— Мне не важно, я согласен. Больше жить в горах и стрелять клыкачей я не хочу.

— Тогда нам с тобой по пути, — улыбнулся Костик. Никто больше, вроде бы, не возражал, так что Рен теперь официально присоединился к их отряду. — Мы держим путь в Дикие Северные земли.

— Оттуда никто не возвращался, это суровый край, который не прощает ошибок. Даже если вы доберетесь до тех земель, вы не сможете вернуться…

— Мы пойдем туда все равно, — спокойно ответил Костик, — у нас нет выбора. Но все еще есть у тебя.

— Идти горами опасно, — сразу решил внести свой вклад Рен, тем самым доказывая свое согласие на такой поход, — сами понимаете, чем это грозит. Может, Вальдау и более гуманны и не настолько жестоки, но нашему появлению они, однозначно, рады не будут. Предлагаю двигаться по побережью в Коммен. Небольшой город. Не думаю, что там будет опаснее, чем здесь. И точно будет меньше трупов и оружия пыток.

Ни возражений, ни комментариев не последовало, а это значит, что решение было принято. Осталось выйти через западные ворота Варлы и горным трактом направиться в Коммен.

— Сегодня мы переночуем здесь, а завтра, с первыми лучами, отправляемся в Коммен, — подвел черту Костик.

— Именем его величества, короля Доля, вы арестованы, — раздалось за спиной Шарли. А уже через минуту их окружило плотное кольцо стражников.

«Из огня да в полымя. Ну уж нет», — подумал про себя Костик, выдохнул и следующим движением резко вынул меч из ножен и ударом снизу-вверх рассек одному из стражников лицо, попутно разрубив забрало.

— Встретимся за городом! — крикнул Костик и плечом толкнул стражника, прорывая кольцо окружения.

Шарли достала свои быстрые и короткие клинки и пошла в прорыв вслед за Костиком. Рен и Рези рванули в другую сторону, деля преследовавших их стражников пополам. Кровопролития уже было не избежать, поэтому, отступая, Рен стрелял наугад в стражников, неизменно попадая прямо в цель. Рези бежала впереди и была некой направляющей для Рена, который на ходу отстреливал стражников, словно уток. Они бежали в доки за крепостную стену, оттуда было гораздо легче уйти. Слишком нынче много народу в порту. Однако стражники по необъяснимым причинам отстали и отпустили их, не особо преследуя. Быть может, они подсчитали свои потери и решили, что слишком дорого будут стоить эти новые подушки для стрел. Даже не удосужились "отдать команду, чтобы закрыть ворота". Совсем по другому сюжету складывались дела у Костика с Шарли. Они в одиночку противостояли гарнизону ленивых и разжиревших стражников, но все-таки гарнизону. Костик шел впереди и в буквальном смысле слова, прорубал дорогу среди толпы стражников, нападавших со всех сторон. Быстрая маленькая Шарли прикрывала спину Костика, ловко орудуя маленькими смертоносными кинжалами. Лук болтался у нее на спине, она могла бы забраться повыше и отстреливать стражников одного за другим, но кто бы тогда прикрывал спину Костика, он непременно получил бы удар. Молниеносные удары поражали исключительно либо шею, либо диафрагму. Костик, напротив же, рубил как придется, амплитудно размахивая мечом направо и налево, отрубая конечности и уродуя на всю жизнь. Кровь под ногами уже хлюпала, валялись отрубленные части тела. Костик с Шарли медленно, но верно пробирались к западному выходу. На стене лениво показались лучники, ставшие так же лениво готовиться к выстрелам. Боже мой, даже ребенок стрелял лучше. Он хотя бы смог выстрелить. У этих же стрелы падали прямо под ноги, слетая со стрелы, а те, что все-таки летели, летели настолько мимо, что можно было даже не беспокоиться.

— Опустите западные ворота! — наконец раздалось откуда-то со стены.

Смотровой небрежно побрел к рубильнику, чтобы опустить решетку ворот. Костик видел это. Надо ускорится. Они побежали. Смотровой уже дошел до ворот и опустил рубильник. Старая решетка опускалась. Им не успеть. Но вдруг одна цепь порвалась, решетка полетела боком и вонзилась в землю углом. Костик и Шарли прыгнули под решетку и побежали прочь от Варлы через предместье, направляясь к лесу. Лучники со стены продолжили поливать окрестности Варлы косыми выстрелами. Но даже палка раз в год стреляет, и ленивый жирный стражник с засаленными пальцами и грязной от жирной курицы робой может попасть в бегущую цель. Стрела попала в спину Шарли и прошла насквозь. Шарли упала на колени, рана не кровоточила, древко стрелы удерживало кровь внутри. Стрела пробила правое легкое.

— Я тебя не брошу, — сказал Костик и взял Шарли на руки. Шарли уже ничего не говорила. Легкое постепенно заполнялось кровью, ей было тяжело дышать.

Они добрались до леса.

— Оставь меня в корнях дерева, — едва слышно, задыхаясь, сказала Шарли. Рот был в крови, она сплевывала ее, но та вновь подступала к горлу.

— Мы тебя выходим, — возразил Костик.

— Не тупи! Они уже выехали на лошадях, они идут за тобой, ты зачем-то им нужен, только ты. Оставь меня в корнях, лес меня не бросит. Беги! — возмущенно и агрессивно, из последних сил проговорила Шарли, но потом заговорила спокойно и тихо. — Ты же не волшебник, такие раны не лечатся, — она улыбнулась. — Спасибо, что вытащил нас с того острова, — она схватила его за грудки двумя руками и толкнула от себя, кашляя и выплевывая кровь. — Беги!

Костик больше ничего не возразил, сделал так, как ему сказали, и побежал лесом к холму, на котором они успели за миг до установить место встречи. Всадники неуклюже подпрыгивали в седлах и направлялись к лесу, делая скорее иллюзию погони, нежели правда стремясь поймать беглецов. Это больше походило на пьяный дворцовый променад кухарок.

— Где Шарли? — спросила Рези.

— Она не придет. Идем!

Шарли облокотилась на дерево, сложила руки на груди. Сердце еще билось. Билось усиленно, выбрасывая все больше и больше крови. Она закрыла глаза. Руки, лицо, зеленоватый обтягивающий кардиган, свободная белая рубаха под ним — все было в крови. Стражники приближались, топот коней становился более отчетливым. Подул сильный ветер. Кроны деревьев зашевелились. Лес заскрипел. Заскрипел в унисон, испугавшиеся лошади вставали на дыбы, тормозили, скидывая неуклюжих стражников во все стороны. Корни деревьев показались из-под земли, нежно обвивая тело Шарли, и потихонечку втягивали его в мох.

Глава 38

Из огня да в полымя

— Как ты мог ее оставить?! — кричала Рези на Костика, спустя пол дня после того, как они встретились на холме.

— Рана была смертельной, она захлебывалась собственной кровью. Было бы глупо погибать вместе с ней, — Костик отвечал, как можно более сухо, пытаясь привести бесспорные доводы, но в памяти все равно возникала ее предсмертная улыбка и «спасибо».

Рези махнула рукой на Костика, ускорила шаг, пиная на своем пути камни и кочки.

— Не переживай, она успокоится, ты же ее знаешь, — сказал Рен.

— Да, знаю, но сейчас она привлекает слишком много внимания своими криками.

Не то, чтобы они скрывались от чужих глаз, идя по безлесью, прямо по центру тракта, но крики истеричной женщины привлекали, действительно, слишком много внимания. Откуда знать, от чего она орет и причитает? Может, что-нибудь серьезное, а может наоборот, ей просто сказали, что она некрасивая. Хотя второе невозможно, ведь был Рен, который, может быть, и не сказал вслух все, что думает, но однозначно считал Рези первой красавицей. А загадочные воспоминания из детства, которые Рези, конечно же, не помнила, придавали этому безмолвному восхищению Рена какой-то шарм и романтику. Костик же в этом плане был безразличен и беспристрастен. Единственное, что его интересовало, возможно, больше чем кого-либо еще из спутников — это тот мужчина, который явился им на Глокте и рассказал про Дикие Северные земли, тем самым задав вектор их последующих передвижений. Все, кроме Костика, из того первоначального состава, так или иначе нашли свое место в этом непонятном мире, хотя мир и не может быть другим. Яр остался со своим народом и теперь готовится к войне, чтобы вернуться на земли отцов и дедов. Рези полюбила Рена, хоть и старается всячески это скрыть или доказать обратное, но выходит скверно и лишь больше укрепляет веру в обратное. Линд обрел вечный покой. Ребой — тоже. Шарли. Шарли. Костик остался единственным, кто еще помнит первоначальную цель похода, он единственный, кто считает себя ответственным за результат, однако это может оказаться лишь комплексом мессии. Костик был уверен, что вскоре будет продолжать путь в гордом одиночестве. Впервые эта мысль его посетила после кораблекрушения, когда он лежал на пляже и думал, что больше никто не выжил. Но тогда с ним остались Яр, Рези и Шарли, а потом присоединился еще и Рен. Но долго братия вместе быть не смогла. Сначала ушел Яр, потом Шарли — и все это почти одновременно. Теперь Костик не сомневался, что рано или поздно Рен и Рези найдут на пути какое-нибудь тепленькое местечко и, извиняясь, решат остаться в нем.

Тем временем, Рези уже успокоилась, высказав все, что думает редким хилым деревьям, отвесным скалам и разбегающимся по своим норкам горным зверькам. Они шли колонной, синхронно делая шаги. Заходящие солнце светило им в глаза, заставляя щуриться и отбрасывать длинные тени за спиной. Они решили идти всю ночь, спать было все равно проблематично, есть было нечего, даже костер было не развести. Все свои вещмешки они оставили в том прекрасном, благоухающем саду в Варле, успев схватить только оружие и сразу броситься прочь из города. Теперь оставалось только идти, и идти как можно скорее, ведь, к несчастью, нельзя наесться или выспаться впрок. Тракт часто петлял и пересекал горный ручей, что несколько облегчало голодный переход из Варлы в Коммен. Вода — источник жизни, а в данном случае — гарант того, что троица не сойдет с пути. Фляжек или каких-то других емкостей для того, чтобы взять воды с собой, не было, поэтому частые пересечения тракта и ручья были на руку.

Ночь выдалась ясной и звездной, оттого и дико холодной, одеяло из облаков не укутывало землю, и она стремительно охлаждалась. Так или иначе, а решение идти всю ночь оправдало себя, в такую холодную ночь вещмешки бы не спасли их от неминуемого стука зубов под утро, рядом с сырым от росы кострищем. Уж лучше идти и идти, как можно быстрее, чтобы не замерзнуть. Вероятно, все северные звери живут именно по такому же принципу. Стоишь — холодно, бежишь — не холодно, поэтому нужно бежать как можно быстрее и больше. Так же и сейчас — шаг шире и энергичнее.

Солнце уже успело обогнуть землю с другой стороны, а троица все шла колонной на запад, правда уже не таким ровным шагом как раньше, но все еще шла. Лучи яркого утреннего солнца, показавшегося из-за снежных горных вершин, догоняли путников и ласково грели им спины. От неожиданного и нежного тепла у каждого путника по спине пробежали мурашки и захотелось встряхнуться, взбодриться, расправить плечи, открыть всего себя новому дню. Но совсем скоро путники стали проклинать этот адски жарящий солнечный диск. Горный ручей внезапно кончился, а температура тела и воздуха резко увеличились, хотелось больше пить, хотелось сохранить влагу в организме, но она предательски выходила через поры вместе с потом. Нет худа без добра, тракт устремился вниз под приятным углом, спускаться было комфортно. Вскоре появились и разлапистые деревья, в тени которых можно было отдохнуть. Но лучше было этого не делать. Добравшись до тени, обхватив прохладный ствол дерева, ноги сами подкашивались, и вскоре троица спала сном младенца, каждый под своим деревом.

— Именем его величества, короля Доля, вы арестованы и приговариваетесь к смертной казни! — сквозь сон, словно дежавю, раздался солдатский голос.

От неожиданности каждый из троицы хотел подпрыгнуть на месте, но не смог. Они были привязаны, каждый к своему дереву.

— Мы простые путники, вы не имеете права! — ответил Костик.

— Ниче вы не путники, вчера пришла птичья почта с вашими портретами. Ох, и устроили вы резню в Варле. А ну-ка, встать!

— Мы привязаны, тупица — совсем без эмоций ответила Рези.

— А. Точно. Развязать их! Но сначала связать!

— Ээ… — солдаты едва справлялись с приказом десятника.

— Живей!

Что-то эта картина уже напоминала, только шли они вчетвером и не по залитой солнцу дороге, а по мрачному полу каменной пещеры. Им связали руки за спиной, забрали оружие, теперь они цепочкой друг за другом шли на место своей казни, только вот в конце пути никакая помощь их уже не ждала.

В голове дважды пленников крутились только мысли проклятья. Как можно было дважды попасться на одном. Как можно быть такими наивными, чтобы пойти в другой город с такими же порядками, вместо того, чтобы держаться подальше от тракта и скопления людей, идти деревнями, селами. Все-таки усталость взяла свое, ум был затуманен и притуплен. Полно. Уже ничего не изменишь. Дай бог, чтобы палач предоставил возможность исполнения «последнего желания», тогда можно было бы хоть умереть не на голодный желудок. Ну, а пока, снова дорожная пыль и стертые грубой бечевкой запястья.

Лес становился гуще, уже можно было почувствовать ветер с моря. Вскоре конвой вышел в поле, откуда уже можно было достаточно хорошо разглядеть Коммен. Пряничный город. Ни одной острой формы, ни одного острого шпиля. Маленькие крепостные стены, которые больше служили декорациями, нежели правда оборонительным сооружением. Пряничные ворота, шоколадная решетка, а внутри клубничное варение. И это отнюдь не иллюзия и не миражи изголодавших пленников. Нет, это просто главная площадь Коммена. Главная скотобойня Моссадора. Люди в городе не жили. Все население жило в предместье. Город — большая тюрьма. Никаких подземелий, некогда жилые дома теперь служили тюрьмами, некоторые одиночные, некоторые нет, вместо дверей и оконных стекол стояли чугунные решетки, а на главной площади были пыточные на любой вкус.

— Пойманы и доставлены! — сообщил стражник о прибытии новых преступников.

— А, те самые голубки, ха, вот и попались, недолго побегали. Камера сто пятнадцать. Казнь в конце месяца. У нас очередь. Определить им полу-дневный рацион в знак нашего особого неуважения. Исполнять!

Десятник подчинился и скомандовал конвою двигаться в направлении сто пятнадцатой камеры. Это был одноэтажный дом с тремя комнатами, которые в последствии стали одиночными камерами.

— По одному в каждую! И закрыть на два замка! — снова скомандовал глава конвоя.

«Черт с ней с решеткой, как-нибудь выберемся, лишь бы принесли поесть», — думал про себя Рен, да и, наверное, Костик с Рези тоже. Лишь бы знать, что все не зря, лишь бы знать, что не напрасно.

Глава 39

Перерождение Шарли

Толстый, пропахший салом и алкоголем стражник склонился над Шарли, словно бульдог, с чьих щек стекали и капали пузырящиеся слюни, но это был всего лишь пот. В сто крат соленее самого мертвого моря в мире.

— Оставь ее, она скоро сдохнет, — обратился к смердящему бульдогу всадник с чуть более опрятным видом и, видимо, более высоким званием. — Гляди, как из груди кровь сочится, не иначе как легкое пробито.

Бульдог посмотрел на неподвижное тело, на рану, на теряющие связь с реальностью зеленые глаза Шарли, выпрямился и, как ни в чем не бывало, пошел обратно к лошади, почесывая на ходу зад.

Веки Шарли окончательно опустились и застыли. Ее сознание провалилось куда-то вниз. Холодная беспробудная тьма все сильнее охватывала ее. Конец был близок, но подобно тому, что самое темное время перед рассветом, конец — это только начало. Яркими белыми лучами света, холодный занавес тьмы стал рваться на части. Кто-то или что-то боролось за жизнь Шарли и не давало ей навеки оказаться в забвении. Корни дерева, в которых она лежала, все сильнее сжимали её тело и тащили под землю, под мох. Еще пару мгновений и уже вряд ли кто-нибудь когда-нибудь догадается или поймет, проходя мимо этого места, что здесь было совершено убийство. Вслед за телом Шарли, в землю ушли ее лук и колчан стрел. Все прекратилось. Продолжался долгий и монотонный цикл жизни леса, словно ничего не произошло и никогда не произойдет.

Труп погружался все глубже и глубже в землю, пока корни не достигли русла подземной реки, по которой Шарли продолжила свой подземный путь. Вода пенилась, разбиваясь о каменные выступы, русло реки часто меняло направление, а тело Шарли слепо следовало ее течению. Вскоре бурная и активная часть подземной реки была успешна пройдена. Конец этой части ознаменовали водопад и неуклюжее падение трупа в подземное озеро, вслед за которым отправился и колчан с луком. В озере течения не было. Волнами, исходящими от водопада, тело Шарли прибило к берегу. Она лежала лицом вниз. Понемногу вода наполняла легкие и все полые внутренности. Тело стало тонуть и медленно опускаться на дно подземного озера. Однако и это оказался не конец. На дне озера была трещина, расщелина, вода стремилась туда и тащила за собой труп, попутно образовывая водоворот. С филигранной точностью тело прошло это крутое пике и аккуратно просочилось в рваную рану дна озера. Она вновь падала. Ход становился значительно уже, стены были горячими, вода шипела и испарялась. Стали появляться острые выступы, которые царапали и калечили неподвижный труп. Ход продолжал сужаться, стены походили на раскаленную кухонную терку. Нанесенные раны мгновенно прижигались. Крови почти не было. Тело измельчалось, становилось меньше пропорционально уменьшающемуся ходу, и вскоре от него ничего не осталось. В самом конце, ход, в диаметре, был не больше монеты. Что-то с силой прошло это узкое отверстие и громко выдохнуло, оказавшись в сферическом гроте, и заполнило его зеленым дымом.

— Что с вами, архимагистр, — спросил ученик, прервав свой рассказ о магии искусств.

— Что-то произошло, — выдохнув, ответил архимагистр, — я почувствовал, что где-то произошел большой выброс магической энергии… Он, — архимагистр помедлил. — Стой, такого не может быть! Урок окончен. Нужно быстро собрать совет. Быстрее!

Ученик побежал, сверкая пятками, пытаясь быстро сообразить, как можно проложить наиболее рациональный маршрут, чтобы за меньшее время встретиться с каждым членом совета и оповестить их о сборе.

Нужно сказать, это было весьма странно, обычно все заседания Совета, то есть информирование о его сборе, происходил телепатически. Вскоре все члены собрались в зале Совета.

— Ты выбрал весьма странный способ созыва Совета, — начал один из магистров.

Ребой, сложив руки на груди и подперев подбородок, ходил по залу Совета от стенки к стенке, не обращая на этот упрек никакого внимания.

— Может быть, ты сядешь и спокойно объяснишь, что случилось? — вмешался второй магистр.

— Нет, нет… нет. Да… — думал про себя архимагистр. — Уважаемый Совет, — начал он, — в чем заключается главная задача посоха?

Совет невольно переглянулся, немножко ошеломленный простотой и глупостью вопроса архимагистра.

— Посох — это главный инструмент мага, его жизненная сила и способ постичь магию на более высоком уровне, — ответил старший адепт магии, — этому учат в самых ранних классах Академии Магических Искусств.

— Да, да… бесспорно, но что может маг, магистр магии, без своего посоха?

— Ничего существенного — ответил магистр и пристально осмотрел место архимагистра во главе стола, которое он все никак не мог занять, ходя из угла в угол.

— Верно, да, это…

— Архимагистр, где ваш посох? — спросил его магистр, пристально осматривавший место во главе стола.

— Да, магистр, вы правы, — спокойно сказал Ребой и наконец остановился. — Вчера, после очередного урока, я не смог найти своего посоха. Это однозначно кража. Но кражу совершил не человек, нет. Обычный человек никогда бы не смог добраться досюда. Не было никаких следов… — он прервался, ожидая реакции Совета, но совет лишь в ужасе и недоумении смотрел на архимагистра, кража посоха для них была куда большим ударом, чем для его владельца, для всех вокруг он был реликвией, стимулом и стремлением к совершенству. Сердцем Академии.

— Уважаемый Совет, что-то неладное творится в мире, — с напором сказал Ребой, облокотившись двумя руками на стол. — Вчера кража, а сегодня… сегодня я почувствовал мощной выброс магической энергии, не знаю, что это, но сила его велика, — архимагистр замолчал, закрыл глаза, повернулся к совету спиной, сложив руки на груди и вновь подперев подбородок.

— Я тоже почувствовал, — сказал магистр до селя молчавший, — я почувствовал выброс энергии, но он мне не показался настолько большим. Я даже не обратил бы на него внимание, если бы не ворвавшийся ученик архимагистра.

— Именно, — архимагистр повернулся. — Это был он.

— Но как, как возможно управлять магией без посоха, это все равно, что есть суп руками! — возразил магистр.

— Выходит, что магией можно управлять и без посоха, именно поэтому кража посоха и выход магической энергии, определенно, связаны между собой. Пробуждается сила. Могучая сила. Сила, овладевшая моим посохом… — архимагистр вновь замолчал и наконец сел в свое кресло. — Совет, грядет время перемен, наш мир уже никогда не будет прежним. Необходимо быть начеку каждую минуту. Если миру грозит опасность, мы должны об этом знать. Нравится вам или нет, но теперь мы хранители магии, как некогда были Баториане, и в случае опасности мы будем должны выйти из библиотек и книжных столов на поле битвы и дать бой! Если придется, дать последний!

Совет молча кивал, лишь изредка переглядываясь. Однако один магистр подверг сомнениям слова архимагистра. События выглядели крайне странно. Похищение посоха, сбор совета примитивным способом, какой-то выброс магической энергии, который почувствовали только два человека из всего Совета, воинственное настроение архимагистра. Он никогда таким не был. Все это выглядело, мягко говоря, скверно.

Глава 40

Поющая вода

Он ловко спрыгнул с шлюпки в воду, море было по колено. В прямом смысле этого слова. Линд взял шлюпку за нос и потащил в сторону берега, плыть на веслах было уже невозможно, а до берега оставалось еще полсотни шагов. Ласса сидела в шлюпке, закутавшись в жилетку Линда, и молча смотрела под ноги, чувствуя вину перед ним за то, что не поверила в его слова. Сожалела о погибшем экипаже «Чайки», оглянувшись на море ни за что нельзя было догадаться, что еще совсем недавно на горизонте стоял корабль. Все произошло так быстро, как и рассказывал Линд. Червь не оставил в живых никого из команды и ничего от корабля. Но уже второй раз Линд остается недосягаем для его зубов. Родился в рубашке, что тут сказать. Однако Линда не покидало ощущение, что рано или поздно червь до него доберется, даже если он схоронится где-нибудь, осядет, станет законопослушным пандемийцем и больше никогда не выйдет в море.

Киль плавно вонзился в мокрый морской песок. Линд протащил лодку еще пару шагов на берег и молча дал команду Лассе спускаться на берег.

— Что теперь? — спросила она.

— Морем до Элеса мы точно не пойдем, — сухо ответил он. — На моем счету уже два экипажа.

— Ход под горой? — спросила Ласса с надеждой, что она ошибается.

— Да.

— Ты разве не помнишь, что сказал капитан? Это смертельно опасно!

— Не опаснее, чем море, которое он называл «благодатью».

Линд уже все решил, его было бесполезно переубеждать, что-то объяснять. Все было бы напрасно. Оставаться на берегу было бессмысленно и глупо, да и без воды и еды они долго бы не протянули. Единственный шанс выжить — это идти вперед. Вперед к отвесному горному хребту и дальше через заброшенный тоннель. Единственное, что можно было сделать — это все же посетить Вильгию, запастись провиантом, взять, в конце концов, оружие, не особо далеко уедешь на полуторном мече и паре кинжалов.

— Линд.

— М?

— Может стоит зайти в Вильгию? — произнесла свою мысль Ласса.

— А ты знаешь, где она находится?

— Нет… — грустно ответила Ласса, уже зная, к чему клонится разговор.

— Вот и я не знаю. Мы можем рассчитывать только на себя.

Дальше они шли молча. Линд шел впереди и орудовал мечом, пробиваясь сквозь густой кустарник и высокую траву. «Как мы найдем ход, мы ведь тоже не знаем, где он находится», — подумала про себя Ласса.

— Линд.

— Что?! — раздраженно ответил он.

— Ничего.

«Лучше его не трогать», — подумала про себя Ласса.

Линд нервничал и злился. Он корил себя за эти смерти. Проклинал морского червя. Пытался найти какую-то логическую связь между двумя этими случаями. И не находил. Он очень волновался, что может принести Лассе вред и что едва не принес ей смерть. Будь он один, он бы ни на минуту не сомневался и шел бы вперед, к хребту, ища ход, вырытый вальдау. Но Ласса, с ней все по-другому. Он был в ответе за нее, отвечал за ее жизнь. Он не мог допустить, чтобы она пострадала. Хорошо, что хоть до вечера еще есть время, есть время для маневра. В его голову стали закрадываться мысли, что они не смогут найти ход, не смогут или не успеют куда-то выйти до наступления ночи. Сомнения закрадывались в его сердце, что если Ласса права, и нужно было сначала посетить Вильгию? Конечно же, она права, это же логично! Но Линд решил иначе и не оставил им двоим сейчас ни малейшего выбора, вдобавок сократив их шансы на успех. Кошель был полон, денег было достаточно, они бы могли жить в Вильгии, где угодно и достаточно долго, но вот он парадокс. Деньги есть, много денег, но они не нужны, никакой пользы с этих блестящих безделушек, которые только оттягивают ремень и мешают при ходьбе. Никакой пользы. Но человеческая алчность вперемешку с рационализмом и надеждой, не позволяют рукам отвязать тяжелую сумму. «Никогда не принимай решения на горячую голову, Линд! Ты нас погубишь!» — думал он про себя. Каждый взмах меча, срубающий тонкие стволы кустарников или толстые стебли высокой травы, давал надежду на то, что сейчас что-то появится, покажется конечная цель, или они выйдут на какую-то тропу, дорогу, горную речку, а может быть, даже поселение. Но ничего такого не происходило. Каждый взмах меча только убеждал в необходимости использовать его еще раз.

— Слышишь? — Линд приостановился, в пол оборота повернувшись к Лассе.

— Что? Я ничего не слышу.

— Прислушайся, — настаивал он.

— Слышу! — радостно воскликнула она.

— Речка, водопад — спасение одним словом, — довольно заявил Линд и с двойным энтузиазмом стал размахивать мечом в направлении едва слышного журчания воды.

С каждым шагом шум падающей и бегущей воды все усиливался, они двигались в правильном направлении. По тому едва слышному журчанию, можно было надеяться максимум на жиденький ручеек, но они прошли уже достаточно большое расстояние, шум все нарастал, и не было ни одного признака пробегающей где-то речушки. Взмах — удар, еще раз и еще. Энтузиазм Линда постепенно сменялся настороженностью, может быть, это как в пустынях — иллюзии, обман, они выдали желаемое за действительное.

Обошлось. Можно выдохнуть. Они стояли на берегу широкой горной реки. Вода спускалась с гор по многоступенчатому каменному каскаду, с ревом разбиваясь о камни. Кристально чистая, холодная, как приятно ей умыться, смыть морскую соль, сомнения и страх. Всего лишь вода. Без вкуса, без цвета, без запаха. Насколько все просто, но насколько совершенно. Вода дает жизнь, а в данном случае и надежду. Чуть повыше от того места, где они стояли, буквально на одну ступень, было нечто загадочное. Кажется, здесь когда-то жили люди или скорее всего — это был алтарь, какое-то священное место. Воздух здесь был какой-то не такой, заряженный, чувствовалась какая-то энергия. В центре этой ступени был круг с какими-то знаками и письменами, его центр был углублен, вероятно, сюда когда-то падал поток воды, не такой сильный, но все же способный вымыть горную породу. Прямо в скале были высечены небольшие окошки, стены вокруг которых были гладко отполированы, а по периметру шла замысловатая вязь, причем вокруг каждого окна — своя, неповторимая и непохожая на предыдущую. Но если есть окна, вероятно, где-то должна быть и дверь, вход. Прямо за водопадом основного горного потока был вход, по обе стороны которого стояли голые мужчины, высеченные из камня и державшие руками свод — атланты. Повеяло холодом, но это было не предупреждение, а скорее приглашение, на которое Линд и Ласса с большой охотой согласились. Узкий высокий коридор с резными орнаментами в стенах, повествующими о каких-то, видимо, великих событиях, неизвестных гостям. На каждом входе в новое помещение стояли все те же атланты. Дальше шли жилые комнаты с каменными выступами для кроватей. Бесспорно, это был памятник архитектуры, но чьей? Снова неизвестно. Как много неизвестно! Одно можно сказать наверняка: поросшие мхом каменные изваяния уже очень давно никто не посещал, и, более того, никто не знал, иначе бы он неминуемо был бы разрушен. Людям свойственно уничтожение чужих реликвий. Острословы заявляют, что ломанное стоит дороже, мы же оставим это утверждение без комментариев.

Они присели на каменный выступ, с любопытством оглядывая все вокруг, как вдруг раздалась музыка, приятная мелодия, вмиг погрузившая их в глубокий сон, как будто кто-то выключил их сознание легким поворотом рубильника.

Глава 41

Первое явление Темного Владыки

Безмятежность. Снежные вершины гор укутаны кучевыми облаками. Отвесные скалы. Травяные склоны и западный ветер, причесывающий траву в одном направлении. Спокойствие, забытье, которое так отчаянно ищут аскеты, сменяется звоном кузнечных молотов о раскаленную сталь, долгими и томными выдохами огромных кузнечных мехов. Красные лица кузнецов вальдау, безнадежно спрятаны за густую и длинную бороду. Мастера работают в три смены, куют кольчужные рубашки, пластинчатые доспехи и, конечно же, двуручные топоры и секиры. Горнило ни на секунду не перестает плавить сталь и жадно сжирает все, что ему предложат, с упоением выдыхая клубы дыма по дымоходу прочь из подгорного города прямиком в облака на верхушке горы. Яр работал наравне со всеми, будто и не было этой долгой паузы, его рука окрепла, а кузнечный молот бил сильно и точно. Яр нашел себя, он больше не задавался вопросами, Феанор рассказал всю его биографию, начиная с малых лет и заканчивая таинственным исчезновением после восстания в Крокатуне.

Оказывается, что Яр всю жизнь прожил без матери. Только он научился ходить, его родители стали ссориться и в итоге приняли решение разойтись, как в море корабли. Оставался только один вопрос — Яр. Маленький, вечно улыбающийся вальдау, был использован как собачка, когда родители встали по разные стороны комнаты и стали звать его к себе. Он выбрал отца. Отец, как и любой состоявшийся вальдау, был кузнецом-оружейником. Настоящим мастером, одним из лучших. Он обучил Яра премудростям оружейного дела и привил любовь к оружию. Он говорил, что настоящий кузнец может забыть поесть или поспать, но никогда не оставит бардак в кузне. Не сказать, что Яр усвоил этот урок в два счета. Он достаточно получал за неубранные кусачки или оставленный молот на наковальне, раскаленную заготовку в печи или пустую бочку воды для закалки клинка. Однако Яр был способным подмастерьем и смог не только перенять опыт отца, но и внести свои модификации в каждом этапе всего процесса. Вскоре их кузня захватила лидерские позиции на рынке оружия. Несколько раз завистники поджигали кузню и дом Яра, но в итоге отступили. А спустя еще некоторое время случилось то восстание в Крокатуне, и все пошло верх дном. Яр был из простой семьи и чужд до политических интриг и дворцовых переворотов. Для него все это произошло неожиданно. Люди убили его отца, когда тот открыл утром дверь, чтобы посмотреть, что за волнения происходят на улице, но вместо этого получил стрелу меж глаз. Яр быстро среагировал и выпрыгнул в окно, схоронившись в высоких кустах сирени, растущие прямо под окнами их дома. Через минуту в дом ворвались люди, громко и возбужденно о чем-то говорили, что-то искали. Они перевернули дом вверх дном, но не солоно хлебавши ушли дальше грабить и убивать. Яр предположил, что люди пришли за секретами их легендарной кузни, но, разумеется, ничего не нашли. Все свои секреты и Яр, и его отец держали в голове. Никакая бумага не могла их сохранить лучше, чем это сделают они. Убив отца Яра, захватчики наполовину сократили вероятность своего успеха. Яр выбрался из города, где уже и встретился с остатками своего народа. Они отправились в горы искать новый дом, но каждый из вальдау уходил с мыслью, что однажды вернется и отомстит за всех, кто погиб насильственной смертью в своей постели. Достаточно долго гордый народ кочевал по горным хребтам и долинам, в поисках безопасного убежища и вскоре вышел к горе, через которую когда-то текла река. Река, словно червь в картофельном плоде, проделала множество ходов и выжрала сердцевину горы. Вот, наконец, удача улыбнулась им. С двойным энтузиазмом они отстроили оборонительные сооружения, ворота, поперек многих проходов, обжили некоторые ходы, превратив их спальные кварталы. Вальдау приходилось тяжело. Этим восстанием они были отброшены на пару веков назад, не имея в своем распоряжении никаких орудий труда. Снова только сила воли и интеллект. В пещере оказалось достаточно железной руды, чтобы суметь выделить из нее железо, необходимое для заготовок. У подножья горы была долина с вековыми рощами, которые очень удачно пригодились в качестве топлива и материала, а населяющие горную цепь туры стали отличным поводом, чтобы вечером собраться большой компанией и повспоминать о былом величии. Может быть, всему виной эти туры, а может, все-таки тоска по дому брала верх над боевым духом народа. Постепенно, словно чума, эпидемия апатии одержала верх практически над каждым вальдау. Именно тогда градоначальник подземного города и решил построить огромный дворец в сердце горы, где мог бы жить каждый из его многострадальных сородичей. И этот трюк удался, но не для Яра. Он покинул подгорный город еще до того, как было принято решение о строительстве дворца, он искал одиночества. Все происходило наоборот и не так, как у всех. Говорят, что время лечит, но только не его. Почему-то, чем больше проходило времени после восстания, тем сильнее кровоточила рана, тем больше Яр тосковал по отцу и тем больше ненавидел людей и жаждал расправы с ними. Вскоре боль и тоска достигли своего апогея и сбросили Яра вниз с высоты своего величия, прямиком в открытое море. Яр чудом уцелел после полета с отвесной скалы, но потерял сознание. Вопреки всем законам море решило не отдавать его суше обратно, а наоборот унесло прочь от берега, где его подхватило небольшое пиратское судно и выгодно продало, как раба и пушечное мясо для арены Глокты. Однако Яр оказался не из робкого десятка, хоть и получил мощнейший удар в голову, после которого и потерял память, но нашел спутников. Не друзей, нет, даже не товарищей. Спутников. Сейчас Яра снова интересовала только месть, и если кто-то — Рен, Рези — были замешаны в этом восстании, то он, ни на миг бы не колеблясь, обезглавил их обоих.

— Яр, что с тобой? — вцепился в него Феанор.

— Задумался я, чего нужно? Работы полно.

— Градоначальник приказал всем оставить свои посты и явиться к дворцу.

— Что там еще? Что за игры?! Мы вообще-то к войне готовимся, а он отрывает всех от дела и даже не говорит причины, — бурча себе под нос, Яр пошел впереди Феанора, который был ни на шутку обеспокоен тем, как изменился Яр за последние дни.

Площадь перед дворцом была забита до отказа. На призыв пришли даже стражники с внешних ворот, сейчас весь город можно было бы прихлопнуть одним лишь щелчком пальцев, обрушив свод главного зала, в котором собрался весь подгорный народ. На крыше: там, где располагается сторожка, стоял градоначальник и нечто человекоподобное в черной висячей рясе. В правой руке он или оно держал посох с идеально гладкой сферой на верхушке. Было сразу понятно, что ни один бы мастер не смог бы выполнить столь безукоризненную работу, было в этом что-то магическое.

— Мои многострадальные сородичи, — начал градоначальник, — сегодня я хочу представить вам друга, — он запнулся, — собрата по несчастью, которого так же, как и нас постигла несправедливая кара, который лишился места в этом мире, — он сделал паузу, чтобы дать народу переварить услышанное. — А сегодня он стоит перед нами и хочет помочь нам вернуться домой, потому что знает не понаслышке, что значит лишиться всего! — толпа одобрительно завыла, предвкушая, что же скажет таинственный незнакомец.

— Народ вальдау! — начал незнакомец, выпрямившись и подняв руки вверх. — Я знаю, как тяжело вам приходилось и как тяжело приходится до сих пор, — послышались одобрительные возгласы в толпе. — Но скоро этому унижению придет конец! Скоро вы вернетесь в свои города и отомстите за всех тех, кого казнили эти предатели! — волнение усилилось, и уже можно было услышать отчетливое, пусть и несколько неуверенное «да». — Сегодня вы еще будете спать на голых и холодных камнях, проклиная во тьме весь людской род, а уже завтра наполните чарку лучшими винами из погребов королевского дворца Крокотуна! Пора дать ненависти и злости вершить суд! — толпа неистово завыла, незнакомец взял посох двумя руками, поднял их над головой и ударил в пол, сфера налилась ярким светом, который резко вырвался во все стороны, осветив за считанные секунды весь зал. В одночасье обрушилась гробовая тишина. Лишь где-то далеко слышалась робкая капель, нарушавшая это внезапное молчание.

Глава 42

Варла в огне

— Закрыть все ворота! Бейте в гонг! — кричал стражник с дозорной вышки. Он видел, как горят предместья Варлы.

Вальдау спускались с гор. Все началось. Боль и скорбь всего народа нашли наконец выход. Рассудок бородачей был затуманен. Кровь крестьян заливала глаза нападавшей орде. Пленных не брали, женщин и детей не щадили. Огромные секиры разрезали воздух и пробивали черепа, крушили захлопнутые двери ангаров и хлевов, а потом так же безжалостно опускались на шеи ни в чем повинных людей, которым не повезло жить во времена великих и кровопролитных восстаний. Вскоре предместье было разрушено и захвачено. Городские ворота уже давно на замке, а на стенах трусливо, из-за зубцов, выглядывают доблестные защитники крепости.

— Обложили сук! — рявкнул Феанор, и полчище вооруженных и голодных до вспоротых брюх, стало оцеплять крепость.

— Отлично, неплохое начало, — раздался голос из-за спины, это был незнакомец в черной рясе. Феанор ответил ему кивком.

— Выкатить онагры! Установить требушеты по всему периметру! Приготовить баллисты! — командовал Феанор. — Грузите головы сельчан в онагры! Поздороваемся с негостеприимными гражданами Варлы!

В считанные секунды вся осадная техника была установлена и приведена в боевое положение.

— Залп онагров по команде! Огонь! — эхом разнеслось по всему фронту нападавших голосами сотников.

Одновременно сотни отрубленных и обезображенных голов перелетели через крепостные стены Варлы. Много жестокости и крови пережили эти стены, но подобного ужаса видеть им еще не приходилось. На мгновение солнце скрылось за плотным дождем из человеческих голов. Невозможно было и представить, что в предместье в полной нищете живет столько народу. Жило. Всю жизнь они стремились добиться благосклонности важных и влиятельных людей, стремились попасть в город и заявить о себе. Они достигли цели. Попали в город и стали вестниками скорой смерти и гибели. Невозможно представить силы мощнее и свирепее, чем та, которая собралась под стенами Варлы.

— Готовь требушеты! — раздалась следующая команда Феанора. — Беречь стены! Уничтожить порт! Чтобы ни одна крыса не смогла сбежать!

Заскрипели тросы и канаты, противовесы требушетов опускались один за другим, обрушивая на головы горожан убийственную мощь этих машин. Пара прямых попаданий в щепки разносила стоявшие в порту корабли. Ловушка была захлопнута.

— Выкатить баллисты! — командовал Феанор. — Целься в парадные ворота! Войдем в город, как хозяева!

Заскрипела тетива, натянулись сухожилия баллист, наводчики сделали соответствующие поправки и ждали команды, чтобы выбить стопор.

— Огонь!

Почти синхронно болты вылетели и через мгновение попали в цель. Пару выстрелов и передние створки ворот слетят с петель. Выстрел, еще выстрел. Створки, друг за другом, с грохотом упали на землю оголив свою филейную часть — чугунную решетку, которую вскоре постигла та же участь. Путь в город был открыт.

— Взять город! — заорал Феанор, — Никого не оставлять в живых! Очистим нашу землю от этой погани!

Вальдау ворвались в крепость, действовали осмотрительно и группами. Важен каждый. Нельзя потерять никого. Варла — это только разминка. Настоящее испытание еще впереди. Битва за Крокатун еще далеко. Как почернел и каким неряшливым стал город с момента, когда в нем жили вальдау. Никакой пощады за то, что уже было сделано и за то, что еще может быть сложно. Топоры летели и вонзались в спины в панике убегавших горожан, переламывая им позвоночники. Стражники сбились в кучу и попытались изобразить что-то в роде защиты, подняв и сомкнув щиты, однако это им не принесло абсолютно ничего. Огромные топоры пробивали и раскалывали щиты пополам, заодно лишая толстых стражников конечностей. Стражники пятились, поскальзывались в собственной крови, падали на спину и принимали на грудь тяжеленную секиру.

Город пал за считанные мгновения. Вероятно, штурм мог продлиться дольше, если бы наместник в Варле считал нужным хоть немного времени уделять обороне города, регулярной армии и, особенно, состоянию ворот, которые сдались и осыпались, словно пожелтевшая осенняя листва. При всем желании происходившее нельзя было назвать битвой. Это была классическая казнь. Похожая на те, что чинили сами люди. Не зря говорят, что тебе вернутся все деяния, которые ты совершил. Вернулись. Город вырезали до последнего младенца и старика. Феанор был доволен работой, вошедший за ним человек в черной рясе и посохом в руках, вероятно, тоже был доволен. Его лицо скрывала тень капюшона.

— Аха! — радостно хохотал он, взбираясь на бочку. — Есть первый город, который возвращен истинным его горожанам! Посмотрите, что они с ним сделали! Словно черви, словно падальщики, они воспользовались нашим гостеприимством и насрали нам в душу! Но хера с два это повторится вновь! Каждый ляжет под тяжелый сапог вальдау! Да! — толпа ошеломительным ором поддержала своего военачальника, поднимая вверх топоры и колотя в грудь металлической перчаткой.

— Вода, — снова появился перед армией вальдау человек в рясе, — дождь смоют позор с этого славного города, но прежде тела предателей сгорят! — человек произнес какие-то слова себе под нос, сфера посоха заиграла цветами, и все человечьи трупы воспламенились, поднимая вверх клубы зеленого дыма. Он взмахнул ладонью, сжимая ее в кулак, огонь исчез. Поднялся ветер. Небо затянули грозовые тучи. Начался ливень. Каждая капля была размером с кулак, а падение такой капли ощущалось даже под многослойным доспехом вальдау. Армия поразилась такому чуду, и как любые простолюдины они сочли незнакомца за всемогущего мага, впрочем, он им и являлся. Армия отступила под крыши домов. Капли образовывали ручейки, ручейки — полноводные реки, текущие по главным аортам Варлы, забирая с собой обугленные тела и смывая со стен домов и тротуаров кровяную вязь и пыль времен. Устьем реки стал порт, через который всю городскую грязь вынесло прямиком в море.

После увиденного уже никто не осмелился бы высказать свое подозрение касаемо этого странного существа в черной рясе, невозможно понять, что за существо скрывается в тени капюшона. Да собственно никто и не смог бы этого сделать, проповедь мага в подземном городе не осталось бесследной, а после этого сражения их связь только укрепилась.

— Десятник! — кричал дозорный на башне Коммена.

— Что тебе нужно? Отвали от меня. Дай поспать.

— Варла в огне, — проигнорировал посыл десятника дозорный.

— Что?! — десятник подскочил и неуклюже стал забираться по лестнице на верхние этажи башни.

— Где? — спросил десятник, дозорный показал пальцем на горизонт.

— Сучьи дети, выродки. Началось, — выругался десятник и стал также неловко спускаться вниз, видимо спеша с рапортом к сотнику и начальнику тюремной стражи города. Смелый поступок, учитывая то, как «дорожат» в этом городе людскими и выродскими жизнями. Десятник бежал через пыточную площадь в главное здание. Ворвался в тронный зал, преследуемый одышкой. Начальник стражи и сотник недоброжелательно смотрели на него, ожидая объяснения.

— Десятник дозорной службы прибыл, — отрапортовал он.

— Причина? — надменно спросил начальник тюремной стражи.

— Вальдау спустились гор, они захватили Варлу!

Начальник стражи переглянулись с сотником.

— Десятник, вы свободны, спасибо за службу, — десятник поклонился и направился к выходу. Не успел он дойти до двери, как в спину ему вонзился кинжал, десятник медленно сполз по двери.

— Нельзя, чтобы кто-то еще узнал об этом происшествии, — сказал начальник тюремной стражи. — Убейте дозорного, а лучше всех, — сотник приступил к выполнению приказа.

— Мы знали, что это произойдет и ничего не делали, знали, что эти крысы выползут и попытаются вернуться. Нужно бежать в Крокатун. Здесь нам не выстоять, — говорил сам с собой начальник тюремной стражи, потирая рукой подбородок.

Глава 43

Прочь из Коммена

Все вдруг оживились, стражники бегали по окровавленным улицам, напрочь забыв о своих постах. Паника все сильнее и сильнее захватывала город. «Чего бы это вдруг?», — думал про себя Костик. «А, не важно, позже разберусь, сначала нужно выбраться, момент, как нельзя более подходящий. Нужно действовать». Он осмотрел клетку, очередную, надо сказать, клетку, уж слишком он зачастил появляться в подобных заведениях, как бы это не вошло в привычку. Костик искал что-нибудь, чем можно было открыть замок, хотя бы попытаться, или то, что можно было использовать как рычаг, чтобы снять с коротких штырей петли решетки. Но нет. Единственное, что было в его келье — это ничего. Даже соломы для лежанки не было. Голые камни да крысиные норы по углам. Нужно было придумать что-то еще. «Как, интересно, там Рен и Рези, я не вижу их в камерах и не слышу никакого звука оттуда». От этой мысли шестеренки в его голове забегали еще быстрее и уже, казалось, могли составить конкуренцию мечущимся по внешнему двору стражникам. «А что, если крысы…», — подумал он про себя, сорвался с места и в два шага оказался в другом углу камеры у крысиной норы.

— Ну, была не была, либо я помру от какой-нибудь заразы, либо добуду себе свободу, — сказал он себе, зажмурился и просунул руку в нору.

Ничего. Надежда погибла. Нет. Надо засунуть руку поглубже. Разве кто-нибудь из людей хранит в своем доме самое интересное у порога? Разумеется, нет! Он лег на пол, засунул руку по плечо и стал хаотично бить по полу ладонью, пытаясь нащупать хоть что-нибудь. Есть! Что-то. Что-то непонятное, но есть. Холодное. Неужели это… Нет. Ха! Глупец, чтобы в крысиной норе найти ключ к свободе? Вздор. Он достал руку из норы. Пожеванная ножка табуретки, размером с локоть. «Ну что ж, не так уж и плохо, попробуем». Костик пытался как-то поддеть решетку — тщетно. Палка была отправлена обратно в сторону крысиной норы.

— Что делать с приговоренными, сотник, — раздалось вдруг откуда-то с улицы.

— Убей, убей на месте. С этим балластом до Крокатуна нам живыми не добраться, — стражник кивнул в ответ и направился к камере сто пятнадцать.

«Сейчас все и случится», — подумал Костик и стал немножко пятиться. Стражник наступал и уже обнажил свой меч. Замок скрипнул, и клетка отворилась. Довольная морда выжившего из ума мясника не покидала стражника. Костик пятился. Стражник замахнулся. Костик наступил на ножку стула, которую отбросил к стенке, быстро сообразил, схватил ее, кувыркнулся вперед, уходя от удара стражника и из-за спины, с размаху, словно палицей, пробил стражнику череп. Стражник рухнул замертво. Костик схватил связку ключей, меч и бросился на помощь Рену и Рези. Они лежали в соседних камерах, абсолютно бездыханные. Костик проверил Рези. Ничего. Она уже холодела. Проверил Рена. Есть. Пульс нащупывается. Он мог вытащить максимум одного, и то для начала нужно переодеться в лохмотья стражника, едва ли ему представится шанс вернуться за вторым. Костик вернулся к стражнику, который все также вентилировал свои внутренности, переоделся в его одежду и поднялся обратно к Рену и Рези. Медлить было нельзя. Долой джентльменство. Только прагматизм. Костик взвалил к себе на плечи Рена и бросился прочь от бездыханного, увядающего тела Рези. Снова ему пришлось делать тяжелый выбор, в котором он не был уверен до конца, но время и инстинкт самосохранения подгоняли его вперед, вперед к разлому в стене. Стражники совсем не утруждали себя, чтобы хоть как-то поддерживать оборонительный потенциал Коммена, хотя, с другой стороны, и охранять здесь было нечего, высоких пленных держали в Крокатуне, а сюда отправляли всякий сброд, чтобы мужики могли потешиться над животиной.

— А ну стоять! — рявкнул сотник. — Я что тебе сказал?! Замочить его! Че ты его на руках таскаешь?! Кретин!

— Прости, Рен.

— Что ты сказал?! — заорал сотник.

Костик скинул с плеч едва живого Рена, выхватил свой меч и бросился в атаку на сотника. За общим хаосом и беспорядком их стычка имела очень хорошие шансы, чтобы остаться незамеченной, а новой луже крови никто бы не удивился. Карты в руки. И мечи. Поэтому осталось только выиграть этот бой. В несколько шагов он оказался у сотника и нанес первый косой удар снизу-вверх, сотник его успешно парировал, хоть и потерял равновесие. Костик продолжил наступление. Лучшая защита — это нападение. Слева вниз, справа вверх, Костик осыпал соперника косыми ударами, тот пока держался. Пируэт. Костик оказался за спиной сотника и рубанул по спине. Тщетно. Доспехи выдержали. Сотник полетел вперед, спотыкаясь, путаясь в длинных полах военной робы, упал на одно колено и тяжело задышал. Костик был за спиной в пяти шагах. Пора. Два быстрых шага, пауза, взмах и должна была полететь голова сотника, но тот караулил момент, увернулся от удара и ткнул колющим Костика в бедро. От боли и неожиданности Костик разжал руки и выронил меч. Теперь уже он стоял на коленях, а над ним стоял сотник и вершил его судьбу.

— Паскуда, — сказал сотник и замахнулся мечом из-за головы с двух рук, опуская клинок в аккурат меж глаз Костика.

Костик выставил руки и чудом поймал лезвие ладонями, отведя удар на плечо, защищенное легким доспехом. Легким. Плечо кровоточило. Начался дождь. Летний ливень. В мгновение ока глина под ногами превратилась в грязь, разъезжавшуюся при каждом шаге. Вода стекала по лицу. Рана горела и щипала от холодной дождевой воды. По плечу стекал рубиновый ручеек. Здоровым плечом Костик резко толкнул сотника, тот пятился, поскользнулся в грязи, стал падать, меч вылетел из рук и закрутился над ним в воздухе. Костик вскочил на ноги, поймал в воздухе крутящийся клинок и продолжая его вращение с усилием вонзил в латный нагрудный доспех сотника, пригвоздив его к земле. Пробил. Пара сиплых вздохов, и сотник стал захлебываться в собственной крови, дождевой воде и грязи.

«Ох, уж эта самоуверенность, нет, чтобы попроще, лучше бы в спину кинул ему клинок, а теперь еще непонятно, кто кого будет выносить».

Костик подошел к Рену. Тот лежал лицом в грязи, но дышал. Костик попробовал взвалить его на плечи. Не вышло. Рваное плечо давало о себе знать.

— Прости, друг, сегодня у тебя портки будут мокрыми. Но потом мне еще спасибо скажешь.

С этими словами Костик взял Рена за руки и потащил дальше к разлому. К свободе. Костик уже успел позабыть про свой тяжелый выбор и больше корил себя за лишнее пижонство в бою. Оно стоило слишком дорого. С такими ранами он стал уязвимее раз в пять, и следующий бой он вполне себе может не пережить, тем более, что не понятно, в каком состоянии находится Рен, сможет ли он выкарабкаться, или же все это окажется пустой погоней за зарей. Они преодолели крепостную стену и направились к лесу на холме, опасный открытый участок, но зато вслед за ним самая надежная защита — лес. Костик шел задом вперед, высматривая погоню или какого-нибудь случайно заметившего их стражника. Вскоре они успешно добрались до холма. Стражникам было плевать на пленников. Они не дорожили ими, как какой-то обязанностью, почетной миссией, которую на них возложила корона. Все стражники, да и начальник тюрьмы, были маленькими детьми в кровавой песочнице. Капризные собственники. Любая попытка побега рассматривалась не как отказ выполнять и принимать волю их премного уважаемого монарха, а как попытка лишения стражников их игрушек. Не будет пленников — будет скучно. Будут пленники — будет веселье, поэтому сбежать с Коммена было невозможно, ровно как и подкупить стражников. Стражники не несли никакую воинскую повинность перед короной, а просто играли. Все любят играть. И никто не любит, когда игра заканчивается, вот и стражники не любили. Надо сказать, что сюда отправляли самых на голову отбитых, психически нездоровых кретинов. Здоровый бы человек давно бы уже свихнулся и покончил с собой. Невозможно так жестоко убивать людей и получать от этого удовольствие, и не важно, кем были эти люди, хоть самыми мерзкими представителями рода человеческого, вальдау, да и не только — не важно. Земля близ Коммена еще долго будет бесноваться, и ничего удивительного, если вдруг в народе ее окрестят новыми Могильными землями. Здесь все пропитано криками, болью, несправедливостью, и еще долгие годы вперед призраки с адскими гримасами смерти будут аукаться заблудшим путникам.

Глава 44

Рождение Костета

Прочь из Коммена. Прочь. Оставить этот город за спиной. Оставить позади. Забыть про него. Забыть навсегда, забыть… Рези. Она навсегда осталась там. Одна. На грязном от крови полу. Костик корил себя. Она осталась там по его вине. Это он решил играть со смертью, пижонить и выпендриваться, как школьник перед одноклассницей. Из-за него Рези уже не вернуть. Да, возможно, он бы не успел, Рези уже начинала холодеть, но… А что, если бы успел? Это бы все изменило. Они бы выходили ее. Рен никогда не простит ему потерю Рези, если узнает. А что, если не узнает? Что, если рассказать другую историю, правдоподобную, но спасительную для Костика, хотя бы в глазах Рена? Это плохо, Рен должен знать правду, он любил Рези. Рен заслуживает того, чтобы знать правду. «Да кто я такой, чтобы решать судьбу человека», — думал про себя Костик. И то верно. Рен пребывал в ужасном состоянии. Его бросало то в жар, то в холод, он мучился и стонал — неведомо что подмешали ему в воду и еду эти мракобесы. А Костик, Костик смотрел на пламя огня и переживал внутренние разногласия и дилеммы. Как остаться честным к себе и миру, как не навредить, сказав правду? Может быть, счастье все же в неведении? Может быть. Но что сказать, как оправдать свое глупое фиаско, чтобы Рен поверил? В конечном счете Костик спас ему жизнь, а это уже что-то должно значить. Спас. Пока только тело, не жизнь. Костик очнулся, вынырнул из своих бездонных рек рассуждений и направился к Рену. Тому нужно было много пить. Неизвестно, чем его накачали, но общеизвестно, что с мочой и потом выходят абсолютно все токсины. Пить и еще раз пить. Костик поднял голову Рена и поддержал, чтобы тот не поперхнулся и смог выпить как можно больше, прежде чем снова бессильно выдохнуть и отвернуться от посудины с водой.

— Мой друг, ты выкарабкаешься, — говорил ему Костик и гладил по голове, — тебе нужно много пить. Пока ты не выпьешь достаточно много, я не позволю тебе уснуть. А спать ты очень хочешь, верно? — Рен беспомощно отвернул голову и покачал головой, как мог, в знак своего согласия. Костик зачерпнул еще и повторил ритуал, потом еще раз.

Видя, что Рен окончательно выдохся, Костик в последний раз опустил его голову и дал спокойно заснуть. А сам направился в небольшой обход. Мало ли, какая падаль прячется в тенях высоких деревьев. Он шел и думал о своем. Почти не смотрел по сторонам, снова погрузившись в себя. Что-то просчитывая и рассчитывая. Костик не любил действовать без плана, предварительно не взвесив все «за» и «против», но уж если решил и доказал себе, что дело стоит свеч, действовал решительно и быстро. В такие подготовительные периоды он любил находиться в одиночестве, чтобы никто его не отвлекал. Даже едва живой Рен являлся серьезной помехой для раздумий. Во многом из-за этого Костик и придумал себе абсолютно бесполезный обход территории. Но бездарным его назвать нельзя. В лагерь Костик вернулся самим собой. Спокойным, уравновешенным, решительным. Он знал как поступить, больше сомнения его не терзали. Устроился поудобнее у огня и бросил взгляд на Рена. Тот монотонно дышал и, кажется, больше не страдал. Оно и к лучшему. Костик закрыл глаза. Заснул.

Костик проснулся от сиплого кашля Рена. Тот сидел и пытался что-то выкашлять, словно кошка, которая годами вылизывает себе шерстяной зад. Костик подскочил к другу.

— Ты в порядке?

— Да, кха, что-то в глотке, не могу выкашлять, покоя не дает. Твою мать! Кха! — Рен ударил кулаком по земле.

— Успокойся, держи еще воды.

— О, нет, хватит с меня, я за утро обоссал уже все деревья в округе, кха!

— Пей тебе говорят, — настаивал Костик, Рен немного потупил и согласился, вскоре кашель прошел.

Утро выдалось прохладным, здесь такого Костик еще не встречал. Он развел костер. Благо огниво было всегда при нем еще с времен Глокты, он нашел его у себя в кармане, видимо, осталось от прошлого «хозяина». Ох, лучше не вспоминать остров. Бред сивой кобылы. Дикие северные земли. Там то, что вы ищете. Все ответы. Бла, бла, бла. Сейчас есть дела насущные. От их отряда осталось всего два человека, и вдвоем они едва ли уйдут далеко. Тем более, не имея никакого запаса провизии, одежды и имея всего лишь один короткий меч на двоих. С того момента Рен ни проронил ни слова, ровно, как и Костик. Каждый ждал, пока кто-нибудь начнет разговор, который мучает обоих. Костик делал вид, что все в порядке, и ему безразлично молчание Рена. Рен с прищуром сопровождал каждое движение Костика.

— Что? — не выдержал Костик.

— Ничего не хочешь мне рассказать?

— Мысли читать не умею, говори прямо.

— Что с Рези?

«Началось. Ладно».

— Она погибла в Коммене.

— Как?

— Ты правда хочешь это знать?

— Как?

— Ладно. В Коммене началась паника, хаос. Только выбравшись оттуда, я увидел причину — Варла в огне. Видимо, наш друг начал действовать. Достаточно оперативно, если не сказать поспешно. Стражники бегали по внутреннему двору, побросали свои посты. Я пытался выбраться. Один стражник это заметил и попытался меня прикончить. Он был вооружен, — Костик акцентировал внимание на этом моменте, пытаясь тем самым объяснить, что бой был сложный, хоть и быстрый. — Не вышло. Я сразу направился к вам. Вы были в соседних камерах. Ты был очень плох, но дышал. Рези была бездыханна, вроде бы… Я выбрал тебя, у тебя были шансы выжить. Она бы не протянула до сегодняшнего утра и вместо живого товарища напротив у меня был бы труп.

— То есть ты решил за ней не возвращаться и даже не попытался спасти ее? — внешне спокойно уточнил Рен.

— По пути на нас напали, я был ранен, я едва вынес тебя из пекла. Если бы я вернулся за уже мертвой Рези, погиб бы сам, а без меня погиб бы и ты.

— Ты же не знал наверняка, мертва она или нет. Так почему?! Почему ты выбрал меня?! — Рен сорвался с места и бросился на своего спасителя, пытаясь то выдавить тому глаза, то просто набить морду. Костик блокировал удары. Тогда Рен саданул в больное плечо, от боли у Костика потемнело в глазах и сбилось дыхание.

— Почему, а?! — задавал бессмысленный вопрос Рен, все сильнее сдавливая руки на шее у своего спасителя. — Что же ты молчишь, м? — у Костика уже начало темнеть в глазах. — Нет, слишком просто. Страдай, — Рен разжал руки, снова ударил Костика в плечо, — Пошел вон. Дальше мы идем порознь. Меч я заберу себе. Тебе все равно не пригодится. Ты же у нас ранен, даже поднять не сможешь, наверное. Всего хорошего. Надеюсь, ты выйдешь на тракт, и какой-нибудь патруль с Крокатуна решит поглумиться над тобой — забьют тебя, как кабана на охоте, — напоследок Рен пнул ногой в окровавленное бедро и, прихрамывая, скрылся в лесу.

В лес, да, Рен там точно не пропадет. Он сам — лес. Пожалуй, никто не ходит по лесу, так как ходит он, настоящий охотник. А вот жизнь Костика теперь была под вопросом. От гипоксии он, конечно же, оклемается, но вот выжить в лесу, ох. Не имел Костик таких навыков выживания, как Рен. Еще и без оружия остался. Ладно, хоть огниво в кармане. По крайней мере сдохнуть от холода не выйдет.

Костик перевернулся на спину и раскинул руки. Он смотрел на плывущие куда-то облака сквозь густые кроны деревьев. Вот и говори правду людям. Кому она нужна? Да, пожалуй, никому. Все в мире держится на лжи. Простой пример. Семья, мужик загулял по глупости или по пьяни, не важно. Что будет, если он скажет правду? Верно. Кердык семье. А так никто и не узнает, все счастливы, и мир в доме. Ладно. Пример посложнее. Возьмем королей. Идет война, у короля куча офицеров. Не может он же всем рассказать всю правду и все секреты. Не может. Говорит каждому только то, что нужно для выполнения задания, а то попадется такой офицер в плен и выдаст все. Конец войне. Хотя, король же не врет, а просто не все говорит. Это другое… Белые кучевые облака сменились грозовыми тучами. Плохой пример. В общем. Люди те еще твари. Пошел дождь. Большие капли падали ему на лицо. Казалось, что, почти долетев до земли, они ускоряются и со всего размаху разбиваются о лицо Костика, как будто пытаются набить тому морду за его бредовые мысли. Но Костик для себя уже все решил.

Глава 45

Дорога на Гренган. Начало

Человеческая тень скользила по стволам деревьев, ловко перепрыгивая с одного на другое. Казалось, едва поспевала за своим хозяином, то спотыкаясь, то цепляясь за игольчатые кустарники. Рен был быстр, бесшумен, был собой, был охотником. Лес словно дал ему сил. Раны затянулись и больше не беспокоили его. Пожалуй, это единственное, что он мог делать в любом расположении духа одинаково хорошо. Все ускоряя и ускоряя шаг, он пытался отвлечься от воспоминаний и разбитого сердца, скачущего где-то неподалеку за его тенью. Все чаще он использовал сослагательное наклонение в своих мыслях. Если бы то, если бы се, если бы он тогда в Вук не остался и не стал спасать их. Что было бы, если из Коммена вынесли ее, а не его. Был бы он счастлив? Едва ли. Он был бы мертв. А была бы Рези счастлива? Возможно, она уже была мертва. И он был бы мертв. Выходит, его спаситель был прав? Прочь из головы. Рен уже бежал, бежал от прошлого и прочь от своего спасителя, он остался последним связующим звеном между ним и Рези. «Время лечит, нужно только забыть все это», — говорил он себе на бегу. С упоением весенней свиристели, он вспоминал время, когда охотился на клыкачей, когда все было просто и понятно, есть он, есть враг, и есть месть. Месть, которая не знает границ. А что сейчас? Сейчас ничего. Просто бежать, бежать от всего, что связывало с предыдущей жизнью, ведь теперь все здесь, в этой стране, его родном Моссадоре, напоминало о случившемся в Коммене. Нужно начать все с нуля. С чистой страницы. Начать новую жизнь. Но где? Таллесай? Нет, он грубый, пыльный, неприятный. Рен не любил пустыню, она почему-то напоминала ему о смерти родителей. Намаз? Кочевники, степь. Лучше, но Рен любил леса, это его хлеб. Значит, нужно брать севернее — Гренган. Пожалуй, да, там, можно было начать новую жизнь или по крайней мере познакомиться с новыми людьми, далекими от всех страстей, происходящих в землях вальдау. Осталось только миновать Моссадор, аккуратно обойти столицу и выбраться на прямой тракт, идущий на Махариус. Там лучше всего сесть на корабль, идущий на Гренган, положим, до Талестры, и тогда можно будет расслабиться. Сейчас же было необходимо разыскать хоть какое-то снаряжение, чтобы суметь выжить в длинном переходе через скалистую местность между Корвисом и Крокатуном. Он проверил меч — на месте. Замотанный в тряпку болтался на спине. Слишком уж он мешал стремительно продвижению по лесу, вися на поясе. «Сейчас бы разграбить какой-нибудь караван», — думал про себя Рен. Да, пожалуй, это было бы неплохо, только вот в одиночку этого не сделать, да и едва ли Рен решится напасть на торговцев, не того он поля ягода, хоть и совершил за свою жизнь кучу ошибок.

Пока в его голове зрел гениальный план, ноги бежали, бежали без устали и вывели его к обрыву. Дальше только море. И остатки кораблекрушения на берегу. Большая удача! У моряков можно было найти кучу полезных вещей, а у мертвых моряков можно было эту кучу вещей абсолютно безболезненно изъять. Так. Осталось только найти спуск. Или… Или. Спуска не было. Нужно было спускаться по отвесным скалам и рисковать жизнью, а также создать угрозу невозможности подняться обратно наверх. И все же помирать со снаряжением было бы куда проблематичнее, чем без него, поэтому Рен приступил к спуску по выветренным морским бризом скалам. Шаг за шагом, ярус за ярусом он приближался к цели, постоянно срываясь и оступаясь на ломкой горной породе. Оставалось совсем немного, пара усилий, и его ноги по щиколотку погрузились в желтый морской песок от прыжка с высоты человеческого роста.

— Да начнется время жатвы, — довольно произнес он и бодро зашагал по берегу, внимательно осматривая все, что море выбросило на берег.

Им снова овладело дежавю, но он гнал от себя эти мысли и пытался сфокусироваться лишь на поиске чего-нибудь полезного. И все-таки воспоминания взяли свое, он бросил взгляд вперед, вдоль всей береговой линии, ища эпицентры активности морских чаек. Ничего. Слава богу. На берегу была только одна чайка — он. Разбитый растр, перила с капитанской каюты, обломки штурвала, достаточно большой кусок кормы — ничего полезного, дрова. Или все же что-то есть. Он припал на колени.

— Йо-хо-хо, сундук мертвеца и бутылка рома, — довольно произнес он, достал меч из-за спины и стал пытаться сбить замок с кованого сундука на половину просевшего в песок.

Петли сдались первыми. Крышка сдалась, и он смог достаточно ее сдвинуть, чтобы беспрепятственно изъять все содержимое сундука. Видимо, сундук с капитанской каюты. Сверху лежала капитанская треуголка, парадный китель, весьма дорогой кортик с драгоценными камнями в гарде и рукоятке, Рен сразу его отложил. О, женское платье, капитан был еще тот гуляка. И бюстгальтер. Прям колпак фокусника — можно вытащить самые неожиданные вещи. Ну вот, наконец-то пошло что-то стоящее. Весьма увесистый мешок с деньжатами. Выжить в лесу не поможет, но в городах и селах заменит скатерть-самобранку. Так, трубка, мешочек с курительными травами. Пригодится. Какие-то одежды, лохмотья, сапоги. Рен встал, оглядел себя. Сам себе кивнул в знак того, что он с собой согласен, и было бы неплохо переодеться в одежды мертвеца.

Через некоторое время он уже гордо шел по берегу в новом образе морского волка. Как и ожидалось, подняться в том месте, где он спустился было невозможно, поэтому пришлось идти в обход, причем наугад, но все это мелочи. Рен был рад своему новому образу и преображению. Казалось, нелегкий груз прошлого отпустил его, и единственное, что сейчас на него давило — это небольшой тюк с его нехитрым, но достаточно богатым скарбом. Больше всего ему сейчас хотелось выйти на тракт, поймать какую-нибудь попутку и растянуться на груженой телеге, просто смотря в небо. Ни о чем не беспокоясь и зная, что кучер, который вовсе не был кучером, доставит его в конечный пункт. Рен не хотел решать, думать, форсировать события. Отречься от всего, не думать ни о чем, но все это, когда он встретит попутку на тракте, которого он так опасается. Тракт был единственным и оттого безумно уязвимым: в гористой местности можно было ждать засаду на каждом углу. Однако он не знал местных троп и мог довериться только самой широкой дорожной артерии, как и любой другой путник, впервые побывавший в этих краях. Но это все немного позже. Проблемы нужно решать по мере их поступления, тем более, что скалы пошли на спад, и все чаще встречались пологие ложбины, по которым можно было легко подняться на вершину хребта. Оставалось только найти тракт. Не зная местности, это было сделать проблематично, но тракт сильно петлял и шел не столько вперед, сколько вширь, иными словами отыскать его было реально. Собственно, на деле это оказалось еще проще, стоило пройти три гряды, и в низине можно было отчетливо различить тележную колею. Дело было сделано. Осталось самое простое и одновременно самое сложное. Просто идти вперед и ждать, что кто-то еще держит путь в сторону столицы. Постепенно тракт сужался, а горы становились ближе, все плотнее и плотнее зажимая узкую дорожку между собой. «Идеальное место для засады». Внезапно справа, с обрыва, осыпался маленький камушек, за ним еще горстка, и стрела, разминувшаяся с головой Рена всего лишь на пару пальцев.

Глава 46

Круги

Никто не знает, сколько они пробыли в забвении. День, неделю, может быть, месяц — неизвестно. Они очнулись в том же месте и в том же положении, единственное, что появилось — это необычайно сильное чувство голода. Казалось, мир остановился вместе с ними, но, быть может, он жил и завершил свой цикл, как солнце проходит свой по небосводу. Таинственное место, что оно сулит, что здесь уже успело произойти, за время пока Линд и Ласса наслаждались музыкой? Не важно, важно было покинуть это место как можно скорее, да и инстинкт самосохранения говорил, что пора бы пойти и разыскать себе пропитание. Они вышли из кельи, в которой «удачно» сели на каменный выступ и не узнали места вокруг. Атланты, державшие свод, теперь были справа, а река оказалась слева от них. Выходит, либо река изменила свой ход, но это невозможно за такой короткий срок, либо все строение, храм, двигалось вокруг оси. Нужно было выбираться отсюда, мало ли что еще может произойти, если эта штука до сих пор работает, значит, есть вероятность, что здесь могут обитать и местные жители, которые явно сочтут этот визит за дерзкое вторжение с целью осквернения их святынь. Только где теперь выход? Неизвестно сколько раз провернулся этот кубик Рубика, и какие еще опасности скрывают атланты. Но выбор есть всегда: можно рискнуть и умереть быстро, либо остаться здесь и ждать, пока круг замкнется, надеясь, что у них получится снова проснуться. Тщетная надежда. Нужно было идти. Они осторожно и неторопливо двинулись вперед по коридору в сторону атлантов, аккуратно ступая каждый шаг, боясь активировать смертельные ловушки древнего храма. На удивление, они без происшествий добрались до атлантов и вошли в другую комнату, дико похожую на ту, в которой просидели неведомо сколько времени. Пол был монолитным и не сулил какой-либо опасности в отличие от брусчатых коридоров. Они пошли увереннее прямиком к другой паре атлантов. Дальше снова был коридор с подозрительно опасным полом, по которому они старались идти так же аккуратно, как и в предыдущий раз. В конце стояли еще два атланта, за которыми открывалась очередная комната с монолитным полом и стоящими в другом конце атлантами. Уже широким шагом они преодолели ее и заглянули в следующий коридор.

— Мне кажется, или мы здесь уже проходили? — наконец спросил Линд.

— Не знаю, наверное, я сейчас как будто во сне…

Тот же самый пол коридора. На третий раз он уже не касался таким опасным. Вообще не казался опасным. Они шли медленно, но уже смотрели не под ноги, а по сторонам, пытаясь найти доказательство того, что они ходят по кругу или что-то опровергающее эту теорию. Ничего. Снова атланты. Снова комната с монолитным полом. Снова коридор.

— Подожди, — сказал Линд и обратился к атланту. Достал из кармана платок, украденный с борта корабля и привязал его на руку атланту. — Идем.

Уверенными шагами они вновь преодолели коридор и снова оказались в комнате с монолитным полом, на дальнем краю которой стоял атлант с платком на руке…

— Восхитительно! Что за бред? Как?! Какого черта?! — подхватило, унесло по коридору и вновь вернуло эхо в комнату с монолитным полом.

— Как такое может быть? Я же вижу этих атлантов в конце коридора — они прямо перед нами, а если посмотреть назад, о боже… Я вижу нас! — она в страхе прижалась к Линду и зажмурила глаза.

— Это невозможно.

— Что такое? — она посмотрела на него, затем туда, куда направлен его взор.

Они смотрели назад, в коридор, из которого пришли. Видели себя. Та Ласса замахивалась ножом и бесконечно много раз вонзала его в Линда, пока он не перестал сопротивляться и стал тихо истекать кровью. Ласса с ножом, увидела, что на нее смотрят и побежала по коридору в сторону случайных свидетелей. Линд прижал Лассу сильнее к себе — это все, что он успел сделать, прежде чем бегущая на них маньячка прыгнула в проход между атлантами и разбилась на тысячи маленьких искр, стремительно падавших на землю.

— Что это было? — с дрожью в голосе спросила она.

— Знак. Идем.

Он уверенно взял её за руку и направился по коридору в следующую ту же самую комнату. Вновь подвел ее к атланту с перевязанной рукой и обернулся назад. Там уже другой Линд целовал другую Лассу, снимая с нее одежду и явно склоняя к кое-чему более интересному, чем фехтование холодным оружием. Повалил её на пол, на одежды, все началось. Он совершал поступательные движения все чаще и чаще. Той Лассе уже перестало это нравится, и она изо всех сил начала сопротивляться, отталкивая и кусая его. Линд не потерпел такого хамства и неуважения, схватил свою партнершу за горло… и немного переборщил. Задушил. После чего потерял всякий интерес к обездвиженному телу, однако, спустя мгновение, желание в нем снова заиграло, он побежал по коридору нагишом, нелепо корчась, наступая на сучки. Оставался последний шаг до комнаты, он прыгнул и разбился, превратившись в сотни бабочек, улетающих вверх сквозь щели дыры в каменном своде.

— Ничего не изменилось, значит, это еще не все — он снова взял Лассу за руку и пошел по коридору.

Картина номер три. Стол. На нем видимо-невидимо различных яств. За столом сидит разжиревший Линд и отчаянно набивает себе толстое брюхо, а Ласса бегает вокруг стола и приносит все новые и новые блюда. Вскоре Линд заполняет все свои полости и не в силах больше проглатывать пищу давится и захлебывается в собственной блевотине. Ласса замечает, что Линд в другой комнате, и несет ему на подносе запеченного поросенка, ласково и красиво улыбаясь, но едва она проходит мимо атлантов, распадается на тысячу рыжих муравьев, разбегающихся по щелкам в стенах.

— Еще. Пошли.

Они повторили круг, вошли в комнату и увидели себя, Линда и Лассу. Несколько шагов и вот они уже смотрели друг на друга, словно в зеркале. Копия в этот раз была настолько правдоподобна, что они сами поверили в существование двойников. Все тютелька в тютельку, один в один. Грохот, яркая вспышка света, сильный удар в землю, и четыре тела разлетелись в разные стороны. Вскоре снова можно было разглядеть комнату и людей в ней. Линд рванул с места и набросился на Лассу, хотел ее задушить. Ласса вывернулась и побежала к другому Линду, который только-только скинул с себя Лассу, пытающуюся выцарапать ему глаза. Он подумал, что она быстро оклемалась и хочет получить добавки, однако в этот раз напал первым и толкнул ее в стену. Творилось форменное безумие. Поочередно попарно они дрались друг с другом, выдергивая друг другу волосы и зарабатывая сливовые синяки.

— Стоп! — заорал один из Линдов — Ласса, ты где?

— Здесь!

— Здесь! — словно эхо повторила вторая девушка.

— Иди ко мне, — сказал он между них. Две девушки направились к нему.

— Нет! — вмешался в разговор второй Линд. — Он самозванец! — обе девушки сделали шаг назад, в сторону друг от друга и от двух мужчин в пандемийских штанах.

— Стоп! — снова заорал он, — Ласса, любимая, ты помнишь, как мы встретились?

— Да, — заговорила девушка справа, — тебя принесли всего израненного, едва живого… — она не успела договорить, Линд оборвал её горячим от крови с разбитой губы поцелуем.

В одночасье их копии рассыпались битым стеклом, а они продолжали целоваться в центре комнаты. По ногам прошелся свежий ветерок. Они посмотрели в конец коридора и увидели реку, которая все это время шумела, все тех же атлантов. Обернулись — ничего. Атланты держали свод, но между ними не было прохода, а только сплошная каменная стена.

Линд крепко сжал руку Лассы, посмотрел в ее прекрасные глаза, поцеловал, и они снова пошли по коридору, но на этот раз в последний. Они выбрались из зазеркалья и пьянящего опиума. Нежные лучи солнца, проходящие сквозь кроны деревьев, приятно ласкали кожу, сдохшую от затхлого воздуха пещеры. Жизнь наполнилась новым смыслом, прошло какое-то очищение, переосмысление, но только одно оставалось неизменным — дико урчащий живот.

Глава 47

Охота на Духа

— Архимагистр, когда мы продолжим занятия по вашей методике «белый танец»?

— Мне сейчас не до этого, прости.

— Вы уже три дня безвылазно сидите в библиотеке, перебираете древние письмена, я могу вам помочь?

— Угу, хм… что ты говоришь? Нет, не нужно. Выйди во двор и попрактикуйся в… — архимагистр вновь задумался, а расстроенный послушник пошел во двор практиковаться «в».

Архимагистр был погружен в древние письмена. Он был уверен, что жизнь циклична, что все повторяется, что все, что сейчас происходит, уже происходило раньше. Однако сложно за три дня в архивах найти что-то стоящее, и он это понимал, но не терял надежды и продолжал поиски. Ответ может оказаться в самом неожиданном месте, может быть зашифрован в виде какого-то образа, поэтому стоит обращать внимание абсолютно на все мелочи и безустанно искать ту самую иголку в стоге сена. Читать между строк. Он начал с очевидного, с истории о темном Владыке с бескрайних пустынь Таллесая, ученике баториан, который пошел по свету и стал искушать всех на своем пути. Казалось бы, вот оно, все просто. Ответ найден, прямая связь, выбросы темной энергии, мистическое пропадание посоха, вернее — кража, да такая, что ни один из магистров не почуял вмешательства. Гроссмейстерский ход, этот кто-то был необычайно силен и явно имел темный умысел. Но зачем ему понадобился посох, если он может управлять своей силой и без него? Никто из магистров не верил в это, но после наглядной демонстрации силы архимагистра, пускай это были и не самые сложные заклинания, все приутихли. Да, благодаря этому вмешательству нам открылось новое знание, что еще далеко не вся магия изучена, и, возможно, даже баториане знали не все, впрочем, они могли просто не упоминать об этом, дабы сохранить хлипкое равновесие этого мира. Но были еще и другие вспышки энергии, совсем не похожие на предыдущие, они имели другой заряд и никак не были связаны с этой темной сущностью. Что это было? Неизвестно. Так или иначе, архимагистр хотел связать все события в одну общую цепочку, он верил, что все эти действия из одного акта. А после последних двух подряд выбросов темной энергии уже и он и половина Совета были уверены, что все началось. Что-то или кто-то начал действовать, удачно пользуясь своим инкогнито, или, может быть, просто глаза башни академии магических искусств ослепли и не видят очевидных вещей. Так или иначе, при любом раскладе, они уже пропустили ход, или даже несколько ходов, отпустив соперника далеко вперед.

Ребой активно перебирал архивы библиотеки. Прошло уже достаточно много дней. Послушник даже не заходил к архимагистру, уже зная, что тот ответит, и решил заняться самообучением. Предоставленный сам себе он изучал заклинания, которые для него были пока еще под запретом, но ведь плод сладок. Да и, вроде бы, все в выигрыше: архимагистра никто не отвлекает, а самый перспективный ученик академии совершенствует свое ремесло.

— Ничего, — отчаявшись, на выдохе произнес архимагистр. Это услышал послушник, выходивший из библиотеки с новой книгой заклинаний.

— Ваши поиски не увенчались успехом?

— Не совсем. Есть определенные зацепки, но общая картина никак стыкуется, — архимагистру нужно было выдохнуть, подвести промежуточный итог своих поисков. — Не знаю чувствовал ты или нет эти магические выбросы, но были они двух видов. Первый, согласно всем письмена, как две капли воды похож на темного Владыку, но это невозможно, баториане уничтожили тогда не только его тело, но и выжгли, исчерпали всю его темную душу и дух. Невозможно выжить после такого и тем более вернуться в наш мир. И был второй всплеск энергии. По ощущениям он был очень похож на те, которые описывают вот в этой книге, если ты читал, — архимагистр указал рукой на «Духи стихий». — Но согласно книге, — он показал на «Историю мира с древнейших времен», — духи покинули нас вместе с баторианами. Духи были для них как надзиратели, глаза, уши, нос, с помощью них они узнавали обо всем, что происходит вокруг. Однако история гласит, что были времена, когда эти духи из наблюдателей становились воинами, и именно благодаря им баториане смогли одолеть темного Владыку. В книге также говорится, что духа нельзя призвать, его появление нельзя спровоцировать. Дух — разумное существо, поэтому, чтобы склонить его на свою сторону нужно было привести весомые аргументы. А до этого момента духи просто обитают в этом мире в качестве третьей силы и могут, как помочь, так и навредить. Им не интересны наши скоротечные жизни, и они вольны делать все на своё усмотрение до тех пор, пока не покинут наш мир, — послушник сел напротив магистра, довольный тем, что наконец ему уделяют внимание и рассказывают то, чего он не знал ранее. — Посему теперь у нас не одна проблема, а две. Первая — это появление неизвестной темной сущности и ее необычное сходство с темным Владыкой. А вторая — это внезапно появившийся дух, который нужно отыскать и усмирить, а, может быть, и привлечь на свою сторону… — архимагистр задумался. — Эх, чует мое сердце, что он нам ох как пригодится, именно поэтому мы с тобой должны его отыскать.

Услышав эту новость, послушник чуть не потерял дар речи.

— Я? Нам? С вами? То есть вдвоем? Отыскать? Когда? Где? — послушника переполняли эмоции, впервые он выходит из академии на настоящее боевое задание, впервые не только для себя, но и впервые за долгие, долгие годы, да и еще вместе с архимагистром!

— Да, все верно, мы с тобой в ближайшее время отправимся на задание, — улыбнулся в ответ архимагистр, — а сейчас, давай-ка взглянем на карту. — они подошли к карте, послушник нетерпеливо ждал, когда архимагистр начнет говорить. — Впервые дух был замечен здесь, — он ткнул на карту примерно в центр Моссадора, — но потом он стал очень хаотично появляться в абсолютно неожиданных местах: то по среди Южного моря, то в море Покойников, дух прошел все земли Гренгана и даже побывал в далекой Лилидии, после чего через Срединное море отправился в Таллесай. О чем это нам говорит? — обратился к послушнику архимагистр.

— О том, что дух очень быстро перемещается, — не подумав, ляпнул послушник.

— Да, это верно, но есть и кое-что еще. Дух появляется в каждой стране, каждой области нашего мира, известного нам. Он уже прошел все западные страны и моря и сейчас через юг двигается на восток. О чем это может говорить? — архимагистр продолжал свою викторину.

— Может быть, о том, что духу интересно, что и как устроено в нашем мире?

— Верно, он интересуется нами, он нас не знает. Это в свою очередь говорит о том, что дух очень молод и пока еще не может контролировать свои силы, поэтому перемещается прыжками и оказывается исключительно в местах, где когда-то стояли, или стоят до сих пор, алтари, жервенники, капища, иными словами — места силы. Энергия притягивает энергию, но повторюсь. Дух не контролирует свою силу, поэтому после его появления в месте силы, могут происходить необъяснимые вещи, в том числе и опасные для жизни. И сдается мне, что договориться с ним не получится, только подчинить… Ты точно хочешь отправиться со мной?

— Да! Но только куда, как нам поймать духа?

— Очень просто, он уже прошел почти все земли Таллесая и направляется прямиком в Дойейтан, недалеко от нашей с ними границы есть древнее капище, достаточно большое, да и как место силы оно очень мощное, дух точно не пройдет мимо, нам же нужно будет туда добраться, как можно быстрее, и ждать его появления. Он непременно явится.

— Выходит, мы устраиваем засаду на духа, — задумчиво произнес послушник, архимагистр кивнул в ответ, — но сколько нам ждать в засаде?

— Это будет зависеть от того, как скоро мы покинем академию. И да, весь путь нам предстоит пройти на лошадях, ты умеешь держаться в седле? Любое заклинание порождает колебания энергии, любое такое колебание может спугнуть духа, сейчас он считает себя незамеченным, пусть так оно и остается. Иди, собирайся. Я оповещу Совет о нашем решении.

Глава 48

Сгустившиеся тучи на востоке

Незнакомец в черной рясе расхаживал по дворцовому залу Варлы. Недалеко от него, вытянувшись в струнку, стоял Феанор, будучи главным военачальником, и избранный государь вальдау. Глядя на них их издалека, можно было подумать, что это статуи, игрушки из коллекции «Завоеватели». Казалось, что они почти не дышали и совсем не моргали глазами. А незнакомец в рясе старательно ходил из конца в конец зала, монотонно отстукивая каждый свой небольшой шаг ударом посоха о мраморный пол. Незнакомец был озадачен, но не встревожен. Варла сдалась крайне легко, практически без сопротивления. Взять ее было не сложнее, чем отобрать игрушку у ребенка в песочнице. Теперь же задача стояла куда более серьезная. Предстояло штурмовать столицу. Тут одним осадным оружием не обойтись. Крокатун способен годами держать оборону, столько ждать было нельзя. Нужно было идти на хитрость, но какую? Возможно, именно об этом и размышлял про себя незнакомец. Крокатун был частично высечен в скале, вернее его дворец и важнейшие административные и стратегические строения, следовательно, ударить с тыла не получится. Нужно в конец отупеть, ослепнуть и оглохнуть, чтобы не суметь заметить ползущую в тыл по горам армию. Тем более, что сигнальные огни Крокатуна расходятся до горизонта во все стороны. И в отличие от провинциальных городов, после прихода к власти людей, Крокатун, хоть и находился в упадке, но бдительность не потерял. Незнакомец знал это наверняка, от своих разведчиков, которые также сообщили ему, что Коммен при виде горящей Варлы бежал в страхе. Удачно все вышло. А, казалось бы, должно быть все наоборот. В Коммене находился самый безумный и безжалостный институт армии и палачества, но, как оказалось, они способны убивать только беззащитных, что лишний раз свидетельствовало о необычайно сильном падении нравов и идеалов. Моссадор был слаб, и это чувствовалось, но тем не менее осаду Крокатуна затягивать было нельзя. Нужно гениальное и простое решение, чтобы открыть центральные ворота крепости изнутри. Незнакомец продолжал разгуливать вокруг манекенов — предводителей вальдау. Раздался стук, как будто бы кто-то кинул маленький камушек в окно. Незнакомец оглянулся, ища источник раздражения. Это была черная птица, вернее что-то похожее на птицу. Едва ли хоть кто-то из жителей Дойейтайна, государства, где силы природы и все живое стояло во главе угла, мог сказать к какому виду принадлежит эта птица. Порождение тьмы — пожалуй, это самое точное определение существу. Птица повторила свою шалость. Вновь раздался стук. Незнакомец вычислил птицу и за пару шагов оказался у окна. Немного помедлил, будто бы слушал что она ему скажет, затем замахал руками и громко закрыл окно. Его безмятежная, но озадаченная походка, сменилась на быструю и суетливую. Он остановился у окна в другом конце зала и смотрел туда, где за горами и лесами, стоял Крокатун. Пальцы его хаотично бегали по посоху, прокручивая его в руке.

— Феанор! — резко кликнул он военачальника.

— Я вас слушаю, — оживилась статуя и сделала несколько шагов вперед.

— На каком этапе подготовки находится армия? — уже спокойнее спросил незнакомец.

— Осадные орудия собраны и готовы к транспортировке. Пехота ближнего и дальнего боя готова выступать. Идет последняя стадия подготовки разрывных боеприпасов и стрел для требушетов, катапульт и баллист, — отрапортовал Феанор и вернулся в «строй».

Яр уже три дня безвылазно сидел в кузне и делал, как он говорил, «чугунные кастрюли без ручек». Действительно, что-то похожее в этом было. Эти кастрюли фаршировали горючей смесью и крупной металлической стружкой для еще большей области поражения. Сверху обильно забивали соломой. Когда снаряд был готов к отправке во вражескую крепость, его зажигали, пока он летел, солома прогорала, и загоралась смесь. Ударяясь о стены, раскаленная кастрюли с горячей жидкостью и металлическими опилками разбивалась, нанося болезненный ожог по большой площади. На удивление, Яр сейчас не терзался никакими внутренними противоречиями, сомнениями, что было очень свойственно для него. Он просто делал что ему сказали и все. Без устали, без перерывов, без каких-либо эмоций — на автопилоте и просто потому, что надо. Нужно сказать, что уже на протяжении достаточно длительного времени происходило нечто странное. Слишком долго Яру стало на все наплевать, такого не было, пожалуй, никогда. Казалось бы, идет война, вальдау возвращают себе земли, с которых когда-то вероломно были изгнаны. Но нет. Всей армии на это абсолютно наплевать. Нет никакого патриотизма, никакого рвения и азарта. Все по команде, по команде Феанора. Никогда еще не было такого, чтобы вальдау жили не сердцем, а инстинктами. Поесть, поспать, посрать, пожалуй, это весь список дел на день для обычного солдата. Яра к таковым, конечно же, отнести было нельзя. Тут еще добавлялся пункт про кузницу, и на этом, пожалуй, отличия заканчивались. Армия механических игрушек, пока заведены — бегают, нет — валяются в углу. Не было никакого ажиотажа и пиршества по поводу возвращенного себе первого города, что также не укладывается в голове. Вальдау до смерти обожали разные пирушки, а тут ничего — тише, чем на кладбище. Еще когда все они жили в горе и молча лелеяли мечту отбить Варлу, вальдау хорошо общались с жителями предместья, и те им помогали. Многие были изгнаны в предместья сразу после смены власти, когда отказывались жить по новым законам. Люди, верные династии вальдау, были выставлены за ворота. Это был самый благоприятный исход. Спустя некоторое время, тех, кому удалось остаться в городе, и кто не признавал новую власть, отправляли уже не за ворота, в предместье, а прямиком на плаху — в Коммен. Новые городские жители редко выходили за крепостные стены и мало общались с населением предместья. Они считали их ниже по классу и относились к ним с пренебрежением. Да и в городе были созданы все условия для праздной и беззаботной жизни. Товары и провизию по расписанию привозили торговцы, будь то бедолага с горных селений в упряжке с ослом, вместо коня или богатые купцы на роскошных кораблях. Так или иначе, а жителям предместья доставалось сильно и много. В случае чего они всегда первые попадали под подозрение, такие прокаженные на все случаи жизни. Началась война — виноваты селяне, неурожайный год — тоже, плохая погода — они же. И все из-за преданности династии вальдау. Что же сделали вальдау, когда спустились с гор и взяли крепость? Они просто заперли ворота. Не сказав ни слова, никак не объяснив свою позицию. Ни привета, ни ответа. Хорошо ещё, что попутно не уничтожили ветхие дома крестьян. Видимо, в очередной раз селяне были смешаны с грязью и попросту не замечены.

Удар — искры, удар — искры, удар — искры, в воду, на стол. Следующая. Удар — искры, удар — искры, в воду на стол. И так целыми днями. Монотонная работа на армию. Не приносящая никакого удовольствия или раздражения. Все — никак. Все серо, безвкусно. За него все решали. За всех них все решали. Куда-то вели, словно собак на привязи. Куда — неизвестно? Темные дела творились руками вальдау, последствия которых могут стать необратимыми, но кому какое до этого дело? Однажды пойманные на эмоциональной волне попадают в рабство, становятся уязвимыми, их можно использовать в своих целях, манипулировать. И только немногие могут проявить волю, раздуть огонь, пылающий абсолютно в каждом сердце, и что-то противопоставить. Да, возможно, погибнуть при этом, но ведь всем известно, что лучше напиться один раз свежей крови, чем всю жизнь питаться падалью. Не бывает дыма без огня, нет причины без следствия, так и не будет того прекрасного далеко, в которое все мы стремимся, без наших благородных дел и поступков. Любой должен оцениваться по поступкам и это правильно. Оценивая личность, можно быть предвзятым, но оценивая поступок, предвзятым быть невозможно. Никто не сможет очернить идущего впереди человека, который вырвал свое горящее сердце, чтобы осветить дорогу всем тем, кто блуждает во тьме. Только действиям счет. Слова — пусты.

Глава 49

В засаде

Уже вчера они покинули Корвиду, объявив Совету об открытии «сезона охоты на духов». Нет, разумеется, архимагистр сказал не так, но он так думал. Своим заявлением он вызвал бурное негодование у магистров. Все знали и понимали, что последние духи были еще во времена баториан. Однако архимагистр не разделял всеобщего волнения и закончил собрание Совета фразой «решение принято». После чего он и его послушник спустились по бесконечно длинной лестнице от академии к городу, проверив ее на пригодность. Результаты оказались удручающими, по самым скромным оценкам половина ступеней была разрушена, и вообще, при детальном рассмотрении, это нельзя было назвать лестницей. А со стороны города смотрится гармонично и целостно. Иллюзия? Возможно. Позже, уже в Корвиде, они купили двух гнедых лошадей у местного конюшенного, чем вновь вызвали удивление не только у него, но и у всех горожан, проходящих мимо. Каждый житель Корвиды с рождения знал о магах, знал, как они передвигаются и на что способны, а тут такое — маг да на коне. Немыслимо. И нелепо, словно рыцарь с тыквенной головой. С гораздо большим рвением можно было поверить в свинью, оседлавшую шмеля, чем в мага на коне. Так или иначе, а Корвида вскоре осталась позади. Потянулись огромные пшеничные поля от Срединного моря до суровых северных гор, за которыми не было ничего. Или наоборот — все. Правильнее будет сказать «неизвестность», ведь все, кто уходил на север в поисках лучшей жизни, или ища уединения и духовного покоя, находили его там. Находили вечный покой и никогда не возвращались обратно к родным и близким, поэтому до сих пор неизвестно, что хранят эти, как их прозвали, Дикие северные земли. Климат Комории был достаточно суровый и холодный, но с низкими перепадами температуры, не смотря на наличие моря под боком. Ночь не отличалась от дня, а зимы были больше похожи на осень, в то время, как весна была практически синонимом лету.

Впервые выбравшийся за пределы города послушник, наблюдал за этими просторами с открытым ртом: снежные горные пики на севере и вечно живая морская стихия на юге, а между ними огромное желтое море, и где-то вдалеке летают гордые орлы, высматривающие себе добычу средь колосьев. Дорога через поле была аккуратно вымощена камнем, а по обе стороны стояли хилые косые заборчики, оградки, служащие не столько ограждением, сколько элементом ландшафтного дизайна. Время от времени, встречались пугала, поднятые высоко в небо. Они должны были отпугивать крылатых вредителей от сытных, хлебных полей, но, видимо, либо пугал подкупили, либо они добровольно перешли на сторону вредителей и превратились из морских стражей в обгаженные птичьи скамейки.

Не было в мире места безопасней, чем Комория. Даже женщины и дети могли без страха путешествовать в любом направлении от села до деревни, от деревни до города. Комория — колыбель этого мира. Ответьте на вопрос, есть ли место в мире безопаснее детской колыбели? Пожалуй, нет. Есть ли люди более любящие и надежные, чем родители? Пожалуй, тоже нет. Так и магия, из которой черпает силы мир, тихо покоилась в детской колыбели под присмотром выдающихся магистров магии, превосходно знающих свое ремесло. Услада и райская обитель для всего живого на этой земле, или, как сказали бы некоторые, дурман и опиум, погружаясь в который один раз, напрочь и навсегда забываешь о всех своих бедах и проблемах. Однако в отличие от своего юного ученика, архимагистр успел попутешествовать по миру, а волею судеб и вовсе оказался в забытом богом месте — Глокте, возможно, поэтому он был сосредоточен и напряжен, хоть и старался не подавать виду. Никогда не знаешь, как и когда тебя настигнет беда или опасность, тем более в такое время, когда кругом происходят необъяснимые вещи… Например, маг на коне.

Достаточно быстро и, само собой, без происшествий они добрались до Карде. Маленького городка на берегу трех безымянных озер. Если присмотреться к Карде, то язык не поворачивается назвать его городом, так, деревушка без крепостных стен и регулярной армии. Из стражников тишины и спокойствия здесь были только народные дружины, которые по большей части служили вышибалами из местных кабаков. Вышибалами — тоже грубо и не отражает действительность. Самое опасное для жизни, что они могли сделать — это взять какого-нибудь перебравшего пьяницу и окунуть его в свинарник, а по утру, когда тот протрезвеет, окатить его холодной водой, чтобы отбить запах и похмелье. Так что ничего опаснее пьяной драки здесь никогда не происходило. Очередная обитель в блаженном краю, в которой люди живут тихой, беззаботной жизнью.

Молодая кровь требовала дела. Послушник уже изрядно насмотрелся на прилежащие красоты и рвался в бой, постоянно приставая к архимагистру, стараясь выпытать подробности засады и боя с духом, но в ответ получал лишь скупое «будем действовать по ситуации». После нескольких неудачных попыток он дал волю своей фантазии и раз за разом моделировал схватку с духом, каждый раз по-новому, но всегда с одинаковым концом, где он выходил победителем, иногда даже сумев справиться с духом в одиночку, пока архимагистр спал или был околдован вражескими чарами. Место битвы он представлял себе мрачным, с выжженной землей, мертвыми уродливыми деревьями и многочисленными ямами в земле, будто туда била молния. С духом было сложнее. Как представить то, о чем ты даже не читал, но судя по словам архимагистра, дух хоть и имеет постоянную форму, может ее менять, и он неуязвим для любых физических атак, поэтому победить духа можно двумя способами: либо искусством магии, либо силой слова. Разумеется, для юнца болтать с духом было еще то занятие, а вот сразиться с ним в честном бою, пристав перед ним в образе всемогущего мага, это уже другой разговор, и молодой послушник раз за разом выбирал второй вариант развития событий. Там он выдумывал различные приемы и несуществующие заклятия, которыми подчинял себе духа. Так он провел достаточно много боев. Однажды, засыпая под чьей-то крышей, где-то в Карде, он вновь представлял бой, победный бой, как вдруг, помимо его воли в этом бою появился архимагистр и больно взял за ухо умудренного магистра магии, проведшего сотни разных боев с духами. Архимагистр был крайне недоволен узколобостью своего ученика, оттащив того в другой угол ринга, словно боксерский рефери. Это был первый ничейный бой. Послушник решил, что так недалеко и до первого поражения. На этом он закончил свои бессмысленные, но завораживающие схватки с духом, живущем у него в голове, а архимагистр после ходил довольный, как будто выиграл счастливый билет, чем заставлял ученика чувствовать себя неловко.

Пару ночей они провели в Карде, после чего двинулись дальше, строго на юг, к границе. О, какие это были ночи! Живописнейшие. Казалось, что Луна восходит не где-то на небосводе, а здесь в одном из озер, а опускается уже в другое, попутно заливая и без того солнечную палитру, каким-то своим, уникальным, серебристым сиянием. Свисающие лозы раскачивались на ветру, изредка задевая озерную гладь, оставляя на ней расходящиеся вдаль круги. Звезды на небе неустанно указывали путь странникам, а их бывшие собратья — падающие звезды, выполняли немногочисленные желания влюбленных — оставаться на веки вместе. Ближе к границе рельеф да и сама природа стали меняться, чувствовалось, что наступает переходная зона. В полях стали появляться деревья. Сначала маленькие и одинокие, потом — все выше и чаще и вскоре перед путниками вырос лес, причем достаточно быстро и не нужно было ходить к гадалке за разъяснениями, а где же тут начинаются земли Таллесая? Прямо здесь, в этом лесу, в который вела одна узкая тропинка. Лошадям было немного не по себе, да что там, они знатно трусили, за что сразу же получили на глаза шоры. Всадники двинулись цепочкой вглубь по тропе. Архимагистр шел первым. Плотный, густой лес. Еще слабое рассветное солнце было не в состоянии осветить тропу, а магией архимагистр упрямо не хотел пользоваться, боясь спугнуть духа. Пришлось идти наугад. Кони перешли на спокойный шаг. Лес был настолько темным, что нельзя было понять идешь ли ты по пещере или, быть может, просто ослеп. Благо архимагистр знал дорогу, хотя и говорил, что никогда не был на том заброшенном капище. Наверное, он шел вслед за какими-то магическими потоками, ведь он их чувствовал, возможно, даже и видел, а может, просто шел по одной единственной тропе без отворотов и ни о чем больше не думал.

Примерно полдня они шли вслед за виляющей тропинкой перед тем, как выйти на огромную поляну, в центре которой росло старое дерево. Даже впятером его было проблематично охватить. Огромные ветви держали еще более выдающуюся шевелюру и накрывали всю поляну целиком, так что переживать, что вдруг днем здесь будет слишком солнечно не приходилось. Повсюду прямиком до земли свисали длинные лианы. Каменные остатки капища уже давно поросли мхом и нисколько не выделялись из общей композиции доминирующего зеленого цвета. Но если приподнять влажный мох, можно было найти разные незнакомые символы, порой даже целые тексты и какие-то рисунки, символизирующие, видимо, краеугольные события для народа, которому когда-то это капище принадлежало. Но все же не стоит увлекаться и пытаться нарушить жизненный цикл. Время того народа давно ушло, а его наследие оказалось никому не нужным, значит, на то были причины. Не стоит нам, чужестранцам, лезть в чужой монастырь со своими правилами. Архимагистр это прекрасно понимал. Спешился. Подвел лошадь к дереву, привязал. Осмотрелся.

— Ну что ж, здесь мы встанем лагерем и будем ждать духа.

— Здесь? В самом центре? — возмутился послушник.

— Именно. Хочешь прятаться — прячься на самом видном месте. Ты умеешь разводить костер без магии? — спросил архимагистр и кинул озадаченному послушнику огниво.

Глава 50

В их полку прибыло

Костет очнулся, все тело гудело и стонало. Кожа на руках сморщилась от воды, в которой он пролежал бог знает сколько времени. Гребаный Коммен. Чертов Рен. Проклятая Рези. Поганый дождь. Мерзкое солнце. Он встал и чуть снова не упал, лицо перекосилось от боли. Чертовы раны.

— Хватит болеть! — крикнул он в пустоту.

О нет, в таком состоянии Костет точно не был готов к путешествию. Нужно было вернуться. Вернуться на скотобойню и поискать еды, сухой одежды. Может быть, в конюшне осталась еще какая-нибудь полудохлая кляча или осел — сгодится. Великий парадокс все, от чего порой мы бежим, заставляет нас после вернуться. Сколько войн и крови пролито во имя любви. Ради любви. Бесчисленное множество. И тем не менее человечество, люди, вновь и вновь мечтают ее отыскать. Любовь не сделает их счастливее, нет, но она лишит их одиночества. Да, любовь живет в каждом из нас, но всегда нужен предмет для обожания. Чтобы прожить жизнь, этого хватит. Насколько длинную или короткую, зависит от многих обстоятельств, например, вытаскивать друзей из передряг точно не стоит, это пагубно сказывается на здоровье и… и долголетии, Костет знал это не понаслышке. Он спустился с рокового холма, вновь оказался у той бреши в крепостной стене, прошел мимо трупа сотника. Город опустел. Вымер. Даже Смерть поняла, что здесь больше нечего ловить, и устремилась куда-то прочь. Несмотря на дождь, все мощеные дорожки, которые некогда были белыми, остались алыми от бесконечно большого количества крови, пролитого здесь. Кровь попадала во все щелки, пропитала камень изнутри, чтобы навеки изменить его цвет. Город был разрушен. Уходя, стражники разрушили за собой все, унесли все ценности, вплоть до кандалов со скелетов. Но чем прекрасна жизнь? А тем, что даже в самом мертвом царстве, где, казалось бы, нет никакого шанса выжить, она найдет выход. Так старые подвальные камеры поросли мхом и травой, а в некоторых даже росли маленькие деревья, которые еще желудем попали сюда. Мощеные дорожки теряли свою геометрию и зеркально гладкую поверхность, ведь жизнь била ключом, ее нельзя было остановить. Семена прорастали и стремились вверх, ближе к солнцу, разрушая все рукотворные строения. Костет осматривал только большие здания. По его уразумению там должны были быть столовые и, как следствие, какая-нибудь еда. Хотя, зная, что стражники уносили с собой абсолютно все, было странно думать, что кухню они обошли стороной. Однако ж человеческая натура необъяснима. В одном из больших зданий находилась столовая, разумеется, была и кухня с кладовой. Стражники ничего не забрали. Даже не попытались. Амбарный замок на кладовой висел нетронутым. Костет взял кочергу и легким движением сорвал петли, на которых висел замок. Дерево прогнило. Полки были завалены разными овощами, стояли банки с солениями и компотами. Бери — не хочу. И Костет, в отличие от стражников, не отказался, принявшись жадно надкусывать плоды и неуклюже вскрывать консервы. А стражники, они подобны сорокам, все, что металлическое и блестит — надо унести с собой, остальное не важно. Пускай даже оно противоречит смыслу, ведь все блестящее можно выгодно и не очень, но продать, получить за это деньги, чтобы потом потратить их на еду. Все в нашем мире делается ради желания обладать, владеть чем-то. Так, например, многим мелочным людишкам свойственно предавать свою страну, родных, близких, ради наживы, ради мимолетного обладания какой-то роскошью. Но деньги и власть приходят и уходят. А они остаются одни. Брошенные миром и преданные собой они идут на еще большие безрассудства и даже жестокости, после чего их сердца навсегда становятся черными, а путь назад наглухо запечатывается семью печатями.

— Ох, нельзя столько есть, поломанные ребра дают о себе знать, не вздохнуть, — проскрипел Костет.

Первая часть несуществующего плана успешно выполнена. Наелся он от брюха и мог бы еще долго валяться на полу в кладовой, постепенно поглощая ее богатства, но нужно было двигаться. Движение — жизнь. Но куда? Если идти в столицу, то можно нарваться на толпу стражников, которые знают его в лицо и уж точно не упустят второго шанса расправиться с ним. Даже если бы он дошел до Крокатуна, то с легкостью мог наткнуться на стражников там. Да, шансов избежать казни было бы больше, но все же присутствует определенный риск. Тем более, что Варла на горизонте горит не просто так. И если там происходит то, о чем он думает, то вскоре Крокатун тоже будет в огне. На самостоятельное путешествие, тем более в горах Костет был не способен. Оставалось одно из двух: либо отправиться в Крокатун и жить в страхе скорой и неизбежной смерти, либо отправиться в Варлу, где, возможно, есть Яр, он точно поможет. Рискнуть и поставить все на карту. «Да, это по мне», — сказал про себя Костет. Однако, прежде нужно было переодеться, снять эти пропитанные кровью и сыростью лохмотья. Да, гардероб был не самый изысканный, но роба стражника оказалась на удивление удобной и даже не пахла испражнениями и крепкими спиртными напитками. На этом госпожа фортуна не отвернулась от Костета и преподнесла ему еще один подарок. В здании напротив некогда была конюшня, в которой по случайной неожиданности осталась лошадь и вовсе не косая и убогая, а наоборот — молодая и сильная.

Путь назад, в Варлу, обещал быть простым. Все, кто видел дым города, давно уже бежали либо в Крокатун, либо в горный Корвис, крайне неудобный для нападения город. Даже разбойники на тракте предпочли уйти в подполье на некоторое время, слишком уж велик риск столкнуться с ополчением вальдау. Исход такого поединка был бы предрешен еще до начала и сулил неминуемое поражение налетчикам. Дорога была пуста, лошадь полна сил, а всадник надежды. Было необходимо запастись провизией на несколько дней пути, а лучше побольше, оружием и седлать лошадей.

В ночь, вопреки всем рекомендациям для путешествий и здравому смыслу, Костет выехал с парадных ворот опустевшего Коммена. Кобыла шла хорошо. Раны болели на каждом шаге и вздохе, легче было не дышать.

На исходе третьего дня он добрался до Варлы. Целые черепичные крыши, трава вокруг крепости, целые ворота. Варла сдалась без боя. Неудивительно, с такими-то доблестными защитниками. Надо как-то дать знать о себе. Костет спешился. Повел запыхавшуюся лошадь под узду.

— Еще шаг и ты умрешь, — возвещал стражник с ворот, выпустив вонзившуюся в шаге от Костета стрелу.

— Я друг! — крикнул в ответ Костет.

— У нас нет здесь друзей, все друзья в крепости, а ты человек и точно не можешь быть другом!

— Позови Яра, дубина, он знает меня!

— Я не знаю никакого Яра. Стоять! — вновь заорал стражник.

Незнакомец, круживший вокруг Феанора и градоуправляющего, вдруг остановился, услышав крики, выглянул в окно.

— Что там происходит у восточных ворот… — обернулся вихрем и в мгновение ока оказался за спиной у стражника.

— Что здесь происходит, солдат? — змеёй зашипел незнакомец в черной рясе.

— Дык, тут, этого, — впал в ступор стражник, — собака тупая, человеческое отродье у ворот, говорит, что друг, знает какого-то Яра.

— Друг, говоришь… Знает Яра, — вновь зашипел человек в капюшоне, видимо, рассчитывая, чем может пригодиться этот человек. Он не чувствовал в человеке у ворот ничего благородного, его сердце было пропитано ненавистью и обидой. Его заботило лишь собственное выживание. Он не преследовал никаких идеалов, был расчетлив и эгоистичен.

— Впусти его и сопроводи ко мне, — приказал человек в капюшоне.

Ворота тотчас открылись, Костет пнул стрелу и вошел в крепость навстречу неизвестности и разгорающейся надежде на спасение. Он нутром чуял, что отнюдь здесь не лишний, несмотря на то, что он человек, что он может принести пользу, но вот только кому и зачем, этого он не знал. Да и не особо хотел знать. Достаточно, чтобы было, где поесть, где поспать, и чтобы жизнь его была в безопасности. Ему надоело бегать и вечно жить в страхе, что он может проснуться связанным или вообще не проснуться. Пора было переходить на сторону победителя, вне зависимости от того, что исповедовал этот победитель. Это не было предательством, это деловой подход, не более. Каждый ищет себе тихий и спокойный омут, и Костет, похоже, нашел свой. По крайней мере ему так казалось. Он верил в это.

Глава 51

Дед

Определенно точно наша парочка бы померла в этом незнакомом лесу. Без оружия, без запаса пресной воды, без надежды. Но нет худа без добра и удача улыбнулась влюбленным. На них спящих, окочурившихся от ледяного дыхания ночи, необъяснимым образом вышел лесник. Старый бородатый дед. С толстым посохом, который служил ему и оружием, и опорой, и разведчиком. Дед долго не давал им подняться на ноги и приставал с расспросами. Откуда они, кто такие, зачем здесь и далее по списку. И только после того, когда он все выяснил, предложил Линду и Лассе пройти к нему в дом. В полуземлянку-полупещеру. Согнувшийся дед едва доставал Линду до пупка, но передвигался по лесу молниеносно. Незваные гости едва поспевали, пару раз даже потеряв своего спасителя из виду. И вот дед снова исчез. Все как в детской считалочке: «На первый раз — прощается, на второй раз — запрещается, на третий раз — не пропустим вас». Но не тут-то было, можно спокойно выдохнуть, дед появился из-под земли, там был вход в его дом, низкий и кривой, как сам дед. Двери землянки выходили на запад, отсюда можно было любоваться прекрасными закатами и лицезреть столицу Пандемии, тонущую в солнечных лучах. Да, необъяснимым образом они обогнули или перешли горы, под которыми вальдау рыли тоннель, но оказались не у подножия горы, а где-то посередине, между верхушкой и основанием — в среднегорье. Крутая отвесная скала разделяла их и лес у подножья гор, через который им предстояло пройти, чтобы оказаться в Элесе. Но об этом позже, сейчас есть дела более неотложные, чем стратегическое планирование. Нельзя было заставлять ждать гостеприимного хозяина. В доме царила очень уютная атмосфера, несмотря на то, что было мало мебели и вообще каких-либо вещей. Зато было все необходимое для жизни, и это главное. Дед здесь ни в чем не нуждался и обеспечивал себя самостоятельно, пользуясь только благами леса. Он предложил весьма сытный суп из каких-то корешков и мяса белки, угостил гостей лесными ягодами и древесным соком. Гости ели и ни о чем не спрашивали, в тот момент и плесневые сухари сошли бы за изысканный деликатес. Через некоторое время гости удовлетворили свое любопытство к еде и откинувшись на стульях, внимательно рассматривали жилище деда, пытаясь найти хоть что-то что могло рассказать о хозяине больше, чем его внешний вид. Но ничего не находили, не зря говорят, что люди, ушедшие в горы, навсегда оставляют свою прошлую жизнь и все, что с ней связано, у подножья, иначе просто невозможно будет подняться. Линд попытался завести разговор, спрашивал деда, как того зовут, но тот отвечал, что это все не важно, и просил его называть дедом, говорил, что по возрасту подходит, поэтому это правда и ее достаточно. Но нельзя было сказать, что дед не был словоохотлив, он с удовольствием расспрашивал своих гостей по второму кругу. Кто они, зачем, откуда? Линд с Лассой на два голоса вновь пели свою историю с самого начала. Линд сетовал на то, что не помнит своей прошлой жизни, помнит, что очнулся на арене в Глокте, самом мерзком месте на свете, рассказывал, как потерял всех своих друзей. Дед кивал в ответ и пытался поддержать молодого человека, говоря, что ему тоже пришлось забыть свою прошлую жизнь и начать жить заново, здесь наедине с природой. Что порой это необходимо, и так лучше для всех. Потом рассказ подхватила Ласса и стала рассказывать о событиях на острове, и о том, как они сбежали, как решили отправится в путешествие на Пандемию. Линд продолжил рассказывать про второе кораблекрушение, про то, как они оказались на острове и про те необъяснимые вещи, которые с ними происходили. Вдруг дед неожиданно оборвал разговор предложением поспать. Он говорил, что давно не видел таких уставших и жалких людей, как они, правда потом признался, что уже много зим вообще не видел людей, а не разучился говорить только потому, что часто общался с лесом, да и самим собой. Гости не стали отказываться от предложения, пытаясь понять, почему дед так резко сменил тему, и отправились спать в соседнюю комнату, здесь уже все было каменное, но кровать была из дерева с мягкой сухой травой вместо матрацев. Засыпая Линд пытался анализировать события, и что-то натолкнуло его на мысль, что он еще ни разу в жизни не был таким болтливым, и еще ни разу он не рассказывал абсолютно все, что помнил и все, что его тревожило, даже Ласса знала не все, о чем он говорил. От этого ему стало стыдно перед своей возлюбленной, а в голову стали закрадываться мысли, что что-то дед не договаривает, и что суп с корешками был отнюдь не простой, но пытаться разобраться в возможной угрозе уже не было никаких сил, тем более, что у какого-то из альтер эго Линда было весьма адекватное мнение, о том, что они просто были рады своему спасителю и старались ответить добром на добро. Ласса уже видела третий сон, монотонно посапывая на груди Линда, он запустил свою руку в ее золотые волосы — от сомнений и тревог не осталось и следа.

Тем временем дверь в землянку захлопнулась, дед вышел на улицу. С верным посохом в руке и накидкой он направился вглубь леса. Для этого ему пришлось спуститься немного вниз. Лес находился на востоке, в долине, и был выше своего западного товарища относительно уровня моря. Дед ловко передвигался по тропинкам, которые сам для себя и протоптал, он торопился. Вскоре он пересек долину и снова уперся в скалу. Дед был явно чем-то недоволен: пыхтя и постукивая посохом скалу, он пошел вдоль нее и наконец нашел, что искал. Он вышел к каменным ступеням, выбитым в самой скале, едва ли эти ступеньки были его заслугой, и маленькими шажками засеменил вверх по ним до очередного выступа в скале, плоского, идеального ровного. На выступе была нарисована пиктограмма. Что она означала — неизвестно. Круг, в круге три волнистые линии и прямая снизу. Дед зашел в круг. Ударил посохом в камень, пиктограмма загорелась синим цветом. Глаза деда побелели, он стал медленно водить руками, вены на шее взбухли и засияли. Собиралась гроза. Небо на востоке потемнело. От напряжения у деда скрипели зубы. Злобный оскал не покидал его лица. Он повторил движения руками, что-то при этом бормоча себе под нос. Раздался гром, земля содрогнулась, дед вылетел из круга, пиктограмма погасла. Посох звонко упал на камни. Дед не шевелился, но дышал. Глаза вернулись в привычное состояние, вены уменьшились. Он встал на четвереньки, на колено, на ноги, его слегка пошатывало. Дед поднял посох и, опираясь на него, медленно, хромая, зашагал прочь. Вниз по каменным ступеням и дальше через лес, потом снова в гору к своей землянке. Вошел, сел за стол, аккуратно поставил посох в угол и замер. Уставился в одну точку. Затем встал, направился в спальню, подошел к кровати, где спали Линд и Ласса. Наклонился еще ниже, чем обычно, коснулся пальцами одной руки Лассы, второй — Линда.

— Вам нужно идти. Скоро вы проснетесь и продолжите свой путь в Элес, — дед отошел от кровати и вернулся за стол, налил себе в кружку компота и вновь задумался.

Вскоре из спальни раздались звуки. Линд проснулся, разбудил Лассу что-то стал шепотом ей рассказывать, она в ответ лишь изредка сонно угукала. Потом раздался продолжительный выдох и послышались шаги. Линд вышел из спальни и направился к столу, где дед задумчиво пил компот из лесных ягод.

— Дед, спасибо тебе за гостеприимство, но нам нужно в Элес. Покажешь нам дорогу? — дед оторвал взгляд от стены и посмотрел на Линда. Что-то в нем изменилось за это незначительное время. Дед пытался понять что, но вскоре бросил это дело и кивнул Линду. Тот улыбнулся в ответ.

— И еще, мог бы ты нам дать немного еды в дорогу, я понимаю, что у тебя тут все под счет… — дед прервал Линда движением руки.

— Дам. Собирайтесь. Доведу до леса и покажу дорогу, но на этом все, — Линд поблагодарил его и побежал будить Лассу, которая до сих так и не смогла оторваться от кровати.

Дед приготовил небольшие запасы еды и питья, собрал их мешочки и поставил на стол. Вскоре гости вышли из спальни, отдохнувшие и словно помолодевшие, впрочем, это мог заметить только дед, который наверняка знал цену времени и жизни. На улице не было ни облачка, солнце было высоко, а птицы заливались пением. Дед проводил их по секретной горной тропе и вывел прямиком к западному лесу. Дал навет не сворачивать с тропы и молча покинул путников. С мгновение наша парочка чувствовала себя неловко, заметив в поведении деда перемены, но он так быстро удалился, что не дал развиться этой теории.

Глава 52

Принц Пандемии

Оставшаяся часть пути прошла без сучка без задоринки. Западный лес оказался обжитым, очень светлым и дружелюбным. На пути постоянно встречались торговые развалы. Непонятно, правда, почему они стояли здесь. Торговцы же, отвечая на этот вопрос, говорили, что в Элес есть два торговых пути: морской и сухопутный. Морской идет через главный порт Элеса и пробиться туда, будучи обычным человеком — невозможно, да и потом привозимые туда товары стоят минимум, как дом. А сухопутный путь пролегал через этот лес, и здесь вполне удачно можно было торговать простыми вещами, необходимыми обычному человеку в пути. В разговоре с одним из торговцев, их спросили, мол, откуда они путь держат и как вышли на сухой торговый путь. В ответ Линд рассказал, что они идут от Вильгии, здесь он немного приукрасил, но торговцу ложками не нужно знать всей правды. Только шли они не трактом, а горами. Линд обернулся и показал рукой на ту гору, с которой их спустил дед. Лицо у торговца тотчас пропало, он съежился, сделал несколько шагов назад.

— В чем дело, что ты увидел? — спросил Линд, смотря по сторонам и пытаясь понять, что напугало торговца.

— Вы не могли оттуда спуститься. Вы либо сумасшедшие, либо… — торговец хотел было сбежать, оставив все свое имущество на произвол судьбы, но Линд поймал его за шкирку и посадил перед собой.

— Рассказывай, — настойчиво, смотря исподлобья, приказал он. Ласса стояла немного в стороне и тоже ждала рассказа.

— Вы точно не местные, — начал торговец, — иначе бы вы знали, что в этих горах обитают проклятые духи, которые никогда не выпускают забредших туда людей. Легенды рассказывают, что путник, попавший в треугольник гор, подвергается жестоким и бесконечным пыткам, после чего сходит с ума и погибает от голода, а его душа навечно остается там и терпит все новые и новые мучения, но уже в мире духов, — торговец закончил свой рассказ, потом подскочил на ноги и замахал руками. — Поэтому вы либо лжецы, либо проклятые духи, в любом случае я не хочу иметь с вами ничего общего, пошли вон от моей лавки!

— Подожди, а есть в легендах что-нибудь про отшельника в горах? Настоящего, живого?

— Не хочу с вами более ни о чем разговаривать, проваливайте, чужеземцы, думаешь оденешься, как пандемиец и сойдешь за своего? А, нет. Вон, проваливайте!

Озадаченные столь скоротечной и эмоциональной беседой Линд и Ласса продолжили свой путь по, как здесь говорят, «сухому торговому пути», уже не замечая ни торговцев, ни их товаров, ни каких-либо других мелочей. Линд снова пытался сложить картинку из осколков. Пытался подогнать события под легенду, которую только что рассказал торговец ложек. И, в общем-то, все складывалось, только вот не было никаких духов, и был дед. Ох, персона этого деда была и без того загадочной, единственное, что он рассказал о себе, это то, что много-много лет назад он оставил свою прежнюю жизнь у подножья горы и стал тем, кем является сейчас — отшельником. Была ли это правда или нет? А, может, и скорее всего, дед просто не договаривал. Да и правильно, кто такие эти двое, чтобы рассказывать им всю свою биографию, а судя по тому, как дед передвигался, на покой он собирался не скоро, поэтому желания писать мемуары или кому-нибудь рассказать свою историю у него не было. Тем не менее, в голову закрадывались безумные мысли. А что, если они уже мертвы, и это мир духов, и куда бы они не пришли везде их будут гнать в шею? «Везде и нигде», — такой девиз подошел бы к этой картине наиболее удачно. Мысли и рассуждения надолго поглотили их сознание. Нет ничего хуже, чем додумывать события и поступки, рассуждать о мотивах других людей. Это сильно истощает и никогда не приносит пользы. Да, до чего-то можно догадаться, что-то может оказаться правдой, но узнав картину целиком, ты будешь только жалеть и в итоге признаешь, что счастье в неведении. Оттого не стоит заниматься самобичеванием и пытаться разобраться в людских поступках, люди непредсказуемы, а их мотивы не логичны. Порой лучше, как говорят, дождаться развития событий, но тут мы сталкиваемся со второй проблемой. Нет более тяжелого занятия, чем бездействовать. Бездействовать и просто ждать. Можно выполнять тяжелую работу, уставать и страдать от этого, но сиденье без дела и тупое ожидание тяжелее в стократ. Поэтому нужно отвлечься, переключиться на другую волну, заняться каким-то делом, а лучше несколькими, чтобы мозг и руки постоянно были чем-то заняты и у них не оставалось бы времени на ерунду.

Тем временем лесные грунтовые дорожки сменились на каменные, а лес вокруг стал строевым и ухоженным, словно лицо чиновника. Холеный, неестественный, слишком правильный, стройный и оттого до отвращения безобразный. Вдоль дорожек стали появляться флагштоки с пандемийскими флагами, а сами они становилась шире. Уже можно было встретить вооруженные патрули с алебардами на плечах, в начищенных латных доспехах, смотрящих на каждого прохожего подозрительным взглядом, будто бы видели его насквозь, все его темные делишки и умыслы. Оттого становилось немного не по себе, ведь и Линду, и Лассе было что скрывать, но все же здравый смысл брал верх и успокаивал, говоря, что это обычные люди и никакими магическими способностями они не наделены, но кто знает. Говорят, что магия живет в каждом из нас, и все мы к ней расположены, но только не знаем этого. Любовь ведь тоже сродни магии. Может и убить, а может даровать силу, которая сподвигнет на многие свершения. Просто? Да. Красиво? Безупречно.

Приближение города, столицы, чувствовалось на каждом шагу. Лес становился все реже, а дома, сначала хлипкие, деревянные, сменялись каменными одноэтажными с соломенными крышами до двух- трехэтажных корчм и таверн с черепичной крышей. Повсюду были вывески разных заведений: брадобреи, кузнецы, ткачи, литераторы, уличные художники, питейные дома и многое другое. Шум толпы с каждым шагом нарастал все сильнее, а это было только предместье, что же творится в самом городе, за его высокими зубчатыми стенами. Вскоре они вышли на главную продуктовую площадь, где, разумеется, доминирующим товаром были морепродукты, но на удивление не было никакого мерзкого запаха, как обычно это бывает. Рыба была исключительно свежей, а все неприятные запахи заглушали, предусмотрительно поставленные через каждые четыре прилавка, прилавки с душистыми травами и специями. По площади витал миллион ароматов от довольно обыденных и повседневных до безумно диковинных и просто не существующих, которые смешались уже в воздухе на этом рынке. Кругом счастливые, прилично одетые и улыбающиеся люди. Преимущественно в полосатые одежды, это были народные одежды пандемийцев. Никто на площади, да и по ходу всего пути не обращал на них никакого внимания и это раскрепощало. Отвлекало от раздумий и располагало к этому краю. Еще немного и Линд с Лассой погрузятся в эту беззаботную атмосферу праздника и веселья, хотя на дворе был самый что ни на есть рабочий день. Однако особняком стоял вопрос. Где королевский дворец, где жемчужина и центр города, ведь все это только предместье, здесь, как правило, жили низшие сословия. Где эти пафосные улицы с вышкуренными белыми домами, красивые статные стражники, дамы и лорды в пестрых и безумно нелепых одеждах, называющие это модой. Где балы, высокие нравы и разговоры о живописи и искусстве на скамейках под причудливыми фонтанами и статуями. Всего этого видно не было, но было видно крепостные стены Элеса, и внутренний голос подсказывал, что идти нужно именно туда. На удивление, людей встречалось все меньше, гул толпы затихал. Вскоре показались огромные ворота Элеса: величественные, укрепленные кованой стяжкой с орнаментом в центре ворот. На стыке створок, был металлический конус, видимо, противотаранное изобретение. Не ворота, а сплошное произведение искусства и инженерной мысли. Надежные, красивые, во истину королевские и закрытые. Да, ворота были заперты изнутри, и связь с внешним миром поддерживалась через маленькое отверстие-щелку, через которое можно было увидеть только глаза стражника. Любопытство — страшная сила. Линд постучал в ворота недалеко от щелки для глаз. Створка открылась, в ней — глаза стражника, бегающие из стороны в сторону, и кусок шлема.

— Чего надо?

— Мы бы хотели попасть внутрь.

— Не положено! Не видишь, ворота закрыты, прохода нет.

— Почему они закрыты?

— Ты что тупо… — он не договорил, вдруг послышался шёпот за воротами.

— Дай я посмотрю, очень голос похож… — в створке появилась другая пара глаз, в мгновение ока исчезнувшая обратно.

— Это он! — снова послышался шёпот за воротами, — Точно он, надо пропустить.

— Ты уверен в этом? Если ты ошибся, нас обоих отправят на плаху!

— Открывай тебе говорят!

Линд с Лассой лишь частично слышали разговор и толком не понимали, что происходит, но результат их вполне устроил. Ворота заскрипели, от резкого толчка с них осыпалась пыль, створки стали открываться. Замерли. Ворота открылись ровно на ширину плеч, чтобы можно было беспрепятственно попасть внутрь.

— Герцог, смотрите, — заорал мальчик на побегушках, — ворота открываются.

— Что они там себе позволяют, какого черта?!

Во внутренний двор вошли двое: мужчина в пандемийских штанах со светлыми волосами и девушка в обычной одежде с золотыми. Кто они?

— Это он, — сказал граф, подошедший к герцогу, — вне всяких сомнений.

Герцог уже сам это понял и ударил кулаком в стену. Ситуация выходила из-под контроля, а исход игры становится все более запутанным. Появился новый участник с сильной колодой карт. Он не должен был вернуться. Такой расклад никак не мог устраивать герцога, который почти уже выиграл «принцессу и полцарства в подарок». Черт бы их подрал, прийти именно сейчас в этот момент, ни позже на день, ни раньше. Нужно было что-то делать, но что? Победа, птица удачи, вырывалась из рук и улетала навсегда.

— Принц идет! — раздалось где-то за спиной. — Срочно готовьтесь к приему! Живей! Живей! — герцог ударил в стену еще раз, стиснул зубы, потом выдохнул и расслабил лицо, надев типичную маску дворянского лицемера, а затем возглавил процесс подготовки.

— Быстрее! Где дорожка? Где стража? Почетный караул! Живо! Принц во внутреннем дворе! — командовал герцог, потом перешел на шепот. — Еще повоюем.

Глава 53

Новый старпом на Беглеце

Как все неожиданно и удачно вышло. Еще недавно он потерял самое дорогое на этой земле. Подобно крысе, шнырял меж корабельных обломков в поисках наживы, а уже сегодня он старпом пиратского судна, которое держит путь в воды Гренгана. Разумеется, он не собирался становиться пиратом и оставаться в этом ремесле больше, чем было необходимо. Нет, ему не было омерзительно находиться в такой компании или осознавать, что он вне закона, нет. Он просто не любил море так, как любил лес. Лес был его стихией, его морем. Поэтому, как только он достигнет желаемой цели, сразу же выйдет из образа и покинет корабль, ни с кем не попрощавшись. А пока он старпом на корабле и в большой милости капитана. Вот что значит снять одежду с правильного трупа, в остальном дело за малым. Достаточно просто предугадать поведение старпома, так что Рен буквально сразу вжился в роль, и, кажется, никто не заметил подмены. Правда, был один скользкий момент, но новоиспеченный старпом с честью вышел из него. При погрузке на корабль кто-то из команды стал спрашивать, что за ненужные игрушки у старпома, намекая на лук и на отсутствие нужной игрушки — меча. На что Рен отшутился, мол отобрал его у маленькой девочки за то, что та назвала его пиратской крысой, и забросил лук куда-то далеко на палубу. Матросы рассмеялись и разошлись по своим позициям, не обращая на брошенный лук никакого внимания. Рен подопнул его под лежавшую на палубе парусину, а ночью, когда на верху было только несколько спящих дозорных, забрал его себе в каюту. В остальном все было прекрасно за исключением того, что по словам капитана, Гренгана они достигнут крайне нескоро. Предстояло совершить несколько крупных налетов на порты Намаза, ничего хлебного и денежного там не было, но страх и авторитет поддерживать было необходимо. Второй большой остановкой были воды Пандемии и проходящие там до краев заполненные либо товаром, либо золотом купеческие корабли.

— Для всего нашего мира настали темные времена, — говорил капитан Рену за обеденным столом, — но только не для нас. Нам на руку слабые государства, которые не могут дать отпор. Это как забирать конфету у ребенка — легко и приятно. Но так будет не всегда, поэтому нужно ковать железо пока горячо, — капитан снова расхохотался, повязал свою красно-черную бандану, надел поверх белой распахнутой рубахи с грязными манжетами зеленый камзол и вышел за дверь. Старпом, как обычно, помалкивал.

Рен мало-помалу привыкал к морской жизни. На удивление, и слава богу, он не был предрасположен к морской болезни, иначе пришлось бы долго объяснять, почему вдруг старого морского волка уложила на лопатки небольшая морская рябь. Обошлось. Все было прекрасно, но Рен очень не хотел участвовать в осадах намазских портов или пандемийских торговых судов. Притвориться своим среди чужих он мог, но командовать штурмом или осадой ему совсем не хотелось. Здесь была самая высокая вероятность того, что обман раскроется. Ведь отнюдь не достаточно выглядеть и вести себя, как старпом, чтобы быть старпомом, в любом случае нужны были хоть какие-то морские знания об устройстве корабля или ведении боя в таких условиях. Рен пытался ликвидировать свою неграмотность, ходил по палубам и постоянно грел уши в разговорах мужиков. Как-то раз сел с мужиками, чтобы сыграть в карты, на что мужики сказали, что лучше не стоит, а то старпом опять останется босым. Рен запомнил этот новый факт о своем персонаже и специально проигрывал партию за партией, выигрывая только одну игру в кругу, чтобы остаться в нуле. День за днем, вечер за вечером, а карточные игры приносили свои плоды. О чем могут разговаривать мужики, которые большую часть своей жизни прожили в море? Разумеется, о двух вещах: либо о девках, либо о самом море и корабле. Рен, как и полагалось, поддерживал оба диалога, но именно вторая тема была для него в приоритете. Женщины и удовольствие — это, конечно, хорошо и необходимо, но все же жить тоже хочется, поэтому нужно было слушать и учиться. И он слушал и учился. Благо, на пути корабля не попадались какие-нибудь заплутавшие суденышки, не буйствовала природа, как будто была с Реном заодно, подыгрывала и помогала ему, давала время подготовиться. Мужики говорили, что давно уже не видели такой благодати в море — идеальные условия. Паруса ловят ветер, а весла сушатся, максимальная видимость, прозрачная вода, а больше моряку ничего и не нужно. Однако все понимали, что все, что имеет начало, имеет и конец, поэтому не сильно обольщались таким подаркам природы и просто ждали, когда же грянет шторм, ведь это точно не они виновники такого торжества на море. Их заблудшие души уже потеряли искру, даже для самих себя. Моряки на борту жили от налета до налета, только новые ссадины на теле и адреналин напоминали им, что они все еще живы и могут чувствовать, и пускай только боль. Чего нельзя было сказать о капитане. Он был человеком больших амбиций и жил за всю команду, хоть и никогда бы этого не признал. Он никогда не спускался к мужикам, но имел просто зверский авторитет, видимо, было за что. Капитан ставил себя и был выше всех остальных на борту, но никто даже думать не думал, чтобы хоть как-то воспротивиться этому факту и попытаться его оспорить. Полное повиновение и подчинение. Такому можно было только позавидовать.

Сейчас корабль плавно и методично огибал острова Близнецы. Земля была с двух сторон. Изредка на мачты садились заплутавшие чайки и «зайцем» продолжали свой дальнейший путь. Дозорному на вышке открывался немыслимый вид, хотя за свою морскую жизнь, таких видов он навидался вдоволь и гораздо блаженнее для него были холодные камни под ногами, чем эти бескрайние пейзажи. По правую руку можно было наблюдать город-порт Мастань. Капитана он не интересовал. Порт был слишком велик для одного корабля, да и крайне небезопасно соваться в страну, где идет гражданская война. Слабые короли и временное правительство — это хорошо, а вот состояние войны — это плохо. Плохо, когда все силы мобилизованы и ждут атаку с любой стороны, так можно случайно и под раздачу попасть, поэтому от греха подальше и поближе к рифовому морскому дну одного из Близнецов. Сесть на риф, безусловно неприятно и даже опасно, но ведь риск — дело благородное. Самоубийство — нет.

За сутки они прошли пролив и отдалялись от земель Моссадора все дальше. Можно сказать, опасность миновала. До Намаза оставалось рукой подать, но нужно было сделать небольшой крюк. К сожалению, столица страны, оставшейся без армии, находилась совсем рядом с границей и, как ни крути, создавала серьезную опасность для одиночных вражеских судов. Некий такой щит. Поэтому следовало обойти этот щит и оказаться в тылу, где есть множество мелких безымянных портов, которые можно было успешно использовать в качестве тренировочных полигонов, чтобы потом успешно брать моссадорские торговые суда.

Все шло по плану. У капитана по своему плану. У Рена по своему. Однако Рен не заметил, как уже и сам стал восхищаться капитаном, несмотря на то, что еще ничего не успело произойти. Невольно в голову стали закрадываться сомнения, а не знает ли капитан его секрет, а не винтик ли он в большом плане капитана. Снова эти сомнения. Никуда от них не деться, даже, когда все хорошо, начинаешь сомневаться, настолько ли хорошо, а, может быть, могло быть еще лучше, а ты где-то свернул не туда и теперь довольствуешься малым. Но потом приходит сон и ночь, которые говорят тебе, что не важно, как все могло бы случиться. Что произошло, то произошло. Прошлое не изменить, а утраченное не вернуть. Что нельзя жить прошлым, а нужно довольствоваться настоящим, ведь в конце концов, самое главное, что ты еще жив. Все не так уж плохо, а трудности нужны для того, чтобы их преодолевать.

Один лишь корабль не знает никаких сомнений и лихо перепрыгивает небольшие волны, лишь изредка разбивая их в брызги, которые долетают до надписи на корме: «Беглец».

Глава 54

Дух в монете

Всю ночь послушник маялся, ворочался с боку на бок, вставал, делал круг по древнему капищу, вновь садился и наблюдал за тлеющими угольками костра. Смотрел в небо, считал звезды, сбивался, снова ложился и пытался заснуть. Не получалось. Тогда он смотрел на архимагистра и, видя, как тот сладко спит, злился еще сильнее, вновь вставал, проходил круг в обратном направлении, пиная попадавшиеся на пути кочки, и вновь пытался заснуть. Где-то в лесу «угукала» сова, гулял в густых кронах деревьев ветер, волки выли на полную Луну. Казалось, этой ночью спит только архимагистр. Послушник понимал какой завтра день, а может и не завтра. Не было точно известно, когда здесь объявится дух, а что если завтра? Вдруг архимагистру понадобится помощь, а он будет спать на ходу и путаться в заклинаниях. Это чувство, чувство ответственности давило на послушника, от этого он нервничал еще сильнее и вновь и вновь проваливал попытки погрузиться в объятия Морфея. Он чувствовал себя маленьким ребенком, который нервничает, что не выспится сегодня ночью, будет сонным на завтрашних уроках и получит нагоняй от строго учителя. Хотя может это все из-за томящего ожидания. Ждать неизвестно сколько, неизвестно что, откуда и как. Ох, та еще задачка, тут можно и свихнуться. После того случая с архимагистром, сражения послушник больше не представлял. Ему было стыдно и неловко. Поэтому заняться теперь было абсолютно нечем. В итоге он лег на сухой мох, где-то на капище, раскинул руки и поймал себя на мысли, что звезд не так и много, как говорят барды и прочие романтики в своих песнях. Если бы перерисовать их, то можно было бы очень быстро все пересчитать, а так, конечно, да, тяжело держать в своем воображении все эти точки, которые ты уже посчитал, окрашивая их в серый или красный цвет, кому как больше нравится.

— Чего остановился-то? Неужели наконец-таки уснул?

— Что? — послушник сел, осматриваясь откуда доносится до боли знакомый голос.

— Всю ночь ходишь туда-сюда кругами, я уж думал ты там траншею по колено вытоптал. Так знай, при охоте на духа, окопы не помогут и не понадобятся, — по-доброму засмеялся архимагистр.

— Мне не спится, — вновь откинулся послушник, наконец поняв, чей это голос. — Я думал, вы спите.

— Я сплю, но это не мешает мне быть в курсе всего, что происходит. Что тебя тревожит, ученик?

— Завтрашний бой… Или не завтрашний.

— О, нет, это будет не бой, вернее бой, но не в классическом его понимании. Да, безусловно, может дойти и до применения силы, но духа невозможно принудить и победить, с этим не справится вся наша гильдия, вся Школа. Нет. Духа нужно переубедить. Духи разумные существа, а наша задача склонить его на свою сторону, если только это уже не сделал Темный Владыка, и дух не мчится сюда, чтобы нас уничтожить, тогда все бесполезно, и боюсь, что мы уже проиграли.

— Почему вы взяли меня, а не какого-нибудь магистра? По части убеждений я явно не смогу составить конкуренцию никому из Совета или преподавателей.

— Не конкурент, это верно. Но вспомни их реакцию на наш поход. Очень часто, да почти всегда вера и желание предрешают успех дела. Твои глаза горят, ты готов многим пожертвовать, чтобы узнать что-то новое, ты любознательный, жизнь в тебе кипит, как ни в ком из Совета или преподавателей. Ты веришь в успех нашего похода, каким бы абсурдным и опасным он ни был. Поэтому я тебя взял.

— Откуда вы это знаете? Как догадались?

— Я был таким же. Ты не просто так мой ученик. Все в этом мире неспроста. Все взаимосвязано и имеет подоплеку. Мне не хватает того пыла, жара, юношеского максимализма, тебе не хватает знаний. Мы дополняем друг друга и друг друга учим. Это очень важно. Важно, чтобы всегда и во всем был круговорот, но наряду с этим — гармония, равновесие. Если энергия идет только в одном направлении, очень скоро она иссякнет и поток прервется. Но нельзя и бесперебойно поглощать, от этого богатым не станешь. Чем больше отдаешь, тем больше получаешь.

— Понятно, — задумчиво ответил ученик.

— Не спеши все понять и осознать уже сейчас, оно придет со временем. Жизнь достаточно длинная, чтобы познать себя, но безумно коротка, чтобы понять все вокруг. Слышишь меня?

— Слышу, слышу, учитель.

— Живи сегодняшним днем. Прошлое для историков, будущее для романтиков, настоящее для творцов, а маги самые настоящие художники, не зря ведь ты обучаешься в Школе Магических Искусств, — пошутил архимагистр, чтобы как-то разгрузить переполненного от информации ученика.

«Странно, солнце уже должно было взойти», — подумал про себя архимагистр.

Небо было темное. Погасли все звезды. Самое темное время суток перед рассветом. Вдалеке пылало зелено-желтое зарево.

«Началось».

Ученик вскочил на ноги и едва снова не оказался на земле, столь сильным был порыв вдруг поднявшегося ветра.

— Лежи, не вставай, — крикнул ему архимагистр, — схватись за какой-нибудь булыжник да побольше, сейчас дух выйдет в наш мир.

Ученик дрожащими руками схватился за какую-то плиту. Весь его азарт, желание, спесь, будто бы сдуло этим ветром. Зеленая вспышка. Хлопок. Небо разорвало напополам. Желтый луч ударил в землю, недалеко от раскидистого дерева в центре капища. Архимагистр уже был на ногах, когда послушник осмелился открыть глаза и все-таки посмотреть, что же произошло. Архимагистр стоял прямо и расслабленно, напротив него шагах в двадцати была желтая мерцающая сфера. Сияние слабело. Еще сильнее. Все четче становился силуэт духа. Вскоре сияние исчезло совсем. А в выжженном кратере стояла обыкновенная девушка.

— Шарли, — робко проронил архимагистр.

«Что, что такое, что за Шарли?» — запрыгали вопросы кордебалетом в голове послушника, он видел, как учитель остолбенел, такое промедление могло стоить очень дорого. «Давай, вставай»» — сказал он себе, подскочил на ноги и побежал. В несколько уверенных шагов он оказался за спиной учителя и прикосновением дал об этом знать.

Дух с интересом рассматривал гостей этого места силы, причудливо поворачивая голову на бок и медленно водя глазами.

— Шарли, ты узнаешь меня? Я — Ребой. Я — друг.

Дух резко выпрямил голову и замер в ожидании дальнейшего развития событий. Было видно, что дух еще очень молод и не знает ничего о себе, кто он и что может. Ведомый только инстинктами он путешествует от места силы к месту силы, привыкая к новой форме жизни.

— Мы вместе бежали с Глокты на «Беглеце», ты помнишь? Наш корабль был уничтожен морским червем. Я думал, вы все погибли.

Дух с интересом слушал и смотрел уже не только на архимагистра, но и на его молодого спутника.

«Погибли», — медленно, растяжно повторил про себя архимагистр.

— Ты знаешь, как ты здесь оказалась?

Дух нахмурился, что-то прошипел, волосы духа поднялись, словно змеи медузы-горгоны. В мгновения ока дух оказался в воздухе и стал кружить над капищем.

— Что это было? Что произошло? — немедленно требовал объяснений ученик.

— Я знаю эту девушка, мы были с ней знакомы, она стала духом, но это невозможно. Духи не могут жить в нашем мире, они всегда гости, гости… Но я тоже… Мы вместе… И еще… — погружался в раздумья архимагистр.

— Учитель! — взвыл юноша, — Что делать с духом?! — нарастал шум, еще чуть-чуть и кровь пойдет ушами.

— Скорее, привлеки её внимание, она собирается покинуть капище, быстрее. Быстрее, помнишь «Лунный свет»? — ученик кивнул в ответ. — Вместе, надо привлечь ее внимание, попытайся попасть ей в глаза.

Два белых луча, один яркий, словно солнечный день и второй, чуть ярче фонарной свечи, хаотично били в небо, пытаясь сбить зелено-желтое кольцо с неба. Удалось! Кольцо захромало, превратилось в лежачую восьмерку. Шум стихал. Снова падение с грохотом. Архимагистр и юноша подбежали к желтой сфере, из которой вскоре снова появилась девушка. Она как ни в чем не бывало, вновь стала их осматривать, словно видела впервые. Архимагистр садился на уши духу, в этот раз он не дал себе проявить слабину, говорил уверенно и без остановок, рассказывая весь путь от их появления в Глокте до кораблекрушения и последней встречи. Дух слушал и все сильнее проникался к человеку в рясе. Дух понял, что человек не опасен и хочет помочь, что человек друг. Сильный друг. Надежный друг.

— Хочешь знать, что было дальше? — спросил архимагситр.

Дух медленно кивнул. Архимагистр уловил это движение. Раскинул руки. Стал что-то говорить. Из глаз его полился яркий свет, через мгновение с духом стало происходить тоже самое. Они поднялись вверх, выше и еще выше, выше раскидистого дерева, снова вспышка. Обессиленный магистр падет, в последний момент послушник успевает смягчить его падение. Монетный звон. Где-то неподалеку с неба упала монета, звонко ударившись о камни.

— Учитель, а правда, что духи живут в лампах?

— Нет, это все россказни глупцов, — улыбнулся магистр, выводя свою гнедую из леса на тракт в сторону Корвиды.

Глава 55

Клещи Темного Владыки

Настало время для решающих действий. Темный Владыка набрал достаточную мощь, чтобы сокрушить Крокатун и подчинить себе все земли Моссадора. Для начала. Словно пчелы на мёд на протяжении нескольких месяцев сбегались самые ужасные порождения темной магии, ненависти и страха в крепость Сэт-Хем. Еще недавно заброшенная и всеми проклятая крепость одиноко стояла, будто надгробная плита во главе братской могилы. Сейчас складывалось впечатление, что кладбище ожило. Бесчисленное множество огромных черных пауков из самых дремучих лесов Дойейтайна, полчища падших крылатых воинов — лилидийцев, они здесь были в качестве наемников и были пастухами на этом адском пастбище в отсутствие Темного Владыки. Огромные, шестирукие и многоглазые горные тролли, орда восставшей нежити времен Войны песков, Темный Владыка возвращал себе контроль над черной магией из подручного материала — практиковал в некромантии, благо крепость стояла в буквальном смысле на костях. Пушечным мясом всей этой тьмы были бесчисленные и тупые гоблины разного происхождения: пустынные, горные, лесные. Владыка поднялся на стену крепости и осмотрел плоды своего кропотливого труда. В голову стали закрадываться сомнения. А действительно ли для солдата и армии в целом столь важен интеллект, когда можно взять свое количеством. Так или иначе план переходит активную фазу. Время подготовки подходит к концу. Малочисленная, но вооруженная армия подчиненных вальдау на востоке и огромная туча низкосортных… чего? Боевых единиц на западе. Владыка сжимал столицу стальными клешнями. Крокатун не выстоит. Не выстоит сейчас, не выстоял бы и в лучшие годы, когда у власти были сильные и способные правители, а в городе и в стране царила атмосфера счастья и достатка. Сейчас Крокатун слаб, прогнил на всех уровнях, во всех сословиях. Можно было не переживать о неприступных стенах столицы. Сейчас ничего не стоит найти того, кто готов продать безопасность и спокойный сон тысячей жителей за пригоршню монет. Таких же подлых и мелочных, как и он сам. Но разве можно его упрекнуть? Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше. Но ведь с другой стороны все идет с детства, с воспитания. Человеческая династия уже достаточно долго правит Моссадором, чтобы успело вырасти новое поколение крокатунцев, воспитанное в жадности, алчности, грехе. Уже утеряны все прописные истины и мораль. Нынче все измеряется деньгами и собственной выгодой, нет ничего святого. Такие слова, как любовь, семья, честность, честь — бесследно утрачены и подменены на одно — алчность. Что может государство, в котором каждый тянет одеяло на себя? Ничего. В Моссадоре теперь самый редкий «зверь» — это не реликтовые леса где-то в горах, а патриоты и люди чести. Возможно, последние из них долгое время скрывались в повстанческом городе под горой, но, увы, ничего не вечно под Луной. И вот уже некогда патриоты маршируют под знаменами Темного Владыки, продвигаясь по знакомым опушкам и тропам в сторону сердца своей страны. Но не для того, чтобы влюбиться или покорить его, а исключительно ради того, чтобы пронзить. Хватит одного точного выпада, но поднимется ли рука? Поднимется. К сожалению. Чем плохи гражданские войны? Они уносят жизни лучших людей государства, самых идейных, умных, понимающих. Достаточно смелых и способных на то, чтобы решиться что-то изменить, какую бы сторону они ни занимали. Но всегда, всегда, подлые, мерзкие люди, предатели, смогут переждать эту бурю мечей и копий, чтобы потом хитростью и обманом занять свою почетную нишу. Сейчас идет гражданская война, единственное — что причиной всех конфликтов является один безумный… человек ли? С полной колодой карт на руках. Теперь перед каждым стоит вопрос: остаться ли верным себе и своей отчизне или перейти на сторону победителя? И ни одно решение нельзя осуждать. Нельзя судить человека за его желание жить.

Владыка величественно прошел по стене, жестом приказал капитану лилидийского наемного полка спуститься и что-то сказал тому. Лилидиец энергично закивал и вернулся в воздушный строй, чтобы донести до командиров низших рангов, которые по совместительству стали сотниками и тысячниками Орды, важные распоряжении Владыки. Вскоре планерка была закончена и лилидийцы разлетелись, кто куда. Должно быть это безумно сложно, командовать безмозглыми созданиями, как ими можно вообще управлять и хоть что-то доносить? Но Владыка знал, что он делает, он прекрасно знал, что лилидийцы не похожи ни на людей, ни на вальдау, ни на пустынников, ни на кого-либо еще. В добавок ко всему говорили они не ртом, а горлом, клокотанием, вибрациями. Именно поэтому их в шутку называли полиглотами. Лилидийцам не нужен речевой аппарат, чтобы объясниться с любой живой формой жизни. Их вибрации каким-то неведомым образом воздействовали прямиком на мозг собеседника и передавали информацию в образах и картинках, не используя никаких слов. Возможно, эта армия еще сможет научиться выполнять команды, но надежда тлеет угольком в очаге старого ветхого дома простой крестьянской семьи.

Вскоре перед главными воротами крепости собралась вся живность, обитающая крепости, кроме нежити, которой было приказано смирно стоять в сторонке. Если забраться высоко в горы, поймать ясную погоду и посмотреть вниз, может показаться, что посреди пустыни вдруг появилось озеро с морскими волнами, постоянно перетекающими и меняющими свою форму. Лилидийцам было приказано построить армию обычным квадратом. Пока что перед Владыкой была лужа, квакающая лужа. Летающие наемники из всех силы пытались слепить из этой разбегающейся ртути по столу хоть что-то алюминиевое, не очень прочное, но имеющее форму. Тщетно. Первые попытки не увенчались успехом. Вторые — тоже. Большая часть солнечного дня осталось за кишащей лужой, лилидийцы ничего не могли противопоставить. После очередного совещания в воздухе они распределились на равное расстояние между собой, образовывая тем самым квадрат и одновременно стали произносить одни и те же звуки. Потихоньку бесформенная лужа принимала форму квадрата с переменной границей и могла удерживать свою форму, пока раздается команда.

— Браво, пташки, — аплодировал со стены Владыка, — на сегодня достаточно.

Клокотание резко оборвалось, и квадрат тотчас растекся в лужу, из которой во все стороны потекли черные ручейки, через считанные секунды не осталось никого, кроме Владыки и крылатых наемников. Так черная лужа разгромно проиграла крылатому интеллекту нокаутом. Владыка жестом показал лилидийцам, чтобы те проваливали, лениво отмахиваясь от них, как от назойливых мух, и остался один, загадочно глядя куда-то вдаль, на север. Может быть, он хотел разглядеть Коморию и Школу Магических Искусств или уже отправился в поход на Крокатун, уничтожая все на своем пути, не щадя ни женщин, ни детей, а может быть просто задумался и поймал себя на мысли, что не отказался бы от свежего спелого яблока. Такого, чтобы, кусая его, яблочный сок брызгал во все стороны, заливая рукава и грудь черной рясы. Но все это только предположения. Он помахал рукой в воздухе еще раз, на этот раз отгоняя от себя дурные мысли и прыгнул со стены. Превратился в черный дым и направился по горным склонам в Варлу, где его ждала совсем другая армия. Армия, которая могла преподнести ему много сюрпризов, как приятных, так и не очень. Странно, но и людей, чье сердце заполнили боль и страдания, пугала неизвестность. Он был прагматиком и очень не любил сюрпризы, он хотел все и всегда знать наверняка, а разумные создания, даже покоренные, всегда были бомбой замедленного действия. Никогда не знаешь, когда рванет эта динамитная шашка и насколько сильно она разнесет стабильный и понятный тебе мир. Однако, он был абсолютно уверен, что овчинка стоит выделки, и стоит пойти на этот риск, ради достижения цели, а цель была одна. Прошло столько времени, те, кто его тогда уничтожили, уже давно покинули эти земли, этот мир, но для безумца — это малый аргумент. Когда все твое черное естество жаждет мести, мести не конкретным персонажам, а всем и каждому за то, что они есть, живут, радуются, а не страдают так, как страдает он. Что не были вынуждены долгие годы блуждать за гранью реальности, что не были преданы анафеме и забвению. Месть, только месть, большая и каждому. Пир мести, шикарный, с маскарадом, приглашенными музыкантами и балом, на котором он мог утолить жажду, хотя лишь частично и на время. Владыка уже давно перестал чувствовать, перестал испытывать эмоции, ощущать дуновения ветерка на своем лице, тепло солнечных лучей. Последний раз он смеялся, когда яростно сражался с баторианами, но смеется тот, кто смеется последний, а последним оказался не он, хотя и в истории его жизни… хм, существовании, еще не поставлена точка. С таким военным потенциалом он имеет все шансы, чтобы засмеяться последним. Ни одна улыбка больше не появится на любом другом лице — только гримаса смерти. Да, действительно, смеется тот, кто смеется последним. Самым последним.

Глава 56

Инаугурация Линда

Прием в Элесе оказался на удивление теплым. Сон на яву и самое яркое подтверждение крылатой фразы «из грязи в князи». Еще вчера он очнулся, лежа лицом в желтом грубом песке арены, в абсолютно чужом и незнакомом мире, без памяти, без каких-либо планов и целей на жизнь, а уже сегодня он стал или вернее — оказался пропавшим сыном Пандемии, да не просто сыном, а принцем, и принимая в расчет недавние события, связанные с цареубийством, новым властителем островного государства. Еще тогда, когда его выбросило на остров Скол, лежа в лазарете, он поклялся себе, что больше ничего и никого не забудет. И он помнил. Помнил тех людей, которых он считал друзьями, не смотря на то, что были они знакомы считанные дни, но люди сплачиваются вокруг общей беды. «Кто мы и откуда?» — этот вопрос фоном звучал в головах каждого из шестерки, но никто не осмеливался спросить о нем вслух, однако каждый понимал, что в этом они между собой похожи, как две капли воды. Но все они мертвы. Все до единого. В один миг никого не стало. Последнее, что он помнил с событий на «Беглеце» — это то, как вокруг Ребого, появилась какая-то мерцающая сферическая оболочка, потом Линд получил по голове чем-то тяжелым и очнулся уже на острове от радостного крика морских дьяволов или попросту — чаек и прочих крылатых, жаждущих полакомиться переработанным морепродуктом. Но все это уже в прошлом и стало частью его истории, которую он никогда не забудет, как и поклялся. Сейчас он король, и следует соответствовать этому, а не наматывать сопли на кулак, вновь и вновь переживая былые горечи и потери.

В скором времени прошла инаугурация, народ принял его. Из толпы то и дело раздавались возгласы: «Принц вернулся!», «Это он! Слава Богам!», «Ну, теперь-то заживем!». Народ настолько был рад возвращению наследника трона, что тотчас простил новому государю весьма опрометчивый шаг. Первое, что сделал Линд, объявил Лассу своей законной супругой со всеми вытекающими отсюда последствиями и притязаниями на трон. Народ ликовал. Два праздника вместо одного. На следующий день после инаугурации, Линд и Ласса сыграли пышную свадьбу, и только дворяне были крайне не довольны этим союзом. Какую-то чужачку и на трон Пандемии? Такого себе не позволял ни один из государей. Однако сейчас народ счастлив, кончилось недолгое, но крайне неспокойное время, поэтому форсировать события не имело никакого смысла. Толпа бы сошла с ума от такой концентрации негативных перемен на пандемийском престоле.

Линд мерно разгуливал по тронному залу его фамильного дворца. Привыкал к длинной королевской мантии, которая мешала каждому его шагу, что, впрочем, не мешало его умственной деятельности. Он пытался осмыслить случившиеся события и связать их в общую цепочку, но получалось не очень хорошо. Единственной зацепкой, да и связью, были его пандемийские полосатые штаны, но как он оказался в том гадюшнике? Ответа нет. С другой стороны, стал понятен смысл жизни и происхождение, оставалось восстановить лишь малую часть событий, а именно тот период с момента отбытия его из порта Элеса и до момента сражения на арене. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что в этом плавании случилось что-то непредвиденное и плохое. Может быть, на них напали пираты, он попал в плен, а дальше его продали где-то в Глокте. Может быть. А может быть, это снова морской червь. И тут сердце забилось сильнее, кровь стала активнее приливать к голове, в висках пульсировало, дыхание участилось. Он подошел к окну и глянул в даль. «А что, если у меня метка, и этот червь просто охотится за мной? И уже трижды мне удавалось от него скрыться…» — он осмотрел свои руки и не увидел ничего кроме перстня государя, который на Пандемии заменял классические скипетр и державу. Успокоился. Снова отошел от окна, продолжая разгуливать по тронному залу, на ходу борясь с доставучей мантией. «Беглец». Почему, когда мы встретились с капитаном в одной из корчм Варлы, он сказал, что ему знакомо мое лицо?» — рассуждал про себя Линд. И тут в голову стала приходить новая версия случившихся и успешно забытых событий. «Беглец», тогда в порту Глокты, название корабля не показалось ему каким-то абсурдным или глупым, ведь гораздо чаще корабли называют как-нибудь пафосно, ведь как корабль назовешь, так он и поплывет. А тут «Беглец», но Линда нисколько это не удивило. «А что, если, отплыв от Элеса, на нас напали пираты с «Беглеца»? Они перебили большую часть команды, а остальных продали в рабство? Вот почему капитану знакомо мое лицо, но, видимо, мы предложили тогда ему слишком большую плату, и он просто потерял бдительность» — выстраивалась еще одна небезосновательная теория. Однако это всего лишь версия, больше, нужно было больше информации и фактов. Где их взять, откуда…?

— Государь, — вдруг обратился к нему придворный служащий, — скоро к Вам с визитом пребудет Владыка Моссадора, он безумно обрадовался новости о Вашем возвращении и, тем более, свадьбе и хочет лично поздравить Вас с этими событиями. Они прибудут в порт Элеса через несколько дней.

— Распорядитесь оказать им достойный прием, — отреагировал Линд на событие, скрывая волнение. Служащий поклонился и, расшаркивая ногами, не поднимая головы и не поворачиваясь спиной, добрался до выхода из зала.

— К нам идут важные гости, — откуда ни возьмись появился Герцог.

— Да, — холодно ответил Линд и отвернулся в окно, делая вид, что он хозяин положения и вовсе не взволнован этой новостью.

— Наши страны очень сильно дружат, и среди жителей Моссадора очень много пандемийцев, не так ли, сир? — змеёй шипел вокруг Линда Герцог.

— Да, все именно так, я прекрасно осознаю всю важность этого визита.

— Тогда я надеюсь, государь осознает, чем чреват неподобающий прием Владыки Моссадаро или еще того хуже. Ведь мало ли, что может случиться.

— К чему ты клонишь? — Линд обернулся, отпустив подоконник, и никого не увидел. Никого в зале, кроме него самого не было. Его вопрос остался без ответа, эхом разносясь по коридорам и лестницам королевского дворца.

Очередная загадка. Что имел ввиду этот засранец? Да, именно засранец. Линд сразу же приметил Герцога еще с первого появления во дворце, слишком уж он был учтивый и радовался возвращению тогда еще принца, больше, чем кто-либо еще, но переиграл, тем самым сильно оголив свою лицемерную и подлую сущность. С ним нужно было держать ухо в остро и ждать ножа в спину в абсолютно любой момент.

Довольный Герцог тенью скользил по лестницам королевского дворца, вскоре покинув его через черный ход, направился к восточным воротам невысокой крепости, окольцевавшей дворец, которая выполняла не столько оборонительные функции, сколько декоративные, и направился в черную слободу. Накинув капюшон на голову, тень Герцога скользила уже по разбитой и ухабистой дороге вдоль стен покосившихся домов. Он куда-то спешил, при этом улыбка с его лица не пропадала ни на миг. Наконец он добрался до последнего дома, который одиноко стоял на берегу небольшой заводи. О, ну и насрано же там было. В прямом смысле этого слова. В радиусе десяти шагов вокруг дома, все было загажено птичьим, голубиным, пометом. Да, это был дом местного «черного» почтальона. На Пандемии почтовыми голубями было разрешено пользоваться только королевской семье, остальные летные почтовые службы были запрещены, но, видимо, Герцог, имея нужное влияние и авторитет, смог обойти этот запрет. Задрав до колена штаны, пританцовывая на носочках, Герцог ловко прошел «минное» поле, как будто делал это уже не в первый и даже не в сотый раз. В доме за столом в полнейшей темноте сидел мужчина. Глаз его было не видно. Длинные неопрятные волосы, борода — все лицо напрочь заросло, оттого глаз и не было видно, торчал только красный нос — видимо, мужик добросовестно пил.

— Ну хоть бы раз зажег свечу, — заворчал герцог.

— Я слепой, даже днем я живу в темноте… Разве вы забыли?

— Да, да, но мне абсолютно насрать. Зажги чертову свечу. Не умничай или кончишь здесь без моей помощи, сожранный своими голубями.

Почтальон послушно зажег свечу и терпеливо ждал, пока Герцог осмотрит себя всего с ног до головы, проверяя, нет ли где на нем этой приметы на удачу.

— Держи записку, — Герцог вложил в руку почтальону, — все туда же, понял? И в этот раз без косяков. Послание очень важное. Второй попытки не будет. Понял? — в ответ молчание, — Понял, я спрашиваю?!

— Понял, — тихо ответил почтальон. Он встал со своего места, прошел к кормушке, нащупал жердь, к которой за ногу были привязаны голуби. На ощупь нашел нужного голубя с буквой «Б» на кандалах. Вложил маленький сверток в специальное крепление и выпустил голубя.

— Как ты делаешь так, что птицы к тебе возвращаются? — спросил Герцог.

— Простите, но это моя тайна, узнав ее, я стану вам не нужен.

— А ты не такой дурак. Ладно. Завтра распоряжусь, чтобы тебе снова прикатили выпивки и принесли чего-нибудь пожрать. Выглядишь хуже смерти, видел бы ты. Ха! Видел бы! — расхохотался Герцог, подбирая штаны в руки, чтобы также грациозно пройти «минное» поле в обратном направлении.

Глава 57

На Крокатун

— Что? — лицо Темного Владыки впервые за долгое время изобразило хоть какую-то эмоцию. — Феанор! Живо! Седлай всю свою братию! Идем брать Крокатун. — фигурка Феанора ожила и направилась к выходу, послушно выполняя приказ.

Костет стоял, облокотившись на колонну, и поспешил спросить, что же случилось.

— Все складывается просто идеально, лучше некуда, — зашипел человек в капюшоне, — королевская семья покинула Крокатун.

— Это, должно быть, радостная весть, — Костет тут же поймал на себе неодобрительный взгляд.

По необъяснимым причинам, Владыка решил не подчинять себе разум Костета, как он это сделал со всеми вальдау. Владыка видел Костета насквозь, видел, как его сердце день за днем становится все чернее. Чернильное сердце — это то, что нужно было Владыке от каждого его солдата, но подчиняя разум, он действовал как опиум, всего лишь подчиняя и властвуя над мыслями. Но сердце, сердце — это другое. Его невозможно подчинить, ему нельзя приказать, над ним не существует власти. Нет ничего сильнее доброго, любящего сердца. К сожалению, это правило работает в обоих направлениях. Еще когда Костет стоял за воротами, и стражники поливали его стрелами, уже тогда Владыка почувствовал это и пустил гостя абсолютно сознательно. Универсальный боец, которого не надо в чем-то убеждать, принуждать, он сам пришел к этому. Остервенел. Некогда красное пылающее сердце, теперь навсегда покрылось роговыми чешуйками. О да, нет ничего лучше этого. Оставалось немножко поработать над строптивостью, и все, можно заворачивать эту конфетку в обертку. Это мог быть очень сильный союзник, и Владыка это понимал.

Яр и старейшина общины вальдау продолжали стоять, как вкопанные посередине зала. Ближе к полудню вернулся Феанор, запыхавшийся и порядком уставший. Облокотившись на колонну и отдышавшись, он отрапортовал Владыке, что войско построено и готово к походу, в ответ получил команду «встать в строй», и округлая тушка Феанора направилась к своим собратьям.

— Ты готов к походу?

— Я? Конечно, готов. Не помню, чтобы я столько долго сидел на одном месте, ожидая хрен знает чего. Может, манны небесной?

— Поумерь свою спесь, юнец. Скоро тебе представится возможность проявить себя. Отправляйся в конюшню, тебе выдадут коня.

Должно сказать, что Владыка мог бы сам управлять всей армией без всяких там военачальников в лице Феанора и прочих сотников, но это безумно утомительно, постоянно находиться в этих пустых головах, постоянно быть в напряжении. Нет уж, Владыка был расчетлив. Впереди ждала битва. Силы нужно экономить, а управлять тупицами, можно и с помощью специально обученных лакеев. Однако для Костета он сделал исключение, собственноручно добравшись до конюшенного, и распорядился о выдачи коня приближенному Владыки.

Вскоре войска покинули Варлу и направились по уже знакомой Костету дороге, прямиком на Коммен и далее по главному тракту. Не было резона скрывать свое наступление. Количественный и качественный перевес был на стороне захватчиков. Тем более в Могильных землях ждал команды огромный рой смертоносных тварей. Пусть противник знает, что Владыка идет, пусть знает, что скоро случится бойня, пусть знает, что уцелеть в этой битве невозможно. Пусть знает и боится. Владыка уже атаковал Крокатун.

Яр, как и все вальдау, шел пешим строем, хоть и в авангарде. Каждый шаг по родной земле открывал в его памяти какое-то новое, вернее хорошо забытое чувство, ощущение. Он вспоминал, как будучи мальчишкой, еще совсем юнцом, часто сбегал из столицы с ребятами постарше и шел в походы до Коммена, до Варлы, по этим же самым дорожкам. Вспоминал, что, возвращаясь домой, обязательно получал взбучку от отца и в наказание работал по три смены подряд в кузне. Может, поэтому из него и вышел превосходный кузнец. Делать великолепные изделия, при этом во сне, дорогого стоит. Родная земля придавала ему силы и как будто снимала чары Владыки. Но то были мимолетные видения и не более. После каждого такого просвета петля затягивалась все сильнее, и от оазиса посреди пустыни вновь ничего не оставалось.

Вальдау весело маршировали уже долгие-долгие часы подряд, гонимые плетью хозяина. Владыка вел их в Коммен. Ничто так не придает сил, как ненависть. А ненавистью, о, поверьте, Коммен просто переполнен. Не было места более подходящего для поднятия боевого духа вальдау. Настало время подкинуть в костер дровишек. Владыка гнал свою армию изо всех сил, пытаясь вымотать и утомить, чтобы сделать их слабее перед своими чарами, чтобы та боль и страдания, которые витали между крыш и домов Коммена смогли беспрепятственно поглотить каждого солдата с ног до головы.

Костет гордо и надменно преодолевал свой путь верхом. Наверное, у него у единственного было отвратительное ощущение дежавю, ему совсем не хотелось возвращаться в Коммен ни под каким предлогом, еще были свежи раны, но такова воля Владыки, хозяина. Костет был ему обязан за хлеб и кров и платил преданностью.

Вечерело. Владыка загнал свое стадо в загон под названием Коммен. В свете заходящего солнца Коммен выглядел еще ужаснее. Длинные тени острых шпилей домов, красно-желтый свет солнца на и без того багровых стенах и улицах города только нагнетал атмосферу.

— Смотрите! — заговорил Владыка, внезапно оказавшись на крыше одного из домов, — Смотрите, что они делали с вашими родичами! Жестокие казни, кровавые бойни! Виселицы, гильотины! Их четвертовали, разрывая лошадьми, колесовали! Сжигали на кострах, сажали на кол! Закидывали камнями и скармливали вонючим псам! А все из-за чего? Из-за того, что они справедливо считали, что Моссадор — это их дом! Что они были не такими, как все эти палачи, поклонялись другим богам, и хранили верность другому королю. Разве этого достаточно, чтобы чинить зверские расправы над беззащитными и ни в чем не виновными вальдау? А?! — Владыка взывал к толпе.

— Нет! — ответила армия.

— Я не слышу! — заорал в ответ Владыка, брызжа во все стороны слюной.

— Нет! — громом разразилось над Комменом.

— Что вы сделаете первым делом, когда попадете за стены великого Крокатуна?!

— Уничтожим всех! Отомстим! — ответ безусловно порадовал Владыку. «А теперь пусть немножко походят», — подумал он про себя и дал команду вольно.

Костет весьма вяло реагировал на пламенную речь Владыки, возможно, потому что ему было плевать, а возможно из-за того, что с этим городом и землями его связывали совсем другие воспоминания. Пока Владыка рвал свою глотку и всячески заводил толпу, Костет направился к тому дому, который еще недавно служил ему темницей.

— Что тебя тревожит? — внезапно за спиной появился Владыка.

— Не твое дело, уважаемый.

— Я могу не спрашивать, а просто залезть тебе в голову, — аргумент подействовал.

— Я был в этой камере. В ней погиб один из моих товарищей, я не смог его спасти, — опустив некоторые детали, ответил Костет.

— Тебя это гложет?

— Да, черт возьми, меня это гложет!

— Что произошло?

Поняв, что Владыка не отстанет, пока не узнает правду, Костет решил рассказать свою историю и как можно быстрее закончить с этой исповедью.

— Будь ты проклят. Я оказался здесь в плену, потому что меня видели в обществе вальдау. Здесь, — он показал на камеру напротив, — сидели взаперти два моих собрата по несчастью. Одного я смог вынести, когда весь гарнизон бежал прочь, видя пылающие крыши Варлы. Второй был уже мертв, — на мгновение Владыка перестал слушать, отвлекшись на новую информацию, выходит столица в курсе событий в Варле, но быстро взвесил все за и против и счел, что это только на руку, помимо слухов и дыма на горизонте будут и свидетели, и вновь притворился внемлющим и заботливым.

— Ты же хочешь им отомстить?

— О, нет, иди-ка ты со своими проповедями, — он не успел договорить, как уже в темном небе раздалась яркая вспышка красного цвета.

— Моровая дева, — закричал кто-то.

Нет, это была не моровая дева, а нечто похуже. Молодой дух. Только что переродившийся и в панике бросающийся из стороны в сторону. Дух не мог контролировать свою силу и хаотично метался из стороны в сторону, раскидывая звуковые волны в разные стороны. Он мог порядочно навредить. Дух спустился еще ниже и пронесся прямо над головой Костета.

«Что? Рези? Не может быть!», — прокричал про себя Костет, а спустя мгновение Владыка уже во всю расстреливал молодого духа и загонял в энергетические ловушки и кандалы нежданного гостя. Владыка оглушал и ослеплял молодого духа яркими вспышками. Дух слабел и вскоре сдался. Обрушилась зловещая тишина, которую вдруг прервал звон монеты, упавшей на камни.

— Что ты с ней сделал?! — налетел на Владыку Костет и взял его за грудки. Владыка довольно улыбался, перекатывая монету костяшками пальцев.

Глава 58

Знакомство с Еной

Высокая зеленая трава, ветер причесывал ее то справа налево, то слева направо. Горная цепь разделяла Гренган на старую и новую части. Через горную цепь как будто специально был вытоптанный пологий перевал. Может быть, его действительно проложили торговцы и путешественники, а, может, здесь не обошлось без славных горняков вальдау, или, быть может, здесь происходило нечто необычное, что и послужило причиной такого резкого отсутствия горной породы в одном достаточно широком месте. Так или иначе, история этого места была забыта, но до сих пор многие придумывают и рассказывают легенды о нем, кто-то признается в своем литературном таланте, а кто-то настаивает на истинности своей истории. И то, и то выглядит крайне забавным. Но жизнь скоротечна, и на смену старым песнярам и бардам приходят новые. Круг замкнут, а цикл бесконечен. Однако одно можно сказать наверняка: место это воистину таинственное и, что ли, магическое. Здесь всегда чувствуешь прилив сил и энергии. Наверное, это так влияет горный воздух, спустившийся на равнину, где прямо напротив перевала стоит гордый Цедос. Некогда заставная деревушка, которая разрослась до достаточного солидного города, не имея в своем арсенале ни морских, ни, в последние годы, сухопутных торговых путей. После того, как Намаз попал под блокаду Объединенных королевств, многие торговцы предпочитают попадать в Гренган морскими путями. Тем не менее, город жил и процветал. В городе, точнее немного поодаль, в соседней деревушке, из которой до крепостных стен было рукой подать, жила Ена. Рыжеволосая девочка, в деревне ее называли «дитя природы». Она с малых лет осталась сиротой, но ни на сколько не потеряла радости к жизни. Многие поражались этому, а Ена никогда не понимала, почему люди грустят и плачут на похоронах. Когда ей пытались что-то объяснить, она спокойно отвечала, что общается с родителями, что они живы в ней самой, и прикладывала ладошку к груди. Ена любила солнце, ветер, дующий с гор, стаи облаков, которые безуспешно день за днем пытались обогнать птиц. Она любила убегать в лес, хотя сначала ей было страшно. Но потом она рассказала, что нашла там людей и очень любит их. Взрослые списывали это на детскую травму и не спешили клеймить ее прокаженной. Однако с возрастом ничего не поменялось, Ена все так же любила убегать в лес и в горы, только уже на более долгий срок. Люди стали относиться к ней с опаской, считали себя виноватыми, что не смогли коллективно вырастить бедную девочку, оставшуюся без родителей. Считали ее олицетворением всех грехов деревни, обходили стороной, а она просто улыбалась им и дарила венки детям. Дети, надо сказать, любили ее, за что потом получали нагоняй от родителей вечером, но на утро вновь бежали к ней играть. Ена всегда была босой, не важно, куда она отправлялась: в лес ли, в горы, или просто по полю побегать — не важно, но всегда, неизменно, ноги были ее чисты, а ступни розовы и гладки, как у младенца. Дети, которые прибегали к ней играть, часто просили рассказать про таинственный перевал, объясняя это тем, что они не верят уличным рассказчикам, потому что от них плохо пахнет, или они кажутся им злыми. А Ена добрая. И дети верили ей, но ей не хотелось вводить их лишний раз в заблуждение, поэтому зачастую она просто отшучивалась и рассказывала такую сказку: «Когда-то, давным-давно, первый король Гренгана подпоясал нашу страну горным поясом, чтобы она не разбрасывалась своими богатствами, но богатств было столько, что этот ремень не выдержал и порвался, а Гренган разросся на долгие дни в пути за горы». Она считала, что нужно любить свою страну, тем более такую прекрасную и солнечную, и эту любовь нужно прививать с детства. Взбудораженные дети прибегали домой, рассказывали эту историю родителям, после чего получали по шее и теряли весь свой энтузиазм во времяпровождении в углу бревенчатого дома. А ведь Ена была права, сложно было не любить такую страну. Здесь даже городская стража тебе улыбается не потому, что хочет обчистить тебя и посадить за решетку, а потому, что настроение хорошее, а воздух свежий. Если на свете был край любви и доброты, то он определенно был в Гренгане, а сердце его — в Цедосе. И именно здесь, в сердце любви и доброты, жила Ена. Она просто не могла быть другой, поэтому, не боясь какого-либо осуждения, выбегала на улицу во время грозы и ловила ртом дождевые капли. Вслед за ней выбегала ее маленькая армия, за которыми уже бежали родители и бабушки с тумаками. Нет, родители, бабушки отнюдь не были какими-то плохими или злыми, они были просто другими и желали своим детям, да и людям вокруг, только хорошего, но хорошего по-своему, в этом Ена от всех отличалась. Завистники называли Гренган страной без амбиций, но к чему стремиться, когда тебе просто хорошо жить на этой земле. Войны? Война не интересовала ни одного правителя Гренгана. Защита своих границ — да, безусловно, именно поэтому в Цедосе стояла целая армия, которая в мирное время, как и все, была занята на полях, но в случае опасности ежеминутно мобилизовалась и была готова защищать отечество до последней капли крови. Идеальный уклад. Образец для подражания, но если где-то на свете так хорошо, что дальше некуда, то где-то на свете, обязательно, бесконечно плохо. И все прекрасно знают это место. Крепость Сет-Хем и прилежащие к ней Могильные земли. Но сейчас речь не о тех умерших землях, а о землях этих, дышащих и живущих полной жизнью. Всякий стремился сюда, но далеко не каждый смог здесь прижиться. Бывает порой сложно перестроиться с суровых законов Моссадора или праздных Пандемии. Люди просто сходили с ума.

Ена сидела в зеленой траве, словно кузнечик. Глаза ее были закрыты, рыжие, кудрявые волосы легонько покачивались на ветру. Веснушчатый нос улыбался от приятной щекотки. Сердце билось ровно и спокойно. Перед ней величественный и легендарный перевал через гренганский пояс. Вдруг улыбка пропала. Внутренний голос заговорил: «Осторожнее, подружка, незнакомец! Сюда идет незнакомец! Зачем он такой? Почему он такой? Ой, не знаю! Странно! Опасно или нет? Непонятно! Будь осторожна, сестренка!». Ена открыла глаза и увидела на самом верху человека, было слишком далеко, чтобы хоть что-то разглядеть на нем, был ли он в лохмотьях или в роскошных дворянских одеждах. Был ли вооружен или самое опасное, что было при нем — это кулаки. Было не видно его глаз. Как без этого можно хоть что-то понять о человеке. Никак. Ена осталась сидеть. Она была твердо уверена, что чтобы ни случилось, родная земля не даст ей пострадать, она чувствовала эту связь. Человек спускался, прихрамывая то ли от раны, то ли просто от усталости и боли в боку, спровоцированной долгой и резкой пробежкой. Она сидела неподвижно, ни на миг не отводя глаз от пришельца. Он несколько раз успел упасть. Ена и ухом не повела. Вскоре незнакомец добрался до самого подножья, шел прямо на Ену расхлябанной походкой. Остановился перед ней в пяти шагах и рухнул на колени, затем на четвереньки, пытаясь отдышаться и успокоиться. Ена продолжала сидеть также неподвижно, частично спрятанная за густой, зеленой, полевой травой. Она терпеливо ждала, пока чужеземец придет в себя и сможет хотя бы представиться. Но этого не происходило. Чужак сипел и хрипел при каждом вздохе, будто бы его только что вытащили из реки, и он сплюнул несколько ведер воды. Руки его дрожали, голова нервно подергивалась то влево, то вправо. Лицо скрывала повязка. Путник снял повязку, попытался сделать глубокий вдох и снова закашлялся, опустившись еще ниже — на локти, продолжая при этом тяжело дышать. Веселой жизнерадостной Ене наскучила эта драма, и она уже из последних сил сдерживала себя, чтобы не заговорить первой. Наконец путник пришел в себя, сел на пятую точку и поднял глаза. Его засаленные волосы из последних сил сопротивлялись горному ветру и никак не хотели подражать своим кудрявым, рыжим коллегам, которые, несмотря ни на что продолжали весело скакать по лицу Ены. Путник был поражен явлением Ены. Он был очарован какой-то ее неземной красотой, честностью и искренностью в глазах. Он чувствовал, как от нее во все стороны расходятся лучи добра, и он невольно становится ее жертвой, что от одного ее присутствия здесь и сейчас его жизнь преображается на глазах, вот уже вернулось нормальное, а не сиплое дыхание, которым он маялся на протяжении всего пути. Странно, но ему стало лучше. Уже стало. Еще вчера он боялся, что не дойдет до этого перевала, сегодня — что свалится где-нибудь в канаву на подъеме, а сейчас — ему снова хочется жить. Это странное чувство, как будто бы кто-то скинул с его глаз шоры, освободил от колодок, которые вынуждали его смотреть только вниз. Теперь он словно младенец смотрел по сторонам и с присущим новорожденным удивлением оглядывался по сторонам, с каждой секундой все глубже и глубже познавая этот мир. Удивительно, но уже долгое время путник не видел солнца не небосводе, а здесь оно, казалось бы, было всегда. Он почувствовал, как намокли его колени от сырой земли, и как мокнет сейчас его пятая точка. Ну и пусть, ему было ново это чувство, и он хотел его постичь. Вдруг что-то резко запульсировало в ноге, в бедре. Он потрогал рукой — больно. Судя по всему — это был ушиб от какого-то тупого оружия или предмета. Он не мог вспомнить, когда заработал это повреждение. С удовольствием познавал он и это чувство.

— Меня зовут…, — Костик осекся, не зная, как представиться, попросту не помня своего имени. «Костет?» — спросил он у себя, «Нет, плохая идея так представляться». Он с надеждой на понимание поднял глаза и неожиданно нашел ее где-то в голубых глазах Ены, так причудливо спрятавшихся среди веснушек.

— Это не важно, — сказала она, — тебе нужна помощь, и я тебе помогу. Я не знаю, кто ты, но вижу, что ты станешь хорошим человеком. Видишь, — она показала пальцем на деревню, — я там живу. Там я смогу тебе помочь. Тебе осталось пройти совсем немного, вставай, я поддержу, — он с пониманием в глазах кивнул и начал вставать. Опираясь на больную ногу, едва удержал равновесие, чуть не померев от боли. «Как же я смог проделать этот путь? Видимо, я должен все-таки быть благодарен Владыке». Он обнял рыжеволосую девушку за плечо, и они захромали к деревне.

Глава 59

Цареубийство

Гамак на нижней палубе мерно покачивался в такт разбивающимся о борт корабля волнам. Старпом тихо посапывал. Моряки забористо храпели. Этим ранним утром бодрствовали только несколько человек: дозорный на вышке, и то под вопросом, из-за парусины не было видно бдит ли он или целиком погрузился в объятия Морфея, рулевой и, конечно же, капитан. Настроение у него было приподнятое. Всю ночь он полировал свою подругу — саблю, словно знал что-то, чего не знали остальные. Впрочем, было бы весьма странно и неправильно, будь оно не так. Вот он закончил приготовления, вышел из капитанской каюты на верхнюю палубу и пробежался по горизонту, словно высматривая что-то или кого-то. Вскоре его взгляд остановился. На горизонте виднелся корабль. Дозорный на вышке молчал, теперь не было сомнений, что он пал смертью храбрых в неравном бою с усталостью и сонливостью. Капитан спустился на нижнюю палубу, где были натянуты гамаки со спящими матросами. Старался идти бесшумно, маневрируя между огромными и поменьше спящими тушами. Он искал своего старпома. Старпом висел с краю в окружении, пожалуй, самых мелодичных моряков, но это отнюдь не мешало его снам. Капитан подошел к Рену, достал из ножен саблю и тупой стороной приложил к горлу. Сквозь сон почувствовав у себя на шее холодный кусок метала Рен подскочил, схватился за горло, глаза с дно пивного стакана. Капитан лишь тихо рассмеялся и, не дожидаясь вопроса, огласил свой приказ.

— На абордаж, — тихо сказал капитан и направился обратно на верхнюю палубу. Рен помедлил, пытаясь проснуться и пережить новые шуточки капитана.

— На абордаж!! — заорал он во всю глотку, как только пришел в себя. Тем временем капитан уже поднялся на верхнюю палубу и только и слышал, как глухо падали моряки со своих лож на чищенную до блеска палубу, словно спелые яблоки в сезон сбора урожая.

Капитан направился к дежурному рулевому и командовал ему идти готовиться к сражению, а сам взял курс на перехват незнакомого судна с горизонта. Капитан смотрел вдаль, поверх корабля, словно хищник, который видит только свою цель и затаившись в кустах, ждет момента, чтобы напасть и перегрызть горло своей жертве. В следующий раз, когда он опустил свой взор на палубу, на ней уже стояла вся его команда, вооруженная до зубов, абсолютно точно не понимавшая, что происходит, но на ряду с этим безумно оголодавшая по порядочному грабежу и разбою. Капитан приветствовал их истерическим смехом.

— Там, — он указал саблей, — наш противник, — взял паузу. — Разобьем его! Пощады не давать! Убить всех! Забрать все! — он снова засмеялся. — Готовьте крюки, лестницы, сейчас мы здорово повеселимся!

«Беглец» уверенно приближался к своему безымянному оппоненту. Уже можно было разглядеть, как в панике бегали человечки в дорогих нарядах, как трусливо вел себя корабельный вооруженный эскорт, готовясь к бою и наблюдая за энтузиазмом на палубе «Беглеца». Капитан все больше и больше подливал масла в огонь, подначивая и благословляя своих бойцов на подвиги. Он проникал к ним в головы, люди теряли рассудок, раскачивались на канатах, свешивались за борт, размахивая направо и налево оружием, некоторые, кто уже не мог ждать, когда же корабли сойдутся, прыгали в воду и пытались добраться вплавь. Капитан решил сэкономить на ядрах и пушечных залпах, осуществляя абордаж прямо на ходу. «Беглец» превосходил в скорости груженый корабль каких-то богатеев, поэтому он сначала зашел в спину и шел курсом жертвы, без проблем угадывая и повторяя маневры цели. Вскоре «Беглец» настиг и поравнялся с «Матерью Богов», так называлось судно, которое играло этим ранним утром роль жертвы. «Матерь» была как минимум раза в полтора больше «Беглеца», больше на ней было и членов экипажа, но разве это что-то меняло? Заведенные, словно игрушечные солдатики, бандиты с «Беглеца» только и ждали команды, чтобы наконец опустошить чашу своих эмоций, отдаться целиком с головой лишь одному сражению, и не важно, что будет потом, пускай даже кто-то, а, может, и многие, погибнут, это не важно, важен лишь миг, когда ты несешься между кораблями на шкоте и, приземлившись в стан неприятеля, погружаешься в настоящий ад. Один лишь Рен пока еще не разделял этих ценностей и с удовольствием бы оказался где-нибудь далеко, в каком-нибудь вишневом саду вместе с Рези, раз за разом запуская свою руку в ее густые волосы. Она бы вновь и вновь цокала языком, что он опять выдрал ей пару волос, и скоро она совсем облысеет, а его бы это смешило, и он чувствовал себя самым счастливым человеком на планете. Но этому не суждено случиться. Рен отрекся от всего. Проклял тот день, когда отказался от своей мести и оказался далеко от привычных мест в компании незнакомцев и прекрасной, колкой-колкой, но прекрасной, словно роза, девушки. Которую уже не вернуть. Этой фразой он вернул себя с небес на землю и, как оказалось, в самый подходящий момент. «Беглец» окончательно поравнялся с «Матерью».

— Крюки к бою! — заорал капитан.

— Крюки! На абордаж! — подхватил Рен капитана на правах старпома. Толпа завыла в диком экстазе. В воздухе засвистели крюки.

Один, два, дюжина — каждый считал своим долгом бросить крюк. На борту «Матери» слышны были команды: «Руби крюки, живо!», но нельзя было совладать с их количеством. На один отрубленный крюк прилетало три новых. С «Беглеца» летели ножи, стрелы с самопальных арбалетов, «Мать», как могла, отстреливалась, но руки ее защитников дрожали, и стрелы летели в молоко, порой даже не долетая до «Беглеца».

— И раз! И два! — командовал капитан, когда все крюки уже были заброшены и оставалось только подтянуться к «Матери» и перекинуть мосты и лестницы на ту сторону.

И вот глухой звук. Борта кораблей соприкоснулись.

— Вязать шкоты! — орал Рен, — Готовьте мосты, лестницы! Идем за головами! — казалось, уже и Рен поглощён битвой и творившимися безумствами, в то время, как Рези остается не более, чем воспоминанием и забытой страницей в книге его жизни.

— В бой! Пощады не давать! Пленных не брать! — дальнейшие приказы капитана толпа уже не слышала, обезумев от битвы, они неслись по переброшенным мосткам на борт «Матери», не заботясь ни о собственной безопасности, ни о защите позиций. Первые с размаху натыкались на выставленные вперед копья защитников, замертво падали, тут же по их головам бежали следующие. Кто-то предпочитал передвигаться по воздуху и оказывался при приземлении во вражеском окружении и неминуемо умирал. Но желание, тот азарт, с которым шли в бой любители наживы, поражал и делал свое черное дело. На «Матери» оказалось не очень много солдат, которые могли оказать достойное сопротивление, и вскоре они устлали своими телами всю палубу, словно ковровая дорожка, по которой вальяжно прошёл капитан «Беглеца». Кровь, всюду кровь. Свои, чужие. Проломленные головы, оторванные конечности. Кто-то умер с застывшей улыбкой на лице, а глаза его до сих пор горели, а кто-то погиб с гримасой ужаса на лице и остекленевшими от страха глазами. Пираты носились по кораблю в поисках любой формы жизни, чтобы сразу же при встрече эту жизнь забрать. Словно заколдованные они не замечали тех богатств, которые «Мать» припрятала в своем трюме: вина, одежды, драгоценности, реликтовое оружие от лучших мастеров… кого? Моссадора, да, разумеется Моссадора! Все паруса, флаги, гербы на стенах кают указывали на принадлежность «Матери» именно к Моссадору, но разве это имело хоть какое-то значение? Разумеется, нет. Есть ли разница, кого убивать или грабить? Тоже нет, лишь бы овчинка стоила выделки, а она стоила, но пока это знал понимал только капитан, который мог сохранять холодную голову в пылу битвы, а, может быть, наоборот не мог, поэтому и не участвовал в активной фазе сражения или просто боялся пасть от какой-нибудь шальной атаки. Так или иначе, но руки замарать он точно не боялся. Дверь в капитанскую каюту «Матери» была сродни крепостным воротам, это было последнее место, куда еще не смогли проникнуть люди с «Беглеца». Капитан лично руководил взятием этой крепости, а после посадил своих псов на короткий поводок и один зашел в капитанскую каюту. Каюта была выполнена в стилистике всего корабля и в лучших традициях Моссадора, однако она была пуста, и кроме письменного стола с тумбой и кровати с балдахином внутри ничего не было. Капитан вальяжно расхаживал по каюте, потом резко развернулся и уверенно зашагал к кровати. Словно фокусник в черный цилиндр, он запустил свою руку под кровать и безошибочно нашёл чье-то горло. Следующим движением вытащил крысеныша из-под кровати и выкинул его за ворота этой крепости.

— Не убивать! — рявкнул капитан. — К мачте его, и кляп, чтобы не ныл. Корабль наш, этот последний. Остудите головы и глотки! В трюме наверняка полно всякой всячины! — он снова заржал и перевернул письменный стол. Толпа подхватила хохот и понемногу стала приходить в себя и подбирать рассеянный по «Матери» рассудок.

Рен «принимал роды» у «Матери», пираты выносили все богатства из ее утробы в трюм «Беглеца». Тут вдруг стало понятно, что не так уж и плохо, что погибло много людей при абордаже, а то пришлось бы самим сейчас тянуть короткую спичку и рубить сплеча наотмашь, чтобы каждому досталось по ценному призу.

Привязанный к мачте оказался никем иным, как владыкой Моссадора, еще бы, если пораскинуть мозгами, никто кроме него не мог бы путешествовать на «Матери Богов» да еще и с таким приданным. Типичный политик. Слабый физически, слабый духом, возможно, слабый даже умом — настоящее олицетворения Моссадора сейчас. Не зря говорят, что рыба гниет с головы. Да, это, несомненно, так. Вот он, привязанный к мачте, ревел навзрыд, словно младенец, провожая взглядом сокровища, покидающие его корабль. Капитан смотрел прямо на него и не скрывал своего отвращения.

— Капитан, мы закончили, — отрапортовал старпом.

— Хорошо, сожгите здесь все.

— А с этим что?

— Я сам.

Капитан подошел к владыке. Молча, ничего не говоря, осмотрел его с ног до головы. Остановился на кистях, на пальцах с огромными перстнями.

— Это мое, — сухо сказал капитан.

Следующим движением он подхватил маленький топорик, валяющийся под ногами и отрубил королевские перста. Словно рыба, вывалившаяся из сетей, они ударились о палубу. Владыка пытался кричать от боли, но кляп изрядно мешал. Его лицо побагровело от прилившей в голову крови, вены взбухли.

— Хм, смотри-ка, на правой тоже есть, — капитан повторил обряд, а Владыка бился головой об мачту, пытаясь как-то распределить боль, но все тщетно.

Рен и несколько бойцов, успешно подготовившие огромную ладью в последний путь, с ужасом наблюдали за происходящим. Капитан подкинул топорик в руке, поймал его и резким движением вонзил в голову его королевского Величества. Труп почти мгновенно обмяк. Капитан повернулся к Рену, его лицо было все в крови, а глаза черные.

— Мы готовы, — превозмогая дрожь в голосе, сказал старпом.

— Прекрасно, поджигайте, — капитан вновь расплылся в улыбке и вальяжно направился по мосткам обратно на «Беглеца».

Глава 60

Лазутчик

Костер горел. Время шло, а жизнь его поменялась окончательно. По крайней мере, Костет в это верил. На дворе ночь. Кругом все спали, и только стоячие дозорные создавали иллюзию, что здесь не кладбище, и лагерь действительно спит. Впрочем, едва ли можно было назвать зомбированных вальдау живыми хотя бы на миг, на мгновение. Они стали рабами чужой воли, да и только, но разве это жизнь? Вряд ли. Также думал и Костет, единственное чем он отличался от этих бородачей, так это то, что он сам сюда пришел. Это был его выбор и его воля, поэтому он чувствовал себя, если не первым, то точно вторым по значимости во всем этом стаде. Дрова в костре потрескивали и часто стреляли, сбивая Костета с той или иной мысли. Это раздражало. Он каждый раз хотел огрызнуться, но тут же вспоминал, что все спят — публики нет. А если нет публики, то зачем вообще что-то делать? Для себя что ли? Боже, упаси. Поэтому он продолжал молча сидеть, глядя в костер и сжимая скулы при каждом новом выстреле.

Неожиданно кто-то появился у него за спиной и положил руку на плечо. Костет почувствовал холод, без страха, только холод. Он прекрасно понимал, кто к нему подошел, можно сказать, что Костет весь вечер ждал, когда к нему подойдут. Владыка убрал руку с плеча и встал рядом так, чтобы не поворачивая головы, Костет мог видеть его присутствие периферическим зрением, а не только ощущать и догадываться.

— Мы в нескольких днях пути от Крокатуна, — заговорил голос из-под капюшона. Ответа не последовало.

— Все сбегаются в столицу, словно мухи на труп. И ты тоже побежишь. Побежишь, как и все, — ответа вновь не последовало, но Костет развернул голову и всем своим взглядом показал, что ждет дальнейших пояснений.

— Крокатун может долгие месяцы держать осаду. Эти стены не приступны. Уж я-то знаю. Я не люблю долго ждать. Ты станешь той крысой, которая откроет мне Крокатун. Ты не вызовешь никаких подозрений, если также побежишь прятаться, а спрятавшись в городе, на третий день ты откроешь мне любые ворота на твой вкус. Мне все равно. Можешь даже не предупреждать, какие. Мы встанем кольцом.

— Я сделаю это, Владыка.

— Я в этом не сомневаюсь. Ты должен выйти до рассвета.

Тут же силуэт исчез, и тень заскользила по лицам спящих солдат прочь от костра, который так раздражал Костета и надо сказать продолжал это делать. Наступила тишина. Костет остался наедине со своими мыслями. Однако он не сомневался. Он точно знал, что поступает верно. Поступает так, как ему хочется, так, как он должен поступить. На всякие случай ему была нужна легенда. Единственное, что тяжело что-то придумать, когда не знаешь здешних мест, а говорить, что ты бежишь от самой Варлы — как минимум глупо. Гораздо ближе, надежнее и проще было просто спрятаться в горах. Любая армия увязнет в этих горах и рано или поздно сядет в какой-нибудь болотине в долине. Впрочем, уже, наверное, все земли Моссадора знают, что вальдау вернулись и решили отбить свое. И трусливые палачи из Коммена сыграли далеко не последнюю роль. Нужно было просто поддаться всеобщей панике, слиться с этим потоком беженцев и трусости.

«Два дня пути. Не стоит брать что-то с собой. Это будет выглядеть подозрительно и слишком предусмотрительно для трусливого беженца», — думал про себя Костет, — «только налегке».

Первые лучи солнца уже коснулись горизонта и быстро побежали по зеленым холмам, сообщая каждому на своем пути, что начался новый день. Очередной день, полный безумства и безнадежности на этой оставленной земле. Получил это сообщение и Костет. Армия вальдау осталась позади, ровно как и солнце с его посланиями. Он был горд собой, он выполнял свое первое самостоятельное задание, да и еще такой важности. Костет окончательно уверовал в истинность своего пути и не сомневался ни на миг, что нужно очистить эти земли от проявления людских слабостей и, следовательно, от людей.

За спиной осталось уже третье селение. Картина не изменилась. Ветхие дома, есть несколько заброшенных с провалившейся крышей. Двери домов открыты нараспашку. Из хлевов во все стороны разбежалась домашняя скотина. Где-то по крышам бегали кошки, разоряя птичьи гнезда. Бывало, из какого-нибудь дома выскочит довольный пес, успешно осуществивший ревизию мясных продуктов. И главное — ни одного человека, никого. Только разбитые колесами и ногами дороги, идущие на Крокатун. Люди бросали свои дома и без оглядки бежали в столицу. Они ищут там спасения, но не знают, что идут на бойню в качестве той самой скотины, которая так узорчато стало в поле, покинув свои загоны и хлева.

«Тем лучше», — думал про себя Костет, — «прибьем всех и сразу».

Почти сутки он идет без остановки, без каких-либо привалов или перерывов на сон и обед. Он специально выматывает себя, чтобы дойдя, просто рухнуть на землю, как многие другие и вместе с ними молиться о спасении в какой-нибудь замшелой часовенке в нижнем кругу Крокатуна. Чем дольше он шел, тем сильнее злился и проклинал все, что только можно, вновь и вновь вспоминал те злосчастные стреляющие бревна, которые не давали той ночью ему спать и набираться сил.

— Снова холм! Опять в гору! Бесит! Сколько можно?! — ворчал он, — Когда уже будет это треклятая столица?!

И город будто бы его услышал, сделав огромный шаг навстречу и показал свои величественные шпили еще до того, как Костет поднялся на вершину очередного перевала. Открылась живописнейшая картина. Огромная долина с разлившейся дельтой небольшой, но быстрой горной реки, волнистые поля, засеянные какой-то сельскохозяйственной культурой и, конечно же, жемчужина всего этого — Крокатун, похожий на свадебный торт, о который правда сломал зубы ни один десяток завоевателей, и только против предательства эти стены оказались бессильны. Издалека было видно, что город находится в военном положении и активно готовится к битве, удивительно, но это правда. Жители решили защищаться, защищать свои семьи, свои владения, может быть, Крокатун не так слаб, и у него есть шанс на спасение? В дельте реки, служившей морским портом, по неизвестным причинам дымились корабли, все до единого. Активная стадия пожара уже прошла, и корабли просто тлели, оставаясь здесь на вечной стоянке. Необъяснимые действия властей города: собственноручно лишать себя путей к отступлению, хотя, может, это была просто диверсия какого-нибудь отступника.

Финишный рывок, оставалось совсем немного, и можно будет немного передохнуть, а дальше все просто. Записаться в ополчение и вызваться дежурить на первом кругу обороны. Едва ли будет много желающих поступить точно так же. А дальше дело техники: ночное дежурство, спиленные петли, или вдруг оборвавшийся трос, и ворота открыты. Костет ускорился и побежал вниз по перевалу, косые от усталости ноги гуляли туда-сюда, словно ноги изрядно подвыпившего матроса в шторм. Пару раз он очень неуклюже грохнулся и прокатился вниз, весьма кстати вывалявшись в пыли. После второго падения вставать не хотелось абсолютно. Череда нечеловеческих усилий, и он уже во всю тарабанил в ворота, истерично крича и рыдая, чтобы его впустили. Часовой, пораженный таким обилием эмоций, даже ничего не спросил, а сразу отвел беженца на распределительный пункт. Помимо Костета там было еще трое, сохранившихся гораздо хуже, чем он сам. Тут Костет немного занервничал, что не сойдет за беженца, но все обошлось. Капитан стражи даже не поднимал глаз на вновь прибывшего. Задал несколько стандартных вопросов, ответы на которые ничего ровным счетом не меняли, и спросил для проформы, где бы Костет хотел быть при обороне города. На удивления капитана, Костет, брызжа слюной и ненавистью, заявил, что хочет быть только на передовой, хочет убивать и резать эту мразь до тех пор, пока не отвалится рука. Капитан, мягко говоря, был поражен и впервые за долгое время поднял глаза на своего рекрута, даже встал и пожал руку за такой энтузиазм, честь и доблесть. Затем определил Костета в казармы на нижнем уровне, распорядился, чтобы тому выделили лучшую кровать и накормили до отвала. Черная душа Костета ликовала, никогда прежде его ложь, наглая и коварная ложь, не приносила ему таких дивидендов. А тут на тебе, все на блюдечке с голубой каемочкой. Впрочем, капитан считал его смертником и своим таким поступком решал, что выполняет последнюю волю умирающего. Возможно, так капитан хотел загладить свои былые грехи, осознавая свою скорую смерть и небесный суд, который пока, как и для многих вокруг, складывался не в его пользу.

Каждый преследует свои личные цели и неважно, насколько они верны и оправданы для других, если ты смог убедить себя в своей правоте. Благими намерениями выстлана дорога в ад, поэтому люди и продолжают действовать из своих интересов, едва ли капитан поступил так из-за широкой души и большого сердца, и абсолютно точно Костет пошел на передовую не из патриотических соображений. Крокатун стал городом-призраком, не потому, что его не существовало, а потому что не существовало его жителей, которые уже много лет назад потеряли себя и забыли о всех благодетелях этого мира. Единственным их стремлением стало удовлетворение простых инстинктов. Говорят, что правильно жить в настоящем, но не зная, позабыв, свое прошлое, ты теряешь связь с будущим и становишься ничем не лучше щетинистого хряка, который теряет связь с родителями, как только отрывается от мамкиного вымени.

Глава 61

Беглец в Венец

Все было готово к шикарному приему больших гостей. Накрыты и сервированы праздничные столы. Белые скатерти с золотыми кисточками на уголках укутывали их до самого пола. Серебряные столовые приборы. Медные кубки. Бесчисленное число столовых приборов на все случаи жизни и вафельные салфетки корабликом. Были подготовлены воистину королевские опочивальни. Шесть матрасов, сложенных друг на друга, укутывала шелковая простыня с геральдикой Пандемии. Огромные подушки, в половину человеческого роста, из гусиных перьев. Балдахины, специально подобранные в цветах Моссадора. Красные ковровые дорожки во всех коридорах по пути следования с улицы до банкетного зала, спален и отхожих мест.

В последнюю очередь украшалась улица-двор. Королевским хором. Линд суетно бегал по двору, командуя лакеями, развешивающими флажки двух государств. Ласса наблюдала за этим действием из окон их спальни и легонько улыбалась. Сегодня она нервничала как никогда. Даже, когда она бежала с острова помимо воли отца, она переживала не так и, тем более, не подавала виду. Сегодня же было все иначе. Ожидались гости и не просто гости, а настоящий монарх. Владыка и государь всего Моссадора. Едва ли девочка, дочка уже никому ненужного капитана охотников на пиратов, могла бы даже мечтать об аудиенции с первым человеком Моссадора. Но сегодня эта девочка не просто удостоилась этой аудиенции, отсидев огромные очереди в чертогах крокатунского королевского дворца и пережив ни один десяток чиновников, а была хозяйкой, королевой и должна была соответствовать своему титулу. Ей было стыдно признаться Линду, но она абсолютно ничего не смыслила в дворцовом этикете, в отличие от него, который вспомнил все буквально за считанные дни и сейчас ведет себя так уверенно и чинно, словно занимался этим всю жизнь. Наверное, так оно и было, так и есть, так и будет. Скажи она сразу, он бы за день научил ее всему, ведь честно и искренне любил, что в свою очередь тоже редко для монархов. Но ей не хотелось отвлекать его по таким мелочам, она прекрасно понимала, что не все дворяне его приняли, и что сейчас следует поработать на экспорт, а не только для самих себя. Поэтому Ласса ничего не просила, ничего не спрашивала, всячески его поддерживала и давала советы только тогда, когда ее спрашивали. Казалось бы, идеально, мечта каждого жить такой семейной жизнью, но вот, во что это все может вылиться. Где-то совсем близко «Матерь Богов», на которой сюда идет в какой-то степени ее родственник, учитывая все дворцовые перевороты и интриги, которые происходили еще задолго до них. Светский ужин, беседы, наигранный смех, колкие недоброжелательные взгляды. Ей было все равно, что подумают о ней, она не главное действующее лицо. Но что подумают о Линде… Решат, что взял в жены обычную крестьянку, что он не уважает традиций, что не удосужился объяснить ей самых простых правил приличия, тем самым плюнув в лицо своим гостям и всячески показав свое неуважение. Недовольные дворяне подхватят эту мысль и снова станут будоражить умы простым людям. Вновь поднимутся волнения, произойдет дворцовый переворот, Линда даже могут убить, а ее привязать к столбу и закидывать камнями, и все это из-за того, что она не знала и не понимала, зачем нужно столько вилок на столе. «Чушь», — скажете вы, но лавина тоже начинается с самых маленьких камушков. А, впрочем, как и свойственно многим женщинам, Ласса просто накручивала себя, она знала, что все будет хорошо, хотя тайно, в душе, и лелеяла надежду, чтобы этот прием вдруг отменился, мало ли, какие срочные дела могли возникнуть у государя Моссадора, и он будет вынужден повернуть «Мать» назад.

Время шло, а на горизонте было чисто. Они уже должны были спуститься на столичный причал, пройтись по деревянной набережной, но нет. Мало-помалу крепчала надежда Лассы, что встреча отменится или перенесется, тогда уж она точно признается Линду и будет во всеоружии, но как говорится, то понос, то золотуха. Ее стало одолевать чувство вины, что это она какими-то своими мыслями и страхом отменила этот визит, а если случилось что-то нехорошее в этом плавании, а вдруг они попали в шторм, и все погибли? Ведь никто не поверит, что это произошло именно так, всех собак спустят на нового правителя Пандемии, что это было организованное цареубийство, старые счеты. Начнется война, многие люди погибнут, а все потому что она не знала, в какой последовательности подаются блюда. Вздор! Женщины. Понапридумывают себе, чтобы скучно не жилось. Она села в полосатое кресло и закрыла лицо руками. «Что за чушь я несу, какой кошмар», — думала она про себя, — «скорей бы уже все кончилось, не важно как, просто кончилось. И все».

Линд был в саду, что-то обсуждал с местным цветоводом и по совместительству флористом. В порт медленно входил корабль с моссадоским флагом, но это не «Матерь Богов». Ласса наблюдала за этим из тех же самых окон, которые видели и слышали все ее самобичевания. Она никогда не видела «Мать», но судя по рассказам это было нечто грандиозное. Огромный корабль с трехэтажный дом, кремовые паруса, корма из очень светлого дерева, а этот… Этот был самым обычным и невзрачным суденышком. Наверняка снова торговцы. «Все, хватит, нужно подышать свежим воздухом», — Ласса направилась к мужу во двор.

Тем временем в порту уже пришвартовался торговый моссадорский корабль «Венец», именно так его зарегистрировал капитан и спросил дорогу до ближайшей рыночной площади, мимоходом показывая лицензию на торговлю. Мужчина дал команду морякам разгружать корабль, тут же по трапам покатились клейменные моссадорские бочки с вином, которые так любили пандемийцы. Служащий порта было хотел что-то сказать, но, видимо, понял, что за всю свою жизнь он заработает меньше, чем стоит эта одна винная бочка. Да, в этом мире честно заработать невозможно, только грабеж и обман. Посему бедолаге только и оставалось, что проверить выброшенные пустые бочки, авось наберется полчарки.

Торговец занял крайний развал на рыночной площади и оставил за главного человека, у которого на лбу было написано, что он новичок в этом деле и более того, он был чем-то впечатлен, и это его не отпускало ни на миг. Торговец же покинул площадь и направился куда-то дворами. Вскоре, как ни в чем ни бывало, вернулся и продолжил торговлю, оставив своему помощнику лишь почетную должность виночерпия. Достаточно быстро к ним выстроилась внушительная очередь из любителей забродивших напитков на зависть всем рыболовам, ткачам и прочим мастерам народных промыслов. Торговля шла очень хорошо, а с корабля прикатывали все новые и новые бочонки, число которых увеличивалось пропорционально числу закрывшихся на площади прилавков. Торговец улыбался во все тридцать два зуба и не чурался кланяться в ноги благородным донам, слуги которых укатывали несколько бочонков за раз.

В порт продолжали заходить и уходить только маленькие рыболовные шлюпки, и по-прежнему на горизонте не было видно высоких гостей. Все сроки уже вышли. Подобная дезинформация выглядела крайне некрасиво и недостойно со стороны Моссадора, поэтому этот вариант отпадал сам собой. Линд закончил все приготовления в саду и решил прогуляться до порта без какого-либо сопровождения, как обычный прохожий в обычных расшитых золотом одеждах с рубиновыми пуговицами и запонками.

Линд шел в порт. Непонятно, чего он хотел добиться, едва ли такой огромный корабль мог вдруг остаться без должного внимания, но что-то свыше тянуло и вело его именно туда, он не мог этому противиться или не хотел. Он спустился по петляющей мощеной дорожке к нижней торговой площади, что недалеко от порта и увидел огромную очередь за моссадорскими винами. А за прилавком капитан. Капитан «Беглеца». Глокта, кораблекрушение, корчма в Варле, снова кораблекрушение, кошмары. Все выстроилось в ряд и закружило хороводы. Люди вокруг растворялись, дома, улицы, небо, земля под ногами — ничего не оставалось. Только капитан, приближающийся с каждым шагом все ближе и ближе, а в руках у него морской червь, словно карманная собачка. Капитан протягивает к нему раскрытую руку, ладошкой кверху, которой словно на сковороде, ужом извивается морской червь. Брови капитана приподняты, выражение лица так и говорит ему, мол попробуй, тебе понравится, не нужно бояться.

— Милорд! — воскликнул Герцог, схватив за выставленные руки вжавшегося в стену дома Линда, — государь, с вами все в порядке? — люди, стоявшие в очереди, оглянулись, и тут же склонили головы, признав государя. Их примеру последовал и торговец с помощником и королевская стража, которую привел Герцог.

— Да… Да, все в порядке. Я шел в порт, — ответил Линд, пытаясь запомнить все, что ему привиделось и убрать в специальный уголок сознания, чтобы потом наедине с собой вновь все вспомнить и попытаться понять, что к чему.

— В порт? Зачем в порт? Впрочем, неважно. Государь, случилось нечто непредвиденное, — Герцог осекся, будто бы проверяя, готов ли Линд воспринимать новую информацию и отвел его за руку в сторону. — Милорд, владыка Моссадора, вместе со своей свитой и кораблем пошел на дно.

— Что?! Откуда ты знаешь?!

— Тише, милорд, нельзя, чтобы об этом узнали все вокруг.

— Отвечай мне, — сквозь зубы процедил Линд.

— Моссадоские купцы, прибывшие на корабле «Венец», милорд, — Линд бросил взгляд в сторону капитана за прилавком, — они были свидетелями. Это было нападение и ограбление. Никто не выжил. Они не успели прийти на помощь, корабль сгорел и пошел ко дну, — капитан приподнял шляпу, покорно опустив глаза, в ответ на недоброжелательный взгляд старого знакомого, затем продолжил, как ни в чем ни бывало, улыбаться и кланяться покупателям.

Глава 62

Осада Крокатуна

Костет проснулся от упавшей на него с верхней полки миски с едой, третьей по счету, которую он вчера взял, но так и не смог осилить. Теперь все эти прекрасные произведения кулинарного искусства были не только в нем, но и на нем. Страшно представить, но земля под ногами действительно дрожала, и, если бы это продлилось чуть дольше, он вполне бы мог доехать на своей кровати из одного конца комнаты в другой. Достаточно быстро поняв, после такого пробуждения, что происходит, он экипировался в металлический нагрудник, шлем, взял кортик и копье с небольшим щитом, которое ему выдали, вернее дали, что осталось. Могли бы и ничего не давать, это всего лишь маскарад, хоть так и поспокойнее будет, мало ли чего, а защищаться нечем. Костет выбежал на улицу, камушки на земле подпрыгивали, солдаты бегали по нижнему двору и что-то очень возбужденно обсуждали на стене. Ни секунды не медля, Костет побежал по скользким непонятно от чего, ступеням вверх на стену. Что ж. Ожидаемо, но неожиданно рано. Он ожидал увидеть эту картину несколько позже, самое раннее к вечеру, но никак не тогда, когда солнце в зените. Это усложняло задачу, поскольку должную разведку он еще не провел и, как грамотно открыть ворота, пока не знал. Он спустился вниз, побежал по нижнему двору, обгоняя подпрыгивающие в такт маршу вальдау камушки. Потихоньку нижний двор предавался панике, а бегающий туда-сюда Костет только способствовал этому.

— Э, какой шустрый, куда это он?

— Никак сдрейфил, — говорили люди

«Сдрейфил», — бурчал про себя Костет, — «да видел бы ты, что видел я, уже давно бы поседел!».

Итак, после нескольких спринтерских забегов из конца в конец, можно было заключить следующее. Во-первых, двор, а, следовательно, и стены были чуть больше, чем полукругом, с вытянутой передней частью, на протяжении внешней стены было всего трое ворот. Главные — неприступные, толщиной и величиной дом, с несколькими коваными решетками и большим количеством людей. И, так сказать, побочные — симметричные справа и слева — значительно меньшие по размеру, также хорошо укрепленные, но, что было важно, с гораздо меньшим количеством человеческих глаз. Выбор был очевиден, оставалось подкараулить правильный момент и разобраться со всеми подъемными механизмами. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять простую истину — открыть ворота незаметно можно было только во время осады, когда страх и паника охватит скудные умы каждого из доблестных защитников крепости. Иными словами, оставалось ждать ход Владыки, а после где-нибудь схорониться и не лезть на рожон.

За крепостными стенами уже развернулась армия вальдау. Ставку Темного Владыки было видно со стен, она находилась в самом тылу, чуть ли не за рекой. Неужели он так боялся или, скорее, просто не хотел пачкать руки. Чуть впереди разбили осадные мастерские и приступили к сборке и развертке требушетов и прочих прелестей осадного дела. В передней линии полукругом встали пешие войска, тем самым перекрыв все пути к отступлению, теперь бежать оставалось только в горы, а без должной сноровки протянуть там долго было невозможно. Все, как по учебнику, без каких-либо сюрпризов и неожиданных ходов, без магии и прочих этих фокусов. Предсказуемо и до безобразия скучно, но возможно все еще впереди. Бой еще даже не начался. Пока армия вальдау старалась стать как можно шире, чтобы запугать соперника еще больше.

Ближе к вечеру, даже к ночи, когда сумерки уже во всю подминали под себя горы, за стенами стали зажигаться огни. Бесчисленное множество костров, факелов и прочих огненных источников света. Целое море огней, огни разбегались вплоть до того перевала с которого еще недавно кубарем катился Костет. Нападавших стало только больше. Если бы можно было синхронизировать всех, кто находился в крепости и видел это море огней, от сглатывания слюны можно было запросто оглохнуть. Казалось, что нападавших стало как минимум втрое больше.

«Вот и первый фокус», — подумал про себя Костет, — «неплохо, похоже, все купились», — он посмотрел на собратьев и уловил их мимолетные, но навязчивые мысли, направленные на поиск путей, возможностей, как можно избежать битвы или пережить эту ночь.

Оставалось только ждать. Первый ход уже сделан. Театр теней принес свои дивиденды, свой урожай, оставалось его собрать. Собирать нужно было непременно этой ночью, иначе утром все станет ясно. Но не было видно никакого движения. Как назло, ночь была беззвездная, окутавшая всю низину. Темно — хоть глаз коли, если бы не это огненное море, было бы не понять, где там вдали речка, где перевал. Пустота вокруг и собачий холод. Пар валил столбом, давно не было такой холодной ночи. Кровь и без того стынет в жилах, так тут еще и природа подыгрывает, видимо, не было сегодня у защищавшихся надежды. Людям нужна надежда. Люди живут надеждой. Надежда, надежда. Надежда.

Будто по щелчку пальцев все костры и факелы погасли один за одним. Солдаты встревожились, поднялись со своих мест. Вместе с ними поднялся и ветер, в небе появилась брешь. Лунный свет озарил землю и… Никого, никого не было, там, где днем стояла целая армия, сейчас было пусто. Абсолютно пусто, только догорающие пепелища костров и ничего более. По стенам пробежался встревоженный шепот, снизу и до самых верхних уровней. Люди подошли к зубьям стен, не веря своим глазам, неужели миновало, ушло. Костет не поддался общему любопытству и предпочел остаться там, где есть. Вдруг вдоль стен разгорелся огонь и побежал в разные стороны, выжигая сухую траву на своем пути. Из темноты что-то полетело в стены. Снаряды разбивались, оставляя на стенах след от какой-то горючей жидкости. Огонь вспыхивал все ярче, поднимаясь вверх по стене. Снаряды продолжали хаотично разбиваться о стены, поднимая огненные языки все выше и выше. Мгновение — и почти вся внешняя крепостная стена была в огне. Снаряды не переставали вылетать, огонь разгорался все ярче. Еще немного и… яркий свет, огонь добрался до приготовленных чаш с маслом и смолой, спалил толстые канаты из конского волоса и опрокинул чаши с горящей жидкостью на головы защитников крепости, попутно захватывая лестницы на стены. Люди на стене были отрезаны и задыхались в дыму смолы. Паника захватывала город. Воины вместе с кожей сдирали оплавленные шлемы и прыгали со стен в надежде закончить мучения, но выживали и продолжали корчиться от боли, пока пламя вдоль стен не добралось и до них. Крики тысячи опаленных людей разрывали эту тихую ночь. Люди кричали от боли, от страха, душа рвалась наружу, но никак не могла покинуть тело и сгорала в адском пламени, навечно ставшая узницей плоти. Солдаты бегали по двору, бросали свое оружие, валялись в земле и бились о стены, тщетно пытаясь потушить на себе огонь.

— Лучше момента не предвидится, — не стесняясь, вслух сказал Костет и направился к рубильнику, отвечающему за подъемный механизм.

— Ах, ты, сука! — заорал капитан, который определил Костета на нижний уровень обороны. — Вот так вот, падла, ты меня благодаришь, — капитан достал меч и бросился на Костета. Только попав под поток лунного сияния, Костет увидел, что у капитана не было лица, огонь сожрал всю кожу, вместо щек виднелись только гнилые, как пеньки, зубы.

Костет попытался защититься копьем, меч разрубил его напополам. Капитан махал им налево и направо, напрочь забыв про защиту, боль и ненависть захватили его. Костет умело уклонялся от мощных, но неловких выпадов капитана — шаги его были плавными, а реакция молниеносной. Очередной выпад, он уклоняется, бьет капитана по вытянутой руке двумя обломками древка копья, меч выпадает из рук. Пируэт. Костет оказывается за спиной капитана и вонзает, словно заточку, один обломок промеж ребер. Капитан взвыл от боли, но попытался отмахнуться рукой, медленно и еще более неловко, чем обычно. Держа один обломок древка меж ребер, Костет развернул капитана к себе лицом и заглянул в его глаза, которые в панике метались из стороны в сторону, ища спасения, нет, не от Костета, а в принципе. Костет занес над головой второй обломок копья с металлическим наконечником и резко вонзил его промеж глаз. Тело капитана судорожно дернулось. Руки вцепились в одежды Костета. Ослабли. Капитан сполз на каменные стены некогда великого города.

Костет продолжил свое дело. Первый рубильник уже поднял решетку. Теперь лебедка, чтобы открыть двустворчатые ворота. Ох, да, видно она предназначалась не для одного. Пришлось изрядно попотеть, чтобы сдвинуть ее с места. Дальше — легче. Вальдау, которые закидывали стены чем-то горючим, увидели, что ворота открываются и бросились туда, помогая воротам быстрее открыться. Считанные мгновения, и уже несколько сотен солдат были внутри и усердно облегчали муки ночным светлячкам, ломая грудные клетки своими мощными топорами и секирами. Первый рубеж взят. Дальше тяжелее и в гору. На следующий уровень вели только одни ворота, придется идти в лоб. Ворота небольшие. В этом главная проблема. Их можно поджечь, и если так же заливать горючей смесью, то потушить их будет невозможно, к утру неминуемо прогорят, но в планы Владыки не входило ждать так долго. Пока вальдау бесновались и шныряли по домам в поисках кого-то живого, из тени стен вышел Владыка. Он всегда появляется из ниоткуда и уходит в никуда. Он медленно шел по главной улице к следующим воротам, будто бы это был его бенефис, а люди на стенах второго уровня были его зрителями, и он жаждал их признания.

— Огонь! Стреляйте! Подстрелите его! — заорал кто-то смелый на стене. Вслед полетели стрелы нестройно, но часто. Много дворняжек пряталось на втором уровне.

Стрелы не долетали до Владыки и сгорали на своем пути, на землю падали лишь металлические наконечники, звонко ударяясь о каменные дорожки. Глаза Владыки светились фиолетовым цветом, из них валил дым. Владыка встал перед воротами. В руке у него появился посох с идеально гладкой поверхностью, словно несколько веков его обрабатывали на самом мелком точиле. Владыка стал произносить какие-то слова. Сфера налилась фиолетовым цветом, владыка выставил посох вперед и, довольно улыбаясь, произнес: «Рок». Мощный толстый луч вырвался из сферы, разрушив не только ворота, но половину стены. Увидев это, вальдау бросились в образовавшуюся брешь, уничтожая с еще большей ненавистью и ожесточением всех на своем пути. Выстрел в небо. Это знак. Феанор дал команду требушетам обстреливать третий и далее уровни, чтобы отрезать пути к отступлению самого многочисленного, второго, круга обороны.

Костет весьма скептически наблюдал за происходящим со стены, явно не желая вмешиваться в эти разборки, а увидев, как Владыка открывает ворота на второй уровень, и вовсе почувствовал себя обманутым и ненужным. С такой силой Владыка мог взять Крокатун с армией кондитеров, и тем более ему не нужна была помощь лазутчика, нет. Здесь было что-то еще, но что? Он был горд своим выполненным заданием, но в одночасье все лавры победителя опали, словно осенние листья деревьев. Он решил обязательно вернуться к этому разговору, когда все кончится, и чтобы не замерзнуть на ветру, спустился вниз по догорающей лестнице. Подобрал копье и стал бродить вдоль стен, добивая стражей, пропущенных вальдау.

Огненные шары, пущенные требушетами, пролетали над головами, озаряли ночь. Разбивали башни и крыши домов, словно карточный домик. Каменные глыбы падали на головы и своих, и чужих, прибивая насмерть. Верхний уровень горел. Женщины и дети выстраивались в цепочку и пытались потушить пожар, но куда уж им справиться. Покуда они справлялись с одним пожаром, прилетало пять новых комет. Багровые реки меланхолично текли по каменным дорожкам. Защитники цитадели отступали вглубь, не способные справиться с напором той злости и жестокости. Клинки встречались с топорами, звенел метал, крики ярости сменялись криками боли то одних, то других. Оторванные конечности, безобразные увечья — стали последним писком моды в ту ночь. С третьего уровня стен люди как-то пытались осложнить жизнь нападавшим, поливая достаточно редким дождем стрел, но все тщетно. Плохо обученные солдаты через раз выпускали стрелу, стрелы падали с тетивы, а те, что летели, летели хаотично и часто в своих. Кто-то попытался было опрокинуть чан с маслом на головы, проходящих под аркой вальдау, но только залил стену и получил привет от гренадера, который в ответ бросил несколько снарядов с горючей смесью и факел. Стена воспламенилась, а вместе с ней и тот неуклюжий смельчак, который прыгнул со стены, сгорая словно птица феникс, с одной лишь разницей — возродиться ему было не суждено.

— Что такое, — обернулся Костет на шум и крики за спиной, — еще один, — он подошел к упавшему со стены человеку-фениксу и закончил его страдания. Рука уже безумно устала колоть, плечо ныло, но он шел и продолжал делать грязную работу, которую сам себе придумал.

Вальдау продолжали теснить защищавшихся, загоняя их в ловушку. Еще немного, и люди упрутся в обрушенный свод, который вел их к воротам на третий уровень. Сто шагов. Семьдесят. Тридцать.

— Пощады! — взмолился кто-то из защитников крепости.

— Что ты сказал? — вновь откуда ни возьмись, появился Владыка, — Пощады хочешь? Хочешь жить?

— Да, — жалобно ответил защитник, размазывая по лицу слезы и сопли вперемешку с копотью и кровью товарищей.

— Хочешь жить, а зачем? Чтобы снова предаваться распутным утехам в публичных домах, жечь крестьянские дома, грабить баро