Записи темной души [Алексей Игоревич Костромин] (fb2) читать онлайн

Алексей Костромин Записи темной души

Записи темной души

Пролог

Привет читатель! Если ты это читаешь, значит я уже все написал. Могу сказать лишь так, удачи тебе в чтении. Надеюсь тебе понравится. Сразу говорю, что книга можно расценивать по-разному смысл моей книги, а кто-то может его вообще не найдет. Тут нет какого-то одного смысла, да и сюжета тоже.

Запись 1

Поздняя осень. Листья уже обрели оранжевый оттенок и упали с деревьев. Есть ветер, но он очень слабо чувствуется.

Город уже погрузился в осеннюю хандру, и только парки до сих пор приносят радость всем, кто в них заходит. У парка всегда есть некая атмосфера позитива. Сами парки в основном небольшие, но что-то в них есть.

Запись 2

Варвара сидела на лавочке в парке и ждала своего парня Егора. В этот раз он задержался, уже прошло минут 20, а я его всё нет. Варвара написала Егору:

– Егор ты скоро?

Егор ответил через минуты три.

– Да Варь, скоро.

– Хорошо, но давай быстрее.

– Но мне нужно кое-что тебе сказать.

– Что?

На это сообщение Егор не ответил.

Всё время, Варвара думала, что ей хочет сказать Егор.

Егор пришёл через несколько минут. Они обнялись.

– Так что ты хотел мне сказать? – спросила Варя, Егора.

– Варь понимаешь, ты хорошая девушка, но нам надо расстаться.

Варвара была в шоке.

– Но почему?

– Понимаешь я тебя разлюбил, вот так взял и разлюбил.

Варвара была в шоке. Потрясение было жесткое.

Договорив Кирилл развернулся и ушёл. Красные кроссовки Nike, белая куртка Nasa и какие- то черные штаны, удалялись всё дальше от Вари.

Варе от переживаний резко стало плохо, и она вырубилась.

Запись 3

Телефонный звонок. Влад взял трубку.

– Здравствуйте, Влад – сказали на том конце.

– Здравствуйте, а вы собственно кто? – сказал удивленным голосом Влад

– Федина Варвара у меня, знаете ли вы такую?

– Ну знаю, моя сестра это. Так стоп, урод, что она у тебя делает?

На том конце уже положили трубку.

Влад был в ярости. Его лицо было красным, как перец или помидор. Он хотел бы узнать, кто похитил его сестру.

Влад начал ходить по комнате и придумывать план как же освободить Варю. На часах уже было около 12 дня. Комната была небольшая, в ней были только кровать и шкаф для одежды.

Стук в дверь. Потом ещё раз и ещё раз. Влад подошёл к двери и посмотрел в глазок. Странно, но он никого не увидел, хотя в подъезде был включен свет. Влад почувствовал головокружение и вырубился.

Запись 4

(отклонение от темы)

Привет, дорогой читатель. Если ты это читаешь, значит книгу всё-таки издали. На момент появления книги, мне 16, ну или уже 17.

Хочу выразить небольшую благодарность, тем кто помог мне её написать, а именно: Александру Михееву, Владимиру Боброву, Дамиру Закирову, Андрею Далызину, Данилу Смирнову, Арсению Смирнову, Милане Королёвой, Даниилу Копосову, Артёму Малову, Камилле Инсаповой, Тиграну Саргсяну, Максиму Бандерову, Амиру Басырову и конечно же Никите Шевейко и Наталье Тушиной. Спасибо вам всем, за влияние на эту книгу, за мотивацию продолжать её писать и не бросить идею.

Ладно я тебя отвлек, извини за такие короткие главы. Дальше будет интересней и более подробно. Удачного чтения.

Запись 5

Белая комната. На постели лежит девушка, у которой черные короткие волосы и худое телосложение. Вдруг она просыпается и оглядвается по сторонам.

Она находилась в белой комнате, где кроме кровати и как поняла Варя туалета с душевой ничего не было, даже окон. Варвара пыталась понять, где она находится.

Вдруг в комнату зашёл человек в белом халате, с довольно неприметным лицом, темным цветом волос и высокого роста.

– Так, Федина Варвара Евгеньевна – резко сказал врач

– Да. Откуда вы знаете моё имя? – удивленно спросила Варвара

– Мы изучили информацию о тебе, мы нашли тебя в парке, ты была без сознания.

Варвара находилась в недоумении. Еще недавно её бросил парень, а теперь лежит в каком-то месте и скорее всего эти люди, явно не желают ей добра и хотят причинить боль.

– А вы кто вообще?

– Я твой можно так сказать, твой лечащий врач. Ты попала в психбольницу «Общество темных душ», у нас тут особые условия для жизни, поэтому слушай меня внимательно и запоминай. Первое правило нашей больницы – никому не рассказывать о нашей больнице, но нет также есть правило: все находящиеся здесь равны. Но некоторые более равны, чем другие. Приняла к сведению?

–Да

– Дальше. Второе правило нашей больницы- это не забывать, что тебе никто ничего не должен и ты никому ничего не должна. Допустим тебе никто не обязан помочь если ты упала или не можешь дотянуться до чего-либо. Поняла?

Варя кивнула.

– Ну вот и хорошо – сказал врач и вышел.

Варя осталась в комнате одна.

Запись 6

День первый

Время 6:30. Небо пасмурное. Варвара лежит в постели и спокойно спит. На этаже также тихо и есть ощущение, что такая тишина здесь всегда. Вообще есть такое ощущение, что ничего не будет происходить.

Вдруг из ниоткуда происходит шум. Что же это может быть? Может просто показалось? Может, просто ветер?

Варя проснулась от этого шума. Звук был где-то в коридоре. Варя через силу решила проверить из-за чего происходить этот шум. Варя села на кровать и одела тапочки. Далее Варя постаралась тихо пройти в сторону коридора. Коридор был не особо длинный и не особо широкий. Стены, пол и потолок были белого цвета. Комната Вари была фактически в конце коридора.

Варя вышла в коридор и повернула в левую сторону. Она шла довольно тихо (по крайней мере старалась) в сторону шума, который слышала.

Пройдя буквально несколько шагов, она увидела человека в белом халате, который нес что-то в руках и явно ему было тяжело нести. Неожиданно Варвара поняла что-то сзади неё кто-то стоит. Она обернулась и…

Запись 7

Варвара очнулась в какой-то комнате, похожей на подвал и лежала на медицинском столе. Рядом с ней находился человек в белом халате и медицинской маске. Вдруг этот человек неожиданно заговорил:

– Ну чего тебе в кровати не спалось? Сейчас бы могла спокойно спать и тебя бы никто, с большей вероятностью не трогал бы. Ну раз тебе не спиться, то будем на тебе ставить небольшие опыты. – сказал со страшно-смешной ухмылкой врач.

Врач взял какие-то провода со стола и вколов какой-то препарат и подсоединил эти провода к Варваре.

Запись 8

Раннее утро. У двери роддома стоит белая машина. В машине сидят несколько людей и о чем-то говорят.

– Ну где же они? – сказал мужчина лет 50.

– Да подожди ты немного- ответила ему женщина приблизительно того же возраста.

– Ну просто хочется посмотреть на внука.

– А не быстрее ли тебе за это выпить хочется?

– Ну Ларис, с чего ты взяла?

– Да потому что тебе лишь бы за всё выпить! Алкаш.

– Ну хватит. Как они в итоге его назвали-то?

– Рома.

– Авдотьев Роман Евгеньевич, а что неплохо так звучит.

Звонок. Лариса взяла трубку и сразу решила выйти из машины. Выйдя из машины, она позвала своего мужа и тот быстро вышел из машины.

Запись 7

«Больница становится домом для больных, иногда на долгое время. Только вот домашнего уюта внутри нее, увы, не хватает.»

Варвара резко очнулась.

–«Что это за хуйня, сейчас была?» – проорала Варвара

Врач на этот ор просто промолчал, а также ехидно улыбнулся.

– «Я сделал с тобой то, что делали в свое время в Топике, но только с картинкой» – сказал врач.

Запись 8

«История психов»

Привет! Меня зовут Адиля. Сейчас я вам расскажу, как я оказалась здесь:

Вообще родители в психиатрическую больницу меня возили три раза, но положенный срок я отсидела только два.

Первый раз меня там закрыли в шестнадцать лет. Зимой, не помню точно в каком месяце, я была в своей комнате как неожиданно в квартиру ворвались четыре здоровых мужика в белых халатах. Они мне перегородили выход и начали говорить: "Какая интеллигентная девушка и больная". Пришли мои родители, сказали: "Одевайся!" – и кинули мне на кровать одежду. Я ответила, что никуда не поеду. Врачи продолжали: "Одевайся по-хорошему…». Я хотела выйти из комнаты, но они меня схватили и поволокли. Я сопротивлялась, цеплялась руками за стену. Они отрывали мои руки от стены. Выволокли с квартиры. Отказывалась идти, легла на грязный пол. Они меня взяли за руки и ноги, понесли в лифт… Сорвали кофту. Я орала: "Помогите! Полиция!". В моем доме есть полицейский участок, но они даже не выглянули в коридор посмотреть, что происходит. Босиком без кофты и тапочек тащили по улице в машину. На улице холодно, снег. В машине я расплакалась. Люди мимо проходили, смотрели. Пришли родители, закинули в машину тапки. Отвезли.

В психушке меня врач позвала к себе в кабинет, у неё вид больной, глаза вытаращенные лезут из орбит, а под ними синяки черные. Как заорала на меня: "Отвечай, как дело было, тебе голос свыше приказал?!". Какая-то медсестра сказала: "Да у неё по глазкам видно, что она больна".

Стояли там коляски инвалидные. На полу лежала женщина, которая под себя писала, шевелиться не могла. Уколы ей делали без конца, а потом на носилках унесли. Дверь железная на замке, ключ у врачей в кармане.

Умоляла я родителей забрать меня, они подписали нужные бумаги и в этот день меня отпустили, но это было только начало…

Затем родители решил второй раз свозить меня в психушку. Я так и не поняла зачем. Давали мне таблетки, от которых очень плохо было: тяжело ходить – от них еле ноги шевелились, было чувство, что я упаду. От одной таблетки слегла в кровать на несколько дней. Вид после неё был у меня ужасный. Рвало от них чем-то жёлтым. Пальцем во рту ковырялись – смотрели выпила их или нет. Пугали, что будут зубы разжимать – проверять, если их буду прятать. Медсестра орала на меня: "Пей сейчас же таблетку!". Чтобы меня подержать – сделать укол – собрались все врачи, даже уборщик со шваброй. Окна, двери на замке, ключи у медперсонала.

В итоге родители забрали меня, но только после окончания срока

А вот третий раз был по настоящему страшный!

Я лежала спокойно на диване, никого не трогала, как в друг в дверь позвонили. Родители открыли, а дальше как обычно, ворвались в квартиру три здоровенных мужика в белых халатах. Церемониться со мной не стали – сразу схватили за шею и отволокли в машину. Очень ловко схватили за шею, видно сразу, что натренированы на больных – не первый раз хватают. Это было вечером, на улице уже было темно.

Сразу как привезли, силой вкололи укол. Я от него отказывалась. Санитар меня схватил за руку и заорал: "Ты хочешь меня разозлить?!". Схватил за шею, (наверно это их любимый приём) придавил к койке и вкололи психотропную отраву. Силой волокли в палату-изолятор, где находятся тяжело больные. Там дверь на замке, на окнах решётки, туалет там же. Тех, кто там прибывает, на улицу и в коридор не пускают. Палата облезлая. Одежду драную, психическую одевать не захотела и тогда санитар с медсестрой силой раздели меня до гола. Палец выкручивали, ломали, чтобы кофту снять. Орали: "Сейчас к кровати привяжем!". А там, я заметила, очень любят привязывать. Старую женщину, помню, привели. Она говорила, что не может здесь оставаться: надо идти домой, у неё много дел. Села на стул около двери. Ей говорили: "Ложись в кровать". Не легла. Привязали к кровати. Я ушла в туалет, чтобы не слышать душераздирающие вопли. Наделали уколов много и после привязки стала очень ненормальная, бредила. Врачи радостные были – так радовались, аж рожи красные были от удовольствия.

На утро мне принесла медсестра "лекарство". Спросила от чего оно, а мне по-хамски ответила медсестра:" Сама должна знать какие "лекарства" были тебе назначены!". Не выпила. Схватили, на кровать повалили, зажали садисты нос, чтобы мне нечем было дышать, и я открыла рот. Пытались влить. Смеялись, что дыхание могу надолго задерживать, рявкнули: "как ты смеешь ножками нас отпихивать?!". Не получилось влить лекарство (отраву), тогда силой вкололи укол. После него я впала в сон, потеряла волю. Вечером ещё два шприца и так кололи 10 дней по 2 раза – один укол утром, два вечером.

Потом принесли мне родители мешок с едой и одеждой. На свидание к ним не пустили. Мешок мой врачи перерыли. Руку протянула к мешку – оттолкнули, сказали:" Не лезь куда не надо!". Еду только дали, а остальное в хранилище закрыли. Решётку ломала, руки порезала, на них у меня были синяки. Потом от уколов в бес сознание впала. Язык скрутило, есть не могла. Как можно есть со скрученным языком, если он стоит у тебя поперёк горла?! Судорогой тело свело, в кровати лежала – не могла перевернуться на другой бок. Помню – очнулась ненадолго, когда, шатаясь стояла и в жопу врезались два укола. Сидела на кровати без сознания, уставившись в окно. Рот мне крутило. Сунули мне в руку кружку с питьём, сидела держа её в руке и смотрела в одну точку, потом сознание ненадолго промелькнуло, поднесла питьё ко рту и уронила – пролила мимо рта на себя. Помню – стояла, шатаясь, закатив глаза к потолку и мне в рот совали какую-то таблетку.

Я есть не могла , без сознания лежала, меня пытались накормить потому, что сама не в состоянии была есть. С кровати заставили подняться, сесть и в рот тыкала санитарка ложку с плавленым сырком, которые мне из дома родители принесли: ложку и сырок. Я даже чай проглотить не могла: долго во рту держала, лежа в постели, пока он сам не выливался – вот так меня обкололи.

Пришла ко мне на свидание мамка, тогда я немного очнулась. В психушке была специальная комната для свиданий, вот тогда я совершила побег. Мамка с медсестрой болтали стоя возле двери, я была рядом и неожиданно у меня промелькнула мысль, что дверь не заперта! Разум прояснился, я очень быстро, мгновенно открыла дверь (она оказалась действительно незапертой) и выбежала на улицу.

Местность была незнакомая, но я сориентировалась куда бежать, прямиком добежала до забора и перелезла через него. Недалеко от забора валялся пьяница, пьяный в стельку. Удивительно, пьяницы валяются прямо под забором психушки и их не отправляют лечить! На подгибающихся ногах еле доехала домой. Дома мне никто рад не был. Вопли, крики, плач, истерика – вот то, что меня ждало дома.

Утром папка поехал в психушку, забрал вещи. Приехав оттуда, сказал – я должна с ним туда ехать, паспорт забрать. Мозги от отравы ничего не соображали: не понимала, что меня обманывают – поехала. Паспорт мне не отдали и опять закрыли в изоляторе. Продолжили накачку уколами. 40 уколов за десять дней сделали. Помню – сидела за столом еле живая, еду силой в рот пихала медсестра Люда, садистка чуть зубы не сломала. Кружку с чаем пихала в рот, да на меня весь пролила. Орала на меня часто. Ещё в рот тоже "лекарство" заливала. Я отказалась пить "лекарство" в столовой, когда она всем его разносила и очередь до меня дошла, тогда она меня схватила, поволокла силой в палату-изолятор. Посадила на стул, в рот пихала в стаканчике жидкость и заставляла чаем запить, ещё одна санитарка около меня суетилась, порываясь выполнять рабочие обязанности. Я выплюнула "лекарство", тогда эта медсестра Люда побежала за ещё одной порцией. Долго мучила пока не заставила выпить. Вот от этого лекарства-жидкости мне было очень плохо, не могла сидеть долго на одном месте, было очень сильное беспокойство. В глазах мутно было, глаза болели , сами закрывались как будто спать хотелось.

В палате-изоляторе ужасная вонища. Девять коек на девять психов, дверь заперта, окна заперты, туалет прямо в палате куда дверь открыта – вот и вонища. Еду приносят туда же поесть, суп и второе – всё на одну тарелку наваливают и только ложку дают это ковырять.

Продержали меня там 2 недели и перевели в обычную палату. Сознание стало возвращаться. Жидкость давали пить ужасную, от неё было очень сильное беспокойство. Чем дольше давали, тем хуже становилось. Давали пить ещё четыре таблетки в день и эту жидкость. Домой выпустили через 35 дней. Повезло. Ещё долго после психушки плохо было, ноги при ходьбе болели. Когда из психбольницы выпустили – домой еле доехала, удерживалась, чтобы по автобусу не начать бегать, час в автобусе постаралась отсидеть. Дома места себе не находила, на диване не лежалось и не сиделось. Это все от этой жидкости-отравы.

Чувствовала после психушки плохо. Беспокойство оставалось сильное. Сознание помутнённое. Телевизор не смотрелся. Всё казалось неживым, бесчувственным. Даже природа не радовала. Прошло такое состояние только через 5 месяцев.

На комиссии (когда группу по инвалидности ставили) мне сказали: "Не будешь употреблять "лекарства" – сделаем операцию на мозге". Врач всё говорила: "Пока не расскажешь, что было с тобой, из больницы не выпущу!". Пугала: "Не будешь пить "лекарство" – капельницу поставим. От тебя родители отказались. Больную домой никто тебя не заберёт. В пансионат тебя отправят".

Врач по имени Евгения с очень высокомерной физиономией меня "лечила" – мучила, калечила! Потому, что слово "лечение" не подходит: препараты, от которых впадаешь в бессознательное состояние, тело крутит судорогой, при этом вид как у дебила (стоишь шатаясь закатив к потолку глаза) и даже после долгого неупотребления остаётся беспокойство – не могут быть лекарствами.

Когда выпускали на свободу из психиатрической больницы-тюрьмы (это заведение можно назвать так потому, что там меня лишили свободы), врач Евгения запугивала: "В следующий раз мы с тобой играться не будем – теперь мы игрались. Будешь у нас находиться не менее 3-х месяцев".

Ещё говорила, когда в изолятор посадили за то, что отказывалась пить "лекарства": "Мы стараемся тебе потакать. Это ты должна нас слушаться, а не мы тебя – я здесь главная".

Меня в изолятор перевели с обычной палаты за очередную попытку к бегству. Тогда я увидела, как пьяные санитары с мордами красными и опухшими притащили за ноги женщину без сознания. Помню – медсестра ударила по лицу тяжело больную. Эта же медсестра очень любила чуть-что сразу орать истерически на больных в изоляторе. Я у неё попросила дать из хранилища мою одежду, а она на меня неизвестно почему заорала.

Живот у меня очень сильно болел от лекарств (отравы). Ужасные боли были в животе. Целый день обычно длились. Вот так, живот болел до тех пор, пока меня в столовой на пол вырвало. Какая-то рядом медсестра была – увидела, закричала: "Мой полы!". Я пошла скорей в кровать, плохо очень было с животом. Это всё от препаратов.

Медсестра, та которая раньше в рот заливала "лекарство" в первый раз, в рот таблетку запихивала, пальцем толкала в зубы из-за отказа выпить её. И как им не противно ковыряться пальцами в чужом рту?! В изоляторе стены облупленные, белой краской покрашены, тогда как у какого-то врача кабинет так обделан, досками стены обшиты (видела, когда дверь была открыта), мебель вся новенькая, цветочки стоят. Врачи важные ходят, ключи от всех дверей у них в кармане – наверно им очень приятно звякают.

Врачи предпринимали садистские действия совсем не относящиеся к лечению: выкручивание пальца, силой переодевание в больничную одежду, силой запихивание еды, зажимание носа, чтобы нечем было дышать. Разве можно лежа в рот что-то лить? – можно захлебнуться! В психбольнице медперсоналу больше нужны мускулы, чем медицинские знания. Они чаще применяют физическую силу, обычно к тем, кто лечиться не хочет. Психиатры в больнице – подонки, садисты, изуверы! При этом в вашей псих больнице мне всё нравится.

В рассказе ничего не придумано. Правда, только правда – ничего кроме правды.

Запись 9

«История психов 2 часть»

Всем привет меня зовут Данель, моя история сильно отличается от истории Адили. В моем случае я расскажу, что меня пугает в психбольнице:

Я уже давно наблюдаюсь в психиатрических больницах. Свой точный диагноз узнал не сразу. В первый раз лежал в НИИ психиатрии, тогда меня лечили от депрессии. В отделении было чисто, врачи вели себя прилично, ни на кого не ругались. Впечатления об этом месте остались только положительные. Потом я попал уже в другую психбольницу, поскольку от лечения, назначенного в НИИ, мне не становилось лучше. Обстановка там была хуже, но ее тоже нельзя назвать критичной.

Диагноз, врачи поставили мне в областной больнице. В 16 лет я приехал туда на лечение в подростковое отделение. Первое, что удивило, – жесткий, почти тюремный режим. Утром мы вставали в 8.00–8.30. Затем нас заводили в тесную, душную комнату, где мы сидели до завтрака. Лавок на всех в помещении не хватало. Из‑за лекарства многие мальчики засыпали на полу. После завтрака приходила женщина, с которой мы учили уроки. Она очень строго к нам относилась. Если кто‑, то говорил, что у него болит голова или клонит в сон, воспитательница сильно ругалась и кричала, что мы обязаны учиться, несмотря на плохое самочувствие.

Дальше был тихий час, затем – полдник, в который нас, кормили гнилыми яблоками. Поев, мы возвращались в неприятную пустую комнату и сидели там, не занимаясь ничем. Нам разрешали читать, но не у всех мальчиков с собой были книги. Книги были только у меня, да и это книга была «Капитал. Засыпали мы где‑то в 22.00–23.30.

Помню случаи физического насилия. Медсестра била и сильно толкала соседа по отделению. Мальчик (его вроде звали Олег) не мог нормально разговаривать. Все, что он делал, – постоянно крутился на месте, чем, видимо, раздражал персонал. Про эту больницу осталось не так много воспоминаний, потому что на протяжении почти двух месяцев мне давали сильные таблетки и большую часть времени я спал.

Последнее медицинское учреждение, где я проходила лечение, находится в поселке. В первые дни после приезда мне казалось, что место в целом приличное по сравнению с прошлой больницей. Я попал во взрослое отделение, где у пациентов было больше самостоятельности: нам разрешали выходить из палаты по своему усмотрению, спать столько, сколько мы захотим.

Только через некоторое время я начал замечать странности. Например, нам выдавали еду два раза в день после еды, чего категорически не хватало. Дополнительную еду можно было получить за уборку. Конечно, мы соглашались на эти условия добровольно, но фактически выбора у нас не было.

Однажды в отделение привезли женщину, которая фыркала, как лиса. Пациентке выдали вещи, но она начала их рвать и выбрасывать в ведро.

После того как она испортила несколько футболок, подошла санитарка и ударила ее по лицу так сильно, что у нее пошла кровь из носа.

В другой раз медсестра замахнулась на нее из‑за проступок. Пациентка испугалась и упала на пол, за что медсестра ударила ее несколько раз по спине.

Насилие применялось и еще к одной моей соседке по отделению. Девушку привезли в состоянии алкогольного опьянения. Попав в больницу, она начала возмущаться действиями персонала. Тогда другая пациентка, которая тоже лечилась от алкоголизма и была на хорошем счету у санитарок, подошла и со всей силы ударила новенькую. У нее остался синяк на лице. Пациентка, дружившая с персоналом, вообще вела себя нагло: ни за что кричала на меня и других людей в отделении, распускала руки. Несколько людей, среди которых был и я, составили письмо к главврачу, чтобы он разобрался с зачинщицей конфликтов. В ответ на наше обращение главврач только посмеялся и сказал, чтобы мы не беспокоили его из‑за ерунда.

В какой‑то момент я рассказал о насилии в больнице матери. Она приехала и поговорила со старшей медсестрой. После их беседы ко мне в палату вбежала санитарка и начала кричать: «Разве конкретно я тебя била? Хоть кто‑то поднимал на тебя руку?» Я был в истерике, долго не мог успокоиться. Меня вызвали к старшей медсестре.

Она дала мне успокоительное и стала объяснять, что в психиатрии результата можно достичь только через насилие. Пациенты не могут с собой совладать, поэтому мирным путем эффекта добиться нельзя.

Для подтверждения инвалидности мне нужно раз в год ложиться в психбольницу. После всего увиденного мне, конечно, страшно. Я боюсь снова столкнуться с насилием. Сомневаюсь, что бить будут меня: во всех больницах, где я лежал, руку поднимали только на пациентов с тяжелыми диагнозами, за которых некому заступиться.

Однако сейчас меня забрали в лучшую больницу, и я этому рад. Можно спокойно читать «Анти-Дюринг» и вообще это лучшая психбольница, в которой я был.

Запись10

«История психа 3 часть»

Всем привет меня зовут Ралина и вот моя история:

За свою жизнь я три раза попадала в психиатрическое отделение больницы. на обследование. Мне было 13–14 лет. Врачи поставили мне диагноз шизофрения. Именно тогда я пережила сексуализированное насилие. Совершали его врачи, которые даже не работали в больнице: внештатный невролог и невролог детского псих диспансера. Как эти медики заходили в отделение, я узнала только позже. Выяснилось, что они участвовали в конференциях, проходивших в медицинском учреждении. Кроме того, им помогали санитарки. Я не знаю, были ли в курсе все, уверена по крайней мере насчет двух-трех сотрудниц больницы, которые сопровождали меня до палаты после актов насилия.

Однажды ночью я проснулась в медицинском кабинете, а надо мной стоял голый мужчина. Было больно и страшно. После случившегося меня встретила санитарка и повела в мое отделение.

Насилие надо мной совершалось неоднократно, но сопротивляться у меня не получалось. На тот момент я настолько сильно испугалась, что не смогла рассказать о произошедшем ни близким друзьям, ни родителям. Еще одна причина, по которой я молчала, – психологическое давление. Если человек, по мнению медработников, плохо себя вел (их раздражало, когда, например, больной плакал, жаловался на условия лечения), они угрожали, что привяжут его к кровати или запретят выходить на прогулки.

Физическое насилие тоже было. Били в основном маленьких детей. Больше всего от пинков, подзатыльников страдали сироты. Помню, как маленького мальчика с синдромом Дауна пнули ногой и ударили по голове за то, что тот медленно шел в столовую.

В первые же дни родители хотели забрать меня из больницы из‑за плохих условий содержания. Нас плохо кормили, помыться разрешали только раз в неделю, в ванной было окно без штор, которое выходило на соседний корпус. К сожалению, у мамы с папой ничего не получилось: администрация стала угрожать им звонком в полицию. Нам обещали зафиксировать, что само повреждающее поведение развилось у меня из‑за плохие отношения с родителями – это было неправдой. На основании записи в карточке они обещали пожаловаться в полицию, что у меня неблагополучная семья, и пугали, что все может закончиться лишением родительских прав. В итоге я прошла полный курс терапии и только тогда вернулась домой.

Второй раз в больницу я легла, потому что прописанное лечение мне не помогло. Появились проблемы со сном, я начала слышать голоса. Правда, отправили меня в то же психиатрическое отделение не совсем законно, так как никто не взял согласия у моих родителей. Врач выдал направление и сказал ехать в больницу одной. В случае отказа он угрожал вызвать санитаров, чтобы «убедить» меня. Мне было безумно страшно возвращаться. После пережитого насилия у меня развилось посттравматическое расстройство. В первый же день моего пребывания в больнице у меня случилась истерика.

Насколько я помню, тогда тоже были эпизоды сексуализированного насилия, которое совершали те же врачи, что и в первый раз, но в памяти все путается. Периодически я замечала очень характерные синяки и травмы на бедрах и груди. Я обратилась к лечащему врачу и попросила отвезти меня к гинекологу. В итоге гинеколог отказался осмотреть меня на кресле, вероятно, потому, что тогда пришлось бы признать факт насилия.

Когда я решилась рассказать родителям, они не сразу мне поверили, но через какое‑то время мама захотела написать заявление в полицию. Я ей запретила, потому что на тот момент еще лежала в больнице и опасалась, что персонал может начать действовать жестче по отношению ко мне.

После выписки страх снова победил, я не пошла в полицию. Понимала, что у насильников есть деньги, связи и хорошая репутация, а у меня – диагноз, который может обесценить любые мои показания. Кроме того, боялась, что врачи сделают много лживых записей в моей медицинской карте, из‑за которых я буду еще более беззащитной во время лечения в больнице.

Когда я перешла во взрослый ПНД и перестала зависеть от врачей из детской минской больницы, я все же нашла в себе силы и решила обратиться в полицию, несмотря на риски. Примерно в это же время я начала активно развивать свой блог. Выкладывала посты о том, что происходит в психиатрическом отделении больницы. Со мной связались две девушки, которых также изнасиловали в том же отделении, и мы вместе подали заявление. В больнице провели несколько серьезных проверок. Однако в возбуждении уголовного дела мне отказали (уведомление об отказе в возбуждении уголовного дела есть в распоряжении редакции). Следователи поставили мои показания под сомнение, так как я имею психическое заболевание, и поверили врачам.

Я публично рассказала о насилии, только когда подала заявление. История быстро разлетелась по интернету. Мне стали угрожать. Злоумышленники присылали мой адрес, фото окон моей комнаты, угрожали убийством. Один раз ко мне подошли на улице и сказали, что я «конченая».

Однако теперь я здесь и мне хорошо. Можно делать, что хочешь!!!

Запись 11

Отклонение от темы

Еще раз привет! Как вы понимаете в это книге нет одной сюжетной линии и определённой цепочки тоже. Сразу говорю вторая часть будет, но она уже будет отличаться. Можно сказать, что данная книга оформлена как некий дневник или записки. Не судите строго!!!

Запись 12

«Сосед по палате»

Варвара уже вернулась обратно в палату после того как оказалась в подвале. Она спокойно лежала на кровати, как вдруг к ней в палату привели какую-то девушку. У нее были светлые волосы, невысокий рост и зеленые глаза. Она сразу же подошла к Варе и стала знакомиться.

– Привет меня зовут Юлиана, а тебя?

– Варя.

– Приятно познакомиться. Давай рассказывать страшилки друг другу?

– Ну давай. – не уверенно сказала Варя

– Я начну:

Обычная российская глубинка. Деревня человек в двенадцать заселена стариками да старушками. Не сказать, что глухая, пешком за час два-три можно дойти до поселка с железнодорожной станцией. Дорога вполне приличная, я по ней на своем ниссане каждое лето детей к бабкам отвожу, сам на выходные приезжаю.

В деревню шла обычная старая линия электропередач с деревянными опорами. Очень часто были проблемы с электричеством, а после урагана в 2010 году ее и вовсе с корнями выдрало. Проводили новую ЛЭП где-то две недели. Пришлось экстренно покупать генератор для холодильника. Ситуацию усугубило то, что два работника пропали без вести. Ходили искать, ничего кроме одного ботинка не нашли. Все на зверьё смахнули, мол, аккуратнее надо вечером быть. Я своим небольшой инструктаж устроил, на тему как себя нужно вести на природе. В общем, сделали нам электричество, и можно жить спокойно, как мне тогда казалось.

Я стал увлекаться фотографией, купил хорошую камеру, ездил с друзьями в лес на север. Они на обычную охоту, а я на фотоохоту. По области катался, красивые пейзажи искал. И в деревне фотографией занимался. Вот один такой ночной рейд запомнился. Все в доме спят, а я с камерой на шее пошел искать интересные кадры. Помимо ручейка, звездного неба и поля я нашел интересное место. Наше поселение находится на пригорке, и вниз уходит эта самая ЛЭП. Так-то ничего интересного, но просека в лесу на фоне восходящей желтоватой луны выглядит очень красиво. Принял удобную позу, выставил камеру и пару кадров нащелкал. Тут, вглядевшись вдаль, я заметил, что на одной опоре кто-то сидит, смотрит. Худощавого телосложения человек сидел на корточках и глядел вперед. То ли каким-то образом заметив меня, то ли еще из-за чего-то, он быстро как обезьяна слез вниз. Слишком длинными мне показались конечности, и явно на нем не было одежды. Стало не по себе. Скорее успокаивая себя, думал, что это может какой-то на голову больной. Я не стал обращать на это слишком много внимания, просто спешно пошел домой. И уже дома, когда занавешивал окно в спальне, увидел его в поле. Опять же таки, придавать этому значение и уж тем более с кем-то обсуждать не хотелось. Еще пару раз видел такое явление на опорах, когда вечером все катались на велосипедах. Показывать не показывал, просто говорил, что пора домой. Как его только током не убивало? В голове крутились мысли, что же это такое, но внятного объяснения не находилось.

Желание разглядеть поближе превратилось в привычку по вечерам ходить к тому месту. Идти ближе я труханул, мало ли, что у него на там уме. Картина стабильна почти всегда, может раза три в месяц я его не находил на своем посту. Фотографировал, показывал друзьям, те говорили, что очередной алкаш. На следующее лето начались проблемы со светом. Приезжала бригада, искала поврежденное место или утечку, но без результатов, линия была в полном порядке. Жить спокойно я не мог, ведь сам знал про то существо. А потом заблудилась старушка, весь день искали мы её, только ближе к ночи разошлись по домам. Пропала без вести. Не хотел себя показать трусом, вескую причину не ехать к бабушке не находил, поэтому приходилось ездить каждые выходные. Затемно старался не проезжать то место. Даже не знал, на что свой страх смахнуть. Потом какое-то время было без особых происшествий. Я даже стал забывать про свои принципы. И вот однажды мне пришлось столкнуться с этим лицом к лицу.

Были обычные выходные. Как всегда, я с женой поехал к детям. Добрались быстро. Дорога в деревню идет через лес, в горку, неподалеку от той самой просеки. Злополучное место даже днем проезжал быстрее, запирая все двери. Скажете, обычная паранойя? Посмотрел бы я на вас, после всего описанного ранее. Может и нет там ничего такого, может я с ума сошел и не заметил этого, все равно рисковать не буду. Выходные прошли замечательно. Жена уехала в воскресенье утром, я ее до электрички довез. Надо ей было куда-то по работе.

Сам планировал ехать часов в пять или шесть, но пришлось с дедом чистить дымоход. Провозились как назло часа три. Завел машину только в девять часов. А ночи уже длинные, темно, зараза. Выбросив все дурацкие мысли из головы, с включенным дальним светом, я поехал. Еду я по лесу, и тут как прыгнет кто-то мне на капот. Вблизи я эту тварь еще не видел. Тощее зеленоватое тело, маленькие глаза и длинные конечности. Кирпичей наложил знатно. Помогло мне в этой ситуации то, что лежала на полу под сиденьем бита.

С кровью, полной адреналина, я выскочил наружу, и хорошенько долбанул то существо по башке. Раздался хрип, и оно скрылось в ночном лесу. Я сел в машину, хорошенько об матерился, привел себя в чувство, и поехал домой. Сильные пробки перед въездом в город задержали меня, и в кровати я оказался только к часу ночи. Приключений хватило на год вперед. На следующей неделе забрал детей, сказав, что им нужно к школе готовиться.

Естественно я их ничем не занимал, о какой подготовке можно говорить в середине августа? На это лето хватит мне поездок. Но зимой все же пришлось ехать в деревню, крыша текла. В хороший снежный солнечный день весь лес как на ладони. Ничего такого страшного я уже в нем не видел. Только показалось, что кто-то по деревьям карабкается, точно показалось. Рубероид новый хранился в сарае, инструмент и гвозди всегда под рукой. Управились за день. Обратно решил попробовать проехать другой дорогой, через бывшую вырубку. Дорога ничего так, можно и по ней ездить, она далеко от ЛЭП.

Весна прошла незаметно. Я больше ни за что бы не поехал в это проклятое место, но там мои старые бабушка и дедушка, я что, могу их оставить на едине с этой хренью? Да и как я объясню такое поведение родным? Летом пришлось ехать. Строго-настрого я запретил детям выходить за пределы двора, хорошо, что он большой, много места для развлечений. Стариков тоже предупредил, пускай не выпускают. Пытался выглядеть очень заботливым отцом. В таком страхе жил все лето, думая, как же мне вывезти всех оттуда навсегда. В этом же году и получилось.

Август. В эти выходные обещали сильную грозу с ураганным ветром. В субботу дождя не было, даже солнышко время от времени выходило. Вот такая погода для гуляний в самый раз. Не холодно, не жарко, не сухо, не мокро. На следующий день, утром, было ясно. Ездили купаться. К обеду грозовые тучи уже стали застилать небо. Сверкали далекие молнии, раздавались раскаты грома, не колыхались листья деревьев. Вот и она, плохая погода. На улице из-за облаков было довольно темно, а свет отключили.

Пришлось зажечь керосиновую лампу. Пока еще не хлынуло, мы с дедом вытащили и завели генератор, и как по команде хлынул ливень. Минут через пять меня пробила мысль: почему я не слышу шума мотора? Выходить во двор в такой дождь никак не хотелось, ну что же поделаешь, холодильник сдохнет. Обулся, вышел во двор. Подойдя к сараю, услышал непонятный звук с крыши. Не успев поднять голову вверх, чтобы посмотреть на источник шума, на меня сверху что-то навалилось. Этот цвет кожи был знаком как никакой другой, на мне сидела та самая тварь и пыталась схватить меня за шею.

Вспомнив, что у поленницы всегда лежит кочерга и топор, я потянулся туда. Что-то нащупав, я замахнулся для удара. Раз удар, два удар. Ему вообще все равно что ли? Из кармана удалось достать перочинный ножик. Перед тем, как выронить его из рук, я полоснул тварь пару раз. По-моему, в лицо.

На мои крики, прибежал дед. Как он сказал, меня держало за шею и трясло какое-то существо. Он схватился за топор и ударил его по спине. Взвыв, оно отбросило меня, залезло на сарай и скрылось в поле.

Мне обработали раны и царапины. Я был в потрясении, благо быстро отпустило. Все видели, и что бы съехать отсюда в другие места особо не пришлось уговаривать. Так и сделали. Дом продали, вещи перевезли. Начали жить по-новому.

Время шло. Я устроился на новую работу. Коллектив дружный, отзывчивый. Правда есть там один мужик, молчит постоянно, и смотрит на меня. Пришлось раз с ним за одним станком обтачивать колесную пару. В цехе летом жарко, мы только в штанах работаем. За этим не следит никто. Заметил я у него на спине и лице шрамы глубокие. Оборотень? Да ну, бред. Обычное совпадение…

– Ну не особо страшно. Давай лучше я расскажу:

Артур работал сторожем в заброшенной больнице. В основном он занимался тем, что отгонял местных подростков, которым тут походу «медом было намазано». Особенно у кабинета Ларисы Чернявской. Вот когда очередной проблеск фонаря осветил стены, Артур понял, что хочет сделать. Судя по голосам их было трое. Два мальчика и одна девочка. Один из мальчиков начал:

– Ну и что странного, что терапевт убивала, ну и что, что не хирург. Как будто, только хирурги и убивать могут. Ты знаешь какая она психолог была, а вот такая, которой все доверяют. Умела ко всем подход находить, советовала всякое.

Рассказчик отвлекся что бы отпить из бутылки и продолжил свой рассказ:

– Вот придёт к ней бабка какая-нибудь и начинает говорить, что-то в стиле «ой вот тут у меня бок колит, тут рука немеет к жаре», а Лариса с ней побеседует по слушает о разном, про пенсию, про внучка раздолбая, а потом и говорит « мол, есть народное средство, ты старушка выпивай с утра ну где то по пол стакана керосина или по столовой ложке» и бабка начинала пить, медленно травилась и умирала, а ведь на терапевта кто подумает, что это она такую хрень советуют, а Лариса потом и сама скажет, что же эти тупые дуры делают, кто же их надоумил.

Тут Артур понял, что настало время действовать. Скоро незваным гостям станет скучно, и они пойдут дальше бродить по этому зданию. Зло улыбаясь охранник сел на корточки под лестницы. Дождавшись, когда коридорные голоса замолкнут, он вынул из кармана фонарь, с металлическим корпусом постучал им по полу. Раз, два, три, четыре, пять. Размеренно будто кто-то шагал с верхнего этажа и тут раздался ожидаемый для Артура вопрос:

– Вы это слышали? – спросил других рассказчик.

Походу мальчик, пытавшийся напугать друзей историями о Ларисе душегубке, сам довольно сильно испугался. Голос его дрожал. Артур чуть было ни залился смехом, представляя побелевшее лицо сталкера, ему даже пришлось укусить себя за запястье, чтобы сдержаться.

– Как будто, как будто на каблуках кто-то прошел. Не?

Выдержав небольшую паузу Артур снова постучал фонариком и схватив единственную створку двери с размаху грохнул ею об косяк. Девчонка завизжала. Кто-то из парней про матерился и судя по звуку уронил стеклянную бутылку на пол.

Тогда Артур сделал финальный ход, не давай подросткам вернуть самообладание. Набрав воздух в легкие, он захохотал, брезгливо и пронзительно, подражая ведьмам из фильмов ужасов. После такого завопили уже все трое. Все они не раздумывая побежали в обратную сторону коридора.

Артур, когда домчался до окна успел только разглядеть три силуэта. Он расхохотался.

Он хотел пойти к лестнице, но не успел…

Запись 13

Все мы когда-нибудь влюбляемся. Это неизбежный процесс. Нам сложно сказать за что мы любим этого человека. Ведь у любви, как известно нет причин появления. Любовь между парнем и девушкой это спонтанное действие. Лично я наблюдал за двумя отношениями, которые развивались прям при мне. Очень интересный факт, что я знаком с этими людьми больше, чем они со своей второй половинкой. Думаю, люди, которые это точно прочтут пойму про что я. Интересный такой факт: любовь-это главное в жизни. Однако любовь также убивает. Как-то всё это странно.

Запись 14

Варвара очнулся, но уже у себя в палате. Рядом так же сидела Аня и как только Варя встала, Аня заговорила.

– Варя, а тебя когда-нибудь использовали? – немного тихо спросила Аня

–Да. Причем очень часто. Мой бывший парень, мои одноклассники и друзья друзей. Когда это поняла, мне было больно. Я не знала, что делать, поэтому решила перестать с ними общаться. Вот так просто.

Запись 15

– Варя, давай опять рассказывать страшилки?

– Давай.

– Амирка пришёл на игровую площадку поздно вечером. Солнце уже закатилось за родную девятиэтажку, двор затопила темнота. Кругом было тихо, только где-то вдалеке тарахтел грузовик и лаяла собака. Воздух пах скошенной травой.

Клочок вытоптанного газона, самодельные ворота с дырявой сеткой и пара лавочек вместо трибун – это не слишком походило на футбольные стадионы. Когда начиналась игра, остальной мир будто бы переставал существовать. Все неприятности выветривались из головы, забывались ссоры родителей, школа… Даже болячки проходили! Амирка любил это место, вот только в игру его брали очень редко.

Он бросил на газон старый заштопанный мяч, продвинулся с ним к воротам, обыгрывая невидимых соперников, и что есть силы запулил его под перекладину. В сетке затрепыхалось. Амирка подпрыгнул, взмахнул руками, празднуя забитый гол, но тут же заозирался. Не видит ли кто? Местные мальчишки и так над ним смеялись, придумывали обидные прозвища и могли взять в команду, только если некого было поставить на ворота. И с каждым пропущенным голом прозвищ у Амирки прибавлялось.

Но сейчас за ним никто не наблюдал. В домах потихоньку гасли окна, все реже хлопали подъездные двери. Потому Амирка и любил это время: людей на улице практически нет, все сидят по квартирам и готовятся ко сну. А площадка принадлежит только ему, и никто его отсюда не прогонит.

Он наколотил с полсотни голов, когда вновь услышал собаку. Теперь она лаяла гораздо ближе, где-то за домом. И не просто лаяла, а драла горло, словно совсем озверела, – Амирка даже представил оскаленную пасть, острые зубы, капающую на землю слюну… Он поёжился. Наткнуться на бешеную псину ему совсем не хотелось. Но ещё больше не хотелось идти домой и получить по шее от папки просто за то, что он, Амирка, однажды появился на свет. Не хотелось смотреть на мамины слезы, на её синяки, не хотелось видеть, как…

Лай резко оборвался, собака завизжала, и в следующее мгновение эхо разнесло по двору звук ломающихся костей. Амирке почудилось, что хрустнули его собственные кости, – так громко это было. Громко и жутко.

Он подобрал мяч и стал вертеть головой по сторонам, вглядываясь в темноту. Половина ламп у подъездов уже не горела. Ветер гонял по асфальту мелкий мусор, в устроенной на берёзе кормушке возились птицы. А возле угла дома стоял высокий человек и смотрел прямо на Амирку.

Ноги подкосились. В наступившей тишине Амирка слышал только стук собственного сердца. Он вдруг понял, что здесь, в конусе фонарного света на площадке, его нельзя не заметить. Амирка машинально отступил на шаг назад, и то же самое сделал незнакомец. Словно неправильное, заторможенное отражение.

На одном из верхних этажей разбилось стекло. Раздался крик, и Амирка вздрогнул. Далеко-далеко, на шоссе, завыла и тут же стихла сирена.

Что-то происходило.

Рядом с незнакомцем появился ещё один. Он тоже смотрел на Мишку и странно вытягивал перед собой руки, будто сжимал воздух. Или держал невидимый мяч.

У Амирки пересохло в горле. На лбу выступила испарина. Он бросился в сторону своего подъезда, но заметил тёмные силуэты на площадке. Те будто вросли в землю. Манекены, прячущиеся за пределами фонарного света. Поджидающие.

– Не …адо.

Услышав за спиной голос, Амирка вскрикнул. Голос был искажённым, ненастоящим, будто человек ещё не научился им пользоваться.

Амирка обернулся и увидел Андрюху, мальчишку на год старше, с которым иногда здесь играл. Тот был одним из немногих, кто нормально к нему относился.

– А-Андрюха, ты чего?..

Андрюха стоял в нескольких шагах от футбольного поля, вертел головой в разные стороны и не решался войти в пятно света. Аккуратно протягивал ногу из темноты и тут же отдёргивал. А потом пробовал вновь.

– Андрюх?..

– По…гите. По… ите по…ста.

Амирке не хватало воздуха. Ветер трепал нестриженую чёлку, обдувал прохладой, но приносил с собой страшные запахи. Запахи свежей крови, гнилого мяса и горящей свалки. Запахи нового Андрюхи.

– Ан… юх. По… гите. Я не …чу.

Существо рывком подалось вперёд, рухнуло на землю, заревело и отползло обратно в темноту. Быстро поднялось на ноги и стало приближаться к свету маленькими шажочками. Мишка разглядел на лице не-Серёги улыбку, и по спине поднялась волна мурашек.

– Отвали от меня!

– …али …еня, – отозвалось существо.

Амирка запустил в него мяч, затем поднял с земли камень и бросил существу прямо в голову. Оно, шатаясь, отступило на пару метров и застыло на месте. А потом неуклюже скопировало движение Амирки. Присело и швырнуло в него несуществующий камень. И ещё раз. И ещё. Будто повторяло самое странное упражнение на уроке физкультуры.

– Да отстань же ты…

Амирка больше не сдерживал слез. Из накрывшей район темноты слышались крики и странные, неправильные голоса. Надрывались сигнализации.

Отойдя подальше от существа, Мишка прижался спиной к фонарю. Схоронился в спасительном свете. Прямо под лампой гудели комары, в паутине трепыхалась муха. Вокруг клочка футбольного поля вставали тени.

То, что притворялось Андрюхой, нащупало на земле настоящий камень и с невероятной силой бросило его в сторону Амирки. Звякнул фонарный столб. Существо несколько секунд смотрело перед собой, а затем подняло голову выше. К стеклянному шарику, рождающему электрический свет. И Мишка похолодел.

Тени пришли в движение. Из-за домов поднимался столб чёрного дыма. Амирка, всхлипывая, сполз на землю и закрыл голову руками.

Разбить фонарь у существа получилось уже с третьей попытки.

Запись 16

Читатели, а у вас есть милые истории? Я уверен, что есть. Сейчас я поведаю о тех историях надо которыми работал несколько дней, а над одной даже 1.5 недели.

Ирина и Вячеслав познакомились, когда им было всего по семь лет. Они попали в 1 "Б" класс по счастливой случайности – про Ирину и нескольких девочек забыли при распределении, и тогда классная руководительница взяла учениц к себе.

Прошло несколько школьных лет, и Слава все-таки собрался с духом и передал возлюбленной зашифрованную записку, в которой признавался в своих чувствах. Тогда им было по 11 лет.

С 7 класса они начали проводить всё время вместе – гуляли и ходили в кино, а в 9-м сели за одну парту. Ирина вспоминает, что никто из одноклассников не задирал и даже не дразнил юную пару, все относились к их отношениям очень трепетно и бережно, даже учителя и завучи.

Как это часто бывает, последний звонок мог развести возлюбленных, так как Ирина поступила в университет, который находился в другом городе, однако расстояние только укрепило их сильные чувства. Несмотря на то что молодых людей разделяли пять часов на автобусе, они встречались несколько раз в две недели. Либо она приезжала к нему, либо он к ней.

Но на этом проверка крепости чувств не закончилась – Вячеслава призвали в армию. Впереди был год порознь, влюбленных разделяли уже 14 часов на поезде. Но и это не смогло ослабить любовь между ними. За все время службы Ирина приезжала к своему молодому человеку шесть раз.

Вячеслав демобилизовался, и теперь влюбленные уже не расставались – они сыграли свадьбу в следующем году.

Запись 17

Варвара в очередной раз лежала на кровати. Все тот же вид из окна, все те же стены и пол. Идет некий день сурка. Аня куда-то пропала, а других соседей ей не подселяли.

Вдруг в палату зашел врач и сказал, чтобы она пошла в одну комнату.

Варя молча встала и в сопровождении доктора пошла в комнату. Пройдя несколько метров, они зашли в комнату.

Какая мрачная комната! Но заниматься здесь хорошо: ничто не отвлекает внимания. – сказал доктор

Лампа с глухим абажуром освещает только письменный стол, заваленный книгами, рукописями, корректурными оттисками. Глаз едва различает солидную мебель черного дуба. Темные обои, темные драпри. В полумраке поблескивает только золото тисненых переплетов в тяжелых шкафах. Длинный маятник старинных стенных часов движется размеренно и плавно.

Переведя взгляд на доктора, Варя невольно улыбнулась: сам доктор целиком соответствовал стилю кабинета. Будто вырубленная из дуба, тяжеловесная, суровая фигура доктора казалась частью меблировки. Большие очки в черепаховой оправе напоминали два циферблата часов. Как маятники, двигались его глаза серо-пепельного цвета, переходя со строки на строку письма. Прямоугольный нос, прямой разрез глаз, рта и квадратный, выдающийся вперед подбородок придавали лицу вид стилизованной декоративной маски, вылепленной скульптором-кубистом.

– Ну что Варвара помниться мне, тебя Служкин помещал в какие-то события, но не успел очень много что показать. Ну что теперь я тебя туда помещу.

Врач быстро что-то вколол Варе, и она упала

Запись 18

Июль. Самый разгар лета. Обычный летний лагерь «Буревестник». Ребята, одетые в типичную летнюю одежду, идут к его воротам. Отряд старших как обычно шел впереди, а ряд младших сзади.

Старшие отряды, а именно первый и второй были все как на подбор. Красивые, довольно высокие мальчики и миниатюрные девочки.

Они шли уже более вальяжно и расхлябанно. Многим на вид было лет 16-17. Такое чувство, что они приехали в этот лагерь уже не первый раз и друг друга знают не первый и не второй год. Вот юноша хватает девушку за жопу и ей это нравится. Вот рыжеволосый парень сосется с какой-то высокой блондинкой. Вот просвечиваются в желтом пакете какая-то бутылка, которая явно не из-под лимонада или воды. Вообще им как типичным подросткам не интересно ничего, кроме: алкашки, курилок и ебли.

Однако из всего этого выделяется сброда выделялся один мальчик. Он был довольно среднего роста, шел отдельно от всех и в руках держал какую-то книгу в красной обложке и твердом переплёте. Есть такое ощущение, что он изгой и его никто не любит и не признает.

Вот уже виднеются корпуса лагеря в которых будут жить старшие отряды. Корпуса сами по себе небольшие, но в них есть стиралка и сушилка. Комнаты не большие всего на 4 человека. Есть шкаф и туалет внутри. Стены у комнаты не особо яркие.

Мальчики выбирали кровати и выбрав, сразу раскладывали вещи. Параллельно разговаривая о том, как бы было круто со всеми познакомиться и по заигрывать с девочками на дискаче.

– Обед. – крикнул вожатый.

– Идем – прокричали все четверо.

Худенькая вожатка ступила в столовую с некоторой робостью и даже неким страхом, и Андрей Воронов, галантно поддержал её под локоть, а потом мягко подтянул к себе якобы для приватного разговора. Андрей был довольно высокий (около 187 см роста), худощав (где-то 60 кг), коричневыми волосами формата шторок и с универсальным размером одежды и обуви.

– Слышь, Алёнка, у меня тут дружбана к вам в лагерь поработать прислали, а он-то не из ваших, – понизив голос, сказал Андрей с приятельской откровенностью. – Прошу, ты устрой его как следует, окей?

Вадим поморщился от досады.

– А мне в столовке что-нибудь вкусненькое возьми, – добавил Андрей.

Экипаж обычно обедал в лагере.

Худенькая вожатка чуть покраснела от удовольствия.

– Ну, если будет, – с деланой неохотой согласилась она.

– Вадимчик, забери сумку Алёнкину! – по-свойски распорядился Андрей.

– Мне щас ещё мелким -помочь надо!

Вадим не мог отказать: невежливо отказывать, нехорошо.

Вожатки поздоровались с мужичками– явно, подшабашивающие в лагере разнорабочими, – и дальше продолжили есть. Вадим смотрел на них. На одном плече у него висел рюкзак, а в руке он сжимал сумку Алены.

Лагерь удивил Вадима. Точнее, не лагерь, а дореволюционный дачный посёлок – живописная свободная россыпь маленьких деревянных дворцов.

Худенькая вожатка подошла и указала Вадиму в сторону одного из домиков.

– Тебе в тот корпус. Оттуда Володя Петров уехал, а ты на его место принят. Положи вещи в вожатскую комнату и приходи в столовую.

– Меня Вадим зовут, – передавая сумку, сказал Вадим

– А меня Алёна Николаевна, и никак иначе.

Вадим понял, что эта девица желает получить все удовольствия сполна: приятно, когда один парень клеится, а другого можно отшить.

В корпусе было светло и пусто. Пахло свежей олифой. Сверху доносился невнятный шум радиоприёмника. По скрипучей лестнице Вадим поднялся на второй этаж, где располагалась комната вожатых. В каморке со скошенным потолком стояли две кровати, две тумбочки, письменный стол и шкаф. Кудрявый полноватый парень, нацеливая в окно телескопическую антенну транзистора, искал какую-нибудь подходящую станцию.

– Привет, – сказал Вадим, сваливая рюкзак на пол. – Я новый вожатый.

– Вот эту койку занимай, – парень указал антенной.

Вадим переложил рюкзак на койку и протянул кудрявому руку:

– Вадим.

– Александр, – солидно ответил кудрявый.

– Филолог? – спросил Вадим. – Физик? Историк?

– Иностранные языки, инглиш.

Вадим порадовался, что сосед – не с факультета физической культуры. На физкультуру поступали в основном спортсмены, отслужившие в армии. И до армии-то они были не отягощены мозгами, а срочная только укореняла их в дуболомстве, и рабфак уже ничего не мог исправить. Эти парни чаще всего оказывались неплохими людьми, но в школу, в спортивные секции и в пионерские лагеря они тащили удобную для работы дедовщину и кондовую сержантскую мудрость: «я начальник – ты дурак»; «кто сильнее – тот герой»; «полковник сказал, что муха – вертолёт, значит, вертолёт».

– «2Pac» на русский перевести сможешь? – спросил Вадим у Саши.

– Знаешь, я всего такого не одобряю, – Саша кивнул на самодельный значок с фоткой Фредди Меркьюри. – У нас же лагерь.

В это время Рома сидел в комнате и читал книгу де Лакло «Опасные связи». Его никто не замечал, даже не позвали на обед. Странно все это.

Запись 19

« Про одиночество»

Трудное это дело – писать на тему одиночества. Ведь одиночество – это очень глубокое и непростое переживание человека, и сказать что-то про него в двух словах – сложная задача. Наша современная жизнь все больше подталкивает людей к изоляции, отгороженности, отчужденности.

К сожалению, видится, что смена социального строя и устремленность нашей страны к рыночной экономике привели к еще большему отчуждению людей. Если раньше, идя по улице города, сохранялась вера в то, что в трудной ситуации кто-нибудь из окружающих тебе поможет, то сейчас люди с легкостью проходят мимо, или просто останавливаются понаблюдать, чем дело кончится. С одной стороны, мы стали мобильнее, стало больше информации, свободы стало больше, но при этом изоляция не только не снижается, а все больше нарастает. А за ней и чувство одиночества.

Давайте немного поразмышляем о том, как в нашей жизни появляется одиночество. Изначально, когда ребенок находится в утробе матери, то он переживает единение с ней, и одиночество его мало затрагивает. Оно обрушивается на него в момент рождения. В тот момент, когда он становится отдельным существом, он приобщается к чувству одиночества, которое нам всем знакомо. Однако это еще только начало его знакомства с одиночеством. Да, он уже физически отделен от матери, но психологическая связь будет сохраняться еще долгое время.

Тесная связь ребенка и матери позволяет ему войти в мир людей. Если рядом с ним достаточно хорошая мать, то на каждый его зов она будет стараться откликнуться. А это в свою очередь будет формировать у ребенка чувство того, что он не одинок.

Кстати говоря, психоаналитики считают, что человек, у которого формируется депрессивный тип характера (который склонен к эпизодам пониженного настроения, апатии), скорее всего переживал в детские годы болезненное разлучение с матерью (или другим значимым человеком). Что говорит нам о том, что для того, чтобы справляться с чувством одиночества нужно быть готовым к встрече с ним, а эта готовность тесно связана с уверенностью в том, что ты кому-то нужен.

Одиночество- это не плохо, но и не хорошо. Одиночество- часть нашей жизни. Скажу лишь в добавок:

«Открывая душу другому человеку, мы можем вступить с ним в такое интимное соприкосновение, что боль от нашего чувства одиночества постепенно начинает утоляться. Обычно это происходит в том случае, если другой человек искренне заинтересован в нас, заинтересован в том, чтобы понять то, как мы живем, как переживаем те или иные события.»

Запись 20

В комнате на диване лежали раскрытые чемоданы. Надя доставала из них свои вещи, напяливала на плечики и вешала в шкаф. Рядом в нижнем ящике четырёхлетняя Тата раскладывала своих кукол. На письменном столе сидел большой пушистый серый кот и спокойно глядел на суету немигающими жёлтыми глазами. В проёме двери появился Служкин, вытирающий руки кухонным полотенцем.

– Надя, скоро восемь, Будкин придёт, – сказал он. – Может, на стол чего накроем?

– А я его не звала! – строптиво отозвалась Надя. – Тоже мне барин выискался – стол ему накрывай да наряжайся!.. Я ещё посмотрю, какой он. Больно он мне подозрителен…

– Просто он шпион американский. Он уже две автобусные остановки поджёг и вчера с балкона на милиционера плюнул.

– И фамилия у него дурацкая, – настаивала Надя.

– Какая рожа, такая и фамилия. А ты за него замуж собралась?

– Да я хоть за кого бы пошла, лишь бы от тебя избавиться!

Надя с досадой грохнула в шкафу плечиками. У неё было красивое надменное лицо с тёмными продолговатыми глазами и высокими славянскими скулами.

– Я думал, ты за лето отдохнёшь на даче, а ты всё такая же…

– А ты не зли меня и алкашей своих не подсовывай!

Тут в прихожей раздался звонок. Служкин взглянул на часы.

– Будкин точен, как свинья, – сказал он. – Точность – вежливость свиней, – и он пошёл открывать.

В прихожую, улыбаясь, шагнул высокий молодой человек атлетического сложения с римским носом, густыми бровями и коротко остриженными черными кудрявыми волосами. Надя и Тата вышли посмотреть.

В прихожую, улыбаясь, шагнул высокий молодой человек атлетического сложения с римским носом, густыми бровями и коротко остриженными черными кудрявыми волосами. Надя и Тата вышли посмотреть на гостя.

– Знакомьтесь, – сказал Служкин. – Это Будкин, мой друг детства, а теперь ещё и наш сосед. Он в четвёртом подъезде квартиру себе купил, пока вы у бабушки гостили… Будкин, это Надя, моя жена. А это Тата, моя дочь. Это их я сегодня утром ездил на вокзал встречать…А это Пуджик, дикий зверь, его ты уже знаешь.

– Очень приятно, – протягивая Наде три розы, галантно сказал Будкин и приложился к ручке. – Много о тебе наслышан.

– Да и я… много наслышана, – мрачно ответила Надя.

Будкин присел на корточки и погладил по голове Тату, которая испуганно смотрела на него из-за маминой ноги.

«– Я добрый», – сказал ей Будкин и достал шоколадку. – Держи.

– «Баунти»? – поинтересовался Служкин.

– Райское наслаждение, – подтвердил Будкин.

– Надя, а можно я всю сейчас съем? – спросила Тата.

– Половину, – распорядилась Надя. – А то зубы заболят.

«– Снаружи шоколадка, а внутри кокос», – сказал Служкин. – Поначалу сладко, а потом понос.

Тата испуганно посмотрела на папу.

– Ешь-ешь, – ободрила её Надя. – Папа у нас дурачок.

– И вот ещё что я принёс, Надюша, – ласково добавил Будкин, извлекая бутылку ликёра. Надя хмыкнула, но приняла её.

– Ну проходи, – неохотно сдалась она. – Не в комнату, конечно, на кухню.

На кухне все расселись за пустым столом, и Надя открыла холодильник. На подоконник тотчас запрыгнул Пуджик, чтобы видеть, что станут есть. Он как-то мгновенно уже успел всем осточертеть: Тата об него запнулась, Служкин наступил на хвост, Надя чуть не прищемила ему голову дверцей холодильника, а Будкин едва не сел на него.

– Ты работу нашёл? – полюбопытствовал Будкин.

– Нашёл. Устроился учителем географии.

Будкин хихикнул с таким видом, будто сам он в этот день устроился на работу министром финансов.

– Хорош из тебя учитель будет, – саркастически заметила Надя.

– Ерунда, – отмахнулся Служкин. – В школе на меня всем плевать: хорош – не хорош, а вынь да положи. Если не найдётся желающих пред именем моим смиренно преклонить колени, я не удавлюсь.

– Ты, географ, хоть помнишь, кто открыл Северный полюс? – спросил Будкин.

– Нансен… – неуверенно сказал Служкин. – Или Амундсен. А может, Андерсен. У меня не эта география. У меня экономическая.

– Ты, когда чего-нибудь забудешь, главное – ври уверенно, – посоветовал Будкин. – Или по карте посмотри, там всё нарисовано.

– «По карте»! – хмыкнул Служкин. – Я сегодня кабинет принимал у завучей, Угрозы Борисовны, так у меня там четыре наглядных пособия: глобус, кусок полевого шпата, физическая карта острова Мадагаскар и портрет Лаперуза. И всё!

– Тебе хватит, – ободрил Будкин. – А если выгонят за профнепригодность – так и быть, возьму тебя к себе секретутом.

– А кем ты работаешь? – спросила Надя, резавшая колбасу.

– Форточником, – хехекнул Будкин.

– Шутки как у моего мужа – такие же идиотские.

Будкин не смутился. Служкин напомнил Наде:

– Я же тебе рассказывал – у него с отцом своя фирма при станции техобслуживания. Он там обслуживает тех за деньги. Вон под окном его гроб на колёсиках стоит.

– Этот «Запор» у меня с фирмы, – навалившись на стену, вальяжно рассказал Будкин. – Так, дрянь. Грузы возить, по грязи кататься. А для города у меня «Вольво».

– А мы и такого не имеем! – с досадой кивнула в окно Надя.

– Ха! – возмутился Служкин. – Будкин ещё в школе у пацанов мелочь в туалете вытрясал! Он ворует! А я и виноват!

– Ты лентяй, Витус, – хехекнув, объяснил Будкин. – Идеалист и неумёха. Только языком чесать и горазд.

Он взял со стола бутылку ликёра и свернул с горлышка пробку.

– Витус, а чего покрепче у тебя нет? – спросил он.

Служкин сделал страшные глаза, кивнул на Надю, которая в это время отвернулась к плите, и изобразил удар в челюсть.

– Нету у нас водки! – безапелляционно заявила Надя.

Будкин указал себе пальцем в грудь, двумя пальцами сделал на столе бегущие ножки и поднял кулак с оттопыренным мизинцем и большим пальцем.

– Будкин, ты кого показал? – сразу спросила Тата.

– Киску, – сладко ответил Будкин.

Служкин тяжело вздохнул и виновато попросил:

– Давай, Надя, достанем нашу бутылку…

– Доставай, – подчёркнуто безразлично ответила Надя. – Ты же пьёшь, а не я, – чего спрашивать?

– Мы в честь знакомства, Надюша, – поддержал Будкин. – Верно, Таточка?

– Полчаса как познакомились, а уже «Надюша», «Таточка» …

Служкин молча потянулся к шкафу и достал бутылку водки.

– Надя, не злись, сядь, – позвал он.

Сердитая Надя подняла Тату, села на её место и пристроила дочку на колени.

– У нас денег на пьянку нет, – твёрдо сказала она, глядя в глаза Служкину, и персонально для Будкина добавила: – И не будет!

Служкин печально погладил бутылку и изрёк:

– Доведёт доброта, что пойду стучать в ворота…

Книга, которая заставляет меня думать в независимости от момента в сюжете…

Запись 21

Тили-тили-бом!

Закрой глаза скорее…

Кто-то ходит за окном

И стучится в двери

Тили-тили-бом!

Кричит ночная птица.

Он уже пробрался в дом

К тем, кому не спится…

Он идет, он уже

Близко!

Тили-тили-бом!

Ты слышишь, кто-то рядом,

Притаился за углом

И пронзает взглядом.

Тили-тили-бом!

Все скроет ночь немая…

За тобой крадется он

И вот-вот поймает.

Он идет, он уже

Близко!

Тили-тили-бом!

Ты слышишь, кто-то рядом

Притаился за углом

И пронзает взглядом… Спи спокойно, сладко… малыш…

Тили-тили-бом!

Ты слышишь, кто-то рядом,

Притаился за углом

И пронзает взглядом.

Тили Тили бом!

Закрой глаза скорей.

Аккуратно напевала Аня, бродя по палате. Варвара уже давно спала. За окнами была уже явная ночь. Аня ходила как Самара и ни о чем не думала.

Запись 22

«Байки сталкеров»

О твари в ангаре

Забираемся, значит, в тот ангар. Вокруг пылища, паутины – вообще под крышу; детекторы полную чушь порют: мол, не то что никого вокруг, а и нас в природе нету. Пошли позиции по периметру занимать: Санёк впереди, мы прикрываем… И тут – БЗДЫНЬ! Балки здоровенные такие железные, ржавые под потолком, так одна срывается – и вниз! Как Санёк увернулся, сам не знает, а эта хрень воткнулась прямо в точности, где он стоял. Ну он, как упал и откатился, не встал на ноги вообще, а так лёжа да-вай шмалять! Остальные тоже напугались, идиоты, и себе пошли садить в белый свет. Тут Санёк начал орать что-то про тварь в углу. Я смотрю – никакой твари не вижу… В общем, поехали, не операция, а конкретный такой бардак… бордельеро… Пошли мы по этим развалинам ходить; ходили минут пять – осторожненько так, чтоб под балками этими больше не очутиться. И бред, ну бред полный: то одному, то другому чего-то привидится, они давай очередями в полрожка полосовать по пустому месту. А двоим вообще не повезло: один шёл по ровному полу, и вдруг в яму упал, второго сорвавшейся дверью поперёк спины перетянуло. Ну, тут мы вообще завелись – ясно ж ведь, что тварь какая-то развлекается! Врубили пси-защиту, во все углы по газовой гранате – ну и ждём, кто появится, а пальцы на спуске. Ждём-ждём… А тварь, как потом оказалось, летучая была, что ли… Пока мы внизу всем скопом дурака валяли, она себе тихонько сидела под потолком и веселилась, сука… Дошло только до нас поздно, да и то случайно почти. Гадина эта расшатала ещё пару балок – полкрыши и навернулось, прямо на нас и навернулось, четверых ребят в лепёшку на месте… Вот тут мы её и достали! Как Санёк услышал шебуршание наверху, так на автомате и дал очередь – полезнейший, блин, рефлекс! Ну тут и визгу! Мы тоже, ясно, подскочили, дали из всех стволов… Тварь сыпанула сверху с такими воплями, что прям уши закладывало. Ну, тут уж мы душу отвели: кто прикладом бил, кто просто ногами прохаживался, Санёк, так тот нож достал, чтоб ей побольнее потроха вывалить… Командир, понятно, всех с трудом, но пооттаскивал, а то бы вообще падлу эту ложками с пола соскребать пришлось…

Сверхпроводник

А слышали о Проводнике? Самый первый из сталкеров. Первый в Зону ходить начал, и до сих пор живой. Говорят, проведёт в любую точку. Другое дело, что найти его проблематично – афиш с адресом не расклеивает… Да и провести тоже далеко не каждого соглашается. Баблосов вроде бы берёт немало, но если нашёл его и договорился, будь уверен – он тебя железно доставит куда надо. Вот с кем бы перетереть. Уж он-то, наверное, видал, что там за радаром…

Люк в рай

Понты бить и с баблом быть – это две большие разницы… Чё думали, тут бабло за так даётся? Ни хера! За так только вас только уродина какая-нибудь схавает или сталкер завалит… Думать надо. Там думать надо, а тут ещё лучше. Совсем быки тут долго не протягивают. Не канает оно, без чердака если… Короче, дело такое было. Втроём мы с Синяком и Цепой покойными через хоздвор шли – дорогу, короче, срезали. Смотрим – олень какой-то чешет. Ну, мы сныкались. А он мимо нас проходит – не замечает. Мелкий такой, а мешок тянет – будь здоров. И автомат хитро висит – чуть что, маслинами нас нашпигует. Ну, Синяк мне – типа, давай пощупаем мозгляка, чё у него там? А я ему: «Тихо, дятел! Лучше смотри, куда он свой хабар тянет». Ну чё… Тут олень как провалился куда-то – мы даже не поняли. Ну, ждём. Он минут через двадцать вылез. Пока стоял-отряхивался, к нему Цепа сзади втихую подъехал и полтыквы из шпалера снёс. Начали они с Синяком тело потрошить: броник на нём был классный, да и лопатник должен быть… Я отлить отошёл – моё пацаны мне всегда отдадут, я по жизни в доле. Тут как херанёт!.. Короче, терпила тот не прост был: он чё-то хитрое наворотил, чтоб рвануло, если с него броник кто-то снимать будет. Я свалил оттудова по-быстрому – мало кто щас на выстрел и взрыв заявится… Пришёл через месяц. От Цепы с Синяком и оленя – хоть бы косточка. Вообще по нулям. Короче, прикинул я, где он в развалины нырял, и сам туда полез… Ну, прошёл три комнаты – голяк! Тут смотрю, в углу куча кроватей навалена. На кой хер там столько лежаков? Короче, взялся разгребать. Разгрёб. Смотрю – мать моя женщина, люк! Поднимаю, значит, крышку, свечу фонариком. Ёпэрэсэтэ! Я в раю!.. Ну, чё там было – моё дело… Внакладе не остался. А уши б развесил – давно бы жмуриком стал или до сих пор босой бегал, бакланил… как некоторые…

История о боевых друидах

Говорят, есть одна группа товарищей… Их когда шаманами называют, а когда друидами. Они, говорят, вообще с собой электронного оборудования не носят – к природе, дескать, ближе, и всё такое… Ну, они говорят, что Зона на электронику… на излучения всякие электромагнитные сильней реагирует… да, и монстров на тебя натравливает. Как по-ихнему получается, так Зона – живой организм. Нельзя, мол, лезть в неё с приборами – правильный человек и без всяких лишних навесок справится. Правда, автоматы они с собой, козлы, таскают… Нет бы зубами и когтями попробовать… С другой стороны, гибнет их в Зоне вроде бы не так чтобы и много. Не чаще нас они ласты склеивают… Так что, может, правильно додумались… Они, правда, вроде больше с белорусской стороны в Зону заходят… А то хорошо было бы на них поглядеть… да проверить заодно, сколько у них артефактов на кармане водится…

Тень призрака

Кто-нить, может, знает о лабораториях засекреченных глубоко в Зоне?.. Они ж вроде как до сих пор работают… Ну да, ну да… Непонятно, как там вообще кто-то выжить смог… без припасов, энергии… Вот и возникает вопрос – а может, там никакие не люди работают? Я тут с типком одним общался… Он сам лаборатории не видел… …Нет, сам не видел, но на сканер словил переговоры какие-то странные на «Янтаре». В них о какой-то лаборатории речь шла. А другой мужик этому, первому, клялся, что наткнулся как-то на фигуру в комбезе типа сталкеровского, но более навороченном… И вроде как фигура эта полупрозрачная ему сказала, чтобы валил отсюда прочь. «Не мешай, мол, уходи, мы тут работаем». Ну, парень пересрал… понятное дело! Кто из нас такое раньше видел?.. С другой стороны, это вроде бы случилось недалеко от радара… Ну, вы понимаете… Ну да. Так что вряд ли правда… Но с другой стороны… мутации, они ведь разные, наверное, бывают? Может, это уже не люди, а какие-то сущности энергетические? А?.. Да ладно, чё вы… Чуть что, сразу ржать…

Кошмар без ведра

Знаете, чего скажу? В этой части Зоны спать почти нельзя… Мне-то везёт, я и так заснуть не могу… а у народа такие кошмары случаются, что, бывает, и не просыпаются с утра… от разрыва сердца, например… Кто коней двигает, а у кого крышу рвёт конкретно… Недавно, правда, слух пошёл, что есть средство. Если сильно приспичит поспать, желательно найти ведро старое… ну или кастрюлю хотя бы большую… выварку там… Главное, чтоб целое… Голову туда засовываешь – и спи себе как у Бога за пазухой… Ну смейтесь, смейтесь. Посмотрю я на вас через пару дней, когда от усталости с ног падать начнёте. Умники… А вот сами скажите, какого, значит, хрена, вояки тут последнее время начали шастать в шлемах хитрых? Ну да! Раньше, года два уж как, ни слуху ни духу, а последнее время зачастили! ШлемА у них новые какие-то – ребята тело одного нашли, рассказывали. Сетка там внутри из тонкой такой проволоки медной, к подшлемнику прикреплённая. Вот и думайте – что за сбруя, на кой ляд она такая? А вообще это «ж-ж-ж» неспроста, точно вам говорю. Из аномалий выбирать тут особо нечего – не те угодья, на других участках и побезопаснее, и куски пожирнее ещё найдутся… Я так мыслю, подходы они намечают. Плацдарм готовят. К Саркофагу пробиться хотят, помяните моё слово. Скоро так фиганёт – никому мало не покажется. Помяните моё слово… Главное, нам с вами подальше отсюда на тот момент оказаться…

Перехват – обитель глубины

Слышьте, мужики, а вы о «Перехвате» чего-нибудь как следует знаете? Это ж, говорят, спецаки, вояки кадровые! Но как работают, а?! Как работают! Это тебе не мудаки на кордонах! Мало того, что в самое зажопье лазят, так ещё и сидят в Зоне месяцами! Да не гоню я! Базы у них, несколько штук сразу, схронов до фигища, а к периметру им на постой вертушки припасы подкидывают. Командиром у них Громов какой-то… думаю, фамилия фуфло, ненастоящая – они его то «Майором», то «Громом» зовут. Не верите?! Так Пахомыч перехват как-то поймал! Поймал – и давай бог ноги, а то бы шпокнули за здорово живёшь… Секретность, так её! Пахомыча-то все знают? Ну, то-то и оно! Не фуфло это, а серьёзная команда. Хрен знает, чего им тут нарисовалось такого интересного, но работают они – мама дорогая! Мне бы в треть – не, на десять процентов бы так! – уже бы домик в Сочах этажей на десять построил бы… У них, говорят, штука такая есть… монстрОв за двести метров засекать. Любую тварь! Ясен хрен, тогда и по Зоне ходить-поплёвывать… А то ещё, говорят, есть какие-то деятели… Не вояки, а вроде как из наших… В общем, пробрались какие-то к центру Зоны. Мало, что пробрались – они, говорят, и тварей приручать умеют! Они вообще за периметр, на Большую Землю, не ходят – и к ним тоже никто… ну, кроме тех, наверно, кому к Саркофагу пробраться на роду написано… Уж артефактов у них – хоть подтирайся! «Долговцы»-то о них хорошо знают… знают, гады, воюют – и молчат! Спросишь кого из этих полицаев: «Сказки», – говорит. Ну не суки, ну?!

О подорвавшихся к антеннам

Братья, вы слышали, что недавно несколько неверных подобрались к антеннам? Монолит направил нас, и братья вовремя их заметили. Одного мы уничтожили сразу. Двое других бросились бежать. Трусы. Все они трусы. Лишь истинная вера не оставляет места для страха! Двое смогли убежать, но Монолит мудр и всеведущ. Значит, они нужны ему живыми.

Про Монолит во сне

Братья, Монолит призвал меня ночью. Я говорил с ним. Он был прекрасен в своём величии. Я едва не ослеп, но его свет наполнил меня великой силой! Я знаю, я чувствую, что его сила пребывает со всеми нами! Он сказал мне, что победить зло способна лишь твёрдая вера. Он сказал, что его сила наполнит только верных. Ещё он открыл мне, что наша победа уже близка!

Об испытании веры

Братья, недавно Монолит испытывал мою веру и я чуть было не сошёл с истинного пути. Но я выстоял! Хвала Монолиту! Его испытания закаляют нас! Мы возвращались из Тёмной Долины, и я чуть отстал от братьев. Зло воспользовалось этим и внезапно начало играть со мной. И… я усомнился. Истинные образы исказились; Враг нашёптывал мне, что Монолит использует нас как рабов. Но потом я понял: это испытание. Я вспомнил о могуществе и сиянии Монолита, и тогда воля и уверенность вернулись ко мне. С тех пор я уже не боюсь никаких испытаний и не знаю сомнений. Хвала Монолиту!

Про схватку в Темной Долине

Я был в Тёмной Долине. Там очень много неверных, ведь сила Монолита ещё не достигла этих мест. Мы охраняли. Ночью на нас напали. Мы яростно сражались с этими животными. Заслуги братьев были велики: скоро Монолит призвал их к себе. Для меня он приготовил ещё одно испытание. Моё оружие уже не стреляло. Но тут Монолит сказал мне: «Ты со мной, а моя сила – с тобой. Если ты будешь твёрд в своей вере, то сокрушишь моих врагов и приблизишься ко мне!». Тогда я стал тенью. Я пригнулся и обошёл их справа. Глупые шпионы ничего не заметили. Они подумали, что покончили с нами и смеялись над пустыми телами наших братьев. Но я уже видел их спины. А потом из моих рук ударила мощь Монолита. Так он убил их всех. Я счастлив служить тебе, Совершенный!..

Про схватку в Темной Долине

Мы с напарником к этому НИИ давно присматривались. Уж больно место пустынное. Ни зверья в округе, ни мутантов. Только кто бы туда ни пошёл, либо перепуганные вусмерть, с катушек съехавшие возвращались, либо вообще их больше не видали. Решили сами потихоньку разведать. Выехали затемно, а как добрались до места, уже светать начало. Оставили машину в распадочке, пошли лесом к опушке. Там остановились, напарник остался внизу, а я полез на дерево с оптикой – оглядеться, что в окрестностях творится. Вижу – корпуса, и не так чтобы совсем уж заброшенные, стёкла целые почти все, во дворах травы немного, не то что в других местах – по пояс… По всему выходило, что живут тут, однако тишина полнейшая и движения никакого. Тут вдруг чуть справа ударили очереди – кто-то из автомата бил короткими. Я оптикой туда. Вижу, на крыше одного из корпусов незнакомый мужик как крыса затравленная мечется и стреляет без разбору во все стороны. В кого – смотрю и понять не могу: он там один был. И вот тут… началось… Я всё видел как на ладони. Автомат у него из рук сам собой улетел… Будто крылья у железки выросли!.. Мужик рот раскрыл, видно, заорал чего-то, достал нож и выставил его перед собой. И тут – ёлки-моталки! – гляжу, а перед ним сам собой висит ещё один. Вот так в воздухе жалом к нему и висит, и не держит его никто. Что дальше было – это не ночь рассказывать… Минут пять того мужика резали. Понемногу так, суки, мать их за ногу – там порез, тут укол… Бедолага скоро уже весь в крови был… Потом, как он уж в ногах заплетаться стал, его нож тоже выбило; тут мужика как поднимет в воздух, как завернёт пару раз… Я такого в жизни не видел – натурально, как тряпку вертело… Я в три секунды мокрый стал… Потом… Нет, всё, не буду… В общем, как я отдышался, ещё минут пять шарил прицелом по окрестностям. Руки дрожали, оптика от пота мокрая стала… Ну хоть бы одна тварь! И в обычном диапазоне и в инфакрасном – ни-че-го. Как я слез, напарник на меня поглядел, да и спрашивать раздумал. А как вернулись на базу, я неделю до бровей надирался, не просыхал… Потом, как отошёл чуток, порасспрашивал наших – может, кто про такое чего слышал? Только народ на меня посматривать начал косо – часом, не двинулся ли? Вот такие дела…

Превращение в Черном Лесу

Братья, мы патрулировали окраины Чёрного Леса и наткнулись там на неверного-одиночку. Он начал обращаться, поэтому мы не убили его, но он ещё наполовину пребывал в своём животном состоянии… Я знаю, мудрый Монолит сделал это для всех нас: он снова показал нам истинное лицо своих врагов. Теперь наша вера ещё более укрепилась! Близится, братья!.. Близится победа над неверными, и тогда Монолит выполнит наше сокровенное желание! Истинно преданных он приблизит к себе, к славе своей, величию своему! Мы вечно пребудем в сиянии его!..

Ужин патологоанатома

В общем, дружбан мой вот чего рассказывал. Подняло его, короче, посреди ночи начальство – типа бегом в лабораторию, груз пришёл. Он сонный, не врубается: какой груз? Они ему: ты чё, спирту казённого перепил? Трупак свежий на столике, кушать подано! Короче, приходит он, и к столу. А там ТАКОЕ… Он, по ходу, жмуриков из Зоны на своём веку повидал: и тебе порванные, и жареные-вАреные, и мутантов попался не один десяток, а тут типа в желудке ужин гулять начал. Короче, с первого взгляда – без двух минут человек, только бошка на нормальную ни фига не похожа: здоровая такая тыква бугристая. Ну и тело – концлагерь, блин, кожа да кости. Но это он потом разобрал, а вначале, говорит, гляжу, месиво какое-то: всё навыворот, заляпано оранжево-красной пакостью – кровь типа… Эти гондурасы боеприпасов не пожалели. До-олг… поиск аномальных объектов, блин… ни хрена себе поиск!.. Это, говорит, была помесь дуршлага и порванной грелки… …и вообще они явно по нему в говнодавах своих хорошо погуляли; не объект, блин, а кусок мяса в чёрном тряпье. Короче, он весь остаток ночи и половину утра горбатился. По ходу, получается, это та самая тварь, которую местные за иллюзиониста знают: чёрные тряпки, видения у сталкЁров, бошка метр в обхвате… Прикольно то, что у него за лицо, кто видел, считали – это типа темечко. Не, личность-то у него натурально есть, только мелкая совсем: моргалки не открываются и нос как булавка, хотя пасть – здоровенная, прям косяк у ворот. Ходит, видно, и голову на грудь свешивает – сил нету ровно держать… мозгляк… А прикиньте, чего эти твари на обед кушают. Грибки! Грибочки! Короче, все видали – в Зоне грибов полно, так «старики» зуб дают, что эти твари из них сок жмут. Гурманы, блин… А ещё знаете, чего у него в мешочке на боку припрятано было? Ну? Да куда вам! Короче, мозги там у него были вяленые. А знаешь, чьи? Контроллерские!..

Легкая добыча контроллера

Прибился было к нам тут дурик один… Чешем, значит, скинемся на пять минут отдохнуть, а он сразу на пятую точку – и расслабляется. А как идти – так он последним задницу от земли отрывает. Ну и дорасслаблялся… отстал, а там его контроллер – за мозги цап! – и готово. Кто новичок, в нашем деле, запоминай. Шорох там или ветерок какой подозрительный… Пусть хоть зайчик пробежит… хотя зайчики тут – не дай Боже… Одним словом, готовым каждую секунду надо быть. Чтоб магазины и гранаты под рукой и автомат на непрерывном. Если уж увидел что, высаживай сразу полрожка; если за кустами что-то – тоже лупи, а уж потом спрашивай. Тут курс молодого бойца такой: не нарядов навешают, а с потрохами сожрут, пукнуть не успеешь! Да, по поводу контроллеров – отдельная история. Допустим, отстрелял ты по шороху – и падай сразу же, в ту же секунду! Хоть на спину, хоть как. Контроллер цепляет, если видит тебя – сосредоточиться ему нужно, что ли. Пока загораешь в тенёчке, слушай в оба уха – шуршит ли, идёт ли какая дрянь к тебе. Можно тихонько магазин перещёлкнуть, да и гранаты тоже нелишне приготовить… В общем, если тихо всё, считаешь до трёх и… И валишь! Валишь куда подальше! Ну что, всосали? Эх, салажата… Себя каждую секунду берегите – только так тут и уцелеть можно…

Подводные камни

Я что думаю… Даже не то, что думаю – так, прикидываю… А вдруг всё – вот всё, что тут есть, – эксперимент какой над людьми? Это, можбыть, какие-нибудь человечки зелёные… А что? Не хуже других версия… Интересно мне: если это что-то вроде полигона, то чего именно они тут обкатывают? Проверяют, по каким артефактам мы больше всего слюни пускаем? Или это вообще бомбы какие-нибудь, а? Порастащили их по всему миру, по лабораториям всяким, богачи пораскошелились… Нет, ну вот это классно!.. Вот это бы с моим удовольствием!.. Купили из-под полы какую-нибудь хрень… кучу бабла отвалили… Типа «у нас круче всех», завидуйте, бараны… а оно… оно… ка-ак херанёт!.. Ой, класс!.. Ой, не могу!.. Ой… уф-ф-ф… а вообще, конечно, фиг его знает, что на самом деле… Разве тот, кто за радар ходил, может насчёт этого порассказать… Ну да, они-то, может, и знают, только сказать не могут – мычат и слюни пускают. Может, потому как раз и пускают… Эх… Вот и лезут мысли всякие… Невесело оно вообще…

Хроники яйцеголовых глобалистов

Так… помнится, кто-то меня вчера о чём-то спрашивал, а я запамятовал… А, вспомнил. Есть, значит, любопытствующие, отчего в Зоне только наши яйцеголовые копошатся, а иностранцы и носа не кажут, хотя тут материала нобелевок тыщи на три… Значит, отвечаю по пунктам. Во-первых, с какой стати самим сюда лезть, когда можно нашим грант дать, да с такими условиями, что он тебе всё, что надо, сам на блюдечке принесёт? Ну а если во-вторых, они на самом деле тут бывали, и помногу. Это последние года два забугорцы в Зону боятся лезть… случился с ними один крупный облом. Теперь только скупают материалы да информацию. Платят в общем неплохо, так что много одиночек на них работают, да и мародёры тоже… Что, не слышали про эту историю? Ну даёте! Вся Зона на ушах стояла, а вы как с неба упали. В общем, заброска была большая. Одних учёных человек тридцать с половины мира… все светила, ясное дело, туда-сюда… Готовились серьёзно: денег зарядили – хоть одним местом ешь, оборудования – горы. Взяли с собой взвод военспецов для охраны, тройку проводников из наших, на БэТээРы экранированные погрузились и отчалили. Что-что… Вернулись через неделю… двенадцать человек на убитом в хлам БэТээРе. К колючке вышли у Гнилого леса, а там их уже поджидали… мародёры… Да… Этим пофиг, откуда люди вырвались… Положили почти всех. За периметр только трое выбрались – двое наших и один яйцеголовый. Человек от впечатлений мощночердаком двинулся… Ну, его быстренько за шиворот – и лечить. Он теперь книжку про Зону пишет. Наши-то ещё ничего – опыт помог. Хотя… тоже, наверно, по-своему двинулись: один ушёл к радару и пропал, а второй на Большую землю подался. Ну а остальных Зона взяла. Про Городок-тридцать два слышали? Вот там они и попали. Сначала всё вроде тихо было… ну, в пределах… Они там снимали-замеряли, пробы собирали, в аномалии приборами тыкали… А потом у них началось помешательство. Массовое. Народ начал медленно крышей ехать. Мне наш – тот, что на покой ушёл – рассказывал… Кто горло начинал себе ногтями раздирать, кто голову себе о стену разбивал, а кто просто – ствол в рот, и… А тут ещё зверьё попёрло. Кто в себе был, забаррикадировались в доме. Представили, да? Снаружи ночь и всё окрестные твари, а внутри люди с катушек слетают один за другим. Одним словом, под утро те, кто ещё соображать мог, кое-как вырвались. Назад гнали напрямик, без дороги; даже пару аномалий зацепили… Добрались до Гнилого леса… А из тех, кто там оставался, никого так и не нашли. Ребята только говорят, что в тех местах резко прибавилось контроллеров. Да… Вот с тех пор в Городок-тридцать два никто не суётся, а иностранца в Зону и калачом не заманишь…

Иллюзия долга

Так вот чего я сказать-то хотел. Когда «долгИ» того иллюза брали, я ж рядом был! Да я случайно вообще в тех краях оказался! У моей тачки, у «Нивы»-то у моей, правое переднее полетело: болты на кочке срезало. И по запчастям полный ноль. Поматерился я как следует, а потом дай, думаю, на завод схожу, подберу нужные. Ну там километр идти было, туда-сюда – на полчаса делов! Да и бывал я там раньше… Тут вдруг вижу – «долгИ»! Да не просто патруль, а штук полста! Ну, думаю, блин-компот!.. Как стоял, так в кусты и завалился. «Если заметили и прочёсывать начнут, – думаю, – тут мне и трындец». Залёг, короче, в ямке, и стараюсь не дышать. А тут стрельба! Чтоб такими очередями шмаляли, я только раз в жизни слышал… когда Первую базу брали – старики, помните? В общем, лежу, слушаю в оба уха… Оно себе бахает, а потом ещё и как грохнет!.. ерез минут пять затихает и ко мне вроде никто не идёт. Ну, я наглости набрался, привстал чутка и в бинокль смотрю. А эти быстренько вытягиваются из цеха… помятые такие, жмуриков своих за собой кучу тащат и иллюза на брезенте… ошмётки уже одни от иллюза остались… Утянулись в лощинку. Потом слышу – движки заревели, и звук ушёл. Я ещё подождал – вроде никого. Я внутрь. Ну ясно, что после «Долга» хрен чего найдёшь! Но интересно ж! Эт-то, я вам скажу, было что-то! Стены они почти насквозь подырявили. Балки поперёк пола валяются, кусок крыши обвалился. Гильз по колено – натуральное стрельбище. Кровища, ошмётки какие-то… Полезного, правда, ничего не нашёл – так, два рожка полных, да автомат валялся, балкой придавленный, не вытащить… Про болты я, ясное дело, и думать забыл… Вернулся к тачке, подумал пять минут, снял по болту с остальных колёс… ну и доехал потихоньку… А выйди я туда раньше на полчасика… Мда…

Серый в Припяти

Да, так я тогда аж до самой окраины Припяти добрался. Ну и решил первым делом осмотреться. Нашёл и точку повыше – там котельная большая была с трубой. Ну, зашёл аккуратненько… вроде, смотрю, вроде чики-пики всё – пыль лежит, следов нет… Влез в топку и пополз: там внутри трубы ступеньки были. Нормально лезу, даже нагар уже и не пачкается – окаменел… Осторожненько высовываюсь… Красота! Полгорода как на ладони! Вытащил бинокль и осматриваюсь… (небольшая пауза) Ну и дальше… Собрался уже, значит, сползать вниз, а тут мысль проскакивает: что под самым носом творится, и не посмотрел! Перегибаюсь малость через край, смотрю на одну сторону, потом на другую… Оба-на! Вот это попал бы! По внутреннему двору карлик разгуливает! Главное, я ж вниз уже почти полез! И то ладно, что он меня пока не видит. Только башню я ему снести не могу: «калаш» на спине висит, а труба узкая совсем, не повернуться. Из «макарова», что под мышкой – говно дело, там метров пятьдесят, да перепад по высоте… короче, если сразу не попаду – а ведь не попаду – тогда точно кердык. Сижу, размышляю. Ну и смотрю заодно, чего он там делает. А делает он чего-то непонятное. Сначала бодренько так, с огоньком, рылся в куче хлама – только куски направо-налево разлетались. А потом вдруг как стоял, так и застыл. Вроде прислушивался. Ну а там совсем бардак начался. Мусор в той куче сам стал шевелиться. Карлик быстренько отпрыгнул, стал этак столбиком, руки к голове приложил, ладони как-то хитро вывернул… а в него ка-ак полетит! Со всех сторон!.. Железки, кирпичи, рубероид, ветки… Его так с головой и накрыло. Ну, думаю, всё. Пипец котёнку, больше ссать не будет… Ни фига! Две секунды хлам этот полежал, а потом точно так же ка-ак брызнет во все стороны! Там обрезки труб были, так они прям в забор бетонный повтыкались. Постоял карла ещё с полминуты, покумекал себе чего-то, а потом развернулся, и в здание потопал. Я ещё минутку дух переводил. «Ну, – думаю, – хорошего понемножку, валить отсюда пора». И тут вдруг дымом потянуло. А потом и припекать стало. Да идите вы в пень! Огонь кто-то снизу развёл! Через минуту – всё, дышать уже нечем было. Кое-как выгреб на край трубы – там площадки никакой, сижу, ножки свесил… Только дым всё равно глаза ест, воздуху не хватает… короче, валить надо срочно! Слава Богу, я с собой репшнура всегда сорок метров таскал на всякий пожарный случай… точно, что пожарный… В общем, сложил я его пополам – он не шибко толстый был – худо-бедно на трубе зафиксировал, платок шейный пополам разорвал, на беспалки намотал сверху, да и полез, всем богам помолясь… В голове одна мысль: только б не сорваться! Ни страховки, ничего, шнур ладони режет… Ну и, конечно, по закону подлости метров пять до земли его не хватило. Сигать пришлось. А что делать? Ох, я и загремел! Повезло, хоть не сломал ничего… Но ободрался и ногу правую потянул – будь здоров! Потом думал, что вообще связки порвал. А тогда дёрнул оттуда так, что золотую медаль в беге, наверно, выиграл бы…

Мужское одиночество

А я тогда глазам своим не поверил. Вот, казалось бы, есть красивые девушки, да? Но эта была… она… Совершенство. Да. Вот. Совершенство. Такое было ощущение, что мир вокруг неё черно-белый и размытый, она одна только в цвете и резкости. Как она двигалась! Я такого тоже никогда раньше не видел. У меня аж ком в горле встал. Ну сдалась ей эта наука! Что ей тут, в Зоне, делать?.. Ну да, в Зоне. К вечеру дело было… У автовокзала там девятиэтажка отдельная. Сначала что-то в окне на первом этаже промелькнуло. Я «калаш» быстро с предохранителя снял, и тут смотрю – из подъезда выходит… Мне глаза протереть захотелось – мало ли, чего от Зоны ожидать можно? А она подходит. А я стою как дурак, глазею… автомат, правда, наготове держу – привычка уже… Тут она меня заметила… Улыбнулась… Поздоровалась… А я слушаю и не слышу, всё на неё смотрю. Она в синем комбинезоне была, ярком таком… но не балахонистом, а почти облегающем… Фигура у неё – что-то фантастическое! Тут только до меня дошло, что я не слушаю совсем, что она говорит – стою и улыбаюсь до ушей… Она, оказывается, из исследовательской группы была. Спрашивала, есть ли у меня возможность ей помочь. Ей! Да я бы в аномалию ради неё полез!.. Сказала, что она занимается этими, как их… эндемиками Зоны. Ну растениями, которые только тут встречаются. Сказала, что сбежала от охраны, потому что с ними никакой свободы действий нет, и в одиночку пришла сюда. Не знаю. Я поверил. Согласился помочь – притащить ей кое-что. Через двое суток пришёл, как договаривались. Раз пять чуть не накрылся, пока собирал. Иду, а у самого в голове одна мысль: вот сейчас я её опять увижу! И ничего. Я даже дома того, где её встретил, не увидел. Вот так… Но какая она была! Она же изнутри прямо светилась…

Запись 23

«Байки Сталкеров 2»

Допрос

Как из-за Барьера «монолитовцы» повалили, мысль у вояк такая появилась: заловить одного живьём и выведать, как пройти Выжигатель и потом к центру Зоны. Патронов они пожгли порядком и нескольких ребят положили, чтобы такого придурка заполучить. Автомат у него отняли, а он, понимаешь, хрипит, жилы рвёт да до чьего-нибудь горла дотянуться пытается. Уж они его по-всякому спрашивали – по-хорошему, по-плохому, только все зря. Одно кричит: «Защитить Монолит, защитить Монолит!..». Никто не знает, что там с ними всеми сделали за Барьером. В общем, не узнали вояки от «монолитовца» ничего. А ведь если они приходят из-за Барьера, значит, есть какой-то путь…

НовоеПро Рыжий лес

За Янтарем появился проход к Рыжему лесу. Удивительные легенды о нём ходят. Говорят, этот лес за один день стал полностью рыжим. Ещё туманом его заволокло и не рассеивается этот туман ни днём, ни ночью. Говорят, место гиблое, много народу там пропало, а потом и тропы к нему пропали…

Золотая лихорадка

На Свалке, говорят, раскопали старые советские схроны. После аварии на ЧАЭС туда целыми колоннами свозили оборудование, технику, ну и другое добро всякое. Думали, что радиоактивное, не пригодное для использования. Но это им тогда так казалось, а сейчас-то уже никого это не гребёт! Кто ж теперь такой уровень радиации опасным считает? Так вот, там сейчас, говорят, началась самая что ни на есть золотая лихорадка. Сталкеры диггерствовать со всей Зоны потянулись. Жаль только, что сюда мало что доходит. Разве что наш лидер кого из ребят специально за деталями отправит.

Центр Зоны

Всех сталкеров тянет в центр Зоны, всех… Значит, слушай меня. У меня карты есть, и по ним выходит, что центр совпадает с тем местом, где была ЧАЭС. Может, просто совпадение, но ты в любом случае намотай на ус. Сейчас это место даже спутники не видят ни в каком спектре. Да и вообще, говорят, не летают они над центром уже – после того, как пара штук сгорела ко псам. Правда или пустое болтают, не знаю: мне знакомый ракетчик по пьянке сболтнул. Но мой тебе совет: в центр Зоны не ходи.

Последние новости

Не люблю я такие слова – «последние новости». И ты поменьше их вставляй, чтоб в натуре новость не накликать, которая для тебя последней будет. Хоть твари у нас тут не такие стрёмные, но на днях случилась одна история… Короче, пришкандыбал сталкер один – белый как стена, руки трясуться… С каких-то хренов начал исповедоваться. Тема такая: он с другом от полтергейстов смывались, а тут опа – стая тушканов на них вываливает. Ну, парня переклинило, рефлекс какой-то бешеный включился, он друга наискось очередью и располосовал. Сам, ясно, тут же дёру дал, а тушканы на тело кинулись: ну а на хрен им за мясом бегать, когда есть готовое? Ну а тут на втором пузыре водки у него сознанка включилась, он и давай выть на всю Свалку: «Игорё-о-ок, ты ж мне аптечку единственную тогда отдал, а я как сука, как тварь последняя, тебя кончил!..». Кароче, повыл-повыл, а ночью на ремне повесился. Такие вот обстоятельства с людьми приключаются…

Про Выброс

Рассказывают, что не только на Болота тропки стали прокладывать: Выброс и в других местах много чего поменял. Там где раньше Сталкеры обитали свободно, теперь лабиринты из аномалий, и наоборот – куда Сталкеры боялись сунуться, там теперь за хабаром без страха можно ходить.

И неспокойные вести после Выброса. Несколько дней после него затишье было, а теперь уже видно что за ним буря идёт. Монстры становятся всё злее, группировки сейчас войну начали, причём по-серьёзному…

Про «Первый выброс»

Первый то Выброс давно был, ещё когда только Зона появилась. Тогда вояки всем скопом сунулись вглубь Зоны – говорят, хотели «чёрный чемоданчик» – ну, тактический ядерный заряд – туда доставить и подорвать всё к чертовой матери. Но как только техника и солдаты в Зону углубились, шарахнуло так, что аж танки в воздух подбросило. Столько народу полегло! Даже жаль тех несмышлёнышей: кто после такого живой остался, тех просто бросили, прямо в центре и бросили. Они ещё долго по рации помощь запрашивали… А генералы во второй раз зассали соваться. Ну а те звали-звали пару дней, да так и сгинули: Представить только, каково это – среди аномалий и без защиты?

Про Свалку

На Свалке, Сталкеры нашли схроны старой техники: оборудование и прочее добро, которое ещё во времена аварии восемьдесят шестого года закапывали. Раньше считалось, что всё радиацией заражено, а сейчас этому добру в Зоне цены нет, вот и поехало… И, главное, тут же Бандюки активизировались: контроль над Свалкой установили и базу себе там сделали. Полный беспредел устроили: грабежи, убийство диггеров… А тех, кто им противится, засунули в концлагерь и заставляют копать в самых радиоактивных и «грязных» местах. Сталкеры от облучения и аномалий дохнут на раскопках, а Бандюки потом хабар и детали всякие втридорога торговцам в Зоне загоняют. Так что нужно быть осторожнее на Свалке…

Про Лиманск

После Выброса что не возьми – всё новость. Почти совсем не осталось привычных и безопасных троп, вот и приходится заново выяснять, куда и как можно добраться. Зато открылся доступ к новым территориям… кто знает, какие там можно найти тайны? Говорят, в глубине Зоны открылся доступ к какому-то городку, о котором много лет ничего слышно не было. Лиманском называется. Народ считает, что и не было его вовсе. Только это они врут: город есть. Там закрытый институт был, большой такой, а вокруг него домов понастроили для учёных и обслуги. Название ещё такое у НИИ этого… «Радиоволна»… Антенну там такую здоровую отгрохали, с пятиэтажку целую размером. В общем, интеллигенция. А как Чернобыль шандарахнул, оттуда даже эвакуации не было. Вот такой городок…

Про лаборатории

Глубоко в Зоне есть секретные лаборатории и они до сих пор работают. Странно, как там люди смогли выжить после всего, без припасов и энергии. И люди ли там вообще сидят? А вдруг там пришельцы, носители холодного безжалостного разума?! Вот однажды на Янтаре, один чел поймал по рации переговоры о какой-то лаборатории. И такими странными были эти переговоры, что он почти сразу рацию выключил. Потому что страшно стало. Другой чел, около Радара повстречал как-то полупрозрачную фигуру в защитном костюме, покруче Сталкерского. И этот прозрачный сказал ему: «Уходи. Мы работаем. Ты мешаешь». Может Зона и вправду тех людей в чистую энергию превратила?

Про сон в Зоне

Говорят если глубоко в Зоне спать попробуешь, то такие кошмары во сне придут, каких просто вообразить нельзя. Один Сталкер во сне от разрыва сердца умер… Страшно умер, тяжко. Другой смог проснуться, но мозгами окончательно поехал, теперь всё от каких-то «тёмных сталкеров» прячется. Но если совсем невмоготу и спать приспичило, так нужен шлем специальный, с такой тонкой проволочной сеткой в подшлемнике. Говорят, все Военные Сталкеры в таких ходят, и ничего им во сне не делается. Спят как убитые, а утром встают нормальные!

Увеличение Зоны

Говорят, новых тварей видели – болотных. На кровососов смахивают, только ещё хуже. Всё по зарослям шастает, высматривает, а потом – бац! – и всё, в когтях у неё уже чей-то труп… жуть. Хуже всего, что раньше их только на Болотах видели, а сейчас вроде на других территориях появились. И возможно про кровососов у границы не врут. Только причём тут увеличения размеров Зоны?

Метод проб и ошибок

Когда только Сталкеры про первые выходы в Зоне узнавали, про первые Артефакты, уже тогда Учёные стали первые защитные костюмы мастерить, «детекторы аномалий» какие-то. А за каждым новым прибором – чья-то жизнь, или здоровье. Бывало приволокут к Учёным еле живого Сталкера, они его на ноги поставят, а потом расспрашивают: «Где такую рану получил? От кого или от чего?». И сразу на заметку берут, и новую степень защиты добавляют в костюм или там, новые датчики пихают. Метод проб и ошибок самый сложный, но и самый эффективный. Не легко конечно первым Сталкерам было пути прокладывать, не то, что теперь: гуляй в нормальном костюме, вовремя постреливай и будешь живой-здоровый.

Про группировку "Монолит"

Группировка целая пропала, говорят. Не то, что их вынес кто-то, или монстры всех порвали. А просто пропали, и всё. Эти ребята странные были, на всю голову Зоной контуженные. Верили, что Зона живая, а в Центре находится Монолит, который желания исполняет. Объявили себя защитниками Монолита… А потом в один день снялись всей группировкой с базы и к центру Зоны двинули. Прямо к Исполнителю Желаний своему. Как через Барьер к Выжигателю прошли, так их больше никто не видел. Но недавно, обратно возвращаться начали. А ведь считали, что они навсегда сгинули.

Мутное место

Зона, ещё до того, как Зоной в теперешнем понимании стала, уже была очень мутным местом. Сразу после аварии в восемьдесят шестом. Тогда это всё секретно было, но информация начала просачиваться, слухи пошли один другого страшнее. Кто-то мутантов видел недалеко от ЧАЭС, кто-то призраков в заброшенных деревнях встречал. А потом – это уже годков нормально прошло – вообще скверная история приключилась. Приехали иностранцы, туристы полоумные, Зону посмотреть. Господам и дамам захотелось экстрима, экзотики апокалипсической. Значит, взятку кому-то дали, и поехал «Икарус» полный, и не по краешку кататься, а вглубь. Поехал и пропал. Вместе с сопровождением милицейским. Скандал был, Зону окончательно закрыли. И, говорят, когда первые Сталкеры сюда пришли, очень странных зомби встречали. Чё-то они вроде как не по-нашему хрипели. Вот такие дела…

Витя удивился, когда нашел эти записи…

Запись 24

«Страшные истории»

Красный сигнал

Работаю я помощником машиниста на просторах сети железных дорог России. Работаем мы парами – собственно машинист и его верный помощник. Как-то раз мой напарник заболел, и меня отправили в рейс с другим машинистом. Познакомились перед поездкой, поболтали, ну я и спросил:

– А твой помощник где?

– Медкомиссию не прошел, руки затряслись, – ответил он мне.

Ну, затряслись и затряслись, чего в жизни не бывает. На этом тему и замяли. Поехали. Сдружились, можно сказать – тем для разговоров нашлось предостаточно: он, как и я, ходил в тренажерный зал и представлял собой мускулистого дядю. Вот и проболтали мы с ним всю дорогу в одну сторону. В конечном пункте отдохнули и поехали обратно. Поезд достался с взрывоопасными материалами, поэтому с нами поехал еще и охранник. Для перевозок опасных веществ есть удаленная от основного пути ветка, которая проходит через поля и леса. Вот туда-то нас и завернули.

Дело было поздней ночью. Едем мы, болтаем, а в рации слышны непонятные шорохи и шепот. Ну, я и взял трубку, чтобы послушать, поднести динамик поближе к уху, как вдруг машинист изменился в лице и почти криком велел положить трубку. В недоумении я положил ее, поинтересовавшись, в чем причина столь бурной реакции. Он и рассказал:

– Помнишь, я тебе говорил, что у моего помощника руки затряслись? Так там то же самое было. Шорохи, шепот в рации, он тоже взял послушать, кто чего говорит, прямо как ты сейчас. Ему чего-то сказали, как он сам говорит – бабка какая-то, и у него руки затряслись на следующий день. Уж не знаю, от этого ли, но чем черт не шутит…

Желание слушать рацию тут же отпало. Я начал расспросы на эту тему, и он сказал, что здесь на холме деревушка, в которой живет бабка, а у нее от деда осталась радиоаппаратура. Много раз жаловались на нее, что вклинивается в эфир, мешает работать. Даже расследование провели и вычислили ее, но по каким-то причинам и после расследования она продолжала передачу своих сообщений – мер принято не было.

Чуть позже мы встали перед красным сигналом, а на железной дороге совсем не как на дороге у машин – красный может гореть хоть три, хоть все десять часов подряд. Тема про бабку забылась, понеслись анекдоты и всякая прочая болтовня. Спустя какое-то время из задней кабины прибежал охранник с глазами как два блюдца, со словами: «Там баба идет к нам в ночной сорочке и босиком». Повторюсь, что на улице глубокая ночь, время года – поздняя осень, на улице лежит снежок, градус ниже нуля… Вспомнив про злосчастную бабку, мы побежали закрывать двери локомотива. Вернувшись в кабину, погасили свет и притихли. В окно я высовываться побоялся. Только слышал, как около локомотива сначала кто-то бродил, а после начал стучаться в корпус с жалостливыми мольбами о помощи. Машинист высунулся посмотреть, кто там – мало ли, может, какая помощь и правда нужна, – но тут же закрыл окно и отошел. Тем временем на улице эта самая бабушка принялась бегать и громко смеяться. Сказать, что мы перепугались – значит, не сказать ничего. Три здоровых мужика сидели и боялись, как дети малые. К нашему счастью, загорелся желтый, и мы поехали.

После приезда рассказали это другим локомотивным бригадам, на что нам сказали, мол, это не единичный случай, но раньше она не подходила, а сидела недалеко и смотрела, что-то время от времени выкрикивая.

Вот такая история. Что это было на самом деле, не знаю – может, просто больная женщина, а может, и ведьма какая-то.

Мама

Я скривила рот от отвращения. Рядом с крыльцом лежала еще одна мертвая кошка. В остекленевших, налитых кровью глазах застыла пустота. Кошка уже остыла и задубела, на белом снегу она ненатурально вытягивала конечности и смотрела в никуда. Я отвернулась и быстро поднялась по ступеням. Замерзшими руками достала ключи и открыла дверь. Сколько дней подряд один и тот же кадр, только расцветка бедных животных меняется. На одном и том же месте, темная кровь уже пропитала землю. Кто это делает? Зачем меня запугивать? Хотела бы я знать ответ на этот вопрос.

Итак, начнем с самого начала, с самого своего детства я отлично знала, что такое смерть. Каждой клеточкой своего тела я чувствовала, что это такое. Да, вот такая вот ненормальная жизнь. Наверное, все началось тогда, когда я застукала свою матушку с ее новым приятелем. Ничего необычного. Она всего лишь попыталась меня задушить, из-за того, что он взглянул на меня… Странно, но в тот момент я почувствовала спокойствие. Такое одухотворение, что моя маленькая, но никчемная жизнь наконец кончится. Полуголый Джек, так его звали, оттащил мать, когда я уже теряла сознание от недостатка кислорода, я почти ненавидела его в тот момент. Моего спасителя.

Мама все же знала толк в мужиках. В следующий раз, когда она в стельку пьяная лежала на старом диване в зале, Джек попытался залезть на меня. Мне было 13.

Я сварила кофе, то, что сейчас нужно. За окном мелькнул силуэт. Я вздрогнула, но успокоилась. Снова тот парень с моего потока. Он преследует меня с самого начала семестра. Странный малый. Зашуганный и вечно что-то бормочущий, с безумными глазами водянисто-серого цвета, которые слишком часто задерживают взгляд на мне. Но до сих пор ничего плохого он мне не сделал. На ум пришла мысль, что это он убивает кошек и подкидывает мне. Возможно, в тихом омуте…Но мне этого не доказать. Да я и не собираюсь.

Мама умерла, когда мне было 17. Просто не проснулась от очередной гулянки. Дом остался в моем распоряжении, опекуна искать не стали, я была почти совершеннолетняя.

С потолка на меня что-то капнуло. Я провела рукой по волосам, на руке осталась кровь…Да, свиная кровь. Из-за меня страдают животные, какая жалость. Придется подняться и посмотреть, что там. Я взяла фонарь и начала подниматься по прогнившей лестнице, половицы противно скрипели, ненавижу этот дом. Вот эта ступенька, вот темное пятно в углу, которое так и не оттерлось. Это моя кровь. Мама разрешала играть мне на этом чердаке со старым хламом. Как-то я увидела в полумраке темного помещения клоуна. Клоун был страшный, одежда грязная и рванная, лица я не видела, он стоял опустив голову. В руках был мясной тесак. Я его не боялась, спустившись я рассказала маме что у меня появился друг позвала ее наверх. Поднявшись мы никого не нашли, а я кубарем покатилась с лестницы разбив нос и правую бровь за то, что отвлекла ее от просмотра ток-шоу. После в новостях мы увидели, что из психбольницы сбежал серийный маньяк, который убивал в костюме клоуна, он прятался в доме, а после наступления темноты вырезал всю семью.

Наверху меня ждала надпись. Некто писал, предварительно вылив половину крови на пол, что все обо мне знает. Ну что ж не больше, чем я сама о себе знаю. Завтрашний день пестрил событиями, все норовили меня куда-то пригласить и заставить что-то делать, но я искала того парня, все его попытки напугать меня лишь слегка утомляли. Я выловила его случайно и видно, он не радовался встрече.

-Не приближайся к моему дому, чудик.

Все это я произнесла на ходу, не нужно, чтобы нас видели вместе. Парень вжал голову в плечи, его губы задрожали. На секунду мне стало его жалко, но я «случайно» пихнув его прошла мимо с каменным лицом. Домой я вернулась поздно, входная дверь была открыта. Кошку я уже убрала поэтому на том месте остался лишь бесснежный клочок земли со следами вязкой замерзшей крови на пожухлой траве. В доме все было тихо, лишь в гостиной методично стучали старые часы. Вдруг я услышала тихую музыку. В глубине дома играла музыка. Моя музыкальная шкатулка, подарок бабушки, она лежала в тайничке под одной из досок в моей комнате. Внешне шкатулка не была блестящей и покрытой лаком, она была уже потрепанной, а балерине, которая кружилась стоило открыть крышку, недоставало правой ноги и кисти. Кто-то изрядно потрудился чтобы закрасить ей глаза и рот черными провалами. Она выглядела жутко, но я любила это вещичку. Если дом еще могли взломать воры (хотя нести было нечего и все в округе об этом знали). Тот, кто взломал дом знал где лежит эта шкатулка, он все обо мне знал.

Я очнулась в каком-то подвале связанная и полностью голая. На против сидел этот парень. Он странно смотрел на меня, растягивая сухие потрескавшиеся губы в злобной ухмылке и снова бормотал что-то…Нет, на этот раз я слышала, что он бормотал: «Мама…мамочка…мама…» Мне стало холодно. Я знаю этого человека. Он мой сводный брат. А знаю я это потому, что в пьяном бреду у мамочки просыпалась совесть, и она начинала молить прощения у своего брошенного сына. Все сходилось. За несколько месяцев покойная мамочка оправившись от родов этого чудика залетела вновь мной. Меня она почему-то не бросила, о чем жалела всю оставшуюся жизнь. Он болен, я поняла это сразу, как только увидела его. «Ты убила нашу мать, ты ее заменишь…Мне так не хватало матери…Почему она была твоей, почему бросила меня. Ты виновата…» Откуда он узнал, что это я убила ее? Убила, кстати громко сказано, этой алкоголичке уже немного требовалось, чуть больше положенной дозы снотворного и все. Никто ничего не заподозрил. Я себя оправдываю, что хоть когда-то любила эту женщину. Она же меня-никогда. Она заслужила это, а он меня обвинял.

Он насиловал меня, при этом называя матерью. А когда меня начало тошнить я возненавидела то, что могу иметь детей. Ни за что и никогда я не заведу детей. Всю ночь, пока он лежал свернувшись и всхлипывал во сне, полоумный урод, я била себя в живот со всей мочи не производя ни звука, а с утра, когда вся простынь была в крови он плакал и избивал меня, а я смеялась. Он принес младенца, только что новорожденного младенца, выкрал из родильного отделения, теперь мы играем в семью.

Меня никто не найдет, слишком плохая репутация у моей матери среди копов, но он все продумал, меня не будут искать потому что сочтут мертвой. Он сжег мой дом с какой- то девушкой внутри, которую скорее всего выкрал из морга. День изо дня я одеваю этого психопата как маленького, мою его, а он считает меня своей мамочкой, что не мешает ему ночью насиловать меня. Но я выберусь и когда наконец убью своего братца, ни одна плохая мать от меня не скроется.

Скрипачка

Эх, молодость! В девяностые годы понаоткрывали дискотек, а у меня родители строгие, никуда не пускали. Время голодное, я стричь выучилась и на выходных подрабатывала парикмахером, а на дачу к подруге, на дискотеку в школе – нельзя, само собой. Благо жила на первом этаже, через окно – и на волю. Таким способом выбиралась я и в тот раз, о котором хочу рассказать.

Подруги уже заждались. Дискотека недалеко, но места эти были мне незнакомы. Ничего там весёлого не было, но даже не знаю, почему, если на вопрос: "А ты был в восьмой школе на тусовке?" – тебе было нечего ответить, оставался один выход – застрелиться как опозоренному дворянину. Девчата до остановки проводили, объяснили, где выходить, и ушли с кавалерами. Пока автобуса дожидалась, уже и полночь настала. Поясню, что я всегда ездила другим путём ближе к дому.

Когда из автобуса вышла, огляделась – никого, ларёк одинокий и всё. Только хотела дорогу перейти, заметила мужика здоровенного в тёмном плаще, стоит – будто в тени прячется, предчувствие у меня появилось недоброе, страшно стало через тёмный двор идти. Думаю, постою, подожду когда уйдёт. Он заметил моё замешательство и пошёл в другую сторону, пройдя немного, обернулся, но я с места не сдвинулась. Долго мы так стояли, в какой-то момент смотрю – его нет, тут я и ломанулась. Зашла во двор, а он сзади как из-под земли вырос. Слева от меня стройка заброшенная, рядом дом, подъезды аж лесом заросли, город наш не зря прозвали "городом разбитых фонарей", они и правда один через десять горели. Кинулась я бежать, а он за мной, оборачиваясь видела, как он руку за пазуху сунул и вытащил нож. Кричи не кричи – это девяностые, никто не выйдет, наверное нож и мешал ему при беге, но он догнал бы. Одна надежда: какой-нибудь собачник ночью может выйти на задний двор.

Бегу и надеюсь: "Хоть бы собачник вышел…". И на тебе – парень, вон капюшон белый виднеется из-за деревьев, встал у парадной, собаку, видно, спустил и стоит. Тут голос у меня прорезался, я как заору: "Федька, сволочь! Договорились же на остановке! А он тут, ну я тебе покажу! Киллера на поводок возьми, тут человек. Киллер, Киллер, ко мне!" Обернулась, а маньяк улепётывает со всех ног. Ну думаю, вцеплюсь в собачника: "Провожай домой!" Вижу, он уходит, я быстрей, а как к той парадной подбежала и деревья перестали мешать обзору, увидела, что нет там никакого собачника, висит над землёй прозрачное белое что-то, как если человека простынёй накрыть. Пугало меня только то, что маньяк вернётся. Стала назад отходить и сказала: "Вот бы ты проводило меня!" – и оно на расстояние метра 3-4 за мной стало парить по воздуху, я ещё вслух жаловалась на то, что маньяк может круг сделать и вернуться. Но пройдя немного, оно остановилось. Уговоры пройти дальше не подействовали, и я побежала домой. Оказалось, папа ждал меня на другой остановке.

Прошла неделя, и я отправилась стричь молодую семью, живущую в том доме, они решили за мной зайти. Мы давно дружили, и без чая не обошлось. За дружеской беседой я всё им рассказала и на меня посыпались вопросы: "У какой парадной? Где оно остановилось? Какое было число?" Как на допросе! Отвечала поначалу, потом обиделась: "Не хотите, не верьте! Кто заставляет?" Не врали мы в девяностые про мистику, вот про парней – другое дело. Но жена Миши вдруг сказала: "Мишка, она не знает, видно же," – и поведали, что в той парадной, где был мой собачник, убили девчонку, мою сверстницу, две недели назад. Только она не такая была как мы, не общалась почти ни с кем. Здоровалась вежливо всегда, ходила постоянно со скрипкой. Музыкой много занималась, на конкурсах выступала, очень интеллигентная, в консерваторию хотела поступить. Поздно возвращалась, напал изверг и утащил вниз к подвалу, она ещё жива была, вот и ползла на улицу, только не было там никого, доползла бедняжка до того места, где мой призрак остановился, и умерла. Мишка рано на работу уходит, он видел, когда там милиция была, столько много крови, что он теперь всех и встречает, и провожает даже днём.

Светлый человек погиб, душа белая, как снег, она такой же смерти никому не желала.

Неудачный розыгрыш

В школе у меня была классная компания – я, Лешка, Юрка, Славка. Мы были прикольные и очень творческие. Сочиняли разные пьесы и были непревзойденными мастерами приколов и розыгрышей. Нас даже учителя из-за этого побаивались. Наши родители работали вместе в аэропорту, мы жили практически рядом. И даже наши дачи были в одном поселке.

Когда нам было лет по 12, в школу перевели близнецов – Наталку и Андрюху. То есть их родителей перевели в аэропорт, и брат с сестрой попали в наш класс. Близняшки как-то незаметно влились в нашу компанию – оказались одной с нами крови. Любители приколов, веселые, смелые. Только одним они нас чрезвычайно раздражали – обожали вспоминать, как хорошо им было в городе, откуда уехали.(Они жили на Украине, кажется, в Чернигове). И какое это крутое место. Там было практически все. А на новом месте жительства, соответственно, ничего. И снега у нас зимой мало, одна слякоть. И грозы редко случаются. И сало невкусное (куда ж нам против Украины).

– У вас что, катков нет? – спрашивала Наталка. – А где вы на коньках ездите? Нигде?!!!!!!!! Ну, дыра!

Мы их, конечно, как-то гасили. Типа, кто ж из современных людей сало ест? И горы у нас крутые, каких в Чернигове нет. Но вот одним близнецы нас клали просто на обе лопатки. У нас не было ни одного дома с приведениями.

Судя по рассказам брата с сестрой, в Чернигове таких помещений наличествовало как собак нерезаных. И многие – в непосредственной близости от их прежнего дома. Был замок с духами рыцарей. Была хата, где обитал нервный мужик с топором, при жизни порубивший в капусту человек сто. И даже был домик, где тусили русалки (ой, любили близнецы Николая Васильевича!)

Нет, мы, конечно, понимали, что замок – явная гипербола, да и с русалками просматривался перебор. Но все равно, в чудном городе Чернигове что-то да было. А у нас – ничего.

Город начал строиться годах в 40-50-х. Самому старому зданию было от силы полвека. Никто не потрудился забросить хоть один дом, чтобы он покосился, почернел. И даже наши дачи, а также турбаза и зона отдыха в их окрестностях были до отвращения новенькими, не зловещими.

У нас начал распухать комплекс неполноценности. Мы вяло говорили близнецам, что, мол, придет время, и мы им покажем настоящую страшилку. А пока еще рано. И судорожно пытались что-нибудь придумать.

И придумали. Конечно, идея была не фонтан. Для организации дома с приведениями мы выбрали пустой коттедж в конце нашей дачной улицы. Помещение было отвратительное. Веселенький такой беленький домик с крышей цвета шоколада. Вокруг – сиреневые кусты и большая акация. Кстати, покинут он был по совершенно не мистической причине. Семья, которая его занимала, перебралась в полном, кстати, здравии в другой город. Дачи были ведомственные. Ушел из аэропорта – освободил коттедж.

Так что домик пока стоял пустым в ожидании, когда его распределят новому сотруднику.

Нам нужно было не просто придумать историю про этот дом. Еще предстояло сделать так, чтобы близнецы нам поверили. Причем прием с беганьем в ночи в простынях явно не прокатывал – так мы всей компанией уже пугали гостей на моем дне рождения.

В общем, мы придумали такую историю. Жил в доме красивый молодой парень ( а не уродливый мужик с горбом, как настаивал Лешка. Я была романтической барышней, а потому настояла на красивом приведении). Так вот, как-то жилец влюбился в дочку начальника аэропорта (первого секретаря местного ЦК, директора ювелирного магазина – не помню, какой вариант мы в результате выбрали). А строгие родители запретили им жениться. И несчастный парень повесился на акации (ну, не на сиреневых кустах же вешаться). А с тех пор в безлунные ночи, когда в поселке выключают свет, несчастный влюбленный качается в петле на акации, наводя ужас на окружающих.

Нам история нравилась. Тем более, что организовать удавленника было достаточно просто. Несколько лет назад один друг семьи привез мне из-за границы шикарную по тем временам игрушку. Огромного клоуна почти в человеческий рост. На паяце был белый костюмчик в мелкий красный горошек, красный же колпак. И омерзительный громадный рот от уха до уха. Этот-то рот меня жутко напугал, вплоть до истерики. Я напрочь отказалась не только играть с клоуном, но даже близко подходить к нему. Родители решили не мотать мне нервы, а свезли уродца на дачу и водворили в чулан, где валялся всякий хлам. Клоун пролежал там лет пять. И вот теперь мы решили извлечь его и сделать страшным призраком повесившегося влюбленного.

А потом все пошло, как по маслу. В какие-то из выходных (как раз настали теплые апрельские деньки) я вытащила пыльного, воняющего плесенью клоуна из кладовки. Мы с Лешкой перетащили игрушку к нему в дом – он был почти рядом с пустым коттеджем. Юра стащил у родителей бельевую веревку. И на следующие выходные я пригласила близняшек к нам на дачу. Мои родители всегда таких гостей только приветствовали. Родителям Наталки и Андрея идея тоже понравилась.

В общем, в субботу папа уже вез нас на дачу. Поехали ближе к вечеру, весь день я тщательно изображала крайнюю занятость, якобы оформляла стенгазету, готовилась к какой-то там олимпиаде. Главное было не подпустить близняшек к дому до сумерек. А то уже никакой удавленник не поможет – коттедж при свете дня был настоящим антиподом любым зловещим домам.

Потому мы добрались до дачи, когда солнце уже краешком зашло за горы. Бабушка кинулась кормить нас. И тут-то за ужином я намекнула близнецам, что их ждет нечто интересное, чему в подметки не годятся никакие маньяки с топорами и русалки. Рассказ продолжила уже в моей комнате – там постелили нам троим. Близнецы сомневались. Говорили, что не поверят, пока не увидят. "Подождите, -отвечала я,– ровно в полночь пойдем".

Полночь не наступала очень долго. Меня начали одолевать разные сомнения. Не хотелось идти, не хотелось пугать. И вообще было как- то не по себе.

Еще хуже стало, когда мы выбрались из дома и вышли на темную дорогу – свет в поселке уже выключили. Мы шли, прислушиваясь, как скрипит гравий под ногами. В поселке было очень тихо. Только вдалеке выла собака. Близнецы притихли. Я всеми силами желала, чтобы мальчишки не успели повесить на акации клоуна. Тогда бы мы вернулись побыстрее домой. Наконец дошли до коттеджа. Я зажгла фонарик. Луч света выхватил белую стенку дома, потом сверкнуло оконное стекло, потом луч на секунду ушел в темноту. А дальше выхватил качающуюся в воздухе белую фигуру. Казалось, она светилась на фоне полной темноты. Фигура двигалась – подрагивали ноги, руки двигались почти осмысленно – то ли приглашали подойти, то ли отгоняли. Фонарик освещал существо по плечи. И я его не поднимала – казалось там, на месте головы, таится самое страшное, такое, из-за чего бешено колотящееся сердце вообще не выдержит, взорвется.

Какой-то частью сознания я понимала, что это все спектакль, на дереве раскачивается не монстр, а моя уродливая игрушка. Но липкая жуть захватила меня всю, не давая двигаться, не позволяя вздохнуть. Господи, как же было страшно! И тут я поняла, что уже некоторое время слышу какой-то звук. Это тонко, на одной ноте визжала Наташка. Андрюха стоял рядом, дергал ее за руку и всхлипывал. На ватных ногах я развернулась, схватила их за руки. И мы рванули домой.

В поселке что-то происходило. Хлопали двери, где-то заголосила женщина. Нам все было по барабану. Мы ворвались в дом, в мою комнату, и рухнули все вместе на мою постель, зарылись поглубже в одеяла. Андрюха молчал. Наташка сначала всхлипывала, потом начала икать. Я гладила ее в темноте по руке и чуть не рыдала от жалости. Стоило мне закрыть глаза, как из темноты тут же выплывала светящаяся дергающаяся фигура. Каково же было Наталке!

Никакого триумфа у нас не получилось. На следующее утро Андрюха всю дорогу угрюмо молчал и шатался по дому. Наташа сидела у окна. Близняшки так и не вышли из коттеджа, хоть их пытались выманить на улицу и родители и ребята.

Кстати, ночь удавленника так просто не кончилась. Леша, отвечавший за клоуна ( он лежал под акацией и держал конец веревки, на которой висел удавленник), потом должен был притащить куклу к себе домой и в темноте перепутал коттеджи. Перекинул клоуна через чужой забор. А в этот момент из дома вышла бабка, привлеченная визгом и шумом. Видит – во дворе лежит белое тело. В общем, старушка заголосила, как пожарная сирена. А тут Юрка, который спешил Лешке на помощь, тоже в темноте попал в чужой двор, вляпался ногой в теплицу. Зазвенело разбитое стекло. Из дома с воплями выбежали хозяева.

Словом гам-тарарам продолжался всю ночь. Хорошо, никто не понял, что виновниками была наша компания.

А мы были подавлены. Андрюха попросил нас не говорить с Наташкой про страшный дом, типа, у нее итак крышу снесло. Это было самое безрадостное пребывание на даче за все мое детство. Лешка признался, что, когда вешал клоуна на акации, чувствовал, что делает что-то очень плохое. Славка сидел дома, не спал, а хотел пойти к нам и попросить отложить спектакль. Юрку всю ночь била холодная дрожь. Словом, спектакль прошел, а оваций не было. Причем история дома с приведениями на этом не закончилась. А закончилась только наша дружба с черниговскими близняшками. Как-то исчезли общие темы для разговора, встречаться стали реже. Дружба испарилась.

К середине лета в пустой коттедж въехала молодая семья – пилот и его жена. Совсем юные, веселые. Потом по аэропорту пополз слушок, что пилота списывают – медкомиссия нашла у него какую-то болезнь, летать ему уже нельзя и придется пахать в реммастерских. Еще через несколько месяцев бывшего пилота все время видели на улице пьяным в хлам. Начали говорить о том, что его молодая жена уехала к маме в другой город. И однажды Лешка примчался в школу с квадратными глазами, вытащил нас на улицу, подальше от школы. И там рассказал жуткую вещь. Кстати, Лешкина мать была первой портовской сплетницей, и Леха первым узнавал все пересуды, поскольку подслушивал, как родительница трепалась на кухне с подругами.

Так вот, бывший пилот повесился. Нет, не на акации. А в самом доме, на потолочной балке. Труп провисел пару недель, и соседи совершенно случайно нашли его в жутком состоянии.

– Это что, мы, что ли, виноваты?– вдруг спросил Юра.

– Это каким же макаром мы виноваты? – возмутилась я. – Ничего подобного.

Я старалась говорить уверенно, Прежде всего, чтобы убедить себя. Ребята угрюмо согласились со мной.

К следующему лету в коттедж снова приехала семья – на этот раз не очень молодая. И прожила там всего несколько недель. Жена, разжигая во дворе мангал, как-то умудрилась поджечь канистру с бензином. Полыхнуло сильно. А женщина с жуткими ожогами промучилась пару дней в реанимации и умерла. Еще какое-то время в доме пожила семья командора эскадрильи. Но глава семьи не разбился во время одного из полетов – у самолета отказали навигационные приборы, и он врезался в гору.

Прошло несколько лет, я закончила школу, поступила в МГУ. Вовремя очередных каникул приехала домой и отправилась на дачу. Прошлась по поселку и остановилась у того самого памятного дома – он снова стоял пустой. Теперь коттедж уже действительно напоминал дом из страшилок: он потемнел, крыльцо покосилось, остатки стекла в одном из окон торчали уродливыми клыками, кусты зачахли и превратились в серых уродцев. И только акация разрослась – ее уродливые ветки, казалось, пытаются охватить дом со всех сторон.

В поселке уже уверенно поговаривали, что дом плохой, что там не все чисто. А я не могла избавиться от чувства вины – неясного, не сформированного.

Записки Слендера.

История реальна и произошла именно со мной и другом когда нам было 15 лет.

13 августа. Солнечный день, облаков нет. Погода ну просто зовет на улицу. Я позвонил своему другу (Алексей, проще говоря Алекс) и предложил пойти в лес. Алекс, как и я, изучал крипипасту и был просто помешан на этом. Я же изучал именно Слендер Мэна, убийцу Кейт и все в таком роде. Он с удовольствием согласился, и, собрав вещи, мы отправились в путь. Своим родителям сказали, что идем в лес, мол хотим погулять. На самом деле, я лишь хотел удостоверится, что существуют маньяки, скрывающиеся в лесу. Алексей тоже нравилась такая идея. Чтобы быть в безопасности, мы собрали все самое необходимое. Так как было уже 22:00, мы снабдились самым необходимым. Сразу скажу, что родители сами собирались уехать к родственникам на дачу и оставили ключи от квартиры нам. Продолжим. Мы взяли фонарик и батарейки, две рации, мобильный телефон и конечно же ножик. Нож был именно для самообороны, поэтому мы предпочли его. Сложили все в рюкзак, и отправились в путь. Нас отвозил дядя Алекса. Он задавал нам всякие вопросы такого плана: "Не боитесь? А если вдруг кто-то выскочит?!". На это, мы лишь переглянулись и усмехнулись. Мы не представляли, что случится ужасное. Чтобы заснять наши похождения в лесу, я взял камеру. Зарядка было полной, и работать могла больше часа. Меня и Алекса высадили у обочины, и вскоре машина дяди пропала из виду. Стало слишком тихо. На наше удивление, не проехало ни одной машины за все время, что мы стояли. Дождавшись 00:00, мы включили фонарики, обнажили ножи и пошли "куда глаза глядят". Долгое время мы не могли найти и тропинки, а это значит что? Это не парк, это настоящий лес. Чтобы не заблудиться, я оставлял специальные пометки на деревьях в виде буквы "П". Это значит путь. А чтобы не сбиться, я ставил цифры. Выглядело примерно так: "П1". Это значит, что путь первый. Когда мы прошли в самое сердце леса, подул легкий ветер. Но он был пропитан холодом. Алекс и я съежились и решили сделать привал. Мы шутили обо всём, что может с нами случиться. Немного передохнув, нас начало клонить ко сну. Чтобы не заснуть, я взял спички и немного подержал палец в пламени. Конечно было безумно больно, но спать уже не хотелось. Повторюсь, это правда произошло с нами. Когда мы встали и решили двинуться, я почувствовал на себе тяжелый взгляд. Повернувшись, я никого не увидел. Меня стало это пугать, но Алекс лишь отмахнулся и сказал, что я притворяюсь. Я решил тоже думать, что мне показалось. 15 минут мы шли куда глаза глядят. И тут начался кошмар. Алекс нашел записку на ветке, который свисал с неё. Надпись была ужасающей: "Нет глаз". Нам стало совсем не по себе. Я положил бумажку к себе в карман, и предложил уходить из леса. Решение было принято за секунду: покинуть к черту лес". Алекс стал искать наши отметки на деревьях, но их не было… Я проверил рюкзак-их там тоже не было. Нам стало страшно до жути. Я рванул куда глаза глядят и включил камеру, комментируя всю запись так: Мы сейчас пытаемся сбежать из леса. Тут творятся страшные вещи". Алекс сказал, чтобы я посмотрел на камеру. Там были помехи. Как в телевизоре, когда антена не настроена. Я повернулся, чтобы убрать камеру и увидел его. Он стоял как манекен. Принципиально не двигался. Меня поглотил страх. Я не мог ни кричать, ни говорить нормально. Я был парализован в прямом смысле. Алекс схватил меня за руку и сделал жесткую пощечину, чтобы я пришел в себя. Я очнулся и мигом рванул в противоположную сторону от него. Да. Это был он.. Слендер Мэн, или Палочник. Он не двигался и продолжал стоять безмолвно. Алекс стал звонить дяде, но дозвониться не мог. Мы не знали что нам делать. По пути мы видели еще записки, и как мы поняли-это были предсмертные записки его жертв. С горем пополам мы нашли обочину и дорогу. Когда обернулись, мы увидели, что он находится в нескольких метрах от нас. Я проорал "Бежим по дороге!" и мы побежали как девушки за одеждой со скидкой 90%! Бежали, как оказалось по пути к машине дяди. Он нас застал бледными и на всех парах поехал домой. Это все что я помню. Алекса забрали в психиатрическую больницу с подозрением на шизофрению. Я остался дома, но стал посещать психолога. Когда психолог попросил показать доказательства того, что Слендер существует, я достал тот листик. Но бумажка изменилась- на ней под записью "Нет глаз", был небольшой круг, который был перечеркнут красным цветом. Кажется, охота на меня началась…

Бывший парень.

Был холодный, осенний вечер, ветер скрывал листья с деревьев, лишь немного заглушая ссору Саши и Тани. Сплошные разногласия разбили эту пару, натолкнув их на расставание . Таня выкрикнула напоследок несколько громких слов, собралась уже уходить, но Саша он решил по-другому. Он схватил бедную девушку и кинул в багажник своего авто, сел за руль и ехал. Ехал далеко. Таня кричала, но сильный ливень, бьющийся о крышу автомобиля и музыка в салоне глушили её крики.

Спустя минут 40 машина остановилась. Саша вытащил девушку из багажника и поволок в сторону маленькой, ветхой хижины.

– "Сейчас почувствуешь, какого мне было"– промолвил он. Таня пыталась вырваться, и это лишь больше бесило не на шутку разозлившегося парня. вдруг девушка почувствовала сильный удар по затылку. В глазах потемнело…

Таня очнулась в холодном помещение, напоминавшем подвал. Руки и ноги были крепко привязаны к столу, а одежды не было вовсе.

-Очнулась? -послышался глухой голос из темноты.

-Теперь ты будешь жить здесь. Ты слишком долго мотала мне нервы, чтобы так просто бросить меня и уйти. Теперь я отыграюсь.

Парень вышел из темноты. Под светом тусклой лампы стали видны очертания его тела. он подошел и засунул обнаженной девушке в рот кляп. Что было дальше – лучше не рассказывать. Он насиловал бедную девушку в течении нескольких часов, думая лишь о своем, животном удовлетворении. Когда он закончил, он оставил истерзанное тело девушки лежать на столе, а сам ушел в дом.

Таня лежала и плакала, думая что ей делать. Решив пошевелиться, она поняла, что веревка, фиксирующая руку ослабела в процессе соития.

Несколько движений и рука свободна. Уже хоть что то, обрадовалась Таня. Свободной рукой она распутала веревки. Девушка решила действовать. Покинув подвал, она поднялась в небольшой домик, где увидела как её бывший, некогда любимый парень готовил ужин. Осторожно проползая метро за метром по холодному деревянному полу, девушка добралась двери. Древность постройки сыграла против девушки и дверь открылась с громким скрипом. Таня увидела бешенные глаза Саши, смотрящие на неё и поняла, что пора бежать. Парень рванул следом, но зацепившись за ветхий косяк, полетел вниз и ударился о ступеньки. кровь начала сочиться из груди парня. Сломанные ребра давили на легкие и он начал задыхаться. За это время девушка успела убежать. Она бежала сквозь высокую траву, которая больно резала все ещё обнаженное тело девушки.

Дорога! Вот оно, спасение. Девушка побежала к трассе, жестикулируя руками. На удивление, практически сразу остановился автомобиль. Такси. Девушка прыгнула на заднее сидение, сказав шофёра гнать, а сторону города. Водитель молча тронулся. Спустя пару минут автомобиль завернул на узкую дорожку в поле, и медленно ехал по ней. Девушке стало не по себе. Таня спросила: куда мы направляемся? Не дождавшись ответа, она увидела блеск знакомы глаз в зеркале.

-ты думаешь, что ты сможешь так легко от меня отделаться?

Саша развернулся в сторону девушки и пытался схватить ее, но Таня ловко вырвалась из рук маньяка и выскочила из автомобиля.

Она убегала, пытаясь спасти свою жизнь из последних сил, но сотня лошадиных сил под капотом автомобиля маньяка оказались быстрее.

Саша завел машину и направился в сторону девушки. Надавив на газ, парень разогнался и сбил бедную девушку с ног.

– ты моя и останешься моей навсегда. Твоё сердце будет принадлежать мне.

Парень подошел к своей жертве и вырезал сердце из груди уже похолодевшего трупа холодным клинком. Он начал есть. Аппетитно пожирать чужую плоть. Она придавала ему энергии, делая его ещё более сильным. Она действовала на него как наркотик, заставляя знакомится с девушками, и, в будущем, убивать их, разделывая на куски. Ну, а самая вкусная часть человеческого тела – это конечно же сердце. Именно оно может чувствовать, любить. Оно придаёт гурманам особый тонус, мотивируя их на новые деяния.

– Виктор ну что там? – окрикнул его второй детектив.

– Тут записки походу про маньяков и всяких не до-тварей. – сказал тому Виктор.

– А ну дай посмотреть.

Виктор дал записки.

– Оно сзади тебя. – последнее, что успел крикнуть Виктор другому детективу до того, как потерял сознание…

Запись 25

Догорай

Ты долго идёшь и есть шанс, что ты сможешь дойти

Что-то дотлеет, а что-то и не догорит

Город смеётся, ведь новый день снова настал (он настал)

Город смеётся, у города злые глаза (глаза, глаза)

Что с нами сделают те, кому мы не нужны? (не нужны)

Кто нас полюбит, и кто из нас не поспешит?

Сердце дотлеет с окурком чужого огня (огня)

Вместе со мною ложись у дневного костра

И просто догорай, догорай

Догорай, догорай, догорай (ты просто догорай!)

Догорай, догорай, догорай

Догорай, догорай, догорай

И просто догорай, догорай

Догорай, догорай, догорай (ты просто догорай!)

Догорай, догорай, догорай

Догорай, догорай, догорай

Небо тлеет пеплом, в небе тлеют звёзды

Но ты одна

В небе непогода

Ты снова одна, ты снова не спишь

Ты снова опять что-то мне говоришь

Ты снова одна

Рассвет

Ты надела самый лучший из прикидов, самый лучший;

По тебе видно, что ты стоишь бабла, и

Ты так хочешь выделяться и не выходить из виду,

Что сегодня станешь лишь моя

Ты не стоишь даже грамма шмоток (шмоток)

Что сидят на тебе так за*бись (так за*бись)

Ты же выглядишь, как кукла – недоступная дешёвка

Я сегодня стал твоим сюрпризом, а, сука

Кончится рассвет, на твоих руках поцелуи

Ты уже ничем, ты уже ничем не рискуешь

Кончится рассвет, на твоих руках поцелуи

Ты уже ничем, ты уже ничем не рискуешь

У-у-а, у-у, у-у-а

Ты выглядишь, как

Торт бисквитный – на вкус пока не познал

Молча наслаждаясь видом, я смотрю в твои глаза

Сигарета разбавляет вкус дешёвого вина

Ты прекрасна и красива, и теперь набухана

(теперь я вижу)

Звёздное небо, звёздное небо,

Звёздное небо (вижу тебя)

Звёздное небо, звёздное небо,

Звёздное небо (я теперь вижу)

Звёздное небо, звёздное небо,

Звёздное небо

Звёздное небо, звёздное небо,

Звёздное небо

Ты просто конченная ш*юха

Кончится рассвет, на твоих руках поцелуи

Ты уже ничем, ты уже ничем не рискуешь

Кончится рассвет, на твоих руках поцелуи

Ты уже ничем, ты уже ничем не рискуешь

Ты не рискуешь

Когда кончится рассвет

Когда кончится рассвет

Когда кончится рассвет (а-а)

Когда кончится рассвет, на твоих руках

Сука

Кончится рассвет, на твоих руках поцелуи

Ты уже ничем, ты уже ничем не рискуешь

Кончится рассвет, на твоих руках поцелуи

Ты уже ничем, ты уже ничем не рискуешь

В это время мы все ловим хороший и позитивный вайб. Сидеть в 4 утра под мостом и петь с лучшим другом любимого исполнителя. Параллельно мы встречаем рассвет и понимаем, что впереди есть лучшая жизнь. Перед нами нет помех. Жизнь- это круто. Живите в кайф!

Запись 26

Зимний свет падает из окна. Она стоит в дверях, и мужчина, сидящий за столом, выглядит тёмным контуром, почти тенью.

Спустя много лет она, как и многие старики, будет жаловаться на склероз и, возможно, не захочет сознаться даже самой себе, что вот этот силуэт никогда не изгладится из памяти, словно выгравированный намертво, и в тот день, когда Андрей пройдёт на кухню, сядет спиной к окну и опустит коротко стриженную голову, старое воспоминание опять вернётся, неотвратимое, не желающее исчезать.

Наверное, виной всему зимний свет, зимний свет за окном или короткая стрижка, что бывает в моде лишь у тех, кому никогда не брили голову перед отправкой на фронт или в лагерь, лишь у поколения, не знавшего тифа и вшей.

Много лет назад, тем самым зимним днём 1947 года, она ещё из прихожей услышала мужской голос, столь непривычный в квартире тёти Маши. Впрочем, она говорила «тётя Маша» только про себя: Мария Михайловна настаивала, чтобы племянница обращалась к ней по имени–отчеству. Она сразу согласилась и даже удивилась, почему сама догадалась, что именно так и надо звать тётю, которую мама звала просто Машкой, когда ещё до войны они приходили сюда, в этот странный, богатый дом, в чудесную отдельную квартиру с двумя комнатами и кухней. Здесь было просторно, как во дворце, и, как во дворце, здесь жила своя принцесса – голубоглазая, светловолосая Оленька, красавица в чёрных лакированных туфельках и шёлковых платьях – нереальных, почти кукольных. Таким же кукольным было и Оленькино лицо: тонкие черты, фарфоровая белизна, лёгкий, словно нарисованный, румянец и губки, с самого раннего детства сложенные в капризную гримаску, которая только иногда уступала место мимолётной игривой улыбке, пробегавшей, точно случайная рябь по застывшей воде дачного пруда. Оленькина улыбка была очаровательна и внезапна, и потому каждый раз, приходя с мамой в гости, девочка не сводила глаз с двоюродной сестры в надежде поймать миг, когда кукольное лицо озарится этим проблеском счастья – невозможного, почти недостижимого.

Но была ли Оленька счастлива?

В том давнем, довоенном мире она жила образцовой советской жизнью девочки из привилегированной семьи, не знавшей не только нищеты и голода, но даже бытовой тоски коммуналок: через два года после того, как она появилась на свет в роддоме имени Грауэрмана, её отец, Аркадий Дубровин, ответственный работник наркомата тяжёлой металлургии, получил отдельную квартиру в недавно построенном для офицеров академии Фрунзе посёлке Усачевка. Это, конечно, была глухая московская окраина, но Оленькина мама – тётя Маша, Мария Михайловна – все равно чувствовала, что ей несказанно повезло, и то и дело, как заклинание, повторяла дочери: «Видишь, какие мы счастливые!»

Оленька в ответ складывала губки в то, что казалось капризной гримаской, – ведь только этим она и могла скрыть смутную тревогу, почти с самого рождения поселившуюся в её душе. По ночам, засыпая в своей детской – немыслимая по тем временам роскошь! – Оленька покрепче зажмуривалась, чтобы не видеть, как наползают из углов тёмные тени, как колышутся туманным занавесом между кроватью и окном, сгущаются призрачной фигурой на сундуке.

Откуда взялся этот страх, эта тревога? Зимой мама читала Оленьке книжки и водила в кино, весной папа ходил с ними в Парк культуры, летом отвозил к морю, в Крым. На Первое мая он сажал Оленьку на плечи, светлое платье плыло над толпой и девочке казалось, что она и сама парит высоко в небе над головами демонстрантов, рядом с лозунгами и облаками, – она старалась улыбаться, как дети на плакатах, но от высоты кружилась голова и сосало под ложечкой.

Мама говорила: «Видишь, какие мы счастливые», а папа называл своей маленькой принцессой, хотя знал, что настоящие советские принцессы жили в Доме на набережной и в Романовом переулке, на тех номенклатурных высотах, которых он так никогда и не достиг и где гулял ледяной ветер ночного страха, от которого безнадёжно сжимались сердца старых партийцев, стоило им только в шесть утра услышать шум одинокого мотора за окном. По всему выходило, что Аркадию Дубровину повезло: он стал видным советским работником, а потом карьера его словно сама собой остановилась, и вот уже прошло Шахтинское дело, вот уже изгнали Льва Троцкого, разгромили правоцентристскую оппозицию, с помпой провели процессы вредителей и шпионов, посадили Ягоду, а потом и Ежова – но ничего не коснулось Оленькиного отца, ничего не задело, ничто не омрачило его благополучной жизни.

Возможно, спустя много лет, уже после хрущёвских разоблачений, Ольга Аркадьевна – бывшая Оленька – спросит себя, не была ли её тревога слабым эхом страха, который эмблематичный тридцать седьмой год должен был принести в привилегированную советскую семью? Впрочем, вряд ли Ольга задастся этим вопросом: ведь она навсегда запомнила отца высоким, одетым с иголочки красавцем, любителем сшитых на заказ костюмов, белоснежных рубашек и дорогих галстуков… запомнила его широкие плечи и широкую улыбку, и, даже если бы захотела, она бы не смогла вспомнить даже лёгкой тени, омрачавшей папино лицо.

Возможно, именно поэтому Оленьке и было так стыдно за ту тревогу, которая слабо подрагивала в её груди с самого раннего детства. Учителя говорили, что она должна быть счастлива, потому что живёт в первой в мире стране рабочих и крестьян, мама снова и снова повторяла: «Видишь, какие мы счастливые», вот Оленька и хотела быть счастливой, вот и пыталась стать счастливой, старалась изо всех сил, так что сердце предательски замирало от стыда или вины, когда она догадывалась, что на самом деле не похожа на улыбающихся нарядных девочек из старых детских книжек, на лучезарных советских детей с красивых плакатов, украшавших город.

Оленька должна была быть счастливой, она почти что была счастлива, но всегда чуть–чуть не дотягивала до недостижимого идеала, до той принцессы, которую хотели видеть родители, которой воображала её двоюродная сестра, редко приходившая в гости и молча смотревшая из угла детской большими, широко открытыми карими глазами.

Аркадий Дубровин пережил тридцать седьмой год и предвоенные посадки, и его выросшая дочь никогда не спрашивала себя, было ли это слепой удачей, не спрашивала, чем заплатил отец за попытку превратить жизнь своей семьи в сияющую картинку из советской книжки. Отрекался ли товарищ Дубровин, выступая на партийных собраниях, от старых друзей и учителей?

Подписывал ли расстрельные списки, писал ли доносы на приятелей и коллег? Ольга не спрашивала себя об этом: ей, как и многим выросшим советским детям, казалось, что от прошлого её словно отделяет тёмный занавес, сквозь который не проникают вопросы, не проходят ответы. По ту сторону остались довоенные годы, остались яркие, лучезарные воспоминания, осталось то, что никогда не вернётся.

Осталось её детство.

В октябре 1941 года ответственный работник наркомата тяжёлой металлургии Аркадий Дубровин проследил, чтобы жена и дочь благополучно эвакуировались в Ташкент, а потом отказался от брони и отправился на фронт, где погиб, как и множество других бойцов Красной армии, которой ещё предстояло одержать победу в этой войне.

Вернувшись из эвакуации вместе с мамой, Оленька зашла в свою комнату и сразу вспомнила наползавшие из углов ночные тени. Она сказала себе, что это были предчувствия того, что случится, – войны, эвакуации, папиной гибели. Сев на край детской кроватки, Оленька вспоминала, как папа нёс её на плечах, а внизу колыхались бугры людских голов, и вдруг поняла, что её детство в самом деле было счастливым: ведь она была папиной маленькой принцессой, кукольной девочкой с картинки из старой книжки, улыбающейся пионеркой с праздничного плаката. Она вспомнила, что папа хотел, чтобы она была счастлива, и пообещала, что обязательно будет счастлива – в память о погибшем папе, о далёком довоенном детстве, вдруг представшем перед ней безмятежно–лучезарным, безоблачно–вымышленным.

Казалось, её мама поклялась в том же, во всяком случае, она сделала все, чтобы Оленькино отрочество было достойным продолжением её детства. Ни дня не работавшая после рождения дочери, Мария Михайловна с помощью друзей покойного мужа устроилась на радио и получила хорошую категорию. Когда–то Аркадий Дубровин покупал жене шёлковые наряды и золотые украшения, и теперь серьги и кольца уплывали в руки спекулянтов, чтобы растущая Оленька не только не знала голода, но, как и хотел её отец, оставалась принцессой – в трофейных лаковых туфлях и перешитых материнских платьях.

Портрет Аркадия Дубровина в рамке с чёрным бантом стоял в Машиной спальне, и, когда мамы не было дома, Оленька приходила туда и смотрела на улыбающееся лицо отца, задаваясь вопросом, достаточно ли папа доволен ею, достаточно ли она счастлива.

Такие же фотографии погибших отцов стояли дома у Любы, Люси и Светы, трёх одноклассниц, с которыми дружила Оленька. Они тоже избежали нищеты и голода, тоже носили перешитые шёлковые платья своих овдовевших матерей, тоже старались быть счастливыми и собирались поступать в хорошие вузы – в пед, иняз и даже МГИМО.

Оленька хотела стать актрисой, и это никого не удивляло: из всех четырёх подруг Оленька считалась самой красивой, а её мама работала на радио и, конечно, должна была знать всех–всех в театральном. Но, возможно, дело было в том, что теперь, когда в Оленькиной памяти её детство превратилось в череду рисунков из детских книжек, её будущее невольно пыталось принять облик картинок с киноафиш, обернуться Любовью Орловой, на которую Оленька с каждым годом становилась похожа все больше: тонкая талия, волнистые светлые волосы, широко распахнутые голубые глаза. Казалось – кто устоит перед такой красотой?

Но на вступительных экзаменах Оленька провалилась, и от этого столкновения с реальностью видение её счастливого будущего должно было погибнуть, как Снегурочка при первых лучах солнца, но, порыдав неделю, Оленька заставила себя поверить, что трудности только укрепляют характер настоящей актрисы. Ну и ладно, сказала себе Оленька, поступлю на будущий год, мне некуда спешить, и, пока бывшие одноклассницы засыпали на лекциях и сдавали первую сессию, она продолжала изображать перед зеркалом Любовь Орлову, отрабатывая серию очаровательных гримасок. Она не завидовала поступившим подругам и даже немного гордилась, что не тратит молодость на иностранный язык или чтение Макаренко, как Люба и Люся, поступившие в иняз и пед.

Все изменилось в первый день студенческих каникул: вчетвером подруги отправились на каток, где оказалось, что только у одной Оли нет спутника. Молодые люди, красивые и спортивные, развлекали Любу, Люсю и Свету, а на несбывшуюся актрису никто не обращал внимания, и Оленьке оставалось только одиноко скользить по льду, стараясь улыбаться немного печальной, но такой кинематографичной улыбкой. Коньки скрипели по льду, и Оленька старалась не заплакать: ведь это глупо – плакать на морозе.

Впервые после возвращения из эвакуации ей показалось, что она взвалила на себя неподъёмную ношу, она никогда не сможет быть счастлива, навсегда останется одна, брошенная всеми, никому не нужная.

Оленька не знала, что через неделю, прозрачным зимним днём, по дороге к остановке пятнадцатого трамвая, её увидит незнакомый взрослый мужчина и чуть замедлит шаг. Яркое зимнее солнце будет бить в глаза, Оленька скорее угадает, чем увидит его улыбку, но все равно улыбнётся в ответ, а потом предложит зайти – согреться и выпить чаю.

Послевоенная Москва – город хулиганов, грабителей и бандитов, но Оленьке не придёт в голову, что небезопасно приглашать незнакомца в пустую квартиру. Возможно, она решит, что новый знакомец не какая–нибудь шпана, а взрослый, серьёзный мужчина, его нечего бояться, а может, усилия её мамы действительно увенчались успехом – Оленька так и осталась папиной маленькой принцессой, так и выросла, не замечая города, в котором жила, не зная страны, в которой родилась.

Морозным февральским днём на промёрзшей московской улице она выглядит случайной гостьей из какого–то иного, хрупкого и зачарованного мира: тонкая талия, светлые волосы, в глазах – едва заметные льдинки.

Сказочное видение, заколдованная принцесса, эфемерная Снегурочка.

Той зимой Владимиру Дымову исполнилось тридцать. В начале войны «Каучук» дал молодому инженеру бронь, но Володя воспользовался ей, только чтобы организовать эвакуацию завода на Урал. Это был всего лишь один из бесконечных переездов, составлявших канву его жизни, и потому, убедившись, что на новом месте все работает не хуже, чем в Москве, Володя отправился на фронт.

Он вернулся в Москву только в конце 1946 года, когда опять настало время наладить работу завода на новом (точнее, старом) месте.

«Каучук» выделил Володе комнату в общежитии. Там жили ещё пятеро фронтовиков, и каждый старался забыть грязь, кровь и смерть великой войны, используя проверенные тысячелетиями методы: дешёвый алкоголь, беспричинное насилие и короткие связи, которые трудно назвать «любовными». Их шумная жизнь пахла блудом, потом и перегаром, и потому Володя предпочитал ночевать на заводе.

По ночам в цехах было тихо, думалось хорошо, Владимир Дымов покрывал формулами страницы толстой тетради, и временами ему казалось: он понимает, что именно поэты называют вдохновением.

Химия будущего была химией полимеров; Володя догадался об этом ещё в университете, узнав, что в Ленинграде академик Лебедев синтезировал дивиниловый каучук. ДВК пока ещё уступал натуральному в эластичности и клейкости, но Владимир надеялся, что и эту задачу не так уж трудно решить. Возможно, следует использовать для синтеза не бутадиен, а другие ненасыщенные углеводороды? Или внимательнее присмотреться к экспериментам Гибсона и Фоссета, получившим из этилена и бензойного альдегида новый полимер, полиэтилен? Или разобраться в процессе получения буны в Германии?

Если не считать часов Selza, единственным трофеем, привезённым им с фронта, были две немецкие монографии по химии полимеров. Их–то Володя и читал ночами в пустом цехе «Каучука», изредка заглядывая в толстый немецко–русский словарь Эрасмуса.

После бессонной ночи он возвращался с завода. Снег сверкал мелкими ледяными кристаллами. Морозный воздух обжигал лёгкие, отправляя атомы кислорода в путешествие по сложной системе кровеносных сосудов.

В витрине на секунду вспыхнуло зимнее солнце, и Владимиру показалось, что вопреки всем законам физиологии привычный голод и двухдневная бессонница каким–то чудом взаимоуничтожились. В этот момент он был почти счастлив – необъяснимо и беспричинно.

Навстречу шла девушка. Приталенное пальто с меховым воротником, бархатная муфточка, светлый локон выбивается из–под шерстяного платка. В холодном свете январского солнца она предстала перед Владимиром пришелицей из полузабытого довоенного мира. Иней заблестел у неё на ресницах, Владимир улыбнулся, и девушка ответила ему улыбкой, той самой, что когда–то, ещё до войны, дарила Жене надежду на невозможное счастье.

Женя не помнила своего отца – Александр Никольский умер, когда ей было всего два года, и потому, пытаясь представить, как выглядел папа, Женя всегда вспоминала единственный снимок, оставшийся после него.

Фотография была сделана в ателье – инженер Никольский должен был серьёзно смотреть в объектив, но, видимо, в последний момент его что–то рассмешило, и вот смущённая мальчишечья улыбка навсегда осталась на лице сорокалетнего мужчины. Показывая этот снимок маленькой Жене, её мама всегда добавляла, что Саша был самым красивым мужчиной, которого она встречала. Наверное, так оно и было – когда Женя выросла достаточно, чтобы проверить арифметикой мамины рассказы, то поняла, что Александр Никольский был старше своей жены на пятнадцать лет.

Он умер в сорок два от сердечного приступа. Женя смутно помнила его мать, бабушку Марину, которая пережила сына на три года, а от папы осталась только фотография, но и та навсегда исчезла вместе с фанерным маминым чемоданом, который незнакомый мужчина с колючими глазами вырвал из рук у Жени на переполненном полустанке, название которого девочка так и не запомнила. Секунду она колебалась, а потом всё–таки бросилась не следом за вором, а вместе со всеми побежала к теплушке: поезд вот–вот должен был отойти от платформы. Женя ничего не ела уже два дня и все равно не догнала бы похитителя, а поезд должен был привезти её в Москву, где остался последний родной человек, мамина младшая сестра Маша, обитательница двухкомнатного дворца, мать Оленьки, маленькой светловолосой принцессы.

Женя позже не могла вспомнить, как она добралась от вокзала до улицы Усачева, как вообще смогла найти дорогу, как дошла и не упала в гостеприимный московский снег, в котором так хорошо было бы уснуть, но ранним зимним утром 1943 года Мария Михайловна Дубровина открыла дверь и увидела на пороге девочку, исхудавшую до синевы, почти истаявшую. На незнакомом лице распахнулись большие карие глаза, и девочка еле слышно сказала:

– Мама умерла в прошлый вторник.

Мария Михайловна кивнула и сказала:

– Заходи.

Спустя много лет, взрослой женщиной вернувшись в этот дом, Женя невольно задумается: что заставило Марию Дубровину принять неуклюжую девочку–подростка, сироту из голодной деревни? Память об умершей сестре? Родственные чувства, никак не проявившиеся в последующие годы? Или боязнь потерять квартиру, которую после гибели мужа вполне могли уплотнить, оставив Марии Михайловне с дочерью одну комнату и вселив во вторую какого–нибудь пролетария? Но спрашивать об этом тётю Машу было уже поздно – да, собственно, и незачем.

Не задавая лишних вопросов, Женя навсегда осталась благодарна за тепло отдельной московской квартиры, за спасение от неотступного изнуряющего голода, за ночной покой, спускавшийся, когда, лёжа на сундуке, Женя вслушивалась в дыхание двоюродной сестры, спящей совсем рядом в своей уютной кровати.

Когда–то Женя мечтала жить в этом кукольном доме, но теперь, когда её мечта сбылась, она увидела, что ежедневная жизнь обитателей сказочного дворца мало отличается от жизни коммуналки, где она провела своё детство.

Мария Михайловна и Оленька точно так же стирали бельё, мыли пол, чинили прохудившиеся чулки, стояли в очередях, и постепенно Женя взяла на себя все эти дела, такие привычные, напоминавшие о том времени, когда мама ещё была жива. После двух лет в деревне это было совсем не трудно, и, в конце концов, это был единственный способ, которым она могла выразить благодарность тёте Маше и Оленьке.

Казалось, Мария Михайловна не замечала Жениных стараний – вероятно, так же до войны, пока ещё был жив её муж, она не замечала приходящую прислугу, а вот Оленька не забывала поблагодарить сестру лёгким полунаклоном головы и той самой улыбкой, от которой по–прежнему вздрагивало Женино сердце.

Когда–то Женя мечтала быть похожей на свою двоюродную сестру, но, оказавшись с ней в одной комнате, поняла, что мечта её недостижима. Дело не в перешитых шёлковых платьях, не в блестящих туфлях, даже не в волнистости светлых волос и фарфоровой красоте лица – Женя разглядела в Оленьке то, что составляло сердцевину её обаяния: какую–то неуловимую лёгкость, небрежность, умение принимать любые подарки судьбы как должное, как то, ради чего она, Оленька, и появилась на свет. Жене казалось, что Оленька, эта юная жительница голодной, только что пережившей войну страны, обладала удивительным даром – она умела быть счастливой. Блеск летнего солнца в свежевымытых московских окнах, жёлтые и багровые осенние листья на тротуарах, пушистый снег, падающий с неба, и трели птиц прозрачными весенними ночами – все это наполняло её радостью, и от этого весь окружающий мир представал только декорацией, призванной подчеркнуть Оленькину красоту и изящество, которые в глазах Жени не могли омрачить ни провал на экзаменах, ни несправедливая популярность среди молодых людей Оленькиных школьных подруг.

Женя любила Оленьку безответной и неутолимой любовью младшей сестры – приходя домой, она прислушивалась: дома ли? или ушла на каток? сбежала в кино, в гости к подружкам? Чаще всего Женя находила её в большой комнате перед зеркалом: Оленька репетировала, представляя Любовь Орлову. В такие минуты её было лучше не трогать, и потому Женя садилась в уголок с учебником – готовиться к поступлению в медицинский, куда собиралась этим летом, после десятого класса. Только иногда, поднимая глаза от химических формул, она любовалась сестрой.

Женя привыкла прислушиваться, входя в квартиру, и потому тем зимним днём 1947 года она сразу поняла, что Оленька на кухне: переливчатый девичий смех вторил мужскому голосу. Женя повесила на вешалку пальто (оно было маловато, как и почти все вещи, которые она донашивала после сестры), сняла валенки и повернула на кухню: она замёрзла и ей захотелось горячего чая.

Зимний свет падал из окна. Сидевший, опустив голову, мужчина показался Жене тёмным контуром, почти тенью.

Потом он поднял на неё глаза и улыбнулся.

В Жениной жизни мужская улыбка была редкостью. Как все девочки её поколения, Женя уже четыре года как училась в раздельной школе, где из–за войны не было даже учителей – одни учительницы. И мальчиков, и мужчин она встречала только на улице – если они и улыбались, то глумливой, кривоватой ухмылкой, той, которая заставляет убыстрять шаг и прятать лицо, словно от ветра или от стыда.

Но эта улыбка была совсем иной. Стеснительная и вместе с тем открытая, она как бы говорила миру: «Вот он я, мог бы быть и получше, но уж какой есть». Именно таков редкий (и оттого ещё более обаятельный) тип классической русской улыбки, в ней нет ни кокетства, ни иронии, ни скрытой угрозы. Пройдёт много лет, и Женя узнает её в хроникальных кадрах гагаринского триумфа – ещё до того, как улыбка первого космонавта перейдёт на бесконечные плакаты и открытки.

Но это будет нескоро, а сейчас Женя смотрит на незнакомого мужчину, он улыбается ей, а потом говорит:

– Здравствуй, меня зовут Владимир.

Вот так зимнее солнце морозного дня сведёт их вместе: неприкаянную послевоенную принцессу, вернувшегося с фронта солдата и бедную сиротку из старой сказки.

Запись 27

Варвара до сих пор лежит в кровати. В глубине души мечтая оттуда сбежать, и она даже возможно сможет сбежать…

Запись 28

Виктор очнулся в больнице. Ему многое придется вспоминать многое, прям как Иннокентию Платонову…

Запись 29

Амир закончил писать и аккуратно вышел из-за стола.

Запись 30

Спасибо.

Эпилог

Ну что вот и конец моей книги, я работал очень долго, поработал со многими книги и поменял несколько концепций. Эти где-то два года были очень странные и насыщенные. Еще раз спасибо всем, кто был со мной эти два года!