Тяжелые сны [Федор Кузьмич Сологуб Тетерников] (fb2) читать постранично

Федор Сологуб Тяжелые сны

Глава первая

Начало весны. Тихий вечер… Большой тенистый сад в конце города, над обрывистым берегом реки, у дома Зинаиды Романовны Кульчицкой, вдовы и здешней богатой помещицы…

Там, в доме, в кабинете Палтусова, двоюродного брата хозяйки (впрочем, никто в городе не верит в их родство), играют в винт сам Палтусов и трое солидных по возрасту и положению в нашем уездном свете господ. Их жены с хозяйкою сидят в саду, в беседке, и говорят, говорят…

Хозяйкина дочь, Клавдия Александровна, молодая девушка с зеленоватыми глазами, отделилась от их общества. Она сидит на террасе у забора, что выходит на узкую песчаную дорогу над берегом реки Мглы. С Клавдиею один из гостей: он в карты не играет.

Это – Василий Маркович Логин, учитель гимназии. Ему немного более тридцати лет. Его серые близорукие глаза глядят рассеянно; он не всматривается пристально ни в людей, ни в предметы. Лицо его кажется утомленным, а губы часто складываются в слабую улыбку, не то лениво-равнодушную, не то насмешливую. Движения его вялы, голос незвонок. Он порою производит впечатление человека, который думает о чем-то, чего никому не скажет.

– Скучно… Жить скучно, – сказал он, и разговор, казалось, интересовал больше Клавдию, чем его.

– Кто же заставляет вас жить? – быстро спросила Клавдия.

Логин подметил в ее голосе раздражение и усмехнулся.

– Как видите, пока еще не сумел избавиться от жизни, – ленивым голосом ответил он.

– А это так просто! – воскликнула Клавдия. Зеленоватые глаза ее сверкнули. Она засмеялась недобрым смехом.

– Просто? А именно? – спросил Логин.

Клавдия сделала угловатый, резкий жест правою рукою около виска:

– Крак! – и готово.

Ее узко разрезанные глаза широко раскрылись, губы судорожно дрогнули, и по худощавому лицу пробежало быстрое выражение ужаса, словно она вдруг представила себе простреленную голову и мгновенную боль в виске.

– А! – протянул Логин, – Это, видите ли, для меня уж слишком просто. Да ведь этим и не избавишься ни от чего.

– Будто бы? – с угрюмою усмешкою спросила Клавдия.

– Есть запросы, жажда томит, не унять всего этого огнестрельным озорством… А может быть, просто ребяческий страх… глупое, неистребимое желание жить… впотьмах, в пустыне, только бы жить.

Клавдия взглянула на него пытливо, вздохнула и опустила глаза.

– Скажите, – заговорил опять Логин после короткого молчания, – вам жизнь какого цвета кажется и какого вкуса?

– Вкус и цвет? У жизни? – с удивлением спросила Клавдия.

– Ну да… Это же в моде – слияние ощущений…

– Ах, это… Пожалуй, вкус – приторный.

– Я думал, вы скажете: горький.

Клавдия усмехнулась.

– Нет, почему же! – сказала она.

Старые вязы наклоняли ветви, словно прислушиваясь к странному для них разговору. Но не слушали и не слышали. У них было свое. Стояли, безучастные к людям, бесстрастные, бездумные, со своею жизнью и тайною, а с темных ветвей их падала, как роса, отрясаемая ветром, прозрачная грусть.

– А цвет жизни? – спросил Логин.

– Зеленый и желтый, – быстро, не задумываясь, с какою-то даже злостью в голосе ответила Клавдия.

– Надежды и презрения?

– Нет, просто незрелости и увядания… Ах! – воскликнула она внезапно, как бы перебивая себя самое, – есть же где-то широкие горизонты!

– Нам-то с вами что до них? – угрюмо спросил Логин.

– Что?… Душно мне – и страшно… Я заметила у себя в последнее время дурную повадку оглядываться на прошлое…

– И что же вам вспоминается?

– Картинки… милые! Детство – без любви, озлобленное. Юность – муки зависти, невозможность желаний… крушение надежд… идеалов! Да, идеалов, – не смейтесь, – были все-таки идеалы, – как ни странно… Вперед стараешься заглянуть – мрак.

– А над всем этим кипение страсти, – сказал Логин неопределенным тоном, не то насмешливо, не то равнодушно.

Клавдия задрожала. Ее глаза и потемнели, и зажглись бешенством.

– Страсти? – воскликнула она сдавленным голосом.

– Конечно! Вас томит не жажда истины, а просто, выражаясь грубо и прямо, страсть.

– Что вы говорите! Какая страсть? К чему?

– Неопределенные порывы, чувственное кипение… возраст такой, – да и пленено юное сердце демоническою красотою очаровательного скептика.

– Вы про Палтусова?.. Если б вы знали, чем он был в моей жизни! Если бы вы могли это себе представить.

– Развивателем?

– Оставьте этот тон, – раздражительно сказала Клавдия.

– Простите, я не нарочно, – ответил Логин искренним голосом.

– Когда еще я была девочкою, – страстно и торопливо заговорила Клавдия, – когда он еще обращал на меня внимание не больше, чем на любую вещь в доме, я уже была захвачена чем-то в нем… мучительно захвачена. Что-то неотразимое, хищное, – как коршун захватывает цыпленка. Мне иногда хотелось… не знаю, чего хотелось… Дикие мечты зажигались… Впрочем, я всегда ненавидела его.

– За что?

– Разве можно это знать! Может быть, за пренебрежительную усмешку, за дерзость речи,