Тихий шепот [Нева Олтедж] (fb2) читать онлайн

Автор: Нева Олтадж Книга:Тихий шепот» Серия: «Идеальное несовершенство» книга 2

«Тихий шепот» — полнометражный роман с несколькими откровенными сексуальными сценами, без обмана и с гарантированной ХЭ.

Вторая книга из серии мафии «Идеально несовершенство». Каждая книга в серии посвящена отдельной паре и может быть прочитана как самостоятельная, но для получения максимального удовольствия следуйте рекомендуемому порядку чтения

Примечание автора:

Американский язык жестов (ASL) часто используется в этой книге для общения. Хотя структура предложений на ASL значительно отличается от разговорного языка, я позволила себе творческую вольность, чтобы диалоги на ASL следовали правилам грамматики американского английского языка для более легкого течения сюжета. Надеюсь, вы не будете возражать против такого решения.

Перевод: Аббадон

Редактура: Пушок

Русификация обложки: Xeksany

Тексты всех произведений выложены исключительно для ознакомления.

 Не для коммерческого использования!

При размещении на других ресурсах обязательно указывайте группу, для которых был осуществлен перевод. Запрещается выдавать перевод за сделанный вами или иным образом использовать опубликованные в данной группе тексты с целью получения материальной выгоды.

Пролог

Двенадцать лет назад

Михаил

Грохот открывающейся двери прорвался сквозь мое затуманенное сознание, за которым последовало ощущение падения в замедленной съемке. Где-то вдалеке шепчутся незнакомые голоса, постепенно становясь громче, пока я не слышу только торопливые крики.

Слева от меня раздается вздох:

— Матерь божья.

Я пытаюсь открыть глаза, но не получается. Лишь с несколькими попытками мне удается открыть глаза, но все, что я вижу, — размытые очертания.

А потом приходит боль.

Ощущение такое, будто в меня вонзили тысячу ножей, лезвия которых глубоко вонзились в мою плоть. Острая, обжигающая боль.

Я задыхаюсь и пытаюсь говорить, но получается только болезненный хрип. Пустота снова смыкается, звуки медленно затихают, и я погружаюсь в пустоту. Последнее, что помню, — это обрывки фраз, которые пробиваются в мое угасающее сознание, пока не остается ничего. Только боль.

— Роман! . . . Михаил еще жив!

— Господи... прижми что-нибудь к его лицу...

— Я не уверен, что он выживет...

— Кто-нибудь еще жив?

— Нет, они все мертвы.

Глава 1

Наши Дни

В пустом вестибюле Чикагского оперного театра звук моих туфель отдается эхом, смешиваясь со слабыми вступительными нотами «Лебединого озера», доносящимися из коридора слева. Поскольку балет уже начался, вход свободен. Я киваю охраннику, затем иду по длинному коридору к двойным деревянным дверям в дальнем конце, и тут мое внимание привлекает плакат, висящий на стене.

Они поменяли фотографию. На предыдущей была изображена вся труппа в середине группового прыжка, снятая издалека, так что была видна вся сцена, а на новой - только один танцор, снимок увеличен. Я подхожу ближе, пока не оказываюсь прямо перед изображением. Не задумываясь, я прослеживаю пальцем по контуру ее лица, по острым скулам, губам накрашенных помадой цвета вишни и глазам, которые, кажется, смотрят на меня. Большими буквами вверху афиши написано, что сегодняшнее вечернее шоу — ее последнее выступление. Похоже, сезон закрывается.

Порой я представляю, как подхожу к ней, возможно, после одного из ее выступлений. Мы обмениваемся парой слов, и я приглашаю ее на ужин. Без особых изысков, возможно, в уютный ресторан в центре города. Где подают лучшее вино и ... Я ловлю свое отражение на стекле, которое закрывает афиша, и тут же отпускаю руку, чувствуя, что мое прикосновение каким-то образом ее запятнало. Думаю, это настолько близко, насколько можно подпустить такого человека, как я, отвратительного внутри и снаружи, к такому совершенству.

Я осторожно открываю большую деревянную дверь и незаметно проскальзываю внутрь. В зале довольно темно, единственный источник света исходит от сцены, но я все равно стараюсь держаться в тени, где темнота наиболее густая. Я всегда соблюдал крайнюю осторожность в преследовании своей навязчивой идеи, всегда следил, чтобы приходить после начала спектакля и уходить до его окончания. Так меньше привлекаешь внимание. Сказать, что я не сливаюсь с толпой, было бы преуменьшением.

Моя внешность никогда не беспокоила меня. В моей сфере деятельности, чем страшнее ты выглядишь, тем легче заставить людей говорить. Иногда хватало только войти в комнату, и они выкладывали все, что знали. Помогала и моя репутация.

Найти шлюху обычно было непросто, но это не имело никакого отношения к моему лицу. Многие женщины из нашего круга горели желанием заманить «Мясника братвы» в свою постель, но они становились гораздо менее охочими, когда я знакомил их с правилами: снимать только необходимую одежду для работы, строго сзади и без каких-либо прикосновений.

Гражданские реагировали по-разному. Большинство старались не смотреть напрямую на меня. Другим нравилось глазеть. Меня вполне устраивал любой расклад.

Так какого черта это беспокоит меня сейчас? Почему я как психопат прячусь по темным углам, преследуя эту девушку, которую видел только издалека? Я все еще сомневаюсь в своем здравомыслии, когда раздается соло скрипки, и я снова смотрю на сцену. В музыке я не разбираюсь, но не пропустил ни одного ее концерта в течение нескольких месяцев, и теперь я точно знаю, когда начинается ее часть. Когда мой взгляд находит ее, скользящую к центру сцены, я чувствую, как дыхание сбивается в груди.

Она как видение кружится по сцене в длинной юбке из шифона, и я завороженно слежу за каждым ее движением. Ее светлые белокурые волосы закручены на затылке, но вместо того, чтобы придать ей строгий вид, эта суровая прическа только подчеркивает ее идеальные кукольные черты. Она похожа на маленькую птичку - грациозную и хрупкую — и, Боже... такую невыносимо юную. Я опираюсь на стену позади себя и качаю головой. Если я не вырвусь из этого безумия, я сойду с ума.

После окончания ее роли я ухожу, но вместо того, чтобы сразу направиться к выходу, я иду к большому столу возле двери за кулисы. Он завален цветочными композициями, которые посетители оставили для отправки в гримерки танцоров. Странное решение, но оно мне подходит. Как всегда, я оставляю одну розу и иду к выходу.

— Отец хочет с тобой поговорить, — говорит мама с порога.

Я не обращаю на нее внимания и упаковываю последний из своих костюмов в тонкую белую бумагу, попутно очерчивая линию юбки из тюля. Затем я складываю их в большую белую коробку на кровати, где уже хранятся остальные мои сценические наряды, и закрываю крышку. Все, что осталось от моей карьеры профессиональной танцовщицы, готово собирать пыль. Я никогда не ожидала, что все закончится так быстро. Звезда Чикагского оперного театра, которая в шестнадцать лет поднялась до позиции главного танцора в своей труппе. Теперь она вышла на пенсию в возрасте едва ли двадцати одного года. Пятнадцать лет упорного труда пропали из-за одной глупой травмы. Когда я поворачиваюсь, чтобы поставить коробку на самое дно шкафа, мне хочется плакать, но я сдерживаю слезы. Да и какой в этом смысл?

— Он в своем кабинете, — продолжает мама. — Бьянка, не заставляй его ждать. Это важно.

Я жду, пока она уйдет, затем иду к двери, но останавливаюсь перед своим туалетным столиком и смотрю на хрустальную вазу, в которой стоит одна желтая роза. Обычно все цветы, которые я получаю после выступления, я отдаю в детскую больницу. Единственную розу я оставила себе. Я протягиваю руку и провожу по длинному стеблю без шипов, обвитому желтой шелковой лентой с золотыми деталями. После каждого выступления в течение последних шести месяцев мне оставляли по одной. Без записки. Без подписи. Ничего. Что ж, это последняя, которую я когда-либо получу.

Выхожу из комнаты и направляюсь вниз по лестнице в самую дальнюю часть дома, где находятся кабинеты отца и брата. Тупая боль в спине уже практически прошла, но я перестала обманывать себя несколько месяцев назад, что это просто мимолетное явление. Я уже никогда не смогу выдержать шестичасовые тренировки пять дней в неделю.

Дверь в кабинет отца открыта, поэтому я захожу без стука, закрываю за собой и встаю перед его столом. Он не обращает на меня внимания, просто продолжает делать пометки в своем кожаном органайзере. Бруно Скардони никогда не признает людей, которых считает ниже себя, ни на секунду раньше, чем посчитает нужным. Он наслаждается тем, как они ерзают, пока он демонстрирует над ними свое могущество. К сожалению, мне никогда не было дела до его игр власти, поэтому я без приглашения сажусь в кресло напротив него и скрещиваю руки на груди.

— Ты как я вижу, как всегда плохо себя ведешь, — говорит он, не поднимая головы от органайзера. — Я рад, что твое непослушание скоро станет не моей проблемой.

Сердце забилось быстрее при его словах, но я стараюсь не показывать никакой реакции. Отец похож на хищника, который только и ждет, когда его жертва проявит слабость, чтобы напасть, нацелившись на яремную вену.

— Мы заключаем перемирие с русскими, — говорит он и поднимает на меня глаза. — А ты выходишь замуж за одного из людей Петрова на следующей неделе.

Я несколько секунд не могу прийти в себя от потрясения, потом смотрю отцу прямо в глаза и говорю:

— Нет.

— А я и не спрашивал, Бьянка. Все уже обговорено — дочь капо для одного из его людей. Поздравляю, cara mia. — Ехидная улыбка расползается по его лицу.

Я беру бумагу и ручку с его стола, быстро пишу слова и передаю ему. Он смотрит вниз на записку и скалит зубы.

— Я не могу тебя заставить? — усмехается он.

Я начинаю вставать, но отец хватает меня одной рукой за руку, а другой бьет наотмашь по лицу. В ушах звенит, но сделав вдох, я снова поворачиваюсь к нему и медленно беру бумагу с того места, где он бросил ее на другом конце стола. Расправляю края бумаги, кладу ее на стол перед ним, указываю пальцем на написанные там слова и поворачиваюсь, чтобы уйти. Меня не выдадут замуж, особенно за какого-то русского бандита.

— Если ты этого не сделаешь, я отдам им Милену.

От его слов я замираю на месте. Он не посмеет. Моей сестренке всего восемнадцать. Она еще ребенок. Я поворачиваюсь, смотрю отцу в глаза и вижу правду. Он бы так и сделал.

— Я вижу, это привлекло твое внимание. Хорошо. — Он указывает на стул, который я только что освободила. — Вернись на место.

Пять шагов, которые делаю до стула, наверное, второе самое трудное, что я делала в своей жизни. Всю обратную дорогу едва волочу ноги, как будто они сделаны из свинца.

— Теперь, раз уж все решено, нужно кое-что уточнить. Ты будешь послушной, покорной женой своего мужа. Я все еще не знаю, кто это будет, но это неважно. Важно то, что это будет кто-то из окружения Петрова.

Я наблюдаю за ним, когда он откидывается в кресле и берет сигару из стоящей перед ним коробки.

— Ты обуздаешь свой нрав, дашь ему трахать тебя столько, сколько он захочет, и убедишься, что он тебе доверяет. Он, вероятно, недооценит тебя, как обычно делают люди, когда узнают, что ты не можешь говорить, и начнет болтать о делах. — Он направляет сигару в мою сторону. — Ты запомнишь все, что он скажет, каждую деталь, как они организованы, какие маршруты используют для распространения, все, что он может упомянуть.

Открыв ящик стола, отец достает телефон и протягивает его мне через стол.

— Ты будешь сообщать мне все, что узнаешь. Все до последней мелочи. Поняла, Бьянка?

Теперь все встало на свои места. Какую идеальную схему он придумал: избавиться от своего проблемного ребенка, добиться расположения дона, пожертвовав одну из своих дочерей братве, и при этом убедиться, что именно он получит важную информацию о русских. Блестяще, правда.

— Я задал тебе вопрос! — рычит он.

Склонив голову набок я смотрю на него, жалея, что у меня нет пистолета, представляя, как направляю его ему между глаз и нажимаю на курок. Я бы не промахнулась. Мой брат годами тренировал меня в стрельбе, тайком беря меня с собой на тренировки. Я не уверена, что у меня хватило бы духу убить отца, но представить себе это определенно приятно.

Я киваю, беру телефон со стола и выхожу из кабинета, краем глаза уловив его довольную улыбку. Пусть он верит во что хочет. Может, я и выйду замуж за братву, но сделаю это ради сестры, а не потому, что он приказал мне. И я не играю в его шпионские игры. Я не погибну из-за него, снова.

Как только пахан братвы Роман Петров входит в столовую, все встают и ждут, пока он не займет место во главе стола. Он опирается на трость, когда садиться на стул и кивает нам, чтобы мы сели на свои места. Справа от него пустует стул. Его жена, вероятно, снова чувствует недомогание. Я думал, что беременных женщин тошнит только по утрам, но, судя по тому, что я слышал на кухне, Нину Петрову рвет без остановки уже несколько недель.

Роман поворачивается к горничной и указывает головой на дверь.

— Валентина, выйди и закрой дверь. Я позову тебя, когда мы закончим.

Она быстро кивает и поспешно выходит из комнаты, закрывая за собой двойные двери. Похоже, мы будем обсуждать дела до ужина. Роман откинулся в кресле, и мне интересно, какую бомбу он сегодня на нас сбросит. В последний раз, когда он вызвал нас всех к себе, он сообщил, что тайно женился на женщине спустя два дня после знакомства с ней.

— Как вы уже знаете, мы заключили перемирие с итальянцами, — говорит он. — Они согласились на мои условия, я согласился на их, и осталось только организовать свадьбу, чтобы закрепить сделку. — Он приподнимает брови. — Итак, кто хочет вызваться добровольцем, чтобы стать счастливым женихом?

Все молчат. В братве не принято заключать браки по расчету. Так делаю лишь итальянцы, и никто не хочет связываться с троянским конем. А именно такой будет эта женщина, и все это знают. Интересно, кого он выберет. Явно не меня, потому что Роман слишком хорошо знает мои проблемы. И не Сергея. Никто в здравом уме не доверит этому психу тостер, не говоря уже о человеке. Максим слишком стар, поэтому я ставлю на Костю или Ивана.

— Что, никто не хочет красивую итальянку? Может, это поможет вам передумать? — Он лезет в карман пиджака, достает фотографию и передает ее Максиму. — Бьянка Скардони, средняя дочь итальянского капо Бруно Скардони, до недавнего времени прима-балерина Чикагского оперного театра.

Я словно окаменел. Невозможно.

— Они очень хотят этого союза. — Роман улыбается. — На кону самая красивая женщина итальянской мафии.

Максим передает фотографию Косте, скрещивает руки на груди и смотрит на Романа.

— В чем подвох?

— Почему ты думаешь, что есть подвох?

— Итальянцы никогда не отдадут дочь капо, особенно с такой внешностью, в братву. Неважно, как сильно они хотят союза. Должно быть, с ней что-то не так.

— Ну, есть одна маленькая загвоздка, но я бы скорее назвал ее бонусом, — ухмыляется Роман.

Я беру фотографию, которую передает мне Костя, и смотрю на нее. Она стала еще красивее, распущенные волосы обрамляют ее идеальное лицо, а светло-карие глаза улыбаются в камеру. Стиснув зубы, я передаю фотографию Ивану. От одной мысли о том, что один из моих товарищей получил ее, на меня накатывает волна ярости, и я изо всех сил сжимаю ручки кресла, чтобы не ударить что-нибудь.

Иван смотрит на снимок, приподняв брови, затем подталкивает Дмитрия локтем и передает ему фотографию.

— Она не похожа... на итальянку. — Дмитрий согласно кивает, глядя на фотографию в своих руках: — Я думал, что у всех итальянок темные волосы. Ее удочерили?

— Нет. Бабушка по материнской линии была норвежкой, — вставляет Роман.

Сергей следующий, но он просто передает фотографию Павлу, даже не взглянув на нее.

— Чтоб меня черти драли, она горячая, — присвистывает Павел. — У тебя есть другая фотография? Желательно без одежды.

Я смотрю на стену напротив меня и сжимаю стул еще сильнее, пытаясь сдержать желание встать и врезать Павлу по лицу или сделать что-нибудь похуже, например, забрать ее себе. Павел продолжает смотреть на фотографию, и на мгновение я представляю, как он прижимает ее к себе, и мой контроль исчезает в доли секунды.

— Я возьму ее, — говорю я.

Абсолютная тишина заполняет комнату, когда все взгляды устремляются на меня, удивление и неверие видны на каждом лице. Я поворачиваюсь к Роману, который смотрит на меня, приподняв брови.

— Интересное развитие событий, — говорит он. — Я планировал отдать ее Косте, если бы никто не вызвался. Он ближе всех к ее возрасту.

— Ну, он ее не получит.

— Ты еще не слышал, в чем подвох, Михаил. Может, передумаешь.

— Я не передумаю.

— Ну что ж. — Роман пожимает плечами и отпивает глоток своего напитка. — Тогда решено.

Ужин проходит в тишине, что необычно. Вместо обычных рабочих разговоров и смеха то тут, то там, сегодня все, кажется, заняты своей едой, но я замечаю, что парни время от времени бросают взгляды в мою сторону. Они, наверное, удивляются, что это на меня нашло, что я решил забрать итальянку себе, но мне все равно, что они думают. Она моя, несмотря ни на что.

После окончания трапезы Роман кивает мне, и я следую за ним по длинному коридору в его кабинет. Он садится на кресло в углу, а я остаюсь стоять и опираюсь на стену позади себя.

— Ей двадцать один. Михаил, ты слишком стар для нее.

— Десять лет — не большая разница. Ты старше своей жены на одиннадцать лет.

— Да, но я молод душой, — говорит он и улыбается.

— Конечно.

— Ты как всегда красноречив. — Он качает головой. — Она едва ли взрослая. Что ты будешь делать, когда она начнет приставать к тебе каждый вечер с просьбами пойти куда-нибудь? Что, если она захочет пойти на вечеринку, а тебе придется сказать ей, что нужно работать? Тебе придется каждую неделю водить ее смотреть подростковые фильмы. Даже Нина любит это дерьмо. Знаешь, я могу попросить ее прислать тебе несколько рекомендаций.

— Спасибо. Я пас.

Роман вздохнул и откинулся назад.

— Михаил, девушки ее возраста хотят мужчину, который будет говорить больше, чем пять предложений в день. Они ждут поцелуев, объятий. Ты подумал об этом?

— Мы подумаем.

Молчание. Роман просто смотрит на меня, склонив голову набок, и я точно знаю, о чем он думает.

— Она не одна из твоих обычных блядей. Как, по-твоему, двадцатиоднолетняя девушка должна справляться с твоими... проблемами?

— Ей не придется. Я сам разберусь со своими проблемами.

— Да? Когда ты в последний раз добровольно прикасался к кому-то, кроме Лены?

Я смотрю на него, не отвечая. Не потому, что не хочу, а потому, что не могу вспомнить.

— Роман, я сам разберусь.

— Ты уверен?

— Да.

— Тогда ладно. — Он вздохнул и продолжил: — Ты знаешь, что она, скорее всего, будет шпионить за нами и докладывать итальянцам. Ты отвечаешь за большинство наших операций с наркотиками, поэтому я хочу, чтобы ты следил за тем, что говоришь в ее присутствии. Также проверь, что убрал всю секретную информацию из своего офиса на случай, если она решит пошпионить, когда тебя там не будет.

— Непременно.

— Есть еще одна деталь, которую ты должен знать о ней, и, если ты передумаешь, я поручу ее Косте.

— Я не передумаю.

— Она не говорит, Михаил.

Я напрягся и посмотрел на Романа, не уверенный, правильно ли я его расслышал.

— Она не может быть глухой, — говорю я. — Она танцовщица.

— Она не глухая. Произошел несчастный случай — автомобильная авария, когда она была подростком. У меня нет подробностей. Это все, что рассказал мне Скардони.

— Как она общается?

— Без понятия. Полагаю, пишет в блокноте или на языке жестов. Ты все согласен?

— Да.

Роман приподнимает бровь, но не комментирует мое решение.

— Хочешь, чтобы я назначил встречу до свадьбы?

Я замираю.

— Нет.

— Почему? — спрашивает он, как будто он еще не знает ответа на свой вопрос. — Она не может сказать «нет». Все уже решено.

— Никакой встречи.

Роман смотрит на меня, потом качает головой.

— Тогда давай организуем свадьбу.

Глава 2

Утренние лучики солнца проникают в комнату сквозь занавески на окнах, окутывая теплым светом. Сегодня был бы идеальный день для свадьбы, если бы свадьба не была моей. Возможно, на улице и тепло, но в душе у меня бушует кровавый ледяной шторм.

Я наклоняюсь вперед, и подвожу подводкой на вернем веке длинную тонкую линию. Наверное, мне следовало убежать. В конце концов, меня бы нашли, но оно того стоило.

— Ты такая красивая! — восклицает с порога Милена и вбегает в комнату. — Я сейчас заплачу!

Я улыбаюсь сестре и продолжаю наносить макияж. Для человека, который ненавидит свадьбы, она была необычайно взволнована, поэтому я не могла заставить себя сказать ей правду.

— Как бы я хотела, чтобы Анджело был здесь, и смог увидеть тебя, он так разозлился, когда папа заставил его уехать в Мексику.

Да, я бы тоже хотела, чтобы брат был здесь сегодня. Он единственный из семьи, кроме Милены, кто на самом деле заботится обо мне, и я уверена, что отец специально его отослал.

— Сегодня я заставила Агосто в шесть утра отвезти меня посмотреть торжественный зал. Он потрясающий. Мне до сих пор не верится, что ты согласилась на брак по расчету. Я всегда думала, что мы останемся девами и будем жить вдвоем с кучей коше.

Она начинает возиться с моим платьем, расправляя материал. "

— Сегодняшний день я проживу через тебя. Только на таком расстояние я планирую приблизиться к свадьбе. Когда-либо. — Смеясь, сестренка наклоняется, и подправляет подол платья, пока я смотрю на нее в зеркало.

Милена даже не представляет, как близко она подошла к тому, чтобы оказаться сегодня на моем месте. После окончания школы она планирует поступить в колледж. С самого детства с восьми лет она говорила, что хочет стать мед. сестрой, и это все, чего она когда-либо хотела. Я надеюсь, что ее желание сбудется. Зная, какая упрямая Милена, вероятно, она добьется своего, если только отец не решит выдать ее замуж до того, как она вырвется из его лап.

— Итак, расскажи мне о нем. Я хочу знать все о твоем будущем муже! Почему ты не пригласила его к нам?

Я оставляю подводку на туалетном столике и поворачиваюсь на стуле лицом к Милене, моей милой младшей сестре, которая проводила часы своего свободного времени на YouTube и выучила язык жестов из-за меня. Мама и брат тоже выучили основы, но они понимали лишь простые предложения. Старшая сестра, Аллегра, и отец никогда не утруждали себя.

«Его зовут Михаил Орлов», — жестами сказала я. За последние несколько лет Милене стало намного лучше говорить на языке жестов, и мы можем вести нормальный разговор, но ей все еще нужно, чтобы я показывала медленно.

— И? Как он выглядит? Он сексуальный? Сколько ему лет? Давай, расскажи мне.

«Это все, что я знаю.»

— О, не будь такой скрытной. — Милена смеется и щиплет меня за верхнюю руку. — Расскажи мне!

«Мы никогда не встречались. И кроме его имени, ничего не знаю.» — По правде говоря, мне все равно, поэтому я и не спрашивала. Какая мне от этого польза? Я все равно выйду замуж за этого человека, хочу я этого или нет.

— Что! Ты с ума сошла? Я думала, ты хотя бы познакомилась с ним и решила выйти замуж, потому что парень тебе понравился.

«Иди переоденься. Мы опоздаем.»

— Бьянка? — Она положила руку мне на плечо. — Ты согласилась на брак? Или отец заставляет тебя это делать?

«Конечно, я согласилась.»

— Ты согласилась выйти замуж за человека, которого никогда не видела? Не лги мне, любимая.

«Я не лгу. Пожалуйста, иди переоденься.»

Она смотрит на меня суженными глазами, но в конце концов уходит. Я заканчиваю макияж, надеваю каблуки и отправляюсь в свою несчастливую жизнь, молясь, чтобы Милену не постигла та же участь.

Свадьба должна состояться в торжественно зале роскошного отеля «Четыре сезона» в центре Чикаго, и как только мы появляемся, все головы поворачиваются в нашу сторону. Десятки взглядов следят за нами, пока Роман и остальные члены группы идут садиться в первые два ряда с правой стороны. Нас всего восемь человек, в то время как левая сторона, где сидят итальянцы, заполнена до отказа. Все люди, сидящие на двадцати рядах, смотрят на нас с угрюмыми лицами. Думаю, никто не в восторге, что кто-то из их семьи выходит замуж за парня из братвы, но это, конечно, не помешало им прийти, чтобы посплетничать и поесть на халяву.

Все знают, как итальянцы серьезно относятся к своим праздникам и внешнему виду. Повсюду огромные композиции из белых цветов, шелковые ленты, завязанные в банты вокруг каждого стула. Они даже усыпают весь пол белыми лепестками. Для итальянцев главное — произвести хорошее впечатление.

Пока остальные рассаживаются, мы с Костей стоим возле первого ряда. Итальянцы начинают переговариваться между собой, подталкивая друг друга локтями, наблюдая за нами. Большинство из них отводят глаза, как только видят мое лицо, и сосредотачиваются на Косте, оценивая его. Костя симпатичный парень с длинными светлыми волосами и озорной улыбкой. Женщины всегда бросались на него, поэтому неудивительно, что эти люди решили, что именно он сегодня женится.

Я делаю шаг вперед и встаю у входа, где по другую сторону высокого стола ждет свадебный церемониймейстер. Костя, мой шафер, идет следом, но останавливается в двух шагах справа от меня. В тот момент, когда становится ясно, что жених — это я, раздается общий вздох, и весь зал замолкает.

Я стою лицом к толпе итальянцев, которые смотрят на меня с явным изумлением в глазах, и обвожу их взглядом, пока не дохожу до Бруно Скардони. Разве не он должен сопровождать свою дочь к алтарю? Он сидит в середине первого ряда, на его губах самодовольная улыбка. Интересно. Три женщины справа от него, его жена и две дочери, сидят неподвижно, на их лицах выражение ужаса. По крайней мере, это ожидаемо. Интересно, где брат? Судя по собранной мной информации, Бьянка и ее брат близки, поэтому странно, что он пропустил свадьбу сестры.

В тот самый момент, когда я начинаю думать, что мне стоило бы встретиться с Бьянкой до свадьбы, комнату заполняют звуки свадебного марша. Надеюсь, она не убежит с криками, увидев меня, потому что я буду ее преследовать.

Я смотрю перед собой на белую дверь и думаю, какая жизнь ждет меня по ту сторону. Каталина, моя кузина и подружка невесты, возится с фатой, подбирая складки, чтобы они упали на мое лицо.

Продана. Меня продают, как скот, чтобы добиться воплощения чужих целей. Я ничего не могла сделать, чтобы избежать этого, кроме как разрушить жизнь сестренки в обмен на свою. Я не могу вернуться назад, поэтому высоко поднятой головой пойду вперед, чтобы мой мерзавец-отец увидел, что не сломил меня.

Он так разозлился, когда сказала ему, что пойду к алтарю одна.

— Что скажут люди? — кричал он.

Мне все равно, что скажут люди. Я не хочу, чтобы человек, который решил использовать меня в качестве агнеца на закланье, играл роль послушного отца. И уж точно я не пойду туда с закрытым лицом, как будто я какая-то покорная испуганная жертва.

Мужчина в униформе отеля открывает дверь, когда звучат первые ноты песни. Я хватаю подол вуали, снимаю эту чертову штуку с головы и бросаю кружевную ткань на пол. Каталина охает за моей спиной, но я не обращаю на нее внимания, делаю глубокий вдох и вхожу в торжественный зал.

Женщина, которой я одержим уже несколько месяцев, входит в зал, и у меня перехватывает дыхание. Я знал, что она красива, но увидеть ее так близко и лично... Я был так неправ. Она не просто красива, это слишком простое слово. Одетая в длинное белое платье, которое струится по ее телу и заканчивается коротким шлейфом, она сногсшибательна. Мягкие белокурые локоны свободно спадают по обе стороны ее лица и до талии. Мне кажется, я никогда не видел женщину с такими длинными волосами. Она напоминает мне эльфийскую принцессу. Интересно, каким чудовищем я буду в этой истории?

С высоко поднятой головой она идет по проходу уверенными, быстрыми шагами, прямо ко мне. Она смотрит на меня и удерживает мой взгляд, не вздрагивает при виде моего изуродованного лица и повязки на глазу, не сбивается с шага, пока она приближается. Я ожидал увидеть застенчивую, робкую девушку, напуганную ситуацией, в которую она попала, но в этих глазах нет и следа страха, только решимость.

Она стоит передо мной, такая красивая и непокорная, и у меня возникает внезапное, необъяснимое желание прикоснуться к ней. Убедиться, что она настоящая. Странное чувство. Я не получаю удовольствия от контакта с кожей ни с кем, кроме Лены. Мне это не нравится, и я никогда не инициирую это сам.

Свадебный церемониймейстер начинает говорить, и когда мы поворачиваемся к нему, я не могу удержаться и провожу пальцем по тыльной стороне ее руки. Легкое прикосновение. Я уверен, что она даже не заметила его. Мужчина перед нами продолжает что-то бормотать, и я опускаю глаза, чтобы еще раз взглянуть на свою невесту. Она невысокого роста, ее маленькая рука выглядит такой хрупкой. Словно можно сломать. Но потом она поднимает глаза, и в этих глазах, которые смотрят на меня не мигая, нет ничего хрупкого.

Он совсем не такой, как я ожидала.

Свадебный церемониймейстер начинает произносить речь, но я не слышу ни слова. Все мое внимание сосредоточено на мужчине, стоящем рядом со мной. Войдя в зал и увидев в конце прохода его огромную фигуру, я чуть не споткнулась, и только годы практики на сцене заставили меня продолжать идти вперед. Он сложен как профессиональный боец, его широкие плечи обтягивает материал пиджака. На нем черная рубашка и черные брюки, а с его иссиня-черными волосами и повязкой на глазу он похож на темного ангела-мстителя.

Я не сразу заметила шрамы, потому что слишком сосредоточилась на его впечатляющей фигуре. Самый большой шрам начинается над правой бровью и идет прямо по лицу, исчезая под повязкой, а затем продолжается до челюсти. Рядом с ним есть еще один, он начинается где-то под повязкой и тянется вниз почти уголка рта. Та, что слева от подбородка, проходит по всей длине шеи и исчезает под воротником рубашки. Я понятия не имею, что могло с ним случиться, чтобы оставить такие раны, но это наверняка было что-то ужасное. Большинство мужчин, которых я знаю, отрастили бы бороду, чтобы скрыть хотя бы часть шрамов на лице. А мой будущий муж, похоже, не скрывает свои шрамы, потому что он чисто выбрит, как будто ему наплевать, что подумают другие люди.

Свадебный церемониймейстер заканчивает свою речь, и мужчина, который стоит рядом с моим женихом, подходит и ставит на стол маленькую бархатную коробочку с обручальными кольцами. Михаил берет меньшее и смотрит на меня в ожидании. Я поднимаю руку и смотрю, как он надевает кольцо на мой палец, не касаясь кожи. Кажется, что он намеренно избегает этого. Я достаю из коробки большое обручальное кольцо и поднимаю руку, но вместо того, чтобы протянуть свою руку, он берет кольцо из моих пальцев и сам надевает его на свой палец.

Церемониймейстер объявляет нас мужем и женой и показывает на большую раскрытую книгу, лежащую на столе. Он не произнес: «Вы можете поцеловать невесту», и думаю, было ли это намеренно или он забыл, потому что мужчина выглядит странно расстроенным, суетливо шевелит руками и смотрит куда угодно, только не на моего мужа.

Михаил берет ручку, пишет свое имя и протягивает ее мне. Я поднимаю глаза и вижу, что он смотрит на меня, словно ожидая, что я повернусь и убегу. Не разрывая взгляда, я приподнимаю бровь, беру ручку из его рук и подписываю свое имя. Бьянка Орлова. Все готово.

Я наблюдаю, как люди толпятся вокруг фуршетных столов, наполняя свои тарелки едой и громко болтая. Бьянка стоит рядом со мной, молча наблюдая за залом, и у меня такое чувство, что она не фанат толпы. Это у нас общее.

Роман подходит ко мне, и говорит, что он уходит с Дмитрием. Вероятно, ему не терпится вернуться к жене, которая осталась дома. Я удивлен, что он вообще пришел на свадьбу, учитывая, как он не хочет выпускать ее из поля зрения. Он поворачивается к Бьянке и представляется, протягивая руку. Когда их ладони соединяются, меня охватывает странная потребность отбить руку Романа от прикосновения к моей жене.

— Хочешь уйти? — спрашиваю я, когда Роман скрывается из виду.

Бьянка оглядывает толпу, поднимает голову, чтобы посмотреть на меня, и кивает. Я направляюсь к выходу, давая знак головой Косте и остальным нашим мужчинам. Мы уже почти доходим до двери, когда я чувствую, как Бьянка касается рукой моего предплечья, слегка сжимает его, и на долю секунды я напрягаюсь, прежде чем заставить себя расслабиться. Она бросает взгляд на стол, за которым сидит ее семья, как будто хочет попрощаться, поэтому я поворачиваюсь и начинаю идти в их сторону.

Младшая сестра вскакивает со стула и бросается к Бьянке, обнимает ее за талию и что-то шепчет ей на ухо. Бьянка отступает на шаг и начинает жестами пальцев говорить. Следя за своей мимикой, чтобы ничего не выдавало узнавания, я незаметно наблюдаю, как ее пальцы складывают слова.

«Мы уезжаем. Все в порядке. Я напишу тебе утром, и мы поговорим.»

— Папа рассердится, если вы уедете так рано, — шепчет ее сестра.

«Можешь сказать дорогому папочке, чтобы он шел к черту.»

Бьянка показывает жестами это предложение медленно, словно хочет убедиться, что сестра уловила каждое слово, затем берет ее за руку и поворачивает девочку ко мне.

Бедняжка судорожно сглотнула, но быстро взяла себя в руки и улыбнулась. Она не подает руку, и я рад этому. Когда это необходимо, я не возражаю против стандартных социальных взаимодействий, таких как рукопожатия, но предпочитаю их избегать.

— Меня зовут Милена. Приятно познакомиться с вами, господин Орлов.

От моего внимания не ускользнуло, что Милена - единственная из ее семьи, кого Бьянка представляет лично. С остальными я лишь обмениваюсь отрывистыми кивками, что не так уж странно, учитывая, что всего месяц назад мы пытались убить друг друга.

Милена поворачивается, чтобы что-то сказать Бьянке, когда в комнате раздается выстрел.

Буквально спустя секунду после того, как в воздухе прогремел первый выстрел, сильная рука обхватывает меня за талию. В следующее мгновение я оказываюсь на полу рядом с Миленой, а Михаил навис над нами, защищая своим телом от выстрелов.

— Бегите к служебной двери. Не высовывайтесь. Живо! — кричит он, перекрывая шум криков людей и выстрелов.

Мне удается выпутать ноги из шлейфа платья, подхватить ткань одной рукой и ползти как можно быстрее за Миленой к двери в нескольких метрах от нас. Едва оказавшись в узком коридоре, я прислоняюсь спиной к стене и крепко обнимаю Милену. Она дрожит как лист, дыхание сбивчивое, и я не отстаю. Я бросаю взгляд в сторону двери, ожидая найти там Михаила, но его нет в коридоре вместе с нами.

Еще раздается два коротких выстрела, после чего стрельба прекращается, и я слышу лишь мужские крики и женские вопли. Я жду пару секунд, затем возвращаюсь к двери и заглядываю в комнату. Кругом царит хаос.

Люди бегут к двойным дверям на другой стороне комнаты, не обращая внимания на окружающих. Пожилой мужчина, которого я узнала, как одного из двоюродных братьев моего отца, лежит в луже крови, не двигаясь. Неподалеку от него на полу сидит женщина, по обе стороны от нее на коленях стоят двое мужчин, один из которых сжимает ее кровоточащую руку. Вокруг много людей, которые пострадали от пуль или от давки, но никто больше не выглядит мертвым или серьезно раненым. Несколько мужчин ходят по комнате с оружием наготове, осматривая раненых. Я узнаю нескольких из них как тех, кто пришел с Михаилом, но остальные - люди моего отца.

Михаил стоит в стороне, у стены, вместе с группой, собравшейся над телом официанта, лежащего на полу. Я наблюдаю, как Михаил убирает пистолет в кобуру, спрятанную под пиджаком, и приседает рядом с телом. Он расстегивает пуговицы и оголяет правую руку мертвеца, осматривая предплечье. Отец подходит и встает рядом с Михаилом. Несколько секунд они что-то обсуждают, затем Михаил поворачивается и идет ко мне.

— Милена, иди к своему отцу, — говорит он моей сестре, а затем поворачивается ко мне. — Пошли.

Он ведет меня по длинному коридору и через прачечную отеля, где персонал в форме выглядывает из-за больших стиральных машин. Мы выходим через металлическую дверь и поворачиваем направо к парковке. Такое впечатление, что я двигаюсь в вакууме, ничего не слыша и едва замечая окружающую обстановку. Это первый раз, когда я вижу стрельбу вне тира, и, возможно, я в шоке.

Михаил подходит к машине и открывает для меня пассажирскую дверь. Если кто-то спросит меня о модели или даже цвете машины, в которую я сяду, я не смогу сказать. Во время поездки он кому-то звонит, но весь разговор ведется на русском языке, поэтому я не знаю, что он говорит и с кем.

Вскоре после того, как Михаил отключает звонок, он паркуется в подземном гараже высокого современного здания. Поскольку я не обращала внимания, куда мы ехали, единственное, что я знаю, это то, что мы где-то в центре города.

Михаил открывает передо мной дверь машины, я иду за ним к серебристому лифту и наблюдаю, как он проводит карточкой-ключом по маленькому дисплею, а затем нажимает кнопку верхнего этажа. Спустя недолгое время двери лифта открываются в маленькое фойе с одной дверью.

Я глубоко вздохнула. Он привел меня к себе домой. Не знаю, почему меня так сильно поразило это обстоятельство. Конечно, он привел бы меня к себе домой. Конечно, я не ожидала, что он отвезет меня в отцовский дом, но все равно, словно только сейчас до меня дошло, насколько изменится моя жизнь с этого момента. Я делаю еще один вдох и вхожу в дом Михаила.

— Гостиная, столовая, кухня, ванная комната для гостей. — Михаил показывает на огромное открытое пространство с окнами от пола до потолка на противоположной стороне. — Комната, которую я использую как спортзал. Комната Лены. Мой кабинет.

Кто такая Лена? Может, у него есть домработница?

Михаил поворачивается и показывает на другую сторону открытого пространства.

— Моя спальня. Ты можешь занять комнату для гостей рядом с ней.

Я смотрю на него, обдумывая то, что он только что сказал. Он не заставит меня с ним переспать?

Он смотрит на меня и в его единственном голубом глазу мелькает интерес, а затем он убирает прядь волос, упавшую мне на лицо, и прячет ее за ухо.

— Бьянка, я не принуждаю женщин. Тебе ясно?

Я киваю.

— Хорошо. Мне нужно идти, и я, вероятно, не вернусь до утра. В холодильнике полны еды. Поешь. Прими душ и ложись спать, тебе нужен отдых. Дай мне свой телефон.

Каким-то образом маленькая сумочка-клатч, перекинутая через мою грудь на тонкой золотой цепочке, уцелела после событий этого вечера. Я достала телефон и неохотно отдала ему. Я не думала, что он его конфискует.

Вместо того чтобы забрать телефон, он начинает печатать.

— Я ввел свой номер, а также номер пульта охраны внизу. Если тебе что-нибудь понадобится, напиши мне. Возможно, я не смогу ответить сразу, но сделаю это, как только смогу. — Он протягивает мне телефон обратно, и я медленно поднимаю руку и беру его.

— Не стесняйтесь исследовать все вокруг, но мой кабинет под запретом. Все остальное в порядке. Мы поняли друг друга?

Я снова киваю и продолжаю смотреть на него, ожидая, что он скажет что-то вроде, «Увидимся утром» или «Спокойной ночи», но вместо этого он просто протягивает руку и проводит пальцем по тыльной стороне моей ладони, его прикосновение очень легкое. Оно длится всего секунду, а потом он уходит, не сказав ни слова.

Какой странный человек.

— У него была татуировка албанской банды на предплечье, — говорю я Роману. — Думаешь, это Душку?

— Возможно. А может, он узнал, что это я убрал его друга Тануша. А может, он разозлился, потому что мы опередили его в заключении соглашения с итальянцами.

— Возможно, и то, и другое. — Я киваю. — Или кто-то хочет, чтобы мы думали на Душку. Они послали только одного человека, а половина людей в зале была вооружена. Задание было для самоубийцы. И очень удобно, что у него была татуировка, которая связывала его с албанцами. Что-то здесь не сходится.

Роман наклоняется вперед, барабаня пальцами по столу.

— Возможно, итальянцы играют с нами, подготавливая почву для чего-то большего. Они отвечали за безопасность на свадьбе, и вооруженному человеку удалось прорваться. — Он указывает на меня пальцем. — Ты должен следить за своей женой. Следи за ней очень внимательно.

— Непременно. — Я киваю и выхожу из кабинета пахана.

По дороге домой я думаю о том, что сказал Роман. Может ли Бьянка быть шпионом своего отца? Я уверен, что такой безжалостный капо, как Бруно Скардони, не упустит такой возможности. Тем не менее, у меня возникло предчувствие, что это не так. Отвращение, которое я видел в глазах Бьянки каждый раз, когда она смотрела на своего отца, не могло быть притворным. Да, у моей жены очень выразительные глаза.

Я подумал, не сказать ли ей, что я владею языком жестов. Это значительно облегчило бы общение, но привело бы к вопросам, которые я пока не готов с ней обсуждать. Пока что нам придется обойтись без языка жестов.

В стрессовой ситуации я либо убираюсь, либо готовлю. Здесь нечего убирать. Все безупречно. Поэтому иду на кухню и начинаю искать ингредиенты, чтобы приготовить быструю сырную пасту.

Ранее я приняла душ в ванной комнате для гостей и провела некоторое время, гуляя по квартире Михаила. Квартира безумно огромная - занимает весь верхний этаж и выполнена в современной классике со спокойным интерьером, мебель из темного дерева в сочетании с белыми акцентами, и панорамными видом. Сначала я осмотрела кухню - мечту шеф-повара, которая полностью укомплектована. В буфете наткнулась на несколько интересных предметов, таких как какао, много конфет, а в холодильнике - маленькие упаковки клубничного йогурта. Мой мужне показался мне человеком, который любит сладости и клубничный йогурт, но у людей бывают странные вкусы.

Следующей была спальня Михаила. Мне было неловко там рыться, поэтому я просто подошла к шкафу и взяла первую попавшуюся футболку. Я не собиралась спать в полотенце или голой. Ходить без трусиков было уже достаточно плохо.

После спальни Михаила я миновала комнату домработницы и остановилась в дверях тренажерного зала в замешательстве. Я ожидала увидеть кучу высококлассных тренажеров для бодибилдинга, беговую дорожку и тому подобные вещи. Вместо этого в одном углу стояла стойка со старыми гирями разных размеров, рядом с ней - турник для подтягиваний и боксерская груша. Все было расставлено вдоль стены напротив окон от пола до потолка, и не занимало и пятой части комнаты. Какая пустая трата пространства. Он мог бы уместить там еще одну комнату. Из спортзала я сразу же вернулась на кухню, не обращая внимания на дверь в его кабинете.

Когда варила макароны, я приготовила себе тарелку и оставила кастрюлю с остальным на стойке. Я оглядываюсь вокруг в поисках бумаги, чтобы что-нибудь написать, и в конце концов нахожу ручку в одном из ящиков. Но бумаги нет. Я беру пустую коробку из-под макарон, разрываю одну сторону, затем сажусь за обеденный стол и начинаю писать на картоне.

Когда заканчиваю, то оставляю записку на полу рядом с входной дверью, где Михаил не сможет ее пропустить, и возвращаюсь в комнату для гостей.

Я поднимаю лежащий на полу кусок картона и начинаю читать.

Я приготовила макароны. Я оставила на столе.

У тебя одолжила одну из твоих футболок. Надеюсь, ты не против.

Со всем, что произошло, я забыла, что мне нужно заехать к отцу и забрать сумку с вещами. Ты можешь заехать за ней завтра?

Возможно, нам нужно будет заехать в магазин, где я смогу купить сменную одежду. Я не могу пойти к отцу в одной футболке.

Я не смогла найти кофе на кухне. Меня зовут Бьянка, и у меня кофеиновая зависимость. Если у тебя где-то припрятано кофе, пожалуйста, напиши мне, где я могу его найти, прежде чем ты ляжешь спать. Я немного сварливая по утру до того, как получу свою порцию.

Я ухмыляюсь на последней фразе и подхожу к слегка приоткрытой двери в комнату для гостей. Бьянка крепко спит под толстым одеялом, ее волосы спутаны вокруг головы. Я прислоняюсь к дверному проему и наблюдаю за ее сном, пока не забрюзжал ранний рассвет.

Глава 3

Я проснулась почти в девять, и удивилась, что проспала восемь часов в чужом доме как убитая. Вчера я заснула мигом, едва головой коснулась подушки. Возможно, это какое-то странное последствие обстрела.

Сходив в ванную, сделав все дела и почистив зубы, я пошла на кухню. На стойке рядом с кофеваркой я нахожу свою записку, один уголок которой лежит под пакетом нераспечатанных кофейных зерен. Напротив каждой из моих записей — комментарии, написанные аккуратным почерком.

Спасибо.

Я не против.

Да.

Я позвонил домработнице и попросила ее купить для тебя что-нибудь на завтра, пока мы не заберем твои вещи. Она оставит покупки на стойке.

Крайний правый шкаф, верхняя полка. Но можешь положить его куда хочешь.

Рядом с запиской лежит бумажный пакет. Я заглядываю внутрь и достаю пару серых штанов для йоги и две футболки. На дне лежат нижнее белье и носки. Обуви нет, так что, похоже, я надену свои туфли на шпильках со штанами для йоги и футболкой, когда мы пойдем за вещами. Очень стильно.

Отлучившись в гостевую комнату, чтобы надеть нижнее белье, затем делаю себе чашку кофе, беру банан из миски и сажусь на высокий стул у барной стойки, разделяющей кухню и столовую. Наверное, мне стоит написать Милене.

09:22 Бьянка: «Хочу написать тебе, что все в порядке. Дядя Фредо выжил? Кто-нибудь еще вчера серьезно пострадал? Ты в порядке?»

09:23 Милена: «Он умер. Сегодня утром папа сказал, что Фредо только и делал, что тратил деньги семьи, цитирую: «Хоть что-то хорошее вышло из этой свадьбы.» Любовницу Агапито ранили в руку, но я думаю, на этом всё. Не могу дождаться, когда выберусь из этой безумной жизни.»

09:26 Бьянка: «Милена, ты же знаешь, что отец не будет платить за твой колледж.»

09:28 Милена: «Бабушка Джулия сказала, что заплатит за него. Еще три месяца, и прощай дерьмо Коза Ностры. Папа сойдет с ума, ха-ха! У все в порядке? Давай рассказывай. Как все прошло? Как он? Тебе пришлось спать с ним?»

09:25 Бьянка: «Думаю, все в порядке. Он немного странный. Не разговаривает много. Он просто привез меня к себе вечером и уехал куда-то. На работу, кажется. С тех пор я его не видела.»

09:26 Милена: «Какого черта? В его брачную ночь? Думаю, тебе повезло. Всё закругляюсь, скоро придет учительница.»

Есть еще два новых сообщения, одно от мамы и одно от Анджело. Сначала я читаю сообщение Анджело.

02:11 Анджело: «Поздравляю, сестренка. Кто счастливый жених? Связь здесь ужасная, я не услышал и половины того, что сказал папа, когда звонил.»

Я смотрю на сообщение и вздыхаю. Анджело никогда не считал плохой традицию браков по расчету. Это было ожидаемо и, следовательно, должно было быть сделано. И насколько знаю, отец уже договорился о его женитьбе на внучке дона Агости. Но Изабелла и Анджело знакомы друг с другом. Ситуации у нас разные, и я бы солгала, если бы сказала, что не ожидала от него такого равнодушия.

09:29 Бьянка: «Михаил Орлов. Когда ты возвращаешься? И что ты вообще делаешь в Мексике?»

Следующее сообщение — от мамы. Я открываю его, и на экране появляется большой текст. Я стону, уменьшаю размер шрифта и начинаю читать ее эссе.

07:44 Мама: «Вчера ты была такой красивой. Все только и говорили об этом. Платье стоило каждой копейки. Мама Каталины спросила меня, где мы его купили, чтобы могла заказать такое же для нее. Она всегда подражает нам. Терпеть ее не могу. Жаль, что все так внезапно закончилось. Мне не верится, что Фредо получил пулю и умер, но, наверное, лучше он, чем кто-то другой. Он, итак, прожил больше восьмидесяти. Ты заметила, что Лука Росси пришел один? Я никогда не нравилась Симоне, но пропустить твою свадьбу? До сих пор не понимаю, как эти двое оказались вместе. Просто позор для такого мужчины, как Лука, застрять с такой стервой, как она. Кто-то должен сказать ему, что ему пора подстричься, это неприлично. Он же капо, ей-богу.

Я закрываю глаза и вздыхаю. Мама всегда имела довольно странные взгляды и приоритеты. В этом нет ее вины. Если бы она не была женой капо, уверена, что она стала бы серийным убийцей или кем-то подобным. Диагноз ей не ставили, но почти уверена, что моя мать — граничит с социопатией. Интересно, в какой момент своего сообщения она спросит, как я справляюсь с браком с незнакомцем? Я продолжаю читать ее текст длиной в роман.

…Поскольку ты закончила заниматься балетом, у тебя теперь будет больше свободного времени, нам стоит как-нибудь вместе пройтись по магазинам, я уверена, что отвлечение пойдет тебе на пользу. Я не представляю, о чем думал твой отец, когда согласился выдать тебя замуж за этого человека. Сказать по правде, я рада, что вчера не взяла с собой очки, так что я не могла видеть так хорошо. Вчера утром я снова попробовала контактные линзы, но у меня начали чесаться глаза. Может быть, мне стоит попробовать другую марку. Аллегра говорит, что он ужасно страшный. Это правда? Ты должна была выйти замуж за Маркуса...

Я делаю глоток кофе. Аллегра... ...всегда сует свой нос куда не надо. Нет, это неправда. У мужчины один глаз, и что? Он же не лишен половины мозга. Как Маркус. Что касается характера... я не могу сказать. Мы мало общались, поэтому не могу сказать, что он за человек. Но когда раздался первый выстрел, он закрыл меня и мою сестру своим телом. А это говорит о многом. С неохотой я заканчиваю читать.

…Как он с тобой обращается? Если он повысит на тебя голос, дай мне знать, и я попрошу твоего отца поговорить с ним. К дочери Капо никто не будет относиться не уважительно. Пожалуйста, предохраняйся, ты еще слишком молода для детей. Люблю тебя.»

Ага, так же, как и отец уважает меня.

09:42 Бьянка: «Все в порядке. Я дам тебе знать когда пойдем за покупками.»

Я кладу телефон и тянусь за чашкой кофе, когда дверь в спортзал открывается и оттуда выходит Михаил. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не уронить челюсть на пол. Вчера он был в костюме, но даже в пиджаке я заметила, что под ним хорошая мышечная масса. Сейчас он одет в треники и футболку с длинными рукавами, которая обтягивает его невероятно широкие плечи и мускулистые руки. Мужчина — чертовски силен.

— Я пойду приму душ, а потом мы поедим и заберем твои вещи, — говорит он и направляется к своей спальне.

Я провожаю его взглядом, чувствуя себя немного жутковато. В танцевальной труппе было много парней, и все они были подтянутыми, но никто из них не выглядел так. Я никогда не встречала никого, кто бы так выглядел. Он, наверное, часами мог бы поднимать меня от пола, даже не вспотев.

Спустя тридцать минут, когда я выхожу из своей комнаты в своем убийственном наряде - футболке, штанах для йоги и туфлях на шпильках с блестками, Михаил ждет меня у двери. Я думала, что он снова наденет костюм, но, похоже, что сегодня он решил обойтись без него, поскольку на нем выцветшие черные джинсы и черная рубашка Henley. Мой муж по-настоящему любит черный цвет и, видимо, длинные рукава.

В гараже Михаил подводит меня к чудовищному внедорожнику. Я уверена, что это не та же машина, на которой мы приехали вчера вечером, потому что не знаю, как я смогу забраться в нее на своих каблуках. Пол находится на высоте не менее двух с половиной футов от земли.

Михаил открывает передо мной дверь, и я протягиваю руку, чтобы ухватиться за что-нибудь, чтобы помочь себе подняться, когда его руки обхватывают меня за талию.

— Подбросить? — спрашивает он серьезным голосом, обернувшись я лицу его лицо рядом с моим.

Он не ждет моего ответа, просто поднимает меня, усаживает на сиденье и закрывает дверь.

— Ты нашла все, что тебе было нужно? — спрашивает он, когда садиться в машину. — Я сказал экономке, чтобы она купила тебе самое необходимое.

Я киваю. В ванной стояла большая корзина с моющими средствами для тела, шампунем, кондиционером, зубной щеткой, зубной пастой и даже новой расческой.

— Если тебе понадобится что-то еще, пришли мне список, и я отправлю кого-нибудь это купить.

Он заводит машину, пока я делаю вид, что смотрю на улицу перед собой, но втайне я наблюдаю за ним краем глаза. Он также находит эту ситуацию странной? Он сам решил жениться, или ему приказал босс? Что если у него есть девушка? Он будет продолжать с ней встречаться? Что если он приведет ее в свою квартиру, пока я там? Ждет ли он, что я буду спать с ним?

Я скольжу взглядом по его руке, отмечая очертания твердых мышц, заметных даже под рукавом. Кажется, Михаил сосредоточен на дороге, и поскольку я сижу с его слепой стороны и откинулась на спинку сиденья, уверена, что он не замечает, что я наблюдаю за ним. Я ухватилась за эту возможность, чтобы получше рассмотреть его лицо. Что бы с ним ни случилось, это было давно. Шрамы выглядят старыми. Самое интересное, что мне они совсем не противны. Вообще-то, я считаю своего мужа очень красивым, так что в физическом плане у меня нет никаких претензий.

Машина замедляет ход, вероятно, на красный свет, а затем останавливается. Михаил поворачивает голову в мою сторону и буравит меня взглядом. Кажется, я попалась, но я не отворачиваюсь. Он ничего не говорит, не кричит меня за мой пристальный взгляд, просто смотрит на меня, пока свет не сменится на зеленый. Затем Михаил поворачивается обратно к дороге и продолжает ехать. Мне кажется, я никогда не встречала такого спокойного, контролирующего себя человека. Его лицо совершенно лишено выражения. Я ничего не могу по нему прочитать. Может, он злится из-за того, что я на него смотрю? А может, ему наплевать? Странный, непонятный человек.

* * *

Михаил паркует машину перед моим отчим домом и подходит как раз, когда я открываю свою дверь. Он снова кладет руки мне на талию и помогает спуститься. Как только мои ноги достигают земли, он быстро убирает руки.

— Возьми только то, что тебе нужно на следующие два дня. За остальным я кого-нибудь пришлю. Будет лучше, если я подожду тебя здесь.

— Пять минут, — шепчу я, поворачиваюсь и спешу в дом, надеясь, что никого не встречу по дороге в свою комнату. Милена в школе, а больше я никого не хочу видеть.

— О Господи, Бьянка! — Голос Аллегры доносится до меня со спины, когда я поднимаюсь наверх. — Как ты можешь терпеть рядом с собой это чудовище?

Я останавливаюсь у подножия лестницы и поворачиваюсь к старшей сестре, которая стоит, уперев руки в бока, и смотрит на меня с отвращением. Аллегра почему-то всегда ненавидела меня и делала все возможное, чтобы уязвить меня своими ядовитыми замечаниями, даже когда мы были детьми. Анжело как-то сказал, что она завидует мне, что было просто смешно, потому что Аллегра всегда была идеальной дочерью. Все её обожали, в то время как меня считали в семье паршивой овцой, красивой, но неполноценной девочкой, которая не умела говорить.

Я делаю два шага в ее сторону и останавливаюсь перед ней. Беру за руку Аллегру, и смотрю на ее голый безымянный палец, с грустной насмешкой, затем похлопываю по тыльной ладони и поднимаю свою, с обручальным кольцом. Доказав свою точку зрения, я оставляю смотреть мне в спину. Я хорошо знаю слабые места сестры, и без проблем ими пользуюсь. Главной целью в жизни Аллегры всегда было выйти замуж. Она начала строить планы на свадьбу еще в четвертом классе. В ее узком кругозоре то, что я вышла замуж раньше нее, казалось самым ужасным, что могло случиться.

Я знаю, что поступила мелочно, но не могла сдержаться. Никто не имеет права так говорить о моем муже. Пускай у нас брак по расчету, но за последние двадцать четыре часа он обращался со мной лучше, чем некоторые члены моей семьи. И будь я проклята, если позволю сестре сказать что-то подобное и не нанести ответный удар.

В своей комнате я беру сумку, которую собрала ранее, и поворачиваюсь, чтобы уйти, и вижу, что отец загораживает дверной проем.

— Вчера вечером я ждал отчета, Бьянка.

Я делаю шаг вперед, намереваясь пройти мимо него, но он хватает меня за предплечье и притягивает ближе к себе.

— Где телефон, который я тебе дал?

Я стараясь, выразить на лице все отвращение, которое я испытываю к нему, поднимаю глаза и показываю на мусорное ведро рядом с дверью, куда выбросила телефон в тот же день, когда он мне его дал. Он смотрит на ведро, стискивает зубы и бьет меня по щеке. Сильной пощечиной, которой всегда была его любимым способом показать свое недовольство мной.

— Ты девочка, еще пожалеешь о своем непослушании, — усмехается он мне в лицо и уходит.

Я ставлю сумку и спешу в ванную, чтобы плеснуть холодной водой на лицо и посмотреть в зеркало на наличие следов. На этот раз губа не разбита, но остался огромный красный след его пятерни на левой щеке. Черт. Я брызгаю на него еще немного воды, затем забираю сумку, выхожу из комнаты и поспешно ухожу из дома.

Михаил ждет меня на улице, непринужденно прислонившись спиной к машине, но как только он видит отметину на моем лице, он выпрямляется и пристально смотрит мне в глаза. Я склоняю голову и продолжаю идти, и меня охватывает волна стыда. Я знаю, что не должна стыдиться - я не виновата, что у меня такой придурок отец, но я все равно стыжусь.

Михаил берет меня за руку, проводит пальцем по подбородку и поднимает мою голову. Он слегка поворачивает мою голову в сторону, осматривая мою щеку.

— Отец? — спрашивает он сквозь стиснутые зубы, и я киваю. — Знаешь, я передумал. — Он берет мою сумку и бросает ее на пассажирское сиденье через окно. — Я с удовольствием переговорю со своим тестем.

— Нет, — говорю я и качаю головой.

— Я пойду и поговорю с Бруно, — говорит он спокойным голосом. — Ты можешь остаться здесь или пойти со мной. У него гораздо больше шансов остаться в живых после разговора, если ты пойдешь со мной.

Я делаю глубокий вдох и веду его в дом.

Михаил без стука входит в кабинет отца, неторопливо идет к его столу и садится в кресло, в котором я часто сидела. Я закрываю дверь и прислоняюсь к ней, не желая подходить к отцу ближе, чем это необходимо.

— Как ты смеешь входить ко мне без предупреждения? — кричит мой отец. — Убирайся из моего дома!

— Похоже Бруно, я не успел изложить тебе основные правила.

— Правила? Ты серьезно? — Мой отец смеется, встает и ударяет ладонью по столу перед собой. — Да кем мать твою ты себя возомнил?

Все происходит так быстро, что я едва успеваю уследить. Михаил хватает одной рукой декоративный нож для писем, другой — запястье моего отца, и вонзает прямо в центр его ладони и в деревянный стол.

Отец издает леденящий душу крик боли, и если бы не звукоизоляция, то все бы в доме бросились в его кабинет. Он всегда был параноиком, боялся, что кто-то подслушает его тайные разговоры.

— Заткнись, Бруно, — говорит Михаил и откидывается в кресле. — И даже не думай нажимать на тревожную кнопку под столом. Я сверну тебе шею быстрее, чем кто-нибудь прибежит тебя спасать.

Чудесным образом папа перестает кричать, и единственным звуком остается его затрудненное дыхание. Он хватается за ручку ножа и пытается вытащить его, но тот не поддается.

— А теперь давай проясним несколько моментов, — говорит Михаил. — Если ты еще раз хоть как-то прикоснешься к моей жене, я отрублю тебе руку. Услышу, что ты плохо о ней говоришь, — отрежу тебе язык. Посмеешь хоть раз подумать, чтобы снова ударить ее, я снесу тебе голову. Я ясно выразился, Бруно?

Вместо ответа отец смотрит на меня, его глаза округлились, как у сумасшедшего.

— По-моему, ты меня не услышал, Бруно. Может, сейчас? — Михаил берется за ручку ножа для писем, который все еще торчит в руке моего отца, и начинает ее вращать.

— Да!

— Отлично. — Михаил встает и направляется ко мне. — Хорошего дня, Бруно.

Я бросаю взгляд на отца, который смотрит в спину Михаила, улыбаюсь и выхожу вслед за мужем из комнаты.

Я паркую машину, выключаю зажигание и смотрю на Бьянку.

— Почему он ударил тебя?

Я почти час не мог успокоиться настолько, чтобы говорить об этом. Если бы я спросил ее, когда мы находились еще недалеко от дома ее отца, я бы, наверное, развернул машину и вернулся, чтобы убить этого сукина сына.

Бьянка смотрит вдаль, задумавшись как будто она спорит сама с собой, отвечать мне или нет. Спустя мгновение она набирает на телефоне слова и поворачивает дисплей ко мне.

«Он хотел, чтобы я шпионила для него за братвой. Я отказалась.»

Что ж, ничего другого я и не ожидал.

— Почему ты отказалась?

Она приподнимает одну бровь, снова набирает текст и отдает мне телефон.

«Я не самоубийца.»

— Мудрое решение.

Я протягиваю руку и провожу пальцем по ее щеке, легким как перышко прикосновением. Ее кожа такая мягкая, и прикосновение к ней не беспокоит меня. Как раз наоборот. Я еще раз провожу по ее щеке, на этот раз тыльной стороной ладони. Краснота почти полностью исчезла. Но желание убить мудака — нет.

Выражение лица Михаила, когда он ласково касается моей щеки, весьма озадачивает. Я не могу его описать. Возможно, что-то среднее между удивлением и замешательством, но могу ошибаться, потому что ни то, ни другое не поддаётся объяснению. Он замечает, что я смотрю на него, и убирает руку. Лучше бы он этого не делал.

— Пойдем. Сиси, наверное, приготовила нам что-нибудь поесть.

Сиси? Я думала, что домработницу зовут Лена.

Мы идем к лифту и поднимаемся в тишине. Мне интересно, тишина — это нормально для него, или он просто не считает нужным говорить, раз я не могу ответить. Он открывает передо мной дверь квартиры, я вхожу внутрь и останавливаюсь на пороге.

В пяти метрах от двери, глядя прямо на меня, стоит маленькая девочка в красивом розовом платье, ее темные волосы собраны в косички на макушке. Ей не больше трех или, может быть, четырех лет, и она копия Михаила.

— Здравствуйте, — говорит она с серьезным лицом и наклоняет голову набок, разглядывая меня с интересом.

— Lenochka ... — говорит Михаил за моей спиной и заходит внутрь.

— Папа! — Девочка визжит от восторга, улыбаясь от уха до уха, затем бежит и прыгает в объятия Михаила.

Я с трепетом наблюдаю, как он берет ее на руки и целует в щеку, потом в лоб, поглаживая рукой ее затылок. У Михаила есть ребенок. Я все еще осмысливаю этот факт, когда она тянется и целует его в повязку, хихикая, а Михаил улыбается.

Я не могу перестать смотреть, пораженная преображением, свидетелем которого я являюсь. Кажется, что на его место пришел совершенно другой человек. И дело не только в улыбке. Поза его тела другая, расслабленная. То, как он смотрит на нее с такой теплотой... этот человек не имеет ничего общего с тем холодным, контролируемым человеком, за которого я вышла замуж вчера.

Все еще держа девочку на бедре, Михаил поворачивается ко мне, и наши взгляды встречаются.

— Это моя дочь. Лена.

Столько вопросов проносится у меня в голове. Почему он ничего не сказал раньше? Живет ли она с ним? Где ее мать? Знает ли она, кто я? Что, если я ей не понравлюсь? Вместо того чтобы что-то спросить, я улыбаюсь и машу рукой.

— Lenochka, это Бьянка. Ты помнишь, о чем мы говорили?

— Да. Бьянка будет жить с нами, — тоненьким голоском говорит девочка, а потом смотрит на меня. — Ты такая красивая. Хочешь поиграть? У меня есть новые игрушки. Папочка, папочка, можно я покажу Бьянке свои игрушки?

Она говорит все это на одном дыхании, и я не могу удержаться, чтобы не рассмеяться от того, какая она милая. Я хочу протянуть руку и коснуться ее маленькой ручки, но это кажется неуместным. И я не хочу пугать ее, ведь мы только что познакомились. Надеюсь, я ей понравлюсь. Я люблю детей.

— Позже, zayka. Где Сиси?

Из комнаты Лены выбегает женщина лет шестидесяти, держа в руках груду одежды.

— Михаил, я не слышала, как вы пришли. Я думала...

Она останавливается на полуслове, заметив меня, и ее глаза округляются в удивление.

— Сиси, это моя жена.

На мгновение она выглядит слегка растерянной, переводит взгляд с меня на Михаила, снова на меня, но потом берет себя в руки.

— О, да, конечно. Миссис Орлова, приятно познакомиться. — Она снова смотрит на меня, затем поворачивается к Михаилу. — Обед в духовке. Лена уже поела, и я хотела пойти погулять с ней на улице.

Михаил кивает, ставит девочку на пол и приседает перед ней.

— Сиси отведет тебя в парк на прогулку. Иди возьми свой рюкзак.

— Хорошо. — Лена убегает в свою комнату, а через несколько секунд возвращается с маленьким блестящим розовым рюкзачком с ушками зайчика. Я смотрю, как она открывает шкаф для обуви рядом с входом, достает пару маленьких белых кроссовок и садится на пол, чтобы их надеть. У меня есть кузен ее возраста, и он не знал бы, как самостоятельно надеть обувь, даже если бы от этого зависела его жизнь. Когда она заканчивает, берет Сиси за руку, машет нам, и они уходят.

Я чувствую легкое прикосновение к своей спине и оборачиваюсь, и вижу, что Михаил держит прядь моих волос между пальцами.

— Давайте присядем, и ты сможешь задать свои вопросы, — говорит он и отпускает прядь.

Он подводит меня к обеденному столу, разблокирует свой телефон и придвигает его ко мне по деревянной поверхности. Я смотрю на него, потом на телефон, затем беру его в руку и начинаю печатать. Когда я заканчиваю, я возвращаю телефон ему.

Он смотрит на экран.

— Мать Лены ушла, — говорит он. — Лена не была запланированным ребенком. Ее мать хотела сделать аборт. Я сказал, что убью ее, если она сделает аборт, поэтому после родов она оставила ее у меня, взяла деньги, которые я ей дал, и ушла. Несколько месяцев назад я узнал, что у нее была передозировка героином.

Я шумно выдохнула и посмотрела на Михаила. Он растил Лену с младенчества. Если бы он сказал это до того, как я увидела его с ней, я бы никогда ему не поверила. Он кажется таким замкнутым и неприступным.

Он снова опускает взгляд на телефон, читая следующий вопрос.

— Я пытался объяснить Лене ситуацию, но не уверен, насколько она ее поняла. Она знает, что отныне ты будешь жить с нами. Она хорошо ко всему приспосабливается. Я не жду никаких проблем.

Он ловит мой взгляд и несколько мгновений молча наблюдает за мной, а я смотрю на его глаза. Это самый необычный оттенок синего, как прозрачная океанская вода.

— Для тебя это будет проблемой? То, что у меня есть ребенок?

Я откидываюсь назад и приподнимаю брови. Почему это должно быть проблемой? Наверное, он читает ответ на моем лице, потому что кивает и снова опускает взгляд на телефон.

— Расписание дня Лены? — спрашивает он и с удивлением смотрит на меня.

Я киваю.

— Она встает в семь. Сиси приходит, отводит ее в садик и возвращает домой около трех. Они обедают и идут на прогулку или в парк. Сиси обычно уходит около пяти, но она приходит присмотреть за Леной вечером, когда мне нужно уйти по работе. Иногда, когда внучки Сиси остаются с ней, она забирает Лену к себе с ночевкой. Как вчера вечером.

Он кладет телефон на стол и кивает в ее сторону.

— Есть еще вопросы?

Я отрицательно качаю головой.

— Тогда давай поедим.

Мой странный муж идет на кухню и начинает брать тарелки из шкафа, а я встаю, чтобы помочь ему.

Я смотрю, как Бьянка берет тарелки и столовые приборы, несет их к столу и возвращается за бокалами. Она неожиданно хорошо восприняла новость, что у меня есть ребенок, тем более что я устроил ей засаду, не сказав об этом заранее. Дело в том, что я хотел увидеть ее реакцию. Не каждый день человека заставляют выйти замуж за незнакомца, а потом узнать, что у супруга к тому же еще и ребенок. Я не представляю, что бы сделал, если бы Бьянка сказала, что не любит детей. Лена — самый важный человек в моей жизни, и надеюсь, что они поладят.

Бьянка поворачивается и тянется к графину с водой, случайно слегка натыкаясь на меня, и я на секунду замираю. Легче, когда инициатором контакта являюсь я. Уклоняюсь влево, протягивая руку, чтобы взять салатницу, и касаюсь ее бедра своим боком. Ничего.

Она поворачивается и направляется к столу, неся воду, и я провожаю ее взглядом, замечая, как штаны облегают ее ноги и упругую попку. Образы ее обнаженной в моей постели, прижатой к моему телу, внезапно захлестнули мой разум. Я очень долго не хотел ощущать обнаженное женское тело рядом со своим, но теперь хочу. И для человека, у которого проблемы с кожным контактом, это очень тревожное признание.

* * *

— Я хочу, чтобы ты расписала свои планы на следующие две недели, — говорю я. — Если захочешь куда-то поехать, я тебя отвезу. Или, если не я, то один из моих парней поедет с тобой.

Бьянка отрывается от своей тарелки и качает головой.

— Это не обсуждается. Я не знаю, кто стоит за вчерашней стрельбой, и чего они пытались добиться. Пожалуйста, не выходи из квартиры одна. Бьянка, я могу на тебе положиться?

Ей это не нравится, я вижу это по ее лицу, но она кивает и возвращается к еде. Я исподтишка наблюдаю за ней, за ее руками, за ее длинными светлыми волосами. Черт, я очарован ее волосами. Она заплетала их перед обедом, и теперь коса ниспадает через плечо. Прошлой ночью я мечтал о том, как проведу пальцами по этим светлым волнам.

Дверь за моей спиной открывается, и в следующее мгновение до меня доносится стук маленьких ножек по квартире.

— А ну-ка мыть руки, Lenochka, — говорю я, когда она вбегает в столовую.

— Они же не грязные.

— Zayka, ручки надо мыть. Давай, попрощайся с Сиси и пойдем в ванную.

Я не могу перестать наблюдать за ним.

Меня поражает, как Михаил общается со своей дочерью. Он никогда не игнорирует ее вопросы, какими бы глупыми они ни казались. Как он ласков с ней. Сегодня днем одна из ее косичек распустилась, и она пришла к нему, чтобы он ее поправил. Я не могла оторвать глаз от его огромных рук, пока он аккуратно заплетал ей волосы. В каждом его действии столько любви.

После ужина они зашли в комнату Лены, я встала и пошла к двери, которую Михаил оставил открытой, и заглядываю внутрь. Он сидит на краю кровати, держит в руках большую книгу с принцессой на обложке, а Лена лежит под одеялом. Он читает ей сказку. Как он может быть тем самым человеком, который только сегодня утром небрежно всадил нож в руку моего отца?

— Бьянка! — зовет Лена, увидев меня. — Бьянка, иди к нам. Папа читает сказку.

Я смотрю на Михаила, ожидая, что он скажет. Мне не хочется вмешиваться в их отношения. Он смотрит на меня мгновение, затем кивает, когда я сажусь на пол рядом с его ногами и прислоняюсь спиной к краю кровати. На несколько мгновений воцаряется тишина, а затем он возобновляет чтение. История как-то связана с заблудившейся лошадью, но я не обращаю внимания на сюжет, потому что слишком увлечена тембром его голоса. Глубокий. Немного хрипловатый. Закрываю глаза и просто слушаю.

Я чувствую легкое прикосновение к своей щеке - в одно мгновение оно есть, а в следующее уже нет. Я отвожу глаза, притворяясь, что не заметила его. Проходит несколько мгновений, затем чувствую, как он дергает меня за волосы, снимая завязки, скрепляющие мою косу, и пряди рассыпаются. Сначала больше ничего не происходит, и я думаю, неужели это все, что он планировал сделать. Затем он проводит пальцами по моим волосам. Он все еще читает, но продолжает играть с моими волосами, и я наклоняю голову назад, отдаваясь его прикосновениям. А его голос... он сам по себе кажется лаской. В нем слышаться акцент, я замечаю. Он едва уловим, но слышен. Мне это нравится.

Михаил проводит пальцем по чувствительному месту на шее, и по телу проходит легкая дрожь. Рука в моих волосах замирает, а затем исчезает. Нет, нет, нет... Я еще больше откидываю голову назад, надеясь, что он поймет. Он понимает. Медленно проводит рукой по моим волосам, а затем проводит пальцем по виску. Я не знаю, сколько прошло времени, но, когда Михаил заканчивает сказку и убирает руку с моих волос, моя шея затекла от того, что я держала голову под неестественным углом. Наверное, прошло не менее двадцати минут.

— Мне нужно закончить кое-какую работу, — говорит он. — Я буду у себя в кабинете, если тебе что-нибудь понадобится.

Он встает с кровати, обходит меня, чтобы поправить одеяло на плечах Лены, и выходит из комнаты. Он не разговорчивый человек, это точно.

Я оглядываю комнату, замечая бледно-розовые стены, покрытые изображениями животных и героев мультфильмов, и шелковые занавески, расшитые цветами. В углу стоит большой кукольный домик и две огромные корзины, переполненные игрушками. Я встаю, подхожу к комоду напротив кровати и смотрю на рамки с фотографиями, стоящие на его поверхности. Света недостаточно, чтобы разглядеть детали, но их не меньше десяти, и на каждой - Лена. Сбоку стоит большая коробка с завязками для волос разных цветов. Мне трудно представить, что Михаил ходит по магазину и покупает розовые шторы или подушки с рюшами, которые украшают стену с одной стороны кровати, но почему-то знаю, что именно он их купил. Вот такая загадка, этот мой муж.

Глава 4

Я застегиваю пуговицы на кофточке Лены, когда слышу легкие шаги и подняв голову, вижу Бьянку, стоящую в дверном проеме. Она оглядывается, подходит к комоду, берет коробку с завязками для волос Лены и поворачивается ко мне с вопросом в глазах. Я смотрю на коробку, которую она держит в руках, потом снова на ее лицо. Бьянка вздыхает, показывает на коробку, на себя, а затем на Лену. Она хочет сделать прическу моей дочери, и от этого понимания у меня у на душе разлилось тепло.

— Lenochka, ты хочешь, чтобы Бьянка сегодня сделала тебе прическу?

Лена вскидывает голову и сияет.

— Да! Я хочу много косичек, как у Ноэми в садике. Бьянка, Бьянка, ты умеешь плести много косичек? Папа умеет только обычные косы.

Бьянка пытается не рассмеяться над лепетом дочери и терпит неудачу. Садится на кровать рядом со мной и жестом приглашает Лену забраться к ней на колени. Я смотрю, как она берет небольшую прядь и начинает заплетать ее в тонкую косичку, затем переходит к следующей пряди. Она повторяет этот процесс, пока не заплетет не менее пятнадцати косичек. Это занимает довольно много времени, потому что Лена во время всего этого возится, поворачивается, выбирает разные завязки. Бьянка ни разу не огрызнулась. Она просто улыбается, качая головой.

Как только прическа готова, Лена спрыгивает с колен Бьянки и выбегает из комнаты, оставляя нас двоих сидеть на кровати рядом друг с другом. Я слышу, как Сиси откуда-то из гостиной хвалит прическу Лены, пока дочка продолжает лепетать, но я не двигаюсь с места на кровати. Рука Бьянки лежит рядом с моей, и я не могу противиться безумному желанию снова прикоснуться к ней.

Я протягиваю руку и кладу свою на ее руку.

— Спасибо, что сделала прическу Лене. — Когда я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на нее, она смотрит на меня.

Наши лица находятся всего в нескольких сантиметрах друг от друга, и я удивляюсь, как такое невыносимо красивое создание может смотреть на меня и не вздрагивать?

— Мне нужно проверить кое-что на одном из складов, но я вернусь через пару часов, — говорю я. — Если хочешь, можешь пригласить свою сестру к себе, но согласуй это с охранниками внизу. Просто отправь им сообщение. Я оставлю на стойке коды сигнализации и запасной ключ-карту от лифта и двери.

Бьянка кивает, и шевелит пальцами под моей ладью, но вместо того, чтобы отдернуться, как я ожидал, она переплетает свои пальцы с моими.

— Папа!

Я смотрю вниз на наши соединенные руки, а затем снова на лицо Бьянки.

— Папа! Папа!

Да, Лена всегда выбирает лучшее время.

— Мне нужно идти. — Я встаю и выпускаю руку Бьянки из своей. — Если тебе что-нибудь понадобится, напиши мне.

Она поднимает глаза, эти глаза цвета виски смотрят на меня с интересом. Я могу часами смотреть в глаза Бьянки.

— Хорошо, — произносит она и встает с кровати. Проходя мимо меня, она протягивает руку и касается тыльной стороны моей ладони своей.

— Ух ты. Просто ... ничего себе. — Милен разворачивается посреди гостиной и идет к высоким окнам с видом на город. — От этого вида можно умереть.

Я стою рядом с ней, глядя на крыши и улицы, виднеющиеся внизу.

— Итак... вы двое, ты знаешь?

«Что?»

— Вы занимались сексом?

«Нет.»

— Рената рассказала мне, что муж заставил ее переспать с ним в ту же ночь, — говорит она. — Их брак тоже был по расчету, но ее мужу было все равно, что они, по сути, чужие люди. Бьянка, он сделал ей очень больно. Я так боялась, что с тобой случится то же самое.

«Он выделил мне комнату для гостей. И пока что ничего не пытался сделать.»

— Ты хочешь, чтобы он это сделал?

«Да.»

Милен смотрит на меня, ее глаза расширены.

— Ты серьезно?

«А что? Он мой муж. Он меня привлекает.»

— Привлекает? Бьянка, ты слепая? Он...

«Что он?»

— Он... у него только один глаз, ради Бога, и ты говоришь, что он тебе нравится?

«Да, он мне нравится. У тебя с этим проблемы?»

— Нет, я просто... стоп. Ты спросила, что случилось? С его лицом, я имею в виду.

«Нет. Он расскажет мне, когда посчитает нужным. Я не буду спрашивать.»

— И тебя это не беспокоит? Шрамы? Повязка на глазу?

«Нет. Я нахожу Михаила чертовски сексуальным.»

— У тебя ясвно не всё в порядке головой.

«Подожди, пока не увидишь его в обтягивающем хенли, который он надел сегодня утром. Горячо. Держу пари, без него он еще сексуальнее.»

— Боже мой, он тебе действительно нравится. Как это возможно? Я имею в виду... посмотри на себя. У тебя мог быть любой мужчина, которого ты хотела. Ты... ...ты бросила Маркуса, черт возьми.

«Маркус — избалованный кретин.»

— Хорошо, но... — Она останавливается на середине предложения и смотрит на что-то через мое плечо. — Это... это детская комната. Почему там...

Я беру ее за предплечье, чтобы вернуть ее внимание ко мне.

«У Михаила есть дочь.»

— Что? Ты знала?

«Нет.»

— Хорошо, я скажу папе. Должно быть что-то, что он может сделать, чтобы аннулировать брак.»

«Не смей.»

— Ты что, серьезно? Тебе двадцать один год, а он ожидает, что ты будешь воспитывать его ребенка!

«Сбавь обороты. Он никогда этого не говорил, и поверь мне, ему не нужно, чтобы я воспитывала его дочь. Он и сам с этим прекрасно справляется. И мне нравится Лена. Она славный ребенок.»

— Бьянка…

«Как поживает дорогой папочка? Михаил довольно сильно поранил его ножом, надеюсь, его рука не сильно пострадала.»

Милена смотрит на меня с ужасом в глазах.

— Это сделал твой муж?

«Вчера отец снова ударил меня, когда я пришла за своими вещами. Михаилу это не понравилось.» — Я улыбаюсь, вспоминая выражение лица моего отца, когда он смотрел на нож для писем, воткнутый в его ладонь. — «Наблюдать за этим было очень увлекательно.»

— Ладно, хватит. Я звоню маминому психиатру. Тебе нужна профессиональная помощь.

«Нет, не думаю, что нужна.»

* * *

Милена ушла домой несколько часов назад, а Михаил все еще не вернулся. Он написал мне около двух, сказав, что Сиси заберет Лену с ночевкой. Наверное, он не хотел оставлять ребенка с чужим человеком, хотя я бы не отказалась присмотреть за ней.

Уже почти полночь. Стоит ли мне волноваться или это обычное явление? Я понятия не имею, чем именно он занимается в братве.

Я беру телефон и открываю список контактов. Написать ему сообщение, чтобы спросить, все ли в порядке? Будет ли это выглядеть глупо? Да, наверное, так и будет. Не хочу, чтобы он подумал, что я его проверяю. Может быть, спросить что-нибудь пустяковое. Если он ответит, значит, все в порядке.

23:14 Бьянка: «По поводу моих планов. Завтра мне нужно сделать несколько покупок. Кроме того, я приняла предложение провести открытый урок балета в местной балетной школе в четверг на следующей неделе. Он начнется в 9, и я должна закончить к 12.»

23:22 Михаил: «Скорее всего, я не вернусь до завтрашнего обеда. Я пошлю Дениса за тобой в 10 отвезти тебя за покупками.»

Я читаю сообщение и чувствую неожиданное разочарование. Очевидно, я втайне надеялась, что увижу его сегодня вечером. Я начинаю убирать телефон на столик рядом с кроватью, но потом передумываю и набираю другое сообщение.

23:26 Бьянка: «Могу я иногда использовать тренажерный зал?»

23:28 Михаил: «Конечно. Я обычно заканчиваю тренировку к 9, так что после этого он в твоем распоряжении. Только одна просьба - мне не нравятся зрители во время тренировки, поэтому, пожалуйста, подожди, пока я закончу.»

Какая странная просьба. Уверена, что мне бы понравилось смотреть, как Михаил тренируется, но я буду уважать его границы.

23:29 Бьянка: «Договорились.»

Я оставляю телефон, выключаю свет и забираюсь под одеяло, когда слышу пинг входящего сообщения.

23:31 Михаил: «Могу я пригласить тебя в пятницу на ужин?»

На моем лице расцветает глупая ухмылка, пока смотрю на экран. Я чувствую себя девочкой-подростком, которую только что впервые пригласили на свидание.

23:32 Бьянка: «Да, можешь.»

Я убираю телефон, проверяю повязку на руке и поворачиваюсь к мужчине, привязанному распростертым орлом к стене.

— Итак, на чем мы остановились? — спрашиваю я, беря нож с металлического стола. Подношу его к свету лампочки и проверяю остроту, затем встаю перед связанным человеком. Он уже в плачевном состоянии. Сказать, что он не был счастлив, когда мы с Юрием устроили засаду, когда он выходил из дома своей девушки, было бы преуменьшением.

— Ах, да. Ты собирался рассказать мне, кто заплатил тебе, чтобы ты послал одного из членов твоей банды на мою свадьбу, и кто впустил этого ублюдка. Это был очень глупый поступок.

Главарь албанской банды сплюнул на пол.

— Значит, один из крутых. Здорово. — Я возвращаюсь к столу, оставляю нож и беру садовые ножницы. — Тогда начнем с ушей, и посмотрим, куда это нас приведет.

* * *

За спиной со скрипом открывается дверь, но я по-прежнему сижу в кресле и смотрю, как маленькие струйки крови стекают по рукам албанца, а затем одна за другой капают в большую лужу на полу. Рядом с его правой ногой лежит отрезанное ухо, а вокруг разбросаны несколько зубов.

— Узнал что-нибудь? — спрашивает Юрий и ставит на стол чашку с кофе на вынос.

— Кто-то нанял его через Интернет, — говорю я. — Он никогда не встречался с человеком, который заказал работу. Все решили по телефону. Клиент заплатил двадцать пять тысяч перед началом работы и еще двадцать пять сразу после ее окончания.

— Кто был целью?

— Он не знает. Стрелок должен был встретиться с клиентом перед свадьбой, чтобы узнать подробности. Клиент - тот, кто договорился, чтобы его провели в отель.

— Итак, у нас пока ничего нет. — Юрий подходит к главарю банды и наклоняет голову в сторону, осматривая мою работу. — Он мертв?

— Просто потерял сознание. — Я беру кофе, делаю глоток и гримасничаю. — Я же говорил тебе без сахара.

— Извини, — бормочет он и тычет албанца пальцем в грудь. Мужчина приходит в себя, издает придушенный звук и снова теряет сознание. — Я всегда восхищался, как тебе удается держать их в живых так долго.

— Практика приводит к совершенству, Юрий.

— Да. Напомни мне никогда не попадать под твою дурную руку. — Он бросает на меня взгляд через плечо. — Ты просто страшный ублюдок.

— Ни хрена подобного. — Я откидываюсь в кресле и делаю еще один глоток кофе. Он ужасен. — Антон вернулся?

— Да. Мы поймали еще одного парня из той же банды. Антон держит его в багажнике. Он может что-то знать. Сколько тебе нужно времени, чтобы закончить с ним?

Я ставлю кофе и беру пистолет со стола.

— Отойди.

Юрий делает шаг в сторону. Я прицеливаюсь и стреляю албанцу в центр головы.

— Вот. Закончил. Можешь приводить следующего.

Глава 5

Денис открывает передо мной дверь машины и бросается доставать мои сумки с заднего сиденья. Я пытаюсь взять их у него, но он поспешно убирает их в сторону.

— Нет. Босс убьет меня. — Он качает головой и начинает идти к входу в здание.

Я смотрю на небо и следую за ним в здание. Там только косметика и несколько предметов одежды, но он все утро не позволял мне прикоснуться к пакетам, настаивая на том, чтобы понесет их за меня. Денис - приятный парень, где-то около двадцати пяти, и, судяпо его словам, работает на Михаила с восемнадцати лет. И парень болтает без умолку. Вкратце рассказал мне историю своего детства, которая была не очень приятной, затем отчитался обо всех девушках, с которыми встречался за последние полгода. Их было не менее двадцати. После этого дал мне краткий урок, как поменять спущенное колесо. Очевидно, его не беспокоит, что я не могу внести свою лепту в разговор, потому что не перестает болтать уже два часа.

Поднявшись на последний этаж, Денис отдает мне, наконец, сумки и уходит. Я использую карточку, чтобы войти в квартиру, и замираю на пороге.

— Я думал, походы по магазинам длятся как минимум несколько часов, — говорит Михаил, стоя перед кухонной раковиной и прижимая к предплечью окровавленную тряпку.

Я бросаю пакеты на пол, спешу к нему и осматриваю вещи, которые он выложил на прилавок — антисептический спрей, крем с антибиотиком, бинты и иголку с ниткой. Он что, собирается сам себя зашивать?

— Иди к себе в комнату. Я позову тебя, когда закончу.

Я игнорирую его, включаю воду и начинаю мыть руки с мылом.

— Бьянка, уходи.

В его голосе сквозит что-то очень опасное, как будто он по какой-то причине злится на меня, но под этим скрывается что-то еще. Я не могу понять, что именно.

Очень медленно я поворачиваюсь к нему и, не разрывая зрительного контакта, кладу свою руку поверх его руки, которая все еще держит окровавленную тряпку на его руке. Он смотрит на меня исподлобья, губы сжаты в жесткую линию, и сморит на меня голубым глазом с такой серьезностью, что у меня создается впечатление, что он может заглянуть мне прямо в душу.

Наконец, он ослабляет хватку и убирает тряпку. Только тогда я замечаю, что он в футболке, которую никогда не видела на нем раньше. Я смотрю вниз на его предплечье, и мне требуется весь мой самоконтроль, чтобы не показать никакой реакции на то, что вижу. Сама рана не такая уж страшная, несколько дюймов в длину и не очень глубокая. Похожа на ножевую рану. Что действительно плохо, так это... все остальное.

Внутренняя сторона предплечья сильно обожжена, длинная полоса испещренной кожи проходит по диагонали от запястья до внутренней стороны локтя. Выглядит как очень старые шрамы, как и все остальные. Длинные тонкие линии пересекают его руку в разных направлениях, вероятно, раны, нанесенные кончиком ножа. Спустя секунду я взяла себя в руки, беру упаковку стерильной марли и антисептик и начинаю очищать рану.

— Я вижу, ты уже делала это раньше, — говорит он.

Не отрывая глаз от раны, я поднимаю четыре пальца, бросаю окровавленный компресс в раковину и беру новый. В молодости Анджело вел себя как дурак, постоянно ввязывался в драки, поэтому я имею большой опыт борьбы с последствиями его идиотского поведения.

Повторив процедуру очистки несколько раз, я беру иглу и начинаю искать обезболивающий спрей среди вещей на стойке, но не могу его найти. Я поднимаю глаза и вижу, что Михаил наблюдает за мной. Черт, как объяснить. Я имитирую движение распыления и указываю на его рану.

— Зашивай без него. Больше двух швов не понадобится.

Он не может быть серьезным.

— Просто зашей. — Он кивает. — Я хорошо переношу боль.

Я смотрю вниз на его руку, рассматривая множество шрамов. Да, вероятно, так и есть. Глубоко вздохнув, сжимаю кожу с каждой стороны пореза и начинаю накладывать первый шов. Михаил даже не вздрагивает, когда игла прокалывает его кожу. Это тревожно. Закончив накладывать швы, я кладу чистый бинт на порез и перевязываю предплечье.

На лице, чуть выше скулы, я почувствовала лёгкое прикосновение. Недолго лишь мгновение, а затем он убирает палец.

— Спасибо, solnyshko, — говорит он и выходит из кухни.

* * *

Я достаю мясную запеканку из духовки, ставлю ее на стойку и смотрю в сторону спальни Михаила. Он зашел в комнату после того, как его подлатала, и с тех пор не выходил. Наверное, спит. Где он пропадал всю ночь? Откуда у него ножевая рана? И что случилось с его рукой до этого, что оставило эти шрамы? Когда дело касается моего мужа, у меня длинный список вопросов и ноль ответов. Неужели так будет всегда?

Открывается входная дверь, и Лена, смеясь, вбегает внутрь, а за ней Сиси. Она разбудит Михаила. Я хватаю телефон со стойки, бросаюсь к Лене, которая сидит на полу, снимая обувь, и приседаю перед ней. Я беру ее за руку, и она поднимает голову, улыбаясь.

— Бьянка, Бьянка, у меня новый рисунок. Хочешь посмотреть?

Я прикладываю палец к губам и указываю на спальню Михаила. Когда она оглядывается и возвращается ко мне, я прикладываю ладони к щеке, чтобы изобразить позу спящего.

— Бьянка ты хочешь спать?

Я вздыхаю. Общаться с маленьким ребенком будет сложно без возможности говорить, а она слишком мала, чтобы читать. Взяв с пола свой телефон, я набираю сообщение и отдаю его Сиси, которая стоит рядом и наблюдает за моим общением с Леной. Она поднимает глаза от экрана и кивает, на ее лице видно удивление.

— Папа спит, Лена. Нам нужно вести себя тихо.

— Хорошо, — шепчет Лена.

— Бьянка приготовила обед. Она сказала, что если ты будешь вести себя тихо и съешь свою порцию, она научит тебя танцевать балет.

— Да! Да, Бьянка. Я буду вести себя тихо. Ты правда научишь меня балету?

Я улыбаюсь и киваю, затем снова прикладываю палец к губам.

— Пойдем, Лена. — Сиси берет ее за руку. — Пойдем переоденемся, мы же не хотим испачкать едой твое красивое платье.

Пока Сиси помогает Лене переодеться, я накрываю на стол для нас троих и привожу в порядок беспорядок, который я устроил на кухне во время приготовления обеда. Через несколько минут Сиси возвращает Лену, и мы втроем садимся кушать. Во время еды нам приходится напоминать Лене еще как минимум пять раз, чтобы она вела себя тихо. Когда я наблюдаю за Сиси и Леной, кажется, что они очень хорошо ладят. У меня возникает вопрос, и я беру свой телефон, набираю текст, затем показываю Сиси экран.

— Я работаю у Михаила с тех пор, как Лена была младенцем, — отвечает она. — Он нанял меня, когда ей было две недели.

Мои глаза округляются. Как Михаил справлялся с таким маленьким ребенком в одиночку? Сиси не могла находиться рядом с ним двадцать четыре часа в сутки. Я беру телефон и набираю еще один вопрос, затем передаю его Сиси.

— Да, это было трудно. Но Лена была очень спокойным ребенком, она почти не плакала, и я приходила каждый день, но все равно... — Она вздыхает. — Я не знаю, как он справился с этим. Первые пару месяцев он почти не спал, но после того, как Лена начала спать по ночам, стало легче. Я предложила начать водить ее в садик днем и оставаться на ночь, но он отказался. Мне потребовалась неделя, чтобы убедить его наконец отпустить ее, когда ей исполнилось два года. Он очень ее любит.

Да. Любой может увидеть, как сильно Михаил обожает свою дочь. Особенно кто-то вроде меня, кого вырастили такие же родители.

— Бьянка, Бьянка, ты можешь показать мне балет сейчас? — спрашивает Лена, раскачивая ногами вперед и назад.

Я помогаю ей спуститься со стула и, взяв ее руку в свою, веду в свою комнату.

— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я осталась? — спрашивает Сиси, но я лишь качаю головой и поднимаю большой палец вверх. Я найду способ развлечь Лену, пока Михаил не проснется.

Я беру свой телефон с тумбочки и смотрю на время. Почти шесть вечера. Черт. Похоже, я стал слишком стар, чтобы не спать две ночи подряд. Сиси, вероятно, уже ушла домой, а это значит, что Бьянка присматривает за Леной. Моя дочь — хороший ребенок, но с ней не соскучишься.

Быстро приняв душ, выхожу из спальни, ожидая застать девочек за просмотром телевизора или чем-то подобным, но ни в гостиной, ни поблизости никого нет. Дверь в комнату Лены закрыта, изнутри доносится слабый звук детской песенки. Я слегка приоткрываю дверь, чтобы посмотреть, что происходит, и замираю на месте. Спиной к двери, Бьянка стоит посреди комнаты, подняв руки над головой. На ней одна из этих пушистых белых юбок поверх джинсов и балетные тапочки. Рядом с ней в такой же позе стоит Лена, она стоит на носочках и одета в одну из коротких сценических юбок Бьянки. Юбка доходит почти до ног Лены.

Бьянка опускает одну из своих рук, похлопывает Лену по спине, чтобы та выпрямила спину, и начинает медленно поворачиваться, пока не видит меня, стоящего в дверном проеме. Бьянка улыбается мне, и улыбка кажется лучиком света на холодной коже.

— Папа, папа, я балерина. Видишь?

Я смотрю на Лену, которая крутится на цыпочках.

— Вижу, zayka.

— Я хочу балетные туфельки, как у Бьянки. Пожалуйста. Бьянка, скажи папе, что мне нужны туфли. У меня есть юбка, но мне нужны туфли.

Я наклоняюсь, подхватываю Лену на руки, сажаю ее на бедро и целую в макушку.

— Леночка, мы купим туфельки, — говорю я и смотрю на Бьянку, которая сидит на кровати, снимая пуанты. — Прости. Я заснул.

Она качает головой в сторону, рассматривая меня, потом встает и идет ко мне. Оставив тапочки на комоде Лены, она берется за подол моего левого рукава и начинает осторожно подтягивать его вверх. Когда рукав подтянут до локтя, она осматривает повязку на предплечье. Крови нет, но она мокрая от душа. Бьянка отпускает мою руку, сужает глаза и направляется на кухню.

— Папа, можно мы посмотрим Эльзу по большому телевизору? Можно, папочка?

— Конечно, zayka.

Я веду Лену в гостиную, включаю фильм и сажусь рядом с ней на диван. Я смотрю его, наверное, в сотый раз, но Лене нравится. Раздается звук босых ног по полу, и Бьянка подходит и садится на журнальный столик напротив меня, держа в руках коробку с компрессами и бинтами, которую я храню под раковиной. Она ставит коробку на стол рядом с собой и пристально смотрит на мое предплечье, пока я не протягиваю левую руку. Снимает мокрый бинт и повязку, затем аккуратно очищает порез и накладывает свежий бинт. Я ожидал, что она уйдет, когда закончит. Вместо этого она пересела на диван рядом со мной, подогнув под себя ноги, и сосредоточилась на фильме.

Глава 6

Я читаю рецепт на телефоне, сверяясь с ингредиентами, выложенными на прилавке. В шкафу были мука и сахар, но мне не хватало изюма и миндаля. Также мне нужно больше шоколада.

Вчера Лена сказала, что одна из ее подруг принесла в садик печенье, и она двадцать минут рассказывала о нем, описывая разные формы и вкусы. Она спросила Михаила, не мог бы он испечь ей печенье, чтобы она тоже могла взять его в садик. Выражение его лица было бесценным. Я представила себе своего огромного мужа, делающего печенье, и с трудом сохранила спокойное выражение лица, когда он объяснял Лене, что не умеет печь. Я сама не очень люблю готовить. Я могу приготовить несколько приличных блюд и немного сладостей, но ничего эпического. В детстве я в основном занимался балетом, но когда у меня выдавался свободный час или два, я любил идти на кухню и помогать нашему повару готовить еду. Я никогда не пробовала делать печенье, но не думала, что это будет так сложно. Я беру свой телефон и отправляю Михаилу сообщение.

14:17 Бьянка: «Мне нужно сбегать в магазин через дорогу... вернусь через 20 минут.»

Через минуту дверь в кабинет Михаила открывается. Он выходит, идет на кухню и смотрит на продукты, которые я разложила на столе. Он бегло окидывает взглядом большой противень, на котором я выстелила пергаментную бумагу, миску с тертым шоколадом, который я приготовила, и маленькую кастрюльку с огромным куском сливочного масла, которое я оставила растапливаться.

— Ты готовишь печенье для Лены, — говорит он и смотрит на меня. Я не могу оценить выражение его лица, но он кажется озадаченным.

Я пожимаю плечами, набираю текст на телефоне и показываю ему экран.

Не питай больших надежд. Делаю впервые, поэтому не знаю, насколько съедобными они окажутся.

Он кладет палец мне на подбородок и наклоняет мою голову, наблюдая за мной своим голубым глазом. Я фокусируюсь на его губах. Твердые, плотно сжатые. Останутся ли они такими, если я его поцелую?

— Пойдем в магазин, — говорит он и отпускает мой подбородок.

Я провожаю его взглядом, пока он идет за ключами и бумажником. Он напоминает мне пантеру - большую, черную и внешне спокойную, но у меня такое чувство, что под всем этим спокойствием и невозмутимостью скрывается зверь.

* * *

Магазин через дорогу крошечный, но мне удается найти все необходимое, а также небольшой набор формочек для печенья разных форм и несколько красочных съедобных украшений. Михаил молча следует за мной, не отставая ни на шаг. Когда я останавливаюсь в проходе с фруктами и начинаю класть в корзину несколько яблок и бананов, он тянется взять ее из моей руки, и наши пальцы соприкасаются. Я медленно отпускаю ручку корзинки, но стараюсь провести по тыльной стороне его пальцев, прежде чем продолжить просматривать фрукты.

Михаил расплачивается за мои покупки и несет пакеты в квартиру. После того как он ставит их на кухонный стол, я ожидаю, что он вернется к своей работе. Вместо этого он прислоняется спиной к шкафам, скрестив руки перед собой, и наблюдает за мной, пока я мою руки. Я чувствую его взгляд на себе все время, пока я готовлю тесто. Каждый раз, когда я краем глаза замечаю его взгляд, мне приходится перечитывать рецепт. Мне трудно сосредоточиться, зная, что он там, наблюдает за мной, но не из-за того, что нервничаю. А потому, что мне это нравится.

После того как мне удается закончить тесто без ошибок, я делю его на две части, кладу половину на столешницу перед собой, другую отставляю немного вправо и поворачиваюсь к Михаилу. Я показываю пальцем на вторую половину теста, потом на него и приподнимаю бровь. Он качает головой в сторону, рассматривая меня, и мне кажется, что уголок его губ слегка изгибается вверх. Не разрывая зрительного контакта, он отходит от прилавка и встает справа от меня. Когда он рядом, меня охватывает чувство успокоения, что кажется мне довольно необычным. Мне некомфортно с людьми, которых я плохо знаю. Мне трудно с ними общаться, и мы обычно заканчиваем неловким молчанием. Михаил, кажется, не возражает, что я не могу говорить, возможно, потому что он сам не разговорчив, и молчание между нами, совсем не кажется неловким. Как раз наоборот.

Я разрываю зрительный контакт и начинаю работать с тестом перед собой, гадая, что он будет делать. Михаил наблюдает за мной около минуты, затем берет свой кусок теста и копирует мои движения. У него красивые руки. Большие, сильные, с длинными пальцами, и я не могу не задаться вопросом, как бы я себя чувствовала, если бы эти руки были на мне.

Смех сопровождает открытие входной двери.

— Папа, папа, что ты делаешь? — Лена бросается к нам, пока Сиси закрывает за ними дверь. — Можно? Можно мне тоже с вами?

— Сначала помой руки, Лена, — говорит Михаил и показывает головой на ванную. — Потом можешь делать печенье вместе с нами.

Лена смеется и убегает в ванную. Сиси стоит на пороге, огромными, как блюдцо глазами наблюдая за тем, как Михаил работает с тестом. Он, конечно, представляет собой интересное зрелище, такой большой и крутой, с повязкой на глазу, в черной футболке, обтягивающей его широкие плечи. Особенно с пятнышком муки на подбородке. Я поднимаю руку, намереваясь вытереть его, но в тот момент, когда мои пальцы касаются его кожи, он застывает на месте. Михаил сосредоточенно смотрит на свои руки, утопающие в тесте. Я смахнула большим пальцем немного муки с его подбородка и быстро отдернула руку. Неужели я перешла какую-то границу?

— Папа, папочка! — Лена вбегает на кухню. — Я готова! Можно мне немного теста, пожалуйста?

— Можно, zayka.

Михаил оставляет тесто, идет к столу в столовой и возвращается со стулом. Поставив его рядом с прилавком, он помогает Лене забраться на него и выкладывает перед ней тесто.

— Я сделаю торт. С шоколадом. — Она усмехается и смотрит на меня. — Ты любишь шоколад? Папа не любит шоколад, но он будет есть торт, если я его сделаю. Я люблю шоколад, но папа говорит, что он вреден для моих зубов.

Я киваю, улыбаясь. Она вытирает руки о платье и тянется к миске.

— Ой, у меня мука на платье. — Она смотрит на Михаила. — Это отстирается?

— Отстирается, доченька. Не волнуйся.

— Папа, у тебя мука на лице. — Лена смеется и продолжает играть с тестом.

Михаил переводит взгляд на меня, смотрит на мою руку на рабочей поверхности, затем наклоняет голову в сторону, предлагая мне свой подбородок. Медленно я счищаю остатки муки тыльной стороной ладони, потратив на это чуть больше времени, чем нужно.

Глава 7

Двое парней, сидящих в кофейне, пялятся на Бьянку уже почти минуту. Я сжимаю руки в кулаки и делаю глубокий вдох. Если мы переживем этот поход по магазинам без того, чтобы я кого-нибудь убил, я буду приятно удивлена.

Лена несколько дней приставала ко мне по поводу балетных туфелек, и я наконец уступил и взял ее с собой в торговый центр. Я попросил Бьянку пойти со мной, потому что понятия не имел, где купить балетки, и потому что хотел провести с ней больше времени.

Плохое решение.

Бьянка — исключительно красивая женщина, так что это вполне ожидаемо. То, что мужчина изредка бросает на нее взгляды, я могу пережить. Может быть. Чего я не ожидал, так это того, что все мужчины в торговом центре будут глазеть на нее, а также того, в какую ярость приведут меня эти взгляды.

Я отвернулся от них и наблюдаю за своей женой, которая в данный момент присела перед витриной магазина, указывая Лене на сарафаны. Бьянка одета в узкие джинсы и белую кофточку без рукавов, завязанную вокруг шеи. Белые туфли на каблуках, безусловно, делают ее ноги потрясающими, но все же в этом нет ничего провокационного. Я пытаюсь представить, как бы вели себя присутствующие мужчины, если бы она надела мини-юбку, и чуть не срываюсь. Не думай об этом.

Она оставила волосы распущенными, и, когда так приседает, кончики ее бледных светлых локонов почти достигают пола. Лена что-то говорит и указывает на платье справа. Бьянка наклоняет голову, и все волосы рассыпаются в сторону, а несколько локонов касаются плитки. Я наклоняюсь и собираю ее волосы левой рукой, поднимая их с пола. Бьянка смотрит на меня, а затем на мою руку, держащую шелковистые пряди. Она слегка улыбается и возвращается к тому, чтобы указать Лене на платья.

— Красное! Папа, можно мы купим красное?

Я смотрю на дочь и вздыхаю.

— Lenochka, у тебя больше двадцати платьев.

— Пожалуйста! Только это, пожалуйста, папочка. Бьянке оно нравится. Бьянка, тебе нравится?

Бьянка смеется в своей тихой манере и кивает, глядя на меня через плечо. Женщины. Вечно им не во что одеться.

— Хорошо, но только это.

Я следую за ними, пока мы входим в магазин и лавируем между стеллажами. По пути Бьянка вытаскивает, кажется, все платья размера Лены. Она сваливает ворох из по меньшей мере десяти платьев на табурет, ставит Лену перед зеркалом рядом с ним и держит перед ней первое платье. Это красное, которое понравилось Лене, и моя дочь визжит от восторга. Бьянка смотрит на меня, и я киваю. Она берет следующее платье, темно-зеленое с черными деталями, и кладет вешалку под подбородок Лены. Они встречаются глазами в зеркале, и Бьянка смотрит на нее с комичным отвращением. Лена смеется и подражает выражению лица Бьянки.

Они продолжают процедуру с каждым платьем, весело проводя время, и я с удовольствием наблюдаю за ними. Наконец, когда они заканчивают, Бьянка поворачивается ко мне и протягивает не одно, а четыре платья, глядя на меня грустными щенячьими глазами. Конечно, в итоге мы покупаем все четыре.

При выходе из магазина Лена бежит к большому аквариуму с рыбками в витрине магазина напротив. Мы с Бьянкой держимся в нескольких шагах позади. Неожиданно я замечаю мужчину, который направляется в нашу сторону — лет двадцати, в деловом костюме, кажется, что он торопится, но как только он видит Бьянку, его шаг замедляется. Он слегка удиленно приподнимает брови, рассматривая ее.

Видимо, нейронные пути в моем мозгу щелкнули и перестроились, потому что в тот же миг я решаю, что с меня хватит. Мои проблемы с контактом с кожей могут идти на хрен. Я хватаю Бьянку за руку, притягиваю ее к себе и обнимаю. Недостаточно близко. Она недостаточно близка. Я крепко обхватываю ее и стою так, что ее спина прижимается к моей груди. Напряжение в груди ослабевает. Этого достаточно. Мне не нужен психиатр, чтобы истолковать мои действия. Для человека, уже потерявшего все, что ему было дорого, вполне нормально быть слегка не в себе и бояться, что это может повториться.

Модный парень поднимает голову, его глаза расширяются при виде моего убийственного взгляда. Да, ублюдок. Она моя. Он судорожно втягивает воздух, поворачивает направо и заходит в ближайший магазин. Так гораздо лучше. Я смотрю на Бьянку, она с удивлением наблюдает за мной, и я думаю, стоит ли мне объяснять свое странное поведение. Затем она слегка улыбается и, как ни в чем небывало, продолжает наблюдать, как Лена водит пальцем по рыбе.

Я не знаю, что произошло, но что-то нашло на Михаила. С момента нашей встречи он вел себя крайне отстраненно, избегая почти любого вида физической близости. Кроме нескольких легких прикосновений и помощи мне сесть в его машину, он редко инициировал контакт. Я даже начала задумываться, не случилось ли чего. Возможно, он решил компенсировать последние несколько дней, потому что последние два часа он не отпускал мою руку. Мы зашли в магазин, чтобы купить Лене балетные туфельки, и по пути заглянули еще в несколько магазинов. По пути Лена пожаловалась, что устала, и Михаил подхватил ее на руки. Он не отпускал мою руку, пока нес дочку на левом бедре, и я с умилением наблюдала, как он так естественно держит Лену на боку.

— Нам еще что-нибудь нужно купить? — спрашивает он, когда мы выходим из книжного магазина, где купили детскую книжку для Лены.

Он поворачивает голову и смотрит на меня, и на мгновение мне становится интересно, почему. Затем понимаю, что нахожусь на его слепой зоне, и он, вероятно, не может увидеть мой ответ. Я качаю головой.

— Хорошо. Я позвоню Сиси, чтобы сегодня вечером она присмотрела за Леной. А мы поедим на ужин. Ты не против?

Я улыбаюсь и киваю. Да, совсем не против.

* * *

Не слишком ли я приоделась?

Я верчусь перед зеркалом и осматриваю себя. Длинное платье с боковым разрезом на юбке и скромным декольте. Однако оно красное. Может, мне стоит переодеться?

С той стороны двери доносится голос Михаила.

— Ты готова?

Похоже, это все-таки останусь в красном платье.

Я открываю дверь и вижу Михаила. Судя по его взгляду, ему нравится то, что он видит, и это вызывает во мне небольшой трепет. Я поворачиваюсь, чтобы взять пальто с кровати, но Михаил уже держит его наготове и помогает надеть. Мой суровый муж всегда такой джентльмен. Я протягиваю руку, чтобы вытащить свои локоны из-под пальто, но он опережает меня и осторожно приподнимает их.

— У меня от тебя захватывает дух, — шепчет он мне на ухо.

Мурашки бегут по спине, когда он берет меня за руку и выводит из квартиры.

Мы приходим в ресторан, и пока мы следуем за метрдотелем к столику в углу, люди смотрят на нас. Они стараются быть незаметными, но все равно обращают внимание на повязку и шрамы Михаила, затем опускают взгляд на наши соединенные руки, на их лицах написано удивление. Кажется, что Михаил не замечает, а может, он просто притворяется, что не замечает. Я ненавижу это, и ради Михаила делаю вид, что не замечаю их пристальных взглядов и тихих шепотков.

Когда мы усаживаемся, я беру меню, но все на французском. Я могла бы выбрать наугад, но рискую получить улиток или что-нибудь столь же отвратительное. Вместо этого я кладу меню, придвигаю свой стул вплотную к стулу Михаила и смотрю на его меню. Оно тоже на французском, но я полагаю, что он умеет читать, раз привел нас сюда.

Михаил смотрит на меня, кладет руку на спинку моего стула и начинает перечислять блюда для меня. Я не слишком привередлива, поэтому достаю телефон и быстро набираю текст.

«Выбери сам, только никаких улиток или чего-то подобного.»

Затем оставляю телефон на столе перед ним.

Пока мы ждем еду, официант приносит нам вино, ставя бокалы справа от наших тарелок. Когда он уходит, Михаил берет свой бокал и переставляет его слева.

Я тянусь за своим бокалом, слегка касаюсь его предплечья и поднимаю взгляд.

— Все в порядке, — говорит он. — Почти зажило.

Я снова набираю текст на телефоне.

«Я так и не спросила, что произошло.»

Я показываю ему экран и указываю на его предплечье.

— Мы выследили стрелка до албанской банды и отправились ловить главаря, чтобы допросить его. Он оказал сопротивление.

«Что-нибудь выяснили?»

— Нет, но мы обязательно это узнаем. Это просто вопрос времени.

Интересно, что он сделает с теми, кто приказал стрелять, и в чем именно заключается работа Михаила в братве, но опять же, я не уверена, что хочу это знать.

Вскоре официант приносит нашу еду. Я понятия не имею, что я ем. На вкус это свинина в грибном соусе, и очень вкусная. Блюдо Михаила тоже похоже на свинину, нарезанную небольшими кусочками и обильно посыпанную приправами. Пахнет потрясающе, поэтому я наклоняюсь ближе, накалываю вилкой один кусочек мяса и запихиваю его в рот.

— Ну как, понравилась? — На его губах играет едва заметная улыбка, как будто его забавляет то, что я украла его еду.

Он должен улыбаться чаще. Я подцепляю кусок мяса со своей тарелки и поднимаю вилку в его рту, гадая, что он сделает. Михаил смотрит на вилку, потом на меня и принимает подношение.

— Абсолютное совершенство, — говорит он, глядя прямо на меня, и мне кажется, что он говорит не о еде.

На мгновение я задумываюсь, не собирается ли он меня поцеловать. То, как он смотрит на мои губы, заставляет меня трепетать от возбуждения, но потом он отводит взгляд в сторону. Может, я делаю что-то не так? Знаю, что я его привлекаю. Вижу, как он смотрит на меня, когда думает, что я не смотрю, как будто хочет испепелить одежду на мне своим взглядом.

Что, черт возьми, творится в твоей голове, Михаил?

Глава 8

Во вторник днем звонит Дмитрий и сообщает, что мы снова зашли в тупик с албанцами, что еще больше ухудшает мое угрюмое настроение, в котором я пребываю уже несколько дней. Я встаю из-за стола и подхожу к стене с окнами, выходящими на улицу.

После того как Сиси забрала Лену с ночевкой, Бьянка пошла в спортзал, захватив с собой балетки и телефон. Спустя несколько минут до кабинета донеслась тихая мелодия классической музыки. Это было четыре часа назад. Я пытался игнорировать ее и заняться работой, но образы, как она танцует, постоянно всплывали в моей голове, и я не мог сосредоточиться ни на чем другом.

Последние два дня я также старался избегать ее, потому что каждый раз, когда вижу Бьянку, у меня возникает безумное желание схватить ее, затащить в свою спальню и трахнуть до потери сознания. До женитьбы на ней я занимался сексом регулярно. Все партнерши знали мои правила, главное из которых - никаких прикосновений. Но Бьянка…я хотел прикоснуться к ней везде.

Не знаю, согласится ли Бьянка на это. Она выглядела такой потрясённой, когда увидела мою руку. Это длилось всего долю секунды, и если бы я не был внимателен, я бы не заметил, потому что она сразу же взяла себя в руки. Грудь и спина у меня в гораздо худшем состоянии, чем руки, и я не представляю, как она отреагирует, увидев это. В конце концов, Бьянка увидит меня без футболки. Может быть, мне стоит начать носить футболки перед ней, пусть она лучше видит мои руки, чтобы быть немного подготовленной. Я задираю подол футболки и подтягиваю ее к груди, рассматривая кожу со шрамами и пытаясь представить ее глазами. Нет, ничто не может подготовить ее к такому.

Правый глаз гораздо хуже, чем шрамы. Она никогда этого не увидит.

Музыка, доносящаяся из спортзала, сменяется медленной рок-балладой, и я не могу игнорировать безумное желание увидеть ее танцующей хотя бы на минуточку. У двери спортзала я стараюсь вести себя как можно тише, открываю ее и, прислонившись к дверному косяку, наблюдаю за ней. На ней черные леггинсы и безразмерный топ, спадающий с одного плеча. Волосы собраны на макушке в беспорядочный узел. Ноги босые, балетки валяются у стены, она скользит по комнате в сложных шагах и прыжках. Она заканчивает выступление красивым пируэтом.

Я жду, когда она повернется, но в течение нескольких минут она просто стоит и смотрит на стену перед собой, прижав руки к пояснице. Когда она наконец поворачивается, ее глаза красные, а по лицу текут слезы. Бьянка вздрагивает, когда замечает меня, затем быстро отводит взгляд и начинает идти к своим балетным тапочкам. При каждом шаге она вздрагивает, правая рука по-прежнему прижата к пояснице. В этот момент до меня доходит. Причина, по которой ее роли в спектаклях становились короче в течение последних нескольких месяцев. Почему она решила покинуть труппу. Я помню плакат, на котором было написано, что это ее последний спектакль. Я думал, что это означает на конец сезона. Но это не так.

В два больших шага я дохожу до нее и подхватываю на руки. Она не сопротивляется, обхватывает меня за шею и кладет голову мне на плечо, по-прежнему лицом ко мне. Слезы все еще льются, но выражение ее лица на удивление спокойное. Если бы не слезы и красные глаза, никто бы не понял, что она плачет. Я несу ее в гостиную и сажусь на диван, прижимая ее к груди. Странно, как мне нравится, когда она прижимается к моему телу. Сбоку лежит сложенное одеяло, я беру его и накрываю ее, укрывая от подбородка до ног. Она такая маленькая, в моих объятьях, как котенок.

Я не знаю, как долго мы так просидели. Наверное, около часа, потому что сумерки сменяет ночь и в комнате становится все темнее. Бьянка сидела так неподвижна, что я подумать, что она уснула, но тут она шевелит рукой, прочерчивая линии на моей груди. Сначала мне кажется, что это случайный узор, но потом замечаю повторение линий. Она рисует пальцем буквы, и мне требуется несколько мгновений, чтобы понять. Это не так сложно, всего два коротких слова, но я все равно жду, пока она повторит узор еще несколько раз, чтобы убедиться, что я все правильно понял.

Я замечаю тот самый момент, когда Михаил понимает, что я рисую у него в груди, потому что он напрягается. На всякий случай я делаю это еще раз и обвожу буквы.

П-О-Ц-Е-Л-У-Й М-Е-Н-Я

Сначала он не реагирует, но потом он прикасается пальцем к моей щеке в легчайшей ласке. Я обхватываю его шею рукой и сажусь ему на колени. В полумраке видны лишь очертания его лица. За окном глубокая ночь, а в комнате не горит ни одна лампочка. Света, проникающего через окно, достаточно, чтобы я увидела, как он наклоняет голову, а в следующее мгновение прижимается губами к моим.

Поцелуй не мягкий и не слабый, а требовательный. Он обхватывает мое лицо руками. Кожа на его ладонях твердая и мозолистая, но то, как он держит меня, как будто я драгоценна, разрывает сердце. Я зарываюсь пальцами в его волосы и отдаюсь его грешным губам, сгорая в огне желания. Михаил разрывает поцелуй и прокладывает дорожку поцелуев от моего подбородка вдоль шеи, и, прильнув к нему, невольно ощущаю твердость Михаила, вдавливающуюся в мое естество; я ахаю и прерывисто дышу. Я стягиваю с себя топ, затем пытаюсь расстегнуть бюстгальтер, но руки сильно дрожат, поэтому стаскиваю его через голову.

— Бьянка, ты уверена? — шепчет Михаил мне на ухо, а затем целует меня в шею.

Он что, сумасшедший? Я мечтала об этом уже несколько дней. Я прижимаюсь ртом к его подбородку и слегка покусываю его.

Как будто до этого момента он сдерживал себя, ожидая моего согласия. Михаил встает с дивана со мной на руках и несет меня в свою спальню. Все это время я изо всех сил пытаюсь расстегнуть пуговицы на его рубашке. Мне удается расстегнуть первые две пуговицы, но остается еще как минимум пять, и я не могу собраться с мыслями, чтобы расстегнуть их все. Вместо этого я просовываю руки в отверстие, хватаюсь за обе стороны рубашки и со всей силы дергаю их в стороны. Рубашка расходиться. Пуговицы летят на пол.

Михаил укладывает меня на кровать, снимает с меня леггинсы и трусики и начинает расстегивать свои брюки. Слишком медленно. Мне нужно, чтобы он был во мне сейчас, иначе я сойду с ума. Я приподнимаюсь на кровати, и в тот момент, когда он снимает штаны, я прыгаю обратно в его объятия и обхватываю его ногами за талию.

Я никогда раньше не была такой смелой с мужчиной. Маркус как-то сказал, что мне нужно обратиться к психологу, потому что я холодная и бесстрастная. Он был прав. Я никогда не получала настоящего удовольствия от секса ни с ним, ни с другими. На протяжении многих лет я думала, что со мной что-то не так, поскольку ни один из моих партнеров не мог меня возбудить. Секс был необходим для отношений, я просто соглашалась на него, потому что этого ждали, и симулировала оргазм.

Фригидная. Я думала, что я фригидная. Очевидно, нет, потому что я настолько мокрая, что, если бы я могла мыслить здраво, мне было бы стыдно.

Держа меня под попку, Михаил поворачивается и прижимает меня спиной к стене. Он говорит что-то по-русски, и, хотя я не понимаю ни слова, просто слышу его грубоватый голос рядом с ухом, и вся горю во власти похоти. Боже, я так сильно хочу почувствовать его в себе, что дрожу всем телом.

— Моя маленькая балерина, — произносит он, целуя мою шею. — Было бы намного проще, если бы ты не была такой красивой.

Михаил занимает позицию и медленно опускает меня на свой член. Он еще не вошел в меня даже наполовину, а я уже бьюсь на грани кульминации сжимаюсь вокруг его длины. Когда он полностью погружается в меня, я охаю, и мое тело вздрагивает. Ощущение его твердого члена во мне и шершавой стены за спиной, доводит меня до оргазма, так как он растягивает меня самым лучшим образом.

Он шепчет мне на ухо иностранные, но соблазнительные слова, а его большие руки сжимают мои щеки. Его губы целуют чувствительное место на моей шее, когда он, наконец, начинает двигаться. С каждым толчком он все глубже погружается в меня, попадая в то место, куда еще не попадал ни один мужчина. Сначала медленно, а потом все быстрее. Я впиваюсь ногтями в его кожу, его толчки становятся все сильнее, и я чувствую, как мое тело начинает покалывать от приближающегося оргазма. Это сводит с ума. Опьяняет. Полное разрушение моего тела и разума. Он врывается в меня как одержимый, от каждого толчка его бедер я ударяюсь спиной о стену, у меня сбивается дыхание. Я кончаю, и Михаил кончает за мной.

Я настолько обессилена, что не могу собраться с силами, чтобы убрать руки с шеи Михаила, поэтому я уткнулась лицом в его шею и позволила ему отнести меня на кровать. Последнее, что я помню перед тем, как заснуть, — это тихие слова и легкий поцелуй в макушку.

Я притягиваю Бьянку ближе к себе, наслаждаясь ощущением того, что она наконец-то в моих объятиях, и смотрю на ее лицо, залитое лунным светом. Пальцем очерчиваю контур ее брови, затем маленький носик и пухлые губы. От ее красоты захватывает дух. Мне кажется кощунством, что Бьянка связана с таким человеком, как я, или что я прикасаюсь к ней окровавленными руками - руками, которыми убил и покалечил стольких людей. Она заслуживает лучшего. Дом с забором и беззаботную жизнь с нормальным мужчиной. С честным мужчиной, которому не придется лгать ей или скрывать то плохое, что он делает, когда идет на «работу». С мужчиной, который никогда не будет приходить домой весь в крови.

Она заслуживает возможности пойти в ресторан, чтобы на нее не глазели, а люди вокруг не шептались друг с другом, обсуждая, какого черта она с таким, как я. За долгие годы я привык к подобным взглядам и шепоту. Они меня ничуть не беспокоят. Но мне не нравится, что Бьянка стала объектом сплетен. Если бы я был хорошим человеком, я бы отослал ее прочь, аннулировал брак и освободил бы ее. Видимо, я плохой человек, потому что я не собираюсь ее отпускать.

Как мне сказать ей, что я скрыл, что знаю язык жестов? И вместо того, чтобы облегчить ее положение, я только усложнил его? Как я смогу объяснить свой эгоизм? Возненавидит ли она меня за это?

Я не стану питать себя иллюзиями, что Бьянка ко мне неравнодушна, я не буду обманывать себя. Сегодня вечером она находилась в плохом положении, была уязвима, вероятно, одинока и жаждала человеческого общения. И кроме меня здесь никого не было. Утром она, скорее всего, пожалеет о том, что между нами произошло, так что я буду наслаждаться украденными мгновениями. Мне будет этого достаточно. Я кладу голову на подушку позади ее, зарываюсь лицом в ее волосы и обнимаю ее еще крепче.

Глава 9

Комната, в которой я проснулся, кажется мне смутно знакомой. Я сажусь на кровати и осматриваюсь. Комната Михаила. Я, в кровати Михаила. Я улыбаюсь и падаю обратно на подушки. Боже, от одной мысли о прошлой ночи мне хочется выбежать из комнаты, найти Михаила и затащить его в постель.

Часы на тумбочке показывают семь утра. Где он? Он что серьезно оставил меня одну и пошел на тренировку, как делает каждое утро? Так не поступают после того, как накануне вечером подарили женщине лучший секс в ее жизни. Где объятия? Душ вместе? Второй раунд?

Я встаю с кровати, иду к шкафу у противоположной стены и краду еще одну футболку Михаила. Если я правильно помню, сегодня должна прийти домработница, чтобы сделать уборку, и я не хочу мелькать перед ней, если она придет раньше. Когда я выхожу из комнаты, вокруг никого нет. Ни экономки, ни следов мужа. Я иду в комнату для гостей, принимаю душ и мою волосы, затем иду на кухню, чтобы сварить кофе.

Попивая темный эликсир, я листаю свой телефон и вижу три сообщения: одно от Милены и два от Анджело, все они датированы вчерашним вечером.

21:12 Милена: «Что ты покупаешь Нонне? Пожалуйста, скажи мне, что ты не покупаешь ей очередную шляпку.»

Черт возьми. Со всем, что произошло, я совсем забыл о дне рождения бабушки Джулии.

Я открываю новое окно сообщений и начинаю печатать сообщение Михаилу.

07:29 Бьянка: «Я забыла, что в следующее воскресенье моей бабушке исполняется 96 лет. Я должна пойти и купить ей подарок.»

Далее я открываю сообщения Анджело.

23:44 Анджело: «ПАПА ПОЗВОЛИЛ ИМ ВЫДАТЬ ТЕБЯ ЗАМУЖ ЗА МИХАИЛА ОРЛОВА?!»

23:45 Анджело: «Бьянка не издевайся надо мной! Это не смешно.»

Я смотрю на сообщения. Похоже, Анджело знает Михаила и не является его поклонником.

07:31 Бьянка: «Я не издеваюсь над тобой. Откуда ты знаешь моего мужа?»

Дверь в спортзал открывается, и оттуда выходит Михаил. Почему на нем опять рубашка с длинными рукавами? Никто в здравом уме не носит рубашки с длинным рукавом в июне, и я точно знаю, что у него есть как минимум двадцать футболок, за вычетом тех двух, что я украла. Он заходит на кухню и идет к холодильнику, даже не взглянув на меня.

— Сиси придет около трех с Леной, так что, если тебе что-нибудь понадобится, просто составь ей список, и она купит это по дороге. — Он берет бутылку воды, закрывает холодильник, затем направляется в свою спальню. — Если хочешь, мы можем купить подарок для твоей бабушки в пятницу. — Он смотрит на меня через плечо.

Серьезно? Никакого поцелуя, пожелания доброго утра или еще чего-нибудь? Ну и пошел он со своей сдержанностью. Мне надоело играть в игру «горячо-холодно». Он хочет притвориться, что ничего не произошло прошлой ночью? Да без проблем. Я могу сделать то же самое.

Я киваю и возвращаюсь к своему телефону.

* * *

— Но я хочу, чтобы Бьянка тоже пришла.

Я кладу коробку со специями, которые организую, и смотрю на Лену. Она стоит у двери, а Михаил приседает перед ней и застегивает куртку.

— Бьянка, Бьянка, пойдем с нами. Если ты будешь хорошо себя вести, папа купит тебе пончик. Он всегда покупает мне пончик, если я хорошо себя веду в парке.

Михаил смотрит на меня несколько секунд, и когда я не делаю ни шагу, он поворачивается к Лене.

— Lenochka, в другой раз. Бьянка занята.

Да, Бьянка занята наведением порядка на и без того безупречной кухне, пытаясь отвлечься от обдумывания всех возможных объяснений странного поведения мужа. Я вздыхаю, достаю телефон и отправляю сообщение Михаилу.

17:13 Бьянка: «У меня нет куртки. Почти вся моя одежда для холодной погоды осталась в доме отца.»

Я не ожидала, что температура так сильно упадет. В большинстве коробок, которые Денис привез из моего дома, были платья, летняя одежда и мои сценические наряды, которые я не хотела оставлять. С собой у меня только элегантное пальто, а остальной гардероб я планировала попросить упаковать Милене.

У Михаила пикает телефон. Он достает его из кармана джинсов, смотрит на экран, затем начинает печатать. Через секунду вибрирует мой телефон. Серьезно? Я фыркаю. Нас разделяет менее десяти футов, а он пишет мне ответ?

17:14 Михаил: «Можешь одолжить одну из моих толстовок.»

Я поднимаю глаза и киваю. Пока он идет в спальню, я кладу специи обратно в ящик и направляюсь к двери, чтобы надеть кроссовки. Лена прыгает вокруг меня, болтая о пончиках, когда я чувствую руку Михаила на своей спине и поворачиваюсь. В другой руке он держит сложенную серую толстовку. Видимо, у него все-таки есть что-то, помимо черной одежды.

Я надеваю толстовку, затем смотрю на себя. Подол почти доходит до колен. Рукава, длиннее моих кончиков пальцев. Я поднимаю глаза и вижу, что Михаил наблюдает за мной. Он изо всех сил старается сохранить серьезное лицо, плотно сжав губы. Он скрещивает руки, закрывает рот кулаком, качает головой, а потом разражается смехом. Он смеется громко и заливисто, и я не могу оторвать от него глаз. Он такой красивый, когда смеется.

— Протяни руки, — говорит он.

Я поднимаю их, и он закатывает мне рукава, сначала левый, потом правый. Михаил все еще улыбается, и я хочу поцеловать его снова.

— Бьянка, Бьянка, ты так смешно выглядишь в папиной одежде. — Лена хихикает рядом со мной.

С левой стороны от двери есть зеркало, поэтому я делаю несколько шагов и смотрю на свое отражение. Я выгляжу еще более смешной с трижды закатанными рукавами. Михаил стоит позади меня, и мы встречаемся взглядами в зеркале. Он больше не улыбается, только несколько секунд смотрит на наше отражение, а потом резко отворачивается.

— Хочешь, мы сначала заедем в магазин? Чтобы купить тебе что-нибудь по размеру? — спрашивает он, не глядя на меня, и открывает дверь.

Я на мгновение задумываюсь. Я выгляжу как дурёха? Возможно. А меня это волнует? Нет. Я поворачиваюсь, беру Лену за руку и иду к лифту. Надеюсь, это не его любимаятолстовка, потому что я оставлю ее себе.

Я в чем-то облажался, и я не уверен, в чем. Бьянка с самого утра злится на меня по непонятным причинам. Весь день я пытался понять, что я сделал не так, но так и не понял. Думаю, худшее уже позади, потому что, когда я взял ее за руку, когда мы выходили из здания, она не отстранилась. Однако она одарила меня пристальным взглядом сузившихся глаз.

Сидя на скамейке перед детской площадкой, я наблюдаю за Бьянкой, которая гоняется за Леной по песочнице. Они дурачатся уже целый час. Сначала на горке, а потом в маленьком детском домике, где Лена приготовила фальшивый обед из собранных ею листьев и камней. Бьянка делала вид, что ест их. Моя жена выглядит еще моложе в моей на несколько размеров большой толстовке, и на мгновение я чувствую укол вины. А вдруг Роман был прав? Может, мне стоило отдать ее Косте? Он ближе к ней по возрасту, и ей, наверное, было бы, о чем поговорить с ним, а не со мной. А я и так мало говорю. Они были бы гораздо более подходящей парой.

Я постоянно думаю о том моменте перед тем, как мы покинули квартиру, когда стоял позади нее и видел в зеркале наши отражения. Бьянка, даже в этом нелепо большом балахоне, выглядела такой красивой и утонченной. И тут появился я, нависший над ней, как страшный монстр. Я знал, что мы плохо подходим друг другу, но до этого момента я не понимал, насколько сильно.

— Папа, папа! — кричит Лена и машет на меня рукой. — Пойдем к нам, папа!

Я встаю и иду к песочнице.

— Что такое, Lenochka?

— Папа, ты теперь волк. Ты будешь догонять. А я с Бьянкой будем убегать. — Она хихикает и убегает на другой конец детской площадки.

Я поворачиваюсь к Бьянке, которая стоит в нескольких шагах от меня и смотрит на меня с вопросом в глазах. Я делаю несколько шагов, пока не оказываюсь перед ней, наклоняюсь и шепчу ей на ухо.

— Беги, мой маленький ягненок.

Она улыбается мне в озорной улыбке, затем она разворачивается и бежит к Лене, которая прячется за горкой. Я делаю первые несколько шагов в их сторону, и когда Лена видит мое приближение, она вскрикивает и бросается влево, хихикая. Я бегу за ней. Меньше чем за десять секунд я добегаю до нее, и дочка визжит от восторга, когда я обхватываю ее за талию. Я целую ее в щеку, подхватываю ее под левую руку и затем поворачиваюсь к Бьянке.

На ее лице появляется довольное выражение, когда она наблюдает за мной, но оно сменяется удивлением, когда я бегу к ней с безумно смеющейся Леной под мышкой.

— Быстрее, папочка!

Бьянка бросается в сторону детского дома на другой стороне, и она довольно быстра. Однако я быстрее, и мои шаги намного больше. Я догоняю ее в нескольких футах от игрового домика, обхватываю ее за талию свободной рукой и притягиваю к себе. Она смеется, я не слышу, но чувствую, как ее грудь двигается под моей рукой. Я поднимаю ее с земли и несу их обеих в маленькое кафе через дорогу от парка.

Я все еще смеюсь, когда двойные раздвижные двери открываются, и Михаил заносит нас в кофейню. Несколько человек в зале удивленно смотрят на нас. Пожилая пара, сидящая у окна, улыбается и возвращается к своему чаю и пирожным. На другой стороне магазина женщина средних лет, сидящая с другой женщиной, без стыда разглядывает лицо Михаила, затем подталкивает свою подругу локтем и наклоняет голову в нашу сторону. До чего же наглые бывают люди.

Михаил отпускает меня и, взяв мою руку в свою, идет к кассе.

— Кофе, без молока? — спрашивает он, и я киваю. Он помнит, что я пью черный кофе.

— Папа, я хочу в туалет, — шепчет Лена.

— Секундочку, Lenochka.

Михаил заказывает кофе для меня и апельсиновый сок для Лены, говорит кассирше, чтобы она приготовила его на вынос, затем передает мне свой бумажник.

— Мне нужно отвести Лену в туалет.

Держа бумажник в одной руке, я показываю на себя свободной рукой, предлагая отвести Лену, но Михаил качает головой.

— Все в порядке. Я ее отведу, — говорит он и ведет Лену в сторону туалетов.

Я готовлю сумму, указанную на кассе, и поднимаю глаза, чтобы увидеть, что парень, с другой стороны, наблюдает за мной, пока наливает кофе. Он бросает взгляд в сторону туалета, куда только что зашел Михаил с Леной, потом на меня и улыбается. Я не отвечаю ему взаимностью.

— Твой папа очень страшный парень, — говорит он и кивает в сторону ванной.

Я закатываю глаза. Серьезно? Михаил на первый взгляд может показаться старше тридцати одного года из-за повязки на глазу и шрамов, но более чем очевидно, что он не может быть моим отцом.

— Как думаешь, он позволит мне сводить тебя в кино или еще куда-нибудь? — Бариста наклоняется вперед и подмигивает.

Этот парень — серьезно? Ему едва семнадцать, если даже не больше. Идиот. Я кладу деньги на стойку и поворачиваюсь как раз в тот момент, когда Михаил и Лена выходят из туалета. Я оцениваю его, отмечая, как идеально сидят на нем черные джинсы, как черный свитер облегает его твердую грудь и живот, вспоминая, как вчера вечером я чувствовала себя прижатой к стене этим великолепным телом.

— Готова идти? — спрашивает Михаил, когда он подходит ко мне.

Я ухмыляюсь, беру сок Лены с прилавка и даю ей его с соломинкой. Затем взяв за грудки его свитер, притягиваю Михаила к себе. Его лицо ничего не выражает, но я замечаю легкое замешательство в его взгляде, когда он наклоняется. Поднявшись на цыпочки, я прижимаюсь губами к его губам.

Это должен был быть быстрый поцелуй, но в тот момент, когда я чувствую его рот на своем, все разумные доводы вылетают в окно. В следующее мгновение я уже прижимаюсь к шее Михаила, а он поднимает и прижимает меня к себе, и мы целуемся так, как будто завтрашнего дня не будет.

— Фи гадость! — восклицает Лена, и я открываю глаза.

В его единственном синем глазу, я вижу такую страсть, что на мгновение становится трудно дышать. Я не помню, чтобы кто-то так смотрел на меня, никогда.

— Ty - Bianca, luch solntsa v pasmurnyy den, — говорит он мне в губы, снова целует меня и медленно опускает на землю.

Кажется, что я только что пробежала милю, потому что сердце колотится в груди как сумасшедшее. Я делаю глубокий вдох и поворачиваюсь, чтобы взять свой кофе со стойки. Бариста смотрит на меня округленными глазами.

— Не смотри на мою жену, парень, — говорит Михаил позади меня.

Парень моргает, смотрит на Михаила, потом делает шаг назад.

— Папа, папочка, можно мы пойдем покупать пончики? Можно, папочка?

— Конечно, zayka. — Михаил подхватывает Лену, берет меня за руку и ведет нас к выходу.

При входе в квартиру звонит мой телефон.

— Дочка. Живо мыть руки. — Я показываю на бумажный пакет с пончиком, который она прижимает к груди. — И сначала ужин. Пончик съешь после. Хорошо?

— Хорошо, папочка!

Я достаю телефон, смотрю на экран и поворачиваюсь к Бьянке.

— Это Роман. Не поможешь Лене? Мне нужно ответить.

Она кивает, проводит рукой по моему предплечью и спешит в ванную. Мне все еще трудно осознать, насколько мне приятно, когда она прикасается ко мне.

— Пахан? — говорю я в трубку.

— Мне нужно, чтобы ты проверил Сергея, — говорит он. — Он с утра не отвечает на звонки, а сегодня у него встреча с людьми Мендосы. Если он не в форме, ты поедешь вместо него.

— Я буду там через час.

Я убираю телефон и иду в ванную, где Бьянка помогает Лене вытереть руки.

— Мне нужно уйти. — Я протягиваю руку и убираю прядь волос с ее щеки.

— Я позвоню Сиси, чтобы она пришла присмотреть за Леной. Я не знаю, когда вернусь.

Бьянка смотрит на меня, качает головой, показывает на свою грудь, а затем на Лену.

— Уверена?

Она кивает и берет Лену за руку.

— Lenochka. — Я наклоняюсь и большим пальцем поглаживаю ее подбородок. — Папе нужно идти на работу. Бьянка останется с тобой, хорошо?

— Хорошо, папочка. — Она улыбается и поворачивается к Бьянке. — Бьянка, Бьянка, можно нам устроить пижамную вечеринку. Можно?

— Сначала ужин, zayka. И будь умницей.

— Да, папочка. — Она берет Бьянку за руку и начинает ее тянуть. — Давай, Бьянка. Сначала ужин, потом пончик, потом пижамная вечеринка.

Бьянка позволяет Лене вывести ее из ванной и повести в сторону кухни. Я провожаю их взглядом, затем направляюсь в свою спальню, чтобы переодеться на случай, если мне придется идти на встречу позже.

По пути я заглядываю на кухню, где девочки сидят за барной стойкой и готовят бутерброды.

— Слушайся Бьянку, — говорю я Лене и целую ее в макушку.

Когда я поднимаю глаза, то вижу, что Бьянка наблюдает за мной. Боже, я так хочу поцеловать ее, но не решаюсь. Я понятия не имею, что произошло ранее в том кафе, чтобы побудить ее поцеловать меня, и не хочу давить на нее. Ей, итак, не легко, поэтому вместо этого я просто провожу пальцем по ее щеке.

— Напишите мне, если у тебя возникнут проблемы с Леной, — говорю я и поворачиваюсь, чтобы уйти.

Когда я уже подхожу к двери, я оглядываюсь и вижу, что Бьянка смотрит на меня суженными глазами. Я могу ошибаться, но похоже, что она снова на меня злится.

Пока я завожу машину и размышляю, какую херню я найду, когда приеду к Сергею, я слышу, как пикает телефон с входящим сообщением.

19:31 Бьянка: «Ты не ел.»

Я смотрю на сообщение. Я не ел. И она заметила.

19:32 Михаил: «Я перекушу по дороге.»

19:32 Бьянка: «Мы приготовим для тебя бутерброд и оставим его в холодильнике. На всякий случай.»

19:33 Михаил: «Спасибо.»

Я оставляю телефон на приборной панели и выезжаю из гаража. Где-то по дороге я слышу еще одно сообщение, но не открываю его, пока не паркуюсь перед домом Сергея. А когда открываю, то минут пять сижу за рулем и смотрю на ее сообщение.

19:52 Бьянка: «В дальнейшем я также жду поцелуя на прощание. Пожалуйста, запомни это, Михаил.»

После ужина и быстрого купания я укладываю Лену в кровать и укрываю ее цветочным одеялом.

— Бьянка, Бьянка, расскажишь мне сказку? Пожалуйста, Бьянка.

Я беру телефон, нахожу в интернете канал с детскими сказками и ложусь с ней на кровать. Боже, она так похожа на Михаила, интересно, хоть что-то досталось ей от матери? Может быть, нос, он очень маленький. Я потянулась, чтобы получше поправить ее одеяло.

Она поворачивается ко мне.

— Ты нравишься папе.

Я улыбаюсь и глажу ее по щеке. Она не может этого знать. Даже я не знаю, что думать о поведении Михаила.

— Папа поцеловал тебя. И держал тебя за руку. Я думаю Бьянка, ты очень, очень нравишься папе. Папа не любит прикасаться к людям.

Я замираю с рукой на щеке Лены, все мое тело замирает.

— Ты мне тоже нравишься, Бьянка. А я тебе нравлюсь?

Я снова глажу ее по щеке и киваю.

— Бьянка, почему ты не можешь говорить? Ты поранила рот? Мой папа повредил глаз. Ноэми говорит, что у папы только один глаз, но она врет. У папы два глаза. Я спросила, и он мне показал. Ноэми говорит, что мой папа некрасивый. Разве мой папочка некрасивый, Бьянка?

У меня перехватывает дыхание. Я кладу руки по обе стороны от лица Лены, отрицательно качаю головой: «Нет.»

— Папа говорит, что он немного некрасивый. Я его спросила. Но ты Бьянка, такая красивая. Ты похожа на принцессу. Мне нравятся твои волосы. А у меня будут длинные волосы, как у тебя?

Лена рассказывает, что случилось в детском саду, что-то об игрушечном грузовике, который один из мальчиков сломал, из-за чего другой мальчик заплакал, но мне трудно сосредоточиться. Вчера вечером Михаил сказал одну фразу. В тот момент она вылетела у меня из головы, потому что я была слишком поглощена его поцелуями. Что-то о том, что было бы легче, если бы я не была такой красивой.

О Боже. Я закрываю глаза и качаю головой. Теперь многое стало понятно, длинные рукава, дистанция, которую он держал, все эти «холодные» и «горячие» сигналы... все встало на свои места.

— Сергей! — Я ударил ладонью по двери в третий раз. — Открой дверь, если ты не откроешь, я ее выломаю.

Раздается писк сигнализации и щелкает замок. Я берусь за ручку, открываю дверь и вхожу внутрь.

— Не вздумай стрелять в меня! — кричу я в пустую гостиную. — И придержи своего зверя.

— Ты не сможешь сломать армированную дверь, которая стоит дороже машины, придурок. — Я слышу голос Сергея из кухни и направляюсь в ту сторону, затем останавливаюсь на пороге.

Сергей сидит за столом посреди кухни, перед ним разобранная снайперская винтовка, начищает одну из ее деталей и насвистывает. Весь стол на шесть персон завален оружием разных видов. Пистолеты, ножи, автоматические и полуавтоматические винтовки и Бог знает что еще.

В паре метров от меня, на свернутом одеяле у стены, лежит черная собака размером с теленка. Собака несколько мгновений наблюдает за мной, потом смотрит на Сергея и снова засыпает.

Я достаю из кармана телефон и звоню Роману.

— Во сколько и где встреча с мексиканцами? — спрашиваю я, как только он отвечает на звонок.

— В клубе «Урал» около одиннадцати.

Я смотрю на часы. Половина восьмого.

— Скорее всего, на встречу поеду я. Сообщи Павлу.

— Черт! Как он?

— Только что приехал. Я позвоню тебе позже. — Я обрываю звонок и сажусь напротив Сергея.

— Тебя пахан прислал? — спрашивает он, не глядя на меня и продолжая полировать деталь винтовки.

— Да. Ты не отвечал на звонки. Он беспокоится. — Я киваю в сторону стола. — Проводишь инвентаризацию?

— Вроде того. Не могу заснуть. — Он кладет начищенную деталь в футляр, который стоит у его ног и где лежат остальные части снайперской винтовки, и закрывает крышку.

— Сколько?

— Я перестал считать. Дня три. Может быть, четыре.

— Господи, Серега. — Я качаю головой. — Ты ел?

— Думаю, да. У меня есть несколько банок в кладовке.

Я оборачиваюсь в поисках его семидесятилетнего дворецкого-садовника-повара.

— Где Феликс?

— Я отправил Альберта в отель на неделю.

С тех пор как я знаю Сергея, он никогда не называл Феликса по имени. Всегда Альберт. Я понятия не имею, что между ними происходит, но Феликс живет в маленькой квартирке над гаражом с тех пор, как Сергей купил дом и вступил в братву четыре года назад.

— Зачем его отсылать? — спрашиваю я.

— Он действовал мне на нервы. Я боялся, что могу случайно его убить. — Он фыркает, достает ближайший к нему пистолет и начинает его разбирать.

— Может, тебе стоит сходить к психотерапевту?

Он смотрит на меня, откидывается в кресле и скрещивает руки.

— Михаил, для того чтобы психотерапевт помог, тебе нужно говорить с ним о беспокоящих тебя событий. Для большинства случаев, которые меня беспокоят, я подписал документы, что буду держать язык за зубами или окажусь в тюрьме. Или того хуже.

Самое опасное в Сергее то, что большую часть времени он вовсе не выглядит сумасшедшим. Его глаза ясны, движения контролируемы, голос ровный, и человеку, наблюдающему со стороны, он кажется вполне уравновешенным человеком. Пока он не начинает убивать людей. Даже сейчас, если бы не оружие, разбросанное по столу, все увидели бы только чистоплотного парня лет двадцати пяти. Спокойного. Просто болтает, как будто его ничто не беспокоит.

— Снотворное пробовал? — спрашиваю я.

— Думаешь, нет? — Он вздыхает и продолжает чистить пистолет. — Ничего не помогает. Ничего, блядь, не работает.

— А ты не думал уйти? Уйти из братвы и уехать на какой-нибудь необитаемый остров или еще куда-нибудь?

— Да, мне бы это не помогло. Без работы я бы, наверное, совсем слетел с катушек.

И храни нас всех Господь, если это когда-нибудь случится. Если Сергей в какой-то момент все-таки сорвется, кому-то придется усыпить его, как бешеную собаку.

— Как насчет поменяться с Павлом? Ты мог бы взять на себя клубы. Меньше стресса.

Он смотрит на меня и заливается смехом.

— Ты можешь представить, как наш холеный Павел ведет переговоры с Мендосой? Не поймите меня неправильно, Павел отлично справляется с клубами, но Мендоза съел бы его живьем. Мы бы потеряли миллионы.

Возможно, так и будет. Мне до сих пор трудно понять, но Сергей исключительно хорош в своем деле. Похоже для того, чтобы вести успешный бизнес с психами, нужно иметь собственного сумасшедшего, который говорит на их языке.

— Ты встретишься с ними сегодня вечером? — спрашиваю я. — Ты справишься, или мне лучше пойти вместо тебя?

Он поднимает на меня глаза и улыбается.

— Ты ненавидишь встречи.

— Ну куда деваться, приказ пахана. — Я пожимаю плечами. — Ну, так как?

— Будет лучше, если ты пойдешь. Не уверен, с каким обилием дерьма может справиться мой измученный сном мозг в данный момент. Роману не нравится мой способ выказывать недовольство.

— Как в случае с отрубанием руки Шевченко, когда он просил лучших условий?

— То, что он просил, было кражей. — Он тянется под стол, достает большую металлическую коробку, которая выглядит довольно тяжелой, и ставит ее на стол. — Ты знаешь, что делают с ворами в некоторых странах? Они отрубают им руки. Мне нравится эта практика.

Почему я ничуть не удивлен? Я смотрю на часы.

— Тогда я лучше пойду.

Сергей кивает.

— Не позволяй им водить тебя за нос. Мы уже установили расценки и количество на этот квартал, я пришлю тебе цифры.

— Хорошо. — Я встаю. — Позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится. И, пожалуйста, ответь на звонки Романа.

— Конечно. — Он пожимает плечами, открывает крышку коробки и достает что-то похожее на небольшой гранатомет.

— У тебя ведь нет танка, припрятанного в гараже?

— Танка? Какого хрена мне держать танк в гараже?

— Просто так. Мне просто интересно.

— Если тебе нужен танк, я могу попросить Луку. У него самое лучшее дерьмо.

— Лука Росси? — Я смотрю на него. — Если Роман узнает, что ты покупаешь оружие у итальянцев, ничем хорошим это не кончится. Ты же знаешь, мы договорились с Душку об эксклюзиве на покупку оружия.

— Михаил, для себя я могу покупать оружие у кого захочу. — Он ухмыляется. — Но будет лучше, если Роман не узнает. Он, скорее всего, устроит скандал, ты же знаешь, какая королева драмы мой брат.

Я качаю головой.

— Позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится.

— Позвоню. Дай мне знать, если передумаешь насчет танка.

Когда я возвращаюсь в машину, я звоню Сиси, потом Денису, а после этого отправляю сообщение Бьянке.

21:19 Михаил: «Я не знаю, когда вернусь, возможно, утром. Сиси приедет раньше, и поможет Лене собраться в садик. Денис отвезет тебя на урок балета после того, как посадит их. Я буду ждать тебя, когда ты закончишь. Только напишите мне адрес.»

После этого я звоню Роману, чтобы сообщить ему о Сергее, кладу телефон на приборную панель, завожу машину и ругаюсь. Единственное, что я ненавижу больше, чем деловые переговоры с нашими поставщиками, — это клубы.

Глава 10

В полдень, когда я выхожу из здания школы, Михаил уже ждет меня у своего огромного внедорожника. Он опирается на капот, скрестив руки перед грудью, и выглядит злым и сексуальным в своем черном костюме и очках-авиаторах. Его непринужденная поза говорит о том, что ему нет дела до всего на свете, но меня это не обманывает. Он знает обо всем, что происходит вокруг него. Я заметила, как он изучает обстановку каждый раз, когда куда-то прибывает, взвешивая все возможные угрозы поблизости. Как будто он все время ждет, что кто-то выскочит из кустов и начнет стрелять.

— Как прошел урок? — спрашивает он, когда я подхожу.

Я не собираюсь говорить с ним об успешном уроке или о том, что они попросили меня прийти еще раз на следующей неделе. Михаил кое-что должен мне с прошлой ночи, и я планирую это забрать. Я останавливаюсь перед ним, откидываю голову и смотрю на него суженными глазами.

— Что-то не так, Бьянка?

Я киваю. Несомненно. Я подманиваю его пальцем, прося его наклониться. Михаил опускает голову. Мне бы хотелось, чтобы на нем не было солнцезащитных очков, потому что даже без них его трудно прочесть. Я перевожу взгляд на его губы, все еще находящиеся в паре сантиметров от моих, и вижу, как они слегка изгибаются. Он берет меня за подбородок и в следующее мгновение прижимается своим ртом к моему.

В голодном, требовательном поцелуе нет ничего нежного. Он всегда так хорошо контролирует себя, но те несколько раз, когда его выдержка изменяла ему, заставили меня задуматься, что скрывается под его маской. Я не могу дождаться того момента, когда его контроль полностью рухнет.

Он отпускает мой подбородок, но не отстраняется.

— А сейчас? Все еще что-то не так?

Я ухмыляюсь и качаю головой. Он учится. Я кладу руку ему на лицо, но как только прикасаюсь пальцами к его правой щеке, он резко поднимает голову и отступает.

— Нам пора ехать, если мы хотим избежать пробок, — говорит он и открывает для меня пассажирскую дверь.

Мы уже на полпути к квартире, когда Михаил достает телефон и кому-то звонит. Он снова говорит по-русски, и единственные слова, которые я улавливаю, это «Ford Explorer». Человек на другом конце что-то говорит, а затем Михаил обрывает звонок.

— Мы сделаем небольшой крюк, — говорит он.

Мы едем в ровном темпе, едем около двадцати минут. Вскоре мы оставляем позади шум и суету городского движения, и зданий впереди шоссе становится все меньше. Мы едем куда-то за город. Неожиданно Михаил нажимает на педаль газа. Я хватаюсь за ручку двери и держусь так, как будто от этого зависит моя жизнь. Спидометр на приборной панели начинает быстро подниматься, достигая почти ста миль в час. Михаил смотрит в зеркало заднего вида и резко поворачивает направо, выезжая на узкую грунтовую дорогу. Я смотрю назад на черный Ford Explorer, который делает тот же поворот и набирает скорость за нами. Михаил продолжает ехать, сохраняя дистанцию еще двадцать минут, затем сворачивает на другую грунтовую дорогу, ведущую к виднеющемуся вдали заводу. Его телефон звонит один раз, затем останавливается.

— Возьми мой телефон, — говорит он. — Отправь сообщение Денису. Это номер, по которому я только что звонил.

Я беру телефон, нахожу звонок в журнале и открываю окно сообщения.

— Напиши... Мне нужен один из них живым.

Я напрягаюсь, на секунду замираю над клавиатурой, затем набираю сообщение и отправляю его.

— Теперь слушай меня внимательно, — говорит он, снова бросая взгляд на зеркало заднего вида. — Я припаркуюсь перед заводом. Ты запираешься, ложишься на пол и не выходишь из машины. Что бы ни случилось. Понятно?

Я киваю и пытаюсь сдержать панику, нарастающую во мне.

— Если все пойдет наперекосяк, ты заводишь машину и уезжаешь. Поедешь в центр города, припаркуешься где-нибудь в людном месте и будешь ждать. Кто-нибудь приедет за тобой как можно скорее. В машине есть GPS-навигатор.

И оставить его в глуши? Он что, спятил? Как он вернется?

— Solnyshko ты поняла, что я сказал?

Я не собираюсь его бросать, но сейчас не лучший момент сказать это, поэтому киваю.

— Хорошо.

Машина с визгом останавливается перед входом на фабрику. Михаил снимает солнцезащитные очки, лезет под сиденье и достает пистолет.

— Запрись.

Он выскакивает и захлопывает за собой дверь, а потом убегает.

Я забегаю в заброшенный завод, взвожу пистолет и встаю у разбитого окна, из которого открывается прямой вид на дорогу и въездные ворота. Автомобиль, который следовал за нами, проезжает через ворота мгновение спустя и останавливается примерно в пяти метрах от моей машины. В течение нескольких минут никто не выходит. Вероятно, они обсуждают, что делать. В конце концов, открывается задняя дверь, и оттуда выходит мужчина с пистолетом наготове. Он целится в заднее стекло моей машины и стреляет. Ничего не происходит, и он пытается еще три раза.

Это бронированная машина, кретин.

Я бросаю быстрый взгляд в сторону ворот. Где, мать его, Денис? Если я начну стрелять, они могут удрать отсюда, и мы их потеряем.

Открывается еще одна задняя дверь, и оттуда выходит лысый мужчина лет сорока с дробовиком. Черт. Не уверен, сколько выстрелов выдержит стекло, а рисковать жизнью Бьянки я не собираюсь. Прицеливаюсь в лысую голову парня, которая видна над дверью машины, и стреляю. Его голова дергается назад, и он падает на землю в тот же момент, когда я убиваю второго парня. Несколько секунд тишины, затем открываются две передние двери. Я успеваю увернуться, прежде чем водитель и еще один парень открывают огонь в мою сторону.

На меня сыплется стекло из окна. Один из крупных осколков вонзается мне в спину, в районе плеча. Я тянусь назад и вытаскиваю его, порезав при этом руку.

Оживает двигатель, и на секунду мне кажется, что Денис наконец-то приехал. Но звук слишком близко. Через секунду раздается звук удара, и стрельба прекращается. Я смотрю в окно и не верю. Моя изысканная маленькая женушка только что протаранила машину преследователей.

Я выбегаю из здания и бегу к стрелявшим, которые лежат на земле. Должно быть, их двери были открыты, когда Бьянка врезалась в них. Похоже, водитель более или менее цел и невредим, он уже тянется за своим пистолетом, который лежит на земле в нескольких футах от него. Я стреляю ему в голову, прежде чем он до него доберется, подбираю пистолет и обхожу машину. Последний парень скрючился на земле, его рвет. Судя по количеству крови на его затылке, он сильно ушибся. Я отпихиваю от него пистолет, когда слышу звук приближающейся машины. Пять секунд спустя Денис паркуется позади меня и выскакивает наружу.

— Босс я смотрю, вы уже все уладили. — Он улыбается как идиот.

— Где ты, блядь, был?

— Я свернул не туда. Извините, босс.

Я ругаюсь и указываю на три других тела.

— Проверь их. Потом вызови уборщиков. — Я поворачиваюсь к парню, которого рвет. — Упакуй гавнюка и отвезите на восточный склад. Я допрошу его завтра. Если понадобится, вызови врача. Он нужен мне живым.

Я поворачиваюсь и направляюсь к своей машине.

Первое, что говорит мой муж, когда открывает дверь после того, как я только что спасла ему жизнь?

— Ты разбила мне задние фонари.

Я приподнимаю брови, фыркаю и пересаживаюсь на пассажирское сиденье. Михаил садится, и когда тянется к ключу зажигания, я замечаю кровь на его правой руке. Я резко вдыхаю и кладу свою руку поверх его. Он отпускает ключи и позволяет мне осмотреть его ладонь. На ране кровь вперемешку с грязью. Я не вижу, откуда у него идет кровь, и не хочу усугубить ситуацию, пытаясь смахнуть грязь. Я беру подол своей футболки, отрываю кусок материала и аккуратно обматываю им его руку. Когда поднимаю глаза, то вижу, что он наблюдает за мной. Я показываю на себя, потом на руль.

— Бьянка это всего лишь царапина. Я могу вести машину, — говорит он и заводит машину.

Михаил всю дорогу до дома разговаривает с кем-то по громкой связи. Я не уверена, с кем именно, но голос знакомый, возможно, с паханом. Я понятия не имею, о чем говорят, потому что весь разговор шел на русском, поэтому я откидываюсь на сиденье и закрываю глаза.

В меня стреляли. Снова. Даже месяца не прошло. Неужели теперь это станет для меня нормой? Быть замужем за парнем из братвы, похоже, гораздо опаснее для жизни, чем я ожидала. Так почему же, черт возьми, я не испытываю особого потрясения? Из-под ресниц я смотрю на мужа. В манере Михаила говорить по-русски есть что-то невероятно сексуальное, он разговаривает более спокойно. Я не знаю, связано ли это с тем, что он говорит на своем родном языке, или с тем, что он близок с Петровым. Будет ли он когда-нибудь так же расслаблен со мной?

Михаил паркует машину в подземном гараже, и когда он наклоняется, чтобы открыть свою дверь, я замечаю красное пятно на бежевом кожаном сиденье. Он ранен. Почему он ничего не сказал, черт возьми? Я слежу за ним глазами и замечаю мокрое пятно на его рубашке, возле левой лопатки. Что, черт возьми, с ним такое? Я вскакиваю со своего места, захлопываю дверь машины и смотрю на него.

— Опять злишься на меня?

Я указываю на его плечо и всплёскиваю руками. Конечно, я злюсь!

— Ничего страшного, Бьянка. Расслабься.

Расслабиться? Он истекает кровью и хочет, чтобы я расслабилась? Я поворачиваюсь и иду к лифту.

Зайдя в квартиру, я прямиком мчусь на кухню, открываю нижний ящик, где в прошлый раз хранилась аптечка, и начинаю доставать все необходимое. Михаил наблюдает за мной из дверного проема, пока я раскладываю вещи на кухонном столе, затем мою руки. Закончив с этим, я поворачиваюсь к нему и жду.

Михаил стоит как вкопанный на том же месте, глядя на меня, и я клянусь, если он сию же минуту не подойдет ко мне, я притащу его сюда сама. Наконец, он двигается и идет к раковине. Сняв мою импровизированную повязку и смыв кровь, он кладет руку на стойку передо мной, ладонью вверх.

Три его пальца порезаны, вероятно, стеклом, но порезы неглубокие. Я очищаю их, наношу антибиотический крем и наклеиваю пластырь на каждый. Закрываю коробку, указываю на его плечо, показывая пальцем, чтобы он повернулся.

— Нет. Я сам.

А как он собирается сам обрабатывать рану на спине? Я качаю головой в сторону и показываю ему: «Плечо.»

Он игнорирует меня и тянется за антисептическим спреем. О, ради Бога, он такой чертовски упрямый. Я кладу свою руку поверх его руки и прижимаю другую руку к его груди. Медленно, кончиком пальца я провожу по буквам на его груди.

П-О-Ж-А-Л-У-Й-С-Т-А

Он смотрит на мой палец, потом встречается со мной взглядом, и на лице у него появляется такое выражение... Я не могу сказать точно, но кажется, что это уязвимость.

— Хорошо, — говорит он и, взяв меня за талию садит на столешницу.

Несколько мгновений он просто стоит на месте — руками держится за край столешницы по обе стороны от меня, он поддался немного вперед телом, и решительно сжал челюсть. Наши лица находятся так близко, что я чувствую его дыхание на своей коже, а глубокий синий цвет его глаз внимательно наблюдает за мной.

— Зрелище не из приятных, Бьянка, — говорит Михаил ровным голосом, и с отстраненным лицом. — Если ты не в силах это вынести, просто скажи.

У меня нет проблем с кровью. Он это уже знает. Он чего-то не договаривает. Михаил поворачивается ко мне спиной и начинает расстегивать рубашку. Чувство ужаса нарастает. Я помню его руку с того единственного раза, когда ее видела. Он всегда носит вещи с длинными рукавами, а той ночью, когда я провела руками по его спине, я почувствовала на его коже бугорки. Хотя было слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Его нерешительность связана вовсе не с раной. Он не хочет, чтобы я видела его спину.

Михаил заканчивает расстегивать рубашку, снимает ее и бросает на пол. Я смотрю на его спину, слезы наворачиваются на глаза, не смотря на все мое самообладание, я не могу их сдержать. Длинные, слегка выступающие, но поблекшие от возраста рубцы пересекают его спину словно от плети. Старые раны. Их так... так много. Осталось несколько участков нетронутой кожи, но в остальном вся его спина представляет собой гобелен из рубцовой ткани.

Я на секунду закрываю глаза и смахиваю слезы рукой. Снова смотрю на него, Михаил все еще стоит в той же позе, спиной ко мне, смотрит прямо перед собой и дает мне возможность собраться с мыслями. Я делаю глубокий вдох, достаю компресс и антисептический спрей и уделяю внимание порезу на его левой лопатке. Он не очень глубокий, возможно, швы накладывать не придется. Я несколько раз протираю порез стерильной марлей, смазываю его кремом с антибиотиком, затем накладываю фиксирую порез с помощью стежками-бабочками. После этого накладываю слой марли и закрепляю ее несколькими полосками медицинской ленты. Я делаю еще один вдох, чтобы подготовиться к предстоящей боли, и кладу руку на его плечо.

— Повернись, Михаил. — Мой голос такой тихий, едва слышный шепот, но кажется, что я кричу, потому что горло болит так, будто кто-то скребет наждачной бумагой по моим голосовым связкам.

Михаил поворачивается ко мне так быстро и внезапно, что я вздрагиваю. Он смотрит на меня так, будто у меня выросла еще одна голова. Я перевожу взгляд на его грудь. Следов плети нет, но есть ожоги на боку и животе, а также множество шрамов от ножевых порезов, как на его руках. Боже, как он вообще жив?

Я смотрю на его замкнутое лицо, поднимаю руки и зарываю их в его волосы. Не отрывая взгляда от его глаз, я просовываю один палец под нитку его повязки и жду. Он не говорит ни слова, стиснул зубы и кивает. Я в ответ и снимаю повязку.

У него по-прежнему оба глаза, но если левый глаз ясный и темно-синий, то радужная оболочка правого гораздо бледнее и туманнее. На коже вокруг него и на веке есть несколько сильных рубцов, как будто кто-то пытался удалить ему глаз.

— Правый глаз видит лишь на пять процентов, — говорит он отстраненным голосом, — но он мешает видеть левому, из-за чего зрение расплывается. Я постоянно ношу повязку, кроме сна, тренировок и душа.

О, Михаил. ...что с тобой случилось? Хотелось бы знать, расскажет ли он мне когда-нибудь, что с ним случилось. Поскольку я сижу высоко, мы почти лицом к лицу, поэтому я беру в ладони его лицо ощущая жесткие бугры на его коже и наклоняюсь вперед, чтобы наши носы соприкоснулись.

— Господи, Бьянка. — Он закрывает глаза и прикасается своим лбом к моему. — Как ты можешь смотреть на меня?

Я протягиваю руку, чтобы убрать прядь его волос, упавшую на лоб, и провожу тыльной стороной ладони по его правой щеке. Боль, которую он испытал при этом, должна была быть невыносимой. Самый длинный из шрамов рассекает его правую бровь на две части, и я провожу пальцем по нему, затем по носу, пока не дохожу до рта.

— Я думаю... — Мое горло кричит от боли, но я все равно продолжаю. — Ты... сексуальный.

Обхватываю его лицо ладонями и целую в губы. Потом еще и еще. Я одержима его губами. Мне кажется, я могла бы часами просто его целовать.

— Ты сумасшедшая, solnyshko.

Нет, не сумасшедшая. Просто влюблена в него.

Мне плевать на шрамы и его глаза. Для меня он самый красивый мужчина, которого я когда-либо встречала. Медленно, я скольжу руками по его груди и прессу, пока не добираюсь до пояса его брюк и начинаю их расстегивать. Михаил издает звук, напоминающий рычание, подхватывает меня и несет в спальню.

— Снимай одежду, — говорит он, укладывая меня на кровать.

Я в рекордно короткие сроки освобождаюсь от футболки и джинсов, вожусь с застежкой лифчика, пока он зацепляет пальцами за пояс трусиков и спускает их вниз по моим ногам.

— Ты, — он целует мою лодыжку, — такая чертовски красивая. — Еще один поцелуй, на бедре.

Я смотрю, как он наклоняется, зарывается лицом между моих ног и лижет мою киску.

— Я не слишком привлекательный, — еще одно лизание, — но я сделаю так, что ты Бьянка никогда не подумаешь ни о каком другом мужчине.

Он вводит в меня один палец и начинает сосать клитор. Для меня слишком много, но в то же время хочу еще. Он вводит еще один палец, и, о... Боже, кажется, я сейчас кончу. Он растягивает мои стеночки, языком обводит клитор, и я выгибаюсь дугой на кровати, когда волна удовольствия накатывает на меня. Михаил отстраняется от моей киски, и вскоре я чувствую головку его члена у своего входа, но он не входит в меня сразу. Вместо этого нависает надо мной, сжимает мою шею, и он смотрит на меня разными по цвету глазами.

— Моя! — грозно воскликнул он и начал медленно проникать в меня членом, так медленно, что мне показалось, что я сойду с ума. — Если я увижу, что хоть один мужчина прикоснулся к тебе Бьянка, я убью его. — Он подхватывает ладонями под ягодицы и погружается в меня до основания, а затем отступает.

Я делаю резкий вдох, и мои глаза закатываются. Михаил закидывает мои ноги к себе на плечи, чтобы глубже войти в меня. Он снова попадает в эту точку, и я чувствую, что приближаюсь к апогею. Когда он приподнимает мои бедра с кровати и входит в меня, дрожь начинает сотрясать мое тело. За веками вспыхивают белые звезды, пока я переживаю свой оргазм, а Михаил продолжает входить в меня, уничтожая меня самым лучшим способом.

Глава 11

Счастье. Я не помню, когда в последний раз чувствовал себя по-настоящему счастливым. Удовлетворение - да. Но такого восторга, чувство невесомости, которое наполняет все мое тело, незнакомо. Я смотрю на Бьянку, которая прижалась у меня под боком, ее рука на моей груди, а нога просунута между моими, что греет душу.

— Я должен встать, — шепчу я и целую Бьянку в макушку. — Сиси придет с Леной через полчаса.

Она поднимает на меня глаза, улыбается и тянется к моей руке, чтобы осмотреть пальцы. Убедившись, что пластыри на месте, она садится и просит меня повернуться. Шторы на окнах раздвинуты, и вся комната залита светом, выставляя на всеобщее обозрение каждую отметину на моей коже. Тем не менее, я переворачиваюсь на живот и, глядя на окно, жду.

Она кладет ладонь мне на поясницу и медленно ведет руку вверх, ее прикосновение невероятно легкое. Я чувствую покалывание, когда ее волосы падают на мою кожу, а затем ее легкие поцелуи между лопаток, где шрамы сильнее всего.

— Пожалуйста, ... не надо.

Ощущение покалывания поднимается вверх, когда кончики ее волос касаются кожи чуть ниже моего плеча, и она наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Почему?

— Господи, детка, как ты вообще можешь спрашивать?

— Мне нравишься... ты, Михаил, — говорит она, ее голос едва слышен. — Каждая... твоя... частичка... тебя.

Последнее слово теряется, и единственное, что я слышу, это ее тихое дыхание, когда мурашки пробегают по моей спине. Я поднимаюсь в сидячее положение, обхватываю ее лицо ладонями и надеюсь, что ошибаюсь.

— Тебе больно разговаривать?

Она смотрит на меня и кивает.

Я закрываю глаза и целую ее лоб. Меня нужно посадить, как подонка, которым я являюсь. Эгоистичный, лживый ублюдок, который заставил ее страдать без причины.

— Ты больше никогда не будешь говорить. — Я прикладываю палец к ее губам. — Обещай мне.

Ее лицо осунулось, но она снова кивает, заставляя меня чувствовать себя еще хуже. Черт. Я встаю с кровати, надеваю брюки и встаю перед окном, глядя на людей, спешащих по улице внизу. Она возненавидит меня.

Я кладу руки на затылок и делаю глубокий вдох.

— Мне нужно тебе кое-что сказать.

Михаил ни с того ни с сего ведет себя странно, вышагивает взад-вперед перед окном. Он останавливается на секунду, смотрит на меня, потом качает головой и снова начинает вышагивать. Что-то случилось? Должно быть, что-то плохое, потому что я не помню, чтобы когда-либо видел его таким расстроенным.

Наконец, он останавливается и поворачивается ко мне.

— Я знаю, что ты будешь злиться, и ты имеешь на это право. Надеюсь, ты простишь меня за то, что я не сказал тебе сразу. Прости пожалуйста.

Мои глаза округляются, челюсть едва не падает на пол, когда смотрю, как он жестами вырисовывает знакомые формы, повторяя слова. То, как быстро и легко двигаются его руки... Боже мой, он не просто знаком с языком жестов. Я знаю достаточно для повседневного разговора. Я бы никогда не смог вести философские дискуссии и тому подобное. Но по тому, как Михаил выводит жесты, видно, что он профессионал.

«Почему?» — Я выписываю жест и смотрю на него, стараясь, чтобы вся печаль и разочарование были видны на моем лице.

— Потому что язык жестов нужно было бы объяснить, а я не был готов ответить. Прости.

«И ты не мог просто сказать об этом?»

Я встаю с кровати и, не глядя на него, иду прямиком в комнату для гостей, со всей силы хлопая дверью.

* * *

Я слышу хихиканье Лены, и сажусь на кровати. Я провела два часа, лежа, глядя в потолок и размышляя.

Михаил знает язык жестов, и все это время он ни словом не обмолвился об этом. Он поступил эгоистично и грубо, как будто специально вставил в уши беруши, чтобы не слышать, что хочет сказать другой человек. Я чувствую себя такой преданной.

— Но я хочу блинчики, — доносится до меня за дверью голос Лены. — Пожалуйста, папочка.

Я не слышу ответа Михаила, только недовольный ответ Лены.

— Ладно, папочка.

Когда я выхожу из гостевой комнаты, я вижу Михаила, стоящего у кухонного стола, перед ним сковорода и коробка с яйцами. Лена сидит на ковре в гостиной, играет с книгой, которую мы купили на днях, но, когда видит, что я иду, она вскакивает и бежит в мою сторону.

— Бьянка, Бьянка, ты умеешь печь блины? Папа не знает, как печь блины. Ты умеешь печь блины?

Я улыбаюсь, провожу тыльной стороной ладони по ее розовой щеке и киваю.

Она визжит от восторга, хватает меня за руку и начинает тащить на кухню.

— Папа, папа, Бьянка испечет блинчики.

Она подводит меня к плите, и я оказываюсь рядом с Михаилом, касаясь плечом его руки. Лена отпускает мою руку и убегает обратно в гостиную, оставляя меня наедине с моим обманщиком мужем.

— Ты не обязана, — говорит он, не глядя на меня. — Я приготовлю ей яичницу.

Я игнорирую его и иду в другой конец кухни, чтобы взять миксер из ящика, затем открываю шкаф, чтобы достать миску. Она стоит на второй полке, поэтому я поднимаюсь на цыпочки и тянусь к ней. Михаил обхватывает меня за талию и поднимает меня на пару сантиметров. Как только я достаю то, что хотела, он без слов опускает меня на пол, затем выходит из кухни и садится на пол рядом с Леной. Она берет книгу и забирается к нему на колени, а я наблюдаю, как он показывает на что-то на странице и начинает издавать звуки животных. Лена хихикает и целует его в щеку, а потом показывает на что-то еще.

Я начинаю готовить тесто для блинов, но не могу удержаться, чтобы не бросать на них взгляд каждые несколько минут. Он такой странный, мой муж. Я не понимаю его, и все еще злюсь на него, но не могу заставить себя игнорировать его присутствие. Словно магическая сила тянет меня к нему. Даже несмотря на злость, мне требуется огромное самообладание, чтобы удержаться и не пойти туда, чтобы быть ближе к нему.

Пока я жду, когда блинчик приготовится, я прокручиваю свои сообщения на телефоне. Три сообщения от Милены, она спрашивает, как идут дела, и интересуется подарком для бабушки. Черт. Я опять о нем забыла. Я быстро отправляю ей сообщение, в котором пишу, что все в порядке, и спрашиваю о колледже. Следующее сообщение от Анджело.

11:17 Анжело: «Все знают чертова Михаила Орлова! Не могу поверить, что отец согласился на это! Ты в порядке? Я не знаю, когда вернусь. Мне нужно разобраться с кое-какими делами здесь, но как только вернусь, я приеду к тебе. Если он что-то с тобой сделает, ты должна сразу же сказать мне, и я с ним разберусь.»

Я переворачиваю блинчик и еще раз перечитываю сообщение, сбитая с толку. Что, по его мнению, Михаил делает со мной?

21:13 Бьянка: «Я в порядке. В чем проблема, что я замужем за Михаилом? Вы поссорились или что-то в этом роде?»

Следующее сообщение от мамы. Она снова спрашивает о той поездке по магазинам, которую я обещала. Я игнорирую его, убираю телефон и возвращаюсь к блинчикам.

Я уже почти закончила, когда у Михаила звонит телефон. Он берет трубку и несколько мгновений просто слушает собеседника, потом ругается. Подхватив Лену на руки, он несет ее на кухню, сажает на один из барных стульев и поворачивается ко мне.

— Можешь присмотреть за Леной часок-другой? Кое-что случилось, а звонить Сиси уже поздно.

Я киваю и наливаю еще теста в кастрюлю.

— Я ненадолго.

Он целует меня в макушку, а потом уходит. Я закрываю глаза и глубоко вздыхаю. Трудно злиться на Михаила, когда каждая клеточка моего тела каким-то образом настроена на него, жаждет быть ближе.

Я паркую машину внутри склада, выпрыгиваю и направляюсь к углу, где на полу сидит албанец, которого сегодня утром забрали. Он выглядит полумертвым. Я поворачиваюсь к Денису, который стоит рядом с ним, и стискиваю зубы.

— Где, на хрен, док? — вырывается у меня.

— Он за городом. Не сможет приехать раньше завтрашнего дня. Я рассказал ему симптомы парня, и он сказал, что это либо серьезное сотрясение мозга, либо у него внутричерепное кровоизлияние. Ему нужно в больницу.

Я смотрю на подонка, сидящего в луже своей рвоты. Он посмел стрелять по машине, пока моя жена была внутри. Он никуда не поедет.

На соседнем стуле стоит бутылка с водой, я беру ее и выплескиваю содержимое на голову парня. Он вздрагивает, бормочет что-то бессвязное и откидывается на стену. Судя по его бледности и расфокусированному взгляду, долго он не протянет. Мне придется работать быстро.

Я возвращаюсь к машине, открываю багажник и достаю ящик с инструментами. Снаружи он выглядит как обычный набор инструментов, но, внутри коробки, есть потайной отсек, где хранятся настоящие инструменты моего ремесла. Я беру один из шприцов и скальпель и возвращаюсь назад.

— Что это? — спрашивает Денис, указывая на шприц.

— Адреналин, — говорю я, вкалывая иглу в шею парня. — Это ненадолго приведет его в чувство. Я никогда не пробовал его на людях с сотрясением мозга.

— Значит, ему станет лучше? Почему Док не сказал?

— Потому что Док не убивает людей за деньги. — Я отбрасываю шприц в сторону, приседаю и беру албанца за руку. — Когда адреналин подействует, он очнётся. Будет сильно дергаться. Возьми его за плечи и держи крепко.

Держа парня за запястье, я прижимаю его ладонь к полу и кладу скальпель на корень большого пальца. Албанец приходит в себя как раз в тот момент, когда я отрезаю ему палец, и начинает кричать.

— Заткнись, блядь! — Я бью его по лицу. Не самый умный поступок, учитывая его состояние, но у меня плохое настроение. — Слушай меня внимательно. Сегодня ты умрешь. Либо быстро, либо я могу сделать так, чтобы смерть была очень болезненной и долгой. Кивни, если понял.

Он хнычет и кивает, пытаясь вырвать свою руку из моей хватки. Я взмахиваю скальпелем и отрезаю ему еще один палец, что приводит к очередному приступу крика.

— Кто послал тебя перехватить нас, и каков был твой приказ? — кричу я ему в лицо.

— Я не знаю, — стонет он. — Арбен говорил с парнем, который заплатил за работу.

— Кто такой Арбен?

Он что-то бормочет и закрывает глаза. Похоже, адреналин не помогает.

Я снова даю ему пощечину.

— Я спрашиваю, кто такой Арбен?

— Водитель.

Один из тех, кого я подстрелил. Черт.

— Что они хотели, чтобы ты сделал?

— Убить человека с повязкой на глазу. — Он смотрит на меня и вздрагивает. — Это была просто работа.

— А что насчет женщины?

— Парень сказал, что она не важна.

Не важна. Я делаю глубокий вдох, пытаясь удержать себя от того, чтобы убить его прямо сейчас.

— Что-нибудь еще?

— Н-н-нет.

— Ты знаешь, как выглядел человек, который встречался с Арбеном?

— Нет. — Его голос едва слышен.

Черт. Я встаю и достаю пистолет из кобуры под пиджаком.

— Не важно, — говорю я и стреляю ему в голову.

Повернувшись к Денису, я пригвоздил его взглядом.

— Смотри, чтобы в следующий раз ты не опоздал, Денис.

Он отступает на шаг.

— Конечно, босс.

— Хорошо. Приберись здесь.

Уже почти полночь, и я начинаю беспокоиться. Где Михаил?

Дождавшись, когда Лена уснет, я пошла на кухню, чтобы навести порядок, а потом быстро приняла душ, ожидая, что он вернется к тому времени, когда закончу. Что-то случилось?

Я беру одну из его футболок, которую украла, и надеваю ее. Я заканчиваю заплетать волосы, когда чувствую грубые ладони, накрывающие мои руки. Я отпускаю пряди, и мои волосы рассыпаются, когда смотрю на отражение Михаила в зеркале. Он стоит позади меня и снова делит мои волосы на три части, а затем начинает заплетать косу. Его движения могут быть немного неуклюжими, но похоже, что он знает, что делает.

— Моя сестра всегда просила меня заплетать ей волосы, когда нашей мамы не было рядом, — говорит он, не глядя мне в глаза, и в этой фразе столько боли, что она пронзает меня до самого сердца.

— Оксана была глухой от рождения. Она была старше меня на четыре года, поэтому я выучил язык жестов раньше, чем научился читать.

Он говорит в прошедшем времени, и по тону его голоса...можно понять, что с его сестрой случилось что-то плохое. Михаил поднимает голову, и наши взгляды встречаются в зеркале. У него такой затравленный взгляд, и я точно знаю, что произошедшее гораздо хуже, чем я могу себе представить.

Я беру из шкафа резинку для волос, протягиваю ее Михаилу и жду, пока он закрепит косу.

— Боюсь, не самая лучшая моя работа. — Он вздыхает. — Возможно, ты захочешь переплестись.

— Она идеальна, — жестом говорю я, глядя в зеркало.

Михаил кладет руки мне на бедра, поворачивает меня к себе и проводит пальцем по моему лицу.

— Прости.

Я вздыхаю, тяну его за руку, пока он не сгибается, и целую его в губы.

— Я прощен?

«Еще нет. Для этого тебе придется еще потрудиться.»

Он приподнимает левую бровь, и слегка улыбается.

— Что ты имеешь в виду? Какую-то ручную работу?

«Да.» Я улыбаюсь и начинаю расстегивать пуговицы на его рубашке.

Я чувствую его руки на моем животе, Михаил поднимает их и задирает мою футболку.

— Тогда мне лучше начать.

Он стягивает с меня футболку через голову, снимает трусики и поворачивает меня лицом к зеркалу. Я смотрю на наши отражения - я полностью обнаженная, а он стоит позади меня в черной рубашке и брюках. Михаил целует меня в шею, одновременно медленно спуская руки с моей талии, по бедрам и ниже.

— Я хочу, чтобы ты увидела, — он скользит правой рукой еще ниже, между моих ног, — как ты прекрасна, когда кончаешь.

Он проводит пальцами по моей киске, одновременно покусывая мое плечо, заставляя меня вздрагивать от совместных ощущений. Один палец вводит в меня, и я хватаюсь за его предплечье, прижимаясь к его руке. Видеть себя в таком виде, когда он так интимно прикасается ко мне, будучи полностью одетым, — за гранью дозволенного.

Он обводит пальцем клитор, а затем нажимает на точку над ним. С моих губ срывается тихий стон, и я закрываю глаза, наслаждаясь ощущениями.

— Смотри в зеркало, Бьянка. Или я остановлюсь.

Я мгновенно открываю глаза.

— Хорошая девочка.

Я не могу оторвать взгляд от сцены в зеркале. Михаил прижимается ко мне, его руки между моих ног, а губами прочерчивают линию поцелуев на моем плече. Он ввел еще один палец, а другой рукой он начинает дразнить клитор, меняя темп с медленного на быстрый, затем снова на медленный, вызывая у меня сильную дрожь.

— Кончи для меня, мой ягненок, — шепчет он мне на ухо и загибает пальцы внутри меня, надавливая на клитор, и я взрываюсь.

Дрожь, настолько сильна, что я не могу удержать себя в вертикальном положении, поэтому я хватаюсь обеими руками за его предплечье и смотрю на отражение Михаила. Спокойный. Ни один волос не выбился из прически. Смотрит прямо мне в глаза. Злой, коварный человек. Молчаливые типы всегда самые опасные.

Глава 12

Бьянка крадет мою одежду. По моим подсчетам, она украла по крайней мере четыре футболки, мою любимую толстовку и одну рубашку. И, похоже, решила, что ей нужна еще одна толстовка для своей коллекции.

— Эта подойдет? — спрашиваю я.

«Да. Идеально». — Бьянка берет черную толстовку, которую держу в руках, надевает ее и начинает закатывать рукава.

Я знаю, что она забрала свои вещи. Денис ездил к ее отцу два дня назад и привез коробки, которые упаковала ее сестра.

— Есть шанс, что я получу ее обратно? — говорю я и ласкаю ее лицо тыльной стороной ладони.

Она смотрит на меня, ухмыляется и качает головой. Моя маленькая воровка. Я улыбаюсь, беру ее за подбородок, и целую.

— Сиси, Сиси, они снова целуются! — кричит Лена откуда-то позади меня. — Роби попросил поцеловать меня сегодня, и я разрешила. Он поцеловал меня в щеку. Завтра я скажу ему, чтобы он поцеловал меня в губы.

Я поднимаю голову. Поворачиваюсь, иду на кухню, где Лена смотрит, как Сиси готовит обед, и приседаю перед дочерью.

— Лена, никаких поцелуев с мальчиками. Ты еще слишком мала для этого.

— Нет. Я собираюсь выйти замуж за Роби, — говорит она со всей серьезностью, а Сиси взрывается смехом.

Боже. Не ожидал, что придется вести этот разговор еще лет десять.

— Почему ты хочешь выйти замуж за Роби? Он хороший человек?

— Нет, он всегда дерется с другими мальчиками.

— Тогда почему ты хочешь выйти за него замуж, zayka?

— Папочка, у него две собаки и попугай!

— А ты хочешь завести домашнее животное, Леночка? Может быть, золотую рыбку? — Пожалуйста, только не говори «попугай».

— Я хочу попугая, папа! Пожалуйста, пожалуйста, можно мне попугайчика? Сиси, Бьянка, папа сказал, что я могу завести попугая! Мы можем пойти и купить попугая сейчас? Папа, когда мы купим моего попугая?

Замечательно. Я вздыхаю.

— Хорошо, Лена. Мы купим попугая на следующей неделе.

— Да! — визжит она в восторге и начинает бегать вокруг обеденного стола.

Тут до моего правого предплечья дотрагиваются. Я поворачиваю голову и вижу, что там стоит Бьянка и наблюдает за мной с забавным выражением лица.

— Как ты думаешь, она перестанет говорить о свадьбе с Роби, когда у нее появится попугай? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает Бьянка и улыбается.

— Ага, я тоже так не думаю.

— Ты замечательный отец, — говорит она. — Ей повезло, что у нее есть ты.

Я кладу ладонь ей на щеку. Она даже не представляет, как много значат для меня ее слова.

— Михаил, — говорит Сиси из кухни, — завтра днем в детском саду состоится родительское собрание. Хочешь, я пойду?

— Папа пойдет на собрание! — кричит Лена из-под стола. — Папа, папа, ты пойдешь?

— Папа пойдет на собрание, zayka.

— А Бьянка может пойти? Бьянка, Бьянка, ты пойдешь с папой?

Я смотрю на Бьянку и вижу, что она наблюдает за мной.

— Тебе не обязательно идти.

«Я бы с удовольствием пошла» — говорит она, склонив голову набок, потом продолжает. — «Тебе не нравится ходить в детский сад?»

Я касаюсь ее подбородка. Не думал, что меня так легко прочитать.

— Нет.

«Почему?»

— Потому что некоторые друзья Лены меня боятся.

Она закатывает глаза.

«Дети порой бывают глупыми.»

Мой маленький ягненок. Временами она кажется взрослее своих двадцати одного года, но на самом деле она слишком невинна. Если бы это было не так, она, вероятно, видела бы то, что подсознательно чувствуют дети — что они должны развернуться и бежать как можно быстрее, как только увидят, что я приближаюсь.

Глава 13

Бьянка хотела купить подарок для своей бабушки, и думал, что мы пойдем в торговый центр или ювелирный магазин. Вместо этого я оказался в маленьком, тесном магазинчике, который специализируется на изготовлении шляпок на заказ. Когда мы вошли, я убедился, что она дала мне неправильный адрес. Ни одна из представленных здесь вещей даже отдаленно не напоминает шляпу. Все украшено разноцветными перьями и икебаной. Одна, в частности, привлекшая мое внимание, похожа на мертвую птицу.

Бьянка указывает на что-то, напоминающее синюю тарелку с ассортиментом белых и зеленых искусственных цветов, растущих из нее. Выглядит просто ужасно.

— Ты серьезно?

Она кивает, берет сине-зеленое чудовище и надевает его себе на голову. Я стараюсь не рассмеяться, когда она подходит к зеркалу и начинает поворачивать голову влево и вправо, рассматривая шляпку со всех сторон. Даже в этой дурацкой вещице она потрясающе красива. Бьянка выбрала цветочную юбку, доходящую до колен, в пару к ней бежевый топ и туфли на каблуках того же цвета. Я привык видеть ее с распущенными волосами или с косой, но сегодня она собрала их в пучок на макушке. Думаю, хочет произвести хорошее впечатление на воспитательницу детского сада. Бьянка поворачивается ко мне и говорит: «Мы ее берем.» Затем несет ужасную шляпу к кассе.

Когда мы выходим из магазина, я беру Бьянку за руку и веду ее в сторону небольшого ресторанчика со столиками на открытом воздухе, который я заметил на соседней улице. Мне нужно вернуться на работу после того, как заберем Лену, и вернусь поздно, поэтому я хочу провести с ней побольше времени.

Мы занимаем один из боковых столиков, и пока мы ждем еду, я рассматриваю наше окружение. Эта ситуация с албанцами начинает меня беспокоить.

— Так ты уверена, что твоей бабушке понравится эта... штуковина? — Я потягиваю вино и смотрю на коробку, лежащую на углу стола.

«Ей понравится», — жестами говорит Бьянка и принялась за еду.

Я в этом сильно сомневаюсь.

— Значит, у нее странный вкус.

«Все думают, что бабушка Джулия немного сумасшедшая.»

— А ты нет?

«Нет. Она просто притворяется, поэтому ей все сходит с рук. На свой последний день рождения она наняла мужских стриптизеров.»

Бьянка прыснула со смеху, когда я чуть не подавился вином. Мне нравится ее улыбка, то, как она доходит до ее глаз, напоминает мне солнечный лучик в хмурый штормовой день.

— V tvoyikh glazakh kusochek neba, solnyshko.

Она смотрит на меня в замешательстве, и я перевожу ей.

— Это значит, что в твоих глазах кусочек неба, solnyshko.

Мне трудно в это поверить, но ее щеки действительно немного краснеют. Иногда я забываю, насколько она молода

— Тебя беспокоит разница в возрасте между нами? — спрашиваю я.

Я полагаю, что десять лет разницы в возрасте — наименьшее из проблем, которые могли бы возникнуть.

«Нет. А что?»

— Не знаю. Может быть, ты хотела бы гулять каждую ночь, веселиться, делать то, что делают другие... девушки твоего возраста.

«Большинство девушек моего возраста не тренируются по шесть часов в день с двенадцати лет. Вечеринки до утра никогда не были моим увлечением. Но я бы не возражала, если бы мой муж иногда брал меня на танцы. Или ты слишком стар для этого?»

Я наклоняюсь над столом, беру ее подбородок между пальцами и целую ее пухлые губы.

— Посмотрим.

«Как работа?»

— Как всегда. Жена пахана пригласила нас на обед в понедельник. Хочешь пойти?

«Конечно. Как она? Ее не было на свадьбе.»

— На третьем месяце беременности, и в последнее время очень вредная. Думаю, она скоро убьет Романа.

«Почему?»

— Скажем так, поведение Романа стало немного экстремальным, когда он узнал, что она беременна. Вот увидишь.

«Ты так и не сказал мне, чем ты занимаешься для братвы.»

— Я занимаюсь распространением наркотиков, — говорю я.

«Ты знаешь моего брата? Анджело.»

Интересный вопрос.

— Не думаю, что мы встречались.

«Странно. У меня сложилось впечатление, что он тебя знает.»

Да, вероятно, он знает обо мне. Большинство людей в наших кругах знают. Мне нужно изменить направление разговора.

— Сколько тебе было лет, когда ты начала заниматься балетом?

«Мама отвела меня на первый урок, когда мне было четыре года. В шесть я начала заниматься более активно.»

— Пятнадцать лет. Наверное, трудно было оставить все это позади.

«Самое трудное, что я когда-либо делала. Я могла бы остаться, играть второстепенные роли с менее сложной хореографией. Меньше прыжков. Вместо этого решила уйти на пенсию. Уйти, пока еще на вершине славы. Глупо, я знаю.»

— Это не глупо. — Я беру ее руку и провожу большим пальцем по внутренней стороне ее ладони. Такая мягкая. — Что случилось с твоим голосом, Бьянка?

Я чувствую, как она замирает. Бьянка вынимает свою руку из моей, делает глоток апельсинового сока и смотрит куда-то мне за спину.

«Мне было одиннадцать. Отец отвозил меня на тренировку. Было воскресенье, около семи утра. Накануне вечером прошла вечеринка, они что-то праздновали. Он все еще был немного пьян. Мы попали в аварию.»

Я смотрю, как она делает глубокий вдох и смотрит на меня.

«Они сказали, что я не дышала, когда приехала скорая помощь. Им пришлось интубировать меня на месте. Парамедик, который это делал, был молод и напуган. Он что-то сделал не так. Повредил голосовые связки.»

— А отец?

«Вывихнул плечо». — Она улыбается и смотрит в сторону. «Бруно Скардони похож на таракана.»

Видно, что она не хочет больше об этом говорить.

— Мне жаль. — Я тянусь к ее руке и целую верхушки ее пальцев.

Кто-то должен убить этого ублюдка.

Мне не нравится, как воспитательница Лены смотрит на Михаила. С того момента, как мы вошли в игровую комнату, она то и дело бросает взгляды в нашу сторону, поэтому я придвигаюсь ближе к нему и обхватываю его рукой за талию. Воспитательница говорит о книгах, которые родители должны купить для занятий в следующем месяце, и на мгновение ее взгляд переходит на меня, оглядывая меня с ног до головы, словно оценивая. Заметно, что она увлечена Михаилом, и мне это ни капельки не нравится.

После того как она закончила перечислять материалы, некоторые родители собираются, чтобы обсудить детей, но мы с Михаилом стоим позади и ждем, пока толпа рассеется. Когда мы подходим к воспитателю, я отпускаю свою руку с талии Михаила и решаю отойти на несколько шагов назад. Мне кажется неправильным вмешиваться.

— Мистер Орлов, — говорит женщина слащавым голосом. — Мы давно вас не видели.

Она симпатичная, лет тридцати, и, судя по огромной ухмылке на ее лице, мой муж ей очень нравится.

— Как дела у Лены? Есть проблемы? — спрашивает Михаил, игнорируя ее комментарий.

— О, Лена — замечательный ребенок, такая воспитанная. Вы так хорошо с ней справляетесь. — Она хлопает на него ресницами, как влюбленная школьница, и мея охватывает гнев. Я преодолеваю несколько футов, отделяющих меня от них, за две секунды, снова обхватываю рукой талию Михаила и улыбаюсь.

Михаил кладет руку мне на спину.

— Мисс Льюис, — говорит он, — это Бьянка. Моя жена.

Я не могу вспомнить, когда в последний раз я чувствовала такое удовлетворение, как сейчас, наблюдая, как ее глаза становятся круглыми, как блюдца. Правильно, сучка. Он занят. Как ты уже должна была догадаться сама.

— Если это все, то нам пора. Лена ждет нас в коридоре. — Михаил кивает в сторону двери.

— Да, конечно.

Когда мы уходим, я бросаю взгляд через плечо и вижу, что воспитательница смотрит нам вслед. Не отрывая взгляда от ее глаз, я скольжу рукой от поясницы Михаила вниз, пока она не оказывается на его твердой заднице, и не могу удержаться, чтобы слегка не сжать ее.

Когда мы выходим в коридор, Михаил наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо.

— Ты только что сжала мою задницу?

— Может быть, — говорю я и делаю это снова.

— Папа, папа! — Лена вскакивает с маленькой скамейки справа от нас и бежит прыгать в объятия Михаила. — Папочка, можно мы теперь пойдем и купим мне попугайчика?

Михаил вздыхает и целует ее в лоб.

— Да.

По дороге домой мы заезжаем в зоомагазин, и Лена выбирает маленького голубого попугайчика. Пока Михаил спрашивает у продавца рекомендации по кормлению, мы с Леной подходим к стеллажу слева, чтобы выбрать игрушки для птиц. Дверь в магазин открывается, вбегают два мальчика возраста Лены, и бегут к аквариумам, выставленным на стене за ними по пятам, идет мама.

— Мама, я хочу золотую рыбку! — кричит один из мальчиков.

— А я не хочу золотую рыбку. Я хочу черную, как Бэтмен! — восклицает другой. — Золотые рыбки — для девчонок.

Когда мы выходим из магазина, они все еще дерутся за рыбку, и по дороге к машине, я смотрю на Лену, которая внезапно стала необычайно тихой. Я ожидала, что она будет взволнована, но она не произносит ни слова, пока Михаил ставит клетку с птицей на заднее сиденье и пристегивает Лену в ее автокресле. Это странно, обычно она болтает без умолку.

Когда мы все внутри, и Михаил заводит машину, Лена наконец говорит.

— Папочка? Где моя мамочка?

Михаил замирает с ключами на полпути к замку зажигания. Он делает глубокий вдох, затем поворачивается и берет ее ручку в свою.

— Твоя мамочка сейчас с ангелами, zayka.

—Почему?

— Она... она болела, Lenochka.

— Как папа Чарли?

— Да, zayka. Как папа Чарли.

Я кладу руку на бедро Михаила. Это тяжело для него. Я вижу это по тому, как он сжимает руль другой рукой, костяшки пальцев побелели от напряжения.

Лена качает головой в сторону, смотрит на меня мгновение и поворачивается к Михаилу.

— У Чарли теперь новый папа. А Бьянка — моя новая мама?

У меня перехватывает дыхание, и чувствую, как Михаила становится каменным под моей рукой. Мы никогда не говорили о том, как Лена будет меня называть. Я предполагала, что это будет Бьянка, но не учла, что она еще слишком мала, чтобы понять. Судя по слегка паническому выражению лица Михаила, он тоже этого не ожидал. Хотя следовало бы.

— Помнишь, мы говорили об этом? Что папа и Бьянка женятся, и мы будем жить все вместе?

— Да, папочка. Новый папа Чарли тоже живет с ними.

Мы должны были предположить, что «папина жена» для нее может быть равнозначна «мамочке». Я всегда хотела иметь детей, но казалось, что это произойдет не так скоро. Думаю, я не буду против, если Лена начнет называть меня мамой. Я задумалась на мгновение. Нет, я совсем не против. Более того, мне нравится эта идея. Если Михаил не против, конечно.

— Ну, Lenochka, это... — начинает Михаил, но я сжимаю его бедро, и он поворачивается ко мне.

«Ты можешь сказать «да». Если ты не против.»

Он ничего не говорит, просто смотрит на меня. Возможно, ему не нравится идея, что Лена считает меня своей новой мамой. Это больно осознавать, но я стараюсь, чтобы это не отразилось на моем лице.

«Тебе не обязательно. Я просто...» — Я вздохнула. — «Все в порядке. Мы можем попробовать объяснить ей это.»

Михаил гладит меня по щеке и наклоняется вперед.

— Лена никогда не говорила о своей матери, и я... — он закрывает глаз и ругается — я все испортил. Я думал, она поймет. Она слишком мала. Я должен был постараться объяснить все получше. Мы с тобой должны были сначала поговорить. Бьянка, я не могу просить тебя об этом.

«Ты хороший отец, и ты ничего не испортил», — жестикулирую я и беру его за руку. — «И я не против, чтобы Лена считала меня своей мамой.»

— Детка, тебе двадцать один год.» — Михаил хмурит брови.

«Моя мама родила Анджело, когда ей было девятнадцать. Все в порядке.»

— Ты уверена?

Я наклоняюсь и прижимаюсь губами к его губам.

— Да, — шепчу я ему в губы и целую его.

Глава 14

Я облокотилась на стойку на кухне и листаю свой телефон в поисках новостей о работе, когда вошла Бьянка. Я поднимаю глаза, и на мгновение у меня перехватывает дух. Бьянка выглядит так, будто сошла с обложки модного журнала: длинное черное платье, которое облегает ее грудь, приталенное и ниспадающее до пола многочисленными слоями шелковистой ткани, а волосы заплетены в толстую косу. Она замечает мой взгляд, улыбается и дважды оборачивается, отчего шелковистая ткань развевается вокруг нее, показывая черные туфли на шпильках и стройные ноги через глубокий разрез сбоку. Я не могу оторвать от нее глаз.

«Что думаешь?» — жестом говорит она.

Я не способен к рациональному мышлению, и единственное, о чем я сейчас думаю, — это о ней, голой, в моей постели.

— Ty zazhgla ogon' v moyey dushe, solnyshko.

Она ухмыляется, подходит ко мне и начинает проводить пальцем по форме вопросительного знака на моей груди.

— Это значит, что ты разожгла огонь в моей душе, Бьянка. И если мы не уедем немедленно, мы не уедем вообще.

Она озорно улыбается, берет меня за руку и ведет к двери. Бьянка продолжает улыбаться в машине, когда мы выезжаем из гаража, и я гадаю, что у нее на уме, когда она наклоняется и шепчет мне на ухо.

— На мне нет... трусиков.

Я вильнул машиной, но мне удалось выправить ее, едва избежав бетонного столба сбоку. Когда все под контролем, я поворачиваюсь к Бьянке и вижу, что она откинулась на спинку сиденья, на ее лице самодовольная ухмылка.

* * *

На просторной ухоженной лужайке установлены четыре больших шатра. Не менее двухсот гостей толпятся вокруг длинных столов, покрытых белой скатертью, болтают друг с другом, смеются над, вероятно, дурацкими шутками. Большинство из них - итальянцы. Некоторых из них я помню по нашей свадьбе. Среди гостей вижу и несколько политиков. Интересная компания.

В центре самой большой группы стоит маленькая хрупкая женщина в ядовито-зеленом платье и со странной штуковиной на голове с седыми волосами. Очень привлекательный и молодой мужчина, вероятно, лет двадцати пяти, обнял ее за талию и что-то шепчет ей на ухо.

Бьянка сжимает мою руку, и я смотрю на нее и вижу, что она лучезарно улыбается, указывая головой на женщину в зеленом платье. Полагаю, это и есть знаменитая Нонна Джулия.

Мы подходим к группе, и я обращаю внимание на каждого человека, который попадает в поле моего зрения, фиксируя все хотя бы отдаленно подозрительное. Я не люблю толпы, но я также не люблю и открытые пространства. И то, и другое - риск для безопасности.

Бабушка Бьянки поворачивается, и как только она замечает нас, она хихикает от восторга, как маленькая девочка, а затем спешит к нам. Ее молодой спутник идет следом за ней.

— Бьянка! Ты опоздала! — Она целует Бьянку в обе щеки, затем поворачивается ко мне. — Я вижу, ты привела своего мужа. Такой красавчик. Высокий. Подтянутый. — Она слегка наклоняется ко мне, рассматривая меня. — Ты хорошо выбрала, tesoro.

Не только сумасшедшая, но и видимо слепая. Я киваю.

— Я рад, что вы одобряете, миссис Манчини.

— О боже, нет. Зовите меня просто Нонна. Миссис Манчини звучит как имя старой женщины. И вообще я развелась два месяца назад, — говорит она и делает движение в сторону молодого человека, стоящего рядом с ней. — Тони иди перекуси. Я найду тебя позже.

Парень кивает и уходит без вопросов.

— Я наняла его специально на сегодня. Молодые стоят дорого, но оно того стоит. Бруно сойдет с ума. — Она широко улыбается, и я не уверен, что она немного не в себе.

Бьянка достает свой телефон, набирает текст и дает его Джулии, которая смотрит на экран, потом на Бьянку.

— Конечно. А что, ты имеешь что-то против жиголо? Это честная работа. Ах, вот и Лука Росси. Жаль, что он уже женат. Такой прекрасный экземпляр мужчины. — Она сужает глаза. "Это Франко с ним? Я слышала, он развелся со своей женой в прошлом месяце, так что сезон открыт. Мне пора.

Я смотрю на Бьянку, которая качает головой, наблюдая, как ее бабушка устремляется к мужчине, предположительно Франко.

— Она просто дурачится, — жестами говорит Бьянка. — Пойдем найдем место, где можно присесть.

Мы чудом нашли один из свободных столиков сбоку и молча наблюдаем за толпой. Официант приносит наши напитки, и Бьянка берется за мой бокал, переставляя его с правой стороны на левую. Вряд ли она сделала это осознанно, потому что выглядит слишком сосредоточенной, выбирая канапе из стоящей перед нами тарелки. Должно быть, она заметила, что я не держу напитки на слепой стороне. Странно, что ее не волнует, что у ее мужа только один глаз. Я прекрасно знаю, в каком состоянии мой правый глаз, поэтому все еще жду, что она отпрянет, когда проснется в моих объятиях и посмотрит на меня. Но она лишь улыбается и снова засыпает. Моя Бьянка — не ранняя птичка.

Вокруг много мужчин, и сегодня Бьянка выглядит особенно желанной в этом платье. И под ним ничего нет.

Я хватаю ее стул и придвигаю его ближе к себе.

— Детка, — наклоняюсь, чтобы прошептать ей на ухо, — сядь ко мне на колени.

Я смотрю на Михаила, приподнимаю бровь, затем встаю и становлюсь между его ног. Он постукивает по своему левому бедру и пристально смотрит на меня, словно бросая вызов. Михаил никогда ничего не делает без причины, и мне интересно, что у него на уме, поэтому я сажусь ему на ногу.

— Довольно много народу. Твоя Нонна пользуется популярностью, — говорит он.

Его рука находит разрез моего платья, и в следующую секунду он касается пальцем моего колена, затем медленно поднимается по внутренней стороне бедра. Он задерживается там на мгновение, затем начинает подниматься выше. Он сумасшедший. Я ошеломленно озираюсь и поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него.

— Что-то не так? — спрашивает он, его лицо - воплощение спокойствия и невинности, как будто не держит руку у меня между ног.

Я берусь за край своего платья, перекидываю кусок ткани через его руку и предплечье и оглядываюсь на толпу гостей. В эту игру могут играть двое.

— Интересно, — тихо говорит он, когда пальцем нажимает на клитор. — Сочтут ли они наше поведение вызывающим?

Я глубоко вздыхаю и слегка раздвигаю ноги, благодарная за то, что стол скрывает нас от посторонних глаз.

— Знаешь, я заметил, что по крайней мере двадцать мужчин раздевали тебя глазами с тех пор, как мы сюда приехали, — шепчет он, и неожиданно вводит в меня палец. — Мне это не нравится, Бьянка.

Пока он ловко играет пальцем с моим телом, дыхание у меня учащается, и становится все труднее сохранять бесстрастное лицо. Мне не верится, что я сижу перед двумя сотнями людей с пальцем Михаила внутри меня. И как чертовски мне хорошо от этого. О боже, официант с подносом, полным десертов, идет в нашу сторону. Я хватаю Михаила за предплечье и начинаю дергать его за руку, но он полностью игнорирует меня и дразнит мой клитор большим пальцем.

— Я очень ревнивый человек. — Его палец загибается, заставляя меня прикусить губу, чтобы подавить стон. — Я не очень хорошо отношусь к тому, что другие мужчины засматриваются на мою жену.

Давление, нарастающее между моих ног, резко возрастает.

— Никому Бьянка, не позволено смотреть на тебя. Только мне. Он щиплет мой клитор, погружает в меня второй палец, затем ловко двигает им, лаская мои стеночки. Официант все ближе, но вместо того, чтобы остановиться, Михаил ускоряет темп. В тот самый момент, когда я думаю, что вот-вот потеряю сознание, он сильно надавливает на мой клитор, и я кончаю на его пальцы.

Я все еще не отошла от оргазма, когда к нашему столику подошел официант.

— Нет, спасибо, — бесстрастно говорит Михаил и смотрит на меня. — Ты что-нибудь хочешь?

Я быстро отрицательно машу головой. Как только официант поворачивается к нам спиной, я хватаю бокал с вином и залпом его опустошаю. Не могу поверить, что он это сделал. Тут.

— Нам нужно чаще ходить на вечеринки, — говорит Михаил и берет со стола салфетку. Засовывает руку под платье, он начинает вытирать меня.

«Ты сумасшедший», — жестами отвечаю я.

Михаил пожимает плечами и кивает в сторону входа.

— Пришла твоя семья.

Я смотрю, как группа входит в сад. Первым идет ее отец с матерью Бьянки под руку. Оба безупречно одеты, единственное, что выделяется, - повязка на правой руке. Видимо нож для писем, нанес значительный ущерб, ведь прошло уже три недели. Когда Бруно замечает нас, его шаги на секунду замедляются, и он бросает на меня взгляд, который мог бы испепелить траву у меня под ногами. Я поднимаю бокал в его сторону, наслаждаясь его злым лицом. Старшая сестра Бьянки, Аллегра, идет за родителями, держа спину прямо и высоко подняв голову, словно она здесь хозяйка. Милена идет последней, рука об руку с другой девочкой ее возраста. Они смеются, шепчутся и поглядывают на Тони, который прислонился к одной из колонн рядом с танцполом.

— Твоя младшая сестра засматривается на кавалера твоей бабушки, — комментирую я.

Глаза Бьянки округляются, и она вскакивает с моих колен, хватая меня за руку.

— Я подожду здесь. С моей стороны неразумно приближаться к твоему отцу. — Я провожу рукой по ее руке и переплетаю наши пальцы, затем смотрю в ее глаза цвета виски. Меня все еще удивляет, как мне нравится прикасаться к ней. — Возможно, я решу, что и вторая рука ему не нужна.

Она хмыкает и вздергивает носик. «Я сейчас вернусь.»

Я смотрю, как Бьянка спешит к сестре, жестикулируя пальцами еще до того, как подошла к Милене. Ее движения резкие и взволнованные. Она такая милая, когда злится.

— Она и правда особенная, не так ли? — говорит Нонна Джулия, присаживаясь на стул Бьянки рядом со мной.

— Да.

Милена что-то шепчет, и я вижу, как Бьянка хлопает себя по лбу, потом делает жест сестре, выглядя очень раздраженной. Похоже, Милена тоже хочет нанять Тони на свой день рождения.

— Вы двое — необычная пара, мой мальчик, — говорит Джулия. — Я всегда думала, что она закончит с одним из танцоров из своей труппы, или, может быть, с художником. С кем-то ... покладистым. Думала, что ей нужен кто-то менее... жестокий.

Я не комментирую, потому что не уверен, что она ошибается.

— Я выходила замуж шесть раз, понимаешь? — продолжает она. — Все считают меня немного сумасшедшей... сумасбродной Джулией, которая меняет своих мужей, как носки. Но я просто пыталась найти мужчину, который смотрел бы на меня так, как смотрел Виталло, мой первый муж.

— И как же? — спрашиваю я.

— Так, как ты смотришь на мою Бьянку. Как будто ты бы лег на на поле с горящими углями, чтобы она могла пересечь его, не обжигая ног.

Я молча оцениваю женщину. Нонна не такая сумасшедшая, как думают люди, и гораздо более внимательная, чем я ей приписывал.

— Знаешь, Бьянка совсем другая рядом с тобой, — продолжает она. — До тебя у нее было всего два парня. Она никогда не любила встречаться, даже когда была в возрасте Милены. Но мальчики всегда тянулись к ней, как сумасшедшие. Аллегра ненавидела ее за это.

— Она же ее сестра, как она может ее ненавидеть?

— Никогда не недооценивай силу женского тщеславия. После Маркуса все стало еще хуже. Ох, Аллегра тогда совсем слетела с катушек. Она давно положила на него глаз. Он был хорошей добычей, сыном магната в сфере недвижимости. Но Маркус смотрел только на Бьянку. Они с Бьянкой сошлись, и не прошло и месяца, как он сказал Бруно, что хочет на ней жениться.

Сильный гнев начинает нарастать во мне при одной мысли о том, что Бьянка могла быть замужем за кем-то другим.

— Бьянка сказала «нет» и порвала с ним. — Джулия пожимает плечами. — Тогда я этого не понимала, они казались милой парой. Но теперь я понимаю.

Я поворачиваюсь к ней и качаю головой.

— Что именно?

Нонна вздыхает и качает головой.

— У него остался один глаз, но все равно слепой как летучая мышь.

Я вижу, как Бьянка что-то жестикулирует Милене. Когда она целует сестру и поворачивается, чтобы идти в нашу сторону, к ней подходит мужчина и начинает ей что-то говорить. Блондину около двадцати, и, судя по тому, как он с ней разговаривает, они очень хорошо знакомы.

— Помяни чёрта. — Джулия цокает рядом со мной. — Сам Маркус Куч. Он так и не смог пережить, что Бьянка отвергла его, и...

Я не слышу продолжения, потому что как только я вижу, что этот ублюдок положил свою руку на руку Бьянки, я вскакиваю и направляюсь к нему, а убийственная ярость начинает поглощать меня.

Мне удается убедить Милену, что она не может нанять жиголо Нонны на свой следующий день рождения, и собиралась вернуться к нашему столику, когда передо мной появляется Маркус. Мы не слишком хорошо расстались, и лично я не имею ничего против него, поэтому останавливаюсь на мгновение, намереваясь быть вежливой.

— Это он? Тот монстр, за которого тебя выдали замуж? — Он берет меня за лицо. — Это правда, что он купил тебя у твоего отца, как говорят люди?

Я так потрясена его словами, что могу только смотреть на него.

— Аллегра сказала мне, что он держит тебя как пленницу в своем доме.

Какого хрена? Я собираюсь ее убить.

— Бьянка, это правда, что он бьет тебя?

Я больше не могу слушать эти гадости и поворачиваюсь, чтобы уйти, но вижу, что мой муж идет к нам с убийственным выражением на лице.

Михаил проходит мимо меня, хватает Маркуса за шею и притягивает его к себе так близко, что они оказываются нос к носу.

— Как ты смеешь трогать мою жену? — прошипел он сквозь зубы.

Я про себя застонала и, поднырнув под руку Михаила, встала между ними, положив ладони на грудь мужа и покачав головой. Михаил смотрит на меня, потом на Маркуса и начинает сдавливать его шею. Он хочет его задушить. Я пытаюсь потянуть Михаила за руку, но он крепко сжимает ее, а Маркус пытается вырваться из его цепкой хватки и пытается вдохнуть. Все смотрят. Черт. Черт. Черт. Я поднимаюсь на цыпочки и обхватываю руками шею Михаила.

— Михаил, — говорю я, надеясь, что мой голос заставит его успокоиться. — Пожалуйста

Он смотрит на меня и удерживает мой взгляд несколько секунд, затем снова смотрит на Маркуса.

— Если я еще раз увижу тебя рядом с моей женой, — рявкает он и отпускает руку, — ты труп.

Как и ожидалось, Маркус поворачивается и кашляя убегает. Он всегда был трусом. Я так зла на него, и если я увижу Аллегру, я задушу ее на месте за то, что она распространяет эту ложь.

— Что он хотел? — спрашивает Михаил.

Я не уверена, стоит ли ему говорить. Он и так выглядит полубезумным, и, хотя он говорит со мной, он следит за Маркусом взглядом, как будто собирается догнать его. Толпа вокруг нас затихла, и все смотрят в нашу сторону, перешептываясь друг с другом. Господи, неужели люди так же думают, как и Маркус? Я кладу ладонь на щеку Михаила, чтобы привлечь его внимание к себе.

«Он всего лишь спросил о каких-то сплетнях. Забудь.»

Михаил бросает взгляд на людей, которые смотрят на нас, некоторые из них даже на расстоянии слышимости, которые явно хотят подслушать наш разговор.

Он смотрит вниз на меня.

«Каких сплетен?» — жестикулирует он.

Я ухмыляюсь.

«Мой муж, такой сексуальный, когда говоришь на языке жестов.»

«Не меняй тему. Я знаю, что вы двое были помолвлены.»

О, Нонна Джулия и ее болтливый язык.

«Мы никогда не были помолвлены. Он хотел жениться на мне. Я отказалась.»

«Он прикасался к тебе.» — Михаил жестикулирует так быстро, что я едва успеваю следить за ним. «Если он еще раз дотронется до тебя, я его прикончу.»

«Он больше никогда не совершит такой ошибки.» — Я касаюсь его груди, прежде чем продолжить .— «Есть только один мужчина, к которому я хочу прикасаться. Не нужно ревновать.»

Я вижу, как уголок его губ слегка приподнимается. Это хорошо.

«Да?»

«Да.»

Нужно положить конец идиотским слухам, что Михаил удерживает меня против моей воли. Немедленно. Я приподнимаю брови, хватаю его за грудки, приподнимаюсь на цыпочки и поднимаю подбородок. Михаил смотрит на меня. Он все еще зол. Я вижу это по его глазам и по тому, как он стиснул зубы. Я вздыхаю и беру в ладони его лицо. Мой красивый, темноволосый муж. Неужели он не видит, как я без ума от него?

— Поцелуй меня, — произношу я.

Он судорожно втягивает воздух, а в следующее мгновение прижимается своими губами к моим. Кто-то ахает позади меня, но я просто обхватываю руками шею Михаила и отгораживаюсь от всего и всех. Пусть засранцы смотрят, мы дадим им лучший повод для слухов.

— Снимите комнату, вы двое, — говорит Нонна Джулия, проходя мимо нас.

Я улыбаюсь в губы Михаила.

— Хороший совет. — Он наклоняется, берет меня на руки и несет прочь от толпы.

Когда мы достигаем ворот, я оглядываюсь через его плечо и вижу, что большинство гостей смотрят нам вслед. Среди них, Аллегра, на лице которой застыл ужас. Я улыбаюсь и машу ей рукой.

Когда мы добираемся до машины, Михаил открывает пассажирскую дверь, усаживает меня на сиденье, а затем просто смотрит на меня. Судя по тому, как он крепко вцепился правой рукой в дверь, он все еще в ярости. Его рука дрожит от силы его захвата, и я могу представить, как трещит металл под его хваткой.

— Сколько мужчин просили тебя выйти за них замуж? — спрашивает он сквозь стиснутые зубы.

Я прикусила нижнюю губу, размышляя, как ответить. Если воспринимать его вопрос буквально, то не один. Но если он имеет в виду, сколько мужчин просили моей руки у отца за последние два года, то ответ ему не понравится. Как дочь капо, я считалась весьма достойной добычей. Я, конечно, каждый раз отказывала. С половиной из них даже не была знакома, и большинство из них были деловыми партнерами отца. Отец был недоволен, когда я регулярно отказывала каждому из его партнеров, но Милена тогда была еще несовершеннолетней, поэтому он не мог использовать ее в качестве шантажа.

Медленно, я поднимаю правую руку с тремя пальцами вверх, и глаза Михаила расширяются. Я сильнее прикусываю губу, затем поднимаю другую руку, со всеми пятью пальцами.

— Восемь? — вдыхает он и закрывает глаз.

Я подаюсь вперед и целую его в плотно сжатые губы. Он такой сексуальный, когда злится.

— Смотри, чтобы ты никогда не назвала мне их имен, — говорит он мне в губы, а потом хватает меня за шею и гневно впивается в мой рот, и я чувствую, что снова становлюсь мокрой. Возбужденная и готовая. Я скольжу рукой вниз по его груди, пока не добираюсь до промежности к его твердому члену под тканью брюк. Улыбаясь ему в губы, я слегка поглаживаю его, наслаждаясь придушенным звуком, который вырывается с его уст.

Пальцами нащупываю верхнюю пуговицу его брюк и, не разрывая поцелуя, расстегиваю ее и тяну вниз молнию. Парковка пуста, все еще на вечеринке. Но на всякий случай я бросаю быстрый взгляд через плечо Михаила, прежде чем вытащить его член. Его губы прижимаются к моим, но, когда я перемещаюсь вперед на сиденье и сажусь к нему на колени, он рычит.

Он скользит руками по моим ногам и выше к бедрам, затем медленно обхватывает задницу и тянет меня вперед, пока я не чувствую головку его члена у своего входа. Если бы месяц назад кто-нибудь сказал мне, что я буду заниматься сексом посреди парковки, в пятидесяти метрах отдвухсот человек, я бы посчитала его сумасшедшим. Наверное, тогда я еще не знала себя. Взяв нижнюю губу Михаила между зубами, я обхватываю его шею руками и сжимаю ноги вокруг него. Из меня вырывается стон, когда он входит, растягивая меня самым лучшим образом своим твердым членом. Заполняя меня полностью. Я снова целую его в губы, хватаюсь за край сиденья и откидываюсь назад, не отрывая взгляда от его глаз.

Что, если кто-нибудь появится? Да, это, вероятно, вызовет скандал эпических масштабов, но меня э заводит еще больше. Я улыбаюсь и раздвигаю ноги шире. Михаил не выглядит даже в малой степени обеспокоенным возможностью того, что кто-то на нас застукает, он отстраняется, а затем погружается в меня с такой силой, что перехватает дыхание. Я стону и откидываю голову назад, изо всех сил вцепившись в сиденье, пока он снова и снова входит в меня.

Глава 15

Я опираюсь плечом на колонну и наблюдаю за Бьянкой и ее мамой, которые примеряют обувь в магазине напротив меня.

Бьянка решила пойти с ней по магазинам и спросила меня, не хочу ли пойти с ней, но поскольку я не фанат ее семьи, за исключением Милены, то отказался и отправил с ней Дениса. Меня ждала куча работы, поэтому я планировал провести утро в своем кабинете. Не прошло и часа, как я сорвался с места, схватил ключи и приехал в торговый центр. Я следил за ними на безопасном расстоянии почти три часа, пока они посещали несколько магазинов и ходили за кофе.

Всё не мог смириться с мыслью, что на Бьянку будут засматриваться другие мужчины в торговом центре, а меня не будет рядом, чтобы остановить их. Каждую чертову секунду, проведенную за рабочим столом, я представлял, как какой-то парень подходит к жене и открыто флиртует с ней. Не то чтобы я думал, что она будет рада этому. Я знаю ее достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что она этого не сделает. Тем не менее, при мысли о том, что с ней заговорит какой-то другой мужчина, я схожу с ума. Даже месяца не прошло, как я посоветовал Сергею сходить к психотерапевту, а теперь, похоже, мне самому нужна консультация.

Бьянка и ее мама переходят в другую часть магазина и рассматривают какие-то сумки, выставленные на стене, поэтому я делаю шаг в сторону, чтобы держать их в поле зрения. Денис стоит у выхода из магазина, а в нескольких шагах слева от него - еще один мужчина в костюме, вероятно, охранник Кьяры. Служащий магазина - мужчина - подходит к Бьянке и пытается завязать с ней разговор, но она лишь улыбается и уходит. Я скриплю зубами и продолжаю наблюдать за ней, пытаясь побороть желание войти в магазин, перекинуть ее через плечо и унести.

— Тебе не нужно было устраивать сцену, — говорит мама, рассматривая одну из сумочек. — Все, и я имею в виду всех, говорили о вас двоих и о том, как вы ушли. Это было неприятно.

Я улыбаюсь, беру одну из больших сумок и начинаю ее рассматривать. Если бы она только знала, что произошло на парковке после, у нее случился бы сердечный приступ.

— Конечно, Магде так натерпелось подойти и рассказать мне, что такие вещи вполне ожидаемы, ведь ты теперь живешь с русским, а они не такие цивилизованные, как все люди. Я ненавижу эту женщину. — Она кладет сумочку обратно на настенную вешалку и поворачивается ко мне. — Я думаю, Бруно совершил ошибку, выдав тебя замуж за этого человека. Ты слишком утонченная и нежная для такого, как он. Знаешь, как люди называют вас двоих? Красавица и чудовище. Вполне подходит. Полагаю, вы занимаетесь сексом. Я не понимаю, как ты позволяешь ему прикасаться к себе.

Я секунду смотрю на нее, потом начинаю искать в сумке свой телефон. Знание языка жестов моей матери слишком ограничено, чтобы понять, что я хочу ей сказать. Я достаю его, набираю текст и показываю ей экран.

«Мы занимаемся сексом каждый день, и я могу заверить тебя, что это самый лучший секс, который у меня когда-либо был. Что касается прикосновений, то я получаю огромное удовольствие, когда прикасаюсь к нему и еще большее, когда мой муж прикасается ко мне. Особенно в интимном плане. Михаил мастерски владеет пальцами и еще более искусным ртом. Но больше всего я люблю, когда он прижимает меня к стене, и после этого я обычно не могу ходить.»

Ее глаза становятся все больше и больше, пока она читает, а потом мама сует телефон мне в руку, как будто он ее обжег.

— Бьянка, ты не говоришь о таких вещах своей матери. — Она сжимает виски и качает головой.

Я снова начинаю печатать, а когда заканчиваю, беру ее руку и вкладываю телефон в ее ладонь экраном вверх.

«И скажи Аллегре, что, если она продолжит распускать небылицы о моем муже, я расскажу всем, кого знаю, что у нее имплантаты в заднице и груди. Я сфотографировала заключение врача, которое нашла у нее в столе. Еще одно слово, и я разошлю их всем ее друзьям. Передай ей это.»

Я знала, что эти фотографии однажды пригодятся. Аллегра создавала себе имидж естественной красавицы. Поэтому, если ее друзья узнают, что несколько лет назад она вернулась из Бразилии с гораздо большим, чем просто загар, это будет социальным самоубийством.

— Ты не посмеешь.

«А ты рискни», — отвечаю жестами я.

Мама удивленно смотрит на меня.

— Он тебе и правда нравится.

Я вздыхаю. Нет смысла говорить ей, что я влюблена в своего мужа. У мамы всегда были проблемы с пониманием эмоций, и я давно уже этим смирилась.

Мы проводим еще несколько минут, перебирая сумки, а затем переходим в следующий магазин, где мама выбирает пару платьев и направляется в примерочную. Пока я жду ее, достаю телефон, стараясь не обращать внимания на парня, который разглядывал меня с другой стороны магазина с тех пор, как мы вошли. Я привыкла к тому, что мужчины смотрят на меня. Это происходит постоянно, но это не значит, что мне это нравится. То, что я красивая, не означает, что мне нравится, когда прохожие мужчина разглядывают мою задницу.

Я листаю ленту в телефоне, когда чувствую руку на своей талии. Я сжимаю ручки своей сумки и поворачиваюсь, готовая ударить идиота ею по голове, но передо мной стоит Михаил.

— Думаю, в следующий раз мне стоит объявить о себе, иначе я рискую получить телесные повреждения, — ухмыляется он.

Я бросаю телефон в сумку.

«Может быть.» — Я усмехаюсь. — «Я думала, ты работаешь.»

— Я пытался. — Он кладет руку мне на шею. — Но продолжал представлять себе мужчин, идущих за тобой, как за маяком. И не мог сосредоточиться. Не мог думать ни о чем другом. Это сводит с ума, Бьянка.

«Значит, ты следил за мной в торговом центре?»

— Да.

«Как долго?»

— Три часа.

«Ты в курсе, что у тебя есть проблема?»

— Да, знаю. — Он наклоняется и шепчет: — Некоторые парни наблюдали за тобой, когда ты примеряла платье. Когда ты вышла из примерочной, они пожирали тебя глазами, и мне пришлось вмешаться.

От удивления у меня округляются глаза.

«Они живы?»

— Я вышвырнул их из магазина, когда ты не видела. В следующий раз я не буду таким деликатным. — Он берт меня за подбородок и поднимает мою голову. — Никому не позволено смотреть на мою жену так, как это делали они.

Я на мгновение закрываю глаза, чтобы успокоиться, потому что это меня серьезно заводит. Стоит ли мне беспокоиться о том, что я нахожу его собственничество сексуальным? Я за феминизм и эмансипацию, и чувствую себя виноватой, потому что при одной мысли, что Михаил отпугивает мужчин за один взгляд на меня, между ног начинает покалывать.

«А что бы ты сделал, если бы один из них попытался дотронуться до меня?» — спрашиваю я. — «Или поцеловать?»

Михаил поджимает губы, пристально глядя на меня и наклоняется, пока его губы не оказываются рядом с моим ухом.

— Если бы кто-нибудь посмел дотронуться до тебя, я бы отрубил ему руку. Как я должен был поступить с тем идиотом на дне рождения твоей Нонны, — шепчет он. — А если бы кто-то оказался настолько безумен, чтобы попытаться поцеловать мою жену, я бы его обезглавил.

Я втягиваю воздух, чувствуя, что становлюсь влажной.

— Бьянка, как ты думаешь, этот цвет подходит к моим волосам? — Мама выходит из раздевалки, и на ее лице появляется удивление, когда она видит Михаила. — Мистер Орлов. Что-то случилось?

«Да», — быстро отвечаю я, прежде чем он успевает ответить. — «Мы должны идти. Я позвоню вам завтра.»

Схватив Михаила за руку, я тащу его из магазина в сторону узкого коридора справа, где я видел туалеты.

— Не хочешь поделиться, что произошло, что заставило нас бежать из бутика? — спрашивает он, когда мы оказываемся достаточно далеко, чтобы нас не подслушали.

Я оборачиваюсь, чтобы убедиться, что вокруг никого нет, задираю юбку и тяну его руку к своим мокрым трусикам. Михаил резко вдыхает, массируя меня ладонью, заставляя хныкать. Не убирая руку, он делает шаг вперед, затем еще один, видя меня спиной к стене.

— Похоже, ты скучала по мне. — Он сдвигает мои трусики в сторону и вводит палец в мой канал. — Правда, мой ягненочек?

Я киваю, кладу руки ему на грудь и скольжу ими вниз, пока они не достигают его промежности.

— Хорошо, — шепчет он, а затем прижимается своим ртом к моему, одновременно вводя палец глубже. — Здесь? Или дома?

Судя по его голосу и по тому, твердому члену под моей ладонью, вариант «домой» нравится ему не больше, чем мне.

— Здесь, — шепчу я, не веря себе.

Михаил хватает меня за бедра и поднимает. Я обхватываю ногами его талию, обнимаю за шею и целую его шею, пока он идет к женскому туалету слева. Быстро осмотрев кабинки, он закрывает дверь и несет меня к широкой мраморной стойке с раковинами.

Я вздрагиваю, когда голая кожа моей спины соприкасается с холодной плиткой, но неприятные ощущения быстро забываются, потому что я слишком сосредоточена на снятии трусиков.

— Ты совсем задурила мне голову, Бьянка. — Он хватает меня за бедра и одним быстрым движением погружается в меня. — Я больше не могу мыслить здраво.

Вот оно. Ощущение того, что он заполняет меня так полностью, заставляет меня кричать от восторга. Нет ничего лучше. У Михаила большой член, как и он, и я наслаждаюсь тем, как мои стеночки растягиваются, чтобы принять его размер. Положив руку мне на шею, он медленно выходит, а затем снова входит в меня. Я ахаю. Затем улыбаюсь.

— Сильнее, — призываю я.

Он захватывает в горсть мои волосы.

— Так? — спрашивает он и снова входит в меня.

— Да. — Я изо всех сил хватаюсь за край мраморной стойки, обхватываю ногами его бедра и откидываюсь назад, пока Михаил разрушает меня, кусочек за кусочком. И разрушение еще никогда не было таким приятным.

Глава 16

Когда Михаил сказал, что мы будем ужинать с женой пахана, я ожидала увидеть отстраненную, безупречно одетую русскую женщину, которая, скорее всего, будет игнорировать меня весь вечер. Нина Петрова — полная противоположность моим ожиданиям, в своих рваных джинсах, свободной блузке и с маленьким серебряным кольцом в носу.

— Роман, хватит. Я серьезно! — Нина ткнула мужа в грудь, бросив на него кинжальный взгляд, затем повернулась ко мне. — Он уже два месяца ходит за мной по дому, словно я могу споткнуться о свои ноги и упасть с лестницы, как будто я какая-то простушка.

Она берет меня за руку и ведет через большую прихожую к коридору с правой стороны дома.

— Мы будем на кухне. Михаил сказал, что у Бьянки есть замечательный рецепт пасты, может, она поделится им с Игорем, — говорит Нина через плечо. — Если я увижу тебя вблизи восточного крыла, я тебя прикончу, Роман.

Довольно забавно видеть, как миниатюрная женщина угрожает своему громадному мужу. Петров молчит, стоит, опираясь на трость, и смотрит, как мы уходим.

— С тех пор как сказала ему, что беременна, Роман превратился в настоящую курицу-наседку, — говорит она, пока мы идем по коридору. — Итак, вы с Михаилом... ... как у вас двоих дела?

Я слегка улыбаюсь и киваю. Как правило, люди, которые встречают меня в первый раз, обычно молчат, как будто не видят смысла начинать разговор. Нина совсем не такая. Это... удивительно освежает.

— Хорошо, теперь, пожалуйста, постарайся не судить строго. Все не так плохо, как кажется, — говорит она и открывает перед нами двойные двери.

Первое, что я слышу, это глубокий голос, кричащий по-русски, затем еще два женских голоса присоединяются к крику, а затем раздается звон столового серебра. Я вхожу в кухню следом за Ниной и замираю на месте.

Огромный мужчина лет шестидесяти в белом фартуке, стоящий перед плитой, показывает на черный дым, выходящий из духовки, и кричит на девушку по другую сторону кухонного острова. Позади него другая девушка бьет его тряпкой по спине. А в углу пожилая женщина с короткими седыми волосами кричит на повара, угрожая ему ложкой для соуса.

— У нас гость! — кричит Нина, и все поворачиваются к нам. — Это Бьянка, жена Михаила. Будьте вежливы".

Они оглядывают меня, кивают и возвращаются к своим крикам.

— Ну, попробовать стоило. Извини. — Нина пожимает плечами.

Я беру телефон из сумочки, набираю текст в сообщения и показываю экран Нине.

— О, мы не мешаем. Вполне обычный день на кухне. Не волнуйся. Пойдем к Варе, ты можешь написать для нее рецепт пасты, а она проверит, есть ли у нас ингредиенты. Поскольку Валентина опять сожгла мясо, нам понадобится запасное блюдо. Можешь проинструктировать Игоря, как его приготовить, если ты не против?

Я смотрю на нее в замешательстве. Как это она хочет, чтобы я проинструктировала повара? Сомневаюсь, что он знаком с языком жестов. Наверное, Нина замечает мое недоумение, потому что она пренебрежительно машет рукой.

— Не волнуйся. Игорь все равно говорит только по-русски. Просто показывай пальцем. Со мной это работает, по крайней мере, большую часть времени.

— Ты разговаривал с Душку? — спрашиваю Романа и отпиваю глоток виски.

— Да. Он говорит, что не имеет никакого отношения ни к стрельбе, ни к парням, которые следили за тобой.

— И ты ему веришь?

— Не совсем. — Роман откинулся в кресле и стиснул зубы. — Здесь что-то не так. Все парни были албанцами, но никто из них не работал на Душку. Просто случайные члены банды. В одном я уверен точно — всех их нанял один и тот же человек.

— Может быть, это подстава, чтобы заставить нас напасть на албанцев. У нас товар, албанцы его покупают. Если мы начнем с ними войну и прекратим поставки, албанцам придется искать другое место.

— Ирландцы? — Он приподнимает брови.

— Не-а. Итальянцы.

— Бессмыслица какая-то. Зачем дон согласился на прекращение огня и брак, чтобы объединить Козу Ностру и Братву, если они все равно планировали заключить сделку с албанцами?

— Чтобы выиграть немного времени. — Я достаю телефон и начинаю просматривать фотографии. — Мне показалось странным, что брата Бьянки не было на свадьбе. Они близки. И было непонятно его отсутствие, когда я спросил ее, где он, она сказала, что Бруно послал его по делам, и он до сих пор не вернулся. Угадай, где он.

— Ой, у меня такое чувство, что ответ мне не понравится.

Я открываю фотографию, которую наш контакт в Мексике прислал мне сегодня утром, и передаю телефон Роману.

— Сукин сын, — говорит он, глядя на экран.

— Ага. Сын Бруно и Мендосы, нашего главного поставщика.

— Похоже, итальянцы подставили албанцев, или, по крайней мере, пытались это сделать, чтобы мы ополчились друг на друга. Скорее всего, они надеялись, что, когда наши деловые отношения закончатся, они придут и предложат албанцам поставлять наркотики.

— Да. Но я думаю, что это все дело рук Бруно. Ему нравится лизать задницу дону. Думаю, он планировал сообщить ему об этом только после того, как приведет все в движение.

— Ну, мы не собираемся воевать с албанцами, так что Бруно в итоге получит много товара и ни одного покупателя.

— Я уверен, что дон Агости будет недоволен, что Бруно действует за его спиной, — говорю я. — Тем более, что дон сам согласился на договор, между нами.

— Знаешь, мне всегда было интересно, почему Бруно предложил свою дочь для брака.

— Он хотел получить информацию изнури братвы. Бьянка сама мне об этом сказала.

— Да неужели? И что она ответила?

— Да. Она ответила «нет». На двери моего домашнего кабинета установлена бесшумная сигнализация. Бьянка никогда не пыталась проникнуть внутрь, Роман.

— Уверен? — Он искоса смотрит на меня. — Абсолютно уверен?

— Да. А что, ты сомневаешься в моих словах?

— Конечно, сомневаюсь. Ты безнадежно влюблен в нее, это видно любому.

Я смотрю на стакан в своей руке. Свет отражается в темно-коричневой жидкости точно так же, как и в глазах Бьянки.

— Да, — говорю я и пригубляю напиток.

Роман улыбается и качает головой.

— Ну, будь я проклят! Если бы кто-то сказал мне, что женщина обведет тебя вокруг пальца меньше чем за месяц, я бы счел его сумасшедшим.

— Кто бы говорил. Напомни мне, через сколько времени Нина заставила тебя есть из ее рук.

— Пошло чуть больше месяца.

— Роман, не прошло и недели.

— Ладно, две недели. — Он пожимает плечами. — А что насчет Бьянки?

— А что с ней?

— Она чувствует то же самое?

— Я не знаю. Бьянку трудно читать.

— Михаил, женщин вообще трудно читать. Иногда мне кажется, что они прилетели с другой планеты.

— Я думаю, ей нравится проводить со мной время. — Я пожимаю плечами. — На прошлой неделе мы ходили в торговый центр.

— Я так и знал. — Роман ударяет ладонью по стулу. — Она потащила тебя смотреть какой-нибудь подростковый фильм. Признайся!

— Не совсем. Мы занимались сексом в туалете.

— Михаил Орлов. Занимался сексом в туалете. — Он приподнимает брови. — В торговом центре.

— Да, — говорю я, и он взрывается смехом.

Я игнорирую его и продолжаю:

— Она также сказала, что хочет, чтобы я сводил ее на танцы.

— Ты? И танцы? Что дальше, свиньи полетят? — Роман вздыхает. — Ты рассказал своей жене, что ты делаешь для братвы?

— Она знает, что я отвечаю за распространение.

— Значит, ты ей не рассказал.

Я смотрю на свой стакан.

— Нет.

— Рано или поздно она узнает, ты же знаешь.

— Не узнает. Я сделаю все, чтобы она никогда не узнала.

— Михаил…

— Ей плевать на мой глаз. Или шрамы. Я не знаю как, но ее они не волнует. Она никогда не спрашивала, что случилось, хотя знаю, что ей должно быть интересно. Но я не могу рассказать, что делаю для братвы…Не думаю, что она это выдержит.

— Ну, черт. — Он сжимает виски. — Ладно, я поговорю с Максимом, может он сможет взять на себя…

— Нет. Добыча информации — моя работа. И вообще, кто может быть лучшим дознавателем, чем тот, кто сам испытал большинство пыток?

— Боже мой, это потрясающе. — Нина стонет и снова тянется вилкой к кастрюле.

Крупный повар, стоящий по другую сторону стола, берет кастрюлю за ручку и подвигает ее к себе, говоря что-то по-русски и показывая за спину.

— Этого хочет малыш. — Нина берется за другую ручку кастрюли и начинает тянуть ее к себе.

Повар отпускает кастрюлю, разводит руками и уходит.

— Песенка про ребенка — срабатывает каждый раз. Игорь мало понимает, но это слово он знает. — Нина ухмыляется, берет еще одну вилку макарон и запихивает ее в рот.

Я не могу удержаться от смеха, беру другую вилку и присоединяюсь к ней.

Позади меня раздается горловой звук, я поворачиваюсь и вижу Михаила, который придвигает стул и садится рядом со мной.

— Это наш ужин? — Он удивленно приподнял бровь. — Тот, который мы вчетвером должны есть вместе? В столовой

Я отложила вилку.

«Нина начала. Мне пришлось присоединиться. Было бы невежливо позволить жене пахана есть в одиночестве.»

— Понятно... — Он слегка покачивает головой и наклоняется ко мне. — Можно попробовать?

Я улыбаюсь, беру немного пасты на вилку и подношу к его рту. Нина наблюдает за всем этим с другого конца стола с удивлением, ее рот открыт.

— Ни хрена себе, — бормочет она, но Михаил игнорирует ее замечание.

— Это ты сделала? Я думал, они пригласили тебя на ужин, а не для того, чтобы ты его приготовила.

— Ну, технически, приготовил Игорь, — добавляет Нина. — Бьянка наставляла его, а я помогала с переводом.

— Интересно, как это получилось?

«Я указывала. А Нина тыкала Игоря в ребра, когда он не следовал.»

Михаил проводит пальцем по моей щеке, и слегка улыбается. Она появляется и быстро исчезает, но мое сердце все равно замирает. У него такая красивая улыбка.

Дверь кухни на другой стороне комнаты открывается, и входит пахан, на лице его хмурое выражение. Он говорит что-то по-русски, и Михаил ругается.

— На одном из складов случился пожар. Я должен идти. — Он целует меня в макушку и встает. — Я позвоню Денису, чтобы он забрал тебя и отвез домой.

«Напиши мне, чтобы я знала, что с тобой все в порядке. Пожалуйста.»

— Обязательно. — Он смотрит на меня с удивлением и удовлетворением, а потом уходит.

* * *

Михаил возвращается ближе к трем часам ночи. Я вскакиваю с дивана, прижимая к себе одеяло, как только слышу звук открывающейся двери, и, потом бросаюсь к нему. Он весь в саже, черные пятна на руках и лице, но выглядит невредимым.

— Почему ты не спишь

«Я волновалась.»

— Лена?

«Спит. У нас опять были блины на ужин», — жестами говорю я и начинаю расстегивать пуговицы на его рубашке. Рукав порван в одном месте, но ранений не нахожу.

«Брюки. Потом душ.»

Он не жалуется, что я приказываю ему, просто легонько целует меня в губы и, оставив испорченный костюм на полу, направляется в ванную. Я отношу его рубашку и брюки в мусорное ведро, а затем иду за ним.

В ванной снимаю одежду и иду в душ, где Михаил уже моет волосы. Я беру с полки мыло, намыливаю руки и подношу их к его лицу. Он секунду смотрит на меня, потом наклоняет голову. На его правой щеке большое черное пятно, поэтому я начинаю с него. Оно сходит довольно легко, и я перехожу ко лбу, а затем к шее. На его груди сажи нет, но я все равно перевожу руки туда, круговыми движениями.

Михаил делает шаг вперед и кладет руки на кафель по обе стороны от моей головы, заключая меня между своим телом и стеной душа. Я опускаю руку ниже и берусь за его твердый член, наслаждаясь тем, как учащается его дыхание.

— Еще нет, — говорит он мне на ухо и, взяв меня за бедра, разворачивает так, что я оказываюсь лицом к стене.

Он медленно проводит руками по моему животу, пока они не останавливаются между моих ног, и я чувствую, как его палец дразнит мой вход.

— Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел, — шепчет он и вводит в меня один палец, затем добавляет другой, и я тихо стону. — И ты, солнышко мое, так же прекрасна душой, как и телом.

Когда он загибает пальцы, нажимая на чувствительную точку возле клитора, дрожь сотрясает все мое тело так сильно, что мне приходится прижаться лбом и ладонями к стене, чтобы удержаться на ногах.

— Моя, — говорит он мне в шею, обхватывает другой рукой меня за талию и поднимает, не вынимая пальцев из моей киски.

Я тяжело дышу, не в силах вдохнуть достаточно воздуха, когда Михаил несет меня в спальню, прижав спиной к его груди. Меня поражает, как ему легко удается нести меня на одной руке, в то время как его вторая рука все еще находится во мне, дразня меня.

В тот момент, когда он опускает меня и убирает пальцы, я поворачиваюсь и толкаю его на кровать, затем переползаю через его огромное тело и сажусь на его член. И сразу же кончаю, желая, чтобы в этот момент я могла выкрикнуть его имя.

Я продолжаю скакать на нем, наслаждаясь его руками на моей талии и членом, которые плотно обхватывают мои стеночки. Михаил стонет и начинает вбиваться в меня снизу, а я вцепляюсь в его плечи так сильно, что у него, наверное, останутся следы от ногтей. Я выгибаю спину, когда снова кончаю, и издаю едва слышный крик. В следующее мгновение Михаил взрывается во мне.

Он все еще тяжело дышит, когда я наклоняюсь вперед. Нежно касаюсь носом его носа и зарываюсь руками в его волосы, заглядывая в его непохожие глаза. Сердце радостно бьется в груди каждый раз, когда он рядом, заставляя меня чувствовать себя полноценной, а не ущербной, потерянной личностью, которой я всегда себя считала. Я помню, как однажды Маркус назвал меня ледяной принцессой, потому что я не хотела обниматься или держаться за руки на людях. Он сказал это как бы в шутку, но я знаю, что он говорил серьезно.

С Михаилом все по-другому. Это необъяснимое желание прикоснуться к нему поглощает меня, когда он рядом, как будто мое тело притягивается к нему, как магнитом. Меня это немного пугает. Танцы были единственным, что помогало мне оставаться в здравом уме, поэтому, когда травма положила конец моей карьере, я подумала, что моя жизнь закончилась. Я так хотела вернуть все назад, и никогда не думала, что захочу чего-то большего. До сегодняшнего дня.

Михаил приподнимается на локтях и наклоняет голову в сторону, наблюдая за мной.

— В чем дело, dusha moya?

Я наклоняюсь, чтобы провести губами по его лбу, затем по левому глазу, но, когда я перехожу к правому, он отворачивает голову в сторону, избегая моих губ.

Он очень чувствителен к своему глазу, но нет, я не позволю ему этого сделать.

— Михаил… — прошептала я, но он только покачал головой.

— Пожалуйста, не надо.

— Почему?

— Потому что мой глаз отвратителен. Я не хочу, чтобы ты прикасалась к нему губами.

Я стискиваю зубы и беру его лицо в свои руки.

— Это не та, — шепчу я.

Михаил просто смотрит на меня и слегка улыбается. Это поражает меня до глубины души — его невероятно грустная улыбка.

— Хорошо, — говорит он и прикладывает палец к моим губам. — Пожалуйста, не надо причинять себе боль из-за меня. Ты обещала, что больше не будешь этого делать. — Еще одна грустная улыбка. — Иди сюда, уже поздно. Давай спать.

Он любит меня. Я знаю это и без его слов. Это видно в каждом его поступке. Почему же он не позволяет мне любить его в ответ? Мой темный, опасный муж — такой сильный, такой несокрушимый, и такой страшно одинокий, даже когда я рядом с ним. Я не знаю, почему он не пускает меня к себе и почему все еще прячется от меня. Даже после того, как я видела его обнаженным множество раз, он все еще надевает рубашки с длинными рукавами, когда я рядом в течение дня. Неужели он не понимает, что никто и никогда не сравнится с ним в моих глазах? Как я могу заставить его понять это?

Он обнимает меня, тянется к прикроватной лампе и выключает ее. Ничего особенного в этом нет, и я не знаю почему, но то, что он выключил лампу, стало для меня последней каплей. Я решаю, что с меня хватит. С меня хватит, что все потрясены тем, что он мне нравится, с меня хватит, что люди говорят мне, что со мной что-то не так, но больше всего мне надоело, что он считает себя недостаточно хорошим и отвергает мои прикосновения. Я сажусь, включаю эту чертову лампу и поворачиваюсь лицом к Михаилу.

«Всё, хватит. Я буду прикасаться к тебе, где и когда захочу. Если я захочу тебя поцеловать, ты не имеешь права отвернуться.»

Михаил приподнимается на локтях и смотрит на меня, сжав рот в тонкую линию.

— Детка...

«Нет. Не надо меня сейчас ублажать. На этот раз сладкими речами ты не отделаешься.»

— Сладкими речами? — он приподнял бровь.

«Больше никаких отказов. Хватит играть в горячее и холодное. Больше никаких длинных рукавов.» — Я показываю на него пальцем. — «Если я увижу тебя хоть в одной рубашке с длинными рукавами в доме, я ее с тебя сорву.»

Михаил очень хорошо умеет держать эмоции на лице, но я улавливаю удивление, промелькнувшее в его глазах, когда он наклоняет голову и смотрит на меня.

Мне все равно, что я впервые встретила его лишь месяц назад. Мне все равно, что наш брак оформлен как деловая сделка без моего участия. Для. Меня. Это. Неважно. Он мой, и я буду бороться со всем и с каждым, кто попытается отнять его у меня, даже если это будет сам Михаил.

«И я буду целовать тебя везде. Понял? Я напишу это для тебя, если понадобится. Везде. Да, глаз у тебя некрасивый. Но я все равно хочу его поцеловать.» — Я стиснула зубы и смотрю на него. — «И ты мне позволишь.» — Я тыкаю его пальцем в центр груди, затем продолжаю: «Потому что я люблю тебя. Каждую твою частичку. В том числе и твою сварливую личность. Смирись нахрен с этим.»

Я делаю глубокий вдох, скрещиваю руки и наблюдаю за ним, пока он смотрит на меня, не мигая. Он настолько неподвижен, что на мгновение я думаю, не перестал ли он дышать, затем он внезапно набрасывается на меня, и я оказываюсь на спине под Михаилом. Он по-прежнему ничего не говорит, просто прижимает ладони по обе стороны от моего лица и наклоняет голову, пока наши носы не соприкасаются. Большим пальцем правой руки он проводит по контуру моей скулы и подбородка, а затем по моим губам.

— Скажи мне еще раз, — шепчет он, внимательно глядя на меня, как ястреб, словно ища какой-то обман. Я смотрю ему в глаза и удерживаю его взгляд, желая, чтобы он убедился в правдивости моих слов.

— Я...очень сильно люблю... тебя, — говорю я, и в следующую секунду Михаил прижимается к моему рту.

Его руки обхватывают мою спину, когда он перекатывается, увлекая меня за собой, пока я не оказываюсь на нем, не разрывая поцелуя. Он прижимает меня к себе так крепко, что трудно дышать.

— Ya lyublyu tebya vsey dushoy, solnyshko, — говорит он мне на ухо. — Ya ne pozvolyu nikomu zabrat' tebya.

Я улыбаюсь и наклоняюсь, чтобы поцеловать его левую бровь. Затем я перехожу на правую сторону его лица и провожу пальцем по линии самого толстого шрама, от вершины лба, до самого подбородка.

— Ты... такой замечательный... муж. — Я целую его правую бровь, затем уголок его правого глаза. Он не отстраняется. Я целую его снова.

— А ты такая сумасшедшая, dusha moya. — Он вздыхает.

— Только ... для тебя . . . Михаил.

Он прикладывает палец к моим губам.

— Хватит. Перестань причинять себе боль.

Я улыбаюсь и скольжу рукой по его груди.

— Заставь... меня.

Глава 17

Я читаю сообщение от нашего представителя в Мексике и сразу же звоню Роману.

— Анджело Скардони перевозит товар, — говорю я, как только он отвечает на звонок. — Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Ты знаешь, когда они пересекут границу?

— Где-то в четверг вечером.

— Найди хорошее место, чтобы перехватить их после пересечения границы. Взорви их.

— Уверен?

— Бруно сжег мой склад. Антон до сих пор в больнице с ожогами третьей степени. Я хочу, чтобы этот товар исчез.

— Хорошо.

— И убедись, что они знают, что это были мы, — говорит Роман и обрывает звонок.

Я кладу телефон обратно в карман, беру стул и ставлю его перед человеком, сидящим со связанными руками и ногами посреди комнаты. Его ладони повернуты вверх, показывая красную, покрытую волдырями кожу.

Я сажусь, откидываюсь назад и рассматриваю стоящего передо мной итальянского ублюдка. Лет двадцати, немного полноват, одет в джинсы и дизайнерскую футболку. Он не похож на уличного бандита. Возможно, чей-то племянник - на несколько ступеней ниже и ищет способ подняться в звании, взяв на себя работу по поджогу склада Братвы. Идиот. И судя по тому, как его глаза смотрят на меня, огромные и немигающие, напуган до смерти.

— Значит, Энцо, тебе нравится поджигать вещи? — Я киваю в сторону его обожженных рук. — Тебе нужно больше практики.

Он бормочет что-то, чего я не могу понять из-за кляпа. Неважно, он не готов дать мне нужную информацию. Пока не готов. Я даю ему максимум пятнадцать минут.

— Обожженная кожа чертовски болит. Легкое прикосновение, и боль пронзает тебя до самого позвоночника. Давай я тебе покажу. — Я слегка надавливаю большим пальцем на середину ладони Энцо.

Он подпрыгивает на стуле так сильно, что почти опрокидывается набок, и через тряпку во рту доносится хриплый звук, как у животного, попавшего в силки.

— Знаешь, я очень не люблю пытать людей, — говорю я. — Это отнимает много времени, муторно и, в конце концов, все говорят. Было бы неплохо, если бы мы могли пропустить эту грязную часть, потому что кровь очень трудно смыть. Знаешь, сколько моих костюмов оказалось в мусорном ведре в этом месяце? Четыре. — Я опираюсь локтями на колени и смотрю на него. — Мне нравится этот костюм, Энцо. Я буду благодарен, если ты просто скажешь мне то, что мне нужно, и я отпущу тебя. Вот так просто.

Я беру один из небольших ножей, выложенных на металлическом столике рядом со мной, и внимательно изучаю лезвие. Поворачиваюсь к Энцо и подношу кончик ножа к его ладони, он начинает бороться с ограничителями как сумасшедший. Он трясет головой, пытаясь что-то сказать, но я не обращаю внимания на его крики и режу его обожженную кожу длинной линией, по диагонали через всю ладонь. Ему удается закричать даже с зажатым во рту кляпом. Я снова откидываюсь в кресле, делаю глоток из бутылки с водой, которую держу на столе, и жду, когда он успокоится.

Через минуту или около того Энцо перестает биться и откидывается в кресле, тяжело дыша через нос. Я жду еще несколько минут, затем достаю коробок спичек с другой стороны стола.

— Итак, мы проверили прикосновение и нож. — Я достаю одну спичку, зажигаю ее и держу перед лицом Энцо. — Ты думаешь, это было больно?

Он кивает головой и начинает плакать.

— Это ничто по сравнению с тем, когда открытое пламя касается кожи, которая уже обгорела.

На джинсах Энцо появляется мокрое пятно, пока он смотрит на горящую спичку, его глаза налиты кровью. Я отпускаю спичку, и она падает в лужу мочи на полу между ног Энцо, пропуская его руку всего на несколько дюймов.

— Что ж, похоже, мое зрение уже не то, что было раньше. — Я вздыхаю. — Хорошо, что у нас есть целый коробок.

Я снова тянусь к коробку спичек, достаю еще одну, затем смотрю на Энцо.

— Или, может быть, мы поговорим сейчас? Скажи мне, Энцо, как ты думаешь, сколько времени прошло с тех пор, как я вошел? Час? Может быть, больше? — Я зажигаю спичку и поднимаю руку. — Прошло восемь минут. Время идет медленно, когда тебе больно. Итак, вот что мы сделаем. Я вытащу кляп. Ты будешь говорить. Если мне покажется, что ты врешь или что-то утаиваешь, я вставлю кляп обратно, и он останется еще на два часа. Ты не хочешь находиться со мной в одной комнате два часа, Энцо.

Я наклоняюсь вперед, пока мое лицо не оказывается прямо напротив его лица.

— Видишь ли, я еще даже не начал с тобой. Мы просто узнали друг друга, и я измерил твой болевой порог. Он очень низкий, Энцо. Это значит, что я, вероятно, начну с твоих ногтей, затем перейду к пальцам и зубам. Я предполагаю, что это займет два часа, о которых я говорил, и я уверен, что ты запоешь как птичка, когда я сниму кляп после этого. Но тогда у тебя не останется ни пальцев, ни зубов. Я думаю, тебе стоит сделать выбор, который я предлагаю.

Он хнычет и кивает.

— Хороший выбор. — Я задуваю спичку и встаю, чтобы снять с Энцо кляп.

Он начинает говорить, как только убираю кляп.

* * *

Спустя десять минут я выхожу из комнаты и, проходя по пустому складу, достаю телефон, чтобы позвонить Роману.

— Поджигатель заговорил. Это был Бруно. Он все организовал, — говорю я, — И наркотики они взяли у Диего Риверы, а не у Мендосы.

— Вот сука. Когда я попросил Риверу удвоить для нас количество, он сказал, что у него и так слишком много работы.

— Судя по тому, что сказал Энцо, похоже, что полиция убила Мэнни Сандоваля, а Ривера взял на себя его бизнес. Вот как он получил больше товара.

— Черт .— Он выругался. — Вечно там происходит какое-то дерьмо.

— Да. И у нас есть еще одна проблема. — Я сжимаю переносицу и вздыхаю. — Мы не можем взорвать транспорт, Роман.

— Почему, черт возьми, нет?

— Бруно решил доставить подарок Душку вместе с товаром. На том грузовике девушка.

— Ты что, издеваешься? Душку не любит такие вещи.

— Это должен был быть сюрприз.

— Твой тесть — больной ублюдок.

— А то я не знаю. И что теперь?

— Посади кого-нибудь им на хвост. Когда они остановятся на ночь, вытащи девушку, а потом взорви эту штуку.

— Хорошо.

Я кладу телефон обратно в карман, сажусь в машину и завожу двигатель.

— Я не люблю клубы, Бьянка.

«Пожалуйста. Я обещала Милене.» — Я делаю грустное лицо. «А ты обещал сводить меня на танцы, помнишь?»

Подруга Милене, Катерина, хотела куда-нибудь сходить на день рождения. Моя сестра предложила «Урал», один из клубов «Братвы». Я сказала ей, что это неразумно, даже с учетом перемирия между двумя сторонами. Но она настаивала, говоря, что если мы с Михаилом придем, то ничего не случится. Если отец узнает, ей конец.

— Я сказал, посмотрим, — говорит он и проводит рукой по моим волосам. — Когда?

«Сегодня вечером.» — Я улыбаюсь. — «Я уже договорился с Сиси, что она присмотрит за Леной. Она будет здесь с минуты на минуту.»

— Значит, ты была уверена, что я скажу «да». Он наклоняется, пока наши головы не оказываются на одном уровне. — Роман был прав. Ты обвела меня вокруг пальца.

«Это плохо?» — спрашиваю я и смотрю, как он берет мою руку в свою и подносит кончик моего мизинца к своим губам.

— Нет. — Он целует мой палец. — Кто еще придет?

«Милен и Катерина. И Андреа, внучка дона. Возможно, ее сестра, Изабелла, тоже.»

— Новая жена Росси? — Он приподнял бровь. — Я позвоню Павлу и сообщу ему. Нам понадобится больше охраны.

Слишком громкая музыка, слишком много людей, слишком много алкоголя. Я никогда не любил клубы, когда был моложе, а сейчас я их просто ненавижу. Все это знают, и когда Павел разнесет новость о том, что я приехал в «Урал» с Бьянкой, они не перестанет об этом трепаться.

Я веду девушек к столику в углу и оборачиваюсь, проверяя, чтобы все четыре охранника, которых расставил Павел, были на своих местах. В сочетании с телохранителями Андреа и Изабеллы, получается семь человек, присматривающих за четырьмя девушками. Посчитав, что этого более чем достаточно, я беру Бьянку за руку и тяну ее в сторону, ближе к концу бара, где больше света.

— Ну, что ты думаешь?

«Мне нравится.» — Она улыбается мне. — «Очень шикарно.»

— Павел любит перебарщивать. — Я кладу руку ей на шею и запрокидываю ее голову. — Я пришел в клуб только потому, что ты меня попросила. Я их ненавижу. И эта ненависть становится все сильнее с каждой секундой.

Бьянка сужает глаза, и рисует знак вопроса на моей груди. Мне нравится, когда она так делает.

— Потому что я замечаю каждого мужчину, который смотрит на тебя, а их здесь не менее пятидесяти, — говорю я, затем наклоняю голову, чтобы прошептать ей на ухо. — Я боюсь, что кто-то может попытаться забрать тебя у меня, и у меня есть желание убить их всех, прежде чем они попробуют это сделать.

Вздохнув, Бьянка забирается на барный стул позади нее, берет мое лицо в ладони и притягивает меня к себе, пока я не оказываюсь между ее ног. Она касается своим носом моего и начинает ласкать мое лицо руками, не отрывая от меня взгляда. Бьянка начинает с подбородка, нежно переходит на щеки, затем зарывается пальцами в мои волосы. Я закрываю глаза и позволяю себе утонуть в тепле ее прикосновений, забыв об окружающих нас людях. Затем целует правую сторону моего подбородка, прямо над самым толстым шрамом. Я все еще нахожу это удивительным — то, как она прикасается к моему изуродованному лицу, с такой нежностью. Еще один поцелуй, на этот раз в кончик носа, и я чувствую, как мои губы кривятся в улыбке. Следующий поцелуй приходится на уголок моего рта, затем на левую щеку. Я закрываю глаза, ожидая, что будет дальше. Левая бровь. Затем правая щека. Снова кончик носа. Я еще больше улыбаюсь.

— Ты... — мягкий шепот рядом с моим ухом, — такой красивый... когда улыбаешься.

Я крепче сжимаю ее руки и прижимаюсь щекой к ее щеке. Мое глупенькое солнышко.

— Никто... — еще один шепот, — не сравнится с...тобой.

Она обвивает мою шею, и чувствую ее дыхание возле уха, когда она придвигается еще ближе.

— Я люблю тебя. . . Михаил.

Я прижимаюсь лицом к шее Бьянки и делаю глубокий вдох, вдыхая ее аромат. Она даже не представляет, что делает со мной то, что я слышу, как она произносит мое имя. Это ломает меня и каждый раз собирает обратно. От каждого ее прикосновения мое сердце тает, а на душе становиться так тепло.

— Если бы ты знала, как безумно я в тебя влюблен, — говорю я ей в шею, — ты бы испугалась до ужаса, Бьянка.

Она немного отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза, улыбается и касается моего носа своим.

— Никогда, — говорит она, а затем прижимается своими губами к моим.

Глава 18

Телефон лежит передо мной на стойке с открытым окном сообщений уже пять минут. Я обменялась номерами с Ниной, когда мы были у пахана прошлой ночью, и уже несколько дней собиралась написать ей, но не уверена, захочет ли она отвечать на мои вопросы. Мы не друзья, но мне некого спросить, кроме Михаила. Уверена, что он скажет мне, если я спрошу его напрямую, но, если мои подозрения верны, я не хочу заставлять его говорить об этом. Я беру телефон и начинаю печатать.

19:09 Бьянка: «Привет. Это Бьянка. Ты занята?»

19:11 Нина: «Ну, я не думаю, что держать голову над унитазом с 6 утра — это значит быть занятой. Смешно. Это точно не весело. Знаешь те, кто говорит, что утренняя тошнота длится всего 2 месяца? ОНИ ЛГАЛИ! Меня тошнит с 3-й недели, и эта часть про «утро» тоже неправда. Не хотишь зайти ко мне на чашечку кофе? Как поживает Ворчун?»

Я смотрю на последнюю строчку и фыркаю.

19:14 Бьянка: «Михаил все еще на работе. Он знает, что ты называешь его Ворчуном?»

19:14 Нина: «Конечно, знает. Он не часто сюда приходит, но когда приходит, то обычно сидит в углу и размышляет.»

19:15 Бьянка: «Да, он часто так делает. Я хотела тебя кое о чем спросить. Это касается Михаила. Но если тебе неудобно отвечать, просто скажи мне, все в порядке.»

19:16 Нина: «Конечно. Валяй.»

19:16 Бьянка: «Ты знаешь, что с ним случилось?»

Проходит несколько минут, пока Нина отвечает

19:18 Нина: «Да. Роман мне рассказал.»

19:18 Бьянка: «Его пытали, да? Я видела шрамы, и они не в результате несчастного случая. Его спина покрыта следами от кнута. Скажите, пожалуйста, кто пытал моего мужа? И за что?»

19:20 Нина: «Старый пахан. Отец Романа.»

Я потрясенно смотрю на ее ответ. Это сделал отец Романа? Телефон в моей руке начинает звонить. Нина. Я отвечаю на звонок.

— Я знаю, что ты не можешь ответить, но думаю, что будет лучше, если я расскажу тебе, чем напечатаю. Это... это очень ужасная история, Бьянка.

Голос Нины низкий и сдавленный, он так отличается от ее обычного веселого тона, что говорит мне о том, что все, что она собирается сказать,вероятно, будет хуже, чем я себе представляла.

— Я знаю только то, что мне рассказал Роман, а он не вдавался в подробности. Я скажу тебе то, что знаю. Можешь постучать по телефону в ответ на «да», хорошо?

Я постучала ногтем по микрофону

— Обещай мне, что не будешь спрашивать Михаила об этом. Никогда. Пожалуйста.

Да, это определенно хуже, чем то, что я думала. Я снова постукиваю по телефону.

— Отец Михаила занимался финансами старого пахана. Однажды пропала куча денег, просто исчезла со счета пахана. Несколько миллионов. Он решил, что отец Михаила имеет к этому какое-то отношение, и забрал всю его семью на один из старых складов. Он убил мать Михаила. Затем он приказал своему человеку... изнасиловать его сестру. Михаил и его отец смотрели

Боже милостивый. У меня дрожат ноги, и я чувствую, что меня сейчас стошнит, поэтому сажусь на пол в кухне и кладу лоб на колени.

— Когда отец Михаила так и не смог сказать, где деньги, пахан решил, что ему нужен стимул получше, — говорит Нина, и по голосу я понимаю, что она плачет. — Я не знаю, что он сделал с Михаилом, чтобы заставить его отца говорить, но на основании того, что ты мне рассказала, могу предположить. — Роман сказал, что они с Максимом нашли Михаила и его семью на следующий день. Все, кроме Михаила, были мертвы. Бьянка, ему было всего девятнадцать лет.

В ушах стоит гул, как у телевизора без сигнала, который заглушает все остальные звуки вокруг. Мое зрение затуманивается от слез, поэтому, когда я встаю, я ударяюсь бедром о стойку, но я не обращаю внимания на боль и спешу в комнату для гостей. Мне до жути холодно, поэтому я забираюсь в кровать под толстое одеяло, все еще прижимая телефон к уху.

— Роман убил своего отца в тот же день, когда застал его за попыткой задушить Варю, — продолжает она. — Подробности Роман узнал от двух мужчин, которые были на складе со старым паханом. Он убил и их обоих. Даже спустя столько лет он не может простить себе, что убил их и лишил Михаила возможности сделать это самому.

С другой стороны, раздается сопение, затем что-то лязгает, после чего слышится шепотом произнесенное ругательство.

— Я снова чувствую себя плохо, не уверена, что это из-за того, что я тебе это рассказала, или из-за беременности. Наверное, из-за того и другого. Я вынуждена вернуться к своей рвоте. Если захочешь узнать что-нибудь еще, напиши мне, и я спрошу Романа. Только... не спрашивай у Михаила.

Я постукиваю по телефону и роняю его на одеяло, затем зарываюсь лицом в подушку. И плачу.

Дверь в спальню открывается через пару часов, но я прячу голову под одеяло и делаю вид, что сплю. Ни за что не позволю Михаилу увидеть меня в таком состоянии, он сразу поймет, что что-то случилось. Я слышу его шаги, приближающиеся к кровати, и мгновение спустя легкий поцелуй в макушку. Он шепчет несколько слов по-русски и уходит. Я плачу еще час после его ухода, удивляясь, как человек, который прошел через такое, как Михаил, может быть таким нежным и любящим.

Когда я захожу в ванную, чтобы принять душ, мое лицо все еще красное, а глаза опухшие. По крайней мере, уже стемнело, и к утру отеки должны сойти.

Свет выключен, когда я вхожу в нашу спальню. Михаил лежит на боку и спит, повернувшись спиной к двери. Я на цыпочках подхожу к кровати, залезаю под одеяло и кладу голову на подушку, зарываясь лицом в шею Михаила

— Я думал, ты спишь, — говорит он.

Я протягиваю руку и глажу его по спине, ощущая по пути гребни, затем перехожу на живот и широкий участок линялой кожи, где он был обожжен, и, наконец, поднимаюсь к длинному тонкому шраму на груди.

— Я люблю тебя. — Мой голос такой тихий, но я знаю, что он слышит меня, потому что он обнимает меня за талию и прижимает к своей груди.

— Буду через час, — говорю Максиму и обрываю звонок.

Выхожу из спортзала, Бьянка поднимает голову от кофе и провожает меня взглядом, пока я иду на кухню. Я оставил свою футболку в спортзале, и мне неловко предстать перед кем-то, когда моя грудь и спина так непринужденно выставлены напоказ. Думаю, никто не видел меня без рубашки более десяти лет. Она наблюдает за мной через край своей чашки, ее взгляд перемещается с моего живота на грудь, но в ее глазах нет неприязни. Ее взгляд блуждает по моему телу, и, судя по тому, как кривится уголок ее губ, ей нравится то, что она видит.

Я открываю холодильник, чтобы достать бутылку воды, как вдруг к моей спине прикасается палец, который проводит круговые движения вверх по моей коже, затем спускается вдоль позвоночника. Еще один палец на моем правом бицепсе, переходит на переднюю часть, затем спускается вниз по груди. Когда она доходит до пояса моих трусов, она просовывает руку внутрь, чтобы обхватить мой член, и прижимается к моей спине.

— Черт, детка... Мне нужно быть у пахана через час.

Бьянка проскальзывает рукой в трусы и обхватывает уже твердый член, и в то же время я чувствую ее язык на моей спине, ласкающий спину. Я срываюсь. Рык вырывается из меня, когда я поворачиваюсь и, схватив ее за талию, перекидываю через плечо в силе пожарного, бегу в спальню.

Как только я опускаю ее на пол, Бьянка берется за мой пояс треников и спускает их вместе с трусами. Озорная ухмылка расплывается по ее лицу, когда она толкает меня на кровать, затем ползет по моему телу и прижимается своим ртом к моему. Она прикусывает мою губу, двигается ниже, проводя поцелуями по моей шее и груди, затем останавливается, когда достигает моего живота.

«Похоже, на этот раз наши роли поменялись местам», — жестикулирует она, ухмыляясь.

— Да? Как это?

«На мне все еще есть одежда. А ты полностью обнажен.» — Она делает знак, проводит кончиком пальца по моему животу и касается моего полностью эрегированного члена. — «Ты в моей власти.»

Интересно, осознает ли она, насколько правдиво ее заявление? Она может приставить пистолет к моему виску и спустить курок, а я и пальцем не пошевелю, чтобы ее остановить. Пока я смотрю, она наклоняется и лижет головку члена, и мне требуется огромное самообладание, чтобы не кончить немедленно. Еще одно лизание, обводя головку моего члена, затем она медленно берет его в рот. Я вдыхаю и хватаю ее косу, которая упала ей на плечо.

Держа конец косы между пальцами, я наматываю ее на руку, раз, два, потом третий раз, пока не дохожу до ее затылка. Затем тяну за нее, пока Бьянка не выпускает мой член изо рта и не поднимает на меня глаза. Я крепче сжимаю ее волосы и смотрю, как она выгибает свою изящную шею. Она кажется такой хрупкой, но это не так. Никто и пальцем не посмеет ее тронуть, потому что теперь у нее иметься свое чудовище, который присматривает за ней. Положив другую руку на хрупкую шею, я провел большим пальцем по линии ее скулы.

— Мне нужно, чтобы мой член был в тебе, детка, — говорю я и слегка сжимаю ее волосы, - — прямо сейчас.

Бьянка улыбается, тянется под юбку, и в следующее мгновение раздается звук рвущегося материала. Она протягивает руку, в которой видны испорченные кружевные трусики, и отбрасывает в сторону. Я держу руку в ее волосах, пока она опускается на мой член и начинает скакать на мне, все еще в шелковой блузке и модной юбке. С ее губ срывается звук, похожий на крик, когда ее стенки начинают спазмировать вокруг члена, и мой контроль ослабевает. Я отпускаю ее волосы, чтобы обхватить ее за талию и насадить на член. Бьянка стонет, руками сжимаем мои предплечья, затем ахает, когда вхожу в нее снизу. Она не сводит с меня глаз, пока ее тело содрогается от второго, еще более сильного оргазма, и мое семя начинает заполнять ее. Это самое прекрасное зрелище, которое я когда-либо видел.

* * *

— Это будет первый раз в моей жизни, когда я опоздаю на встречу с Романом. — Я смотрю на Бьянку, которая застегивает пуговицы на моей рубашке. — Ты меня портишь.

Она в ответ пожимает плечами и заканчивает с последней пуговицей.

«Ты пришел на кухню без рубашки. Чего ты ожидал?»

Определенно не того, что она набросится на меня таким образом.

— Я могу вообще перестать носить рубашки по дому, если я результат будет тот же.

«Сделай это. А там посмотрим.»

— Заметано. — Я наклоняюсь и целую ее. — Мне нужно идти. Я не вернусь до утра.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но останавливаюсь, услышав, как она произносит мое имя. Всякий раз, когда она так делает, у меня щемит в груди, потому что знаю, что это причиняет ей боль, но она продолжает, что бы я ни говорил.

— Будь осторожен.

— Буду. — Я целую ее лоб. — Сообщи мне, когда Лена вернется из садика.

Она кивает, кладет руку мне на грудь и кончиком пальца рисует форму сердца.

— Я тоже люблю тебя, детка. — Я беру ее лицо в свои ладони и касаюсь носом ее носа. — Ты даже представить себе не можешь, как сильно.

* * *

У нас уходит шесть часов на то, чтобы все организовать и расставить всех людей по местам. Дмитрий, Юрий и трое солдат ждут на одной точке, а Денис, Иван и Костя с еще двумя солдатами - на второй. Мы не уверены, на какой из этих двух остановок водитель Бруно решит остаться на ночь, поэтому нам пришлось разделить наши силы, что привело к сокращению штата. Павел должен был остаться, чтобы присматривать за клубами, а поскольку Антон все еще в больнице, мне пришлось взять с собой Сергея в качестве запасного варианта, чтобы прицеплять транспортный грузовик.

Сергей на задании — всегда катастрофа, которая только и ждет, чтобы случиться. В прошлом году ему запретили выезжать на задание после того, как он взорвал весь ирландский склад, оставив после себя только пепел. Я понятия не имею, о чем думал Роман, когда отправлял его на задание несколько месяцев назад, когда мы сражались с итальянцами. Этот человек - гребаная тикающая бомба. Если бы я не знал, то никогда бы не догадался, что они сводные братья.

Никто, кроме Романа и Максима, не знает, чем занимался Сергей до прихода в братву, но у меня есть подозрения. Каждый в нашем кругу должен хорошо владеть пистолетом и винтовкой. Сергей владеет всеми видами оружия, с которыми когда-либо сталкивался - снайперской винтовкой, тяжелыми автоматами, даже гранатометами. Он также специалист по всем видам взрывчатых веществ, самодельных и профессионально изготовленных. Обученная военными машина для убийств, возможно, из «черных оперативников».

— Помни, о чем мы договаривались, — говорю я. — Ребята разберутся с водителем. Ты заминируешь грузовик и подождешь, пока я вытащу девушку. Не отклоняйся от плана. И Сергей, не вздумай взорвать этот долбаный грузовик, пока я еще там.

— Ты сегодня какой-то нервный.

— Я хочу как можно быстрее покончить с этим. Моя жена ждет моего возвращения домой, целым и невредим.

— До сих пор не могу поверить, что ты женат.

— Ну, может, тебе стоит попробовать.

Он несколько мгновений смотрит на дорогу перед нами, прежде чем ответить.

— Я уже пробовал. Ничем хорошим это не закончилось.

И все же. Я понятия не имела, что Сергей был женат.

— Что случилось?

— Я ее убил. — Он откинулся на сиденье и зажег сигарету. — Сразу после того, как она попыталась перерезать мне шею.

— Черт, Сергей.

— Ага. Моим собственным ножом. Можешь поверить? — Он выдыхает облако дыма и сосредотачивается на грузовике в нескольких ярдах перед нами.

Я смотрю на него и замечаю темные круги под глазами.

— Ты не спал. Опять.

— На том свете высплюсь.

Грузовик подает сигнал правого поворота и съезжает с дороги. Сергей звонит Дмитрию.

— Он съехал с шоссе и едет в твою сторону. Время прибытия семь минут, — кричит он, бросает телефон на приборную панель и откидывается на сиденье, и самодовольно улыбается. — Мне не хватает острых ощущений, понимаешь?

Я знаю эту улыбку. Нам пиздец.

* * *

— Черт! — Я снова засовываю лом под грузовые двери грузовика и начинаю поднимать их, но механизм, который должен удерживать эту штуку от скольжения вниз, не работает.

— Сергей! Ты закончил?

Его голос доносится из-под грузовика.

— Еще один.

— Ты положил достаточно этого дерьма, чтобы взорвать всю эту чертову улицу. Оставь и иди сюда, дверь заклинило.

Сергей выкатывается из-под грузовика и подходит ко мне.

— Просто придержи, а я заберу девушку, — говорит он, включает фонарик на своем телефоне и запрыгивает в грузовик.

Я слышу его шаги внутри, затем звук передвигаемых коробок.

— Она там? — спрашиваю я.

— Я не могу ее найти. Ты уверен, что она... о, черт!

Раздается еще несколько шуршащих звуков и передвигаются вещи.

— Сергей?

— Я нашел ее. Черт, она в плохом состоянии. — Его шаги приближаются. — Держи дверь.

Я нажимаю на лом, поднимая дверь выше, затем хватаюсь за нижнюю часть и поднимаю ее над головой, чтобы Сергей мог вынести девушку. Держа на руках обмякшее женское тело, он ныряет под частично поднятую дверь и спрыгивает с грузовика. Черты лица женщины не разглядеть, потому что ее спутанные волосы разметались по лицу. Я вижу только порванные шорты и рубашку, и одну тонкую руку, которая безвольно свисает. Она — кожа да кости.

— Я позвоню Варе и скажу, чтобы она позвала доктора. — Я опустил дверцу грузовика. — Мы можем встретиться с ними на конспиративной квартире.

— Нет. Я отвезу ее к себе.

— Что? Ты с ума сошел?

— Я сказал, что забираю ее с собой.

В глазах Сергея странный взгляд, как будто он готов защищать свой драгоценный груз от любого, кто приблизится. Роман выйдет из себя, когда узнает об этом.

— Забей. Сажайте ее в машину, взрывай грузовик, и давай убираться отсюда.

По пути к машине я звоню Дмитрию и говорю, чтобы он забрал ребят и убирался восвояси. Я ожидаю, что Сергей положит девушку на заднее сиденье и сядет впереди, но вместо этого он просто крепко обхватывает ее руками и садится сзади, обнимая ее. Покачав головой, я завожу машину и сворачиваю на грунтовую дорогу, ведущую к шоссе.

— Готов? — Я смотрю в зеркало заднего вида и вижу, как Сергей смотрит вниз на девушку в своих объятиях. — Господи, Сергей! Возьми гребаный пульт и взорви уже чертов грузовик.

Он поднимает голову, глаза сужены, и ухмыляется мне. Эпический бум пронзает ночь. У меня округляются глаза. Он что, поставил эту штуку на таймер? Ублюдок мог бы разнести нас всех троих на куски, если бы поиски девушки затянулись на несколько минут.

Я беру телефон и набираю номер Бруно Скардони.

Он отвечает на втором звонке.

— Что?

— Дорогой тесть. — Я улыбаюсь. — Братва передает тебе привет.

Я обрываю звонок и набираю следующий номер Романа.

— Все готово.

— Все прошло по плану?

— Более или менее, — вздыхаю я.

— Черт. Что он сделал? Это Сергей, я просто знаю это.

— Он хочет забрать девушку к себе.

— Замечательно. Просто превосходно. Скажи ему, чтобы... знаешь, мне все равно. Мне Варю туда отправить?

— Да. И доктора. Девчонка едва жива.

— Замечательно, блядь. Завтра в восемь утра я жду тебя здесь.

Я бросаю телефон на пассажирское сиденье и еду к Сергею.

Глава 19

Я сажусь в кровати и смотрю, как Михаил готовится к поездке к пахану.

«Когда ты вернешься?»

— Я не знаю. —Он наклоняется, чтобы поцеловать меня. — Я напишу тебе, когда закончу.

«Хорошо. Пойду разбужу Лену. Она опоздает.»

— Тебе не нужно этого делать. Я подготовлю ее.

«Я хочу. И волосы я ей лучше укладываю», — жестами говорю я и глажу его по щеке.

Когда Михаил уходит, я направляюсь в комнату Лены, достаю из комода милые розовые брючки и рубашку с розовыми рюшами, сажусь рядом с ней на кровать. Проходит целых две минуты, пока я трясу ее за нос, пока она наконец не просыпается.

— Бьянка, Бьянка, еще пять минут.

Я вздыхаю, убираю несколько спутанных прядей волос с ее лица и прислоняюсь спиной к стене. Мы можем подождать еще пять минут.

Сиси приходит как раз в тот момент, когда я заканчиваю прическу Лены «много косичек». Лена бежит за рюкзаком и направляется к двери, но потом поворачивается и спешит обратно ко мне.

— Бьянка, Бьянка. — Она наклоняется и целует меня в щеку, затем бежит к Сиси, машет рукой. — Увидимся позже, мамочка.

Когда я смотрю, как она уходит, на душе разливается тепло.

* * *

Я только что закончила принимать душ, когда где-то зазвонил телефон. Я напряглась. Мне никто не звонит, никогда. Нет смысла звонить кому-то по телефону, если он не может говорить. Я выбегаю из ванной, спешу в гостиную и начинаю искать свой телефон. Как только я нахожу его под подушкой на диване, он перестает звонить, и я проверяю пропущенные вызовы и вижу номер Аллегры. Должно быть, что-то случилось, если она звонила мне. Я отвечаю на звонок и возвращаюсь в спальню, чтобы одеться.

— Бьянка, — говорит она, как только звонок соединяется. — Мне нужно, чтобы ты немедленно приехала сюда. Поторопись. Это Милена.

Связь обрывается, и во мне нарастает чувство ужаса. Что случилось с Миленой? Почему она ничего мне не сказала?

Я пытаюсь позвонить ей снова, но она не отвечает, поэтому я надеваю первую попавшуюся одежду, беру телефон и сумочку и выбегаю из квартиры. Когда оказываюсь на улице, я начинаю оглядываться в поисках такси, слишком отвлеченная всеми возможностями того, что могло случиться с Миленой, чтобы заметить машину, которая останавливается прямо передо мной.

— Бьянка! — слышу я голос отца, доносящийся из машины. — Поехали.

Он открывает пассажирскую дверь, и я, не раздумывая, сажусь в машину. Звук закрывающихся дверей заставляет меня поднять голову и посмотреть на отца, который смотрит на меня со злобой в глазах.

— Cara mia,(Моя дорогая) — усмехается он и бьет меня с такой силой, что я теряю сознание.

Я как раз паркую машину перед домом Романа, когда телефон пикает от входящего сообщения. Подумав, что это, наверное, Бьянка, открываю сообщение, и кровь у меня стынет в жилах. Фото Бьянки, сидящей в старом кресле, со связанными за спиной руками. Она смотрит вверх, вероятно, на того, кто сделал фото, ее лицо - маска гнева. Большая красная гематома покрывает большую часть щеки, губа разбита, а из уголка рта стекает тонкая полоска крови.

Телефон в моей руке звонит, показывая номер Бруно Скардони.

— Я убью тебя, Бруно, — говорю я, как только отвечаю на звонок. — И сделаю это медленно и мучительно.

— Я пришлю тебе адрес. Ты приедешь один, или я причиню ей боль.

Сообщение с адресом где-то в пригороде приходит после того, как он прерывает звонок. Я включаю заднюю передачу и нажимаю на педаль газа.

У меня уходит почти час, чтобы добраться до захудалого дома на окраине Чикаго. Полуразрушенное строение, окруженное зарослями травы и сорняков. Две машины припаркованы рядом, прямо перед дверью, которая висит на петлях. Двое мужчин стоят по обе стороны двери, еще один - возле одной из машин.

Я быстро отправляю сообщение Денису, приказывая ему немедленно приехать сюда, затем беру свой пистолет из-под сиденья и направляюсь к дому.

Я смотрю на отца, который откинулся на спинку потрепанного дивана напротив меня, держа в руке пистолет. Он не убьет меня, я это знаю. Бруно может быть подонком, но он не убьет собственную дочь, верно? Я понятия не имею, что происходит, но очевидно, что что-то случилось. Что-то серьезное, потому что я никогда не видела своего отца в таком состоянии. Костюм, который он носит, в полном беспорядке. Его обычно тщательно зачесанные назад волосы в беспорядке, и хотя его поза расслаблена, рука на колене слегка подрагивает, а большой палец быстро постукивает по ноге. Я знаю, о чем он говорит. Он зол, но, судя по его глазам, он также напуган.

Нехорошо.

—— Я все спланировал. Все было идеально, — говорит он, глядя на стену позади меня. — Каждую мелочь. Всё было превосходно! Втянуть братву в войну с албанцами, а потом захватить их бизнес. Свадебный стрелок обошелся мне в пятьдесят тысяч, а бандиты, которые должны были убить твоего сукиного мужа, еще в сто пятьдесят. Тупые идиоты.

Я просто смотрю на него в шоке. Вся наша семья была на том свадебном приеме! И я была в одной машине с Михаилом, когда те парни начали преследовать нас, они могли убить нас обоих. Неужели ему было все равно?

— Я был так уверен, что все пойдет по плану, пока твой муж не взорвал мой груз прошлой ночью. Пятнадцать миллионов. Все пропало. Дон, наверное, уже знает. Я по уши в дерьме.

Он смотрит на меня, и по его лицу расползается безумная улыбка.

— Но я не пойду на дно один. Я убью этого сукина сына, даже если это будет последнее, что я сделаю.

Звук приближающейся машины достигает моих ушей, и кровь леденеет. Нет. Пожалуйста, Боже, нет. Я сильнее дергаю за путы, которые пыталась развязать последние тридцать минут. Мое правое запястье уже стерлось. Нужно еще немного ослабить веревку, и я смогу вытащить руку.

Перед домом раздается выстрел. За ним быстро следуют еще два.

— Вот ублюдок. — Мой отец встает с дивана и идет ко мне.

Я откидываюсь назад в кресле, чтобы спрятать руки от его взгляда. Он останавливается справа от меня и поднимает пистолет к моему виску как раз в тот момент, когда в дверь врывается Михаил. Наши взгляды сталкиваются, и на мгновение я могу лишь наблюдать, как он застывает на месте, внешне полностью контролируя себя. Его темно-синий взгляд фокусируется на пистолете у моего виска.

— Ты убил моих людей? — усмехается отец.

— Да. Отпусти Бьянку. Это касается только нас двоих, Бруно.

— Я так не думаю. Думаю, я бы предпочел, чтобы она смотрела. Все равно она во всем виновата. Не так ли, cara mia? — Он смотрит на меня с такой ненавистью, что у меня перехватывает дыхание. — Ты просто не могла хоть раз в жизни сделать так, как я сказал. Я был так взволнован, когда узнал, что тебя выдадут замуж за Мясника Братвы. О, какие у меня были планы. Знаешь, мне интересно... знаешь ли ты, почему его называют Мясником?

— Бруно, не надо, — говорит Михаил.

— О, ты не сказал ей? — Мой отец смеется, берет меня за подбородок двумя пальцами и поворачивает мою голову так, что я снова оказываюсь лицом к Михаилу. — Посмотри на своего мужа, Кара. Ты знаешь, что он делает для Братвы?

Михаил смотрит на меня, его тело напряжено, челюсть сжата, но он ничего не говорит. Я уже знаю, что он занимается распространением наркотиков, поэтому не понимаю, почему он молчит.

— Он пытает людей, Бьянка. Он любит называть это добычей информации, но на самом деле твой муж бьет их, режет и делает всё, чтобы заставить их заговорить. Посмотри на него хорошенько и увидишь настоящего человека, ради которого ты продала свою семью.

Я смотрю на Михаила, желая, чтобы он что-то сказал, чтобы сказал моему отцу, что он лжет. Но он молчит. Вместо этого он сжимает руку в кулак, медленно поднимает ее к груди и делает круговое движение, глядя на меня голубым глазом с грустью. Жест, означающий «Мне жаль.»

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Мир, в котором мы живем, — поганая штука. Я всегда знала это, и я бы только обманывала себя, полагая, что Михаил может быть кем-то другим, кроме как еще одним продуктом этого преступного мира. Каждый предмет одежды, которым я владею, каждый обед, который я когда-либо ела, был оплачен кровью. Я не лицемерка и не буду притворяться, что это не так. Одобряю ли я насилие? Нет. Смогла бы я пытать человека, чтобы получить нужную мне информацию? Наверное, нет.

Я открываю глаза и смотрю прямо в этот голубой взгляд. Стану ли я любить Михаила меньше из-за того, что он делает? Нет. Испорченный мир порождает испорченных людей. Возможно, я тоже одна из них, потому что я принимаю свою реальность такой, какая она есть.

— Я люблю тебя, — произношу я слова Михаилу и наблюдаю, как он замирает, сосредоточившись на моих губах.

— Боже мой, ты любишь его, — изумленно говорит мой отец, а затем взрывается смехом. — Но не волнуйся, ты красивая. Мы легко выдадим тебя замуж за другое чудовище. — Он поворачивается к Михаилу. — Вытащи магазин и брось пистолет.

Нет, нет, нет. Я наблюдаю за Михаилом, как он вытаскивает магазин, а затем бросает его вместе с пистолетом на пол перед собой.

— На радиаторе в углу висят наручники. — Отец кивает в сторону другого конца комнаты, все еще прижимая пистолет к моей голове. — Надень на себя наручники.

Паника поднимается во мне, когда наблюдаю, как Михаил идет к радиатору, надевает наручники на правое запястье, а второй застегивает на трубе. Мой отец его убьет.

— Бруно, прошу. Отпусти Бьянку. Ты можешь делать со мной все, что хочешь, но отпусти свою дочь.

— Не знаю... — Он опускает пистолет и делает несколько шагов к Михаилу. — Думаю, я должен позволить ей посмотреть, как я тебя убиваю. Может быть, в следующий раз будет умнее.

Не обращая внимания на жгучую боль, я изо всех сил тяну на себя путы, вращая рукой влево и вправо. В тот же момент, когда я чувствую, что моя рука освобождается, воздух пронзает выстрел. Я вскидываю голову и с ужасом смотрю, как из раны в плече Михаила начинает сочиться кровь.

— Ты же не думал, что я тебя так просто отпущу? У меня здесь еще несколько пуль, и я позабочусь о том, чтобы только последняя была смертельной. — Отец делает еще один шаг к Михаилу. — Что мне выбрать дальше? Может быть, ногу? Или другое плечо? Ты мог бы мне посоветовать, это ведь твоя специфика.

Я вскакиваю на ноги и бегу к пистолету Михаила, лежащему на полу возле дверного проема.

— Бьянка! — кричит мой отец. — Какого черта ты делаешь? Брось эту штуку. Ты поранишь себя, идиотка!

— Выходи и беги! — кричит Михаил в то же время. — Сейчас же, Бьянка!

Я игнорирую их обоих. Я не побегу, и я обязательно кому-нибудь наврежу. И этим кем-то буду не я. Я смотрю на отца, который стоит в трех метрах перед Михаилом, беру пистолет в одну руку, вставляю магазин и взвожу затвор. На это уходит не более нескольких секунд, я много раз практиковалась с Анджело. Выражение глаз моего отца, когда он смотрит, как я встаю и направляю на него пистолет, бесценно.

Несколько мгновений мы просто стоим и смотрим друг на друга, мой пистолет направлен в грудь отца, а он смотрит на меня.

— У тебя не хватает смелости, cara mia. — Он улыбается и начинает поворачиваться к Михаилу.

Нет, наверное, у меня не хватит смелости убить своего отца. Я делаю глубокий вдох, целюсь ему в бедро и нажимаю на курок.

Бруно Скардони вскрикивает, и пистолет выпадает из его руки. Он падает на пол, зажимая окровавленное бедро.

Я делаю пару шагов, пока не оказываюсь перед ним.

— Это за меня, — прохрипела я, затем снова прицелилась — на этот раз в его плечо - и выстрелила. Его тело дергается, и отец падает на пол. — Это за... моего мужа.

Не обращая внимания на рыдания отца, я пинком отправляю его пистолет в другой конец комнаты.

— Бьянка, детка отдай мне пистолет.

Я смотрю на Михаила и его протянутую руку, подхожу к нему и вкладываю пистолет в его свободную руку.

— Бьянка, посмотри на меня, solnyshko.

Она поднимает глаза, и я вижу, что она плачет.

— Можно я убью его, детка? — Я смотрю на Бруно, который пыхтит на полу. Если бы Бьянки здесь не было, он был бы уже мертв, но я не стану убивать его на ее глазах, если она этого не захочет.

Она отрицательно качает головой, затем стягивает с себя футболку и скручивает ее в жгут. Стоя в одном лифчике и джинсах, она прижимает его к моему кровоточащему плечу. Моя рука все еще прикована наручниками к трубе радиатора, а плечо чертовски болит, но я ни за что на свете не стану рисковать, чтобы она подошла к этому ублюдку в поисках ключа. Вместо этого я обхватываю ее свободной рукой и прижимаю к груди, стараясь, чтобы пистолет в руке не касался ее кожи.

Дверь ударяется о стену, и вбегает Денис, с пистолетом наготове, оглядываясь по сторонам.

— Смотри в пол, — рявкаю я. Никто, кроме меня, не увидит мою жену полуголой, к черту особые обстоятельства.

— Ключ от наручников. — указал головой в сторону Бруно. — Перевяжи чем-нибудь его ногу и позвони Максиму, чтобы кто-нибудь забрал его и доставил к дону.

Денис находит ключи от наручников в одном из карманов Бруно и бросается отпирать наручники.

— Нужно отвезти вас в больницу, босс, — шепчет он.

— Нет. Поедем к Доку. Я не поеду в больницу с огнестрельным ранением, если в этом нет необходимости. Мы поедим на твоей машине.

— Почему всегда моя машина для перевозки блюющих или истекающих кровью пассажиров? — бормочет Денис, пока звонит Максиму.

Я кладу палец под подбородок Бьянки и поднимаю ее голову.

— Ты в порядке, dusha moya?

Она берет мою руку и кладет ее на рубашку, которую вжимала в мое плечо, обхватывает мое лицо ладонями и целует меня.

— Нет. Но буду, — говорит жестами она и снова целует меня.

— Нам нужно установить некоторые правила. Когда я говорю тебе бежать, ты бежишь, Бьянка. Это ясно?

«И бросить тебя на произвол судьбы?»

— Да

Бруно мог убить ее. Не думаю, что он это сделает, но я бы никогда не стал рисковать ее жизнью, даже если бы существовала однопроцентная вероятность, что она в итоге пострадает.

«Я не могу тебе этого обещать. Прости.»

— Бьянка, детка, если ты не пообещаешь мне, я запру тебя в квартире и поставлю двух охранников у двери. Я так зол на тебя за то, что ты там устроила. Пожалуйста, не испытывай меня на прочность.

«Хорошо.»

— Хорошо, что? Хорошо, ты обещаешь, что сделаешь то, что я скажу?

Она слегка ухмыляется, обнимает меня за талию и кладет голову мне на грудь.

Не знаю, что заставляет меня поднять голову от груди Михаила и посмотреть на отца, лежащего на полу в дюжине шагов позади Михаила. На мгновение кажется, что он все еще в отключке, но потом мой взгляд падает на его правую руку, засунутую в пиджак. Сцена разворачивается как в замедленной съемке. Из пиджака высовывается рука с пистолетом, в глазах безумный взгляд, на лице сияет довольная улыбка. Он направляет пистолет в спину Михаила. Я обхожу Михаила и начинаю бежать к отцу. Кто-то кричит. Меня обхватывает сильная рука, разворачивает, и я прижимаюсь спиной к широкой груди Михаила. Два выстрела раздаются где-то позади меня, почти одновременно. Михаил вздрагивает и делает шаг вперед, все еще прижимая меня к себе. Он целует меня в макушку.

— Не смей больше никогда пытаться получить пулю, предназначенную для меня, — шепчет он мне на ухо.

Его рука ослабевает вокруг меня, когда Денис смотрит на неподвижное тело моего отца, а затем поворачивается и бежит к нам. Я выдыхаю, благодарная за то, что все закончилось, и обхватываю Михаила руками. Его рубашка мокрая. Я отдергиваю правую ладонь — красная. Ужас охватывает меня, когда я смотрю на Михаила, который спотыкается, но Денис успевает его поймать.

— Бери мою машину! — кричит Денис, закидывает руку Михаила себе на плечи и тащит его к входной двери. — Сейчас же, Бьянка!

Я бегу.

Глава 20

Я чувствую чью-то руку на своем плече и открываю глаза. Нина сидит на стуле рядом со мной и наблюдает за мной.

— Есть новости? — спрашивает она, но я только качаю головой.

Вчера, как только мы приехали в больницу, Михаила увезли на операцию. Она длилась четыре часа. Врач сказал, что пуля задела легкое, но все должно быть в порядке, и что сегодня его переведут из реанимации. Я ждала, когда медсестра сообщит мне, в какую палату его переведут, но мне сообщили, что у него началось внутреннее кровотечение, и что его снова нужно срочно оперировать. Это было шесть часов назад.

— Денис принес для тебя одежду, — говорит Нина и протягивает мне руку. — Полотенце и косметику тоже. Тебе нужно принять душ и переодеться. Потом что-нибудь поесть.

Я заворачиваюсь в куртку, которую дал мне Денис, и качаю головой. Я не встану с этого кресла, пока кто-нибудь не придет и не скажет мне, что с Михаилом все в порядке.

— Через две двери есть пустая палата. Мы вернемся максимум через десять минут. Роман останется здесь и позвонит нам, если кто-то придет с новостями. Если Ворчун увидит тебя в таком виде, он сразу же с тобой разведется, ты же знаешь?

Я смотрю на пахана, который стоит в нескольких футах справа от меня, и он кивает.

— Я буду здесь и приду за тобой, если доктор выйдет.

Я высвобождаю ноги из-под себя и медленно встаю. Я понятия не имею, сколько часов я провела в таком положении, и мои ноги затекли, как будто к ним прекратился приток крови. У меня уходит меньше десяти минут на то, чтобы принять душ, почистить зубы и надеть джинсы и футболку, которые я нашла в сумке. Я собираю косметику, чтобы положить ее обратно в сумку, когда замечаю на дне сложенную серую толстовку. Я достаю ее и снова начинаю плакать. Та самая, которую я украла у Михаила. Денис, наверное, упаковал ее, думая, что она моя. Мне не холодно, но я все равно надеваю ее и возвращаюсь в приемную.

Нина смотрит на меня, когда я вхожу, и улыбается, но улыбка не доходит до ее глаз.

— Черт, милая. Это Ворчуна?

Я киваю и пытаюсь удержать слезы.

Нина фыркает и обнимает меня.

— С ним все будет хорошо, вот увидишь. — Она снова фыркает. — Пойдем. Давай поищем тебе что-нибудь перекусить.

Через час врач выходит из операционной и сообщает нам, что операция прошла успешно. Он говорит нам идти домой и вернуться утром, так как Михаила не выпишут из реанимации до этого времени, но я только качаю головой и возвращаюсь на свое место. Я никуда не пойду.

В другом конце коридора Роман и Нина начинают спорить, но я улавливаю только ту часть, где он угрожает, что сам отнесет ее домой, если она не уйдет. Через пятнадцать минут приходят двое мужчин в костюмах. Тот, что постарше, в очках, подходит к Роману и отдает ему ноутбук, который он принес. Они садятся в дальнем конце коридора, что-то обсуждая. Второй мужчина следует за Ниной, когда она встает передо мной и берет мою руку в свою.

— Мне нужно идти. Роман пригрозил привязать меня к кровати, если я не пойду домой и не посплю, но я вернусь утром. Если тебе что-нибудь понадобится, напиши мне, хорошо?

Я сжимаю ее руку и киваю.

— Максим и Роман останутся с тобой. — Она кивает им двоим. — Максим договорился с медсестрой, чтобы ты отдохнула в палате Михаила, пока его не привезут. Постарайтесь немного поспать.

Я не думаю, что мне это удастся, но все равно киваю.

Медсестра приходит через несколько минут после ухода Нины и отводит меня в комнату, где я принимала душ. Я опускаюсь на диван у окна, достаю телефон и отправляю Сиси сообщение с вопросом о Лене. Мы не сказали ей, что случилось.

Я листаю телефон, просматриваю двадцать или около того сообщений от Милены, спрашивая о Михаиле и о том, нужно ли мне что-нибудь. В одном из них она спрашивает, приду ли я завтра на похороны отца. Я сообщаю ей, что состояние Михаила не изменилось, игнорирую вопрос о похоронах и бросаю телефон на сиденье рядом со мной. Что касается меня, то я надеюсь, что мой отец будет гореть в аду.

* * *

Чертов торговый автомат заклинило. Я пытаюсь несколько раз ударить по нему ладонью, но ничего не происходит. Вздохнув, я отхожу от автомата и направляюсь в кафетерий на другой стороне здания. Я совсем не голодна, но в последний час у меня начала кружиться голова, вероятно, мой организм говорит мне, что я не ничего не ела, кроме салата, который Нина заставила меня съесть вчера.

Когда я подхожу к раздвижной двери, ведущей в столовую, я замечаю свое отражение в стекле. Мои волосы спутаны до такой степени, что кажется, будто на меня напали. Мое лицо призрачно бледное, если не считать темно-коричневых мешков под глазами, и на секунду я задумываюсь о том, чтобы войти в кафетерий в тако виде со всеми этими людьми. Я выгляжу как разбитой, но потом решаю, что мне наплевать. Я выбираю самый маленький сэндвич, который могу найти, и лимонад, и ем по дороге обратно. Когда поворачиваю за угол, из палаты выходит медсестра и в несколько шагов достигает меня. Я помню ее со вчерашнего вечера, когда она пришла дать мне одеяло.

— Мы только что перевезли вашего мужа в палату. Он все еще под действием седативных препаратов, но скоро очнется, так что позовите меня, когда он проснется, хорошо?

Поскольку я ничего не говорю, она улыбается и слегка сжимает мою руку в знак заверения.

— Он будет в порядке, милая, не волнуйтесь. Попробуйте поговорить с ним, это поможет ему проснуться.

Роман и Максим стоят в нескольких метрах дальше по коридору и смотрят на меня. Я поворачиваюсь к открытой двери в нескольких шагах впереди, но ноги не идут... Не знаю почему, но мне вдруг стало страшно заходить внутрь. Я делаю глубокий вдох, затем еще один, и, наконец, собрав всю свою волю в кулак, делаю эти несколько шагов и вхожу в комнату.

Михаил лежит с наклоненной в сторону головой, белая простыня покрывает его до груди. Сбоку от кровати стоит капельница и еще несколько трубок и проводов. Некоторые из них подключены к небольшому монитору, расположенному над кроватью, и на мгновение я замираю от пульсирующей линии, показывающей биение его сердца.

Я беру стул из угла, ставлю его на край кровати и медленно сажусь. Мне хочется взять его руку и поднести ее к своему лицу, но я боюсь, что это причинит ему боль, поэтому я просто придвигаюсь ближе и кладу голову на кровать рядом с его подушкой. Некоторое время я просто наблюдаю за ним, ненавидя его неподвижность, пока не набираюсь смелости протянуть руку и положить ладонь ему на щеку. Кто-то снял его повязку. Ему это не понравится.

Медсестра сказала, что разговоры должны помочь разбудить его. Не уверена, что у меня это получится, но я постараюсь сделать все возможное.

Я просыпаюсь от тихого звука рядом с моим ухом. Пытаюсь открыть глаза, но не получается, поэтому я сосредотачиваюсь на звуке. Сначала он похож на шум в голове, но постепенно превращается в голос. Он такой тихий, едва слышный шепот, и мне приходится сосредоточиться, чтобы разобрать слова.

— Ты напугал меня... так сильно.

Пахнет больницей, но я не знаю, как я здесь оказалась. Голова словно в тумане.

Голос продолжает шептать:

— Когда ты... достаточно поправишься... Я собираюсь... задушить тебя.

Мой разум медленно возвращается в нужное русло, вспоминая. Вхожу в здание и вижу Бруно с пистолетом, у виска Бьянки. Бьянка бежит к отцу, в то время как он целится в меня из пистолета. Паника, охватившая меня, когда я понял, что происходит. Мое solnyshko, которое пыталось встать между мной и пулей. Я не знаю, что бы я сделал, если бы пуля попала в нее, а не в меня.

— Я люблю тебя. ...пожалуйста...очнись.

Последние слова потерялись. Сколько она уже говорит? Собрав все свои силы я открываю глаза.

— Больше никаких разговоров, — прохрипел я.

Бьянка поднимает голову с подушки. Она наклоняется ко мне и обхватывает мое лицо ладонями. Зрение затуманено, в комнате мало света, но я все равно замечаю припухлость и красноту вокруг ее глаз и беспорядок в ее волосах. Я не помню, чтобы когда-нибудь видел Бьянку в таком состоянии. Она шмыгает носом, целует меня в губы и начинает жестикулировать, но я не вижу, какие жеты выписывают ее руки.

— Я ни черта не вижу, детка. — Я вздыхаю и тянусь к ее руке. — Поднимись сюда.

Она качает головой, но я притягиваю ее к себе.

— Ложись рядом со мной. Все в порядке.

Сначала она не хочет, но потом осторожно поднимается, ложится на край кровати и прижимается ко мне.

— Ты рассказала Лене, что случилось?

Я чувствую, как кончик ее пальца слегка надавливает на мою грудь, рисуя буквы.

Н-Е-Т

— Хорошо.

Дверь в комнату открывается, и входит Роман. Несколько мгновений он наблюдает за нами, затем подходит к кровати.

— Какие повреждения? — спрашиваю я.

— Пробито легкое и внутреннее кровотечение. Тебя подлатали. Доктор сказал, что через месяц ты будешь как новенький.

— Когда я смогу вернуться домой?

— Через две недели.

Я смотрю на него.

— Я не останусь в больнице на две недели.

— Ты пробудешь столько, сколько тебе скажут, — рявкает Роман и направляет на меня рукоятку своей трости. — И ты будешь делать именно то, что они скажут тебе делать. Это приказ.

— А как же работа?

— Я буду работать, пока ты не вернешься. Ты не работаешь следующие два месяца.

Он не может говорить серьезно.

— Два месяца?

— Заткнись, блядь. Тебя чуть не убили, — рычит он. — Если я поймаю тебя на работе раньше этого срока, я поменяю тебя с Павлом, и ты получишь клубы. Понял меня, Михаил?

Я стискиваю зубы.

— Да, пахан.

— Отлично. Мы ждем вас обоих на ужин, когда тебе станет лучше. И воспользуйся свободным временем, чтобы отвезти жену в медовый месяц или еще куда-нибудь. У вас больше не будет двухмесячного отпуска. — Он поворачивается, чтобы уйти, потом оглядывается через плечо. — Сергей заехал вчера, когда узнал, что в тебя стреляли.

Я поднимаю брови:

— Сюда? Зачем?

— Ага. Ворвался, спросил о тебе, сказал, чтобы я передал тебе сообщение, а потом ушел.

— Какое сообщение?

— Он хочет, чтобы ты отправил ему список людей, которые были причастны к твоему ранению, чтобы он мог их убить. Он сказал, что свободен в эти выходные.

Я вздохнул и покачал головой.

Я протягиваю руку и провожу ладонью по пятидневной щетине Михаила. Необычно. Я видела его только чисто выбритым. Его шрамы гораздо менее заметны с волосами на лице. Он выглядит по-другому. Я поднимаю глаза и вижу, что он наблюдает за мной.

— Тебе нравится? — спрашивает он.

Я улыбаюсь и снова провожу ладонью по его лицу.

— Хочешь, я оставлю это?

Он спрашивает небрежно, но внимательно следит за моей реакцией. Я понимаю, что он имел в виду. Ему не нравится, когда у него есть волосы на лице, он мне так однажды и сказал. Но если я скажу «да», он оставит их, потому что думает, что я предпочту, чтобы его шрамы были скрыты. Он все еще не понимает. Я думаю, что он самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела.

«Мне нравится.» — жестами говорю я, и он кивает, опуская бритву в раковину. — «Но я предпочитаю, когда ты чисто выбрит.»

Его рука, держащая бритву, замирает.

— Уверена? — спрашивает он, и в его глазах появляется сомнение.

Я обхватываю его лицо ладонями, наклоняю его голову вниз и целую его.

— Уверена, Михаил, — шепчу я ему в губы.

— Хорошо, малышка.

«Хочешь, чтобы я это сделала?» — Я никогда раньше не брила мужчин, но его правая рука в перевязи из-за плеча, и я не уверена, что он сможет справиться с этим только левой рукой. — «Я буду осторожна. Ты, наверное, порежешься.»

Михаил смотрит на меня несколько секунд, а потом смеется.

— Это не имеет значения, детка.

Я сужаю глаза, беру его подбородок между пальцами и слегка сжимаю.

«Для меня это имеет значение.»

— Ладно, ладно. — Он улыбается, опускает крышку унитаза и медленно садится на нее. — Я весьтвой.

«Именно.» — Я киваю, беру бритву и крем для бритья с раковины, а затем приступаю к тому, чтобы вернуть своему мужу его первоначальную привлекательность.

Закончив, я поворачиваюсь, чтобы положить бритвенные принадлежности на место, когда слышу, как за моей спиной закрывается замок на двери ванной. Я поворачиваюсь и вижу ухмыляющегося Михаила.

«Нет», — говорю я.

— Да.

«В тебя стреляли пять дней назад. Дважды. Мы не будем делать ничего такого, что потребовало бы запертой двери.»

— Иди сюда.

«Нет.»

Он протягивает руку вперед, цепляется пальцем за пояс моих джинсов и тянет меня к себе, пока я не оказываюсь между его ног.

— Повернись.

Я вздыхаю и подчиняюсь.

— Мне нравится, когда ты притворяешься послушной. — Он шепчет мне на ухо и начинает расстегивать мои джинсы.

Я открываю рот, чтобы сказать ему, что я думаю об этом заявлении, поскольку я не могу показать жестами, прижавшись спиной к его груди, но, когда его рука проскальзывает внутрь моих джинсов, слова замирают на моих губах.

— Уже мокрая? — спрашивает он, и я чувствую, как его палец входит в меня. — Мне это нравится. Мне это очень нравится, Бьянка.

Он кусает меня за плечо и вводит еще один палец, заставляя меня застонать.

— Как ты думаешь, сколько времени мне понадобится, чтобы заставить тебя кончить, а? — Он делает медленные круговые движения вокруг клитора. — Пять минут

Я закрываю глаза и киваю головой.

— Я сомневаюсь в этом, детка, — шепчет он, затем слегка щиплет мой клитор. — Ты не продержишься больше двух минут.

Я прислоняюсь спиной к его груди и раздвигаю ноги чуть шире. То, что этот мужчина может делать своей рукой... это безумие.

— Открой глаза, Бьянка.

Я открываю и смотрю на наши отражения в зеркале над раковиной — рука Михаила между моих ног и по-волчьи оскал на его лице. Он вынимает палец, и я хочу закричать, но потом он снова вводит его до упора и нажимает большим пальцем на клитор, и я мгновенно кончаю.

— Едва ли полторы минуты, детка. — Он целует мое плечо. — Мы попробуем еще раз позже. Посмотрим, получится ли у нас меньше минуты.

Злой, порочный мужчина.

Эпилог

Шесть недель спустя

«У меня для тебя сюрприз.» — жестикулирую я и кладу руки на грудь Михаила.

— Да? И что за сюрприз?

Я растягиваю губы в самодовольной улыбке, берусь за его галстук и делаю шаг назад, притягивая его к себе. Михаил поднимает бровь, но следует за мной, делая один шаг вперед на каждые два моих, позволяя мне вести его через гостиную в спортзал. Не отпуская его галстук, поворачиваю ручку и затаскиваю его внутрь, в ожидании его реакция, когда он увидит подготовленную мной обстановку. Он останавливается на пороге и смотрит на жалюзи, которые я опустила до конца панорамных окон. Единственный светом в комнате две лампы, которые я перенесла из гостиной и поставила в противоположных углах. Он слегка улыбается, когда замечает кресло, которое поставила в центре комнаты, но ничего не говорит. Показывая на него пальцем, я увлекаю его в свой импровизированный театр и веду его, пока мы не доходим до кресла.

«Садись», — говорю я и легонько толкаю его в грудь.

Михаил садится на стул и наклоняет голову в сторону, поджав губы, словно пытаясь прочитать мои намерения.

«Закрой глаза. И не подглядывай.»

— Хорошо. — Он улыбается и откидывается в кресле.

Я легонько целую его в губы, а затем спешу в угол, где оставила свою юбку из тюля и балетные тапочки, спрятанные под полотенцем. Мне требуется меньше двух минут, чтобы вылезти из платья и надеть тапочки, кроп-топ и юбку. Сначала я планировала надеть купальник, но это помешало бы мне в дальнейшем. Поразмыслив несколько секунд, я снимаю трусики и бросаю их поверх сброшенного платья. Бросив взгляд через плечо на Михаила, я улыбаюсь в предвкушении, когда настраиваю систему громкой связи на максимальную громкость. В паузе, которую я включила перед началом моего плейлиста, я принимаю открытую четвертую позицию с одной рукой, вытянутой по мягкой дуге.

Начальные звуки ноктюрна №9 Шопена заполняют комнату, и Михаил открывает глаза. Я улыбаюсь, целую его и начинаю. Я вытягиваюсь в пируэт, медленно вытягиваю ногу в подвешенном developpé - моя начальная партия из «Лебединого озера», а затем продолжаю серию различных хореографий. Михаил следит за мной, не мигая, за каждым моим движением. Я привыкла, что на меня смотрят мужчины, как на сцене, так и вне ее, но никто никогда не смотрел на меня так, как Михаил. Как будто я драгоценная, и он боится, что если он отведет от меня взгляд, то могу исчезнуть. Мой муж такой глупенький. Никто не заставит меня расстаться с ним. Никогда. Я делаю арабеск и несколько маленьких шагов, пока не оказываюсь прямо перед ним, затем делаю фуэте и останавливаюсь в тот самый момент, когда заканчивается пьеса Шопена.

На несколько секунд воцаряется тишина, в течение которой он просто наблюдает за мной с небольшой улыбкой на губах. Вероятно, он думает, что на том всё, и когда комнату заполняет песня Джона Ледженда «Всего себя», он приподнимает бровь. Я улыбаюсь и делаю шаг вперед, становясь между его ног. Первый куплет мы смотрим друг на друга, даже не касаясь, но, когда поет хор, я кладу левую ладонь на его правую щеку и, не разрывая зрительного контакта, свободной рукой снимаю с его глаз повязку.

— Всего себя, — шепчу я и целую его в губы. — Дай мне всего себя... детка.

Он отвечает, беря меня за шею, пропуская мои волосы сквозь пальцы и сжимая их. Я снимаю с него галстук и расстегиваю рубашку. Михаил не говорит ни слова, только смотрит на меня, пока его хватка на моих волосах удерживает мою голову неподвижной. Как будто он хочет держать мое лицо в поле зрения.

Когда припев начинается снова, я снимаю с него рубашку и наклоняюсь, чтобы прижаться губами к его покрытому шрамами правому веку.

— Все твои... недостатки.

Он делает глубокий вдох и берет мое лицо между своими огромными шершавыми ладонями, его прикосновение такое невероятно нежное. Я улыбаюсь и пальцем рисую форму сердца на его груди.

Я не могу поверить, что чуть не потеряла его. Кошмары того дня до сих пор мучают меня, и я просыпаюсь посреди ночи от паники, сжимающие меня в тески. Наклонившись вперед, я впиваюсь губами в его губы, а руками путешествую по его голой спине, не обращая внимания на его старые шрамы. Но когда чувствую под пальцами круглый след, я вздрагиваю и крепче прижимаю его к себе.

В комнате мало света, но, даже с моим слегка затуманенным зрением, я вижу слезы, собирающиеся в уголках глаз Бьянки.

— Малышка? Что случилось?

Она поджимает губы и прикасается своим лбом к моему, пока ее палец выводит узор вокруг уже зажившей огнестрельной раны на моей спине.

— Бьянка, посмотри на меня, детка.

Она поднимает голову, и я беру ее подбородок между пальцами.

— Я в порядке. Можешь, пожалуйста, постараться забыть об этом?

Она кивает, но знаю, что она лжет, потому что одна слезинка скатывается по ее щеке. Я не могу этого вынести. Долгие годы я верил, что нет ничего, что я не смог бы вынести, но видеть, как Бьянка плачет из-за меня... я не могу.

— Хочешь, я успокою тебя, мой ягненочек? — спрашиваю я, проводя рукой по центру ее груди и живота, затем проникая под юбку, чтобы прижать пальцы к ее киске.

Она делает глубокий вдох и кивает, и я ввожу в нее палец. Встав со стула, я начинаю расстегивать брюки правой рукой, не вынимая левой из ее киски. Когда мне удается избавиться от брюк, я берусь за пояс ее юбки и стягиваю его вверх и через голову, затем разворачиваю ее и прижимаю спиной к себе, обхватывая свободной рукой ее талию.

— Готова? — спрашиваю я и глажу ее по шее.

Она кивает, и я крепко сжимаю ее руку, затем поднимаю ее и выхожу из зала. Бьянка сжимает мое предплечье и поджимает ноги, постанывая, пока я несу ее. Я делаю это медленно, дразня ее на протяжении всего пути до спальни, и когда мы доходим до кровати, она уже близка к тому, чтобы кончить.

— Еще нет, детка. — Я усаживаю ее рядом с кроватью и медленно вынимаю из нее палец, но вместо того, чтобы лечь, она забирается на край кровати и прижимает ладони к моей груди.

— Я хочу..., — шепчет она, — сказать тебе... ...так много.

— Тебе не нужно ничего говорить, Бьянка. — Я прижимаюсь губами к ее губам, затем скольжу ладонями вниз по ее спине и хватаю ее под попку. Я планировал насладиться ею на кровати, но передумал, поэтому тяну ее вверх, пока ее ноги не обхватывают мою талию, и поворачиваю, чтобы прислонить ее спиной к стене. Я медленно опускаю ее на свой твердый член, наслаждаясь тем, как перехватывает ее дыхание, когда заполняю ее.

— Даже полуслепой, я все вижу, детка. — Я выскользнул, а затем вошел в нее. — Каждую. — Толчок. — Отдельную. —Толчок. — Мелочь.

Бьянка хнычет, сжимая руки на моей шее, она вдыхает в такт моим толчкам в нее. Обычно она закрывает глаза, когда кончает, но сейчас она держит их открытыми, удерживая мой взгляд, пока трепещет и постанывает. Я кончаю в нее так, как никогда раньше, затем прижимаюсь ртом к ее рту, прижимаю ее тело к своему и держу ее долгое время после того, как мы оба спустились с вершины кульминации.

Черт. Что-то не то.

Я пытаюсь еще немного размять тесто, но оно все равно прилипает к пальцам. Вытерев муку с рук о фартук, я достаю телефон из кармана джинсов и открываю окно сообщений. Я обещал Лене пирожки на ужин, и черт возьми мне нужно сделать тесто правильно.

19:22 Бьянка: «Я что-то напортачила, тесто похоже на жевательную резинку. Ты можешь уточнить у Игоря, правильно ли он дал тебе измерения?»

19:24 Нина: «Просто попробуй добавить больше муки. Он каждый раз дает мне разные величины, когда я спрашиваю, и я начинаю думать, не делает ли он это специально. Не хочет, чтобы кто-то узнал его рецепт пирожков, наверное. Я скажу Роману, чтобы он его немного напугал, может тогда он поддастся.»

19:25 Бьянка: «Пожалуйста, не надо. Лол. Я попробую добавить больше муки. Что-нибудь новое?»

19:26 Нина: «Роман только что приехал от Сергея. Он сказал, что дом выглядит так, будто по нему прошел ураган. Сергей все разбил.»

19:27 Бьянка: «Почему? Я никогда не встречала этого парня, но из того, что слышала от Михаила, он немного... не в себе.»

19:29 Нина: «Это преуменьшение века, дорогая. Похоже, девушка, которая была у него дома, исчезла, и он впал в бешенство. Хочешь приехать?»

Я как раз набираю ответ, когда чувствую легкое прикосновение к основанию шеи, за которым следует поцелуй.

— Dusha moya…

Я улыбаюсь и начинаю поворачиваться, но Михаил обхватывает меня за талию и прижимает спиной к своей груди. Он гладит меня по шее, а правую руку кладет на столешницу передо мной, держа одну желтую розу. У меня перехватывает дыхание, когда смотрю на нежный цветок, стебель которого обернут широкой желтой шелковой лентой, расшитой золотом.

— Я никогда не говорил тебе, — шепчет он мне на ухо, — что всегда был твоим самым большим поклонником. Я и сейчас им являюсь.

— Михаил? — произношу я, не отрывая глаз от цветка.

— Однажды вечером около года назад я увидел плакат, кажется, на витрине какого-то магазина. Я помню, как прошел мимо него, а потом вернулся назад, чтобы получше рассмотреть изображение. На нем была изображена группа танцоров. Все, кроме одного, были одеты в желтые костюмы, и, рассматривая их, я удивлялся, почему среди всех них один танцор в черном костюме сиял ярче остальных. — Михаил целует мою шею. — Как солнце.

Он поворачивает меня к себе лицом, накрывает мое лицо своей рукой и нежно целует в губы.

— После этого я никогда не пропускал ни одного твоего шоу. Я люблю тебя, мое маленькое солнышко. Мое solnyshko.

Я обхватываю его за талию и зарываюсь лицом в его грудь.

— Я тоже тебя люблю... мой Михаил.

Глава 18

Телефон лежит передо мной на стойке с открытым окном сообщений уже пять минут. Я обменялась номерами с Ниной, когда мы были у пахана прошлой ночью, и уже несколько дней собиралась написать ей, но не уверена, захочет ли она отвечать на мои вопросы. Мы не друзья, но мне некого спросить, кроме Михаила. Уверена, что он скажет мне, если я спрошу его напрямую, но, если мои подозрения верны, я не хочу заставлять его говорить об этом. Я беру телефон и начинаю печатать.

19:09 Бьянка: «Привет. Это Бьянка. Ты занята?»

19:11 Нина: «Ну, я не думаю, что держать голову над унитазом с 6 утра — это значит быть занятой. Смешно. Это точно не весело. Знаешь те, кто говорит, что утренняя тошнота длится всего 2 месяца? ОНИ ЛГАЛИ! Меня тошнит с 3-й недели, и эта часть про «утро» тоже неправда. Не хотишь зайти ко мне на чашечку кофе? Как поживает Ворчун?»

Я смотрю на последнюю строчку и фыркаю.

19:14 Бьянка: «Михаил все еще на работе. Он знает, что ты называешь его Ворчуном?»

19:14 Нина: «Конечно, знает. Он не часто сюда приходит, но когда приходит, то обычно сидит в углу и размышляет.»

19:15 Бьянка: «Да, он часто так делает. Я хотела тебя кое о чем спросить. Это касается Михаила. Но если тебе неудобно отвечать, просто скажи мне, все в порядке.»

19:16 Нина: «Конечно. Валяй.»

19:16 Бьянка: «Ты знаешь, что с ним случилось?»

Проходит несколько минут, пока Нина отвечает

19:18 Нина: «Да. Роман мне рассказал.»

19:18 Бьянка: «Его пытали, да? Я видела шрамы, и они не в результате несчастного случая. Его спина покрыта следами от кнута. Скажите, пожалуйста, кто пытал моего мужа? И за что?»

19:20 Нина: «Старый пахан. Отец Романа.»

Я потрясенно смотрю на ее ответ. Это сделал отец Романа? Телефон в моей руке начинает звонить. Нина. Я отвечаю на звонок.

— Я знаю, что ты не можешь ответить, но думаю, что будет лучше, если я расскажу тебе, чем напечатаю. Это... это очень ужасная история, Бьянка.

Голос Нины низкий и сдавленный, он так отличается от ее обычного веселого тона, что говорит мне о том, что все, что она собирается сказать, вероятно, будет хуже, чем я себе представляла.

— Я знаю только то, что мне рассказал Роман, а он не вдавался в подробности. Я скажу тебе то, что знаю. Можешь постучать по телефону в ответ на «да», хорошо?

Я постучала ногтем по микрофону

— Обещай мне, что не будешь спрашивать Михаила об этом. Никогда. Пожалуйста.

Да, это определенно хуже, чем то, что я думала. Я снова постукиваю по телефону.

— Отец Михаила занимался финансами старого пахана. Однажды пропала куча денег, просто исчезла со счета пахана. Несколько миллионов. Он решил, что отец Михаила имеет к этому какое-то отношение, и забрал всю его семью на один из старых складов. Он убил мать Михаила. Затем он приказал своему человеку... изнасиловать его сестру. Михаил и его отец смотрели

Боже милостивый. У меня дрожат ноги, и я чувствую, что меня сейчас стошнит, поэтому сажусь на пол в кухне и кладу лоб на колени.

— Когда отец Михаила так и не смог сказать, где деньги, пахан решил, что ему нужен стимул получше, — говорит Нина, и по голосу я понимаю, что она плачет. — Я не знаю, что он сделал с Михаилом, чтобы заставить его отца говорить, но на основании того, что ты мне рассказала, могу предположить. — Роман сказал, что они с Максимом нашли Михаила и его семью на следующий день. Все, кроме Михаила, были мертвы. Бьянка, ему было всего девятнадцать лет.

В ушах стоит гул, как у телевизора без сигнала, который заглушает все остальные звуки вокруг. Мое зрение затуманивается от слез, поэтому, когда я встаю, я ударяюсь бедром о стойку, но я не обращаю внимания на боль и спешу в комнату для гостей. Мне до жути холодно, поэтому я забираюсь в кровать под толстое одеяло, все еще прижимая телефон к уху.

— Роман убил своего отца в тот же день, когда застал его за попыткой задушить Варю, — продолжает она. — Подробности Роман узнал от двух мужчин, которые были на складе со старым паханом. Он убил и их обоих. Даже спустя столько лет он не может простить себе, что убил их и лишил Михаила возможности сделать это самому.

С другой стороны, раздается сопение, затем что-то лязгает, после чего слышится шепотом произнесенное ругательство.

— Я снова чувствую себя плохо, не уверена, что это из-за того, что я тебе это рассказала, или из-за беременности. Наверное, из-за того и другого. Я вынуждена вернуться к своей рвоте. Если захочешь узнать что-нибудь еще, напиши мне, и я спрошу Романа. Только... не спрашивай у Михаила.

Я постукиваю по телефону и роняю его на одеяло, затем зарываюсь лицом в подушку. И плачу.

Дверь в спальню открывается через пару часов, но я прячу голову под одеяло и делаю вид, что сплю. Ни за что не позволю Михаилу увидеть меня в таком состоянии, он сразу поймет, что что-то случилось. Я слышу его шаги, приближающиеся к кровати, и мгновение спустя легкий поцелуй в макушку. Он шепчет несколько слов по-русски и уходит. Я плачу еще час после его ухода, удивляясь, как человек, который прошел через такое, как Михаил, может быть таким нежным и любящим.

Когда я захожу в ванную, чтобы принять душ, мое лицо все еще красное, а глаза опухшие. По крайней мере, уже стемнело, и к утру отеки должны сойти.

Свет выключен, когда я вхожу в нашу спальню. Михаил лежит на боку и спит, повернувшись спиной к двери. Я на цыпочках подхожу к кровати, залезаю под одеяло и кладу голову на подушку, зарываясь лицом в шею Михаила

— Я думал, ты спишь, — говорит он.

Я протягиваю руку и глажу его по спине, ощущая по пути гребни, затем перехожу на живот и широкий участок линялой кожи, где он был обожжен, и, наконец, поднимаюсь к длинному тонкому шраму на груди.

— Я люблю тебя. — Мой голос такой тихий, но я знаю, что он слышит меня, потому что он обнимает меня за талию и прижимает к своей груди.

— Буду через час, — говорю Максиму и обрываю звонок.

Выхожу из спортзала, Бьянка поднимает голову от кофе и провожает меня взглядом, пока я иду на кухню. Я оставил свою футболку в спортзале, и мне неловко предстать перед кем-то, когда моя грудь и спина так непринужденно выставлены напоказ. Думаю, никто не видел меня без рубашки более десяти лет. Она наблюдает за мной через край своей чашки, ее взгляд перемещается с моего живота на грудь, но в ее глазах нет неприязни. Ее взгляд блуждает по моему телу, и, судя по тому, как кривится уголок ее губ, ей нравится то, что она видит.

Я открываю холодильник, чтобы достать бутылку воды, как вдруг к моей спине прикасается палец, который проводит круговые движения вверх по моей коже, затем спускается вдоль позвоночника. Еще один палец на моем правом бицепсе, переходит на переднюю часть, затем спускается вниз по груди. Когда она доходит до пояса моих трусов, она просовывает руку внутрь, чтобы обхватить мой член, и прижимается к моей спине.

— Черт, детка... Мне нужно быть у пахана через час.

Бьянка проскальзывает рукой в трусы и обхватывает уже твердый член, и в то же время я чувствую ее язык на моей спине, ласкающий спину. Я срываюсь. Рык вырывается из меня, когда я поворачиваюсь и, схватив ее за талию, перекидываю через плечо в силе пожарного, бегу в спальню.

Как только я опускаю ее на пол, Бьянка берется за мой пояс треников и спускает их вместе с трусами. Озорная ухмылка расплывается по ее лицу, когда она толкает меня на кровать, затем ползет по моему телу и прижимается своим ртом к моему. Она прикусывает мою губу, двигается ниже, проводя поцелуями по моей шее и груди, затем останавливается, когда достигает моего живота.

«Похоже, на этот раз наши роли поменялись местам», — жестикулирует она, ухмыляясь.

— Да? Как это?

«На мне все еще есть одежда. А ты полностью обнажен.» — Она делает знак, проводит кончиком пальца по моему животу и касается моего полностью эрегированного члена. — «Ты в моей власти.»

Интересно, осознает ли она, насколько правдиво ее заявление? Она может приставить пистолет к моему виску и спустить курок, а я и пальцем не пошевелю, чтобы ее остановить. Пока я смотрю, она наклоняется и лижет головку члена, и мне требуется огромное самообладание, чтобы не кончить немедленно. Еще одно лизание, обводя головку моего члена, затем она медленно берет его в рот. Я вдыхаю и хватаю ее косу, которая упала ей на плечо.

Держа конец косы между пальцами, я наматываю ее на руку, раз, два, потом третий раз, пока не дохожу до ее затылка. Затем тяну за нее, пока Бьянка не выпускает мой член изо рта и не поднимает на меня глаза. Я крепче сжимаю ее волосы и смотрю, как она выгибает свою изящную шею. Она кажется такой хрупкой, но это не так. Никто и пальцем не посмеет ее тронуть, потому что теперь у нее иметься свое чудовище, который присматривает за ней. Положив другую руку на хрупкую шею, я провел большим пальцем по линии ее скулы.

— Мне нужно, чтобы мой член был в тебе, детка, — говорю я и слегка сжимаю ее волосы, - — прямо сейчас.

Бьянка улыбается, тянется под юбку, и в следующее мгновение раздается звук рвущегося материала. Она протягивает руку, в которой видны испорченные кружевные трусики, и отбрасывает в сторону. Я держу руку в ее волосах, пока она опускается на мой член и начинает скакать на мне, все еще в шелковой блузке и модной юбке. С ее губ срывается звук, похожий на крик, когда ее стенки начинают спазмировать вокруг члена, и мой контроль ослабевает. Я отпускаю ее волосы, чтобы обхватить ее за талию и насадить на член. Бьянка стонет, руками сжимаем мои предплечья, затем ахает, когда вхожу в нее снизу. Она не сводит с меня глаз, пока ее тело содрогается от второго, еще более сильного оргазма, и мое семя начинает заполнять ее. Это самое прекрасное зрелище, которое я когда-либо видел.

* * *

— Это будет первый раз в моей жизни, когда я опоздаю на встречу с Романом. — Я смотрю на Бьянку, которая застегивает пуговицы на моей рубашке. — Ты меня портишь.

Она в ответ пожимает плечами и заканчивает с последней пуговицей.

«Ты пришел на кухню без рубашки. Чего ты ожидал?»

Определенно не того, что она набросится на меня таким образом.

— Я могу вообще перестать носить рубашки по дому, если я результат будет тот же.

«Сделай это. А там посмотрим.»

— Заметано. — Я наклоняюсь и целую ее. — Мне нужно идти. Я не вернусь до утра.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но останавливаюсь, услышав, как она произносит мое имя. Всякий раз, когда она так делает, у меня щемит в груди, потому что знаю, что это причиняет ей боль, но она продолжает, что бы я ни говорил.

— Будь осторожен.

— Буду. — Я целую ее лоб. — Сообщи мне, когда Лена вернется из садика.

Она кивает, кладет руку мне на грудь и кончиком пальца рисует форму сердца.

— Я тоже люблю тебя, детка. — Я беру ее лицо в свои ладони и касаюсь носом ее носа. — Ты даже представить себе не можешь, как сильно.

* * *

У нас уходит шесть часов на то, чтобы все организовать и расставить всех людей по местам. Дмитрий, Юрий и трое солдат ждут на одной точке, а Денис, Иван и Костя с еще двумя солдатами - на второй. Мы не уверены, на какой из этих двух остановок водитель Бруно решит остаться на ночь, поэтому нам пришлось разделить наши силы, что привело к сокращению штата. Павел должен был остаться, чтобы присматривать за клубами, а поскольку Антон все еще в больнице, мне пришлось взять с собой Сергея в качестве запасного варианта, чтобы прицеплять транспортный грузовик.

Сергей на задании — всегда катастрофа, которая только и ждет, чтобы случиться. В прошлом году ему запретили выезжать на задание после того, как он взорвал весь ирландский склад, оставив после себя только пепел. Я понятия не имею, о чем думал Роман, когда отправлял его на задание несколько месяцев назад, когда мы сражались с итальянцами. Этот человек - гребаная тикающая бомба. Если бы я не знал, то никогда бы не догадался, что они сводные братья.

Никто, кроме Романа и Максима, не знает, чем занимался Сергей до прихода в братву, но у меня есть подозрения. Каждый в нашем кругу должен хорошо владеть пистолетом и винтовкой. Сергей владеет всеми видами оружия, с которыми когда-либо сталкивался - снайперской винтовкой, тяжелыми автоматами, даже гранатометами. Он также специалист по всем видам взрывчатых веществ, самодельных и профессионально изготовленных. Обученная военными машина для убийств, возможно, из «черных оперативников».

— Помни, о чем мы договаривались, — говорю я. — Ребята разберутся с водителем. Ты заминируешь грузовик и подождешь, пока я вытащу девушку. Не отклоняйся от плана. И Сергей, не вздумай взорвать этот долбаный грузовик, пока я еще там.

— Ты сегодня какой-то нервный.

— Я хочу как можно быстрее покончить с этим. Моя жена ждет моего возвращения домой, целым и невредим.

— До сих пор не могу поверить, что ты женат.

— Ну, может, тебе стоит попробовать.

Он несколько мгновений смотрит на дорогу перед нами, прежде чем ответить.

— Я уже пробовал. Ничем хорошим это не закончилось.

И все же. Я понятия не имела, что Сергей был женат.

— Что случилось?

— Я ее убил. — Он откинулся на сиденье и зажег сигарету. — Сразу после того, как она попыталась перерезать мне шею.

— Черт, Сергей.

— Ага. Моим собственным ножом. Можешь поверить? — Он выдыхает облако дыма и сосредотачивается на грузовике в нескольких ярдах перед нами.

Я смотрю на него и замечаю темные круги под глазами.

— Ты не спал. Опять.

— На том свете высплюсь.

Грузовик подает сигнал правого поворота и съезжает с дороги. Сергей звонит Дмитрию.

— Он съехал с шоссе и едет в твою сторону. Время прибытия семь минут, — кричит он, бросает телефон на приборную панель и откидывается на сиденье, и самодовольно улыбается. — Мне не хватает острых ощущений, понимаешь?

Я знаю эту улыбку. Нам пиздец.

* * *

— Черт! — Я снова засовываю лом под грузовые двери грузовика и начинаю поднимать их, но механизм, который должен удерживать эту штуку от скольжения вниз, не работает.

— Сергей! Ты закончил?

Его голос доносится из-под грузовика.

— Еще один.

— Ты положил достаточно этого дерьма, чтобы взорвать всю эту чертову улицу. Оставь и иди сюда, дверь заклинило.

Сергей выкатывается из-под грузовика и подходит ко мне.

— Просто придержи, а я заберу девушку, — говорит он, включает фонарик на своем телефоне и запрыгивает в грузовик.

Я слышу его шаги внутри, затем звук передвигаемых коробок.

— Она там? — спрашиваю я.

— Я не могу ее найти. Ты уверен, что она... о, черт!

Раздается еще несколько шуршащих звуков и передвигаются вещи.

— Сергей?

— Я нашел ее. Черт, она в плохом состоянии. — Его шаги приближаются. — Держи дверь.

Я нажимаю на лом, поднимая дверь выше, затем хватаюсь за нижнюю часть и поднимаю ее над головой, чтобы Сергей мог вынести девушку. Держа на руках обмякшее женское тело, он ныряет под частично поднятую дверь и спрыгивает с грузовика. Черты лица женщины не разглядеть, потому что ее спутанные волосы разметались по лицу. Я вижу только порванные шорты и рубашку, и одну тонкую руку, которая безвольно свисает. Она — кожа да кости.

— Я позвоню Варе и скажу, чтобы она позвала доктора. — Я опустил дверцу грузовика. — Мы можем встретиться с ними на конспиративной квартире.

— Нет. Я отвезу ее к себе.

— Что? Ты с ума сошел?

— Я сказал, что забираю ее с собой.

В глазах Сергея странный взгляд, как будто он готов защищать свой драгоценный груз от любого, кто приблизится. Роман выйдет из себя, когда узнает об этом.

— Забей. Сажайте ее в машину, взрывай грузовик, и давай убираться отсюда.

По пути к машине я звоню Дмитрию и говорю, чтобы он забрал ребят и убирался восвояси. Я ожидаю, что Сергей положит девушку на заднее сиденье и сядет впереди, но вместо этого он просто крепко обхватывает ее руками и садится сзади, обнимая ее. Покачав головой, я завожу машину и сворачиваю на грунтовую дорогу, ведущую к шоссе.

— Готов? — Я смотрю в зеркало заднего вида и вижу, как Сергей смотрит вниз на девушку в своих объятиях. — Господи, Сергей! Возьми гребаный пульт и взорви уже чертов грузовик.

Он поднимает голову, глаза сужены, и ухмыляется мне. Эпический бум пронзает ночь. У меня округляются глаза. Он что, поставил эту штуку на таймер? Ублюдок мог бы разнести нас всех троих на куски, если бы поиски девушки затянулись на несколько минут.

Я беру телефон и набираю номер Бруно Скардони.

Он отвечает на втором звонке.

— Что?

— Дорогой тесть. — Я улыбаюсь. — Братва передает тебе привет.

Я обрываю звонок и набираю следующий номер Романа.

— Все готово.

— Все прошло по плану?

— Более или менее, — вздыхаю я.

— Черт. Что он сделал? Это Сергей, я просто знаю это.

— Он хочет забрать девушку к себе.

— Замечательно. Просто превосходно. Скажи ему, чтобы... знаешь, мне все равно. Мне Варю туда отправить?

— Да. И доктора. Девчонка едва жива.

— Замечательно, блядь. Завтра в восемь утра я жду тебя здесь.

Я бросаю телефон на пассажирское сиденье и еду к Сергею.

Глава 19

Я сажусь в кровати и смотрю, как Михаил готовится к поездке к пахану.

«Когда ты вернешься?»

— Я не знаю. —Он наклоняется, чтобы поцеловать меня. — Я напишу тебе, когда закончу.

«Хорошо. Пойду разбужу Лену. Она опоздает.»

— Тебе не нужно этого делать. Я подготовлю ее.

«Я хочу. И волосы я ей лучше укладываю», — жестами говорю я и глажу его по щеке.

Когда Михаил уходит, я направляюсь в комнату Лены, достаю из комода милые розовые брючки и рубашку с розовыми рюшами, сажусь рядом с ней на кровать. Проходит целых две минуты, пока я трясу ее за нос, пока она наконец не просыпается.

— Бьянка, Бьянка, еще пять минут.

Я вздыхаю, убираю несколько спутанных прядей волос с ее лица и прислоняюсь спиной к стене. Мы можем подождать еще пять минут.

Сиси приходит как раз в тот момент, когда я заканчиваю прическу Лены «много косичек». Лена бежит за рюкзаком и направляется к двери, но потом поворачивается и спешит обратно ко мне.

— Бьянка, Бьянка. — Она наклоняется и целует меня в щеку, затем бежит к Сиси, машет рукой. — Увидимся позже, мамочка.

Когда я смотрю, как она уходит, на душе разливается тепло.

* * *

Я только что закончила принимать душ, когда где-то зазвонил телефон. Я напряглась. Мне никто не звонит, никогда. Нет смысла звонить кому-то по телефону, если он не может говорить. Я выбегаю из ванной, спешу в гостиную и начинаю искать свой телефон. Как только я нахожу его под подушкой на диване, он перестает звонить, и я проверяю пропущенные вызовы и вижу номер Аллегры. Должно быть, что-то случилось, если она звонила мне. Я отвечаю на звонок и возвращаюсь в спальню, чтобы одеться.

— Бьянка, — говорит она, как только звонок соединяется. — Мне нужно, чтобы ты немедленно приехала сюда. Поторопись. Это Милена.

Связь обрывается, и во мне нарастает чувство ужаса. Что случилось с Миленой? Почему она ничего мне не сказала?

Я пытаюсь позвонить ей снова, но она не отвечает, поэтому я надеваю первую попавшуюся одежду, беру телефон и сумочку и выбегаю из квартиры. Когда оказываюсь на улице, я начинаю оглядываться в поисках такси, слишком отвлеченная всеми возможностями того, что могло случиться с Миленой, чтобы заметить машину, которая останавливается прямо передо мной.

— Бьянка! — слышу я голос отца, доносящийся из машины. — Поехали.

Он открывает пассажирскую дверь, и я, не раздумывая, сажусь в машину. Звук закрывающихся дверей заставляет меня поднять голову и посмотреть на отца, который смотрит на меня со злобой в глазах.

— Cara mia,(Моя дорогая) — усмехается он и бьет меня с такой силой, что я теряю сознание.

Я как раз паркую машину перед домом Романа, когда телефон пикает от входящего сообщения. Подумав, что это, наверное, Бьянка, открываю сообщение, и кровь у меня стынет в жилах. Фото Бьянки, сидящей в старом кресле, со связанными за спиной руками. Она смотрит вверх, вероятно, на того, кто сделал фото, ее лицо - маска гнева. Большая красная гематома покрывает большую часть щеки, губа разбита, а из уголка рта стекает тонкая полоска крови.

Телефон в моей руке звонит, показывая номер Бруно Скардони.

— Я убью тебя, Бруно, — говорю я, как только отвечаю на звонок. — И сделаю это медленно и мучительно.

— Я пришлю тебе адрес. Ты приедешь один, или я причиню ей боль.

Сообщение с адресом где-то в пригороде приходит после того, как он прерывает звонок. Я включаю заднюю передачу и нажимаю на педаль газа.

У меня уходит почти час, чтобы добраться до захудалого дома на окраине Чикаго. Полуразрушенное строение, окруженное зарослями травы и сорняков. Две машины припаркованы рядом, прямо перед дверью, которая висит на петлях. Двое мужчин стоят по обе стороны двери, еще один - возле одной из машин.

Я быстро отправляю сообщение Денису, приказывая ему немедленно приехать сюда, затем беру свой пистолет из-под сиденья и направляюсь к дому.

Я смотрю на отца, который откинулся на спинку потрепанного дивана напротив меня, держа в руке пистолет. Он не убьет меня, я это знаю. Бруно может быть подонком, но он не убьет собственную дочь, верно? Я понятия не имею, что происходит, но очевидно, что что-то случилось. Что-то серьезное, потому что я никогда не видела своего отца в таком состоянии. Костюм, который он носит, в полном беспорядке. Его обычно тщательно зачесанные назад волосы в беспорядке, и хотя его поза расслаблена, рука на колене слегка подрагивает, а большой палец быстро постукивает по ноге. Я знаю, о чем он говорит. Он зол, но, судя по его глазам, он также напуган.

Нехорошо.

—— Я все спланировал. Все было идеально, — говорит он, глядя на стену позади меня. — Каждую мелочь. Всё было превосходно! Втянуть братву в войну с албанцами, а потом захватить их бизнес. Свадебный стрелок обошелся мне в пятьдесят тысяч, а бандиты, которые должны были убить твоего сукиного мужа, еще в сто пятьдесят. Тупые идиоты.

Я просто смотрю на него в шоке. Вся наша семья была на том свадебном приеме! И я была в одной машине с Михаилом, когда те парни начали преследовать нас, они могли убить нас обоих. Неужели ему было все равно?

— Я был так уверен, что все пойдет по плану, пока твой муж не взорвал мой груз прошлой ночью. Пятнадцать миллионов. Все пропало. Дон, наверное, уже знает. Я по уши в дерьме.

Он смотрит на меня, и по его лицу расползается безумная улыбка.

— Но я не пойду на дно один. Я убью этого сукина сына, даже если это будет последнее, что я сделаю.

Звук приближающейся машины достигает моих ушей, и кровь леденеет. Нет. Пожалуйста, Боже, нет. Я сильнее дергаю за путы, которые пыталась развязать последние тридцать минут. Мое правое запястье уже стерлось. Нужно еще немного ослабить веревку, и я смогу вытащить руку.

Перед домом раздается выстрел. За ним быстро следуют еще два.

— Вот ублюдок. — Мой отец встает с дивана и идет ко мне.

Я откидываюсь назад в кресле, чтобы спрятать руки от его взгляда. Он останавливается справа от меня и поднимает пистолет к моему виску как раз в тот момент, когда в дверь врывается Михаил. Наши взгляды сталкиваются, и на мгновение я могу лишь наблюдать, как он застывает на месте, внешне полностью контролируя себя. Его темно-синий взгляд фокусируется на пистолете у моего виска.

— Ты убил моих людей? — усмехается отец.

— Да. Отпусти Бьянку. Это касается только нас двоих, Бруно.

— Я так не думаю. Думаю, я бы предпочел, чтобы она смотрела. Все равно она во всем виновата. Не так ли, cara mia? — Он смотрит на меня с такой ненавистью, что у меня перехватывает дыхание. — Ты просто не могла хоть раз в жизни сделать так, как я сказал. Я был так взволнован, когда узнал, что тебя выдадут замуж за Мясника Братвы. О, какие у меня были планы. Знаешь, мне интересно... знаешь ли ты, почему его называют Мясником?

— Бруно, не надо, — говорит Михаил.

— О, ты не сказал ей? — Мой отец смеется, берет меня за подбородок двумя пальцами и поворачивает мою голову так, что я снова оказываюсь лицом к Михаилу. — Посмотри на своего мужа, Кара. Ты знаешь, что он делает для Братвы?

Михаил смотрит на меня, его тело напряжено, челюсть сжата, но он ничего не говорит. Я уже знаю, что он занимается распространением наркотиков, поэтому не понимаю, почему он молчит.

— Он пытает людей, Бьянка. Он любит называть это добычей информации, но на самом деле твой муж бьет их, режет и делает всё, чтобы заставить их заговорить. Посмотри на него хорошенько и увидишь настоящего человека, ради которого ты продала свою семью.

Я смотрю на Михаила, желая, чтобы он что-то сказал, чтобы сказал моему отцу, что он лжет. Но он молчит. Вместо этого он сжимает руку в кулак, медленно поднимает ее к груди и делает круговое движение, глядя на меня голубым глазом с грустью. Жест, означающий «Мне жаль.»

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Мир, в котором мы живем, — поганая штука. Я всегда знала это, и я бы только обманывала себя, полагая, что Михаил может быть кем-то другим, кроме как еще одним продуктом этого преступного мира. Каждый предмет одежды, которым я владею, каждый обед, который я когда-либо ела, был оплачен кровью. Я не лицемерка и не буду притворяться, что это не так. Одобряю ли я насилие? Нет. Смогла бы я пытать человека, чтобы получить нужную мне информацию? Наверное, нет.

Я открываю глаза и смотрю прямо в этот голубой взгляд. Стану ли я любить Михаила меньше из-за того, что он делает? Нет. Испорченный мир порождает испорченных людей. Возможно, я тоже одна из них, потому что я принимаю свою реальность такой, какая она есть.

— Я люблю тебя, — произношу я слова Михаилу и наблюдаю, как он замирает, сосредоточившись на моих губах.

— Боже мой, ты любишь его, — изумленно говорит мой отец, а затем взрывается смехом. — Но не волнуйся, ты красивая. Мы легко выдадим тебя замуж за другое чудовище. — Он поворачивается к Михаилу. — Вытащи магазин и брось пистолет.

Нет, нет, нет. Я наблюдаю за Михаилом, как он вытаскивает магазин, а затем бросает его вместе с пистолетом на пол перед собой.

— На радиаторе в углу висят наручники. — Отец кивает в сторону другого конца комнаты, все еще прижимая пистолет к моей голове. — Надень на себя наручники.

Паника поднимается во мне, когда наблюдаю, как Михаил идет к радиатору, надевает наручники на правое запястье, а второй застегивает на трубе. Мой отец его убьет.

— Бруно, прошу. Отпусти Бьянку. Ты можешь делать со мной все, что хочешь, но отпусти свою дочь.

— Не знаю... — Он опускает пистолет и делает несколько шагов к Михаилу. — Думаю, я должен позволить ей посмотреть, как я тебя убиваю. Может быть, в следующий раз будет умнее.

Не обращая внимания на жгучую боль, я изо всех сил тяну на себя путы, вращая рукой влево и вправо. В тот же момент, когда я чувствую, что моя рука освобождается, воздух пронзает выстрел. Я вскидываю голову и с ужасом смотрю, как из раны в плече Михаила начинает сочиться кровь.

— Ты же не думал, что я тебя так просто отпущу? У меня здесь еще несколько пуль, и я позабочусь о том, чтобы только последняя была смертельной. — Отец делает еще один шаг к Михаилу. — Что мне выбрать дальше? Может быть, ногу? Или другое плечо? Ты мог бы мне посоветовать, это ведь твоя специфика.

Я вскакиваю на ноги и бегу к пистолету Михаила, лежащему на полу возле дверного проема.

— Бьянка! — кричит мой отец. — Какого черта ты делаешь? Брось эту штуку. Ты поранишь себя, идиотка!

— Выходи и беги! — кричит Михаил в то же время. — Сейчас же, Бьянка!

Я игнорирую их обоих. Я не побегу, и я обязательно кому-нибудь наврежу. И этим кем-то буду не я. Я смотрю на отца, который стоит в трех метрах перед Михаилом, беру пистолет в одну руку, вставляю магазин и взвожу затвор. На это уходит не более нескольких секунд, я много раз практиковалась с Анджело. Выражение глаз моего отца, когда он смотрит, как я встаю и направляю на него пистолет, бесценно.

Несколько мгновений мы просто стоим и смотрим друг на друга, мой пистолет направлен в грудь отца, а он смотрит на меня.

— У тебя не хватает смелости, cara mia. — Он улыбается и начинает поворачиваться к Михаилу.

Нет, наверное, у меня не хватит смелости убить своего отца. Я делаю глубокий вдох, целюсь ему в бедро и нажимаю на курок.

Бруно Скардони вскрикивает, и пистолет выпадает из его руки. Он падает на пол, зажимая окровавленное бедро.

Я делаю пару шагов, пока не оказываюсь перед ним.

— Это за меня, — прохрипела я, затем снова прицелилась — на этот раз в его плечо - и выстрелила. Его тело дергается, и отец падает на пол. — Это за... моего мужа.

Не обращая внимания на рыдания отца, я пинком отправляю его пистолет в другой конец комнаты.

— Бьянка, детка отдай мне пистолет.

Я смотрю на Михаила и его протянутую руку, подхожу к нему и вкладываю пистолет в его свободную руку.

— Бьянка, посмотри на меня, solnyshko.

Она поднимает глаза, и я вижу, что она плачет.

— Можно я убью его, детка? — Я смотрю на Бруно, который пыхтит на полу. Если бы Бьянки здесь не было, он был бы уже мертв, но я не стану убивать его на ее глазах, если она этого не захочет.

Она отрицательно качает головой, затем стягивает с себя футболку и скручивает ее в жгут. Стоя в одном лифчике и джинсах, она прижимает его к моему кровоточащему плечу. Моя рука все еще прикована наручниками к трубе радиатора, а плечо чертовски болит, но я ни за что на свете не стану рисковать, чтобы она подошла к этому ублюдку в поисках ключа. Вместо этого я обхватываю ее свободной рукой и прижимаю к груди, стараясь, чтобы пистолет в руке не касался ее кожи.

Дверь ударяется о стену, и вбегает Денис, с пистолетом наготове, оглядываясь по сторонам.

— Смотри в пол, — рявкаю я. Никто, кроме меня, не увидит мою жену полуголой, к черту особые обстоятельства.

— Ключ от наручников. — указал головой в сторону Бруно. — Перевяжи чем-нибудь его ногу и позвони Максиму, чтобы кто-нибудь забрал его и доставил к дону.

Денис находит ключи от наручников в одном из карманов Бруно и бросается отпирать наручники.

— Нужно отвезти вас в больницу, босс, — шепчет он.

— Нет. Поедем к Доку. Я не поеду в больницу с огнестрельным ранением, если в этом нет необходимости. Мы поедим на твоей машине.

— Почему всегда моя машина для перевозки блюющих или истекающих кровью пассажиров? — бормочет Денис, пока звонит Максиму.

Я кладу палец под подбородок Бьянки и поднимаю ее голову.

— Ты в порядке, dusha moya?

Она берет мою руку и кладет ее на рубашку, которую вжимала в мое плечо, обхватывает мое лицо ладонями и целует меня.

— Нет. Но буду, — говорит жестами она и снова целует меня.

— Нам нужноустановить некоторые правила. Когда я говорю тебе бежать, ты бежишь, Бьянка. Это ясно?

«И бросить тебя на произвол судьбы?»

— Да

Бруно мог убить ее. Не думаю, что он это сделает, но я бы никогда не стал рисковать ее жизнью, даже если бы существовала однопроцентная вероятность, что она в итоге пострадает.

«Я не могу тебе этого обещать. Прости.»

— Бьянка, детка, если ты не пообещаешь мне, я запру тебя в квартире и поставлю двух охранников у двери. Я так зол на тебя за то, что ты там устроила. Пожалуйста, не испытывай меня на прочность.

«Хорошо.»

— Хорошо, что? Хорошо, ты обещаешь, что сделаешь то, что я скажу?

Она слегка ухмыляется, обнимает меня за талию и кладет голову мне на грудь.

Не знаю, что заставляет меня поднять голову от груди Михаила и посмотреть на отца, лежащего на полу в дюжине шагов позади Михаила. На мгновение кажется, что он все еще в отключке, но потом мой взгляд падает на его правую руку, засунутую в пиджак. Сцена разворачивается как в замедленной съемке. Из пиджака высовывается рука с пистолетом, в глазах безумный взгляд, на лице сияет довольная улыбка. Он направляет пистолет в спину Михаила. Я обхожу Михаила и начинаю бежать к отцу. Кто-то кричит. Меня обхватывает сильная рука, разворачивает, и я прижимаюсь спиной к широкой груди Михаила. Два выстрела раздаются где-то позади меня, почти одновременно. Михаил вздрагивает и делает шаг вперед, все еще прижимая меня к себе. Он целует меня в макушку.

— Не смей больше никогда пытаться получить пулю, предназначенную для меня, — шепчет он мне на ухо.

Его рука ослабевает вокруг меня, когда Денис смотрит на неподвижное тело моего отца, а затем поворачивается и бежит к нам. Я выдыхаю, благодарная за то, что все закончилось, и обхватываю Михаила руками. Его рубашка мокрая. Я отдергиваю правую ладонь — красная. Ужас охватывает меня, когда я смотрю на Михаила, который спотыкается, но Денис успевает его поймать.

— Бери мою машину! — кричит Денис, закидывает руку Михаила себе на плечи и тащит его к входной двери. — Сейчас же, Бьянка!

Я бегу.

Глава 20

Я чувствую чью-то руку на своем плече и открываю глаза. Нина сидит на стуле рядом со мной и наблюдает за мной.

— Есть новости? — спрашивает она, но я только качаю головой.

Вчера, как только мы приехали в больницу, Михаила увезли на операцию. Она длилась четыре часа. Врач сказал, что пуля задела легкое, но все должно быть в порядке, и что сегодня его переведут из реанимации. Я ждала, когда медсестра сообщит мне, в какую палату его переведут, но мне сообщили, что у него началось внутреннее кровотечение, и что его снова нужно срочно оперировать. Это было шесть часов назад.

— Денис принес для тебя одежду, — говорит Нина и протягивает мне руку. — Полотенце и косметику тоже. Тебе нужно принять душ и переодеться. Потом что-нибудь поесть.

Я заворачиваюсь в куртку, которую дал мне Денис, и качаю головой. Я не встану с этого кресла, пока кто-нибудь не придет и не скажет мне, что с Михаилом все в порядке.

— Через две двери есть пустая палата. Мы вернемся максимум через десять минут. Роман останется здесь и позвонит нам, если кто-то придет с новостями. Если Ворчун увидит тебя в таком виде, он сразу же с тобой разведется, ты же знаешь?

Я смотрю на пахана, который стоит в нескольких футах справа от меня, и он кивает.

— Я буду здесь и приду за тобой, если доктор выйдет.

Я высвобождаю ноги из-под себя и медленно встаю. Я понятия не имею, сколько часов я провела в таком положении, и мои ноги затекли, как будто к ним прекратился приток крови. У меня уходит меньше десяти минут на то, чтобы принять душ, почистить зубы и надеть джинсы и футболку, которые я нашла в сумке. Я собираю косметику, чтобы положить ее обратно в сумку, когда замечаю на дне сложенную серую толстовку. Я достаю ее и снова начинаю плакать. Та самая, которую я украла у Михаила. Денис, наверное, упаковал ее, думая, что она моя. Мне не холодно, но я все равно надеваю ее и возвращаюсь в приемную.

Нина смотрит на меня, когда я вхожу, и улыбается, но улыбка не доходит до ее глаз.

— Черт, милая. Это Ворчуна?

Я киваю и пытаюсь удержать слезы.

Нина фыркает и обнимает меня.

— С ним все будет хорошо, вот увидишь. — Она снова фыркает. — Пойдем. Давай поищем тебе что-нибудь перекусить.

Через час врач выходит из операционной и сообщает нам, что операция прошла успешно. Он говорит нам идти домой и вернуться утром, так как Михаила не выпишут из реанимации до этого времени, но я только качаю головой и возвращаюсь на свое место. Я никуда не пойду.

В другом конце коридора Роман и Нина начинают спорить, но я улавливаю только ту часть, где он угрожает, что сам отнесет ее домой, если она не уйдет. Через пятнадцать минут приходят двое мужчин в костюмах. Тот, что постарше, в очках, подходит к Роману и отдает ему ноутбук, который он принес. Они садятся в дальнем конце коридора, что-то обсуждая. Второй мужчина следует за Ниной, когда она встает передо мной и берет мою руку в свою.

— Мне нужно идти. Роман пригрозил привязать меня к кровати, если я не пойду домой и не посплю, но я вернусь утром. Если тебе что-нибудь понадобится, напиши мне, хорошо?

Я сжимаю ее руку и киваю.

— Максим и Роман останутся с тобой. — Она кивает им двоим. — Максим договорился с медсестрой, чтобы ты отдохнула в палате Михаила, пока его не привезут. Постарайтесь немного поспать.

Я не думаю, что мне это удастся, но все равно киваю.

Медсестра приходит через несколько минут после ухода Нины и отводит меня в комнату, где я принимала душ. Я опускаюсь на диван у окна, достаю телефон и отправляю Сиси сообщение с вопросом о Лене. Мы не сказали ей, что случилось.

Я листаю телефон, просматриваю двадцать или около того сообщений от Милены, спрашивая о Михаиле и о том, нужно ли мне что-нибудь. В одном из них она спрашивает, приду ли я завтра на похороны отца. Я сообщаю ей, что состояние Михаила не изменилось, игнорирую вопрос о похоронах и бросаю телефон на сиденье рядом со мной. Что касается меня, то я надеюсь, что мой отец будет гореть в аду.

* * *

Чертов торговый автомат заклинило. Я пытаюсь несколько раз ударить по нему ладонью, но ничего не происходит. Вздохнув, я отхожу от автомата и направляюсь в кафетерий на другой стороне здания. Я совсем не голодна, но в последний час у меня начала кружиться голова, вероятно, мой организм говорит мне, что я не ничего не ела, кроме салата, который Нина заставила меня съесть вчера.

Когда я подхожу к раздвижной двери, ведущей в столовую, я замечаю свое отражение в стекле. Мои волосы спутаны до такой степени, что кажется, будто на меня напали. Мое лицо призрачно бледное, если не считать темно-коричневых мешков под глазами, и на секунду я задумываюсь о том, чтобы войти в кафетерий в тако виде со всеми этими людьми. Я выгляжу как разбитой, но потом решаю, что мне наплевать. Я выбираю самый маленький сэндвич, который могу найти, и лимонад, и ем по дороге обратно. Когда поворачиваю за угол, из палаты выходит медсестра и в несколько шагов достигает меня. Я помню ее со вчерашнего вечера, когда она пришла дать мне одеяло.

— Мы только что перевезли вашего мужа в палату. Он все еще под действием седативных препаратов, но скоро очнется, так что позовите меня, когда он проснется, хорошо?

Поскольку я ничего не говорю, она улыбается и слегка сжимает мою руку в знак заверения.

— Он будет в порядке, милая, не волнуйтесь. Попробуйте поговорить с ним, это поможет ему проснуться.

Роман и Максим стоят в нескольких метрах дальше по коридору и смотрят на меня. Я поворачиваюсь к открытой двери в нескольких шагах впереди, но ноги не идут... Не знаю почему, но мне вдруг стало страшно заходить внутрь. Я делаю глубокий вдох, затем еще один, и, наконец, собрав всю свою волю в кулак, делаю эти несколько шагов и вхожу в комнату.

Михаил лежит с наклоненной в сторону головой, белая простыня покрывает его до груди. Сбоку от кровати стоит капельница и еще несколько трубок и проводов. Некоторые из них подключены к небольшому монитору, расположенному над кроватью, и на мгновение я замираю от пульсирующей линии, показывающей биение его сердца.

Я беру стул из угла, ставлю его на край кровати и медленно сажусь. Мне хочется взять его руку и поднести ее к своему лицу, но я боюсь, что это причинит ему боль, поэтому я просто придвигаюсь ближе и кладу голову на кровать рядом с его подушкой. Некоторое время я просто наблюдаю за ним, ненавидя его неподвижность, пока не набираюсь смелости протянуть руку и положить ладонь ему на щеку. Кто-то снял его повязку. Ему это не понравится.

Медсестра сказала, что разговоры должны помочь разбудить его. Не уверена, что у меня это получится, но я постараюсь сделать все возможное.

Я просыпаюсь от тихого звука рядом с моим ухом. Пытаюсь открыть глаза, но не получается, поэтому я сосредотачиваюсь на звуке. Сначала он похож на шум в голове, но постепенно превращается в голос. Он такой тихий, едва слышный шепот, и мне приходится сосредоточиться, чтобы разобрать слова.

— Ты напугал меня... так сильно.

Пахнет больницей, но я не знаю, как я здесь оказалась. Голова словно в тумане.

Голос продолжает шептать:

— Когда ты... достаточно поправишься... Я собираюсь... задушить тебя.

Мой разум медленно возвращается в нужное русло, вспоминая. Вхожу в здание и вижу Бруно с пистолетом, у виска Бьянки. Бьянка бежит к отцу, в то время как он целится в меня из пистолета. Паника, охватившая меня, когда я понял, что происходит. Мое solnyshko, которое пыталось встать между мной и пулей. Я не знаю, что бы я сделал, если бы пуля попала в нее, а не в меня.

— Я люблю тебя. ...пожалуйста...очнись.

Последние слова потерялись. Сколько она уже говорит? Собрав все свои силы я открываю глаза.

— Больше никаких разговоров, — прохрипел я.

Бьянка поднимает голову с подушки. Она наклоняется ко мне и обхватывает мое лицо ладонями. Зрение затуманено, в комнате мало света, но я все равно замечаю припухлость и красноту вокруг ее глаз и беспорядок в ее волосах. Я не помню, чтобы когда-нибудь видел Бьянку в таком состоянии. Она шмыгает носом, целует меня в губы и начинает жестикулировать, но я не вижу, какие жеты выписывают ее руки.

— Я ни черта не вижу, детка. — Я вздыхаю и тянусь к ее руке. — Поднимись сюда.

Она качает головой, но я притягиваю ее к себе.

— Ложись рядом со мной. Все в порядке.

Сначала она не хочет, но потом осторожно поднимается, ложится на край кровати и прижимается ко мне.

— Ты рассказала Лене, что случилось?

Я чувствую, как кончик ее пальца слегка надавливает на мою грудь, рисуя буквы.

Н-Е-Т

— Хорошо.

Дверь в комнату открывается, и входит Роман. Несколько мгновений он наблюдает за нами, затем подходит к кровати.

— Какие повреждения? — спрашиваю я.

— Пробито легкое и внутреннее кровотечение. Тебя подлатали. Доктор сказал, что через месяц ты будешь как новенький.

— Когда я смогу вернуться домой?

— Через две недели.

Я смотрю на него.

— Я не останусь в больнице на две недели.

— Ты пробудешь столько, сколько тебе скажут, — рявкает Роман и направляет на меня рукоятку своей трости. — И ты будешь делать именно то, что они скажут тебе делать. Это приказ.

— А как же работа?

— Я буду работать, пока ты не вернешься. Ты не работаешь следующие два месяца.

Он не может говорить серьезно.

— Два месяца?

— Заткнись, блядь. Тебя чуть не убили, — рычит он. — Если я поймаю тебя на работе раньше этого срока, я поменяю тебя с Павлом, и ты получишь клубы. Понял меня, Михаил?

Я стискиваю зубы.

— Да, пахан.

— Отлично. Мы ждем вас обоих на ужин, когда тебе станет лучше. И воспользуйся свободным временем, чтобы отвезти жену в медовый месяц или еще куда-нибудь. У вас больше не будет двухмесячного отпуска. — Он поворачивается, чтобы уйти, потом оглядывается через плечо. — Сергей заехал вчера, когда узнал, что в тебя стреляли.

Я поднимаю брови:

— Сюда? Зачем?

— Ага. Ворвался, спросил о тебе, сказал, чтобы я передал тебе сообщение, а потом ушел.

— Какое сообщение?

— Он хочет, чтобы ты отправил ему список людей, которые были причастны к твоему ранению, чтобы он мог их убить. Он сказал, что свободен в эти выходные.

Я вздохнул и покачал головой.

Я протягиваю руку и провожу ладонью по пятидневной щетине Михаила. Необычно. Я видела его только чисто выбритым. Его шрамы гораздо менее заметны с волосами на лице. Он выглядит по-другому. Я поднимаю глаза и вижу, что он наблюдает за мной.

— Тебе нравится? — спрашивает он.

Я улыбаюсь и снова провожу ладонью по его лицу.

— Хочешь, я оставлю это?

Он спрашивает небрежно, но внимательно следит за моей реакцией. Я понимаю, что он имел в виду. Ему не нравится, когда у него есть волосы на лице, он мне так однажды и сказал. Но если я скажу «да», он оставит их, потому что думает, что я предпочту, чтобы его шрамы были скрыты. Он все еще не понимает. Я думаю, что он самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела.

«Мне нравится.» — жестами говорю я, и он кивает, опуская бритву в раковину. — «Но я предпочитаю, когда ты чисто выбрит.»

Его рука, держащая бритву, замирает.

— Уверена? — спрашивает он, и в его глазах появляется сомнение.

Я обхватываю его лицо ладонями, наклоняю его голову вниз и целую его.

— Уверена, Михаил, — шепчу я ему в губы.

— Хорошо, малышка.

«Хочешь, чтобы я это сделала?» — Я никогда раньше не брила мужчин, но его правая рука в перевязи из-за плеча, и я не уверена, что он сможет справиться с этим только левой рукой. — «Я буду осторожна. Ты, наверное, порежешься.»

Михаил смотрит на меня несколько секунд, а потом смеется.

— Это не имеет значения, детка.

Я сужаю глаза, беру его подбородок между пальцами и слегка сжимаю.

«Для меня это имеет значение.»

— Ладно, ладно. — Он улыбается, опускает крышку унитаза и медленно садится на нее. — Я весь твой.

«Именно.» — Я киваю, беру бритву и крем для бритья с раковины, а затем приступаю к тому, чтобы вернуть своему мужу его первоначальную привлекательность.

Закончив, я поворачиваюсь, чтобы положить бритвенные принадлежности на место, когда слышу, как за моей спиной закрывается замок на двери ванной. Я поворачиваюсь и вижу ухмыляющегося Михаила.

«Нет», — говорю я.

— Да.

«В тебя стреляли пять дней назад. Дважды. Мы не будем делать ничего такого, что потребовало бы запертой двери.»

— Иди сюда.

«Нет.»

Он протягивает руку вперед, цепляется пальцем за пояс моих джинсов и тянет меня к себе, пока я не оказываюсь между его ног.

— Повернись.

Я вздыхаю и подчиняюсь.

— Мне нравится, когда ты притворяешься послушной. — Он шепчет мне на ухо и начинает расстегивать мои джинсы.

Я открываю рот, чтобы сказать ему, что я думаю об этом заявлении, поскольку я не могу показать жестами, прижавшись спиной к его груди, но, когда его рука проскальзывает внутрь моих джинсов, слова замирают на моих губах.

— Уже мокрая? — спрашивает он, и я чувствую, как его палец входит в меня. — Мне это нравится. Мне это очень нравится, Бьянка.

Он кусает меня за плечо и вводит еще один палец, заставляя меня застонать.

— Как ты думаешь, сколько времени мне понадобится, чтобы заставить тебя кончить, а? — Он делает медленные круговые движения вокруг клитора. — Пять минут

Я закрываю глаза и киваю головой.

— Я сомневаюсь в этом, детка, — шепчет он, затем слегка щиплет мой клитор. — Ты не продержишься больше двух минут.

Я прислоняюсь спиной к его груди и раздвигаю ноги чуть шире. То, что этот мужчина может делать своей рукой... это безумие.

— Открой глаза, Бьянка.

Я открываю и смотрю на наши отражения в зеркале над раковиной — рука Михаила между моих ног и по-волчьи оскал на его лице. Он вынимает палец, и я хочу закричать, но потом он снова вводит его до упора и нажимает большим пальцем на клитор, и я мгновенно кончаю.

— Едва ли полторы минуты, детка. — Он целует мое плечо. — Мы попробуем еще раз позже. Посмотрим, получится ли у нас меньше минуты.

Злой, порочный мужчина.

Эпилог Шесть недель спустя

«У меня для тебя сюрприз.» — жестикулирую я и кладу руки на грудь Михаила.

— Да? И что за сюрприз?

Я растягиваю губы в самодовольной улыбке, берусь за его галстук и делаю шаг назад, притягивая его к себе. Михаил поднимает бровь, но следует за мной, делая один шаг вперед на каждые два моих, позволяя мне вести его через гостиную в спортзал. Не отпуская его галстук, поворачиваю ручку и затаскиваю его внутрь, в ожидании его реакция, когда он увидит подготовленную мной обстановку. Он останавливается на пороге и смотрит на жалюзи, которые я опустила до конца панорамных окон. Единственный светом в комнате две лампы, которые я перенесла из гостиной и поставила в противоположных углах. Он слегка улыбается, когда замечает кресло, которое поставила в центре комнаты, но ничего не говорит. Показывая на него пальцем, я увлекаю его в свой импровизированный театр и веду его, пока мы не доходим до кресла.

«Садись», — говорю я и легонько толкаю его в грудь.

Михаил садится на стул и наклоняет голову в сторону, поджав губы, словно пытаясь прочитать мои намерения.

«Закрой глаза. И не подглядывай.»

— Хорошо. — Он улыбается и откидывается в кресле.

Я легонько целую его в губы, а затем спешу в угол, где оставила свою юбку из тюля и балетные тапочки, спрятанные под полотенцем. Мне требуется меньше двух минут, чтобы вылезти из платья и надеть тапочки, кроп-топ и юбку. Сначала я планировала надеть купальник, но это помешало бы мне в дальнейшем. Поразмыслив несколько секунд, я снимаю трусики и бросаю их поверх сброшенного платья. Бросив взгляд через плечо на Михаила, я улыбаюсь в предвкушении, когда настраиваю систему громкой связи на максимальную громкость. В паузе, которую я включила перед началом моего плейлиста, я принимаю открытую четвертую позицию с одной рукой, вытянутой по мягкой дуге.

Начальные звуки ноктюрна №9 Шопена заполняют комнату, и Михаил открывает глаза. Я улыбаюсь, целую его и начинаю. Я вытягиваюсь в пируэт, медленно вытягиваю ногу в подвешенном developpé - моя начальная партия из «Лебединого озера», а затем продолжаю серию различных хореографий. Михаил следит за мной, не мигая, за каждым моим движением. Я привыкла, что на меня смотрят мужчины, как на сцене, так и вне ее, но никто никогда не смотрел на меня так, как Михаил. Как будто я драгоценная, и он боится, что если он отведет от меня взгляд, то могу исчезнуть. Мой муж такой глупенький. Никто не заставит меня расстаться с ним. Никогда. Я делаю арабеск и несколько маленьких шагов, пока не оказываюсь прямо перед ним, затем делаю фуэте и останавливаюсь в тот самый момент, когда заканчивается пьеса Шопена.

На несколько секунд воцаряется тишина, в течение которой он просто наблюдает за мной с небольшой улыбкой на губах. Вероятно, он думает, что на том всё, и когда комнату заполняет песня Джона Ледженда «Всего себя», он приподнимает бровь. Я улыбаюсь и делаю шаг вперед, становясь между его ног. Первый куплет мы смотрим друг на друга, даже не касаясь, но, когда поет хор, я кладу левую ладонь на его правую щеку и, не разрывая зрительного контакта, свободной рукой снимаю с его глаз повязку.

— Всего себя, — шепчу я и целую его в губы. — Дай мне всего себя... детка.

Он отвечает, беря меня за шею, пропуская мои волосы сквозь пальцы и сжимая их. Я снимаю с него галстук и расстегиваю рубашку. Михаил не говорит ни слова, только смотрит на меня, пока его хватка на моих волосах удерживает мою голову неподвижной. Как будто он хочет держать мое лицо в поле зрения.

Когда припев начинается снова, я снимаю с него рубашку и наклоняюсь, чтобы прижаться губами к его покрытому шрамами правому веку.

— Все твои... недостатки.

Он делает глубокий вдох и берет мое лицо между своими огромными шершавыми ладонями, его прикосновение такое невероятно нежное. Я улыбаюсь и пальцем рисую форму сердца на его груди.

Я не могу поверить, что чуть не потеряла его. Кошмары того дня до сих пор мучают меня, и я просыпаюсь посреди ночи от паники, сжимающие меня в тески. Наклонившись вперед, я впиваюсь губами в его губы, а руками путешествую по его голой спине, не обращая внимания на его старые шрамы. Но когда чувствую под пальцами круглый след, я вздрагиваю и крепче прижимаю его к себе.

В комнате мало света, но, даже с моим слегка затуманенным зрением, я вижу слезы, собирающиеся в уголках глаз Бьянки.

— Малышка? Что случилось?

Она поджимает губы и прикасается своим лбом к моему, пока ее палец выводит узор вокруг уже зажившей огнестрельной раны на моей спине.

— Бьянка, посмотри на меня, детка.

Она поднимает голову, и я беру ее подбородок между пальцами.

— Я в порядке. Можешь, пожалуйста, постараться забыть об этом?

Она кивает, но знаю, что она лжет, потому что одна слезинка скатывается по ее щеке. Я не могу этого вынести. Долгие годы я верил, что нет ничего, что я не смог бы вынести, но видеть, как Бьянка плачет из-за меня... я не могу.

— Хочешь, я успокою тебя, мой ягненочек? — спрашиваю я, проводя рукой по центру ее груди и живота, затем проникая под юбку, чтобы прижать пальцы к ее киске.

Она делает глубокий вдох и кивает, и я ввожу в нее палец. Встав со стула, я начинаю расстегивать брюки правой рукой, не вынимая левой из ее киски. Когда мне удается избавиться от брюк, я берусь за пояс ее юбки и стягиваю его вверх и через голову, затем разворачиваю ее и прижимаю спиной к себе, обхватывая свободной рукой ее талию.

— Готова? — спрашиваю я и глажу ее по шее.

Она кивает, и я крепко сжимаю ее руку, затем поднимаю ее и выхожу из зала. Бьянка сжимает мое предплечье и поджимает ноги, постанывая, пока я несу ее. Я делаю это медленно, дразня ее на протяжении всего пути до спальни, и когда мы доходим до кровати, она уже близка к тому, чтобы кончить.

— Еще нет, детка. — Я усаживаю ее рядом с кроватью и медленно вынимаю из нее палец, но вместо того, чтобы лечь, она забирается на край кровати и прижимает ладони к моей груди.

— Я хочу..., — шепчет она, — сказать тебе... ...так много.

— Тебе не нужно ничего говорить, Бьянка. — Я прижимаюсь губами к ее губам, затем скольжу ладонями вниз по ее спине и хватаю ее под попку. Я планировал насладиться ею на кровати, но передумал, поэтому тяну ее вверх, пока ее ноги не обхватывают мою талию, и поворачиваю, чтобы прислонить ее спиной к стене. Я медленно опускаю ее на свой твердый член, наслаждаясь тем, как перехватывает ее дыхание, когда заполняю ее.

— Даже полуслепой, я все вижу, детка. — Я выскользнул, а затем вошел в нее. — Каждую. — Толчок. — Отдельную. —Толчок. — Мелочь.

Бьянка хнычет, сжимая руки на моей шее, она вдыхает в такт моим толчкам в нее. Обычно она закрывает глаза, когда кончает, но сейчас она держит их открытыми, удерживая мой взгляд, пока трепещет и постанывает. Я кончаю в нее так, как никогда раньше, затем прижимаюсь ртом к ее рту, прижимаю ее тело к своему и держу ее долгое время после того, как мы оба спустились с вершины кульминации.

Черт. Что-то не то.

Я пытаюсь еще немного размять тесто, но оно все равно прилипает к пальцам. Вытерев муку с рук о фартук, я достаю телефон из кармана джинсов и открываю окно сообщений. Я обещал Лене пирожки на ужин, и черт возьми мне нужно сделать тесто правильно.

19:22 Бьянка: «Я что-то напортачила, тесто похоже на жевательную резинку. Ты можешь уточнить у Игоря, правильно ли он дал тебе измерения?»

19:24 Нина: «Просто попробуй добавить больше муки. Он каждый раз дает мне разные величины, когда я спрашиваю, и я начинаю думать, не делает ли он это специально. Не хочет, чтобы кто-то узнал его рецепт пирожков, наверное. Я скажу Роману, чтобы он его немного напугал, может тогда он поддастся.»

19:25 Бьянка: «Пожалуйста, не надо. Лол. Я попробую добавить больше муки. Что-нибудь новое?»

19:26 Нина: «Роман только что приехал от Сергея. Он сказал, что дом выглядит так, будто по нему прошел ураган. Сергей все разбил.»

19:27 Бьянка: «Почему? Я никогда не встречала этого парня, но из того, что слышала от Михаила, он немного... не в себе.»

19:29 Нина: «Это преуменьшение века, дорогая. Похоже, девушка, которая была у него дома, исчезла, и он впал в бешенство. Хочешь приехать?»

Я как раз набираю ответ, когда чувствую легкое прикосновение к основанию шеи, за которым следует поцелуй.

— Dusha moya…

Я улыбаюсь и начинаю поворачиваться, но Михаил обхватывает меня за талию и прижимает спиной к своей груди. Он гладит меня по шее, а правую руку кладет на столешницу передо мной, держа одну желтую розу. У меня перехватывает дыхание, когда смотрю на нежный цветок, стебель которого обернут широкой желтой шелковой лентой, расшитой золотом.

— Я никогда не говорил тебе, — шепчет он мне на ухо, — что всегда был твоим самым большим поклонником. Я и сейчас им являюсь.

— Михаил? — произношу я, не отрывая глаз от цветка.

— Однажды вечером около года назад я увидел плакат, кажется, на витрине какого-то магазина. Я помню, как прошел мимо него, а потом вернулся назад, чтобы получше рассмотреть изображение. На нем была изображена группа танцоров. Все, кроме одного, были одеты в желтые костюмы, и, рассматривая их, я удивлялся, почему среди всех них один танцор в черном костюме сиял ярче остальных. — Михаил целует мою шею. — Как солнце.

Он поворачивает меня к себе лицом, накрывает мое лицо своей рукой и нежно целует в губы.

— После этого я никогда не пропускал ни одного твоего шоу. Я люблю тебя, мое маленькое солнышко. Мое solnyshko.

Я обхватываю его за талию и зарываюсь лицом в его грудь.

— Я тоже тебя люблю... мой Михаил.

 

Оглавление

Автор: Нева Олтадж Книга:Тихий шепот» Серия: «Идеальное несовершенство» книга 2

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Эпилог Шесть недель спустя